Бесплатный фрагмент - Звёзды уже далеко

1. А это редко встречается

Агенту Выдре было тринадцать, когда он в первый раз спас мир.

А началось всё на летней ялтинской набережной, где памятник Ленину выглядывает из-за пышных субтропических пальм. На красных гранитных ступеньках фотографировались отдыхающие. Рядом из киоска в форме абрикоса продавали свежевыжатый сок.

В таких местах ни за что не поверишь, что мир под угрозой. Особенно летом, в курортный сезон. Конечно, в 2012 году ходило много слухов о конце света, но он был намечен на осень.

Отец стоял так, чтобы за спиной было море, в окружении корреспондентов. Он вдохновенно давал интервью. А будущий агент Выдра сидел рядом, на скамейке, и медленно сгорал от стыда.

— Крым — это место, где прошлое встречается с будущим, — говорил отец, — Для нас — это благодатный юг, курорт, знакомое с детства море. Для древних греков — это суровый север обитаемой земли. Именно в Крыму обнаружены самое северные колонии греков. Ещё севернее жили киммерийцы, да. Вы, я надеюсь, знаете такой народ, киммерийцы? Конан Варвар был киммериец, то есть получается ваш соотечественник, крымчанин. Севернее киммерийцев жили скифы. Севернее скифов — невры, они умели превращаться в волков. Говорят, этот народный промысел ещё сохраняется в отдельных населённых пунктах Полесья. А ещё севернее, за горами, существование которых не доказано, — жили гиперборейцы… Но вернёмся в Крым. Именно здесь наши выдающиеся археологи нашли уникальный экспонат — огромный кусок жёлтого песчаника. Если вы отправитесь в Судак, то убедитесь, что эта порода до сих пор применяется при строительстве. На отшлифованном боку этого древнего камня упражнялся какой-то ученик камнереза. И он выбил, с двумя ошибками, строчку «Звёзды уже далеко». Это цитата из «Илиады» великого Одиссея. Этим летом вы сможете увидеть камень с надписью в нашем музее. И убедиться, что даже здесь, на крайнем севере их ойкумены, греки читали поэмы великого Одиссея.

— Это был Гомер, — не выдержал мальчик.

— Что? Причём здесь Гомер?

— «Илиаду» сочинил Гомер, а не Одиссей.

— А, точно, — старший Калан повернулся обратно к камере, — Извините за ошибку. «Илиаду» написал, конечно, Гомер. Одиссей написал «Одиссею». Как видите, и мы, как и две с половиной тысячи лет назад, совершаем ошибки. А наши дети нас поправляют. Вернёмся к Крыму. Для древних греков это была суровая северная земля, где блуждают в холодном тумане загадочные киммерийцы. А для нас, потомков гиперборейцев, Крым — это благодатный южный край, столица лета. Я отдыхаю в Крыму и вам тоже советую. Отдыхайте в Крыму! И посещайте местные музеи.

Когда отец подошёл к кованой решётке отеля, младший Калан уже ждал его с двумя литровыми стаканами свежевыжатого сока.

Отец взял стакан левой рукой, а правой ловко зажал сыну рот.

— Спорить на улице, — сказал старший Калан, — мне теперь нельзя. Должность не позволяет. Давай мы пойдём, перекусим и ты мне расскажешь всё, что тебе не понравилось.

Ялта, как и положено курортному городу, всегда готова накормить до отвала.

Под синим тентом террасы давали утиную ножку, политую клюквенным соусом с карамелизированными яблоками, черноморскую камбалу на гриле, а ещё печёную в фольге барабульку — крошечную рыбку, что ценилась в Древнем Риме на вес серебра. Приносить еду с собой в Крыму не положено, поэтому сок они выпили по дороге.

— Начнём с начала, — заговорил отец.

— Да, давай.

— Не надо меня поправлять. Это бесполезно. Зрители всё равно ничего не запомнят.

— Но папа! Ты же теперь министр!

— Ну и что с того? Разве у нас министров недостаточно? У нас в стране почти пятьдесят министерств, служб, бюро и комитетов. Специалистов по средневековой литературе на всех не хватает.

— Но Гомер — это не средневековая литература.

— А какая?

— Античная.

— Ну вот, видишь, как давно это было…

— Когда министр не знает, кто такой Гомер, — сказал младший Калан, — это не патриотично. Все будут думать, что у нас тут страна дураков.

— Во-первых, иностранцы наш телевизор не смотрят. У них и своих дураков достаточно. Во-вторых, наши телезрители и так в курсе. Но проблему ты поднял правильную. Очень важно, чтоб из наших людей выросли компетентные, европейски образованные министры.

— Папа, ты же знаешь, я не собираюсь становиться министром.

— Я в твоём возрасте тоже не хотел. Работать в Центральном Комитете считалось престижней. Ты в то время ещё не родился. Ы

— Я уже говорил тебе, кем я хочу работать.

Из окна можно было разглядеть памятник Юлиану Семёнову. Создатель Штирлица задумчиво смотрел в сторону моря.

— Не помню. Напомни.

— Я хочу быть агентом.

— Каким агентом? Торговать что-ли?

— Секретным агентом. В разведке.

— Мне не нравится вон тот немец, — сказал младший Калан.

— А мне американцы не нравятся, — ответил отец, — Простой они народ. Нет в них европейского лоска. Провинциалы.

— Он выглядит как военный, — продолжил младший Калан, — И он приехал один. А ещё живёт в нашем отеле, и чувствует себя как дома. Кажется, что он знает, что делает. Европейцы так не поступают.

Словно в подтверждение его слов по набережной двигалась группа швейцарских туристов в одинаковых красных кепочках с белым крестом. Тётенька-экскурсовод тараторила по-французски.

— Ну… — отец задумался, — не знаю. Наверное, ему так больше нравится.

Несмотря на жару, старый немец сидел в светлом пальто. Оно было довольно бесформенным, но удивительно ему шло. Возле тарелки стоял бокал красного вина, но немец пока к нему не притронулся. Медленно, неторопливо он поглощал рыбку за рыбкой. Шею закрывал белый шарф, настолько простой и изысканный, что его хотелось называть на французский манер — кашне.

Незнакомец был очень стар, но его руки всё равно казались цепкими лапами ястреба, и он явно не нуждался в очках. Глаза сидели глубоко, и их накрывала тень от набрякших старческих век — так что разглядеть цвет Выдре не удалось. Но эти укрытые тенью глаза замечали всё.

Почему он решил, что старик — немец? Наверное, что-то в лице и движениях. А может потому, что книга в дорогом и потёртом переплёте, которая лежала перед стариком, была на немецком языке. Что это за книга, агент Выдра не разглядел. Но он готов был заложить собственные кроссовки, что за весь обед старик не перевернул ни одной страницы.

Впрочем, старик мог быть и швейцарцем, и лотарингцем, и просто нидерландцем (младший Калан знал, что Голландия — это только одна из Соединённых провинций), и датчанином. Их языки достаточно похожи на немецкий, чтобы понимать немецкие книги.

Немец заметил, что за ним наблюдают. Похоже, для него это было нормой. Вот он съел последний перчик, неторопливо отпил вина. Откинулся на спинку стула и с понимающей улыбкой посмотрел младшему Калану в глаза.

Что же он скажет?..

Однако немец не успел даже рта открыть.

— Ну, хорошо, — отец отодвинул тарелку, — мне пора. Остаёшься за меня.

— А ты куда? — встрепенулся младший Калан.

— В Италию.

Отец поднялся. Солнце сверкнуло на позолоченных часах.

— Как? Почему?

— В Италии хорошо. И престижно.

Он отправился в номер. Младший Калан поплёлся за ним.

Гостиничный номер был роскошный и неуютный, как фотография из рекламного буклета. У подножья кровати стояли так и не разобранные чемоданы.

— Я не поеду, — сказал младший Калан.

— В прошлый раз ты поехал.

— В прошлый раз мне не понравилось!

— Тебя не впечатлила родная деревня дона Корлеоне?

— Меня не впечатлила еда, — ответил будущий агент Выдра, — Всё либо очень кислое, либо очень солёное. А ещё они садятся за стол лицом к лицу, как на поминках. И кричат друг другу так громко, что у меня уши закладывает.

— Мы будем есть за маленькими круглыми столиками.

Старший Калан поднял чемодан. По лицу скользнуло страдающее выражение.

Он всегда очень мучился, когда возникала проблема, и было ясно, что переждать не получится.

— Подожди, папа! — не унимался младший Калан, — Но ведь вся страна знает, что ты в Крыму!

— Совершенно верно! Вот пусть и знает, что ей положено.

— Но что, если снова придут журналисты. Вдруг у них опять будет дырка в эфире и они захотят взять ещё одно интервью.

— Ты уверен?

— Ну ты же сам меня учил! Сейчас — лето. Журналисты тоже в отпусках. И парламенты в отпусках. А новости — нужны.

Отец вздохнул и вдруг просиял. Его посетило одно из тех озарений, которые и позволили ему дорасти до министра.

— Ну и ладно, — произнёс он, — Я согласен.

— В каком смысле? — Антон знал, что озарениям отца лучше не доверять.

— Я поеду в Италию, а ты останешься в Ялте, — сказал старший Калан, — Номер всё равно на представительские расходы оформлен. Если журналисты вдруг проснутся — дашь интервью вместо меня. Скажешь, что отец очень занят. Это всегда работает.

— Но…

— Ты справишься. Ты парень умный. Ты знаешь, кого написал Одиссей — а это редко встречается. Вот увидишь, твои интервью — это будут лучшие из моих интервью. Вот так!

Отец схватил чемодан и выскочил в коридор. На его лице загорелась очень специфическая улыбка. Её можно было видеть только в те редкие дни, когда старшему Калану удавалась отделаться от домашних.

Так будущий агент Выдра остался за старшего.

2. Ялтинский Музей атакован

Ялтинский музей был совсем рядом, по ту сторону канала, где мостовая вымощена симпатичной трёхцветной плиткой.

За густыми деревьями — двухэтажный серый особняк, примечательный разве что большой полукруглой аркой парадного входа. Дальше начинались приземистые бетонные гаражи, изрисованные пёстрыми граффити.

Младший Калан постоял, подумал и решил зайти. Билет для его возраста стоил немного больше, чем ничего.

В прохладных залах было тесно и удивительно душно. В стеклянных шкафах чернели монеты, кинжалы и глиняные черепки. Экспонаты, должно быть, скрывали какую-то тайну. Но что это была за тайна, младший Калан так и не придумал.

— Где можно видеть этот камень? — послышалось из соседнего зала.

Голос, который задал вопрос, звучал интересно. Сухой, чёткий, довольно старый и с ощутимым заметным металлическим привкусом.

Неужели это тот самый загадочный постоялец?

Надо выяснить!

Младший Калан подкрался к двери в главный зал и заглянул.

Возле окна возвышалась полка в четыре уровня. заставленный огромными горшками с узким горлышком. Эти горшки сохранились отлично и, пожалуй, даже сейчас держали воду.

Рядом, в витринах, расположились самые древние экспонаты, ещё со скифских времён — каменные пирамидки, тарелки с витым звериным орнаментом, костяные подвески.

Эти двое стояли возле скифской коллекции. Тётенька-экскурсовод — полная пожилая женщина в синем костюме и с удивительно глумливым лицом. И тот самый немец.

Старик уже успел переодеться и теперь щеголял в умеренно старомодном светлом костюме и безукоризненно начищенных штиблетах. Ботинки сверкали, как свежая нефть. На шее уже знакомый белый шарф.

— Камень пока готовится к экспозиции, — с достоинством ответила женщина, — Он на складе. Вы сможете увидеть его примерно через неделю.

Калан задумался и решил, что это хорошо. Телевизионщики не смогут показать злополучный камень в новостях. Вдруг они не станут показывать и злополучное отцовское интервью?

