Бесплатный фрагмент - Жизнь и служба генерал-адъютанта Карла Андреевича Шильдера

От издателя

В имении Симаново (Симоново) Невельского уезда Полоцкого наместничества (с 1802 г. Витебская губерния), 27 декабря 1785 г. (7 января 1786 г.) в семье дворянина Андрея Михайловича Шильдера, родился будущий светило российской военной инженерии, изобретатель-новатор, генерал-адъютант Карл Андреевич Шильдер, положивший начало великой династии защитников Российского Отечества, среди которых: выдающийся историк генерал-лейтенант Николай Карлович; генерал-от-инфантерии, последний директор Императорского Александровского лицея Владимир Александрович; герои Первой мировой войны, выпускники Полоцкого кадетского корпуса, артиллеристы Александр, Карл, Владимир и их сводный брат Эдуард фон Рюль.

Биографический путь нашего прославленного земляка описал военный инженер, генерал-лейтенант Михаил Никитович Мазюкевич в свой книге «Жизнь и судьба генерал-адъютанта Карла Андреевича Шильдера», которая увидела свет в 1876 г. В дальнейшем она более не издавалась, что мы исправляем в настоящее время, зная, что сей труд будет востребован современниками, так как пример самоотверженного служения России К. А. Шильдера является одним из самых ярких.

Свое детство Карл Андреевич провел на невельской земле, где на лоне сельской природы, шло становление уникальной личности. Благодаря этому, пройдя все войны первой половины девятнадцатого века, он всегда отличался отменным здоровьем и дожил до преклонных лет, сохранив при этом всю пылкость и энергию молодости. Начальное образование получил домашнее, гувернером был приглашен Либрихт, из соседней усадьбы военного губернатора Белоруссии И. И. Михельсона. Последующее образование Шильдер получил В Московском университетском благородном пансионе.

В 1802 г. поступил на военную службу в Московский гарнизонный батальон в чине унтер-офицера. В 1803 г. был зачислен в школу колонновожатых при Депо свиты царя. Боевое крещение принял в 1805 г. под Аустерлицем, в сражении хоть и гибельном, но славном для русского оружия. В дальнейшем молодой офицер продолжал изучать военное искусство в целом и, в особенности, военно-инженерное дело. Будучи приглашенным А.И.Опперманом к строительству Бобруйской крепости, Шильдер смог применить на практике полученные знания.

27-го декабря 1811 г., поручик К.А.Шильдер за успешное производство работ при постройке Бобруйской крепости, был награжден орденом св. Анны 3-й степени. В 1812 г. в должности артиллерийского офицера оборонял данную крепость при её осаде 12-ти тысячным польским корпусом генерала Домбровского. Историк А. И. Михайловский-Данилевский так писал: «Удачный выбор места, где построен Бобруйск, оказал в Отечественную войну большую и неоценимую услугу. Ни одна крепость России никогда не была такой полезной, как Бобруйск в 1812 году. Если бы там не существовало крепости, князю Багратиону невозможно было бы раньше конца августа соединиться с первой армией, а тогда бы она была уже в окрестностях Москвы…»

27-го января 1820 г. К.А.Шильдер был назначен командиром 2-го Пионерного батальона, а 20-го сентября 1821 г. произведен в полковники. Его служба на этой должности, ряд нововведений в военно-инженерное искусство, обратили внимание высшего начальства. В 1826 г. он был переведен в лейб-гвардии Сапёрный батальон, в составе которого участвовал в русско-турецкой войне 1828—1829 гг. Успех кампании во многом был предопределен взятием города-крепости Варна (29 сентября 1828 г.) и крепости Силистрия (18 июня 1829 г.) Именно тогда и родилось крылатое изречение Карла Андреевича: «Крепости нужно брать не штыками, а лопатами.» За покорение Варны он был награжден чином генерал-майора, с назначением командиром Гвардейского Саперного батальона. Кроме того, по воле Императора Николая I подвиг генерала Шильдера был увековечен в батальной живописи, на картине изображающей момент атаки крепости Варна саперным батальоном (Эрмитаж. Художник А. И. Зауервейд. «Инженерная атака крепости Варна саперным батальоном 23 сентября 1828 г.»)

Честь покорения Силистрии также принадлежит К.А.Шильдеру. Если одна из главных задач военно-инженерного искусства заключается в умении покорять крепости при наименьших потерях, то несомненно, что генерал Шильдер при вышеописанной осаде решил эту задачу самым блестящим образом. За взятие этой твердыни генерал был награжден орденом Святого Георгия 3-го класса. Таким образом доблесть русских военных инженеров стала одной из составляющих успеха в русско-турецкой войне 1828—1829 гг.

В годы польского восстания 1830—1831 гг. Шильдер занимал должность начальника инженеров Гвардейского корпуса. В сражении с войсками мятежников при Остроленке, наш герой получил ранение в ногу. Презрев страшные последствия от прекращения лечения, Шильдер оставался в строю, на костылях, пребывая в гуще жестокой схватки в укреплении Воля, при штурме Варшавы.

Генерал-фельдмаршал граф Паскевич, в реляции Государю доносил, что генерал Шильдер «невзирая на рану, полученную при Остроленке, от которой еще не излечился, двигаясь на костылях, находился везде впереди с гвардейскими саперами, которые, как в укреплении Воля, так и на главном городском вале, в самом жестоком огне производили работы, чтобы врезаться амбразурами в оном». За сражение под Якацем и Остроленкой Карл Андреевич был награжден орденом св. Владимира 2-й степени. Император, узнав о новом подвиге храброго военного инженера, вручил ему золотую шпагу, украшенную алмазами, с надписью «За храбрость». За участие в покорении Варшавы генерал Шильдер также был награжден орденом святой Анны 1-й степени с Императорской короной.

По возвращению из Польши в 1832 г. Карл Андреевич продолжал развивать военную инженерию как науку, подкрепленную практикой. Его изобретения обладали широким спектром научных изысканий, итогом которых стали: трубная оборона крепостей, воспламенение ракетных зарядов и мин электрическим током, запуск по буровым скважинам из-под земли и из-под воды, создание и испытание первой в мире цельнометаллической подводной лодки, имеющей на вооружение ракеты, построение плавучей ракетной батареи — всё это его, новаторский вклад в развитие военной науки. Инженерная мысль Шильдера опережала свое время и технологическое развитие России, что не позволило ему воплотить в жизнь все свои идеи. Изобретательская деятельность К.А.Шильдера была окружена глубокой тайной, именно это обстоятельство и не позволило ему получить мировое признание и известность. Инженерная школа Карла Андреевича, успешно продолженная его учениками, с честью послужила России в дальнейшем. Так, к примеру, его адъютант — генерал Эдуард Иванович Тотлебен, выдающийся военный инженер, демонстрировал передовые инновации и доблесть русского оружия при героической обороне Севастополя.

В 1853 г. боевой полководец был призван возглавить инженерные части, в ходе начавшейся Восточной (Крымской) войны. Победитель Варны и Силистрии вновь принял участие в боях на Дунае. Принципиальный, бескомпромиссный генерал настаивал на ведении активных наступательных действий. Осуществляя созданный им проект взятия крепости Силистрия, он всегда находился впереди своих саперов, ведущих осадные работы, и был тяжело ранен осколком гранаты в ногу. Мужественно перенеся ампутацию продолжал вдохновлять своих подчиненных: «Отрежьте эту дрянь и бросьте туркам под нос, пусть она им порядком навоняет». Обращаясь к солдатам, шутил: «Я скоро опять к вам ворочусь, ребята. Недельку, другую проваляюсь, и пусть только рана маленько подживет, а уж зададим мы жару этой проклятой Силистрии!» К сожалению, спасти генерал-адъютанта не удалось, он скончался 11 (23) июня 1854 г. в госпитале города Калараш. Потеряв военачальника, командование российской армии отказалось от планов взятия Силистрии и приступило к выводу русских войск из Молдавии и Валахии. Император Николай I (в письме к командующему князю М.Д.Горчакову) почтил его память словами: «Потеря Шильдера меня крайне огорчила; такого второго не будет, и по знанию, и по храбрости».

Пламенный патриот России Карл Андреевич Шильдер без остатка отдал всю свою жизнь, талант изобретателя и мужество служению Отчизне.

С гибелью доблестного генерала род Шильдеров, как защитников родной земли не прекратился. Его потомки с честью пронесли своё имя в ходе последующих войн России, и только кровавые события октября 1917 г. прервали эту военную династию.

К предлагаемой републикации книги М.Н.Мазюкевича «Жизнь и служба генерал-адъютанта Карла Андреевича Шильдера», добавлены статьи В.В.Незговоровой «Карл Андреевич Шильдер. Возвращение в России», Е.Л.Адасовой-Шильдер «Военная история рода Шильдер. От Аустерлицкого сражения до Великой Отечественной войны». При подготовке издания использованы материалы Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи.

И.М.Снетков. Член Союза краеведов России. Председатель общественного движения краеведения «Невельский край»

Введение

В мире больше славных дел, нежели историков, умеющих изобразить их в настоящем виде.

Вильмен

Прошло уже двадцать лет с тех пор, как смертельная рана вырвала из среды наших военных инженеров одного из замечательнейших из них — Карла Андреевича Шильдера, павшего под стенами той самой Силистрии, которая уже была раз покорена им в 1829 году.

Деятельность покойного генерала на служебном поприще занимает одно из важнейших мест в истории военно-инженерного искусства в России; совершенные же Карлом Андреевичем военные подвиги составляют назидательные для потомства примеры. Поэтому жизнеописание генерала Шильдера должно представлять важный и поучительный интерес, не только для инженерных офицеров, но и для всех, посвятивших себя военной службе.

Нужно обладать пером историографа и вместе художника, чтобы нарисовать личность столь выдающуюся из ряда обыкновенных людей. Едва ли предлагаемый здесь очерк удовлетворит этому требованию.

Но да простят нам желание познакомить молодое поколение наших военных инженеров с деятельностью генерала Шильдера, со славою и честью прослужившего полстолетия в рядах инженерных войск, участвовавшего почти во всех войнах, веденных Россией с 1805 по 1854 год, и своими трудами, в мирное время, усовершенствовавшего военно-инженерное искусство почти во всех главнейших его отраслях. Да простят нам это еще и потому, что ряд сподвижников Карла Андреевича с каждым годом редеет, а вместе с тем утрачиваются свидетельства очевидцев; — уже и теперь трудно получить многие необходимые подробности о его жизни и службе за период времени, предшествовавший турецкой кампании 1828 и 1829 годов.

При составлении жизнеописания генерала Шильдера мы пользовались архивными материалами и обязательным содействием его сыновей, у которых хранятся многие документы, относящиеся к деятельности их покойного отца.

К сожалению, недостаток сведений о многих эпизодах жизни Карла Андреевича, равно и о некоторых из его проектов и опытов, ставили в необходимость или вовсе о них умалчивать, или ограничиваться лишь краткими замечаниями. Вследствие этого биография генерала Шильдера не могла быть изложена во всех своих частях с одинаковой подробностью.

Льстим себя однако же надеждой, что, несмотря на вышеуказанные недостатки, предлагаемый биографический очерк, хотя до некоторой степени пополнит пробел в ряду жизнеописаний замечательных военных деятелей, способствовавших прославлению русского оружия.

Становление полководца и инженера

⠀

Tout homme doit se créer un caractère par l’éducation; mais il faut qu’il en pose les bases sur celui que lui a donné la nature..

Las Cases

⠀

Предки К. А. Шильдера были родом из Курляндии и Лифляндии; отец же его, Андрей Михайлович, занимаясь торговлей, жил в Риге, где считался одним из богатейших негоциантов. В восьмидесятых годах прошлого столетия счастье в торговых оборотах начало изменять Андрею Михайловичу, вследствие чего он решился совсем оставить свои прежние занятия.

Ликвидировав в 1785 году свои дела, он продал дом в Риге и на оставшийся капитал приобрел большое имение в Белоруссии, где и поселился с многочисленным семейством. Имение, купленное Андреем Михайловичем, находилось в Невельском уезде Витебской губернии и состояло из нескольких усадеб, из которых он избрал себе для жительства усадьбу Симаново, расположенную в нескольких верстах от города Невеля.

Вскоре по переселении Андрея Михайловича в Симаново, именно 27-го декабря 1785 г., у него родился (от второго уже брака) сын Карл. Андрей Михайлович, переселившись в Белоруссию, уже никогда более не покидал своих поместий, почему сын его Карл Андреевич провел свое детство в деревне, где на свободе, и среди сельской природы рос и развивался наш будущий герой. Благодаря этому, К.А.Шильдер всегда пользовался отличным здоровьем и дожил до преклонных лет, сохранив всю пылкость и энергию молодости.

Во всех достаточных русских домах того времени воспитание юношества обыкновенно поручалось иностранцам; таким же точно образом и Андрей Михайлович, для первоначального образования своего сына, избрал гувернером некоего Либрихта, который был взят из дома Ивана Ивановича Михельсона, известного усмирителя пугачевского бунта. Со своей стороны мать Карла Андреевича заботилась о развитии его сердца и религиозного чувства, составляющего, неоспоримо, основание воспитания. Действительно, глубокие и самые искренние религиозные убеждения одушевляли Карла Андреевича в продолжение всей его жизни, составляя одну из отличительных черт его пылкого и вместе с тем в высшей степени впечатлительного характера. С самых юных лет в молодом Шильдере обнаружилась страсть ко всякого рода телесным упражнениям и любовь к изящным искусствам, особенно к живописи и музыке. Имея 10—12 лет от роду, он уже молодецки сидел на коне и в летнее время скакал за 12 верст в село Иваново, на уроки музыки, которые он брал у г. Климковского, капельмейстера генерала Михельсона.

Здесь кстати заметить, что Иван Иванович Михельсон был соседом А.М.Шильдера, так как пожалованное Михельсону Императрицею Екатериною поместье находилось в Витебской же губернии, в 12 верстах от усадьбы Симаново. С 1803 по 1805 г. Михельсон был военным губернатором Белорусского края и часто жил в своем имении. В это время прежнее знакомство между соседями приняло характер весьма дружественный, и И.И.Михельсон нередко посещал своего земляка, который, как крупный помещик и притом человек весьма образованный и светский, пользовался в уезде всеобщим уважением.

Припомним, что в описываемое время вся Европа была волнуема смутами и почти беспрерывными войнами.

Французы, совершив у себя государственный переворот, грозивший поколебать основы государственного устройства всей Европы, вызвали против своей республики коалицию, хотя и грозную, но действовавшую столь безуспешно, что победители в скором времени получили возможность перенести войну в пределы Германской империи и Италии.

В 1796 г. прогремела первая слава Бонапарта и сделала его подвиги предметом разговоров всего образованного общества.

Чуткое ухо молодого Шильдера, от природы пылкого и восприимчивого, внимательно прислушивалось к рассказам о современных сражениях и геройских подвигах участвовавших в них лиц. В нем тотчас же зародилась мысль сделаться воином.

Еще с большим увлечением он предался телесным упражнениям, как бы инстинктивно сознавая, что они развивают и отвагу, и предприимчивость, составляющие лучшие качества военного человека. Это, однако, не мешало ему делать и большие успехи в науках: одаренный светлым умом и прекрасными способностями, он легко приобретал научные сведения, причем раз усвоенное им понятие оставалось в нем навсегда.

Но скоро запас знаний домашнего учителя оказался недостаточным для дальнейшего образования молодого Шильдера, и нужно было приискать для этого другие средства. Здесь на помощь юноши явился брат его Ефим Андреевич, старший сын А.М.Шильдера, от первого брака.

Ефим Андреевич был инженером по строительной части и служил в Москве. Обладал высоким умом и блестящим образованием, полученным в Риге и довершенным во время его обширных путешествий по Европе, и при этом, будучи серьезного характера, Ефим Андреевич пользовался в своем семействе большим авторитетом и всеобщим уважением. Узнав о наклонности своего маленького брата к военной службе, Ефим Андреевич, с согласия родителей, взял его к себе в Москву и там определил ⠀в ⠀одно ⠀из ⠀лучших ⠀частных ⠀учебных заведений. Находясь в этом заведении и будучи руководимый своим старшим братом, молодой Шильдер получил образование прочное и всестороннее: он сделал большие успехи в математике основательно изучил иностранные языки, французский и немецкий. При этом не были забыты и изящные искусства: Карл Андреевич умел прекрасно рисовать и играл на нескольких музыкальных инструментах.

В 1801 г., когда Шильдеру миновал шестнадцатый год, настало, наконец, время для исполнения его давнишнего желания — поступить в военную службу. 7-го марта 1802 г. К.А.Шильдер был зачислен унтер-офицером в Московский гарнизонный батальон.

