Бесплатный фрагмент - Жизнь на пути всех зол

Нет, меня не интересуют румыны. Мне наскучило слушать только о трагедиях и несчастьях.

М. Элиаде «Ночь на Ивана Купала»

Румынская геополитика

Есть лишь немного счастливых народов, которые могли творить свою историю исходя преимущественно из собственных потребностей и идеалов, не замечая или преодолевая без излишних усилий неблагоприятные внешние обстоятельства. Подавляющее большинство наций живет на бойких перекрестках, и им приходится общаться с соседями слишком тесно. До сих пор такое общение почти всегда оборачивалось борьбой, которая очень часто становилась основным смыслом существования народов.

В зависимости от наносимых извне ударов и способности обороняющихся отражать их, у народов есть три возможных пути — гибель, сопротивление или приспособление. Путь, по которому история заставляла следовать ту или иную нацию определял очень многое в ее характере, а значит и в той судьбе, которую она создавала себе сама, когда получала такую возможность.

Места, где расположены нынешние Румыния и Молдавия, находятся на одном из самых ужасных геополитических перекрестков мира. Здесь, у южного входа из Евразии на Европейский полуостров пересекаются два древних пути: один связывает дикие и негостеприимные глубины материка с Западной Европой, другой ведет из лесов Севера к теплым берегам Средиземного моря. На их пути лежит страна, образованная тремя областями, примыкающими к юго-восточной дуге Карпат с юга, востока и северо-запада.

Множество сходящихся из разных концов громадного континента удобных путей сообщения (ровная степь, крупные реки, море) и небольшие размеры делают страну уязвимой для нападения. Конечно, логично предположить, что удобные коммуникации могут играть благоприятную роль, способствуя развитию экономических и культурных связей. Да, эти дороги имели и такое значение, иногда принося в Румынию из других стран богатство и культуру. Однако дело в том, что в суровой и полудикой внутренней части Евразии, в которую входит (пусть даже и находясь на окраине) Румыния, историю, как правило, творили свирепые завоеватели, грабители, фанатики, деспоты и бюрократы, а отнюдь не промышленники, торговцы, ученые и люди искусства.

Небольшая и подверженная нападениям со всех направлений страна не располагает стратегической глубиной для того, чтобы в течение долгого времени отступать, продолжая при этом борьбу. Зато есть, где спрятаться и пересидеть трудные времена, — в горах множество укромных долин с относительно благоприятным климатом, равнины раньше были покрыты непроходимыми лесами. Такие глухие и уединенные природные убежища, разумеется, не предоставляли их обитателям достаточных ресурсов для создания развитой экономики, сильного государства, высокой культуры, но могли обеспечить базовые человеческие потребности. Население гор и лесов имело возможность вести тихое, примитивное существование, наблюдая из своих укромных уголков за народами и государствами, сражающимися за господство над их страной.

Римское завоевание

Однако первый из населявших эту местность народов, о котором имеются внятные исторические свидетельства, вел себя по-другому. Описания племен даков и гетов, оставленные греческими и римскими историками, рисуют нам мрачно-романтический образ людей свободолюбивых, мужественных, воинственных, жестоких и неудержимых в своих страстях. Готовых при любых обстоятельствах сражаться до последнего и умереть свободными. А еще очень пессимистических — считающих похороны одним из лучших праздников, когда за человека можно порадоваться, что он, наконец, покинул этот отвратительный мир. Последнее обстоятельство, возможно, является одним из немногих связующих звеньев между этим древним народом и современными румынами, которые по результатам проведенного осенью 2003г. опроса оказались самыми несчастными людьми в мире.

Наличие набора качеств, которых явно не хватало множеству последующих поколений румын (мужество и свободолюбие, но не пессимизм), превратило реальную, хотя известную далеко не во всех подробностях, историю этого народа в предмет культа, сказку, с помощью которой отдаленные потомки даков стараются заглушить мучающие их комплексы.

Хорошо представляя себе драматичный закат дакийской истории, мы имеем лишь отрывочные сведения о ее более ранних этапах. Во всяком случае, национальный характер даков свидетельствует о том, что воевать приходилось много и тяжело — к тому же известно и об имевших место в первом тысячелетии до нашей эры нашествиях на эти земли скифов и кельтов. Однако масштабы и продолжительность войн тех времен были таковы, что ресурсов страны, скорее всего, хватало для успешного противостояния врагам в открытом бою.

Сейчас, впрочем, появилось предположение, что даки не сыграли в формировании румынского народа той роли, которую им отводит классическая версия истории этих земель, так как являлись лишь узкой прослойкой завоевателей, за несколько веков до римлян, покоривших местные племена. А вот принадлежность этих племен является самым интересным элементом данной теории.

Прародина арийских народов находится где-то на северо-востоке Европы, а румыны — самая близко живущая к этой прародине романская нация. Таким образом, именно на территории нынешних румынских земель романские народы впервые выделились из общей арийской семьи, а уже оттуда пришли в Италию, и далее при посредстве Римской и Испанской империй распространились на другие страны и континенты. Исторических свидетельств в пользу такой версии древнейшей истории румын крайне мало, но все же в ней что-то есть. Она не только тешит румынскую национальную гордость, утверждая, что не румыны произошли от римлян, а римляне от румын, но и отвечает на целый ряд вопросов, с которыми нам еще предстоит иметь дело — почему сохранилось так мало следов дакийской культуры? почему из всех отдаленных римских провинций именно эта осталась романской страной? откуда взялось романское население в Молдавии, которой Рим никогда не управлял? — более убедительно, чем это делает классическая версия. Тем не менее, к изложению последней мы сейчас и вернемся.

Геополитическое положение страны может меняться, и весьма быстро. На горизонте даков, ранее ведших войны против возможно свирепых и многочисленных, но плохо организованных и недолговечных ополчений других племен, впервые появилось громадное, цивилизованное и богатое государство. На рубеже 1 и 2 веков н. э. Дакия была атакована Римской империей. Страна отчаянно сопротивлялась, но ресурсы империи были неизмеримо больше. Силы даков, в конце концов, были сломлены, а мужество не помогло против превосходства в численности, организации, технологии.

Весной 106г. царь и высшая аристократия Дакии окончательно убедились в невозможности дальнейшей борьбы с объединенными силами народов, населявших пространство между Ирландией и Аравией, и по обычаю своего племени покинули этот нелюбимый мир, покончив жизнь самоубийством. При всем упорстве и кровопролитности той войны нельзя себе представить, чтобы римляне смогли (да и захотели) уничтожить большую часть коренного населения страны. Тем не менее, у некоторых историков возникали подобные предположения — настолько поразителен факт почти полного исчезновения дакского языка. По-видимому, потери среди аристократии и жрецов Дакии, основных носителей ее культуры, категорически не пожелавших мириться с завоеванием, были и в самом деле огромны. Стране был преподан жестокий урок — ее геополитическое положение из среднего стало очень плохим. На дорогах, сходившихся сюда из разных концов Евразии, появился первый враг, одолеть которого было невозможно. Он оказался далеко не последним.

106 год стал впоследствии магической датой в румынской истории. От него начинаются самый культовый (или один из двух культовых, наряду с модернизацией второй половины 19 — первой половины 20 веков) ее период и самая великая загадка.

Дальний рубеж цивилизации

Дакия была последним крупным приобретением Рима. Римляне понимали уязвимость положения новой провинции, находившейся вне естественных рубежей обороны империи по Дунаю и Рейну, открытой ударам народов, которые могли внезапно появиться из неведомых глубин континента. Им нужно было создавать надежную систему обороны страны, и ресурсов для этого у римлян хватало. Начались годы быстрого приобщения к передовой цивилизации.

«Император Траян, завоевав Дакию, собрал сюда со всех концов Римской империи множество людей, чтобы возделать землю и заселить города» — свидетельствует римский историк Евтропий. Помимо воли императора, многих могла привлечь и перспектива принять участие в разработке месторождений золота, освоенных еще даками. Управление и финансирование со стороны могущественного и богатого государства, усилия переселенцев, прибывших из соседних балканских провинций, из Малой Азии, Греции и с Ближнего Востока, обеспечили прорыв в развитии Дакии. В стране, которая в предыдущие 200 лет делала первые грубые и неумелые шаги по пути к цивилизации, за 20 — 30 лет были созданы, по меньшей мере, 11 городов, система дорог и пограничных укреплений, на нее распространились совершенные, но сложные административная, военная и финансовая системы империи, появились римское право и городское самоуправление, античные религии, образование, философские учения, образ жизни, сформировавшийся в течение почти тысячелетнего интенсивного развития.

Установившийся в Римском государстве за сто с лишним лет до завоевания Дакии режим императорской власти означал для подвластного населения стабильность и безопасность, но и возрастающие ограничения свободы. Он расслаблял население империи, отучал его от навыков и привычек самоорганизации и самообороны. Конечно, традиции древней свободы, восходившие к Римской республике и греческим городам, к еще недавно независимым племенам Европы, тормозили эти процессы, но они были необратимы, и в течение нескольких веков существования империи наследие славного прошлого почти погибло под прессом деспотии. Сам характер форсированной романизации Дакии мог сыграть с ней злую шутку, усилив роль государства и зависимость от него простых людей. Привычка к покорности надо полагать воспринималась и местным населением, подавленным страшным поражением своей страны и лишенным прежних вождей.

Институты и идеи общества, основанного на свободе, частной собственности и власти закона, ценившиеся в Риме, несмотря на все победы деспотизма, и позже составившие основу западной цивилизации, несомненно, тоже были привезены в Дакию в обозе победоносной армии императора. Теоретически у этих «протозападных» институтов был шанс войти в жизнь населения страны, стать устойчивой частью его традиций. Но для этого требовалось много времени, гораздо больше, чем для присылки войск и переселенцев, постройки городов и дорог. Такого времени в распоряжении предков румын не было.

Дакия была не только последним приобретением римлян, но и первой их потерей. Из примерно 800 лет существования Рима как великой державы (исходя из того, что завершением этого периода был отнюдь не захват Одоакром власти в Италии, а разрушение основной, восточной части империи арабами, аварами и славянами в начале 7 века) Дакия была частью римских владений только 160 лет.

Завоевание земель за Дунаем обозначило вхождение Римской империи в зенит могущества. Беда, с которой начался ее упадок, пришла примерно с того же направления. Самый знаменитый народ времен великого переселения, готы, пройдя из Скандинавии через славянские земли нынешних Польши и Украины, в начале 3 века достиг Северного Причерноморья, впервые показавшись на горизонте цивилизованного мира.

В середине того же столетия они первыми из варваров успешно взломали римскую границу — в 250 г. готский король Книва взял город Филиппополь во Фракии и разбил армию императора Деция. Римско-готские войны затрагивали исторические румынские земли на Нижнем Дунае, но римская Дакия в связи с ними не упоминается. Готы стремились к более важным и богатым центрам античного мира, а отдаленная провинция за Карпатами их, похоже, первоначально не привлекала.

Какое-то время наступление пришельцев из Северной Европы было феерически успешным. Создав собственный флот они в 258 г. дошли до Босфора, в 262 г. совершили большой поход по Эгейскому морю, в 267 г. захватили и разграбили Афины и многие другие знаменитые города Греции. Римская империя в 260 г. на какое-то время распалась, но к 268 г. сумела частично восстановиться, после чего император Клавдий разбил готов при Наисе в Иллирии.

В 271 г. новый император Аврелиан прибыл со своей армией на Нижний Дунай. И там, надо полагать, убедился, что готы по-прежнему являются сильным противником. При этом римским владениям на Ближнем Востоке угрожала царица Пальмиры Зенобия. А возможности империи были самым серьезным образом подорваны войнами и эпидемией чумы, так что для борьбы на два фронта ресурсов не хватало.

И Аврелиан делает выбор — Ближний Восток важнее. Доподлинно оно не известно, но судя по дальнейшим событиям, с готами заключается соглашение — они отказываются от походов в римские земли, но взамен получают Дакию. Римляне отдали задунайские владения по той же самой причине, по которой много вкладывали в освоение этих земель в начале 2 века — из-за их уязвимости. Только тогда империя была сильна и богата, а к исходу 3 века оказалась истощена, так что ответ на прежний вопрос был другой — сокращать протяженность границ, возвращаясь к более удобным для обороны рубежам.

В 272 г. Аврелиан взял Пальмиру и некоторое время спустя доставил Зенобию в Рим в золотых цепях. Но вернуться в Дакию римлянам было уже не суждено.

Возвращение в доисторическую эпоху

Уход римлян из Дакии является таинственным событием. Известно когда, кем, по какой причине было принято решение, понятно и то, что приказания были выполнены. Мраком полнейшей тайны покрыты конкретные обстоятельства ухода имперской армии и администрации, а особенно судьба населения провинции. Мрак, лишь кое-где пробиваемый лучами косвенных и отрывочных сведений, опускается и на дальнейшую историю румынских земель.

С распадом Римской империи связано много похожих явлений, названных темными веками. Скудны сведения об истории большинства западноевропейских стран 6 и 7 веков. Наиболее убедительным примером такого рода является Британия, над историей которой на какое-то время опускается не сумрак, а полная тьма. После того как в начале 5 века римляне утрачивают контроль над островом, сведения о его истории обрываются на 200 лет, и лишь на рубеже 6 и 7 веков, когда с появлением христианских священников письменная традиция возобновляется, на историю страны проливается некоторый, пусть и слабый свет.

Румыния после ухода римлян погружается в такой же первобытный мрак, как Британия, но он начинает медленно рассеиваться только после 11 века, да и то не благодаря румынам, а усилиями другого завладевшего этой землей народа. Возвращение же румын как самостоятельной нации в лоно цивилизации происходит в 14 столетии. После примерно 200 лет попыток даков создать у себя основы цивилизованного общества и 160 лет экспорта римской цивилизации страна возвращается в первобытное состояние на 700, а часть ее на 1000 с лишним лет!

Погружение во тьму происходит мгновенно. В важнейших центрах империи многочисленные писатели продолжают освещать перипетии внутренней жизни государства и войн с внешними противниками на восточной, рейнской, дунайской границах. Но никаких голосов не доносится из-за Дуная.

Римский историк, Флавий Вописк пишет, что император Аврелиан эвакуировал из провинции армию и население. И надо сказать, что аргументов, которые бы полностью опровергали такое утверждение, нет. Ведь в течение почти семисот лет сведения о населении этих территорий, оставшемся с римских времен, в исторических источниках почти не всплывают.

Но здесь-то и наступает самое время вспомнить о великой загадке румынской истории. Она заключается в том, что через 1000 лет, причем лет, наполненных бесчисленными нашествиями и разрушениями, бесконечными смутами и войнами завоевателей и переселенцев между собой, в свете вернувшейся на эту землю цивилизации обнаружился народ, говорящий на романском языке. Земли, входящие в бывшую Югославию или нынешнюю Болгарию, были частью Римской империи в два с половиной раза дольше, чем румынская территория, там располагались более значительные центры империи. В конце концов, после гибели империи эти страны либо по-прежнему входили в состав цивилизованного мира, либо сохранили более тесные, чем бывшая Дакия, связи с ним. Тем не менее, сейчас там живут славянские народы, а в Румынии — отдаленные потомки римских переселенцев. Как же они умудрились сохраниться?!

Это действительно великая загадка бесконечных темных веков румынской истории. Она породила множество легенд в современной Румынии. В конечном счете, мифы о культовом периоде римского владычества и чудесном сохранении его наследия легли в основу национальной идеи Румынии нового времени. Идеи о народе, хранившем достижения передовой цивилизации во тьме варварского мира и в силу этого обстоятельства, могущего претендовать на большую близость к наиболее развитым нациям Запада, нежели его соседи по Балканам и Восточной Европе.

Вот и представитель народа, сменившего римлян в качестве правителей нынешней Румынии, гот Иордан пишет только о выводе римской армии. А римляне, которые описывали свою историю весьма детально, могли бы рассказать и поподробнее о таком грандиозном событии, как прибытие в империю сотен тысяч беженцев. Кроме того, нет и никаких сведений о народе, тысячу лет бродившем по неким перекресткам Европы с тем, чтобы потом вернуться на прежнее место. Столь примечательное событие наверняка оставило бы следы в исторических хрониках. А вот народ, живущий на одном месте, мог таких следов и не оставить. При том, конечно, условии, что он вел себя очень тихо.

И все же, предположение, согласно которому население покинуло оставленную провинцию, имеет под собой основания. Мирный и упорядоченный уход римлян мог иметь последствия сходные с теми, что возникли в результате жестокого разгрома даков. Вновь произошел резкий спад в развитии народа, связанный с тем, что страна лишилась своей элиты. Скорее всего, и администрация, и большинство состоятельных и образованных людей, и предприниматели, и наиболее квалифицированные мастера имели возможность покинуть провинцию и найти себе приют в других частях империи.

Остались простолюдины, причем это были не люди из свободного варварского племени, не граждане города-республики, умеющие постоять за себя. Они умели работать и платить налоги, но не умели сражаться, и у них плохо получалось принимать решения самостоятельно. Условия для адаптации бывшего римского населения к новой реальности были неблагоприятными. Будучи менее приспособленными к борьбе, чем древние даки, жители бывшей римской провинции оказалось в более суровом окружении. Варварский мир северо-востока Европы подошел к порогу цивилизации. Племена размножились, так что им стало тесно в прежних границах, и научились делать хорошее оружие. В их рядах появилась элита, которая еще не имела таких твердых опор своей власти, какие дают государство и собственность, а потому жаждала войны дабы доказать свою полезность. Наконец, варвары достаточно подробно узнали, как хорошо живут богатые народы на берегах теплых морей, и ими овладели зависть и жажда грабежа.

В 271 году готы заняли знакомые им со времен походов на Фракию и Грецию равнины северо-востока и юга, завладели и большей частью земель внутри Карпатской дуги, но с севера в эту область проник другой германский народ — гепиды. В западной части румынских земель некоторое время жили еще одни будущие покорители Рима — вандалы.

На развалинах римских городов в Дакии нет следов военных действий. Судя по всему, лишенное защиты государства население провинции самостоятельно сопротивляться не пыталось. Но, тем не менее, существование этих городов прерывается — напуганные приходом готов жители покинули их. Возможно, они писали римским командующим и губернаторам за Дунай письма с мольбами о помощи. В румынской истории таких документов не сохранилось, но есть письмо 5 века из Британии, приводимое единственным писателем британских темных веков Гильдасом Мудрым. В нем рассказывается, как местное население покинуло свои города и земли перед лицом вторжения саксов, скрывается в лесах, горах и пещерах, голодает и вынуждено питаться травой и корой деревьев, готово убивать и грабить соотечественников лишь бы выжить самим.

Навыки выживания

Настало время укромных горных долин и густых лесов. Они были самым близким и естественным укрытием для людей, бежавших от нашествий с обжитых мест нынешних Трансильвании и Валахии. Они стали прибежищем румынского народа на многие века. Климат в долинах и предгорьях был пригоден для выживания — в распоряжении их обитателей имелись прекрасные пастбища, запасы чистой воды, обширные леса. Но пригодные для возделывания земли были дефицитом, их надо было расчищать от вековых деревьев, более холодный, чем на равнинах, климат налагал дополнительные ограничения на развитие земледелия. Так что упадок материальной культуры, который пришлось пережить бывшим римлянам, был очень глубок.

Народ, часть которого еще недавно жила в благоустроенных городах, за время жизни, возможно, всего лишь одного поколения превратился в ютящихся в хижинах среди гор и лесов пастухов. Произошло не только исчезновение городской жизни, но и глубокий упадок земледелия. Об этом опять же нет свидетельств письменной истории, но здесь на помощь приходит сам язык румын. Если слова, относящиеся к скотоводству, имеют в нем латинские корни, то употребление латинских земледельческих терминов сильно сократилось, так что потом многие из них были заменены словами из языка славян — народа, с которым румыны познакомились уже гораздо позже.

То же самое можно сказать и про слова, описывающие общественные отношения. Латинское или дакийское происхождение имеют только элементарные, базовые понятия — mosie (наследие, родина), tara (страна). Почти все слова, обозначающие различные ступени государственной и военной иерархии в средневековых румынских государствах были славянскими, греческими, тюркскими. Так что потомки римлян вернулись к жизни в условиях соседских общин или, самое большее, в рамках объединений нескольких деревень, расположенных в одной долине. Через несколько поколений население Дакии забыло про цивилизованную жизнь (чему помог и исход элиты во время эвакуации римских войск и администрации) — в конце концов, и в римские времена подавляющее большинство населения провинции вело простую и примитивную жизнь в деревнях. Просто исчезла иерархия, которая была построена сверху на этом фундаменте.

Не исключено, что многие простолюдины испытывали облегчение от исчезновения цивилизованной надстройки, но и трудности адаптации к более примитивным общественным структурам были немалыми, что тоже нашло отражение в лингвистическом наследии. Латинское происхождение имеют несколько слов относящихся к системе правления — judet (небольшой территориальный округ), jude (правитель этого округа). Они происходят от латинского слова, обозначающего судью. То, что предки румын в течение долгого времени не создавали более обширные и сложные политические структуры, вполне объяснимо, но применение юридической лексики для обозначения общинных старейшин весьма любопытно. У любого первобытного народа глава общины выполнял судебные функции, но первоисточник его легитимности был все же другой. В первую очередь он был отцом большого семейства, а уже этим оправдывалось предоставление ему остальных полномочий. Древние румыны уже прошли искус цивилизованного общества, и их вожди становились таковыми просто в силу потребности общества в управлении его делами, без каких-либо более возвышенных обоснований.

Среди разноплеменных колонистов и покоренного местного населения не могло быть того внутреннего единства, которое имеет основанное на сети родственных связей первобытное племя. Вряд ли легко далось возвращение к совместному владению общинными угодьями, после господствовавшей в Риме системы частной собственности на землю. Из той пестрой смеси древних верований разных народов и нескольких новых религий, претендующих на звание универсальных, какой была религиозная жизнь Римской империи времен эвакуации Дакии, не могла сразу возникнуть и сплачивающая народ вера в общих богов.

Надо полагать, пастухи коротали время не только за молитвами неведомым богам, но и за сочинением песен. Их отголоски дошли до нас в самой знаменитой румынской балладе «Миорица». Ее зачин хорошо подходит для героического эпоса — бродящий по Карпатам пастух узнает, что его хотят убить. Только вот дальше никаких побед над злодеями не следует. Нет даже попытки сразиться с ними. Герой румынского эпоса оплакивает свою судьбу и рассказывает, как его лучше похоронить.

А еще есть старорумынское слово oastea — войско. Оно происходит от латинского hostis — неприятель. То есть армия для многих поколений румын ассоциировалась только с приходившими на их землю завоевателями. Создать собственное войско они, судя по всему, не пытались.

Большая часть пути назад в первобытное общество была успешно пройдена при помощи приходивших в бывшую римскую Дакию многочисленных варварских племен. К моменту образования на румынской территории новых государств там существовал развитый и жизнеспособный мир крестьянских общин, распоряжавшихся общей собственностью, управлявшихся старейшинами-судьями и умевших собирать собственные ополчения. Только этот мир получился менее энергичным, воинственным и самоуверенным, каким-то менее убедительным, чем древняя Греция, древняя Германия, древняя Русь и другие варварские народы, начинавшие цивилизованную историю «с чистого листа». Как баллада «Миорица» по сравнению с «Илиадой» или «Песней о Нибелунгах».

Кроме того, эти жители деревень пользовались очень странным словом для обозначения земли. Это слово pamint, и происходит оно от латинского pavimentum — мостовая. Народ, который в течение, по меньшей мере, 800 лет не знал никаких городов, а в течение еще нескольких веков видел лишь очень небольшие и примитивные крепости и рынки, где никаких мостовых не было и в помине, обозначал важнейшее для себя понятие таким чисто городским термином. Как же велика должна была быть тоска вынужденных покинуть свои города бывших римлян по прежней жизни, если они смогли навсегда внушить населению чисто сельской страны, что поверхность, по которой оно ходит, следует называть мостовой.

Падение в глубины нищеты и примитивности, несомненно, стало трагедией для людей, еще помнивших о том, что раньше их уровень жизни был существенно выше. Но бедность стала и их главным щитом против завоевателей. Абсолютным убежищем от готов и гепидов горы и леса, разумеется, быть не могли. Но когда они приходили туда и видели людей, с которых почти нечего взять, они вряд ли вели себя жестоко.

Опыт Дакии был предупреждением Римской империи об ожидавшей ее судьбе. Готы стали первым народом, получившим власть над бывшей римской территорией. Их гордости, несомненно, льстило, что новые подданные выражали свою покорность господам на латыни — языке великой и древней империи. Очень может быть, воспоминания о том, что римляне тоже могут быть рабами, помогли готской армии в 410 г. бесстрашно атаковать столицу сверхдержавы того времени. Но за 30 лет до этого события они вынуждены были покинуть Дакию.

Правление готов продолжалось около 100 лет. За это время сменилось 2 — 3 поколения потомков римлян. Они привыкли к своему новому положению живущих в горах пастухов, скорее всего вновь возросло земледельческое население ставших безопасными равнин, народ стал богатеть. Готы сделались не страшными, а привычными, особенно после того, как обнаружилось, что взимаемая ими дань менее обременительна, чем налоги империи.

Последнее обстоятельство могло послужить причиной дополнительного притока романского населения в Дакию уже после ее оставления римскими войсками и администрацией. Вскоре после эвакуации Дакии порядок внутри империи был восстановлен и укреплен императорами Диоклетианом и Константином. Но оборотной стороной этих перемен стало усиление деспотического характера государства, расширение бюрократии, рост налогов и коррупции. Это, несомненно, вызывало у многих подданных желание покинуть ставшую слишком жадной родину. Варварский мир был чуждым и опасным, а вот латинский очаг за пределами империи мог дать приют мигрантам. Разумеется, им вряд ли следовало рассчитывать на процветание, но все же карпатские долины и леса могли дать минимум благополучия и безопасности для самых нищих и отчаявшихся подданных империи, для гонимых за веру христианских сектантов или язычников. Подходящие для таких миграций условия существовали при готах и позже, при гепидах, удостоившихся названия мирного народа.

Подобные обстоятельства способствовали тому, что римляне и готы все более привыкали жить вместе и с течением времени могли бы составить единую нацию. Но этому процессу не было суждено получить сколько-нибудь значительное развитие. Самая ужасная для всей Европы, а для Румынии в первую очередь, восточная дорога народов, ведшая в бескрайние, неведомые и суровые глубины Евразии, тем не менее, много веков до того не беспокоила ни даков, ни римлян. Но в конце 4 века восточные степи наполнились грозными завоевателями. Первый удар гуннов, само имя которых стало в Европе всеобщим обозначением беспощадных захватчиков и грабителей, пришелся именно по Дакии. Это произошло в конце 370-х годов. Сопротивление германцев было сломлено — вестготы ушли в странствование по просторам Римской империи, остготы и гепиды подчинились гуннам.

Путь потомков римского населения был известен. Надо было уходить еще дальше от развалин римских городов, от плодородных земель на равнинах, в еще более укромные, суровые и негостеприимные горные убежища. Если в слоях 4 века археологи находят на территории Дакии достаточно много римских монет, то в последующие времена количество денег значительно убывает — вслед за государством и городами потомки даков и римлян прощаются и с остатками рыночной экономики. Многие из тех, кто при готах и гепидах сумел стать зажиточными земледельцами на равнинах, погибли или стали рабами, другие остались нищими пастухами в горах.

И весь народ, наблюдая из своих потаенных убежищ, как гунны сломили могущество готов, растерзали их страну, крушат их историческую родину — Римскую империю — вновь усваивал урок беспощадной истории: наше положение безнадежно. Завоевателям несть числа, их сила безмерна, сопротивляться немыслимо, чтобы выжить нужно, во-первых, далеко спрятаться, во-вторых, быть бедным, чтобы ничем не возбудить чужой жадности и зависти, в-третьих, если не будет иного выхода, низко кланяться и услужливо работать на новых господ, ожидая, когда очередные воинственные пришельцы сломят их могущество.

И последнее случилось относительно скоро. Вождь гуннов Аттила умер в 453г., и его империя пала под ударами восставших германских племен. Для западных римских провинций эти перемены означали избавление от опустошительных походов гуннской армии, а для Дакии начало новой войны. В течение нескольких лет на ее территории дрались с германцами и римлянами отступающие обратно в евразийские степи гунны, вряд ли обошлось и без усобиц между делившими территорию побежденного врага германскими племенами. В результате хозяевами карпатских и дунайских земель стали пришедшие сюда примерно в одно время с готами гепиды. Надо полагать, что карпатские убежища помогли им, так же как и коренному населению страны, пережить гуннское лихолетье с возможно меньшими потерями. Скорее всего, с этим народом, прожившим в Дакии почти 250 лет и пережившим вместе с коренным населением одни и те же бедствия, предки румын прошли значительный отрезок по пути ассимиляции. Но время не только пребывания гепидов на румынской земле, но и самого существования этого племени, подошло к концу через 100 с небольшим лет после распада гуннской империи.

Славяне, римские беженцы и христианство

В 530-х годах северная дорога народов наполнилась новыми пришельцами. Отправившись в путь с берегов Эльбы, на сцену европейской истории вышло последнее, и возможно самое свирепое из мигрирующих германских племен той эпохи — лангобарды. Точно также как у готов, вандалов и гуннов первой остановкой на пути к европейской славе (хотя и не столь громкой), разумеется, стала Дакия. На ее территории велась долгая и ожесточенная война между гепидами и лангобардами, но в течение нескольких десятилетий ни один из народов не мог получить в ней решающего преимущества.

Пока лангобарды воевали с гепидами на западе страны, на востоке начали появляться представители еще одного северного народа — славяне, а затем в придунайские степи нагрянуло сильное тюркское кочевое племя с востока — авары. В 560-х годах лангобарды заключили с ними союз против гепидов и совместными силами они не только разгромили их государство, но истребили и поработили народ так, что его имя с этого момента полностью исчезает из истории. Сила новой волны завоевателей и мигрантов оказалась огромной. Лангобарды — народ, впоследствии отобравший у римлян большую часть Италии — предпочли не связываться с ними, а ушли искать новую родину. Потомки даков и римлян, надо полагать, признали господство тюркских и славянских завоевателей, поспешив как всегда бросить лишнее имущество и уйти подальше в леса и горы.

Эти события открыли период важнейших перемен в судьбе нынешних румынских земель. Их значение, по крайней мере, не меньше чем важность римского завоевания и последующего ухода римлян. Другое дело, что по сравнению с подробным описанием завоевания и отрывочными сведениями об эвакуации, здесь царит мрак неизвестности. Наступившие потрясения стали серединой и кульминацией румынских темных веков. Лишь ничтожное количество коротких и смутных намеков в летописях, написанных в других местах и в другие времена, дает немного сведений. Основной источник, по которому можно судить о характере тех событий — их последствия. А он как раз достаточно богат. Если 250-летнее пребывание германских племен на карпато-дунайских землях не оставило почти никаких следов в языке и культуре румын, то последствия завоеваний и миграций 6 и 7 веков отчетливо прослеживаются на протяжении еще многих столетий, в том числе и в историческую эпоху. Этот период стал вторым после римского времени, когда были заложены основополагающие черты нынешнего румынского народа.

Главными героями новых смутных времен были славяне. Стоило после многих веков нашествий истощиться запасу желавших переселиться к теплым морям германских племен, как освободившуюся от них северную дорогу заполнили новые варварские претенденты на приобщение к цивилизации. Славяне мигрировали постепенно, несколькими большими волнами. Если первые переселенцы прибыли в середине 6 века, судя по всему, в составе отдельных небольших племен, то затем произошло нашествие большой орды, в составе которой славяне шли в качестве подданных или, по крайней мере, младших партнеров в деле захвата новых земель. Появлению аваров в Дакии предшествовало завоевание ими славянских племен, после чего значительная часть славян последовала за кочевниками на юго-запад.

Русские, болгары, украинцы или сербы, изучающие румынскую историю, уходя от современной эпохи вглубь веков, могут испытывать ощущение, что они возвращаются в свои собственные страны. Чем в более раннее румынское средневековье мы заглядываем, тем больше славянского языка, культуры, обычаев, имен и названий мы там встречаем. Нашим взорам предстает длительный и сложный процесс деассимиляции романского народа от славянского влияния — его поздние стадии хорошо различимы в свете вернувшейся на румынскую землю письменной истории, но его начало теряется где-то в глубине темных веков. Сама длительность и постепенность романского возрождения дает представление об огромной силе славянского влияния, кульминация которого, судя по всему, приходится на 7 — 9 века.

