Бесплатный фрагмент - Жозефина: из куртизанки в императрицы

Обращение к читателям

Уважаемые друзья!

Многие знают меня как общественно-политического деятеля, автоэксперта, журналиста, участника телевизионных и радиопрограмм. Сегодня я открываюсь для вас с новой стороны, как писатель. Владея огромным объёмом информации, исторических фактов, я ими пользуюсь крайне редко, разве что иногда процитирую классиков в публичных выступлениях перед гражданами, на телевидении, радио и т. д. Лишь немногие знают моё хобби — писать рассказы и повести. Я пишу в новом, а правильнее сказать — в трансформированном мною стиле активного рассказа, основанного на реальной истории или малоизвестном историческом факте. Я стараюсь описывать события в захватывающей с первых строчек манере повествования. Я бы назвал свой стиль рассказ-трек или рассказ-композиция.

Я давно задавался вопросом, почему мы несколько раз подряд слушаем понравившуюся нам песню? Почему она нам не надоедает?

А все потому, что хорошая песня каждый раз даёт нам ощущение знакомой новизны.

А вы давно повторно перечитывали какой-либо рассказ или повесть?

По моему мнению, интересную и умную книгу надо читать несколько раз подряд, подпитываясь эмоциями и получая заряд энергии. Надеюсь, что этот моё произведение, займёт место в вашей библиотеке и будет среди книг, которые захочется перечитывать, заново проживать и сопереживать её героям.

Я специально лишь штрихами обозначаю и описываю реальных исторических персонажей, а уже вы, мой дорогой читатель, сами визуализируете образ и представляете себе, что это за человек. Я даю направляющую, а уже целостность картины формируется у каждого своя, сообразно вашему воображению.

В своих произведениях, я использую различные исторические данные и источники, в том числе из зарубежных библиотек, некоторые документы до сих пор не известны широкому кругу российских читателей. Я не претендую на стопроцентную историческую достоверность, а лишь пытаюсь реконструировать события, и сам проживаю со своими персонажами конкретные жизненные ситуации.

Я специально пишу компактные, но ёмкие рассказы. Моя цель — сделать так, чтобы они были динамичны, легко читались и держали в напряжении до самой последней строки. Концовка большинства произведений вас удивит.

Многие читатели, говорят, что мои рассказы носят хороший терапевтический эффект, и что при чтении задействуются те части мозга, которые отвечают за гибкость мысли. Проверено экспериментальным путем: мои произведения хочется перечитывать, и они дают заряд умственной активности.

Я целенаправленно стараюсь включить в свои рассказы максимум фактов, с тем, чтобы вы попутно пополняли багаж своих знаний, ибо знание, как и здоровье, никогда не бывает лишним.

По моему мнению, мои рассказы и повести идеально подойдут для подготовки сценария и съёмки захватывающего кинофильма или мультипликационного фильма. Если среди читателей найдётся заинтересованный человек, буду рад сотрудничеству.

В рассказе присутствует специальная терминология того времени, той эпохи, для этого в книге предусмотрены Примечания, приведены подробные разъяснения, с тем чтобы вы могли более полно понять детали повествования и погрузится в ту эпоху.

В процессе создания находится большое количество произведений различной тематики: от крепостной Руси до Второй мировой войны и современной эпохи. Все они планируются к изданию, по мере их подготовки к печати.

Буду рад, если вам понравилась моя книга, и вы с пользой потратили своё время, а так же узнали много нового.

Приятного чтения!

С искренним уважением к Вам, мои дорогие читатели!

Ваш Константин Крохмаль.

«Жозефина из куртизанки в императрицы»

Юность Розы будущей жены Наполеона

Она росла там, где земля пахла сахаром и дождём, где небо не знало серости, а вечера таили в себе густой, медовый запах цветов. Маленькая Роза — ещё не Жозефина, но уже с глазами, в которых смешивались тёплая ласка и неугомонная хитрость — бродила по тропинкам плантации, словно легкомысленная хозяйка собственного маленького королевства. Листья тростника шуршали вокруг неё, и в этом шорохе был спрятан ритм жизни: работа, ожидание, праздники, и снова — жар и запах кофе.

