Начнём с рождения Владимира Ульянова и его семьи. Советские партийные идеологи, а они были все академики и члены «Коммунистической Партии Советского Союза», «КПСС», опубликовав 5-ое официальное издание, «Биография В. И. Ленина», в 1972 году, в предки Владимира Ульянова ввели его деда, Николая Васильевича Ульянова, который прибыл в Астраханскую губернию в 1791 году, якобы как крепостной крестьянин Сергачского уезда, села Андросова, Нижегородской губернии, который поселился на жительство в Астрахани, перешёл там из разряда «крепостных» в разряд «государственных» крестьян, освободился от крепостной зависимости, и стал там «мещанином», перешёл в другое сословие, и стал портным по профессии. Как результат, происхождение Владимира Ульянова-Ленина было объявлено, «из крепостных». Это по социальному статусу, национальное происхождение предков и родителей детей Ульяновых, в советское время замалчивалось, а писатели, которые делали такие попытки, как например Мариэтта Шагинян, попадали в разряд «запрещённых». Современные исследователи ведут род семьи Ульяновых, по мужской линии, от мордвы племени эрзя и от калмыков, а по женской линии, от крещённых евреев и «немцев и шведов», хотя потомственным немцам и шведам переход в православие не требовался, католические и протестантские храмы в России были и вели свою религиозную деятельность.

Родился Володя Ульянов 10 (22) апреля 1870 года, в Симбирске, ныне город Ульяновск. Он явился на свет четвёртым ребёнком их восьми детей, в семье статского советника, дворянина, инспектора народных училищ Симбирской губернии, Ильи Николаевича Ульянова, происходившего из бедных мещан Астраханской губернии, «мордовско-калмыцкого» происхождения и супруги его, Марии Александровны, урождённой Бланк, происходившей из семьи небогатого помещика, из крещённых евреев Александра Дмитриевича Бланка и супруги его Анны Иоганновны Гроссшопф происхождением из «немцев и шведов».

Илья Николаевич Ульянов, происходивший из мещан, родился в 1831 году, в 19 лет окончил Астраханскую гимназию, с серебряной медалью, в 1850 году поступил на физико-математический факультет Казанского университета, который окончил в 1854 году, со степенью кандидата математических наук, с отличием. Такая была жизнь и такие были возможности у «бедных мещан», по версии исследователей, в императорской России, за 63 года до «Великой Октябрьской социалистической революции». Как «мещанский» статус позволил Илье Николаевичу поступить и обучаться в «Императорском Университете» нигде не объясняется, так как для поступления в «Университет» требовалось дворянское состояние и оплата за обучение, доступная только для состоятельных людей. На личное проживание, пропитание, обмундирование и содержание тоже требовались не малые суммы. Возникает естественный вопрос, откуда всё взялось у родителей «бедного мещанина», чтобы в течении 5 лет содержать и оплачивать учёбу своего сына.

Семья Ульяновых так же образовалась в результате «неравного брака». Мария Александровна была дочерью «мелкопоместного» дворянина Александра Бланка, который выделил дочери в качестве приданого часть своего поместья, продав её, а Илья Николаевич был, по официальной версии советских времён, бедный мещанин, с университетским образованием, ставший старшим учителем математики в Пензенском дворянском институте, с заведованием институтской метеорологической станцией, сразу после окончания университета.

В 1877 году, в возрасте 46 лет, Илья Николаевич получил звание действительный статский советник, это был гражданский чин 4-го класса, он соответствовал чинам генерал-майора в армии и контр-адмирала во флоте, титуловался, «Ваше превосходительство», блестящая карьера за 27 лет, из которых 19 лет служил преподавателем, для любого российского дворянина, а для «бедного мещанина» просто невероятная, даже для последующих «времен всеобщего равенства».

В 1882 году, в возрасте 51 года, Илья Николаевич, будучи директором народных училищ, был награждён орденом Св. Станислава 2-й степени, который давал право на личное дворянство. Всего он был награждён пятью орденами.

С 1883 года старшая дочь Анна, 1864 года рождения, поступила на «Бестужевские курсы» в Санкт-Петербурге, и в этом же году, в Санкт-Петербургский университет был зачислен сын Александр, 1866 года рождения, окончивший Симбирскую гимназии с награждением за успехи «золотой медалью». Своих детей в Казанском Университете, рядом с родительским домом и где обучался отец, Илья Николаевич, родители обучать не стали, отправили их в Санкт-Петербург, поближе к высшему обществу и к родственникам мамы. Оба, и сын, и дочь Ульяновых, в Санкт-Петербурге, включились не в светскую жизнь дворянского общества, а в народовольческое, антимонархическое движение, участвовали в демонстрациях, нелегальных собраниях, студенческих вечеринках, в результате чего попали в поле зрения полиции и в разряд «неблагонадёжных».

У супруги Ульянова, Марии Александровны, в девичестве Бланк, имелись в Санкт-Петербурге родственники, Гроссшопфы и Эстедты, близкие к высшим кругам императорской администрации. Они предупреждали Марию Александровну о «бунтарском» поведении её отпрысков, что заставляло родителей изрядно переживать. Анна и Александр оказались замешанными в государственном преступлении, «участие в организации и подготовке покушения на жизнь императора Александра III».

В 1886 года, 1 января, Илья Николаевич, получив орден Св. Станислава 1-й степени и имея IV класс гражданского чина, «действительного статского советника», получил и «потомственное» дворянство, с занесением в «3-ю Книгу Родословий». Производство в чины выше статского советника, «V класс», к этому времени осуществлялось не за «выслугу лет», а по «Высочайшему соизволению», то есть подписывалось лично императором, кто-то должен был это пожалование «организовать» вблизи императора. Пожалование «потомственного» дворянства было оказано не без помощи родственных связей Марии Александровны, что позволило получить дворянский титул и её детям, хотя все они были рождены в «податном сословии» благодаря указу, снявшему ограничения с детей «пожалованного», изданному в 1874 году. Дворянский титул давал детям ряд льгот при поступлении и обучении в высших учебных заведения, императорской России, в частности, освобождение от оплаты за обучение. После зачисления Александра Ульянова в разряд «государственного преступника», все дети семьи были лишены льгот при обучении и им был закрыт доступ к государственной службе.

2 января 1886 года, через 11 дней, после получения «ордена» и «потомственного» дворянства, Илья Николаевич умер на службе, от кровоизлияния в мозг, в возрасте 55 лет. Вероятно, этому способствовали и его переживания от награждения, и от получаемых из Санкт-Петербурга известий, о бунтарском поведении его отпрысков, Анны и Александра. Смерть отца-кормильца не остановили Александра и Анну от участия в террористическом движении «Народная Воля». Трудно понять такое их решение, потому что оно ставило «вне закона» не только лично их, но и всю их семью. Александр и Анна все эти последствия игнорировали, реализуя свои понятия «о долге, совести и чести».

С матерью, Марией Александровной в Симбирске остались дети, сын Владимир, 17 лет, дочь Ольга, 16 лет, сын Дмитрий, 13 лет, дочь Мария, 9 лет. Все эти беды семьи легли «тяжким грузом» на плечи матери, Марии Александровны Ульяновой.

Все дети семьи Ульяновых стали революционными деятелями и занимали, впоследствии, должности в Советском правительстве и в партийных органах «РСФСР» и «СССР».

Мама, Мария Александровна, урождённая Бланк. Родилась в 1835 году, в Санкт-Петербурге, в семье, в то время, полицейского врача, Александра Дмитриевича Бланка, крещёного еврея. В семье у Александра Дмитриевича Бланка родилось 5 дочерей и 1 сын. По материнской линии у Владимира Ульянова было 30 двоюродных братьев и сестёр. Когда Марии было 12 лет, её отец приобрел поместье в селе Кокушкино, в 40 километрах от Казани. Поместье занимало 462 десятины земли, что в пересчёте на гектары равно 503 га земли, и имело 15 дворов, 40 крепостных крестьян мужеского пола. Иметь крестьян разрешено было только при наличии потомственного дворянства. Получить «потомственное» дворянство еврею любого исповедания, по Российскому законодательству, разрешалось при условии, «пожалование по особому усмотрению самодержавной власти» с 1780 года. Поскольку крёстными у Александра (Абеля) были граф Апраксин и сенатор Баранов, они и способствовали получение «пожалования по особому усмотрению самодержавной власти».

В семье Александра Бланка произошла трагедия, его сын Дмитрий, надежда и гордость отца, будучи студентом-юристом Казанского университета, покончил жизнь самоубийством, причина самоубийства не была установлена. После реформы 1861 года, «освобождение крестьян от крепостной зависимости», поместье сократилось на 130 га, земля отошла «освобождённым» крестьянам. Реформа и свадьбы его пяти дочерей, сделала помещика Бланка беднее, всех надо было наделить приданым, для этого приходилось ему продавать части поместья. После смерти Александра Дмитриевича в июле 1870 года, остатки поместья были разделены между всеми его наследниками, включая и Марию Александровну.

Семейные трагедии, ранняя гибель членов семьи, впоследствии имели место и в семье Ульяновых, в том числе и из-за наследственности, унаследованной детьми и по линии отца, и по линии матери.

Мария Александровна стала супругой Ильи Николаевича в 1863 году, в Пензе. Оба они «служили», как тогда говорили, учительствовали в Пензе. Она имела домашнее провинциальное образование, которое позволило ей сдать экзамены на учителя иностранных языков для начальных школ. Поскольку отец её, постепенно разорялся, выдав замуж трёх её старших сестёр, Марии Александровне пришлось «искать место», а вместе с тем и жениха. Для Ильи Николаевича, брак с Марией Александровной Бланк, принёс быстрый рост в служебной карьере, поскольку тесть его, Александр Дмитриевич Бланк, имел связи в Санкт-Петербурге и по своей линии, от своих «крёстных» графа Апраксина и сенатора Баранова, и по линии своей умершей в 1838 году жены, Анны Иоганновны Гроссшопф.

Александр Дмитриевич Бланк растил своих детей, вступив в сожительство с сестрой его умершей жены, Екатериной. Дети звали её тётушкой, хотя она стала для них матерью.

В 1869 году, Илья Николаевич Ульянов, был зачислен на службу во вновь учреждённую организацию, «Инспекцию народных училищ», инспектором с переездом на службу в город Симбирск, город на волжском берегу с населением 27 тысяч человек. За 8 лет службы, Илья Николаевич выслужил чин действительного статского советника, что соответствовало воинскому званию генерал-майор, стал титуловаться «Ваше Превосходительство», получил пять орденских наград. По смерти Ильи Николаевича, в 1886 году, Мария Александровна, в этом же году стала получать пенсию, в связи с кончиной супруга, в размере 100 рублей в месяц, что по курсу сегодняшнего дня приравнивается к 120 000 рублей, и денежное вспомоществование от Казанского учебного округа, на банковском счёте Ильи Николаевича осталось 2000 рублей, около 2,5 миллионов современных рублей, был в их владении и дом с участком в Симбирске, купленный в 1878 году, за 4000 рублей.

В 1869 году в Симбирской губернии числилось 462 народных училища с количеством учащихся свыше 10 тысяч человек, из них не более 90 училищ, соответствовали нормативным требованиям, остальные пребывали в жалком состоянии или числились только на бумаге, финансирование их осуществлялось не государством, а от «земства», местными сборами и благотворительностью богатых граждан.

Здесь, в Симбирске и родился Володя Ульянов, в апреле 1870 года. В Симбирске, в Мариинской женской гимназии, учились его старшая сестра Анна и сестра Ольга. В мужской классической гимназии обучался Владимир Ульянов. Фёдор Михайлович Керенский, отец Александра Керенского, был одновременно и учителем, и директором обеих гимназий, и женской, и мужской. Две семьи, Ульяновых и Керенских, встретились в Симбирске, были дружны, помогали друг другу. Симбирск позже, при советской власти был переименован в Ульяновск.

В 1878 году семья Ульяновых купила и переехала в собственный дом, на Московской улице. Девять лет до этого, они снимали жилые помещения в частных домах. Дом был куплен за 4 тысячи рублей и записан на Марию Александровну. При доме был большой, зеленый летом, двор и обширный садик, фруктовый. Участок при доме тянулся на целый квартал, и калитка в заборе сада давала возможность выйти на соседнюю Покровскую улицу. Недалеко протекала река Свияга, где дети Ульяновых летом купались, а зимой катались с высокого берега к реке. Во дворе дома имелись надворные постройки, конюшня, каретник, что позволяло держать двух коней и экипажи, летний и зимний, для выездов. Кроме этих надворных построек, конюшни, каретника, была баня и разные амбары и сараи, где держали кур. Блюда из яиц входили в ежедневный рацион питания семейства Ульяновых. У ворот, располагалась будка дворовой собаки, где днём она сидела на цепи, а ночью бегала по двору, охраняя дом и двор, подавая хозяину сигналы лаем, при появлении посторонних. На участке при доме был и небольшой флигель, который сдавали «жильцам». Всё свидетельствовало о благополучии семьи Ульяновых.

Обучаясь в гимназии Владимир Ульянов пользовался покровительством директора гимназии. За свои проступки, такие как, раз он подговорил своих товарищей одноклассников устроить коллективный протест против плохих обедов в пансионе, где жили иногородние гимназисты, чьи родители проживали в своих сельских поместьях. Гимназисты отказались есть «вчерашние» котлеты. Сам Владимир, в этом пансионате не кормился, в «бунте» не участвовал. Расследовав «бунт», директор Фёдор Керенский руководителя, Владимира Ульянова, «вычислил», но не наказал, не отчислил его из гимназии. Не пострадал Ульянов и когда организовал бойкот гимназисту-доносчику, при том, что действительный статский советник Фёдор Михайлович Керенский был строг. Из 26 учеников, начавших вместе с Володей Ульяновым обучение в гимназии, только пятеро достигли выпуска. Друзей среди гимназистов у Владимира Ульянова не было.

Александр Фёдорович Керенский, родился 22 апреля (4 мая), 1881 года, в Симбирске, на 11 лет позже Владимира Ульянова. Мама Александра, Надежда Адлер, дворянка немецко-русского происхождения. Отец Александра, Фёдор, из семьи священнослужителей, переучившийся, после окончания Пензенской семинарии, в Казанском университете на историка-филолога, и ставшего преподавать русскую словесность, педагогику, латинский язык. Фёдор Михайлович так же стал быстро получать гражданские чины и продвигаться по служебной лестнице, как и Илья Ульянов, после вступлении в брак с Надеждой Адлер, в Казани.

