От автора
Как же сложно начинать на этот раз, листая текстовик со скелетом к книге, который содержит целую гору заметок, я задаюсь вопросами: а получится ли книга, насколько востребованной она будет? Как долго будут актуальными проблемы общества, затронутые в этой книге? Ранее, садясь писать, я не особо задавался подобными вопросами. Это говорит о том, что сейчас я чувствую ответственность за то, что попадёт к моим читателям. Прежде всего хотелось бы обратиться к начальникам силовых структур, к которым рано или поздно может попасть эта книга. Она носит исключительно развлекательный характер, ни к чему не призывает. Хоть история, происходящая в книге, мир и события максимально приближены к нашим, повторюсь, произведение художественное и ни к чему не призывает его читателей. Книга поднимает темы проблем гражданского общества и отдельного человека как ячейки, которая выпала из этого самого общества. Мне тяжело начинать, но эта книга должна быть написана. Сюжет я разрабатывал около двух лет, добавляя всё новые заметки и детали истории, пока писал предыдущие свои книги. Хватит демагогии, ближе к делу. Надеюсь, ты, как читатель, получишь интересные эмоции. Добро пожаловать в этот художественный мир депрессии и безысходности.
Пролог
Россия, 2024 год. Страна на грани революции. Общество показало свой народный протест в агрессивной форме после «выборов» президента в марте. Действующее правительство в очередной раз не допустило на выборы сильных кандидатов от оппозиции. Все, кто мог составить конкуренцию, — традиционно были подставными, лишь для галочки, набрали по 3—4% голосов. Дмитрий Прохоров, действующий семидесятилетний президент, набрал 75% голосов. Гражданскому обществу было предельно ясно, что результаты выборов были сфальсифицированы в очередной раз. По всей стране люди начали выходить на улицы, организовывать шествия, забастовки и протестные акции. Власть пыталась ответить ударом кулака по столу, в очередной раз задействовав ОМОН и силы так называемой Госгвардии. Госгвардия — специальное подразделение силовых структур, созданное Прохоровым в 2017 году для подавления митингов и массовых демонстраций. Было преподнесено обществу как защита его прав, свобод и интересов, но на деле Госгвардия защищала лишь интересы действующего правительства, чиновников и особо приближенных. Люди терпели долгие годы, с двухтысячного и почти до лета две тысячи двадцать четвёртого. Нищенские зарплаты и повышения пенсионного возраста стали нормой для людей. Изменение конституции позволяло Прохорову править страной до самой его смерти, которая, к великому сожалению общества, всё никак не наступала. Тиран сидел на троне твёрдо и уверенно, несмотря на то что время от времени люди пытались покачивать этот самый трон. Каждый год вводились новые, всё более абсурдные налоги: на дачные участки, налог на проживание в экологически чистом районе, налог на самозанятых, курортный сбор, который прозвали потом налогом на воздух, — за въезд и нахождение на отечественных курортах люди должны были платить 200 рублей в сутки. С 2022 года был введён налог на выезд за границу. Политика государства преподнесла это таким образом, что раз у русского народа есть средства на отдых за границей, то нужно поддерживать и отечественные курорты, все деньги пойдут на развитие и благоустройство российских городов-здравниц. Налог на выезд/вылет составлял 50 тысяч рублей с человека. Таким образом, богатые, которые были в состоянии заплатить налог, чаще всего вообще потом не возвращались в Россию, а бедняки так и оставались бедняками, боявшимися сказать лишнее слово против власти. Смелость таких людей просыпалась только на кухне за столиком с пивом, сушёной рыбой и пепельницей, полной окурков.
В 2020 году весь мир охватила пандемия так называемого коронавируса. Большинство европейских, западных и восточных стран оправились от экономических последствий уже к концу 2022 года. Что же касается России, то и в 2024 году граждане жили, как в начале нулевых. Денег хватало только на еду, многие не могли позволить себе купить лекарства или вещи первой необходимости. Живя в хрущёвках полувековой давности, отдавая большую часть дохода на коммунальные платежи, не видя света в конце туннеля, общество спивалось, скатываясь во всё более беспросветную депрессию. Ещё с начала 2022 года в разных городах страны всё-таки начали появляться вспышки народных бунтов, протестов, забастовок, но они носили локальный характер и быстро подавлялись силовиками. При этом чиновники продолжали богатеть не по дням, а по часам, строя себе новые дворцы и дачи, они уже не знали, куда можно было деть наворованные деньги. «Слуги народа» просто продолжали дальше воровать потому, что это была болезнь, они не могли не воровать, не могли остановиться. Тем временем на очередном телевизионном ток-шоу ведущие собирали деньги для детей-сирот через так называемые смс-пожертвования. Как царь Кощей над златом чахнет — от Прохорова и до самого мелкого чиновника этой большой страны власть имущие не могли даже и помыслить о том, что уже хватит.
На фоне всего безрассудства, что творилось в стране, большую популярность в интернете начали набирать оппозиционные каналы. О необходимости смены правительства и президента говорили как обычные блогеры, так и радикальные политики вроде Александра Новикова, который призывал общество к активным действиям: митингам, шествиям, перекрытиям автотрасс и всеобщим забастовкам на производстве. Новиков был чуть ли не единственным оппозиционером, не боявшимся прямо, резко и негативно высказывать недовольство нынешней властью. Призывая людей к решительным действиям, он неоднократно был осуждён по политическим соображениям. Новиков получал разные сроки: от пятнадцати суток до полугода. Некоторые законы писались прямо под него, но действующее правительство, как бы ни было изобретательно, не могло посадить Новикова навсегда, слишком медийной фигурой он стал, фигурой, известной далеко за пределами России. Оппозиционеру оказывала поддержку и Европа, и запад. На Новикова совершались покушения: дважды его пытались отравить, один раз тот пролежал в коме два месяца. Было совершено одно вооружённое нападение, тогда Новикова ранили в плечо, а стрелявший так и не был пойман. Но оппозиционер выживал. Он всегда выживал, пытаясь донести до народа простую мысль: пора бы уже проснуться, пора жить нормальной жизнью.
Однако несмотря на всю активность Александра Новикова, большей популярностью пользовался другой человек. Человек, которого никто не знал. Его можно было увидеть только в интернете, скрывал он свою личину под белой маской, за что и получил в народе прозвище Маска. В отличие от Новикова, Маска не был столь категоричен и призывал общество к ненасильственному протесту. Но всё изменилось после 17 марта 2024 года, когда действующий президент Дмитрий Прохоров избрал себя на очередной срок. Тогда через интернет Маска впервые выступил с обращением к многомиллионной аудитории о том, что ошибался, о том, что мирными способами ничего не добиться. Ещё не дожидаясь майских праздников, большинство городов необъятной вспыхнули народными восстаниями, от юга и до Дальнего Востока: Москва, Санкт-Петербург, Ростов, Воронеж, Краснодар, Сочи, Иркутск, Новосибирск, Омск, Хабаровск, Красноярск, Волгоград, Самара, Казань, Уфа, Челябинск, Екатеринбург. Что касается Кавказа — он откололся от страны полностью: республика Дагестан и Чеченская республика одними из первых объявили свою независимость. Казалось, что всю страну не удержать, что власть потеряна. Но ни один тиран не уходит мирно. Для подавления народных бунтов были задействованы силы ОМОНа и Госгвардии. Будучи опытным политиком, Прохоров со своим правительством просчитывал все возможные варианты после своих очередных выборов. Однако люди наконец-то устали терпеть, толпа и не думала сдаваться, в большинстве городов с протестным настроением количество митингующих достигало сотни тысяч. Вооружённые камнями, палками, как крестьяне с вилами, люди шли на преданных царских псов, экипированных дубинками, электрошокерами, щитами, ружьями с резиновыми пулями, утрамбованных в толстую броню, которую не проткнут ни одни вилы. Демонстранты скандировали: «Долой царя», «Псов на виселицу», «Россия будет свободной». Символом сопротивления, получившим большую народную любовь в интернете, был выбран Маска. Толпа размахивала флагами с изображением белой маски на чёрном фоне, по бокам из-за маски выступали два красных кулака. Белая маска — как символ любого человека, который стремится к переменам, чёрный фон — как символ пережитка прошлого, красные кулаки — как уверенность в своей гражданской позиции и готовность к переменам. Даже Новиков завидовал Маске, но понимал, что не время для разборок между оппозицией и людьми, их нужно было объединить против главного врага: действующей власти. По демонстрантам открывали огонь резиновыми пулями, толпы людей поливали из водомётов, применяли электрошокеры, избивали дубинками, ногами и кулаками, сажали в тюрьму и в так называемые автозаки, где потом издевались и унижали. Но людей было больше, государственные псы их боялись, даже они понимали, что рано или поздно может наступить переломный момент, который сложится не в их пользу.
В августе 2024 года силами оппозиции во главе с Новиковым было сформировано временное правительство, готовое принять управление страной. Но Прохоров не желал отдавать власть, он и его друзья во главе Кремля были иных взглядов. Вместо передачи власти Прохоров увеличил бюджет для силовых структур и для пропаганды себя любимого на телевидении и в прочих СМИ. «Это всё силы Запада. США хотят в очередной раз разрушить нашу страну, не поддавайтесь на провокации», — день и ночь крутилось по радио и из зомбоящиков. Юго-запад Москвы был захвачен силами оппозиции, но дальше МКАДа не пройти, все протесты внутри кольца жёстко подавлялись. Лагерь генералов раскололся: некоторые перешли на сторону оппозиции, но большая часть всё ещё была верна режиму Прохорова. Президент, хоть и был не самых честных правил, поддерживая свой строй, под давлением западных и европейских стран опасался задействовать армию против своего народа и всё ещё выжидал, понимая, что использование армии станет началом настоящей гражданской войны. Прохоров надеялся, что люди устанут и народный гнев угаснет, как вчерашний костёр. По периметру московской автокольцевой дороги были выстроены армии ОМОНа и Госгвардии. Десятки тысяч силовиков — верных режиму псов были готовы открыть огонь по своим гражданам за сладкую кость от хозяев и тёплое место в уютной будке. Третье транспортное кольцо имело более серьёзную охрану из военных, БТР и автомобилей с установками, которые могли излучать направленные звуковые волны для подавления разъярённой толпы. И Дом правительства, и Кремль, имея такую охрану, ощущали себя как за каменной стеной. Но аэропорты столицы перекрыли силы оппозиции. Действующей власти подкрепления не дождаться, однако борьба продолжалась. Основные силы оппозиции были сосредоточены в районе Бутово, куда подтягивались люди из других городов. По примеру Москвы в некоторых городах путём сопротивления также удалось поделить власть между действующими чиновниками и силами оппозиции. Не все губернаторы и мэры успели сбежать за границу, некоторые из них были действительно идейными, готовыми отдать правую руку на отсечение ради старика Прохорова. А некоторые просто настолько ненавидели свой народ, что имели принцип подавить революцию любой ценой. Удержать власть, ведь власть опьяняет — это прекрасный наркотик, усадив свою пятую точку в губернаторское кресло однажды, потом уже не захочешь променять это кресло ни на что в мире. Деньги и власть — два демона, которые никогда не позволят тиранам уйти мирно.