Днём она могла быть простой девочкой: босые ступни в росе, волосы, собранные в неровный узел, и смех, что лился звонко, как ручей. Но слишком рано она научилась смотреть, прислушиваться и выбирать маски. Её мать, строгая и изящная, показывала, как держать себя в обществе, как улыбаться так, чтобы улыбка смотрела из глаз. Отец, с редкими вспышками доброты, учил видеть карту мира: кто важен, кто — проходной человек, где таится опасность и где можно найти выгоду. Эти уроки впитывались в неё тихо, как утренний свет — постепенно и неотвратимо.

Святыни юности были просты, пихтовая решётка террасы, где она часами вела разговоры сама с собой; мрачноватая библиотека, где старые книги пахли кожей и ветром; и первая серьёзная одежда, в которой она выходила в свет и чувствовала себя чужой и одновременно — опасно привлекательной. Платье меняло её походку, заставляло голос звучать ниже, учило скользить между людьми так, чтобы оставлять о себе лишь тонкий неуловимый след.

Первые проблески любви приходили, как сумасшедшие грозы — внезапно и громко. Она встречала молодых людей, чьи слова казались ей стихами, и делала вид, что верит в каждое обещание. Но сердце её было хитрее: оно хранило не столько доверие, сколько наблюдение. Влюблённости быстро сменялись интересом — к тому, как желание изменяет человека, к тому, какие маски он надевает. В этой игре Жозефина училась не расставаться с собственными интересами: умела принимать дары, не отдавая себя целиком; знала, когда оставить поцелуй в памяти, а когда превратить его в средство.

Праздники на острове были уроком обольщения. Музыка барабанов, свет фонарей на набережной, вино, что горело на языке — всё это работало на создание легенды о себе. Она танцевала так, чтобы каждый мужчина видел в ней отражение своих мечтаний, а каждая женщина — возможного соратника или соперницу. Часто вечером она возвращалась домой, усталая и довольная, с запалом в глазах и с упрёком в груди: ей казалось, что мир требует от неё блеска, и она с радостью исполняла этот спектакль.

Но были и ночи другого рода — длинные, почти бесцветные. В такие часы Роза отпускала маски и садилась у окна, глядя в чёрную бездну океана. Там зарождались её сомнения: кто она без платья и парфюма, без смеха и без улыбок, придуманных для публики? Эти минуты были болезненным, но важным очищением. Она училась слушать собственный голос, понимала, что в нём есть место и для нежности, и для расчёта, и для уязвимости.

Общество, в которое она входила, было сложной игрой: оно требовало тонкости и силы одновременно. Скандалы и слухи ходили по округе, как назойливые вечерние комары — кусали, оставляли зуд. Жозефина научилась читать между строк, какие слова оставляют шрамы, какие — открывают двери. Иногда ей приходилось делать выбор, который рождался не из сердца, а из потребности выжить и подняться. Эти решения давались ей тяжело, иногда она просыпалась, чувствуя странный привкус железа — возможно, первая цена, уплаченная за взросление.

Её юность не была лишена образования, домашние наставники учили её языкам, держанию ложки и играм салона, старые тёти рассказывали истории о дворцах и великих любовях. В каждом рассказе скрывался урок — женщины, взявшие судьбу в свои руки, сохраняли лицо невозмутимости, а те, кто доверяли слишком легко, часто оставались ни с чем. Жозефина запоминала эти рассказы, как карты перед путешествием, и прятала их в себе, чтобы в нужный час вытащить и применить на практике.

Важной, почти сакральной частью её взросления стала дружба — лёгкая, но верная сеть связей, которая согревала в трудные дни. Были женщины, что делили с ней тайны у огня и секретные мечты о другом мире; были и те, кто предаёт, оставляя лишь холодный взгляд, но даже предательство служило уроком. Она понимала, что доверие — роскошь, и к нему нужно относиться как к редкому цветку.

