Бесплатный фрагмент - Золотая месть

Глава 1

День умирал красиво. Алиса наблюдала с балкона, как закатное солнце заливало город расплавленным золотом, а тени вытягивались, словно голодные звери. В воздухе пахло озоном после короткого дневного ливня и еще чем-то неуловимо сладким — цветущими липами из сквера напротив. Внутри у нее все пело. Триптих, над которым она билась последний месяц, наконец-то начал дышать. Сегодня центральная часть легла на холст именно так, как ей виделось во сне: глубокий, бархатный индиго, в котором можно было утонуть. Усталость была приятной, как после долгой дороги домой.

Пора было спуститься за почтой.

Лестничная клетка встретила ее запахом сырости и вчерашних щей. Металлическая дверца ящика №12 отозвалась знакомым скрипом. Внутри, среди рекламных буклетов и белого прямоугольника счета за свет, лежал он. Конверт из плотного, грубого картона мышиного цвета. Без марок, без имени, без обратного адреса. Он казался чужеродным, подброшенным. И был странно, неравномерно тяжелым.

Уже в квартире, бросив сумку на пуф, Алиса вертела его в руках. Что-то твердое перекатилось внутри. Не монета. Что-то длинное и плоское. Любопытство, смешанное с легкой, беспричинной тревогой, заставило ее разорвать край.

Первой на паркет выпала глянцевая фотография, приземлившись изображением вверх.

Алиса замерла. Воздух застрял в горле. Это была ее мастерская. Ее святилище. Истерзанное, изнасилованное. Холсты, которые еще утром были натянуты на подрамники, теперь висели рваными клочьями, вспоротые чем-то острым. Ее краски — ее кровь, ее воздух — были размазаны по полу, стенам, мебели, превратившись в уродливую, хаотичную мазню. Банки с растворителем были опрокинуты, их едкий запах, казалось, просочился сквозь фотобумагу и ударил в ноздри. А на единственной чистой стене, прямо над мольбертом, на котором утром стоял ее индиго-триптих, было выведено жирными, подтекающими алыми буквами: «Ты следующая».

Вслед за фотографией из конверта со звяканьем выскользнуло что-то еще и чиркнуло по полу. Алиса опустила остекленевший взгляд. Старое, ржавое лезвие. Не канцелярский нож, а грубый, опасный клинок, какими пользовались старые сапожники. Ржавчина на нем была похожа на запекшуюся кровь. И прямо у основания, на тусклом металле, была выгравирована спираль. Она закручивалась так туго, что превращалась в подобие немигающего, всевидящего глаза.

Паника обрушилась ледяным водопадом. Алиса отшатнулась, словно от змеи. Захлопнула дверь, провернула верхний замок, потом нижний. Щеколда. Цепочка. Каждый щелчок отдавался в висках пулеметной очередью. Ее крепость, ее убежище только что было взломано. Не физически, нет — хуже. Ментально. Они показали ей, что могут добраться куда угодно.

Она метнулась к столу. Компьютер. Внешний диск. Там — вся ее жизнь. Каждый эскиз, каждый заказ, каждая законченная работа за последние семь лет. Ее душа, оцифрованная и аккуратно разложенная по папкам. Она выдернула шнур с такой силой, что разъем треснул. Схватив холодный пластиковый прямоугольник диска, она бросилась в спальню. Нож для бумаги. Поддеть половицу у дальней стены, за шкафом. Скрип. В пыльную, пахнущую деревом и временем пустоту полетел ее архив. Доска встала на место. Алиса притоптала ее ногой, задвинула ковром, разглаживая ворс дрожащими руками.

Ее взгляд упал на стол, где лежали наброски к новой серии. Легкие, воздушные, сделанные углем. Теперь они казались грязными, оскверненными. Мысль о том, что он или они могли видеть их, трогать, оценивать, вызвала приступ тошноты. Не думая, она сгребла листы в охапку. На кухне, скомкав их один за другим, швырнула в раковину. Зажигалка в ее руке щелкнула трижды, прежде чем высечь пламя.

Огонь жадно впился в бумагу. Лица и линии, которые она любила, на мгновение вспыхнули, исказились в агонии и почернели, съеживаясь в хрупкий, невесомый пепел. Она включила холодную воду, и черная грязь, все, что осталось от ее вдохновения, ушла в слив. Едкий запах гари наполнил квартиру.

Сон был непозволительной роскошью. Алиса сидела на полу в коридоре, обхватив колени руками, и смотрела на дверь. Каждый звук за ее пределами был угрозой. Гул лифта, шаги соседа сверху, смех из квартиры напротив — все это казалось зловещим саундтреком к ее личному концу света. Несколько раз она подкрадывалась к двери и припадала к глазку, но видела лишь тускло освещенную пустоту.