Любовь к военной службе, при чрезвычайных способностях и рвении молодого человека, сделали то, что по прошествии года К.А.Шильдер был уже хорошим унтер-офицером, обращавшим на себя вниманий начальников. В описываемое время, известный наш инженер граф Петр Корнилович Сухтелен, назначенный генерал-квартирмейстером, деятельно трудился над образованием молодых людей, предназначаемых в свиту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части, которая соответствовала нынешнему генеральному штабу. Для этой цели, в бывшее собственное Его Величества Депо карт П.К.Сухтелен набирал молодых людей, обладавших достаточными познаниями в математике, и которые, служа в звании колонновожатых, получали там окончательное военное образование, а по производству в офицеры поступали в свиту.

Весьма замечательные способности молодого Шильдера и основательное знание математических наук открыли ему дорогу для поступления в колонновожатые, в которые он был зачислен 7-го марта 1803 года, по ходатайству старшего брата.

Колонновожатые, состоявшие при Депо свиты по квартирмейстерской части, назначались на практические занятия, заключавшиеся в съемке, а для теоретического образования им преподавали в числе других наук и полевую фортификацию. Время от времени колонновожатым производились испытания из этих предметов, в присутствии самого графа Сухтелена. Но чтобы лучше узнать способности и познания своих подчиненных, Сухтелен не ограничивался одними испытаниями; он ежедневно приглашал к своему обеду дежурного колонновожатого, причем, беседуя с молодыми людьми поучал их и ближе знакомился с ними. При таких условиях Шильдеру не трудно было выдвинуться вперед. Зная основательно математику, он делал большие успехи в съемочной науке, которая в то время начинала приобретать важное значение в образовании колонновожатых. В 1804 г. состоялась астрономическая экспедиция, долженствовавшая сопровождать посольство Головкина в Китай. В подготовке всех необходимых материалов для этой экспедиции Шильдер принимал деятельное участие, состоя, по назначению Сухтелена, помощником подпоручика Теннера, на которого было возложено это поручение. Но Шильдер в состав самого посольства не вошел и остался в Петербурге для продолжения своего военного образования.

Молодой Шильдер с особенной охотой и любовью предался изучению фортификации, которая, как военная наука в то время наиболее разработанная и богатая литературой, в подробности преподавалась колонновожатым. Это предпочтение, оказанное Карлом Андреевичем военно-инженерному искусству, объясняется, конечно, также и влиянием старшего брата-инженера, под руководством которого он получил, как упомянуто выше, первоначальное образование в Москве.

Кроме теоретического образования и практических занятий, состоявших исключительно в геодезических работах, было принято, в случае военных действий в помощь к квартирмейстерским офицерам назначать колонновожатых. Поэтому, когда в 1805 г. Император Александр Павлович присоединившись к коалиции, направленной против Франции, вступил в первую борьбу с Наполеоном, молодой Шильдер был отправлен в штаб генерала от кавалерии Бенигсена, 40-ка тысячный корпус которого входил, первоначально, в состав армии генерала Михельсона.

Корпус Бенигсена, через Гродно и Варшаву, достиг до Одера и вступил в Силезию. Отсюда Шильдер был отправлен к армии Михаила Илларионовича Кутузова, которая уже отступала к русской границе, сильно преследуемая французами, предводительствуемыми Наполеоном. К этой армии Шильдер прибыл в половине ноября и 20-го числа того же месяца участвовал в аустерлицком бою, хотя и гибельном, но славном для русского оружия.

И так аустерлицкое сражение можно считать началом боевой службы Карла Андреевича. Замечательно, что не смотря на пылкость характера, личное мужество и любовь к военному делу, аустерлицкая битва произвела на К.А.Шильдера необыкновенно сильное и потрясающее впечатление. Нежное сердце молодого человека, воспитанное на началах христианской любви к ближнему, не могло оставаться равнодушным при виде поля сражения, усеянного множеством обезображенных трупов и оглашаемого стонами раненых. Но Карл Андреевич скоро победил в себе эту слабость, столь свойственную его тогдашнему возрасту: призвание к военному делу и врожденная беззаветная храбрость окончательно восторжествовали.

Возвратясь в Россию, К.А.Шильдер продолжал свои прежние занятия при Депо карт и, после успешно выдержанного испытания в науках, 17-го мая 1806 г. был произведен в подпоручики, как наиболее достойный и сделавший хорошие успехи в науках. Вместе с производством он был назначен во 2-й Пионерный полк, и с этого же времени начинается его служба в рядах инженерных войск. По прошествии же четырех лет, Шильдер получил чин поручика (в 1810 г.).

Служа в Пионерном полку, молодой офицер не переставал изучать военное искусство вообще, а военно-инженерное в особенности; вместе с тем он посвящал свое время и многим другим наукам, знание которых необходимо для военного инженера. Замечательные способности и познания молодого Шильдера скоро обратили на него внимание графа Карла Ивановича Оппермана, который с 1809 г. занимал должность инспектора инженерного корпуса.

Вместе с новой должностью Опперману было поручено осмотреть нашу западную границу, вновь заложенную в Бобруйске крепость, и озаботиться обороною западной окраины России. Имея в виду, что Полесье должно составлять важный плацдарм для наших войск, Опперман нашел, что величина заложенной в Бобруйске крепости не соответствует ее назначению; поэтому было решено значительно расширить ее. Смутное же состояние всей Европы, грозившее войною и нашему отечеству, побуждало ускорить производство работ по измененному проекту этой крепости. Для скорейшего и точного выполнения такого предположения, Опперман назначил в Бобруйск лучших инженерных офицеров и в числе их поручика Шильдера.

С любовью и знанием дела, начал К.А.Шильдер трудиться на поприще ему еще незнакомом на практике. Но запас научных сведений по инженерной части облегчал его труды и сделал их столь полезными, что 27-го декабря 1811 г., за успешное производство работ при построении Бобруйской крепости, был награжден орденом Св. Анны 3-й ст., что в то время составляло весьма видную награду для столь молодого еще офицера.

Между тем наступил достопамятный 1812 г. и открыл всем военным обширное поле деятельности. Отечественная война застала К.А.Шильдера в крепости Бобруйск, которая была уже почти окончена: верки насыпаны в настоящий профиль и приведены в оборонительное положение; положенное же число 360 орудий, с достаточным количеством снарядов, имелось на лицо.

Вслед за вторжением в наши пределы Наполеона, часть присоединившихся к нему польских войск была направлена к Бобруйску для блокады его. Комендант этой крепости, генерал Игнатьев, сознавая важность охраняемого им пункта, принял все меры к упорнейшему сопротивлению. Озабочиваясь укомплектованием состава крепостной артиллерии, он назначил Шильдера исполнять должность артиллерийского офицера, так как в них был большой недостаток.

Удержание в 1812 г. за собой Бобруйска, давшее князю Багратиону возможность соединиться с главной нашей армией, оказало большое влияние на ход военных операций на главном театре войны. Поэтому и гарнизон Бобруйска, хотя и не одержавший над неприятелем громких побед, тем не мене имеет бесспорно неотъемлемое право стоять в числе славных защитников России в 1812 года.

Время между тем шло, и с переменою обстоятельств, блокада Бобруйска прекратилась, К.А.Шильдер, произведенный уже в штабс-капитаны (13-го августа 1812 г.), с переводом в Саперный полк, был отправлен в корпус генерал-лейтенанта Эртеля, находившийся тогда у Мозыря для обороны течения р. Припяти.

К этому корпусу войск К.А.Шильдер прибыл в сентябре месяце, т.е. когда весть о Бородинской битве и о занятии неприятелем Москвы, всюду уже распространилась, когда под русские знамена начали стекаться ратники со всех концов государства; везде формировались новые части войск. При этом и штабс-капитану Шильдеру было поручено формирование полуроты конно-казачьей артиллерии. Успешно выполнив это поручение, он со своей артиллерийской полуротой присоединился к отряду казачьего полковника Луковкина, который в октябре месяце был выдвинут к Игумену для наблюдения за войсками Домбровского и 7-го ноября вступил в бой с неприятелем у селения Уша.

Вот те немногие краткие сведения, которые нам удалось собрать о юношеском возрасте Карла Андреевича и о его служебной деятельности до 1812 г. включительно.

Почти вслед за окончанием Отечественной войны, организация наших инженерных войск подверглась большим изменениям, вследствие недостатков ее, обнаруженных опытом войны. При этих преобразованиях, вместо прежних пионерных и саперных полков, были учреждены батальоны. В то же время (17-го февраля 1813 г.) К.А.Шильдер был произведен в капитаны и назначен в 1-й Саперный батальон.

В войнах, веденных против Наполеона в 1813 и 1814 гг., К.А.Шильдер не участвовал, так как 1-й Саперный батальон, в котором он был зачислен, оставался в России.

Продолжая служить в том же батальоне, К.А.Шильдер принимал деятельное участие в практических работах, которые в то время только что были включены в программу обучения нижних чинов инженерных войск.

В описываемое время отец Карла Андреевича достиг уже весьма преклонных лет и нередко хворал. Движимый искренней сыновней любовью, К.А.Шильдер не упускал случая, когда можно было, без ущерба службе, отлучаться от батальона и навещать своего престарелого отца, скончавшегося в 1814 году в с. Борисово, одной из усадьб его имения.

Бывая у своих родных, К.А.Шильдер посещал также соседа по имению, надворного советника доктора Штокмар, на дочери которого он женился в 1815 г.

Сделавшись семьянином, К.А.Шильдер задумал совершенно расстаться с военной службой; это намерение, столь мало соответствовавшее его характеру, было вызвано просьбами родных, разделом имения после смерти отца, необходимостью заняться устройством своей части наследства и имения жены. Но, не смотря на все эти обстоятельства, он еще долго колебался выходить ли в отставку, и продолжал службу.

19-го февраля 1818 г. Карл Андреевич был произведен в подполковники, оставаясь в том же батальоне, и вышел уже в отставку в начале 1819 г., поселившись в с. Александровке, — имении, полученном в приданое за женой. Но мирная и тихая жизнь помещика, к которой он вовсе не был склонен, продолжалась у него не долго. Едва выйдя в отставку, Карл Андреевич стал уже думать о возвращении опять на службу. Обстоятельства помогли исполнению этого намерения.

При осадах крепостей, предпринятых во время предшествовавших войн, обнаружилось, что наши инженерные войска не соответствуют своему назначению, ни по своей численности, ни по специальному образованию. Вследствие этого, еще в конце 1812 года, было приступлено к учреждению новых частей строевых инженерных войск (учреждение лейб-гвардии Саперного батальона). Значительно расширена программа практических занятий в мирное время. С назначением же Великого Князя Николая Павловича генерал-инспектором инженеров (3-го июля 1817 г.), практические занятия и вообще образование инженерных войск приняли еще большие размеры. Великий Князь знал военно-инженерное искусство в мельчайших его подробностях и особенно заботился о том, чтобы войска, вверенные его попечению, как по строевому, так и по специальному образованию, вполне соответствовали своему назначению.

Производя частые смотры инженерным войскам, Великий Князь обратил особенное внимание на К.А.Шильдера, который с энергией и знанием дела исполнял, и как бы предугадывал, относившиеся до управляемой им части предначертания Его Высочества. К тому же в 1819 г. Александр Клавдиевич Геруа, питавший к К.А.Шильдеру самые дружественные чувства, был назначен адъютантом к Его Высочеству генерал-инспектору.

Недостаток в инженерных офицерах с основательной научной подготовкой, в то время был весьма ощутителен, и потому выход в отставку К.А.Шильдера составлял чувствительную потерю. Узнав о желании Карла Андреевича возвратиться на службу, А.К.Геруа нашел случай доложить об этом Великому Князю и получил уполномочие, от имени генерал-инспектора, пригласить К.А.Шильдера вновь поступить в ряды инженерных войск. Таким образом, 27-го января 1820 г. Карл Андреевич снова надел военный мундир, с назначением командиром 2-го Пионерного батальона. Пo прошествии же 1½ года, именно 20-го сентября 1821 г., он был произведен в полковники.

В том же 1821 г. Карла Андреевича поразило семейное горе: 11-го сентября скончалась в деревне его жена. Карл Андреевич находился в это время в Динабурге при командуемом им батальоне. Получив известие об опасном положении своей жены, он отправился немедленно в деревню, но уже не застал ее в живых.

Во время командования Пионерным батальоном К.А.Шильдер обращал между прочими работами особое внимание на усовершенствование способов для устройства переправ. Существовавшие в то время для этого средства далеко не соответствовали своему назначению и требовали не только значительных улучшений, но и совершенной замены некоторых способов новыми, более простыми и удобными. Первое сделанное им предложение, относительно военных переправ, заключалось в проекте канатного моста совершенно иного устройства, чем употреблявшиеся до того времени. Первоначально этот мост, как вообще всякое новое изобретение, имел некоторые недостатки; но последовательные усовершенствования, сделанные самим изобретателем, привели предложенную им систему канатных мостов к виду совершенно простому, удобному и прочному.

Здесь нужно вообще заметить, что время командования 2-м Пионерным батальоном послужило Карлу Андреевичу несомненной подготовкой к длинному ряду нововведений в военно-инженерном искусстве, придуманных впоследствии его изобретательным умом. Но, к сожалению, описания практических занятий инженерных войск за этот период времени в архиве не сохранились; в Инженерных Записках помещены только отрывочные сведения, недостаточные для пополнения этого пробела в истории развития русских инженерных войск.

Полезные труды Карла Андреевича по командованию 2-м Пионерным батальоном все более обращали на себя внимание и были замечены Его Высочеством Михаилом Павловичем, на которого, с воцарением Императора Николая, было возложено звание генерал-инспектора по инженерной части. Император Николай и Великий Князь Михаил Павлович, оценивая способности К.А.Шильдера, не могли не предугадать ту пользу, которую он мог принести на более обширном поле деятельности. Вследствие такого лестного мнения Императора и генерал-инспектора о полковнике Шильдере, 11 марта 1826 г. состоялся приказ о переводе Карла Андреевича в лейб-гвардии Саперный батальон младшим штаб-офицером.

В то время Гвардейским батальоном командовал генерал-майор Александр Клавдиевич Геруа, пользовавшийся большой милостью Великого Князя Михаила Павловича. Имея в виду в скором времени получить другое, более важное назначение, Геруа в К.А.Шильдере подготовил себе достойного преемника. Действительно, в октябре того же года А.К.Геруа был назначен начальником штаба войск, состоявших под начальством генерал-инспектора по инженерной части, оставаясь при этом в звании командира батальона; полковнику же Шильдеру было вверено заведывание батальоном по хозяйственной части.

Начало блестящих военных подвигов К.А.Шильдера. Покорение Варны

La force d’une place sе compose de ses moyens propres et de circonstances étrangères indéterminées.

Napoleon.

Пока русские войска, пользуясь продолжительным миром (с 1815 по 1828 гг.), совершенствовались как по наружному, так и по внутреннему устройству, отношения между Россией и Оттоманской Портой принимали все более враждебный характер, что вызывалось неискренностью поступков турецкого правительства и условиями бухарестского мира, заключенного 16-го мая 1812 г., т.е. незадолго до вторжения в Россию Наполеона, и потому несоответствовавшего видам нашего правительства и величию России. К 1828 г. упорство оттоманского правительства, в виду справедливых требований России, привело, наконец, к совершенному разрыву: манифестом 14-го апреля 1828 г. Император Николай Павлович возвестил своим подданным о войне, которую он вынужден был объявить Порте.

Предвидя эту войну, Государь Император повелел усилить действующую армию присоединением к ней отдельного гвардейского корпуса, а вместе с ним и лейб-гвардии Саперного батальона.

Последний, под командованием полковника Шильдера, вместе с прочими частями гвардии, выступил из С.-Петербурга 1-го апреля 1828 г., т.е. за 15 дней до издания Манифеста о разрыве с Турцией. С этого времени началась славная служба лейб-гвардии Саперного батальона и блистательные подвиги его командира.

Батальон двинулся в поход в голове правой колонны, через Гатчино, на Боровичи, Псков, Остров, Полоцк, Мозырь, Житомир и Винницу, до Могилева на Днепр. За батальоном следовали фуры с двумя мостами для перехода через овраги. Один из этих мостов был стропильный, предложенный генерал-адъютантом Геруа, а другой висячий, на канатах, системы изобретенной полковником Шильдером. Эти мосты были отправлены с батальоном, с целью подвергнуть их испытаниям во время самого похода.

Батальон достиг г. Опочки 28-го апреля и имел там дневку. Так как обстоятельства благоприятствовали заняться упражнением сапер в наводке вышеупомянутых мостов, то полковник Шильдер и воспользовался случаем испытать мосты, находившиеся при батальоне. Стропильный мост генерала Геруа хотя и оказался весьма прочным, но был столь сложной конструкции, что для наводки своей требовал много времени и большого навыка людей. Конструкция моста полковника Шильдера была весьма проста, а потому и нетрудна при наводке; единственный недостаток этого моста, как оказалось на деле, заключался в значительном его весе.

