Бесплатный фрагмент - Звери лютующие

Глава 1. Укатали Сивку крутые горки

1

Своими капризами уральская погода мало кого из аборигенов может удивить, потому что не подвластна даже старожилам-вещунам не в первом поколении. Вот и синоптики, защитившие в этой сфере научных знаний не одну докторскую и кандидатскую диссертации, вооруженные современными цифровыми технологиями и космическими аппаратами, круглосуточно бороздящими небесное пространство, зачастую ошибаются. Издавна повелось: если согласно прогнозу на завтра обещают солнечный день, без осадков и тепло, то на самом деле будет северный ветер, пасмурно, дождь, а потому перед выходом на улицу вернее будет, если оденешься потеплее. Какую, к примеру, обещали уральцам погоду на нынешнюю зиму? Обильные снегопады и лютые морозы. А что наблюдалось? Зима оказалась непривычно теплой и малоснежной. Уже к началу марта лучистое солнце согнало почти повсеместно снежный покров, оставив лишь на макушках древних сопок (их возраст, если верить ученым, без малого сорок миллионов лет) белоснежные ушанки.

Вчерашний прогноз на сегодняшнее воскресенье — аналогичен. Обещали одно, а что на самом деле?

Карелин, позавтракав по-холостяцки, возымев намерение, вопреки страхам зверюги, именуемого уже полтора месяца короновирусом, перед которым вся Россия трепещет, выйти на свежий воздух, посидеть возле подъезда и подышать вволю весной, решил насчет погоды составить собственное мнение. Вышел на балкон, открыл створку окна, выглянул. Дворовые яблоньки-дички, за одну ночь принарядившиеся, обдали его терпким дурманящим запахом. Он удовлетворённо крякнул.

— Само то!.. На солнце-то, пожалуй, уже не меньше двадцати. А что будет пополудни?

Старичок спустился вниз, вышел из подъезда своей старенькой пятиэтажки. Чтобы грубо не нарушать установленные в Екатеринбурге меры самоизоляции, тут же присел на недавно им же покрашенную скамейку. Щурясь на солнце, нежась под его благодатными лучами, замер…

…Карелин Семен Юрьевич, ныне пенсионер, но в прошлом — особо опасный рецидивист, признанный таковым пятнадцать лет назад по приговору суда. Сейчас ему за шестьдесят. Юбилей отметил в тот год, когда в России был изменен, то есть, увеличен, срок выхода на пенсию. Повезло мужику. А в остальном? Не так однозначно.

Отец и мать его — коренные и потомственные уральцы. Их родные места — Северный Урал, точнее, станционный поселок Карелино. Отец — инженер лесного хозяйства, а потом — секретарь парткома крупного местного леспромхоза. Когда Сеньке стукнуло пять лет, а его сестрёнке Анютке еще не было и года, семья переехала в тогдашний Свердловск: отца перевели в объединение «Свердлеспром» на должность руководителя одного из отделов. Естественно, через неделю получила семья ордер на новую трехкомнатную квартиру, которая по тем временам считалась престижной, поскольку тысячи других ютились в засыпных бараках.

Учась еще в начальных классах, Сенька стал проявлять природный хулиганистый характер: чуть что не по нему (во дворе или в школе, где, кстати, ходил в хорошистах, то есть по всем предметам обходился без троек) — в драку. Отец стал замечать эти отклонения от нормы, пытался разговаривать, так сказать, вразумлять. Нет, не физически, а словесно. Хотя, наверное, следовало с парнем быть построже, но характер у отца был слишком мягкий. Не поднималась у него рука на сына. Возможно, слишком любил первенца. А когда чего-либо слишком много, то система воспитания непременно даёт сбой. Это и случилось с Сенькой. В старину говаривали: учить уму-разуму надо начинать сразу, с пелёнок, или, на худой конец, когда дитя еще лежит поперёк лавки, а после — уже поздно.

Отец, когда его в первый раз пригласили в районную комиссию по делам несовершеннолетних (Сенька в очередной раз набедокурил), выслушал, отрицать ничего не стал, пообещал строго наказать сына, но… Строгость его свелась к очередной беседе. Тогда сыну, помнится, качая головой, сказал: «Гены во всем виноваты… Худая наследственность проявилась… Дед твой по материнской линии по части хулиганства также был мастак. Бывало, заспорит и, отстаивая свое мнение, в борьбе за правду всё сведет к рукоприкладству… Весь в деда пошел». Зыбкое оправдание своей беспомощности, однако с очевидностью не поспоришь — бессмысленно.

Сенька никогда не был тупоголовым. Предметы из школьной программы давались легко, особенно математика и физика — в дневнике красовались одни «пятёрки». Но, наряду с ними, в том же дневнике одна запись красными чернилами следовала за другой. Раз за разом классная руководительница отмечала неудовлетворительное поведение. Конечно, чаще имело место всего лишь подростковое озорство, но с годами, повзрослев, всё закончилось плохо.

Теперь у некогда физически крепкого и красивого парня, на которого все девчонки заглядывались, видя в нем смелого защитника, богатое прошлое. За плечами — семь ходок на «зону». Последний срок отбыл семь лет назад. И с криминалом, похоже, всерьёз завязал. Поздно: жизнь пролетела как один миг. Одну «вредную привычку» всё-таки оставил за собой, а именно — увлечение дарами Бахуса, но и в этом, как сам любит выражаться, перешел на строгую диету, иначе говоря, во-первых, стал соблюдать меру, во-вторых, на дух теперь не переносит ни бормотуху, ни палёную водяру, которым прежде отдавал явное предпочтение, при этом называя оные не иначе, как «напитками дьявола»…

Сидит на лавочке старичок, щурится на солнце, но никто в нем теперь не признает даже намёка на прежнюю крутизну: обычный пожилой мужичок, которых тысячи, но никак не задира. По-прежнему, конечно, жилист, но и не более того.

Эх, укатали Сивку, похоже, крутые горки!

После смерти родителей, а это случилось тогда, когда Семен вернулся с последней отсидки, в наследство осталась трехкомнатная квартира. Наследники (в равных долях) первой очереди — Сенька и Анютка. Решили родительское жилье продать, в результате Семен обрёл законное и собственное жилье, однокомнатную квартиру в приличном состоянии. Конечно, Анна Кобякова (в девичестве Карелина) вынашивала другую идею: чтобы брат жил в ее семье, а не бобылём. Однако брат категорически стал возражать. Аргумент? Он прозвучал в его устах так: «Мало видел я свободы. Хотя бы на старости понаслаждаюсь ею. Насмотрелся на решетки на окнах и на колючую проволоку. Хватит! Всё когда-то приедается! Хочу свободы, чистых больших и светлых окон… Также не хочу…» Чего он не хотел? Предположительно, обременять кого-либо, даже родную и любящую сестрёнку, даже мимолётным взглядом не укоряющую за его прошлое.

2

Из-за угла вывернула женщина. Прищурившись, Семён издали признал в ней соседку: квартиры на одной площадке, слева от него. Живет в двухкомнатной, с дочерью и зятем. Как будто, ждет внука. По словам соседки, молодые собираются купить отдельное жилье, ибо после пополнения будет в малогабаритке тесновато; ищут что-то подходящее — и по цене и по расположению.

Соседка поравнялась, остановилась, поставила к ногам пакеты с продуктами и вместо приветствия сказала:

— Сидим, Юрьич? Старые косточки прогреваем? И ноль внимания, фунт изюма на требования самоизоляции?

Карелин усмехнулся.

— Да будет тебе, Васильевна, ахинею городить. Я для короновируса не интересен, поэтому его агрессии не боюсь.

— Забыл, что находишься в том возрасте, который…

В ответ — старик махнул рукой.

— Как говорится, двум смертям не бывать, а одной — всем нам не миновать.

Васильевна кивнула, а потом поправила на голове газовый платок.

— Оно, конечно, так, Юрьич, но и спешить смерти навстречу не годится. Как говорится, поспешишь — людей насмешишь… Ну, я пойду, — взяв в обе руки по пакету, добавила. — Решила зятя порадовать… Пивка купила…

— Балуешь.

— Дочурке повезло с парнем… Как тут не порадеть, а?

— Не поспоришь.

Последние слова настигли соседку, когда она уже прикрывала за собой тяжелую дверь подъезда.

С соседями Карелин ладит. Старается со всеми не конфликтовать. Но и в гости не заглядывает. Зачем, считает он, надоедать? Правда, в последнее пасхальное воскресенье, то есть девятнадцатого апреля, Васильевна зазвала к себе. Не сразу согласился: для порядка, понятно, поотнекивался. Посидели вдвоем с часик. За запашистым чаем и вкусным куличом. Женщина добрая: уходя от неё, унес с собой пяток крашеных яиц.

Семён, сидя на лавочке уже больше часа, разомлел под солнцем. Даже глаза прикрыл. Призадумался. О чем? О дурно прожитых годах. На что ушла жизнь? Для чего жил? Зла принес людям немало — факт. Рядом — никого. Не нашел времени даже маломальскую семью создать. Когда двадцать исполнилось, попробовал. Познакомился с хорошенькой девчонкой, из приличной семьи. Первой она у него была. Мимолётные знакомства — не в счёт. Влюбился по уши. Мечтал о свадьбе. Но тут случайно дошел до него слушок, что его любимая замутила с другим. Тот оказался завидным парнем, из семьи новых русских. Узнав, психанул. Напился. И потянуло на «подвиги». С дружком залезли в торговый павильон. Особо и не поживились, однако вдоволь побезобразничали, владельцу тем самым нанесли серьёзный ущерб. Словом, Семен впервые загремел и отправился по этапу в одну из уральских колоний общего режима, где по прибытии тотчас же, встав на защиту личной чести и достоинства, учинил мордобой с кровопусканием. Не рассчитал силы и в результате добавили ему срок. А дальше? Как водится: пошло-покатилось под откос.

Вспомнив, старик тяжело и глубоко вздохнул. Тогда на своем опыте убедился, что воспитательная колония, даже если она советская, не лечит, скорее, калечит.

Семён услышал вблизи шаркающие шаги по асфальту. Приподнял веки и… Увидел сестрёнку, Анютку, значит.

— Привет, — улыбаясь, сказала она. — Вот… Две недели не была… Решила заглянуть… Прибраться… Насвинячил, пожалуй…

— Да нет, Анют… У меня порядок… Зря беспокоишься…

— Так вот взяла и на слово поверила. Жильё без бабьего присмотра за неделю превращается в свинарник.

Брат слабо попытался возразить:

— Не правда…

— Больше, Сень, ни слова! Пошли!

Брат, обречённо вздохнув, поплелся следом за сестрой. Вида не подает, но ведь рад в душе её приходу. Как ни крути, но она есть его единственная отрада под старость. Понимает, что не заслужил, а всё-таки приятно видеть рядом такого родного человечка.

3

Не прошло и трех часов, как квартира старого холостяка преобразилась — кругом ни соринки, ни пылинки, а вещи разложены и развешаны.

— Кажется, всё теперь в порядке, — произнесла сестра, еще раз критически осмотрев квартиру.

— Спасибо, сестрёнка… Что бы я без тебя делал?

— Спасибо, братец, не диво, — сказала Анюта. — Ставь на плиту чайник. Будем гулять! — вышла в прихожку и вернулась с пакетом.

— Не предупредила и… У меня…

— Зато у меня есть, — догадавшись, что тот имеет в виду, усмехнувшись, сказала она. Достала из пакета кусок ветчины, баночку растворимого кофе и два пирожных, покрытых шоколадом. — Надеюсь, сахар в доме найдется?

Семён согласно кивнул и достал с полки сахарницу и кофейную фарфоровую пару. Поставив на стол, вернулся к плите, откуда подал свисток вскипевший чайник.

Они молча наслаждаются. После того, как в ход пошли пирожные, Анюта, пристально разглядывая брата, спросила:

— У тебя всё в порядке?

— Как говорится, лучше бы надо, да некуда. А что? Почему спрашиваешь?

— Сам знаешь… По-прежнему достает?

— Ты про кого?

— Не притворяйся…. Не скрывай ничего от меня… Если что, скажи… Я из них душу вытрясу.

— Больно бойкая, — укорил, покачав головой, Семён и отставил пустую чашечку. Он попросил. — Давай, Анют, об этом не будем?

— Как это «не будем?» Еще как будем! Извини, но я тебе вот что скажу: не привечай собутыльников. Не будь дурнем, брат.

— Не собутыльники, а дружки, — уточнил брат.

— На кой черт они тебе?

— Без них со скуки сдохну.

— Через них опять можешь попасть в беду. Тебе и в твои годы это надо?

— Не надо, — охотно согласился он. — Но я уже давно другой… Не тот, что десять лет назад.

— Сам не заметишь, как подтянут.

— Нет, с прошлым покончено…. Бывает, мужики придут, тихо посидим за стаканчиком, — заметив, как сестра покачала головой, давая знать, что не верит ни одному его слову, решительно заявил. — Можешь спросить соседей.

— А и спрошу! Не постесняюсь… Умоляю, Сень, будь осторожен. Дружки у тебя — оторви да брось. Ты одинок — они об этом знают. Вот недавно в Нижнем Тагиле такие же… Опоили старика, завладели документами на жилье, вывезли в пригороды и бросили в полуразвалившейся хибаре. Квартиру по подложной доверенности продали. Ищут мошенников, а их и след давно простыл… И вообще…

— Не нагоняй страха и без твоих сказок тошно.