Страх был почти осязаемым, он забивал легкие, мешал дышать. Но под его ледяной коркой медленно закипала ярость. Горячая, злая, спасительная. Ярость на тех, кто посмел вторгнуться. Кто растоптал ее мир и теперь играл с ней, как кошка с мышью. Нет. Она не будет мышью. Она не знала, кто они, но клялась себе, что они заплатят. За каждый разорванный холст. За каждый сожженный эскиз.

Почти под утро, когда темнота за окном стала серой и рыхлой, тишину пронзила резкая, наглая вибрация. Телефон на кухонном столе. Алиса вздрогнула всем телом. Подошла, как к готовой взорваться бомбе.

Неизвестный номер.

Сообщение.

Она открыла его. Светящиеся буквы на темном фоне были холодными, как сталь. Как то ржавое лезвие. В них не было и намека на просьбу. Только приказ, не терпящий возражений.

«Завтра, 10 утра, офис Кронверка. Не опаздывай».

Алиса опустила телефон. Имя ей ничего не говорило. Но она знала одно. Это не было приглашением. Это был вызов на поле боя, правила игры на котором устанавливали не она. И единственный способ выжить — принять этот вызов.

Глава 2

Такси несло ее по артериям города, но Алиса не видела ничего, кроме своего бледного, напряженного отражения в стекле. Она всю ночь не спала, и теперь под глазами залегли темные тени, а кожа казалась пергаментной. Она заставила себя надеть простое черное платье и строго убрать волосы — инстинктивная попытка создать броню, казаться тверже и старше, чем она была.

Когда машина свернула на широкую, продуваемую ветрами площадь, она увидела его. Небоскреб «Кронверк». Он не просто стоял среди других зданий, он их отменял. Огромный, граненый осколок черного обсидиана, вонзенный в самое сердце города. Его стеклянные грани не отражали небо, а поглощали его, и казалось, что само здание источает холод.

Автоматические двери разъехались перед ней с тихим шипением, отсекая шум улицы и впуская в мир абсолютной тишины. Холл был огромен и пуст, как мавзолей. Шаги Алисы гулко отдавались от полированного до зеркального блеска черного мрамора. Воздух был неподвижным, холодным, пахнущим ничем — стерильностью и деньгами. За массивной стойкой, вырезанной из цельного куска камня, сидела девушка с лицом фарфоровой куклы и такими же неживыми глазами.

— Алиса Вольская, — произнесла Алиса, и ее собственный голос прозвучал неуместно тепло в этом ледяном царстве.

Девушка не удостоила ее взглядом. Лишь скользнула пальцем по сенсорной панели, и на стене за ее спиной бесшумно зажглась стрелка, указывая на лифтовый холл. Ни слова. Ни улыбки. Алиса почувствовала себя не человеком, а пакетом, прибывшим по назначению.

Лифт подошел мгновенно. Внутри — темная зеркальная сталь. Двери закрылись, и наступила полная, давящая на уши тишина. Цифры этажей сменяли друг друга с головокружительной скоростью. Уши заложило. Алиса смотрела на свое отражение, на чужую женщину с широко раскрытыми от страха глазами, и сжимала в кармане ладонь в кулак так сильно, что ногти впивались в кожу. Этот подъем был переходом. Из ее мира — в их.

Двери разъехались без звука, открывая не коридор, а огромное, залитое слепящим светом пространство. Три стены — от пола до потолка — были сделаны из стекла. Город лежал внизу, под ногами, нереальный, как карта. Игрушечные машины, крошечные фигурки людей. Отсюда, с этой высоты, они казались неважными. Пылью.

За столом из черного, как ночь, дерева сидел мужчина. Марк. Он не поднял головы, лениво перелистывая какие-то бумаги. Идеально скроенный серый костюм, жесткая линия подбородка, холодный блеск дорогих часов на запястье. Он не замечал ее. И это было хуже, чем если бы он смотрел в упор. Это было демонстрацией ее ничтожности.

У окна, спиной к ней, стояла вторая фигура. Высокая, неподвижная. Лев. Его силуэт четко вырисовывался на фоне неба.

Тишина звенела. Алиса стояла на пороге, не решаясь сделать шаг. Наконец Марк поднял глаза. Серые, холодные, как зимнее море. В них плескалась скука и легкая, едва заметная насмешка.

— Садитесь, — его голос был ровным, безэмоциональным, но в нем слышалась сталь.

