Глава 1. Дорога в Крым
Изнывающим от жары пассажирам временами начинало казаться, что солнце сошло с ума и неподвижно остановилось в зените, испепеляя беспощадно палящими лучами бескрайнюю пыльную степь и такую же бесконечную, страдающую от невыносимой жары вереницу автомашин, обречённых ползти в совместном беспрестанном движении по трассе М 4 «Дон». Раскалённый воздух повис знойным маревом над просторами выжженных до черноты кукурузных полей и стеной пожухшего подсолнуха, создавая там в дали, у горизонта, апокалипсическую завесу искажающего реальность мистического миража, поглощающего в пугающую неизвестность ленту плавящегося асфальта, а вместе с дорогой и бесчисленное множество машин и людей, стремящихся к спасительному Чёрному морю. Цифры температуры за бортом на электронной панели приборов автомашины показывали невероятные плюс 47 градусов по Цельсию и даже не смотря на работающий на полную мощность климат-контроль, горячее солнце, палящее прямо в лобовое стекло, очень досаждало человеку за рулём. Казалось ещё немного и пластиковые детали передней панели машины, не выдержав неимоверной жары начнут размягчаться и плавиться. Наконец, после полудня, трасса М-4 осталась позади. Роман Рейнгольд оставив в стороне Краснодар, свернул на Темрюк и вскоре остановился в спасительной тени акаций у непримечательного придорожного кафе. Выйдя из машины, молодой человек предусмотрительно надел матерчатые перчатки, после чего аккуратно поднял капот серого «Merсedes» W212 и осторожно выкрутил пробку клапанной крышки, видимо предполагая за время не продолжительной остановки предоставить возможность раскалённому мотору немного остыть и продышаться. Затем Роман сходил в придорожное кафе, где приобрёл холодную бутылку «Pepsi», отрыв которую присел на скамейку за небольшим столиком среди акаций и наслаждаясь относительной прохладой, принялся читать пропущенные сообщения и просматривать последние новости на экране iPhone. Некоторое время спустя, опустошив небольшими глотками оригинальную бутылку, молодой человек вернулся к автомобилю, где остерегаясь случайно прикоснуться к раскалённым деталям двигателя открытой поверхностью руки, осторожно вытащил измерительный щуп и проверил уровень моторного масла. Вскоре вернув щуп и клапанную пробку на штатные места, Рейнгольд бросил последний взгляд на двигатель, оценивая общее состояние машины, прикрыл капот и видимо удовлетворённый проделанными манипуляциями, вытер матерчатой тряпицей отпечатки рук на серой эмали. Судя по сопутствующему описанию маршрута на Яндекс картах, молодой человек проехал от столицы почти тысячу триста километров, впереди лежали Славянск-на-Кубани, Тамань и Крымский мост, за ними Керчь, а там оставалось уже рукой подать до солнечной и гостеприимной Феодосии.
Непредвиденная поездка в Крым смешала все планы Романа Рейнгольда на предстоящий август, но отказываться от столь неприлично заманчивого предложения не имело ни коммерческой, ни репутационной целесообразности. Сумма, прописанная заказчиком в контракте на выполнение работ, сама по себе представлялась беззастенчиво соблазнительной, а венчающая результативную часть числа аббревиатура US, в принципе исключала любые разумные возражения. Хотя содержание и форма обращения незнакомца к адресату представлялись несколько странными, а в самом тексте имелась масса необъяснимых противоречий и нестыковок, но такие обстоятельства никогда не смущали молодого человека, который слыл в определённых кругах решительным и добрым малым, говорил всегда только то, что думал и делал то, что должно. Здесь пришло время обозначить уважаемому читателю, что мой давнишний приятель Роман Генрихович Рейнгольд по роду деятельности являлся обладателем довольно специфичной, а главное редкой в России профессии частного детектива. Казалось бы, что может один человек противопоставить действующей правоохранительной системе целого государства и в частности такому важному органу исполнительной власти как полиция? Однако применительно к российской реальности, к бытовой стороне жизни среднестатистического обывателя, в данном конкретном вопросе определённо следовало принять во внимание негативное мнение подавляющего большинства граждан о столь уважаемом органе, обозначенном на профессиональном геральдическом гербе железным щитом и карающим мечом правосудия. Вспомним хотя бы часто употребляемое по данному поводу выражение: «От сумы и до тюрьмы не далеко» или подобный же постулат предвещающий: «Если вы ещё не сидели, то это ни ваша заслуга, а наша недоработка». Памятуя былые неурядицы, умудрённые жизненным опытом граждане добровольно обращаться за помощью к правоохранителям не имеют ни малейшего желания, разумно полагая принять меньшее из двух зол и претерпеть. Люди же состоятельные, осознающие двойственную суть уголовного процесса, заключающегося в борьбе противоположностей, волею судьбы оказавшиеся в неприятной жизненной ситуации, также вряд ли сочтут благоразумным полагаться на благосклонность незрячей Фемиды, считая более разумным заранее понимать возможный результат. Под результатом в таком случае конечно следует иметь ввиду те самые кому, за что и сколько. Такие предусмотрительные граждане предпочитают оплатить результат заранее, не доводя до крайности. Вполне очевидно, что столь не однозначное переименование Советской милиции на европейский манер в полицию, также не добавило данному органу благозвучного восприятия. Спешка со сменой вывесок, однако ни когда до добра не доводила. Это слово до сих пор непривычно для слуха русского человека и невольно вызывает негативные ассоциации из далёкого детства, связанные с отрицательными персонажами книжки Джанни Родари, гадким принцем Лимоном и жадным синьором Помидором, поломавшими домик бедного дядюшки Тыквы. Я уже не говорю про отношение к процессу перевоплощения наших правоохранителей в полицаев, моего деда, старого солдата, прошедшего последнюю Отечественную войну, которое вообще не предполагало двусмысленного толкования, а выражалось вполне определённо, одним довольно грубым, но точным словом ненормативной лексики на жужжащую согласную. А ведь в былые времена, название данной специфической, но в принципе такой необходимой для общества профессии, призванной по сути просто порядок соблюдать, звучало почти по-домашнему и даже, ни к ночи будет сказано, мило, — милиция. А может быть, в прошлые времена, люди относились друг к другу добрее. Вы не помните?
Однако допустив некоторое отступление от сюжета своего повествования, продолжу. Нашего героя привлекло в работе детектива вовсе не противопоставление собственной личности правоохранительной системе, а вероятнее всего неосознанное желание приобщиться к романтике рассказов Артура Конана Дойла, навеянных on Baker Street 221 b сырыми британскими туманами и терпким табачным дымком из трубки знаменитого сыщика. Или, что более вероятно, тот просто больше делать ничего другого не умел. Выучили на опера, так будь любезен, иди по юридической части. И в самом деле, не в коммерсанты же в таком случае подаваться?
Служил Роман Генрихович в прежние годы оперативником РУБОП по городу Москва, прошёл Чечню и поучаствовал в других разнообразных опасных приключениях. Как говорится, наш пострел везде поспел. Вот правда, с медными трубами у нашего молодца до сего времени, не всё обстояло должным образом и свою лебединую песню Роман Рейнгольд ещё не пропеть не успел. Бог миловал, но может это и к лучшему. Да и песня та скорее всего могла получиться поистине специфической, потому что особых способностей к голосовому жанру у нашего героя не наблюдалось и ко всему прочему, как поют прощальную песню эти самые птицы-лебеди, нам доподлинно не известно.
Однако настала пора представить читателю с моего героя. Роман Генрихович Рейнгольд, слоган фамилии которого допустимо перевести на русский язык словосочетанием «чистое золото», по рождению считался таджикским немцем. Семья дедушки мальчика поселилась в Душанбе в годы претворения в жизнь грандиозных и героических планов ГОЭЛРО, после 1924 года, когда Советское правительство пригласило немецких инженеров помочь молодой республике в возведении гидроэлектростанций на наших великих реках, озаботившись Ленинским указом об электрификации всей страны и грандиозными пятилетними планами строительства светлой дороги к коммунизму. Дорога данным проектом предполагалась светлая и прямая, но, как часто на Руси случалось и до этого, что-то там пошло не так, то ли сметы перепутали, то ли место неудачно выбрали. Нет, конечно в итоге намеченные грандиозные плотины возвели и нужные гидроэлектростанции построили, и даже лампочку, ту заветную Ильича, где положено вкрутили и зажгли. Только шли годы, менялись чередой всенародно избранные партийные лидеры и президенты, но всё никак не могли они достроить эту самую светлую дорогу к всеобщим достатку и справедливости. Однако, не будем между строк огород городить в архисложном вопросе классового неравенства и запутанной теории обращения-невозвращения капитала, пока ненароком, не обнесли печатным словом кого-то из неприкасаемых, важных персон истеблишмента власть предержащих и благоразумно вернёмся к повествованию нашей довольно простой, но от этого не менее увлекательной истории. Тут следует раз и на всегда, выбрать для себя одно из двух, или на баррикады, или читать детектив.