Калан пригляделся повнимательней к экскурсоводу и почувствовал себя дурно. На шее у экскурсовода было ожерелье из костей на тонкой верёвке — точная копия того, что было выставлено в витрине. Должно быть, оно добавляло музею шарма, но со стороны казалось, что ожерелье сделано из отрезанных пальцев.

— Вы тоже пришли смотреть камень? — спросил немец прямо над ухом.

Младший Калан готов был поклясться, что ещё мгновение назад старик был в другом конце зала — и вот уже теперь стоял совсем близко, прямо в дверях. Он словно телепортировался.

Теперь можно было разглядеть необыкновенно глубокие глазные впадины, чёрные от морщин. Хитрые зелёные глазки, похоже, видели Калана насквозь.

— Да, — ответил Калан. Потом спохватился и добавил, — Может быть.

— Камня сегодня не видно, — всё тем же спокойным и правильным голосом сказал немец, — Кстати, тебе нравится закусочная слева от музея?

— Я там пока ещё не был, — ответил Калан, — Но это Крым, тут на каждом углу чем-то кормят.

Немец кивнул.

— Говорят, человек есть то, что он ест. Я с этим не согласен, — немец опустил дряблые веки, словно пытался что-то припомнить, — Но сказано хорошо.

— Да, я согласен.

— По-немецки это тоже звучит хорошо. Man ist, was man isst, — было заметно, что старику намного проще говорить по-немецки, — Не забудь про закусочную. Ты легко его заметишь.

Немец направился к выходу. Он ступал неслышно и мягко, как тигр. Калан постарался не смотреть вслед.

Какое-то время наш герой изображал интерес к костяным гребням и собранным по черепку горшкам с дыркой. Наконец, он сместился к выходу, пропустил школьную экскурсию и выбрался наружу.

Снаружи на Калана повеяло прохладным ветром. Пока он был в музее, небо чуть пожелтело, а море словно накрыло тенями.

На Ялту опускались долгие летние сумерки.

Интересно, про какую закусочную говорил немец?

Видимо, он имел в виду ту, что была по соседству с музеем. К небольшому кирпичному домику была пристроена длинная открытая веранда из тёмного дерева.

Калан осмотрел веранду, но не нашёл ничего примечательного.

Надо проверить внутри.

Он заглянул за деревянную дверь и увидел тесный зал, барную стойку и стены, выкрашенные в малиновый.

Потный и лысый хозяин был тут как тут.

— К вам не забегал чёрный котёнок? — осведомился младший Калан. — Вы легко узнаете его при встрече, он с белыми лапками.

— Нет… таких не видел.

— Наверное, это хорошо, — произнёс Калан и быстро захлопнул дверь.

Он успел убедиться, что немца в закусочной нет. Зачем он тогда про неё говорил?

Может, здесь хотя бы дают что-то вкусное? Рядом, на тротуаре, стояла чёрная грифельная доска с меню, написанным мелом. Выдра изучил его сверху донизу и не нашёл там ничего загадочного и ничего, что он бы хотел попробовать.

В чём же дело? Может, немца просто восхитила местная кухня?

Нет, он поел в отеле. Калан отлично это помнил.

Совсем в недоумении, он отошёл к каналу и решил съесть мороженное. Однако поблизости его не продавали. Здесь, вблизи от моря, мороженое полагалось есть только на веранде, серебряными ложками из открытых стеклянных вазочек. Младший Калан, конечно, не был стеснён в деньгах, но даже ему было очевидно, что по цене двух здешних шариков можно купить целый ящик мороженого в любом продуктовом магазине.

Мысли о мороженном не уходили. Калан постоял у ограждения, посмотрел на мутные волны, бросил последний взгляд на загадочную закусочную и вдруг — увидел.

Сначала он не поверил своим глазам. Отошёл на шаг, посмотрел ещё раз.

Да, так оно и есть.

На крыше веранды притаился ниндзя.

Ниндзя был совсем мелкий. Видимо, начинающий. Он притаился в щели на стыке крыше, и был похож на таракана, заметного, но неуловимого.

Калан пока не знал, как он будет действовать. Поэтому он подошёл к перилам канала, сделал вид, что ничего не замечает и стал оперативно соображать.

На ум не приходило ничего. Он ещё раз, очень быстро, посмотрел на ниндзю и отметил, что наряд ночного охотника — это не мифическое чёрное трико из фильма, а самые обычные чёрные джинсы, носки, майка с длинными рукавами, шапочка и шарф, закрывающий всё лицо. В таком наряде можно появиться и на рэп-концерте.

Ниндзя оставался неподвижен, даже когда на Ялту опустился зыбкий сумеречный полумрак, и на улицах зажглись жёлтые окна. Прошёл час с закрытия музея, прежде чем чёрный силуэт двинулся с места.

Он пополз к краю крыши, спокойно, методично, без единого лишнего движения. Похоже, у него уже был готовый план действий — и его оставалось только исполнить.

Чёрный силуэт почти бесшумно перемахнул на крышу музея. Подкрался к чердачном окну и легко его открыл.

Видимо, окно отперли ещё днём. А охранники не стали проверять чердак… если тут вообще были охранники.

Неслышно ступая, сумеречный воин пробрался через чердак и начал спускаться по лестнице. На первом этаже он обернулся ещё раз и осторожно двинулся через анфиладу тёмных залов. Сейчас, ночью, они были похожи на пещеры.

Видимо, ниндзя был не очень опытный. А может, он был слишком увлечён своей миссией. Поэтому и не заметил, что стоило ему покинуть зал B, из амфоры показалась взлохмаченная голова.

Голова внимательно следила за сумеречным воином. Потом поднялась, и вот уже всё тело аккуратно выскальзывает из амфоры и бесшумно крадётся следом по скользкому паркетному полу.

Это был Калан. И он уже успел кое о чём догадаться.

Ниндзя добрался до спуска в подвал, где хранились запасные экспонаты. Достал ключ, завёрнутый в чёрный шёлк и открыл замок.

Проскользнул внутрь, закрыл дверь, но не стал запирать.

Возможно, сумеречный воин был слишком неопытен — или напротив, достаточно опытен, чтобы подумать о путях отступления.

Калан осторожно, по миллиметру, открыл дверь. В подвале было темно, пахло пылью. Далеко впереди слышался шорох и прыгало по потолку и ящикам белое пятно фонарика.

Калан двинулся следом, наощупь и очень медленно, чтобы не создавать ни малейшего шума. В подвале было настолько тихо, что он мог различить дыхание невидимого врага.

Ящики, как и положено у музейщиков, были разного размера и стоял в непредсказуемом порядке. Калану сейчас очень не хватало ультразвукового зрения.

Хотя, наверное, если бы у него было ультразвуковое зрение, он был бы не Калан, а Летучая Мышь. Можно сказать, Батмана.

Но Калан не успел подумать о Бэтмане. Белый луч фонарика скользнул по кирпичам и замер на здоровенной жёлтой плите с выбитой греческой надписью.

Это был тот самый камень. Жёлтый и большой, он был похож на большую перезрелую грушу.

Свет становился всё ярче. Калан догадался — ниндзя подходил всё ближе, и фонарик приближался вместе с ним.

Секунда — и на фоне зыбкого освещённого круга появился тоненький чёрный

— Руки вверх! — произнёс агент Выдра из-за ящика. — Стойте, где стоите и не пытайтесь сбежать!

Силуэт остановился, но руки не поднял.

— Вы кто? — спросил он тоненьким голосом.

— Моё имя ничего вам не скажет. Что до вас, мы знаем про вас всё.

— Ну-ну. И какой у меня размер обуви?

— Вам около двенадцати лет, — заговорил Калан, — и вы девочка. Я установил это по вашим методам работы. Женщины отлично подходят, чтобы долго лежать в потенциально бесполезном наблюдении. Об этом говорит опыт израильской армии.

— А ты — ненамного старше меня.

— Это почему?

— Голос.

Ниндзя обернулась и усмехнулась в пустоту.

— И ты ничего мне не сделаешь, — добавила она, — Я никуда с тобой не пойду. И ты не сможешь меня заставить.

— А если я в тебя буду… целиться?

— Не будешь, — ниндзя упёрла в бок свободную руку. Она продолжала делать вид, что смотрит на близкую, но недоступную добычу, — В нашем с тобой возрасте получить разрешение на оружие нереально. Верь мне, я пыталась.

— Некоторые носят оружие без разрешения, — не очень уверенно произнёс Калан.

Они замолчали. Фонарик по-прежнему освещал камень.

Сквозь ночь слышался слабый гул.

— Отойди от камня! — приказал агент Выдра, — Это важная культурная ценность!

— Я надпись трогать не буду. И камень тоже. Мне нужно немного отколоть внизу. Сейчас сделаю и уйду спокойно.

— От этого камня нельзя ничего откалывать.

— Тоже мне, Индиана Джонс нашёлся! Ты хоть знаешь, что не я первая его сверлить пришла?

— Ты это всё расскажешь на допросе.

— Не расскажу.

— Расскажешь!

— А вот попробуй доставить меня на допрос! А?

Калан помолчал и спросил:

— Мне кажется, или это гудит?

— Ну да, гудит.

— Ты знаешь, что это такое?

— Может, призрак. Или монстр. Подземный какой-нибудь. Понятия не имею!

— Не нравится мне этот гул.

— Ты что, испугался?

— Нет. Но этот гул приближается.

Что-то хрустнуло и гул стих. А потом пол зашатался из стороны в сторону.

Калан, чтобы не упасть, схватился за ящик и успел увидеть в скачущем свете фонарика, как пошла трещинами и лопнула кирпичная стена подвала. Позади камня открылась рваная дыра.

В подвале запахло сырой землёй.

Из пролома выбирались две тёмные фигуры. Ещё два ночных охотника — на этот раз взрослые и настоящие.

3. Карательная археология

Времени на раздумия не было. И младший Калан отреагировал как можно проще — отскочил в тень и спрятался за большой ящик. Потом очень осторожно выглянул и стал наблюдать за камнем.

Пришельцы уже выбрались из норы и поставили возле камня фонарь. Фонарь горел мертвенно-бледным светом, настолько ярко, что Калану пришлось прищурится, чтобы хоть что-то разглядеть.

Незваных гостей было двое. Лица закрыты чёрными балаклавами, а одеты в свитера с длинным рукавом и орнаментом на груди, как у вышиванок. Орнамент мог выглядеть стильно, но его не вышили, как положено, а напечатали.

Две пары рук в чёрных перчатках схватили камень и потащили его в нору. Сначала камень не поддавался, но потом пополз и упёрся в край норы. Похитители поменялись местами и начали опускать глыбу, чтобы протолкнуть верхушкой.

…Но тут он услышал:

— Кто здесь?

Выдра прислушался. Потом огляделся. На ящиках лежал бледный ответ фонаря, а за ними — всё тот же мрак.

— Кто посмел нарушить мой покой? — продолжал утробный голос.

Пришельцы сначала замерли, а потом обернулись.

— Кто посмел вторгнуться в мои владения?

Тот из пришельцев, что выглядел постарше, поднялся и подошёл к фонарю.

— Кто это говорит? — спросил он у темноты.

— Вам не проникнуть в мои тайны, — вещал утробный голос, — Ужасное проклятие обрушится на вас, незваные гости. Кто же вы? Назовитесь!

Калан отметил про себя, что когда он сам проник в подвал, никаких голосов не было.

А потом вдруг почувствовал, что ящик качнулся. Агент Выдра тут же вцепился в ящик и держал его крепко-крепко, пока не убедился, что тот не собирается никуда уезжать. И только потом опустился на колени и нащупал ниже деревянной стенки ящика маленькое металлическое колесо.

Ящик стоял на тележке!

Пришелец, что стоял у фонаря, полез в задний карман. Но вытащил, против ожидания, не пистолет, а здоровенный ручной фонарь, похожий на кастет.

— Сейчас я малость посвечу, — произнёс он, — И глупые шутки сразу закончатся.