— Тем более, Сень… Ты мне родной человек. Непутёвый, да, но ведь родная кровинушка. Боюсь за тебя, очень боюсь… Нельзя тебя оставлять без присмотра, но ты до такой степени вредный, что ни на что не соглашаешься: упёрся — и ни с места. Как осёл.

— Преувеличиваешь, сестрёнка. Ничего со мной не случится. Да и с дружками нынче разборчив. Не всякого в квартиру пускаю.

— Чего по пьяни не бывает, а? Тебе бы вообще отказаться от спиртного: свою бочку, предназначенную судьбой, давно опорожнил. Пора переключаться на здоровый образ жизни. — Тут сестра безнадёжно махнула рукой. — А! Что тебе мои советы? Что об стенку горох! — и тут она заплакала навзрыд.

Семён встал, подошел, обнял Анюту.

— Успокойся… Ну, будь добра… Всё будет хорошо… Обещаю проявлять предельную осторожность… Понимаю, что причиняю тебе беспокойство… Успокойся… У тебя своих проблем хватает, а тут еще я, бедолага несчастный.

Глава 2. Экстренный вызов майора Ефимчика

1

Этот воскресный день второй половины мая примечателен для семьи. Примечателен, прежде всего, тем, что после длительного перерыва, связанного с карантинными мерами, предпринятыми местными властями, вновь широко и гостеприимно распахнул свои двери перед соскучившимися меломанами театр оперы и балета имени Луначарского. Среди них оказался и майор Ефимчик с супругой. Оба любят балет, оба отдают должное талантливым танцорам и танцовщицам, прекрасно поддерживающим давние и великолепные традиции уральской школы этого вида искусства. Их не остановил даже страшно, если верить назойливой пропаганде, всё еще буйствующий короновирус. Вполне возможно, что с их стороны риск не оправдан, как, впрочем, и со стороны почти тысячи других любителей классического балета, заполнивших зал. Но что делать, если охота пуще неволи?

Супруга, миловидная женщина средних лет, — в прекрасном настроении, а потому, устроившись в удобном кресле, в ожидании первого действия, склонив хорошенькую головку в сторону супруга, без умолку щебечет. Супруг снисходительно слушает, разглядывая программку, лишь согласно кивает.

— Антоша, а ты знаешь, что театру в этом году исполнится девяносто восемь?

Муж кивнул.

— Что-то такое слышал… Краем уха.

— К дню рождения, будто бы, главреж готовит нам сюрприз… Надо не прозевать и загодя достать билеты.

— Понял… Будет сделано…

— Антоша, а ты знаком с «Баядеркой»?

— Смутно.

— Хочешь, посвящу в фабулу? — муж согласно кивнул. — События происходят в Индии, в период её колониальной эпохи…

— Понимаю, — Антон Ефимчик ухмыльнулся, — будет много песен.

— Не говори глупости! Мы пришли не на оперу, а на балет; вместо песен, будет много изящных танцев.

— Тоже неплохо… — согласился муж. — Кто главную партию сегодня танцует? — спросил и тут же спохватился, ведь в руках у него программа спектакля и в ней указано всё, в том числе и прима-балерина.

Жена укоризненно посмотрела на мужа, хмыкнула, но от упрёка воздержалась.

— Никия — имя главной героини. Эту партию исполнит очаровательная Леночка Воробьёва.

— Видел однажды на сцене. Миленькая, но, как мне кажется, уж больно худа. Откуда силы, чтобы два с половиной часа танцевать? Зря изнуряет себя диетами… Не работа, а каторга.

— Не говори глупости, дорогой! Фу, стыдно слушать!

— Ничего стыдного: я высказал своё мнение. Утверждаю: несколько килограммов дополнительного веса лишь прибавили бы ей женского обаяния.

— Как я, да?

— Примерно, дорогая.

— Балерина не может этого себе позволить. Вспомни про историю с Волочковой. За что, вспомни, её изгнали из труппы Большого театра?

— Скандалистка и интриганка.

— Ну, этого сорта в творческих коллективах девиц немало, но главная её беда в том, что, несмотря на предупреждения режиссёров, набрала лишний вес…

— И что, смертельно?

— Ей-то ничего, а партнерам по танцу? Подними корову над собой и подержи сколько-то секунд! Балетные танцоры — не штангисты.

— В таком случае… Пусть для поддержек подбирают покрепче парней — вот и вся проблема.

— Не говори глупостей: балет — изящное искусство, а не тяжёлая атлетика; в большой цене грация, а не мускулатура.

Жена еще долго бы просвещала Антона, но тут зазвучала увертюра композитора Людвига Минкуса, медленно взлетел вверх тяжелый занавес и на сцену вступили баядерки, то есть началось шествие прелестных храмовых танцовщиц, возглавляемое бутафорским слоном. Это заставило супругу замолчать, и она до окончания спектакля не проронила ни слова. Нет, не совсем так: в положенных местах она вскакивала, кричала «Браво!» и, не щадя ладоней, вместе со всеми аплодировала.

2

Когда супруги вышли на улицу, было уже половина двенадцатого. До платной автостоянки, где оставили машину, шли прогулочным темпом. Жена, не переставая ни на минуту, продолжала выражать восторг от балета.

— Довольна? — спросил Антон, чтобы лишний раз убедиться, что не зря сходили в театр.

— Не то слово, Антоша! — воскликнула жена и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула в щетинистую щеку. — Спасибо, дорогой! — и тотчас же, не удержавшись, упрекнула. — Редко выходим в театры… Можем одичать…

— Хорошего — помаленьку, дорогая. И плюс… Сама знаешь, что у меня за служба… Дни и ночи… Даже в выходной — вечно на взводе, в полной боевой готовности. В этот выходной повезло. Ни одного звонка… На шефа не похоже.

Супруги сели в машину, выехали с автостоянки и взяли курс за город. В период самоизоляции жена не работает, поэтому семья (жена, сынулька и родители Антона) укрылась на даче. А дача находится в пригородном селе Курганово. Дом купил отец, еще в начале восьмидесятых прошлого века, до известного ажиотажа, когда на закате советской власти там возвел большой особняк бывший глава области Стессель. Его и до сих пор сельчане вспоминают и, как ни удивительно, на этот раз добрым словом. Заслужил. Это ведь благодаря ему, то есть Стесселю, от автотрассы и до села заасфальтировали бывшую грунтовку, провели водопровод, причем, с холодной и горячей водой, обновили тяговую подстанцию. За такие-то нечаянные благодеяния и не вспоминать оригинала-губернатора — это, по мнению кургановцев, был бы с их стороны непростительный грех.

Иногда слышатся и отдельные брюзжания. По части? А, следом за хозяином губернии, понаехало беспокойной челяди видимо-невидимо. И всем хотелось пристроиться поближе к Стесселю, построить не беднее хоромы. Днем и ночью шум и гам. Опять же есть и плюсы: канализацию понадобилось менять, а на какие такие шиши рядовые дачники такие работы закажут? Ну, а челяди? Несколько звонков нужным людям и прикатили экскаваторы, машины с новыми трубами. Сделали быстро, чисто и аккуратно. И, будто бы, всё на халяву. Ну, чем не лафа в отдельно взятом уральском селе?..

…Когда театралы приехали, сын и родители спали без задних ног. Хотелось и им тотчас же юркнуть в постель, однако… Им пришлось предпринять санитарно-эпидемиологические меры. Только после санобработки и принятия душа (бережёного и Бог бережет) легко поужинали.

Антон только что выключил свет в спальной, как зажужжал его сотовый, оставленный им на кухне. Недовольно фыркнув, вернулся. Он понимал, что ждать ничего хорошего от этого полуночного звонка не приходится.

— Майор Ефимчик… Слушаю… Так… И что? Без меня не обойдетесь?.. Так… И шеф?.. Значит, как всегда: сбагрил на чужие плечи… Понимаю… Хотя и законный у меня выходной, появиться должен лишь завтрашним утром, но, черт побери… Никого не имею в виду… Ладно. Еду… Не надо… Своя машина на ходу… Дорога пустынна… Доберусь за полчаса.

Глава 3. Кому не спится в ночь глухую?

1

Итак, кому, интересно, не спится? Полиции, разумеется, призванной оберегать общественный порядок, — это раз, а также её потенциальным клиентам, идущим на дело, для осуществления которого это время суток предпочтительнее всего, — это два. Для первых — всё как всегда, однако для второй категории нынешний май внес некоторые коррективы, точнее, не сам май, а озверевший короновирус, так напугавший незаконопослушный контингент, что тот добровольно ушел в самоизоляцию и носа на улицу не высовывает. И итог? Уровень преступности, особенно уличной, понизился наполовину. О том же говорит и обстановка в дежурной части отдела полиции, куда только что вошел майор Ефимчик. Оперативная группа на месте: сотрудник уголовного розыска Мосунов (завидный крепыш, которому чуть-чуть перевалило за двадцать пять и которого, подсмеиваясь, коллеги открыто называют не иначе, как «Сонной Тетерей»), удобно устроившись в кресле у окна, склонив голову с богатой и жёсткой шевелюрой, храпит во всю мощь, демонстрируя тем самым богатырское здоровье; слева — водитель Отраднов, мычащий какой-то мотив и играющий связкой ключей: справа — эксперт-криминалист Казаченко, листающий какой-то журнал и сладко зевающий, очевидно, страдая от безделья; в торце просторного помещения — за пультом, внимательно глядя в монитор, сидит старший лейтенант Еремеев, оперативный дежурный, барабанящий пальцами по столешнице.

— Привет, ребята! — все промолчали, лишь кивнув; оперативник Мосунов никак не прореагировал, продолжив храпеть. — Что такого случилось, что вызвали меня? От безделья? Незаменим?

Еремеев, хмыкнув и пожав плечами, по-прежнему изучая монитор компьютера, сказал:

— Ни на один твой вопрос, Антон, ответить не могу, — они между собой уже давно общаются на «ты». — Такое решение твоего непосредственного начальника. Я сообщил ему о «ЧП», тот приказал вызвать зама, то есть тебя. Сказал, что ты разберешься, а он не затычка в каждой бочке. Вот и всё.

— Так-так-так… Значит, а я «затычка»?

— Ну, знаешь ли, Антон, мне не по чину во всё это вникать.

— Извини, Ефим. — Ефимчик прошел и сел за один из свободных столов. — Что случилось такого, что потребовалось вмешательство на моем уровне?

— Я обязан был поставить в известность… И я совсем не считаю, что требовалось задействовать руководство уголовки. С рутиной справился бы и храпящий Мосунов, однако…

— Решения командира не подлежат обсуждению, поэтому буду исполнять. Повторяю вопрос: что случилось?

— Как для тебя лучше: дать тебе устную информацию или прочитаешь запись в журнале регистрации?

— Ну… Если бы не твой корявый почерк, в котором может разобраться лишь опытный графолог, предпочел бы второй вариант, однако…

— Понял… В ноль пятьдесят на пульт поступило сообщение из городской клинической больницы номер тридцать шесть. Дежурная медсестра сказала, что, согласно инструкции, обязана поставить в известность органы: несколько минут назад бригада «Скорой помощи» доставила неизвестного мужчину в тяжелом состоянии со следами избиений. При доставленном нет никаких документов, но фельдшер сказал, что взят из квартиры, очевидно, собственной.

— Кто этот участок обслуживает?

— Капитан Зайцев.

— Сообщил о происшествии на его участке?

— Сразу же.

— И что он?

— Матюгнулся и сказал, что утром займется.

— Значит, лишь утром? — ехидно уточнил майор Ефимчик.

— Именно так, Антон.

— Жаль… В отличие от него, я откладывать на потом не имею права. Таким образом, надо сейчас же попытаться снять показания с потерпевшего и я отправляюсь в больницу, благо она от нас в километре.

Оперативный дежурный покачал головой.

— Вряд ли получится. Медсестра сказала, что его еле-еле привели в чувство. По её словам, он никакой. Понимаешь?

— Понимаю. Тем более, должен спешить.

— Подожди до утра, а?

— Нельзя… Второе… Надо сгонять на подстанцию «Скорой помощи» и взять показания, от кого поступил звонок, в какое время, в каком состоянии был обнаружен пострадавший. И этим займется… Лейтенант Мосунов! Ты меня слышишь?!

Увы, храпеть оперативник стал еще сильнее.

Криминалист усмехнулся.

— Зря стараетесь, Антон Алексеевич. Поднять на ноги его в этом состоянии можно лишь одним способом.

— А именно? — чувствуя подвох, спросил-таки Ефимчик.

— А вот смотрите, — и он громко выкрикнул. — Мосунов, взять злодея!

«Сонный Тетеря», вздрогнув, еще не раскрыв глаз, вскочил на ноги.

— А?… Что?.. Где?..

Присутствующие расхохотались. Ефимчик, давясь от смеха, заметил:

— Вот сыщик так сыщик: чуток лишь к зову трубы.

Мосунов, переводя еще сонные глаза с одного на другого, обиженно проворчал:

— Прикалываетесь, да?

Ефимчик успокоил.

— Никаких приколов, лейтенант. Дело срочное, — и он рассказал, в чем оно заключается. — Прямо сейчас в машину и — айда.

— А… потом?

— Как обычно: рапорт по всей форме мне на стол.

— Когда?

— Чем скорее, тем лучше.

— Ага! Всё понял. С вашего позволения… — Мосунов повернулся к Отраднову. — Едем! — и на ходу поправляя форму, вышел.