И вот в один из дней, когда мир вокруг ещё казался благоуханным и предсказуемым, появился мужчина, чья походка была полна цели, а глаза — голода. Он принес с собой шум больших дорог и обещание перемен. Для Розы это было начало новой главы: она осмотрела его, как прежде смотрела на книги и платья, оценила возможную цену и возможную выгоду. И в этом взгляде таилось не холодность, а просто взрослое расчётливое желание испытать судьбу.

Юность Жозефины ушла в прошлое не как острый нож, а как прибой, который незаметно сглаживает камни. Она вынесла из неё умение играть роли, но также — способность чувствовать глубже. Те годы сделали её ярче и изящнее, научили лечь под свет и зажечься, но и дали шрам, который светился тихой памятью о том, что на пути к себе иногда приходится платить высокую цену. И в этом смешении музыки и тягости, смеха и слёз родилась женщина, которая умела быть одновременно прекрасной и непредсказуемой — готовая к тому, чтобы мир либо восхищался ею, либо использовал её, а она сама выбирала, как на это отвечать.

Вероломный обман

Рассказ о молодости Жозефины, которое передаст атмосферу её жизни на Мартинике, её характер и ту социальную уязвимость, которой могли воспользоваться окружающие, безнаказанно осуществив насилие над слабой девушкой. Первая месть. Начало ее становления и восхождения к заветной цели — Париж.

Потеря невинности

Мартиника 1780-х годов была миром, пропитанным густым, сладковатым запахом тростника, морской соли и свободы. Для восемнадцатилетней Мари Жозе Роз Таше де ла Пажери, которую все звали просто Роз, этот остров был и раем, и клеткой. Рай — потому что здесь всё дышало чувственной, почти болезненной красотой, — изумрудные склоны вулкана Мон-Пеле, бархатная тропическая ночь, мерцание светлячков в зарослях гибискуса. Клетка — потому что будущее дочери обедневших плантаторов на затерянном в Карибском море острове было предопределено, — выгодный неравный брак, который поправит дела скудные семьи.

Но Роз не желала думать о будущем. Её настоящее было слишком ярким. Она была креолкой — дитя двух миров, воспитанное в роскоши французских манер и в дикой, необузданной чувственности тропиков. Её красота была особенной: нежная, почти прозрачная кожа, высоко ценимая на острове, тёмные выразительные глаза, в которых смешались меланхолия и озорство, и губы, всегда готовые сложиться в обезоруживающую улыбку. Она была создана для восхищения и жадно ловила мужские взгляды на прогулках по Фор-де-Франс.

Воздух на острове был густым и сладким, как патока, пропитанная запахами цветущего жасмина, сахарного тростника и далёкого, но присутствующего везде ощущения моря. Восемнадцатилетняя Роз, будущая Жозефина, была уже не ребёнком, но ещё не совсем женщиной в глазах креольского общества. Её красота, странная и томная, с большими тёмными глазами, в которых читалась не детская наивность, а какая-то глубокая, почти печальная чувственность. Начинавшие вырисовываться женские формы, уже привлекали внимание проезжавших мимо кавалеров. И внимание это было не только милым, но и с явным похотливым оттенком.

Её мир вращался вокруг удовольствий, где молодые офицеры и богатые наследники наперебой добивались её внимания. Тайные прогулки верхом вдоль побережья, когда ветер запутывал ленты в её волосах, ненавязчивый флирт, невинный и не очень, был её главным развлечением и оружием. Она научилась говорить взглядом то, что нельзя было сказать вслух, обещать улыбкой то, что не готова была дать.

Однажды вечером в портовой таверне «У пропавшего моряка», куда Роз заглянула с подругами — не столько закусить, а поглазеть на приезжих моряков и солдат, чьи истории пахли ветром и свободой, и рассказывали о далеком Париже, чужих нравах, роскоши и другой жизни. Покупая какому-нибудь моряку кружку хмеля, он был готов часами рассказывать о своих приключениях и путешествиях.