Предки Александра Керенского, по женской линии его матери, расписаны до 15 века, от московских купцов Калмыковых. Предки по линии отца его матери, в девичестве Адлер, в свободном доступе отсутствуют, нет предков, хотя отец Надежды Адлер был полковник, военный топограф, числился при Генеральном Штабе, имел дворянское звание. Это наводит на размышление, почему-то была необходимость их, предков полковника Адлера, сокрыть. Это «сокрытие», привело к многочисленным спекуляциям о наличии еврейской крови в роду матери Керенского, вплоть до версии об усыновлении Александра Керенского от осуждённой к смерти, за участие в покушении на императора Александра II, террористки Геси Гельфман.

Семьи Керенских и Ульяновых в Симбирске связывали дружеские отношения, у них было много общего в образе жизни, происхождении, положении по чинам гражданской службы, интересам. Очень хорошо общались и их супруги, которые обе имели родственников «немцев и шведов» в Санкт-Петербурге. Фёдор Михайлович, после того как умер Илья Николаевич Ульянов, принимал участие в жизни детей Ульяновых.

Владимир Ульянов, после окончания гимназии, имел в своём аттестате единственную оценку 4, по логике, поставленную ему преподавателем и одновременно директором гимназии, Фёдором Керенским. Это не препятствовало получению Владимиром Ульяновым наградного знака, «золотая медаль».

В 1887 году, уже после того как был арестован и казнён Александр Ульянов, Керенский дал Владимиру Ульянову положительную характеристику, которая позволила Владимиру быть зачисленным в Казанский университет, несмотря на то, что он был братом государственного преступника и зачислению в Университет не подлежал. Когда Фёдора Михайловича по службе пытались обвинить в покровительстве брату государственного преступника, который также стал участником протестных студенческих выступлений, он отвечал обвинителям, «Владимир Ульянов дисциплинированный, успевающий молодой человек, подверженный „умоисступлению“, попадая под воздействие „панургова стада“, стада слепо подчиняющееся своему вожаку-предводителю».

Александр Керенский, в детстве, перенёс заболевание, туберкулёз бедренной кости. После операции мальчик полгода был вынужден провести в постели и затем долгое время не снимал металлического, кованого сапога с грузом. Владимиру Ульянову было в это время 16 лет, и он навещал маленького Сашу дома, читал ему свои любимые книжки, «Хижину дяди Тома», Диккенса, рассказы об индейцах Майн Рида и Карла Мая, Пушкина, «История Пугачёва», «Капитанская дочка», «Руслан и Людмила», стихи Лермонтова. Эти месяцы, которые мальчики провели за чтением книг, очень сблизили их и повлияли на всю их дальнейшую судьбу и взаимоотношения.

Всё-таки, Фёдор Михайлович Керенский был наказан, перемещён по службе, с мая 1989 года, на должность главного инспектора народных училищ Туркестанского края.

В 1899 году Александр Керенский с золотой медалью окончил Ташкентскую гимназию, куда по службе был переведён его отец, и Александр был зачислен на юридический факультет Санкт-Петербургского университета.

Глава 2. Учёба в Казанском Университете. Начало «революционной» деятельности

Непререкаемым авторитетом и примером для Володи Ульянова, по жизни, был его старший брат Александр на 4 года старше его. Володя старался во всём ему подражать. В юности, в 16 лет, Владимир Ульянов возмущённый арестом брата Александра, порывает с религией, снимает с себя нательный крестик. Но «Священные писания» он изучил в гимназии, получил за них отличные оценки и запомнил на всю свою жизнь очень хорошо. Часто использовал из «писаний» притчи и цитировал афоризмы пророков и святых, применяя их на «злобу революционного дня» или к партийным событиям.

В гимназическом возрасте Владимир много читал иностранной и отечественной художественной литературы. Ему нравились произведения Диккенса, Бичер-Стоу, «Хижина дяди Тома», книжки про индейцев Майн Рида, Карла Мая, Пушкина, повесть «История Пугачёва», «Капитанская дочка», «Руслан и Людмила», стихи Лермонтова. В своих гимназических сочинениях, в последних классах, он начал писать про «угнетённые» классы России, наслушавшись рассказов брата Александра о народовольческом движении и марксизме, чем вызывал тревогу у директора гимназии Фёдора Михайловича Керенского, который стал проводить с Владимиром «профилактические» беседы по этой теме.

Мария Александровна Ульянова получила три тяжёлых жизненных удара друг за другом, подряд. В январе 1886 года, в возрасте 55 лет, скончался её супруг, кормилец всего семейства, Илья Николаевич, от кровоизлияния в мозг. В марте 1987 года был арестован сын Александр, студент Санкт-Петербургского Университета, по делу «о разработке и подготовке покушения на жизнь императора Александра III», вскоре повешенный. Старшая дочь, Анна, так же учившаяся в Санкт-Петербурге, на высших женских, «Бестужевских курсах», поэтому же делу, как и брат была с курсов была отчислена, пошла под следствие и была приговорена к 5 годам ссылки в Восточную Сибирь.

Александр был вовлечён в организацию, организованную двумя студентами, Шевырёвым и Лукашевичем, которые назвали её «Террористической фракцией Народной Воли». Целью организации было убийство императора Александра III, в шестую годовщину гибели его отца, императора Александра II, во время панихиды по погибшему, 1 марта, при огромном скоплении народа. Весь «заговор» проходил под контролем полиции. Исполнителей взяли на месте, в день проведения «теракта», вместе с бомбами и ручным оружием, револьверами, для доказательной базы. Затем пошли аресты активных участников, было арестовано 74 человека, на суд попало 15 человек, приговорили к казни пятерых. Руководители «заговора», Шевырёв и Лукашевич, от своего участия в покушении отказывались, Александр Ульянов всё «дело» взял на себя, потому что, перед проведением покушения, Шевырёв сослался на нездоровье и уехал лечиться в Крым, а проведение акции поручил Александру Ульянову. Александр, став руководителем, на месте акции не присутствовал. В случае удачного проведения акции погибло бы большое количество присутствующего в месте подрыва бомбы участников панихиды, так как две бомбы снарядили и большим количеством поражающих осколков, обработанных ядом «стрихнин». Террористы были народ «продвинутый», студенты химики Санкт-Петербургского Университета, на граждан, участников панихиды и на детей, которых они с собой приведут, им было «наплевать». Шевырёв всё-таки, был осужден на казнь, а Лукашевич «открестился» и получил 18 лет каторги, которую прошёл и вышел на свободу. Мать, Мария Александровна встречалась с сыном Александром в процессе следствия по делу, «о покушении на жизнь государя императора Александра III». Сын и мать имели сильное портретное сходство, как говорили, «были похожи, как две капли». Мать просила его, подать прошение о помиловании, но он доказывал матери, что нельзя просить о помиловании у того, кого собирался убить. Но всё же Александр исполнил её просьбу и, уступив мольбам матери, написал прошение о помиловании, в котором, написал, что «это прошение нужно его матери, а не ему». Мария Александровна пришла к выводу о психическом нездоровье Александра, очевидно он попал под полный контроль вожака-предводителя «панургова стада», Шевырёва и впал в «умоисступление, умобесие», как выражался Фёдор Михайлович Керенский, друг семьи и дипломированный выпускник Пензенской духовной семинарии. По словам Марии Александровны, при последнем прощании с Александром, она смирилась и благословила его своим крестом, он к нему приложился, мать ему сказала, «мужайся».

20 мая, 1887 года, Ульянов, Шевырёв и ещё трое участников покушения были повешены во дворе Шлиссельбургской крепости по приговору суда. Студенту Юзефу Лукашевичу, сыну виленского дворянина заменили казнь на бессрочную каторгу. Прошение о помиловании Лукашевичем было написано, а адвокат и родственники «постарались», дело рассматривалось Сенатской комиссией. Отбывал Юзеф каторгу в Шлиссельбургской крепости, читал книги, приобретал знания, был освобождён в 1905 году, через 18 лет, после издания императорского декрета от 17 октября, «Манифеста об усовершенствовании государственного порядка». Достиг высоких учёных степеней, преподавал в университетах Литвы. Скончался Лукашевич в 1928 году в Вильно, в возрасте 64 лет, тогда это была территория государства Польша.

Перед казнью Александр Ульянов выглядел спокойным, отключенным от происходящего.

О своих братьях, Анна Ульянова-Елизарова написала в своих «Воспоминаниях», «Александр Ильич погиб как герой, и кровь его „заревом революционного пожара“ озарила путь последовавшего за ним брата, Владимира». Анна Ильинична писала эти «Воспоминания» после 1924 года, по «заданию партии», будучи научным сотрудником Института «Маркса — Энгельса — Ленина» и секретарём и членом редакции журнала «Пролетарская революция».

В отличии от брата Александра, Владимир Ульянов жизнью не рисковал, за братом на «эшафот» не рвался и максимально избежал даже тюремного заключения и каторги, за всё время своей «революционной» деятельности.

Сама Анна Ульянова, принимавшая участие в деле Александра, была осуждена на 5 лет каторги в Восточной Сибири. В борьбу за изменение статьи приговора вступила её мама, Мария Александровна. В борьбу были включены все ресурсы, родственные связи, адвокаты, «барашки в бумажке» деньги, в итоге было составлено «Прошение на имя императора». «Прошение» подавал сокурсник Александра Ульянова, студент университета Марк Елизаров, из богатых крестьян Саратовской губернии. Марк блестяще учился, на математическом факультете, проходил практику в Санкт-Петербургской казённой палате, по финансовой части, и получил рекомендации для приёма на службу, куда в мае 1886 года Марк, закончив университет, сразу получил место. Перспективы по службе у него были хорошие. Марк, общаясь с Александром Ульяновым, был им познакомлен с его сестрой Анной, которая училась на «Бесстужевских» женских курсах. Марк сделал Анне «предложение» стать его супругой. 1 марта 1887 года, Марка вызвали на допрос в жандармское управление, при допросе спросили, «является ли он женихом арестованной Анны Ильиничны Ульяновой?», Марк ответил утвердительно. С работы Марк был уволен как «неблагонадежный».

Мария Александровна приложила много сил и денег, чтобы сменить суровый приговор Анны, «5 лет ссылки в Восточную Сибирь». Мария Александровна, используя факт сватовства Марка и Анны, используя подсказки «судейских», подтвердила этот «факт» «Прошением на имя императора» от Марка, с просьбой облегчить судьбу его невесты. С помощью адвоката, родственных связей и «Прошения», поданного на имя императора, приговор для Анны заменили на, «отбывать ссылку в казанском имении отца Марии Александровны, селе Кокушкино». Император был милостив, дал разрешение на замену места ссылки для Анны Ульяновой с «Восточной Сибири» на «село Кокушкино». Сам Марк Елизаров отправился в Самару, устроился на работу и в ожидании окончания «ссылки» невесты стал зарабатывать деньги для предстоящей «семейной жизни».

Владимир Ульянов, брат Александра, по «легенде», изложенной в официальной биографии Ленина, со слов из воспоминаний младшей сестры Марии Ульяновой отверг путь личного террора самодержцев, который избрал его брат Александр. Владимир Ульянов сказал, «не таким путём надо идти». В будущей своей революционной деятельности, Владимир Ульянов, сам лично ни в каких террористических акциях не участвовал, наученный судьбой Александра, он отдавал распоряжения соответствующим исполнителям. К тюремным срокам, Владимир Ульянов также не приговаривался, чтил закон.

В июне 1887 года, семья Ульяновых покинула Симбирск, продав свой дом с усадьбой, на улице Московской, с хорошей прибылью. Полученные деньги, Мария Александровна сразу поместила в банк, она умела беречь и копить деньги. Семья вначале поселилась в усадьбе отца Марии Александровны, где ей досталась доля в наследстве после кончины отца в 1870 году, в селе Кокушкино, в сорока километрах от Казани, а потом переселилась в Казань, где Владимир Ульянов планировал поступить на юридический факультет Университета. Семейство поселилось в доме купеческой вдовы Куклиной, не далеко от Университета.

Зачислили Владимира в Университет не сразу, как брату государственного преступника, Александра Ульянова, ему пришлось предоставлять характеристику с места обучения, из гимназии. Директором гимназии был друг их семьи, Фёдор Михайлович Керенский. Он выдал Владимиру Ульянову соответствующую «мудрую» характеристику, в которой он делал упор на хорошее поведение и православную религиозность Ульянова, хотя Владимир уже не носил нательного креста и объявлял себя атеистом. В этой характеристике, Фёдор Керенский не указал на свои беседы с гимназистом Владимиром Ульяновым по поводу «угнетённых классов» в его сочинениях и на его умение организовывать коллективные «протесты», прячась за спины сотоварищей, друзей гимназистов у него за всё время обучения в гимназии не появилось. Представленная директором гимназии Фёдором Керенским в Университет характеристика, позволила ему, Владимиру Ульянову, быть зачисленным в Университет.

13 августа, 1887 года на вторичном прошении Ульянова о зачислении в Университет, появляется резолюция, «Принять», на первом прошении была резолюция «Запросить характеристику из гимназии». С этого дня Владимир Ульянов становится студентом и подает новое прошение, «об освобождении его от платы за обучение, как члена семьи без кормильца». Его мама, Мария Александровна умела беречь денежки, оформила соответствующее свидетельство «о бедности», хотя у неё на счёте в банке лежало более 7000 рублей, очень большая сумма по тем временам, на современные деньги это более 8 миллионов рублей. На факультете просьбу «бедствующего» поддержали, и 8 сентября правление университета включило его в списки лиц «православного вероисповедания», нуждающихся в данной льготе «на основании свидетельств о бедности, баллов по аттестатам зрелости и характеристики из гимназии». По смерти Ильи Александровича, перед этим скоропостижно скончавшегося, в чине действительного статского советника, соответствовавшего воинскому званию генерал-майор, Мария Александровна стала получать денежную пенсию в размере 100 рублей в месяц и денежное вспомоществование от Казанского учебного округа. 12-го сентября списки утвердили и отправили далее по инстанции. Но, в Санкт-Петербурге Владимира-Ульянова из списка «бедных» исключили, память о его брате Александре, государственном преступнике, была еще свежа, так что за обучение пришлось платить, и даже значительно больше, чем в предыдущие годы, так как плата «за обучение» была поднята.