Переломный момент так и не наступал. В большинстве городов между действующим правительством и силами оппозиции было объявлено временное перемирие. Люди, жившие в кольце Москвы, оказались отрезанными от внешнего мира: у кого-то была семья в Подмосковье, у кого-то работа. Метро функционировало, но и оно было поделено на две части: сотни вооружённых постовых под землёй и на поверхности охраняли входы. То же самое можно было сказать и о других городах, поделённых надвое. Действующим правительством и силами оппозиции было принято решение сделать так называемые нашивки для гражданских: небольшой круг из ткани белого цвета пришивался к рукаву рубашки, куртки либо любой другой верхней одежды. Этот символ означал нейтралитет. Подобных гражданских один раз в сутки могли впустить на территорию действующей власти или на территорию оппозиции. Разумеется, перед этим тщательная проверка документов, судимости, активности и истории в социальных сетях. При ярко выраженной гражданской позиции человек не пропускался. Обычно из десятка людей пропускали не более двух. На блокпостах стояли вооружённые охранники, как со стороны действующих властей, так и со стороны оппозиции. Решение с нашивками было довольно спорным и временным, но хотя бы так некоторые люди могли увидеться со своими близкими, пусть и далеко не все. Во многих городах для сохранения порядка с двенадцати ночи до шести утра был введён комендантский час, как на стороне действующего правительства, так и на стороне оппозиции.
Роману было 24 года. Он жил не в Москве, а в небольшом городке на юге страны, который так же, как и столица, был поделён на две части. Территориально Роман оказался на стороне сил действующей власти, примерно в трёх километрах от границы с оппозицией. Как и большинство людей, он презирал режим Прохорова. Если бы кто-нибудь увидел историю Романа в социальных сетях, его никогда бы не пропустили через блокпост… но необходимости в этом не было. Поскольку Рому на той стороне никто не ждал. Он был счастлив жить здесь, на съёмной квартире, со своей «девушкой».
Понедельник
7 октября 2024 года. 22:30.
Я сижу в мягком кресле у себя на съёмной квартире, глухая тишина поглотила комнату целиком и без остатка. За окном кромешная тьма, кажется, что все звуки в мире пропали в одно мгновение, просто исчезли. Бетонные стены начали превращаться в стальные плиты, я в ловушке. Не могу пошевелиться, не могу сказать что-либо, ничего не слышу, даже собственного дыхания, даже биения сердца. Как же страшно. Я ничего не понимаю, моя комната словно какое-то чистилище на границе двух миров. Видимо, так приходит смерть… А может быть, я нахожусь в коме? Где я? Стальные плиты начитает трясти, за окном небольшой проблеск света. Спасительный свет! Солнце восходит, мрак отступает, звуки снова становятся слышны, это море, шум волн! Яркая вспышка света разгоняет мрак, стальные плиты растворяются в пространстве. Я по-прежнему сижу в мягком кресле… но теперь уже на пляже. Моя комната словно слилась с другим пространством, с пляжем. На гальке стоят предметы интерьера и мебель: диван, кровать, кресло, прикроватная тумба с настольной лампой-ночником, небольшой пуф на колёсиках. Морская вода подступает к мягкому креслу, в котором я нахожусь. Слышу детский смех, толпа детишек бежит ко мне с соседнего пляжа, окружают, берутся за руки и водят хоровод. Я продолжаю сидеть в кресле, не могу пошевелиться, смотрю на свои руки… Они такие маленькие, словно мне не двадцать четыре года, а лет десять или меньше. Но это какая-то другая жизнь, словно она и должна была быть такой, правильной, счастливой. Я всё ещё боюсь, пытаюсь вглядеться в лица детей, что водят хоровод. Не замечаю среди них ни её, ни её подруг. Солнце близится к закату, детский хоровод исчезает, растворяется в воздухе, словно дым костра. Я могу двигаться! Наконец-то! Встаю с кресла, осматриваюсь. С правой стороны ко мне бежит она — девушка-клоун, широко улыбается и машет рукой. На ней один из её обычных рабочих нарядов: красные балетки, розовые гольфы в чёрную полоску, короткие синие джинсовые штаны на подтяжках, жёлтая клоунская рубашка в синий горошек, на голове зелёный кучерявый парик, поверх которого — розовый цилиндр. На девушке нет клоунского носа. Да, они сейчас не такие, вместо носа у неё просто грим: всё лицо в белой маске, а глаза и губы выделены красно-чёрным цветом, на кончике носа нарисован небольшой красный круг. Смотрю в другую сторону: словно призрак, едва касаясь гальки кончиками своих туфель, ко мне приближается кукла. Она то исчезает, то вновь появляется, в однотонном чёрном платье-сарафане, в длинном чёрном парике с чёлкой, становится всё ближе, протягивает мне руку. С другой стороны свою руку протягивает девушка-клоун. Выбор? Нужно сделать выбор? Нет-нет, я так не хочу! У меня две руки, я могу подать свои руки обеим, и вместе мы пойдём в море к горизонту. Но я такой маленький, эти чёртовы маленькие ручки из другой жизни, мне снова трудно двигаться. Солнце село, мрак подступает, обе девушки начинают исчезать. Из воды выныривает эта гадина, начинает кидаться в меня камнями:
— Тебе отрежут его! Тебе всё равно его отрежут! Ха-ха-ха. Хи-хи-хи! Давай жри, жри давай! Или расскажем, расскажем, и тогда-то точно отрежут! Хи-хи-хи.
Я убью её! Убью, убью, убью! Даже этими маленькими ручонками я смогу придушить эту гадину! В следующий момент чувствую, словно моё кресло подпрыгивает, падаю в воду, её рожа прямо передо мной.
— С какой стороны заезжаем?
— А?
— С какой стороны заехать лучше? На повороте или через заправку поедем?
Я открываю глаза и пытаюсь прийти в себя, смотрю в окно, мы уже подъезжаем к моему дому, отвечаю водителю:
— Давайте я тут выйду, не доезжая до поворота.
— Точно? Время-то позднее. У вас на районе комендантского нет, что ли? Граница вроде не так далеко.
— Да тут не поймёшь, то вводят его, то опять снимают. У них сейчас другие заботы, не всегда есть время следить за всеми.
— Ну, дело ваше.
Водитель останавливает такси там, где я его и попросил, рассчитываюсь с ним и поднимаюсь в гору к своему дому, идти минут пятнадцать, не дольше. Мне нужно проветрить голову после очередного кошмара. Зайду в магазин, куплю чего-нибудь выпить, алкоголь поможет прогнать страх. Магазин вроде бы до одиннадцати работает, сейчас без двадцати, должен успеть. Тётя Тома по старой доброй привычке продаёт мне крепкое даже в такое время, а чеки пробивает на следующий день. Хотя кого теперь такое волнует? Когда в нескольких километрах отсюда уже формально другое правительство, как и в некоторых других городах, включая столицу. Но Тамара привыкла жить по старым правилам, которые сама же и не соблюдает. Да, алкоголь мне явно не помешает. Вроде один заказ, а устал так, словно работал весь день. Надо в следующий раз каршерингом воспользоваться, к чёрту такие сны в такси.
Захожу в магазин, за кассой на стульчике сидит сонная Тамара и ковыряется в своём смартфоне. На ногтях, как и всегда, совсем простенький маникюр телесного цвета, если это вообще можно назвать маникюром, ничего особенного, наверное, сама делает. Не очень-то она и приветливая сегодня. Хотя её можно понять, смену закрывать через четверть часа, а тут я. Ей уже лет сорок по виду, интересно, что у неё с личной жизнью… Что за бред, какое мне дело вообще? Беру с витрины бутылку «Егермейстера», на такой случай у меня в морозилке всегда заготовлен лёд. Рассчитываюсь с Тамарой, желаю доброй ночи, небольшой обмен любезностями. Разворачиваюсь и ухожу. По дороге открываю рюкзак и кладу в него «Егермейстер». Акциза на бутылке снова нет, значит, опять контрабанда. В это смутное время все пытаются заработать, на такую мелочь, как акциз, уже никто не обращает внимания. Никто не знает, в какой стране проснётся завтра. На углу стоят двое патрульных, видимо, комендантский сегодня всё-таки будет. Хорошо, что я успел вовремя. Уже готов достать из кармана паспорт на случай, если те придерутся, но, к моему удивлению, меня даже не окликнули. Двое курили, будучи увлечёнными каким-то спором.
Дома меня ждёт Ксюшка. Очень переживаю, что не взял сегодня с собой её маленькую версию, такое редко случается. Я просто опаздывал, собирал рюкзак второпях. Ох и закатит же она мне дома истерику. Что бы я без неё делал? Не представляю, как бы я без неё жил. Человеку нужен человек. Всем нужна поддержка. Но общество разобщено. Это общество эгоистов, в котором каждый сам за себя, это и нужно правительству, ведь стадом легче управлять, когда стадо не осознаёт, что оно стадо, когда никто друг друга не поддерживает. Все кичатся только собой: моя хата с краю. При таком раскладе вполне вероятно, что оппозиция всё-таки проиграет. Даже сейчас, когда должен был наступить переломный момент, они согласились на перемирие, остановились. И Новиков, и другие политические деятели слишком слабы, сбавив темп, они точно всё просрут.
Когда-то писатели-фантасты любили сочинять романы про антиутопические миры. Наверное, ещё полвека назад никто и представить не мог, что мы будем жить в такой антиутопии: грязь и нищета. Мир, в котором богатые превосходят бедных во всём. Более 50 миллионов человек живут за чертой бедности, и лишь 10% населения страны купаются в роскоши и богатстве, которые украли у остальных, сидя у власти. Вот он, настоящий антиутопический мир: Россия две тысячи двадцать четвёртого года. Люди позволяют делать с собой такое, потому что они испуганное, загнанное в стойло стадо, их приучили жить по определённым правилам, им навязали законы. Но никаких законов нет — все ограничения лишь в их головах. Люди боятся наказания. Страх управляет обществом. Страх быть избитым, убитым, непонятым, опозоренным. Страх думать не так, как принято, страх высказывать своё мнение. Страх не признавать исторические и культурные ценности, если это действительно не является интересным для конкретного человека, страх не соглашаться с мнением большинства и быть обсмеянным. Многие люди боятся признаться в том, что им не нравятся общепринятые мировые шедевры. Не принято говорить, что классика устарела, несмотря на понятие «классика». Не принято говорить, что сейчас в разы больше талантливых художников, чем пару веков назад, просто сейчас их никто не замечает. Не принято считать плохими фильмы классиков, не принято выражать своё мнение поперёк большинству. Скажи в любом культурном обществе, что при прочтении «Преступления и наказания» ты не углядел ничего особенного, кроме душевных страданий Раскольникова, так тебя сразу же обсмеют, сказав, что ты ещё мал и ничего не понимаешь. Ну да, конечно… куда уж мне. Зато они понимают. Понимают, как им лучше жить: ходить на работу, ссориться с женой, платить налоги и умереть, не дожив до пенсии. Просто образцовые граждане нашего государства. Не принято пренебрегать общением с коллегами на работе, да, да, да — не принято не разделять общественного мнения — мнения большинства. Обществу навязали стереотипы: чти историю и работай на благо окружающих. Но история постоянно переписывается жуликами и ворами так, что уже не знаешь, где правда, а где вымысел. У каждого государства правда своя. Каждый раз, где бы я ни выражал своё мнение по поводу нелепости всех этих стереотипов, меня считали невеждой — так нельзя, так не принято. А принято ли терпеть, стоять в стороне, когда твоих же коллег или знакомых у тебя на глазах избивают дубинами государственные псы? Принято ли снимать на камеру, как госгвардеец даёт под дых молодой девчонке, в то время как нужно заступиться за неё? Принято ли убегать, спасая свою собственную шкуру, когда псы вяжут твоих друзей, запирая в автозаки, где потом избивают всем чем можно? Люди противоречат сами себе… и, наверное, я один из них, я тоже часто вступаю в спор с самим собой. Никто не может точно сказать, что правильно, а что нет, противное чувство. А ещё что точно не принято и считается постыдным — так это жить с силиконовой куклой в полный рост вместо живой девушки. Но Ксюша живая, просто никто, кроме меня, её не слышит, только со мной она способна двигаться и говорить. Она — моя, а я — её, с самых ранних лет.