Сидя и хохоча с подругами, она привлекла внимание компании французских офицеров. Они были шумны, щеголеваты и пьяны от рома и собственной безнаказанности в далёкой колонии. Их предводитель, капитан с надменным взглядом и ухоженными руками аристократа, выделил её из всех девиц. Роз это сразу заметила и её, простую девушку польстило это галантное внимание столичного господина. Его речи были полны намёков, комплиментов, обещаний парижских чудес. Он говорил о балах в Версале, о театрах, о том, что такая жемчужина не должна пропадать в провинции и достойна цвета Парижской аристократии. Темнело, подружки уже разбежались по домам и только Роз с упоением слушала столичного франта.

Было уже глубоко за полночь. Он элегантно с реверансом предложил проводить её до дома. Дорога шла через тёмные, плохо освещённые улочки знакомые Роз с самого детства. Ничего не говорило об опасности, которая её подстерегала. Офицер изрядно пьяный положил руку на плечо Роз и увидев как она сбросила его ладонь, почти строго как учитель произнёс:

— Так мадемуазель себя не ведут в Париже, надо бросать ваши деревенские замашки.

Роз смутилась и тихо произнесла:

— Как вам будет угодно сударь.

Они шли по пустым улочкам, и офицер еще несколько раз пристыдил Роз за излишнее пуританство, рассказывая, что в Париже знатные дамы ведут себя раскрепощенно, открыто, позволяют обнимать и это называется светская жизнь. Он делал недвусмысленные намёки, надеясь на более тесное общение, говоря, что только так он сможет проверить, достойна ли она, что бы он отвез её в Париж и представил Королю.

Постепенно его тон из галантного стал настойчивым, потом грубым, а руки позволяли себе непотребные вещи. Вдруг он резко остановился и огляделся по сторонам. Очарование рассеялось как дым, сменившийся леденящим ужасом неизбежности.

— Не бойся это не больно, — смеясь, произнес офицер, приближая своё лицо и в упор смотря в её испуганные глаза.

Роз почувствовала сильный запах перегара и хотела закричать, но ощутила, как тяжёлые пальцы сдавили её горло, и кроме хрипа она не смогла произнести ни слова. Его смех стал тихим и циничным. Её мольбы разбивались о холодное равнодушие.

Всё произошло быстро, в тени высокой стены, заросшей лианами. Он был сильнее, его руки как тиски сжали её хрупкое тело и не позволяли двигаться.

Он навалился на неё, завернул подол платья и грубо воспользовался слабостью и страхом, сковавшим всю её целиком.

Для него это была забава, мимолётная связь на далёком острове с неграмотной деревенщиной. Для неё — крушение мира, боль, стыд и унижение, смешавшееся в огромный тяжелый комок в горле.

Офицер, шатаясь, поднялся, отойдя в сторону, стал мочиться на стену дома, поглядывая на лежащую рядом девушку. Вытащив платок он аккуратно вытер орган, и приглядевшись, в тусклом свете, увидел на белой ткани красные пятна. Недовольно фыркнув, он скомкал его и бросил в гущу лиан.

— За первость, добавлю монетку, — с издёвкой в голосе, прошипел он и ехидно улыбнулся.

Поправив мундир и застегнув блестящие пуговицы, вынул из кармана мелочь, отсчитал несколько монет и бросил их на дорогу к ногам девушки:

— Шлюхи нынче стоят недорого, — произнес он и рассмеялся.

Превозмогая дикую боль, Роз собрала монеты и в ярости швырнула их вслед уходящему офицеру. Говорить она не могла, спазм душил её изнутри. Она не плакала. Слёзы пришли позже, когда он уже ушёл.

Период жалости к себе быстро прошёл, ею овладела одна всепоглощающая эмоция — ярость. Холодная, острая, как клинок. Ярость бесправной креолки против всесильного французского аристократа, который надругался на ней. Ярость женщины, чьё тело было использовано, а чувства вероломно попраны как нечто незначительное.

Оказалось, что, она лишилась «невинности» — не в теле, а в доверии. Его предательство было ножом, которое рассекло ту её часть, которая верила, что люди говорят правду.

Она не пошла, жаловаться отцу. Она знала, в этом мире сила была на стороне проходимца. Её словам не поверят, они ничто против слова столичного офицера. Её честь стоила дешевле позолоченных пуговиц его мундира.