Лев, не оборачиваясь, нажал что-то на пульте в руке. Стена напротив стола ожила, превратившись в огромный экран. Щелчок проектора прозвучал как выстрел.

Появились изображения. Роскошная вилла «Сапфир». Белоснежные стены, панорамные окна, бассейн, сливающийся с линией горизонта. Стерильные, безликие интерьеры. Затем ракурс сменился. Те же комнаты, но снятые зернистой камерой наблюдения из-под потолка. Вот гостиная. Вот спальня. Вот сад, опутанный сетью инфракрасных датчиков. Следом пошли графики, диаграммы, колонки цифр с пугающим количеством нулей.

— Ваш новый дом, — прокомментировал Марк, не отрывая от нее взгляда. — Ваш комфорт. Ваша безопасность. Ваши обязательства.

Каждое слово было гвоздем, который он методично вбивал в крышку ее гроба.

Экран погас. Марк выдвинул ящик стола и положил на идеально гладкую поверхность толстую кожаную папку. Он медленно, почти интимно, подтолкнул ее через стол.

— Ваш контракт.

Руки Алисы дрожали, когда она открыла его. Юридические термины плыли перед глазами, но суть она уловила сразу. «Полная и безоговорочная изоляция». «Отказ от всех внешних контактов». «Неразглашение». «Подчинение внутреннему распорядку». И сумма. Огромная, неприличная сумма, которая могла бы купить ей свободу десять раз подряд. Но цена этой свободы была рабством.

— А если я откажусь? — прошептала она, и сама удивилась, какой слабой и жалкой прозвучала эта последняя вспышка бунта.

Марк чуть наклонил голову, и в его глазах блеснул хищный интерес.

— Вчерашняя фотография была лишь… эскизом, — произнес он медленно, смакуя каждое слово. — Я уверен, вы, как художник, понимаете разницу между эскизом и законченным произведением. Мы бы не хотели доводить работу до конца. Это было бы так… безвкусно.

Все. Это был конец. Она чувствовала, как ловушка захлопнулась. Она перевела затравленный взгляд на второго мужчину. В этот самый момент Лев обернулся. Их глаза встретились всего на секунду. В его взгляде не было ни угрозы, ни насмешки. Только бездонная, мучительная пустота и что-то еще… что-то, похожее на отчаяние. Он тут же отвернулся, но этот мимолетный контакт потряс ее до глубины души.

Выбора не было. Она взяла тяжелую золотую ручку, лежавшую рядом с контрактом. Холод металла напомнил ей о ржавом лезвии из конверта.

Ее рука вывела подпись. Кривую, сломанную, чужую. Звук, с которым перо царапало плотную гербовую бумагу, показался ей последним звуком ее прошлой жизни.

Она без сил оттолкнула папку.

И тогда Марк улыбнулся. Впервые за все это время. Это не была человеческая улыбка. Это было медленное, торжествующее обнажение зубов. Улыбка хищника, который наконец-то вцепился в горло трепыхающейся жертве.

Он забрал контракт, даже не взглянув на подпись. Он и так знал, что она там будет. Он закрыл папку. Сухой, резкий хлопок кожи о кожу прозвучал в оглушительной тишине кабинета, как щелчок замка.

Ее золотая клетка захлопнулась.

Глава 3

Она не помнила, как вышла из кабинета. Состояние шока было сродни анестезии — оно отключало чувства, оставляя лишь способность механически двигаться. В холле у лифта ее уже ждали. Двое. Огромные, в идеально подогнанных черных костюмах, с пустыми, непроницаемыми лицами. Они не сказали ни слова. Один просто встал впереди, другой — сзади. Конвой.

Они провели ее не к главному выходу, а в служебный коридор. Длинный, узкий, освещенный холодными светодиодными лампами. Здесь пахло пылью и озоном от работающей техники. Каждый их шаг отдавался гулким, синхронным эхом. Алиса шла между ними, чувствуя себя не человеком, а ценным, но неодушевленным предметом, который перемещают из одного хранилища в другое.

Подземный гараж встретил их прохладой и запахом бетона, бензина и холодных выхлопных газов. Бесконечные ряды дорогих машин стояли под низким потолком, как саркофаги в склепе. Их подвели к неприметному черному седану с наглухо тонированными стеклами. Один из охранников открыл заднюю дверь. Это был не приказ, но и не приглашение. Это была данность. Алиса села на гладкую, холодную кожу. Дверь захлопнулась с глухим, вакуумным звуком, отрезая ее от мира.