Люди перестали заниматься сексом, потому что они стали продавать секс. Секс в наше время — это не что иное, как товар. Сейчас о сексе больше говорят, чем им занимаются, секс продают, им не занимаются — и это мерзко. Нет ничего хуже покупного секса, готов поспорить, что в наше время более 80% секса — это покупной. Ну а все остальные… просто любят о нём поговорить, раз в год поймав удачу за хвост. Есть и те, кто ещё хуже: одержимые, постоянно в поисках новой плоти в джунглях баров, ночных клубов и кабаков, как же это мерзко, но считается нормальным. Все эти стандарты, навязанные потреблением, коммерсантами, которые готовы продать даже непродаваемое. Современное стадо — словно один большой социальный эксперимент, одержимые сиюминутными желаниями под влиянием собственной глупости, недальновидности. Я нашёл выход из системы, да, кто-то мог бы сказать, что я купил секс один раз и навсегда и больше мне не приходится его покупать. Потому что я занимаюсь им с любимой, с искусственной, как могли бы подумать многие, женщиной из серии Real Doll. Проще говоря, с человекоподобной куклой в полный рост, из силикона на металлическом каркасе. Но нет, я купил лишь оболочку, вместилище для её души, её сознания. Мы с Ксюшей знаем друг друга с самого детства, у нас всё взаимно. Конечно, с недавних пор у меня ещё есть Ленка, но в ней я не могу быть уверен. В конце концов, Лену я знаю меньше года, а с Ксюшей мы почти всю жизнь. Я часто наблюдал за своими коллегами на старых работах — везде одно и то же, через пару лет отношения остывают. Именно поэтому я и живу с куклой: верной и преданной, которая всегда ждёт моего возвращения с работы. Да, пусть большая Ксюша у меня не так давно, но с её маленькой версией мы знакомы всю жизнь, она помогла мне пережить всё, что со мной случилось, наставляя на верный путь. Она любит меня так же, как и я её, не меньше.
Я вставляю ключ в замочную скважину, медленно проворачиваю, отпираю дверь.
— Дорогая, я дома.
Тишина в ответ. Вешаю рюкзак в прихожей, снимаю ветровку, вешаю её поверх рюкзака, разуваюсь, прохожу в комнату. Маленькая версия Ксюши — кукла Барби в розовом платьице — лежит всё там же, где я её и забыл, на кресле.
— Ксюш.
Молчит.
— Ксюш, ну прекрати дуться, ты же знаешь, я не специально. Просто второпях собирался, ну прости.
Молчит.
Иду в прихожую, достаю из рюкзака бутылку «Егермейстера», возвращаюсь в комнату и показываю ей.
— А я тут выпить нам прикупил. Давай, прекращай дуться, я же извинился, посидим, выпьем. Давай не дуйся, переселяйся уже в большую.
Наконец-то она повернула свою маленькую головку и ответила мне:
— Какой же ты непутёвый у меня. Ну что мне с тобой делать?
— Что-то… что хочешь, а лучше выпей и прекрати дуться.
— Ладно, убедил, открывай шкаф уже.
Квартира не моя, а съёмная, поэтому ключ от шкафа-купе я надёжно прячу. В шкафу три секции: в первой находятся полочки для нижнего белья и полотенец, второе отделение — с вешалками под верхнюю одежду, а третье отделение — для неё. Хорошо, что когда я въехал, замок уже был встроен в шкаф. Если бы я сам попробовал его прикрутить, Марк бы точно что-то заподозрил и загрузил меня лишними вопросами. Открываю тумбочку с двойным дном, тут уже пришлось поломать голову, но ключик спрятан надёжно, поддеваю ножницами дощечку и достаю ключ. Открываю третье отделение шкафа-купе. Наверху небольшая полочка, на ней мини-сейф с кодовым замком на случай чёрных дней, хотя, пожалуй, они как раз уже и наступили. И, с одной стороны, хорошо бы носить с собой пистолет ради собственной безопасности. Но, с другой стороны, что мне делать, если патрульные остановят и станут осматривать содержимое моего рюкзака, а ведь они могут. Если увидят маленькую Ксюшу, можно будет сказать, что кукла якобы для дочки. Но пистолет за игрушечный уж точно не сойдёт. Как бы то ни было, разберусь с этим потом. Сейчас больше всего меня интересует только она. Душа маленькой Ксюши уже успела переместиться в большую силиконовую куклу. Смотрю на неё: светлая бледная кожа, чёрные чулки, розовое платье-сарафан с трудом скрывает её прекрасную пышную грудь четвёртого размера, чёрный парик с длинными прямыми волосами и чёлкой. На лице макияж, который я сделал ей три дня назад. Надо будет обновить к выходным. На ногтях изысканный маникюр, самый лучший, самый красивый, больше ни для кого я такой не сделаю, даже для Ленки, даже для постоянных клиентов, сколько бы они ни заплатили мне. Хотя в связи с тем, что творится в стране, клиентов осталось всего двое, сейчас мало кого заботит маникюр, но, как говорила одна из моих бывших коллег, «ноготки будут востребованы всегда». Маникюр — это то, что я умею делать и делаю хорошо, столько женских рук я видел, столько всего я мог сказать о людях по этим рукам. Но всё самое лучшее — только для Ксюши, только для неё одной. За спиной моей куколки расположены вешалки с её нарядами. Денег я не жалею, наверное, на её одежду за этот год я потратил больше денег, чем на свою: платья, блузки, гольфы, чулки, сорочки, пеньюары, в коробочке снизу лежит набор париков. Стою, ловлю момент, продолжаю ей любоваться. Наконец-то она отмирает, однобоко улыбаясь, говорит:
— Ну чего уставился, как в первый раз? Наливай уже.
— Да-да, конечно.
Я беру её за руки, вывожу из шкафчика и сажаю в кресло. Подкатываю небольшой стеклянный столик на колёсиках, достаю из серванта два рокс-бокала.
— Сейчас, сейчас всё будет, только за льдом сбегаю.
Ксюша заворачивает свой розовый сарафан, закидывает ногу на ногу так, что я замечаю её красные трусики в промежности, чарующе улыбаясь, отвечает мне:
— Давай, давай, Ромчик, ты же знаешь, я долго ждать не люблю.
Предпосылки.
Часть 1
Мы долго выбирали большой сосуд для Ксюши. Я не был уверен, что получится, но она настаивала, хотелось попробовать, запас денег позволял. Аж трое грузчиков с трудом затащили большой деревянный ящик на третий этаж, поставив посылку посреди комнаты, один из них попросил меня расписаться. Заказ был оплачен мною заранее, я просто поставил свою закорючку в бумажках и отпустил грузчиков. Усевшись в кресло, стал тревожно смотреть на ящик. Маленькая кукла Барби, сидевшая на подлокотнике, стала меня поторапливать:
— Давай уже открывай.
— Ксюх, подожди, дай моментом насладиться.
— Вот откроешь — и насладимся, не тормози, ну.
— А вдруг не получится?
— Всё получится, с маленькими же получалось, получится и с большой! Я уже со счёту сбилась, сколько тел сменила…
— Одиннадцать, если не ошибаюсь.
— Да неважно, давай уже, вскрывай этот долбаный ящик!
Похоже, что она была в предвкушении больше, чем я. Мы оба надеялись, что всё получится… Впервые, первый раз, когда мы должны были переспать с ней, первый раз, когда она должна была получить полноценное взрослое тело. Я пошёл в прихожую, открыл ящик: куча хлама и инструментов, пилы, болгарки, молотки, гвозди. Уже много раз я просил Марка забрать свои железки и освободить для меня шкафчики. Но он всё только обещал… Хорошо, что не забрал, некоторые инструменты оказались весьма кстати. Я достал небольшой ломик, вернулся в прихожую и вскрыл ящик. Кукла была надёжно упакована: цельное тело в мягкой выемке из поролона, пальцы рук и ног замотаны плёнкой, голова лежала отдельно, замотанная в пупырчатую плёнку, чтобы не повредилась. В качестве бонуса к кукле положили три парика разного цвета и длины, в отдельном пакетике лежал набор для чистки. Выбирая между силиконом и термопластичным эластомером, мы с Ксюшей всё же отдали предпочтение первому.
— Поднеси, поднеси меня скорее, я хочу посмотреть!
Я взял маленькую Ксюшу в руку и поднёс к лежавшему в ящике телу куклы.
— Ого-о! Ну и сиськи! На фотках они кажутся чуть меньше. Четвёртый всё-таки большой, говорила тебе, с третьим надо было брать!
— Ну, прости, мне эти показались прикольными.
— Так, ладно, давай, собирай её.
Я положил маленькую Ксюшу на подлокотник, с трудом вытащил тело силиконовой куклы из ящика и усадил её в кресло. Кукла весила 36 килограммов, но казалась довольно тяжёлой. Аккуратно достав голову, прикрутил её к телу. Нужно было выбрать парик и сделать небольшой макияж: тени, тушь и помаду я купил заранее.
— Ксюх, какой лучше парик? Какой тебе больше нравится? — Я достал из ящика три парика и показал ей.
— Хм, зелёный, чёрный, синий… Да они издеваются! Конечно, чёрный давай, хоть один цвет натуральный.
— Да, но это тёмно-чёрный, он не натуральный, такой цвет только при покраске можно получить.
— Давай чёрный, говорю. Всё, я выбрала.
— Хорошо, хорошо, как скажешь. Давай только сначала макияж сделаем.
Это был первый раз, когда я наносил ей макияж, ушло более получаса, мне казалось, что она уже уснула, но фигурка маленькой Ксюши сидела на подлокотнике кресла и терпеливо ожидала. Наконец, закончив, я взял её в руку и отошёл от тела силиконовой куклы на пару метров. Вытянул руку вперёд:
— Вот, всё, готово, смотри.
— Ну, неплохо, неплохо, думаю, со временем научишься ещё лучше.