Оперативный дежурный успел лишь напомнить:

— Про маски и перчатки не забудь, а то медики тебя и на пушечный выстрел не допустят!

Ответа не последовало.

Ефимчик тоже встал и вышел из-за стола.

— Позвонит начальство, скажи, где я и чем занят.

— Извини, Антон: свободных машин нет.

Ефимчик махнул рукой.

— Без проблем. Прогуляюсь по ночному городу, подышу майским воздухом.

А эти воздушные процедуры ему необходимы. Ночь заканчивается, а он даже не вздремнул. Веки отяжелели и сами опускаются вниз. Люди, будто бы, могут и на ходу спать. Может, не люди, а ломовые лошади? Вот бы… Он вспомнил про «Сонного Тетерю» и, невольно позавидовав, усмехнулся. Неуклюж и неповоротлив, но это лишь так кажется. Физически настолько силён и настолько прыток, что при задержании даже двух злодеев с задачей справится в два счета, не прибегая к оружию, что и проделывал неоднократно. Далеко парнишка пойдет… Если не испоганится… По нынешним временам вполне возможно. Система, увы, хороших людей калечит, поэтому кадры бегут сломя голову. Денежное содержание повысили, а толку? Говорили, что причина текучести кадров — мизерные оклады. А что сейчас наблюдается? Ничего хорошего. Все хотят людьми оставаться, никто не готов себя постоянно ощущать быдлом бессловесным. Роботу проще: у машины нет души, ей всё равно, как и кто к ней относится. Впрочем, это не совсем так: варварского отношения и она не потерпит, тотчас же выйдет из строя и поминай, как звали.

2

Вот и клиника №36. В связи с особым режимом, дежурный врач сам спустился в холл, внимательно, несмотря на наличие формы, проверил удостоверение личности и лишь после этого провел майора Ефимчика в ординаторскую, где его экипировали надлежащим образом. Не теряя времени, офицер поинтересовался:

— Как сейчас себя чувствует наш больной?

— Скверно, — ответил врач и тяжело вздохнул.

— Необходимо снять первичные показания… Позволите?.. Он в состоянии говорить?

— Скорее всего, у вас ничего не получится. К мужчине то приходит сознание, то его теряет. Мы готовим к операциям.

— К каким именно, доктор?

— Всё указывает на то, что сильно повреждены, кроме всего прочего, внутренние органы. Затруднено дыхание, слышны хрипы, из горла идут выделения в виде сгустков крови. И так далее. Боюсь, что… На полное обследование у нас нет времени… Не вправе тянуть, но и рисковать страшно. Кому надо, чтобы больной скончался на операционном столе?

— Никому, — подтвердил Ефимчик, — но тем более я должен хотя бы пару минут побеседовать.

Врач встал.

— Пойдемте, майор. Больной сейчас в реанимационной палате. Он, кстати сказать, подключен к аппарату ИВЛ.

Они вошли в палату. У кровати больного дежурил, скорее всего, врач-реаниматолог, который, кинув взгляд в их сторону, ничего не сказал. Гороховский, кивнув в сторону перебинтованного больного, тихо спросил:

— Как?

— Лев Маркович, я не уверен, что сможет перенести операцию: пульс слабый, дыхание затруднено.

— Когда?

— Через четверть часа.

— Сейчас в сознании?

— Да… После очередного обкалывания.

— Полиции, — Гороховский кивнул в сторону Ефимчика, — необходимо задать больному пару вопросов.

Реаниматолог пожал плечами.

— Пусть попробует… На удачу…

Майор приблизился к изголовью больного.

— Товарищ, вы меня слышите? — больной открыл вспухший рот, пошевелил губами, послышались нечленораздельные звуки.

— Майор, он вас слышит, — сказал Гороховский. — Продолжайте… Не теряйте драгоценные минуты.

Реаниматолог кивнул.

— Да-да… Пожалуйста… У него нет сил. И пульс опять…

— Скажите, что произошло? — Мужик вновь пошевелил лишь губами. — Кто всё это сделал? Назовите фамилию?.. Или хотя бы имя?

И тут больной попытался привстать. Он даже оторвал голову от подушки и, устремив взгляд на майора, прохрипел:

— О… он… Э… — показал в его сторону дрожащим пальцем, — он…

Голова больного упала и глаза закрылись.

— Сестра! Уколы! — Закричал реаниматолог. — Пульс не прощупывается!.. Кардиостимулятор!.. Немедленно! Сестра, шевелись!

Гороховский тихо произнес:

— Выйдем, майор. Мы мало чем можем помочь.

Вышли, осторожно прикрыв за собой дверь палаты. И остановились неподалёку. Пребывая в неподдельном изумлении, майор Ефимчик спросил:

— Как понимать, доктор?

— Я так думаю, что больной возбудился и… стресс…

— Из-за моих вопросов?

— Тревогу заметил еще раньше.

— Когда? В какой момент?

— Когда он услышал от меня два слова…

— А именно?

— Слово «полиция» и слово «майор»… Я внимательно следил за больным… Я отчетливо заметил, как в те именно секунды его глаза забегали, и в них появилась явная тревога.

— Хотите, доктор, сказать, что я и есть источник тревожности?

— Ну… Не знаю…

— Вы же видели, что пальцем показал на меня?

— Да, видел.

— Вы же слышали, как при этом явственно прохрипел местоимение «он»?

— Да, слышал.

— И что скажете?

— То лишь, что удивлён ничуть не меньше вашего, майор.

В эту минуту из палаты, вытирая салфеткой потный лоб, вышел реаниматолог. Он развел руками.

— К сожалению, восстановить сердечную деятельность не удалось: пациент скончался.

Ефимчик не из слабонервных, а и он, услышав, побледнел:

— Господа, не считаете ли меня всему виной?

Гороховский недовольно пожал плечами.

— Перестаньте. Вы занимались своим делом. Причем вы, если он уже был на грани жизни и смерти?

— Но мои вопросы стали источником стресса, и он, только он поставил последнюю точку.

— Это случилось задолго до вас… Я так думаю…

— Утешаете, Лев Маркович?

Доктор грустно усмехнулся.

— На роль утешителя я не гожусь.

Ефимчик взглянул на циферблат наручных часов.

— Ого! Уже четверть четвертого.

Гороховский и Ефимчик спустились в ординаторскую, в которой не было ни души.

— Мне надо бежать, — сказал, присаживаясь на стул, Ефимчик, — но прежде хочу кое о чем вас спросить.

— Слушаю.

— Вы лично от бригады «Скорой помощи» принимали больного?

— Да.

— И, выходит, проводили первичный осмотр?

— Да.

— Что можете сказать?

— Выглядел просто ужасно. Экспертиза сделает позднее свои заключения, но я увидел следующее: до тридцати нанесенных травм и все они тяжелые; гематомы на голове, на шее, особенно в области грудной клетки, на ногах; от болевого шока обмочился. Кстати, заметил странность: голова и волосы на ней были мокрые.

— В моче?

— Нет.

— Итак, по вашим сведениям проходит, как неопознанное лицо, не так ли?

— Совершенно верно. Нам на это время лишь известно (со слов фельдшера «Скорой») адрес, с которого был забран пострадавший.

— Назовите, пожалуйста.

— Улица Восточная, дом двенадцать, квартира пять.

— Это его жильё?

— Вот уж не знаю. — Ответив, врач недоумённо покачал головой.

— И никто им не интересовался?

— Кроме вас, пока никто.

— Какую причину смерти покажет вскрытие?

— Последней каплей оказался, на мой взгляд, инфаркт.

— Еще что-то имеете сообщить? Например, доставленный больной смог что-либо о себе сообщить?

— Примерно в час ночи мужчина пришел в себя. И сразу спросил: где я? Ответил: в реанимации тридцать шестой больницы. Спросил: как здесь оказался? Ответил: доставлен бригадой «Скорой помощи». Тут потерял сознание. Через полчаса, после сильнодействующих уколов, очнулся. И тогда уже я спросил: что с тобой случилось? Он явно не хотел отвечать и лишь после паузы сообщил: шел, дескать, по улице, на лестнице через железнодорожные пути, когда спускался, поскользнулся, упал, скатился вниз и больше, дескать, ничего не помню.

— Верите, Лев Маркович?

— Выдумка, майор!

— Почему?

— Потому что характер травм другой.

— А какой, на ваш взгляд?

— Точнее скажут эксперты. Но я считаю, что имело место чудовищное избиение.

— То есть, выражаясь языком УК, умышленное нанесение (неизвестным лицом или неизвестной группой лиц) тяжких телесных повреждений?

— Вам виднее, как квалифицировать.

— Два последних вопроса: а) почему, услышав о полиции, заволновался больной и, указав на меня, сказал, что «он»; б) почему решил скрыть очевидный факт избиения и вину, находясь при смерти, решил взять на себя?

— На первый вопрос не знаю, что сказать…

— А предположить, учитывая врачебный опыт?

— Не гадалка… По второму вопросу легко предположить, что у больного была веская причина скрыть правду. С этим я встречался.

— Зачем брать вину на себя?

— Откуда мне знать, майор?

— А чисто по-житейски?

— Либо кого-то страшно боится, либо не хочет топить дружка.

— Я придерживаюсь того же мнения, доктор.

— Зачем спрашивали?

— Ну, Лев Маркович, один ум хорош, а два куда лучше. Привычка такая — перепроверять себя.

3

Половина пятого. Майор Ефимчик, потянувшись до хруста в костях и протяжно зевнув, включил чайник. Спасть страшно хочется, а в этой ситуации (проверил на себе и не раз) стоит взбодриться, а крепкий кофе — само то, что надо. Положив в бокал чайную ложку с горкой растворимого порошка и немного сахара, залил кипятком и, вразвалочку расхаживая по кабинету, стал размешивать. Если начистоту, ни о чем ему не думается. Будет куда точнее, если сказать, что нет, думается и даже очень, но никак не о службе, а о том, как бы поскорее оказаться в кровати и сладко храпануть, не просыпаясь, часов так на десяток. Конечно, ночные бдения для него, опытного сыщика, не впервой. Однажды в засаде он, не сомкнув глаз, просидел двое суток. Правда, тогда был молод и жизненной энергии хоть отбавляй. Он, отпив из бокала, хмыкнул: тогдашние двадцать лет — не сегодняшние тридцать. Большая разница. Уйти и хотя бы часок вздремнуть в салоне машины? Нет, некогда. Долг всё-таки превыше всего. До появления на службе шефа, а это произойдет в девять ноль-ноль, тютелька в тютельку (аккуратист, каких поискать) ему надо успеть внимательно изучить рапорт оперативника Мосунова (документ, вон, лежит на столе), потом самому подготовить рапорт по результатам посещения клинической больницы №36 и оба документа (свой и Мосунова) передать начальнику уголовного розыска для принятия им соответствующего процессуального решения. Следует сделать безотлагательно еще и потому, что на него лично пала тень, свидетелями чего стали трое (лечащий врач, реаниматолог и медсестра), стало быть, предстоит объяснение, то есть убедить начальство, что умерший, показав пальцем и сказав «он», не имел в виду конкретно его, майора Ефимчика, а кого-то другого. Как бы то ни было, придется отмываться и он, опытный сотрудник уголовного розыска, это прекрасно осознает.

Он проворчал вслух, хотя находился в столь раннее утро в кабинете один:

— Предстоит внутренняя проверка… А шеф-то обрадуется! То-то насладится! Уж постарается!

Так думать у Антона Алексеевича есть основания: кто-то по отделу распускает слухи, будто он подсиживает начальника, готов его спихнуть и заполучить его должность. Клевета, понятное дело, но слухи множатся; как говорится, на каждый роток не накинешь платок. Получается, что есть недоброжелатели, а у кого, скажите, их нет? А что, если сплетни подогреваются самим шефом? Ефимчик пробурчал:

— С него и не того можно ожидать.

Покончив с кофе, почувствовав себя посвежее, прошел за стол, включил настольный светильник, придвинул поближе мелко исписанные бумажные листы и приступил к чтению.

4

«Заместителю начальника уголовного розыска Юго-Восточного ОВД Ефимчику А. А.

Рапорт

Докладываю: во исполнение вашего поручения, товарищ майор, посетил подстанцию «Скорой помощи», где встретился с дежурной бригадой, с каждого члена снял показания, из которых следует…

1. Оператором Евстафьевой К. И. в 23 часа 34 минуты принят по телефону вызов, явствующий, что в квартире №5 дома 12 по улице Восточной умирает старик. В 23 часа 36 минут (мною установлено по журналу регистрации вызовов) бригада, возглавляемая фельдшером Белоноговым, выехала по указанному адресу. Через десять минут прибыла на место.

2. Фельдшер Белоногов П. Е. сообщил, что их никто не встретил, хотя дверь подъезда была распахнута. Он, сопровождаемый медсестрой Савиновой М. М., поднялся на площадку второго этажа, где дверь пятой квартиры находилась в полуоткрытом состоянии. Вошли. В прихожей и на кухне никого не было и свет не горел. Фельдшер услышал стоны и горловые хрипы, доносившиеся из единственной комнаты. На кровати, когда включил свет, увидел старика, который находился в бессознательном состоянии. Одежда на нем была сильно испачкана кровью, а от брюк шел запах мочи. Пульс плохо прощупывался. Медсестра Савинова сделала обезболивающие и другие стимулирующие работу сердца уколы, в результате чего сердцебиение несколько участилось.