Можно почти наверняка утверждать, что славянская миграция в Карпато-дунайские земли была масштабнее всех предыдущих и последующих. Славян, прошедших в 6 и 7 веках через румынские земли, оказалось достаточно, чтобы составить население, по меньшей мере, трех стран — Болгарии, Сербии и Черногории, занять значительные области Греции. В течение 6 века славянское население Дакии стремительно и постоянно росло, к 600 году оно, несомненно, было очень значительным, не исключено, что более многочисленным, чем романское. Никогда со времен римской эвакуации пришельцы не заселяли Дакию так плотно, не занимали столько земель, не проникали так далеко в укромные долины и леса. Никогда раньше романское население не общалось с новоприбывшим народом столь тесно и постоянно, перенимая его язык и обычаи, заключая смешанные браки. Ассимиляция шла полным ходом и, скорее всего, бывшая Дакия стала бы славянской страной, если бы не новые потрясения, последовавшие начиная с первых лет 7 века.

Точно так же, как готы и гунны, авары и славяне не рассматривали Карпато-дунайские земли в качестве конечного пункта своего пути. Их влекли плодородные земли и богатые города у теплых морей. Избрав равнину лежащую на север от Дуная своим плацдармом, это объединение двух народов обрушилось на балканские владения Римской империи. В течение нескольких десятилетий второй половины 6 века римская армия прилагала отчаянные усилия для удержания дунайской границы. Но, в конце концов, она не выдержала напряжения этой войны и в 602 г. в ответ на приказ императора Маврикия зимовать в негостеприимных придунайских степях подняла мятеж. Солдатская революция оказалась успешной и положила начало кризису, приведшему к гибели Римской империи.

Уже в том же 602 году последние остатки римской границы на Дунае были сметены аварами и славянами. Окружавший Дакию мир изменился. Если раньше ее романское население, хотя и было покинуто своим государством, жило в непосредственной близости от границы империи и продолжало ощущать ее влияние, то теперь пришла пора проститься с исторической родиной.

В 626 году Константинополь был осажден объединенными силами аваров и персов. Правда римлянам (а может быть по тем временам уже византийцам) удалось разбить обе армии у стен своей столицы и изгнать персов из восточных провинций, но их истощенное государство уже ничего не могло поделать с народом, нанесшим античному миру последний удар. Практически сразу по окончании большой войны с Персией на востоке появились только что принявшие ислам и создавшие единое государство арабы. Разбив на территории Палестины армию римского (византийского) императора, они затем захватили провинции Ближнего Востока и Северной Африки — что-то около половины территории бывшей Римской империи. Немного раньше уже знакомые нам лангобарды завоевали север и центр Италии. Большая часть Балкан погрузилась в первобытное состояние, находясь под властью аваров или независимых славянских вождей.

Империя отчаянно сопротивлялась, цепляясь за древние приморские города Греции и Малой Азии. Один из некогда покоренных римлянами народов — греки — теперь приспособил остатки римского государства для своих нужд. Перестроив экономическую, социальную и военную систему империи, они вернули ей некоторую часть прежнего могущества, но это было уже другое государство — Византия.

Потрясения 7 века обернулись глубокими изменениями в жизни всех балканских народов, но нигде эти перемены не были столь причудливыми и драматичными, как на дакийских землях. Когда дунайская граница была прорвана, большая часть ранее поселившихся севернее Дуная славян двинулась в бывшие римские владения. В течение последующих ста лет, возможно, еще были волны миграции с северо-востока, но теперь они беспрепятственно уходили далее на юг и запад. Там, найдя теплые плодородные края, добравшись до естественного предела морского побережья, натолкнувшись на непреодолимое сопротивление греков, они остановились и обрели новое отечество. В Дакии осталась лишь меньшая часть славян, но они, несомненно, по-прежнему составляли значительный процент населения страны. Не исключено, что даже после ухода основной волны мигрантов Дакия все равно могла бы стать славянской страной, если бы не еще одно важное обстоятельство.

Богатые и плодородные земли, лежащие на юг от нижнего течения Дуная — римские провинции Мезия, Фракия и Иллирия — находились под властью Рима с 1 по 7 века нашей эры. Это была богатая и имевшая большое стратегическое значение часть государства. Там жило многочисленное и, несомненно, глубоко романизированное население. Когда славянско-аварское нашествие смело римскую границу, многочисленные города и крепости на Дунае исчезли. Куда-то делась и значительная часть сельского населения, поскольку уже очень вскоре явное большинство в этих местах составили славяне. Было бы логично предположить, что жители Дунайской границы бежали вглубь империи, на юг. Но аварская армия в 602 году прорвала римскую границу около Сингидунума (нынешнего Белграда), а затем, надо полагать, повернула в направлении Константинополя, на восток. В этом случае основные силы завоевателей подошли к дунайской границе с юга, то есть с тыла, и дорога вглубь империи оказалась отрезана.

О дальнейших событиях сохранилось письменное свидетельство — весьма неточное и туманное — но зато написанное в 7 веке, по свежим следам событий. Поэтому, не будем пренебрегать им. В «Житии Святого Дмитрия Солунского» написано следующее: «славяне и авары, опустошив почти всю Иллирию и всю Фракию до стен Константинополя, угнали все население оттуда за Дунай, в сторону Паннонии. Там аварский каган и поселил пленное население, которое, смешавшись с болгарами, аварами и другими язычниками, образовало затем большой и многочисленный народ». Конечно, слова насчет всего населения — явное преувеличение, но их наличие в повествовании указывает на то, что количество взятых в римских провинциях и угнанных за Дунай пленников сильно впечатлило самого автора или тех свидетелей событий, с чьих слов писалось изложение. Дикие авары и славяне не нуждались в большом количестве рабов. Поэтому каган просто отвел пленным на жительство какие-либо земли внутри своих владений. Вполне логично, что римляне устремились в те области, где уже были близкие им по языку и обычаям жители.

Существует также версия, согласно которой население дунайских провинций само бежало от надвигавшихся завоевателей на территорию нынешней Румынии. Здесь напрашиваются вопросы о том, могли ли беженцы по своей воле направиться на неприятельскую территорию, и возможно ли было такое, чтобы за Дунаем не нашлось никаких аварских и славянских сил, способных их перехватить. Но конкретных обстоятельств того времени мы все равно не знаем, так что не следует отвергать и такое предположение.

Скорее всего, было и то и другое — вначале прибыло некоторое количество беженцев, потом появились отправленные на поселение либо освободившиеся пленники. И для тех и для других уже обжившее свои лесные и горные убежища романское население было магнитом, привлекавшим их на эти земли. В любом случае, весьма значительная часть населения бывших балканских провинций переместилась либо была перемещена на земли нынешней Румынии. Хотя это были наверняка не все жители и вряд ли большая их часть, но, учитывая обширность и многолюдность земель, переживших за относительно короткий срок радикальную трансформацию состава своего населения, вновь прибывших было, скорее всего, больше или, по крайней мере, не намного меньше, чем оставшихся со времен римского правления. Произошла рокировка — основная масса славян с севера Балканского полуострова переместилась на юг и запад, а некая часть романского населения оказалась вытеснена на прежние места обитания славян. Что принесли Румынии эти перемены?

Романский элемент, несомненно, укрепился, тем более в условиях оттока славян. Долгосрочные, проявившиеся только через века в виде деассимиляции романского населения, последствия этих событий и служат наиболее убедительным аргументом в пользу подлинности вышеописанного. Но, казалось бы, такой прилив свежей крови должен был поднять экономический и культурный уровень страны, вызвать рост политической активности ее населения. Ничего похожего не произошло. Это можно попытаться объяснить.

Новоприбывшее население было сильно потрепано историей. Если Дакия была оставлена римлянами в самом начале неблагополучного периода в жизни империи, то дунайские провинции успели увидеть много перемен к худшему. Деспотизм приобретал все более жестокие формы, но не спасал от нашествий варваров, значительная часть которых атаковала именно Балканы. Все, что раньше было сказано о неумении жителей римской Дакии жить в условиях свободы, относится к новоприбывшим в еще большей степени. Тяжелый, пессимистический исторический опыт оказался помножен на шок от насильственного переселения с плодородных равнин и из благоустроенных городов в дикие и скудные горы и леса. Вслед за коренными жителями бывшей римской Дакии новоприбывшие также пошли по пути возвращения от цивилизации к первобытному обществу (городов на юге Балкан было больше, так что, может быть, странное слово pamint вошло в румынский язык именно в 7 веке). Отражением того давнего ужаса, возможно, является также слово capcaun, в румынских сказках означающее «людоед, чудовище», и при этом похожее на титул знатных аваров — «капкан».

Хотя при вышеописанных обстоятельствах разгрома дунайской границы в число пленников или беженцев могло попасть некоторое количество представителей римской элиты, последствий этого не заметно. Все же их было, скорее всего, совсем мало — этот слой населения подвергался большему риску гибели на войне, а с другой стороны имел больше возможностей бежать в устоявшие под натиском захватчиков центры империи или уехать туда, выкупившись из плена. Так что народ был лишен претендентов на лидерство. К тому же он принес в тихие горные долины новый сильный заряд страха и пессимизма, которым его научила беспощадная история. И не принес умения устраивать свою жизнь самостоятельно, так как этому история его не научила.

Еще беженцы или пленники начала 7 века принесли с собой окончательное утверждение христианства. Сразу оговоримся — время и обстоятельства принятия предками румын новой веры покрыты мраком тайны. Исходным моментом является присутствие некоторого количества христиан в Дакии на момент ее оставления римскими войсками. В конце 3 века христианство в империи было широко распространенной и влиятельной сектой, но не государственной идеологией и не верой большинства. Так что можно уверенно говорить о том, что новая вера успела проникнуть в Дакию за годы римского правления, тем более что это подтверждается археологическими памятниками периода вскоре после ухода римлян. Но, скорее всего, его присутствие в отдаленной и лишенной старинных городов провинции было незначительным.

Перенесемся через тысячу лет к тому времени, когда возобновление письменной истории Румынии позволило точно определить положение христианства на тот момент. Страна была полностью христианской, причем придерживалась православного обряда.

Между этими двумя временными рубежами, века загадок и неопределенности, заполняемые отрывочными фактами и домыслами. Благодаря деятельности проповедника Ульфилы христианство широко распространилось среди готов к концу их господства в Дакии. После этого на несколько десятилетий Карпато-дунайские земли вернулись под власть язычников. Затем гепиды приняли христианство также незадолго до того, как их стала теснить новая волна завоевателей-язычников. О том, насколько новая религия проникла в среду подвластного принявшим крещение германским племенам населения, ничего толком не известно.

Точно сказать, каким богам поклонялось большинство населения Карпато-дунайских земель в 4, 5 и 6 веках, трудно. Не исключено, что христианство и стало религией большинства где-то к концу 4 века, когда сначала произошло крещение готов, а потом ужасы гуннского нашествия могли навеять мысль о близости обещанного проповедниками конца света. Но вполне возможно, что жители Дакии могли сохранять веру в языческих богов гораздо дольше, чем население, оставшееся в пределах империи. Ведь христианство здесь никто не навязывал. Юрисдикция насильственно уничтожавшего веру в олимпийских богов римского императора Феодосия Великого на Дакию уже не распространялась.

А вот о торжестве христианства в 7 веке можно говорить с большой долей уверенности. То, что беженцы и пленники с дунайской границы были христианами, сомнения не вызывает — вера в Спасителя господствовала в империи уже более двух столетий. Наряду с уже существовавшими в Дакии общинами, новоприбывшие составили христианское большинство. Слова латинского происхождения, обозначающие основные термины христианской религии, свидетельствуют о ее древнем, римском происхождении. А с другой стороны, наличие в Румынии давней христианской традиции служит подтверждением значительного притока населения из уже христианизированной Римской империи.

Дальше снова начинаются сплошные загадки. О том, какие именно формы получила христианская вера и церковная организация в Румынии в те древние времена, опять же ничего не известно даже приблизительно. Хотя, с одной стороны, большая часть населения стала христианской, в то же самое время, после перехода власти на Балканах к языческим вождям страна на долгие 250 лет — до крещения Болгарии — оказалась отрезана от основных церковных центров той эпохи. В Ирландии и западной части Британии в условиях изоляции от христианского мира развилась самобытная, непохожая ни на какие другие, церковь, которая лишь весьма не скоро интегрировалась в общеевропейскую католическую организацию. Судя по всему, жизнь в Румынии в те времена была беднее и опаснее, чем в Ирландии, и следов чего-либо похожего на удивительную культуру ирландских монастырей на отрогах Карпат не заметно. Тем не менее, логично предположить, что в ту эпоху в укромных карпатских убежищах существовало некое самостоятельное и самобытное христианское сообщество, сведения о котором, однако, безнадежно затерялись в глубине веков.

Но есть возможность назвать некоторые особенности, которые были присущи принятию христианства Румынией. Оно не было насильственным. В румынских лесах и долинах действовали не грозные повелители, а мирные проповедники. Здесь еще на несколько столетий продлились первые века христианства, когда оно не было государственной религией. Зато христианство могло найти широкий отклик в душах народа, которому приходилось много страдать, и нужно было искать утешения в воздаянии в загробной жизни или после грядущего конца света. Христианские заповеди были полезным обоснованием той бедной, тихой и скрытной жизни, которую вели многие поколения предков современных румын. Маловероятно, чтобы евангельский призыв подставить вторую щеку тому, кто нанес тебе пощечину, находил искренний отклик в душах императоров Константина и Феодосия, короля Хлодвига или князя Владимира, но для румын поведение примерно в таком духе стало способом выживания бок о бок с бесчисленными и неодолимыми завоевателями.

В тылу империй

«Житие Дмитрия Солунского» утверждает, что романское население Дакии недолго сохраняло верность своим аварским господам. Через 60 лет после пленения потомки переселенцев восстали и перешли на сторону болгарского хана Кубрата. Это событие отражает формирование нового геополитического положения Карпато-дунайских земель, некоторые черты которого сохранились до современной эпохи.

Воспользовавшись неудачей аваров под Константинополем, славяне в 630 году подняли восстание, в результате которого часть из них освободилась от власти кочевников. Разместившиеся восточнее и южнее Карпат славянские племена получили независимость, но они не уничтожили Аварский каганат и не создали собственного государства. Около 50 лет славяне на большей части Балканского полуострова — между паннонскими и трансильванскими владениями аваров и византийскими оплотами на берегу Средиземного моря — жили самостоятельно, будучи организованы лишь в мелкие общины.

Этому первобытному хаосу положили конец болгары — новый кочевой тюркский народ, нагрянувший по восточной дороге где-то около 670 года. И для него Румыния была лишь промежуточной остановкой на пути к теплым морям. Здесь болгары повернули на юг и устремились на земли южнее Дуная. Объединив славян под своей властью и отбив контратаку Византии, они в 680 году создали Болгарское ханство — тюркское государство, которое стало славянским по мере того, как большинство населения ассимилировало немногочисленное господствующее племя.

Наступают более спокойные времена. Самая ужасная восточная дорога народов была на 200 лет перекрыта Хазарским каганатом — именно от хазар бежали на запад болгары и еще несколько родственных аварам племен. Север в ходе многовековых германских и славянских миграций лишился значительной части своего населения, и оттуда в течение долгого времени уже никто не приходил. Юг и запад не атаковали, а оборонялись. Византийских греков теснило Болгарское ханство. Западное Франкское королевство отбивалось от набегов аваров. Для болгарского и аварского государств Румыния была тылом. Трансильванией — то есть землями к северо-востоку от Карпатской дуги — возможно также и некоторыми территориями между Дунаем и Карпатами владел Аварский каганат. Значительная часть румын проживала на его территории, находясь на нижней ступеньке социальной иерархии, вслед за аварами и славянами. С этого момента начинает формироваться различие между Трансильванией с одной стороны и землями на восток и на юг от Карпат — Молдавией и Валахией — с другой. Трансильвания попадает под контроль крупных государств, обеспечивающих внутренний порядок и оборону от внешних врагов, что создает предпосылки для более быстрого и убедительного возвращения к цивилизации. Но эти государства контролируются не с румынских земель и не румынами, последние прочно занимают место на нижних ступеньках общества.

На востоке и на юге геополитические бури продолжали буйствовать с неограниченной силой и с минимальными перерывами. Эти земли оказались буферной зоной между двумя империями (Аварской и Болгарской), и подобному положению было суждено повториться в румынской истории еще не раз. А ранее приведенное упоминание о переходе романского населения из аварского в болгарское подданство свидетельствует о том, что предки румын начали учиться по мере возможности пользоваться своим ужасным геополитическим положением. Завоевателей было невозможно одолеть в открытом бою, но можно было обмануть и перехитрить, особенно воспользовавшись тем, что они были разные и зачастую враждовали друг с другом. Век за веком безвестные румынские правители осваивали искусство маневрирования на международной арене — учились перебегать от слабеющих господ и завоевателей к набирающим силу, а в случаях, когда они оказывались на стыке владений примерно равных по силам наций, торговаться с целью улучшения условий подчинения и расширения своей независимости.

Славянское господство

Теперь внимательнее рассмотрим, каков был внутренний строй общества, для чего вернемся к подробностям славянских миграций и завоеваний. Эта волна пришельцев была сильна в демографическом отношении и при этом относительно слаба политически. Слабость происходила от крайней нестабильности их правления. Среди смешения родов и племен, одни из которых прибывали с северо-востока, другие искали пути дальше на юг и юго-запад, не могло возникнуть нужного внутреннего единства. По мере стабилизации обстановки возможностей для объединения становилось больше, но все же славянское население было слишком пестрым, ему мешала сложная география страны, а также ее положение как буферной зоны между Болгарским и Аварским царствами.

Славянское влияние пришло на Карпато-дунайские земли двумя весьма разными по содержанию волнами — первая была связана с переселением и завоеванием, вторая — с культурным влиянием Болгарии. Исходя из того состояния, какое мы застаем, когда письменные источники вновь проливают свет на румынскую историю, вполне можно представить политические формы этого процесса. В ходе перипетий завоевания, миграций, борьбы с аварами и жизни в пограничной зоне между Аварским каганатом и Болгарией славянские племена захватывают наиболее доступные, богатые и удобные земли. Романское население по давно освоенному обыкновению прячется в укромные долины и леса. Но новые пришельцы особенно многочисленны, к тому же в убежища потомков римлян устремляется поток новых переселенцев или беженцев из опустошенных аварами и славянами южнобалканских провинций бывшей Римской империи. Население страны увеличивается и укромных мест не хватает, значит, приходится селиться рядом с завоевателями и искать общий язык с ними. Тем более что новоприбывшие еще не освоились в новой стране, не умеют хорошо прятаться и, скорее всего, быстро попадают в зависимость от славянских племен, уже несколько десятилетий занимающих в стране господствующее положение.

В результате, создаются политические структуры, которые мы застаем и в исторические времена — княжества и воеводства (сами румыны для обозначения своих протогосударств используют эти славянские слова в почти неизменном виде — cnezate и voievodate). Пользующиеся преимуществами завоевателей, лучше вооруженные и организованные, занимающие более выгодные позиции славянские вожди создают объединения проживающих по соседству славянских и романских общин. Большая часть терминов, связанных с политической и военной организацией средневековых румынских государств — славянского происхождения. Даже в 14 веке, 700 лет спустя после славянского нашествия, некоторые вожди румынских племен носят чисто славянские имена — Тихомир, Литовой. У других вождей и первых князей Молдавии и Валахии мы встречаем румынские имена, многие из которых тоже изначально славянского происхождения — такие как Мирча, Раду, Дан — так что древнее происхождение их семей было, скорее всего, славянским. А вот для обозначения зависимых от феодалов крестьян румыны чуть ли не до 19 века используют слово rumin, то есть название собственного народа. Это еще одно феноменальное явление румынского языка, надо полагать, пошло от славянских вождей, узнавших, что покоренные ими племена называют себя romanus — римлянами.

И все же между завоевателями и завоеванными не возникло таких непреодолимых преград, какие позже были созданы покорившими Трансильванию венграми. Славяне находились на той стадии общественного развития, когда людям еще не свойственно разделять общество слишком прочными барьерами. Славянское население было слишком многочисленно, чтобы составлять только господствующую группу. Славян наверняка было много среди простых земледельцев и ремесленников — свидетельством чему служит наличие большого количества славянских корней в словах румынского языка, описывающих соответствующие сферы деятельности. По мере того, как сократившееся в результате миграций славянское население растворялось среди более многочисленных старожилов, романскому населению начали понемногу открываться пути на вершину социальной лестницы. А еще важную роль могло сыграть наличие общей религии, так как и славянское и романское население с уважением отнеслись к авторитету древнего византийского и нового болгарского центров православного христианства.

Долговременная совместная жизнь завоевателей и завоеванных, все более сложные условия господства и подчинения способствовали тому, что румынское общество стало вновь нащупывать пути возвращения к государству, сословной и классовой иерархии. Потребность славян в придании стабильных форм своему господству, скорее всего, способствовала возникновению сословного деления общества и формированию более крупных, чем жудецы древней Румынии, политических образований.

Православие и заря новой цивилизации

Ассимиляция мигрантов в смысле простой замены славянской крови романской могла зайти достаточно далеко уже в ранние века, но это не вполне ясно, поскольку одновременно шел процесс роста славянского культурного влияния. Его источником стала Болгария. Вначале, древняя Румыния оказалась связана с этим государством двойными узами крови. На земли южнее Дуная ушли многие родственники оставшихся на Карпато-дунайских землях славян, так что население Болгарии не воспринималось славянской частью древнерумынского народа как чужое. Не была эта страна чужой и для романского населения, значительная часть которого являлась потомками выходцев с земель занятых болгарами. В самой Болгарии сохранилось романское население — оно там есть и сейчас, но в те времена наверняка было более значительным.

Как видно из того же примечательного отрывка «Жития Дмитрия Солунского», уже кочевые тюркские племена болгар стали союзниками румын в борьбе против аварских угнетателей. По мере того, как Болгария оформлялась в качестве государства со славянским большинством и значительным романским компонентом, она становилась для них все более естественным и желанным партнером. Причем партнером старшим — покровителем, а затем и господином, управлявшим румынскими землями.

К концу 8 века Румыния перестает быть буферной зоной между Болгарским и Аварским государствами. Основной враг аваров — Франция — в конечном счете, оказался сильнее и выносливее воинственных и свирепых кочевников, и по мере того, как ресурсы аваров таяли, франки перешли в наступление. Самый знаменитый из франкских королей Карл Великий в 796г. уничтожил основные силы аваров в Паннонии. Добивать гибнущее государство устремились болгары, и в начале 9 века большая часть нынешней румынской территории перешла под их контроль. Теперь давние родственные узы были подкреплены силой оружия и властными полномочиями, так что болгарское влияние достигло апогея — не очень продолжительного по времени, но важного по последствиям.

В последующие несколько десятилетий остатки аварских племен вели бои с болгарами и франками, скорее всего в основном опять же на румынской территории. Но к середине 9 столетия потомки не очень многочисленного и истощившего свои силы в борьбе за империю народа были истреблены и рассеялись настолько, что упоминания о нем исчезают из истории. Поскольку аварские следы теряются на румынской земле, то очень возможно, что последние остатки некогда грозных завоевателей влились в ряды мирных карпатских пастухов, и среди нынешних румын есть некоторое количество потомков также и этого народа.

С падением Аварского каганата завершается кульминация темных веков румынской истории. Если с разрушением аварами римской границы на Дунае последняя связь Карпато-дунайских земель с цивилизованным миром была потеряна, то теперь слабый свет цивилизации начинает вновь понемногу достигать этих мест. Это происходит по мере того, как к ее благам приобщается Болгария.

С точки зрения теории пересечения в Румынии больших евразийских дорог роль болгар примечательна тем, что они приходили по двум дорогам в двух разных ипостасях. В 7 веке — по восточной в виде дикой орды, в 9 — по южной в качестве армии уже почти цивилизованного государства. Правда, для налаживания постоянного управления дикими северными территориями ни сил, ни умения у болгар не хватало, так что походы в Румынию болгарского хана Крума, в отличие от вторжения императора Траяна, не привели к тому, что эти места сделались провинцией южной империи. Сформировавшиеся, возможно, еще под верховным правлением аваров румынские протогосударства продолжали развиваться и под покровительством Болгарии. Которое им, скорее всего, было наиболее близко и приятно. Во всяком случае, когда новые завоеватели венгры потребовали у одного из славяно-романских князей Менуморута подчиниться, тот ответил им отказом, как сказано в летописи, по зову «болгарского сердца». Процесс образования государств быстрее шел в Трансильвании, где к концу 9 века мы застаем три относительно крупных славяно-романских племенных объединения.

В 9 веке появляются упоминания о румынских государственных образованиях на юг от Карпат, таких как Влашка, Кымпулунг Мусчел. У самих румын они носят название cnezat de vale — княжество долины. То есть речь идет об элементарном компактном объединении общин, живших в одной горной долине — главном укрытии местного населения со времен ухода римлян.

Заново формирующиеся государства нуждались в совершенствовании культуры и идеологии, и в этом им помогла Болгария. В 866 году болгары приняли христианство. Пожалуй, этот год можно считать и датой окончательного приобщения к новой религии румын. Если романское население было христианским начиная самое позднее с 7 века, то пришедшие с севера славянские завоеватели были язычниками. Время и обстоятельства их обращения в новую веру опять же покрыты мраком темных веков — вполне возможно они под влиянием романского большинства и, следуя примеру цивилизованных наций Юга и Запада, довольно быстро стали христианами, но не исключено, что заметная их часть сохраняла приверженность древней религии до того самого 866г. На этом рубеже завершается история существовавших на румынской земле язычества и самобытного древнего христианства. Перенятая Болгарией из Византии высокоорганизованная, опирающаяся на древние и прочные идеологические, политические и культурные традиции, православная церковь завоевала господствующие позиции в румынских протогоударствах Трансильвании, общинах Карпат, Валахии и Молдавии.

Незадолго до крещения Болгарии византийцы Кирилл и Мефодий составили славянскую азбуку, которая и была перенята новой христианской страной. Оттуда письменность после 600-летнего перерыва вновь пришла к румынам, только это была уже не латиница их далеких римских предков, а славяно-византийская кириллица. Вместе с религиозной организацией и письменностью из Болгарии пришла и новая мощная волна славянского и частично греческого языка — масса заимствований, касающихся различных понятий религии, церковной службы и иерархии, военной и бюрократической структуры государства, сословного деления и отношений господства и подчинения в обществе. Если растворение славянской крови в романской шло своим чередом, то процесс культурной деассимиляции романского населения был надолго повернут вспять. Славянский язык был закреплен в качестве средства общения привилегированных и образованных слоев румынского общества, и к нему добавилась связанная с православной славянской цивилизацией азбука Кирилла и Мефодия, ставшая одной из основ румынской культуры на длительный срок.

Таков был первый, но многое решивший шаг на пути возвращения Румынии в лоно цивилизации. Выходивший из темных веков, румынский народ стал на путь приобщения к цивилизации восточнохристианской, евразийской. Она была лишена той оригинальности, зачатки которой содержались в погибшей античной культуре и через 1 — 2 века после описываемых событий возродились в Западной Европе. Восточнохристианская цивилизация базировалась на давно отработанной человечеством простой и относительно надежной схеме военно-бюрократической деспотии, хотя греческое христианство и облагораживало этот жесткий, давящий и однообразный строй.

Выбору древних румын способствовало множество обстоятельств времени и места. Изложенные выше соображения относительно сильного болгарского влияния следует умножить на еще более древнее почтение населения Карпато-дунайских земель к наследникам Римской империи, в качестве которых воспринимались, прежде всего, византийцы. Означает ли это, что румынам был заказан путь приобщения к западной цивилизации, которой предстояло зародиться через 100 лет, а через 1000 стать самой могущественной в мире и открыть перед человечеством новые горизонты. Венгры и поляки, также как и румыны, жившие на диком востоке Европы, но принявшие католическое христианство, стали частью Запада. Но даже их развитие по западному пути было медленным и неполноценным, что позже обернулось для этих народов крупными историческими поражениями. А у них были лучшие предпосылки для этого в виде большей силы и уверенности в себе. Полякам такую силу давало положение народа испокон веку жившего на своей земле и успешно отражавшего удары захватчиков. Венграм — судьба удачливых завоевателей. Румыны же испытали много непреодолимых ударов судьбы, и их самым заветным желанием наверняка была не свобода, а безопасность. А значит, и политическим идеалом было простое и сплоченное государство, управляемое железной рукой сильного единоличного правителя — то есть восточная деспотия. Подтверждения тому мы еще найдем в более поздней румынской истории.

В конце концов, та политическая и идеологическая система, которую к исходу 9 века болгары переняли, а румыны начали перенимать у Византии, сформировалась в условиях, в чем-то схожих с обстоятельствами румынских темных веков. В 7 — 9 веках Византия также пережила множество нашествий сильных и жестоких завоевателей, в огне которых сгорели античные экономика, культура, политика и идеология. В отличие от румын, у греков хватило сил, чтобы выстоять, но их общественный строй был теперь всецело подчинен задаче отражения внешних врагов.

Общество, основанное на плюрализме, господстве закона, разделении властей совершеннее деспотии, но и уязвимее ее. Средневековые европейские олигархии смогли сформироваться и окрепнуть только в благоприятной геополитической обстановке, которой на Балканах никогда не было. Ни внешняя среда, ни исторический опыт не подталкивали румын к созданию свободного (разумеется, в сословных рамках) общества на манер средневековой Италии, Германии или Венгрии. Конечно, ни один народ не может быть вечно и фатально предрасположен к какому-либо определенному строю, но то, что известно про древнюю и средневековую Румынию позволяет предположить, что даже в случае принятия страной католичества развитие там западных институтов шло бы крайне трудно и медленно.

Впрочем, вышеизложенное полностью верно только в применении к землям южнее и восточнее Карпат. В Трансильвании же сразу после принятия ее румынским населением восточного христианства другой народ внес в ход истории серьезные поправки. Но этим сюжетом мы займемся позже, после того, как подведем некоторый промежуточный итог.

Почему румыны романский народ

От того момента, когда покинутое Римом население Дакии вернулось к первобытному строю, до времени, когда после гибели Аварского каганата началось новое приобщение румын к цивилизации, прошло 500 с лишним лет. Пора ответить на вопрос, поставленный при описании ухода римлян из Дакии: почему в этой стране сохранилось романское население? Конечно, в Европе есть и другие романские нации, но все они располагаются на землях подвергшихся куда более интенсивному и долговременному влиянию Рима, не говоря уже о колыбели латинской цивилизации — Италии. А Дакия была дальней окраиной Римской империи и входила в ее состав в течение меньшего времени, чем любая другая из подвластных стран. Сравнение румынского пути с историей этих краев явно неправомерно. Судьбу Дакии после ухода римлян имеет смысл сравнивать только с тем, что происходило при сходных обстоятельствах в других бывших римских провинциях, находившихся на окраинах империи, входивших в ее состав не очень долго или подвергшихся относительно меньшей романизации.

Римская цивилизация обладала исключительно высокой способностью ассимилировать попавшие в сферу ее влияния народы — устояли лишь немногие, обладавшие наиболее древней и развитой культурой. В результате население римских провинций привыкло легко менять свою национальную принадлежность, и большая его часть была успешно ассимилирована теми народами, которые поделили между собой наследие Цезаря и Августа. Громадный массив бывших римских провинций на Ближнем Востоке и в Северной Африке в настоящее время является арабскими странами. Большую часть бывших римских Балкан ныне занимают славянские народы. Народ, который впоследствии управлял с Британских островов другой всемирной империей, ведет свое происхождение не от населения этой отдаленной имперской провинции, а от германских племен, занявших ее во время распада римского государства. Для того чтобы понять в чем разница между этими странами и Румынией, вернемся назад и сравним то, что там происходило в первые 500 лет по завершении римского владычества.