Именно в это время, в июне, министр просвещения Делянов издал циркуляр, вошедший в историю как «циркуляр о кухаркиных детях», который в несколько раз повышал плату за обучение в университетах, что закрывало доступ в гимназии детям «низших сословий». Тогда же утвердили и «Университетский устав», лишавший университеты остатков автономии и запрещавший сходки, собрания и любые студенческие организации. Одновременно существенно расширялись права «инспекторов студентов», которые фактически выполняли полицейские функции надзора и сыска.

Занятия в Университете, Владимир посещал не столь исправно, как в гимназии. В ноябре он присутствовал на лекциях лишь 8 дней. Гораздо больше его привлекала та студенческая жизнь, которая буквально бурлила в университете.

Сразу, после зачисления в Университет, Владимир дал расписку, в которой, согласно существовавшим тогда правилам, обязался «не состоять членом и не принимать участия в каких-либо нелегальных, запрещённых сообществах, а равно не вступать членом даже в дозволенные законом общества, без разрешения ближайшего начальства». Но формальная расписка нисколько не помешала Владимиру Ульянову сразу же вступить во все запрещённые сообщества, упомянутые в расписке-обязательстве.

В это время в университете функционировало 8 нелегальных землячеств-кружков, пользовавшихся среди студентов огромным авторитетом. Они поддерживали связи с аналогичными организациями в Санкт-Петербурге, Москве и других университетских городах. Землячества имели свои библиотеки с нелегальной литературой. И наиболее крупным среди них являлось как раз «Симбирское землячество». В его работе Владимир Ульянов принял активное участие и сразу был избран представителем «Симбирского землячества» в «Совет землячеств университета».

Члены землячеств находились в поле зрения полиции и вступление Владимира Ульянова было сразу зафиксировано полицией.

«Протест против указанных „нововведений министра Делянова“» начался в Университетах России, с самого начала 1887 учебного года. Особого накала «Протест» достиг в ноябре. 23–25 ноября, выступление московских студентов было жестоко подавлено полицией и казаками. Двоих студентов убили. В ноябре начались волнения и в Казани.

Алексей Максимович Пешков, в последствии Горький, которому было 19 лет, работал в этот период своей жизни в Казани, в пекарне Деренкова подручным. Утром, забрав выпеченный товар в корзину, он разносил его по городу, торговал. Вместе с булками Пешков разносил и запрещенные брошюры, листовки и книги по заданию руководителей конспиративного кружка, которые основали «пекарню Деренкова». Горький, став писателем, дал в своих воспоминаниях «Мои университеты», портрет тамошнего активного студенчества, «шумное сборище людей, которые жили в настроении „забот о русском народе“, в непрерывной тревоге „о будущем России“. Всегда возбужденные статьями газет, выводами только что прочитанных книг, событиями в жизни города и Университета, они по вечерам сбегались в лавочку Деренкова, со всех улиц Казани, для яростных споров и тихого шепота по углам. Приносили с собой толстые книги и, тыкая пальцами в страницы их, кричали друг на друга, утверждая истины, каждый свою, кому какая нравилась. Я понимал, что вижу людей, которые готовятся изменить жизнь к лучшему, и, хотя искренность их захлебывалась в бурном потоке слов, но, не тонула в нем. Часто мне казалось, что в словах студентов звучат мои „немые думы“, и я относился к этим людям почти восторженно, как пленник, которому обещают свободу».

4 декабря 1887 года, в актовом зале Университета состоялась протестная сходка студентов. Сходка требовала изменения «Университетского устава», разрешения организации студенческих обществ, возвращения ранее исключенных студентов, наказания виновников в их исключении. Владимир Ульянов находился в рядах протестующих. Уходя со сходки, Владимир Ульянов, в числе прочих, оставил на выходе из актового зала свой студенческий билет.

В ночь с 4 на 5 декабря, Владимир Ульянов и другие участники сходки, бросившие свои студенческие билеты на выходе из актового зала, всего 40 человек, провели в тюремной камере, вожаки их оставались на свободе.

Уже 5 декабря, Владимир Ульянов был отчислен из Университета, ему было воспрещено проживать в Казани и 7 декабря, он был вывезен полицейским в село Кокушкино, Лаиешевского уезда, в дедушкино имение, под негласный полицейский надзор. Учёба в Университете продолжалась 3 месяца, студенчество длилось недолго.

В 1887 году в Казанском Университете обучалось 918 студентов. В сходке участвовали 256 студентов, а уволили по личному прошению и исключили, 164 студента. Элемент всеобщности протеста, по отношению к общей студенческой массе, объём «панургова стада», студентов подверженных «умоисступлению и умобесию», истерической психопатии и выполняющих волю вожаков, составил 18%, в их число попал и Ульянов Владимир.

В «ссылке», у дедушки в деревне, Владимир Ульянов читает политическую, экономическую, статистическую литературу. В библиотеке поместья была книга Чернышевского «Что делать?». Для Владимира Ульянова, она стала настольной книгой революционера. Особенно ему в память врезалась цитата, «Политический вождь должен быть решительным и, раз поставив себе определенную цель, идти беспощадно до конца». Но он не прочитал другую работу Чернышевского, «Антропологический принцип в философии», где можно было прочитать, «Отдельное сословие приводит себя к дурному концу, принося в жертву себе целый народ», было бы над чем поразмыслить.

Родственники привозят Владимиру из Казанских библиотек, затребованные им книги и журналы. Изучал он и Университетский курс. Через год, его семье и ему, разрешили поселиться в Казани, по прошению матери, в котором она просила разрешения переехать семье в Казань, из-за необходимости лечения сестры Анны. Но в Университет, к обучению, Владимира Ульянова не допустили.

В апреле 1889 года, Мария Александровна вновь предпринимает попытку добиться разрешения на выезд Владимира за границу, для продолжения учебы. Владимир проходит медицинское обследование и 29 апреля получает справку, подписанную профессором кафедры медицинской диагностики Казанского университета Николаем Котовщиковым о том, что «Владимир Ульянов страдает болезнью желудка и нуждается в лечении щелочными водами за границей».

К месту рассказать о рационе питания в семье Ульяновых. Несмотря на педантичность в отношении приема пищи, в целом домашнее питание в семье Ульяновых было специфическим. На столе практически отсутствовали супы, их считали «вульгарными», предназначенными для простолюдинов. Хлеб подавался по расписанию, в будни к обеду, черный, к ужину и чаю, белый, в выходные и праздники, ситный. Хлеб из муки, просеянной сквозь сито, очень вкусный, мягкий, с тонкой золотой хрустящей корочкой, мякиш великолепен, хлеб «царский».

Дежурным продуктом на столе Ульяновых были яйца. Яичница, зажаренный в яйце вымоченный в молоке белый хлеб, яйца вкрутую, яйца всмятку, все это ежедневно употреблялось в пищу. Мясо готовили редко, и во избежание долгой возни с жаркой, его чаще всего отваривали. Распространенной едой были бутерброды, с маслом или с волжской копченой рыбой. В детстве Владимир Ульянов не знал вкуса сладкого. Его мать считала, что сладости, это женский продукт, и мужчинам его есть неприлично. В соответствии с таким питанием, уже к 17 годам, у Владимира Ульянова, была приобретена болезнь желудка, гастрит.

Соответствующее «прошение о выдаче загранпаспорта», для лечения, подается губернатору. И уже 14 июня последовал категорический отказ, с ответом, «лечиться можно и на Кавказе». В выдаче заграничного паспорта, Казанский губернатор Владимиру Ульянову отказал.

По решению административного отдела кабинета министерства императорского двора, имя Владимира Ульянова вносится в секретную книгу лиц, коим навсегда запрещалась государственная служба.

Владимир Ульянов, как старший сын, в семье без кормильца, получал освобождение от воинской повинности, призыва на воинскую службу, который происходил при достижении совершеннолетнего возраста 21 год.

В Казани, Владимир Ульянов стал появляться на квартире у Марии Павловны Четверговой, поселившейся в Казани после возвращения из ссылки в Вятскую губернию, куда она была выслана за соучастие по «по делу 50-ти». Мария Павловна, став вдовой штабс-капитана, поселилась на Старо-Горшечной улице и продолжила свою былую пропагандистскую деятельность. У неё на квартире сложился «ново-народовольческий» кружок, входивший в «Сабунаевскую организацию». Михаил Сабунаев террорист народоволец, осужденный по «Лопатинскому делу», бежавший из ссылки в Восточной Сибири, проживал нелегально в этот период в поволжских городах. Он объявил себя «новым народовольцем», пытался собрать «новую организацию». Сабунаев пытался создать организацию, в которую вошли бы все протестные силы тогдашнего российского общества, а не только сторонники террора. Владимир Ульянов в члены «Сабунаевской организации» не привлекался.

Использовали квартиру Четверговой и студенческие «кружки саморазвития» Николая Федосеева, который пропагандировал работы Карла Маркса. Проводились занятия в «кружках саморазвития», по программе, составленной Николаем Федосеевым, эта программа получила признание и стала популярной в городах Поволжья, её стали называть «Казанской программой».

Зимой 1888 года, на квартире у Четверговой, Владимир Ульянов попал на занятия, которые проводил присяжный поверенный Михаил Мандельштам, изучали труд Карла Маркса «Капитал». Мандельштам, излагал на своих семинарах взгляды Георгия Плеханова, одного из основателей марксистской группы «Освобождение труда», рассказывая при этом и о труде Карла Маркса «Капитал». Михаил Мандельштам приезжал в Казань нелегально, из Симбирска где он жил в это время, поскольку ему было запрещено проживание в городах, имеющих Университеты. Основная группа слушателей кружка, были студенты Казанского университета и Ветеринарного института, но приходила и молодежь, неизвестная Мандельштаму. В тогдашней Казани, в кружках, в целях конспирации, фамилии участников оставались неизвестными друг другу, посетители называли себя псевдонимами. Владимир Ульянов с Мандельштамом не общался, вопросов ему не задавал, оставался в рядах «неизвестных» для Мандельштама. Лишь позже, Мандельштам узнал, что в числе его слушателей, в «кружке саморазвития» на квартире Четверговой, в зиму и весну 1888 года у него бывал Владимир Ульянов.

Здесь, с хозяйкой квартиры Владимир Ульянов часами обсуждал статьи Чернышевского. В это время Николай Гаврилович Чернышевский находился в ссылке, в Астрахани.

Каталог своей «Казанской программы» Федосеев разрабатывал, знакомясь с работами Маркса у местного статистика Павла Николаевича Скворцова, одного из пионеров российского марксизма, первым начавшим критику народничества и индивидуального террора в легальной прессе.

Павел Николаевич зарабатывал на жизнь, писал статьи по статистике для «Волжского вестника», «Казанского биржевого листка», в столичные издания, и его выводы о путях развития капитализма в России, о дифференциации российского крестьянства на богатых и бедных, наносившие удары по идеям народничества, «о роли крестьянской общины» имели самый широкий резонанс, особенно в Поволжье. А когда в 1893 году, Скворцов сумел переслать некоторые свои статьи Энгельсу, его авторитет в российской марксистской среде еще более возрос. Сам Скворцов представлял из себя по виду «юродивого». Он вел жизнь «умственного пролетария», перебиваясь изо дня в день случайной работой, заменяя обеды табаком и прогулкой. Он производил странное впечатление на сталкивавшихся с ним людей, своим неопрятным видом, скромной, небрежно напяленной рубахой, окруженный облаками табачного дыма, постоянно суетящийся над своими статистическими исследованиями. Он считал труды Маркса за «Евангелие», которое открывало всем «истину».

Николай Федосеев, родился в городе Нолинске, Вятской губернии, 27 апреля 1869 года, в семье судебного следователя. Он был всего на год старше Владимира Ульянова. В 1880 году он поступил в первую Казанскую гимназию, где успешно учился, переходя из класса в класс с наградой первой степени. Уже в 5—6 классе, в 16—17 лет, в гимназии он изучал классиков русской литературы, много читал по истории и социологии. Федосеев группировал вокруг себя гимназистов. На его квартире часто собирались товарищи, которые читали запрещенные цензурой книги и обсуждали злободневные вопросы общественной жизни. За юношей установили полицейский надзор. На его квартире провели обыски. В декабре 1887 года Федосеева исключили из гимназии, «за политическую неблагонадежность, вредное направление мыслей и чтение недозволенных книг».

После исключения из гимназии Федосеев углубляется в революционную работу, настойчиво изучает общественные науки, приступает к изучению марксистской литературы и подготовляет создание революционной организации. На жизнь он зарабатывал частными уроками, у его родителей не хватало денег на его содержание.

В кружках Федосеева изучалась марксистская литература. Члены кружков, знавшие немецкий язык, переводили труды Маркса на русский, чтобы дать возможность ознакомиться с ними всем слушателям. Федосеев изучал произведения Маркса и Энгельса в подлинниках. В кружках изучались и произведения, изданные основателями марксистской группы «Освобождение труда», в частности работа Георгия Плеханова «Наши разногласия», разногласия с народовольцами.

Федосеев пытался издавать марксистскую литературу на русском языке, была нелегально издана работа Фридриха Энгельса «Развитие социализма — от утопии к науке», которая была напечатана на гектографе.

Федосеев организовывал для изучения марксизма кружки двух уровней, начального и высокого. На начальном уровне он свою роль ограничивал устройством кружка, выбором для него руководителя, вручением руководителю программы занятий и общим контролем за процессом занятий. Кружками с занятиями на высоком уровне он руководил лично. Владимир Ульянов занимался в кружке начального уровня, в котором Федосеев не преподавал, поэтому с Федосеевым в Казани Владимир Ульянов не познакомился.

В 18 лет, Владимир Ульянов находился на начальной ступеньке ознакомления с марксизмом, жил «на полном пансионе» у мамы, Николай Федосеев в Казани, в 19 лет, проводил организаторскую и преподавательскую работу по изучению марксизма, готовил труды Маркса для изучения, добывал себе «хлеб насущный» личным трудом, давал домашние уроки.

Владимир Ульянов, не пошёл к «народовольцам» и «эсерам», проповедовавшим индивидуальный террор, он участвовал в пропаганде «революции» в России, прошёл краткосрочную ссылку в южной Сибири, фактически в «санаторных условиях» и вернулся в Центральную Россию для продолжения «пропаганды».