3. Фельдшер Белоногов П. Е., понимая, что мужчина находится в критическом состоянии, сначала хотел вызвать реанимационную бригаду, которая имеет соответствующее оборудование, но передумал: принял решение, понимая, что на это уйдет много времени, самим доставить больного в больницу. Созвонившись с приемным покоем клиники №36, получив согласие, доставил и передал в 24.00 на руки тамошним реаниматологам.

4. Из показаний фельдшера Белоногова и медсестры Савиновой вытекает, что в прихожей, на кухне и в комнате беспорядок, повсюду валяется мебель и вещи. Попытка установить личность, найти какие-либо документы не увенчалась успехом. Да и времени на это у медиков не было. Уходя, квартиру закрыли, поскольку на полу в прихожей нашли валявшуюся связку ключей, переданную впоследствии сотруднице названной больницы.

Лейтенант полиции Мосунов Е. С., сотрудник уголовного розыска.

Екатеринбург, 18 мая 2020, 03.35»

Дочитав до конца, майор удовлетворённо хмыкнул.

— Четко, по делу, оперативно, грамотно. Вот тебе и «Сонный Тетеря»! Теперь — дело остается за мной.

Включив компьютер, создав на рабочем столе монитора текстовый файл, стал набивать текст собственного рапорта. Дело у него шло не ахти, поэтому нервничал и постоянно исправлял ошибки, которые его злили. Лишь к восьми утра закончил набивку текста. Проверив несколько раз, обнаружив и исправив в очередной раз опечатки, отправил документ на принтер. Прочитав с листа, подписал. И лишь сейчас успокоился.

Собрав в стопку оба рапорта, отложил в сторону. Есть почти час времени. Должно быть, буфет для сотрудников уже открыт. Он решил спуститься на первый этаж, чтобы посмотреть на смену караула, то есть на передачу дежурства сменщикам. Вошел и что увидел? Храпящего «Сонного Тетерю». Ефимчик, постучав парня по плечу, шутливо сказал:

— Э, лейтенант! По домам пора!

На этот раз Мосунов тотчас же оказался на ногах.

— Что-то не так с рапортом, да?

— За рапорт — спасибо, лейтенант. С ним всё в порядке. А вот смена твоя закончилась и…

— Свободен, да?

Майор улыбнулся.

— Абсолютно!

Лейтенанта как ветром сдуло.

А майор завистливо посмотрел ему в след. Вздохнул, выходя из дежурной части, и подумал: «Я-то когда дома окажусь?» Он направился в буфет, чтобы чуть-чуть, как он любит выражаться, заморить червячка.

Глава 4. Шеф проводит служебное расследование

Ефимчик, взглянув на часы, понял: пришла его пора. Вышел в узкий и длинный коридор. Приёмная шефа — через дверь от него. Вошел. Златокудрая секретарша рылась в папках с деловыми бумагами.

— Привет, Ксюша. Шеф, — майор кивнул на плотно прикрытую дверь слева, — на месте?

Девушка улыбнулась.

— Могли бы и не спрашивать.

— Ну… Мало ли… Мог быть на вызове. Например, у полковника.

— У себя он… И имейте в виду: не в духе.

— С утра? Кто успел?

— Не имею представления.

— У себя один или?..

— Один… Сказал, чтобы я всех «отшивала».

— И… даже меня?

— В отношении вас, Антон Алексеевич, эта команда не действует.

Ефимчик усмехнулся.

— Какая-никакая, а привилегия. Ну, я пошел, Ксюша.

— Ни пуха! Не вставайте перед начальством на дыбы и все обойдется.

Майор вошел. Начальник районной уголовки сидел к нему вполоборота и разговаривал с кем-то по телефону. Судя по тональности, не с руководством, а с равным по чину себе.

— Разрешите?

Подполковник Мартиросян кивнул и жестом левой руки указал на стул. Ефимчик прошел и присел. Закончив разговор, хозяин кабинета отключил сотовый, положил на стол, с минуту смотрел на своего заместителя и молчал.

— С докладом? — наконец, спросил он. Ефимчик кивнул. — Слушаю, майор… Что-то серьёзное? Хотя не думаю: иначе, несмотря на ночное время, ты бы меня не оставил в покое.

— Вы, как всегда, правы. Рядовое, я так думаю, преступление… И мое присутствие было излишним: на данном этапе легко справился бы рядовой оперативник. Возник, правда, нюанс, неприятный, откровенно говоря, лично для меня.

Подполковник Мартиросян прищурился.

— В чем дело? Что случилось? Твои подчиненные напортачили?

— Ну, сколько мои, столько же и ваши подчиненные, — сдержанно заметил майор Ефимчик. — Вот мой рапорт. Ознакомьтесь и примите решения по существу.

— Прямо сейчас? Горит? Может, оставить до вечера и решения принять в конце работы, так сказать, оставить на закуску?

— Как вам угодно, Степан Ашотович, но я думаю…

— Все понятно: ты думаешь, как всегда, иначе.

— Но… Имеет место…

— Я понял, — пробурчал недовольно подполковник и уткнулся носом в рапорт. Прочитав, поднял глаза на майора. — Первое: ознакомлю руководство с ночным происшествием немедленно и, скорее всего, кому-то из дознавателей будет поручено провести первичные доследственные действия. Второе: с этим сложнее; вызывает удивление, нет, даже подозрение реакция доставленного в больницу на твое появление в палате; ох, не зря он показал на тебя, что-то за этим маячит. — Подполковник встал, одернул мундир, пригладил волосы на голове. — Иду к заму по оперативной работе. Доложу… Жди меня здесь. — Вернулся минут через пять. — По первой проблеме ты был прав. Первичные документы перейдут к дознавателю Марусевой, а потом, поскольку смерть наступила в результате насильственных действий в отношении потерпевшего, вероятнее всего, займётся следствие.

— А что в отношении меня?

— Черт тебя дернул высунуться!..

— Вы о чем?

— Мог бы и промолчать.

— Не по совести.

— Мало ли что мог нагородить мужик? Что-то и с кем-то перепутал. В его состоянии могло, что угодно показаться.

Ефимчик, слушая, думал о своем: «Проверочка… Ему бы было в радость, если бы скрыл важное обстоятельство. Мог подловить на нечестности, однако не получилось. И, похоже, разочарован». В слух же сказал другое:

— Обязан был.

— Да ладно тебе! Хочешь выглядеть святее Папы Римского?

— Никак нет. Хочу выглядеть всего-то самим собой.

— Да ради Бога!.. Тебе хуже, а мне без разницы. В общем, так: поручено, чтобы не разжигать преждевременно страсти, мне провести служебное расследование и о результатах доложить руководству.

— Я готов… Поспешите… Сутки без сна… Тяжело…

— Что ж, приступим…. Первый вопрос: ты был знаком с умершим?

— Нет, никогда.

— Так и запишем…

— Почему, увидев, как ты сам написал в рапорте, испугался и показал на тебя?

— Не знаю. Удивлен не меньше вашего.

— Может, бредил?

— Не похоже.

— Хм… Я предлагаю спасительную ниточку, тебе бы ухватиться, а ты…

— Не вижу смысла. Присутствовавшие доктора в голос утверждают, что он был в этот момент в сознании и отдавал отчет действиям и словам.

— Всё не просто так: тебя с этим мужиком что-то связывало — это аксиома. Будешь продолжать отрицать?

— Да. Повторяю: с ним никогда и нигде не встречался.

— Не верю в случайности. Ты опытный оперативник и сам всё прекрасно понимаешь.

— В отличие от вас, Степан Ашотович, я имел дело и со случайностями.

— Вопрос в лоб: ты имеешь отношение к нанесению тяжких телесных повреждений умершему в больнице?

— Нет, никакого.

— Так и запишем… Итак, ты был на выходном. Скажи, чем ты занимался вчерашним вечером?

— Вам нужно алиби?

— Да… В обязательном порядке и если алиби не будет, то грош цена твоим отрицаниям.

— Моя семья сейчас на даче, пережидает эпидемию. Мы где-то в тринадцать часов все вместе пообедали, потом я поковырялся на грядках, а вечером…

— Что вечером?!

— Пошли в театр оперы и балета… Билеты были куплены заранее на спектакль «Баядерка» Людвига Минкуса…

— Разве зрелищные мероприятия не отменены?

— Вчера после долгого перерыва вновь этот театр начал принимать зрителей.

— Ишь, какой балетоман…

Сарказм был замечен, но майор пропустил мимо ушей. Он лишь, будто оправдываясь, заметил:

— Не столько я, сколько жена.

— Следовательно, ты и жена были на вечернем спектакле?

— Да.

— Во сколько начался спектакль и во сколько закончился?

— Должен был начаться в половине восьмого и закончиться в пять минут одиннадцатого.

— «Должен», говоришь?

— Была задержка на двадцать минут… Так что домой вернулись в одиннадцать с минутами. Вот вам и алиби. Жена может засвидетельствовать… Да и билеты могу предъявить.

— Алиби, но слабые. Жена — не свидетель. Почему? Ты сам знаешь: близкая родственница и может скрыть проделки мужа, потому что заинтересованная сторона.

— Извините, но имею то, что имею.

— А что, если я прямо сейчас позвоню жене?

— Сделайте одолжение.

Подполковник позвонил. Он разочарован, потому что жена подтвердила информацию мужа. Даже привела дополнительные подробности.

— Всё равно жене нет веры. Могли договориться.

— Ну, извините.

— Скажи, майор, а в зрительном зале с другими балетоманами, знакомыми тебе, не встречался?

— В зале — нет, а вот, погодите-ка, у гардероба столкнулся с полковником Курбатовым…

— Из областной уголовки? Тот самый?

— Он, думаешь, подтвердит?

— Надеюсь. Вместе вышли из театра и на улице распрощались.

— Твое счастье, майор, если… — Мартиросян набрал номер. — Алло… Здравия желаю, товарищ полковник… Извините, но есть вопрос… Не удивляйтесь… Вы вчера были на спектакле «Баядерка»… Понял… Да так… И виделись с майором, моим замом?.. Вот как… Я понял… Извините… Да, нет, ничего серьезного… Он у меня в кабинете… Он слышит наш разговор… И он передает вам привет. — Положив трубку, тяжело вздохнул. — У вас есть железное алиби…

Ефимчик грустно усмехнулся.

— … И вы этим, как понимаю, огорчены?

— Нет-нет, что ты! Рад за тебя… Повезло… Но беда в том, что проблема остается: почему так среагировал умерший?.. Ты можешь ответить?

— Нет, не могу. Но хочу узнать.

— Мертвые не дают показания… Даже таким крутым оперативникам, как ты.

Подкол? Еще какой! Хорошо, что, проявив отменное самообладание, подумал майор, не прореагировал.

Глава 5. Несвоевременные и опасные дискуссии

1

Дознаватель Марусева во второй раз перечитывала материалы доследственной проверки по факту смерти старика, имевшей очевидные признаки насильственных действий, когда в кабинет вошел участковый Зайцев. Вошел по-свойски. И поздоровался.

— Привет, Жень. — Капитан, на лице которого блуждала ухмылка, прошел и, не ожидая приглашения, присел на довольно обшарпанный стул.

Молодая женщина, недовольно качнув головой, строго спросила:

— Мы на дружеской ноге?

— Ну… я же по-товарищески… Свои люди, Жень… Или не так?

— Нет, не так, капитан Зайцев. Будьте добры вести себя подобающим образом. Во всяком случае, я повода не давала, чтобы вы со мной разговаривал на «ты» — это первое. Второе: насколько вам известно, я не Женя, а для вас Евгения Ивановна…

— Да брось…

Марусева была вынуждена грубо оборвать.

— Не поняли? Повторить?!

— Что с вами, в самом деле?

— Со мной ровным счетом ни-че-го, а вот с вами… Что еще за ухмылочка, с которой вошли?

— По настроению.

— Есть повод?

— Нет… Просто так… Потому что погода хорошая… Потому что короновирус положен на лопатки и больше не будет бушевать.

— Что у вас? — по-прежнему неприязненно спросила дознаватель.

— Перед вами, Евгения Ивановна, как понимаю, оперативные документы.

— Допустим, капитан.

— Позвольте мне мельком на них взглянуть?

— Зачем?

— Ваш вопрос, по меньшей мере, странен.

— Чем?

— Вам ли не знать, что «ЧП» на подведомственном мне участке?.. Я обязан знать детали.

— Обязаны?

— Да.

— Не думаю. Излишнее любопытство присуще дамочкам с куриными мозгами, а не такому бравому офицеру, как вы.

— Ваше право, Евгения Ивановна, — теперь подчеркнуто вежливо заметил участковый.

— Если ко мне дело, то…

— Старший оперативный дежурный направил к майору Ефимчику, а его нет на месте… Да и он мне не симпатичен.

— На службе руководствуются служебным долгом, а не симпатиями или антипатиями.

— А вы лично сейчас чем руководствуетесь по отношению к коллеге? Не антипатиями ли?

— Нет. Я лишь поставила на место нахала, а отношение мое к вам абсолютно индифферентно.

— Какое умное словечко. Наши так не говорят.

— Оно и видно, кто эти «ваши»…. Повторяю: с чем пришли?

— А вы сами не догадываетесь?

— Не гадалка.

— И напрасно, Евгения Ивановна. Я полдня потратил, чтобы выполнить поручение…

— Не моё.

— Согласен: не ваше, но нашего общего начальства.

— Где рапорт?