Римляне утратили контроль над нынешней болгарской территорией в 602г. Она была заселена славянскими переселенцами, находилась под властью вождей их племен. Пришедшие в 680г. тюркские племена болгар не занимались истреблением или вытеснением славян. Напротив они смогли стать партнерами и создали сильное государство, которое долгое время защищало новое население южных Балкан от нашествий мигрирующих народов. Болгарское царство было завоевано византийцами в 1018 году, через 400 лет после славянского нашествия. Оставшиеся до избранного нами 500-летнего рубежа 100 лет Болгария была провинцией Византии. Взявшие реванш византийские греки нашли на завоеванной территории устойчивое славянское большинство, ассимилировать или истребить которое было выше их сил. Через 160 лет после завоевания местное население доказало, что оно на месте и не ассимилировано, свергнув византийскую власть.

Арабы захватили римские владения на Ближнем Востоке и в Египте в 640 году. Эти земли стали частью другой обширной и могущественной империи — Арабского халифата. Власть новой деспотии над центральными областями мусульманской империи — а Ближний Восток и Египет входили в их число — держалась до середины 10 века, то есть около 300 лет. Лишь после 950 года давно начавшийся на окраинах процесс дробления дошел до центра, в сердце империи проникли отряды турецких кочевников, власть халифов сделалась номинальной, а реальный контроль перешел в руки местных правителей турецкого либо арабского происхождения. Возможно, в какой-то момент существовала угроза массовой миграции турок на Ближний Восток и новой ассимиляции местного населения, однако мусульманским правителям халифата удалось направить основной натиск пришельцев на христианскую Византию, так что турецкие переселенцы двинулись в Малую Азию. Еще через 150 лет рыцари-крестоносцы захватили часть Ближнего Востока, а разобщенные арабские и турецкие властители поначалу ничего не могли им противопоставить. Пятисотлетний юбилей победы над Римом застал арабов слабыми, разобщенными и частично утратившими свою независимость, но в любом случае, очевидно, что это были уже отнюдь не только племена, кочевавшие на Аравийском полуострове, но громадный народ, населявший земли от Месопотамии до атлантического побережья Африки. В конце концов, пришедшим на Ближний Восток потомкам жителей западных провинций Римской империи пришлось смириться с тем, что они теперь здесь чужие, и вновь уступить эти земли потомкам кочевников с Аравийского полуострова и тем, кто теперь считал себя единым с ними народом.

Римские войска покинули Британию в 410 году. Саксы, англы и юты смогли завоевать и заселить большую часть острова примерно к 500 году. В течение 300 лет они спокойно жили в Англии, постепенно приобщаясь к цивилизации и создавая собственные государства, а оттесненные к западному побережью остатки населения римской провинции, хотя и держали оборону, не могли бросить вызов господству на острове новых поселенцев. Зато в 9 веке англосаксы подверглись удару грозного врага — викингов. В ходе продолжавшейся более 200 лет борьбы они несколько раз завоевывали почти всю Англию и даже сумели заселить некоторые области на западе страны. Однако, в конечном счете англосаксы как раз через 500 с небольшим лет после заселения Британии окончательно отразили завоевателей и подтвердили, что остров принадлежит им. Правда, вскоре последовало новое, более успешное вторжение, но в последующие несколько веков англосаксонское население ассимилировало и этих завоевателей.

Теперь вспомним, что происходило в Карпато-дунайских землях. Готы заселили уступленные римлянами земли вскоре после 271 года и жили там в течение 100 лет, а затем бежали от гуннов. Последние правили Дакией 78 лет, где-то в этот период произошло заселение большей части страны гепидами. Гепиды спокойно жили на большей части бывшей дакийской территории в продолжение примерно 70 лет, еще 40 лет делили эти земли с лангобардами и славянами. Затем гепиды были побеждены и перестали существовать как отдельный народ, лангобарды бежали, а Карпато-дунайские земли оказались заселены славянами и аварами. Эти драматические события произошли в 567 — 568 годах, то есть почти через 300 лет после ухода римлян из Дакии. Вот теперь самое время сравнить стабильное положение болгар, арабов и англосаксов на захваченных ими землях в течение по меньшей мере 300 лет с момента переселения на бывшие римские территории, с тем безумием, которое творилось в Дакии в первые 300 лет после ухода римлян.

Безусловно, римское население любой из захваченных провинций не могло быть ассимилировано сразу. Эти процессы шли веками. В конце концов, и в наше время в Болгарии есть романское меньшинство, в арабском мире сохраняются островки христианства, а в Уэльсе живут потомки древнего населения Британии. Но у большинства захватчиков и переселенцев времени на то, чтобы ассимилировать большую часть римского населения, было достаточно.

А вот в Дакии его не было. Никто не мог здесь прижиться. Проклятие великого геополитического перекрестка преследовало любой народ — по одним из пересекавшихся здесь дорог приходили новые завоеватели, другие манили еще не привыкших к новым местам переселенцев более светлыми горизонтами. У нас вряд ли есть причины приписывать населению, оставшемуся в Дакии после ухода римлян, какую-либо особую волю к сохранению своей национальной идентичности, большую, чем у жителей других окраин империи. Может быть, они были бы даже рады слиться с каким-нибудь сильным варварским народом, но ни у кого из пришельцев не было времени ассимилировать местное население. Понемногу, век за веком, предки румын освоились с ролью самостоятельного народа и приобрели навыки выживания в условиях постоянных миграций и нашествий. К тому же этот формирующийся народ стал магнитом для римского населения южнобалканских провинций, искавшего какого-нибудь пристанища в условиях гибели империи.

Как раз после 300-летнего рубежа романское население ждал наиболее серьезный вызов ассимиляции — нашествие славян, которые были наиболее многочисленными и остались здесь на долгие века. Но дело в том, что славяне пришли далеко не сразу после ухода римлян и встретили народ, уже освоившийся с самостоятельным существованием. Славянские переселенцы в значительной степени ассимилировали романское население — вся надстройка общества, государства и церкви была создана на основе славянской культуры. Однако основная масса простого народа осталась романской. Славянское влияние было очень сильно, но романский народ к тому времени хорошо освоил науку сохранять самобытность, внешне подчиняясь захватчикам.

Таким образом, как не странно это звучит, романский народ на территории нынешней Румынии сохранился именно благодаря ужасному геополитическому положению этих земель. Ни один из варварских народов, встречавших захватчиков в открытом бою, не сумел удержаться на неуютном геополитическом перекрестке. Только потомки подданных Римской империи, прошедшие хорошую науку подчинения, сумели выжить, безропотно покоряясь любым новым пришельцам, стараясь быть незаметными, прижимаясь к земле, как трава под порывом ветра.

Венгры меняют свою судьбу благодаря преображению Европы

А новая буря не заставила себя долго ждать. Хазарский каганат, который ранее перекрывал кочевым народам путь из глубин Азии в Европу, обеспечивая аварам и болгарам спокойный тыл на востоке, пришел в упадок и уже не был способен сдерживать новые орды, устремлявшиеся через его владения на запад. В конце 9 века в причерноморские степи пришли с далекого востока венгры, но на них уже наседало другое кочевое племя — печенеги. Последнее обстоятельство заставило венгров идти дальше в Европу, и они проделали тот же путь, что гунны и авары. В 894 году венгры разбили болгарскую армию, пытавшуюся предотвратить потерю Болгарией ее румынских владений. В 895 году они, пройдя через карпатские перевалы, вторглись в Трансильванию, покорили местные три славяно-румынских княжества и прибыли в степи Паннонии. Обнаружив, что дальше на запад, во-первых, нет удобных для скотоводства степей, во-вторых, проживают цивилизованные народы, покорение которых является нелегким делом, венгры сделали эти ранее гуннские и аварские земли своей новой родиной.

Большинство венгров поселилось, как уже было сказано, в Паннонии, но заметная часть их вождей расположилась в Трансильвании. Легенда говорит о семи замках, построенных главами венгерских кланов, отчего Трансильванию также часто называли Семиградьем. Венгерские вожди, их приближенные и воины составили новый господствующий класс Трансильвании, бок о бок с которым продолжали существовать и относительно влиятельные румынские сообщества. Вероятно, похожим образом выглядело и правление аваров, другое дело, что новые завоеватели установили свое господство на куда более продолжительный срок, чем предыдущие. Политически Трансильвания была отторгнута от Болгарии, однако православное христианство уже пустило глубокие корни, и нашествие язычников не заставило трансильванских славян и румын отказаться от религиозного союза с народами, жившими на юг от Дуная.

Новая родина венгров представляла собой удобный плацдарм для походов на богатые и цивилизованные страны Европы. Так же как Аттила атаковал Римскую империю, а аварский каган Баян — Франкское королевство, венгерские орды обрушились на Германию. Добыча, однако, оказалась нелегкой. Новое государство, созданное народом, недавно приобщившимся к цивилизации после многовековой борьбы с ней, находилось на подъеме. Натиск венгров стал мощным стимулом для укрепления и развития немецкого феодализма вообще и создания сильного военного потенциала в частности. В 955 году первый германский (но назвавшийся римским) император Отто нанес венграм сокрушительное поражение на реке Лех в Баварии, после чего грабить Западную Европу стало затруднительно.

Еще некоторое время продолжались набеги венгров в направлении Балкан. И если слабеющая Болгария не оказывала им достойного отпора, то Византия была грозным противником. В 970 году завоевавшие Болгарию русско-венгерские войска были в свою очередь разбиты византийцами под Аркадиополем. Казалось, что теперь венгерскому народу предстоит подобно другим приходившим в Европу кочевым ордам сгинуть, будучи истребленным в войнах и ассимилированным оседлыми соседями.

Этого не произошло. Венгры решили сделаться одной из европейских наций. Лишившись возможности грабежа, они стали переходить к оседлому образу жизни и более продуктивным, чем кочевое скотоводство, способам ведения хозяйства. В 1000 году венгры приняли католическое христианство, а их вождь Иштван короновался подобно другим королям цивилизованной Европы. Страна получила правильное административное деление, вожди и привилегированные слуги новых королей стали оформлять феодальные права на владение землями и власть над своими венгерскими соплеменниками и покоренными славянами и румынами. На месте кочевой орды с поразительной быстротой возникло обширное, сильное и относительно стабильное королевство, которому была суждена более долгая и славная история, чем эфемерным империям степных народов.

В нашу задачу не входит детальное выяснение того, почему именно с венграми произошло это чудесное превращение, на которое оказались неспособны другие кочевые народы, вторгавшиеся в Европу до и после них. Одной из причин несомненно была общая обстановка в Европе в то время, когда венгры пришли туда. 10 век стал необыкновенным временем в европейской истории.

Цивилизация, отступавшая и несшая потери со времен начала упадка Римской империи в 3 веке и еще в начале 10 столетия находившаяся в весьма трудном положении по причине натиска венгров и викингов, к завершению 10 века взяла над варварским миром грандиозный, блестящий реванш. Началось с того, что немцы, противостоявшие цивилизованным народам Европы с эпохи Цезаря и до времен Карла Великого, к началу 10 века оправились от понесенных поражений и извлекли из них уроки. В последующие 100 лет они сумели радикально преобразовать свою страну, создав основы общества, построившего в последующие века блестящую цивилизацию. В то же самое время в далекой глубине варварского мира развитие торговли и вторжения викингов в славянские земли положили начало формированию Русского государства, к концу названного столетия раздвинувшего границы цивилизованного мира до Оки и верхней Волги — мест вовсе неведомых древним народам Средиземноморья. Пространство между Германией и Русью недолго оставалось варварским — в середине 10 века жившие на нем славянские племена образовали Польское государство. Тогда же началось приобщение к государственности и христианству народов Северной Европы — вначале датчан, затем шведов и норвежцев. Завершилось это необычайное столетие уже известными событиями в Венгрии, в результате которых государственную организацию получили обширные земли Центральной и Юго-Восточной Европы.

Таким образом, если в 900 году политическая география Европы все еще в какой-то степени была сходна с положением времен Римской империи, когда граница между варварством и цивилизацией проходила по Рейну и Дунаю, к 1000 году этот рубеж переместился на подступы к сибирской тайге и Ледовитому океану. Европейская цивилизация сделала такой громадный бросок вглубь Евразии, о каком Цезарь, Октавиан, Траян или их более поздний подражатель Карл Великий вряд ли смели даже мечтать. Собственное развитие и влияние старых очагов цивилизации перешло некую критическую черту одновременно у многих восточноевропейских народов, так что происшедшее было похоже на чудо, явленное Богом к 1000-летнему юбилею христианской веры.

К этой же магической дате завершается формирование основ западной цивилизации. Оставив позади эпоху упадка империи и варварских нашествий, Западная Европа начинает свое восхождение к вершинам могущества, процветания и свободы. На востоке Европы крещение множества народов по-новому формирует границу между восточным и западным христианством (а заодно и ускоряет окончательный разрыв между ними). В большом выигрыше оказывается католицизм — Венгрия, Польша и Скандинавия принимают христианство из Рима и становятся частью западной цивилизации. Но и переживающая свои последние перед началом долгого и необратимого упадка счастливые десятилетия Византия делает достойный ответный ход — дает православное христианство Руси. Хотя восточнославянские народы и не ждет столь же блестящее будущее как Западную Европу, они тоже создадут великую цивилизацию. Россия не даст восточному христианству погибнуть после крушения греческой империи и захвата мусульманами Балкан и станет противовесом западной цивилизации на востоке Европы. А на разделительной линии между католическими и православными странами вспыхнет еще много драматичных конфликтов.

Это изменение облика Европы создает иной контекст и для румынской истории. Если раньше Карпато-дунайские земли были прилегавшим к границе средиземноморской цивилизации краем огромного варварского мира, теперь страна разделилась. Примерно треть румынских земель — Трансильвания — была охвачена большим восточноевропейским скачком к цивилизации. Но две трети — Молдавия и Валахия — остались в варварском мире. По мере того, как венгерские правители и немецкие колонисты (о которых будет сказано дальше) постепенно приобщали Трансильванию к европейской цивилизации, углублялся разрыв и в уровнях развития и в самом характере культуры между румынским северо-западом и двумя более дикими, но, с другой стороны, и более независимыми румынскими областями на юге и востоке — Валахией и Молдавией. Последнее явление оказывало огромное влияние на румынскую историю до 20 века, да и сейчас имеет для Румынии значение.

А вместе с тем, возникло положение, которое представлялось последующим поколениям румын крайне обидным для них парадоксом. Если в начале первого тысячелетия римская Дакия была оплотом цивилизации, окруженным отсталым варварским миром, в начале второго тысячелетия роли поменялись. Когда во многих уголках Европы, которые римляне считали безнадежно дикими, а то и вовсе толком не имели о них представления, провозглашались князья и короли, налаживался регулярный сбор налогов, возводились крепости и писались книги, большая часть Румынии оказалась полуостровом варварского мира, вдающимся вглубь цивилизованной Европы. Геополитический кошмар помог сохраниться древнему населению Карпато-дунай ских земель, но он же предопределил его возраставшее отставание от других европейских народов. Румыны, давно привыкшие смотреть снизу вверх на народы жившие на юге, стали приобретать новые комплексы неполноценности, теперь и в отношении стран запада и севера.

Конечная остановка на пути кочевников

Впрочем, при желании можно прибегнуть и к более лестным для румынского народа сравнениям — южную и восточную часть его страны вполне можно рассматривать не только как окраину цивилизованной Европы, но и как продолжение великой евразийской степи. Европейская часть Великой степи приобщилась к цивилизованному миру только в 18 веке, а азиатская и вовсе в 19. На этом фоне создание на окраине Дикого поля двух румынских государств уже в 14 веке представляется весьма быстрым прогрессом.

А сравнение с Диким полем вполне правомерно. После недолгого, но имевшего, как мы видели, весомые последствия болгарского влияния, в течение следующих нескольких веков историю румын определяло движение народов по восточной дороге. Вслед за венграми с востока прибыли печенеги. Центром их владений было Северное Причерноморье, а Карпато-дунайские земли вновь стали буферной зоной, на этот раз между печенегами, венграми и Болгарией. Последнюю вскоре заменила Византия. Разгром Болгарии был, возможно, самым впечатляющим достижением византийских дипломатии и военного искусства. Русские и венгры, которых Византия уговорила напасть на Болгарию, разгромили ее, но, будучи ослаблены войной с болгарами, не смогли противостоять византийской армии, и потерпели поражение в уже упоминавшейся битве под Аркадиополем в 970 году.

Значение этого сражения огромно. Византийской империи удалось после своей победы захватить большую часть Болгарии и окончательно уничтожить это государство в 1018г. Но, лишив независимости одну из новых наций, византийцы решительно ускорили приобщение к христианству и создание государств у двух других — русских и венгров. Византийская империя вновь обрела некогда утерянную Римом дунайскую границу, но почти сразу смогла убедиться, что это владение осталось столь же ненадежным и опасным, как и в прошлые века. Придунайские земли были атакованы приходившими из-за Дуная печенегами, пик набегов которых пришелся на 990 годы.

Эти события происходили частично на территории румын, хотя и без их весомого участия. Что они означали для этого народа — понятно. После недолгого периода греко-славянского просвещения вновь настали темные века. Дикие восточные язычники опустошали румынские земли, заставляли романское и славянское население бросать накопленные достояния. Придававшей им сил и терпения опорой по-прежнему была христианская вера, теперь получившая привязку к одной из двух вселенских церквей — православной. Ее сохранение стало способом отстаивания румынской идентичности перед лицом кочевников-язычников, а позднее в отношениях с принявшими католичество венграми.

Ситуации первого тысячелетия привычно повторялись в начале второго. Новые пришельцы воспринимали Карпато-дунайские земли как свою периферию, как промежуточную остановку на пути к более заманчивым целям. Основные места расселения печенегов находились в степях Северного Причерноморья, а через Молдавию и Валахию они проходили, чтобы атаковать византийские или венгерские владения. Есть сведения, что валашские отряды иногда присоединялись к печенежским ордам, чтобы пограбить более богатых, чем они сами, братьев-христиан. Вскоре, однако, для печенегов все изменилось — румынские земли приобрели для них, независимо от их собственного желания, куда большее значение. Точно также как печенеги ранее нанесли удар по венграм, новый более могущественный кочевой народ теперь обрушился на них с востока. В шестидесятые годы 11 века половцы разбили печенегов и заставили их покинуть свои места обитания на северных берегах Черного моря. Они двинулись на запад по пути, проложенному гуннами, аварами, болгарами и венграми. Но им повезло меньше, чем предшественникам.

Печенеги опоздали — пришлые и коренные народы создали новые государства, у которых было больше возможностей остановить натиск варваров. С особым злорадством видимо воспринимали несчастия своих бывших обидчиков венгры. Паннонские степи были желанной целью печенегов, но теперь замки и рыцарская армия новой европейской державы — Венгерского королевства — лишали очередную волну степных кочевников возможности повторить путь, пройденный ранее бежавшими от печенегов венграми. В 1068г. они попробовали атаковать тех, кого чуть менее двух веков назад успешно изгнали из причерноморских степей, но потерпели поражение. Границы цивилизации отодвинулись на восток, и Среднедунайская равнина перестала быть конечной остановкой идущих из глубин Евразии степных варваров. Теперь эту роль предстояло играть землям Молдавии и Валахии.

Около двух десятилетий печенеги беспомощно метались по румынским территориям, с востока неумолимо напирали половцы, на северо-западе и на юге они упирались в венгерские и византийские границы. Наконец в 1087 году значительная часть из них ушла на византийские земли. С этого времени упоминания о печенегах исчезают из истории.

А Молдавия с Валахией становятся периферией владений нового объединения кочевых племен — половцев. Они господствовали в степях, наводя ужас и на Русь и на Византию, в течение почти двух веков. Румыния для них служила, прежде всего, перевалочным пунктом на пути к другим странам, часть из них кочевала в этих местах, но наверняка меньшая — густые леса, покрывавшие валашские и молдавские земли, были куда менее удобны для кочевников-скотоводов, чем открытые степи, начинавшиеся на восток от Днестра. Под властью этих не имевших стройной государственной организации варваров румыны могли пользоваться определенной независимостью. К 11 веку относятся первые исторические упоминания о наличии достаточно большого количества румынских долинных княжеств на восточных склонах Карпат — Вранча, Тигечь, Кымпулунг Молдовенеск и другие. В будущем этим мелким объединениям общин предстояло стать основой нового государства, что же касается могущественных половцев, то их ждала куда более печальная судьба.

В 13 веке Великая степь нанесла свой самый знаменитый удар по цивилизованным странам. Объединенные Чингисханом монголы сплотили силы кочевых народов восточной части евразийских степей и покорили многие азиатские страны, а в 1237г. один из наследников Чингиса хан Бату повел монголов на Европу. Время могущества и самого существования половецкого народа подошло к концу. В 1237 — 1241 годах он подвергся жестокому разгрому, и судьба кочевников повторилась. Теперь половцы были вынуждены искать спасения на западе. Они устремились в Венгрию, а также и в румынские земли, либо подвластные венграм, либо являвшиеся периферией их империи.

Правда, был момент, когда казалось, что от этого нашествия уйти нельзя. Уничтожив в 1240 году некогда могущественный центр русских земель Киев, весной 1241 года монгольская армия вторглась в Венгрию. Основные силы нанесли удар через Северные Карпаты в районе Мукачево в направлении Среднедунайской равнины, три вспомогательных отряда прошли через Молдавию в Трансильванию. Страна отчаянно сопротивлялась, но была разгромлена и разграблена. Но не захвачена. Весной 1242 года монголы, дойдя до берегов Адриатического моря, повернули обратно то ли потому, что хан Бату хотел принять участие в решении судьбы престола великого хана после смерти прежнего правителя империи Угедэя, то ли поскольку бесконечные войны с множеством народов все-таки подорвали силы непобедимых завоевателей.

Возвращаясь в степи, монголы прошли, скорее всего, через земли Валахии и южной Молдавии. Возвращение было достаточно спокойным и ничем не примечательным. Румыны давно знали, как правильно встречать очередную орду неодолимых и беспощадных захватчиков. Весной 1242 года они, спрятавшись в тихих долинах и непроходимых лесах, осторожно наблюдали оттуда, как по большим дорогам их страны устало тянется в родные степи армия одних из самых великих в истории человечества завоевателей.

Монголы могли хорошо воевать, но, как и все их кочевые предшественники, были слишком дикими, чтобы уметь создавать постоянную администрацию на захваченных землях. А венгры после отхода армии Бату быстро восстановили структуры своего государства и общества. Добровольно платить дань монголам Венгрия не стала, а до того, чтобы предпринять новый поход на запад, руки у правителей степной империи дошли очень не скоро, когда для них уже был подготовлен достойный отпор.

Здесь самое время вернуться к половцам. Те, кто выжил во времена монгольского завоевания, устремились искать спасения там же, где предыдущие кочевые народы — на Среднедунайской равнине. Часть из них достигла этих мест, но быстро восстановившееся после монгольского разгрома Венгерское королевство не предоставило им там свободы действий. В течение нескольких десятилетий они имели большое влияние при дворе венгерских королей, пытавшихся использовать их для укрепления центральной власти, но в 1280 году были разгромлены в войне с союзом венгерских магнатов. После этого половецкие оплоты сохраняются только на румынских землях, частью которых половецкие вожди завладевают на правах либо венгерских, либо монгольских (татарских) вассалов. Но постепенно они рассеиваются в этих краях, растворяясь среди живущих здесь народов. Венгрия и на этот раз оказалась неодолимой преградой. Для половцев румынские земли тоже стали конечной остановкой в их долгом пути из глубин Евразии на запад.

Даже, несмотря на то, что теперь румыны жили в окружении народов, ведших свою письменную историю, сами они и народы Великой степи, с которыми они в первую очередь имели дело, оставались варварами и писать не умели. В Венгрии писать могли тоже очень немногие, так что их хватало только на описание основных событий, а не того, что происходило на дальних окраинах. Поэтому наши сведения о том, куда девались дошедшие до конечного румынского пункта своего пути печенеги и половцы весьма скудны. Тюркский след, который может быть либо печенежским, либо половецким, либо более поздним турецким (что все же менее вероятно, поскольку османские турки не жили на румынских землях), прослеживается в географических названиях, до некоторой степени в языке, совсем немного в именах. Он невелик — на несколько порядков меньше и романского и славянского лингвистического наследия.

И тем не менее. Несмотря на всю жестокость степных войн, два достаточно многочисленных народа не могли полностью погибнуть. Печенеги ушли в Византию, половцы — в Венгрию. Но если бы народы ушли целиком, они, скорее всего не распались бы, или распались не так быстро, еще поборовшись перед тем за свое существование. Однако их следы теряются очень вскоре. Скорее всего, ушли не все, а те, кто принадлежал к верхушке общества, или просто самые энергичные, отчаянные и предприимчивые. У них было больше шансов устроиться в армиях короля или императора и обрести в результате новую родину. Те, кто преуспел в этом, влились в ряды приютивших их народов.

Остались более бедные и слабые, которым было трудно или страшно идти дальше. Их путь был проторен представителями многих народов, ранее постигнутых слишком тяжелыми ударами судьбы или просто уставших странствовать — в укромные леса и долины, где их ждали жившие там уже давно румыны. Некогда грозные владыки степей пополнили ряды тихого и неприметного народа. Так что потомков степных кочевников среди румын видимо тоже немало. Может быть, не намного меньше, чем тех, кто ведет свое происхождение от римских колонистов или славянских племен. А слабость лингвистического и культурного наследия печенегов и половцев может быть доказательством зрелости и достаточно высокого уровня культуры романо-славянского народа, проявившего на этот раз значительную способность к ассимиляции новых пришельцев. Подтверждением достигнутого местным населением уровня развития стало и то начало строительства цивилизации на южных и восточных румынских землях, свидетелями которого мы вскоре будем.

Несмотря на вероятность вышеописанного разделения в среде печенегов и половцев, пришельцы были людьми более воинственными и решительными, чем тихий горный и лесной народ. Часть из них захватила власть над объединениями местного населения. Это явно не было столь масштабным явлением, как славянское завоевание, но влило свежую кровь в жилы господствующего класса и, в конечном счете, стало одной из причин формирования румынских государств.

Помимо этого внутреннего обстоятельства, складывалась и благоприятная для румын геополитическая ситуация. Политическая принадлежность Валахии и Молдавии к Великой степи, возраставшая по мере печенежских и половецких завоеваний и миграций, достигла апогея после включения этих земель в состав созданной татарами Золотой Орды. С этого момента восточная дорога вторжений надолго перестала представлять опасность. Монгольское нашествие истощило силы Великой степи. Расположившийся на нижней Волге мощный военно-политический центр Золотой Орды перекрывал дорогу возможным новым азиатским претендентам на европейские завоевания и переселения. Эти обстоятельства способствовали созданию перерыва в геополитическом кошмаре, дававшего румынам шанс, наконец, начать возвращение к цивилизации. Подобный тому, что был во времена господства хазар на нижней Волге, который население Карпато-дунайских земель, только что прошедшее через потрясения 6 — 7 веков, тогда не было готово использовать.

Правда, татары не только обеспечивали безопасность восточной дороги, но и сами контролировали большую часть Молдавии и Валахии. Но эта проблема оказалась решаемой. Многие современники восхищались тем порядком и единообразным управлением, которые царили на пространстве от Карпат до Тихого океана при ближайших преемниках Чингисхана. Однако это достижение оказалось эфемерным. Никакой устойчивой политической системы, вроде римской или китайской бюрократии, или европейского олигархического строя (в упрощенном виде перенятого венграми), степные варвары так и не создали.

Через несколько десятилетий после завершения завоеваний великая империя расползается на отдельные части, которые в свою очередь утрачивают контроль над периферией. В применении к румынским землям такой окраиной была западная часть Валахии. Если прилегавшая к населенным татарами степям Молдавия долго находилась под эффективным контролем Золотой Орды, то на южных склонах Карпат, в долинах Олта и Арджеша татары не жили, а управлять на расстоянии они не умели. Там в пограничной зоне между Золотой Ордой и Венгрией пестрая смесь романо-славянских и половецких вождей смогла воспользоваться наличием небольшой передышки между вторжениями варваров и империй и приступить к созданию первого долговечного румынского государства.

Дальняя окраина Западной Европы

Неизменной чертой положения в Трансильвании с момента венгерского вторжения в конце 9 века и до аграрной реформы 1921г. стало наличие венгерского господствующего класса, оказывавшего решающее влияние на исторические судьбы страны. Господство венгерской аристократии часто, но отнюдь не всегда было равнозначно вхождению Трансильвании в состав венгерского государства.

Так, именно в этих обособленных от Паннонской равнины землях их правители, венгерские вожди Дьюла и Айтонь, оказали наиболее сильное сопротивление проводимой королем Иштваном политике создания единого государства и христианизации. После одержанной в первые годы 11 века победы над ними Трансильвания из территории венгерского племенного союза превратилось в провинцию королевства, а деятельность господствующей нации по удержанию и укреплению своего контроля приобрела организованный и последовательный характер. Благодаря этому венгры не утратили власть подобно гуннам и аварам, но освоение ими Трансильвании было долгим и трудным процессом, занявшим много веков. Он продвигался рука об руку с расширением и консолидацией господства венгров, а, следовательно, чем дальше шло вперед экономическое и политическое развитие края, тем острее сталкивались интересы господствующего и подчиненного народов.

Основы власти венгерской аристократии над румынским крестьянством были заложены во время первого завоевания, когда венгерские вожди обосновались в своих семи глинобитных замках и начали собирать дань с местных пастухов и земледельцев. При Иштване замки перешли под контроль государства, а их количество начало увеличиваться.

Но в 11 и 12 веках механизмы господства венгерской нации-сословия еще не вполне сформировались. В начале названного периода большая часть крестьян оставалась независимыми. Во многих местах, отдаленных от венгерских замков, румыны сохраняли свои маленькие центры власти и жили почти не замечая венгерского господства. Это положение отразилось в гордом звании «князь», которое носили сельские старосты румынских деревень. Даже в тех областях, где власть венгерской аристократии сделалась безраздельной, этот титул еще несколько столетий напоминал о былом более благоприятном положении румынского населения. Последнее упоминание о румынском сельском князе в Трансильвании относится к 1827г.

Но активная военная и административная деятельность королей Иштвана в начале 11 века, Ласло и Кальмана на рубеже 11 и 12 веков, Белы в конце того же столетия, несомненно, способствовала увеличению численности военного и служилого сословия. Шел процесс пожалования владений старой аристократии и сделавшим карьеру воинам и чиновникам короля, так что крестьяне лишались контроля над своими землями, а значит и экономической независимости.

Вопрос о цене вхождения в ряды правящего класса был жестко поставлен перед румынами в 1361г., когда был принят закон, согласно которому к числу венгерских аристократов могли принадлежать только последователи католической церкви. Теперь православные румынские хозяева трансильванских владений должны были выбирать между сменой своих убеждений, переходом на положение простых крестьян или уходом на земли за Карпатами. Некоторые румыны избрали первый путь, но смена веры все же была слишком трудным решением, так что новых католиков было меньшинство, и они быстро растворились в рядах господствующей нации.

С принятием христианства появилось и духовное сословие. Румынам как православным путь в ряды католического духовенства был закрыт, но, тем не менее, они должны были его содержать. Венгерские законы обязали православное население королевства платить десятину католическим приходам, на территории которых оно жило. Выполнив это обязательство, православные были вольны скидываться на строительство церквей и содержание священников собственной веры. И они это делали, неся на своих плечах тяжесть финансирования сразу двух крупнейших христианских конфессий.

К исходу 13 века определились три региона, где румыны удержали сильные позиции, не допуская полного контроля со стороны венгерской элиты, хотя и не имея собственного развитого правящего класса. Это были периферийные области, непосредственно примыкавшие к давнему убежищу румынского народа — Карпатам — и располагавшиеся на флангах горной дуги. На юго-западе — плодородные и густонаселенные Фэгэраш и Хацег, расположенные в местах, где некогда находился центр дакийского государства и римской провинции, и возможно на протяжении всех темных веков сохранялись наиболее значительные оплоты романского населения. На северо-востоке — один из самых глухих углов Венгерского королевства, на который завоеватели в течение долгого времени не обращали внимания — малонаселенная, гористая и покрытая дремучими лесами область Марамуреш. Третий регион — достаточно обширная горная страна Западных Карпат, непосредственно прилегавшая к важным венгерским оплотам — Коложвару и Дьюлафехервару.