Не теряя надежды достигнуть благоприятного результата, К.А.Шильдер продолжал разрабатывать придуманную им систему канатного моста, и опыт наводок его был повторен 28-го мая в Рогачеве, в присутствии начальника штаба гвардейского корпуса генерал-адъютанта Нейдгарта. Здесь мост был наведен через овраг шириною в 20 саженей. Вследствие упрощения в конструкции моста и большого навыка людей в обращении с ним наводка моста в Рогачеве шла уже гораздо успешнее, чем в Опочке.

Достигнув г. Мозыря около 8-го июня, полковник Шильдер еще раз повторил опыт над своим мостом, приведенным уже к совершенно простой конструкции. В своем новом виде этот мост состоял из четырех канатов, из которых два поддерживали настилку моста, а на двух других подвешивалась мостовая платформа. По такому мосту, наведенному в Мозырь, прошел беглым шагом целый батальон, а потом по нему провез повозки, которых вес был равен весу полевого орудия. Подробности канатного моста, изобретенного полковником Шильдером и испытанного в Мозыре, к сожалению не известны; нет также и чертежа его. Сообщаемые же здесь об этом мосте сведения извлечены из частной переписки Петра Николаевича Дубенского, служившего тогда в Гвардейском Саперном батальоне. Судя по описанию, мост полковника Шильдера, испытанный в Мозыре, весьма сходен с тем висячим канатным мостом, который помещен в Памятной книжке для инженерных и саперных офицеров, издания 1845 года.

Кроме испытания мостов, которые везли за батальоном, К.А.Шильдер, при удобных случаях, во время дневок, упражнял сапер также и в ведении подступов.

Одолевая трудности и лишения, с которыми всегда сопряжен дальний и продолжительный поход, батальон приближался к турецкой границе и 5-го июля прибыл в Могилев на Днестр. Отсюда саперы были направлены через м. Леово и Карагач к м. Сатуново, около которого они расположились бивуаком вечером 24-го июля. На следующий день, после полудня, перейдя мост, еще прежде наведенный через Дунай, батальон вступил в неприятельские пределы с громкими криками «Ура» и расположился на правом берегу Дуная лагерем, у обширного предмостного укрепления, только что отстроенного генерал-майором Лехнером. После пятидневного отдыха батальон снова выступил в поход (1-го августа) и через Бабадаг, Кюстенджи и Мангалию прибыл 12-го числа в Коварну.

С переходом за Дунай во всех наших войсках начали распространяться болезни от сильной жары, недостатка хорошей воды и зловония, распространяемые гниющими трупами животных, валявшихся по сторонам почти всей дороги. Злокачественная лихорадка распространялась не только между нижними чинами, но даже и между офицерами, не смотря на то, что они имели более средств для предохранения себя от заразы. Во время пребывания Гвардейского Саперного батальона в лагере под Коварною, заболел лихорадкою и полковник Шильдер. Это было причиной того, что Карл Андреевич принужден был передать командование батальоном, полковнику Витовтову, и остаться в Коварне до выздоровления. Между тем последовало распоряжение о присоединении Гвардейского Саперного батальона к войскам, находившимся уже под Варной.

Тяжело было Карлу Андреевичу, после 4½ месячного трудного похода, расставаться со своим батальоном именно в то время, когда он должен был начать свое боевое поприще. В течение всего похода Карл Андреевич пользовался каждым случаем, чтобы приучать своих сапер к исполнению предстоящих им трудных осадных работ, к наводке мостов и т.п.; своим примером побуждал он еще небывавшых в походах солдат с твердостью переносить всю тягость походной жизни, и не упускал случая, ободрительной речью, возбуждать в них истинно воинский дух. Карл Андреевич был любим не только нижними чинами, но и всеми вообще офицерами батальона. Его симпатичный и веселый характер, простота обращения и беспристрастное отношение ко всем подчиненным, располагали к нему всех. Расставаться в это время со своим батальоном было для него еще тем тяжелее, что предвиделась осада неприятельской крепости, а Карл Андреевич уже издавна жаждал принять участие в военных предприятиях. Но болезнь, принявшая весьма опасный оборот, надолго приковала его к постели и лишила возможности находиться при открытии осадных работ под Варной. Только 12-го сентября полковнику Шильдеру удалось вернуться к командуемому им батальону.

Для того, чтобы уяснить себе вполне заслуги, оказанные полковником Шильдером в деле покорения Варны путем постепенной атаки, избегая кровопролитного штурма, необходимо представить в кратком очерке ход первоначальных действий наших против этой турецкой твердыни и неудовлетворительное положение работ атаки в момент прибытия к осадному корпусу командовавшего л.-гв. Саперным батальоном.

Пустынное и бесплодное пространство, лежащее между Дунаем и второй оборонительной линией Европейской Турции — Балканами, всегда затрудняло вторжение наших войск в пределы ее; поэтому в кампанию 1828 года, располагая в Черном море значительным флотом, была избрана операционная линия, прилегавшая к морскому берегу, через что приобреталась возможность снабжать армию продовольствием и боевыми припасами, доставляя их преимущественно морским путем. Но для этого было необходимо овладеть береговыми укрепленными пунктами, находившимися близ пути наступления армии. Из таких пунктов наиболее важным представлялась Варна, как морской порт, и кроме того, как крепость, защищающая один из горных проходов через крайний, восточный отрог Балканских гор. Первоначальное направление наших войск действительно согласовалось с намерением осаждать Варну; но другие обстоятельства принудили изменить этот план. Главные причины, имевшие влияние на изменение дальнейших действий, заключались: в уменьшении численности наших войск, вследствие распространившихся болезней; в неимении осадного парка, находившегося еще под Анапой, т.е. на противоположной стороне Черного моря, и наконец в том, что в Шумле, лежащей от Варны в расстоянии всего 70 верст, турки сосредоточили значительные силы, которые могли угрожать тылу осадных войск, действовавших под Варной. При таких условиях, пришлось направить главные наши силы к Шумле для блокады ее и ограничиться наблюдением за Варной небольшим отрядом. Столь слабая мера неизбежно должна была иметь неблагоприятные последствия для наших дальнейших действий. Граф Сухтелен, с 3000 войск, первый подошел к Варне, и отражая ожесточенные нападения ее гарнизона, делавшего частые вылазки, довольно долго удерживался на занятой им позиции, примыкая правым своим флангом к лиману Девно. Эти войска впоследствии были сменены столь же малочисленным отрядом генерал-лейтенанта Ушакова, который и наблюдал за Варной во все остальное время, до прибытия войск из под Анапы. Эти последние войска, под начальством князя Меньшикова, высадились у Коварны 13-го июня. Турки, между тем, пользуясь медленными действиями противника, успели значительно усилить малочисленный гарнизон Варны и снабдить крепость как боевыми, так и продовольственными припасами. Кроме того, еще до прихода графа Сухтелена, они позаботились усилить свою крепость устройством ложементов и нескольких батарей впереди крепостного рва, на фронтах, обращенных к северу, от самого лимана Девно до берега моря. Эта мера в значительной степени восполнила недостатки крепостной ограды Варны в фортификационном отношении и, как увидим впоследствии, дала туркам возможность упорно защищать свою крепость. Ограда Варны, построенная еще в первое время после завоевания турками Греческой империи, действительно представляла весьма слабый оплот. Начертание этой ограды состояло из четырнадцати тесных бастионов с короткими фасами и такими же фланками, соединенными длинными куртинами, из которых некоторые имели до 130 саженей длины; ни долговременных наружных построек, ни даже прикрытого пути, крепость не имела. Но зато ограда Варны отличалась от всех других турецких крепостей большой шириной рва против северных и особенно ближайших к морю фронтов. Кроме того, впереди этих и западных фронтов турки возвели три люнета и одно более обширное укрепление, все открытые с горжи и удаленные от крепости на расстояние от 500 до 1500 шагов. Гласис (пологая земляная насыпь перед наружным рвом крепости) и некоторое пространство впереди, было покрыто целым лабиринтом ложементов. Прибавим к этому всем известное упорство, с которым турки защищают свои крепости, причем как воин, так и каждый гражданин, с одинаковым мужеством и самоотвержением отстаивают крепость, защищая при этом свое достояние, своих жен и детей. Поэтому значительное городское население в турецких крепостях составляет не бремя, а залог продолжительного и упорного сопротивления именно в тот период осады, когда обыкновенно энергия обороняющегося начинает ослабевать, а с пробитием бреши совершенно исчезает; у турок же именно тогда и начинается кровопролитная борьба на полуразрушеннных валах крепости.

Ко времени открытия осадных работ гарнизон Варны, постоянно и быстро возрастал, достиг до 20 тысяч; народонаселение же крепости простиралось до 25 тысяч человек, из которых почти третью часть составляли христиане. Легко поэтому представить, что стоило осадному корпусу, сила которого никогда не превосходила 30 или 35 тысяч, преодолеть упорство 45 тысяч турок, которых нрав и обычаи не позволяли сдаться, пока еще не вся крепость разрушена и не весь гарнизон уничтожен.

В ожидании прибытия подкреплений, которые должны были подойти к Варне, решено было открыть осадные работы, не взирая на ограниченность имевшихся к тому средств.

В начале (13-го июля) блокирующие войска приступили к постройке на занимаемой ими позиции довольно большого числа редутов; затем, только 7-го августа оказалось возможным заложить первую параллель.

Недостаток войск, и главное — осадной артиллерии, побудил избрать для атаки фронт крепости, примыкавший правым флангом к морскому берегу, так как при этом нашему флоту представлялась возможность принимать участие в сухопутной атаке, снабжая осадные батареи морскими орудиями и артиллеристами. Хотя такое участие флота и способствовало успеху осады, но с другой стороны, оно принудило вести атаку на тот именно фронт, который, по своему начертанию, не подвержен ни рикошетным, ни анфиладным выстрелам. Этот фронт, кроме того, защищался весьма широким и глубоким рвом и множеством ложементов, устроенных обороняющимся впереди рва, которые, как увидим далее, чрезвычайно затрудняли осадные работы. Неприятельские ложементы, выдвинутые за контрэскарп на довольно большое расстояние и весьма искусно примененные к местности, прежде всего заставили атакующего придать своей первой параллели весьма ломаное направление, причем середину и правый фланг ее пришлось удалить на 175 и даже на 200 саженей от противолежащих бастионов. На правом фланге первой параллели был построен редут, а в самой параллели несколько батарей, преимущественно демонтирных.

На третий день после заложения первой параллели турки сделали на нее сильную вылазку днем (9-го августа в 2 часа пополудни). Несмотря на стремительность нападения, эта вылазка была отбита, но в этом жарком деле начальник осадного корпуса, генерал-адъютант князь Меньшиков, был ранен ядром в обе ноги.

Вместо князя Меньшикова был назначен генерал-адъютант граф Воронцов, который прибыл к отряду 17-го августа; до того же времени управлял осадой исправляющий должность начальника штаба осадного корпуса генерал Перовский.

Для заложения второй параллели нужно было предварительно выбить турок штыками из ложементов, покрывавших все пространство между первой параллелью и контрэскарпом крепости. Это было исполнено 22-го августа; в следующую за тем ночь турецкие окопы были переделаны во вторую параллель, которая хотя также получила неправильное направление, но на довольно большом протяжении, от морского берега и почти до продолжения правого фланка II бастиона, была удалена от контрэскарпа крепости не более как на 25 саженей. Далее она уклонялась на север, и правая оконечность ее находилась на расстоянии 85 саженей от середины III бастиона.

До этого времени осаждающий имел в виду вести атаку на I бастион, лежавший у самого берега моря и правый фас которого примыкал к каменной башне, находившейся у самого берега моря, служившей как для продольного обстрела этого берега, так и для сухопутных фронтов с каменной стеной, которой Варна была обнесена со стороны моря. Однако с прибытием Гвардейского Саперного батальона и с усилением осадных войск приходом других частей гвардии, первоначальный этап атаки был изменен: предположили вести из второй параллели подступы не на один первый бастион, ближайший к морю и признанный ключом осады, но и на второй, как вспомогательную атаку. Новые работы, предпринятые для отклонения внимания неприятеля от первого бастиона, были возложены на лейб-гвардии Саперный батальон, который и приступил к ним 24-го августа, открыв выходы из второй параллели против II бастиона.

27-го августа прибыль на флот Государь Император и избрал для своего пребывания корабль «Париж».

Начальником инженерных работ с 28-го августа был инженер генерал-лейтенант Иван Христианович Трузсон.

Построив во второй параллели три демонтир-батареи, повели сапы к венчанию гласиса I и II бастионов. Вместе с тем (29-го августа), по повелению Императора, крепость была обложена и с южной стороны. Дойдя сапой до контрэскарпа I бастиона, заложили пять сближенных горнов, в расстоянии 56 футов один от другого, с зарядами в 60 пудов пороху каждый. Действием этих горнов предполагали опрокинуть в ров контрэскарп и, таким образом, открыть фас I бастиона и приморскую башню действию орудий брешь-батареи, пробить в фасе бастиона удобовосходимую брешь. Горны были взорваны 2-го сентября, но вследствие большого расстояния между центрами их, вместо общей воронки образовалось пять отдельных. Одновременный взрыв 300 пудов пороху не смутил турок; не успела еще улечься пыль от взброшенной земли, как они открыли по осаждающим ожесточенную пушечную и ружейную пальбу.

Полагая, однако, что взрыв поколебал решимость обороняющихся, Императору Николаю Павловичу благоугодно было послать начальникам крепости предложение о безусловной сдаче ее. Переговоры продлились бесплодно до полудня следующего дня, после чего неприязненные действия обеих сторон возобновились.

Из углубления пяти воронок, образовавшихся после взрыва горнов перед первым бастионом, пошли тихой сапой в ров и построили батарею для продольного обстреливания рва; для того, чтобы стать в тылу I бастиона, и тем облегчить подход к нему сапой для взрыва его, предположили предварительно овладеть приморской башней. С последней целью, начатую из воронки сапу направили на башню; но скоро пришлось отказаться от этого намерения, по причине сильного ружейного огня из башни, не позволявшего сапе подвигаться вперед.

Между тем на фасе I бастиона успели пробить брешь, и хотя она была шириной до 20 сажень, но в виду упорства гарнизона нельзя было решиться на занятие бастиона открытой силой. Поэтому, чтобы развлечь силы неприятеля одновременным штурмом двух брешей, Император повелел открыть еще другой ход в крепость, сделав обвал в куртине подле II бастиона. Для этой цели подошли сапой к контрэскарпу перед II бастионом, устроили там брешь-батарею на 8 морских орудий, открыли из них огонь (8-го сентября). Хотя в скором времени и образовали обвал в куртине и в прилежащем к ней правом фланке II бастиона, но он принял откос в 45°, и потому не мог считаться удобовосходимым. Желая сделать эту брешь более отлогой, по ней продолжали действовать из орудий, но безуспешно. Надо полагать, что столь крутой обвал произошел от того, что горизонтальная борозда, пробитая в каменном эскарпе, была сделана не на должной высоте от подошвы рва, поэтому и последующее действие артиллерии не могло уже принести никакой пользы.

В таком положении находились осадные работы к 9-му сентября. Хотя в крепостной ограде были уже сделаны две бреши, но откосы этих обвалов были столь круты, что предпринять штурм их было невозможно. Кроме того, обороняющийся расположился в ложементах, устроенных на дне самого рва крепости, и обстреливал его сильным ружейным огнем, что делало штурм еще более рискованным предприятием. Поэтому предстояло предварительно устроить переходы через ров.