Николай Федосеев, проделывая начальную «революционную работу», развивая марксистское движение в России, сгинул в Восточной Сибири на царской каторге, закончил жизнь самоубийством, не выдержав тяжелейших условий ссылки от безденежья.

В конце 1888 года, Мария Александровна приобретает хутор, близ деревни Алакаевка, купленный для неё Марком Елизаровым по доверенности, полученной от Марии Александровны, будущей тёщи. Марк ходил в женихах у Анны Ульяновой. Хутор находился близ деревни Алакаевка, Богдановской волости Самарской губернии. Представлял из себя 83,5 десятины земли или 91 гектар по метрической мере, большей частью непахотной, имел мельницу, сдававшуюся в аренду местному крестьянину Алексею Евдокимову. Прежнему владельцу хутора, золотопромышленнику Серебрякову, было уплачено 7 тысяч 500 рублей серебром, то есть все деньги, вырученные от продажи дома в Симбирске, и часть накоплений. В сегодняшних ценах эта сумма соответствует 11,4 миллиона рублей. Поместье для покупки Марк Елизаров приискал Марие Александровне по её просьбе.

В 1889 году, семья Ульяновых переехала на жительство из Казани в Самару, через хутор в Алакаевке. Семья на пароходе приехала из Казани в Самару, и с ними няня Марии, Варвара Сарбатова, где их встретил жених Анны, Марк Елизаров. Затем всё семейство с речной пристани переехало на железнодорожный вокзал и на поезде Самара-Сызрань доехало до станции Кинель. Здесь их ждал кучер с пролёткой, в которую была впряжена лошадь Буланка, их собственность, купленная вместе с хутором. Все прибывшие были доставлены таким способом в хуторскую усадьбу. Переезд в Самару из Алакаевки проходил «частями», в мае, в Самару на квартиру, которую снял Елизарова приехали Владимир с Дмитрием, Марией, няней Марии и Ольгой. Мария Александровна с Анной, перебрались позже, так как надо было оформлять особое разрешение для Анны, срок «ссылки» у которой ещё не закончился, и она прибыла в Алакаевку с «проходным свидетельством» как «гласно-поднадзорная» для регистрации своего пребывания в Самаре. В Самаре, семья Ульяновых два раз меняла съёмные квартиры по разным причинам, поселилась окончательно в доме купца Рытикова, на первом этаже которого была лавка, а семья заняла комнаты второго этажа. Марк Елизаров, ставший супругом Анны Ульяновой в августе этого же года, проживал вместе с семьёй Ульяновых, ему были отведены два помещения, кабинет и личная комната. Супружество Анны с Елизаровым было необходимо для получения Анной разрешения на проживание в Самаре. Вместе с Марком, у него в комнате проживал его племянник из деревни Бесстужевка, учащийся Самарской гимназии. Прожили здесь Ульяновы-Елизаровы до 1893 года. Марк Елизаров заботился о вновь обретённой семье, кроме основной работы стал давать уроки, стал кормильцем в семье, в том числе и для Владимира Ульянова.

В июле 1889 года, в Казани был арестован Николай Федосеев, с некоторыми участниками своего кружка по изучению марксизма. Благодаря отъезду из Казани в мае, и посещению кружка начального уровня, в котором Федосеев не преподавал, Владимир Ульянов в число подозреваемых не попал и избежал ареста.

Глава 3. Жизнь в Самаре. Сдача экзаменов в Санкт-Петербургском университете. Смерть сестры Ольги. Начало «трудовой» деятельности

Купив хутор близ деревни Алакаевка, Мария Александровна Ульянова, решила, что избавляет этим Владимира от нежелательных знакомств с «социалистами» и рассчитывала отвлечь его от «революционного движения» работами по хозяйству. Но этого не произошло, кроме явного не интереса к сельской работе, Владимир занимался подготовкой по университетскому курсу для сдачи экзаменов, и кроме того рядом с Алакаевкой, в трех верстах от хутора было поселение земледельческой коммуны, под названием «Борская колония». На участке в 100 десятин земли, трудились поселенцы из бывших студентов, участников народовольческой организации «Чёрный передел», которые «пошли к крестьянству». Они стали захаживать к Ульяновым в гости, количество знакомых «революционеров» у Владимира только добавилось.

9 августа 1889 года, в церкви села Тростянка, в 15 километрах от Алакаевского хутора, состоялось венчание-бракосочетание сестры Владимира Анны Ильиничны Ульяновой с Марком Тимофеевичем Елизаровым. Владимир присутствовал в церкви в качестве поручителя-свидетеля. При венчании соблюдались и исполнялись все процедуры, положенные по православному обряду, в этом действе принял участие и Владимир Ульянов, брат новобрачной.

5 сентября, Ульяновы всей семьёй переезжают из хутора в Самару, где была Марком снята и приготовлена квартира для всех, включая молодожёнов. Надо было учиться в гимназии брату Дмитрию и сестре Марие. в Самаре количество знакомых «революционеров» у Владимира начинает прибавляться с каждым днем.

Но, уйдя от ареста в Казани, семья Ульяновых так и не избежала полицейского надзора. Из сообщения Самарской жандармерии в Департамент полиции, «4 минувшего мая, прибыла состоящая под гласным надзором полиции дочь действительного статского советника Анна Ульянова на хутор при деревне Алакаевка. Вместе с ней прибыли ее мать, сестры Ольга и Мария, брат Владимир, состоящий под негласным надзором полиции, и бывший студент, сын крестьянина, Марк Тимофеевич Елизаров, человек сомнительной политической благонадежности. У Ульяновых Елизаров состоит в качестве доверенного по делам и управляющего их хозяйством». Главным лицом в сообщении выступала Анна, были в сообщении и неточности, о дате прибытия Анны и матери, почему-то отсутствовал Дмитрий.

С Александром и Анной Ульяновыми Марк Елизаров, выходец из зажиточных крестьян, познакомился ещё в Санкт-Петербурге, когда он учился в Санкт-Петербургском Университете на математическом факультете. Марк вышел из «крестьянского» сословия, после окончания университета. В 1886 году, окончив университет Марк проработал год в Санкт-Петербурге, в Казённой Палате, а в 1887 году был уволен, как «неблагонадёжный» за знакомство с Александром Ульяновым и вернулся в Самару, где получил должность помощника секретаря Самарского мирового съезда. Роман с Анной у Марка начался еще в Санкт-Петербурге, после знакомства его с Анной, при посещении им Александра. И вот теперь, после приобретения хутора в Алакаевке, в соответствии с поданным ранее «Прошением», Марк и Анна решили оформить брак и устроить свадьбу.

28 июля в селе Тростянка, недалеко от Алакаевки, в церкви прошла процедура бракосочетания, Владимир присутствовал на их венчании в храме, в качестве свидетеля-поручителя. Как свидетель-поручитель при заключении брака, Владимир Ульянов должен был выполнять и соответствовать многочисленным церковным требованиям, как-то наличие православия, крещения, посещение церкви, причащение и прочее. При проведении бракосочетания всё соблюдалось строго, требовалось представление письменных свидетельств, так требовало законодательство Российской империи.

20 сентября 1889 года Марком было получено разрешение Министерства внутренних дел о переезде его жены Анны Ульяновой-Елизаровой в город, для чего венчание и проходило.

Владимир Ульянов, не имея возможности, поступить в университет ни в России, ни выехать за границу, решил получить разрешение на сдачу экзаменов, за университетский курс, экстерном.

28 октября 1889 года, не в первый уже раз, Владимир пишет министру просвещения Делянову «Прошение» с просьбой, «разрешить ему сдавать экстерном экзамены при любом российском высшем учебном заведении», ссылаясь при этом на крайнюю нужду в каком-либо занятии, чтобы поддержать своим трудом семью, которая потеряла кормильца. Фактически «семья» и все в неё входившие, пока была жива мама, Мария Александровна, вплоть до своей кончины в 1916 году, помогала сыну и брату Владимиру, регулярно высылала ему денежные переводы и дополнительные деньги по его просьбам и всегда с заверениями, «возвратить в ближайшее время», которые никогда не выполнялись.

«Прошения о допуске к экзаменам» направлялись по положенной форме, со всеми титулованиями лица, к которому обращаешься и всегда были подписаны, «дворянин Владимир Ульянов». Министр отклонил «Прошение», в очередной раз, и в конце декабря 1889 года Самарское полицейское управление вручило отказ дворянину Владимиру Ульянову.

Тогда Мария Александровна решает включить в действие свои родственные связи в Санкт-Петербурге. В мае 1890 года она едет в Санкт-Петербург, где подает прошение в Департамент полиции и добивается приема у министра просвещения. 19 мая министр Делянов пишет на прошении Марии Александровны резолюцию, «Можно допустить к экзамену в Университетской комиссии». А в конце июля приходит и разрешение на сдачу экзаменов экстерном, при Санкт-Петербургском университете.

Уже в августе 1890 года, вместе с сестрой Ольгой, Владимир едет в Санкт-Петербург. Ольга поступает на Высшие «Бестужевские» женские курсы, а Владимир «по месту» наводит справки о порядке сдачи экзаменов. Ольга, по поручению Анны, знакомит Владимира с Василием Васильевичем Водовозовым, в свое время он был знаком с Александром и Анной Ульяновыми, и был соучастником «Террористической фракции Народная Воля». Василий проживал в Санкт-Петербурге, его отец Василий Водовозов, сын вязниковского купца из Владимирской губернии, обосновался в Санкт-Петербурге, стал педагогом и имел обширные связи в высшем обществе через своих учеников и учениц.

В 1887 году Василия-младшего, студента Санкт-Петербургского Университета, выслали в Шенкурск, торговый купеческий город в Архангельской губернии, за соучастие в «революционной» деятельности, и теперь Василий-младший вернулся в Санкт-Петербург, для восстановления в Университете. Нужные справки-информацию Владимиру Ульянову Водовозов дал и провел его для ознакомления на экзамены экстерном. На экзамене присутствовала большая толпа народу, человек больше трёхсот, Ульянов затерялся в ней и просидел несколько часов слушая, запоминая и делая пометки.

Владимир Ульянов, хотел закончить курс юридического факультета одновременно со своими бывшими казанскими однокурсниками. Со всей энергией, присущей его темпераменту, Владимир Ульянов взялся за подготовку к экзамену. Для этого надо было освоить за год тот объём знаний по программе Университета, который его однокурсники усваивали за четыре года обучения. Летом, в Алакаевке, он занимался в саду, устроил себе там «рабочий кабинет», в котором занимался с утра до темноты.

Беспросветная нужда крестьян, живших в Алакаевке, неизбежно порождала конфликты вокруг земли, принадлежащей хутору. Пасущаяся деревенская скотина частенько заходила на «хуторские посевы» Ульяновых, а судиться с крестьянами за потравы никому из Ульяновых ни хотелось. Мать Мария пыталась, чтобы Владимир занимался хотя бы этими делами. В хозяйстве имелись лошадь, корова, посеяли пшеницу, гречиху, подсолнух. Но дела не заладились. А когда у Ульяновых «пропала» корова, так как за хуторским хозяйством никто не приглядывал, то решили, что с этим «фермерским опытом» надо заканчивать, и на следующий год сдали всю землю в аренду некоему Крушвицу, оставив за собой дом и сад, как дачу. «Дача» вместе с землёй была продана только в 1897 году крестьянину Данилову.

5 сентября, Ульяновы переехали из Алакаевки в Самару, на квартиру к Елизарову. На протяжении последующих четырех лет хуторской дом в Алакаевке стала для Ульяновых «летней резиденцией». Преобладающим элементом здешнего ландшафта была степь. Вокруг Алакаевки произрастал «Муравельный лес», где было много дикой малины. А дальше шёл, «Гремячий лес», где можно было и поохотиться. Семья регулярно жила летом на «даче», не забывая востребовать с Крушвица арендную плату, так Алакаевская земля приносила семье Ульяновых дополнительную ренту.

Так уж давно было, что Самара была излюбленным местом поселения «высланных политических», после отбытия наказания, здесь проживали многие из видных народников и часто прятались всякого рода нелегалы. Здесь в это время жили такие ветераны «народовольцы», как Иван Краснопёров, пытавшийся поднять крестьянское восстание в Казанской губернии в 1863 году, Николай Долгов, осужденный по «Нечаевскому делу» в 1871 году, Василий Филадельфов и Александр Ливанов, привлекавшиеся по известному «процессу 193-х» в 1878 году, Григорий Клеменц, проходивший по «делу 1 марта 1881 года», Мария Голубева-Яснева, входившая в группу «якобинцев» Зайчневского.

Появление в Самаре семьи «государственного преступника» Александра Ульянова, вызвало в этой среде всеобщее сочувственное внимание и приязнь к членам семьи. Ульяновы сразу же произвели на местных, «протестующих против самодкржавия», большое впечатление, которое усиливалось и ореолом мученичества, который окружал «казненного» в 1887 году Александра Ульянова, и этот ореол распространился и на семью Ульяновых, в которой уже были «поднадзорные» Анна и Владимир.

Было в Самаре много и народнической молодежи, студентов, высланных за участие в беспорядках, среди них появились и «марксята», как их называли «народовольцы». Владимир Ульянов попал в место, где постоянно шли разговоры, обсуждения и споры по разнообразным вопросам теории и практики разнообразных «учений» по свержению самодержавия в России, включая и терроризм. Принимал в них участие и Владимир, постепенно формируя свою «марксистскую» платформу, что помогло ему «переоборудовать» её под решение своих задач, сделать упор на вооружённое восстание и зарождавшуюся в его уме мысль о необходимости массового террора для защиты завоёванных результатов.

В разговорах-спорах, если собеседник пробовал опровергать его «точку зрения», Владимир Ульянов «зажигался», включался его «темперамент» и он переходил к оскорблениям спорящего с ним. Мало кто пробовал его «осадить», предпочитали уйти от «темы», закончить разговор. Если Владимиру попадался в разговоре такой же с «темпераментом» и делал ему аналогичные оскорбления или просто призывал «соблюдать приличия, а не то…», Владимир сразу сникал и начинал вести себя «ласково, соглашаться». Часто и много он говорил о «захвате власти, это была излюбленная тема у «самарских революционеров», бывших террористов народников. При этом, Владимир Ульянов объяснял, что власть захватывает не «народ», что «народ» не есть нечто цельное и однородное, что «народ» состоит из классов с различными интересами. С самарских времён у Владимира Ульянова осталась только одна товарищеская связь, его шурин, Марк Елизаров, который с ним не спорил и помогал ему деньгами.