Роз уже не была, такой как раньше, наивной простушкой и быстро училась. Она была дочерью тропиков, где красивые цветы часто бывают ядовиты. Её неминуемая месть не должна быть громкой и публичной. Она должна была быть тихой, изощрённой и беспощадной.

Подготовка к мести

Она узнала о нём всё. Его имя, его полк, его привычки. Она выяснила, что он страстный игрок и уже влез в долги перед местными кредиторами. Собрав информацию, она пустила в ход своё самое главное оружие — обаяние и лесть. Роз обратилась к пожилому, нелюдимому плантатору, тайному обожателю её матери, который имел большую власть в городе и держал самые крупные долговые расписки офицерского состава, в том числе и её обидчика.

Она не просила его ни о чём прямо. Как-то придя в гости, разговорилась о несправедливости мира, о жестокости некоторых людей, и как бы невзначай обмолвилась о дурной привычке одного молодого капитана мучить животных и обманывать доверчивых торговцев. Её рассказ, поданный с искусной смесью невинности и огорчения, пал на благодатную почву. Слёзы невинной девочки очень впечатлили ростовщика.

На следующий день кредиторы, до которых плантатор донёс эту информацию через слуг, резко и бесповоротно потребовали у офицера немедленного возврата всех долгов. Получив отказ, они обратились к его командиру. Скандал, который Роз удалось раздуть тихим шёпотом и недвусмысленными намёками, привёл к позорному разбирательству. Она наблюдала за его падением со стороны, её лицо было спокойным и холодным. Никто и не подумал связать этот крах с юной креолкой.

Репутация капитана была разрушена. Его отстранили от должности, а затем, под давлением обстоятельств, он был вынужден на попутном корабле, лишившись всего, бежать с острова, спасаясь от долговой тюрьмы.

Накануне перед бегством своего обидчика Роз посетила портовую таверну «У пропавшего моряка», там она нашла шкипера корабля отплывающего с беглецом. Искренними слезами, жалостью и деньгами, уговорила моряка разобраться с офицером, для этого нужно будет напоить его и выбросить за борт. Моряк, немного поворчав, согласился. Тут Роза достала из кошелька еще несколько монет и тихо произнесла:

— У меня будет еще одна просьба.

— Чего изволите, — спросил собеседник и немного наклонился в сторону девушки.

Она медленно, достала кусок белой ткани с потемневшими пятнами и с волнением в голосе произнесла:

— Перед смертью, прошу вас показать этот платок и затолкать его ему в глотку, — немного помолчав, она продолжила, — Это для меня важно, что бы он знал, кто повинен в его смерти.

Шкипер неторопливо взял монеты, мельком оценив их цену, быстро поместил всё содержимое в карман камзола.

— Все что вашей душе будет угодно, — произнес он, вставая из-за стола.

— Да и еще, прошу вас срезать одну пуговицу с его формы и по возможности передать мне, — с мольбой смотря ему в глаза, произнесла девушка.

— Будет исполнено, сказал моряк и направился к выходу из таверны.

Роз еще немного посидела и слегка улыбнувшись, встала из-за стола, оглядела сидящих за грязными столами моряков, офицеров, путников и подумала — все они повинны в том, что с ней случилось, и она твердо решила, как будет наказывать эту мерзкую массу, состоящую из похоти и невежества.

Первое крещение, сладкий привкус мести

Прошло несколько месяцев, Роза стояла у окна и держала в руках позолоченную пуговицу, которая весело переливалась на солнце. Небо было того цвета, который раньше ей казался пустым, а теперь — глубоким и просторным, как мир. Это душевное спокойствие она заслужила не сторонним благоволением, а трудом. Первое возмездие в её жизни и взыскание за совершённое зло, осуществилось, обидчик сполна получил за содеянное. Она не праздновала его смерть, она праздновала своё собственное восхождение, медленное, выдержанное, прекрасное в своей неотвратимой решительности.