Устройство перехода через ров у II бастиона по-видимому не представляло особенных препятствий. Зато против I бастиона для этой цели нужно было предварительно разрушить приморскую башню, так как она, по занимаемому ею положению, чрезвычайно способствовала туркам оборонять ров, который со стороны моря замыкался каменной стеной, соединявшейся одним своим концом с контрэскарпом, против исходящего угла I бастиона, а другим примыкавшей к приморской башне. Стена эта обстреливалась с башни продольно, как с внешней, так и с внутренней стороны. Таким образом, предстояла еще новая работа — уничтожение береговой башни. Для этой цели построили на берегу моря батарею на 4 орудия, действе которых, однако не причиняло вреда башне, а напротив, она сама еще уничтожала все попытки подойти к I бастиону. После долгих усилий удалось, наконец, зажечь башню выстрелами, но и этот пожар не имел важных последствий. Такая неудача заставила совсем отказаться от овладения башней, и даже покинуть сапу, доведенную уже до самых стен ее. Почти в то же время было замечено, что батарея, построенная у морского берега, перпендикулярна к контрэскарпу первого полигона, и притом так, что она анфилировалась с приморской башни и несла большие потери в людях от неприятельских ружейных выстрелов и ручных гранат. Поэтому кн. Воронцов приказал прекратить действие левофланговых орудий этой батареи. После этого решили выйти сапой из углубления лево-фланговой воронки, по направлению к башне, с внешней стороны приморской стены; пройдя же исходящую часть I бастиона, сделать в стене пролом и направиться крытой сапой через ров прямо к бастиону. Но и это предположение имело не лучший успех: песчаный грунт и особенно сильный неприятельский огонь, причинявший большие потери в людях, принудили оставить и эти работы. Подступы к II бастиону шли хотя и успешнее, но все еще находились далеко от цели; к тому же, для обеспеченного производства их признали необходимым значительно расширить и другие осадные работы на правом фланге атаки. Оказалось нужным демонтировать орудия IV бастиона и для этого распространить вторую параллель вправо, тихой двойной сапой. Кроме того, приступили к венчанию гласиса перед II бастионом, правее бреши. Обе эти работы были предприняты для обеспечения окончания спусков в ров; но скоро оказалось, что эти спуски можно окончить и без тихой двойной сапы к IV бастиону, и без коронования гласиса перед II бастионом; поэтому и то, и другое, было скоро оставлено. Спуски в ров повели сначала открыто, а войдя в ров через проломы в контрэскарпе, пошли крытой сапой. Левая из этих сап, пройдя одну сажень, была остановлена, потому что мантелет ее дошел до края обрывистого оврага, до 4 сажень глубиной, находившегося на дне весьма широкого крепостного рва. То же случилось и с другой сапой, правее первой, с той лишь разницей, что в этом месте край оврага отстоял от контрэскарпа на 4 сажени. Предвидя, что атакующий, встретив это неожиданное препятствие, остановится, турки, в числе до 400 человек, засели в ложементы по всей длине противоположной стороны оврага, с целью препятствовать до последней крайности переходу через ров. Для продолжения перехода через ров спустились колодцем в подошве сапы, остановившейся перед оврагом, и из этого колодца повели подземную галерею. Хотя эта работа и обещала успех, но могла продлиться довольно долгое время.

Между тем сентябрь месяц приближался к исходу; наступала осень, всегда бурная в Черном море, и можно было опасаться, что позднее время года заставит наш флот удалиться с варнского рейда, не представляющего хорошей якорной стоянки. Удаление же черноморского флота должно было в значительной степени задержать дальнейший ход осады и, при неблагоприятных обстоятельствах, даже могло заставить отказаться от нее. Кроме того, в случае если бы не удалось скоро овладеть Варной, то с наступлением поздней осени все русские войска были бы принуждены отойти обратно на левый берег Дуная, так как на этой реке не было ни одной постоянной переправы, а следовательно и обеспеченного пути, для доставления всего необходимого для армии, расположенной у подножия Балканских гор. Имея все это в виду, граф Воронцов решился овладеть Варной во что бы то ни стало и приказал делать приготовления к штурму, хотя успех его, вследствие уже изведанного мужества гарнизона, был довольно сомнителен и, во всяком случае, мог быть достигнут не иначе как ценой жестокого кровопролития.

По военно-инженерной части приготовления к штурму заключались в уширении и умножении сообщений из первой параллели к обеим брешам и в обрушении минами контрэскарпа перед брешью у II бастиона. Для последней цели зарядили четыре сближенных горна, по 100 пудов пороха каждый и в расстоянии 42 футов между центрами их. Одновременным взрывом этих зарядов надеялись разрушить контрэскарп и засыпать часть оврага. Но этот расчет удался не вполне: контрэскарп в сфере разрушения был совершенно уничтожен, образовался широкий спуск в ров, но овраг не засыпало.

В таком положении находились осадные работы под Варной рано утром 15-го сентября: — готовились к штурму.

За три дня до только-что описанного события (12-го сентября) выздоровевший, наконец, К.А.Шильдер прибыл под Варну, к общей радости всего Гвардейского Саперного батальона, как говорит в своих воспоминаниях о турецкой войне 1828 г. один из очевидцев, бывший гвардейский сапер, и с этого времени ход осадных работ принял совершенно иное направление.

По прибытии к войскам, полковник Шильдер осмотрел во всей подробности осадные работы. Приняв во внимание трудности произведенных до того времени подступов, значительные потери в людях, понесенные осаждающим, и наконец, бесплодность всех усилий атаки, К.А.Шильдер быстро определил слабую часть крепости, в которую следовало бить, чтобы заставить ее сдаться без штурма, всегда требующего огромных жертв со стороны атакующего. При этом, со свойственной ему быстротой соображения, Карл Андреевич тотчас же разгадал ошибку, сделанную в самом начале осады и заключавшуюся главным образом в том, что содействию флота, в данном случае, приписывали преувеличенное значение; вследствие чего, заботясь лишь об удобстве и легкости доставки морских орудий на осадные батареи, избрали для атаки I бастион, по своему местоположению недоставлявший никаких выгод атакующему. Все осадные работы, по первоначальному плану, велись хотя и деятельно, но столь безуспешно, что нельзя было предвидеть конца предприятия, тем более, что многие работы, подвинутые уже значительно вперед и стоившие значительных потерь, осаждающий нередко оставлял во время самого производства их, поздно убеждаясь или в бесполезности, или в невозможности продолжать начатое. Минные работы велись еще с меньшим успехом, так как взрывом горнов ни разу не была достигнута предположенная цель. Сознавая со своей стороны еще всю важность овладения Варной до наступления зимы, полковник Шильдер составил новое предположение об осадных действиях против крепости и представил его Императору.

Соображения, руководившие К.А.Шильдера в этом случае, равно как и сущность его предположения о дальнейшем сокращенном ходе осадных работ, лучше всего объясняет следующая выписка из «Дополнения к Журналу осады Варны в 1828 году», составленного самим покойным генералом.

«Хотя в I бастионе и в куртине возле II бастиона сделаны были удобные бреши, но совершенная удача приступа, для занятия оных ложементами, оставалась еще сомнительной, по следующим невыгодным обстоятельствам: против бреши в куртине возле II бастиона находилась рытвина с крутыми берегами, которых невозможно было измерить и определить с точностью, ибо весь ров занят был неприятелем; занятие же бреши одного I бастиона было бы недостаточно по положению сего бастиона».

«Командующий лейб-гвардии Саперным батальоном полковник Шильдер предложил тогда план, имевший целью овладение крепостью без штурма, который представляет хотя решительное, но всегда гибельное средство для обеих сторон. План сей мог быть выполнен в продолжение 5 суток».

«Сентября 15-го, имев счастье представить оный лично Его Императорскому Величеству, полковник Шильдер получил приказание немедленно приступить к выполнению сего плана, состоявшего из следующих осадных работ: короновав гласис между бастионами I и II, устроить батарею для четырех орудий, почти против середины куртины; вдоль всей стены контрэскарпа пробить бойницы для стрелков; по обеим сторонам сей батареи сделать спуски в ров и, под защитой оной и стрелков, расположенных за стеной контрэскарпа, перейти ров покрытыми сапами до эскарпа куртины; в то же время пробить орудиями в надлежащих местах стену эскарпа, для четырех минных галерей. Исполнив все, саперы должны были соединить переходы через ров вдоль стены куртины и впустить минеров в пробитые орудиями отверстия, для заложения мин, соразмеряя заряды сих таким образом, чтобы совокупным их действием опрокинуть часть бруствера в ров и образовать удобную воронку, для устроения большого ложемента. В случае, если бы не последовала за сим, в скором времени, сдача крепости, продолжать, по обстоятельствам, из оной все работы, кои могли бы угрожать неприятелю разорением и занятием значительной части крепостных верков, и вступлением осаждающих в город во всякое удобное время».

В этом заключалось смелое, решительное и вполне целесообразное предположение К.А.Шильдера. Но не смотря на то, что оно было Высочайше одобрено и утверждено во всех его частях, исполнение работ подверглось некоторым изменениям, которые хотя и не помешали достигнуть предположенной цели, но в значительной степени усложнили работы и замедлили производство их.

Главное изменение, которому подверглось предположение К.А.Шильдера, заключалось в том, что желая воспользоваться уже начатыми спусками в ров, предпочли образовать воронку не в средине куртины, а в фасе II бастиона. Поводом к такому изменению послужил недостаток рабочих, так как, независимо от исполнения проекта полковника Шильдера, решено было продолжать и прежде начатые работы. Предполагая переходить ров против средины куртины, К.А.Шильдер руководствовался тем, что находящаяся здесь на дне рва рытвина не столь широка и менее глубока, чем в прочих местах; поэтому, хотя требовалось устроить новые спуски в ров, но значительно сокращалась наиболее трудная и опасная работа перехода через самый ров крытой сапой. Устройство перехода через ров против средины куртины было выгодно еще и потому, что неприятель, занявший ложементы во рву, между II и III бастионами, не мог бы делать нападений на работы, ибо в таком случае он подвергался бы сильному ружейному огню наших стрелков, расположенных за контрэскарпной стеной. Напротив того, неприятель мог производить безнаказанно нападения на работы перехода через ров против II бастиона, потому что между II и III бастионами гласис не был занят осаждающим. Кроме того, из ложемента, который предполагали устроить в воронке куртины, открывалась бы значительно большая часть внутреннего пространства крепости, чем из воронки на фасе бастиона, так как, в последнем случае, уцелевшие фланки бастиона заслоняли бы собой смежные куртины и часть самого города. Тем не менее, было получено Высочайшее утверждение проекта К.А.Шильдера в вышеозначенном измененном виде. К исполнению работ приступили немедленно и решительно.

Спуски в ров против II бастиона, начатые еще до прибытия к Варне полковника Шильдера, были доведены к 15-му сентября блиндированной сапой до края оврага или рытвины. Неприятель, расположившийся в окопах на дне рва, не допускал атакующего осмотреть и измерить этот овраг, и потому нужно было согласиться с общим мнением, что глубина его не превосходит 1½ сажени. Приняв этот размер глубины за достоверный, в самый день утверждения проекта Императором, в 4 часа пополудни, 15-го сентября, приступили к продолжению перехода через ров против II бастиона, под личным распоряжением Шильдера.

Не входя в описание работ, служивших дополнением перехода через ров и мало чем отличавшихся от обыкновенных осадных работ на гласисе атакованной крепости, обратим внимание исключительно на устройство крытого перехода через глубокий овраг и далее до эскарпа II бастиона, произведенного при совершенно исключительных условиях.

Чтобы продолжать уже начатую во рву крытую сапу, полковник Шильдер устроил на оконечности ее ступенчатый спуск и углубился на 10 фут. Отсюда он пошел подземным ходом, которому придавал постоянный небольшой уклон, с таким расчетом, чтобы спуститься к самой подошве оврага, глубину которого, как уже сказано, предполагали в 1½ сажени. Пройдя подземной галереей в течение суток около 2½ сажени, было замечено, что впереди головы ее остается уже весьма тощий слой земли. Для осмотра оврага, в этом тонком земляном заслоне проделали небольшое отверстие, через которое с удивлением увидели, что дно оврага лежит ниже головы галереи еще сажени на две; затем оказалось, что предстоит спускаться почти по отвесному обрыву в овраг, на дне которого находился еще небольшой ровик, и что противоположная сторона представляет хотя и ровную, но весьма крутую отлогость до 4 сажень длиною, считая по откосу. Все это обнаружилось ровно через сутки после того как приступили к работе.

Неприятель между тем заметил небольшое отверстие, сделанное в тонком земляном заслоне, оставшемся у головы галереи, и по видимому готовился принять меры, чтобы воспрепятствовать продолжению работ.

Эта неудача не остановила однако главного распорядителя работ, а только усилила его энергию и решимость продолжать начатое дело. Мысль, как вести далее переход через ров, быстро родилась и созрела в пылком воображении Карла Андреевича, и он, не задумываясь, приступил к осуществлению ее. Но так как для производства непредвиденных работ потребовались и новые средства, которые следовало еще приготовить, то полковник Шильдер решился приостановить работы на некоторое время. Для того же чтобы неприятель не мог, завладеть головою галереи, разрушить выполненную уже часть перехода через ров, Карл Андреевич поместил за земляным заслоном, оставшимся в голове галереи, двух вооруженных сапер и двух егерей, приказав им не стрелять по неприятелю без крайней в том надобности. После этих распоряжений, в галерее и близ ее, с 7 часов вечера воцарилась совершенная тишина, и неприятель, успокоившись, стал реже подходить к небольшому отверстию в толще земли, закрывавшей галерею. Прекращением на некоторое время работ К.А.Шильдер ввел неприятеля в заблуждение и приобрел, таким образом, возможность сделать все приготовления к устройству спуска на дно оврага.

Немедленно приступили к заготовлению всех необходимых для этого материалов, имея в виду устроить спуск как можно быстрее и тотчас же после открытия выхода из галереи. Все приготовления были окончены к 12 часам следующей ночи (с 16-го на 17-е сентября), и можно было приступить к безостановочному продолжению работы.

В журнале, составленном самим К.А.Шильдером по этому поводу говорится:

«В 1-м часу пополуночи, два сапера, заметив что часовые, прохаживающиеся вдоль рытвины, удалились oт нашей галереи, пробили в одно мгновеше тонкий слой земли, оставленной перед выходом; но едва они успели cие исполнить, как в ту же минуту явилось несколько турок из ложемента, устроенного внизу, у обрыва. Саперы вбежали в галерею, а другие тотчас заслонили ее отверстие приготовленными для сего двумя щитами».

«В продолжение нескольких минут, сказано в журнале, собралось множество турок, которые, и были встречены ружейными выстрелами из бойниц, прорезанных в упомянутых щитах, также ручными гранатами, из-за сих же щитов бросаемыми».

Встреченные сильным огнем, турки разбежались, и хотя последующие нападения их на выход из галереи и были менее сильны, тем не менее, упорный бой продолжался более двух часов времени. Турки, наконец, отступили в ближайшие свои окопы и открыли оттуда ружейный огонь по отверстию галереи. Тотчас после этого приступили к устройству спуска в обрыв.

Для этой цели из галереи, по обе стороны предполагаемой крытой сапы, выдвинули два щита, сколоченные из полуторадюймовых досок в два ряда, длиной в 12, высотой в 3 фута каждый. С удивительной быстротой и ловкостью эти щиты были спущены и поставлены ребром вдоль крутизны обрыва по обеим сторонам выхода из галереи. Как только это было сделано, турки опять стремительно бросились на новую работу и старались сорвать спущенные в обрыв щиты; бой при этом возобновился с прежним ожесточением. Неприятель, отбитый вторично, опять отступил в свои окопы и открыл сильный огонь по выходу галереи и по щитам. Тотчас по удалению неприятеля опрокинутые щиты были снова утверждены должным образом, прикрепив их веревками за стойки второй галерейной рамы, и к каждому из них приставили по четыре стрелка, для действия через бойницы вдоль рва. Этот огонь был столь действителен, что турки прекратили свои нападения. Пользуясь бездействием обороняющегося, немедленно поставили еще два щита, длиной по 6 фута, и ими довели спуск до самого ровика. Для защиты же от ручных гранат вся сапа, с щитовыми стенами, была покрыта потолочными фашинами. Все вышеописанные работы были кончены к 10 часам утра 17-го числа; затем полковник Шильдер снова приостановил их, как для того, чтобы не обнаружить неприятелю своих дальнейших намерений, так и для того, чтобы приготовить все необходимое для быстрого перехода через водяной ровик, лежащий на дне оврага, и для всхода по противолежащему крутому откосу до самого эскарпа бастиона. Между тем выстрелами четырех орудий брешь-батареи приступили к пробитию в эскарпе бастиона отверстий для заложения четырех минных галерей.

В восьмом часу вечера работы по переходу водяного ровика возобновились.

Закидав водяной ровик фашинами, поставили на них с каждой стороны сапы по два сплошных ряда туров, набитых хворостом, а сверху еще по одному ряду; верхние туры укрепили кольями и увенчали двумя вдоль положенными фашинами, поперек которых настлали фашинный потолок, прикрепив его кольями к венчательным фашинам. На противоположном краю водяного ровика были оставлены выходы из сапы и устроены ложементы для стрелков. Этим переходом турки, находившиеся в ложементах с левой стороны рва, до I бастиона, были совершенно отрезаны.

Теперь предстояло подниматься крытым ходом по противоположному скату оврага — работа, которая по значительной крутизне отлогости обрыва, представляла новое и весьма серьезное затруднение. Обыкновенный способ был здесь неудобен, и потому полковник Шильдер заменил его другим. Он придумал, для образования сапы, положить по обе ее стороны сапные туры, набитые хворостом и фашинами, продольно, логом, укрепив эти туры кольями к земле; потом положил на них второй ярус батарейных туров (по одному ряду с каждой стороны), также логом, прикрепляя их кольями же к нижнему ряду туров. Полученная таким образом высота стен была 5 фут.; поэтому ее увеличили еще на 1 фут помощью двух рядов фашин, прикрепленных кольями к верхнему ряду туров. Эту сапу, подобно предыдущей, покрыли фашинным потолком, а для удобной ходьбы по ней на землю была положена лестница.