В начале 13 столетия Венгрия, подойдя к рубежу, за которым дальнейшее существование примитивной патриархальной монархии стало невозможным, сделала окончательный выбор в пользу европейского пути развития, основанного на частной собственности, сословном делении и олигархическом правлении. В царствование короля Эндре (1205 — 1235гг.) большая часть земель была роздана в частную собственность дворянству, что было решением более радикальным, чем наиболее распространенная в Европе практика условных пожалований. В 1222г. дворянское собрание, которое можно рассматривать как прообраз парламента, утвердило Золотую буллу — первую конституцию страны, заложившую основы дворянской свободы и равенства между представителями привилегированного сословия (что опять же было более демократично по сравнению с тогдашней западноевропейской феодальной иерархией).

За этим последовало монгольское нашествие 1241г., когда центральная власть на некоторое время перестала существовать, но государство было быстро и эффективно воссоздано усилиями венгерской аристократии. Это был период, когда доходы от недавно полученных в собственность земельных владений активно использовались для увеличения военного потенциала господствующего сословия — улучшалось вооружение, активно строились замки, теперь уже не глинобитные, а каменные. Военная мощь страны была восстановлена, но усилиям не столько государства, сколько частных землевладельцев. Получилось так, что на удар восточных варваров венгры ответили более решительным продвижением по западному пути развития.

Быстро перенятые венграми основы европейской олигархической системы успешно наложились на еще не умершую в их обществе варварскую военную демократию, создав продержавшуюся многие века политическую структуру, основанную на дворянской свободе и дворянском всевластии в отношении других слоев общества. Она обладала поистине уникальной способностью с отчаянным упорством противостоять любой попытке установить деспотический режим, но эффективно противодействовала эмансипации и развитию тех слоев общества, которые не были приобщены к политическим правам дворянства.

Правители новой империи осознавали, что венгерский правящий класс в Трансильвании слишком малочислен, чтобы чувствовать себя уверенно, и приглашали на ее земли переселенцев, которые должны были развивать экономику этих полудиких краев и служить дополнительной опорой государства.

В 13 веке приглашались для укрепления карпатской границы и европейские рыцарские ордена, сооружавшие замки, налагавшие повинности на местное население и безуспешно пытавшиеся обратить его из православного христианства в католическое. Правда, они пробыли в Трансильвании недолго и не оставили большого следа в ее истории.

Из оставшихся надолго первыми были секеи. Точнее, до конца не известно, были ли они призваны на поселение в Трансильванию первыми венгерскими королями, или осели здесь во времена венгерского переселения, не пойдя дальше на Среднедунайскую равнину. Секеи во многом являются венгерским аналогом русских казаков — воинственные и свободолюбивые люди, которым государство согласилось не навязывать власть чиновников и зависимость от помещиков, но взамен держало их на своих отдаленных и опасных границах. Отличает секеев от казаков их происхождение — если вторые обособились как социальная группа, то первые как этническое сообщество. По разным версиям это либо одно из венгерских племен, отличия которого с течением времени стерлись в меньшей степени, чем у остальных, либо часть венгров, наиболее сильно смешавшаяся с потомками хазар и других исчезнувших кочевых народов.

В 10 или 11 веке секеи осели на крайнем юго-восточном выступе венгерской границы, внутри большого изгиба Карпат, в самой середине румынских земель. В этих глухих и отдаленных от центра Венгрии местах они веками жили как свободные земледельцы и воины, организованные в собственные общины, подчинявшиеся только напрямую королям и не несшие повинностей в пользу дворянства. Румыны в секейских землях составляли лишь незначительное меньшинство, поэтому структура их населения оказалась простой и однородной как в классовом, так и в этническом отношении.

Венгерские короли вынесли из европейского опыта заключение, что наличие городов повышает уровень развития и богатство страны, поэтому отсутствие крупных поселений в Венгрии огорчало их. Однако ожидать от венгров, только что освоивших земледелие, еще и быстрого создания городской культуры было явно преждевременно. Поэтому, начиная с 12 века, венгерские власти с целью основания городов приглашают в страну переселенцев из Западной Европы, в основном из немецкой Саксонии, отчего колонисты стали называться саксами.

Наибольшие усилия в этом направлении были предприняты во второй половине 13 столетия, когда страна восстанавливала свое население после монгольского нашествия. Значительная часть саксонских поселений была основана в Трансильвании, где переселенцы получили ряд областей на юге и в центре, а также округ на северо-востоке. На важных торговых путях и стратегических позициях на подступах к Валахии расположились их города Кронштадт (нынешний Брашов), Германштадт (Сибиу), у границы с Молдавией был создан город Бистрица, в центре Трансильвании возник ряд поселений помельче. Беря пример с саксов, венгры также постепенно превращали в настоящие города Коложвар (Клуж), Дьюлафехервар (Алба-Юлия) и другие свои трансильванские оплоты.

Благодаря секеям и саксам социальная структура Трансильвании обрела заметные отличия от общевенгерской, здесь получили развитие как олигархические, так и по настоящему демократические порядки. Мелкие и средние сообщества саксов и секеев управлялись собраниями всех или наиболее зажиточных граждан, эффективно утверждавшими власть закона, гарантии личной свободы и неприкосновенности собственности для членов сообщества. Такая система позволила им обеспечить высокую степень внутренней сплоченности, так что автономные города и области продержались долгие века, успешно противостоя множеству бедствий.

Был достигнут и высокий уровень экономического развития, хотя здесь изначально обладавшие более развитой культурой и жившие в лучших местностях саксы имели куда более значительные достижения, чем секеи. В конце концов, на примерно той же социальной основе развилась Швейцария, ставшая символом стабильности, благосостояния и свободы. Однако в Трансильвании было слишком много обстоятельств и геополитического и внутривенгерского характера, которые не позволили ей стать второй Швейцарией.

Так после более чем 700-летнего перерыва цивилизация вернулась в бывшую римскую Дакию. Область вновь оказалась частью государства, которое упорно, последовательно и творчески приобщалось к достижениям Западной Европы, передавая их и на свои окраины, включая Трансильванию. Появилась постоянная администрация и система законов, утвердилось право частной собственности, немецкие переселенцы принесли в новые города передовые для своего времени технологии. Более активно стали разрабатываться трансильванские месторождения драгоценных металлов, составившие один из основных источников доходов Венгрии. В монастырях, городах и замках начал формироваться новый образованный слой, благодаря которому румынские земли вышли из мрака темных времен и вновь обрели письменную историю.

Принесенная венграми на румынскую землю культура не была столь развитой, богатой и блестящей, как римская цивилизации периода ее расцвета. Зато молодая западная цивилизация была более динамичной, можно сказать более многообещающей. На венгерскую почву были перенесены многие черты европейского плюрализма, единства в многообразии. Его скрепляли не деспотизм монархов и не всевластие бюрократов, но единство религии, законов, языка и культуры. Такое единство во времена европейского Средневековья давало обществу необходимый минимум стабильности, удерживало его от слишком масштабных и разрушительных противостояний. Однако мелкие смуты происходили постоянно — никаких структур, которые бы гарантировали гражданам покой и безопасность не существовало. Члены общества и их объединения (сельские общины, территориальные или политические организации дворянства, вольные города, монастыри) должны были сами организовывать свою жизнь и заботиться о своей безопасности.

Такое существование требовало постоянного напряжения сил, энергии, конкуренции, творчества. А наградой была возможность самим определять свою судьбу и свободно развиваться. В этой атмосфере аристократия создавала схемы власти, гарантирующие ей политическую свободу, горожане завоевывали и отстаивали вольности своих поселений, создавая условия для более быстрого экономического роста, крестьяне боролись за то, чтобы их зависимое и неравноправное положение не выродилось в откровенное рабство. На долю румын в течение многих веков выпадала именно эта последняя задача.

Такое обладающее высоким внутренним динамизмом общество, в конечном счете, создало великую цивилизацию, важнейшим идеалом которой является обеспечение свободы и равных возможностей для всех. Воплощение этого идеала обернулось историческим реваншем румын и большими несчастьями для тех, кто принес западную цивилизацию на эти земли — венгров. Но до этого момента пройдут еще долгие века.

Бурная румынская история совершила удивительный поворот, распорядившись так, что одичавшим и обнищавшим отдаленными потомкам римлян свет цивилизации несло сибирское племя, кочевавшее в диких степях Евразии в те века, когда на дакийской земле стояли римские города. Верхом иронии было то, что у новой империи был тот же официальный язык, что и у древней — латынь. После падения Западной Римской империи она так и осталась средством международного общения в Европе, а венгры, азиатское наречие которых было категорически непонятно европейцам, пожалуй, старательнее любого другого средневекового народа учили и применяли латинский язык.

На сходство языка наиболее богатой и просвещенной части венгерского общества и наречия самых бедных и диких подданных королевства впервые обратили внимание только в 16 веке. О латинском происхождении румынского языка тогда написал Николаус Олах — выходец из румынской католической семьи, достигший высокого положения в церковной и политической иерархии Венгрии. Но тема не получила развития, поскольку размышления по этому поводу явно не соответствовали интересам венгерской элиты.

Это отчуждение, может быть, и можно было преодолеть в относительно короткие исторические сроки, если бы пришедшим вслед за завоевателями миссионерам удалось приобщить румын к католицизму. Но венгры немного опоздали — как мы уже видели, за тридцать лет до их вторжения и за сто тридцать лет до их крещения румыны стали православными. Случилось так, что именно болгарское культурно-религиозное влияние стало решающим, определило тот почти магический момент приобщения народа к большому религиозному сообществу, а значит и к цивилизации, а правление венгерских католиков так и не смогло ничего здесь изменить.

Все же однозначно сказать, было ли положение трансильванских румын лучше или хуже, чем у их собратьев из независимых княжеств за Карпатами, весьма нелегко. На протяжении большей части истории феодальные повинности в Трансильвании были тяжелее, чем в Валахии и Молдавии — за развитие западной цивилизации в далеком и диком краю приходилось платить, причем недешево. Но при этом уровень жизни трансильванцев, включая румын, как правило, был все же выше, чем за Карпатами.

Относительная стабильность и расширявшийся рынок создавали условия для медленного, но верного роста материального благосостояния. Понемногу перенималась западная правовая культура (выгодно отличавшаяся от системы «неформальной эксплуатации», формирование которой в Валахии и Молдавии мы рассмотрим позже) и умение пользоваться ее преимуществами для защиты своих прав. Постепенно начало перепадать и кое-что из достижений западного искусства и науки. Из прячущихся от завоевателей в горах и лесах нищих скитальцев трансильванские румыны превратились в тихих поселян, слушавшихся своих господ, которые взамен позволяли им медленно и упорно ковать собственное скромное благополучие. Но господа и их подданные, венгры и румыны, два сословия и два народа, так и остались глубоко и категорически чужими друг другу все девять веков венгерского правления.

Создание Валахии и Молдавии

В 1301 году основавшая венгерское государство династия Арпадов прервалась. Последовавшая борьба за престол, продолжавшаяся до 1323г., серьезно сократила возможности Венгрии влиять на обстановку в прилегающих румынских областях. Геополитическое окно возможностей начало открываться, и на сей раз, румыны воспользовались случаем.

Венгерская междоусобица дала возможность правителю долинного княжества Арджеш по имени Басараб объединить под своей властью земли между Дунаем и Карпатами. Имя у основателя валашского государства половецкое («отец» и «господин» по-тюркски), что наводит на мысль о том, что создание княжества стало частичным реваншем половецких вождей за поражение, понесенное ими в происшедшей в 1280-х годах войне с коалицией венгерских аристократов. Этот князь начал править в Арджеше около 1310г. Первой столицей Валахии стал центр этого княжества Куртя де Арджеш, но на рубеже 14 и 15 веков резиденцию князей перенесли в соседнюю долину, в Тырговиште. О дальнейшей деятельности Басараба известно весьма мало, но к 1330г. он был правителем земель, простиравшихся от Олтении почти до низовьев Дуная, обладателем богатой казны и предводителем сильной армии. Местные вожди были либо покорены силой оружия, либо достигли договоренности. Последнее произошло в отношении самой крупной области нового государства — Олтении, которая сохранила некоторые признаки автономии на протяжении еще нескольких веков валашской истории.

Правитель обширного государства, правда, не обзавелся никаким более солидным титулом и продолжал называться так же, как и вожди славянских племен, а затем румынских долинных княжеств — воевода. Сильные православные монархи провозглашали себя царями, но правители румынских земель за всю их историю так и не почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы присвоить столь громкий титул. По мере того, как происходила романская деассимиляция, титул воеводы вытеснялся словом латинского происхождения — domnitor, что иногда переводится как «господарь». В этом же повествовании будем называть правителей Валахии и Молдавии более общепринятым титулом, обозначающем правителя, стоящего ступенькой ниже царя или короля, а именно князем.

Помимо скрытых во тьме истории конкретных обстоятельств объединения Валахии, не вполне ясным остается и один более общий вопрос — каким образом такое стало возможным на территориях, принадлежавших Золотой Орде. Басараб был современником хана Узбека (1313 — 1342гг.), при котором татарская империя достигла наибольшего расцвета и могущества. У Золотой Орды хватало и сил и воли бороться за гегемонию в Евразии с ближневосточной татарской империей ильханов, противодействовать набиравшим силу новым завоевателям литовцам, подавлять мятежных русских князей.

При таких обстоятельствах создание на землях великого хана нового центра силы представляется поистине выдающимся достижением, блестящим проявлением чисто румынского политического стиля, выработавшегося за тысячу лет общения с множеством могущественных завоевателей. Во-первых, были учтены противоречия двух империй и использована потребность татар в союзниках против Венгрии. Однако вряд ли только этого было достаточно для получения долговременной татарской лояльности и готовности к сотрудничеству — ведь Золотая Орда не пыталась раздавить своего вассала и когда он стал более сильным после победы над венграми. По-видимому, Басараб сумел убедить татар как в своей абсолютной лояльности, так и в безобидности, второстепенности и незначительности собственного государства, которое сохранилось, затаившись на дальней окраине империи, пока ханы решали более серьезные вопросы.

Но наиболее тесные отношения у Валахии сложились не с далекими и вряд ли сильно любимыми татарами, а с традиционными друзьями и православными братьями из Болгарии. Оттуда на первых порах управлялась валашская православная церковь, приезжали монахи, художники и ремесленники, учившие румын строить православные храмы и писать на славянском языке. Все это было подкреплено и военным союзом, наличие которого не давало венгерскому королю из новой Анжуйской династии Карлу Роберту заняться валахами еще семь лет после того, как он навел порядок в собственной стране.

Но после того как в 1330г. Болгария потерпела поражение от сербов, Венгрия решила привести к покорности румын, на которых она привыкла смотреть как на своих вассалов. Валахия приняла вызов и победила. Но далась победа нелегко. Румыны использовали тактику слабых, опустошив свою страну и спрятавшись в горы. И только после того, как прошедшая большую часть Валахии и ничего не добившаяся, зато измотанная голодом, венгерская армия двинулась в обратный путь, Басараб, получивший татарское подкрепление, напал на нее около местечка Посада. Румыны атаковали шедшего по ущелью неприятеля, низвергая камни с горных обрывов, и сумели таким образом похоронить большую часть рыцарей Карла Роберта.

Венгрия смирилась с независимостью Валахии. От этого сражения начинается тот легендарный и героический период, когда румыны часто поступали вопреки своей привычной схеме общения с завоевателями, вступая с ними в открытый бой. Многовековое накопление сил в укромных ущельях, обретение навыков выживания среди бесконечных нашествий, создание более крупных и сильных военно-политических структур, наконец, принесли свои плоды. Народ, на протяжении жизни многих поколений прятавшийся от захватчиков или кланявшийся им, почувствовал себя более сильным и решил выйти из убежищ и открыто сразиться за свои права.

И вначале судьба благоприятствовала румынам. Через некоторое время после того, как они сумели с помощью татар отстоять свою независимость от Венгрии, вопрос с сильным и опасным ордынским союзником решился сам собой. Смерть в 1357г. унаследовавшего от Узбека престол Золотой Орды хана Джанибека означала конец счастливой эпохи в истории этого государства. Последовала долгая кровавая смута, когда постоянные гражданские войны внутри татарской империи способствовали тому, что соседи Орды все решительнее теснили ее. В 1359г. татары были разбиты венграми, в 1363г. литовский князь Ольгерд нанес им поражение у Синих Вод, после чего Литва завладела большей частью нынешних украинских земель и стала новой великой державой на востоке Европы. В результате этих двух сражений связь между гибнущей Золотой Ордой и новорожденным Валашским княжеством прервалась, следовательно, необходимость кланяться татарам отпала. Более того, валахи поспешили примкнуть к сильнейшему и приняли участие в наступлении венгров на Золотую Орду, что позволило им завладеть низовьями Дуная с дававшим большие доходы портом Килия. Отступление кочевников под натиском венгров и литовцев расчистило поле для нового масштабного предприятия румын — создания Молдавского государства.

Древняя история земель между Карпатами и Днестром, на которых была создана Молдавия, еще более темна и загадочна, чем темные века Трансильвании и Валахии. Эта территория, которая в исторические времена была, также как и соседние земли на юго-западе и на западе, населена романским народом, вовсе не входила в состав Римской империи. Она была частью дакских земель, но вряд ли могла подвергнуться значительной романизации во времена римского правления в Трансильвании и Валахии во 2 и 3 веках. О том, с какого момента население Молдавии стало преимущественно романским, сказать что-либо определенное еще труднее, чем о многих других загадках темного тысячелетия румынской истории (если, конечно, не придерживаться альтернативной версии происхождения румын, изложенной в первых строках этого повествования). Восточные склоны Карпат, скорее всего, были заселены романским населением еще в первые десятилетия после ухода римлян и начала варварских нашествий в силу необходимости поиска убежищ. Оттуда романское население могло спускаться на обширные холмистые местности, простиравшиеся далее на восток. Однако эта колонизация была процессом весьма трудным и часто прерывавшимся.

Из трех румынских областей Молдавия была самой доступной для вторжений, приходивших по двум самым страшным дорогам — северной и восточной. В 7 — 9 веках именно на этих землях в первую очередь появлялись многочисленные славянские поселенцы, так что в источниках 9 века восток Молдавии упоминается как место обитания славянских племен — уличей и тиверцев. Но они не смогли долго продержаться в условиях геополитического кошмара, и были сметены кочевыми народами степи.

Даже к моменту образования Молдавского государства земли между Карпатами и Днестром были заселены слабо и неравномерно. Если в карпатских долинах румынское население было весьма значительным, то по мере продвижения на восток количество жителей снижалось, и ближе к Днестру, в непосредственной близости от татарских степей земледельческого населения вообще, и румынского в частности, могло вовсе и не быть. Те же общины, что были разбросаны по молдавским землям, существовали независимо и изолированно друг от друга — этому способствовал и рельеф страны. Ведь если Валахия представляет собой равнину, то Молдавия — это лабиринт из холмов и рек. Обширные, малонаселенные, предоставляющие большое количество убежищ молдавские земли были превосходным направлением для бегства наиболее свободолюбивых и предприимчивых трансильванских румын.

Основой нового государства стало долинное княжество, расположенное на стекающей с восточного склона Карпат реке Молдова — как раз на противоположной стороне гор от Марамуреша (скорее всего существовавшее давно, хотя точно об этом ничего не известно). Столицей Молдавии стал наиболее важный центр этой местности — Сучава. Где-то в середине 14 века теснившие татар венгры создали в этих местах передовой оплот, поставив у власти своего румынского вассала Драгоша. Около 1359г. в долине Молдовы появился Богдан, правитель марамурешского местечка Кухя, поссорившийся с венгерским королем и бежавший из Венгрии на ничейные дикие земли. Перейдя Карпаты, Богдан остановился в долине Молдовы (румынские историки называют это событие словом descalecat, что дословно переводится как схождение с лошади), отнял власть у сыновей Драгоша, а зимой 1364 — 1365гг. нанес поражение посланной против него венгерской армии, причем в данном случае без помощи татар.

Далеко на востоке Золотая Орда корчилась в судорогах нескончаемых гражданских войн, отбивалась от литовцев, с переменным успехом боролась против восстания русских земель и, наконец, в 1396г. пала под ударами Тимура. На молдавских землях сколько-нибудь крупные татарские силы, скорее всего, не появлялись с момента победы литовцев у Синих Вод. Перед правителями Молдавии лежали обширные и плодородные, но лишенные управления и малонаселенные земли. Непредсказуемая игра политических сил на безумном геополитическом перекрестке дала румынам шанс, и на этот раз он был использован — в 1392г. молдавский князь Роман уже называл себя «правителем земель от гор до моря». Дойдя до Черного моря в районе устья Дуная, молдавские князья заняли ту территорию, на которой впоследствии будет развиваться история их страны.

Войска валашских князей достигли этого стратегически важного района на несколько десятилетий раньше. Первоначальный этап формирования румынских государств завершился. За полтора века до этого немцы захватили земли прибалтийских племен — летов и эстов. С целью отбить немецкое наступление в середине 13 века создали свое государство литовские племена. После этого начавшийся в 8 веке процесс приобщения центра и востока Европы к цивилизации оказался близок к завершению. Последними из народов этого региона простились с первобытным строем румыны.

Идеология и политика румынских государств

Создание румынских княжеств проходило под знаменем защиты православия от венгерского католицизма. В 1371г. молдавский князь Лацко принял католическую веру, но ни аристократия, ни народ не последовали его примеру. Судя по тому, что в 1373г. князь был похоронен в православной церкви, он сам вскоре отказался от своего решения, так что история с переходом в лоно западного христианства осталась лишь незначительным эпизодом в жизни молдавского народа. По прошествии пяти веков с момента принятия из Болгарии православного христианства румыны по-прежнему помнили болгарско-византийские корни своей культуры и сохраняли приверженность им. Болгария, вошедшая в пору расцвета при царе Иване Александре (1331 — 1371гг.), вновь, как и в древние времена, служила новым государствам примером для подражания.

Официальным языком румынских княжеств был славянский, религией — православное христианство. Впервые появившиеся на юг и на восток от Карпат каменные церкви строились и расписывались по византийским канонам. Первыми писцами, архитекторами и художниками были, скорее всего, выходцы из соседних православных стран — Болгарии и Сербии. Высшие авторитеты православного сообщества признали приобщение к нему нового народа, когда константинопольский патриарх распорядился создать самостоятельные митрополии в Валахии (1359г.) и Молдавии (1382г.). Княжества отвечали пожертвованиями князей и бояр монастырям Афона, а позднее, во время турецкого господства, Константинопольской патриархии и оплотам христианства на всем Ближнем Востоке, вплоть до далекого Египта. Эти пожертвования были регулярными в продолжение пяти веков — до времен Иона Кузы.

Румынские государства никогда не брали за образец венгерский политический строй, при котором все важные решения могли приниматься королевской властью только с санкции дворянского парламента, а дворяне имели законодательно закрепленное право на восстание против королей, нарушавших конституцию страны. Ни хорошее знакомство с функционированием этой системы, ни ее очевидные на тот момент успехи не могли изменить освященной религиозным единством приверженности румынских правителей византийско-болгарским образцам. Румынским политическим идеалом была деспотия, при которой аристократия и все остальные слои общества беспрекословно подчинялись воле правителя. Такая точка зрения вскоре была подтверждена огромными успехами государства, основанного на в высшей степени последовательном и энергичном проведении в жизнь деспотического принципа, свидетелем и жертвой которых стала Румыния.

Однако в Молдавии и Валахии имелось много препятствий для триумфа деспотии. Во-первых, этому противилась сама природа, создавшая страну раздробленной на множество слабо связанных друг с другом областей. На это обстоятельство накладывался многовековой опыт самостоятельного существования мелких долинных княжеств и отдельных общин. Наверняка многие местные бояре (а так по болгарскому образцу стали называться представители валашской и молдавской аристократии) вели свое происхождение от славянских воевод и романских судей, правивших своими областями задолго до прихода к власти Басараба и Богдана, поэтому чувствовали себя вправе идти против воли монархов. Более того, в тихих горных убежищах сохранялись свободные крестьянские сообщества, вовсе не признававшие господства аристократии и вряд ли поощрявшие бесконтрольное распоряжение князей своей судьбой. Даже в 18 веке правитель Молдавии Кантемир назвал несколько горных областей своей страны «республиками».

Еще целый ряд факторов слабости румынского деспотизма был следствием геополитической уязвимости страны. И молдавские, и валашские князья всегда были слишком слабы для того, чтобы иметь надежную политическую легитимность — в течение почти всей истории своих государств они были чьими-нибудь вассалами. Недовольные аристократы почти всегда могли искать поддержки против князя у соседних государств (так как сам князь, как правило, был вассалом, а не самостоятельным правителем, то и измена ему не была слишком тяжелым преступлением). Поскольку соседи практически всегда были сильнее румынских государств, то они вполне могли оказать оппозиции весомую поддержку, что они очень часто и делали, подрывая власть князей. И, наконец, в силу их постоянной слабости и зависимости, у правителей Молдавии и Валахии просто элементарно не хватало средств на создание мощного военного и бюрократического аппарата.

Отражением этих обстоятельств стало отсутствие какого-либо механизма престолонаследия. Такие семейно-политические вопросы, как передача престола исключительно старшему сыну, либо от брата к брату, разрешение или запрет наследования по женской линии мучили все монархии мира и послужили причиной гибели сотен наследников престолов и сотен тысяч их подданных. Но румынский случай, когда монархии были созданы в середине 14 века, а внятные правила наследования престола появились в середине 19 века (500 лет спустя после создания и менее чем за 100 лет до гибели румынской монархии!), пожалуй, уникален в мировой истории.

За исключением того, что румынская политическая традиция категорически отрицала право женщин управлять государством, царила полная анархия. На престол с одинаковым правом претендовали и братья, и старшие, и младшие, и законные, и незаконные сыновья и прочие потомки всех, кому когда-либо доводилось править княжествами. А остальное решала смелость или наглость претендентов, предпочтения воинов или аристократов, а со временем главным условием успеха стала милость того или иного иностранного покровителя.

Впрочем, в полную силу эти факторы проявились немного позже. Обстановка в первые десятилетия существования румынских княжеств была такова, что центральная власть держалась крепче, чем в последующие времена. Решающую роль здесь играл подъем, связанный с освоением новых земель. Самые решительные жители Трансильвании уходили за Карпаты в поисках земли и свободы. Пользуясь обретенной безопасностью, жители тесных долин и тенистых лесов занимали плодородные земли.

В течение еще нескольких столетий после описываемого времени иностранные путешественники описывали Молдавию и Валахию как малонаселенные страны, так что нетрудно представить, что в 14 и 15 веках земли, воды, леса, других ресурсов хватало всем. Аристократия еще не была сильной и многочисленной, так что очень многие крестьяне — и оставшиеся на своих местах обитатели укромных долин и густых лесов, и переселенцы на новые территории — были свободными собственниками своих земель. В Молдавии, с ее массивами пригодных для переселения земель и крестьянскими «республиками» в горах свободные крестьяне могли в первое столетие существования княжества составлять большинство населения, в более тесной и деспотичной Валахии — вряд ли.

Деятельность свободных переселенцев способствовала быстрому экономическому росту. В то же время эти люди чувствовали себя обязанными князьям, твердая власть которых сделала безопасными плодородные земли, где в прежние века румыны могли найти только смерть от руки очередных завоевателей. То же самое можно сказать и о новых дворянах, получавших от князей земли и должности в ходе освоения территорий и формирования административных аппаратов новых государств. Эти процессы создавали значительные слои населения, на которые князья могли опереться в борьбе с претендовавшими на самостоятельность боярами.

Но населению страны в целом они давали и нечто большее. Избавление от тысячелетних жестких ограничений, стремительный политический и экономический успех породили в то время веру в лучшее будущее и уверенность в своих силах, столь несвойственную как предыдущим, так и последующим поколениям румын. Но поколения первых лет существования румынских государств создали то героическое время, когда этот печальный и покорный народ был творцом своей судьбы.

Впрочем, продолжительность героической эпохи была очень разной в Валахии и Молдавии. Последняя обладала большими ресурсами, находилась в более безопасном положении, пользовалась большей внутренней свободой. Поэтому если в Валахии период подъема непродолжителен, то в Молдавии он был длительным и плодотворным. Как удивительное исключение из средневековой румынской истории предстают нам царствования в Молдавии Петру Мушата (1365 — 1391гг.) и Александра Доброго (1400 — 1432гг.), ставшие для страны длительным периодом спокойного развития. Князья занимались совершенствованием законодательства и административной системы. Александр Добрый сосредоточил свои усилия на экономическом развитии Молдавии. В ходе необременительной, но выгодной войны был захвачен важнейший порт на Нижнем Дунае — Килия. Это позволило Молдавии в полной мере пользоваться доходами от торговли между Центральной Европой и Ближним Востоком, безопасность которой была обеспечена силой и стабильностью нового государства. Торговля поощрялась путем предоставления льгот наиболее влиятельным купеческим сообществам — польскому и армянскому. Либеральная экономическая политика подкреплялась религиозной терпимостью — полной свободой в Молдавии пользовались католики, армянские христиане и гуситы, с которыми католическая Европа вела в то время ожесточенную войну.

О силе и благополучии Молдавии свидетельствуют усилия Александра Доброго направленные на то, чтобы поднять ее престиж путем обеспечения более весомой роли в делах православной церкви. В Сучаву были привезены мощи святого Иоанна Нового (погибшего от рук татар в Крыму в начале 14 века). Не исключено, что те, кто позаботился, чтобы новая страна обзавелась собственным небесным покровителем, строили на будущее планы провозглашения главы молдавской церкви патриархом, а главы государства царем. Но реальная политика молдавского государства, несмотря на его растущие силу и благополучие, была осторожной. Петру Мушат в 1387г. принес клятву вассала польскому королю, а Александр Добрый неоднократно подтверждал этот статус.

Увы, правление Александра Доброго не стало началом длительного подъема Молдавского государства, но в ходе него были накоплены ресурсы и силы, без которых вряд ли было бы возможно блестящее царствование Штефана Великого. Осторожная же внешняя политика молдавских князей вполне оправдана. В эти благополучные для Молдавии времена Валахию постигли бедствия, означавшие крупную и отнюдь не радостную перемену в исторических судьбах румын.

Османская империя атакует Балканы

В 1370-е годы произошел новый конфликт между Валахией и Венгрией. Опасаясь, что в одиночку он не выдержит натиска королевства, князь Влайку заключил союз с народом, недавно появившийся на Балканах и еще не создавшим большого государства, но уже производившим сильное впечатление своими военными успехами. Если участие в гражданской войне византийских партий позволило османским туркам переправиться из Азии в Европу, то союз с валахами показал им путь за Дунай. Это создало серьезную угрозу для обширной и могущественной Венгрии, но в еще большую опасность для небольшой и уязвимой Валахии.

Южной дороге в истории Румынии принадлежит весьма специфическая роль. По ней пришло сравнительно немного завоевателей, но каждое из этих вторжений означало крутой поворот в румынской судьбе. Римское завоевание во 2в. и болгарское в 9-м принесли на эти земли глубокие культурные изменения, во многом сформировали облик румынского народа. Турция господствовала на Карпато-дунайских землях дольше, чем Рим и Болгария, и хотя турецкое влияние не оказало на румын столь глубокого и долговременного воздействия, как римское и болгарско-византийское наследие, оно не могло не наложить сильный отпечаток на характер народа.

Империя османских турок прославилась поистине величайшими достижениями во всем, что касается искусства захвата и удержания власти. Основавший в конце 13в. маленькое государство на восточном берегу Мраморного моря эмир Осман и его наследники мастерски применили многовековой опыт различных народов и государств. Сами османы были наследниками вторгшихся в Малую Азию в 11 веке турок-сельджуков, от которых они переняли воинственность, сплоченность и жестокость кочевых народов Азии. С другой стороны, они жили в стране, где веками управляла Римская, а затем Византийская империя, от которых они восприняли огромный опыт создания постоянных, централизованных структур военно-бюрократической деспотии, способных обеспечить государству устойчивость в течение многих веков.

Применив некоторую фантазию, Османскую империю можно рассматривать как завершение начатого в Риме Цезарем процесса перехода от демократии к деспотии. Со времен ликвидации Римской республики процесс укрепления деспотизма прошел множество стадий в Римской и затем в Византийской империи, чтобы найти свое логическое завершение в Османской Турции. Здесь частная жизнь людей служивших государству была ликвидирована полностью, и все попытки нарушить этот порядок пресекались первыми султанами с самой беспощадной жестокостью. Остальные слои населения были предоставлены сами себе в том, что касается личной и в какой-то степени хозяйственной жизни, но их попытки повлиять на военные и политические дела пресекались жестоко и решительно. Пожалуй, можно сказать, что 529 лет существования Турецкой империи перекинули мостик из древности к тоталитарным монстрам 20 века (среди которых, в конце концов, оказалась и Румыния), еще дальше развившим османский опыт подчинения людей государству.

