Глупец
Малыш белокурый за мамкой вприпрыжку,
Пытался за руку её ухватить,
А та, бормоча, извергала отрыжку:
— И надо же было тебя мне родить?
— Когда мы вернёмся, прочтёшь ли мне сказку?
— Ах, бедный малыш, — сокрушались вокруг.
— Прочту, — говорила она для отмазки,
Шныряя глазами с похмельных потуг.
— Глупыш, он не знает, — шептались соседи,
— Вернуться надеется в отчий свой дом,
А мамка-шалава о пьянке лишь бредит
И сбагрить его навсегда в детский дом.
Вот мальчик подрос, регулярно с детдома
Проведать приходит пропащую мать,
Та, в пьяном угаре, в пол шаге от комы.
За «скорой» спешит он, чтоб мамку спасать.
Ей с нежностью руки и грязную щёку
Целует и гладит, и шепчет в лицо:
— Зачем же ты, мамочка? — слёзы потоком,
— Ты, мам, потерпи, будет всё хорошо.
— Да он ненормальный! Глупец, да и только.
К себе уважения, гордости нет.
Спасает её, уж побегал с ней столько,
А вместо любви предостаточно бед.
Стремительно годы учёбы промчались,
И время студенческих грёз и побед.
Вот красный диплом, о котором мечталось,
Карьеру пророчили будущих лет.
И всем в удивленье, соседям, знакомым,
Он в школу пошёл, чтоб работать с детьми.
— Глупец-таки полный, ведь с красным дипломом,
Учить лоботрясов-то? Вот-те, пойми.
Как мать умерла, всё собрал к упокою,
Дорогу к могилке её протоптал,
И был не один, а с любимой женою,
С подъезда соседнего в жёны позвал.
— Ну, чем не глупец? Образован и красен,
Да, вот за такого б любая пошла,
А он с некрасивою будет несчастен,
Она ж хромоножкою с детства была, —
Соседи чесали опять языками.
Понять не дано им, что в жизни ценней,
Что главное ведь не увидишь глазами,
Богатство в душе всех сокровищ милей.
И жили влюблённые, счастье — опарой,
Одна лишь беда, не хватало детей,
Но вскоре соседи увидели пару
С коляскою в парке для двойни своей.
— Глупец! — восклицали с издёвкой соседи,
— Она, прямо пани, не может родить.
А он ненормальный, о ней только бредит,
Теперь чужих отпрысков станут растить.
Совсем не заботило это супругов.
И деточки выросли. Годы прошли.
Дождались своих драгоценнейших внуков,
И не было дня, в гости чтоб не зашли.
Зимой, как-то, шёл седовласый мужчина
Вдоль берега, видит толпится народ.
Собака стоит на отколотой льдине,
Вот-вот по реке её прочь унесёт.
Животное всех умоляло, скулило,
Но вой не откликнулся в чёрствых сердцах.
Спасенье бедняжке, увы, не сулило,
Дрожала на льдине, и морда в слезах.
Лишь тот пожилой седовласый мужчина,
Ничуть не задумавшись, в воду нырнул.
В воде ледяной поджидала кончина,
Что силы на берег собаку швырнул.
Соседи опять обсуждали с пристрастьем:
— Какой же глупец, ведь инфаркт перенёс.
Глупцом век прожил. Вот-те, бабка, и «здрасьте»…
…Ненужной собака дрожала в мороз.
Стоит у ворот он, судьбы ожидая.
— Зовут тебя как? — Ангел имя спросил.
— Забыл, — произнёс человек возле рая,
— Глупцом люди звали меня, — пояснил.
— Входи, в Книгу Жизни записанный свыше,
Свою на алтарь душу Богу готовь,
Твою доброту зрел Отец наш Всевышний.
А имя твоё здесь отныне — Любовь!
Забота о родителях
Жил человек довольно старый,
Глаза его совсем ослепли,
Глухой, и рот в морщинах впалый,
В коленях дрожь и руки-плети.
С трудом держал руками ложку,
От дрожи суп плескал на скатерть,
А изо рта валились крошки.
Сын злился, вспоминая матерь.
С невесткой оба с отвращеньем
Следили, посылая ругань,
А перед утренним кормленьем,
Отца за печь сажали в угол.
Еду накладывали в блюдце
С отбитыми вокруг краями.
И нужно дедушке нагнуться,
Чтоб снова не облиться щами.
Из-за угла смотрел печально
На стол он влажными глазами.