До рассвета, 18-го сентября, этой своеобразной сапой поднялись по всей крутости оврага, и затем повели по дну рва, от пройденного оврага к эскарпу, две галереи: одну — в прежнем направлении перехода, а другую — правее, на исходящий угол бастиона, и впоследствии продолженную по левому фасу его. Быстрота устройства перехода через водяной ровик и от него крытого подступа к эскарпу была изумительна.

Неприятель, обманутый бездействием атакующего в течение всего предшествовавшего дня и непредвидевший его намерений, ничего не предпринимал для воспрепятствования работам полковника Шильдера, который, пользуясь этим, употребил все меры, чтобы окончить переход в одну ночь и тотчас же приступить к минным работам под бастионом. В 7 часов утра 18-го сентября вошел под бастион первый минер, в отверстие, подготовленное ядрами, а через два часа спустя вошел и второй, правее первого, почти под исходящим углом бастиона.

Для обеспечения устраиваемого перехода от нападений турок, засевших в окопах во рву между II и III бастионами, еще прежде приступили к венчанию контрэскарпа впереди вышеозначенного рва; но, к сожалению, эти работы не подвинулись на столько вперед, чтобы очистить ров от турок, безопасно собиравшихся около III бастиона. Поэтому, с наступлением дня (18-го сентября), когда неприятель заметил, что трудная работа устройства перехода через ров уже окончена, он начал покушаться уничтожить устроенный переход. Для этой цели турки поставили во рву одно орудие и в скором времени расстроили как часть главной сапы, так и рукава ее. Эти повреждения заставили минеров прекратить свою работу и отступить, пока сапы не будут исправлены; но требуемые починки были скоро выполнены, и минные работы продолжались. К вечеру первая галерея уже была проведена на 12, а вторая только на 4 фута.

В то же время атакующий заметил, что турки в большом числе собираются во рву у III бастиона. По всему следовало предполагать, что они намеревались сделать нападение на устроенный переход через ров, с целью разрушить его; поэтому были приняты все меры предосторожности. Действительно, с наступлением ночи, темнота которой усиливалась еще густым туманом, турки, в числе до 1000 человек, тихо, без малейшего шума, подкрались к сапам во рву и с неистовым криком «алла» бросились разорять их.

Увлечение, с которым К.А.Шильдер всегда отдавался всякому предпринятому им делу, не позволяло ему оставаться в своей палатке даже и для необходимого отдыха. Лично управляя всеми работами, исполнявшимися по его предположению, он постоянно находился со своими саперами или в сапе, или в минной галерее; там он подкреплял свои силы пищей, там же случалось ему и засыпать, когда он более не в состоянии уже был победить овладевший им сон. Точно также и в ночь с 18-го на 19-е сентября Карл Андреевич, утомленный дневным трудом, заснул в крытой сапе, устроенной им во рву. Рядовой Герасим Шулепов, состоявший при полковнике Шильдере бессменным вестовым, охранял своего начальника. В это время турки сделали нападение. Первый тур, выломанный неприятелем при нападении на сапу, был именно тот, за которым спал К.А.Шильдер, и один турок уже замахнулся на него саблей, но к счастью храбрый Шулепов бодрствовал, мгновенно бросился на противника и тут же заколол его штыком. Вслед за этим завязался кровавый бой, длившийся с 3 до 6 часов утра 19-го числа. Минеры и стрелки, бывшие в блиндированной сапе, теснимые многочисленным неприятелем, были принуждены отступить по сапе на гласис.

Несмотря на жестокий ружейный огонь из бойниц контрэскарпной стены, на картечные выстрелы из шести орудий, с батарей, расположенных на контрэскарпе, и четырех от берега моря, турки, с факелами в руках, с ожесточением разрушали сапу и зажигали туры, фашины и прочее. Мало того, они покушались даже прорваться на осадные батареи, устроенные на гласисе. После упорнейшего боя турки, наконец, отступили, понеся значительный урон; но и атакующему предстояло немало хлопот по восстановлению разрушенных частей перехода.

Немедленно по удалении турок, с удвоенным рвением приступили к исправлению сап, и около полудня все было приведено в такое состояние, что можно было продолжать минные галереи, уже значительно подвинутые вперед; первая из них была уже длиной 14 футов, и в ней начали спускаться колодцем.

Между тем, в 11 часов утра 20-го сентября, в галереях под II бастионом внезапно был услышан стук неприятельского контр-минера.

В виду этой неожиданной встречи, едва не разрушившей все смелые предположения полковника Шильдера, только уверенность в успехе и хладнокровная решимость его могли восторжествовать над опасностью. Нужно было принять немедленно решительные меры, чтобы предупредить противника; поэтому К.А.Шильдер начал ускорять углубление колодцев первой галереи и приступил к рытью его и во второй, хотя последняя и не была еще доведена до надлежащей длины; для того же чтобы отвлечь внимание неприятельского контр-минера от настоящих работ и заставить его принять другое направление, было приказано производить ложный стук по стене галереи.

К вечеру того же дня первый колодец успели углубить до 10, а второй до 9 футов, и тотчас начали выделывать камеры для усиленного и обыкновенного горнов, с таким расчетом, чтобы и тот и другой были уже заряжены к утру 21-го числа. Между тем нужно было ожидать, что с наступлением темноты турки возобновят покушение разрушить переход через ров, чтобы принудить нас отказаться от минных работ; поэтому были сделаны должные распоряжения для встречи осажденного, на случай нового с его стороны нападения. Принятые предосторожности не были излишни, потому что в 10 часов вечера масса неприятеля, показавшаяся на бреши куртины близ II бастиона, стремительно спустилась по ней и с неистовыми криками бросилась разрушать блиндированную сапу, ведущую к бастиону. Опять завязался упорный бой, и турки успели разрушить и зажечь часть крытой сапы; но сильный ружейный и картечный огонь принудил их скоро отступить в крепость. Во время этого непродолжительного, но чрезвычайно ожесточенного боя, К.А.Шильдер был контужен в правую руку. Прекратив пожар, следовало немедленно приступить к исправлению сапы и к продолжению минных работ. Но настойчивость, с которой турки хотели во что бы то ни стало остановить работы осаждающего, заставляла опасаться, что при последнем нападении, они, зная о существовании наших мин, успели проникнуть в самые галереи под бастионом и приступили уже к соединению их со своими контрминами. С нашей стороны много охотников вызывалось расследовать это; из числа их, два сапера бросились в минные галереи, и скоро возвратясь, с торжеством, объявили, что галереи не повреждены. Вслед за этим минеры заняли свои места и к 9 часам утра окончили все работы; оставалось только зарядить горны.

К вышеозначенному времени, т.е. к утру 21-го сентября, на левом фланге атаки также успели заложить горн под I бастионом, и предположив немедленно взорвать его, было отдано приказание удалить из траншеи всех рабочих; поэтому пришлось приостановить заряжание мин и под II бастионом. Это распоряжение отнимало почти всякую надежду на успех атаки, веденной полковником Шильдером на II бастион, потому что в то время, как последовало приказание прекратить работы, неприятельский контр-минер был уже в столь близком расстоянии от атакующего, что можно было слышать голоса говоривших в контр-мине. Кроме того, не было еще сомнения и в том, что с наступлением ночи неприятель возобновит нападение, и разрушив переход, может проникнуть в самые мины; тогда все понесенные до сего времени труды и потери были бы совершенно бесполезны. На этот раз, как видно, К.А.Шильдеру приходилось не только бороться с врагом, но и принимать меры, чтобы сделанное начальством распоряжение не лишило возможности воспользоваться плодом тяжких усилий, длившихся уже шесть дней. При таких обстоятельствах полковник Шильдер решился на последнее крайнее средство: окончить выделку камер, ложным стуком по стене галереи ввести в заблуждение контр-минера, а с наступлением темноты плотно заколотить входы галерей деревянными щитами, чтобы в случае удачного для турок нападения на сапу они не могли проникнуть в самые галереи.

В 8 часов пополудни горн под первым бастионом был действительно взорван; но не смотря на заряд в 180 пудов пороха, взрыв этот не произвел того действия, на которое рассчитывали, так как он не открыл внутренности самого бастиона, в котором, позади взорванного бруствера, насыпан был другой, профили гораздо сильнее первого.

Предосторожности, принятые полковником Шильдером для охранения минных галерей под II бастионом, как оказалось и в этом случае, не были излишни: в 10 часов вечера турки в третий раз атаковали блиндированный переход через ров. Хотя это новое нападение длилось всего полчаса, но турки нападали с таким ожесточением и с таким упорством выдерживали жестокий огонь с нашей стороны, что нельзя было сомневаться в намерении их проникнуть в минные галереи. К счастью, предусмотрительность полковника Шильдера не допустила турок до этого, и они, после безуспешного старания оторвать щиты, отступили.

Утром 22-го числа, когда блиндированная сапа, в течение ночи, была еще раз исправлена, входы в галереи были открыты, и в 9 часов приступили к заряжанию мин, причем по прежнему продолжали производить ложный стук по стене.

После стольких усилий, достигая наконец цели, К.А.Шильдер заботился поскорее окончить заряжание, так как быстро изменявшиеся обстоятельства могли опять замедлить ход работ. Поэтому он решил усиленный горн, вместо 225, как было предположено, зарядить только 130 пуд. пороха, заряд же второй мины уменьшить до 45 пуд. Но самое заряжание этих мин было делом исключительным и чрезвычайно трудным. Нельзя было заряжать мины ночью, потому что нападение турок могло уничтожить все наши долгие труды; еще опаснее было заряжание их днем, когда переноска до 300 пуд. пороха в бочонках, по блиндированной сапе, через овраг с крутыми скатами, представляла большие затруднения. Притом же неприятель, постоянно бросавший на сапу ручные гранаты, мог случайно произвести взрыв, а обнаружив, таким образом, переноску пороха в мины; турки немедленно возобновили бы атаку, чтобы воспрепятствовать заряжанию горнов. Для устранения такой случайности, изобретательность К.А.Шильдера, хорошо уже изучившего дух противника, указала ему на способ, увенчавшийся полным успехом.

Выше было упомянуто, что турки заняли местность впереди северных и западных фронтов крепости сетью ложементов; некоторые из них, ближайшие к правому флангу осадных работ, крайне затрудняли действия атакующего и принуждали его неоднократно вступать с турками в рукопашный бой, штыками выбивая их из окопов; но продолжая с упорством защищать каждый шаг местности, обороняющиеся всегда возвращались снова в свои окопы. Поэтому для обеспечения своего правого фланга полковник Шильдер приказал, еще за два дня перед тем, вести вправо от брешь-батареи тихую двойную сапу против турецких ложементов. Эта работа с самого начала обращала на себя внимание турок, которые несколько раз покушались даже срывать или зажигать мантелет сапы. Полковник Шильдер справедливо полагал, что всякое неожиданное действие с этой стороны может совершенно отвлечь внимание турок от блиндированной сапы во рву и от мин, устраиваемых под II бастионом. В таком предположении он приказал изготовить большой деревянный ящик, из сколоченных стоймя 3½ дюйм досок, длиною 12 футов, обложенный внутри тонкими фашинами и долженствовавший заменить собою обыкновенный мантелет. С этой целью ящик, легко подвигаемый при помощи рычагов, состоял только из трех стен и был открыт к голове сапы; для отражения же неприятеля, приблизившегося к сапе, в стенах ящика были прорезаны бойницы для десяти стрелков, помещавшихся в этом нового рода мантелете. Как только этот громадный ящик, изготовленный к утру 21-го сентября и извергавший из себя сильный ружейный огонь, стал подаваться вперед, турки тотчас обратили все свое внимание на новый, никогда ими невиданный мантелет; полковник же Шильдер, заметив впечатление, произведенное на турок его изобретением, приостановил работу сапы до следующего дня. Приступая на другой день к заряжанию горнов, он поставил внутри ящика десять стрелков, с приказанием поддерживать через бойницы частую стрельбу, а рабочим выкидывать как можно более земли. В первый же момент движения нового мантелета турки разом бросили в него до восемнадцати гранат, из которых, к счастью, только одна упала в середину ящика. Не останавливаясь на этом, турки еще долго продолжали действовать по ящику ружейным огнем и ручными гранатами, и зорко следили за всеми его движениями. Все внимание турок обратилось теперь на удивительный ящик, так что они забыли о минах под II бастионом. Этот ящик, по замечанию П. Глебова, сослужил под Варной такую же службу, как под Троей знаменитый конь, воспетый Вергилием в «Энеиде». Военная хитрость, придуманная полковником Шильдером, удалась вполне: пока все внимание турок сосредоточилось на деревянном мантелете, весь порох, потребный для двух устроенных горнов, был перенесен, горны заряжены, а вслед за тем, в 3 часа пополудни (22-го сентября), они уже были взорваны.

Результата совокупного взрыва двух мин, одной в 130, а другой в 45 пуд. пороха, превзошел ожидания: весь бастион был разрушен, и притом так, что часть воронки, к стороне крепости, образовала собой насыпь в роде бруствера, обращенного фронтом к неприятелю. Вместе с тем в правом фасе бастиона открылась пологая брешь, тем более удобная для штурма, что выброшенной землей засыпало часть водяного ровика. С гребня этой воронки можно было действовать по городу и распространиться по всей куртине между I и II бастионами. Этим взрывом было погребено от 400 до 600 турок, находившихся на II бастионе, а один контр-минер был даже переброшен на брешь батарею.

Немедленно после взрыва атакующий открыл пушечный огонь по гребню воронки, чтобы сбить выброшенные палисадины, плетни и т.п., из-за которых турки производили ружейную стрельбу и бросали гранаты.

Взрыв II бастиона в значительной степени поколебал если не мужество, то упорство сопротивления турок, о чем можно было судить по тому, что к вечеру, после взрыва, крепостной огонь значительно ослабел. Пользуясь этим, осаждающий дал саперам отдых и провел всю ночь с 22-го на 23-е число ничего не предпринимая против крепости.

Устройство перехода через ров, при чрезвычайно исключительных условиях местности и при необыкновенном упорстве обороняющегося, равно как и весьма удачное разрушение II бастиона Варны, были началом блестящих военных подвигов К.А.Шильдера и обнаружили в нем инженера искусного, предприимчивого и решительного. Личное же его мужество и непреклонная воля, с которой он стремился к достижению предположенной цели, сделались известны всему осадному корпусу. Атака на II бастион, веденная по проекту К.А.Шильдера и под личным его управлением, от начала до конца шла столь быстро, решительно и безостановочно, что составляла совершенную противоположность с атакой на I бастион, и лишь одна она поколебала фанатическую стойкость турок.

Император Николай Павлович, был свидетелем подвигов своих войск при осаде Варны, оценил по достоинству заслуги полковника Шильдера, и как только получил донесение об удачном взрыве II бастиона, послал главному виновнику успеха, через флигель-адъютанта князя Суворова, орден Св. Георгия 4-й степени.

Непосредственно следствием разрушения II бастиона, как уже сказано, был некоторый упадок духа обороняющегося; но он все еще продолжал сопротивляться. Поэтому, преследуя свою постоянную цель — овладеть крепостью без штурма, полковник Шильдер с рассветом, 23-го сентября, приступил к ведению подступов по скату воронки, чтобы без больших потерь приблизиться к ее гребню, обращенному к крепости, и утвердиться на этом гребне.

Вследствие ли недоверия к предположению полковника Шильдера, или по какой либо другой никому необъяснимой причине, было однако принято решение перед рассветом, 25-го сентября, штурмовать брешь I бастиона, образованную взрывом, произведенным там 21-го числа. Штурмующие колонны заняли уже было воронку, проникли даже до развалин ближайших домов крепости, но были оттеснены превосходными силами турок к своим траншеям, потеряв при этом до 200 человек убитыми и раненными. Во время этого неудавшегося штурма, небольшая наша колонна вышла из воронки II бастиона и ударила на турок, занимавших ложементы во рву между I и II бастионами; турки обратились в бегство, направляясь к бреши в куртине возле II бастиона. Этим удачным нападением весь ров первого полигона был очищен от неприятеля, и получилась возможность устроить безопасный ход через ров против середины куртины, и заложить мины для образования в ней бреши, как прежде предполагал полковник Шильдер. Возвращение к первоначальному предположению полковника Шильдера было тем необходимее, что неудавшийся штурм на I бастион мог поднять ослабевавшую энергию гарнизона, и потому следовало действовать так, чтобы отнять у неприятеля всякую возможность продолжать сопротивление. Руководимые своим любимым начальником, саперы дружно принялись за работу: к вечеру окончили переход и уже приступили к пробитию отверстия в эскарпной стене куртины первого полигона, чтобы из них идти галереями под крепостной вал.