Зайцев достал из кожаной папки неряшливо исписанный корявым почерком лист и положил перед дознавателем. Она взглянула и отодвинула в сторону.

— Потом посмотрю.

— Значит, зря спешил? — вопрос остался без ответа. — Могу дать совет? — в ответ вновь молчание. — Я этого отморозка отлично знаю, поэтому не заморачивайтесь особо. Он именно так и должен был закончить земной путь.

— Не нам это решать. Насильственные действия налицо. И именно они послужили основной причиной, как я понимаю, смерти. Наша обязанность заключается в том, чтобы установить личность того, кто нанес тяжкие телесные повреждения, несовместимые с жизнью.

— Согласен, однако…

— У вас, капитан, всё?

— Пожалуй, — Зайцев встал. — Откуда у вас неприязнь ко мне, Евгения Ивановна? Коллеги так не должны общаться… О неподобающем вашем поведении придется поставить в известность руководство.

— Да ради Бога, капитан! — сказала женщина и вернулась к прежнему документу.

2

Вот и пришел черёд изучить документ участкового Зайцева. Взглянув на каракули, дознаватель поморщилась. Она подумала: «Мог бы и на компьютере изготовить… Не переломился бы… А теперь расшифровывай древнеегипетские письмена». Она невольно ловит себя на мысли: «Да, мужик нагловат, бесцеремонен, но разве такого мужичья в органах мало? Подобные ему считают, что, имея смазливую морду и приличную мускулатуру, могут себе позволить в отношении женщины куда больше, чем все иные прочие, которых природа не наградила подобными мужскими качествами. Не зависть ли во мне говорит, что мой муж ему по всем статьям уступает?»

Сердито фыркнув, стала читать…

«Начальнику районного отдела внутренних дел Равенских Петру Романовичу

РАПОРТ

Докладываю об исполнении поручения

Сего дня, то есть 18 мая 2020 года, мною установлено, что в квартире по улице Восточной, откуда был доставлен впоследствии умерший, действительно проживал некто Карелин Семен Юрьевич, ранее многократно судимый, характеризуется по месту жительства крайне отрицательно, судом был признан ООР. Мною был неоднократно предупрежден, так как соседи неоднократно жаловались, что в квартире указанного гражданина происходят сборища антисоциальных элементов, пьянство и шумные потасовки.

Я, будучи ответственным за постоянный надзор за поведением рецидивиста, встречался, проводил профилактические беседы, но Карелин, что обращаю особо, выводов не делал.

В ночь с 17 на 18 мая, очевидно, состоялось очередное сборище, что я понял со слов соседки Весниной Клавдии Васильевны, чья квартира на этой же площадке и с которой сегодня составил подробную беседу. Соседка мне рассказала, что слышала у соседа шумные пьяные мужские разговоры, а потом, скорее всего, собутыльники подрались. Ближе к полуночи всё стихло, и она не стала вызывать полицию, хотя и имела подобное намерение. Гражданка Веснина отметила, что сосед шумный, что у него, как она понимает, притон пьяниц и наркоманов. На вопрос, кто эти люди, ответила отрицательно: старается с подобными личностями не встречаться и в разговоры не вступать. Веснина, кстати, подумывает поменять жилье, ибо такое соседство ей неприятно.

Рекомендую розыск собутыльников повести в этом направлении. Считаю, что кто-то из них может быть участником или свидетелем драки.

Лично я ничего о собутыльниках не знаю. Причина в том, что рецидивист Карелин, будучи агрессивным по натуре и скрытным чрезвычайно, о дружках ничего не рассказывал.

Родственников у гражданина Карелина нет. Проживал одиноко.

Отличник полиции Зайцев А. С., участковый.

Екатеринбург, 18.05.2020».

Закончив читать, дознаватель покачала головой.

— Ну и характеристика… Бедолага, очевидно, не ангельский имел характер. — Потом с нотками сочувствия добавила. — Беспокойное хозяйство досталось Зайцеву… Напрасно фыркала на него.

3

Марусевой было над чем поломать голову, но отказалась. Несмотря на небогатый опыт практической работы, понимала: эта история у нее в руках лишь на короткое время. Её основное занятие — это дорожно-транспортные происшествия, пожары, ссоры соседей, драки супругов, потасовки подростков. Но и они подвластны ей лишь в том случае, когда не проходят по тяжким или тем более особо тяжким статьям УК. Её задача: сбор первичных материалов, в данном конкретном случае, как она понимает, определить, не несчастный ли случай лежит в основе и насколько действия или бездействия носят умысел. А что, если всё-таки имеет место преступление? Даже гадать не надо: как только появятся реальные признаки, так сразу материалы полиции будут направлены в Следственный Комитет. Никто не будет сожалеть по сему поводу. Полиция кровно заинтересована, чтобы спихнуть тотчас же. Дознаватель убеждена: нынешняя ее работа по этому делу — носит сугубо формальный характер.

Всё так, но Марусева не из тех, которые рады «непыльной и беспроблемной работе». Не в ее это характере. Да, от нее мало что зависит, но и она кое-что может, особенно на начальной стадии. Да, она понимает, что руководство будет только радо, если она сделает заключение (чем скорее, тем похвальнее), что признаков умышленного нанесения увечий потерпевшему не установлено, что имел место несчастный случай в результате злоупотребления спиртными напитками. Последнее — уже очевидно.

Покрутив недовольно головой, молодой специалист задала себе простенький вопрос: «А куда спрятать совесть?..»

Ответить не успела. Потому что в кабинет вошел полковник Равенских. Для нее даже заместитель, курирующий оперативные вопросы, большой начальник, а тут сам… Не вызвал к себе, что выглядело бы привычно, а пришел к ней и она явно не была к подобному визиту готова. Она вскочила и застыла, не зная, что следует сказать по этому поводу.

— Сидите-сидите, лейтенант… А иначе и мне придется стоять…

— Вы…

Равенских прервал.

— Понимаю, начальство, но вы женщина и… Да, присаживайтесь, пожалуйста. — Марусева опустилась на стул. Равенских, оглядев тесное помещение, давно нуждавшееся в ремонте, по меньшей мере, в косметическом, выбрав понадёжнее предмет мебели, сделал то же самое. — Шел мимо. Думаю: дай-ка загляну, посмотрю, как себя чувствует молодой специалист; узнаю, нет ли проблем, не нужен ли совет старшего и более опытного товарища. — Он тяжело вздохнул и добавил. — Правда, молодые в стариковских советах особо не нуждаются; считают, что со студенческой скамьи держат самого Господа за бороду.

Лейтенант посчитала необходимым возразить полковнику.

— Не все, Пётр Романович.

— Ага! Понял… Себя вы из того числа исключаете… Отрадно… Похвально… Скромность украшает, а молодую женщину особенно… Мне доложили о происшествии прошлой ночи… Решение своего зама поддержал… Ну, по части поручить доследственную проверку вам, лейтенант… Уверен, что справитесь… И поступите по совести. Именно так, как подобает офицеру полиции.

— Буду стараться, Пётр Романович.

— Вот и ладно… История, как мне доложили, из числа простых. Вариантов немного: либо несчастный случай по причине пьянства, либо собутыльники подрались. Или… Первое и второе, как говорится, — в одном флаконе. — Марусева слушала и молчала, хотя порывалась возразить. — Но… Если возникнет надобность в совете у более опытных коллег по службе, то не стесняйтесь. Мы всегда придем на помощь молодому специалисту. Диплом — штукенция важная, но и опыт, накопленный с годами, тоже кое-что значит. Не пренебрегайте, хорошо?

— Не буду, Пётр Родионович.

— Вот! Я так и думал, что тут что-то не так.

— Вы о чем, Пётр Родионович.

— До меня донеслось, лейтенант, нелицеприятное. К вам с дружеским советом, а вы, будто бы, стали фыркать. Я не поверил. И оказался прав.

Дознаватель покраснела.

— Вы сказали: донеслось. Я даже догадываюсь, кто именно «донёс».

Полковник насупился, но по-прежнему мягко поправил:

— Не «донёс», а поставил в известность руководство… Капитан Зайцев с открытой душой к вам, а вы… Он, надо вам знать, один из лучших участковых города. В декабре прошлого года МВД наградило знаком «Отличник полиции». Я, сказать по правде, не представлял, однако начальству, особенно такому высокому, виднее. К тому же разделяю мнение. На его участке — порядок, за годы и годы ни одного нарекания. Каждый потенциальный нарушитель правопорядка у Зайцева на учете. Плотно работает с населением микрорайона… Ну, в общем, так, — полковник Равенских встал. — Не игнорируйте советы такого опытного офицера, как Зайцев… Он может быть вам полезен, особенно в этой неприятной истории.

Марусева также встала.

— Поняла, товарищ полковник. Извините.

— За что, простите?

— За несдержанность по отношению к старшему коллеге по службе.

— Ну и молодчина! Я в вас, лейтенант, не ошибся.

Начальник районного отдела вышел, оставив дознавателя в глубочайших, еще в больших раздумьях, чем прежде.

4

Хотела сосредоточиться на документах, но вновь не дали. На этот раз, как он сам выразился, заглянул «на огонёк» старший лейтенант Кобяков, один из сотрудников уголовного розыска. Крепкий парень, симпатичный, в действиях — решительный, контактный. Не слишком умён, но не всем же быть Ньютоном.

Поздоровавшись, присел. С минуту молчал, очевидно, собирался с мыслями. Потом подчёркнуто вежливо заговорил.

— Евгения Ивановна, вы зря обидели капитана Зайцева…

— Здрасте, пожалуйста! Еще один заступник. Не рассчитывала на такую реакцию коллег.

— Значит, я не первый?

— Да.

— Тем лучше… Зайцев — мой друг. И… В оценке людей, особенно тех, которых он отлично знает, безошибочен.

— Одни достоинства… Не человек, а скопище достоинств, — сыронизировала Марусева.

— Ирония ваша не уместна. Коллектив отдела вас не поймет. Вы в коллективе — без года неделя, а Зайцев давно зарекомендовал себя и только с хорошей стороны.

— Господи, разве я ставлю под сомнение его деловые качества? Что я такого сделала, чтобы на меня ополчаться?

— Вы унизили…

— Каким образом?

— Пренебрежением к его результатам труда.

— Он так считает?

— Не только он.

— А кто же еще?

— Хотя бы я.

— Вы присутствовали при нашем разговоре?

— Нет, но Андрей врать не будет.

— Он вас назначил своим адвокатом?

— Я сам…

— Значит, ему верите, а мне нет?

— Доверие зарабатывают годами.

— Я, извините, в шоке. Не могу понять, что происходит. Что всем вам надо от меня? Я всего лишь нахала поставила на место, осадила, потребовала уважительного отношения к себе… Хотя бы по минимуму… Хотя бы как к женщине. Разве я на это не имею права?

— Не в этом дело…

— Как это «не в этом»?! Именно в этом и только в этом. Если ваш друг — не мужчина, то…

— Вот видите! Вы опять унизили!

— Простите, старший лейтенант: я при исполнении и у меня нет времени для выяснения отношений. Пожалуйста, отложим этот разговор на другой день.

— Ну… это… Выслушайте мое мнение по этому делу…

— Простите, о каком деле идет речь? Если о бедолаге-старике, который ночью скончался в клинике, то пока «дела» никакого нет. Есть лишь поручение руководства: провести доследственную проверку обстоятельств гибели человека.

— Разве это человек?! — неосторожно воскликнул старший лейтенант Кобяков.

— А кто? Не скотина же. Впрочем, даже неподобающее обращение с животными карается в уголовном порядке, о чем вам должно было бы известно.

— Да, человек, но какой?

— И какой же?

— Особо опасный рецидивист.

— Откуда вам известно?

— Все в отделе знают. Он на особом контроле.

— На данное время суток знают далеко не все: лишь несколько человек, а именно участковый Зайцев. Правда, он не может быть полностью уверенным, потому что не был на опознании.

— Но в квартире…

— Вы сыщик, да? — тот кивнул. — Должны знать, что нахождение лица в квартире — это еще не факт, что именно он хозяин. Это же для оперативника такая банальность. Жертвой мог стать кто угодно, любой, например, собутыльник.

— Но капитан Зайцев…

— Его уверенность не есть факт, а всего-то пока предположение. И я считаю, что распространение непроверенной информации есть нарушение должностной инструкции, о чем доложу рапортом руководству.

— Ну, вот! Опять формалистика! Между коллегами, занимающимися одним делом, должна быть…

— Неформальность, да? Печально, что вы так считаете.

— Мы же не роботы, а человеки.

— Не все?

— Сами себе противоречите, Евгения Ивановна.

— Возможно, но избавьте меня от дискуссий. Отдел полиции — не место и не время.

Глава 6. Бывает ли скромность чрезмерной?

1

Майор Ефимчик, столкнувшись на лестничной площадке между вторым и третьим этажами, поздоровавшись, спросил:

— Какие ваши планы на сегодня, Евгения Ивановна?

Последовал встречный вопрос:

— А что? Нужна?

Ефимчик кивнул.

— Если только не нарушаю ваши планы… Не хотелось бы…

— Начальство повесило на меня ночную историю и… — Последовала короткая пауза, понадобившаяся, очевидно, молодому специалисту для того, чтобы определиться, стоит или нет откровенничать. Она не знает, по какой причине, но этот коллега с первых дней службы вызывает у нее доверие, поэтому приняла соответствующее решение. — Может, ошибаюсь, но, Антон Алексеевич, чувствую, что руководство хотело бы скорейшим образом сбагрить…

— А так и есть, — усмехнувшись, заметил Ефимчик и пояснил. — Полиция загружена… Короновирус продолжает нашу власть пугать, и мы поставлены на уши, зачастую занимаемся не свойственным делом, вплоть до уличного патрулирования.