Я смотрел на куклу: белая кожа, широкие бёдра, сиськи так и манили, чёрный парик и макияж, который я так долго ей наносил. Мой член начинал реагировать. До этого времени я так был увлечён процессом распаковки и нанесения макияжа, так волновался, что даже не понимал, не понимал, что этот момент вот-вот должен был наступить. Маленькая Ксюша прервала ход моих мыслей:
— Так, хорошо, всё, давай клади меня рядом с ней. Всё как и всегда.
— Слушай, по большому счёту это же будет наш первый раз.
— Значит, то, что ты дрочил раньше на меня сотни раз, — это не считается?
Я покраснел, но попытался себя как-то оправдать:
— Но… но ты же понимаешь, что это не полноценный секс… я… я просто… я же люблю тебя, ты же знаешь…
— Так, всё, лучше сосредоточься.
— А вдруг не получится?
— Всё получится, отбрось все мысли и сосредоточься.
— Хорошо-хорошо, я понял.
Встав на колени перед двумя телами, сидевшими в мягком кресле: маленькая кукла «Барби» и большая силиконовая секс-кукла, — закрыв глаза, я сложил руки в молитве, успокоился, замедлил дыхание и произнёс:
— О, душа, что томится в этой маленькой кукле, прими же своё новое вместилище — это тело я преподношу тебе. Прими его в дар, вселись в него, ощути новую плоть и дай жизнь этому телу.
Молитва не всегда была такой, с годами я её изменял, доводя до совершенства. Чем лучше ритуал — тем быстрее Ксюша переселялась в новые тела. Но куклы были маленькими, а эта большая, я действительно волновался, что могло не получиться… Но всё получилось, у нас получилось! Через минуту я открыл глаза… Передо мной сидела Ксюша… большая Ксюша, полностью нагая, она поглаживала себя по ноге, подмигнув мне, поманила указательным пальцем:
— Всё, мой дорогой, всё получилось, иди ко мне.
После этого ритуал больше не требовался, Ксюша сама могла перемещаться между телами маленькой и большой куклы, если они находились в одной комнате.
Нам было так хорошо, наш первый раз, это гораздо-гораздо лучше, чем секс с обычными женщинами! Мы с Ксюшей хотели бы провести так вечность. Но тем вечером в гости должен был прийти Марк — мой бывший коллега, мы оба попали под сокращение около года назад. Я за это время уже успел сменить две работы, а Марк перебивался мелкими подработками, сдавая мне в аренду одну из своих квартир. Человек, который почему-то считал себя моим другом. Ближе к вечеру я спрятал большое тело Ксюши в шкафу-купе, закрыв его на ключ, маленькую же Ксюшу оставил на кресле, прикрыл дверь в комнату и стал готовиться к приходу Марка.
Было начало одиннадцатого, уже третий час он сидел на моих ушах, которые давным-давно свернулись в трубочку от его нытья и причитаний. Обычно за арендную плату я рассчитывался безналичным расчётом, Марк приходил в гости за наличкой, когда у него что-то случалось, когда ему нужно было найти свободные уши, чтобы пожаловаться на свои проблемы. Это был как раз такой вечер. Уж лучше бы я провёл это время в объятиях Ксюши, чем выслушивал его жалобы и пустую болтовню. Мы были разных взглядов на жизнь, я считал Марка лицемером… в крайнем случае просто ленивым зомбированным идиотом. Не знаю и знать не хочу, что случилось с его матерью, но отец у него был при деньгах. Жил во Франции, поставлял вино в Россию, неоднократно говорил сыну перебираться в Европу и вместе заниматься бизнесом, но нет. Марк был патриотом своей страны, он искренне верил, что солдаты НАТО стоят у наших границ, что надо жить и работать на родине, он даже умудрялся осуждать отца, который восемь лет назад переехал за границу, чтобы развивать свой бизнес. Марк осуждал своего отца, который купил ему три квартиры: две однокомнатных и одну двухкомнатную. В двухкомнатной он жил с женой и годовалой дочкой, одну квартиру сдавал мне, а в другую при удобном случае водил любовниц, когда их не было, тоже сдавал однушку в аренду, чаще посуточно. В своих глазах Марк всегда мог себя оправдать, ссылаясь на то, что после родов Лариса, его жена, стала редко заниматься с ним сексом. Мне было начхать на его личную жизнь, на его проблемы и дела, но я вынужден был всё это выслушивать, ведь, как бывшему коллеге, он сдавал мне квартиру по низкой цене: пятнадцать тысяч в месяц. По крайней мере, хоть чипсы с пивом принёс на этот раз. Хотя и пивом это пойло было трудно назвать: четыре полторашки нефильтрованного, такие на нашем районе стоили около ста двадцати рублей. Но от этого дерьма мне было проще слушать Марка, главное — сдерживать себя и не ляпнуть лишнего. Разговоры о политике продолжались, Марк осуждал оппозиционеров:
— Этот Новиков точно из америкосов… ну или из Европы, говорю тебе, проплаченный, если не из Европы, то как минимум хохол, точно тебе говорю, хохлы ему платят! Они всех нас ненавидят, нас — русских! А эти дебилы подписываются на него, сколько там уже, более пяти миллионов на его канале, и ведь не переубедить их.
— Но ведь он правду говорит, документы все показывает, выписки. Судя по отчётам, чиновники воруют в масштабах всей страны.
— Ой, да прекрати. Кто сейчас не ворует?
— То есть ты признаёшь, что это нормально?
— Нет, я не признаю. Просто липовые все эти справки, документы, что он там показывает. Да, может, и воруют, а где не воруют?! Вон в Европе, отец говорит, тоже воруют, хохлы вообще больше всех воруют, бандеровцы. А эти америкосы — вообще гомосеки, лесбухи да феминистки. Ромчик, ты пойми, у нас страна — как последний оплот здравомыслия и стабильности.
Как же мне хотелось выкинуть Марка из окна, бедный-бедный человек. Такое впечатление, что Прохоров лично промывал ему мозги, замешивал миксером всё самое абсурдное. Для нынешнего режима Марк был идеальным патриотом. Страшнее всего то, что таких вот патриотов была целая армия, готовая грудью защитить Прохорова, который с них же стянет последнюю рубашку. Я не знал, что можно было возразить Марку, ведь подобные разговоры были не впервой, а все логические доводы этот зомби просто не воспринимал всерьёз. Но всё-таки я решил попытаться в очередной раз:
— Слушай, ну, может быть, в чём-то с тобой можно согласиться, но посмотри на тот же Запад, на Европу посмотри, у тебя же отец во Франции бизнес наладил. Разве плохо там живётся? Разве хуже, чем у нас?
Марк запрокинул кружку с пивом, уверенно осушив её четырьмя большими глотками, поставил на стол и ответил мне:
— Эх, Ромчик, ну что ты понимаешь? Отец рассказывал, там тоже есть откаты: тому дай, этому дай, третьему заплати. Так что там ничуть не лучше.
— Да, ну а люди-то, люди же лучше живут. Уровень жизни выше.
— Это кто тебе такое сказал? Ты сам-то там был, видел?
— Ну не был, но факт же.
— Какой ещё факт? Раз не был, вот и молчи. — Он открыл последнюю полторашку и начал разливать по кружкам. — Небось в интернете начитался, как и все. Блогеров этих насмотрелся.
— Так а что, ну не будут же все они поголовно врать.
— Будут, Ромыч, ещё как будут, им за это денежка падает, а это сейчас популярно, модно, понимаешь, в тренде такой контент.
— Нет, не понимаю.
— Чего, ну чего ты не понимаешь?
— Ты хочешь сказать, что все эти блогеры проплачены, что все они врут?
— Именно.
— Не соглашусь, может быть, Новиков и более радикален, чем остальные, но есть действительно те, кто более-менее лояльно рассуждают о происходящем.
— Ну и, например?
— Так хотя бы тот же Маска, потом этот, как его, Скворцов и Капустин с канала «Новости смехдержавы».
— Маска — хохол, Скворцов — пидор, а Капустин тупо бабло рубит со своего канала.
Мать честная, вот и расписал, какой же он кретин. Ну как, как можно было с таким спорить? Что ему ещё нужно было? Какие доводы, какие примеры приводить? Он же прозомбирован до мозга костей. Мне просто хотелось налить полное ведро этого самого пива, которое он принёс, кинуть в ведро фотографии Прохорова, премьера Савельева, пропагандистов Сладкова и Орлова, после чего утопить Марка в этом ведре. Спорить было бесполезно, пиво заканчивалось, значит, этот зомби скоро должен был попросить деньги за аренду квартиры и уйти, нужно было просто потерпеть… ещё чуть-чуть, ещё немного. Но терпел я полчаса как минимум. Всё не закончилось хорошо. Я положил перед Марком пятнадцать тысяч рублей, тот выдержал небольшую паузу и неуверенно обратился ко мне:
— Слушай, Ромчик, тут такое дело, я понимаю, что ты звёзд с неба не хватаешь, но у меня семья, сам знаешь, а с работой ну что-то совсем у меня не ладится сейчас. Вторая квартира простаивает, на дитё расходов много, хоть и получаем десятку от государства, всё равно иногда не хватает. Декретные у Лариски небольшие, денег в запасе мало остаётся. В общем, нам бы аренду с тобой поднять со следующего месяца. Это, возможно, временно, потом вернём как было.
— Марк, ну я и вправду звёзд с неба не хватаю, у самого финансовые трудности.
На деле не было у меня никаких финансовых трудностей, я просто не хотел платить больше этому идиоту, это было дело принципа.
— Ты же не семейный, молодой, здоровый. Это мне за тридцать стукнуло, семью кормить надо.
— Ну так попроси у отца, думаю, он тебе не откажет в финансовой помощи.
— Ты это… отца-то не приплетай, не хочу просить его. Он с родины уехал, мы тут с Лариской уж как-нибудь сами разберёмся.
— Я могу попробовать на работе поговорить, может, вакансию какую для тебя подберут.
— Нет, Ромыч, в связь я не вернусь, не хочу больше.
Марк уже стоял в коридоре, его язык заплетался, но всё-таки смог произнести то, что запланировал его же пьяный мозг. С натянутой улыбкой нетрезвый зомби протянул мне свою руку.
— В общем, давай со следующего месяца на три тысячи поднимем, до восемнадцати, а там дальше посмотрим, что как, добро?
Нехотя я пожал его руку и проводил до двери, вернувшись в комнату, уселся в кресло. Маленькая Ксюшка тут же заметила мою усталость:
— Опять все уши прожужжал?
— Не то слово, ещё и аренду поднял.
— До скольки?
— До восемнадцати.
— Вот мудила. Так, давай, доставай из шкафа, в большую перелезу, пожалею тебя.
— Ксюш, я сейчас не в настроении, правда.
— Дурачок, я не про секс, доставай, говорю.
Я открыл шкаф, большая нагая Ксюша грациозной пантерой прошлась по комнате и остановилась напротив:
— Садись в кресло.
— Ксюх, ну я же говорил…
— Я тебе уже сказала, садись.