Невестки взгляд сверлил нахально,
Что, бедный, поперхнулся щами.
Со звоном старенькое блюдце
Упало, вдребезги разбилось.
Уж лучше б было не проснуться,
От страха сердце колотилось.
Другого дня на лавке миска
Уж деревянная стояла.
Вздохнул отец, присел к ней низко,
Ведь есть из миски предстояло.
Однажды в комнату сынишка
Ступил весёлый на порожек,
Держа доски кусок подмышкой.
— Что делать будешь с ним, сыночек?
— Из дерева срублю кормушку,
Дождусь, состаритесь покуда,
Как старый деда и старушка,
Вас из неё кормить я буду.
Взгляд в окно
Мечом над плахой висла безнадёжность
И на луну взвывала серым волком.
Объявлен приговор на обречённость:
Палату на двоих делить недолго.
Прикованы к кровати были оба,
Условия больных совсем похожи,
С той разницей одной: пути до гроба,
Как свет и тьма, весьма у них расхо'жи.
У первого была над койкой кнопка
Для вызова «сестры» на случай «плохо»,
Окно единственное смотрит робко
В лицо другому так, как радость вздоха.
Сменялось лето там осенней краской,
Зима смирялась вдруг напору света.
Второго голос был с особой лаской,
Когда описывал явленья эти.
Рисуя образно в словах картины:
То серый дождь шуршал по крышам звонко,
То сильный ветер бился без причины,
Рвал в клочья тучи там, где было тонко.
Листвы младой, как изумруд на ветках,
Меняла осень в жёлтый цвет прощальный,
Как белым кружевом в златых паетках
Сверкал в луче на солнце снег кристальный.
Жемчужной россыпью светясь, как в сказке,
Мигали звёзды в небе с вещим смыслом,
Как радуга-дуга в цветастой краске
Зависла в небе ярким коромыслом.
Там жизнь бурлит и праздно торжествует,
Через окно мир в ярком, ярком свете.
И первый, явственно тому ревнует:
— Я мог бы сам все краски видеть эти!
Лежащий у окна вдруг поздно ночью
Просил о помощи, с трудом, соседа,
Холодная стена, лишь многоточьем,
Ловила подлый взгляд больного бреда.
Ничто не стоило тому до кнопки
Поднять тогда спасительную руку.
Слова просящего, совсем, как в топке,
Сгорали, умирая в страшных муках.
А утром, на уже пустое место,
В палату эту привезли больного.
И просьба старожила вроде к месту:
Кровать его к окну придвинуть снова.
Он, вскрикнув, в изумлении заметил:
— В окне я вижу лишь глухую стену!
А умерший слепой его приветил
Душой живой, что вырвалась из плена.
Сострадание
Вблизи вокзала у торговой точки,
Совсем не по сезону, необычно,
Стояла бабушка в простом платочке,
Держа бумагу с выпиской больничной.
С тоской в глаза смотрела всем прохожим,
Выискивая тех, кто подобрее,
На опыт полагаясь свой, похоже.
Пыталась говорить она, робея.
По сбивчивым словам понятно было,
Что выписали только из больницы,
Но денег нет у бедной и нет силы,
Доехать, чтобы до родной станицы.
По внешней худобе просящей, судя,
Иссохшему лицу и бледной коже,
Похоже, правду говорила людям,
Как «Отче наш». И с чувствами до дрожи.
Но, в суете забот, проходят люди,
Нет дела всем до маленькой старушки,
Наверно, пусть хоть что с несчастной будет!
…А с неба полетели снега «мушки».
Вздохнув, смиренно прочь пошла старуха,
Бумагу теребя свою напрасно…
Спешит вдруг к ней торговка-молодуха,
Вся с виду разбитна'я, громогласна.
Такую в доброте не заподозришь,
Скорей наоборот, но эта тётка,
Из всех, кто пробежал и видел горе,
Сумела сострадать в беде сиротке.
Немалую купюру протянула,
Старушечку обняв, ушла торговка.
Лицо в передник спрятала, взгрустнула,
Украдкой слёзы вытирая ловко.
Собачья верность
Соседский пёс жил много лет,
Уж глух совсем, к тому ж, хромает.
Сосед решил, коль пользы нет,
Свести его, да как, не знает.
Надумал: «Сгинет пусть в пруду!».
На лодке вывез на средину.
— Ну всё, Дружок, пойдёшь ко дну, —
И бросил бедную скотину.
А пёс поплыл за лодкой вслед,
Слетел, видать, с верёвки камень.