— Заклятие… падёт! — выдохнул невидимый голос. И в ту же секунду Калан толкнул тележку.

Неуклюжий кубический ящик зарокотал и покатился в сторону фонаря — и чёрная тень бежала за ним на полу.

Пришельцы не успели даже понять, что происходит. Ящик смял старшего и врезался в фонарь. Круг света исчез, а слепящий фонарь брызнул снопом белых искр — и погас.

В темноте слышались удары и ругань. Потом неподалёку от камня зажёся бледный огонёк мобильника.

И тут же из тьмы вылетело что-то круглое. Неизвестный предмет смачно хрустнул в стенку как раз позади человека с телефоном. Тот повернулся и осветил предмет.

На полу ухмылялся человеческий череп.

Человек с мобильником выругался.

Глазницы черепа сверкнули багровым и по всему подвалу зарокотали выстрелы. Справа, слева, а больше под ногами — а стены и низкий потолок так и трясло от грохота.

И всё это под шум невидимой борьбы у камня. Наконец, послышался треск, посыпались кирпичи и голоса стали глухими, словно из-под земли.

Уходят, — понял агент Выдра. И стал пробираться к норе. Пахло пряным пороховым дымом. Выстрелов он не боялся — он уже догадался, что это были простые петарды.

Рядом, в темноте, крался невидимый ниндзя.

Выдра нащупал края дыры, столкнул в сторону камень, перегородивший проход, и заглянул. Там было темно. Голосов уже не было, только где-то совсем рядом топали две пары ног.

Выдра начал пробираться по тесному проходу. Нога то и дело наступала на провод. Наконец, он нащупал лесенку, поднялся и увидел распахнутую дверь, а за ней — ночное небо.

Зарокотала невидимая машина. Когда Выдра подошёл к двери и выглянул, она уже скрылась в ялтинских переулках.

— Сбежали, — сказал Калан, — Ниндзя, ты здесь?

— Здесь я, — ответило из темноты.

— Пошли вместе прятаться. Заодно расскажешь про камень.

Ниндзя вышла на порог и огляделась.

— И куда нас занесло?

— По-моему, это склады за музеем, — Выдра указал на бетонную стену, покрытую граффити, — а музей вон там.

— И что предлагаешь?

— Предлагаю пойти поесть и поговорить, что такого в этом камне.

Ниндзя задумалась.

— Ты прикольный, — наконец, произнесла она, — Пошли.

— Только шапку сними. В маске ты вызовешь слишком много подозрений.

Девочка вздохнула и стянула шапку. На вид ей было лет двенадцать. По-своему милое востроносое личико, которое постоянно чуть-чуть, но ухмылялось. И волосы, чёрные, как крылья грача.

— Я нахожусь в Ялте с секретной миссией, — многозначительно произнёс Калан, — Поэтому не могу открыть моё настоящее имя. Лучше называть меня агент Выдра.

Он старался привыкать к работе под оперативным псевдонимом.

— Какие мы секретные… Телема Гайдучик, — девочка протянула ладошку, — Посвящённая ордена Восточных Тамплиеров, первый градус. Ты можешь знать моего папу, Андрея Гайдучика. Он самый главный Восточный Тамплиер Минска.

— Телема Андреевна, получается.

— Именно так.

— А разве в масоны принимают маленьких девочек?

— В масонство Телемы — принимают. В Книге Закона так и написано: «Каждая мужчина и каждая женщина — звезда». С точки зрения нашей традиции мужчины и женщины полностью равны.

— Отличная у вас традиция. Кстати, мы уже пришли.

Трирема знакома всем, кто хоть раз в жизни был на ялтинской набережной. Это ресторан греческой кухне, построенный в форме древнегреческого боевого корабля.

Сейчас, в четвёртом часу ночи, он уже закрылся. Огни погасли, люди ушли и теперь чёрный силуэт и вправду был неотличим от оставленного боевого судна.

Калан и Гайдучик устроились на парапете, как раз под кормой. Агент Выдра вытащил из сумки бутерброды, квас и две свечки. Зажёг и поставил рядом,

— Здесь нас точно не будут искать, — пояснил он.

— Почему?

— Люди, которые ужинают при свечах, обычно не грабят музеи.

Телема кивнула и впилась в бутерброд.

— Если будут спрашивать, — продолжил агент Выдра, — скажем, что от музея отъезжала подозрительная машина. Кстати, это чистая правда.

— Угу.

— Если не секрет, зачем тамплиерам этот камень.

— Этот камень нас не волнует. Нас волнует то, что внутри этого камня.

— Там спрятано золото?

— Там спрятано начало европейской науки! И если ты правда связан с разведкой — мы согласны принять помощь.

— А как ты думаешь, — с замиранием сердца произнёс Калан, — я связан с разведкой.

— Думаю, связан. Ты профессионально работаешь. Свечи вот подготовил, — Телема вздохнула, — Я так люблю ужинать при свечах.

— Хорошо. Мы вам поможем, — агент Выдра сделал самое серьёзное лицо, на которое был способен, — Но сначала надо узнать подробности. Если не секрет, что такое «начало европейской науки»? И как оно поместилось в камень?

— Анаксагора знаешь?

— Ну… Кажется, был философ в Древней Греции с таким именем. Если это кто-то из тамплиеров, что я его не знаю.

— Нам философ и нужен. Ты знаешь, что он сделал?

— Не помню. Кажется, Периклу что-то посоветовал.

— Он предсказал падение метеорита!

— …Вот как.

— Да, вот так! Астрономы до сих пор не могут это повторить! Это утраченная древнегреческая технология.

— Ты думаешь, он спрятал в камне секрет предсказания метеоритов?

— Нет. В камне спрятан тот самый метеорит. И прятал его не Анаксагор.

— А кто же?

— Сотрудники музея.

Агент Выдра отметил, что тайны у восточных тамплиеров такие же запутанные, как у разведчиков. И в них тоже немало дезинформации.

— А зачем они это сделали?

— Они сделали это перед войной, — ответила Телема, — Камень не успели вывезти. Советская власть была слишком недосакральной. Гнозиса не хватало. Понимаешь?

Агент Выдра сделал вид, что понимает.

— Ну вот. Поэтому директор музея, масон и ученик великого Бокия, и приказал спрятать метеорит в основании камня. Замаскировать штукатуркой, а камень перепрятать. Конечно, ему было жалко экспоната, но — начало европейской науки важнее.

— Соглашусь. А откуда ты это знаешь?

— Во время войны разыскать метеорита Анаксагора поручили агенту Аненербе, капитану Эрнсту Юргену фон Ридлингену. Этот многоопытный оккультист перерыл весь Крым, добрался до Кавказа, но так ничего и не нашёл. Потом эта история попала к послевоенным немецким иллюминатам. Оттуда — в Лондон, а из Лондона, через суфийских митраистов — к нам, Восточным Тамплиерам.

— И тебе поручили его украсть?

— Ещё чего! Я сама всё решила.

— Даже отцу не сказала?

— Зачем? Он только книжки писать умеет. А ведь сейчас такая эпоха, когда всё решают святыни и волшебные артефакты. Он мне говорит, что в оккультизме главное — это учебник. А ему отвечаю — зачем учебник? Если жизнь — игра, то современные игры можно играть и без учебника, Когда ты переходишь в RPG на очередной уровень, ты монстров бьёшь, сокровища ищешь, уникальные способности получаешь. А справку всё равно никто не читает. Ну о чём можно говорить с таким человеком? Вроде председатель, а от жизни отстал.

— Я с тобой согласен, — на всякий случай произнёс Калан, — Настоящие тамплиеры должны быть не только восточными, но и современными.

— Ты думаешь, что тамплиеры — это несерьёзно?

— Я думаю, что тамплиеры — это здорово. Одна из первых спецслужб. Тайны, секретные миссии. Это всё очень интересно.

Возле музея уже мигала патрульная машина. Калан поднялся, потянулся и начал складывать остатки пиршества.

— Вы сюда отдыхать приехали? — спросил он.

— Да, конечно. Ну, и, может быть, какие-то ритуалы…

— Отлично. Я думаю, тебе надо умыться.

— Угу.

— Если хочешь, могу помочь. У меня номер с личным душем.

Телема посмотрела на него удивлёнными глазами.

— Ничего себе!

— Что такое?

— Круто ты живёшь, агент Выдра. В Крыму — и с личным душем. Наверное, ещё и круглосуточный.

— Разумеется. Разведка хорошо платит за опасные миссии.

Надо сказать, что проблемы с водой были в Крыму всегда. Первые греческие колонисты появились здесь в VIII веке до нашей эры — и уже тогда воды не хватало. Даже сейчас, если вы окажетесь в одном из бесчисленных гостевых домиков из того самого жёлтого камня, то убедитесь — вода в душе для простых отдыхающих течёт еле-еле, она тёплая, мутная и того и гляди закончится.

Когда они подошли к отелю, Телема окончательно убедилась, что разведчики живут хорошо. Выдра провёл её через пустой холл, пропустил первой в номер и указал на ванную комнату.

— Чистой женской одежды, к сожалению, нет, — сказал он, — Впрочем, на твоём наряде грязь незаметна. Главное, лицо умой. А то вопросы будут. Где была, что взрывала.

— Угу, — послышалось из-за закрытой двери.

Агент Выдра стянул пыльную куртку, плюхнулся на кровать и стал ждать. Состояние было странное и непривычное. Не хотелось ни читать, ни думать. Что-то должно было произойти — но что?

Душ затих. Дверь открылась и по полу затопали ноги в носках.

— Я понял, — произнёс агент Выдра, — Я теперь знаю, зачем им камень.

4. Оккультные пираты

— Я тебя провожу, — сказал агент Выдра.

— Думаешь, на улицах опасно?

— Не знаю. Но я знаю, что делать с опасностью, когда она неизвестна.

— Ладно, пошли. Убедил.

Ялта, как и подобает курортному городу, гуляет половину ночи и спит до полудня. Сейчас, в половину шестого, когда дальняя гряда гор уже окрасилась жёлтым, город всё равно пуст, словно после нейтронной бомбы.

Они поднимались всё выше и выше по горбатым ялтинским улочкам. Дореволюционная застройка набережной сменилась вполне обычным советским железобетоном. Потом — проволочные заборы и жёлтые стенки гостевых домиков.

Вокруг каждого прибрежного города в Крыму разрастаются такие районы из одно-, двух-, а иногда даже трёхэтажных гостевых домов. Их обычно строят крымские татары. Грунтовые дороги кое-где присыпаны галькой, но всё равно адски пылят.

Когда заканчивается курортный сезон, здесь всё вымирает. Хозяева запирают домики и уезжают в горные посёлки.

— Ты так и не ответил, кто они такие и зачем им камень, — напомнила Телема.

— Я пока не знаю, кто они, — ответил агент Выдра, — но надеюсь со временем выяснить. Ясно одно — людям, которые ходят в напечатанных орнаментах, камень ни к чему. Они не знают, кто такой Анаксагор и точно не читают по-древнегречески.

— Тогда зачем им воровать камень?

— Их кто-то нанял. Кто-то, кто знает Анаксагора или читает по-древнегречески.

— Думаешь, это… какой-то другой магический орден?

— Очень может быть.

Ограда гостевого дома, в котором поселились Телема, её отец и компания, была украшена чёрными флагами и огромным Весёлым Роджером на воротах. В сумерках он, возможно, и наводил ужас, но сейчас, в мягкой акварели рассвета, он казался меланхоличным и грустным, как пиратский корабль, выброшенный на берег.

Они вошли в палисадник. Под зарослями винограда стояла погасшая печка, а перед ней дремали в креслах двое. Одного из них, бородача в клетчатой рубашке и потёртых джинсах, Калан узнал сразу — это был Георгий Пастухов, звезда инфернальной научной фантастики. Второй — мордатый толстяк, похожий на сонного хомяка, в чёрной одежде и с серебряной пентаграммой на цепочке. Видимо, это и был легендарный магистр Андрей Гайдучик, мастер тайн V градуса. Без чёрного фона он казался совсем не страшным.