В течение двух следующих дней (26-го и 27-го сентября) все начатые прежде работы на правом фланге атаки продолжались весьма успешно, а в минных галереях уже приступили к выделыванию камер под серединой куртины. Крепости угрожало полное разрушение всего почти первого полигона, и падение ее было неизбежно. Видя столь успешное действие атакующего, турки убедились в бесполезности продолжать сопротивление, и 28-го сентября начальствовавший в Варне Юсуф-паша начал первые переговоры о сдаче крепости. Зная, однако, вероломство турок, можно было опасаться, что эти переговоры, начатые лишь с целью выиграть время, не приведут к желаемому результату; поэтому полковник Шильдер торопился зарядить хоть одну из начатых под куртиною мин, чтобы в случае безуспешности переговоров ошеломить турок немедленным взрывом части куртины. Поняв, наконец, неудержимость атаки на II бастион, фанатические мусульмане, вопреки своему закону, повелевающему сопротивляться пока жив хотя один поклонник великого пророка, были вынуждены безусловно отдаться великодушию русского Императора. Утром 29-го числа, ко всеобщему восторгу, последовала сдача крепости, а в 3 часа пополудни полковник Шильдер, главнейший виновник падения Варны, вступил в покоренную крепость, предводительствуя Гвардейским Саперным батальоном, следовавшим за ним с барабанным боем, музыкой и с распущенным знаменем.

За покорение Варны К. А. Шильдер был награжден чином генерал-майора, с назначением командиром Гвардейского Саперного батальона. Кроме того, по воле Императора подвиг генерала Шильдера увековечен прекрасной картиной, изображающей момент венчания воронки после взрыва II бастиона крепости Варны. Кисть художника сумела вполне выразить всю трудность опасного предприятия и все сапные работы, отважно произведенные гвардейскими саперами. Эта картина, находящаяся в одной из зал Императорского Зимнего Дворца, написана художником Заурвейде, пользовавшимся при этом указаниями генерала Шильдера, который сам, умея отлично рисовать, руководил его своими советами, основанными на личных воспоминаниях и на ближайшем знакомстве со всеми подробностями дела. Направляемый в своих мыслях пояснениями и указаниями очевидца и участника в деле, художник с поразительной верностью представил все подробности сапных работ и действий сапер; даже лица нижних чинов, изображенных на первом плане картины, по большой части суть портреты действительных участников в изображенной на ней работе.

И так действия и распоряжения К.А.Шильдера под Варной вполне оправдали то лестное мнение, которое о нем имел Государь Император. С этого времени, во все продолжение своей службы, К.А.Шильдер пользовался неизменно доверием и высоким расположением своего Монарха, которому он был предан со всей искренностью своих рыцарски-честных убеждений.

Могут, однако, заметить, что с 15-го сентября до дня сдачи крепости, вместо пяти дней, определенных полковником Шильдером, прошло две недели. На это можно возразить, что при определении времени, в течение которого может быть произведена та или другая осадная работа, невозможно предугадать того сопротивления, которое обороняющийся противопоставит действиям атакующего. В этом можно легко убедиться, вспомнив, что варнские турки принудили три раза возобновлять крытый переход через ров их крепости. Прибыв к Варне лишь за два дня до начала исполнения своего проекта, полковник Шильдер не имел времени ознакомиться с характером обороны крепости, а основываясь на рассказах других, конечно, не мог составить об этом верного и полного понятия. Притом не должно забывать, что проект полковника Шильдера подвергся весьма важному изменению, вследствие чего переход через ров устраивался на месте наименее для того удобном, как по глубине и крутизне берегов оврага, через который предстояло перейти, так и по близости неприятеля, занимавшего окопы во рву перед вторым полигоном, что давало туркам возможность безнаказанно делать нападения на работы и разрушать их. Наконец, производство осадных работ в самый важный момент их было прервано на целый день, по случаю приготовлений к взрыву I бастиона, не приведшего притом к другим результатам, кроме неудачного штурма и потери 200 человек.

Все вышесказанное убедительно подтверждает мнение, что наши войска вступили в Варну 29-го сентября 1828 г., а не позже, благодаря исключительно только успешной атаке II бастиона, без чего легко могло случиться, что застигнутые поздним временем года, мы были бы принуждены снять осаду, с тем, чтобы возобновить ее уже в следующую кампанию, при условиях, конечно, еще более невыгодных для атакующего. К тому же, к югу от Варны, на покрытых лесом высотах, виднелись бунчуки Омер-Врионе, который, при успешных с его стороны действиях, мог войти в крепость и тем поставить осадный корпус в крайне затруднительное положение. Разрушить такой план противника возможно было только немедленным покорением все еще непобежденной Варны.

Поэтому главная заслуга К.А.Шильдера заключается в овладении Варной именно в течение кампании 1828 г., а не в изобретении им сапы с досчатыми стопами и деревянного мантелета, как некоторые полагают. Военный такт и так называемый глазомер или высшая способность верно определять положение обороняющегося и ту часть крепостной ограды, занятие которой отнимает у неприятеля всякую возможность продолжать сопротивление, и умение действовать сообразно с характером противника, — вот те средства, которыми располагал К.А.Шильдер для нанесения верного удара Варне и для овладения этой крепостью без штурма, всегда кровопролитного. Если осадное искусство заключается в умении побеждать крепости с возможно меньшими потерями, как заповедано Вобаном, то К.А.Шильдер, как под Варной, так и при других осадах, является достойнейшим последователем великого инженера.

В отношении того, что крепость сдалась без штурма, важность услуги, оказанной К.А.Шильдером, делается еще значительнее, если только возьмем в соображение ожесточенное упорство, с которым защищают турки свои крепости, и припомним огромную потерю, понесенную нашими войсками при штурме Браилова в течение той же кампании (3-го июня 1828 г.).

Личное мужество и отвага К.А.Шильдера стяжали ему известность героя и любовь солдат, этих строгих и беспристрастных ценителей достоинств своих начальников. Эти воинские качества и составляли главную пружину, которая двигала осадные работы быстро и с такою непреклонной решимостью, что упорство варнского гарнизона, постепенно ослабевая, наконец истощилось, и гарнизон сдал крепость, не ожидая нового штурма.

Мы считаем не излишним привести здесь два эпизода, могущие служить в некоторой степени дополнением к характеристике Карла Андреевича.

Однажды, именно тогда, когда порох для заряжания горнов под II бастионом Варны был уже доставлен в траншею, неожиданно последовал приказ, чтобы порох этот был возвращен, так как в нем встретилась надобность для другой цели. Карл Андреевич воспротивился исполнить это. В скором времени прибыл в траншеи начальник осадного корпуса, и придя к тому месту где находился порох, предназначенный для мин полковника Шильдера, повторил прежнее требование. В ответ на это вспыльчивый Карл Апдреевич, схватив зажженный фитиль и подойдя к пороховым боченкам, сказал князю Воронцову: «прежде чем возьмут отсюда этот порох, неугодно ли будет Вашему Сиятельству совершить со мной воздушное путешествие». Конечно, порох был оставлен для взрыва II бастиона.

Другой случай был под Варной же: Карл Андреевич, узнав, что одна из его осадных батарей прекратила огонь, потому что турки сильным ружейным огнем не дают артиллеристам заряжать орудия, тотчас явился на злосчастную батарею. Получив уже известное ему объяснение, он, недолго думая, стал перед дулом орудия спиной к неприятелю, и хладнокровно скомандовал: «Заряжай»! Артиллеристы живо исполнили команду; тогда Карл Андреевич отошел в сторону, и батарея снова с успехом возобновила прерванный огонь.

Дунайская экспедиция

Chez un général l’esprit ou le talent doit-être en equilibre avec le caractère ou le courage: s’est ce que Napoleon appelait être carré autant de base que de hauteur.

Las Cases.

Падение Варны составляет заключительный эпизод кампании 1828 года, потому что приближавшаяся зима принудила отложить дальнейшую борьбу до весны, причем весь гвардейский корпус было решено двинуть на зимовые квартиры в Россию. Гвардейский Саперный батальон и Конно-Пионерный эскадрон, под общей командой генерала Шильдера, выступили прежде других, имея назначение исправлять дороги по пути следования гвардейских войск. Исполнив это, гвардейские саперы и пионеры направились к переправе через Дунай у Сатунова. Прибыв туда, генерал Шильдер должен был, 21-го октября, опять расстаться со своим батальоном, вследствие Высочайшего повеления отправиться к Силистрии, так как предполагали овладеть этой крепостью еще до наступления зимы. Но по случаю позднего времени года начатую осаду пришлось скоро прекратить: 27-го октября войска, находившиеся под Силистрией, начали свое отступление, а К.А.Шильдер, пробыв при осадном корпусе только три дня, отправился к своему батальону, который был уже в это время на походе в Каменец-Подольскую губернию.

Для расположения гвардейского корпуса на зимних квартирах назначались окрестности Тульчина, который был избран место пребывания главной квартиры Великого Князя Михаила Павловича; штаб-квартира же Гвардейского Саперного батальона находилась в д. Мясковке. Карл Андреевич прибыл туда 15-го ноября.

Предвидя бездействие, на которое наши войска были обречены по случаю наступившей суровой зимы, Карл Андреевич захотел воспользоваться этим обстоятельством, чтобы побывать в Петербурге, куда его влекло желание повидаться с сыном и разные семейные обстоятельства. Получив двадцативосьмидневный отпуск, 19-го декабря он уехал в Петербург, посетив дорогою своих родных, проживавших в Витебской губернии.

По прибытии из отпуска, Карл Андреевич знал, что несмотря на предположенное уже возвращение в Петербург всего гвардейского корпуса, а вместе с ним и Гвардейского Саперного батальона, он сам останется при действующей армии для управления частью осадных работ под Силистрией. Поэтому, до наступления кампании, генерал Шильдер употреблял большую часть времени на изучение плана этой крепости с ее окрестностями и на составление проекта осады ее. При этом, набрав в помощники несколько офицеров из своего батальона, он в то же время подготавливал достойных себе сподвижников. В числе этих офицеров был подпоручик Петр Николаевич Дубенский, храбрый офицер, уже отличившийся при осаде Варны и жаркий поклонник блестящих качеств К.А.Шильдера.

В одном из писем к своему отцу, жившему в Петербурге, по поводу проектов своего начальника, молодой Дубенский писал: «мы каждый день работаем над составлением планов и проектов, которые угрожают полным взятием гордой Силистрии».

При своем веселом и общительном характере, Карл Андреевич не мог однако довольствоваться обществом постоянно одних и тех же лиц, и беседой, мотивом которой, почти исключительно, служили или предстоящая кампания, или обратный поход в Петербург, или вообще служебные вопросы. Как отдых, ему по временам нужно было общество и посторонних лиц. Лучшее развлечение Карлу Андреевичу доставляли живопись и музыка, к которым он имел страсть с самых юношеских лет. Живя в Мясковке, он иногда посещал окрестных помещиков и преимущественно семейство князя Четвертинского, очень полюбившее Карла Андреевича, как варнского героя, покрытого еще недавними лаврами, и как умного, приятного собеседника. К тому же Четвертинский был страстный любитель музыки; у него подолгу гостили иногда многие артисты и часто приезжал князь Виржинский, тоже меломан, содержавший даже большой хор музыкантов. Чтобы удовлетворить своей страсти к музыке, Карл Андреевич часто ездил к Четвертинскому и иногда гостил там по нескольку дней, но при этом он не покидал и других своих любимых занятий: забирал с собою свои планы и занимался ими по утрам, и вообще когда это оказывалось удобным. По вечерам же составлялись музыкальные вечера, на которых, при участии Карла Андреевича, исполнялись произведения Моцарта и Гайдна.

Так проходило время, пока (20-го февраля 1829 г.) не было получено повеление об откомандировании генерала Шильдера в распоряжение главнокомандующего действующей армии, для участия в предстоящей кампании и в осаде Силистрии. В тот же день генерал поехал в Тульчин для получения приказаний от Великого Князя Михаила Павловича, и для того чтобы ходатайствовать об отправлении вместе с ним некоторых офицеров Гвардейского Саперного батальона, дабы дать им случай участвовать в военных действиях в кампанию 1829 г.

Простясь со своим батальоном, генерал Шильдер, в сопровождении подпоручика Дубенского, состоявшего при нем в звании адъютанта, 24-го февраля отправился в Яссы, где в то время находилась главная квартира действующей армии. Карл Андреевич прибыл в Яссы только 2-го марта, задержанный на пути выступившими из берегов речками и дурным состоянием дорог от таяния снегов и дождей.

Припомним, что в половине февраля месяца к действующей армии, вместо престарелого графа Витгенштейна прибыл новый главнокомандующий граф Дибич, предприимчивый и еще не удрученный летами генерал, притом стремившийся к достижению славы, и вследствие этого желавший открыть кампанию каким либо блистательным делом. Энергия и, позволим себе сказать, дерзкая отвага К.А.Шильдера, прибывшего к главной квартире, помогли главнокомандующему исполнить это намерение.

Взятие Силистрии составляло главнейшее предприятие, от которого зависел ход всей кампании 1829 года. Для успешной же осады этой крепости необходимо было предварительно устроить благонадежную переправу через Дунай вблизи осаждаемой крепости, так как недостаток подобной переправы был весьма чувствителен уже во время кампании предшествовавшего года. Вследствие этого предположено было устроить, посредством моста, прочное сообщение между правым берегом Дуная и местечком Калараш, лежащим на противоположном берегу реки, в 6 или 7 верстах ниже Силистрии. Для этой цели еще в предшествовавшем году генералу Пхейзе было поручено заготовить плашкоутный мост недалеко от устья реки Аржиса, вливающейся в Дунай у деревни Фундени. Должно заметить, что река Аржис вливается в Дунай около 75 верст выше Силистрии, прямо против укрепленного местечка Туртукая. Причины же, побудившие заготовить мост в этой реке, состояли в том, что на самом Дунае и в других притоках его не было безопасных от неприятельских нападений мест, где можно бы было строить мост и затем выжидать удобного времени для наводки его. Следовательно, уже изготовленный мост предстояло спустить к Каларашу; но так как Дунай охраняли две неприятельские флотилии, силистрийская и рущукская, то для провода плашкоутов хотели воспользоваться весенним разливом реки, когда ее многочисленные заливы и притоки выступят из берегов. Разлив однако продолжался весьма недолго, два или три дня, и по разным обстоятельствам им не успели воспользоваться. В таком положении находилось это дело, когда К.А.Шильдер прибыл в главную квартиру. Услышав о плашкоутах, бесполезно остававшихся у д. Фундени, и сознавая всю необходимость надежного сообщения через Дунай у Калараша, для предположенной осады Силистрии, он тотчас же взялся за рискованное предприятие — доставить плашкоуты по Дунаю к Каларашу, не взирая на присутствие на этой реке двух неприятельских флотилий, стоявших у Силистрии и у Рущука. Хотя обыкновенная нерешительность турок и недостаток единства в их действиях давали некоторую надежду на успех, тем не менее, столь важное дело нельзя было основывать на одной счастливой случайности. Поэтому, после зрелого обсуждения всех обстоятельств, и составив подробный план предполагаемых действий, генерал Шильдер представил свое предположение начальнику штаба действующей армии, генерал-адъютанту Толю, который и доложил это предположение главнокомандующему.

В скором времени после этого доклада генерал Шильдер получил предписание отправиться в Бухарест, явиться там к командиру 2-го пехотного корпуса, генерал-адъютанту графу Палену 1-му, испросить у него средства к доставлению моста в местечко Калараш теми способами, которые он, Шильдер, по обстоятельствам, признает за лучшие; при этом было замечено, что «от немедленного и точного исполнения этого поручения может зависеть удачное открытие кампании». Генералу Шильдеру было еще вменено в обязанность: взять все меры для прекращения сообщения между крепостями Силистрией и Рущуком; стараться уничтожить силистрийскую флотилию, и заготовить все нужные материалы для предстоявшей осады Силистрии.

Получив это предписание, генерал Шильдер немедленно отправился в Бухарест и 16-го марта был уже на дороге из этого города в м. Фундени. Плашкоуты, вытащенные на берег для предохранения их от напора льда, генерал Шильдер нашел в самом жалком виде: из числа всех шестидесяти трех, большая часть была построена из сырого леса, а некоторые не имели даже книц, которые составляют, как известно, главнейшее скрепление частей всякого судна. Но так как на перестройку или капитальное исправление плашкоутов терять времени было невозможно, то генерал приказал исправлять только наиболее негодные, а все остальные, оконопатив и осмолив на скорую руку, тотчас же спустил на воду.