Дознаватель кивнула.

— Ситуация мне понятна, но и другие задачи должны решать, не так ли, Антон Алексеевич?

— В обязательном порядке, Евгения Ивановна.

— Ну, вот… Я перед дилеммой…

— Какой, если не секрет?

— Или, — молодая женщина посмотрела вокруг, не слышит ли ее кто-нибудь, — встретиться с фельдшером подстанции «Скорой помощи», или выехать для осмотра жилища умершего.

— А, знаете, всё упрощается… Я могу помочь вам определиться.

— Каким образом?

— Не откладывая в долгий ящик, взять и прямо сейчас съездить по месту жительства старика.

— Ну… Я только за.

— Отлично! Сейчас спущусь в дежурную часть и договорюсь насчет авто.

— А кого намерены еще взять с собой?

— Узкий круг… Обойдемся, если не возражаете, оперативником Мосуновым и экспертом-криминалистом Казаченко… С понятыми определимся на месте. Как моя идея?

Дознаватель облегчённо вздохнула.

— Едем сейчас?

— Нет смысла откладывать? Тем более, что на руках Мосунова ключи от квартиры.

— Хорошо… Я спускаюсь вниз… Подожду там.

2

Марусеву задержал звонок из прокуратуры. Звонок по другому делу. Освободившись, вышла. Оперативная группа уже была в сборе и находилась в салоне старенькой «Лады». Убедившись, что свободно лишь место, что рядом с водителем, открыла дверцу и удобно уселась.

— Добрый день!

Ответили майор Ефимчик, старший лейтенант Казаченко и водитель Отраднов. А Мосунов? Он, упёршись головой в стекло левой дверцы, вовсю уже храпел. Марусева, усмехнувшись, лишь покачала головой. Через четверть часа машина въехала во двор дома номер двенадцать по улице Восточной и остановилась напротив первого подъезда.

Все покинули салон, причем лейтенанта Мосунова не пришлось будить. Ефимчик укорил Мосунова:

— Ну и горазд же ты на сон.

— Простите, — сказал Мосунов и виновато заморгал. — Как-то так… Само собой, Антон Алексеевич…

— Задача первая, лейтенант…

— Слушаю.

— Открываешь дверь подъезда… Ключ в связке?

— Так точно.

— Мы поднимаемся на второй этаж. Ты, лейтенант, опять же открываешь доступ в квартиру. Первым входит эксперт, он работает внутри, а все мы остаемся пока на месте, чтобы не оставлять лишних следов.

Мосунов спросил:

— А насчет понятых?

— Ах, да!.. Твоя задача: обеспечение понятыми. Лучше, если их будет двое и если из другого подъезда.

Когда старший лейтенант Казаченко скрылся за дверью квартиры №5, Мосунов ушел на поиски понятых. Ефимчик, пользуясь паузой, стал звонить соседям по площадке. Никто не откликнулся. Поднялся на третий этаж. Результат аналогичен. Вернулся.

— Как понимаю, никого нет дома, — заметила дознаватель.

— Увы, Евгения Ивановна… Издержки самоизоляции… Скорее всего, прячутся от заразы на дачах.

Мосунова не было с четверть часа. Скорее всего, поиск понятых был затруднён по той же причине. Но вот и он. Сопровождала пожилая женщина и ее возраста мужчина. Они представились.

Окидывая тревожным взглядом полицейских, Мамонова спросила:

— Что случилось? Что-то нехорошее, да?

Ефимчик неопределенно ответил:

— Похоже на то, Ольга Юрьевна.

— А что именно?

— Точной информацией не располагаем.

Мужчина стоял и молчал, а женщина продолжала любопытствовать.

— А соседке, — женщина кивнула на дверь шестой квартиры, — не звонили? Веснина может что-то знать.

— Очевидно, никого нет. Или не хотят откликаться.

— Нет-нет, Клавдия Васильевна не такая. Думаю, семья за городом. Сами знаете, самоизоляция. У семьи есть участок и домишко. Не знаю, правда, где, поэтому не скажу.

Вышел эксперт. Ефимчик спросил:

— Можем войти?

— Да. Всё, что смог, зафиксировал. Хотя, извините, осталось кое-что. — Он, вставляя и вынимая ключ от квартиры, тщательно осмотрел сердечник и сам замок, потом и сам ключ. — Взлома замка не было, ключ родной, а это значит, что открыть дверь и впустить в квартиру неизвестных мог только собственник. Всю остальную информацию предоставлю в экспертном заключении.

— Когда ждать результат? — спросил майор Ефимчик.

— Приблизительный — не ранее суток, а точный — через три-четыре дня.

— Понятно… Теперь мы, взглядом сыщика, осмотрим.

Все вошли в квартиру. Осмотревшись, Мамонова ахнула:

— Боже, что здесь происходило?

Было чему удивиться. Правда, в отличие от этой старушки, все остальные смогли удержать эмоции. По долгу службы, так сказать, по праву людей, многое повидавших. Состояние квартиры ужасало: разбитые стулья, перевернутые столы, висящие клочьями обои, сдвинутые шкафы, на полах в прихожей, в комнате, но особенно на кухне, лужи запекшейся крови, на панелях кровавые брызги.

Дознаватель, составляя протокол осмотра места событий, описывая увиденное, только качала головой. Тем временем, Мосунов, таская за собой понятых, тщательно всё осматривал. Он явно был недоволен собой: по второму разу прошелся по квартире — и по-прежнему никаких улик.

Майор Ефимчик также не бездействовал. Он осмотрел шкафчики, нашел документы (в том числе паспорт, пенсионное удостоверение, а также сберкнижка — все на имя Карелина Семёна Юрьевича), под стопкой чистого постельного белья нашел спрятанные явно от кого-то деньги; их было всего три тысячи шестьсот рублей, предназначенных явно на повседневные нужды.

Ефимчик сказал:

— Прошу занести в протокол следующее: в квартире орудовали явно не грабители; они так не работают; они, ища деньги и ценности, обычно все вещи выбрасывают, содержимое шкафчиков вынимают и переворачивают, оставляя после себя настоящий кавардак. Здесь же — порядок. И вопрос: что надо было от хозяина? Никак не материальные ценности, да и их у человека, которому начислена минимальная пенсия, искать нет смысла.

Дознаватель записала. Ефимчик прошел на кухню.

— Какие успехи, лейтенант?

Мосунов недовольно фыркнул.

— Никаких! Стою и думаю: такого, как утверждает криминалистическая наука, быть не может, однако я столкнулся с неопровержимым фактом. При таком бардаке — немыслимо!

— Сочувствую, — согласился майор Ефимчик.

Мосунов стоял, упёршись взглядом в двухкомфорочную газовую плиту, потом взялся за её бока. Увидев и догадавшись, старший товарищ поспешил с предупреждением:

— Если собираешься двигать, то не забудь отключить поступление газа. Иначе — мы можем взлететь.

Повернув вентиль, тем самым перекрыв газ, стал осторожно отодвигать оборудование от задней стены. И тут все услышали: что-то заскользило вниз и упало, очевидно, на пол.

Ефимчик сказал:

— Наклони побольше на себя… Я взгляну… Ого!.. Что-то интересное… Напоминает… Старший лейтенант, подойди.

Появился Казаченко, а за ним и Марусева. На кухне стало тесновато, поэтому понятые попытались, освободив пространство, выйти из кухни.

Казаченко взглянул и вернул понятых.

— Будьте рядом. А я сейчас попытаюсь достать и посмотреть, что за изделие, находящееся в неподобающем для него месте. — Надев перчатки и приготовив пластиковый пакет, он нагнулся, — пожалуйста, чуть ниже наклони, — достал и показал всем присутствующим.

Это был простенький сотовый телефон, побывавший в пыли и паутине.

Марусева, взглянув и убедившись, что находка может стать уликой, а может и не стать ею, ушла в комнату, чтобы занести в протокол.

Ефимчик спросил:

— Понятые, вы всё видели? — те одновременно кивками подтвердили.

После этого эксперт осторожно опустил в пакет находку и аккуратно его заклеил скотчем.

— Молодец, лейтенант.

Парень покраснел.

— Не я… Мы все…

— Твоя скромность, — майор шутливо ему погрозил пальцем, — в этом случае чрезмерна.

3

Из прихожей донесся звук по-свойски открываемой кем-то входной двери. Все насторожились. Зазвучал женский голос.

— Сень, я не говорила, что надо пользоваться защёлкой, а? И ты разве не обещал?.. Боже мой, во что превратил квартиру!.. В воскресенье прибралась и вот уже… Опять принялся за старое? Кто клялся мне, что с прошлой жизнью покончено?.. Сень, ты где? Почему молчишь? — Женщина, сделав пяток шагов по прихожей, в которой коза ляжет, хвост откинет и никому уже не пройти, увидев на кухне неизвестных ей лиц, изумилась. — Вы кто?.. Что вы в квартире делаете?.. Где Сеня? — Сработал инстинкт самосохранения: женщина испуганно попятилась назад, к входной двери. Вышел Ефимчик. Увидев человека в форме, приостановилась и воскликнула. — Полиция?!

— Так точно! — ответил майор. И добавил. — Заместитель начальника районного уголовного розыска Ефимчик Антон Алексеевич… А вы, сударыня, кем хозяину квартиры приходитесь, позвольте узнать?

Чувство тревоги вновь стало в женщине нарастать. Она невольно заподозрила в майоре не настоящего офицера полиции, а ряженого. И проскочила молнией мысль: «Настоящая полиция такой вежливой не бывает… Кто такой?!» Недовольно насупившись, заворчала:

— Тем, кем надо… — Достала из сумочки, висевшей на руке, сотовый телефон. — А вот сейчас проверим, что ты за майор… Оборотень в погонах или… — Из комнаты вышла молодая женщина и остановилась в проёме. — О, да тут целая банда!

— Успокойтесь, гражданка, — сказала дознаватель. — Всё в порядке… Звонить нет никакой необходимости.

— Как успокоиться? — закричала женщина. — Какой порядок? Как это нет необходимости, если Сеньки моего нет, а в квартире посторонние?.. И вот этот бардак!

— Я — дознаватель райотдела полиции, — достала удостоверение и подала женщине.

Женщина взяла, развернула и прочитала вслух:

— Лейтенант полиции Марусева Евгения Ивановна… — Оторвавшись от документа. Внимательно сличила фотографию с молодой девушкой, стоящей перед ней, заворчала. — То уголовный розыск, то какой-то дознаватель, — женщина кивнула в сторону кухни. — А эти, что, тоже из полиции?

Майор Ефимчик кивнул.

— Совершенно верно: эксперт-криминалист Казаченко и лейтенант Мосунов, оперативник, лично мне подчиненный.

— Не многовато?

Ефимчик усмехнулся.

— В самый раз… Исходя из ситуации, столько, сколько нужно.

Женщина прошла на кухню. Казаченко и Мосунов посторонились.

— А эти что тут делают?

Старик, впервые подавший голос, мрачно заметил:

— Привлечены в качестве понятых.

Женщина, присмотревшись, признала в нем соседа. Видела несколько раз во дворе.

— Не знаете, а где Сеня мой? Почему его нет дома?

Старик пожал плечами.

— Без понятия.

— Понятой и без понятия?

И тут женщина опустила глаза и увидела сгустки крови на полу. Побледнев, выкрикнула:

— Это что?!

Подошла дознаватель:

— Пройдемте в комнату и там, познакомившись, по возможности, проясню ситуацию.

Женщина, оказавшись в комнате, увидев еще больший беспорядок, в том числе постель в крови, непроизвольно произнесла:

— Мамай повоевал…

— Присаживайтесь, — предложила дознаватель. — Мы представлены, а теперь нам хотелось бы с вами поближе познакомиться. Повторяю заданный прежде вопрос: кем вы приходитесь хозяину квартиры?

— Сестра родная… Что всё-таки с братом?

Вместо ответа, последовала просьба дознавателя:

— Паспорт или иной документ, удостоверяющий вашу личность, с собой?

— Как нынче без него… На Малышева патруль останавливал: куда, дескать, и зачем, нарушая режим самоизоляции, перемещаюсь. Показала паспорт, объяснила: вчера, мол, весь день звонила брату, ни днем, ни вечером не дозвонилась; сегодня, мол, прямо с утра решила попроведать, как-никак, седьмой десяток Сеньке и один живёт бедолага.

— Позвольте взглянуть на ваш паспорт… Извините, я вам верю, но для протокола нужно.

— Какие проблемы! — достала паспорт и положила на стол перед дознавателем.

Та, развернув, вслух прочитала:

— Кобякова Анна Юрьевна. — Потом изменившимся голосом повторила. — Значит, Кобякова… — Только что лицо дознавателя светилось добротой и тут мгновенно помрачнело, а в углах губ появилась суровая складка. Офицеры, находившиеся неподалеку, обратили внимание на необоснованную смену настроения Евгении Ивановны. После паузы сухо поинтересовалась. — Кобяков Семён Андреевич не ваш сын?

— Нет… И в родстве (ближнем и дальнем) по линии мужа никого не знаю… А что? Кто такой этот Кобяков? — Ефимчик и Мосунов при этом обменялись взглядами.