Созданная империей эффективная система мобилизации военных сил давала в руки султанов огромные ресурсы для ведения войны, которые в скором времени превзошли возможности любого из европейских государств. Начиная с 1390г. венгерский король Сигизмунд предпринял несколько походов против турок, но оказался бессилен помочь гибнущим балканским государствам. В 1393г. Болгария — давний друг и учитель румынского народа — была на многие века стерта турками с лица земли. Теперь Валахия и Молдавия имели возможность отблагодарить своих старых наставников. Выжившие болгарские монахи и чиновники нашли здесь убежище. Их желание сохранить очаг гибнущего православия наверняка укрепило ранее сделанный выбор в пользу восточного христианства, способствовало укреплению государственной и церковной иерархии, развитию идеологии и культуры, укрепило силы румынских государств перед лицом грядущих испытаний. А час Валахии пробил сразу после гибели Болгарии.

В мае 1395г. намного превосходившая валашские силы армия султана Баязида перешла Дунай. Население, лишь около 60 лет назад получившее возможность спуститься из укромных долин и начать освоение плодородной равнины, покинуло свои дома и поля. Его путь вновь лежал в извечное убежище румынского народа — в долины Карпат. Открывшееся с отступлением татар геополитическое окно захлопнулось (пока только для Валахии). Румыны достойно использовали предоставленную им неласковой историей возможность, заложив на своих землях основы цивилизованного общества. Но передышка была очень короткой. Турки напомнили румынам со всей возможной убедительностью, что они по-прежнему живут на пути всех зол, а факт создания ими собственных государств мало что меняет. Даже будучи лучше организованными, силы страны все равно были слишком малы для того, чтобы противостоять великим империям.

Впрочем, валашский князь Мирча Старый принадлежал к поколению, выросшему во времена румынских успехов и подъема, поэтому он не захотел мириться с печальной реальностью, а принял вызов, брошенный грозным врагом. Сражение при Ровине даже принесло румынам успех, который, однако, не решил исхода войны. Измотанная в боях с превосходящим противником, армия Мирчи Старого последовала за населением страны, укрывшись в Карпатах. Но законы жизни на геополитическом распутье продолжали действовать, принося не только бедствия, но и спасение от них. Напуганная продвижением турок Европа предприняла контратаку. В 1396г. венгры вернули Мирчу Старого на валашский престол. Затем подошли объединенные силы европейских крестоносцев, направившиеся к центру балканских владений Османской империи. Там их встретила армия султана Баязида, почти полностью уничтожившая христианское войско в сражении у Никополя в сентябре 1396г. Принявший участие в этом походе валашский князь сумел спастись, и более того, в 1397 и 1400 гг. нанес туркам два поражения.

Затем наступила передышка. Страшное поражение, нанесенное в 1402г. турецкой армии нагрянувшим из глубин Азии Тимуром, могло породить надежды на гибель Османской империи. Им не суждено было сбыться. Турки оказались достойными учениками древних римлян, умевших проиграв одно или даже несколько сражений все равно выиграть войну. Их империя была воссоздана в кратчайшие сроки, в то время как государство Тимура рассыпалось после смерти его создателя.

В обстановке смуты в Османской империи, последовавшей за поражением от Тимура, князь Валахии отчаянно пытался что-то предпринять — он вмешался в войну между претендентами на турецкий престол в надежде усилить позиции своей страны. Но порядок в империи был восстановлен, ее силы снова консолидировались. В 1417г. турецкая армия вторгается в Валахию и захватывает важные крепости на северном берегу Дуная — Турну и Джурджу. Тогда же, за год до своей смерти, Мирча Старый признал Валахию вассалом Османской империи, согласился на выплату дани и размещение турецких гарнизонов на румынском берегу Дуная.

Теперь Валахия стала буферной зоной между Венгрией и Османской империей, ее территория — ареной столкновений вооруженных сил двух государств, а престол ее князей — игрушкой в руках то венгров, то турок. Эту ситуацию, типичную для нескольких последующих веков румынской истории, мы подробнее рассмотрим позже, пока же обратим внимание на тех, кто противостоял туркам в этом регионе в 15 веке.

Великая Венгрия

После того, как Османская империя раздавила большую часть балканских православных государств, ей предстояло (помимо относительно легкой и приятной задачи добить Византию) встретиться с католической Европой. Начиналось противостояние наследников пошедшего по пути укрепления деспотии Восточного Рима и народов, живших на бывших землях Западного Рима, свернувших с этого пути и создавших основанную на других принципах западную цивилизацию. Оно оказалось долгим, трудным, драматичным и имевшим многообразные последствия для румынской истории.

Главной антитурецкой силой в Юго-Восточной Европе стала Венгрия, в связи с чем вернемся к трансильванской истории. Все сказанное выше о скачке в развитии земель на юг и на восток от Карпат, не должно вводить нас в заблуждение. Каменные строения, относящиеся к 14 и 15 векам, в Молдавии и Валахии можно пересчитать по пальцам. В Трансильвании же подсчет всех построенных в те времена замков, городских укреплений и домов, монастырей, соборов будет достаточно трудной задачей.

Рассуждения о румынском геополитическом кошмаре к Трансильвании того периода не применимы. После монгольского нашествия в середине 13 века остаток этого столетия и почти весь 14 век прошли без крупных иностранных вторжений. В 15в. положение в Трансильвании (но не во внутренних областях Венгрии) ухудшилось по причине турецких набегов, но и в этом случае мощная система укреплений снижала пагубные последствия опустошений, не давая туркам уничтожать жизненно важные центры страны. За стабильность низшим слоям населения приходилось платить усиливавшимся угнетением. В 1351г. венгерский парламент принял свод законов, регламентировавший положение крестьянства и отражавший факт завершения перехода большей части земель в руки аристократии. За крестьянами сохранилась личная свобода, предполагавшая возможность переселения. Но крестьянской собственности на землю уже не было, так что переселенца все равно везде в пределах королевства ожидали подати и трудовые повинности в пользу землевладельца, во многих местах дополненные еще и судебной юрисдикцией аристократа над жившими на его землях крестьянами.

Происходили внутренние смуты, но все более совершенные конституционная система и политическая культура правящего класса позволяли правителям, умевшим правильно применять эти инструменты, обеспечивать длительные периоды внутренней стабильности. Если с 1270-х до 1323г. в Венгрии царила феодальная анархия, что означает неспокойные времена, но отнюдь не равнозначно перманентной гражданской войне, то затем последовал длительный период внутреннего мира и стабильности, продолжавшийся весь остаток правления короля Карла Роберта (1301 — 1342гг.) и длительное царствование Лайоша Великого (1342 — 1382гг.). Это время, возможно, заслуживает названия самого безоблачного периода венгерской истории. После смуты, последовавшей за смертью Лайоша, к власти пришел король Сигизмунд, которому также было суждено долгое и блестящее правление (1387 -1437гг.).

Изобилие полезных ископаемых, богатые сельскохозяйственные ресурсы, все более жестокая эксплуатация зависимых крестьян, приток из Европы квалифицированных и предприимчивых переселенцев способствовали процветанию Венгрии. До начала разработки испанцами месторождений в Америке она была основным поставщиком драгоценных металлов на европейский рынок. Другой важнейший объект венгерского экспорта в Европу — скот — также пользовался растущим спросом в западноевропейских городах, которым перестало хватать сельскохозяйственных ресурсов близлежащих областей. В течение некоторого времени в описываемый период королевство являлось богатейшим государством Европы. Даже великая эпидемия чумы, опустошившая континент в середине 14в., не затронула эту счастливую страну.

Благосостояние венгерской аристократии ничем не уступало уровню жизни ее западноевропейских собратьев по привилегированному сословию. Вряд ли уступал европейскому и технологический уровень ремесел и торговли в венгерских городах. Правда, их масштабы были меньшими — урбанизация в Венгрии по-прежнему оставалась на гораздо более низком уровне, чем в западных странах. Впрочем, это отставание наверстывалось, и Трансильвания играла здесь важную роль. В то время как многие центральные области королевства оставались исключительно сельскими, здесь деятельность немецких переселенцев, наличие ведущих на Балканы и в Азию торговых путей, разработка полезных ископаемых способствовали созданию важных городских центров.

Сформировавшаяся в Венгрии конституционная система надежно гарантировала личные свободы, имущественные и политические права аристократии. Ни один из королей, даже очень долго находившихся на престоле, не мог себе позволить массового нарушения прав своих подданных. Хотя долго правившие короли часто пренебрегали созывом общевенгерского парламента, на местном уровне дворянское и городское самоуправление продолжало действовать. В результате парламентские традиции не забывались, и в периоды междуцарствия Государственное собрание становилось основным источником власти в стране.

Бескомпромиссно противостоявшие попыткам королей установить деспотическое правление, аристократические парламенты Венгрии были не менее настойчивы в увеличении крестьянских повинностей и ограничении свободы тех, кто возделывал принадлежавшие помещикам земли. Крестьяне оказали сопротивление, причем ареной первой в истории Венгрии крестьянской войны стала Трансильвания. Восстание вспыхнуло в 1437г. в ответ на рост налогов, оброков и попытки ограничить свободу передвижения крестьян. Хотя румыны, скорее всего, составляли большую часть восставших, чисто румынским движение не было. В нем участвовал венгерский город Коложвар и часть мелких дворян, один из которых Антал Надь был предводителем восстания.

Восставшие создали укрепленный лагерь на горе Бобылна в центре Трансильвании, вступили в переговоры с правительством и аристократами, и первоначально добились уступок — тяжесть повинностей была уменьшена. Примечательными для описания венгерских порядков того времени обстоятельствами являются как хорошая организация повстанцев, перенятая у аристократии, имевшей легальное право на восстание против властей и не раз его использовавшей, так и склонность короля решать вопросы мирным путем и учитывать интересы низших сословий. Недовольство привилегированных сословий и народов Трансильвании уступками правительства привело к подписанию в Каполне соглашения о союзе между этими тремя группами — венгерской аристократией, саксонскими городами и свободными крестьянами секеями. Переход власти после смерти в декабре 1437г. короля Сигизмунда к сословным собраниям позволил дворянству надавить на крестьян и пересмотреть условия первоначального соглашения в свою пользу.

Значение Каполнских соглашений выходит за пределы сюжета крестьянской войны. Сложившийся ранее порядок сословно-национального разделения трансильванского общества был закреплен законодательно (а в Венгрии договор между представителями сословий был более важным документом, чем указ короля). Три нации-сословия договорились, что управлять Трансильванией будут именно они, а зависимые крестьяне (в основном румыны) к власти допущены не будут. Но Каполнские соглашения со временем получили и иной смысл. Достигнутое сплочение трансильванского общества помогло ему выдержать надвигавшееся турецкое нашествие.

Олигархический характер правления в Венгрии ограничивал способность страны вести войны. Если одного слова турецкого султана было достаточно для мобилизации всех имевшихся в распоряжении страны сил, то решение венгерского короля о начале крупной военной кампании требовало согласования с парламентом. В стране действовал закон, по которому обязательным для дворян было лишь участие в обороне королевства, а войны на чужой территории — делом сугубо добровольным. Такие законы делали Венгрию государством не то чтобы совсем мирным и неагрессивным, но лишенным сильного наступательного потенциала. Король Лайош Великий вел много войн за пределами королевства, но их результаты оказались слабыми и неубедительными. Он мог полагаться только на ограниченные силы добровольцев и наемников и должен был щадить жизни своих подданных, как и всякий правитель, власть которого зависит от воли граждан страны.

В конце концов, если бы Венгрия задалась целью уничтожить независимые румынские государства любой ценой, она бы этого добилась — королевство было во много раз сильнее новорожденных княжеств. Но когда первые поражения показали, что кампания обещает быть трудной и кровавой, венгры махнули на румын рукой и позволили им жить по своему разумению.

То же самое произошло и с турками. Напуганные поражением при Никополе венгры не решались контратаковать османов в течение последующих пяти десятилетий. Король Сигизмунд был богатым и могущественным, он вел активную европейскую политику, был избран германским императором, участвовал в решении запутанных религиозных вопросов. Но после Никополя он только один раз встретился на поле боя с не самой сильной из турецких армий и потерпел поражение. Правда, на южных границах был создан мощный пояс оборонительных сооружений. Он до поры до времени препятствовал проникновению турок вглубь страны, но южные области все чаще подвергались жестоким опустошениям.

Конечно, среди авторитарных правителей было немало смелых и талантливых полководцев, но еще более велики заслуги политика, который, не имея абсолютных властных полномочий, действуя средствами демократической политики, убеждает своих соотечественников жертвовать имуществом и жизнями ради отражения грозящей им опасности. В Венгрии это удалось трансильванскому дворянину румынского происхождения Яношу Хуньяди. Происходя из семьи, не отличавшейся ни знатностью, ни богатством, Янош родился в 1388г. Когда ему было 20 лет, его отец Войку получил поместье в Хунедоаре. Янош развивал успехи отца, долго и упорно делая военную карьеру. Он добрался до высших эшелонов венгерского общества к 53 годам, когда в 1441г. был вознагражден за услуги, оказанные новому королю Владиславу во время смуты, последовавшей за смертью Сигизмунда, постом правителя Трансильвании.

В короткий срок ему удалось сделать в масштабе этой области то, что не получалось у монархов в масштабах всего государства — мобилизовать силы для отпора туркам. В 1441г. он атаковал османские войска на территории Сербии, в 1442г. была разбита турецкая армия, грабившая южную Трансильванию, после чего венгры перенесли войну на территорию Валахии, где в сражении у реки Яломица были уничтожены войска командующего силами Османской империи в Европе. Теперь Венгрия имеет возможность восстановить контроль над Валахией и Молдавией, посадив там (хоть и ненадолго) лояльных правителей. После этих успехов стало возможным призвать к оружию дворянство не только Трансильвании, но и всего королевства. Зимой 1443 — 1444гг. венгерская армия под командованием Яноша Хуньяди совершила поход по турецким владениям в Сербии и Болгарии, дав несколько успешных сражений османским силам.

Султан запросил мира, но теперь Венгрия хотела большего. В конце 1444г. армия крестоносцев, состоявшая в основном из венгерских и польских сил во главе с королем Владиславом, атаковала европейские владения Османской империи. Но встреча с основными силами султана в ноябре 1444г. под Варной и на этот раз закончилась сокрушительным поражением европейцев. Беспощадная деспотия, выросшая на развалинах Восточного Рима, доказывала, что она боеспособнее рыхлого сословного общества, созданного наследниками Западного Рима.

В сражении при Варне погиб король Владислав, и в 1446г. парламент избирает Яноша Хуньяди регентом Венгрии. Его правление ознаменовывается ограничением королевской власти и укреплением парламентского строя. Уже в 1440г., избрав королем Владислава II в нарушение наследственных прав другого претендента на престол Ласло, Государственное собрание сделало заявку на то, чтобы превратить Венгрию в республику, где верховная власть не передается по наследству, а предоставляется волей сословного собрания. В продолжение тенденции к укреплению сословного правления во время регентства Яноша Хуньяди был принят закон о проведении заседаний Государственного собрания ежегодно, а сам состав парламента существенно расширен — в него вошли представители мелкого и среднего провинциального дворянства, духовенства и городов (последние, правда, не надолго). Янош Хуньяди широко предоставлял дворянство румынским сельским «князьям». Но, разумеется, при условии перехода в католичество.

Одновременно с этими либеральными реформами регент вновь мобилизует силы Венгрии на войну. Пытаясь отыграться за Варну, армия Яноша вновь атакует европейские владения Османской империи. Увы, в 1448г. турки уничтожают венгерские силы на том же Косовом поле, где за 59 лет до этого они сокрушили сербов. Судьба Балкан была решена — теперь стало ясно, что они надолго останутся под властью турок. Провал венгерско-польских контратак означал смертный приговор Византийской империи. В 1453г. османы осадили уже давно окруженный их владениями Константинополь и после ожесточенных сражений взяли его.

Хотя Византия 15 века была второстепенным государством, ее гибель произвела сильнейшее удручающее впечатление на всю Европу. Наследие Римской империи, защищаемое греками с отчаянным упорством, казалось чем-то вечным и незыблемым, а народ, все-таки сумевший уничтожить «вечную» империю, представлялся непобедимым. Особенно тяжелой была потеря для православных народов — их издревле почитаемый духовный центр попал в руки мусульман. И хотя согласно канонам в храмах должны находиться лишь религиозные изображения, в румынских княжествах в последующие века на стенах церквей появилось изображение отнюдь не евангельского, но глубоко потрясшего румын события — взятия турками Константинополя.

Расправившись с Византией, Османская империя возобновила наступление на Запад. В 1454 и 1455гг. было завершено растянувшееся на долгие десятилетия завоевание Сербии, а в 1456г. султан Мехмед Завоеватель двинул свои силы на Венгрию. Регентство Яноша Хуньяди завершилось в 1452г., после чего он удалился в свою Трансильванию, однако у него все равно было гораздо больше возможностей мобилизовать народ на отражение опасности, чем у правительства королевства. Хотя центральные власти и объявили мобилизацию, у южной границы Венгрии Янош Хуньяди встретил 100-тысячную армию империи только с силами, набранными в его трансильванских владениях. Несмотря на двукратное численное превосходство, турки проиграли сражение, происшедшее 22 июля 1456г. около Белграда. Султан Мехмед вынужден был вернуться в свои владения ни с чем — Венгрия оказалась не по зубам завоевателю Византии.

Победа венгров под Белградом стала для османских султанов весомым, но не единственным аргументом в пользу прекращения попыток завоевания Венгрии. Другим доводом стала долговременная внутренняя стабилизация королевства. Янош Хуньяди умер через несколько дней после Белградского сражения, но в 1458г. Государственное собрание избрало королем его сына Матьяша Корвина. Его правление (1458 — 1490гг.) в отличие от эпохи Лайоша Великого нельзя назвать безоблачным по причине турецкой опасности, но оно стало самым блестящим периодом средневековой венгерской истории. Король имел в своем распоряжении весьма ограниченную власть — в собственности короны почти не осталось земель, полномочия монарха были ограничены парламентом, превратившимся теперь в постоянный орган государственной власти. Но подобно своему отцу, Матьяш использовал те возможности, какие у него все же имелись, наилучшим образом.

Место авторитарного правления заняла работа по созданию профессиональной администрации, грамотному составлению и эффективному применению законов. Тщательно продуманное разделение властей в какой-то степени предвосхищало европейские конституционные монархии 19 века. Не нарушая ни имущественных, ни политических прав аристократии, король, тем не менее, не только обеспечил многие годы политической стабильности, но создал эффективную налоговую систему и существенно укрепил армию страны. Что, пожалуй, самое удивительное, в эти десятилетия удавалось сдерживать рост аппетитов дворянства в том, что касается увеличения поборов и закрепощения крестьян. Описанное ранее экономическое благосостояние страны было еще более убедительным, чем раньше. К нему прибавился расцвет искусства, вызывавший восхищение во всей просвещенной Европе. Перед тем, как надолго погаснуть под ударами турок, звезда Великой Венгрии — рая вольного дворянства — сияла особенно ярко.

Почти великая Молдавия

Молдавия после смерти Александра Доброго пережила период смуты, ослабившей ее. В 1456г. она даже стала вассалом Турции. Однако ресурсы этой страны были еще далеко не исчерпаны, и тот правитель, которому удалось их задействовать, стал самой яркой личностью героической эпохи румынской истории. Штефан, позже названный Великим, захватил власть в Молдавии как раз на следующий год после признания турецкого сюзеренитета, в 1457г. Современная Молдавская республика сочла его единственной исторической личностью достойной того, чтобы красоваться на ее банкнотах. Некоторые его достижения и в самом деле уникальны для всей румынской истории.

Если сравнивать Штефана с Яношем Хуньяди, то первому во многих отношениях было проще — молдавскому князю, правившему государством с византийской политической культурой, не надо было согласовывать свои решения с сословными собраниями. Но, с другой стороны, Венгрия была куда более сильным государством, чем средних размеров полудикая Молдавия. И, тем не менее, под руководством умного и волевого правителя это государство стало на некоторое время по-настоящему сильным.

Самым уникальным для румынской истории достижением Штефана Великого было то, что многочисленные войны времен его царствования Молдавия вела не на правах вассала или младшего партнера какой-либо крупной державы, как это чаще всего бывало в румынской истории и до того, и после. Сражаться приходилось чаще всего в одиночку, но и в коалициях молдаване были равноправными партнерами европейских стран. И такого статуса Молдавия тех времен вполне заслуживала, поскольку ее войска сумели одержать победы над силами всех трех крупных государств, с которыми она соседствовала.

Первым крупным противником Штефана стал никто иной, как Матьяш Корвин. Его армия вторглась в Молдавию в 1467г. с целью заставить молдаван отказаться от недавно захваченного ими дунайского порта Килия (который ранее некоторое время управлялся венграми) и потерпела поражение в сражении у местечка Байя. А ведь у Матьяша была отнюдь не слабая армия, она это доказала несколькими успешными сражениями с турками.

Поведение ряда крупных аристократов во время войны с Венгрией навело Штефана на мысль об их измене, и после одержанной победы он казнил, возможно, до 60 человек. Как правило, в румынской истории такое, и даже не столь жестокое поведение князя заканчивалось заговором бояр, призывавших иностранные войска, которые свергали слишком авторитарного монарха. Но в данном случае власть Штефана только укрепилась. Князь почувствовал себя настолько уверенным в своих силах и, надо полагать, в потенциале страны, которую он возглавлял, что решился бросить вызов самой Османской империи. События последующих драматичных лет показали высочайшую боеспособность молдавской армии, наличие у страны значительных ресурсов, сплоченность общества и его готовность бороться.

В 1474г. Штефан вторгся в Валахию, сверг правившего ей османского протеже Раду Красивого и из государства зависимого от турок превратил ее в вассала родственной Молдавии. Это стало началом жестокой и изнурительной одиннадцатилетней войны княжества с Османской империей. Уже осенью того же года турецкая армия вторглась в Молдавию. Последняя была малонаселенной страной, и в то время как Хуньяди вышел против турок под Белградом уступая им в численности в два раза, Штефан с 40 000 воинов противостоял 120 000-й армии турок и валахов, которые к тому времени успели снова перейти на сторону империи. Тем не менее, 10 января 1475г. османская армия была разбита в центре Молдавии недалеко от города Васлуй. Это был решительный и однозначный военный успех, пожалуй, самый славный момент всей эпохи румынского подъема, последовавшего за созданием собственных государств.

Следующее испытание было особенно тяжелым. В три раза молдавскую армию превосходила только одна из военных группировок империи. В 1476г. в Молдавию вошли основные силы султана Мехмеда Завоевателя — 150 000 турок и 12 000 валахов. В восточные области Молдавии вторглись татары, и часть молдавской армии была послана против них, так что основным силам вторжения молдавский князь противостоял с 20 000 воинов. На этот раз Штефан отступил, беспощадно опустошая собственную страну, чтобы лишить турок источников снабжения. Население Молдавии было вынуждено вспомнить суровый опыт своих предков и бежать от захватчиков в горы и леса. Самым же удивительным было то, что это вторжение не положило конец молдавской независимости. После отступления Штефан Великий все же вступил в бой. В ожесточенном сражении у Рэзбоень молдавские силы потерпели поражение, но не были разбиты окончательно. Затем султан осадил столицу страны Сучаву, крепость Нямц и ряд других опорных пунктов. Молдаване продолжали отчаянно сопротивляться за стенами своих городов, в горах и лесах. Наконец сыграл роль и заключенный Штефаном союз с Венгрией. Известия о приближении к молдавской границе армии короля Матьяша испугали измотанных боями и голодом турок. Они повернули назад и покинули опустошенную страну, так и не сломив ее сопротивления.

Молдавия стала известна всей Европе (чего опять же не случалось не до не после того) — под впечатлением ее успехов сложилась антитурецкая коалиция в составе Молдавии, Валахии, Венгрии и Венеции. Правда, воспоминания о Никополе, Варне и Косово помешали ее участникам предпринять решительное наступление, союз постепенно распался. В 1484г. армия нового султана Баязида вторглась в южную часть Молдавского княжества и овладела городами Килия и Четатя Алба (нынешний Белгород Днестровский в устье Днестра), отрезав Молдавию от устья Дуная и Черного моря и лишив ее значительных доходов от международной торговли. Попытки Штефана контратаковать были безуспешными, но и султан воздержался от рискованного похода вглубь Молдавии. Когда таким образом обозначилось равновесие сил, стороны заключили в 1485г. мир.

Под конец своего правления Штефан расквитался с третьим сильным соседом Молдавии — Польшей — за то, что та не сдержала обещания помочь Молдавии отвоевать Четатя Алба и Килию. Он победил ее в войне 1497 — 1499гг., при этом даже отобрав часть польской территории. Штефан Великий умер в 1504г., оставив Молдавию сильным и уважаемым государством.

Ресурсов страны хватило не только на отчаянные военные усилия, но и на масштабное строительство. От времен Штефана в Молдавии сохранилось уже много памятников. Это и крепости, необходимые для ведения войн, и менее практичные объекты — монастыри Воронец, Нямц, Путна и другие, многие из которых до сих пор являются важнейшими в Румынии и восхищают нас своей красотой. Правда, сколько-нибудь значительных городов в стране по-прежнему не было, а крепости и монастыри все равно были беднее трансильванских памятников той же эпохи. Молдавия оставалась полуварварской страной, но это и являлось ее преимуществом. В ней жило много независимых и сильных людей, выросших в трудные, но многообещающие времена освоения новых земель и становления нового государства. Многочисленные свободные крестьяне, мелкие дворяне, недавно получившие свои земли и титулы и еще не развращенные привилегиями, составили храбрую и сплоченную армию.

Молдаване времен Штефана Великого явили пример той силы, бодрости и энергии, благодаря которой многие варварские народы, только что встающие на путь цивилизации — от греков времен Ахилла до монголов времен Чингисхана — творили дела, до сих пор восхищающие или ужасающие нас. Достижения румын оказались скромнее. Их героическая эпоха прошла на фоне очередного неодолимого нашествия на их земли, но в отличие от многих более давних захватчиков, турки столкнулись с сопротивлением молдаван. В более благоприятной обстановке этот энергичный и обладавший некоторыми ресурсами народ может и создал бы собственную великую державу. Но, живя на ужасном геополитическом перекрестке, он смог лишь выиграть для себя несколько дополнительных десятилетий независимости.

Впрочем, и независимость была относительной. Маневрируя между соседями, Штефан приносил клятву вассала и венгерскому и польскому королям. На самом деле это были равноправные союзы, но все же этот смелый и энергичный князь не посмел порвать с политической традицией, согласно которой Молдавия должна была оставаться на положении младшей сестры своих соседей. С 1492 по 1498г. Штефан, дабы обезопасить свой тыл на время войны с поляками, платил небольшую дань Османской империи. Но главной его неудачей было не это, а отношения с другим румынским государством — Валахией.

Повесть об отношениях Молдавии с южной соседкой, хоть и вплетенную в историю других войн Штефана, лучше вынести в отдельный сюжет, настолько она показательна. Война Штефана с Турцией начинается с того, что в 1474г. он вторгается в Валахию и сажает на ее престол Басараба Лайотэ. Но уже в 1475г. тот участвует в турецком походе на Молдавию. В промежутке между двумя турецкими походами на его страну Штефан успевает вторгнуться в Валахию и вернуть на ее престол Влада Цепеша (см. следующую главу), но уже через месяц турки снова ставят у власти Басараба. В конце 1477г. молдавская армия вновь вступает в Валахию. Басараба Лайотэ сменяет новый молдавский ставленник Басараб Цепелуш. Но уже в 1478г. Цепелуш переходит на сторону турок и безропотно участвует в их походе против Венгрии.

Штефан неумолим. В 1481 — 1482гг. он ведет новую войну против Валахии и сажает не ее престол Влада Кэлугэрула. Конечный результат до смешного предсказуем — в 1484г. этот четвертый молдавский ставленник ведет свою армию на помощь турецкому султану, атакующему Четатя Алба и Килию! Молдавский герой, наконец, оставляет валахов в покое. Влад до своей смерти в 1495г. и его преемник Раду спокойно царствуют в качестве турецких вассалов. Ни общность крови и веры, ни насилие — а победоносные молдавские армии опустошали Валахию не менее свирепо, чем турки или венгры — не могли заставить валахов пойти на разрыв с Османской империей. Проснувшийся инстинкт выживания диктовал им теперь покорность новым неодолимым завоевателям. Для Валахии героическая эпоха завершилась, подходила она к концу и в других румынских землях.

Самый известный румын

Вернемся немного назад, чтобы рассмотреть события валашской истории, предшествовавшие безрезультатным попыткам Штефана Великого вырвать Валахию из под турецкой власти. Судьба южного румынского государства получилась менее славной, чем история северного соседа, зато более показательной, дающей представление о румынском будущем на много лет вперед, а заодно и о румынском опыте выживания на границах империй в те предыдущие века, о которых мы можем только строить предположения.

Правда у валашского 15 века есть и одна дополнительная интрига — помня пусть о непродолжительных, но вдохновляющих временах подъема, валахи пытались сопротивляться неодолимой румынской судьбе. Только в отличие от Молдавии у Валахии изначально было гораздо меньше возможностей для успешного самоутверждения, и в этой драматичной ситуации на румынской исторической сцене появляется один из самых противоречивых ее персонажей, в конечном счете, оказавшийся самым известным в мире румыном — князь Влад Цепеш, он же Дракула.

С момента признания Мирчей Старым вассальной зависимости от султана и до 1436г. Валахия, хотя и находилась между Турцией и Венгрией, уже приучилась считать первую более опасной, и не предпринимала серьезных попыток оспорить верховную власть османских султанов. Однако, захвативший княжеский престол в 1436г. Влад Дракул (отец Дракулы) имел намерение расширить возможности своего государства, маневрируя между Турцией и Венгрией.

Его полная самых невероятных поворотов политическая карьера началась около 1420 года, когда он бежал от охотившихся за ним в родной Валахии заговорщиков в Венгрию, где получил благосклонный прием у короля Сигизмунда. Расположение правителя Венгрии выразилось в принятии Влада в учрежденный венгерским королем рыцарский «Орден Дракона», по причине названия которого валашские подданные стали называть его похожим на слово «дракон» прозвищем «дракул», то есть черт. Поскольку черти обычно являются отрицательными персонажами, валахам видимо не очень понравилось сумбурное правление Влада, в неудачах которого все же больше был виноват не он сам, а неодолимые внешние обстоятельства.

В 1436г. Влад Дракул с помощью венгров захватывает власть в Валахии и спешит расторгнуть заключенный его предшественником договор с султаном. Но он оказался не в силах отразить предпринятую в ноябре того же года карательную экспедицию турок. Помощь венгров оказалась под большим вопросом, после того как умер король Сигизмунд, а Трансильванию потрясло крестьянское восстание 1437 — 1438гг. Дракул едет к султану, признает зависимость Валахии от Турции, но не отказывается и от вассальных обязательств перед венгерским королем. Таким образом, попытки расширить независимость государства привели к парадоксальной, но не единожды встречающейся в румынской истории, ситуации двойной зависимости. Страх перед жестокими и всемогущими турками был сильнее вассальной клятвы, и в 1438г. валашские отряды приняли участие в турецком набеге на Трансильванию.

В последующие годы Янош Хуньяди наносит все более сильные удары по туркам, борьба Венгрии и Османской империи становится все беспощаднее, а судьба корчащегося между молотом и наковальней Влада Дракула все трагичнее. Когда султан, в ответ на враждебные действия вдохновившегося было подготовкой Венгрии к войне валашского князя, вызвал его в 1442г. в свою столицу Адрианополь, тот покорно отправился в путь. За что и поплатился. По прибытии он был арестован и отпущен через несколько месяцев, только после того, как отдал в заложники двух младших сыновей — Дракулу (что означает младший черт, чертик) и Раду Красивого. А пока Дракул сидел в турецком плену, Янош Хуньяди разбил турок вначале в Трансильвании, потом и южнее Карпат, так что к концу 1442г. венгры оказываются хозяевами Валахии.