Так вот, приглашённым на строительство немцам, в стране Советов выделили ордера на хорошие квартиры, которые по иноземным проектам и строились, начислили высокие зарплаты и другие льготы, по праздникам вешали ордена, а те, привыкшие там у себя в неметчине работать хорошо, стали и в стране Советов работать, как их учили, потому что по-нашему не умели. Селились добровольные переселенцы обособлено, отдельными анклавами и так в восточном средневековом Таджикистане, в городе Душанбе, появился целый немецкий квартал.
Под тёплым таджикским солнцем и на чистом горном воздухе мальчик Рейнгольд рос физически развитым и крепким, говорил на трёх языках, немецком русском и фарси. Подросток считался заводилой среди местных мальчишек, ходил с ними в горы, купался в холодной ключевой воде мутных арыков, первым вступал в схватку в дворовых драках, где имел славу верного и надёжного товарища. Ровесники таджики уважали чужака за твёрдый, бесстрашный характер и за крепкий кулак, а местная ватага по праву избрала немца своим вожаком.
Окончив школу и попав по призыву в Советскую армию Ромка отслужил срочную честно, от звонка до звонка, в должности механика-водителя танка. Помнится, как-то на учениях, в летних лагерях под Новой Вилгой, в озёрном краю Карелии, Рейнгольд по случаю встретил своего земляка немца, авторитетного к тому времени старослужащего, обмывавшего очередной день рождения шнапсом, переданным в посылке из дома с разными другими вкусными вещицами. И на правах земляка, с позволения старослужащего, молодой солдат так успешно принял под копчёные колбаски и домашние плюшки, что в итоге завели земляки с тоски под звёздным Карельским небом бравурные маршевые немецкие песни. Да так молодцы оглушительно вопили, не щадя живота своего, во все их лужёные глотки, что вскоре волки в глухом Карельском лесу с непонятки глубокого отчаяния и в предчувствии неизбежной беды, начали подвывать голосившим немцам, видимо вымаливая пощады. А дежурный по полку офицер, который не понаслышке знавал буйный и не обузданный нрав старослужащего немца, не решился на свою ответственность прервать необыкновенный концерт в палаточном лагере. И хотя тот офицер очень волновался по случаю того, чтобы начальство не прознало о ночном инциденте и не сослало бедолагу ещё куда-нибудь подальше на Север, но очевидно скорого на расправу во хмелю старослужащего немца офицер почему-то опасался ещё больше, винимо имел к этому веские причины. Всю ночь славный гвардейский полк, войсковой части 45486 на Вилге страдал от бессонницы и ворочался с боку набок на деревянных нарах в казённых войсковых палатках, не смог сомкнуть глаз и по вынужденной необходимости приобщался к арийскому песенному жанру. Но по благоразумию или нерешительности, никто из служивых не посмел громогласно возмутиться и вспомнить славное взятие Рейхстага, или среди спящих пацанов в палатках просто буйных не нашлось. И звучать бы этой арии до самого рассвета, если бы вдруг среди ночи, крепкий шнапс наконец не победил молодого Рейнгольда и его старослужащего земляка и из палатки немцев раздался бравый и молодецкий храп, к долгожданной радости и всеобщему удовольствию измученных необыкновенным концертом сослуживцев. Но конечно в армии кроме этого забавного случая с моим приятелем Романом Рейнгольдом, как из каждым из вас, кто туда непременно попадал, по доброй воле или по причине служебной необходимости срочного призыва, произошло ещё много интересного и когда-нибудь он мне об этом обязательно расскажет.
Однако, как тому и положено, ровно через два года срочной службы Рейнгольд демобилизовался на гражданку. Но долго дурака не валял, а наскоро освежив полученные в школе знания, поступил в высшую школу милиции в стольном городе Москва, после окончания которой, через пять лет, получив первые лейтенантские погоны и сдав попутно экзамен на краповый берет, прошёл конкурсный отбор в СОБР РУБОПА, откуда вскорости и загремел в Чечню…
Родители моего приятеля в эти годы эмигрировали с младшей Ромкиной сестрой в Германию, на постоянное место жительство, став участниками программы репатриации соотечественников. Переселенцы получили на родине предков хорошую квартиру и подъёмные пособия. Отец и мама звали потом Рейнгольда к себе в неметчину, но тот, увлечённый своей войной и неписаными законами боевого братства, без устали колесил по горным серпантинам на броне БТР и ходил через день на зачистки чеченских аулов. Между делом мой тогдашний приятель участвовал в боевых спецоперациях, штурмовал горные перевалы Большого Кавказского хребта в окрестностях Итум-Кале, щемил чехов в предгорьях Грузии и мстил за павших в боях пацанов, как ни где чувствуя себя там на войне, на своём месте. Так бы и продолжала идти служба Рейнгольда своим чередом, по накатанной в Чечне горной дорожке, до шальной пули или звезды Героя, но по воле случая, во время одного из марш-бросков в горные районы Шали, Ромкин БТР подорвали, его самого серьёзно контузило и нашего бойца-молодца после больнички списали в запас, выдав ветеранское удостоверение в его неполные 38 лет и начислив надбавку к воинской пенсии, аж в три тысячи рублей боевых.
В тот непростой период неопределённости первых месяцев на гражданке, родители в звонках из-за границы снова стали настойчиво зазывать Рейнгольда сменить постоянное место жительство на Германию. Роман уже совсем вроде с ними согласился, собрал необходимые бумаги и даже прошёл собеседование на приёме в немецком посольстве, но тут получилась заминка с определением его национальности, потому что раньше, при регистрации новорождённого в ЗАГСе, родители в метриках записали мальчика русским, предполагая, что так ему легче будет прожить в России. Но в данных обстоятельствах, немцев в посольстве это не устроило и теперь, чтобы получить статус соотечественника, возникла необходимость изменить национальность через суд.
Пока совершалась вся эта чехарда с оформлением документов, Ромка решил устроиться на работу к старым товарищам из спецподразделения ФСБ «Альфа», с которыми работал в плотном контакте на спецоперациях, в детективное агентство «Альфа-Форум» на Дмитровке, куда как вы понимаете, не каждого со стороны и брали, а Ромка всё-таки для бывших фэбсев считался человеком со стороны. Но прошлые боевые товарищи за него вступились, благо те тогда находились в верхушке руководства конторы, и Рейнгольда поддержали и приняли.
Не будем особенно углубляться, чем именно занималось охранное агентство «Альфа-Форум», если совсем коротко, то это контроль коммерческих структур и отъём чужой собственности путём поглощения и слияния бизнеса, охрана толстосумов-олигархов, их родни и имущества в стране и за рубежом. Среди всего прочего, имело агентство лицензию и на детективную деятельность, а что же не иметь, если есть такая возможность, — всё так всё. В этом специфическом детективном подразделении большой конторы и работал Роман Генрихович.
То, что люди в конторе «Альфа-Форум» жили не бедно, Рейнгольд осознал уже в первый рабочий день, прибыв на планёрку в офис на Дмитровском шоссе. Втискиваясь на своей скромном «Mercedes» Е-класса, между здоровенными Infiniti, Lexus и Range Rover, Роман случайно притёр огромный золотой Lexus. Упакованный золотой слиток, видимо обидевшись на незваного гостя, принялся истошно вопить накрученной сигнализацией. На призывный вой элитного японца из дверей офиса выскочила охрана и с весьма серьёзными намерениями кинулась к машине Романа. Но следом за охраной на шум неразберихи, на улицу вышло руководство агентства и заместитель директора Андрей Дмитриевич, который узнал в виновнике происшествия Рейнгольда, добродушно улыбнувшись, зычно гаркнул охране: «Эй вы, служивые! Всем стоять-бояться! Это наш новый сослуживец решил свою коробчонку на нормальную машину поменять! Ха-ха-ха!» — и все альфовцы, вывалившие толпой на шум-тарарам на улицу из офиса, дружно заржали вслед за начальством.
Рейнгольд благодаря своим личным качествам и работоспособности довольно быстро влился в коллектив конторы. Как говорится, прижался ко двору. Роману на этапе испытательного срока, поручили работу по установке и розыску имущества должников, с чем тот успешно справлялся и самих должников иногда привозил на собеседование в офис в багажнике своей автомашины. Вновь испечённый детектив в скоре поменял свой статус на постоянного работника и его задачи стали более разнообразными. Рейнгольд по приучению конторы сопровождал уголовные и гражданские дела, собирая нужные материалы и устанавливая факты и свидетелей нужных для процессуального решения в пользу нанимателей, искал пропавших неверных жён олигархов и их сбежавших компаньонов, бывал иногда в заграничных командировках и вскоре обрел известность в определённых кругах столицы. Со временем Роман Генрихович оброс собственной постоянной клиентурой среди чиновников и олигархов, банкиров и валютчиков, антикваров и местного криминала, его доходы и достаток увеличились. Хотя детектив работал за большие деньги, скрягой он ни когда не был, а теперь с приходом стабильного достатка, когда мог позволить тратить на себя значительно больше, делал это со вкусом и с удовольствием.