— Старший лейтенант полиции… Наш коллега, — неохотно пояснила дознаватель Марусева.

— Тем более… Нет, не родня. По правде говоря, на Урале Кобяковых как нерезаных собак… Однофамилец… А до замужества я была Карелина… Как и брат. Наши родители выходцы из поселка Карелино Верхотурского района.

— Поняла. — Сделав соответствующую запись в протоколе, в том числе указав паспортные данные, дознаватель достала фотографию и положила перед Кобяковой Анной Юрьевной. — Узнаёте?

Присмотревшись, женщина покачала головой.

— Весь, вижу, в бинтах… Глаза брата, широкий лоб его… Что с этим человеком?

Ответил майор Ефимчик:

— Мы бы хотели тоже знать… Пока же определенно можно сказать: человек на фото был доставлен в тяжелом состоянии в клиническую больницу номер тридцать шесть, причем, доставлен был отсюда, из этой квартиры.

— Когда?

— В ночь с воскресенья на понедельник.

— Я… Была у брата в воскресенье, в первой половине дня… Прибралась. Поукоряла за чаем, что неразборчив в друзьях, иных бы близ порога не следовало пускать… Он уверял, что остались лишь самые надёжные.

Ефимчик спросил:

— Кого-то из друзей можете назвать?

— К сожалению, нет, никого… По этой части брат был неразговорчив. И я не вникала. Наверное, напрасно. А… Что говорит соседка из шестой квартиры? Может, она кого-то из собутыльников видела?

— Звонил. Никто не ответил.

— Понятно. Весна в разгаре. Горячая пора. Наверное, семья на даче, как говорится, в принудительной самоизоляции.

— И жильцы других квартир тоже не откликнулись.

Анна Юрьевна кивнула.

— По той же причине… Скажите, вы думаете, что на фотографии мой брат?

Дознаватель ответила:

— Вполне возможно.

Ефимчик, увидевший, что Анне Юрьевне становится плохо, поспешил уточнить:

— Но не обязательно.

— Хотите сказать, что?..

— Я ничего не знаю, но могло оказаться так, что это кто-то из дружков вашего брата.

— Тогда… В таком случае, где мой Сеня? Почему его не оказалось дома?

— Не знаем… Вы будете приглашены на опознание…

— Кого?

— Больного, которого вам показали.

— Да-да! — Женщина быстро закивала. — Живьём все равно узнаю… Хотя бы по голосу… Брат же… Кровный…

— К сожалению, — майор Ефимчик решил приоткрыть чуть-чуть завесу таинственности, — в этом случае и голос не помощник.

— Вы о чем?

— О том, что поздно… Если это ваш брат, то могу сказать: через два часа после доставки в больницу он скончался. Кстати, сердце его остановилось на моих глазах. Реаниматолог ничего не смог сделать.

— Значит… Значит моего брата?.. — Анна Юрьевна, опершись о столешницу, попыталась встать и если бы не подскочивший Мосунов, рухнула бы на пол. — Сердце… Таблетки в сумочке, — еле слышно произнесла она.

Ефимчик вызвал «Скорую». Благодаря таблеткам, Анна Юрьевна дождалась помощи и её тотчас же отправили в стационар. Машина появилась довольно-таки быстро: через четверть часа. Это, скорее всего, из-за того, что вызов осуществил офицер уголовного розыска.

Глава 7. Чем дальше в лес, тем больше дров

1

Петр Романович Равенских с утра в прекрасном настроении. Весьма бодренько, несмотря на свои пятьдесят, вышагивая по кабинету, мычит под нос мотив популярной некогда песни:

Главное, ребята,

Сердцем не стареть.

Песню, что придумали,

До конца допеть.

Остановившись, покачал, начавшей покрываться сединой, головой.

— Хм… Неужто моя песенка уже пропета и пора пополнить класс пенсионеров, точнее выражаясь, офицеров-отставников? Но я, — подошел к платяному шкафу, приоткрыл одну из створок, и увидел свое отражение в зеркале, — достаточно браво выгляжу… Да-да, еще вполне… Как говорится, в самом соку…

Оптимистичные рассуждения прервал сигнал, известивший полковника полиции о том, что имеет что-то сообщить его секретарша. Она, надо заметить, в возрасте. Года три назад поменял. Прежняя была настолько молода и мила, что в нем пробуждала нехорошие мысли. Из-за соблазна ненароком согрешить, отправил с глаз, в кадровое подразделение, где теперь девушка готовит деловые бумаги и он видит ее довольно редко.

— Слушаю, Светлана Иосифовна.

— Петр Романович, дознаватель Марусева просит принять.

— Где она?

— В приемной.

— Пусть заходит… Но предупреди: у меня в запасе не больше десяти минут.

Отключившись, сел в кресло, нахмурился, взял в руки чей-то рапорт, ждущий прочтения и принял подобающий вид.

— Здравствуйте, Петр Романович.

— Добрый день… Присаживайся… С чем пришла? Порадуешь командира или огорчишь?

— Не знаю, как вы отнесётесь, но… Я свою часть работы сделала, то есть доследственную проверку закончила…

— Очень хорошо… И что дальше?

— Дальнейшее — за пределами моей компетенции и…

— Пришла к какому заключению? — в своем кабинете полковник Равенских чувствовал себя куда увереннее, поэтому с подчиненной разговаривал, несмотря на ее пол, уже на «ты». — Готов послушать.

— Необходимо направить материалы по подследственности…

— То есть?

— Наверх, то есть в региональное следственное управление.

— Уверена в правильности принятого тобой решения?

— Абсолютно. Личность потерпевшего установлена. Экспертное заключение (правда, предварительное) имеется.

— По какой причине наступила смерть?

— Из-за умышленного нанесения тяжких телесных повреждений, повлёкших большую потерю крови, нанесения повреждений, по сути, несовместимых с жизнью.

— Есть подозреваемые?

— Нет.

— Свидетели или очевидцы?

— Также нет.

— А что, если еще тебе покопаться и найти?

— Дальнейшие действия, необходимые для расследования, за пределами компетенции дознавателя.

— Например?

— Ну… Необходимы поручения по проведению дополнительных и более глубоких экспертиз, а их уполномочен запрашивать лишь следователь, причем, в рамках возбужденного уголовного дела.

— Да-да, я понимаю… Что думает по этому случаю уголовный розыск? На твоей стороне или нет?

— Майор Ефимчик разделяет мое мнение.

— А с моим замом советовалась?

— Да. Он также не возражает.

Полковник притворно вздохнул.

— У меня нет выхода, как согласиться. Готовь соответствующие документы… Я подпишу.

— Петр Романович, все документы готовы. Вы можете подписать прямо сейчас, — Марусева привстала и положила перед ним стопку бумаг.

— Прямо сейчас… Ишь, какая у молодёжи прыть… Нет уж… Надо тщательно изучить…

— Петр Романович, но лучше, если отправить спецсвязью материалы до обеда.

— Значит, — полковник передвинул стопку документов сначала налево, потом направо, — Ефимчик не возражает, мой зам одобряет… Подпишу, но, учти, в порядке исключения.

— Спасибо… А я прослежу, чтобы материалы доследственной проверки сейчас же ушли адресату.

— Не забудь: возможен и возврат по причине неполной проверки всех обстоятельств. И в этом случае наложу дисциплинарное взыскание — на тебя, в первую голову, и на твоих единомышленников.

— Спасибо за напоминание.

2

Тем временем, после ночи, проведенной Анной Юрьевной Кобяковой в больничной палате, после проведения необходимых восстановительных процедур давление было приведено в нормальное состояние и её выписали. Доктор предлагал вызвать социальное такси и доставить пациентку по месту жительства. Анна Юрьевна стала категорически возражать, заявив, что домашние, во-первых, хотя и знают, где она и что с ней, беспокоятся; что, во-вторых, ей лучше забежать в отдел полиции, повидать майора Ефимчика, поспрашивать кое о чем, тем более, это почти рядом. Врач предостерёг, чтобы она выдерживала спокойствие и под рукой имела таблетки.

Женщине повезло. Потому что через пару минут она бы майора Ефимчика на месте не застала. Увидев на пороге Кобякову, удивился.

— Вы? Сбежали? Напрасно! Не что иное, как девичье безрассудство.

— Все в порядке, Антон Алексеевич. За меня не тревожьтесь. Я в состоянии олимпийского спокойствия. Держу себя в руках. Врач мне позволил покинуть больничную палату.

— Вот и шли бы домой.

— Нет… Где сейчас находится тело брата?

— Естественно, в морге.

— Своими глазами не видела и продолжаю сомневаться. А что, если не брат?

— Вы считаете необходимым провести процедуру опознания?

— И прямо сейчас… Чтобы избавиться от иллюзий. Это возможно, Антон Алексеевич?

— Это ваше право, но в рамках доследственной проверки не обязанность.

— Почему?

— Только что материалы направлены в Следственное управление и уже в рамках им возбужденного уголовного дела вас все равно пригласят на процедуру опознания… Не позднее, чем завтра или послезавтра.

— Господи, быть в неведении еще два дня?!

— Если только вы настаиваете…

— Настаиваю… Категорически!

— Сил достаточно?

— Вполне.

Через полчаса Ефимчик и Кобякова были в морге. В присутствии приглашённых понятых Анна Юрьевна тотчас же признала тело брата. Был составлен протокол, который подписали все.

Когда вышли из морга, вытирая слёзы, навернувшиеся на глаза, Анна Юрьевна тихо произнесла:

— Бедный братик… Вот и закончил свой земной путь… Худо закончил… Что теперь об этом говорить?.. Судьба… Богу было так угодно… — Она подняла глаза на рядом идущего Ефимчика. — Когда можно будет предать тело несчастного земле?

— Не сегодня и не завтра — в этом я уверен.

— Почему?

— Справку о смерти вам выдадут на руки лишь после того, как будут проведены дополнительные экспертизы, а эти дела не одного дня. Тем более, когда речь идет о совершении тяжкого преступления.

— Знаете, кто преступник?

— Нет, но почти уверен, что преступник был не один.

— За что старика избивали?

— Не знаю. Явных мотивов нет.

— Может, позарились на что-то?

— Не думаю. Деньги остались на месте. И вообще: нет никаких признаков на грабёж.

— Может, ошиблись адресом?

— Не думаю, Анна Юрьевна. Визит имеет все признаки, указывающие на преднамеренность.

— Допросили соседей?

— Нет. По двум причинам: а) те, которые находились дома, ничего не видели, ничего не слышали; б) остальные, прячась от короновируса, находятся за пределами Екатеринбурга. Последних — все равно допросят, но уже в рамках возбужденного уголовного дела.

— Да… Завтра схожу и приберусь в квартире… Там невероятный ужас.

— У вас есть ключи?

— Конечно. Старик один… Мало ли…

— Постойте: а вы уверены, что ваши ключи не побывали в руках какого-либо злодея?

— Уверена. Последний раз была у брата в первой половине дня, в воскресенье. Ключи, естественно, были с собой. Когда вернулась, положила ключи в тумбочку. По крайней мере в воскресенье у нас никого из посторонних не было.

— А родственники?

— Даже внук не забегал. Карантин.

— Насчет уборки… Не делайте этого!

— Почему? Только с разрешения следователя.

— Той молодой женщины, что?..

— Нет. Будет представитель не полиции, а Следственного управления. До похорон вряд ли получите разрешение на приведение в порядок квартиры. Но и потом… Не факт. Зайти вы можете, однако только для того, чтобы отключить газ, воду и электричество. Предупреждаю: никому не давать в руки запасные ключи. Возможно, имеет место охота чёрных риелторов, которым приглянулась квартира одинокого старика.

— Хороший вы человек…

— И, тем не менее, — майор Ефимчик грустно усмехнулся, — этот «хороший человек» недавно был под подозрением.

— Шутите?!

— Совершенно серьезен. Повезло, что было алиби: в определенное время был в оперном театре; был с женой, более того, меня видел на спектакле высокопоставленный коллега. А ведь всего этого могло и не быть.

— А что случилось?

Ефимчик поморщился.

— Уже неважно… Все под Богом ходим, все!

3

Полковник юстиции Егоров, старший следователь по особо важным делам регионального Следственного управления, завидев в дверях своего кабинета Ефимчика, встал, вышел из-за стола, встретил почти что у порога. Они обменялись крепким рукопожатием.

— Проходи, присаживайся, майор. Чай, кофе или Pepsi?

— По поводу первого — благодарю… — Прошел и присел на ближайший стул. — А по поводу второго — нет, не надо… На улице не жарко… Похолодание… Наверное, даже, я бы сказал, вероятнее всего, на цветение черёмухи… Обычное для уральца дело. Хуже, если на эту пору жара. Считай, что останемся без урожая.

Егорову нравится майор Ефимчик, хотя познакомился недавно. Чем? С одной стороны, серьезным подходом к делу, а, с другой, открытостью. Он даже позволил себе пошутить.

— Если исходить из твоей фамилии, Антон Алексеевич, — они как-то сразу перешли на «ты», хотя статус и общественное положение у них были всё-таки разные, — ты далеко не уралец.

Ефимчик усмехнулся.

— Это зависит от того, с какого боку подойти. По паспорту — русский. Потому что отец и мать считаются русскими, ибо родились оба в Североуральске.

Егоров возразил:

— Национальность определяется не по месту проживания родителей.