Теперь турки решают, что им надо использовать Влада Дракула в своих интересах. В начале 1443г. он возвращается на валашский престол в обозе турецкой армии. История задает несчастному Дракулу все новые вопросы, угадать правильный ответ на которые он не может. Победы Яноша Хуньяди указывают на то, что Венгрия все-таки сильнее, а прибытие во второй половине 1444г. армии европейских крестоносцев представляется весомым аргументом в пользу перехода на сторону христиан. Но Дракул слишком сильно боится турок, поэтому прибегает к хитрости. Сам он не ввязывается в войну, а отправляет в поход старшего сына Мирчу.

Опасения валашского князя полностью оправдались — около Варны христиане были разбиты. И все же в 1445г. Влад еще продолжает воевать против турок, содействуя походу на Дунай бургундского флота. Бургундцы отбирают у турок крепости на Дунае и отдают их валахам. Но султан угрожает Дракулу, что убьет его сыновей, и тот возвращает крепости туркам. В ответ Янош Хуньяди в 1447г. решает, что пора избавиться от ненадежного союзника, вторгается и Валахию, заманивает князя в ловушку и убивает его.

Это сумбурное бестолковое правление и несчастная судьба потом с разными вариациями были повторены множеством правителей Валахии и Молдавии. Однако в то время валахи еще не были готовы вновь примириться со своей участью. Последовала отчаянная, безумная попытка противостоять враждебным обстоятельствам, автором которой стал Влад Дракула.

Несчастливая судьба отца, с малых лет разделенная и сыном, родившимся в Трансильвании, а в молодости пять лет бывшим заложником в Турции, наверняка произвела на будущего князя и прообраза персонажей фильмов ужасов глубочайшее впечатление.

Началось все опять же с необходимости перебегать от одного правителя к другому в поисках более сильных покровителей. После казни Влада-старшего султан сделал Влада Дракулу турецким претендентом на валашский престол. В октябре 1447г. он при турецкой поддержке примерно на месяц стал князям, но был быстро свергнут венгерским ставленником Владиславом. Этого времени Владу хватило на то, чтобы вскрыть могилу старшего брата Мирчи и убедиться, что после убийства Дракула бояре закопали принца живым. Что явно не прибавило князю любви к своим подданным.

Пребывание на валашском престоле оказалось все же небесполезным — оно стало способом бегства из турецкого плена. Дракула отправился вначале в Молдавию, а через некоторое время в Венгрию, где Янош Хуньяди приютил его, обзаведясь запасным претендентом на валашский престол. Дракуле вряд ли было приятно иметь дело с человеком, по приказу которого был убиты его отец и старший брат, но снова, как и в турецком плену, приходилось терпеть. Его правление показало, как много гнева и обиды накопилось в его душе за эти годы.

В 1456г. венгры и в самом деле утратили доверие к Владиславу и сделали Влада валашским князем. С этого момента начинается основное правление Дракулы и дела, сделавшие его самым знаменитым в мире румыном. Исходя из того, насколько эти деяния впечатлили его современников, живших в эпоху, когда пытки и жестокие казни были вполне обычным явлением, логично предположить, что Влад от природы был наделен садистскими наклонностями. Но здесь нам трудно что-либо утверждать или опровергать. По примерно той же причине оставим в стороне вопрос о том, любил ли валашский князь попить крови своих подданных (в буквальном смысле слова, потому что в переносном точно любил). Займемся политическими соображениями, определившими характер его недолгого (1457 — 1462гг.), но надолго запомнившегося правления.

Дракула наверняка пришел к власти с мыслью о том, что он ни в коем случае не должен повторить жалкую и печальную участь отца. Для этого нужно стать сильным правителем сильной страны. Бывшая в силу множества обстоятельств слабее своих соседей Валахия могла стать сильной только при условии неограниченной власти монарха, железной дисциплины и готовности к самопожертвованию среди подданных.

Надо полагать, Дракула отдавал себе отчет, что его подданные, веками привыкшие выживать, а не бороться, и к тому же сравнительно недавно обзаведшиеся собственным государством, не очень склонны к подобным добродетелям. Тем не менее, он думал, что способен в кратчайшие сроки перевоспитать валахов, приучив их к безусловной покорности посредством безудержного террора. Идеологическим обоснованием была пришедшая вместе с православной верой византийская концепция неограниченной власти монарха, а вдохновляющим практическим примером — история Османской империи, превратившейся из небольшой военно-религиозной общины в громадное государство с помощью железной дисциплины и запредельной жестокости.

Чтобы пресечь возможность смут и переворотов с привлечением иностранных войск, Влад устроил кампанию массового террора против бояр. Приводится цифра в 20 000 человек, но она является явным преувеличением, поскольку в то время во всей Валахии не могло быть столько аристократов. Но такие сведения говорят о том, что погибла значительная часть дворянства, и речь явно шла не о подавлении заговора, а о превентивной чистке страны от потенциально неблагонадежных элементов.

Просто страх смерти представлялся правителю слишком слабым аргументом для приведения подданных к покорности, нужен был страх мучительной смерти. Имевшие неправильное социальное происхождение люди умирали от самого жестокого из придуманных человечеством способов казни — насаживания на кол. Второе прозвище Дракулы — Цепеш — произошло от румынского слова teapa, обозначающего кол. Воры и разбойники были устрашены жестокостью властей, так что уровень преступности резко снизился.

Влад Цепеш явно не хотел останавливаться на этих достижениях — в его воображении возникало идеальное общество, которое могло бы доставить государю много сильных и надежных воинов и прокормить их, не будучи обремененным необходимостью содержать бесполезных людей. Отсюда возникла, возможно, самая экстравагантная из его жестокостей. Цепеш приказал собрать со всей страны бродяг, нищих и больных и в изобилии дал им выпивку и закуску с тем, чтобы эти несчастные хоть один раз в жизни могли ни в чем себе не отказывать. А в том, что этот обед будет для его гостей последним, князь не сомневался. Двери дома, где валашские бомжи наслаждались щедростью своего правителя, были заперты, затем его подожгли. Все погибли. Правда страну вскоре ждали новые жестокие испытания, выбивающие людей из колеи их обычной жизни и превращающие в нищих, так что эффект от того пира вряд ли был долговременным.

Как и всех мечтающих о тоталитарной власти правителей, Влада Цепеша беспокоило вмешательство иностранцев в экономику его страны. Отсюда начался его первый конфликт с заграницей, имевший для валашского тирана очень долговременные последствия. Чтобы покончить с положением, при котором большую часть торговли в Валахии держали в своих руках саксонские купцы из Брашова и Сибиу, он запретил им торговать во внутренних областях своего государства. Это послужило поводом для нескольких конфликтов, в ходе которых валашский князь в 1457, 1459 и 1460 годах вторгался в саксонские земли, уничтожая все живое на своем пути уже знакомыми нам способами — посажением на кол и сожжением заживо.

Известно много случаев, когда подобные Дракуле тираны, нагнав дикого страха на своих подданных, правили странами, которые угораздило попасть под их власть, долгие десятилетия. Не исключено, что при иных обстоятельствах такая судьба могла постичь и Валахию. Но румынский геополитический кошмар спас княжество от слишком долгой тирании.

Неизбежную войну с турками Влад Цепеш начал смело, энергично и как всегда чудовищно жестоко. Зимой 1462 г. его армия внезапным ударом овладела крепостью Джурджу и взяла в плен турецкий гарнизон, потом опустошила придунайские владения турок, убив 23 884 человека (такая точная цифра взята из отчета самого князя), а в марте 1462 г. разбила пытавшуюся контратаковать турецкую армию. После этих побед около валашской столицы Тырговиште был поставлен лес кольев с насаженными на них тысячами турецких пленных, занимавший в длину 3 километра. Как мы уже знаем из истории с бомжами, валашский правитель был не лишен чувства юмора, поэтому командующему был выделен по разным версиям то ли самый высокий, то ли даже позолоченный кол. Скорее всего, то был звездный час в жизни этого человека, в последующие века ставшего источником вдохновения для стольких писателей и режиссеров.

Дальше все было хуже. В июне 1462г. султан повел на Валахию свои основные силы. Дракула приказал опустошить страну и спрятать население в горы и леса. Сам он мужественно сражался во главе своей армии, но ничего не мог поделать. Армия султана заняла опустевшую столицу, около которой увидела лес кольев с висящими на них скелетами турецких солдат. Султан, все тот же Мехмед Завоеватель, покоритель Византии, противник Яноша Хуньяди и Штефана Великого, сказал, что человек сделавший такое, достоин уважения. Оно и понятно — Цепеш старательно перенимал у турок науку создания прочного государства. Только учителя оказались слишком строгими. Султан с основной армией вынужден был покинуть опустошенную страну, но оставил валахам в качестве князя брата Влада — Раду Красивого, власть которого была признана без особых проблем.

Дракула с остатками армии перешел Карпаты и оказался на землях саксов, с которыми он недавно столь жестоко обошелся. Здесь он попросил помощи у венгерского короля Матьяша. Последний через несколько месяцев подошел со своей армией и вроде вначале обращался с Цепешем как с союзником, но затем произошло неожиданное. Бывший правитель Валахии был арестован и отправлен в венгерскую столицу Буду. До сих пор остается до конца не понятным, почему венгерский король так поступил. Скорее всего, он не решился ввязываться в масштабную войну с таким сильным противником, как Османская империя. Хотя кто знает, может быть, услышав рассказы о зверской тирании Цепеша, просвещенный правитель парламентской монархии не захотел восстанавливать на престоле такого князя.

Так оказались напрасными жертвы, принесенные валахами в годы правления Влада Цепеша. В последующие годы валахи героически боролись с попытками Штефана Великого вовлечь их в антитурецкую борьбу, после каждого молдавского вторжения упорно возвращаясь под власть более сильного покровителя.

Лучшим подтверждением новых настроений, которым предстояло господствовать в валашском обществе до конца 16 века, стала история краткого возвращения Влада Цепеша к власти. После 12 лет пребывания в плену он был отпущен венгерским королем, а в ноябре 1476г. при поддержке Штефана Великого вновь стал князем Валахии. Но продержался совсем недолго — уже в декабре Дракулу убили. Вроде во время похода против небольшого отряда турок, а может быть и безо всякой войны. В любом случае, он погиб от рук своих же подданных, которые к тому же поспешили отправить отрубленную голову борца за независимую Валахию в Константинополь.

Похоже, безумная жестокость собственного правителя склонила валахов к мысли, что лучше привычное подчинение очередным завоевателям, чем независимость такой ценой. Такие размышления основывались на более старых пластах исторической памяти румын, накопленных за тысячелетие выживания бок о бок с сильными захватчиками — давняя традиция наверняка была сильнее, чем кратковременный опыт первоначальных успехов румынских государств. Позднее, когда попытки молдаван отбросить османов выдохлись, и несчастная Валахия обрела покой, князья Раду Великий (1495 — 1508гг.) и Нягое Басараб (1512 — 1521гг.) проявили исключительное рвение в делах веры, видимо, стремясь замолить грехи прошлого и обрести утешение от нищего и рабского настоящего.

Посмертно Влад Цепеш все-таки взял реванш — он стал героем легенды (но в данном случае не вампирической, а героической). Стремление народа, живущего среди постоянных унижений и опасностей, обрести героя, который, взяв судьбу страны в свои сильные руки, быстро изменил бы ее к лучшему, нашло в Дракуле идеальный образ. Последовавшее в 16, 17, 18 веках бесконечное чередование одинаково бессильных и, по большей части, ленивых и жадных правителей постоянно подпитывало в народе вполне согласующиеся с византийской политической культурой мечты о пусть даже жестоком, но сильном и справедливом вожде. Призрак Дракулы продолжал жить в Румынии и еще показал свою силу в другие времена.

Отправился этот призрак и в путешествие по другим странам. Саксонские города отомстили Цепешу умно, можно сказать чисто по-европейски. С их подачи король Матьяш Корвин не только арестовал Влада, но и приложил большие усилия для того, чтобы прославить Дракулу по всей Европе как беспредельно жестокого правителя. Изобретение книгопечатания способствовало успеху этого начинания, и истории о Дракуле широко распространились по миру, постепенно теряя связь с реальными событиями в Валахии, пока не превратились в современные мистические страшилки про вампиров. Трудно сказать, хотели ли чего-либо подобного бюргеры Брашова и Сибиу — их обидчик обрел хоть и сомнительную, но громадную славу, сделавшись с их легкой руки самым известным в мире представителем румынского народа.

Иной отклик получили деяния Дракулы в России. Русская книга «Сказание о Дракуле-воеводе», хотя и была написана скорее всего на основе неприязненных в отношении Влада немецких материалов, оказалась выдержана в духе вышеописанной румынской авторитарной традиции. Автор восхвалял Дракулу за борьбу с захватчиками и любовь к справедливости, находя в этом оправдание самым чудовищным его жестокостям. Такие идеи пришлись ко двору в новой империи, выросшей в ходе жестокой борьбы с татарами и нуждавшейся в консолидации своей власти над еще помнившим древнюю свободу народом. Пример Дракулы вдохновил русского царя Ивана Грозного на безудержный террор с целью внушить подданным мысль о беспредельности власти монарха. Россия была куда сильнее Валахии, поэтому никакие внешние силы не смогли прервать процесс ужесточения деспотического режима. Мечта Дракулы воплотилась в жизнь в России.

Конец героической эпохи

После смерти Матьяша Корвина сдерживаемые им политические процессы в Венгрии получили быстрое развитие. Парламент избрал королем выходца из Польши Владислава, не имевшего опоры в стране и не мешавшего дворянскому собранию править по своему усмотрению. Наступил период наивысшего расцвета дворянских свобод. Собрание свободного венгерского дворянства разработало конституцию, которая в случае ее принятия превратила бы Венгрию в республику. Но избирателями в этом свободном государстве предстояло быть только землевладельцам из благородного сословия, а они использовали свою свободу для того, чтобы лишить большинство населения страны последних остатков его свободы.

Выплаты и отработки крестьян быстро росли, их свобода передвижения уменьшалась. В 1514г. крестьяне ответили восстанием. Предводителем мятежа, основные события которого разыгрались в долине Тисы, стал секей Дьердь Дожа, потребовавший сделать всех крестьян Венгрии такими же вольными землепашцами, как представители его нации-сословия. После разгрома восставших Дожу поджарили живьем, а его сподвижников заставили съесть тело предводителя (и, тем не менее, место ведущего персонажа фильмов ужасов венгерские палачи вежливо уступили румыну Дракуле). Спеша использовать произведенное этим обедом впечатление, парламент Венгрии объявил крестьян «вечно зависимыми». Им было запрещено переходить от одного помещика к другому, а также иметь оружие.

Лишив низшее сословие права участвовать в обороне страны, дворянство само все хуже справлялось с этой задачей. Через парламент проводились решения не только о закрепощении крестьян, но и о снижении налогов с помещичьих хозяйств. Соответственно сокращались расходы на оборону. Хорошо известно, что свободные народы труднее мобилизовать на войну, а когда единственным обладателем свободы является как раз сословие, ответственное за оборону, военные возможности государства ограничиваются особенно сильно.

Это не значит, что такие дворянские республики были обречены на немедленное поражение. Они располагали постоянными наемными армиями, которые могли отбить нападение не очень многочисленного врага, они могли собрать сильную дворянскую конницу, если враг атаковал достаточно медленно для того, чтобы парламент успел собраться и принять решение о созыве ополчения. Польша, сумевшая довести проект олигархической республики до логического завершения, в течение двух веков отбивалась от многочисленных врагов более-менее успешно. Но венгерскому дворянству история не дала шанса спокойно пожить в созданном его руками либерально-крепостническом обществе.

Враг был многочисленным и атаковал быстро. К моменту восшествия на турецкий престол султана Сулеймана Великолепного (1520 — 1566гг.) малоазиатские и балканские владения турок были дополнены Сирией, Палестиной и Египтом. Теперь их потенциал намного превосходил возможности Венгрии. Султан Сулейман решил, что после успешных ближневосточных войн предыдущего правителя пора возобновить мусульманское наступление на Европу. В 1521г. турки взяли Белград, который когда-то отстоял Янош Хуньяди. Другого политика, способного поднять на войну избалованное свободой дворянство, у Венгрии не было, и грозному предупреждению никто не внял. В 1526г. Сулейман, беспрепятственно миновав ставший турецким Белград, повел свою армию на столицу Венгрии. Даже те силы, какие имелись в распоряжении венгров, не успели полностью собраться. 29 августа 1526 г. около Мохача уступавшая туркам по численности в 3 раза армия короля Лайоша II, который сменил Владислава на венгерском престоле в 1516г., была уничтожена, и турки беспрепятственно вошли в Буду.

Сам король был убит, в Венгрии началась смута. Большая часть ее территории оказалась под контролем быстро попавшего в зависимость от турок трансильванского правителя Яноша Запольяи, северные и западные области отошли к австрийским Габсбургам. Но и они вскоре были атакованы Османской империей — в 1529г. армия султана осадила Вену. Казалось, что вслед за православными святынями Константинополя, католическим соборам Рима, Кельна и Парижа тоже предстоит сделаться мечетями.

Однако Бог готовил Европе иную судьбу. Наслав на турок осенью 1529г. страшные дожди и снегопады, он вынудил их уйти от Вены ни с чем. Австрийская столица осталась крайним пределом, которого они достигли в Европе. Но судьбу Венгрии это не меняло. В 1541г. ее центральные области были превращены в провинцию Османской империи.

На румын эти события наверняка произвели потрясающее впечатление. Венгрия являлась основной великой державой, с которой румынам приходилось иметь дело в продолжение последних пяти веков, самым наглядным воплощением силы, богатства, более высокого уровня развития. Конечно же, падение этой империи, которая возможно многим в румынских землях казалось незыблемой, стало сильнейшим аргументом в пользу прекращения попыток сопротивления турецким захватчикам. Впрочем, первая реакция Молдавии на падение Венгрии была выдержана совсем в другом духе.

В 1529 г., то есть в то время, когда турки направились через центральную Венгрию к Вене, ставший молдавским князем в 1527 г. побочный сын Штефана Великого Петру Рареш заключил союз с трансильванским воеводой Яношем Запольяи, воевавшим на стороне турок против немцев. Трансильванские саксы в этой войне поддержали Германскую империю, так что молдавская армия перейдя Карпаты атаковала саксонские города. Трансильванские немцы были разбиты молдаванами при Фелдиоаре, после чего Брашов, Сигишоара и Бистрица сдались победителям. За эти заслуги Запольяи передал молдаванам области Бистрицы и Родны. Вместе с владениями, которые Штефан Великий получил от Венгрии в обмен на признание вассальной зависимости, они составили заметную, хотя и меньшую, часть страны, что позволило Петру Рарешу называть себя завоевателем Трансильвании. Так что высказанное ранее предположение, что при ином стечении обстоятельств молдаване могли бы создать собственную империю, не является совсем уж пустой фантазией.

Успешный поход за Карпаты стал кульминацией молдавской наступательной политики. В 1531г. Рареш начал войну против Польши с целью отобрать область Покутию, которая была захвачена Штефаном Великим, но взята поляками назад после его смерти. Однако в сражении при Обертыне молдаване потерпели поражение. Несмотря на неудачу беспокойный князь продолжает искать приключений и славы для себя и своей страны, что приводит к судьбоносной для обоих войне. В 1530-х годах Молдавия отражает попытки турок установить контроль над Трансильванией и вступает вместе с Германией, Венецией и Трансильванией в Священную лигу для борьбы с Османской империей.

Турки как всегда с готовностью принимают вызов. Встретив в предыдущие годы серьезное сопротивление в оставшихся свободными областях Венгрии и на границах Австрии, султан Сулейман решает попытать счастья в Молдавии. Опыт турецких войн со Штефаном Великим, вероятно, внушал Сулейману некоторые опасения, которые, однако, не подтвердились.

В 1538 г. армия султана вторгается в Молдавию. Становится ясно, что помощь союзников по Священной лиге если и подоспеет, то весьма нескоро, и княжеству предстоит в одиночку вести долгую и тяжелую борьбу, которая может поставить под вопрос существование государства и принести народу громадные потери. Здесь то и наступает момент истины. У страны была небольшая, но боеспособная армия, одержавшая много побед, ее правитель был полон решимости сражаться. Петру Рареш действует со всей возможной энергией. Ценой признания Покутии частью Польши срочно заключается мир с северным соседом. Молдавская армия разбивает вторгшихся в восточные области страны татар. Но все напрасно!

При Штефане Великом решимость правителя дать бой нашла поддержку в стране. Но в 1538 г. все слишком хорошо помнили падение Венгрии и поход турок на Вену. И древний инстинкт самосохранения восстал в душах молдаван с неодолимой силой, разогнав воспоминания об успехах, силе и временами даже величии предыдущих 180 лет их истории.

Бояре потребовали от правителя сдаться туркам, и тот, не найдя поддержки в стране, бежал из Молдавии чтобы не быть выданным султану. Молдавия, еще недавно одерживавшая блестящие победы, теперь безропотно стерпела вступление турецкой армии в свою столицу, принятие обязательств по выплате дани, передачу османам порта Тигины (в наше время Бендеры) на юго-востоке страны.

Интересно, что в 1541г. Петру Рареш вернулся на молдавский престол и отомстил за нанесенные обиды, казнив предводителей протурецкого заговора. Но сделал он это только после того, как убедил султана в своей лояльности и прибыл в Молдавию в качестве турецкого вассала. Может быть, в глубине души Петру рассчитывал, что, вернув власть, сможет вскоре избавить страну от турок, но это произошло только 340 лет спустя. Теперь пришла очередь и второму румынскому государству сполна узнать горечь бессилия и тяжесть угнетения.

Отказ Молдавии от борьбы оказался завершением героической эпохи, открывшей историю существования румынских государств. Она была менее яркой, чем легендарные времена перехода от варварства к цивилизации у многих других народов мира. Просвет в румынском кошмаре оказался коротким — достаточным для создания основ государственности, но слишком маленьким для значительных свершений. Новорожденные княжества подверглись давлению более сильного врага, во многом повторив судьбу полудикой Дакии, оказавшейся на пути Римской империи. К тому же румынам приходилось преодолевать не только силу могущественной империи, но и собственную психологию, порожденную слишком тяжелым и противоречивым историческим опытом. Такая задача явно превосходила их возможности. И, в конце концов, беспощадная история убедительно продемонстрировала правоту пессимистов и безнадежность попыток изменить румынскую судьбу к лучшему.

Тем не менее, 14 и 15 века оказались наполнены большим смыслом для румынской истории, чем первые столетия до и после Рождества Христова. В отличие от Дакии средневековые румынские княжества не стали бороться до конца, и возможно именно поэтому заложенные в это время основы государственности и культуры не погибли, их развитие продолжилось в условиях турецкого господства.

В тени империи

После разгрома турками Венгрии в 1526г. и до Пятнадцатилетней войны в конце 16 века, с которой началось медленное и трудное контрнаступление немцев и венгров, турецкое господство на румынских землях находится в апогее. Никогда Валахия и Молдавия не были столь беззащитны перед лицом неодолимой империи, как в 16 веке. Турецкие владения окружали Валахию почти со всех сторон. Географическое положение Молдавии было другим, но урок, преподанный турками в 1538г. был слишком нагляден, а сосед и наиболее вероятный союзник в борьбе против них — Польша — явно слабее империи. Турки начали захват румынских территорий, включив в состав империи области в низовьях Дуная (Килия, Брэила, Тигина) и опорные пункты на среднем течении этой реки (Джурджу и Турну).

Румынским княжествам были, таким образом, перекрыты доходные торговые пути из Центральной Европы на Ближний Восток, а их важнейшие центры оказались в пределах быстрой досягаемости для расположенных в этих городах турецких отрядов. Наконец, Молдавия и Валахия находились в состоянии почти постоянного внутреннего разброда, бесконечных смен власти и борьбы за нее — их примитивные и незрелые политические системы с трудом выдерживали такое испытание, как зависимость от Османской империи.

Сама империя подошла к высшей точке своего могущества. Когда в 1534г. султан Сулейман Великолепный захватил Месопотамию, Османское государство достигло наибольшего территориального расширения. А вот дальнейшие завоевания на Западе оказались под вопросом.

Блестящая победа при Мохаче означала не окончание борьбы, а ее начало. Ранее военно-политическая система Венгрии наглядно показала свои недостатки, но теперь турки почувствовали и ее преимущества. В условиях наличия в стране многих центров власти разгром королевской армии, гибель самого монарха и захват столицы были недостаточны для ее завоевания. Местные предводители венгерского дворянства организовывали сопротивление, и венгры год за годом продолжали с отчаянным упорством сражаться за каждую область, город, замок.

Помимо этого, войдя в центр Европы, турки оказались лицом к лицу с Германской империей — государством рыхлым и неповоротливым, но обладавшим большими людскими и экономическими ресурсами. Когда турки взяли Буду и подошли к Вене, опасность заставила Германию мобилизовать свои ресурсы. Организатором обороны Центральной Европы стала династия Габсбургов. Ее австрийские владения превратились в основной центр сопротивления. Закрепившийся за представителями династии выборный пост германского императора давал в ее распоряжение не всегда надежный, но обширный и богатый тыл.

И, наконец, после разгрома Венгрии под власть Габсбургов перешла, отчасти принудительно, но в основном по причине понимания необходимости объединения сил против турецкой угрозы, почти половина венгерских территорий. Речь идет о севере (нынешней Словакии), где по соседству с Веной в Пожони (теперь Братислава) стал собираться после потери Буды венгерский парламент, восточной Венгрии, узкой полоске западных венгерских земель между турецкой провинцией и собственно Австрией, и Хорватии. Так было положено начало Австрийской империи, которой предстояло расширяться и крепнуть по мере оттеснения турок назад в Азию.

Но все это было впереди, а пока приходилось вести тяжелые оборонительные войны. Они продолжались с незначительными перерывами до 1568г. Семь больших походов, возглавленных Сулейманом Великолепным, множество более мелких операций не привели к окончательному овладению Венгрией, не приблизили турок к захвату Вены, а мечта о завоевании лежащих дальше на запад центров христианской Европы становилась все более далекой и несбыточной. В 1566г. Сулейман умер во время осады Сигетвара — венгерской крепости, прикрывавшей путь к Вене, защитники которой все погибли в боях, но заставили измотанную турецкую армию повернуть обратно. Самый могущественный из османских султанов так и не смог завершить дело, которому посвятил большую часть своей жизни — завоевание Венгрии.

Здесь заключается одна из причин, и она, скорее всего, самая важная, сохранения румынской государственности. Упоенные собственными успехами и могуществом турки слишком стремились к великим целям и дальним горизонтам, до слабых, зажатых в тиски турецких владений и чаще всего покорных дунайских княжеств у них просто не доходили руки. Впрочем, многое зависело и от поведения самих румын, которым снова надо было использовать накопленный веками опыт выживания бок о бок с более сильными завоевателями. А умение быть покорными и полезными для захватчиков всегда, когда это возможно, прятаться и убегать, когда положение ухудшается, и оказать сопротивление в случае самой крайней необходимости приобрели в румынском обществе силу инстинкта.

Вначале о двух последних пунктах этого списка. Хотя оказанное в героическую эпоху сопротивление турецкому нашествию и завершилось поражением, турки все же усвоили, что в крайнем случае румыны будут сражаться. Конечно, это не значило, что турки не могли завоевать Валахию и Молдавию. Предприняв последовательную кампанию в течение нескольких лет подряд, расставив на равнине сильные гарнизоны, постоянно нанося удары по горным районам, империя, скорее всего, смогла бы сломить сопротивление, особенно в 16 веке, когда у румын не могло быть достаточно сильных союзников. Но такая кампания потребовала бы больших трат и усилий, а у турок было много дел на более важных направлениях экспансии — венгерском, персидском, итальянском.

В 1520-х годах турецкий правитель города Видина собственными силами предпринял попытку захватить Валахию и превратить ее в турецкую провинцию, но валахи под предводительством князя Раду III (1522 — 1523, 1524, 1524 — 1525, 1525 — 1529гг. — само перечисление дат многочисленных свержений и возвращений правителя к власти свидетельствует о смутных временах) отбили эту локальную попытку. Основные же силы султана, как мы знаем, в те годы были заняты на венгерском и немецком направлениях.

Отсюда следует переход к первому пункту — империи небезуспешно внушалось убеждение в том, что если румын не припирать к стенке, они будут тихими, покорными и незаметными. Покорность туркам и составляла суть валашской и молдавской политики на протяжении большей части 16 века. А это имело значительные экономические и внутриполитические последствия.

Бремя зависимости и власть аристократии

Вассальная зависимость от Османской империи выражалась в первую очередь в обязательстве платить дань. Предкам румын наверняка тоже нужно было что-то отдавать приходившим на их земли завоевателям, но новые — цивилизованные, оседлые, государственные — формы жизни народа внесли здесь поправки в худшую сторону. Прятаться стало не с руки — теперь сами верхи румынского общества в лице аристократии и государства препятствовали этому. Возможности экономики возросли, но стало легче и отбирать произведенное.

Специфическим обстоятельством румынской зависимости от Турции, способствовавшим беспредельному росту поборов, было крайнее распыление ответственности. Не контролируя данную территорию непосредственно, османы могли требовать выплаты дани в нужных им объемах, особо не задумываясь о том, до какой степени будет разорено население, вынужденное нести это бремя. В свою очередь, повышавшие налоги и оброки власти и землевладельцы всегда могли сослаться на требования турок об увеличении повинностей.

Ситуацию должны были регулировать князья, но они либо были бессильны, либо играли отрицательную роль. Правители слишком часто менялись. В 16 веке Валахией правили 24 князя, а так как многие из них приходили к власти и снова теряли ее по нескольку раз, то всего смен власти было 32. Следовательно, средняя продолжительность правления была три с небольшим года. Ненамного стабильнее было в Молдавии — 16 князей и 23 смены власти. Как мы уже знаем, этому способствовала внешняя уязвимость и зависимость княжеств, создававшая постоянный соблазн призвать иностранную помощь против не понравившегося правителя. Возможно, сыграло роль и более глубокое и древнее обстоятельство — меньшая степень сплоченности у народа, создавшегося из смешения множества разных переселенцев и беженцев, а не на основе первобытного племени.

Наиболее глубоким последствием этого распыления социально-экономической ответственности и хронической политической нестабильности стало глубочайшее привитие в румынских землях «неформальной» эксплуатации. Значение законодательных и договорных норм в восточных деспотиях, какой была Османская империя, всегда было ограниченным, поскольку ведущую роль играли реальные отношения власти. Однако последствия такого подхода смягчались наличием стабильной властной иерархии, которая, пока государство держалось, обеспечивала соблюдение постоянных правил игры. Более раннее византийско-болгарское влияние, дополненное теперь османским господством, эффективно способствовало привитию на полудикой румынской почве этой восточной правовой культуры.

Но свойственная Валахии и Молдавии хроническая нестабильность внесла здесь свои коррективы. Не сдерживаемое ни волей государства, как на Востоке, ни властью закона, как на Западе, угнетение приобретало самые дикие (и в смысле беспорядочных, и в смысле особо тяжелых) и непредсказуемые формы, при которых грань между законными привилегиями государства и правящих классов, с одной стороны, и коррупцией, с другой, была практически незаметна. Такие порядки укрепляли в народе приобретенные ранее ощущение безнадежности заботы о росте собственного благосостояния и борьбы за свои права, чувство покорности беспощадной судьбе, осознание необходимости быть бедным, прятаться и обманывать бесчисленных, неодолимых и непредсказуемых в своей жадности и жестокости угнетателей.

Если на заре существования княжеств в них возникали более-менее стабильные династии (самой продолжительной в румынской истории династией стали Басарабы, правившие Валахией от основания государства до 1436г.), то к 16 веку уже упоминавшаяся нами хаотическая система престолонаследия привела к положению, при котором на престолы княжеств могли претендовать представители нескольких десятков крупных аристократических семей. Постепенно сложился порядок, при котором новый князь избирался боярами, но и он соблюдался крайне редко. Как правило, дело сводилось к перевороту с участием той или иной иностранной армии, а в конце рассматриваемого периода — к назначению князя османским султаном.

Турки поощряли разброд в верхах Молдавии и Валахии, так как постоянная борьба за власть была важнейшим механизмом увеличения дани. Чтобы вступить во власть, князь должен был быть утвержден Турцией. За это полагалась отдельная выплата — большой мукарер. С целью получить одобрение султана претенденты на румынские троны соревновались в увеличении этих поборов, наращивании основной дани — харача, прочих выплатах турецкому государству и взятках его представителям.