Машина тронулась плавно, без рывка. Алиса прижалась к стеклу, но не увидела ничего, кроме смазанных отражений бетонных колонн. Они ехали сквозь подземный лабиринт, и она потеряла счет времени и поворотам. Когда седан наконец вырвался на дневной свет, город за окном превратился в калейдоскоп размытых пятен. Она не могла разобрать ни названий улиц, ни знакомых зданий. Ее везли вслепую. Ее лишали ориентиров, стирая ее старую жизнь.

Поездка длилась около часа. Наконец, машина замедлила ход и остановилась перед высокими коваными воротами. Они разъехались в стороны абсолютно бесшумно, как театральный занавес, открывая вид на виллу.

Она была ослепительно белой, в стиле хай-тек, с огромными панорамными окнами, в которых отражалось синее небо. Идеальный газон, подстриженный с математической точностью. Бассейн, чья бирюзовая вода сливалась с линией горизонта. Вилла называлась «Сапфир». Название, выведенное строгими стальными буквами на стене, казалось насмешкой. Сапфир — драгоценный камень. Твердый и холодный. Идеальная тюрьма.

У входа их встретила женщина лет пятидесяти в строгой серой униформе. Ее волосы были туго стянуты в пучок, а на лице застыло вежливое, но совершенно безразличное выражение.

— Добро пожаловать в «Сапфир», — сказала она ровным, лишенным интонаций голосом. — Меня зовут Елена. Я ваша экономка. Прошу за мной.

Охранники испарились так же беззвучно, как и появились. Елена повела ее внутрь. Интерьер был продолжением фасада: белый мрамор, стекло, хром. Роскошно, стильно и абсолютно безжизненно. Дом, в котором никто никогда не смеялся.

— Ваши апартаменты на втором этаже, — продолжала вещать Елена, поднимаясь по стеклянной лестнице. — Здесь есть все необходимое. Гардеробная уже наполнена. Если вам что-то понадобится, используйте внутреннюю связь.

Они вошли в огромную комнату, состоящую из спальни и гостиной. Мебель от известных дизайнеров, шелковые простыни на гигантской кровати, абстрактная живопись на стенах. Алиса подошла к окну. Вид на море захватывал дух. Она провела пальцами по стеклу. Оно было толстым и неестественно холодным.

— Бронированные, — пояснила Елена, заметив ее жест. — Тройной стеклопакет. Для вашей безопасности.

Алиса обернулась. В углу под потолком она заметила маленький черный глазок камеры. Потом еще один, над дверью. Они были повсюду.

На следующее утро, после беспокойного сна, полного кошмаров, она нашла на столике у кровати три абсолютно одинаковых смартфона и отпечатанный лист бумаги. Телефоны были без сим-карт, но на экранах горели иконки быстрого набора: «Марк», «Лев», «Елена». Алиса попробовала зайти в браузер, набрать номер — ничего. Телефоны были не для связи с миром. Это были поводки.

Затем она взяла лист. «РАСПИСАНИЕ». Ее день был расписан по минутам. 8:00 — подъем. 8:30 — завтрак. 9:00–11:00 — занятия с тренером по фитнесу. 12:00 — обед. 13:00–15:00 — урок этикета. 16:00 — сеанс с психологом. 18:00 — примерка одежды со стилистом. 20:00 — ужин.

Ее жизнь больше ей не принадлежала. Ее собирались разбирать на части и собирать заново, по чужому чертежу. Она была проектом. Куклой.

Весь день она механически выполняла то, что от нее требовалось. Улыбалась стилисту, повторяла за учителем манер, отвечала на вопросы психолога. Она была послушной девочкой. Она копила гнев, пряча его за маской покорности.

Поздно вечером, измотанная и опустошенная, она вернулась в свои апартаменты. Ей отчаянно хотелось одного — запереться. Создать иллюзию личного пространства, хотя бы на несколько часов. Она закрыла за собой тяжелую дверь и повернула ручку замка. Она не повернулась. Замка с внутренней стороны не было.

Она приоткрыла дверь и посмотрела на косяк. Там, где должна была быть ответная планка для язычка, зияла гладкая стальная пластина. А на самой двери, с внешней стороны, она увидела то, чего не заметила раньше — замочную скважину.

Холод пробежал по ее спине. Она медленно закрыла дверь. Стояла в полной тишине, прислушиваясь. И через минуту услышала то, чего боялась больше всего.

Тихий, мягкий, почти деликатный щелчок. Звук, с которым ключ повернулся в замке снаружи.

Звук, который окончательно превратил ее роскошные апартаменты в камеру.