Когда в контору по почте поступил тот самый конверт, который изменил планы Романа на конец лета, заместитель директора, Андрей Дмитриевич, вызвал детектива в рабочий кабинет и показал документы. В письме, написанном на необычной плотной дорогой бумаге с водяными знаками, оказалось изложено предложение прислать Романа Генриховича в Крым, а именно в Феодосию, для работы в семье тамошнего землевладельца и винного магната Карла Морица. Бумаги оказались составлены от лица отца винодела, Олбериха Леопольдовича Морица.
Глава семьи Мориц извещал, что в связи со скоропостижной смертью сына, он заручился рекомендациями своих московских компаньонов и просит назначить в распоряжение по обозначенному делу именно Рейнгольда, так как лично располагает благоприятными отзывами о компетенции и деловой репутации детектива. Приложением к письму являлся составленный нотариально именной контракт Олбериха Леопольдовича Морица с Романом Генриховичем Рейнгольдом на оказание информационных услуг по сбору информации и выяснению фактических обстоятельств смерти Карла Морица на сумму 50 тысяч долларов, с покрытием накладных расходов по исполнению данного контракта в полном объёме.
Тут необходимо предупредить моего читателя, что далее повествование по мере необходимости изрядно насыщено непривычными для слуха русского человека именами и фамилиями, так как читателю придётся волей случая оказаться в узком семейном кругу, обозначенном в письме Олбериха Леопольдовича Морица.
— Вот такое all inclusive! — с усмешкой резюмировал Андрей Дмитриевич. — Старик-то видимо старой закалки, бумаги собственноручно выводил. Исходя из озвученной суммы контракта и положения заказчика в новом, перспективном для конторы регионе, отказать такому клиенту, как ты понимаешь, я не имею права. Значит поступаем так, без промедления оформляешь отпуск за свой счёт и выдвигаешься по месту назначения. Оценишь обстановку на месте, наметишь первоначальные мероприятия и отработаешь версию убийства сына заказчика. Сам понимаешь, в данных обстоятельствах, оплачивать тебе командировочные расходы дополнительно к гонорару руководство конторы считает разорительной роскошью. Учти, вся ответственность за исполнение контракта возлагается лично на тебя. Мы конечно из Москвы подстрахуем и окажем поддержку, если таковая потребуется. А по возращении предоставишь полный отчёт о проделанной работе и как положено при договорном контракте, двадцать пять процентов вознаграждения занесёшь мне лично, я оприходую. Всё, что может тебе в Крыму потребоваться из спецтехники и вооружения подбери заранее из оружейки под мою ответственность, я уже поручил дежурному отпустить. А теперь, если остались вопросы по делу задавай, внимательно выслушаю?
— Вопрос на данный момент один. Как вы думаете, Андрей Дмитриевич, почему заказчик выбрал именно меня? — спросил Роман. — Не кажется ли вам это немного странным?
— Считаю, что этот вопрос проясниться входе твоей работы, — предположил руководитель. — Может быть выбор определился национальным вопросом, потому что немцы наверно, как и ты. Кстати, ты как я помню родным языком владеть в совершенстве.
— Однако выбор для меня определённо странен. Как будто я последний немец, — усмехнулся Рейнгольд.
— В нашей конторе определённо да, — без шуток подтвердил заместитель начальника. — Первый и последний. Зайди потом к аналитикам, пусть забронируют билеты на самолёт и гостиницу, да соберут всю полезную информацию, которую найдут на эту семейку.
— С вашего разрешения, я лучше на своей машине махну. В Крыму вероятно крутиться по месту придётся, своя машина там явно лишней не будет, — предложил Роман.
— На твоё усмотрение, но советую приобрести местную страховку. Контора амортизацию частной машины тоже компенсировать не намерена, — отмахнулся Андрей Дмитриевич. — Но на долго не растягивай эту катавасию. Знаю я вас молодых, девушки и море взрывоопасная смесь для не сформировавшегося организма. Да и деньги, честно говоря по меркам Москвы небольшие. Таким образом, обозначим данное мероприятие как не оплачиваемый отпуск за твой счёт. Сам понимаешь, тратить общие деньги на твоё содержание, при таком гонораре и полной компенсации затрат заказчиком, выглядело бы очевидной расточительностью. Утверждаю тебе на всё максимум две недели сроку и скоренько обратно домой, у нас каждый сотрудник на счету.
— Слушаюсь, — козырнул шуточно Роман. На том они и расстались.
Отдохнув в кафе и остудив машину, насколько вообще уместно использовать данное понятие в таких немилосердных климатических условиях, при безжалостно палящем солнце и температуре воздуха в 47 градусов, детектив завёл машину и выехал со стоянки у придорожного кафе. Серый «Mercedes», разрезая жаркое марево плывущее над раскалённым асфальтом, полетел серебристой стрелой в направлении Керченского пролива. Через два часа Рейнгольд уже въехал на новую трёх полосную развязку Крымского моста, сбросил скорость до положенных здесь 90 километров в час и вскоре благополучно миновал КПП транспортного досмотра, где машину с московским номерами даже не остановили. Эстакада повисла на бетонной колоннаде, выполненной из массивных железобетонных опор, позволяющих высотой пролётов обеспечить безопасное судоходство по водам пролива. Из окна машины, далеко внизу, за высокими отбойниками, с одной стороны открывалась бирюзовая гладь Керченского пролива ведущего к внутреннему Азовскому морю, а с другой, слева в дали, на горизонте Чёрного моря выделялись силуэты большой группы грузовых судов и нефтеналивных танкеров, находящихся на рейде, ожидающих в очереди разрешения на проход под арками Крымского моста в Азовское море. Здесь же, слева от действующей автотранспортной эстакады продолжалось возведение дублирующей автодорогу железнодорожной ветки. Асфальт на мосту и транспортной развязке к нему строители уложили безупречно ровным, ехать по которому представлялось сплошным удовольствием. Автотрасса имела очевидный подъём к центру моста и вскоре за очередным изгибом дороги Роману Рейнгольду открылись две огромные светло-серые металлические арки, которые в совокупности образовывали главный пролёт сооружения, устроенный для прохода морских судов. Вид большого скопления танкеров и сухогрузов стоявших группами на якорях в акватории Крымского моста, а с другой стороны силуэты Керчи, причалов, портовых кранов, сновавших туда-сюда по заливу вездесущих буксиров, прогулочных яхт и катеров оживлял морскую гладь вокруг эстакады и создавал благоприятное впечатление кипучей деятельности на полуострове.
Огромный мост завораживал любого путешествующего в Крым, монументальностью сооружения и грандиозностью объёмов проделанной работы. В реальности всё оказалось сделано добротно, качественно и надёжно, на века. Исходя из увиденного, следовало заключить, что неопределённость со статусом Крыма закончилась, Россия вспомнила о своей славной истории и по праву первого вернулась на полуостров надолго и как стало теперь очевидно для всех, навсегда.
От светло-серых металлических арок дорога по эстакаде уходила вниз к полуострову и отсюда, с наивысшей точки сооружения, под огромными ажурными арками, открылся прекрасный вид на полуостров, а в наступающих сумерках справа уже зажигались огни Керчи. Ещё пару километров по эстакаде и после многочисленных развязок и съезда на Керчь, дорога сузилась. Основная трасса «Таврида», направлением на Симферополь, находилась на этапе реконструкции и на ней функционировала лишь одна полоса из двух. Встречная сторона шоссе отделялась от рабочей части дороги пластмассовыми ограничителями со светящимися элементами и на ней днём и ночью трудилось множество дорожных рабочих и разнообразная строительная техника. Многотонные дорожные катки трамбовали многослойную прослойку из песка и щебня, подготавливая надёжную подушку для укладки нового асфальта, экскаваторы рыли и благоустраивали обочины на многочисленных развязках и съездах с основной трассы, а рабочие обустраивали прилегающую территорию.
Движение на зауженной из-за дорожных работ полосе стало плотным и насыщенным. Автомашины отдыхающих в плотном потоке были весьма разнообразны: большие и маленькие, дорогие и бюджетные, с прицепными домиками и моторными лодками, с багажниками навьюченными разнообразной поклажей, велосипедами и досками для сёрфинга, заполненные романтическими парами, путешествующими пенсионерами, семьями с детьми и домашними животными. Но всех движущихся в этом бесконечном потоке людей объединяло необъяснимое чувство радости и приближающегося счастья, наступившего долгожданного отпуска, встречи с тёплым Чёрным морем и ласковым Крымским солнцем, обильным праздничным застольем, с ароматной шаурмой и шашлыками, сочными твороженными самосами и варенной кукурузой, виноградным вином и мороженным, всевозможными экскурсиями и развлечениями, удовольствием от купания в море и беззаботным лежанием на пляже.