Она отомстила. Не грубой силой, которой у неё не было, а хитростью, интригой и прекрасным знанием человеческих слабостей. Этот урок она запомнила на всю жизнь, сила заключается не в громких словах и открытой конфронтации, а в умении манипулировать, влиять, оставаясь в тени. Это было её первое крещение в мире взрослых игр, где её оружием стала не добродетель, а умение наносить удар точно в цель, не прощая никому, оставаясь внешне невинной и прекрасной, как тропический цветок, который убивает всех своим ядовитым запахом, если к нему слишком близко прикоснёшься.

Первая месть была не только началом крушения её иллюзий, но и перерождения. Она не желала видеть своё унижение от людей выше её по статусу, важнее было другое, она возвращала себе право выбирать, не доверяя ничьим словам и лживым обещаниям. Её восхождение только начиналось. Первая месть — это всего лишь первый шаг, найти корни обмана, поставить их на опору своей выгоды и начать действовать, невзирая на последствия. Дальше предстояло много работы для достижения поставленной цели.

Она научилась шить кружева и улыбаться, не боятся публичных выступлений и критики. Она перестала быть той, чей голос дрожал; теперь он звенел, был убедителен и твёрд. Новые знания не были целью сами по себе, но они дали будущей Жозефине ресурс, способность расставить сети, влиять на людей, быть услышанной. Она знала, что любая большая месть начинается с маленькой власти — над собой, над временем, над собственными реакциями и угрызениями совести, которые надо утопить в холодном море несбывшихся иллюзий.

Как управлять мужчинами

Роз быстро научилась, как надо управлять мужчинами, которые должны служить ей ступенями к лестнице ведущей наверх. Используя природную смекалку, хитрость и опыт она начала свой путь в верхние слои общества.

Однажды вечером, после особенно шумного праздника в поместье соседей, Роз в компании молодых креолов и французских офицеров, разгорячённых вином и жарой, отправилась в небольшую таверну у гавани. Место было сомнительное, но тем и притягательное — пахло ромом, дешёвыми духами и морем. Здесь стирались условности. Вино лилось рекой, смех становился громче, а прикосновения — смелее.

Роз, опьянённая всеобщим вниманием и сладким креольским пуншем, чувствовала себя королевой бала. Её окружала атмосфера вседозволенности, рождённая изоляцией острова и его душной атмосферой, порождающей низменные страсти. В тот вечер границы приличий были отодвинуты. Шёпот в тенистой беседке за таверной, поцелуй, украденный у молодого лейтенанта, который назавтра должен был отплыть во Францию и которого она больше никогда не увидит, — всё это было частью игры. Игры под названием «юность», где ставкой были восторженные взгляды, ревность подруг и тайные вздохи мужчин.

Она была не развратна — она была жадна до жизни и золотых монет. Её «порочность» была скорее естественным проявлением чувственности, взлелеянной щедрой тропической природой и не сдерживаемой строгими рамками парижской морали. Она искала яркие впечатления, сильные эмоции, пытаясь наполнить свою жизнь тем волнением, которого ей так не хватало в предсказуемом мире колониального общества.

Именно там, в этой хаотичной, полной соблазнов атмосфере, она усвоила свой главный урок: её красота и обаяние — это деньги, которыми можно заплатить за восхищение, внимание и даже за своё будущее. Она научилась лёгкому, почти художественному обману — не злому и не корыстному, а тому, что заставляет мужчин видеть в ней то, что они хотят видеть — невинную деву, роковую соблазнительницу, хрупкий цветок, нуждающийся в покровительстве и защите.

Уроки мести

Жозефина предана и обманута, её душевная невинность украдена, и это становится толчком к первой мести и началу её восхождения. Её обманули. Не грубо и не шумно — мягко и вероломно, как ложь в бархатной обёртке, обещания, тёплые слова, имя, записанное на клочке бумаги. Обидчик хорошо знал, как удержать её внимание, тихий голос в сумерках, выбор вина, умение смеяться в нужный момент. Она поверила. Поверила в то, что казалось наиважнейшим — вера в незнакомого человека не принесёт ей вреда. Когда правда вырвалась наружу, она не могла назвать это предательством, называлось это просто исчезновением границ, полностью разрушивших её мир. Оказалось, что «невинность» её — не в теле, а в доверии. Его предательство было ножом, оно сожгло ту её часть, которая верила, что люди говорят правду.