— О, Телема, — магистр разлепил глаза и посмотрел на дочку, — А мы думали, куда ты пропала. Хотели тебя искать, да. Где-то через час собирались, — хомяк зевнул и огляделся, — Ого, уже утро. Надо же, как засиделись. Ты не беспокойся, мы бы обязательно тебя нашли.

Было заметно, что он очень рад. Не надо никого искать. Не надо даже подниматься. Искать пропавшую дочь, конечно, надо — но сначала надо хотя бы встать с кресла.

— Отец, всё серьёзно, — сказала Телема.

Магистр поднял брови. Похоже, слово «серьёзно» было непривычным даже для его высокого градуса.

— Что случилась, Телема?

— В городе действуют какие-то другие маги. Сегодня ночью они чуть не похитили метеорит Анаксагора.

— Надо же, какие страсти.

— Мы должны с этим что-то сделать.

— Ну… зачем мешать чужой магии? Мы же не инквизиторы какие-нибудь.

И, прежде, чем Телема успела ему возразить, хомяк уснул обратно.

— А ты скажешь? — обратилась девочка к Пастухову.

Тот приоткрыл один глаз.

— Игнорировать угрозу опасно, — пробормотал он, — Иначе катастрофа. Вот, например, раньше было три Луны. Да, три. А теперь только одна осталась.

— А что стало с другими двумя? — осведомился агент Выдра.

— Их уничтожили.

— Кто?

— Ну ясно кто, — Пастухов дёрнулся так, что почти стряхнул с себя дремоту, — Рептилоиды, кто же ещё! Нельзя терять бдительность. Никак нельзя… — и тоже уснул.

Агент Выдра отошёл к Телеме.

— Ну, что думаешь? — спросила девочка.

— Думаю, он что-то недоговаривает.

— Это тебе повезло, что он сонный. Когда он просыпается, то начинает договаривать… и это уже конец. Его не заткнёшь и не остановишь.

— Мы знаем, что они уничтожили две луны, — забормотал через сон Пастухов, — Это вполне возможно. От таких тварей можно ждать любой подлости… Но почему уцелела последняя? И кто стоял за рептилоидами? Это была их идея — или кто-то их подговорил? Об это вы узнаете… узнаете… Хотя лучше, конечно, об этом не знать.

Примерно через час показалась хозяйка, пожилая, но очень живая сухонькая татарка и первым делом включила телевизор — к счастью, на музыкальный канал. Потом начала хлопотать по поводу завтрака. Когда она в очередной раз пересекала вымощенный каменными плитками пол, то вдруг дёрнулась и обернулась к телевизору.

— По-английски поют? Надо же, как на узбекский похоже.

По телевизору играл задорно-мрачный Depeche Mode. Кажется, «Wrong».

Выдра мысленно отметил, что бабушка, получается, росла в Узбекистане. Он, конечно, слышал, что крымским татарам разрешили вернуться только за несколько лет до его рождения. Но всё равно это не укладывалось в голове.

— А ты тоже из Минска? — спросила она. Видимо, Калан был одет достаточно прилично, чтобы его появление не вызывало опасений.

— Почти, — осторожно ответил он.

— Я была в Минске. Очень красивый город был. Просторный такой. Сейчас, надеюсь, не испортился.

— Вас, наверное, много куда жизнь забрасывало.

— Конечно. Даже на фельдшера училась. Сейчас вспоминаю и удивляюсь — думала в люди выбиться.

— А скажите, — агент Выдра старался не упускать такие совпадения, — Если вокруг глаз много морщин — это симптом какой болезни?

— Насколько много?

— Так много, что глаз еле видно.

— Ай, успокойся, — хозяйка уже двигалась к кухне, — Это старость, это не лечится.

Калан задумался. Что немец — старик, было очевидно и так. Но насколько он стар? Таких морщин Калан никогда не видел даже у самых древних пенсионеров, которые помнили войну и счастливую жизнь при товарище Сталине.

На завтрак подавали классические греческие голубцы в виноградных листьях и татарские чебуреки-янтык, пожаренные, как положено, без масла. Заслуженные оккультисты так и не проснулись, так что завтракать Телема и Калан сели вдвоём.

Как всегда в Крыму, завтрак получился непривычно вкусным. Может, дело в местных приправах, а может в морском воздухе.

За домиком звонко щёлкали садовые ножницы — кто-то невидимый подстригал виноград.

— Надо найти этих негодяев, — произнёс агент Выдра.

— Собираешься сдать их в милицию?

— Пока не знаю. Но собирать информацию — это моя работа.

— То есть ты собираешься… вести расследование?

— Да, именно так.

Телема завизжала от восторга и затопала ножками.

Её отец дёрнулся в полудрёме.

— Ты должен взять меня в напарники! Просто обязан!

— Это опасно. И я надеюсь обойтись без волшебства.

— Понимаешь, у меня, конечно, талант к магии. Но я не хочу делать карьеру ведьмы. Ведьм стало слишком много, они уже скучные. Поэтому я решила, что когда вырасту, то стану частным сыщиком.

— Как Нэнси Дрю?

— Почти. Эта Нэнси Дрю никогда не расследует с помощью магии, а ведь вычислить вилы зла — это и есть главное в работе сыщика. Так что, я думаю, меня ждёт блестящее будущее. «Расследует Телема Гайдучик» — по-моему, отлично звучит! Согласись?

— Соглашаюсь.

— Поэтому я решила учиться. Учиться расследовать. Поиск похитителей камня будет моим первым делом! Вот так!

— Ну ладно, — Калану было тринадцать лет, он ещё не привык к женским фантазиям.

— И мне кажется, что дело будет непростое! — продолжала Телема. — Эти ребята сбежали и не оставили адреса. Ты уже знаешь, где их искать?

Агент Выдра задумался — впервые за весь разговор.

— Возможно, они язычники, — произнёс он, — Или кто-то ещё, достаточно сумасшедший. Значит, живут в домике вроде этого. Можно обойти и поспрашивать. Или прислушаться. Они могут петь гимны или что-то вроде. Или у них могут быть знаки на воротах, как у нас.

— Эти знаки остались от байкеров, которые жили здесь в прошлом году, — заметила Телема, — Хозяйка не стала убирать, надеялась, что снова приедут.

— Но насчёт наших клиентов мы точно знаем, что в этом году они — приехали, — агент Выдра задумался, а потом повернулся к хозяйке, — Бабушка, подскажите. Мы ищем одну компанию, они остановились в домике вроде вашего. Где вокруг Ялты есть другие районы подобной застройки? Мы хотим их обшарить.

Хозяйка остановилась и посмотрела на агента Выдру глазами ястреба.

— Такие районы тут везде, — произнесла она, — В них можно жить. Но обшаривать их — нельзя. Неужели вам непонятно?

— Нет, — признался Калан, — непонятно.

— Ради твоего отца, — хозяйка повернулась к Телеме, — он у тебя человек знающий. Телевизор починил. Вы хоть понимаете, что всех этих домиков — не существует.

— Как?

— Никак. В бумагах их нет. Ни домов, ни улиц, ни койко-мест. На всех официальных картах здесь чистое поле.

— Но ведь… со спутника же видно.

— Со спутника и крепость в Судаке видно. Но жилым фондом она от этого не становится.

— Понятно. А почему здесь нельзя никого искать?

— Ну вот представь — ты построил дом. Когда дом готов, ты должен пойти в Консул и заплатить, чтобы у дома был номер, улица и место на карте.

— Верно.

— А если ты не хочешь, чтобы у дома были номер, улица и место на карте, надо тоже платить. Только чуть-чуть больше.

— А если я вообще платить не буду?

— Тогда заплатит кто-то другой. И этот дом станет его. Не важно, с номером или без номера.

— Но вы же заплатили!

— Да, я заплатила, чтобы нас на карте не было. Я много чем в этой жизни заплатила, вы понимаете? И вы же понимаете, что милиция сюда не поедет. Поэтому за порядком следят… другие люди. Вы же понимаете, сюда много кто приезжает отдыхать. Возникают проблемы. И чтобы их решить, нужны специальные люди. Которых тоже официально — нет.

Видимо, призраки, — подумал агент Выдра.

— Хорошо, мы вас поняли. Будем искать другим способом.

— Молодцы. Соображаете, — бабушка поплыла прочь.

— Как думаешь, может они и украли? — предположила Телема,

— Кого ты имеешь в виду?

— Эти, местные. Которых официально не существует.

— Эти не станут, — ответил агент Выдра, — Они местные, живут здесь давно. Зачем им с Консулом ссориться и нарываться на экзорцистов?

— Ты думаешь, это были чужаки? Вроде нас?

— Именно так, — агент Выдра поднялся, — и я знаю, как мы их найдём.

Он спустился к оккультистам и толкнул в бок Георгия Пастухова.

— Вы привезли с собой свои книги?

— Разумеется. Хочешь, подарю.

— Я не собираюсь их читать, — заявил Калан, — я собираюсь их реализовать. С прибылью!

— Ого, одобряю.

Утро прошло в разговорах о современной русской фантастике. Магистр V градуса Андрей Гайдучик с сожалением признал, что почти все авторы ничего не понимают в оккультных вопросах. Ни ведовства, ни язычества, ни нормального сатанизма хотя бы по Ла Вею… Странно, почему они не обращаются к нему за посвящением? Он бы обучил их всему и очень дёшево!

Ближе к обеду агент Выдра сбегал в отель за свежей местной газетой. Заодно проверил номер и не обнаружил следов вторжения.

Нападение на музей попало на первую полосу. Можно было приступать к операции.

Пока они собирали книги, Андрей Гайдучик с грустью изучал последнюю страницу.

— Послушайте, что пишут, — сказал он, — Очередной скандал в ракетной отрасли. Харьковский ракетостроительный завод расторгает контракт с Энергией. Ракеты, заказанные два года назад, бесследно пропали со склада за день до продажи.

— Интересно, — произнёс агент Выдра, — кому может быть нужно воровать ракеты?

— Возможно, рептилоидам, — предположила Телема.

— Рептилоидам ни к чему наши устаревшие ракеты, — возразил Калан, — у них должны быть свои, в форме тарелок.

— Я думаю, работники завода сами всё и украли, — старший Гайдучик отшвырнул газету с таким лицом, словно это была сгнившая груша, — Сначала потеряли чертежи. Потом оказалось, что цех сдан под склад удобрений. И, наконец, металл и комплектующие тоже продали. Что остаётся делать? Сказать, что украли. Это, конечно, предательство перед космосом, — он откинулся на спинку и прикрыл глаза, — Очередное чудовищное свидетельство христианского реванша. Теперь будем снова сидеть, как в средние века, прикреплённые к земной поверхности. В Советском Союзе, где каждый мечтал стать космонавтом, это было просто немыслимо. Люди понимали, что ракеты — сакральны… Сейчас всё не так. Поэтому и фантастику нормальную больше не пишут. Сейчас — всё как у тех греков. Никогда уже не полетит маршрут Москва — Кассиопея. Звёзды уже далеко, слишком далеко от нас. Да, греки всё написали правильно. Звёзды уже далеко.

5. Ануннаки замучили

После нападения окрестности музея сделались ещё оживлённее. Толпились туристы, снимало телевиденье, давали комментарии местные торговки и милиционеры. А возле ступенек стоял раскладной столик. Здесь торговал Георгий Пастухов.