Я послушался её и упал обратно в мягкое кресло, Ксюша села ко мне на колени, свесив ноги, обняла обеими руками, медленно, нежно поцеловала в щёку и зашептала на ухо:
— Главное, что мы есть друг у друга. Теперь даже сексом заниматься можем. Всё остальное неважно, всё вторично, понимаешь?
— Да-да, я понимаю.
— Ты на своей работе явно устаёшь, ещё и выслушивать всяких идиотов приходится. Не пора ли сменить?
— Да, но на что?
— На что угодно.
— Ну IT-инженер вроде как престижно.
— К чему тебе этот престиж? Деньги и здоровье — вот что главное. На твоей работе денег нет, да и здоровье всё гробишь… за тридцать тысяч. Если бы не запасы, как бы мы жили, как бы ты за квартиру платил этому козлу?
— Думаю, как-нибудь выкрутились бы.
— Нет, вот давай без этих твоих «как-нибудь». Подумай, чем можно заняться?
— Я как-то думал на днях. Одна коллега говорила, что у неё есть подруга: мастер маникюра. Работает в салоне, но иногда к клиентам домой ездит. Коллега ещё смеялась, что мы горбатимся за тридцать тысяч, а та от сорока до пятидесяти спокойно поднимает.
— Вот и отлично, запишись на курсы, поучись!
— Но мужчина — мастер маникюра звучит как-то не очень.
— Да плевать, как оно звучит, если там и платят больше, и здоровье будет целее.
— Будут думать, что я гомик. Мужчины-стилисты, парикмахеры и уж мастера маникюра — практически все такие.
— Эх, Ромчик, Ромчик, ну что за стереотипы. Наплюй на всех, думай о себе.
— Я… я попробую, я подумаю над этим.
Кем я только не работал, но последние три года, так уж сложилось, перебирался от одной конторы к другой, будучи инженером электросвязи: интернет, цифровое телевидение, IP-телефония. Я успел поработать и на крупные российские компании, и на частные, последняя как раз была одной из них. И ведь странная вещь, что интернет, сотовая связь и даже это пропагандистское телевидение всем было нужно. Забери у людей интернет — в современном мире произойдёт коллапс. Но рынок есть рынок, специалистов было много, поэтому их не ценили. В нашем городке в летний сезон какой-нибудь экскурсовод мог зарабатывать за месяц больше, чем инженер. Ксюша была права, нужно было что-то делать.
***
Очередное совещание. Это была та самая небольшая частная конторка, директор снова собрал нас за одним столом, чтобы рассказать всем, какой он хороший и какие мы плохие. Миран Германович Шкурский. Фамилия была говорящая, ведь вёл он себя и правда как последняя шкура. В кабинете бухгалтеров вместо портрета президента висел портрет нашего директора, причём это было не фото, а рисунок, весьма качественный. В двух словах — культ личности. А главным бухгалтером работала его сестра. Сам Шкурский был невысокий, лет сорока, толстенький армянин, со смуглой кожей и гладко выбритым лицом. Он сидел за столом со скрещёнными руками и в очередной раз напоминал, кто был главный:
— Вы поймите, вы — это я, а я — это вы. Я — не косячу, значит, и вы не должны. Ещё раз повторю, будете косячить, буду наказывать.
Все сидели и просто молча слушали, Шкурский продолжал наслаждаться своим монологом:
— Моя компания — не «Титаник». Этот корабль ко дну не пойдёт, это фрегат, который будет и дальше плыть, с вами или без вас. Я вам сразу говорю, я такой, что уж лучше вас потоплю, но сам выживу, этот корабль будет плыть.
Какая же нелепица. Он что, хотел показаться умным? Где он подобных метафор начитался? Или, может, сам придумал? Может, хватит уже? Но Шкурский не унимался и продолжал сотрясать воздух:
— Моя компания кормит почти сорок человек. Да, я горжусь этим. И я вам всегда плачу, исправно плачу, даже если мне не платят.
Ага, как же, по тридцать тысяч с барского плеча, разве это зарплата?
— Я вам говорю, будьте внимательнее, просят вас с третьего этажа помочь — помогайте, неважно, что у них: флешка застряла, компьютер не работает, да хоть жопу они подтереть не могут, звонят вам, вы идёте с туалетной бумагой и помогаете. Я терпеть не буду. У меня есть полномочия, могу зарплаты вас лишить, пятидесяти процентов. Я зарплаты вас лишу, потом уволю, а потом сделаю так, чтобы вы больше никуда не устроились, можете в этом не сомневаться.
Что за клоун? Ну хоть бы не позорился.
— Вы поймите, я в месяц такими суммами оперирую, что у вас у всех вместе взятых недвижимости не будет на такие суммы.
Внезапно директор перевёл взгляд на Диму, сидящего с краю стола.
— Дима, вот почему к тебе столько замечаний? Почему к Сергею почти нет, почему… — посмотрел на меня. — Забыл, как зовут?
Я:
— Рома.
Шкурский:
— Почему к Роме почти нет замечаний?
Дима:
— Я не знаю… Так выходит.
Шкурский:
— Дима, вот тебе сколько лет?
Дима:
— Сорок пять.
Шкурский повернул свою круглую голову, взглянув на нашего наставника, задал ему тот же самый вопрос:
— Славик, а тебе сколько?
Славик:
— Двадцать девять.
Шкурский:
— Вот Славик твой начальник в двадцать девять лет потому, что он думает, и тебе есть куда стремиться. Или ты из-за своего возраста так не считаешь?
Дима:
— Считаю.
Шкурский взял со стола маленькую бутылку минералки, налил в кружку, отхлебнул немного, помолчал несколько секунд и, поняв, что удовлетворён своим монологом, махнул рукой, снова обратившись к нам:
— Всё, идите с глаз долой, никого больше не хочу видеть.
Мы молча встали и вышли из кабинета, направившись по длинному коридору в свой офис. Все просто молчали, понимая, что обсуждать услышанное не было никакого смысла, подобные собрания были регулярными, обычно раз в две недели Шкурский любил нам напомнить, кто тут главный. Мы зашли в офис, последним дверь захлопнул Сергей со словами:
— Дима, ты почему в свои сорок пять никуда не стремишься, а? А мне в мои пятьдесят восемь, по ходу, тоже есть куда стремиться, жизнь только начинается.
Офис взорвался смехом.
Тем вечером я рассказал Ксюше про наше очередное заседание, думая, что мы вместе посмеёмся, но она велела мне открыть шкаф, видимо, опять секса хотела… Однако, выйдя из шкафа, большая Ксюша тут же отвесила мне пощёчину.
— Ай, ты что делаешь? За что?
— Сядь в кресло.
— Зачем?
— Сядь, сказала!
Она была в гневе, я не мог понять, почему такая резкая смена поведения, ведь только-только с её маленькой версией мы спокойно общались, я рассказывал, а она просто слушала. Будучи слегка шокированным, я уселся в кресло и уставился на Ксюшу, она нависла надо мной чёрной тучей:
— Ты понимаешь, что он просто вас унижает?
— Ну, мы всё равно не воспринимаем это всерьёз.
— Ты когда работу новую будешь искать? На курсы по маникюру записался?
— Нет, ещё нет.
— И долго кота за яйца тянуть будешь?
— Ксюх, ну я запишусь, я планировал…
— Планировал он. Не нужны мне твои оправдания. Ты долго терпеть эти унижения будешь, ты хочешь, как раньше? Забыл, хочешь, как в детстве?!
— Ксюш, прекрати, не надо.
— Чего не надо? Забыл, наверное?! А я напомню тебе, я могу напомнить!
— Нет, прошу…
— Тогда действуй!
— Но остальные же тоже не придают значения его словам, это пустой трёп.
— Ты — не остальные. Если они терпилы — это не значит, что ты такой же.
— Ксюш, успокойся, хорошо, я напишу заявление, я уволюсь, ладно, ты довольна?
— Нет, этого мало.
— В каком смысле мало? Что я могу ещё сделать?
— Этот козёл должен ответить за свои слова.
— В каком смысле?
— В прямом.
— Ксюш, не надо, не надо этого, прошу.
— Ещё раз спрошу. Ты хочешь, чтобы с тобой обращались как раньше?
— Нет, я не хочу, но это не выход.
— Раз не хочешь, заткнись и слушай меня, слушай внимательно.
Я любил её, очень-очень любил, сильно любил. Без неё я бы не выжил, Ксюша была единственной, кто помогал мне, кто поддерживал меня. Но в гневе она была ужасной, когда она злилась, даже будучи в маленьком теле, мне было страшно, бывало, что дрожь пробирала всё моё тело. Я не хотел вспоминать о прошлом, не хотел, чтобы она мне напоминала, поэтому молча выслушал её план.
Почти две недели я отслеживал маршрут Шкурского от работы до дома, жил он недалеко, но, похоже, работы было и впрямь много. Бывали дни, когда он засиживался до девяти вечера. Тёмное время, офис находился в районе складских помещений, чтобы дойти до автопарковки, нужно было пройти через два небольших, плохо освещённых переулка, чем я и воспользовался. Ожидание было самым сложным, конечно, волнение сказывалось, но учитывая всё, что со мной случалось раньше, это было лишь детской шалостью. Наконец дверь открылась, я находился метрах в десяти, быстро повернулся спиной и накинул на лицо зимнюю шапку с двумя прорезями для глаз. Выглядело довольно смешно, но для одного раза этого должно было хватить. Одежду я тоже использовал не по сезону, переулок тёмный, но лучше было одеться в то, в чём я здесь раньше никогда не появлялся: зимняя утеплённая ветровка и спортивные штаны, на руках перчатки. Я достал из кармана куртки две стальных головки от молотков, зажав их в кулаках, быстро направился в сторону Шкурского. Нас разделяло не больше двух метров, когда он понял, что должно было произойти, резко выставил обе руки вперёд, директор просто заорал от страха. Нельзя было медлить, я мигом проскочил под его руками и нанёс два мощных удара в живот, Шкурский тут же упал на колени, его вырвало. Не дожидаясь, пока он закончит своё грязное дело, я нанёс ему в голову ещё несколько ударов кулаками, тот завыл от боли, затем упал набок и просто стонал. Видимо, сил звать на помощь уже не оставалось. Мои перчатки были в крови директора, быстро осмотревшись по сторонам, я нанёс лежачему Шкурскому несколько ударов ногами по рёбрам, животу и голове, тот продолжал стонать, не в силах позвать на помощь. Всё случилось быстро, не прошло и минуты. Я проскочил с противоположной стороны переулка, камер там не было, я заранее всё тщательно проверил, охранять там было нечего, поскольку склады были в другой стороне. Перед выходом на трассу положил обратно в карманы обе головки от молотков, снял нелепую маску из шапки, расстегнул рюкзак, достал пакет и кинул в него перчатки с маской.
— Ну что, получилось? — донеслось из рюкзака.
— Да, да, всё получилось, у меня всё получилось.
— У нас всё получилось, — Ксюша скорчила недовольную гримасу.
— Да, у нас. Надеюсь, выживет.
— Это уже не наши проблемы, пусть следит за языком.