Глава 4

Прошла неделя. Или, может быть, две. Время в золотой клетке текло иначе — оно не летело и не ползло, а просто было. Густое, как сироп, и такое же приторно-бессмысленное. Алиса научилась жить по расписанию. Она превратилась в идеальную куклу: послушно тянула мышцы под присмотром тренера, с каменным лицом выводила вилами узоры на пюре под надзором учителя по этикету, вежливо улыбалась стилисту, который одевал ее в шелк и кашемир, словно готовя к жертвоприношению.

Она научилась отключать себя. Ее тело было здесь, в вилле «Сапфир», но ее разум уходил далеко — в запах скипидара в ее старой мастерской, в ощущение грубого холста под пальцами, в шум дождя за окном ее квартиры. Она возвела внутри себя стену, толстую и глухую.

Они ужинали втроем каждый вечер ровно в восемь. За длинным столом из черного полированного дерева, который больше походил на алтарь. Марк всегда сидел во главе. Лев — справа от него, Алиса — слева. Дистанция между ними была такой огромной, что приходилось чуть повышать голос. Но они почти не разговаривали. Лишь звон приборов о дорогой фарфор нарушал эту гнетущую, торжественную тишину.

В тот вечер все было как обычно. Алиса ковыряла в тарелке ризотто с трюфелями, вкус которого уже не различала. Лев смотрел куда-то в пустоту, отрешенно поднося вилку ко рту. Марк, как всегда, наблюдал за ней. Она чувствовала его взгляд на себе — тяжелый, физически ощутимый, как ладонь, положенная на затылок.

— Вам нравится вино? — вдруг спросил он. Его голос, спокойный и ровный, заставил ее вздрогнуть.

— Да, — коротко ответила она, не поднимая глаз.

— Это «Шато Марго» 2009-го года. У него сложный букет. С нотами фиалки, черной смородины и… табачного листа. Попробуйте почувствовать.

Она сделала маленький глоток. Вино было превосходным, но для нее оно имело вкус пепла. Она молча поставила бокал.

И тут его рука легла на ее.

Она лежала на белоснежной скатерти рядом с бокалом. Его рука накрыла ее сверху — внезапно, без предупреждения. Алиса застыла, как мышь под взглядом удава. Ее первой инстинктивной реакцией было вырваться, отдернуть руку, может быть, даже закричать. Но тело не повиновалось.

Его ладонь была теплой и сухой. Пальцы — длинные, сильные. Он не просто коснулся ее — он накрыл ее кисть полностью, утверждая свое право. Его большой палец медленно, почти лениво, погладил ее кожу у запястья, там, где бился пульс. Ее сердце ухнуло вниз и забилось часто-часто, отчаянно, как птица, попавшая в силки.

Это длилось не больше пяти секунд. Но в эти пять секунд уместилась вечность. Его прикосновение не было нежным. Оно не было и грубым. Оно было… изучающим. Властным. Это было прикосновение хозяина, проверяющего качество своей новой вещи. И в то же время в этом медленном движении пальца было что-то пугающе-интимное. Угрожающее и обещающее одновременно.

Алиса подняла на него глаза. Он смотрел на нее в упор, с вызовом, и в глубине его серых глаз она увидела тлеющий огонек. Он отпустил ее руку так же внезапно, как и взял.

— Вам следует больше ценить хорошие вещи, Алиса, — сказал он, возвращаясь к своему стейку, как ни в чем не бывало.

Алиса посмотрела на свою руку. На коже все еще горел след его прикосновения. Она посмотрела на Льва. Он сидел неподвижно, сжав вилку с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Но он не проронил ни слова.

Позже, не в силах оставаться в своих апартаментах, где стены давили, а камеры следили, она спустилась вниз. Она брела по гулким, пустым комнатам, пока не наткнулась на дверь, которую раньше не замечала. Библиотека.

Внутри было темно и пахло старой бумагой, кожей и пылью. Это был единственный живой запах в этом стерильном доме. Высокие, до самого потолка, стеллажи из темного дерева были уставлены книгами в старинных переплетах. Здесь было уютно. Здесь можно было спрятаться.

— Нравится?

Она вздрогнула. Лев стоял в тени у окна, почти невидимый. Она и не заметила, как он вошел.

— Здесь… тихо, — прошептала она.

Он кивнул, сделал шаг из тени. При тусклом свете, падавшем из коридора, его лицо казалось измученным, а под глазами лежали глубокие тени. Он выглядел не как один из ее тюремщиков, а как такой же узник.

— Мой отец собирал их, — сказал он тихо. — Здесь есть все. От Аристотеля до маркиза де Сада. Можете брать, что захотите.