Роман Генрихович тоже поддался отпускному настроению потока отдыхающих и особенно не тяготился предстоящей работой в Феодосии. Айтишники заказали для командированного достойный номер в гостевом доме «Ассоль», на улице Земской, недалеко от набережной и моря, где все прелести и блага курортного города находились в шаговой доступности. Особняк же заказчика работ Олбериха Морица, где детективу предполагалось побывать в ближайшее время, располагался поблизости, в тихом квартале старой Феодосии, среди зелени старых акаций и можжевельников, рядом с древне-заветной армянской церковью Сурб Саркис, на тенистой территории которой располагалась усыпальница известного художника-мариниста Айвазовского. Кратко ознакомившись с информацией аналитиков «Альфы», которую тем удалось собрать из открытых источников по семье Мориц, с обзором активов и бизнеса, а также развёрнутыми биографиями членов семьи и ближайшего окружения, Рейнгольд решил объявиться у заказчика работ утром следующего дня, заблаговременно уведомив о прибытии адвоката семьи Соломона Израилевича Шварца, телефон которого сообщал в сопроводительном письме Олберих Леопольдович Мориц.
Довольно узкие улочки исторической части Феодосии оказались заставлены по обочинам бесконечными вереницами машин отдыхающих и местных жителей. Здесь среди скопления транспорта встречались автомашины не только всевозможных регионов России, но также дальнего и ближнего зарубежья. К удивлению Рейнгольда на улицах городка достаточно часто попадались автомашины с прежней Украинской регистрацией, носящих на номерах изображение жёлто-блакитного флага, хотя казалось бы, их владельцам по статусу непримиримых врагов новой власти от подобных поездок стоило воздержаться. Гостиница «Ассоль», как мы уже отметили, располагалась в исторической части города, на перекрёстке улиц Галерейной и Земской. Здесь центром небольшой площади служила чаша действующего фонтана с бронзовыми фигурами влюблённых, вокруг которого на перекрёстке улиц сгруппировались преимущественно двухэтажные кирпичные здания прошлого века, с крашенными в пастельные тона оштукатуренными фасадами, украшенные замысловатыми карнизами, лепными капителями и изысканными балкончиками. На улице Галерейной располагались значимые для курортного городка дом-музей писателя Александра Грина, магазинчик Крымских вин и сувенирные лавки, бутики модной летней одежды и парфюмерии, а бюджетные сетевые столовые, небольшие уютные кафе и многочисленные ресторанчики могли удовлетворить посетителей с любым вкусом и бюджетом. На Земской улице исполняли управляющие функции учреждения городской администрации, работали банки и гостиницы. Уступая дорогу многочисленным отдыхающим, неспешно совершающим вечернюю прогулку во кружении детей по мощённому плиткой пешеходному бульвару, Рейнгольд въехал на улицу Земскую, аккуратно подкатил машину к отелю и свернул через узкую арку во внутренний двор, на закрытую стоянку гостиницы. Затем забрав из багажника сумки с личными вещами и спецоборудованием, детектив поставил «Mercedes» на сигнализацию, пересёк небольшой двор и поднялся по лестнице к входным дверям со двора в презентабельный холл отеля. На стойке ресепшн молодой человек предъявил документы и зарегистрировался по оставленной брони, после чего получил от миловидной, приветливой блондинки в белой корпоративной блузке ключи от номера. Поднявшись на второй этаж, в небольшой, но уютный suite-номер с просторной гостевой комнатой и ванной джакузи, Роман наскоро расположившись с блаженством принял горячий душ. Освежившись Рейнгольд переоделся в чистое бельё, выпил вместо снотворного четверть бокала изысканного «Hennessy VSOP», из любезно наполненного отелем бара, надел мягкую пижаму, с которой не расставался в подобных командировках, и с наслаждением завалился спать в огромную, высокую кровать. Накопившаяся за дальнюю дорогу усталость подействовала на нашего героя лучше любого снотворного и тот вскоре заснул молодецким сном. Между тем, за гобеленовыми портьерами на французских окнах гостиничного номера уже окончательно стемнело и наступил час вечернего променада отпускников. Под южным небом, потрясающим великолепием бездонной глубины насыщенного чёрного цвета, украшенного миллиардом мерцающих звёзд и сияющими хитросплетениями созвездий, под перекличку цикад и монотонный шелест набегающих на берег волн, развлекался и гулял беззаботный курортный город. Ламинированные под орех стеклопакеты в номере отеля Рейнгольда почти заглушали нескончаемый гул вечерней Феодосии, состоящий из игры музицирующих на набережной уличных музыкантов, отголосков звучания ресторанных оркестров, пения в караоке на открытых танцплощадках и лезгинки ловких продавцов шаурмы. А вечерний морской бриз случайным образом сочетал в лёгком дуновении йодированный запах выброшенных волнами на берег морских водорослей, дымок тлеющих углей мангала шашлычницы, слабый аромат фруктового кальяна, терпкий вкус жаренных зёрен кофе и коньяка, с послевкусием терпкой лаванды.
Пока молодой человек набирается сил для предстоящей работы, мы стараясь не потревожить уставшего путника, виртуальным образом откроем чёрный iPhone Романа Генриховича и познакомим читателя с содержимым аналитической записки айтишников Московского охранного агентства «Альфа-Форум» касающейся предмета порученного детективу расследования. Предоставлена информация поведает о образе жизни и состоянии дел заказчика работ Олбериха Леопольдовича Морица, позволив получить исчерпывающее представление о составе семьи, социальном положении, имуществе, источниках дохода и образе жизни домочадцев заявителя.
Олберих Леопольдович Мориц, как мы естественно могли предположить, являлся по рождению чистокровным немцем. В Россию Мориц впервые приехал в 1953 году, в возрасте 23 лет, по направлению немецкой компартии, как инженер производства и специалист-винодел для помощи в восстановлении завода в Каффе. Винодельческий завод, где молодому немцу поручили применить приобретённые знания и практические навыки, заложили в 1824 году при генерал-губернаторе Михаиле Семёновиче Воронцове. Светлейший князь собственной персоной владел обширными виноградниками в Крыму и по примеру оного царедворца многие столичные меценаты озаботились этим доходным и благодатным промыслом, принеся себе достаток, а местным винам всероссийскую славу и мировую известность. Хотя само виноградарство и виноделие возникло на полуострове за долго до московских инвесторов, с лёгкой руки древних греков, во времена великих завоеваний Александра Македонского. Во время второй мировой войны корпуса винодельческого завода в Каффе оказались в руинах и практически уничтожены, попав под фашистскую бомбёжку, и после окончания боевых действий победители в качестве репараций решили пригласить немца на восстановление производства. Инженер Олберих Мориц, благодаря врождённому трудолюбию и обширным теоретическим знаниям, полученным в специализированном колледже в Германии, выделялся среди советских работников административно-технического аппарата винодельческого завода в Каффе дисциплиной, трудолюбием и работоспособностью, и вскоре молодой специалист пошёл вверх по служебной лестнице. Порученная работа по селекции сортового виноградника увлекала Морица и молодой человек полностью отдавался производственному процессу. В старинных погребах винодельческого завода с одобрения руководства, Олберих Леопольдович экспериментировал с различными сортами винограда, некоторые виды лозы которого привозил из рабочих командировок во Францию и Испанию, а в укромных погребах заводских подвалов хранил бочки с экспериментальным вином, созданного не для общего пользования в сети розничной советской торговли, а для истинных гурманов. Скоро при поддержке обкомовского начальства, с удовольствием дегустировавшего на Советские праздники особое вино Морица, немца выдвинули на должность начальника производства. Винодел получил повышенный оклад и просторную трёхкомнатную квартиру в центре Феодосии, в новом сталинском доме с высокими потолками. Следует уточнить, что дом тот как и многие други дома в то послевоенное время в Крыму, возвели пленные соотечественники винодела.
Устроив бытовые вопросы на новом месте за счёт выдающейся работоспособности и личного обаяния, Олберих Мориц уже через два года получил возможность перевезти из Германии в Феодосию невесту, девушку из знатной, но обедневшей семьи курляндских баронов, Эльзу Карловну фон Ригер. Молодая девушка сохранила при бракосочетании фамилию собственного знатного рода, извещавшую о том, что предки Эльзы Карловны во времена средневековья и крестовых походов имели в собственности земельные владения под Ригой. Эльза Карловна вскоре начала преподавать родной немецкий язык в одной из гимназий Феодосии. В 1961 году у пары родился довольно поздний, но долгожданный ребёнок, наследника нарекли Карлом. Мальчика воспитывали в аристократических немецких традициях, с гувернанткой и учителем немецкого языка, которых по статусу и достатку Мориц-старший в то время уже мог себе позволить. После школы Карл, по протекции немецких родственников, уехал учиться в Германию по обмену между учебными заведениями.