Я застегнул молнию, накинул рюкзак на спину, пройдя пару кварталов, воспользовался каршерингом. Когда я вернулся домой, Ксюша наградила меня за храбрость, это был страстный, дикий секс. Хорошо, что Шкурский фактически не оказал никакого сопротивления, если бы он дал сдачи и попал мне по лицу, пришлось бы брать больничный, чтобы не заподозрили чего. Хорошо, что у меня есть знакомый терапевт, пару раз она прикрывала меня за небольшую плату, когда мне нужно было просто отдохнуть от работы. Костяшки на кистях были слегка покрасневшими, но ничего страшного, не думаю, что это кто-нибудь заметит, в глаза не бросается — и то ладно. Главное было проработать ещё около месяца и уже потом писать заявление на увольнение. Если бы я написал его сразу, определённо могли что-нибудь заподозрить. Ксюша молодец. Она гораздо-гораздо умнее меня, она всё продумала, всё просчитала. К своему счастью, Шкурский выжил, около трёх недель проведя в больнице, потом ещё неделю отсиживался у себя дома. Ксюша беспощадна к нашим врагам, но я не хотел, чтобы он умер, я раньше никогда целенаправленно не убивал людей. Изначально я хотел просто побить директора, но Ксюша настояла на этих головках от молотков. Хорошо, что он выжил, он, конечно, был козлом, но смерти не заслуживал. Что касается Ксюши, то она, наоборот, расстроилась, когда я рассказал ей новость о том, что директора скоро выписывают из больницы. На меня даже никто и не подумал, разумеется, молчаливый безликий инженер, как и все остальные в отделе… Я просто сделал вид, что сильно удивлён. По слухам, в нападении стали подозревать конкурентов из соседней частной компании, это было мне на руку. Заведя уголовные дела, начали разбирательства по факту подозрения в нападении и прочей ерунде, я не владел формулировками, мне было всё равно, как это звучало, я просто продолжал дорабатывать последние дни. Снова сделав то, что она хотела… я был готов сделать всё что угодно, лишь бы она не напоминала мне о прошлом, о той жизни, которую я так долго пытался забыть… о другой своей жизни.
Другая жизнь.
Часть 1
Весна. 2000 год.
До конца рабочего дня оставалось около часа. Аркадий был типичным представителем низшего звена милицейской службы: на работе он пытался как можно меньше работать, а дома как можно больше пить. В свои тридцать с небольшим — неженатый, без детей, живущий с родителями, мирно прожигающий свою жизнь, он и в тот раз надеялся скорее попасть домой, чтобы насладиться покоем и деградацией. Аркадий смотрел на своих коллег и думал, какие же все они глупые: роются в бумажках, делают свои отчёты. При этом Аркадий доделывал свой отчёт, не прекращая думать о пиве, ждущем его дома в холодильнике. В офис вошла немолодая, уже давно растерявшая красоту Татьяна и нарушила все планы Аркадия о счастливой вечерней деградации.
— Аркаш, позвонили, учётница, пойдём съездим.
— Ты серьёзно? А раньше нельзя было сказать?
— Аркаш, полчаса назад только сообщили.
— Может, сама?
— Аркаша, это наш район, давай вместе, туда и обратно.
— Так кто там на этот раз?
— Котова.
— Котова… Это на переулке Возрождения которая?
— Да, токсикоманка которая.
— Буянит?
— Нет, малой орёт уже второй день. Соседи жалуются.
— Да и хрен бы с ними.
Коллеги за соседними столиками бросили на Аркадия несколько неодобрительных взглядов, отчего тому сразу стало не по себе. Почесав голову, он захлопнул толстый журнал в твёрдой красной обложке, встал со своего рабочего места и направился к выходу.
— Погнали. Только я потом домой сразу, в офис возвращаться не буду.
Через двадцать минут они были на месте. Ребёнок и правда орал так сильно, что было слышно за дверью. Татьяна нажала на дверной звонок своим толстым указательным пальцем, подержала секунды три-четыре и отпустила. Тишина. Аркадия начинала бесить эта ситуация ещё больше, ведь там на двери холодильника пиво уже заждалось! Как он мог, как он мог задерживаться?! Не выдержав, Аркадий сам нажал пальцем на дверной звонок и не отпускал секунд десять. Но к двери так никто и не подошёл, а детский плач по ту сторону не стихал. В следующий момент из соседней квартиры вышла бабушка:
— Здрасьте, орёт уже вторые сутки, это кошмар какой-то, спать невозможно. Из квартиры воняет, не моет, не убирает у себя, а мы всем подъездом должны терпеть!
«Сейчас бы пива, немного пива чтобы успокоиться» — эта мысль не покидала Аркадия, в то время как с одной стороны за дверью продолжал орать ребёнок, с другой старая бабка увеличила свои обороты и причитала всё больше… а глупая Татьяна просто стояла молча, просто бесила одним лишь своим присутствием.
— Да бля! — психанул Аркаша и резко ударил ногой в старую деревянную дверь, замок не выдержал удара, дверь слетела с петель.
Он и сам не ожидал, что так получится. Бабка за спиной тут же заткнулась, а у Татьяны был такой вид, словно ей срочно захотелось в туалет.
— Пойдём-пойдём, времени мало. — Аркадий толкнул дверь, держащуюся на одной петле и честном слове, и вошёл в квартиру.
В нос ударил резкий запах, вонь была такой, словно её придумал какой-то злой парфюмер Франции восемнадцатого века — не для того, чтобы скрывать зловония, а наоборот, для того чтобы пытать врагов. Затхлость, сырость, несло гнилью, мочой и фекалиями. Трудно было сказать, какой запах преобладал, наверное, всё-таки испражнения составляли базовую ноту этого «аромата». В прихожей целая гора старой, нестираной одежды. На кухне не мытая неделями посуда, заплесневелый хлеб на грязном столе, рядом тарелка с остатками еды, в которой копошились личинки, на полу сигаретные окурки. В спальне ободранная советская мебель, ковры на стенах и на полу впитали в себя часть зловония квартиры. Комнату с мерзким жужжанием рассекали мухи. На полу у кровати, с целлофановым пакетом на голове, недвижимая, покрытая пока ещё небольшими фиолетовыми трупными язвами, лежала женщина. Сколько дней она там лежала, трудно было сказать, но лужа из испражнений под трупом уже успела образоваться, а тело в некоторых местах было вздувшимся. Хоть Татьяне и Аркадию не впервой видеть подобную картину, сохранять самообладание было трудно.
— Фу бля. — Аркадий схватился за лицо, достал из кармана носовой платок, закрыл им рот и нос.
Что касается Татьяны, ей было явно тяжелее, позеленев, она продолжала молчать. На удивление, Аркадий проявил снисходительность и пробормотал сквозь платок:
— Беги уже в ванную… или в туалет, неважно.
Татьяна, прикрыв рот рукой, пытаясь сдерживать позывы рвоты, тут же метнулась в ванную комнату. Крик в квартире был такой сильный, что, казалось, проведи тут лишний час, и барабанные перепонки просто лопнут. Аркадий прошёл дальше, заглянув на балкон, он обнаружил орущего полугодовалого Рому. Тот сидел на полу и не замолкал, лицо его было ярко-красным, глаза и щёки в слёзных потёках, а рот перепачкан собственной слюной. На полу под Ромой были размазаны испражнения, а пелёнка на младенце была полностью пропитана мочой и жидким стулом.
Типичное явление для тех времён: неблагополучная семья из матери и ребёнка, получившегося в результате случайных и беспорядочных связей. Денег на наркотики не было, да и дешёвые препараты не были так широко распространены. Многие находили наслаждение в токсикомании и алкоголе. Мать Ромы ещё три месяца назад была поставлена на учёт, но каждый месяц ограничивалась так называемым последним предупреждением. Её так и не лишили родительских прав, пока она сама не покинула этот свет, оставив Рому одного на волю судьбы в грязной и гниющей квартире. Но маленький Роман Котов хотел выжить, хотел во что бы то ни стало, поэтому громко орал что есть мочи… И помощь пришла, пусть даже в виде алкоголика Аркадия и непутёвой Татьяны. Роман Котов был спасён. Его определили в один из детских домов под названием «Подсолнух». Всё только начиналось.
Вторник
Восемь утра. Я открываю глаза, впуская новый день в своё сознание, наслаждаюсь каждой секундой. Рядом лежит большая Ксюша, легонько, нежно глажу её по животику и целую в щёку.
— С добрым утром, Ксюш.
— С добрым утром, милый. — Она отвечает мне взаимностью и целует в губы.
Этой ночью у нас был отличный секс, видимо, мы так насытились, что даже не возникло желания повторять его утром в постели, хотя обычно мы это делаем и наутро.
Я встаю с кровати и протягиваю ей руку:
— Ну что, пойдём мыться?
— Пойдём-пойдём. — Мило улыбнувшись, она хватает меня за руку.
Утренний душ, нет ничего лучше, чем принимать его с ней. Мы стоим под напором горячей воды, я выдавливаю гель на руки и начинаю мыть её прекрасное тело. Ксюша старается не мочить голову и лицо, чтобы макияж не смылся, обидно будет, если он не продержится и пары дней, на выходных обновим. Надо будет и ноготочки ей освежить. Огромные сиськи четвёртого размера не помещаются в мои ладони, чувствую, как эрекция подступает, спускаю свои руки ниже, но тут же резко останавливаюсь, заметив небольшой засохший след у неё на бедре.
— Это что?
— Что?
— У тебя на бедре.
— Ну тебе виднее, после ночи-то.
— Как-то странно, не помню, чтобы мы с тобой раком трахались. Ты же в этот раз только на спине лежала.
— Ромчик, какая разница, как я лежала, с твоей страстью и на задницу могло попасть.
Как оно могло туда попасть? Хотя, с другой стороны, иногда мы такое вытворяем, что и старушке Саше Грей не снилось, может быть, с прошлого раза оставил, не домыл, всякое возможно. Но обычно мы тщательно моемся. Как бы то ни было, я не придаю особого значения этой мелочи, день только начался, хочу провести его максимально хорошо. Ксюша понимает, что мой член уже упёрся в её бёдра, и начинает тереться о него своей задницей. Наконец, больше не в силах сдерживаться, я вставляю ей, моя куколка начинает сладко постанывать.
Минут двадцать мы провели в душе, закончив мыться, я тщательно вытер Ксюшу, люблю за ней ухаживать таким образом. Она надела лёгкий атласный халат-кимоно чёрного цвета с кружевной отделкой. Как же он ей идёт. Самое главное — это снова не возбудиться. Мы завтракаем, на кухонном столике расположен небольшой ноутбук. Идиллия мирного утра в смутное время. Казалось бы, взаимоисключающие понятия, но сейчас на нашей кухне царит гармония, мы оба довольны и счастливы. Однако я, как гражданин этой страны, не могу быть не заинтересованным последними новостями, Ксюшу тоже это волнует. Мы заходим на канал Маски и включаем последний ролик, опубликованный этой ночью. Ксюша садится мне на коленки, свесив ноги, с интересом смотрит видео.