Основным товаром, поставляемым Валахией и Молдавией в Турцию, было зерно. В 16 веке еще недавно дикие Карпато-дунайские земли приобрели для Османской империи большое значение как один из основных и уж точно самый удобный в силу территориальной близости поставщик зерна в Константинополь. Вассальные княжества продавали его по установленным турками ценам, а нередко поставляли бесплатно. И не имели права продавать в другие страны.

Экономические возможности Валахии и Молдавии возросли в силу двух причин — освоения плодородных земель на равнинах и беспощадного роста налогов, вынуждавшего крестьян делать все возможное для увеличения производства. Годовой налог с крестьянского хозяйства менялся в 16 веке следующим образом: 1521 — 1557гг. — 86 аспров, 1558 — 1566гг. — 212 аспров, 1585 — 1591гг. — 550 аспров, 1592 — 1594гг. — 946 аспров. Большинство румын, получивших в 14 и 15 веках возможность выйти из укромных долин и распахать плодородные земли на равнинах, теперь поплатились за это жестоким рабством, и рост производства уже не приносил повышения благосостояния.

Вероятно, в то время начинается изменение пейзажа румынских равнин. Покрывавшие их ранее обширные леса все более активно сводятся и области становятся степными. Меняется и социальный облик общества. Разорительные налоги заставляют крестьян влезать в долги, продавать свои земельные наделы, идти в зависимость от крупных землевладельцев. У последних появляются дополнительные причины наращивать свои земельные владения. Им тоже надо делать подарки туркам. Кроме того, империя забрала дунайские торговые города, а значит тем, кто лишился возможности зарабатывать на международной торговле, надо было искать новые источники дохода.

Крестьянская свобода, которой Валахия и Молдавия выгодно отличались от Трансильвании в первые полтора столетия своей истории, теперь исчезает на равнине почти полностью, хотя сохраняется в горных районах и на восточной окраине Молдавии. Большинство крестьян оказывается в зависимом положении, облагается помимо налогов еще оброком и обязанностью отрабатывать барщину, а сила и самостоятельность аристократии возрастают. То обстоятельство, что этому косвенно способствуют турки, тоже является одним из достаточно неожиданных моментов румынской истории — в странах находившихся под прямым управлением Османской империи местная аристократия, как правило, истреблялась.

Правившие недолго, в обстановке постоянных угроз, интриг и борьбы за власть молдавские и валашские князья 16 века не смогли совершить ничего выдающегося. Показательной является деятельность валашского князя Михни (правившего в 1577 — 1583 и 1585 — 1591гг.), купившего для себя у турок право вернуться к власти ценой огромного увеличения дани и завершившего политическую карьеру переходом в ислам и поступлением на турецкую службу. Отказ от христианской веры, правда, произошел не от хорошей жизни. Вошедшие во вкус после многократных повышений дани, в 1591г. турки потребовали нового увеличения выплат. Убедившись в невыполнимости таких требований, Михня отрекся от престола, и поспешил перейти в ислам, чтобы обезопасить себя от репрессий. Такой поступок лично его действительно спас, а вот выводить Валахию из безвыходного положения предстояло Михаю Храброму.

Более благосклонное отношение потомков заслужили те князья, которые пытались идти по стопам Влада Цепеша, проводя антитурецкую политику и укрепляя свою власть путем репрессий против бояр. Это привело ко многим личным трагедиям, но в силу известных внешних обстоятельств достичь желаемой цели не удавалось. Такую попытку в Молдавии предпринял Ион Водэ Грозный (а по другой версии Храбрый), правивший в 1572 — 1574гг. Будучи, скорее всего, незнатного происхождения, он прославился жестокими расправами над богатейшими светскими и духовными магнатами, которые принесли ему ненависть аристократии и любовь народа. Но он оправдал и второе свое прозвище, когда не побоялся бросить вызов туркам, отвергнув в 1574г. очередное требование об увеличении дани. Молдаване даже дали бой турецкой армии, но потерпели поражение, в котором сыграло свою роль и предательство бояр, стремившихся избавиться от ненавистного тирана, и в любом случае имевших основания полагать, что борьба с империей ничем хорошим кончиться не может.

Хотя тиранами были отнюдь не только правители, стремившиеся к независимости. Самые масштабные репрессии 16 века — уничтожение 200 бояр в 1558г. — стали делом рук валашского князя Мирчи Чобану, вернувшегося к власти при помощи турок и расправившегося с оппозицией руками турецкого отряда.

Нестабильность и уязвимость политических систем румынских княжеств давала шанс на успех самым невероятным авантюристам, которые вряд ли могли бы на что-то рассчитывать в более благоустроенных государствах. Наиболее интересный подобный опыт пережила опять же Молдавия, где в 1561г. при поддержке Габсбургов и польского вельможи Альберта Ласки власть захватил живший в Германии и принявший лютеранство грек Якоб Гераклид. Этот энергичный и самоуверенный авантюрист обрушил на преданную традициям и боящуюся перемен страну поток нововведений, которые могли бы глубоко изменить ее судьбу, втянув Молдавию в орбиту западной цивилизации. Причем первое из них казалось обреченным на успех, так как состояло в предоставлении аристократии гарантий неприкосновенности жизни и имущества и ее освобождении от налогов. Однако небрежное отношение правителя к православным обычаям и попытки приобщить молдаван к европейской науке и просвещению, по-видимому, имевшие целью подготовку почвы для принятия ими лютеранства, вызвали лишь враждебную настороженность.

Можно долго гадать, были ли у Якоба Гераклида шансы превратить Молдавию в подобие то ли Польши то ли Швеции при более благоприятных внешних условиях, но роковым оказался естественно турецкий вопрос. Планы нового князя, объявившего о намерении не только освободить Молдавию от власти Османской империи, но и вовсе изгнать турок из Европы, не могли не привести в ужас молдавских бояр. В отличие от пришедшего вскоре вслед за ним Иона Грозного, провозгласивший либеральные принципы и не нашедший общего языка с простым народом чужак не внушал боярам особого страха. Поэтому они предупредили неблагоприятный поворот в отношениях с турками, свергнув и убив Якоба в 1563г. Возможно, при Ионе Грозном и при правившем в начале 17 века другом любителе казней и конфискаций Штефане Томше, многие из заговорщиков и их потомков с тоской вспомнили о предложенном немецким греком проекте либеральной конституции.

Авантюра Якоба обозначила и начало нового явления в жизни Валахии и Молдавии — прибытия большого количества греков, постепенно занявших важные позиции в двух княжествах. Большинство из них приезжало не из Европы, а из Османской империи, в состав которой входила и сама Греция. Молдавия и Валахия всегда были тесно связаны с восточносредиземноморским миром узами религии. Их церкви управлялись из Константинополя, так что греки не раз занимали в них важные позиции. А в 16 веке исход в румынские земли стал для греков компромиссным решением мучивших их самих проблем.

Борьба Византии и других греческих государств против турецкой агрессии была давно проиграна, могущество Османской империи не оставляло надежд на близкое освобождение. В отличие от болгар или сербов, греки слишком давно и глубоко приобщились к цивилизации, чтобы их могла удовлетворить роль покорных крестьян или бродящих по диким горам разбойников. Поэтому они отчаянно рвались если не в закрытые для христиан высшие, то хотя бы в средние эшелоны османского общества, добиваясь для себя материального благополучия и хотя бы минимальной свободы.

Валахия и Молдавия — православные вассалы Турции — были идеальным местом для реализации таких планов. Отъезд в эти страны не мог расцениваться как предательство империи, зато греки, пересекая Дунай в северном направлении, получали целый ряд благоприятных возможностей. Они избавлялись от национального и религиозного гнета, а в отношении румын многие из них оказывались в положении господ, потому что прибывали в Дунайские княжества в качестве представителей Турецкой империи или Константинопольской патриархии, либо просто в силу большего богатства и изворотливости. Правда, подобное двойственное положение вещей окончательно оформилось в 18 веке, но предпосылки для этого начали создаваться уже в 16. Более образованные и энергичные, имевшие лучшие связи с турецкими господами греки успешно внедрялись в ряды господствующих классов Валахии и Молдавии, несмотря на стойкую ненависть местных бояр и народа к пришельцам.

16 век, несомненно, был одним из самых мрачных в румынской истории. При прогрессе обслуживавшего потребности турецкой столицы земледелия, торговля пришла в упадок, а ремесла находились в зачаточном состоянии. Все силы уходили на выполнение обязательств перед Турцией и бесконечную внутреннюю борьбу, так что сейчас в Румынии весьма затруднительно найти памятники того жестокого и бесплодного столетия. Только в начале века был построен помпезный храм в Куртя де Арджеш в Валахии, а в конце — чудесная расписная церковь в монастыре Сучевица в Молдавии.

Могущество и богатство развратили некогда аскетичную и дисциплинированную элиту Османской империи, и концу 16 века коррупция приобрела невиданный ранее размах. Поощряемые самими румынскими правителями турецкие чиновники потеряли всякое чувство меры, и тяжелый гнет к концу столетия перерос в полный беспредел (смотри выше данные о налогах). Но эта критическая ситуация оказалась прологом к переменам, благодаря которым 17 век стал для румын более благоприятным, чем 16.

Румынское сопротивление

Как мы уже видели, в 1591г. Османская империя затребовала от Валахии дань, превосходившую ее возможности. На такой вызов надо было дать какой-то ответ. За это взялся исторический деятель, которого в Румынии много превозносят, но не совсем за то, что составило главный смысл его деятельности. Князь Валахии в 1593 — 1601гг., Михай Храбрый в современной Румынии известен как первый в истории румынский правитель, объединивший под единой властью три княжества — Валахию, Молдавию и Трансильванию, создав, таким образом, политическое образование, по своим очертаниям похожее на современную Румынию. Его первоначальная цель, однако, была другая — сбросить или хотя бы облегчить бремя турецкой дани. К началу его правления это желание стало единодушным. Если раньше отношение землевладельцев к дани, которая часто использовалась как инструмент усиления собственного влияния, было неоднозначным, то сейчас, когда бремя стало невыносимым и угрожало стране экономическим крахом, они наверняка испытывали к туркам такую же ненависть, как и простой народ.

Но, как это обычно бывало в румынской истории, важнейшим условием крупных преобразований были не устремления самих румын, а внешние обстоятельства. Незадолго до прихода к власти Михая Храброго началась новая большая война турок с Германской империей и Венгрией. Пятнадцатилетняя война (1591 — 1606гг.) приходится на середину периода между разгромом Османской империей Венгрии в начале 16 века и успешным контрнаступлением империи Габсбургов на Турцию в конце 17 столетия. Она обозначила момент равновесия сил между европейцами и турками. Европа еще не обрела того технического и организационного превосходства, которое позволит ей свести на нет османскую угрозу, но некоторые подвижки в этом отношении уже происходили.

В свою очередь Османская империя никогда, вплоть до самых последних лет своего существования, не отдавала владения без борьбы. Тем более не собиралась она этого делать в то время, когда, несмотря на финансовые трудности, разраставшуюся коррупцию и внутренние смуты, она все еще находилась на вершине своего могущества.

При таких раскладах Габсбурги делали все возможное для привлечения новых союзников. И под впечатлением их первых успехов Трансильвания, Валахия и Молдавия выступили против турок. Возглавила союз управлявшаяся князем Жигмондом Батори Трансильвания — в силу ее более весомого потенциала, большей близости к Габсбургам, а отчасти и благодаря исторической традиции, восходившей к временам венгерского сюзеренитета над румынскими вождями древних времен. Молдавия быстро вышла из игры, уже в 1595г. перейдя под покровительство придерживавшейся нейтралитета Польши. Но валашский князь Михай проявил себя исключительно активным участником коалиции. В 1594г. его армия успешно атаковала турецкие владения в Болгарии и Добрудже. В 1595г. империя нанесла ответный удар — сильная армия Синан-паши вторглась в Валахию. Уже само начало турками этой кампании сделало румын ценными союзниками. Воспользовавшись переброской турецких войск на валашское направление, немцы и венгры взяли Эстергом — город, прикрывавший северные подступы к Буде.

Но этого мало. Война Михая с Синан-пашой оказалась неудачной для турок. Она проходила по обычному сценарию борьбы румын с силами вторжения. Михай пустил турецкую армию вглубь страны, которой после уплаты непосильной дани пришлось вдобавок вновь испытать ужасы нашествия. Уже в ходе отступления валахи и трансильванцы измотали силы Синана-паши в упорном сражении при Кэлугэрень. Затем Михай ушел в Карпаты, где его армия отдохнула и соединилась с трансильванскими и молдавскими подкреплениями. Контрнаступление союзников заставило отступить истощенную пребыванием в разоренной стране османскую армию, и, наконец, при переправе через Дунай назад в турецкие владения значительная часть сил Синана-паши была уничтожена при Джурджу.

Османская империя, однако, показала, что умеет держать удар и все еще очень сильна. В 1596г. султан Мехмед III во главе основных сил империи атаковал главных противников. Сражение турок с немецко-венгерской армией эрцгерцога Максимилиана и князя Батори при Мезекерестеше продолжалось три дня, и было, возможно, одним из самых упорных и ожесточенных в истории человечества. Оно завершилось победой турок, которые дали понять, что европейцы пока не в силах уничтожить их империю. Но немцы и венгры также показали себя сильными противниками, способными остановить натиск турок на Европу.

Кампания 1595г. предрешила судьбу румынских княжеств в 17 веке. Они доказали слабеющей Османской империи, что при определенном стечении обстоятельств могут быть опасны. Поэтому условия зависимости Валахии и Молдавии были пересмотрены. Если в год вступления Михая Храброго на престол турки брали с Валахии 155 тыс. золотых в год, а с Молдавии — 65 тыс., то в начале 17 века эти цифры радикально уменьшились. Дань Валахии составила 32 тыс. золотых, а Молдавии — 30 тыс. Затем Турция постаралась наверстать потерянное, но и к завершению 17 века выплаты не достигли масштабов конца 16 столетия. В 1686г. валахи отправляли в Константинополь по 92 тыс. золотых в год, а молдаване — по 40 тыс. Эти цифры являются главным объяснением того, что 17 век стал в истории румынских государств более благополучным и плодотворным, чем предыдущее столетие.

Облик румынского 17 века был определен не только пересмотром в лучшую для румын сторону отношений с турками, но и завершением последнего этапа переходного периода от патриархального, наполовину первобытного общества героической эпохи, к безраздельному господству землевладельческой аристократии. Рубежом окончания внутренней эволюции опять же являются события 1595 года.

После завершения кампании против турок князь Михай издал указ, согласно которому крестьяне должны были постоянно проживать на тех местах, где они находились до начала турецкого вторжения в 1595г. На первый взгляд, закон был направлен на скорейшее возвращение в родные места беженцев, покинувших деревни при приближении турецкой армии. Что выглядит очень странно. Казалось бы, весь опыт, по меньшей мере, последних тысячи с лишним лет и так научил румын, когда и куда им возвращаться после бегства от очередных завоевателей. Ничего не известно о том, чтобы Штефан Великий или Мирча Старый издавали подобные указы после нашествий турок, происходивших во времена их правлений.

Судя по всему, такая необходимость появилась только при Михае Храбром, когда большинство населения Валахии в полной мере ощутило угнетение не только иноземных захватчиков, но и валашского привилегированного сословия. Поскольку было понятно, что собственные господа с изгнанием турок никуда не денутся, у многих крестьян 16 века, в отличие от их более свободных предков, могла появиться мысль не возвращаться в родные места после бегства от турецкой армии. Разумеется, князь Михай был заинтересован в их удержании — и в качестве правителя, озабоченного сохранением на своей территории платящего налоги населения, и как защитник интересов аристократии, и, в конце концов, поскольку он сам являлся крупнейшим землевладельцем. Указ оказался очень полезен — в последующие десятилетия несколько поколений бояр ссылались на него, требуя розыска и возвращения бежавших с их земель крестьян. Так в Валахии было введено крепостное право.

Эти свершения и были самым важным, что сделал за годы своего правления Михай Храбрый. Остается еще одно предприятие, реально оставившее куда меньший след в румынской истории, но стоившее князю жизни и обеспечившее ему громкую славу в Румынии новых времен.

Михай продолжал сражаться и после турецкой победы при Мезекерестеше, но в 1599г. его положение становится отчаянным. В Трансильвании приходит к власти Андраш Батори, ставленник Польши и сторонник примирения с турками. Он требует от Михая отречься от престола. Но загнанный в угол валашский князь наносит ответный удар. Заручившись поддержкой Габсбургов, обеспокоенных выходом Трансильвании из антитурецкой коалиции, вступив в союз с недовольными ограничениями своих вольностей секеями, осенью 1599г. Михай вторгся в Трансильванию и разбил войска Батори около Сибиу. Через несколько дней ему сдалась трансильванская столица Дьюлафехервар (Алба-Юлия).

В отличие от захватившего в начале 16 века несколько областей на востоке Трансильвании Петру Рареша, Михай Храбрый стал правителем всей области. Впервые владевшее краем венгерское дворянство оказалось на положении подданных румына, то есть представителя того народа, который они издавна привыкли видеть лишь в составе низших сословий. Конечно, нужно обладать очень богатой фантазией, чтобы предположить, что князь, уничтожавший крестьянскую свободу у себя на родине, стал бы уничтожать привилегии венгерского дворянства, но ряд мер по перераспределению лесов и пастбищ в пользу румынских деревень был принят. Появление в княжестве единокровного и единоверного правителя стало причиной нарастающей волны крестьянских волнений, и, чтобы избежать войны с венгерским дворянством и хаоса в стране, Михай вынужден был направить армию на их подавление.

Самыми неприятными для правящих групп Трансильвании стали религиозные начинания пришельца из-за Карпат. Михай планировал дать православию равные права с несколькими признанными в стране христианскими конфессиями. Во времена, когда вероисповедание было одним из важнейших факторов, определявших положение человека, это могло открыть румынам путь в привилегированные сословия Трансильвании. Михай, однако, не успел внести столь фундаментальные перемены в религиозную жизнь области.

В июне 1600г. Михай захватил власть и в Молдавии, заставив ее присоединиться к антитурецкой коалиции и впервые объединив в составе единого политического образования всех румын. Но подобное положение продлилось лишь около двух месяцев. Валашский князь воевал на немецкие деньги, а когда император, сам претендовавший на Трансильванию, остался недоволен тем, что Михай провозгласил себя правителем этой области, финансирование прекратилось. К концу лета платить армии стало нечем. А когда Михай потребовал от трансильванского парламента оплаты его военных расходов, тот в сентябре провозгласил восстание против него. Князь спешно вернулся из Молдавии, но 18 сентября 1600г. его армия около Дьюлафехервара была разбита венгерскими повстанцами во главе с Иштваном Чаки. В те же дни поляки не встречая сопротивления занимают Молдавию, восстанавливают у власти свергнутого Михаем Иеремию Мовилэ и вторгаются в Валахию. Михай идет через Карпаты спасать хотя бы собственную страну, но 20 октября терпит от поляков поражение около Плоешть и вынужден бежать в Австрию.

В следующем году Габсбурги сочли, что свергнутый правитель Валахии может оказать помощь в захвате вновь покинувшей антитурецкую коалицию Трансильвании. При их поддержке он собрал армию и вместе с немецкими войсками вновь завоевал область. Но когда кампания подходила к концу, солдаты Габсбургов убили Михая, положив конец правлению, которое началось в духе Штефана Великого, но закончилось все равно в духе Влада Дракула. Зато поднятое сторонниками Михая восстание в Валахии увенчалось успехом. Князем был провозглашен Раду Шербан, который в 1602г. отбил вторжение татар, а в 1604г. сумел заключить мир с Турцией. Ему пришлось вновь признать верховную власть султана, но условия подчинения, как мы видели, были легче, чем в предыдущем столетии.

Уже в 20 веке, когда Трансильвания в другую эпоху и при других социально-политических обстоятельствах вошла в состав Румынии, Михай Храбрый был сделан культовой фигурой именно благодаря своему походу на Трансильванию. Но в 17 веке продлившееся менее года правление валахов не имело значительных последствий и запомнилось разве что как один из эпизодов большой войны немцев, венгров и румын против турок. Эфемерное объединение стало скорее трагедией, чем успехом предприимчивого валашского князя. Перебороть злую румынскую судьбу оказалось выше его сил, но попытка сделать это была самой убедительной в румынской истории в промежутке с начала 16 по середину 19 века, и кое-что в судьбе Валахии и Молдавии действительно удалось поменять к лучшему.

Свобода и веротерпимость в Трансильвании

Первым правителем независимой Трансильвании стал сын неудачливого претендента на венгерский престол Яноша Запольяи Янош Жигмонд. Это было сделано вопреки ранее достигнутому соглашению Яноша Запольяи и германского императора Фердинанда о том, что после смерти претендента права на венгерский престол и все венгерские земли перейдут к Габсбургам. В 1551г. армия Габсбургов попыталась захватить Трансильванию, но последовал ответный удар турок. Армии Сулеймана Великолепного захватили ряд важных территорий в центре Венгрии, а также лежащий западнее Трансильванского княжества Банат, где создали свою новую провинцию с центром в Темешваре, затруднив габсбургской армии доступ в Трансильванию.

Османская империя, таким образом, способствовала сохранению буферного государства между собственными провинциями и владениями Габсбургов. Трансильвания стала вассалом Турции на условиях, похожих на валашские и молдавские — выплата дани, утверждение трансильванских правителей султаном, контроль империи над военными делами и внешней политикой. Тем разительнее оказались различия между историческими судьбами Трансильвании и румынских княжеств во времена турецкого владычества. Если в 16 веке уделом Валахии и Молдавии было жалкое прозябание, а в 17 — далеко не полная и недолговечная эмансипация, то Трансильвания в это время стала крепким и жизнеспособным государством, которому во многих случаях удавалось успешно утвердить свою самостоятельность перед лицом турецких владык.

Ежегодная дань с нее в течение полутора веков зависимости составляла 15 тыс. золотых, причем, сравнивая ее с приведенными выше цифрами податей с Валахии и Молдавии, не стоит забывать еще и о том, что трансильванская экономика была заметно сильнее. Завоеватели осторожно обращались с Трансильванией, так как она была слишком трудной добычей.

Экономический подъем Венгрии в 16 веке продолжался, несмотря на турецкие нашествия и испанскую конкуренцию на рынке драгоценных металлов. Спрос растущих западноевропейских городов на продукцию венгерского животноводства стабильно увеличивался, и в течение нескольких десятилетий это обстоятельство толкало вперед венгерскую экономику и позволяло сохранять благосостояние страны даже в ухудшавшейся военно-политической обстановке. Мощными стенами обносились немецкие города и центры секейских областей, расширяли и укрепляли свои замки венгерские аристократы. Более того, в саксонских областях даже деревни обзаводились собственными укреплениями — их экономический потенциал позволял возведение таких сооружений, о которых румынские сельские общины и не мечтали.

Причем речь не шла только о строительстве суровых и неприступных стен. Внутри укреплений было много такого, что стоило защищать. Некоторые замки венгерских аристократов, такие, как резиденция Яноша Хуньяди в Хунедоаре, являются настоящими архитектурными шедеврами. В городах — причем не только больших и богатых Брашове, Клуже и Сибиу, но и в более скромных Медиаше и Сигишоаре — сооружаются готические соборы украшенные многими произведениями искусства, красиво и основательно строятся частные дома в сменяющих друг друга в Европе стилях готики, ренессанса и барокко. В саксонских деревнях внутри укреплений также строятся соборы, во многих случаях не уступающие городским ни по размеру, ни по красоте. Многие из этих памятников отлично сохранились до нашего времени, донося до нас представление о благополучии, независимости и уверенности в себе трех трансильванских народов-сословий — венгров, саксов и секеев.

Социальный и политический строй этой окраины западной цивилизации повторял многие черты наиболее развитых областей Европы, что в 16 веке нашло подтверждение в идеологических предпочтениях жителей страны. Бунт против католической иерархии, поиск новых форм и интерпретаций христианства, дорогу которым открыла европейская реформация, пришлись по душе свободолюбивому народу Венгрии.

Саксонские города Трансильвании уже начиная с 1520-х годов приняли лютеранство. Несколько позже среди венгерского дворянства широкое распространение получил кальвинизм. К 1580-м годам протестантами были не менее 80% населения Венгрии. В Трансильвании, с ее сильными немецкими городскими общинами и многочисленным мелким дворянством, к тому же неподконтрольной католическим Габсбургам, процент протестантов среди венгерского и немецкого населения был, скорее всего, еще выше. Обретя свободу веры, народ продолжал создавать новые религиозные сообщества, все более радикально пересматривавшие старые догмы. Князь Янош Жигмонд лояльно относился к религиозному новаторству, и сам интересовался им. Под конец жизни он примкнул к радикальному протестантскому течению антитринитариев.

Религиозные перемены происходили мирно, без войн и гонений за веру, что было совершенно не похоже на общеевропейский подход той эпохи. С 1530-х годов Габсбурги начали преследования немецких протестантов, что стало толчком к ожесточенным религиозным войнам, продолжавшимся более ста лет и приведшим к жестокому опустошению и упадку Германии. Вскоре после этого начались войны католиков и гугенотов во Франции, запомнившиеся всеобщим избиением протестантов в 1572г. в Варфоломеевскую ночь — событием, которое на многие века стало символом религиозной нетерпимости и жестокости. Борьба за истинную веру вдохновляла участников шедшей как в Европе, так и в самых отдаленных уголках мира войны между принявшими протестантскую веру Англией и Голландией и стремившейся подавить врагов католичества Испанией.

Но Венгрия жила под угрозой порабощения могучей и беспощадной мусульманской деспотией, что делало выяснение отношений между христианскими конфессиями с помощью оружия непозволительной роскошью. Правда, может показаться странным, почему находясь в столь сложном и опасном положении, страна вообще пошла на такую авантюру, как смена веры. Видимо венгры слишком ценили свою свободу, чтобы ограничивать ее даже в условиях опасности. Поэтому было найдено другое решение, поразительно смелое для тех пронизанных религиозной нетерпимостью времен — проведение в жизнь принципа свободы совести.

В 1568г. трансильванский парламент на заседании в Торде принял закон о свободе и равноправии для четырех «признанных» христианских конфессий — католичества, лютеранства, кальвинизма и антитринитаризма. Конечно, это решение не являлось истинным признанием религиозной свободы. Утверждение списка допускаемых трактовок христианства создавало основу для пресечения создания новых учений и сект. Не могло идти речи и о признании равноправного положения религии низшего сословия страны — православия. Но в Европе тех времен, где «не та» вера повсюду служила поводом для притеснений, изгнаний, убийств, где самые передовые нации лишь подходили к принятию похожих решений, трансильванский закон предвещал более свободное будущее для всего человечества.

Испытания и победа Трансильвании

После смерти в 1571г. князя Яноша Жигмонда парламент избрал трансильванским князем Иштвана Батори. Однако новый правитель вскоре был избран королем Польши. Но и в его отсутствие парламент управлял страной вполне эффективно. Относительная демократичность социальной структуры края наряду с осознанием уязвимости его положения способствовали созданию прочной и стабильной центральной власти без перехода от сословной олигархии к абсолютизму. Трансильванцы смогли таким образом решить задачу, оказавшуюся непосильной для остальной Венгрии и Польши, правда, лишь на короткий срок. Но для окончательного формирования такой системы страна должна была пройти через нелегкие испытания.

Бедствия, постигшие Венгрию после Мохача, долго обходили Трансильванию стороной, но до бесконечности так продолжаться не могло. Пятнадцатилетняя война затронула ее самым серьезным образом. В 1595г. трансильванский князь Жигмонд Батори (сын племянника Иштвана Батори, избранный на этот пост трансильванским парламентом четырьмя годами раньше) примирился с германским императором Рудольфом и заключил с ним союз против турок. Трансильванская армия сражалась с турками при Джурджу и Мезекерестеше. Вторая битва открыла полосу неудач для антитурецкой коалиции. Предпринятые в 1597, 1602 и 1603гг. попытки отбить у турок Буду оказались неудачными, в то же время войска Османской империи взяли Эгер (1596г.) и Канижу (1600г.). Первоначальное воодушевление сменяется разочарованием, а затем и желанием выйти из затянувшейся и принявшей неблагоприятный оборот игры.

К тому же союз с Габсбургами является для княжества слишком противоречивым шагом. Если турки признают его ограниченный суверенитет, то Габсбурги, исходя из давнего соглашения с Яношем Запольяи, стремятся включить область в состав своих владений. Такой шаг означает воссоединение большей части венгерских земель. Это является несомненным благом, но трансильванцы привыкли к независимости и либеральному политическому режиму, они опасаются абсолютистских устремлений немецкой династии. А турецкий сюзеренитет начинает казаться приемлемым условием сохранения свободы внутри области. В 1599г. правителем княжества избирается Андраш Батори, который ищет пути примирения с Турцией.

Но Германская империя наносит ответный удар руками Валахии, что приносит в Трансильванию войну и власть румын. Вполне естественно, что правление князя, единого по крови и по вере с низшим слоем населения страны, для высших сословий было весьма опасным. Оскорбительными для большинства венгров были и предлагавшиеся Михаем поправки к тординскому закону о веротерпимости. Новый правитель Трансильвании хотел бы внести в него вполне логичное и соответствовавшее духу этого документа дополнение — о признании равноправия православной веры румынского большинства населения области. Но подобный шаг противоречил бы конкретной политической сущности принятых в Торде решений, направленных на консолидацию единства трансильванских венгров, немцев и секеев против любой угрозы, включая изменение положения румынских крестьян.

К тому же этим предлагаемые поправки не ограничивались. Михай Храбрый радел за интересы православия, но сторонником религиозной свободы он не являлся. Православный князь Валахии предложил убрать из числа признанных религий радикальные направления протестантизма — кальвинизм и антитринитаризм. А первая из двух конфессий успела к тому времени стать верой большинства трансильванских венгров. Поэтому «политический класс» Трансильвании быстро объединился против подобной угрозы. В 1600г. Михай был низложен, и на княжеский престол вернулся Жигмонд Батори. Вопрос о румынском господстве в Трансильвании был надолго снят с повестки дня, но самые тяжелые испытания были впереди.

В 1601г. армия Габсбургов атаковала княжество. Разгром армии Батори дал Габсбургам возможность включить Трансильванию в состав своих владений. Область лишилась независимости и перешла под управление имперской администрации.

К тому времени ресурсы участников Пятнадцатилетней войны были близки к истощению. И Германия и Турция направляли в Венгрию все больше войск, которые год за годом подвергали страну опустошениям. Эта участь не миновала Трансильванию — наемники Габсбургов грабили княжество, опустошая сельскую местность, налагая на города непосильные контрибуции. В еще недавно процветавшей стране настал голод.

Не привыкшие к подобному обращению трансильванцы ответили восстанием. В октябре 1604г. в прилегающей к Трансильвании области Бихар габсбургские наемники атаковали владения обвиненного в уклонении от уплаты налогов венгерского магната Иштвана Бочкаи. В ответ последний решил выступить против Габсбургов. Социальной опорой восстания стали гайдуки — солдаты венгерских вспомогательных войск, набиравшиеся из крестьян и других представителей низших сословий. Территориальной базой стала Трансильвания, как область наименее доступная для немецких войск. Направленная туда Габсбургами армия, даже одержав несколько побед, была вынуждена отступить перед лицом всеобщей поддержки повстанцев населением области. В феврале 1605г. независимость Трансильвании была восстановлена, а Бочкаи избран князем.

Первоначально он мечтал об освобождении от власти Габсбургов не только Трансильвании, но и всей Венгрии. Армия Бочкаи вступила в северо-восточную Венгрию, где он также был признан правителем. Драматизм положения повстанцев заключался в том, что, выступая против одного иностранного поработителя, они не могли не способствовать успехам другого. Пользуясь разбродом в Венгрии, турки осенью 1605г. вновь захватили Эстергом. После этого Бочкаи поспешил заявить о возвращении Трансильвании к положению вассала Османской империи.

С Габсбургами Бочкаи сумел в июле 1605г. заклюяить соглашени, по которому первые гарантировали соблюдение имущественных, религиозных и политических прав венгерского дворянства. Габсбургское правление на венгерских землях, находившихся под властью династии до восстания, восстанавливалось, а Трансильвания признавалась независимой (разумеется, от Габсбургов, но не от турок).