Шумных студенческих сборищ с танцами, с бесконечным «трепом» на политические темы, заканчивавшиеся пьянками, он избегал. Не заводил он и «романтических отношений» с девицами. Уже в эти годы юности, у него стала проявляться вполне определенная черта, Владимиру Ульянову была чужда всякая богема, интеллигентская распущенность, и в его присутствии фривольные разговоры, грубые шутка были невозможны. В это время Владимир Ульянов получил своё первое прозвище, «Старик».

Была у Владимира Ульянова и попытка хождения в народ. В Самаре, вечерами, на спусках к Волге, разжигались костры. Бурлаки, грузчики, рабочие, прихватив «пол-диковинную», так называли в народе четвертинку водки, и пива ужинали арбузами, воблой, варили уху. К такой компании рабочих, можно было подсесть и чужому, прохожему человеку, вступить в разговор, а если поставишь ещё «на стол» и от себя, сразу станешь «своим». Однажды такой поступок и совершил Владимир Ульянов. Благо от дома, где они проживали до Волги было рядом, буквально 500 метров. Познакомился он с каким-то рабочим, которого начал «пропагандировать». Рабочий был уже в «хорошем» настроении, после «пол-диковинной» с пивом, слушал рассказ Владимира об «эксплуатации и угнетении», и согласно кивал ему головой. Владимир Ульянов привел его к себе на квартиру, чтобы рабочему прочесть одну брошюру. Попили чаю, Владимир читал брошюру и за каким-то делом отлучился в другую комнату. Когда он вернулся к знакомцу, то не нашел уже его в комнате, он ушёл. Вместе со знакомцем «ушло» и пальто Владимира, с вешалки в прихожей, так он получил свой первый опыт «эскпроприации».

Сдавать экзамены экстерном в Казанском Университете, где заканчивали обучение его однокурсники, Владимир Ульянов не стал, несмотря на то, что в финансовом плане была бы хорошая экономия денежных средств мамы. Официальные биографы Ульянова-Ленина, объясняют это тем, что близкий его знакомый по Самаре, Аполлон Шухт, дал ему адреса марксистов в Санкт-Петербурге, чтобы через них запастись марксистской литературой, но было и много соратников Александра Ульянова, которые имели «подходы» к членам экзаменационной комиссии.

В 1891 году, Владимир Ульянов весной и осенью ездит в Санкт-Петербург, для сдачи экзаменов экстерном на юридическом факультете. Одновременно, он помог жене Шухта, своего самарского знакомого, Юлии Григорьевне с детьми, переехать из Самары в Санкт-Петербург, где он и навещал её в Царском Селе.

Примечание: Шухт Аполлон Александрович, 1860 года рождения, потомственный дворянин и его жена Шухт Юлия Григорьевна, в девичестве Гиршфельд, имели наследственную усадьбу в Царском селе. Родители Шухта входили в круг прислуги Императора, и были знакомы лично с Императором. Сам Аполлон, в 1871 году поступил учиться в подготовительный класс Царскосельской Императорской Николаевской гимназии, на что имели право только «столбовые дворяне». Проучившись в гимназии 4 года, он выбывает из неё в 1875 году, в Николаевское кавалерийское училище, из кавалерийского училища переходит на учёбу в строительное училище. В 1887 году, за участие в студенческой организации «террористическая фракция народной воли», организации, в которой участвовал и Александр Ульянов, Аполлон Александрович, по повелению императора Александра III, был сослан в Западную Сибирь, под надзор полиции. Вслед за мужем в ссылку последовала и его жена Юлия Григорьевна, урождённая Гиршфельд, вместе с двумя малолетними дочерями, Татьяной и Евгенией. После окончания ссылки, в 1890 году, и в связи с запрещением Шухту жить в Царском Селе, он остановился на жительство в Самаре, и поселился в доме у родственника жены, присяжного поверенного Иосифа Гиршфельда. В доме Гиршфельда часто собиралась самарская молодёжь на «собрания» под видом вечеринок, проводились и вечеринки, с устройством спектаклей и маскарадов. Стал бывать на этих собраниях и вечеринках и Владимир Ульянов, где он завёл дружеские отношения с Шухтами-Гиршфельдами. Бывал на этих «вечеринках» и присяжный поверенный Хардин, который был сильным шахматистом и учил Владимира Ульянова премудростям шахматной игры.

Сдача экзаменов экстерном представляла немалые трудности. К «экстернистам» профессора относились с особым недоверием и предубеждением, спрашивая и пытая их гораздо пристрастнее, чем студентов, кроме того, «экстерны» не могли знать хорошо местных требований профессоров, и им для одинакового со студентами ответа надлежало проделать гораздо большую работу, чем студентам. Экзамены все были платные. Экстернам редко-редко удавалось получать при сдаче оценку «весьма удовлетворительно» что было высшим баллом.

4 апреля 1891 года, сдав предварительное письменное сочинение по уголовному праву и уплатив 20 рублей в пользу испытательной комиссии, Владимир Ульянов является на экзамен «по истории русского права». Его билет, «Положение холопов обельных по „Русской правде“ и холопов всех категорий московского времени». Оценка за ответ, «весьма удовлетворительно», в то время высший балл. На следующий день, экзамен по государственному праву, «Сословные учреждения дворянства и крестьянское самоуправление». И опять оценка, «весьма удовлетворительно». Экзамены для него, оказываются очень легкими. Обедать Володя ходит каждый день, к сестре Ольге, о чём она сообщала в своих письмах к маме, успокаивая её.

10 апреля, экзамен политическая экономия и статистика. Вопросы, «О формах заработной платы и о германском статистике и государствоведе Генрихе Конринге», учёном конца XVII века.

Через неделю, 17 апреля, экзамен «по энциклопедии и истории философии права». Вопрос, «Сочинения Платона о законах».

24 апреля, экзамен «история римского права». Вопрос, «Законы, издаваемые выборными властями». И по каждому из этих предметов вновь высший балл. На этом весенняя сессия закончилась.

20 мая, скоропостижно скончалась сестра Ольга. Владимир Ульянов хоронит свою младшую сестру Ольгу, курсистку женских Бестужевских курсов, которая умирает от болезни, немыслимой в мирное время в интеллигентной среде, от брюшного тифа. Единственное объяснение, привычка домашнего житья в Симбирске и в Самаре, употребление некипячёной воды и некипячёного молока. В Симбирске воду пили сырую, волжскую или ключевую, молоко, парное, от соседки-молочницы. В Петербурге же, и того, и другого, делать было нельзя, надо было всё кипятить.

Жизнь продолжалась. Владимир, вернувшись в Самару продолжил подготовку к экзаменам. Новая сессия экзаменов началась в сентябре. После письменного сочинения на тему из области права, первым устным экзаменом было «Уголовное Право».

Владимиру достались вопросы, «О защите в уголовном процессе, о краже документов».

Следующий экзамен, через неделю, из римского права. Вопросы, «О дарении, отношениях, из него вытекающих, и о влиянии времени на происхождение и прекращение прав».

В октябре, третий и четвертый экзамены, по гражданскому и торговому праву, вместе с судопроизводством. Вопросы, «Об исполнении, купле-продаже, поставке, то есть о видах передаточных договоров и о торговых книгах». Пятый и шестой экзамены, по полицейскому и финансовому праву. Вопросы, соответственно, «О науке полиции и ее содержании» и «О государственном бюджете и его составлении, и исполнении».

В ноябре, два последних экзамена, по церковному и международному праву. Вопросы, «Об истории русского церковного законодательства» и «О праве нейтралитета». За сочинение и все устные экзамены этой сессии Владимир вновь получил высшие оценки и из 134 экзаменовавшихся, кончил первым в этом выпуске «экстернов».

Где проживал Владимир Ульянов в Санкт-Петербурге, весной и осенью 1891 года, официально не установлено, можно предположить, что проживал у Шухтов-Гиршфельдов.

15 ноября 1891 года, юридическая «Испытательная комиссия» Санкт-Петербургского университета присудила Владимиру Ульянову диплом первой степени, соответствующий степени кандидата прав.

С конца января 1892 года, Владимир Ульянов был зачислен в Самарской коллегии помощником присяжного поверенного, по поручительству самарского присяжного поверенного Андрея Николаевича Хардина, знакомца Владимира Ульянова по вечеринкам-собраниям в доме Иосифа Гиршфельда в Самаре.

В присяжные поверенные принимались лица возрастом старше 25 лет и надо было уже иметь, перед этим приёмом в присяжные, стаж работы не менее 5 лет помощником присяжного поверенного или в судебных органах, при наличии высшего юридического образования. Помощник присяжного поверенного, был адвокат-стажёр, который должен был покупать свидетельство «частного поверенного» у суда, и мог быть отстранён судьёй от ведения дела, в случае каких-либо нарушений законодательства со стороны помощника присяжного. Помощник присяжного поверенного занимался гражданскими делами общей юрисдикции, не являлся чиновником, и вносил взносы со своих вознаграждений в фонд той коллегии помощников присяжного поверенного, в которую он был принят. Помощник поверенного выполнял функции частного поверенного. С марта, Владимир Ульянов начал выступать в Самарском окружном суде. В течении 1892 -1893 годов он «выступал» в Самарском суде 20 раз, то есть примерно 1 раз в месяц. Подзащитными, его были, в основном, крестьяне-бедняки и ремесленники, не имевшие возможности оплачивать услуги квалифицированного адвоката. Работа была без вознаграждения, платить подзащитным Владимиру Ульянову было нечем, поэтому и помощнику поверенного мало чего доставалось.

Владимир Ульянов за время своей адвокатской работы выиграл только два дела, которые касались лично его. Первое, он возбудил иск к соседским крестьянам в Алакаевке, за потраву своих посевов ихней скотиной и второе, против перевозчика через Волгу в Сызрани, купца Арефьева, который вернул их с Марком Елизаровым, переправлявшимися в Сызрани через Волгу на нанятой лодке, в месте, организованном данным перевозчиком для коммерческой переправы и платившим за это налог в казну. Владимир не захотел переправляться как все, на пароме Арефьева, и настоял, чтобы Марк нанял для переправы подешевле местного лодочника. Марк и нанятый лодочник убеждали Владимира, что их всё равно возьмут на буксир и вернут обратно. Владимир, вошедший при споре «в азарт» настоял на своём, но всё так и произошло, хозяин, купец Арефьев, послал за лодкой в погоню свой катер, катер взял лодку на буксир и привёз к хозяину, на пристань. Владимир долго ругался и стращал купца, но пришлось Марку заплатить за переправу и купцу. Марк и Владимир переправились через Волгу, заплатив два раза, за лодку и за паром, они ехали в гости к отцу и брату Марка в деревню Бесстужевка, знакомиться с родственниками. Владимир Ульянов, вернувшись в Самару подал иск к купцу Арефьеву. Заседания суда проводились в Сызрани. Владимиру неоднократно приходилось ездить поездом Кинель-Сызрань на заседания суда, уезжать надо было ночным рейсом, чтобы прибыть до начала заседания. Мать и близкие уговаривали его «плюнуть» на это дело, но он не сдавался, купцу Арефьеву было вынесено решение суда, месяц ареста, денежного ущерба купец не потерпел, Марк также остался «без своих».

Поскольку работа в адвокатуре занимала немного времени, Владимир Ульянов всю свою энергию и силу воли направил на изучение марксизма и активную подготовку к предстоящей революционной деятельности.

«Ветераны» народовольцы в Самаре «ворчали на молодежь» и по-своему были правы. Молодежь, как всегда, действительно была уже «не та», не как они. В конце 80-х годов, опыт хождения в народ, аресты и ссылки, уже не вызывали энтузиазма в сторонниках народничества. «Народники» к этим годам успели разочароваться в «прирожденной преданности» крестьянства коммунистическим идеям. Чувство неудовлетворенности народничеством, характеризовало настроения радикальной молодежи этого времени.

Но что-что, а уж ворчание «ветеранов» менее всего пугало Владимира Ульянова и его одногодков, они принадлежали к числу тех, кому лезть за словом в карман, не приходилось. В двадцатых числах декабря 1889 года, в Самаре появился находившийся в бегах, «ново-народоволец», как он сам себя называл, Михаил Сабунаев, который занимался собиранием сил разгромленной царским правительством «Народной воли», для продолжения «революционных действий». Для встречи с Михаилом Васильевичем, которому уже исполнилось 45 лет, собралось человек 12–15 самарской молодежи. Сабунаев зачитал им проект программы «Союза русских социально-революционных групп», и пояснил, что «ново-народническую» партию надо считать переходной или, вернее, партией, объединяющей народовольцев, народников, социал-демократов и прочие оппозиционные группы в единое целое для борьбы с царским правительством. А поскольку, их практическая программа действия среди фабрично-заводских рабочих нисколько не разнится от программы марксистов, социал-демократов, то они готовы сгруппироваться и под знаменем марксизма. Для чего надо было бороться с царским правительством, на этом особо не останавливались.

По официальной партийной легенде, главным оппонентом Михаила Сабунаева на этой встрече выступил Владимир Ульянов. Он решительно отверг возможность объединения народников с марксистами на столь неопределенной платформе.

В 1891 году в России случился неурожай и начался голод. Он охватил 17 губерний Поволжья и Черноземного центра с населением около 30 миллионов человек, голод стал проявлением общенационального кризиса, сравнимого по силе с поражением 1856 года России в Крымской войне, с коалицией Британии, Франции, Османской империи и Сардинского королевства. Война шла не только в Крыму, а и на других территориях Российской империи, на Кавказe, в Дунайских княжествах, на Балтийском, Чёрном, Азовском, Белом и Баренцевом морях, а также в низовьях Амура, на Камчатке и Курилах.

Сбор хлебов оказался в этом году наполовину ниже, чем в предшествующие, тоже весьма скудные на урожай, годы. А поскольку недород совпал с полным истощением крестьянского хозяйства, страдавшего от безземелья, кабальной аренды, непосильных налогов и выкупных платежей, кабатчиков и мироедов, голод стал следствием не столько погодных условий, сколько социально-экономических отношений, имевших место в российской деревне после 1861 года.