Ещё в начале девяностых, когда можно было творить что угодно, кроме вещей осмысленных, Пастухов основал сначала газету «Вестник Галактики», а потом издательство «Чёрная дыра». Именно в этом издательстве выходил его потенциально бесконечный цикл романов «Звёздный ужас», заполненный галлюциногенными пейзажами спутников Сатурна, радиоактивными гнилыми морями планетоидов Альфы Центавра и плотоядными чудовищными ксеноморфами из кошмарного ядра галактики, где, замаскированный под чёрную дыру, вращается сам царь безумного хаоса, непостижимо-неистовый Азатот…

В последние годы Пастухов увлёкся альтернативной археологией. Он начал печатать и труды исторические, о русичах древнего Причерноморья. Эти книги были настолько же кошмарны, как и его фантастика.

Несмотря на ужасное качество продукции, издательство процветало и книжки со складчатыми и клыкастыми инопланетными упырями на мягкой обложке можно было встретить на каждом книжном развале девяностых. Остатки тиража Пастухов загонял в больничные и тюремные библиотеки. Чем, несомненно, нарушил все международные конвенции о запрете бесчеловечного обращения с заключёнными.

Даже в Крым он приехал с двумя сумками свежеотпечатанных книг. Так что ему было, что продавать.

Над столиком болтался плакат:

ОНИ УЖЕ СРЕДИ НАС!

ЧУДОВИЩНАЯ ПРАВДА О НОЧНЫХ ПОХИТИТЕЛЯХ!!!

Плакат рисовала Телема. Так что он привлекал.

А под плакатом — книжки в невинных обложках с амфорами и крымскими пейзажами.

«Конан Варвар был русским. Правда о славянской Киммерии». Наверное, эту книгу и читал стариший Калан…

«Тени славянских Богов».

«Феодосия грекорусская»…

Космической темы нет, если не считать стопки «Галактических вестников».

— А про шумеров что-нибудь есть? — спросил басовитый человек, похожий на исполинского, двухметрового кота, в светлом костюме и с аккуратно подстриженной бородкой

— Нет, — ответил Пастухов, — До шумеров я ещё не дошёл. Пока по древним грекам работаем. Если насчёт планеты Нибиру, есть моё старое «Прорицание» за 1998-ой. Там, правда, 2000-й, а не 2012-ый, но всё равно погибать, какая разница?

Человек-кот взял брошюрку, открыл и поморщился.

— Аннунаки? Какие аннунаки?

— Это такие шумерские боги, — с жаром ответил Пастухов, — Они составили заговор, чтобы погубить человечество.

— Они называются «ануннаки». Сначала одно «н», потом два. По-шумерски: a-nun-na-ke-ne. Сначала nun, а потом na, легко запомнить. Это означает «семена владыки».

— Это лишний раз доказывает их злую природу, — кивнул Пастухов, — Они скрывают даже своё настоящее имя. Разве порядочные боги будут так поступать? И всем ясно, что это за владыка. Владыка мира сего!

— Нет, нет, — человек-кот поморщился, — Владыкой шумеры называли иногда Энлиля, бога ветра и воздуха, а иногда Энки, бога мудрости. На разных табличках по-разному.

«Семеро их», — запел невидимый мрачный голос, — «В глубине океана семеро их, семеро их…»

— Ну кого там демоны несут! — человек-кот достал мобильник, — Алло, кто это? Радио? Дайте я угадаю, вы насчёт конца света? Знаете, я подсчитал. Это 122-ой звонок с начала года насчёт конца света, ануннаков и планеты Нибиру. Я вас сейчас огорчу — планета Нибиру прекрасно известна современным астрономам. Так шумеры называли иногда Юпитер, иногда Меркурий. Нет, Юпитер и Меркурий во времена шумеров не были одной и той же планетой. На разных табличках, да. Вы представляете, от шумеров осталось много табличек и постоянно находят новые. Шумеры были настолько любезны, что писали на практически неуничтожимом материале… В этом году нашли четыре клинописные библиотеки, вот какая новость. Торговля шумеров с Сирией — отныне доказанный факт. Да я понимаю, что вам это неинтересно. Конец связи.

— А я вас узнал, — сказал Калан, — я вас по телевизору видел. Вы профессор Емельян Манулов, знаменитый шумеролог.

— Передача была про гороскопы?

— Кажется, да.

— Они вырезали самое интересное. Они всегда вырезают самое интересное! Расскажешь им, как майя и шумеры пришли к наблюдению звёздного неба, что гороскоп был изначально лунным, а не солнечным, что изначально там не было никаких картинок, а сложные мифологические сюжеты… Но всё равно вырезают. Их даже шумерскими песнями-плачами о затопленных городах не проймёшь. Бесполезно. В передаче всё равно скажут, что у шумеров тоже были дни рождения и гороскопы, а потом о погоде.

— А что необычного известно про греческий камень, на котором написано «Звёзды уже далеко»? — осведомился Выдра, — Что-нибудь, что не говорят по телевизору.

— Вроде, обычная находка, — Манулов задумался, — Красивая, но ничего не добавляет к тому, что и так известно. Строка взята из «Илиады». Насколько я помню, это тот эпизод, когда Одиссей и Диомед готовят ночную вылазку. Я не специалист по Элладе и древнему Средиземноморью, мои научные интересы лежат южнее и восточнее. Попробуй Гаспарова почитать. Суриков, я слышал, неплохую биографию Пифагора для ЖЗЛ готовит. Это, конечно, поздний период, но что-то начнёшь понимать. Зайцева не читай, он спорный и научный.

— А что-нибудь про Анаксагора?

— Это ранние классики, милетский период. Фалес, Анаксимандр, Анаксагор… По ним вроде бы Лебедев работает, у которого сын дизайнер. Но Лебедев на Гераклите сидит, это уже почти конец эпохи.

— Скажите, современные астрономы умеют предсказывать падения метеоритов?

Профессор Манулов задумался, очень серьёзно.

— Я, конечно, не астроном. Но, насколько знаю, нет. Однако вполне могут написать что-то такое в отчёте для журналистов. Там и не такое пишут.

Выдра торопливо записывал в блокнот. С обложки блокнота скалилась прекрасная киллерша Реви из «Пиратов чёрной лагуны».

— Как вы думаете, кто мог пытаться его похитить? — спросил Калан.

Профессор Манулов задумчиво посмотрел в сторону моря.

— Это должно быть очень необычные люди, — произнёс он, — Греция сейчас вышла из моды. Все озабочены майя, ануннаками, прочими концами света. Мне книготорговцы говорили, что раскупают не только пророчества о Нибиру, но даже и «Пополь Вух». И вот, неожиданно, — попытка похитить греческий камень… Странно, очень странно.

— Откуда они могли узнать, что камень в музее?

— Из путеводителя.

— Но почему они решили его украсть? В путеводителе такое не пишут.

Манулов улыбнулся.

— Отличный вопрос.

— А у вас есть на него отличный ответ?

— Когда у меня есть ответ, я говорю его сразу.

Агент Выдра захлопнул блокнот.

— Вы мне очень помогли, — сказал он, — Спасибо за фамилии. Я вам тоже помогу, если вы не против. В музее якобы будет пресс-конференция насчёт похищения. Так вот, знаете, на неё ходить не нужно. Мы уже выяснили, что перед журналистами вместо сотрудников выступит минский оккультист Гайдучик. Он настоящий журналист, умеет говорить быстрее, чем думает. А музейные работники тем временем будут заделывать стенку, ставить камень на место, отчёты писать.

— О, учишься у отца…

Младший Калан почувствовал, как уши и нос стали краснеть.

— У отца?

— Конечно.

— Вы видели нас… по телевизору?

— Да, видел. Ты неплохо выступил, молодец. А отца твоего я смотрю давно. Ещё с тех пор, когда он был вторым заместителем и пытался заниматься наукой.

Уши младшего Калана сделались такими горячими, что можно яичницу жарить.

— Простите…

— Тебе не за что извиняться. А твой отец, конечно, отличился. Но, насколько я знаю, Калан в тот раз вышел сухим из воды. А потом и министром сделался.

— Это… не очень важное министерство. Вы понимаете…

— Кстати, он министр по какому вопросу? Что-то с ракетами связано, если я ничего не перепутал. Ах да, вспомнил. Министр космической безопасности. Надо же, я только сейчас понял, что раз он министр, то вопросами космической безопасности у нас занимается целое министерство…

— Оно совсем маленькое! — не выдержал агент Выдра.

— Министерство может быть и маленькое, а сам посмотри, сколько шуму производит. Но явление, между тем, интересное. Вот то такое зиккурат? Это, среди прочего, астрономическая обсерватория. Шумеры очень внимательно следили за небесными явлениями и считали, что первый знак беды приходит из космоса. Потом несколько тысяч лет астрологи занимаются этим в частном порядке, — и вот у нас появляется целое министерство. Твой отец просто не понимает, наверное, что происходит. Иначе говорил бы об этом и говорил.

— Вы думаете, нам что-то угрожает из космоса?

— Я думаю, мы становимся всё больше похожими на шумеров.

Младший Калан перевёл дыхание. Ему хотелось убежать и спрятаться. Но было нельзя. Где-то здесь, возле лотка, ошивался кто-то из ночных посетителей. На глазах выступили слёзы, но он продолжал осматривать толпу. Он искал знакомый силуэт, знакомую походку, знакомый, может быть, голос.

Никого, ничего. Может быть, они спрятались?

Нет.

Всё сложнее.

— Простите, я отойду.

Агент Выдра отбежал за прилавок, к Телеме.

— Книги идут на ура, — прошептала она, — Но наших друзей незаметно.

— Они могут послать кого-то из своей банды, — прошептал агент Выдра, — Кого-то, кто не успел засветиться.

Кто ещё может помочь?

Конечно же.

Немец!

Он спрашивал про камень в музее. И наверняка знает про него намного больше, чем официальная наука.

Агент Выдра покрутил головой, но немца в толпе не было. Видимо, загадочный постоялец знал о камне достаточно, чтобы не интересоваться ночным похищением.

Надо сбегать в отель и спросить. Конечно, немец будет отвечать намёками. Однако его намёки бывают очень полезны…

Нет, нельзя. Отель здесь, рядом, за узким каналом, но нельзя. С минуты на минуту начиналась пресс-конференция, и Калан не может её пропустить.

Он, уже не по билету, зашёл в знакомый душный зал. За широким столом, с античной амфорой под боком, восседали музейная тётенька и Андрей Гайдучик. Сейчас, на стуле с высокой спинкой, посвящённый V градуса напоминал уже не хомяка, а чёрную грушу тела, на которую водрузили белую грушу головы.

Рядом, на стульях, и просто так, расположилось с полсотни журналистов и простых курортников.

— Ну что? — Андрей Гайдучик обвёл зал взглядом, — Начинаем?

Агент Выдра протиснулся к Емельяну Манулову. Тот кивал и едва заметно улыбался.

— Это крайне интересно, — прошептал он на ухо младшему Калану.

— Но это же бредни.

— Это больше, чем бредни! Это бредни настолько яркие, что их не пускают в телевизор. В этих бреднях, если он их нигде не вычитал, — сама суть того, как люди нашего времени видят себя.

— Мне говорили, что слушать надо только профессионалов.

— Слушать надо профессионалов, а изучать — обычных людей. Потому что обычные люди — не профессионалы. Тихо, он начал.

Андрей Гайдучик говорил очень сдержанно и без пафоса, как будто пересказывал сюжет только что пройдённой компьютерной игры.

— …Допустим, камень пытались украсть оккультисты. Если задуматься — а кому он ещё нужен? В наше время есть интернет, свободный доступ к любым тайным знаниям. Это означает, что появляются новые, оккультизмы. Я полагаю, что наша цивилизация пока не доросла до того, чтобы нормально осваивать космос — но уже дошла до того, чтобы каждый уважающий себя маг мог создать свою оккультную систему. Люди придумывают были свои, непохожие на других заклинания, герои, божества…

Агент Выдра хотел спросить, как же поклоняться божеству, если знаешь, что ты сам его и выдумал — но тут в заднем ряду поднялась женщина в серой шали и с кислым выражением лица направилась к выходу.

Конечно, это могла быть случайность.

Но случайность того сорта, который следует проверить. Агент Выдра начал пробираться следом за ней.