— Согласен… Я никогда не задавался вопросом, почему мать и отец записаны русскими. Знаю лишь, что дед с бабкой по отцу — выходцы из восточной части Белоруссии, а сюда, на Урал, были сосланы как классово чуждый элемент: в тридцатом году их признали подкулачниками. Отца, который уже родился здесь, записали как русского. Так что… Кто я на самом деле? Белорус или русский? Я лично не вижу между ними никакого национального различия.

Егоров кивнул.

— Я — тоже. Деление славян на русских, украинцев и белорусов — искусственное. Впрочем, не об этом у нас пойдет речь… Я счел необходимым в деле, которое мы ведем, поставить точку. Есть все основания для того, чтобы обвинительное заключение по делу об убийствах предпринимателя Калиниченко и гражданки Марковой Надежды Валентиновны, покушениях на убийства её несовершеннолетнего сына Мдивани Георгия Николаевича и инвалида первой группы Павлова Юрия Ивановича передать для рассмотрения по существу в Свердловский областной суд. Что скажешь, Антон Алексеевич?

— Считаю: улик предостаточно, доказательная база более чем серьёзная.

— Да и нельзя не сбрасывать со счетов то обстоятельство, что сроки следствия бесконечно никто не будет продлевать.

— Что, верхи наседают? — усмехнувшись и понимающе кивнув, спросил Ефимчик.

— Поддавливают. Но есть ли смысл ожидать, когда начнут по-настоящему давить?

— Нет смысла.

— Итак, будем считать, что с этим делом покончено. Впрочем, не совсем, — перехватив недоумённый взгляд майора Ефимчика, Егоров пояснил. — Должок за мной имеется.

— Ну, — усмехнувшись, заметил Ефимчик, — что мешает в таком случае расплатиться?

— Вот и я такого же мнения… В успешном раскрытии уголовного дела, в столь эффективном расследовании обстоятельств, по моему мнению, велика заслуга директора частного детективного агентства Фомина Александра Сергеевича.

— Насчет заслуг согласен, — охотно поддержал майор Ефимчик. — Благодаря его сыскному опыту мы сумели так быстро выйти на злодеев. Но… Есть нюанс: Фомин, выражаясь его же словами, прикрыл свою «избушку» на клюшку.

— Прикрыл? Насовсем или на время?

— Окончательно и бесповоротно, Семён Яковлевич.

— Не знал… Жаль… Что так? Какие-то проблемы у него?

— Проблема одна, как я понял, — это возраст.

— Мужик — кровь с молоком. Шестьдесят еще нет — какие его годы?

Ефимчик кивнул.

— Я того же мнения. Хотя я Александра Сергеевича понимаю, очень даже понимаю. Четверть века — в корифеях уголовного розыска, а это даром не проходит. И плюс — двенадцать лет в качестве директора детективного агентства. Итого: тридцать семь лет. Говорит: устал. Говорит: хотел бы пожить остаток лет в покое.

— Жаль… Большой специалист своего дела… Но всё равно… Уход ничего, по сути, не меняет. Долг всё-таки надо вернуть.

— Как это мыслите?

— Собираюсь официально обратиться к своему генералу, чтобы тот представил Фомина к государственной награде.

— Приятно мужику будет, но… В нынешнем его статусе ни к чему. Поздновато… Хотя… Почему бы и не порадовать старика? Награда-то может подгодить к его юбилею, шестидесятилетию.

— Я понял… Теперь — о другом.

4

— Несколько часов назад был у руководства. Оно «порадовало»…

— Но на твоем лице не вижу радости. Иронизируешь?

— Мне сказали: с обвинительным заключением иди в суд, а чтобы не было простоя, подошло, дескать, лёгонькое и простенькое дельце и… Знаешь, я кого за это должен благодарить?

Ефимчик хотел поначалу схитрить, предстать в виде человека ни о чем неосведомленного, но не стал дурака валять: Егоров не из тех, которого можно вокруг пальца обвести, поэтому сказал:

— Не знаю, но могу предположить.

— Предложение начальства кольнуло…

— Как так? — спросил, хотя кое о чём сам догадывался.

— Не почину дело… Элементарная бытовуха… Да, понимаю, что служба такая: поступил приказ — иди и без всяких проволочек выполняй… Не колхоз, где можно часами сидеть и, дымогаря, рассусоливать. А ведь, — Егоров хитро взглянул на Ефимчика, — подгадил не кто-нибудь, а ты…

— Не я, Семён Яковлевич, а, скорее, моё начальство и твое.

— Шутка… Конечно, ты тут ни при чём.. Но дело, извини, — всё-таки дрянное… Действительно, очевидное.

Ефимчик отрицательно качнул головой.

— Я бы так не сказал.

— Всё проще простого: собутыльники напились, вспомнив про прошлые подвиги, подрались

— Личность умершего от побоев, конечно, не ангельская. Но… Всё, как мне подсказывает интуиция, в далёком прошлом…

— Не думаю… Рецидивисты не имеют склонности к исправлению.

— Твоя правда, Семён Яковлевич: с очевидным не поспоришь.

— Тем более, как явствует беглое мое знакомство с одним документом…

— Знаю. Речь ведешь о рапорте участкового.

— Что, ты ставишь под сомнение рапорт капитана Зайцева?

— Не то, чтобы, — замялся майор Ефимчик, — участок его на хорошем счету у руководства отдела полиции, причем, не первый год, Зайцев показывает хорошие результаты, но в этот раз заключение участкового носят поверхностный или односторонний характер. Участковый, имеющий опыт работы с населением и пользующийся среди жителей популярностью и уважением, сделал поспешные выводы, основываясь именно на том, что мужик, имеющий богатое уголовное прошлое, не стал вникать в суть.

— Но соседи… умершего?

— Да, их мнение заслуживает внимания. И если ты это дело примешь к производству, то будет возможность допросить соседей, подтвердить или опровергнуть устоявшееся мнение, провести следственные эксперименты… Одним словом (да, согласен, что дело не из самых заковыристых), удастся быстро всё разложить по полочкам и отправить, как и нынешнее, в суд, правда, теперь уже не в областной, а в районный.

— Мне поручено сформировать оперативно-следственную бригаду… У тебя будут предложения по кандидатурам.

— Навскидку… Например, оперативник Мосунова. Он молод, но показал уже себя… Будущий волкодав… И ответственный… Производит впечатление ленивца, но это совсем не так. Например, эксперт-криминалист нашего отдела Казаченко… Обоим не надо долго входить в дело. Оба уже знакомы с историей… Я им доверяю.

— Доверяя, проверяй.

— Уж как водится.

— И, конечно, будут действовать под твоей опекой, не так ли?

— Ну… Если доверишь.

— Трех человек — достаточно. Если потребуется, подключишь других подчинённых. Я лично никаких осложнений не предвижу. Что ж, за дело, которое выглядит таким простым!

— Твое мнение: каким должно быть мое первое решение?

— После принятия дела к своему производству считаю: надо разрешить тело Карелина предать земле.

— С этим тормозить не буду. Надеюсь, получить заключение патологоанатома завтра или послезавтра. Переговорил по телефону. Обещает. Сегодня же обращусь в экспертно-криминалистическую лабораторию, затребую официальное медицинское заключение по причинам смерти потерпевшего. И как только документы появятся, так сразу тело будет выдано родственникам…. А… Они у потерпевшего имеются?

— Из кровных — только сестра, Анна Юрьевна Кобякова, только вышедшая из тяжелейшего стресса.

— Значит, только она может быть признана потерпевшей стороной?

— Других нет.

— Завтра же приглашу. Ознакомлю с ее правами и, заодно, допрошу в новом ее качестве.

— По существу, она ничего не сможет сказать…

— Но что я могу, если УПК требует? — Егоров перелистнул лежащий перед ним ежедневник. — Так… Попроси гражданку Кобякову подойти к четырнадцати часам.

Глава 8. Путаница в голове оперативника Мосунова

1

Накануне лейтенант Мосунов узнал, что ему оказана честь: он включен в состав оперативно-следственной бригады. Парень не знает, ему радоваться по этому поводу или огорчаться? Конечно, вроде бы оказано доверие, тем более таким, как полковник юстиции Егоров. Для него величина немалая. Слух был, что он суров в отношениях с оперативниками, что взыскивает нещадно за каждый промах, за малейшую неисполнительность, что независим и с руководством ведет себя дерзко. Последнее — явное преувеличение. Но со слухами такое бывает. Народ горазд, даже в органах, нести небылицы. Мосунов в системе новичок, однако и он уже знает, что непокорность — не в чести. Хотя он и в полиции, где особенно не поощряется вольнодумство и вольнодействие, но нравы ничем не отличаются как в прокуратуре, так и в Следственном комитете. Россия новая и молодая, а, как считает Мосунов, порядки прежние, советские, замшелые. Почему? Задается вопросом, пытается размышлять. С месяц назад спросил майора Ефимчика. Тот нехорошо (не исключено, что ему померещилось) взглянул на него, недовольно покачал головой и коротко, но внятно сказал:

— Рано тебе, лейтенант, об этом задумываться. Подрасти, поднаберись опыта, житейской мудрости и тогда поговорим.

Мосунов понимает майора, испытывает явное почтение к нему. Потому что тот не лизоблюд. Правда, что также неплохо, и на рожон не прёт. Короче, стоящий мужик — это он так считает. А вот (слух идет) подполковник Мартиросян соблюдает дистанцию, насторожен, будто бы однажды кому-то сказал, что Ефимчик подсиживает и всё делает для того, чтобы спихнуть своего начальника. Так ли на самом деле? У Мосунова большие сомнения. Мосунов считает, что у страха — глаза велики.

Короче говоря, лейтенант Мосунов особой радости не испытывает. И без того дел у него хватает и скучать не приходится. Нет на это времени. Пришел служить, а не баклуши бить. Одной заботой стало больше, но куда деваться?

Вот какие думы одолевают сейчас оперативника, едущего электричкой на станцию Исеть: там домик и земельный участок. Его, что ли? Нет. Соседки погибшего Карелина. С утра заглянул домой, рассчитывал застать Веснину Клавдию Васильевну, но и в этот раз — облом. Дверь никто не открыл. Поспрашивал людей во дворе. Подсказали: ищи, дескать, в садоводческом товариществе; спасаются, мол, от коварного короновируса.

Всего-то полчаса и лейтенант на станционной платформе. Люди подсказали, где товарищество «Рассвет». Как говаривали в старину, язык до Киева доведет.

2

Майор Ефимчик столкнулся с экспертом Казаченко в холле первого этажа. Поздоровавшись, поинтересовался:

— Ну, какие новости в области научных изысканий?

Несмотря на прозвучавшую аллегорию, старший лейтенант понял.

— Кое-чем располагаю.

— Не зайдешь? Не поделишься?

— Могу, Антон Алексеевич.

— Тогда — идем. Пока время есть. Кстати, в семнадцать назначена встреча у Егорова.

— Вам? — поднимаясь по лестнице, спросил Казаченко.

— Всем нам. Где-то не вижу Мосунова… Ему тоже надо быть… Видимо, будут следственные поручения.

— Если увижу, скажу. Час назад мельком видел. Сказал, что с соседкой умершего Карелина собирается встретиться.

Войдя в кабинет и прикрывая за собой дверь, Ефимчик проворчал:

— Незачем… Во всяком случае, не первой необходимости. Участковый беседовал и пока этого достаточно… Ну, слушаю, старший лейтенант…

— Начну с сотового, обнаруженного за газовой плитой…

— Владелец его Карелин?

— Нет.

— А чей же?

— Не знаю… Это не по моей части.

— Понимаю. Надо сделать запрос к поставщику услуг сотовой связи и это будет гораздо эффективнее, если запрос уйдет от следователя Егорова.

— А на самом аппарате обнаружены отпечатки пальцев?

— Да… Трех пальцев, два из них довольно чёткие.

— Надо запросить архив дактилоскопии, нет ли там данных о владельце отпечатков.

— Я это, Антон Алексеевич, уже сделал.

— И правильно.

— Вообще говоря, это не мое дело, но… Я превысил полномочия…

— По какой части?

— Порылся в контактах и набрал первый попавшийся номер, точнее, последний из контактов. Мне ответил мужчина.

— Назвался?

— Нет.

— Но что-то, наверное, сказал?

— Какого ….. звонишь?

— Из этого становится понятно, что близко знакомы.

— Да… Поэтому я сразу же отключился. Подумал, что он не должен слышать мой голос. Понадеялся, что, удивившись, перезвонит. Так и случилось. Тут же позвонил. И грубо сказал: «Не узнал, Гош? Это же я, Зайцев».

— Зайцев? Уверен?.. Нет-нет, это однофамилец… Это не наш Зайцев.

— Извини, Антон Алексеевич, в азарте решил проверить. В личном деле участкового Зайцева есть номер сотового. Сходил. Посмотрел. Ответный звонок был сделан с сотового Зайцева, то есть с номера 9631118750.

— Тут какая-то ошибка.

— Я тоже так подумал. Спустился к оперативному дежурному и попросил связаться с участковым. Стационарный телефон не ответил. Тогда тот позвонил на его сотовый. Я специально смотрел, что он набирает.

— И что?

— Не сразу, но ответил…

— Кто?!

— Капитан Зайцев!.. Поговорил… Нашел причину.

— Чепуха какая-то… Чушь собачья… Невероятное совпадение…

— Но, может быть, дело в том, что владелец найденного в квартире сотового телефона, действительно, Гоша, то есть какой-то Георгий, что он когда-то и по какому-то случаю участковому звонил… У Зайцева таких контактёров сотни.