Дальше началась обычная «российская история». Получив ссуду на закупку продовольствия для голодающего сельского населения, расторопные «земцы» передали закупки продовольствия спекулянтам-хлеботорговцам. В той же Самаре, они втридорога переплатили купцу Шихобалову, почти 1,5 млн рублей за 12 тысяч пудов порченой муки, оказавшейся непригодной для выпечки хлеба. С оставшимися миллионами, для закупки хлеба в южных губерниях, направили члена губернской управы Дементьева. После двухмесячного пребывания на юге, он зерно доставил, но опять-таки, как писал «Волжский вестник», с солидной, до 30%, примесью сорняков, песку и даже мелких камешков.

Нечто похожее происходило и в других губерниях. Так что ссудная помощь оказалась растраченной с большими потерями. Даже в апреле 1892 года, когда выдача ссуд приобрела наибольший размах, помощь получили лишь 11,8 млн человек, то есть около трети пострадавшего населения. От еще более худшего, Россию уберег транспорт муки, прибывший в губернию весной 1892 года из Америки, и финансовая помощь английских квакеров, которую привезли в Самару граф Гейден и князья Петр и Павел Долгоруковы.

Параллельно и в противовес «государственной» помощи, с лета 1891 года, стала организовываться и общественность. Начало положил Лев Толстой, который, при всем своем неприятии благотворительности, стал создавать в Тульской губернии бесплатные столовые, для голодающих.

Поначалу правительство решительно выступило против помощи общественности. Правительство поддержала и наиболее реакционная часть дворянства. Даже знаменитый лирический поэт Афанасий Фет и тот заявил, что крестьяне не нуждаются в благотворительности, ибо бедствуют единственно только по своей лености и склонности к пьянству. Поселенцы «немецких» земледельческих колоний, Самарской губернии, получавшие землю для ведения сельского хозяйства в Российской империи со времён императрицы Екатерины II, убрали меньшие урожаи в этом году, но от голода не страдали. Но когда общественная помощь, несмотря на противодействие, приобрела достаточно широкий размах, Александр III, 17 ноября 1891 года, издал на имя своего сына и наследника Николая, рескрипт. В нем, он публично признал сам факт недорода хлебных произведений, и учредил «Особый комитет» для руководства всем делом общественной благотворительности, во главе с наследником Николаем, который опирался в деятельности комитетов, прежде всего на губернаторов.

Позицию марксистов в начале 1892 года, по проблеме «голода» сформулировал Георгий Плеханов, в статье «Всероссийское разорение», и в письмах «О задачах социалистов в борьбе с голодом в России». «Не осуждать надо ту молодежь, тех добровольцев», писал Плеханов, «кто полагает, что можно «вычерпать чайной ложечкой» глубокое безбрежное море народных страданий. Эти люди бесстрашно исполняют свой долг, как они его понимают. Неужели мы останемся позади них? Нет! Социалисты должны идти дальше и направить свои усилия на борьбу с причинами народного бедствия. Если у правительства и буржуазии есть хлеб и деньги для благотворительности, создающей лишь иллюзию помощи, то у социалистов есть только слово. Они не могут накормить голодающих, но они должны разоблачать всю правительственную политику, всех чиновных казнокрадов и лихоимцев, паразитирующих на людском горе. Социалисты обязаны способствовать росту классового сознания трудящейся массы города и деревни, правильному пониманию причин нынешнего голода, чтобы народ мог вырвать свою судьбу из рук царских чиновников, завоевать политические права, и прежде всего всеобщее равное и прямое избирательное право. Только созванный таким образом «Земский собор» сформирует правительство, способное удовлетворить народные нужды, и даст русскому земледельцу возможность сеять хлеб, а не голод. Именно для этого социал-демократы станут добиваться «полной экспроприации крупных землевладельцев и обращения земли в национальную собственность. Ну а если крестьяне захотят поделить ее между общинами, и в том не вижу я беды. Россия, заключает Плеханов, спасет себя революцией».

Только лозунги, обещания и перспективы. Плеханов мечтал о «безвременье» на Руси, как при Минине и Пожарском. Этим впервые было озвучено программное требование международного «Социалистического Интернационала», по национализации земли в крестьянской императорской России.

Несмотря на неисчислимые толпы нищих, плач и стенания на каждом шагу, на ежедневно описываемые в газетах ужасы в голодающих районах, либеральное общество продолжало то же обычное течение жизни, которое наблюдалось в Самаре и до голодных дней. Балы, концерты, танцевальные вечера шли своим чередом, с той только разницей, что теперь иногда концертировали или танцевали в пользу голодающих, собирали пожертвования. Своим чередом устраивались и «журфиксы», вечера приёма гостей, с танцами, чаем и колбасой.

Само крестьянство, к этому времени развития капитализма в России, уже социально расслоилось. Статистики выделяли три основные группы в крестьянстве. Первая, зажиточные крестьянские семьи, засевающие более 25 десятин на двор. Численно она составляет около 20 процентов жителей деревни. Вторая, средние хозяйства, обрабатывающие от 10 до 25 десятин пашни. Их доля среди общинников равна примерно 40 процентам. И третья группа, крестьяне бедные, то есть мало сеющие, до 10 десятин, или не сеющие вообще, которых среди жителей села также насчитывается около 40 процентов.

Примечание: десятина в метрической системе мер составляет 1,09 гектара.

Во многих местностях уже давно образовалось «новое крепостное право». Господами являлись уже не помещики, а управляющие их поместьями, местные кабатчики, кулаки и мироеды, грабящие и спаивающие народ с беспощадной последовательностью, захватывавшие их земельные наделы за долги.

Российским народовольцам, демократам, либералам и марксистам, которые в подавляющем большинстве были представителями чиновничества, торговцев и фабрикантов, служилого и потомственного дворянства, были даже представители аристократических фамилий, не когда было бороться за фактические права трудовой массы крестьянского населения, включая беднейшее крестьянство. Их больше влекли к себе масштабные проекты, казнь самодержца, свержение правительства, революция, всеобщее избирательное право, «Земский собор», самых продвинутых, вооружённое восстание и массовый террор. И всё это для «народа», чтобы он стал свободным и счастливым.

Глава 4. Завершение Самарского период. Переезд в Санкт-Петербург. Ссылка в Шушенское

Российская интеллигенция, занимавшаяся «революционной» деятельность, чтобы не попасть в разряд «неблагонадежных», под надзор полиции, всегда прикрывала эту свою «деятельность» какой-нибудь «службой». После получения университетского диплома юриста эту проблему надо было решать и Владимиру Ульянову. Это необходимо было для него и по его официальному статусу, «кормилец семьи», чтобы иметь освобождение от воинской службы, призыв на которую проводился в царской России с 21 года, с возраста совершеннолетия, и предстоял для него в 1892 году.

В свое время, получив «генеральский чин», действительного статского советника, отец Владимира Ульянова Илья Николаевич сшил для представительских визитов фрак. Подобных визитов оказалось немного, и после его смерти этот, почти новенький фрак, висел в шкафу. Теперь его извлекли оттуда, примерили, хотя отец был фигурой помельче сына Володи, фрак шили «с запасом», Владимиру Ульянову он пришелся впору. Направляясь в «Окружной суд» для выступлений, в качестве помощника присяжного поверенного, он каждый раз облачался в генеральский фрак отца. Но у Владимира была только частная практика, казённой службы Владимир Ульянов так и не получил, так как был в списке лиц, запрещённых к приёму на государственную службу. Кроме того, государственная служба плохо сочеталась с «революционной» деятельностью, на неё надо было являться каждый рабочий день и на «революцию» времени не оставалось.

5 марта 1892 года Владимир Ульянов впервые занимает место за адвокатским столиком в суде.

В 1892 году Владимир Ульянов стал посещать народовольческий кружок, собиравшийся на квартиру у Алексея Скляренко, работавшего в железнодорожных мастерских. Квартиру Скляренко снимал в доме священника Белогородцева. Со Скляренко Владимира познакомил его шурин, Марк Елизаров. В этом кружке знакомились и с марксисткой литературой. В библиотеке кружка, которой стал пользоваться и Владимир Ульянов, была литература самых разных направлений, по истории, социологии, правовым вопросам, философии, психологии, этике. Были и произведения Маркса, 1 том «Капитал», Энгельса, «Анти-Дюринг», «Положение рабочего класса в Англии», работы Георгия Плеханова и других марксистов, труды Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писемского, что можно было достать в Самаре. Были и художественные произведения. Книжный фонд библиотеки систематически пополнялся самими «кружковцами», они вырезали из журналов статьи по вопросам социологии, истории права, философии и делали из них сборники, переплетали их. Владимир Ульянов стал активным пользователем этой библиотеки, у которой имелась и заведующая Мария Лебедева, которая содержала её всю в порядке. Занятия в кружке проходили в разговорах и спорах на политические темы за чаепитием. Никакой определённой программы, типа «Федосеевской» кружок не имел, рабочих из крестьян в кружке так же не было, как и в большинстве подобных кружков.

По официальной версии партийных академиков, под влиянием Владимира Ульянова члены кружка Скляренко окончательно порывают с народническими взглядами и переходят на позиции марксизма. Этот кружок позднее объявили первым самарским марксистским кружком и на здании, построенном на месте сгоревшего первоначального дома священника Белогородцева, повесили мемориальную доску, «Здесь бывал Ленин».

По воспоминаниям самих «самарских марксистов», занятия кружка проводились и в новом, роскошно отстроенном, каменном пивном павильоне Жигулёвского пивоваренного завода, на набережной Волги. До середины 1893 года было проведено больше 15 посещений-заседаний в павильоне. При первом посещении, которое состоялось в июле 1891 года, накануне отъезда Владимира в Санкт-Петербург на осеннюю сдачу экзаменов «экстерном», Ульянов сильно сопротивлялся, но в конце концов согласился зайти. В дальнейшем он очень любил посещать этот павильон, но не ради пива, а ради общения с коллективом кружковцев. Кроме того, в пивной можно было спокойно вести разговоры на любые темы, в пивном зале стоял сплошной шум и гам от говорящих за всеми многочисленными столами. Владимир Ульянов прозвал Скляренко за его уменье организовывать такие заседания «доктором пивоведения». Здание пивной сохранилось на своём месте по сию пору. Мемориальную доску на здании павильона, «Здесь бывал Ленин», никогда не вывешивали.

Проводились занятия «кружковцев» и на природе, в летнюю пору. Устраивались загородные прогулки, катание на лодках. Лодку останавливали в безлюдном месте у берега и начинались дискуссии.

Встречу Нового, 1892 года, «кружковцы» устроили в складчину, в квартире зубного врача Анны Абрамовны Кацнельсон. К этому времени еврейская община Самары сильно разрослась благодаря притоку беженцев от еврейских погромов в южных губерниях России и в царстве Польском, а также началась миграция финансово-торгового и ремесленного населения этих же областей в слабо обжитые районы Российской империи. Способствовала этой миграции и развивавшаяся сеть железных дорог в европейской части России и начавшиеся работы по прокладке участков железной дороги нарождающейся Транссибирской магистрали.

Это была не первая вечеринка в жизни Владимира Ульянова, недавно дипломированного юриста, 21 года от роду. Бывал он на вечеринках-собраниях и в доме Иосифа Гиршфельда. Пришёл он на неё самым последним, за 10 минут до Нового Года. Владимир уже знал, как чего происходит на вечеринках, все гости были уже в «возбуждённом» состоянии от принятых тостов. Все потом танцевали кадриль, танцевал и Владимир, так как танцевать были обязаны все.

В кружке Скляренко произошёл «раскол». Образовались две группы, марксистская и народническая. «Народническое» движение постепенно свёртывалось, способствовала этому и активная работа Департамента полиции, контролировавшей народовольческое движение и ссылавшая всех «неблагонадёжных» в северные и восточные губернии. Позиции российских «революционеров» -народовольцев занимали «марксисты», которые были более социально ориентированы, более политически безопасны, которые не призывали к терроризму. Из новообращённых народовольцев кружка Скляренко образовался первый в Самаре марксистский кружок. Этот период времени в Самаре Владимир Ульянов-Ленин в своей биографии объявлял началом своего участия в социал-демократическом, марксистском движении, 1892 год.

В апреле 1893 года Владимиру Ульянову исполнилось уже 23 года. В это время, весной, свои анализы по статистике крестьянского хозяйства и выводы, Владимир Ульянов изложил в статье «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни». Это была первая из сохранившихся работ Владимира Ульянова по марксизму. Основой его статьи послужили материалы работы статистика Постникова, изложенные в его работе «Южное-русское крестьянское хозяйство». Ульянов критиковал автора за непоследовательность и методологические ошибки, давал марксистскую характеристику положения русской деревни, разбивал народнический миф, об особом, неизменном укладе российского крестьянского хозяйства. Пожив недолго на хуторе в Алакаевке, он стал считать себя специалистом по крестьянскому хозяйству.

Пытаясь опубликовать статью в журнале «Русская Мысль», Владимир Ульянов отправил её туда, но получил отказ, работа осталась не опубликованной. Эта его статья, была опубликована впервые в 1923 году, в Советской России.

В декабре 1892 года, за опубликование аналогичной статьи Павла Скворцова, Казанского статистика-марксиста, закрыли умеренный «Юридический вестник» и редакторы были начеку. Лавров, редактор журнала «Русская мысль» писал Антону Чехову, «Теперь, когда цензура насторожилась и смотрит на нас взором аспида и василиска, я опасаюсь, как бы не вышла какая-нибудь пакость». Поэтому, когда Владимир Ульянов послал в «Русскую мысль» свою статью о работе Постникова, он получил отказ.

И мысль о том, что время неумолимо идет вперед и используется оно отнюдь не лучшим образом, видимо, не раз приходила в голову Владимиру. В народившихся марксистских кругах Санкт-Петербурга и за границей он был никому не известен даже дистанционно, по его не опубликованным работам и «революционной» деятельности.

Присяжный поверенный Хардин, внимательно следивший за работой своего помощника, считал, что со временем из Ульянова выйдет отличный «цивилист», адвокат, специализирующийся на гражданском праве. А пока, пусть занимается мелкими уголовными делами, которые дадут ему и судебный опыт, и интереснейшие жизненные наблюдения. Дела, которые вёл Владимир Ульянов представляли из себя мелкие кражи, семейные конфликты. Ульянов добивался наказания по минимуму. Чтобы стать полноценным адвокатом, присяжным поверенным, надо было отработать в должности помощника, не менее 5 лет, впереди его ждала рутина семейных, хозяйственных дрязг.