В средине 80-х годов наступило трудное время для виноделия, во время антиалкогольной кампании виноградники в Крыму принялись бездумно уничтожать, сам завод и производство пришли в упадок. А тут и 90-е подоспели, всю страну лихорадило, народ обнищал, происходило перераспределение собственности и капитала. Виноградники стояли заброшенными и не возделывались. Вот тут-то Мориц и получил из Германии помощь в виде неожиданно свалившегося на него наследства от одного из близких родственников. По Советским меркам сумма наследства казалась неслыханным богатством, что-то около 500 тысяч долларов. Часть денег Олберих Леопольдович вложил по совету немецких родственников в акции европейских компаний, а на другую, меньшую часть, стал скупать пустующие земли по паям колхозников, которые в те времена застоя и общего безденежья стоили сущие копейки. Приобретённые участки находились на южных склонах Крымской горной гряды, вокруг Коктебеля и Судака. Частично Мориц завладел и землями старого винного завода на котором трудился винодел. По случаю купил Мориц и сам окончательно разорившийся к тому времени завод, с винодельней и пустыми винными бочками в старинных кирпичных погребах. С того времени, имея прочные связи среди руководящего аппарата Крыма, Мориц зажил в спокойствии и в достатке, возделывал около 180 тысяч кустов лозы на собственных виноградниках и производил среди других марок местного Крымского вина и собственное прекрасное мерло благородного шоколадного оттенка, которое выпускал под собственной маркой «Мерло Голд». Свою продукцию Мориц почти полностью поставлял в Германию. Вино отгружалось на корабли в цистернах, а по прибытию к месту назначения продукт разливали и продавали через крупные торговые сети немецких родственников Олбериха Леопольдовича.
В 1991-м году Карл Мориц вернулся из Германии в Крым, после окончания аспирантуры и стажировки на винных заводах Франции. Молодой отпрыск быстро вошёл в семейный бизнес и стал хорошим подспорьем Олбериху Леопольдовичу в развитии винодельни и виноградников, а отец теперь смог больше времени посвящать организационным и административным вопросам. В то же время, основным экспертом по спорным юридическим вопросам ведения бизнеса и домашним адвокатом семьи Мориц служил известный в Феодосии юрист Соломон Израилевич Шварц, образованный и очень аккуратный в делах человек, которому Олберих Мориц поручал юридическое сопровождение сделок с недвижимостью и юридическую защиту гражданско-правовых интересов семьи.
С прошествием времени молодой Карл Мориц проявил себя в делах производства истинным европейцем, человеком нового мышления и хотя относился с глубоким уважением к мнению отца, позволил себе внедрить на заводе и в виноградниках новые передовые европейские технологии. Высаживать лозу и разбивать участки под виноградники под руководством младшего Морица принялись с использованием спутниковой навигации, что позволило более рационально и грамотно планировать и использовать земельные участки в гористой местности, а на заводе приобрели новую современную линию розлива вина в бутылки и современное оборудование в лабораторию контроля качества сырья и вина. Карл пошёл ещё дальше и с разрешения отца систематизировал бухгалтерский учёт, а оборот документации перевели в электронный вид и теперь всякое движение сырья, товара и денежных средств отражалось онлайн в гаджетах Карла и его управленцев. По вновь заведённому порядку у каждого сотрудника завода появилось личное расписание рабочего дня и электронный пропуск-чип, для учёта рабочего времени, с тарификацией технологических операций, которые входили в обязанности данного сотрудника по штатному расписанию. На заводе и виноградниках стало значительно больше порядка и меньше воровства, пропорционально увеличилась прибыль предприятия и зарплата работников. Карл сократил аппарат управления и бухгалтерии, убрал с завода несколько вороватых менеджеров. Уволенные молодым владельцем сотрудники, конечно затаили на младшего Морица обиду, хотя и получили от предприятия компенсацию в виде приличного выходного пособия.
Карл в корне пересмотрел отношения предприятия с местной муниципальной властью. Молодой немец учредил адвокатскую контору, в функциональные обязанности которой вменил, кроме предоставления общих юридических услуг населению, представление в судах и органах исполнительной власти интересов и бизнеса семьи Мориц. Квалифицированные юристы на начальном этапе работы завалили жалобами и претензиями органы исполнительной власти и прокуратуру, обжалуя безосновательные решения чиновников ущемляющие законные интересы предприятий Морица. И по прошествию непродолжительного периода многочисленных судебных тяжб добились определённых результатов. Откровенное вымогательство безосновательных откатов на уровне муниципальных чиновников почти полностью прекратилось, а проверки краевых чиновников стали происходить значительно реже. Такой поворот конечно вызывал у краевой и городской власти подковёрный ропот и недовольство, но Карл Мориц не отступал от принципов законопослушного предпринимателя и гражданина, шёл по жизни с гордо поднятой головой, как истинный ариец, опасности всегда смотрел прямо в лицо, а таких людей у нас уважают и откровенно побаиваются. К тому же у молодого Морица имелся достаточно влиятельный круг общения, довольно влиятельные лица исполнительной власти и крупном бизнесе, к личной помощи которых молодой немец мог прибегнуть в особых случаях. Карл водил дружбу с соотечественниками, которые занимались аграрным бизнесом в Киеве и с немецкими финансистами в Москве, где тоже часто гостил. Переодически наезжая в Киев, на вечеринке у общих знакомых молодой человек обаятельной с еврейской девушкой Соней Шварцман, креативным менеджером агрофирмы своего приятеля. И в скором времени молодой человек предложил девушке место управляющего менеджера в собственной компании, а после непродолжительного периода цветочного ухаживания, несмотря на активное противодействие матери, представил Соню семье в качестве невесты. Соня Шварцман оказалась родом из большой Киевской еврейской семьи, с устоявшимися весьма ортодоксальными традициями и жизненным укладом, получила очень хорошее образование в области управления и организации работы персонала и корпоративного менеджмента. Девушка оказалась не только молода и хороша собой, а кроме русского и иврита, в совершенстве владела немецким и английскими языками, была принята в высшем круге золотой молодёжи украинской столицы. В свободное время Соня Шварцман увлекалась конным спортом и содержала в арендованном загоне элитной частной конюшни собственного жеребца. Молодые люди вскоре сыграли свадьбу в шикарном ресторане «РLAZA» на Крещатике и как само собой разумеющееся, уже в 1992 году у молодых родился мальчик, которого назвали немецким именем Саша, а два года спустя, в 1994 году, на свет появилась девочка, которую по обоюдному согласию родителей нарекли София. Через год после рождения внучки Эльза Карловна фон Ригер внезапно заболела пневмонией и скоропостижно скончалась, несмотря на хороший уход и консилиумы дорогих врачей. Олберих Леопольдович тяжело воспринял потерю супруги и до настоящего времени вспоминал покойную с любовью и нежностью.
В активах семьи Мориц, кроме акций европейских компаний, имелись виноградники и винодельческий завод под Судаком, коммерческая недвижимость в Киеве, особняк в Феодосии и яхт-клуб в Коктебеле. Словом, деньги в семье водились и жили там в достатке.
Южная ночь сказочно прекрасна, до рассвета осталось еще несколько часов и пока наш герой, Роман Генрихович Рейнгольд, отсыпается после долгой и трудной дороги, мы с вами вернёмся к знакомству с Крымом и черноморской красавицей Феодосией. Феодосия — небольшой и тихий курортный городок, расположенный на границе песчаных дюн посёлка Берегового и прикрытый от степных горячих ветров материковой части полуострова хребтом Тепе-Оба южной гряды Крымских гор. Место сиё освящено мысом Святого Ильи в Феодосийском заливе и звоном колоколов многочисленных городских храмов и церквей. Здесь перекрёсток древних торговых путей и место смешения древних религий, с протяжным пением мулы на минарете мусульманской пятничной мечети Муфти-Джами и негромким бормотанием читающего Тору в Шаббат раввина, с треском плачущих в серый песок восковых свечей и завораживающее армянское песнопение под мелодичное звучание органа в средневековой церкви Сурб Саркис и перезвоном колоколов великолепного храма Святой Екатерины. В самом городе по местечковому тихо и спокойно, и пусть кому-то особо взыскательному в городке не хватает роскоши и шика Ялты, но зато всё здесь знакомо и понятно сердцу среднестатистического русского человека, как восточная старая сказка. Тут городские постояльцы всегда внимательно выслушают путника, а при случае успокоят и посочувствуют, а при возникшей необходимости направят в нужную сторону, укажут путь и пошлют куда-нибудь, хотя иногда и по матери. А уж сами крымчане какие душевные люди, никому не сравниться с ними по доброте души, хлебосольные турки и египтяне, и даже улыбчивые греки, лишь бедная тень гостеприимных феодосийцев. И конечно Феодосия, это прежде всего тёплое, ласковое Чёрное море. Море здесь поистине чудесное, чистое и бирюзовое. Куда там тягаться с нашим-то родным Чёрным морем Красному коралловому чуду пыльного Египта или средиземноморскому парному молоку в эксклюзивной Турции, а про Эгейское море греков уже даже и не говорю, ну право слово, просто лужа, а не море.