Женщина спустилась с крыльца, обогнула столик Пастухова и заглянула за музей, где пожарный выход. Там сидел милиционер и читал брошюру с пророчествами.

Женщина в шали, не переставая выглядеть кисло, стала обходить гаражи. Убедилась, что их теперь тоже охраняют, развернулась и зашагала в город.

Попалась!

Калан крался за ней, гадая, не слишком ли он выделяется в толпе с его оливковыми джинсами и майкой с любимой выдрой. Он специально переоделся в кроссовки, чтобы ступать бесшумно, а вот про одежду не подумал. Рядом с Телемой хотелось быть модным и выделяться.

К сожалению, она возвращалась не в сторону гостиницы, а по незнакомой улице, мимо пальм и магнолий. За зарослями — старые двухэтажные дома, но совсем не такие парадные, как на набережной.

Агент Выдра пытался запоминать приметы местности, и попутно внимательно всматривался в женщину. Чуть за тридцать, с большим хвостом чёрных, как антрацит волос, и сильными ногами. В случае чего такая может и отлупить.

Когда забор закончился, Калан свернул в заросли, и быстро перебежал через узкий дворик к переулку, который вёл уже вверх. Теперь он смог разглядеть женщину с лица. Лицо приятное, а размер груди впечатлял. Агент Выдра пригляделся получше и кивнул.

Она, конечно, была из той же банды. Но ночью в музее её не было. Такую грудь было бы слишком сложно спрятать.

Женщина шагала в гору. Как он и подозревал, похитители обосновались на туристической окраине, где не задают лишних вопросов.

Всё выше и выше. В этих местах город словно устал быть парадным. Улица сжалась в небольшой проулок между двумя заборами, и постоянно петляла. А рядом, на холма, поднимался из зарослей парадный дом отдыха с белоснежными арками и синими стёклами.

На такой улочке сбросить хвост легче лёгкого. Что женщина и сделала. Возле очередного поворота, где жёлтый двухэтажный дом с решётками на окнах буквально врезался в проулок, как нос ледокола в льдину, она резко обернулась.

Мальчик, который шагал за ней следом, был виден как на ладони.

Женщина едко усмехнулась и подошла к нему. Правая рука нырнула под шаль, задержалась, но вернулась — пока пустой.

— И чего тебе надо, паршивец?

— Простите, — сказал мальчик, — можно я пройду?

— Нет, ты не пройдёшь.

— Извините…

— Почему ты за мной ходишь?

— Я не…

Эхо от звонкой оплеухи покатилось по переулку.

— Что я…

Женщина схватила парнишку за шиворот и прижала к каменной ограде.

— Почему ты за мной ходишь?

— Можно я другой улицей пойду?

— Нельзя! Почему ты за мной ходишь?

— Я не хожу за вами!

Ещё оплеуха.

— За мной нельзя ходить! Понял! Нельзя!

Агент Выдра сжал левую руку в кулак. Потом выдохнул и опять взял бинокль двумя руками.

Он устроился на крупноцветной магнолии, что росла у подножья холма. И, окружённый ароматными белыми цветами, наблюдал в бинокль. Отсюда просматривалась вся улочка, вместе с изгибами, зарослями и сценой расправы.

Будь у него разрешение, он бы пристрелил женщину на месте. И пошёл разыскивать её подельников каким-нибудь другим способом — каким, он пока не придумал.

Но ему было только тринадцать.

К тому же, у него не было никакого оружия.

Мальчик в майке Hunter X Hunter, всхлипывая, шлёпал вниз по брусчатке. Женщина с ненавистью смотрела ему вслед. Потом не выдержала, снова полезла под шаль и всё-таки вытащила чёрный «Токарев».

К счастью, подозреваемый не стал оборачиваться. Дошёл до магнолии, свернул на перпендикулярную улицу и зашлёпал в другую сторону, где над домами поднимался купол и разноцветные окна церкви.

Не бойся, друг, — думал Выдра, перебираясь на другую ветку, — Мы за тебя отомстим. Мы им ещё устроим.

А может, ему не становиться секретным агентом, а пойти изучать шумеров. Ануннаков вытерпеть намного проще, чем подобную женщину…

Кстати, а что за страна расположена сейчас там, где жили эти шумеры?

Женщина начала движение. Выдра следил и вспоминал географию.

Шумеры жили примерно там, где был Вавилон. А Вавилон был возле Тигра и Евфрата. На карте в учебнике это было севернее Аравии, но южнее Ирана. Получается, Ирак?

Ирак!

А что сейчас в Ираке?..

Да, без навыков секретного агента в наше время даже шумеров не поизучаешь!

6. Рутман, где твоя голова?

Виноград ещё только пробивался по углам веранды нового дома, так что она походила скорее на железную клетку без трёх стенок. Вокруг пластмассового стула в пластмассовых креслах сидели четверо.

— Всё прошло очень удачно, — сказала Монашка.

Гайдамак и Художник переглянулись. Кобзарь по прежнему попыхивал трубочкой и выпускал в неистово-синее крымское небо колечки дыма.

— Сколько человек охраняет? — спросил Художник.

— Я видела пять. Возможно, есть ещё. По моим подсчётам, этим занята половина ялтинской милиции.

— Неплохо, неплохо…

— Сейчас я склонна думать, что нам повезло, — продолжала Монашка, — Если бы этап A не сорвался, нам бы пришлось прятать надгробье, или выбрасывать куда-то, где его долго не найдут.

— Был план сбросить в море, — напомнил Гайдамак.

— Угу. Но сейчас всё ещё удачней. Они охраняют только музей, и следят только за реликвиями. Значит, можно переходить к плану B.

— А значит ли это, что можно, наконец, поспать? — Гайдамак поднялся. Его качало, и пришлось схватиться за спинку стула.

— Разумеется. Вы что, с утра не выспались?

— После такой ночи хочется спать снова и снова…

Грузный Кобзарь вытряхнул трубку, поднялся и зашаркал вслед за Художником. Гайдамак тоже поднялся — ему было пора в город. Монашка молча кивнула и зажгла ещё сигарету.

Тем временем в музее продолжалась лекция.

— Подожди, — сказала Телема, — я отца хочу дослушать. Он как раз про новый Эон начал.

— Долго будет рассказывать?

— Недолго. Как обычно, где-то полчаса.

— Хорошо, я один пойду.

— Э, нет.

Телема соскочила с амфоры и засеменила вслед за Каланом.

— А как же лекция про новый Эон?

— Он мне про этот новый Эон и так каждый четверг рассказывает!

Они пошли по набережной. Вокруг бурлила обычная жизнь недорогого курортного города. Сновали туристы, торговали мороженным, а пенсионеры на парапете резались в шахматы — почему-то красными и белыми фигурами.

— Что мы разыскиваем? — спросила Телема.

— Ночной клуб с музыкой.

— О-о-о… Если что, я предпочитаю готические группы — HIM, Rasmus, Sopor Aeternus…

— Нам нужен клуб с очень особенной музыкой.

— Хм, — Телема надула губы.

— Не беспокойся, мы туда не пойдём. А развлекаться будем, как закончим расследование!

— Ну уж нет. Я развлекаюсь во время расследования!

— Ладно, хорошо. Но давай сначала найдём клуб.

— А зачем его искать?

— Это нужно для нашего расследования. Нужно провести… одну операцию.

— Ну вот я и спрашиваю — зачем нам искать клуб, если вся набережная афишами заклеена. Смотри и выбирай!

Выбор действительно был. ZhenyaБуржуй с красной афиши обещал танцевальную революцию. dj durik давал совместный сплит (или как это называется?) с новомодным mc PetooSHOCK. Ретро-дискотека презентовала хиты 80-х — Arabesque, Bad Boys Blue, Exploited, Cannibal Corpse…

Более экстремальные группы радовали тяжёлым и супертяжёлым роком. «Коррозия металла» призывала в стихах отпраздновать пятнадцатилетие альбома «Компьютер Гитлер», например:

Будем крымский вермут

мы, тащемта, жрать

и в чаду кутежа —

дико угорать!

А Яцына, как раз получивший народного артиста по случаю изготовления гитары-лопаты, приглашал на концерт с крымским симфоническим оркестром. Яцына продолжал свои эксперименты, так что оркестр пополнился виолончелью из граблей и скрипкой из сковородки. Прозвучат симфонические версии основных хитов «Красной плесени», которые так популярны среди панков и борцов с системой младшего школьного возраста — «Металлист Балалайкин», «По прямой извилистой дороге» и, разумеется, «Садистские Куплеты»!

А ещё — огромный фестиваль готической культуры «Кладбищенская ограда» во дворце Дюльбер. Телема тут же заявила, что просто обязана туда попасть. Агент Выдра заверил её, что они обязательно попадут — если живы останутся. Хотя для фестиваля готической культуры это, наверное, не критично.

Нужное место тоже нашлось. Точнее, их было целых два, но Выдра сказал, что подойдёт любое. А пока можно и пообедать.

Обедали на уже знакомой террасе. Лопали шарики сырные, шарики из морепродуктов, колбаски из оленины и молочные коктейли, которые можно пить бесконечно. Родителей рядом не было, так что суп они решили не брать.

Немец, сожалению, так и не появился. Как и бывает у стариков, он ел рано, а потом занимался своими загадочными делами.

— Получается, ты их раскрыл? — спросила Телема за едой.

— Пока нет.

— Но ты понял, что это они и даже узнал, где они прячутся!

— Этого мало. Я знаю, как их найти. Но я не знаю, зачем они пытались его украсть.

— Ты же сам сказал.

— Не говорил.

— Говорил! Ты сказал, что они пытались украсть камень, чтобы создать шум и отвлечь внимание!

— Верно! Но я не знаю, что они хотят сделать, пока все сторожат камень. А ведь это — самое главное!

— Ну, — Телема подняла взгляд. — Чтобы это выяснить, нужен Шерлок Холмс.

Агент Выдра хмыкнул и решительно вонзил вилку в колбаску.

— Нет!

— В каком смысле «нет»?

— Я видел, что у них за мерзавцы. Слишком поздно. Ожесточилось сердце моё.

— М?

— Я не могу быть с ними Шерлоком Холмсом, — зубы Калана впились в колбаску, — Теперь я для них — беспощадный сыщик Майк Хаммер. И я сам вершу свой суд!

После обеда наступило время развлечений. Но сначала надо было переодеться.

— Я дам тебе мой спортивный костюм, — сказал агент Выдра, — Мы примерно одного роста, так что тебе подойдёт.

— Зачем? Мне и в платье неплохо.

— Возможно, тебе придётся убегать. В штанах убегать легче.

— Почему?

— Не знаю. Но в кино всегда в штанах убегают.

Они пошли вдоль моря и за полчаса добрались на другой конец города, где заканчиваются дома, и остаются только причалы, дома отдыха среди зарослей на холмах и тросы канатной дороги, что пересекли небо. Именно тут разместились ялтинские клубы вроде «Звёздного Носорога» или «The Пляж».

Нужный клуб был собран по принципу циркового шатра — нагромождение зелёно-жёлто-красных палаток на берегу с произвольными переходами. Он назывался «Регион Джа». Из проёмов разносился бодрый ска-ремикс на старинную, из начала восьмидесятых, песню «Аквариума»:

— Рутман, где твоя голова?

— Моя голова там, где Джа.

Телема была почти в восторге.

— Мы будем искать потерянную голову Рутмана, правда?

— Нет. Сегодня наша миссия проще.

— А я люблю невыполнимые миссии!

Рядом, возле бетонного конуса, сидели двое в цветастых шапках, с дредами до пояса и поросшие двухнедельной бородой.

Они-то и были нужны.

— Привет! — сказал

— П… привет, — ответил тот, что сидел ближе, — Да, привет. У вас есть что отсыпать?

— Пока нет. Мы с подругой хотим снять номер на каникулы в каком-нибудь дешёвом домике.