После этих распоряжений Карл Андреевич отправился осматривать левый берег Дуная, от Аржиса до р. Бот, вливающейся в Дунай верстах в 20—25 выше Калараша. Вторичное небольшое разлитие Дуная давало повод полагать, что есть возможность провести плашкоуты безопасно, вне круга действий неприятельских флотилий и крепостей. Но после внимательного исследования всего берега оказалось, что доставить мост к Каларашу нельзя иначе, как спуская плашкоуты по Дунаю, в виду двух турецких флотилий, которые при малейшей бдительности со стороны турок могли уничтожить все плашкоуты, вместе с отрядом, предназначенным для спуска их по Дунаю. Тем не менее, генерал Шильдер решился на это отважное предприятие, имея в виду, что доставление моста к Каларашу было необходимо для открытия кампании. План Карла Андреевича для исполнения возложенного на него поручения заключался в следующем:

Для прекращения сообщения по реке между Рущуком и Силистрией, он предположил построить батареи на левом берегу Дуная, близ устья Аржиса и Бота.

Когда внимание неприятеля будет сосредоточено на этих батареях, спустить на воду остальные плашкоуты, приведенные в боевую готовность, и на каждом из них устроить, из мостового наката, фашин и мешков, бруствера с бойницами, для безопасного действия стрелков. К каждому плашкоуту, для буксирования его, прицепить небольшой челнок, имея на нем двух или трех гребцов из пехотных солдат и одного молдавана, как лоцмана.

Флотилию из плашкоутов должны были защищать от нападений неприятеля паромы, сплоченные каждый из двух лодок и вооруженные полевыми орудиями и ракетами. Орудия и ракетные станки, установленные на паромах, было предположено прикрыть эполементами из мешков, набитых шерстью.

Наконец, собрав в окрестностях все малые лодки, и поместив на них стрелков, составить из этих лодок авангард и арьергард: первый — для вступления в бой с частью силистрийской флотилии, крейсеровавшей у Туртукая, а второй — для отражения рущукской, если бы она решилась спуститься вниз по реке вслед за плашкоутами.

Когда это предположение было представлено графу Палену 1-му, то этот опытный в военном деле генерал, отличавшийся притом мужеством и необыкновенным хладнокровием в пылу битвы, усомнился однако в успехе отважного предприятия генерала Шильдера; но после личного объяснения с ним, граф Пален убедился, что доставить мост к Каларашу не было другого средства, кроме предлагаемого Карлом Андреевичем, и потому согласился отрядить из своего корпуса два полка пехоты с несколькими орудиями, которые немедленно и двинулись к Фундени.

Получив согласие графа Палена, генерал Шильдер, не теряя времени, приступил к исполнению своего предположения, начав с укрепления левого берега Дуная.

При устье Аржиса он построил укрепление, и для придания ему более сильного вооружения вытребовал из Калараша 4 легких орудия и 100 конгревовых ракет с двумя станками. Для воспрепятствования неприятелю доступа к р. Аржис, генерал Шильдер хотел устроить брандеры и подводные мины, для чего в м. Фундени было доставлено 50 зажигательных стклянок с бертолетовой солью. Кроме того, на самом берегу Дуная, при устье Аржиса, были построены еще две батареи: одна в том месте, где Дунай наиболее суживается, а другая против редута, построенного турками близ Туртукая. Как только эти батареи были окончены и вооружены, с них немедленно открыли огонь. Под первые же выстрелы попалась неприятельская лодка, которая по прошествии нескольких минут пошла ко дну, вместе с бывшими на ней турками.

Ко времени открытия огня с береговых батарей, все плашкоуты были уже исправлены и спущены на воду, и генерал Шильдер немедленно приступил к устройству на них брустверов, к сплачиванию паромов и т. п. Через два дня все эти приготовления к вступлению в Дунай были уже окончены. Два пехотные полка (Вологодский и Архангелогородский), назначенные для этой экспедиции, стояли в лощине близ берега Аржиса, у м. Фундени, и ждали только приказания, чтобы двинуться в поход.

В таком положении находилось предприятие генерала Шильдера, когда 30-го марта, в день, назначенный для выступления, прибыли к Фундени начальник штаба 2-го пехотного корпуса, генерал Герман, и командир отряда, назначенного в экспедицию, генерал-майор Яфимович. Полки немедленно встали в ружье, и генерал Яфимович повел их к берегу. Здесь К. А. Шильдер вышел перед фронтом, и со свойственной ему геройской восторженностью объявил всем солдатам и офицерам, что им предстоит дело славное и такое, какое еще никогда не выпадало на долю нашей армии.

— «Ребята! говорил он, мы пустимся на этих плашкоутах вниз по Дунаю, проплывем 75 верст и разобьем турецкие флотилии в пух и прах!»

— «Ура!» прокричал отряд в ответ на геройское приветствие отважного генерала».

Не теряя времени, Карл Андреевич дал каждому начальнику наставления, как ему действовать в случае какого-либо непредвиденного обстоятельства или при встрече с неприятелем. При этом генерал строго подтвердил начальникам плашкоутов, чтобы они, при непогоде или противном ветре, старались не быть отброшенными к неприятельскому берегу и для того немедленно останавливались бы, собирались все в одну кучу и причалили бы к левому берегу, находясь у которого еще можно было бороться и с турками, и с волнами Дуная. Очевидно, что никакая предусмотрительность не была в состоянии предвидеть всех опасностей, которые могли встретиться во время предстоявшего плавания; поэтому генерал Шильдер ограничился лишь главнейшими указаниями.

На каждый плашкоут было посажено по 25 солдат; артиллерия установлена на паромы; на лодки, долженствовавшие составить авангард и арьергард, посадили стрелков, и когда все было уже готово, по данному сигналу импровизированная флотилия отчалила от берега и с громкими песнями понеслась по Аржису к Дунаю.

Вначале все шло удачно, и тихая погода благоприятствовала плаванию; но это продолжалось недолго: не прошло и получаса, как плашкоуты, шедшие до того времени в порядке один за другим, начали выходить из должного направления и садились на мель. Гонимые сильным течением, они стали набегать друг на друга, сталкивались, смешивались, трещали во всем своем составе и теряли конопать, отчего немедленно открывалась течь. Наступило сильное смятение. На всех плашкоутах раздавались крики рабочих: одни силились сдвинуть плашкоут с мели, другие спешили чем бы то ни было прекратить течь, иные откачивали воду, укрепляли фашины по палубе; все одинаково трудились, чтобы привести флотилию в прежний порядок и не отстать от передних плашкоутов. После необыкновенных и долгих усилий, только около полуночи отряд добрался до Дуная, проплыв по Аржису не более 4 или 5 верст. У самого почти устья Аржиса плашкоуты благополучно причалили к берегу в надлежащем порядке и остановились на ночлег.

Исправив последние повреждения, усталые солдаты готовы уже были предаться отдыху, как неожиданно набежали тучи, блеснула молния и разразилась буря, все более и более усиливавшаяся. Весь отряд пришел в движение и проработал целую ночь, чтобы только удержать плашкоуты у берега.

К довершению трудного и весьма опасного положения отряда, на Дунае показались турецкие лодки; но к частью они ограничились только наблюдением и не посмели приблизиться даже на картечный выстрел к отряду, выбивавшемуся из сил.

Эта неудача в самом начале предприятия не поколебала однако ни бодрости духа солдат, ни решимости генерала Шильдера. В отряде никто не сомневался, что предположенная цель будет достигнута.

К рассвету буря начала стихать, и солдаты прилегли у брустверов, устроенных на палубах плашкоутов и паромов; только часовые громко окликала друг друга. Но этот отдых был кратковременный; едва рассвело, все стало на ноги и начало готовиться к отплытию. Несложные приготовления живо были окончены, плашкоуты отчалили от берега и передние из них начали уже выходить из Аржиса, поворачивая вправо вниз по Дунаю. Это была самая решительная минута предприятия: раз вступая в Дунай, нужно было ежечасно быть готовым бороться со всякого рода препятствиями, пока наскоро снаряженная армада не достигнет устья р. Бот.

Турки полагали, что приготовления русских имели целью устройство переправы через Дунай близ укреплений Туртукая. На основании этого предположения они и приняли соответственные меры. Но плашкоуты и прочие суда, выходя из Аржиса, один за другим, поворотили влево и пустились вниз по Дунаю, послав на прощанье несколько выстрелов в Туртукай; тут только турки заметили свою ошибку и немедленно отправили в Силистрию и Рущук донесение о том, что русские суда двинулись по направлению к Силистрии.

Впереди всех на небольших лодках выступил авангард, состоявший из стрелков Архангелогородского пехотного полка, при трех легких орудиях, установленных на паромах, под прикрытием особых стрелков. За авангардом двигались, в одну линию, 63 огромных плашкоута, на каждом из которых находилось по 25 человек. Наконец следовал арьергард, состоявший из двух легких орудий, установленных на плотах, и стрелков на малых лодках. Отрядный командир генерал Яфимович и руководитель этой отважной экспедиции генерал Шильдер разъезжали по всей линии на особой лодке, которая под парусами носилась от одного плашкоута к другому с быстротою стрелы. Для подачи сигналов, на мачте этого челнока поднимались условленные флаги. Оба генерала, приближаясь то к одному, то к другому плашкоуту, отдавали приказания с таким геройским присутствием духа, что каждый солдат, видя веселые лица своих начальников и их спокойствие, сам невольно забывал об опасностях.

В дополнение к прежним распоряжениям были отданы еще новые приказания, сущность которых заключалась в следующем: по условленным сигналам от авангарда, плашкоуты должны или идти в бой, или причаливать к берегу; по двум другим сигналам горнистов, застрельщики авангарда должны или собираться к одному месту, или рассыпаться в разные стороны; наконец, если один из передних плотов, вооруженных легкими орудиями, встретит неприятельское судно, или приблизится к острову, занятому турками, то он должен немедленно и не ожидая приказаний открыть из орудий усиленный огонь.

Для приучения людей к боевым маневрам, при условиях совершенно для них новых, и чтобы они свыклись с мыслью, что ежеминутно должны быть готовы вступить в бой с неприятелем отчаянным и нередко предприимчивым, положено было делать частые фальшивые тревоги.

Как сказано выше, сделав в Туртукай несколько выстрелов, смелые пловцы с песнями понеслись вниз по Дунаю. Небольшие челноки, прицепленные к носу каждого плашкоута, для буксирования его, еще в самом начале плавания оказались слишком для того слабыми, но кое-как еще продолжали действовать. Все остальное шло благополучно, а тревоги, следовавшие одна за другой, удостоверяли начальников, что отряд ежеминутно готов сразиться с неприятелем.

Между тем облака, еще с утра носившиеся над Дунаем, все более и более сгущались; ветер начал быстро усиливаться. В скором времени заревела буря, сильнее прежней, с противным ветром и проливным дождем. Неопытные пловцы были снова поставлены в положение еще более опасное, чем были накануне. Плашкоуты колыхались, трещали, вертелись на одном месте, или неслись по произволу ветра и волнения. Буксирные челноки оказались совершенно бесполезными, и нужно было заботиться только о том, чтобы спасти находившихся на них гребцов.

Генерал Шильдер, в легком челноке, переплывая от одного плашкоута к другому, был везде, где присутствие его казалось нужным; его каждое слово возвышало мужество и надежду в бедствовавшем отряде, разбросанном бурей более чем на десять верст. Плашкоуты были перемешаны так, что суда, бывшие впереди в начале плавания, очутились в хвосте линии, а составлявшие прежде хвост находились впереди авангарда; всем же судам одинаково грозила опасность быть отброшенными к неприятельскому берегу. Нужно было немедленно придумать средство для управления плашкоутами. Солдаты, находившиеся на этих неуклюжих судах, быстро решили задачу: связав вместе несколько мостовых канатин, они получили длинные доски, или так называемые потеси, обыкновенно употребляемые на барках. Прикрепив эти потеси к носу и к корме каждого плашкоута, таким образом, чтобы можно было управлять им, они удерживали свои суда у левого берега Дуная во все время бури и избежали неминуемой беды.

Буря однако затихла, и разбросанные плашкоуты стали мало по малу сближаться друг с другом. Но так как время уже склонялось к вечеру, и при крайней усталости людей нельзя было надеяться, что плашкоуты достигнут р. Бот до наступления ночи. Генерал Шильдер отправил авангард вперед, чтобы занять вход в эту реку и тем обеспечить плашкоуты от нападения неприятельской флотилии, стоявшей у Силистрии.

Авангард этот, не доходя верст около десяти до устья р. Бот, был встречен отрядом атамана Сысоева, состоявшим из двух рот егерей и арнаутов, служивших в нашей армии волонтерами. Поджидая здесь прибытия моста, Сысоев старался следить за турками и предполагал, что они, выйдя на лодках из Силистрии, расположились за островами близ реки Бот.

К тому месту, где находился небольшой отряд Сысоева и где остановился авангард, в скором времени, по распоряжению генерала Шильдера, собрались все плашкоуты. Пока флотилия устраивалась на ночлег, генерал Шильдер отправил несколько десятков стрелков с ракетной батареей к острову, лежащему на Дунае, против устья реки Бот, за которым, как сказано, по догадкам Сысоева, находились турецкие лодки, вышедшие из Силистрии. Вслед за стрелками отплыл туда и сам генерал Шильдер с авангардом усиленным арнаутами.

Навстречу передовому отряду турки выслали от Силистрии три канонерских баркаса, вооруженных орудиями малого калибра. Подойдя на пушечный выстрел, канонерки открыли огонь по стрелкам, которые на своих небольших лодках не могли держаться под неприятельскими выстрелами и начали уже отступать, причалив к своему берегу. В эту минуту подоспела лодка с ракетной батареей и немедленно сделала по неприятелю несколько выстрелов. Действие этих снарядов, еще неизвестных туркам, так поразило их, что они тотчас же пришли в беспорядок. В этот именно момент к отряду успел присоединиться генерал Шильдер. Заметив смятение неприятеля, он двинул вперед весь свой малочисленный отряд; турки немедленно начала отступать и были сильно преследуемы до самого устья р. Бот. Пока продолжалось бегство неприятеля, генерал Шильдер занял своим авангардом устье этой реки.

Можно было опасаться, что турки, узнав действительное намерение или цель экспедиции, не позволят беспрепятственно продолжать спуск моста по Дунаю; покушение силистрийской флотилии служило достаточным к тому убеждением. Поэтому генерал Шильдер поставил у самого истока р. Бот четыре парома, вооруженных легкими орудиями, на берегу же — несколько ракетных станков и одну пушку.

Около 8 часов утра следующего дня плашкоуты отчалили от берега, и пользуясь попутным ветром и течением, поплыли так быстро, что через два часа передние стали уже входить в реку Бот. Казалось, что отважное предприятие окончится без дальнейших препятствий; но за нашим арьергардом неожиданно появилась часть рущукской флотилии, и бой с неприятелем сделался неизбежным. Турки преследовали плашкоуты на трех шебеках, из которых одна укрылась за островами, а две других, под парусами, направились к устью реки Бот. Подпустив неприятельские суда на хороший пушечный выстрел, русские батареи открыли по ним огонь: одна из шебек, пробитая ядром, скоро пошла ко дну со своим экипажем, а у другой был подбит руль. Майор Гутгард (Архангелогородского пехотного полка) на небольшой лодке, со стрелками, бросился на неприятельскую шебеку, арнауты же атаковали ее сзади; вслед за ними и генерал Шильдер повел на абордаж до двадцати стрелков Вологодского пехотного полка. Шебека без руля, лишенная возможности отступить и атакованная со всех сторон, не могла и думать о спасении; турки стали бросаться в воду, чтобы вплавь достигнуть своего берега; не успевшие же спастись этим путем положили оружие. На неприятельскую шебеку первым вскочил сербский капитан Баюклей, командовавший арнаутами; ему достался и весь груз, найденный на этом судне, сама же шебека поступила в число русских судов и получила название шебеки-ренегатки.

Пока происходил этот почти неожиданный бой, все плашкоуты успели втянуться в реку Бот.

Таким образом, не смотря на все препятствия, которых ничем нельзя было предотвратить, генерал Шильдер исполнил свое беспримерное предприятие — доставил мост по Дунаю в виду неприятеля, имевшего на своем распоряжении две сильных флотилии. Оставалось исполнить еще остальную часть плана — занять и укрепить левый берег Дуная, прекратить сообщение по реке между Силистрией и Рущуком, приготовить материалы для предстоявшей осады первой из названных крепостей.