Как и во всех курортных городах Крыма, в Феодосии присутствует всего два времени года: это подготовка к курортному сезону и, так сказать, сам летний сезон, который начинается с майских праздников и длится до конца октября. Подготовка к отпускному сезону, подразумевает трудоёмкий и затратный процесс, который длится всё межсезонье и включает в себя суету хождения по многочисленным инстанциям с целю получения разрешений на аренду и обустройство мест под строительство гостиниц, развлекательных центров, кафе, магазинов и других богоугодных заведений, оформление лицензий на торговлю спиртным и сигаретами, получение квот и разрешений на гидроциклы, катамараны, бананы, парашюты и обустройство пляжных сооружений водными горками, аттракционами и лежаками. Прибавьте сюда же закупку разнообразных товаров и сувениров, подготовку инвентаря и реквизита для развлечений отдыхающего народа, и всё это конечно не безвозмездно, а с целью сбора с отдыхающих положенной за услуги платы.
Талантливые и очень трудолюбивые крымские художники в межсезонье штампуют монументальную живопись в стиле а-ля Айвазовский в неимоверных количествах, заготавливая как банки с огурцами, однотипные шедевры с бушующим морем и терпящими крушение кораблями в разнообразных вариациях. Сия местечковая живопись затем преподносится курортной публике, под благовидным предлогом, как оригинальное видение и индивидуальный почерк современных Феодосийских живописцев. Мастера сувениров, гончары-ремесленники и местные умельцы надомники, производят к отпускному сезону, в таких же неимоверных количествах разнообразные безделицы с морской тематикой, тарелочки и чашки, фигурки и амулеты, лепят подарочные композиции из ракушек и крабов, и другие всякие безделицы. Музыканты-передвижники всевозможных жанров и направлений подбирают репертуар и готовятся в конкурентной борьбе заполнить выделенные по квоте места на городской набережной, для сбора пожертвований от благодарных отдыхающих меценатов.
При этом у города Феодосии имеется интересная летописная история, с довольно длинным списком почётных граждан, которые внесли заметный вклад в архитектуру, живопись и науку Крыма. Тут вам и обилие древностей в архитектуре, и здесь на первом месте, в одном ряду с древней генуэзской крепостью, старинными церквями и музеями, находятся прибрежные дачи выдающихся граждан Феодосии. В начале 20-го века городская управа приняла очень важное и основополагающее решение о застройке лучших земельных участках города, в центральной его части, на набережной у моря. Но при этом вероятным застройщикам выдвигалось обязательное условие прохождения проектами городского конкурса на наличие в архитектурном облике строений оригинального стиля, со своим неповторимым обликом. И тут между местными состоятельными горожанами и привлечёнными возможностью получить свой клочок счастья у моря столичными богачами началось настоящее соревнование стилей, архитектурных решений и интерьеров, и конечно борьба кошельков. Из общего большого количества представленного на суд жури проектов прекрасных зданий, возведённых затем в городе, до нашего времени дошли лишь немногие, остальные пришли в упадок или пали под многочисленными немецкими бомбёжками во время последней войны. В наши дни мы можем любоваться лишь прекрасной дачей «Милос», с божественных колоннадой мраморных кариатид, с великолепной беседкой-ротондой и статуей Венеры Милосской на проспекте Айвазовского. Здесь же в одном ряду дачи «Вилла» и «Флора», а дальше в гору, у Межениновского моста, получившего в народе название Мост поцелуев, великолепная дача Стамболи в мавританском стиле, с яркими цветными мозаиками изразцов, турецкими башенками и куполами и великолепной авторской кованой оградой. О, там у каждой прекрасной дачи своя замечательная история и завораживающее повествование судеб их владельцев и домочадцев, трогательные романтические истории, а порой и трагические.
Но пора, наш герой, по выработавшейся годами привычке вставать рано, уже проснулся, вернёмся же к нему в номер и продолжим наше повествование.
Глава 2. Семья Морица
Проснувшись рано утром у себя в номере, Роман Генрихович принял прохладный душ, чтобы смыть ночную дремоту, натянул спортивные шорты и футболку, обулся в беговые кроссовки и захватив пляжное полотенце спустился в вестибюль гостиницы. Пожелав доброго утра ожидающей смену симпатичной девушке-администратору и пожилому сторожу, с большой ответственностью подметающему внутренний двор отеля, Роман вставил в уши беспроводные наушники и включив любимую подборку Joe Cocker медленно выбежал из арки по Земской на Галерейную и пружинистым шагом потрусил по пешеходному бульвару к морю.
Солнце ещё только поднималось у горизонта над морем и курортный городок неторопливо просыпался, смывая с себя струями поливальной машины следы ночного кутежа отдыхающих. На пустынных улицах публичные заведения ещё оставались закрытыми и только кое-где у кафе и закусочных уже разгружали свежую выпечку. Утренний воздух бодрил свежестью лёгкого морского бриза, отдавая привкусом корицы, свеже сваренного утреннего кофе, терпкостью цветущих акаций и казался насыщенным запахом йода и морских водорослей. На набережной пролегающей вдоль городского пляжа, у Романа Генриховича появлялось несколько добровольных попутчиков из числа местных жителей и активных отдыхающий, тоже бредущих на разминку к морю. По негласной традиции в городке первыми просыпались пожилые граждане, которые в отличие от отпускников соблюдали рекомендованный режим дня и выполняя установленное расписание парами и поодиночке двинулись по направлению к морю, набравшей всеобщую популярность скандинавской ходьбой, дружно перебирая тонкие лыжные палочки и тем самым издали похожими на стаю взъерошенных фламинго, спешившими совместить утреннюю разминку с солнечными ваннами, а самые решительные, в добавок принять водные процедуры.
Роман в этом году ещё не окунался в море. Забравшись в дальний конец набережной, ближе к порту, молодой человек спустился на пляж, оставил на берегу одежду и с недоверием пощупал ногой накатывающие на берег длинные, шуршащие мелкой галькой волы. Вода к удивлению оказалась довольно комфортной, видимо море ещё не успело остыть за ночь. Решительно сделав несколько шагов в глубину, Райнгольд решительно нырнул, выставив вперёд руки, и пройдя под водой метров пятнадцать с открытыми глазами, почти у дна, вынырнул на поверхность и сделав шумный выдох в воду. Затем детектив задорно заколотил кролем, на раз-два-три-четыре, выбрасывая слегка согнутые руки вдоль головы, сначала плавно и неспешно, постепенно добавляя силы, прибавляя ход и вскоре набрав привычный темп двинулся вдоль берега. Проплыв метров триста, пловец повернул обратно, лёг на спину и долго грёб, мощно выбрасывая руки и взбивая воду ногами.
Закончив заплыв, размявшийся и посвежевший Райнгольд вернулся в гостиницу, где ещё раз принял уже горячий душ, тщательным образом побрился, уложил назад жёсткие волосы, надел белоснежную рубашку и светлые брюки под лёгкие кожаные мокасины, освежил себя привычным Armani Code и спустился в кафе на завтрак. На столе постояльца ожидали пшённая каша с черносливом, гренки и кофе с молоком. Интерьеры и сервировка стола соответствовали уровню гостиницы и Роман Генрихович остался доволен выбором айтишников. Настроение с утра было прекрасным и отдохнувший с дороги и полный свежих сил детектив был готов к выполнению своих обязанностей.
Не спеша покончив с завтраком, Роман по традиции оставил в меню чаевые и прошёл на стоянку. Машина оказалась помыта прислугой отеля, что оказалась небольшим, но приятным бонусом к предоставленным услугам, и ожидала владельца в тени навеса на парковке, поблёскивая солнечными зайчиками на лобовом стекле от хромированной звезды на капоте. Райнгольд подключил iPhone к сети машины и забив в поисковике адрес Олбериха Морица, выехал в город. Яндекс-сервис бархатным баритоном Олега Табакова вёл детектива по узким улицам Феодосии в старый город. Здесь среди ещё неплотного потока машин, в утренней прохладной тени акаций и древесных можжевельников у ограды армянской церкви Сурб Саркис Роман Генрихович припарковал «Mercedes» у обочины, втиснув машину среди вереницы других авто, видимо оставленных здесь на ночь. Забрав с собой сумку с личными документами, блокнотом и контрактом на работу, Райнгольд свернул на узкую тихую улочку с высоким забором из ошлифованного ракушечника и пройдя по которой немного вверх, очутился у массивной кованой грады солидного двухэтажного особняка, находившегося в глубине тенистой территории, с ухоженными канадскими клёнами с ажурными бардовыми кронами, аккуратно подстриженными декоративными кустарниками и безукоризненно выстриженной зеленью газонов.
Калитка у въездных ворот оказалась на кодовом замке, с глазком видеокамеры. От ворот к дому вела выложенная некрупным искусственным булыжником дорожка, с такого близкого расстояния ещё раз невольно обращала на себя внимание изящная и ювелирная точность работы умелых рук садовника. Сам особняк частично скрывался в тени деревьев и древесных можжевельников. С улицы просматривалась лишь часть здания, выполненного в строгом стиле конструктивизма, с большими светлыми окнами и строгими фасадами оформленными по заглаженной штукатурке светло-бежевой пастельной краской.