Тогда веслом его сосед
Огрел, итог приблизив драме.
В крови, с разбитой головой,
Ушёл под воду пёс, но вскоре
Подал скулящий голос свой,
Но нет мольбы в сверлящем взоре.
Вновь кверху поднято весло,
Но видно быть другим исходу:
Исполнив ката ремесло,
И сам обидчик рухнул в воду.
И, в панике, пошёл ко дну.
Схватил Дружок за ворот друга,
Имея мысль всего одну:
До берега доплыть. Хоть туго
Верёвка шею обвила,
Петлёй цепляясь за корягу,
Но пёсья верность верх брала —
Тащил на берег бедолагу.
На суше, выбившись из сил,
Свалился, чуть живой, с ним рядом.
Хозяин к Господу взмолил,
И слёзы с глаз катились градом.
Удавку с шеи снял сосед,
На руки друга взял больного.
А тот в щеку лизнул в ответ,
Не помня ничего плохого.
Верный
Рыбак жил у моря совсем одинокий,
За рыбой ходил он в открытое море.
О ветхий баркас бился ветер жестокий,
На волнах качало в далёком просторе.
Просил по ночам он у Бога, как чудо,
Послать ему друга. И чудо свершилось.
Вот к берегу утром, с обломками грудой,
Прибоем корявое древо прибилось.
А рыжий щеночек на нём обессилил,
Старался вилять его худенький хвостик.
Впервые рыбак променял моря сини
На милый комочек и мокренький носик.
Согрел, накормил, прижимая бедняжку,
В заботах провёл с ним подряд месяц целый.
Он гладил по шёрстке, смешливой мордашке,
Нарёк друга честно он именем «Верный».
Так долго старик и собака, друг верный,
Там счастливо жили у синего моря,
А пёс провожал и на зорьке вечерней
Встречал рыбака, лаем с волнами споря.
Всегда за баркасом, со светлой мечтою,
Летела огромная белая птица.
Она уносила часть сердца с собою,
Но верил и ждал, что она возвратится.
Лишь точкой завидев знакомую птицу,
Бежал, громко лая, он счастью навстречу.
Хозяин и птица! Как радость искрится
В глазах у собаки, дождавшись под вечер.
Но в бурю однажды… О, Боже, всесильный!
Всю ночь, целый день, и потом днём и ночью,
Вдаль глядя на море, выл просто в бессильи.
Не знал, чем же другу сумел бы помочь он?
На звёзды и море с такою тоскою
Смотрел пёс, как если бы с жизнью прощался,
И белую птицу над чёрной водою
Он ждал, и навечно им предан остался.
Верный друг
Любил всем сердцем человека
Четырёхлапый верный друг,
Был благодарен он до века,
Еду вкушал с хозяйских рук.
Хозяин в нём души не чаял,
С собакой на охоту мчал,
С ним мяч гонял, лишь снег растаял,
С большой охотой обучал.
В семье все ждали прибавленье,
Тот долгожданный день настал.
Собака предана забвенью,
Ребёнок встал на пьедестал.
Нет времени и на прогулку,
В углу лежит забытый мяч.
С коляской только переулком
Бежит собака резво вскачь.
— Чего слоняешься без дела?
Не вой! Не лай, ребёнок спит!
Не там лежишь! Не там присела!
И шерсть кругом твоя сорит!
Ребёнка посадив в манеже,
Хозяин выбежал во двор,
Шаги услышал он, шум прежде,
Казалось на участке вор.
Ружьё схватил. Всё чисто, вроде…
Собака встрепенулась чуть,
Стоит и кровь течёт по морде.
«Сынок!». Взрывает сердце грудь.
И выстрел прогремел жестокий,
Убитый пёс пал от ружья.
Малыш в манеже светлоокий,
А на полу в крови змея.
У собак короткий век
Состарился пёс, стал болеть сильно очень,
Скулил целый день, выл от боли и ночью.
Диагноз ужасный, глаза полны слёз,
Был рак у него, очень мучился пёс.
Страдали и дети в семье: жалко Болли,
Но как же любимца избавить от боли?
Решалась семья: усыпить может пса?
Но тут разделились опять голоса.
А жизнь у собаки стремглав угасала,
Однажды наутро бедняжки не стало.
У папы сынишка спросил весь в слезах:
— Теперь Болли жить будет на небесах?
Был верный, хороший, ну как же случилось,
Что жизнь очень быстро вдруг остановилась?