Ролик длинный, почти на двадцать минут, но всё по делу, а в самом конце, как и всегда, вдохновляющая речь:
«…Это наша страна. Вы и только вы, граждане этой страны, вправе решать, какие люди должны ей управлять. Будь то Новиков или любой другой активный лидер от оппозиции, людям Прохорова долго не продержаться. Это мнимое перемирие между противодействующими сторонами лишь на время отсрочит неизбежное. Дни нынешней власти сочтены. Я повторяю, помните, именно вы — люди, граждане этой страны — вправе решать, кто должен сидеть наверху. Задумайтесь, какую страну вы оставите своим детям. Жить, как и раньше, при авторитарном, уже чуть ли не тоталитарном режиме или кулаком и ногой проложить путь в светлое будущее. А впрочем, как всегда, вам решать… жить или…»
Я делаю глоток чая, читаю несколько комментариев под роликом и обращаюсь к Ксюше:
— Что думаешь?
— Думаю, что круто! Всё правильно, так и надо, только так! Они понимают только силу, словами их не убедить.
— Да, видимо, ты права. Давай-ка глянем, что там на других каналах.
В списке избранного я выбираю ещё один из оппозиционных каналов. О, прямая трансляция, отлично. На экране так называемый народный корреспондент, за его спиной тысячи, если не десятки тысяч людей, настроены они явно агрессивно. В их руках транспаранты с изображениями Прохорова и пропагандистов на эшафоте. Десятками флагов революции с белой маской на чёрном фоне и двумя красными кулаками по бокам размахивают по ветру. Корреспондент умело вещает на камеру:
— Как видите, народ за моей спиной больше не желает терпеть. Видимо, перемирию скоро придёт конец. Уже сегодня поступила информация, что силы оппозиции двинулись дальше и вплотную приблизились к границам Московской автокольцевой дороги. С западной части столицы захвачен Красногорск, с северной части захвачены Химки, Долгопрудный, Мытищи и Королёв. С востока Балашиха теперь тоже под контролем сил оппозиции. За границами МКАДа продолжаются стычки между силовиками и так называемым народным ополчением. Силовые структуры, будучи в меньшинстве, часто сдают города и районы мирным путём, без сопротивления. Как бы это ни звучало, но похоже, что кольцо Москвы сужается от страха. Как долго ещё продержится нынешняя власть — решат такие простые люди, как те, которых вы видите за моей спиной.
Я выключил трансляцию на своём ноутбуке и посмотрел на Ксюшу:
— Похоже, что конец близок. В какой стране мы завтра проснёмся?
— Неважно в какой, я уверена, что в любом случае будет лучше, чем раньше.
— Давай интереса ради включим провластный канал, а?
— Хочешь посмеяться, как они из последних сил стучат кулачками, машут ножками?
— Да, ведь это забавно.
Вбиваю в поиске канал «Орлов Life». Странно, прямого эфира нет, последняя запись была вчера. Наверное, гад уже свернул удочки и сбежал. Включаю запись на своём ноутбуке. Пропагандист, как и раньше, продолжает сидеть у себя в студии и поливать грязью простой народ. Перед ним большой чёрный профессиональный микрофон, на голове огромные наушники. Гад извивается, как змея на смертном одре:
— Посмотрите на них, посмотрите, вот идиоты! Идут на поводу… у кого, было бы у кого! У американцев, у натовцев, у натовской мрази, что засунула свою грязную руку в Россию!
Внезапно трансляция прерывается, включается встроенная реклама, мой блокировщик снова перестал работать, на экране несколько изображений с обложками книг и иллюстрации из этих самых книг: «Серия книг „Детективные хроники“ — отличный выбор для тех, кто любит детективы и триллеры. Необычные сюжетные повороты, битва умов и погружение в историю удивят даже самых предвзятых читателей. Серия уже успела стать современной классикой и доступна во всех электронных магазинах. Прикоснись и ты к современной качественной литературе. Читайте „Детективные хроники“ за авторством Евгения…»
О чём только думают автор и издательство, продвигая подобные книги в нынешнее время? Вообще странно, что сейчас книги читают, стране не до книг. Я и сам когда-то хотел стать писателем, может быть, пару триллеров мне бы и удалось сварганить, с учётом моей жизни, но не сегодня, не сейчас. Рекламная интеграция заканчивается, снова включается видео с пропагандистом:
— Мразь, мразь, западная мразь окружила страну!
Это невозможно как слушать, так и смотреть. Выключаю трансляцию, закрываю ноутбук. Продолжаю завтрак с Ксюшей. Блинчики со сгущёнкой и чёрный чай с клубничным сиропом — то, что мы обычно любим есть по утрам. Через час нужно собираться на работу. Воспользуюсь сегодня каршерингом, после вчерашнего вечера и очередного кошмара такси вызывает у меня лишь негатив.
***
Погода портится, небо затянуло, но ветер довольно сильный, возможно, разгонит тучи. Страшно жить, властям некогда контролировать всех, они заняты более важными делами. В городе участились случаи нападений и грабежей. Патрульных не хватает на все районы. Всё чаще появляются личности, желающие прибрать к рукам чужое. За счёт патрулей и комендантского часа, который то вводится, то отменяется, удаётся сохранять какой-никакой порядок в отдельных частях города. Тяжёлые времена для всей страны. У многих финансовые проблемы. Возможно, они были бы и у меня, если бы я остался работать инженером в связи, если бы у меня не было запасов, оставшихся после моей «другой жизни». Да, сейчас постоянных клиентов осталось только двое. Но жизнь продолжается, люди продолжают жить… продолжают работать. Примерно раз в две недели обе женщины вызывают меня на дом, и я делаю им маникюр. За один такой выезд каждая из них платит мне по пять тысяч. Иногда даже ещё что-нибудь накидывают сверху, если находятся в хорошем настроении. И так уже почти полгода. За это время я выучил всю их жизнь. Ведь я выступаю для них ещё и своего рода домашним психологом, проще говоря, свободными ушами. Я научился читать женщин по рукам, взглянув на руки, я уже многое могу сказать о человеке. Но в случае с этими двумя мне не нужно их читать, они и так сами мне всё рассказывают.
Вчера я был у Любы — тридцатилетней содержанки. Живёт на съёмной квартире у пятидесятилетнего бизнесмена Антона, владеющего сетью быстрого питания «Перекус». Забегаловки с их фастфудом есть в каждом районе нашего городка. Антон семейный человек, он спит с Любой, изменяя своей уже давно постаревшей жене. У него двое детей: от первого брака сын Артём, которому девятнадцать лет, живёт он со своей матерью — первой… бывшей женой Антона, от второго брака у Антона семнадцатилетняя дочка Оля. Из-за раскола власти бизнесмен лишился двух точек на той стороне города, которая захвачена оппозицией. Люба переживает на этот счёт так же, как и я, ведь если дела у Антона пойдут совсем плохо, тогда я могу потерять постоянного клиента, а Любе придётся работать, а этого она ой как не хочет. Понятное дело, ей тридцать лет — тело ещё молодое и хочет кого-нибудь посвежее. Антону пятьдесят, мне около двадцати четырёх, я не знаю точную дату своего рождения. Люба неоднократно склоняла меня к сексу откровенными намёками и предложениями. Но каждый раз я вежливо увиливаю под предлогом, что у меня есть девушка. Ведь это действительно так, я люблю Ксюшу, но даже Ксюше мне приходится иногда изменять… с Ленкой. Ничего не могу с собой поделать, ненавижу себя за это, но… так получается.
Со вторым постоянным клиентом, к которой я еду сегодня, всё немного проще, чем с Любой. Жанна — сорокалетняя бизнесвумен, очень занятая. Есть сын Фёдор, которому восемнадцать лет. Она купила ему отдельную квартиру, в которой он живёт со своей девушкой Надей, к слову, Надя на два года старше него. Жанна не особо любит распространяться о своей работе, мне известно, что она является исполняющим директором сети магазинов по поставке парфюмерии, как именно называется сеть, Жанна не рассказывает. В отличие от Любы, это деловая женщина, которая знает себе цену, ни разу не намекала мне на секс, видимо, у неё есть любовник, может, даже не один. Скорее всего, в её глазах я просто маленький мальчик… подросток, который хорошо умеет делать маникюр. Таким деловым особам, как Жанна, нужно всегда следить за своими ногтями. Конечно, мне интересно, но я проявляю тактичность и не задаю вопросы, касающиеся её интимной… личной жизни. Я лишь мастер маникюра, пусть сами говорят о чём хотят.
Подъезжаю к многоэтажной новостройке, из рюкзака доносится голос:
— Ну что там, долго ещё?!
Я расстёгиваю молнию, Ксюшка скорчила недовольную гримасу. Беру её в руку и чмокаю в маленькую кукольную голову.
— Всё, приехали, не буянь.
— Бесят меня обе эти тётки! Хочу больше времени с тобой проводить.
— Ксюш, ну что поделать, это работа. Ты сама хотела, чтобы я такую работу себе выбрал.
— Всё равно бесят!
— Эх, вот поэтому я не люблю тебя с собой брать, ты вечно буянишь и возмущаешься.
— А ну-ка. — Она поманила меня своей крохотной ручкой и отвесила едва ощутимую пощёчину.
— Ксюх, ну потерпи немного. Сделаю работу, и поедем домой, проваляемся весь оставшийся день.
— Вот это другой разговор. Давай иди быстрее, делай свою работу.
Ещё раз легонько целую куколку, затем кладу её в рюкзак и застёгиваю молнию. На соседнем сидении лежит сумка с набором для маникюра. До сих пор поверить не могу, что я действительно этим занимаюсь. Но ведь факт: ноготки будут востребованы всегда.
***
Жанна была сегодня не особо разговорчивой. Видимо, у неё что-то случилось. Проявляя тактичность, я не стал расспрашивать. Если бы захотела, рассказала бы сама. По моим подсчётам, и Люба, и Жанна должны вызвать меня в этом месяце ещё по одному разу. Значит, денег от маникюра хватит на то, чтобы покрыть аренду квартиры, а поживу, как и в прошлом месяце, на свои запасы.
Будучи в хорошем настроении, я выхожу из лифта, тут же звонит телефон, смотрю на имя вызова в телефоне — «Тупорылый Марк», и моё настроение сразу же портится. Что ему нужно? Я уже оплачивал аренду на прошлой неделе. Наверняка опять что-то случилось и поныть хочет. Лучше взять трубку, а то не отстанет. Зная его, могу сказать, что он будет названивать мне в течение всего дня, пока я наконец не отвечу. Что ж, выбора нет.
— Алло.
— Ромыч, привет, не занят?
— Ну так, немного.
— Слушай, я заеду сегодня к тебе, ты не против?
— Ну, вообще-то, у меня были небольшие планы на вечер.
— Ромыч, да я ненадолго. Реально только поболтать. Тут проблемы небольшие, посоветоваться хочу.
— Но…
— Хочешь, даже сам время выбери. Во сколько тебе удобно?
— Я хотел…
— В семь нормально будет? Я на час всего, не дольше.
— Ладно, заезжай.
— Отлично, давай тогда, до вечера.
— Давай.
— Погоди… Пива взять? Какое будешь?
— Не парься, я сам возьму.
— Хорошо, я тогда к пивасу что-нибудь куплю, бывай.