На шум шагов, на встречу гостю выбежал огромный мраморный дог с умными, но недобрыми глазами. Немного не добежав до ворот, собака остановилась и осмотрев незнакомца предупредительно залаяла. Но затем по какой -то негласной команде, может быть прозвучавшего от дома ультразвукового свистка, вышколенный четвероногий охранник потерял интерес к гостю и вернулся вглубь парка к дому. Входная калитка у ворот плавно открылась скрытым от посторонних глаз механизмом и мужской немолодой, но хорошо поставленный голос в динамике переговорного устройства пригласил Райнгольда войти, видимо его ожидали. В глубине парковой территории, детективу открылся довольно просторный двухэтажный особняк, украшенный лишь неброским классическим портиком с колоннами и венчаемый небольшим балконом с витражным французским окном в пол, над парадным входом. Изюминкой дома безусловно являлась натуральная черепичная кровля цвета обожжённой глины. Выделяло особняк и отсутствие кондиционеров на фасаде, так омрачающих обычно визуальный облик нынешних строений, что объяснялось скорее всего наличием центральной системы кондиционирования воздуха, устроенной в подвальном помещении. Вдали парковой территории располагался коттедж из деревянного бруса для обслуживающего персонала, а также просторный гараж с тремя роллетными воротами. Мраморный дог, который встречал гостя у въездных ворот, теперь равнодушно возлежал у ног человека, стоявшего на ступенях парадной лестницы, положив свою огромную голову на сложенные перекрестием передние лапы и свесив из распахнутой пасти влажный розовый язык. Что касается человека, который ожидал детектива у двери в дом, то осанкой и ливреей походил на привратника в дорогих отелях. Привратник, так же как и сторожевая собака, оказался притворно-равнодушен в своих интонациях и не выражая излишних эмоций, ограничился дежурным приветствием:
— Добрый день, господин Райнгольд. Господин Олберих Мориц из-за недомогания примет вас в своей спальне. Будьте любезны проследовать за мной, — и затем, слегка преклонив голову, служащий сделал рукой движение в сторону входной двери, приглашая гостя пройти за ним.
— Добрый день, — ответил в знак приличия Роман и прошёл в дом за дворецким или привратником, который согласуясь с регламентом придержал массивную дверь перед гостем, если в наше время допустимо именовать должность этого человека.
Поднимаясь на крыльцо Райнгольд успел обратить внимание, на широкий пандус с невысокими перилами, устроенный с одной стороны парадной лестницы, скорее всего для въезда инвалидной коляски старика-хозяина. Встречающий его слуга носил безупречно выглаженную тёмно-синюю ливрею и чёрные лакированные туфли, белоснежная сорочка лаконично венчалась строгой тёмной бабочкой в цвет костюма. На вид прислуге детектив дал бы около шестидесяти лет, но не больше. Впереди него шёл высокого роста, сухой и худощавый мужчина, с прямой осанкой, но по лакейски, слегка опущенными плечами, ступая плавным, но твёрдым шагом. Белые дорогие шёлковые перчатки на руках привратника и запах терпкого дорогого парфюма особенно впечатлили Романа Генриховича.
Пройдя в сопровождении дворецкого в дом, Райнгольд очутился в просторном холле, из которого в обе стороны вели коридоры с высокими массивными дверями, покрытыми белой многослойной эмалью и сияющих позолоченной фурнитурой. В центре просторного помещения находились распашные двери со стеклянными фасадами, ведущие видимо в большой праздничный зал, влево вдоль стены поднималась широкая лестница из белого мрамора, ведущая на второй этаж. Стены особняка украшали тканные обои темно-шоколадного оттенка, с тисненым растительным орнаментом по золотистому шёлку, законченность которым придавали многочисленные живописные картины испещрённые сеткой естественного кракелюра в массивных багетных рамах, с бытовым сценами жизни древних немецких городов и портретами родовитых родственников хозяев. Тёмные стены контрастно оттеняли очень высокие белоснежные потолки, декорированные изящной лепниной и старинной бронзовой люстрой, с крупными сверкающими подвесками из богемского хрусталя. Картины, по мнению Романа, принадлежали если ни кисти самого великого Лукаса Кранаха, то уже точно кому-то из немецких живописцев эпохи ренессанса. Старые полотна завораживали и поглощали всё внимание гостя, сочные краски, изящный мазок и до педантизма детализированные сюжеты приковывали к себе взгляд, а неподдающаяся пониманию игра света и тени оживляла немного гротесковые лица, изображённых на картинах горожан средневековых городов. «На калькуляторе в iPhone наверняка не хватит нулей, если оценить в рублях всю эту красоту», — промелькнуло в голове у Райнгольда.
На втором этаже особняка Морица находилось не меньше шести больших комнат. Подойдя к дверям одной из них, дворецкий постучал и, выждав минуту-другую, приоткрыл дверь. Сделав ещё одну небольшую паузу, слуга, обращаясь к кому-то находящемуся в комнате, спросил разрешения впустить Романа Генриховича. Из глубины помещения дворецкому кто-то утвердительно ответил и слуга, распахнув перед Райнгольдом дверь и пропуская того вовнутрь, отступил на шаг в сторону. Войдя в большую комнату, Роман попал в полумрак и его глазам потребовалось несколько секунд, чтобы адаптироваться к смене освещения. Высокие белоснежные потолки с лепниной и широким багетом придавали помещению ещё большее ощущение простора. Тяжёлые шторы на трёх больших окнах не пропускали солнечный свет с улицы и спальню освещала лишь изящная лампа пятидесятых годов, с колпаком из зелёного стекла, горевшая на большом массивном столе рядом с кроватью. Мягкий свет также исходил от двух бронзовых бра позади Романа, находившихся на стене у входной двери.
В полумраке комнаты выделялась массивная деревянная кровать шоколадного оттенка из африканского бакаута, дерева жизни, с резной спинкой декорированной антуражной сценой охоты туземцев на льва, с изящными резными стойками для матерчатого полога из натурального льна. Посреди этой огромной кровати на высоких подушках, укрытый мягким шотландским клетчатым пледом, лежал статный старик в архаичном спальном колпаке и бархатном бордовом халате, в больших очках в роговой оправе с толстыми стёклами, с окладистой тёмной с проседью бородой. На лице старика выделялись тёмные густые брови и большой, греческого типа нос. Может быть, из-за полумрака в комнате, Роман дал бы хозяину на первый взгляд лет семьдесят, семьдесят пять. По всей вероятности перед детективом находился старик Олберих Мориц, а тому-то, по подсчётам Райнгольда, выходило уже далеко за восемьдесят..
Одет Олберих Леопольдович Мориц был в мягкий велюровый халат синего цвета, из-под которого выглядывала белоснежная тонкого шёлка рубашка с повязанным под ней, на шее, тонким бордовым шарфом. Крупные ухоженные руки старик Мориц держал на какой-то толстой немецкой книге в кожаном переплёте.
На стенах спальни владельца, как и во всём особняке, также висели старые картины, но это были картины уже другого времени и других мастеров, чем те, что находились в холле. Изображены на этих полотнах были портреты, скорее всего, многочисленных предков Морица. Тут висела пара немецких баронов в одеждах 19 века, а один из родственников был изображён в костюме германского офицера времён Первой мировой, с орденской голубой лентой через плечо, остальные лица изображались в штатских цивильных костюмах, а женщины в дорогих длинных платьях и драгоценностях. В изголовье хозяйской кровати находился ростовой портрет красивой женщины, которой на вид мы бы дали около сорока лет, изображённой сидящей в резном кресле, с гербом на высокой спинке в виде головы льва, на фоне тёмной драпировки. Женщину с тонкими чертами лица украшал тёмный бархатный костюм для верховой езды, с обтягивающими серыми бриджами и высокими чёрными лакированными сапогами, в руках она держала изящный бархатный шлем и тонкую трость. Рейнгольд обоснованно предположил, что на портрете был запечатлён образ покойной жены Олбериха Морица, Эльзы Карловны фон Ригер.
Лицо старика оттенённое тусклым освещением, казалось болезненно бледным. У его кровати на приставном столике на колёсиках находились какие-то лекарства, тонометр в темной бархатной коробке, градусник, большой стеклянный стакан и графин с водой. Олберих Леопольдович пригласил Райнгольда присесть в стоявшее у стола кресло для посетителей. Дворецкий тем временем, осознав, что в его услугах больше не нуждаются, бережно прикрыл за собой дверь и молча удалился.
— Как вы уже знаете, Роман Генрихович, у нас произошло великое несчастье, — начал срывающимся, но твёрдым голосом старик Мориц разговор с детективом. — Уже как две недели тому назад, пятого числа, в Коктебеле, на нашей яхте трагически погиб мой сын. Мой единственный сын Карл, — старик сделал паузу, видимо разговор давался ему с большим трудом. — Обстоятельства его безвременной смерти, а точнее гибели, вызывают у меня ряд вопросов. Хотя следствие, однако, уже пришло к своим, как мне кажется, весьма скоропалительным выводам. Карла обнаружили на яхте, стоявшей у причала в нашем яхт-клубе, с огнестрельным ранением в голову. Мне говорят, что это он сам произвёл выстрел, в его руке якобы был найден пистолет. Но до меня так никто и не смог довести объективных причин, по которым мог застрелиться такой человек. Мой сын… Имея чувство долга перед семьёй, перед детьми, перед свои отцом наконец… Как он мог уйти, не поговорив со мной… Он бы никогда так не поступил, не уронил бы честь семьи, что бы ни случилось. Однако всё чем ограничилось следствие, это сделать приемлемый в данной ситуации для общественности вывод о неосторожном обращении с оружием.