Венгерское восстание окончательно подорвало способность Германии и Венгрии вести войну против османов. Более того, заключение мира с Турцией было одним из условий договора Иштвана Бочкаи и Габсбургов. Мирный договор, подписанный 11 ноября 1605г. в Житватороке, положил конец одной из самых упорных и тяжелых войн в истории Юго-Восточной Европы. Многолетние боевые действия в центральной Венгрии привели к глубокому упадку страны. Во многих областях количество крестьянских хозяйств уменьшилось по сравнению с довоенным уровнем на 60 — 70%. В обстановке послевоенной разрухи в Венгрии началась чума, опустошавшая ее в течение большей части 17 века. Экспортный потенциал страны был подорван, и ее место на западноевропейских рынках заняли польские конкуренты.

По контрасту с громадными демографическими и экономическими потерями политический результат войны был до смешного мал. Турки отказались от требования к Габсбургам отправлять в Константинополь дань за находившиеся вне османской власти области Венгрии, а также согласились в официальной переписке именовать своих противников римскими императорами, а венскими королями.

Расцвет и поражение Трансильвании

Сопротивление румынам и немцам придало трансильванскому обществу дополнительную энергию. Несмотря на опустошения 1599 — 1604гг. Трансильвания сохранилась на порядок лучше, чем центральная Венгрия. Помогло и то, что революция Бочкаи имела немаловажную социальную составляющую. Сражавшиеся за него гайдуки получили в Трансильвании 10 000 земельных участков. Это создало значительный слой населения, обязанного своим благополучием трансильванскому государству и его правителям, а, следовательно, способного обеспечить им надежную поддержку, составить основу для сильной и преданной армии. В результате этой меры Трансильвания в еще большей степени стала страной мелких и средних собственников, того класса, который способен обеспечить экономическую и политическую стабильность государства.

Бочкаи умер вскоре по завершении восстания — в 1606г. С 1606 по 1613г. Трансильванией правил Габор Батори. Его правление оказалось неудачным. Жестокая война 1611 — 1612гг. с Валахией завершилась поражением Трансильвании и дала туркам возможность посадить более послушных им правителей и в Трансильвании, и в Валахии, и в Молдавии. Впрочем, для первой эта перемена оказалась благоприятной. Новый князь Трансильвании Габор Бетлен сумел мудро пересмтреть политику в отношении Валахии — взамен агрессии был предложен союз, который продержался несколько десятилетий.

Бетлен сумел добиться эффективной централизации власти. Был налажен более строгий сбор налогов, введена государственная монополия на ряд важных отраслей внешней торговли, поощрялось развитие горных разработок и ремесел, в результате чего доходы казны значительно возросли. На эти деньги была создана относительно большая по масштабам Трансильвании армия (15 000), набранная в основном из гайдуков и секеев. Наличие значительных доходов и сильной армии сделало Трансильванию достойным игроком в большой игре, начинавшейся в Европе.

Важнейшей причиной Тридцатилетней войны стали, как представляется, те выводы, которые Габсбурги сделали из итогов Пятнадцатилетней войны с Османской империей. Бесчисленные кампании, которые Венгрия, а затем Германия вели против турок, заканчивались неудачей, хотя на первый взгляд, вместе взятые эти европейские страны были не слабее мусульманской империи. Отсюда следовал вывод, что единственный шанс одолеть ненавистных захватчиков заключается в том, чтобы заставить вольное европейское дворянство и бюргеров выступать в поход по первому слову правителя и платить налогов столько, сколько прикажут.

С 1618г. власть во владениях Габсбургов начала переходить к эрцгерцогу Фердинанду Штирийскому — фанатичному католику и приверженцу абсолютной монархии, то есть человеку, готовому воплотить в жизнь выводы, следовавшие из многовекового опыта безуспешного противостояния Османской империи. Восстание чешских сословий, не согласных с устремлениями Фердинанда, в 1618г. положило начало Тридцатилетней войне.

Трансильвания была естественным союзником Чехии в силу и религиозных, и политических обстоятельств. Сам Бетлен был кальвинистом, во внутренней политике строго придерживался установленного в Трансильвании принципа веротерпимости, а во внешней стремился отнять у Габсбургов власть над Венгрией и остановить поощряемую ими католическую реакцию. Осенью 1619г. трансильванская армия начала наступление на владения Габсбургов в Венгрии, оказавшееся успешным и завершившееся под стенами Вены. Этот поход обеспечил Бетлену достаточно сильные позиции в Венгрии, и в августе 1620г. его мечта сбылась — венгерский парламент избрал трансильванского князя королем.

Вскоре за этим, однако, последовала роковая случайность. В первые дни ноября 1620г. войска, направленные Бетленом на помощь чехам, опоздали. Армия чешских сословий была разбита имперскими силами в сражении у Белой Горы. Чешские мятежники сдались, их страна подверглась жестоким репрессиям и из управлявшегося сословными собраниями свободного государства превратилась в контролируемую централизованной администрацией провинцию империи Габсбургов. Если бы армия Бетлена подошла вовремя, история династии Габсбургов могла бы закончиться гораздо раньше.

После разгрома Чехии большая часть венгерского дворянства решила не испытывать судьбу и перешла обратно к Габсбургам. В последующие десятилетия под влиянием пропаганды иезуитов и других монашеских орденов начинается возвращение живших во владениях Габсбургов венгров к католичеству.

А Бетлен продолжал сражаться за протестантскую веру. Хотя противник был сильнее, трансильванская армия продемонстрировала свою высокую боеспособность, отбив наступление имперских сил в 1621г., а затем проведя две успешные кампании в 1623 и 1626г. Трансильванский князь был не в силах победить Габсбургов, но и их вооруженные силы не могли одолеть армию его небольшой страны. Мирный договор, впервые заключенный в 1621г., а затем два раза подтверждавшийся по окончании очередных военных кампаний был выгодным и почетным для Трансильвании. Хотя Бетлен и отказался от венгерской короны, он получил от империи обширные области в восточной и северной Венгрии, были в очередной раз подтверждены свободы венгерского дворянства.

Борьба далекого карпатского княжества позволила европейским протестантам собраться с силами и продолжить войну. В эти годы Трансильвания стала ценным союзником для нескольких европейских государств, с которыми ее объединяли общая приверженность протестантской вере и общие католические враги — Голландии, Англии, Швеции. Само княжество в чем-то было похоже на эти страны — и наличием сильных парламента и местного самоуправления, и религиозной свободой, и значительной ролью буржуазии, а в какой-то степени и стремлением развивать образование и науку.

В 1622г. Бетлен создал в своей столице Дьюлафехерваре кальвинистский колледж. Многие трансильванцы направлялись учиться в Англию и Голландию. В свою очередь во владениях Бетлена находили приют немецкие протестантские богословы и ученые, бежавшие от ужасов Тридцатилетней войны. Впрочем, католикам тоже никто не мешал жить и работать в княжестве. Не подвергались преследованиям и новые христианские секты. Княжество производило самое благоприятное впечатление, будучи островком мира, свободы и благополучия между разоряемой войной Германией и порабощенными турками Балканами.

Хотя о равноправии православия речи по-прежнему не заходило, Бетлен вынашивал другой революционный для трансильванского общества проект — постепенно уравнять румын в правах с другими нациями-сословиями путем их обращения в кальвинизм. Родившаяся в городах Запада идеология вряд ли могла быстро пустить корни среди народа, имевшего совсем иной исторический опыт. Так что план не получил значительного развития и после смерти Бетлена был заброшен по вполне объяснимой причине заинтересованности верхушки трансильванского общества в сохранении религиозных барьеров между ней и подчиненным большинством населения.

Все успехи были возможны только при том условии, что Бетлен никогда не забывал о нависавшей над его родиной тени восточной империи. Трансильванцы могли сколько угодно стремиться быть похожими на своих западных единоверцев и даже достигать в этом заметных успехов, но султаны и визири из Константинополя держали их на поводке, который в любой момент мог быть укорочен или вовсе заменен клеткой.

Бетлен умер в 1629г. Новым князем парламент избрал Дьердя Ракоши, осторожного политика, стремившегося сохранить благоприятное положение страны. В 1630 — 40-е годы Трансильвания достигла вершины своего экономического развития в период независимости. К тому же обстановка в Европе к началу 1640-х годов изменилась не в пользу Габсбургов. Положение Германской империи на этот раз было хуже, чем в начале Тридцатилетней войны. Если тогда их противником была одна мятежная провинция, теперь армии сильнейших держав того времени — Франции и Швеции — подходят все ближе к австрийским оплотам Габсбургов, оставляя у себя в тылу разоренные и разобщенные немецкие земли. В 1644 — 1645гг. трансильванцы вновь присоединяются к антигабсбургской коалиции, подписывают соглашения о союзе со Швецией (1643г.) и Францией (1645г.) и совместно с валахами (впервые в истории страны румынские войска заходят так далеко в центр Европы) проводят успешную кампанию в северной Венгрии и Моравии.

Мечта о венгерской короне для трансильванских князей вновь казалось близкой к воплощению в жизнь, и тогда в Константинополе сочли, что процесс усиления Трансильвании зашел слишком далеко. Дракон, казавшийся дремлющим в течение нескольких десятилетий, зашевелился. Из турецкой столицы пришел приказ прекратить наступление, и смело творившие европейскую политику трансильванцы подчинились воле своего азиатского владыки. Это решение продлило золотой век Трансильвании еще на полтора десятилетия.

Тем не менее, в качестве победителя Ракоши Ракоши в 1648 г. вместе с ведущими правителями Европы подписал Вестфальский договор, положивший конец Тридцатилетней войне. С точки зрения продолжения борьбы против турок ее итоги были абсолютно не обнадеживающими. Если раньше Германия все-таки была единым государством, теперь существование Римской империи немецкого народа сделалось формальностью. Немецкая территория была разделена между несколькими самостоятельными государствами, большинству из которых до турок не было никакого дела. Ресурсы, которыми теперь могли располагать Габсбурги, уменьшились. Тем удивительнее было то, что реванш Европы последовал относительно скоро.

Для Трансильвании время завершения Тридцатилетней войны было моментом ее наибольшего подъема, но четко обозначились и пределы возможностей княжества. Турция после нескольких десятилетий молчания, напомнила, кто является хозяином. С другой стороны, западный горизонт для протестантской Трансильвании был закрыт католическими Польшей и владениями Габсбургов. Конечно, были сильные и богатые протестантские союзники на противоположном конце Европы, но их от Трансильвании отделяла геополитическая пропасть. У наций, выросших и разбогатевших в удобных убежищах островов и побережий, не было достаточно желания (да и вряд ли хватило бы сил) помочь союзникам и единоверцам, неожиданное появление которых в темном и таинственном углу Европы стало приятным сюрпризом в первые годы Тридцатилетней войны. Их пути, сойдясь на короткий срок, вновь расходились на долгие века.

Противоречия между собственными достижениями и замкнутостью окружающего геополитического пространства сделали внешнюю политику княжества более нервной и авантюрной. Такая перемена произошла с восшествием на престол в 1648г. Дьердя Ракоши II. Правитель энергично занялся поиском новых союзников, сплочение которых вокруг Трансильвании могло изменить баланс сил в регионе в пользу последней. Наиболее легкой и очевидной целью были румынские княжества.

Если Ракоши I не трогал проводившего антитрансильванскую политику молдавского князя Василе Лупу, Ракоши II совместно с валашскими союзниками вторгся в Молдавию и в 1653г. и сверг неугодного правителя. Тогда же более зависимый и управляемый человек был поставлен у власти в Валахии. Союз Трансильвании с Валахией и Молдавией начал перерастать в конфедерацию, которая при более благоприятных обстоятельствах могла бы превратиться в государство, объединяющее в своих границах всех румын. Другое дело, что центром объединения была область, управляемая венграми. Так что этот эпизод румынской истории в современной Румынии, как правило, особо не выделяется, хотя трансильванская гегемония была явлением более длительным и основательным, нежели эффектный, но эфемерный захват власти в Трансильвании и Молдавии Михаем Храбрым.

Османская империя, занятая в тот момент трудной войной с Венецией на Средиземном море, ничем не ответила на опасное укрепление единства своих вассалов. Другое дело, что два румынских княжества были слишком слабы, чтобы коалиция с ними могла изменить соотношение сил в регионе в пользу Трансильвании. Но вскоре открылись более заманчивые перспективы. В 1656г. наступило междуцарствие в Польше, и Ракоши предложил свою кандидатуру на польской престол.

Но если католик Батори был воспринят положительно, то кальвиниста Ракоши поляки выбирать своим правителем не желали. Появление в начале 1657г. на польской территории сопровождаемого трансильванской армией Ракоши было воспринято поляками как агрессия, и князю пришлось вести войну с народом, который он хотел бы видеть среди своих союзников.

В 1656г. великим визирем Турции был назначен Мехмед Кепрюлю — энергичный государственный деятель, мечтавший о возрождении пошатнувшегося турецкого могущества. Летом 1657г. ему удалось разбить долгое время господствовавший на подступах к Константинополю венецианский флот. Теперь врата ада были готовы разверзнуться перед Трансильванией.

Султан приказал Ракоши отказаться от похода в Польшу, но тот проигнорировал его волю. В разгар польской кампании из Константинополя пришел указ о смешении князя с престола. Трансильванский парламент вначале послушался Османскую империю и сместил князя. Ракоши устремился из Польши назад в свои бывшие владения, покинув армию, которая на обратном пути была разбита татарами. Тем не менее, самому Ракоши удалось в 1658г. с помощью дворянства Габсбургской Венгрии вернуть трансильванский престол. Османская империя стала готовить силы для вторжения в непослушное княжество.

В 1658г. 120-тысячная турецкая армия пересекла границу Трансильвании. Зная о неодолимой силе империи, княжество несколько раз уступало различным турецким требованиям, но оно ценило свою свободу и за последние десятилетия привыкло быть сильным и значительным. Поэтому в момент угрозы своему существованию Трансильвания дала бой. Трансильванцы хорошо умели сражаться, страна изобиловала укреплениями и природными убежищами. Следуя союзному договору, два раза — в 1658г. и 1659г. — вступала в войну Валахия. Но продержаться сколько-нибудь долго валахам не удалось. К концу 1659г. Трансильвания осталась без союзников.

22 мая 1660г. турки одержали решающую победу над трансильванцами при Сасфенеше (Жилэу). От ран, полученных в этом бою, умер и последний из великих князей Трансильвании Дьердь Ракоши II. Процветающие сельскохозяйственные районы и богатые города стали добычей завоевателей, в течение нескольких лет истреблявших население страны и разрушавших ее экономику. Сопротивление продолжалось до начала 1662г., когда турки окончательно разбили трансильванцев, сражавшихся под предводительством нового князя Яноша Кемени.

Сама разгромленная Трансильвания не смогла бы противодействовать созданию на ее территории новой турецкой провинции, но если в 16 веке турки помешали Габсбургам захватить страну, то теперь ситуация повторилась в обратном порядке. Если вначале империя спокойно и видимо с немалым злорадством наблюдала за бедствиями принесшего ей много неприятностей княжества, то когда турки захватили Трансильванию, вступилась за ее независимость, желая сохранить буферную зону. Уставшая от борьбы с отчаянно сопротивлявшимся княжеством, Турция не была готова к большой войне и согласилась оставить статус Трансильвании неизменным. Разгром непослушного карпатского вассала стал последним крупным достижением Османской империи на Западе. Последовавшие вскоре события показали, что развитие Европы уже необратимо меняло баланс сил, так что туркам вскоре пришлось забыть о завоеваниях в католических и протестантских странах. Просто маленькому карпатскому государству, слишком далеко зашедшему в своем религиозном и политическом новаторстве и оставшемуся в одиночестве, сильно не повезло.

Трансильвания получила передышку от евразийского геополитического кошмара, вызванную равновесием сил между Турцией и немецко-венгерскими владениями Габсбургов. И отлично использовала представившиеся ей возможности. Но все оказалось напрасно. Хоть и отсталая, но имевшая в своем распоряжении неизмеримо большие ресурсы, восточная деспотия прервала восхождение одного из своих вассалов к вершинам европейской цивилизации. Драма порабощения расширивших пределы своей свободы, вырвавшихся вперед в развитии, но слишком маленьких и слабых народов соседними деспотиями еще не раз повторится на восточном рубеже Европы.

Валахия и Молдавия пользуются данной турками передышкой

Как уже отмечалось, перед Валахией и Молдавией в 17 веке тоже открылось окно возможности относительно свободно распоряжаться своей судьбой. А, кроме того, румыны получили несколько ценных подарков из Америки. В течение 17 столетия в Валахии и Молдавии появились сразу несколько пришедших из Нового Света сельскохозяйственных культур. Кукуруза, помидоры и табак отлично прижились в румынском климате, повысили продуктивность сельского хозяйства, в значительной степени стали основой питания населения и экспортного потенциала страны. Уже давно считается очевидным, что мамалыга, веками составлявшая основу рациона румынских крестьян, делается из кукурузной муки, и мало кто знает, что до 17 века она делалась из проса. А представить румын некурящим народом в наше время даже еще труднее, чем вообразить Румынию без мамалыги.

Получив в течение 16 века огромное влияние в двух странах, класс крупных землевладельцев в течение 17 столетия пользовался им в основном успешно. Решение Михая Храброго о введении крепостного права подтверждается в нескольких валашских законодательных актах первой половины 17 века. В 1628г. князь Мирон Барновский вводит крепостное право в Молдавии.

Размер крестьянских повинностей если и снизился, то весьма незначительно. Примечательно, однако, что ни в 16, ни в 17, ни в 18 веке, даже во времена самых зверских поборов крестьянских протестов в Валахии либо Молдавии не заметно. Все более частым явлением становится бегство крестьян, в наиболее тяжелые периоды угрожающее государствам фискально-демографическими кризисами, все большую массовость и изощренность приобретает уклонение от оброков и налогов, но открытых протестов нет. Даже несмотря на то, что условия, в общем, благоприятствовали. Румынским крестьянам противостояло не большое и хорошо организованное государство, а рыхлые, хронически нестабильные административные и политические структуры. Но, несмотря на всю уязвимость румынских верхов, никто из низших сословий не бросает им вызов. Приобретенная за многие века иноземных нашествий привычка подчиняться и терпеть, по возможности обманывать, а если прижмут бежать и прятаться, теперь работает на пользу местных правящих классов.

Полное восстановление турецкого господства после потрясений Пятнадцатилетней войны произошло в 1611 г. Предпринятое трансильванским князем Габором Батори нападение на Валахию, принесшее необычайно большие потери, поскольку народ в условиях суровой зимы не смог бежать в горы, открыло путь к турецкому реваншу. Батори был смещен турками после его разгрома валахами. Но и его победитель Раду Шербан, вернувшись из Трансильвании, обнаружил, что в Валахии уже правит другой князь — Раду Михня (1611 — 1616гг.). А поскольку он был посажен турками, то спорить никто не посмел. В Молдавии польских ставленников Иеремию и Симеона Мовилэ сменил Штефан Томша (1611 — 1616гг.), прославившийся жестокими репрессиями.

Основным внутренним противником бояр были отнимавшие выгодные государственные посты, захватывавшие господствующие позиции в торговле и перекупавшие собственность греки. На них обрушивалась вся накопившаяся ярость, которую было опасно обращать против турок, и поскольку в 17 веке пришельцы еще не пользовались последовательной поддержкой турецкого правительства, местное дворянство во многих случаях выигрывало борьбу.

В ходе противостояния местной аристократии пришельцам получает развитие существовавший со времени создания румынских государств институт княжеского совета, который в рассматриваемом столетии перерастает в собрание сословий. Если первый представлял собой совещательный орган при князе, состоявший из высших бояр и духовных лиц, то по мере расширения его состава за счет среднего и мелкого дворянства и обретения более самостоятельной роли этот орган становится похожим на парламент.

Однако до уровня венгерского и трансильванского государственных собраний или польского сейма собрания валашского и молдавского правящих классов далеко не дотягивают. Подводит неустойчивость, расплывчатость румынской политической культуры — собрания сословий собирались нерегулярно (для выборов князей и по обстановке для урегулирования каких-либо чрезвычайных ситуаций), не имели определенных полномочий и внутренней структуры. Поэтому, если в обстановке ослабления власти собрания оказывались действенным инструментом принятия решений, то сдержать стремление князей к установлению деспотического правления они не могли. Точнее, не пытались.

Результатом компании румынского дворянства против пришлых элементов стал приход к власти двух правителей, сумевших продержаться у власти необычно долго для румынских княжеств того времени. Их царствование пришлось практически на одинаковые отрезки времени — Матей Басараб правил в Валахии в 1632 — 1654гг., а Василе Лупу был князем Молдавии в 1634 — 1653гг.

Правление первого из них получилось гармоничным и по румынским меркам спокойным. За несколько месяцев до прихода к власти Матея Басараба, в 1631г., под давлением возглавленного им оппозиционного движения бояр, собрание сословий приняло законы об ограничении переселения христиан из Османской империи в Валахию, а также Хартию боярских свобод, которая освобождала аристократов от налогов и укрепляла их права собственности на землю. После таких решений правление Матея стало золотым веком для валашской аристократии. Князь уважал интересы крупных землевладельцев, те в свою очередь не покушались на то, чтобы ограничить его власть в пользу своих сословных органов. В стране процветало христианское благочестие, было основано много новых храмов и монастырей. Непосредственной внешнеполитической опорой Матея Басараба стал оформленный в 1618г. союз с Трансильванией. Он надолго обеспечил спокойствие на северной границе, стабильное развитие торговли и дополнительную опору в отношениях с турецкими хозяевами.

Но за внутреннюю и внешнюю стабильность пришлось платить. Матей Басараб помогал землевладельцам увеличивать поборы с крестьян и ужесточать крепостное право, сам соревновался с ними в деле угнетения, так как ему нужно было выполнять все обязательства перед турками и содержать армию. Так что после уменьшения османской дани верхушка румынского общества использовала отлаженную систему эксплуатации ради своего блага, крестьянство же вряд ли ощутило заметные перемены к лучшему.

Более того, к концу правления Матея налоговый гнет сделался непосильным для валашской экономики. Уменьшить выплату дани туркам было боязно, лишить аристократию налоговых льгот князь счел нецелесообразным. Было решено экономить на армии. В результате конец правления Матея Бесараба оказался омрачен волнениями обедневших солдат, которые в марте 1654г. на три дня захватили в заложники самого князя. Через месяц после этого Матей умер, а новый правитель Константин Шербан в феврале 1655г. столкнулся с еще более мощным солдатским мятежом, когда столица Тырговиште подверглась разграблению, а многие бояре были убиты. Разгромить мятежные части, основной силой которых были сербские наемники, удалось лишь с помощью трансильванцев в июне 1655г., после чего было казнено 300 человек, а значительную часть валашской армии распустили.

Хотя у Валахии в течение еще нескольких десятилетий сохранялись боеспособные вооруженные силы, драматичные события 1654 — 1655 гг. открыли дорогу к ликвидации валашской и молдавской армий. Поскольку войска румынских княжеств слишком часто оказывались бессильными перед османами, их правителям пришлось сосредоточиться на прокорме турецкой армии, полностью отказавшись от расходов на собственную.

В Молдавии 17 век был более трудным, чем в Валахии. Если в 15 веке Валахия попала под турецкое господство, в то время как Молдавия оставалась самостоятельным и относительно сильным государством, теперь первая, находясь в турецком тылу, живет относительно спокойно, а вторая сталкивается с рядом серьезных кризисов. Виной тому близость и значительное влияние Польши. Последняя оказывала на Молдавию двоякое воздействие. Во-первых, речь идет о непосредственной борьбе Польши и Турции за влияние в княжестве, ведшейся на протяжении всего 17 столетия и достигшей апогея в его последние десятилетия. Было и сильное косвенное воздействие, выражавшееся в соблазнительности для молдавской аристократии польской олигархической системы. Стремление значительной части дворянства приобрести для себя такие же свободы и права наталкивалось на сопротивление отстаивавших византийскую систему князей, что порождало сильное напряжение в политической жизни Молдавии.

После короткого правления Раду Михни (1616 — 1619гг.) Турция посадила на молдавский престол хорвата Гаспара Грациани. В 1620г. он вовлек Молдавию в мятеж против Османской империи, за которым последовала турецко-польская война, разворачивавшаяся в основном на молдавской территории. Османская власть была восстановлена в 1621г. во время похода на Хотин (северная Молдавия) армии султана Османа II, но не была стабильной. Последующее десятилетие было отмечено частой сменой правителей по причине борьбы между партиями сторонников Османской империи и Польши. Эта смута сопровождалась ростом влияния в Молдавии переселенцев из турецких владений, и Василе Лупу пришел к власти под антигреческими лозунгами.

Лупу оказался правителем во всем категорически враждебным проникавшему из Польши духу либерализма. Его деспотизм и тщеславие зачастую доходили до смешного. Молдавский князь считал себя новым византийским императором. У него было не так много способов на деле подтвердить свои амбиции, но наиболее доступным стала кричащая роскошь его двора. Посетивший Яссы, куда незадолго до того была перенесена из Сучавы молдавская столица, английский путешественник написал, что «убранство охраны молдавского князя богаче, чем у гвардии английского короля». Лупу стремился играть роль лидера православной церкви, финансируя Константинопольскую патриархию и украинскую церковную организацию и участвуя в их делах. Построенная по приказу Василе Лупу церковь Трех Иерархов до сих пор остается одним из красивейших памятников румынской архитектуры.

Лупу стремится проводить агрессивную внешнюю политику, но здесь его возможности сильно ограниченны. После многочисленных интриг он получает разрешение Османской империи посадить своего ставленника на валашский престол, но в 1639г. терпит поражение и вынужден ждать нового походящего случая долгие 10 лет.

Затем происходит забавный эпизод, открывающий полосу бедствий в молдавской истории. В 1649г. Василе Лупу, спьяну неправильно поняв донесение о передвижениях татарского войска, возвращавшегося из набега на Польшу, приказал атаковать его. Причем молдаване сражались успешно, обратив татар в бегство и отбив у них захваченных на Украине пленников. Но таким образом Лупу, сам того не желая, поднимает мятеж против Турции, и наказание не заставляет себя долго ждать. В 1650г. крымский хан является со своими основными силами и жестоко опустошает Молдавию.

В том же году тщеславие заставляет Лупу сделать еще одну ошибку. Предводитель украинских повстанцев Богдан Хмельницкий, захватив значительные территории и создав там свое государство, нуждался в том, чтобы обрести легитимность, вступив в родственные связи с каким-либо законным монархом. Претендовать на слишком многое, вроде родства с русским царем, он не мог, а зависимая и уязвимая Молдавия представлялась вполне реальным скромным вариантом.

Предложение о женитьбе сына Богдана Тимофея на дочери Василе Лупу Руксанде, хотя и сулило обретение нового союзника, явно не порадовало молдавского князя. Для нового «византийского императора» родственные отношения с тем, кого он, скорее всего, считал предводителем разбойников, могли быть только оскорблением. Уклончивый ответ Василе Лупу (ответить категорическим отказом он при всей своей гордости, надо полагать, побоялся) послужил украинцам поводом для того, чтобы присоединиться к татарским грабительским походам на Молдавию.

Через два года бессильный перед лицом татарских и казачьих набегов, поставленный перед перспективой полного разграбления своей страны Василе Лупу сдался. Свадьба Руксанды и Тимофея состоялась в 1652г. Но даже уступка дочери диким степным разбойникам не спасла гордого князя. В 1653г. Трансильвания и Валахия наносят удар по истощенной войнами Молдавии и свергают Василе Лупу с престола, так что он сам теперь вынужден искать убежища у украинских казаков.

Предпринятая в следующем году попытка с их помощью вернуть молдавский престол закончилась поражением украинцев от трансильванской и валашской армий. Василе Лупу не пожелал оставаться у казаков и на свою беду направился в изгнание в Крым. Татары припомнили князю его пьяную выходку, взяли под стражу и выдали Османской империи. Последователь византийских императоров действительно закончил свои дни в Константинополе, но только сидя в турецкой тюрьме. Судьба снова дала понять румынам, что в их положении нельзя желать слишком многого.

Но Валахия еще раз попыталась заявить о себе. Верное союзу с Трансильванией, во время трансильванско-турецкой войны княжество предприняло две попытки противостоять империи. В 1658г. князь Константин Шербан отказался подчиниться указу султана о смещении с престола. В ответ Валахия была жестоко опустошена татарами, а мятежный князь был вынужден бежать. Ослабление армии после солдатских мятежей середины 1650-х уже ощущалось.

Но, тем не менее, Валахия предприняла еще одну отчаянную попытку. Изгнав Константина Шербана, турки поставили во главе княжества грека Михая Раду. Это было ошибкой — турецкий выдвиженец был смелым человеком и мечтал о славе. В сентябре 1659г. Михай Раду вернулся к союзу с продолжавшей бороться Трансильванией и начал войну против Турции. 21 ноября 1659г. валашская армия нанесла туркам поражение у Фрэтешть, на подступах к Джуржду. Но сразу же после этого радостного события пришли вести о том, что в тот же день турки нанесли поражение трансильванской армии у Железных Ворот, а сторонники союза с Трансильванией в Молдавии разбиты татарами. Поражения союзников сделали положение Михая Раду безнадежным, так что уже в декабре 1659г. он отступает в Трансильванию, которая сама вскоре была разгромлена турками.

Валахия была вновь жестоко опустошена турками и татарами, вслед за неприятельской армией пришли голод и чума, терзавшие страну следующие два года. Неудача этой попытки надолго сломила волю валахов к сопротивлению. В течение следующих полутора столетий — до движения Тудора Владимиреску в 1821г. — Валахия оставалась лишь безвольной игрушкой в руках империй, боровшихся за господство на румынских землях. Вскоре, после еще одной неудачной попытки в начале 18 века, до такого положения предстояло скатиться и Молдавии. Настроения героической эпохи окончательно уступили место древним инстинктам румын — тщательно прятаться, низко кланяться, терпеть, терпеть и еще раз терпеть.

Княжеская власть в потрепанных Валахии и Молдавии сделалась как никогда ранее бессильной, так что казалось пришел подходящий момент для того, чтобы воплотить в жизнь мечты о дворянской свободе на трансильванский, венгерский и польский манер. Период ослабления власти монархов был отмечен ростом влияния и междоусобной борьбой крупных боярских семей — Кантакузинов и Бэленов в Валахии, Костинештей и Купарештей в Молдавии. Место ослабевшего центрального деспотизма заполнялось не властью основанной на договоре и разделении полномочий, а более мелкими деспотизмами. В результате, княжества существовали в обстановке упадка и анархии, которые могли породить лишь желание вернуться к проверенным авторитарным схемам правления.

После разгрома мятежной Трансильвании турки продолжили попытки вернуть себе былые силу и влияние. В 1672г. они взяли прикрывавшую южный польский рубеж крепость Каменец. Но в 1673г. империя получила первое предупреждение относительно близящегося конца ее преобладания в Юго-Восточной Европе. Около Хотина польская армия под командованием гетмана Яна Собесского разбила силы Турции. Такому повороту событий отчасти способствовало то, что принимавшие участие в турецком походе князья Валахии Григоре Гика и Молдавии Штефан Петричейку перешли на сторону поляков.

Восстановление сильной центральной власти состоялось в 1678г., когда к власти в Молдавии пришел Георге Дука, а в Валахии Шербан Кантакузино. С этого момента единовластие надолго восторжествовало на румынской земле, но и дворянские вольности не были забыты. Сословные собрания продолжат существование под турецким названием диваны и еще будут востребованы.

Молдавская попытка восстановления твердой власти оказалась поначалу неудачной. Щедрость Георге Дуки по отношению к туркам и его собственная безудержная жадность привели к громадному росту налогов, доведшему страну до голода. Но турки Дуке доверяли, так что в 1681г. провозгласили его гетманом Украины. К счастью для украинцев начавшаяся большая война и польское контрнаступление вскоре лишили турецкого ставленника возможности управлять украинскими землями, а в начале 1684г. привели к его свержению с молдавского престола. Но приверженности молдаван к деспотическому правлению этот опыт не подорвал, так что в 1685г. княжеская власть оказалась у другого, более разумного и справедливого обладателя твердой руки — Константина Кантемира.