— Их тут навалом!

— Да это так. А вы можете посоветовать, ге вы остановились? Там, наверное, хорошо и недорого.

— Сейчас вспомним. Валера, помогай. Где мы живём?

То, что тринадцатилетний мальчик с подружкой-сверстницей собирается снять гостевой номер их не удивило. Похоже, они были в том состоянии, когда больше не удивляешься ничему.

— Улица Южная, — Валера закатил глаза и еле шевелил губами, — Дом… жёлтый. Но нет, не годится. Они там все жёлтые… Так, и что же нам делать? Как мы домой попадём?

— Спокойно, Валера. Когда мы туда придём, я нужный дом узнаю.

— Южная? Нет, Северная. А может, Восточная? Нет, наоборот — Лазурная…

— Слушай, Валера, а может у неё вообще названия не было?

— Может, и не было. Но мне кажется, что их было целых два. Одно — лазурное, второе… какое же было второе?

— Слушай, может оно на английском было?

— Точно. Но английский был неправильный. Наверное, крымский… ямайский…

— Там ещё кони были, помнишь?

— Нет, коней не помню.

— Ты их не помнишь, но они были.

— А люди там были?

Калан отступил к Телеме.

— Мы не будем вас напрягать, — сказал агент Выдра, — Давайте мы просто пойдём…

— Подождите, — Валера вскочил, полыхая вытаращенными красными лазами, — Я вспомнил, вспомнил!

Его дреды трепетали, словно щупальца гигантской чёрной медузы.

— Да? — агент Выдра наклонил голову.

— 808 153 23 67!

— Что это?

— Телефон хозяйки, он на заборе рядом написан! Позвонишь, спросишь название улицы. Я такие сложные… вещи не умею запоминать. Да, 808 153 23 67! И никаких… лошадей.

Надо сказать, что растаманы бывшего Советского Союза — явление уникальное.

На Карибах и в Мексике, в США и на островах Зелёного Мыса есть растаманы — почти всегда это выходцы с Ямайки. И даже на Ямайке движение Раста редко охватывало больше 5 процентов жителей. Конечно, регги — прикольная музыка, но житель американского пригорода или лондонского спального района едва ли поймёт, какой это духовный подвиг — не носить на себе и не держать дома никакого огнестрельного оружия.

Но нп холодных просторах северной Евразии проповедь Боба Марли обрела внезапный успех. Тысячи и тысячи молодых провинциалов заплетали дреды, слушали регги, и всячески скрывались от Вавилона. И если взаправду пересчитать всех растаманов мира, то окажется, что трое из четырёх будут из Белоруссии, России, Украины, Прибалтики.

Как раз в 2012 году это, наконец, было официально оформлено. В Лисьей Бухте состоялся всероссийский растасобор, который избрал первого растаполита. Им стал Тима Бернштейн из Зелёного Луга, он принял имя Хайле-Селассия Первого. Поздравительные SMS ушли в Кистон и Аддис-Аббебу.

Домик стоял на склоне холма, покрытый серой штукатуркой и совсем не растаманский. Сад буквально скатывался вниз и заканчивался лужей прямо возле калитки.

Телема забарабанила браслетом по железным прутьям калитки.

Показался усатый и пожилой татарин с серым лицом.

— Эй! Здравствуйте!

— Привет девочка. Что тебе надо?

— Поступай в согласии со своей волей — таков да будет весь закон.

— Ну, допустим.

— У вас есть свободные комнаты?

— Одна есть.

— Ох, отлично. Только есть одна проблемка…

— Что?

— Дело в том, что я тамплиер. То есть тамплиерша. Или тамплиерка?.. Ну, одним словом, вы поняли. И у меня очень сильные магические способности!

— Не беспокойтесь, — заулыбался татарин, — Я обожаю тамплиеров. Они очень часто у нас останавливаются.

— Восточные или западные?

— Самые разные.

— Я восточная, если что. Можно осмотреться?

Телема шагнула за ограду и огляделась. На стене дома и правда был написан тот самый номер. А вот хозяйки нигде не было видно.

— А где хозяйка? Мы с ней

— Она пошла в магазин, за продуктами на ужин. Ты не бойся, она тоже любит тамплиеров.

— Так, это у нас хорошо…

Возле телефона стояла когда-то красная жестяная бочка с буквами КШ-15 на боку. Похоже, она попала сюда в начале девяностых с забытого военного склада.

— А что у вас в бочке?

— Пока ничего. Мы её покрасим, будет больше горячей воды.

Горячую воду в курортный сезон добывают так — красят в чёрный и ставят повыше, чтобы вода нагревалась дармовой солнечной энергией. Когда идешь по улице, то постоянно видишь на стенах эти круглые чёрные бочки. Они похожи на небольшие пушечки — и если кто-то поднимает руку на благополучие владельцев гостевых домиков, эти пушечки заговорят,

— Меня буквы смущают, — Телема подошла к бочке. Хозяин шагал следом.

— Если хотите, я их прямо сейчас закрашу.

— Погодите, мне надо взглянуть. А вдруг это масонская бочка?

Девочка сунула в бочку голову, затем руки.

— Нуит! Нуит! — закричала она в гулкую глубину. Подёргалась и замерла.

— Что такое? — спросил хозяин.

— Всё как я и думала, — прогудела Телема из бочки.

— О чём вы думали?

— Я думала, что застряну. И я застряла!

— Но… как? Как ты умудрилась застрять?

— Откуда я знаю? Это масонская бочка.

Телема дёрнулась ещё раз и, наконец, встала на ноги. Из бочки вылилась струя мутно жижи. Бочка н ножках шагнула влево, вправо, а потом повернулась кругом.

— Что ты делаешь? — спросил хозяин.

— Пытаюсь понять. Вдруг она откручивается… или ещё что-нибудь.

— Ты не могла там застрять, — произнёс татарин, — у неё широкое отверстие…

— Значит, мне, как всегда, удалось невозможное…

Хозяин, должно быть, мог сказать ещё что-то разумное. Но тут из дома послышался вопль. Пара секунд — и из двери вылетел взъерошенный и кучерявый молодчик в майке с улыбчивым солнцем Ямайки. С яростью эфиопского льва он прыгнул на Телему и они покатились под пригорок вместе с бочкой.

— Ох, — пробормотал татарин, — что масоны творят…

Агент Выдра перемахнул забор, как только услышал, что хозяин пошёл к калитке. Подкрался к окну и заглянул.

В комнате валялись рюкзаки и висел флаг Ямайки. Значит, это здесь.

Окно не потребовалось даже взламывать — оно просто осталось открытым. Выдра забрался и принялся шарить по сумкам.

Сумрачная комната пропиталась сыростью, простыни на ощупь — как холодная овсяная каша.

Очень быстро он нашёл, что искал.

В руках у него был пакет с травой.

Конечно, брать чужое — нехорошо. Но во-первых, покупать, хранить и употреблять наркотики — тоже не очень хорошо. Во-вторых, ребята себе ещё купят. На такие дела у них деньги почему-то всегда находятся. В-третьих, трава ему нужна для важного дела.

Калан запихал пакет в карман, ещё раз, на всякий случай, огляделся и увидел, что в проёме стоит человек.

Человек был незнакомый, взъерошенный и красноглазый.

— Кто ты? — спросил он, — А?

— Какая разница? — развёл руками Калан. — Ты в окно посмотри, что на улице происходит.

И, прежде, чем встревоженный растаман успел опомниться, Калан схватил его за шиворот и подтащил к окну.

Растаман удивился, но всё-таки посмотрел в сад. Там, возле калитки, танцевала на тонких ножках ожившая бочка.

Сначала у него отвисла челюсть. Потом он сделал серьёзное лицо и полез в сад разбираться.

Калан понял, что прогадал и недооценил. Но прежде, чем он смог придумать хоть какой-то план спасения, растаман налетел на ожившую бочку и они покатились.

Выдра бросился следом. Когда он подбежал к калитке, то чуть не налетел на хозяина.

— А вы тоже тамплиер? — спросил

— Конечно, — соврал Выдра, — Сегодня мы все тамплиеры.

Он подбежал к бочке. Растаман тянул девочку за ноги, но бочка не отпускала.

— Подождите, — сказал Калан, — она не так открывается. Ноги отпустить надо. Смотрите, вот так.

Агент Выдра постучал по бочке. Там, в глубине, Телема стукнула в ответ и отпустила руки. Потом начла выбираться — и вот она уже стоит на траве, мокрая и чумазая.

— Эй, а что с травой? — растаман повернулся к Калану. Тот отступил на шаг, но рука с бисерными феньками уже схватила его за шиворот.

Агент Выдра просмотрел насмешливо.

— С ней всё просто — ХАДИТ!

Извернулся и впился зубами в запястье.

Зубы у агента Выдры, конечно, не такие острые, как его речных и морских сородичей. Но и их оказалось достаточно. Растаман завопил, разжал руку — и в следующую секунду Выдра с Телемой бросились в разные стороны.

Только бочка осталась лежать, помятая и больше не нужная.

Они встретились где условлено — на холмике по фуникулёром, где новенькие гостевые дома и ржавая трансформаторная будка.

— Я чуть не провалилась, — признала Телема.

Штаны были в пятнах от жижи, но лицо сияло.

— Ничего страшного, — сказал Выдра, — Бочка была неглубокой.

— Я про другое. Он мог догадаться, что масоны тут не при чём. Масоны, как ты наверное слышал, считают себя стоиками, верно?

— Ну, наверное. Я с масонами пока не работал.

— А теперь скажи — ты помнишь, кто жил в бочке?

— Кажется, Гекельберри Финн. Но он, насколько я понял, не масон.

— Не только! Ещё в бочке жил афинский философ Диоген. Если что, это была другая бочка, не та, что у Гекельберри Финна. Так вот, Диоген был киник, а не стоик, понимаешь? И поэтому если бы хозяин был посвящён в тайные науки, он бы мог догадаться, что масонских, стоических бочек не бывает. Бочки бывают только кинические.

— А где жил Анаксагор?

— Не знаю. Наверное, в Афинах. Тогда все жили в Афинах, это было, наверное, модно. Но уж точно не в бочке. Он же был, наверное, обеспеченный человек, со своей обсерваторией, раз умел падение метеоритов предсказывать. А обсерватория в бочке уже н поместится.

— Ты всё ещё хочешь украсть тот метеорит?

Телема поджала губы.

— Пожалуй… нет. Его теперь слишком хорошо охраняют. И ещё — я люблю тайны намного больше, чем метеориты.

— Значит, ты со мной?

— А как же! Артефакты — это мелочёвка. Всё равно археологи через год новых накопают.

7. Атака конопляных джунглей

Кобзарь проснулся ближе к вечеру. Ему снились ларьки.

Это был типовой городской рынок, какие есть и в Виннице, и в Харькове, и в Днепропетровске (Днепропетровск тогда ещё не переименовали). Но этот рынок по-настоящему огромен, ещё больше одесского Привоза. На многие километры вокруг расходился лабиринт чумазых ларьков, лотков под целлофаном, картонных коробок и деревянных ящиков.

Где-то здесь продавали что-то очень особенное и драгоценное. Не пластмассовое, не позолоченное, самое настоящее. То, что ещё долго прослужит.

Что это было? Кобзарь не знал, потому что так и не нашёл этого загадочного предмета. Сколько он не ходил, везде были всё те же дощатые лотки с немытой картошкой на целлофане.

Он проснулся и долго лежал. Подробности сна осыпались, как увядшие лепестки. Что же он искал на этом бесконечном рынке? Он не знал этого во сне и он не смог вспомнить, когда проснулся.

Кобзарь тяжело поднялся с кровати. Вышел на веранду, зажёг печку, поставил большой синий кофейник. Он привык к кофе в Запорожье, где из крана течёт жёсткая вода, так что вкусный чай на ней не заваришь.