Собаки так мало живут почему?!
Отец же на это ответил ему:
— Приходят в мир люди с единственной целью:
Любить научиться, век учимся целый.
Поэтому жизнь человека длинней,
Порой не хватает на то жизни всей.
Собаки рождаются с этим уменьем
И любят нас сразу с момента рожденья,
Поэтому времени мало у них,
Но мы будем помнить питомцев своих.
Молчит рингтон
Молчит рингтон в графе «отец» на телефоне,
Я знаю, ты не позвонишь теперь «оттуда».
Но терпеливо ждать звонка всё так же буду,
Хоть абонента нет давно в мобильной зоне.
Не хватит сил мне удалить из списка номер,
Пусть будет ниточкой меж нами связь такая.
А вдруг тебе позволит Бог звонить из рая…
Жаль, кнопочный твой аппарат остался в доме.
Бессрочной платой на века любовь сыновью
Храню я в сердце благодарном неустанно.
Вслух не успел тебе сказать. Ушёл ты рано…
Семье всё время посвящал, а не здоровью.
— Алло, сынок, люблю тебя! — сквозь сон я слышу,
И просыпаться не хочу от наважденья.
— Побудь на проводе, отец, в мой день рожденья!
В ответ осенний серый дождь стучится в крышу.
Мякиш и горбушка
Настало время деду помирать,
Решил признаться он своей старухе:
— Всю жизнь старался быть тебе под стать,
Любил, жалел, берёг, всё в том же духе.
От хлеба мякиш оставлял тебе,
А сам горбушкой хлебною давился,
Хотя, на самом деле, мякиш мне
Хотелось так, что ночью даже снился.
Отказывал себе, всё для тебя,
Зубам твоим помягче чтобы было, —
Жену поцеловал свою, любя.
Ведь сердце память нежную хранило.
— Прими и ты признание моё:
Всю жизнь хотелось кушать мне горбушку,
Но оставляла для тебя её, —
Шептала мужу женщина на ушко.
Его поцеловала, он её.
В объятиях застыли. Было видно,
Что друг для друга о'тдали бы всё.
Любовь, как на ладони, очевидна.
Рыжее счастье
Рыжий комочек в подъезде холодном,
Брошенный, плакал, в припадке голодном,
Лапки дрожали и хвостик пушистый,
Взгляд излучал свет доверчивый, чистый.
Жалобно звал и спешил за ногами,
Но получал лишь взашей сапогами,
Люди бежали прочь мимо котёнка…
Кто же, жестокий здесь бросил ребёнка?
— Милый, давай твои лапки согрею,
И поделюсь всей любовью своею!
Громко мурлыкает, рыжее счастье:
— Как повезло нам обоим в ненастье!
Бесценный котёнок
«Котята» — висела у входа табличка
В совсем небольшой на углу магазин.
Тянулись детишки сюда по привычке,
Зашёл, с интересом, мальчонка один.
Спросил о цене и расстроился очень,
Что нет столько денег в его кошельке.
А взгляд, как у взрослого, сосредоточен:
— А можно котят посмотреть в коробке»?
Припо'днял котят продавец, улыбнувшись,
А те из коробки бегом наутёк,
Один только очень смешно кувыркнувшись,
Выглядывал хитро, а вылезть не смог,
А задняя лапка котёнка висела.
— Родился с дефектом, — сказал продавец.
И в эту минуту вокруг посветлело:
— Продайте его! — оживился малец.
— Ведь это животное неполноценно.
А за милосердие, даром бери.
— Котёнок имеет такую же цену! —
Малыш был взволнован, стоял у витрин,
— Мне именно этот котёнок и нужен!
А деньги сегодня же вам принесу.
Во рту запершило как будто простужен,
Сказал продавец, вытирая слезу:
— Он бегать и прыгать не сможет, бедняжка,
Ты просто не всё понимаешь, сынок!
Ну, да, симпатичная, впрочем, мордашка,
Но он из коробки-то вылезть не смог.
При этих словах вмиг малыш наклонился,
Штанину он стал заворачивать вверх.
Там вместо ноги вдруг протез обнажился,
Поступка причину являя для всех.
И он произнёс: — Я, как видите, тоже,
Ни бегать, ни прыгать уже не смогу.
И в этом с котёнком мы очень похожи,
Ему я любовью своей помогу.
Не смог продавец даже вымолвить слова,
Но он улыбнуться заставил себя:
— Большой молодец ты, с любовью готовый,
За друга вступиться. Я верю в тебя!