В первую ночь после откровения Жозефина лежала в своей маленькой комнате и считала трещины в потолке. Утром она посмотрела на себя в зеркало и едва узнала: глаза были похожи на глаза матери, когда та не смогла сдержать обиду. Губы — плотно сжаты, как будто в них вросла стальная игла. Впервые за долгое время внутри у неё не было слёз; вместо этого пришло тихое, ясное понимание, злость — это тоже ресурс. Её первая месть не должна быть эмоциональным порывом, она должна была быть холодным расчетом.

Девушка начала с простых вещей. Убрала старые вещи из шкафа, не бросая ничего — только сложила в коробку и отнесла на чердак. Прощание с прошлой наивностью уже не нуждалось в привычных ритуалах, которые она использовала, чтобы спасти собственную совесть. На обугленном углу старого семейного альбома она написала карандашом одно слово: «Обман». Это был её маленький обряд: признать то, что произошло, назвать это по имени.

Следующий шаг был тоньше — разрушение легенды, которую она строил о себе. Она питала своё эго рассказами о щедрости, о бескорыстных жестах, ненавязчивой помощи от влиятельных людей. Она взялась за создание своего собственного образа, не разрушителя, не праведницы, а женщины, у которой свои правила. В небольших разговорах, в улыбках у общих знакомых, она начала вкрадчиво сдвигать акценты, о её работоспособности, её чётких границах, о том, как легко она распознаёт ложь. Слова — инструмент, и она научилась, как будто невзначай подкладывать их в заранее подготовленную благоприятную почву.

Её месть была не криком в лицо, а тихим демонтажем авторитета. Люди прислушивались к ней, потому что её слова были аккуратно выстроены и подкреплены фактами, а не горой эмоций. Те, кто до этого слепо принимал её рассказы, вдруг столкнулись с деталями, которые не укладывались в блестящую сказку. И капли сомнений проливались в разговорах и разрушали сформировавшееся мнение.

Но самое главное — она начала строить то, что у неё отняли — собственную историю. В письмах, которые она стала писать себе по ночам, не было ни просьб, ни упрёков — только план. План с точками опоры, образование, независимость, друзья, власть, статус, богатство. Деньги были не возмездием, а инструментом независимости.

Начало восхождения, разврат, пьянки, обман

Ночь над портовым городком ложилась тяжёлыми покровами, в воздухе витал запах солёной воды, пота и дешёвой лаванды. Таверна стояла у самого пирса, где бочки и верёвки отбрасывали сложный, едва различимый узор на морскую глину. Внутри было тесно и жарко: пьяные голоса, стук кружек, смех, в котором то и дело проскальзывала злость и нецензурная брань. И среди толпы, словно яркое пятно на старой тряпке, мелькала она — юная Жозефина, с глазами, бьющими как два огонька в прогоревшем угле.

Она появлялась в полутёмном зале, как на сцене и играла в созданным ею собственном театре, внимательно следя за своей манерой сидеть, движениями рук, игривым прищуром. Её волосы всегда были немного растрёпаны, платье простое то, что можно найти у уличных торговок, но она умела сделать из бедности роскошь, — шарф, случайно заброшенный на плечо, становился в её исполнении короной и шлейфом. Мужчины замечали её не сразу — сначала их притягивало что-то иное, тихая уверенность походки, и лишь потом они понимали, как сильно хотят услышать её смех.

Таверна скрывала свои тайны, служанки знали верный подход к сердцам мужчин, хозяин — маршрут к кошельку приезжего, а юная Роза — язык, который мог открыть любую дверь. Она смеялась, говорила комплименты, слушала откровения и, сделав вид, что доверяет, незаметно переводила разговор в выгодное русло. Иногда её голос был как согревающий глинтвейн — мягкий, ободряющий, и мужчины в ответ раскрывали свои тайны — о жёнах, о долгих дорогах, о потерянных деньгах и обещаниях, которые не были выполнены.