В своём первом процессе, 5 марта 1892 года, Владимир Ульянов защищал мастерового, портного из села Шиланский ключ, Василия Фёдоровича Муленкова, обвинявшегося в «богохульстве». Благодаря умелой защите, Ульянову удалось добиться довольно мягкого наказания, одного года тюрьмы. В конце июля 1892 года, Владимир Ульянов получил свидетельство на право ведения чужих судебных дел. Ярким примером гражданского дела является иск купца Константинова к Шимковичу и Брискеру. Ульянов представлял Брискера. Всего за время своей работы в Самарском суде Владимир Ульянов вёл 18 судебных дел, из которых 15 уголовных и 3 гражданских.

Впрочем, все образовалось как бы, само собой. В июне 1893 года младший брат Дмитрий успешно сдал гимназические экзамены, и решено было, что поступать он будет в Московский университет на медицинский факультет. А стало быть, и семье надо перебираться на жительство в Москву. Исключение составил лишь Владимир, ему надо было в Санкт-Петербург, центр тогдашнего марксизма в России.

В 1893 году, безотказный Марк перевёз семью Ульяновых в Москву, где он получил место в управлении железных дорог, Владимир Ульянов остался в Самаре улаживать дела с продажей или арендой хутора в Алакаевке.

Владимир Ульянов не захотел поселяться в Москве, куда направилась вся его семья, вместе с поступающим в Московский университет, на медицинский факультет, младшим братом Дмитрием. Москву жители Санкт-Петербурга называли большой деревней, в ней было много провинциального, а Ульянову был нужен промышленный центр, наполненный рабочим народом, «безжалостно угнетаемым» фабрикантами. Он решил поселиться в более активном, умственном и революционном Санкт-Петербурге. Чтобы взяться вплотную за революционную работу, необходимо было поселиться самостоятельно, не в семье, членов которой он скомпрометировал бы, хотя семья и так уже была вся под надзором полиции, за исключением матери и младших, Дмитрия абитуриента университета и Марии, гимназистки последних классов.

24 апреля и 12 мая Владимир последний раз выступил в суде и уехал в Алакаевку «пристраивать» хутор. 23 июля был составлен договор о продаже за 8 тысяч рублей хутора и мельницы их соседу, помещику Данненбергу. Но эта сделка сорвалась, и Алакаевку перекупил местный крестьянин Данилов. 12 августа Ульянов вернулся в Самару и через четыре дня подал прошение председателю Самарского окружного суда, в котором он просил выдать ему справку о том, что он состоял в должности помощника присяжного поверенного в Самаре, намереваясь перечислиться в округ Санкт-Петербургской судебной палаты, на аналогичную должность.

Переезжая в Санкт-Петербург, Владимир Ульянов сделал остановку в Нижнем Новгороде. Здесь, в мансарде дешевой гостиницы, которую называли «У Никанорыча», в августе 1893 года и произошла первая его встреча с Павлом Скворцовым, который переселился из Казани в Нижний. В Казани, в 1887–1889 годах, они не встречались. В 1889 году Павел Скворцов перебрался в Нижний Новгород, работал в земстве статистиком, по-прежнему писал в «Волжский вестник» и столичные журналы. Вокруг Скворцова и в Нижнем Новгороде сложился марксистский кружок, через который прошли будущие революционеры Ванеев, Сильвин, Мицкевич, Леонид и Герман Красины, Владимирский, Гольденберг-Мешковский, многие из тех, с кем позднее придется вместе работать и Владимиру Ульянову в Санкт-Петербурге.

В этой маленькой мансарде, насквозь прокуренной, вспоминал впоследствии Михаил Григорьев, тоже присутствовавшего при данной встрече у Скворцова с Владимиром Ульяновым, разговоры шли в течение шести часов. Михаил Григорьев, один из первых руководителей марксистских кружков в Нижнем Новгороде, был участником федосеевских «кружков самообразования» в Казани, перебрался в Нижний Новгород вместе со Скворцовым и проживал рядом с ним, в этом же доме. Вся семья Владимира, в это время оставалась на железнодорожном вокзале, в ожидании поезда на Москву, а Владимир решил использовать появившееся время ожидания для встречи со Скворцовым, лицом авторитетным в марксистских кругах того времени.

В первых своих статьях, написанных им еще в Самаре, Владимир Ульянов формулировал идею экспроприации помещичьего землевладения и национализации земли, программные требования «народовольцев», которые создали бы демократическую почву для расцвета «фермерских отношений» и подъема благосостояния всего населения. Когда Владимир Ульянов высказал эти «свои» идеи Скворцову, Павел Николаевич взорвался и назвал его «ревизионистом», ибо он твердо знал, в последней главе первого тома «Капитала» говорится нечто прямо противоположное тому, что утверждал этот лобастый молодой человек.

Цитата Маркса из первого тома «Капитала», «Частная собственность работника на его средства производства есть основа мелкого производства, а мелкое производство составляет необходимое условие для развития общественного производства и свободной индивидуальности самого работника. Правда, этот способ производства встречается и при рабовладельческом, и при крепостном строе, и при других формах личной зависимости. Однако он достигает расцвета, проявляет всю свою энергию, приобретает адекватную классическую форму лишь там, где работник является свободным частным собственником своих, им самим применяемых условий труда, где крестьянин обладает полем, которое он возделывает, ремесленник — инструментами, которыми он владеет как виртуоз». Маркс в этой цитате формулирует, что укрупнение землевладения и производства, есть путь капиталистического государственного порабощения трудового населения и необходимое условие развития капитализма.

Много лет спустя, в 1929 году, Павел Николаевич Скворцов, в беседе с историком Григорием Бешкиным сказал, что спор шел у него с Владимиром Ульяновым главным образом о «развитии русского капитализма». Ссылаясь на Энгельса, Скворцов утверждал, что разложение общины и «освобождение» крестьян от земли является единственным реально существующим вариантом дальнейшего развития капитализма. Этот путь прошли европейские цивилизованные страны, и иного, как бы это ни было прискорбно, не дано. Георгий Плеханов так же придерживался этой позиции. «Социал-демократы, писал он в 1892 году, не должны думать, что им легко будет предупредить предсказываемую Энгельсом экспроприацию крестьянства. Всего вернее, что это им не удастся. Но ответственность падет за это не на них, а последствия этого послужат опять-таки им на пользу». Важно отметить, что если Плеханов считал все-таки возможным для социал-демократов стремление «предупредить экспроприацию крестьянства», то Скворцов любую попытку препятствовать естественному процессу, оценивал, как реакционную.

От своего учителя профессора Киевского Университета, Николая Зибера, Павел Скворцов унаследовал и некоторую однобокость восприятия марксистской теории. «Народник» Михаил Березин, один из вожаков студенческого выступления в Казанском Университете, в 1887 году, закончил университет в 1889 году, отчислен из университета не был, писал, что «Скворцов в разговорах с ним заявлял, что его интересует больше теоретическое решение вопроса, а не практика революционного движения, и он производил на него впечатление «человека не от мира сего».

Обвинение в «ревизионизме» привело Ульянова к еще одному весьма существенному выводу, который он также сформулировал в своих работах, теория Маркса, дает лишь общие руководящие положения, которые применяются в частности к Англии иначе, чем к Франции, к Франции иначе, чем к Германии, к Германии иначе, чем к России.

Владимир Ульянов старался расширить круг общения, старался наладить личные контакты с авторитетными народовольцами и марксистами. Он переписывался с Николаем Федосеевым и, когда ехал из Нижнего в Санкт-Петербург он сделал остановку во Владимире, чтобы встретиться с Федосеевым.

Даниельсон русский экономист, публицист-народник, издатель, переводчик «Капитала» Карла Маркса на русский язык и автор первого завершённого перевода трёх томов «Капитала», один из идеологов и теоретиков либерального народничества.

Петру Маслову, своему сокурснику по Казанскому Университету, посещавшему вместе с ним два месяца федосеевский «кружок саморазвития начального уровня», Владимир Ульянов послал в поселок Уйск на Урале свою рукопись с обстоятельным анализом работы Василия Воронцова, «О развитии капитализма в России». Но более всего он стремился получить выход на страницы прессы, но ничего не получалось.

После Нижнего Новгорода, Владимир Ульянов сделал остановку во Владимире, для свидания с Федосеевым. Встречу со связным Ульянов ожидал у стойки буфета железнодорожного вокзала. Пришёл за ним на вокзал, член Федосеевского кружка во Владимире Николай Сергиевский. Николай Сергиевский, встречавший Ульянова на вокзале, вспоминал, «в назначенный час я пришел на вокзал и, окинув взором почти пустой буфет тут же заметил около условленного столика маленького человека со всеми приметами Владимира Ульянова. Немедленно подошел к нему, сказал пароль. В. У. ответил, быстро взял свой саквояж и без дальних слов направился за мной. Первое время мы шли почти молча. Я с любопытством наблюдал его. Маленький, щупленький, скромный, аккуратно и, что называется, прилично, но без претензий одетый человек, ничем не обращающий на себя внимание среди обывателей. Этот защитный цвет мне понравился. Рыжеватая бородка клинышком, усы по тому времени не стриженные, татарский разрез глаз и примечательный череп, еще покрытый, хотя и крайне небогатой растительностью. Осторожный, пытливо озирающийся, наблюдательный, сдержанный, при всей своей, мне уже известной по письмам, темпераментности, В. У. представлял собой полнейшую противоположность Николаю Федосееву. Ого, думал я, если пламенный, отчаянный Николай сложит свою буйную голову, то этот сложит голову врага».

Сергиевский отвёл Ульянова на Ново-Конную площадь, ныне улица 10 Октября. Здесь в одноэтажном деревянном домике с мезонином, где Мария Гопфенгауз, бывшая сотрудницей питерского отделение нелегальной политической организации «Красный Крест» посещавшая Федосеева в Санкт-Петроградских «Крестах» под видом его кузины, стала его невестой, и сняла квартиру во Владимире для Николая, ожидая его выхода из тюрьмы. Владимир Ульянов просидел несколько часов, ожидая их прихода. Вернувшаяся одна Мария сообщила, «что жандармы освобождения Федосееву не дали». Откладывать отъезд до следующего дня Ульянову было нельзя и, прекрасно запомнив дорогу, Владимир Ульянов один, без провожатого, ушел на вокзал и уехал в Москву, оставив Марие рукопись своей работы для передачи Федосееву, с подробным разбором книги Николая Даниельсона, «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства», вышедшей в начале 1893 года. Денег для оказания материальной поддержки в тюрьме Федосееву он не передал.

Приехав из Владимира в Москву, Владимир Ульянов, до отъезда в Санкт-Петербург, работал в читальном зале библиотеки Румянцевского музея и встречался с местными марксистами, Винокуровым, Мицкевичем, Рязановым, Лядовым, Прокофьевым.

Петербург представлялся Владимиру Ульянову лабораторией идей, центром революционной жизни, движения, деятельности, и как вся российская молодежь, желавшая посвятить себя революции, по выражению Чернышевского, посвятить себя «делу революции», стремился в Санкт-Петербург.

Основания для самых радужных надежд у Владимира были. Еще в 1891 году, когда он весной и осенью приезжал в столицу для сдачи экзаменов в университете, по рекомендации Апполона Шухта, Ульянов познакомился с преподавателем аналитической химии Технологического института Людвигом Юльевичем Явейном, и заведующим химической лабораторией Александровского чугунолитейного завода при Николаевской железной дороге Альбертом Эдуардовичем Тилло.

Оба они, еще с начала 80-х годов, лично знали Фридриха Энгельса, Вильгельма Либкнехта. И это уже само по себе, должно было произвести огромное впечатление на молодого марксиста Ульянова. Мало того, еще в Казани Владимир мечтал прочесть книгу Энгельса «Анти-Дюринг», в которой, как ему говорили, «поставлены все принципиальные вопросы марксистского мировоззрения». Но ни в Казани, ни в Самаре книги не было. А здесь, в Санкт-Петербурге ее просто взяли с полки домашней библиотеки и вместе с новейшими номерами немецких социал-демократических журналов дали для прочтения и конспектирования.

Именно в это время Санкт-Петербург все более выдвигался как центр нарождавшегося массового марксистского движения, которое, по убеждению марксистов, должно было освободить Россию от царизма. Именно тогда, в начале 1891 года, во время забастовки судостроителей завода «Новое адмиралтейство», социал-демократическая группа студента технологического института Михаила Бруснева, имевшая достаточно широкие связи со столичными рабочими, установила контакт и со стачечниками. Владимир был в это время в Самаре. Но 12 апреля 1891 года, когда умер писатель-шестидесятник Николай Васильевич Шелгунов, Ульянов находился в Санкт-Петербурге, сдавал экзамены «экстерном» в Университете, и в похоронах-демонстрации не участвовал, демонстрацию во время похорон организовывал Михаил Бруснев.

Статьи Шелгунова по рабочему вопросу имели большой резонанс в российском обществе, и его похороны превратились в политическую демонстрацию. Преобладали студенты, курсистки. Пришли гимназисты и реалисты. Присутствовал сам Михайловский и другие «народовольские» знаменитости. Но самым неожиданным стало появление нескольких десятков рабочих. И среди множества венков был и их металлический венок с темно-зелеными дубовыми листьями и лентой с надписью, «Указателю пути к свободе и братству». Это было организовано рабочими из группы Михаила Бруснева.

31 августа 1893 года Владимир Ульянов приезжает в Санкт-Петербург для поселения на жительство. Через два дня, он был зачислен помощником присяжного поверенного, по ходатайству присяжного поверенного Михаила Волькенштейна, с 3 сентября 1893 года. Судебными делами практически Ульянов не занимался, всё своё время и все свои силы посвящал «революционной» работе. Вскоре он вступил в народовольческий кружок Михаила Бруснева, состоящий из студентов Технологического института, в него входили Радченко, Кржижановский, Старков, Красины, Ванеев, Запорожец и другие. Михаил Бруснев с 1892 года находился в тюрьме и члены его кружка, студенты-технологи в 1895 году организовали кружок, «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», к которому присоединился и Владимир Ульянов. Название организации дал Юлий Мартов.