На столике была по-прежнему расстелена та газета, которую он привёз с собой. Передовица кричала: «Аналитики: распад России уже неизбежен».

Раньше он любил читать актуальную политику и ждать, когда весь этот криво устроенный мир сгорит синим пламенем прямо у него на глазах. Но с недавних пор он это больше не переваривал.

И он отлично понимал, когда это началось.

Его стало тошнить от таких статей с того дня, когда он ввязался в операцию. Чем больше было ощутимых успехов и обидных провалов, тем чаще сверлила мысль — а откуда эти светилы пера и акулы разума берут свои пророчества? Неужели просто выдумывают на радость владельцу газеты? Почему он, с его-то обожжённой шкурой, должен этому верить?

В одном он был теперь уверен точно. Когда мир загорится синим пламенем, отсидеться уже не получится. Сгорит Монашка, сгорят Гайдамак и Художник. Сгорит и сам Кобзарь, вместе с трубкой…

Ну и плевать!

Он выхватил взглядом фразу «Россию удерживает вместе только ненависть всех ко всем», скомкал газету и засунул в жаркое жерло печки.

Пока кофейник грелся, Кобзарь смотрел на Ялту. Отсюда, с высот, ты видишь город почти целиком и понимаешь, насколько он маленький. Вот причалы, пляжи, серебряная полоса набережной. За ними — яблочно-жёлтая парадная часть, где жил Чехов и бывал проездом Максим Горький. А за кожурой — самые заурядные кирпичные домики и блочные многоэтажки, каких полно по всему бывшему Советскому Союзу. И люди живет там самой обыкновенной жизнью.

…Что это за звуки? Как будто где-то рядом крадётся кошка. Кобзарь поднял взгляд на крышу, но там было пусто.

Кобзарь раскурил трубку и насыпал в кружку растворимого кофе. От печки тянуло кислым серым дымом. Он залил кофе кипятком, погасил печку и медленно зашагал в обход дома.

Он догадывался, что там обнаружит. Нет, это не то, что он искал во сне. Но это тоже было интересно.

Да, так оно и есть.

Окно спальни было распахнуто. Краска на раме содрана, шпингалета не хватает. Видимо, вскрывали ножом.

Кобзарь держал кружку в левой руке. А правой полез в карман, достал пистолет и снял с предохранителя.

Дом, где окопались незадачливые похитители греческого камня, был просто идеален для спецоперации. Новый, квадратный, в два этажа с голой верандой и тонкими деревцами вокруг, на жёлтом склоне холма. Такие домики бывают в компьютерных играх на первом уровне.

Выдра как мог бесшумно крался по склону. Сначала он просто мягко ступал, но последние двести метров полз на четвереньках. Выждал возле окна, когда старший выйдет к печке, поднялся и достал складной нож.

Нож был швейцарский. Настоящий. И он стоил всех на свете настоящих итальянских пицц и родных деревень дона Корлеоне.

Лезвие резало дерево, как ветчину. Выдра в два счёта взломал окно и перешагнул подоконник.

В этой комнате воздух был сухим. Но дышалось тяжело — из-за предпринятых мер предосторожности. Царил умеренный порядок. Из-за стены слышался храп.

В первой сумке нашлись те самые костюмы. Их так и не постирали, к чёрной ткани прилипла кирпичная пыль. Выдра уже взялся проверять второй, но тут заметил возле кровати красную книжечку в мягкой обложке.

Это была обложка для паспорта. Причём пустая.

Интересно, зачем в Крыму может понадобиться обложка для паспорта без паспорта внутри?

Калан развернул и увидел, что на задней обложке написан телефонный номер.

Агент Выдра достал мобильник и начал фотографировать. С двенадцатой попытки получилась фотография, за которую ему было не стыдно.

Он спрятал мобильник, положил книжку на место, поднялся, бросил короткий взгляд в окно — и увидел там человека лет пятидесяти, лысого, толстогубого, с родинкой но носу и трубочкой в зубах. Человек смотрел ему прямо в глаза, в левой руке — кружка кофе, а в правой — Тульский Токарев.

Мальчик в комнате выглядел необычно. Мелкий, лет тринадцать-четырнадцать. На майке — задорная золотистая выдра. Тонкие руки и отросшие каштановые волосы. А с лицом у него было что-то странное — оно было вытянутое вперёд, как мордочка выдры.

Мальчик закончил фотографировать, положил обложку паспорта на место и повернул мордочку к окну. И Кобзарь понял, что у него с лицом.

Мальчик был в респираторе.

Сначала Кобзарь собирался пристрелить его на месте. Но тут же понял — нельзя.

Во-первых, надо будет прятать труп и как-то маскироваться от милиции. Мальчишка мог сказать, куда идёт, кому-то из своих бесполезных приятелей. Придёт оперуполномоченный, будет задавать вопросы. Всё-таки убитый на курорте подросток — это не древняя греческая глыба, которую всё равно не получилось украсть. Тут не просто милицию поднимут по тревоге — а поднимут ОМОН, перекроют дороги, запросят Киев… Это может сорвать основную операцию.

Во-вторых, труп нельзя допросить. А Кобзарю было очень интересно, как мальчик нашёл их базу. Ну и про респиратор можно узнать.

Глаза мальчика сверкали ехидным чёрным огнём, а руки делали что-то непонятное. Одна вытащила из-под майки непрозрачный пакет с надрезанным уголком, а другая — нечто маленькое и ярко-жёлтое.

Ни то, ни другое не выглядело как оружие. И пока Кобзарь соображал, чем ещё это может быть, ярко-жёлтая зажигалка чиркнула и пламя лизнула надорванный край. А потом пакет полетел в его сторону и шлёпнулся прямо на подоконник.

Из пакета пыхнул дым, — словно перезрелый дождевик выпустил споры. Кобзарь почувствовал, как кольнуло ноздри, а потом мир качнулся и поплыл куда-то в бок. Он тряхнул головой, прогоняя дурман и снова посмотрел в комнату.

Мальчика там уже не было. Пакет продолжал чадить.

Значит, убегает через дом и веранду.

Ну-ну.

Кобзарь двигался быстрыми шагами, даже не переходя на бег. Он чувствовал, что сердце колотится где-то в затылке.

Когда он повернул из-за дома, мальчик уже бежал через железную клетку веранды. Кобзарь остановился, чуть улыбнулся, втянул из трубки чуток горького дыма — и, к удивлению даже для себя самого, выстрелил мальчику в спину.

Выстрел получился странным.

Пуля вылетела вместе с тёмно-коричневой струёй. Струя прочертила воздух и ударила в бок убегающему мальчику.

Тот вскрикнул, но бега не сбавил. Выбежал к воротам, перемахнул калитку — и был таков.

Похоже, стрелять по убегающей мишени и правда непросто.

Интересно, что это была за струя? Неужели что-то с пистолетом? На земле от непонятно чёрной остался чёрный след, от него пахло чем-то знакомым…

Голова кружилась и не желала соображать. Мысль наскакивала на мысль, они кружились хороводами и вспыхивали нелепыми яркими красками.

Он посмотрел на оружие, но увидел только пустую эмалированную кружку с коричневыми разводами. Превратилось что-ли?

— Кобзарь, ты с ума что-ли сошёл? — закричала на ухо Монашка, — Иди в дом, хватит по участку с оружием бегать.

Цепкие пальцы сообщницы схватили его за рубашку и поволокли в дом. Кобзарь не сопротивлялся, только переступал осторожней — земля так и норовила качнуться.

В доме кто-то пытался петь знакомым голосом.

— У меня оружие превратилось, — он показал ей кружку.

Монашка выругалась и отобрала Токарев из правой руки. Толкнула Кобзаря за стол, вышла в коридор и закашлялась от густого дыма.

— В что, марихуану здесь курите? — закричала Монашка, — Совсем с ума посходили?

— Это не мы, — сообщил Кобзарь, — Это наши противники. Целый пакет выдули.

— Что здесь было?

— Не знаю. Мальчик какой-то бегал. Я в него из кружки с кофе выстрелил. И попал.

— Что?.. Зачем ты стрелял в него из кружки с кофе?

— Лалай-лалай… — доносилось из комнаты Художника, — Белые обои, чёрная посуда, Ку-клас-клан не в моде, кто мы и откуда — отсюда!

— Ну, перепутал! — ответил Кобзарь.

Кафе располагалось как раз на парадной ялтинской набережной. Вход в форме стеклянного конуса и превосходное мороженное с кусочками фруктов.

Выдра вошёл самым невинным шагом и боком, чтобы не было видно пятна на майке, подкрался к пустому угловому столику.

Атака конопляных джунглей прошла успешно. Правда, он израсходовал почти весь запас, а обожжённый кофе бок саднил под майкой.

Конечно, он мог пойти и на привычную веранду. Но в отеле могла поджидать ещё одна засада, а ко второму забегу он пока не был готов. К тому же, мороженное…

Калан попросил банан-клубнику в шоколадном сиропе. Достал мобильник, посмотрел фотографии и переписал телефон в блокнот. Потом начал гуглить справочник телефонных кодов.

Если это будет Гейдельберг или ещё какой-нибудь Веймар, то всё станет на свои места. С самого начала было ясно, что таинственный старик-немец как-то с ними связан, — он интересовался камнем, знал, что той ночью готовится похищение и даже заметил Телему. Возможно, из него получится вытащить и разгадку.

Как он собирается вытаскивать разгадку, агент Выдра пока не придумал. В отличии от крутого сыщика Майка Хаммера, ему было только тринадцать лет и он физически не смог бы держать подозреваемого вверх ногами над обрывом, пока негодяй не сознается.

Наконец, телефонный код нашёлся. Он был зарегистрирован в Гунчжулине — округ Сыпин провинции Гирин, где-то в северном Китае. Агенту Выдре пришлось даже развернуть карту, чтобы понять, где расположен этот удивительный город.

Германией там и не пахло. А вот Корейский полуостров — рядом.

Интересно, что будет, если по этому номеру позвонить?

Выдра сдержался и, чтобы отвлечься, принялся смотреть по сторонам.

Ни под навесом, ни снаружи за столиками — ни одного знакомого лица. Ни немца, ни даже Емельяна Манулова.

За соседним столом сидели две женщины с бейджиками слёта учителей и делились педагогическим опытом.

— Я вам скажу одно, Марья Павловна, — сказала та, что сидела к нему спиной, — Дети — это комок злости.

Тут принесли мороженное в хрустальной вазочке и дальше Калан не слушал.

8. Наш ответ Капитану Америка

Уже в вечерних сумерках агент Выдра показался на веранде.

— Я чуть тебя не потеряла, — заметила Телема. Она сидела в углу, подальше от телевизора, и читала Густава Майринка.

— Всё в порядке, — сказал Калан, — Я не мог не вернуться.

— В последнее время много кто возвращается, — Телема повернулась в пластмассовом кресле, — Вот, например, этот человек, оказывается, был тенгрианцем.

— Это какой-то особенный тигр?

— Нет, это религия древних тюрков. Предположительная.

Садовник был симпатичным молодым татарином, отчасти небритым.

— Да ладно, — почти рассмеялся он, — Это были просто бессмысленные поиски. Меня носило по миру, очень долго и бестолково. Потом вернулся сюда. Как-то так.

— Но вы что-то нашли во время поисков?

— Я нашёл, что никакого тенгрианства не существует.

По сумраку вечерней веранды прыгали синие отсветы с экрана телевизора. На столе — чашки и пластиковая бутылка с сизым домашним вином.

— Ещё древние греки умели делать такое вино, — заметил старший Гайдучик, — Аристотель упоминает о нём в «Метеорологике», и добавляет, что это, можно сказать, и не вино вовсе.

— Я полагаю, они могли научиться делать вино у древних русичей, — отозвался Пастухов, — То, что «веселие на руси питие есть» — это не просто так говорили. Я уверен, в запасниках этого музея немало амфор из-под вина древних славянских племён. Мы ещё увидим великие открытия в этой области.