Зная, какое пиво он постоянно берёт, уж лучше на этот раз я сам куплю более-менее нормальное. В последнее время предпочитаю IPA — индийский пэйл эль, по крайней мере, чувствуется приятный вкус всяких цветочков и трав. После такого пива чуть ли не любое другое для меня как вода. О чём хочет поговорить этот нудный олух? Наверняка опять перед женой провинился, болван. Представляю, как будет рассержена Ксюха, я же пообещал ей провести оставшийся день вместе. Нерешительно расстёгиваю молнию на рюкзаке и рассказываю Ксюше, что планы немного поменялись.
— Ненавижу твоего Марка, ненавижу! Гнида, чтоб он сдох!
— Ксюх, он такой же мой, как и твой. Я разделяю твоё мнение, но он же арендодатель. Где мы ещё найдём квартиру по такой цене?
— Кто ищет — тот всегда находит. Я тебе давно уже говорю, поищи. Но ты ленивая жопа.
— Ты же знаешь, что у нас есть дела важнее поисков квартиры. Не сейчас. Сейчас не время, страна трещит по швам.
— Всё это лишь твои оправдания.
***
Всё как обычно, он говорил, что заедет всего на час, но было почти девять вечера, третий час наших посиделок на моей… на его кухне подходил к концу, а он всё не умолкал, ругая свою жену и оправдывая себя:
— Я не знаю, что ей нужно, ну реально как овца себя ведёт. Родила уже давно, времени-то вагон утекло, а секс всё равно пару раз в месяц. Да и разве это семейная жизнь? Ну конечно, конечно, я налево пошёл. А что мне, терпеть, что ли? Ромыч, ты так мне и не сказал — прав я или нет?
Я не знаю, что ему ответить, ведь сам не без греха в этом плане. Да и, с другой стороны, мне, как и всегда, плевать на его проблемы. Но нужно поддержать, иначе не отстанет.
— Да, думаю, ты прав. Семья на то и семья. Жена должна давать мужу, если он хочет. Это её супружеский долг.
— Вот, Ромчик, и я говорю. А она пургу метёт, то настроения у неё нет, то голова болит, то месячные, то ещё что придумает. Разлюбила она меня, Ромыч, разлюбила. Ладно, что это я всё о себе. Ты тут сидишь, молчишь, слушаешь, терпишь меня, спасибо тебе, Ромыч, реально спасибо.
Неожиданно, очень неожиданно. Марк благодарит меня? Такое возможно? Если честно, то я сбит с толку, не знаю, что ему ответить, старюсь подобрать слова:
— Да… не за что, у всех в жизни проблемы бывают.
— А вообще, бабы суки, да? Ты как думаешь?
Мужская солидарность или здравый смысл? Похоже, что алкоголь начал меня подталкивать больше к первому варианту, даже несмотря на то, что я разговаривал с Марком:
— Ты серьёзно хочешь услышать моё мнение?
— Ну конечно, Ромчик, друзья для того и нужны, чтобы делиться своим мнением, помогать, советы давать.
— Женщины… Мне кажется, что их можно описать тремя словами на букву «ж». Жалкие, жестокие, жадные. У меня были разные клиенты, учитывая специфику моей работы, я могу многое сказать о женщинах, лишь взглянув на их руки. Руки мудрых и тактичных женщин, с проступающими венками, ухоженные руки, которые знают себе цену. Руки молоденьких девчонок, которые собираются держать накрашенными пальчиками красивый бокал с коктейлем. Руки проституток, которые приводят себя в порядок перед вип-клиентом. Руки простушек, которые неделю откладывали на маникюр, чтобы удивить своего нового парня. Хоть руки у них у всех разные, но в конечном итоге мысли, чувства, эмоции одинаковые… Мне кажется, что я знаю о них всё. Я знаю о них столько всего, что хватило бы на целую книгу, может, и на две книги. Но, с другой стороны, в наше-то время основная читательская аудитория — это и есть женщины. Увидь всё то, что я о них напишу, они захлопнут книгу, не дочитав её и до середины… и не просто захлопнут, а потом ещё найдут самого автора и сожгут вместе со всем тиражом. Поэтому я не пишу книги, а просто делаю маникюр. Но я бы мог стать писателем, несчастные люди становятся писателями. Я знаю женщин лучше, чем они сами. Я устал от женщин… Если честно, я бы предпочёл женщинам секс с силиконовой куклой.
— С кем-кем?
— Ну куклы силиконовые, такие большие секс-куклы, в человеческий рост. Не слышал, что ли?
— Да так… краем уха.
— Вот заведи себе такую, а на жену забей.
— Ромыч, да ты гонишь.
— А почему нет? Она будет надёжным спутником: всегда готова тебя выслушать, заняться с тобой сексом, никогда не предаст, не изменит.
— Ну всё, друг, по ходу, ты реально напился.
— Да нормально всё. Ты спросил, я ответил.
Чёрт, а ведь и правда, это был первый раз, когда я высказал Марку, что думаю. Далеко не всё, но тем не менее. Может, он не такой уж и плохой, как я о нём думаю? Да чёрта с два, это всё из-за пива! Понимая, что мой язык развязался, я вовремя останавливаюсь и перестаю говорить всё, что думаю. Хорошо, что пиво уже закончилось, ещё минут пятнадцать мы проводим на кухне, затем мой «друг» начинает собираться, я наконец-то провожаю его и захлопываю дверь. Понимаю, что от таких посиделок устаю больше, чем после работы, даже больше, чем от нашего с Ксюшей дела, не от секса, от другого дела, более важного. Иду в комнату, сажусь на диван, хватаюсь обеими руками за голову. Маленькая куколка сидит в кресле напротив и снисходительно смотрит на меня:
— Устал?
— Устал.
— Замучил он тебя. Открывай шкаф, обниму, пожалею.
— Эх, Ксюшка-Ксюшка, что бы я без тебя делал?
— Что-что, пропал бы, сгинул бы просто.
— Это точно.
Открываю тумбочку, приподнимаю дощечку, достаю со второго дна ключ от шкафа-купе, открываю. Ксюша тут же нежно меня обнимает и чмокает в щёку, словно старшая сестра, которая собирает своего маленького брата в школу. Сажусь в кресло, Ксюша садится ко мне на коленки и снова обнимает. И всё, больше ничего. Сейчас нам не нужно никакого секса, достаточно просто объятий, даже без лишних слов, это идиллия. Иногда мы сидим так по часу, даже ничего не говорим. Нам и не нужно, так хорошо и спокойно, мы знаем друг друга всю жизнь…
Прошло примерно полчаса, за окном раздался голос из громкоговорителя и разрушил нашу маленькую идиллию:
— Уважаемые граждане, сегодня с полуночи, то есть с нуля часов, и до шести утра с целью сохранения порядка и безопасности вводится комендантский час. В это время находиться на улицах города строго запрещено. Предупреждаем заранее, покиньте улицы и оставайтесь дома. Нарушители будут привлечены к административной или уголовной ответственности.
Мы с Ксюшей подошли к окну, примерно в полусотне метров от нашего дома вдоль дороги медленно ехала патрульная машина с мигалками.
— Уважаемые граждане, сегодня с полуночи, то есть с нуля часов, и до шести утра с целью сохранения порядка и безопасности вводится комендантский час…
— Заело, попугаи. Сами хуже бандитов всяких. Безопасность и порядок их беспокоят. Псы режима! Ты согласен со мной? — Приобняв, она пристально смотрит мне в глаза.
— Конечно, всё так и есть. — Легонько целую её в губы.
Открыв окно пошире, я смотрю на небо, звёзд не видно, дует порывистый ветер. Похоже, дождь, который собирался с самого утра, всё-таки пойдёт. И даже не дождь, а ливень. Ливень надвигается на этот город, буря надвигается на всю страну, чёрные тучи уже давно нависли над ней и всё ждут удобного момента, чтобы пролиться очищающим дождём.
— А-а-а-у-у, — протяжно зевнула Ксюша. — Спать хочу. Уложишь меня?
— Я чаю хотел попить перед сном. Ты будешь?
— Нет, сегодня не хочу.
— Ну, как скажешь.
Я закрываю окно и укладываю Ксюшу в кровать, накрываю одеялом, целую в щёку.
— Спокойной ночи, Ксюш.
— Спокойной ночи, Ромочка.
Она медленно закрывает глаза и погружается в сон. Направляюсь на кухню, нужно немного прибраться после наших посиделок с Марком. Заварю пока чай, крепкий, с лимоном — то, что нужно перед сном. Конечно, кого-то чай, наоборот, бодрит, но меня он успокаивает и помогает скорее уснуть. Внезапно раздаётся мелодия звонка. Кому я понадобился в такое-то время? Достаю из кармана смартфон, смотрю на экран. «Ленка». Твою ж мать, я совсем про неё забыл! Уже два дня не звонил, не писал, сейчас будет причитать. Нужно ответить.
— Алло.
— Привет, не спишь?
— Нет, вот только-только собирался.
— У тебя там всё нормально?
— Да, всё путём, а что?
— Не звонишь мне, не пишешь, в соцсети не появляешься. Хоть бы мессенджер проверил, я тебе там голосовых накидала.
— Да у меня уведомления отключены, я же вроде говорил тебе… Разве нет?
— Ну ты совсем мудак после этого.
— Лен, так мы виделись недавно, а соцсети, ну, сама знаешь. Не хочу там свою личную жизнь светить, всё провластное.
— Мог бы хоть сам позвонить.
— Ленка, честно, вот завтра утром думал тебе набрать.
— Думал он… Пойдём завтра в «Стиль» посидим.
Я понимаю, что если откажу ей, то она расстроится. Она всё-таки хорошая, не хочу её обижать, хоть и нехотя, но выдавливаю из себя позитив и соглашаюсь:
— Да, давай посидим, но лучше пораньше. Часов в пять тебе нормально будет?
— Так-так, погоди, я завтра в четыре заканчиваю только, могу не успеть. Давай в шесть. К шести точно успеваю.
— Хорошо, в шесть так в шесть. Что там у тебя завтра, корпоративы ещё кто-то умудряется отмечать?
— Нет, завтра день рождения, мальчику десять лет. Неделю назад родители заявку оформили, заказ оплачен, нужно отработать.
— Эх… Счастливый мальчик, раз в такое время может что-то праздновать. И родители у него, судя по всему, хорошие, раз могут себе это позволить.
— Ой, Ромчик, ну не нуди. Ты же знаешь, я сейчас за любой заказ хватаюсь, клиентов совсем мало.
— Да знаю я, знаю.
— Посидим, побухаем, а потом ко мне давай.
— Ленусь, у меня на следующий день клиент записан. Хотелось бы быть наутро более-менее. Я на ночь не смогу остаться.
— Ты запарил уже. Когда ты у меня последний раз ночевал, ты хоть помнишь?!
— Ну-у-у, пару месяцев назад вроде.
— Вот именно, хрен знает когда! К себе хоть бы раз позвал!
— Я же говорил тебе, что у меня бардак, тут прибираться долго.
— Да насрать мне на бардак, я просто хочу к тебе в гости, и всё!
— Ну не сердись, просто время тяжёлое.
— У всех время тяжёлое, у всей страны время тяжёлое. Живём же как-то.
— Как-то так… Так и живём.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.