У всех бы хозяин такой оказался,
Котятам бездомным вот так повезло.
А в сердце у каждого Ангел рождался,
И всюду добро побеждало над злом!
Ведь важно, что кто-то, без всяких условий,
В тот час, когда мир отвернулся, не вдруг,
Навстречу пойдёт к вам, понять всё готовый.
Вот это и есть настоящий ваш друг!
Когда уйдёт любимый кот
Когда уйдёт любимый кот дорожкой лунной,
Поплачем искренне и скажем: — Хватит, точка!
Не будем больше заводить, хоть просит дочка.
Потери боль сдавила грудь плитой чугунной.
С улыбкой станем вспоминать своих питомцев,
Перечисляя все забавные причуды.
Делили с ними бутерброды и фастфуды,
Не раз спасали от недобрых незнакомцев.
— Какой хорошенький! — воскликнем в умиленьи,
Увидев нового котёнка у соседки.
Такой же вскормлен был когда-то из пипетки…
Кошачья жизнь мелькнёт тотчас в одно мгновенье.
Опять на помощь поспешим без проволочек,
К тому, кто брошен, но ещё так верит людям.
Из под колёс машин выхватываем чудом
Дрожащий крошечный пушистенький комочек.
Два брата
Жили на ферме два брата давно:
Младший семейный: жена и детишки,
Старший был холост — (судьбой не дано),
К девкам несмелый, застенчивый слишком.
Вместе на поле трудились они,
Поровну весь урожай свой делили,
В разных амбарах зерно берегли,
Хоть по соседству усадьбами жили.
Так продолжалось, пока младший брат
Стал просыпаться ночами от мысли:
— Мне хорошо, я счастливей в стократ —
Дети, жена, жизнь наполнена смыслом.
В старости станут любить, почитай,
А одиночество тем не богато.
Делим неправильно мы урожай,
Бо'льшую часть отдавать нужно брату!
Стал брат семейный зерно высыпать
Ночью в амбаре у старшего брата.
Так холостяк, в точь, не может и спать,
Ночью от мыслей мала его хата:
— Я же бобыль. И останусь одним.
В доме у брата полно ребятишек —
Бо'льшая часть пусть достанется им!
Вот, отнесу брату этот излишек.
Вместе проснулись. Не прятали слёз.
Братья с зерном в путь отправились ночью,
Полный мешок на плече каждый нёс.
Разом столкнулись, увидев воочью.
В этих краях стали строить свой храм.
(Время прошло, братья к небу умчались).
Выбрали люди, и строили там:
Место, где братья тогда повстречались.
Храм освятили, как вера велит,
Хоть и нужды в том не видели люди.
Братьев любовь — оберегом молитв.
Святость всегда там, где искренне любят.
Кошелёк
Пропал у старожила кошелёк,
Уж битый час найти его не мог.
Решил: «Украл соседский паренёк!
Конечно он, а кто бы ещё мог?!
Пришёл: «Давай, дедуля, помогу!»,
А сам шнырял глазами по углам,
Ведь знал, что дома деньги берегу.
Тимуровец! Хитёр не по годам.»
Там во дворе работал паренёк.
— Ну, точно он! И щурится, как вор!
В кармане брюк, наверно, кошелёк!
А честным притворялся до сих пор!
Был подозрительным ему малец:
— Конечно вор, способен к воровству.
Но вдруг кричит старуха: — Эй, отец!
Нашёлся кошелёк, лежит в шкафу!
Тут вспомнил, сунул в шкаф свой кошелёк:
— Склероз! — опять взглянул в окно, с добром:
Дрова рубил соседский паренёк,
Так ловко управлялся с топором.
С улыбкой подмигнул, и вытер пот,
В кармане носовой лежал платок.
В соседях добрый малый с ним живёт!
Как старый о плохом подумать мог?!
Всё в твоих руках
Прослыл мудрец умением предвидеть,
Тянулись люди в жажде предсказаний.
Завистник, пожелав его обидеть,
Решил лишить его почётных званий.
Поймав живую бабочку в ладони,
Вопрос он мудрецу задал, с улыбкой,
Злорадствуя в душе. На этом фоне,
Ответ, затем, чтоб объявить ошибкой:
— Скажи, в ладонях бабочка живая? —
А сам задумав: «Вдруг «живая» молвит,
Прижму сильнее, станет неживая,
В любом раскладе имидж свой уронит».
Почувствовав злой умысел подонка,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.