в Санкт-Петербурге Владимир Ульянов не порывал с адвокатской практикой, готовил защитительные досье для Михаила Волькенштейна, своего шефа, человека либерального, свежего таланта, выступавшего по делам политическим, принимал его клиентов, устраивал консультации по вопросам права для рабочих, бывал на шумных многоречивых собраниях молодых петербургских адвокатов, что регулярно проходили в канцелярии съезда мировых судей, выступал в судах с защитами по поручению шефа.

Владимир Ульянов, пробыл четыре года помощником присяжного поверенного.

С апреля-по сентябрь 1894 года, Владимир Ульянов провёл в Швейцарии, встречался с Георгием Плехановым и налаживал переправку нелегальной литературы в Россию, по версии его биографов, партийных академиков. Если взглянуть реально на ситуацию, отъезд в Швейцарию больше был похож на манёвр, скрыться на время из поля зрения Департамента полиции, который начал активно арестовывать участников народовольческого кружка Бруснева, студентов Технологического института Санкт-Петербурга, внедрявшихся в рабочую среду и устраивавшие протестные демонстрации, стачки, забастовки, распространявшие среди них прокламации, с которыми Владимир Ульянов активно встречался. Переправка нелегальной литературы в России была у Георгия Плеханова уже много лет налажена и работала. Вторая цель, которая преследовалась Ульяновым поездкой в Швейцарию, его давняя мечта познакомиться с Георгием Плехановым, войти в его ближний круг, к тому же Плеханов издавал газеты и журналы марксистского направления, статьи Владимира Ульянова в российской печати пока не печатались. Владимир Ульянов всё время стремился войти в контакт с авторитетными марксистами, что у него не получалось. Тут возникает и прямой вопрос, кто ему выдал загранпаспорт, просьбы его матери о выдаче загранпаспорта Владимиру Ульянову для обучения и лечения за границей, неоднократно отвергались царскими чиновниками, в связи с тем, что Владимир Ульянов, как брат государственного преступника Александра Ульянова и сам как участник противоправительственных выступлений был занесён в списки «неблагонадёжных», которым был закрыт приём на государственную службу и выезд за границу.

В ночь на 9 декабря 1895 года, помощник присяжного поверенного округа Санкт-Петербургской судебной палаты Владимир Ульянов, вскоре «после возвращения из Швейцарии», был арестован, по делу за активное участие в антигосударственной организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Защитником Ульянова на суде, в 1896 году выступал его шеф, Михаил Волькенштейн, в ходе расследования он принимал меры к ослаблению тюремного содержания и освобождению Ульянова из-под ареста.

Примечание: по делу «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» были арестованы, Юлий Мартов (Цедербаум), 1896 год арест, автор названия кружка, один из основателей БУНДа, сослан в Туруханск, Восточная Сибирь, находился в ссылке по январь 1900 года.

Анатолий Ванеев, арестован в декабре 1895 года и в 1897 году сослан в Восточную Сибирь. В ссылке женился на Доминике Труховской. В 1899 году подписал «Протест российских социал-демократов», направленный против так называемых «экономистов». Скончался в 1899 году в ссылке от туберкулёза.

Пётр Запорожец, являясь членом «Центрального кружка» союза, вёл социал-демократическую пропаганду среди рабочих в районах Нарвской и Московской застав. В декабре 1895 года был арестован и осуждён на пять лет тюрьмы. Находясь в тюрьме, психически заболел. В 1897 году находился в киевской Кирилловской психиатрической больнице. Впоследствии, скончался в больнице в Виннице.

Александр Малченко, отец мировой судья в Уржуме Вятская губерния. В ночь с 8 на 9 декабря 1895 года был арестован полицией вместе с другими членами «Союза борьбы» и в 1897 году сослан в Архангельскую губернию, на три года. Арестован большевиками 29 декабря 1929 года, по обвинению в контрреволюционной деятельности и шпионаже в пользу США. Поводом для ареста и обвинения послужило его участие в разработке проекта договора о сдаче в концессию части судов Волжского флота. Приговорен к расстрелу коллегией ОГПУ 13 ноября 1930 года, расстрелян 18 ноября 1930 года.

Василий Старков, осенью 1894 года Василий Васильевич вместе с Ульяновым и Радченко был делегирован кружковцами Бруснева на диспут с «легальными марксистами». Владимир Ульянов выступил с рефератом «Отражение марксизма в буржуазной литературе», в котором разоблачал либерально-буржуазную сущность взглядов «легальных марксистов». За Нарвской заставой, на квартире рабочего-путиловца Бориса Зиновьева, Старков проводил занятия рабочего кружка, собирал рабочие сходки, утверждал тексты листовок, руководил их распространением.

В Санкт-Петербургском доме предварительного заключения, в Крестах, камера Василия Старкова находилась рядом с камерой Ульянова. Между ними сразу же установилась связь. Они перестукивались, обменивались записками, используя для этого книги тюремной библиотеки. В феврале 1897 года Старкову был объявлен приговор, «три года ссылки в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции». На 3 года в Восточную Сибирь сослали и Владимира Ульянова.

Глеб Кржижановский Читал лекции по марксизму рабочим из Брусневской группы. Другой деятельностью он не занимался. В 1899 году Глеб венчался в селе Тесь с Зинаидой Павловной Невзоровой. В сентябре 1899 года, он с женой переехал, через Минусинск, в город Нижнеудинск Иркутской губернии, который позже стал называться Улан-Удэ, работал там на железной дороге, участке Транссибирской магистрали.

12 мая 1897 года, Кржижановский, Старков с невестой, Владимир Ульянов отплыли из Красноярска на пароходе в Минусинск. В Минусинске каждый отправился к месту своей ссылки, Владимир Ульянов в село Шушенское, а Старков и Кржижановский, в село Тесинское.

Первое же участие Владимира Ульянова в «революционной работе» в Санкт-Петербурге привело его к первому серьёзному аресту. Расследование по делу «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» продолжалось 14 месяцев, которые Владимир Ульянов провёл в тюрьме. Осужден он ещё не был, находился в статусе задержанного, поэтому тюремного режима ему не досталось. В камеру ему приносили хлеб, молоко, минеральную щелочную воду, как больному с хроническим гастритом, о справках и облегчении режима позаботилась мама Мария Александровна, с помощью Михаила Волькенштейна.

Если судить по тяжести приговора для каждого из осужденных по делу «Союза по борьбе за освобождение рабочего класса», наиболее тяжёлый приговор, «5 лет тюрьмы» получил Пётр Запорожец, что больше подходит для статуса руководителя антиправительственной организации.

В феврале 1897 года, по «высочайшему повелению» 22 участника организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» были сосланы в Восточную Сибирь, в Архангельскую и Вологодскую губернии, многие были высланы из Петербурга под надзор полиции.

После «разгрома» «Союза» его деятельность в 1897—1898 годах возглавил Александр Ванновский, из дворянской семьи. В 1912 году Александр Ванновский принял христианство и вышел из РСДРП, как он выразился в одном из своих писем, «через Шекспира перешёл от Маркса к Христу». Участвовал в Первой мировой войне, служа в инженерных войсках, за смелость был награждён орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом. В 1916 году был командирован в Хабаровск. В 1917 году был активным противником Владимира Ульянова-Ленина, написал два памфлета против коммунистов и коммунизма. В 1919 году заболел нервным расстройством, был признан негодным к воинской службе и отправился на лечение в Японию, после поражения Колчака решил остаться там навсегда, прожил в Токио до 1961 года, скончался в возрасте 93 лет.

Следует сказать о благоприобретённом в юности Владимиром Ульянове желудочном заболевании, гастрите. Мать Владимира Ульянова, Мария Александровна, родилась и воспитывалась в протестантской среде немцев, где культивировались немецкие традиции. С детства в семье у Ульяновых, строгий распорядок дня, в том числе и питания. Завтрак в будни, в 8 часов утра. В праздники, в 12. Обед в будни, в 14 часов, в праздники, в 16. Ужин ежедневно в 20—21 час. Еда русско-немецкая. Супы молочные, растительные, крупяные, но редко, русские кислые щи, считавшиеся «тяжелыми» и «грубыми». Редко, сравнительно с волжскими возможностями, и русская уха, иногда летом. Вообще супы не доминировали. Интеллигентность не допускала следовать столь «вульгарному» столу. Это относилось и к хлебу. Черный употреблялся лишь в будни к обеду. К чаю, ужину полагался белый. В воскресные дни и праздники на столе появлялся ситный белый хлеб. А ведь именно в ситном и в черном хлебе содержатся редкие витамины, необходимые для активной жизнедеятельности, В1, В2, В6, В12, В15, Е. Их Владимир Ульянов практически не получал, поэтому и вырос он щуплым и низкорослым, не более 165 см.

Мощными, огромными и несокрушимыми, его стали изображать статуи, которые делались советскими скульпторами-академиками согласно принципам социалистического реализма и партийности в искусстве.

Мясных блюд для обедов готовили мало. Говядину лишь отваривали, а не жарили, отваривать было легко, и отварная пища считалась «легкой», «полезной», а жарить, надо было много времени и уметь, она считалась «вредной». О ботвинье, окрошке, солянках, рассольниках и кальях, тип рассольника из мяса или рыбы на огуречном рассоле, распространенных в Центральной России, в семье даже и не слышали. Среди горячих блюд доминировала яичница, а из немецких, армериттер, моченный в молоке белый хлеб, поджаренный слегка на сковородке на сливочном масле и залитый яйцом. Крутые яйца и яйца всмятку по воскресеньям были обычным блюдом за завтраком и ужином. Другим дежурным блюдом были бутерброды, совсем уже немецкое в то время «кулинарное изделие». Бутерброды делались либо просто с маслом, либо с хорошей копченой рыбой, с осетриной, с балыком, с севрюгой. Именно копченая и соленая красная рыба была единственным сравнительно ценным пищевым компонентом, который получал в детстве Владимир Ульянов. Она имела огромное значение как источник фосфора. Стоило Владимиру на два-три года лишиться даже такого несовершенного домашнего стола, когда он был студентом Казанского университета, как он приобрел «болезнь желудка», в связи с чем ему было рекомендовано пить щелочные минеральные воды. Мама впоследствии предъявляла эти справки-рекомендации по судебным инстанциям, для облегчения приговоров и решений судов.

Через несколько дней после приговора Владимир узнал, что его матери удалось выхлопотать для него другое место ссылки. Теперь он должен был проследовать на поселение в южную часть Сибири, а не в восточную, где были сильные холода. Мать добилась, через Михаила Волькенштейна, родню и знакомства в Петербурге, и без «барашка в бумажке» дело не обошлось, чтобы Владимиру Ульянову разрешили ехать в ссылку на свои деньги, а не в арестантском вагоне с другими осужденными, и под конвоем охраны, за казённый счёт.

На сборы, в путешествие поездом в глубь России, ему было дано три дня. Выйдя из тюрьмы, он сразу же сел в поезд и поехал в Москву, к своей семье. В Москве он побыл с родными, посетил Румянцевскую библиотеку, где подобрал себе для работы необходимые материалы, и даже успел побывать на нелегальном собрании. У него осталось неприятное впечатление от посещения нелегального собрания. Он обнаружил, что за тот год, что он провел в камере один, марксизм претерпел изменения, он был заменен теориями некоего Бернштейна, который считал, что рабочее движение добьется значительно большего успеха, если будет бороться за экономические права рабочих с помощью профсоюзов, а не путем пролетарской революции.

До Тулы в поезде Москва-Красноярск его сопровождала мать с двумя сестрами, Анной и Марией. Никакого конвоя не было, он был обыкновенный пассажир. Он вез с собой около сотни книг, чемодан, набитый одеждой, и тысячу рублей денег наличными. Согласно инструкциям, он должен был доехать до Красноярска, и по прибытии туда ждать дальнейших указаний. В Красноярске Владимир познакомился с Петром Красиковым, который был местным жителем и находился в это время в ссылке в родном Красноярске, как когда-то в ссылке у родственников своего дедушки, находился в ссылке, в Кокушкино, Владимир. Пётр был осужден и сослан в Красноярск, за противоправительственную деятельность, провоз нелегальной литературы из-за границы, работал в пароходстве и помогал политическим ссыльным прибывавшим в Красноярск. Владимира поселили в доме у Клавдии Поповой, которая сдавала жильё политическим, сосланным в Красноярский край, у неё он занял две комнаты. В Красноярске он стал посещать библиотеку, которая принадлежала купцу Юдину. В ней насчитывалось восемьдесят тысяч томов разных изданий, помимо книг, там хранились подшивки газет и журналов, начиная с XVIII века. Подолгу гулял, совершая прогулки на большие расстояния. Иногда заходил в городскую читальню, чтобы просмотреть московские газеты, которые приходили в Красноярск с задержкой на одиннадцать дней. За время проживания в Красноярске Владимир Ульянов очень сошёлся с Петром, который был на полгода его моложе, но уже побывал в Швейцарии два раза, а не один, как он, и в Женеве был вхож к Георгию Плеханову не по делам, а в семью. Жена Петра училась в Женевском Университете и была подругой сожительницы Георгия Плеханова, Розалии Марковны Боград. Пётр, кроме того перевозил нелегально в Россию и марксистскую литературу. Стал Пётр личным другом Владимира Ульянова.

Пришла весна, 16 апреля, на вокзал Красноярска прибыл поезд с арестантами, следовавшие по этапу, согласно полученных приговоров. В этом поезде были и «подельники» Владимира Ульянова по делу «Союза за…». Министерство Внутренних Дел экономило на железнодорожных расходах и железнодорожные эшелоны с арестантами в центральной России формировались долго, по много месяцев. Это были те, кто не мог заплатить за собственный проезд по железной дороге. Ульянов встретил этап и даже смог обстоятельно побеседовать с Николаем Федосеевым, которого отрядили выполнять роль носильщика имущества других арестантов, и они встретились на перроне. От своей тысячной «заначки», Владимир Ульянов не помог Федосееву и рублём, хотя было видно, что Николай находится в крайней нужде. После прибытия в Красноярск, конвоируемых разделили на команды по месту ссылки. Николая Федосеева отправили в Восточную Сибирь, в самое суровое место, Верхоленск, где он вскоре покончил жизнь самоубийством, не выдержав суровых условий жизни и полного безденежья.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.