Видимо, силы на какое-то время оставили старика Морица, его глаза закрылись. Через некоторое время, собравшись с силами, Олберих Леопольдович продолжил:
— Я получил от доверенных лиц весьма исчерпывающие рекомендации в вашей компетенции и порядочности, есть ещё ряд имеющих для меня веское значение обстоятельств, по которым я был вынужден обратиться за содействием именно к вам. Почему я уверен, что вы приложите максимум усилий, чтобы выяснить все обстоятельства произошедшего с Карлом несчастья и если в этом есть виновные, я хочу, чтобы они были найдены и наказаны. Наказаны ни богом, ни судом, а вами, вашей рукой, но моей волей. Вы изначально должны понимать, что я хочу возмездия и чтобы они сгорели в аду?!
Роман был однозначно поражён весьма эмоциональной речью старика. Конечно, он списывал некоторую категоричность требований, на волнение и горечь от утраты старика, но покарать кого-то даже за деньги своей рукой, Роман Генрихович, оставив свою войну далеко в прошлом, в данный обстоятельствах был явно не готов, в конце концов, это же не личная вендетта.
Увидев его сомнения, Олберих Мориц настоял:
— Прежде всего вам потребуется выяснить все обстоятельства гибели сына. Вот вам номер моего телефона, звоните в любое время. А теперь прошу меня извинить. Силы оставили меня. Деньги на расходы вам переведут по номеру телефона. Обо всём остальном побеседуйте с женой Карла Соней, она ждёт вас внизу. Юстас вас проводит.
Сделав рукой жест в направлении двери, старик Мориц нажал кнопку на брелоке, который находился у него рядом с подушкой. Услышав вызов хозяина, дворецкий открыл дверь в комнату и пригласил Романа проследовать за ним. Рейнгольд встал, попрощался с Морицем и спустился за Юстасом на первый этаж. В холле его уже встречала стройная интересная женщина, невообразимым образом списанная с портрета на стене старика Морица. Выглядела она на много младше своих сорока лет. Длинное траурное платье оттеняло немного бледное и худощавое лицо, тёмно-каштановые волосы женщины пахли жасмином и были красиво уложены в высокую строгую причёску. Соня Мориц представилась Роману, как жена сына владельца дома и пригласила последовать за ней в просторный зал.
Зал особняка выглядел поистине парадным, в полном смысле этого слова, как и положено в таких состоятельных домах. Шикарная мебель из карельской берёзы поражала воображение своей монументальностью и великолепием полированного и покрытого многослойным лаком дерева. Центральное место в композиции расположения предметов гарнитура занимал громадный овальный стол, чья массивная столешница играла на солнце замысловатыми переливами среза натурального дерева под многослойным лаком и являлась предметом настоящей роскоши. Вокруг этого шедевра меблировки располагались двенадцать массивных стульев с резными тронными спинками, на которых красовались геральдические изображения резных голов льва, а вдоль высоких стен выстроились в классическом сочетании резные серванты со стеклянными фасадами, с выставленными в них на полках искусными фарфоровыми сервизами и серебряными наборами приборов, трюмо декорированные массивными подсвечниками, бронзовыми каминными часами и разными безделицами, а также широкие мягкие диваны обитые в тон карельской берёзе, шелком в медовые золотые и жёлтые полосы. На стенах парадного зала, также размещались масляные полотна, в дорогих багетных рамах, но здесь общей тематикой картин представлялась охота, а на больших трофейных розетках между картинами, висели великолепно исполненные чучела клыкастой головы кабана, чудесного буйвола и оленя с прекрасными ветвистыми рогами на восемь отростков. Возможно кто-то из семьи Мориц увлекался спортивной охотой или им была близка эта тематика. Стол оказался сервирован для завтрака на двух персон. Соня указав рукой место для Романа, присела на стул напротив него, создав значительную дистанцию для неприкосновенности личного пространства.
— Роман Генрихович, вы можете обращаться ко мне просто по имени, — обратилась к детективу жена Карла, — так мне будет удобнее общаться, чтобы не отвлекаться на условности этикета. Чтобы не тратить попусту время друг друга, предлагаю построить наш разговор таким образом, что вы зададите интересующие вас вопросы, а я в силу своей информированности, постараюсь ответить на них достаточно полно, чтобы представить точную картину произошедшего. Вас это устроит?
— Да, конечно, — ответил ей Райнгольд. Эта женщина своим обликом и манерой разговора сразу вызвала в нём неосознанную симпатию. — Меня вполне устроит ваше предложение. В первую очередь, я обязан выразить искреннее сочувствие и соболезнования вашей семье, в постигшем вас несчастье, — и подгоняемый отмахнувшимся жестом женщины, как бы торопившей его перейти к сути разговора, продолжил. — Мне необходимо услышать подробную историю гибели вашего мужа, после чего я задам наводящие вопросы, если у меня таковые появятся.
Соня утвердительно кивнула в ответ, несколько секунд помолчала, опустив взгляд на стол, видимо обдумывая с чего необходимо начать и затем принялась говорить, негромко и неспешно, хорошо поставленным приятным голосом:
— У меня, так же как и у Олбериха Леопольдовича, есть сомнения в том, что Карл добровольно покончил с собой. Но с вашего позволения, я начну по порядку. В тот день, 5 августа, в воскресенье, мой муж организовал банкет в Коктебеле по случаю закладки на территории нашего яхт-клуба новой гостиницы. Это событие отмечали в ресторане «Санта Фе», который находится в курортной зоне городка, рядом с набережной. В ресторанчике есть открытая площадка под навесом, где и сервировали стол на восемь часов вечера. На банкет были приглашены компаньон Карла по яхт-клубу Борис Спасский, инженер, ведущий проект гостиницы, кто-то из администрации Коктебеля, а также как водится, начальство из налоговой и полиции, нужные для дела люди. Я посещаю такие мероприятия с Карлом. Не посещала. Хотя Карл и просил иногда сопровождать его, по формату мероприятия, гости приглашались с жёнами. Однако муж изначально знал, что я довольно брезгливо отношусь к деловым застольям, меня тяготит общение ради дежурных улыбок и Карл благоразумно предпочитал не настаивать на моём присутствии. Что же касается личности Бориса Спасского, то будет вам известно, это абсолютно весельчак и балагур, такой большой и добрый мужчина и, как мне кажется, хороший друг. Карл слабо понимал в яхтах и во всём, что с этим связано, но очень хорошо разбирался в людях и в добавок любил море, наполненные вольным ветром паруса и свободу. Таким образом, Спасский, как человек вполне подпадающий под эти критерии, да ещё в добавок и бывший яхтсмен, оказался рекомендован Карлу друзьями, как порядочный человек и знаток всего связанного с парусным спортом и морем. Борис сам мечтал об организации яхт-клуба в Коктебеле, но не имел значительных средств для организации большого дела. Муж предложил Спасскому войти в компанию средствами и занять должность управляющего яхт-клуба и тот с радостью согласился. Борис проявил себя способным организатором и с вложенными деньгами мужа, дело пошло на лад.
Потом вы знаете у нас наступило это время голосований… Мы конечно не против России и кто же теперь сможет высказаться против. Но прожив почти всю сознательную жизнь в Украине, как можно так сразу разорвать по живому… Словом, когда появились ваши зелёные вежливые человечки, у мужа возникли трудности с деньгами. Здесь я имею в виду большие, свободные деньги на строительство гостиницы и создание инфраструктуры яхт-клуба. Как вы должны понимать, это большой и затратный проект, с долгой окупаемостью. На винодельне мужа в это время тоже возникли значительные трудности. Вино, которое Карл поставлял в Европу через своих родственников в Германии, попало под санкции Евросоюза, и теперь, в налаженных годами поставках, требовались особые лавирования, чтобы изменить место происхождение вина. Товар ввозят сначала в Черногорию, а уже оттуда под маркой местного вина ввезут в Германию, где разливают на заводе нашего дядюшки. Но изменения повлекли дополнительные расходы на логистику маршрута, на транспортировку, новую фурнитуру, бутылки и рекламу. Ко всему прочему добавились проблемы с бизнесом в Киеве, на Карла стали давить новые люди пришедшие к власти и требовать откатов или уйти с Украины. Словом, проблемы появились… Так вот, вернёмся к пятому августа, Олберих Леопольдович, также присутствовал на банкете. После окончания мероприятия, когда основная масса приглашённых разошлась, примерно около одиннадцати вечера, господин Мориц уехал домой в Феодосию. Карл же после окончания банкета, проводив последних задержавшихся гостей, ушёл пешком в яхт-клуб, где предполагал переночевать на нашей яхте. Муж назвал судно «Райнгольд». — Роман при этих её словах невольно вздрогнул.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.