Для обеспечения своего отряда от всякого покушения со стороны турок, генерал Шильдер немедленно приступил к постройке сомкнутых укреплений по обеим сторонам устья; шебека-ренегатка, вооруженная полевыми орудиями, была предназначена содержать брандвахту, вместо паромов, которые до того времени охраняли вход в р. Бот. У острова, лежащего против устья этой реки, стояла день и ночь на якоре большая лодка, для разъездов в ночное время. Сверх того, генерал Шильдер устроил крейсерские суда; для этого были назначены стрелки на нескольких небольших лодках, одна большая лодка с ракетными станками и другая, сербского капитана Баюклея, с его арнаутами.

Такие меры совершенно обеспечивали отряд от внезапных нападений турок.

Чтобы усилить батареи, обстреливавшие вход в р. Бот, из Калараша были доставлены 4 турецкие орудия; чтобы придать этим батареям еще большую важность во мнении противника, генерал приказал сделать несколько деревянных болванок наподобие пушек и положить их в пустые амбразуры.

Перетаскивая при стрельбе настоящие орудия от одной амбразуры к другой, удалось ввести турок в такое заблуждение, что они считали нашу позицию неприступной, в чем после чистосердечно сами признавались.

Охраняя свою флотилию и совершенствуя укрепления у устья р. Бот, отряд в то же время приступил и к заготовлению материалов для осады Силистрии. Турки, подозревая всю важность сделанной ими ошибки, допустив русских переправить плашкоуты из Аржиса в Бот, приняли намерение во что бы то ни стало уничтожить русскую флотилию.

Прежде всего, на правом берегу Дуная, против позиции нашего отряда, они построили батарею и вооружили её несколькими орудиями, тотчас открыли из них огонь по брантвахте, крейсеровавшей на самой середине Дуная. Неприятельские ядра скоро начали наносить вред этому судну, и оно должно было спуститься по течению, чтобы стать вне выстрелов. Приняв это за успех, турки обратили огонь своих орудий на батареи устья р. Бот, но не причинили им вреда, вследствие дурного расположения своих орудий.

Следовало, конечно, ожидать, что турки этими действиями не ограничатся и при удобном случае со своей флотилией атакуют позицию, на которой генерал Шильдер расположил вверенный ему отряд. Поэтому нужно было приготовиться к отражению всякого рода покушений со стороны турок. Желая поэтому ознакомить своих артиллеристов со стрельбой из орудий, стоящих на судне, генерал Шильдер приказал водить бичевою шебеку-ренегатку вверх и вниз по Дунаю, производя выстрелы из стоящих на ней пушек.

Турки тотчас же узнали свое судно и с криками «аллах!» открыли по нему сильный орудийный огонь. Бой мгновенно завязался с одинаковой энергией с обеих сторон, и скоро наши артиллеристы подбили у неприятеля одно орудие; шебека же вышла из боя невредимой.

Наконец, 15-го апреля, в страстную пятницу, турки, как видно, вознамерились сделать решительное нападение на флотилию и на отряд генерала Шильдера, потому что ночью подошла силистрийская флотилия и остановилась в 700 саж. от устья р. Бот. В этой флотилии было три больших и несколько меньшей величины вооруженных судов, и довольно большое число лодок с десантными войсками, скрывавшихся в заливах и за островами. В то же время пришло известие, что по полученным от разъездов донесениям и рущукская флотилия двинулась к устью. Не было более сомнения, что отряду, состоявшему тогда из трех или четырех батальонов пехоты, нескольких орудий и конгревовых ракет, предстояло вступить в бой с многочисленным неприятелем.

Об отступлении, конечно, никто не думал; оставаясь же на месте и выжидая нападения турок, при малочисленности отряда, нельзя было рассчитывать на успех, зная ярость и стремительность, с которыми турки делают нападения.

— «Господа! Сказал генерал Шильдер своим храбрым сподвижникам, я знаю турок; посмотрите, они придут христосоваться с нами огнем и железом в самый день Святой Пасхи, полагая, что в этот торжественный для нас праздник мы загуляем и забудем о мерах предосторожности. Надобно непременно предупредить их и вознаградить маловажность наших сил перед неприятельскими выгодою нечаянного нападения».

Все согласились с мнением генерала и общим советом положили атаковать силистрийскую флотилию на рассвете 16-го числа.

Для исполнения такого намерения немедленно приступили к постройке батареи против места расположения турецких судов у правого берега Дуная. Размягченный дождями грунт превратился в грязь, и потому насыпка эполемента представляла большие затруднения; но кладя попеременно слоями грязь и камыш, к ночи с 15-го на 16-е апреля, батарея была готова и вооружена. На реке подле этой батареи поставили плоты с артиллерией и ракетами; левее их заняла место знаменитая шебека; стрелки и мушкетеры были посажены на особые лодки.

Желая по возможности увеличить число солдат, предназначаемых для наступательных действий, решили снять артиллеристов с батарей у устья реки Бот; но так как от содействия этих батарей, в случае появления рущукской флотилии, отказаться было невозможно, то генерал Шильдер сформировал для них орудийную прислугу из денщиков всех находившихся в отряде офицеров, поручив начальство над этими импровизированными артиллеристами старому, лихому бомбардиру. Перед выступлением отряда с позиции пушки и единороги ботовских батарей были заряжены и наведены вдоль Дуная по направлению к Рущуку, так что денщикам оставалось только, по команде седого бомбардира, подбежать к орудиям и приложить к трубкам зажженные фитили.

Все эти приготовления были сделаны за одну ночь, при соблюдении совершенной тишины, чтобы не возбудить внимания неприятеля.

На рассвете 16-го числа турки заметили боевое расположение русского отряда, и первые открыли огонь из своих орудий. Наши артиллеристы как будто только ждали этого сигнала: ядра, гранаты и ракеты полетели в неприятельскую сторону и начали производить опустошения в турецкой флотилии. Вторая пущенная русскими граната попала в неприятельскую канонерскую лодку, и ее скоро охватило пламя, осветившее все окружающее пространство, до которого еще не успели достигнуть лучи восходящего солнца. Вслед за этим стрелки, на своих маленьких лодках, двинулись к неприятельскому берегу, между тем как артиллерия продолжала свое дело. Поражаемые снарядами и ракетами, угрожавшими пожаром, турецкие суда, после четвертого сделанного ими выстрела, отрубили канаты своих якорей и начали поспешно отступать вниз по Дунаю; наши же артиллеристы усилили огонь по отступавшим судам, а стрелки бросились преследовать их. Все обещало полный успех.

Но в то время, когда началось преследование силистрийской флотилии, раздались пушечные выстрелы близ ботовских батарей: турки в значительном числе, на больших судах и маленьких лодках, покрывших собой весь Дунай, грозно спускались по реке от Рущука. Это обстоятельство так изменило положение отряда, что удачно начатое им нападение могло окончиться совершенным поражением. Эта минута была самая критическая для предприятия К.А.Шильдера.

Немедля ни минуты, он остановил начатое преследование и приказал как можно скорее возвратиться к береговым батареям. Прежде всего, генерал пересадил артиллеристов на малые лодки и сам понесся с ними на помощь к старому бомбардиру, который с порученными ему денщиками первый должен был выдержать натиск рущукских турок. Этот храбрый бомбардир действовал, однако, с мужественным хладнокровием и так успешно, что ни один выстрел из его орудий не пропадал даром. Денщики дружно работали, и ободряемые своим командиром, производили весьма беглый огонь, от которого многие неприятельские лодки пошли уже ко дну, а другие были столь повреждены, что не могли уже держаться на воде, и старались пристать к своему берегу.

Но, несмотря на это, все еще оставалось довольно много неприятельских судов, продолжавших действовать по нашим батареям. Кроме того, еще в самом начале дела, неприятельские десантные войска, вышедшие на левый берег Дуная с намерением атаковать русские батареи с сухого пути, уже приближались к нам. В таком положении было дело, когда к устью р. Бот возвратился генерал Шильдер с артиллеристами, а вслед за ним подошел и весь остальной отряд.

Артиллеристы, заменившие у орудий денщиков, усилили огонь по неприятельским судам. В действиях турок тотчас же проявилась нерешительность; а когда подошла и остановилась у своих батарей, в виду неприятеля, и остальная часть отряда, то между нападающими начало распространяться смятение; заметно было, что они не решаются продолжать наступление. И действительно, прежде чем отряд наш приготовился к нападению, рущукская флотилия сперва остановилась под метким огнем с ботовских батарей, а потом начала быстро отступать. Видя это, и турецкие войска, высаженные на берег, поспешили сесть на свои лодки и присоединиться к отступавшей и старавшейся скрыться за острова флотилии, которая состояла из трех военных судов и до двадцати баркасов, вооруженных фальконетами.

Как только неприятель отступил и отряд уверился, что угрожавшая ему опасность миновала, он обратился с благодарственной молитвой к Богу. На барбете одной из батарей установили аналой, и полковой священник отслужил молебствие, участвовавшие в бою молились с особенным чувством.

Вечером была отслужена всенощная, а на следующее утро, в день Св. Пасхи, — обедня, на которой наши герои от полноты чувств и с благочестием повторяли несколько раз псалом Давида: «Да воскреснет Бог и расточатся врази его!». После обедни в отряде разделили между собой несколько яиц, с трудом добытых в окрестных деревнях. Все, и офицеры, и солдаты, и денщики, также участвовавшие в бою, одинаково гордились одержанной славной победой и радовались празднику Христову.

По случаю торжества, к общему офицерскому обеду, в обыкновенные дни походившему на спартанские сисситии, добавили куски битого мяса и молдаванское вино. Генерал Шильдер всегда присутствовал на офицерских обедах и своей веселой и остроумной беседой оживлял общество; на этот же раз веселью не было конца: манерочные крышки с молдаванским вином поднимались высоко, тосты следовали один за другим, а под конец раздались и веселые песни.

В конце этого пира, генерал Шильдер приподнялся со своего места и предложил офицерам увеселительную прогулку по Дунаю. Все с восторгом приняли предложение своего начальника и немедленно приступили к приготовлениям. Прежде всего, на мачте шебеки-ренегатки сбили полумесяц и на место его прикрепили крест. Потом приготовили и другие лодки, разукрасив их чем могли. Чтобы придать лодкам праздничный вид, стоявшие на них орудия вычистили, а лафеты вымыли.

Не более как за час времени все приготовления были окончены, и все лодки вместе вышли в Дунай, оглашая воздух музыкой и песнями. Предусмотрительный Карл Андреевич приказал, однако, начальникам, чтобы лодки, и среди веселья, были в полной готовности к бою. Отряд отправился вверх по Дунаю. Отъехав версты три от устья Бота, передовые лодки наткнулись на несколько неприятельских, рущукских шебек, еще накануне скрывшихся за островами. Музыка и песни вдруг смолкли, а артиллеристы, с зажженными фитилями, стали у своих орудий; моментально все приняло грозный вид, и прежде чем турки опомнились, раздался первый залп, за ним второй и третий. Турки оробели, и судя по веселости и беззаботному удальству, с которыми русские решились атаковать их, полагали, что наступление делается в громадных силах; поэтому, едва отвечая на наши выстрелы, рущукская флотилия, с шумом и криками, стала быстро отступать вверх по Дунаю. Однако по малочисленности отряда нужно было отказаться от преследования.

Возвратясь на свою укрепленную позицию, шутя прозванную генералом Германом Гибралтаром, отряд захотел отпраздновать эту новую одержанную им победу. День уже кончался, и наступала вечерняя темнота; представлялось, следовательно, удобное время для сожжения фейерверков. Весело и охотно принялись за эту затею: крест на шебеке-ренегатке, украшенный фонарями, наскоро приготовленными артиллеристами из цветной бумаги, загорелся ярким разноцветным огнем, при громком «Ура!», раздавшемся на всех наших лодках. Музыка заиграла народный гимн, и весь отряд, благоговейно сняв шапки, вместе с песенниками запел: «Боже, Царя Храни!». Заключить свой праздник торжественнее этого — русские воины конечно не могли.

Донося корпусному командиру, графу Палену, о благополучном окончании предприятия и о победе, одержанной над двумя неприятельскими флотилиями, генерал Шильдер представил предположение и о дальнейших наступательных действиях. Он имел намерение: овладеть большим островом, лежащим на Дунае, против Силистрии, где можно было с большим удобством продолжать заготовление осадных материалов, и устроить на левом берегу реки батареи для действия по крепости.

Граф Пален был удивлен успешным действием небольшого отряда генерала Шильдера и охотно согласился на продолжение наступательных действий; а для обеспечения их успеха, в подкрепление отряда были посланы к устью реки 4 конных орудия и часть пехоты. Однако донесение, полученное корпусным командиром от генерала Шильдера, так удивило графа, что через несколько дней он сам отправился к отряду, чтобы лично осмотреть как положение его, так и средства, которые он имел для действий по воде. Генерал Шильдер выехал на встречу к своему начальнику.

По приближении к берегу, первая лодка, попавшаяся на глаза графу, была шебека-ренегатка. Обожженная, с разбитой кормой и с кривой мачтой, едва притом державшейся, эта шебека было похожа скорее на барку, которую начали уже ломать, чем на боевое судно. Возле шебеки стояли три или четыре парома, сплоченные на скорую руку еще в самом начале экспедиции. Кроме того, тут же стояло несколько лодок для стрелков. Когда граф увидел, в чем состояли морские силы генерала Шильдера, то обратясь к нему, он сказал с усмешкой:

— «Да с чем же вы хотите вступить в бой с флотилиями, в виду самой крепости? Посмотрите, что у вас есть! прибавил граф, показывая с улыбкой на шебеку: bonnet blanc et blanc bonnet и больше ничего»!

— Но эта шебека, почтительно отвечал генерал Шильдер, также в шутливом тоне, стоит целой флотилии; она чудесный талисман, врученный мне поклонниками пророка на то, чтобы я их бил всякое время, без жалости и страха, на волнах седого Истра.

Граф улыбнулся; но тем не менее должен был согласиться с мнением К.А.Шильдера, который доказал что нельзя бросать предприятие, столь удачно начатое, и обещавшее большие выгоды. Корпусный командир рекомендовал только соблюдать никогда нелишнюю осторожность и отправился в Калараш поблагодарить весь отряд за усердную службу, мужество в битвах и за терпение в трудах.

По отъезде корпусного командира, генерал Шильдер оставив у ботовских укреплений необходимое число артиллеристов и пехоты, двинул свой остальной отряд на две версты вперед по берегу Дуная и устроил там новую батарею. Цель постройки новой батареи заключалась в том, чтобы под прикрытием ее огня сперва обеспечить переезды через береговые глубокие проливы, к тому месту левого берега Дуная, которое лежит против большого силистрийского острова. Потом он полагал вдруг перейти со всем отрядом на этот остров и немедленно укрепиться на нем. После удачного исполнения этого предприятия, занятие остальной части левого берега было не только вероятным, но и несомненным.

Скоро после устройства новой батареи генерал Шильдер, по требованию корпусного командира уехал на короткое время в Калараш; но и там не переставал быть душою со своим отрядом. В нетерпении поскорее возвратиться к нему, Карл Андреевич осматривал издали, в зрительную трубу, этот небольшой остров, который лежал против вновь построенной им батареи, и заметил на нем необыкновенное движение турок. Явственно было видно, что турки также устраивают батарею на оконечности своего острова. Вскоре после этого раздались пушечные выстрелы и с острова, и с нашей стороны, т.е. с левого берега. Это встревожило генерала Шильдера, и он тотчас же пошел к графу Палену, чтобы испросить дозволение немедленно возвратиться к своему отряду. Через несколько минут генерал Шильдер уже скакал к своей флотилии.

Переехав на каюке последнюю реку близ ботовских укреплений, генерал нашел свой отряд в отчаянном положении: суда и лодки втянулись в р. Бот, и прижавшись к берегу, стояли в бездействии; пехота и артиллеристы, засев в укрепления, допустили турок высадиться в большом числе на левый берег и подойти к укреплениям на довольно близкое расстояние. Отряд начинал уже терять надежду на спасение, как неожиданно на бруствере батареи появился генерал Шильдер; взоры всех обратились к нему с восторгом, надеждой и искренней преданностью. Очевидец говорит, что в эту минуту генерал Шильдер был так грозен и величествен, что вид его напоминал героев древней Греции. Неприятельские ядра и гранаты свистали над его головой, но он, весь предавшись мысли — спасти отряд и честь русского оружия, не думал об угрожавшей ему опасности.

— «Здорово ребята, с Богом опять вперед! Скомандовал генерал. Стрелки по камышам; флотилии в воду, прямо на турецкую; конная артиллерия вперед вслед за стрелками!».

Все ожило, и через минуту весь отряд дружно бросился на турок. Турки изумились и не верили глазам, видя внезапный переход русских в стремительное наступление. Конная артиллерия (поручика Ротмистрова) первая открыла огонь; один взвод ее подскакал к неприятельской цели на ближайший картечный выстрел, а другой направил свой огонь на турецкую флотилию.

После двух-трех залпов неприятельская флотилия бросилась от берега, и этого было достаточно, чтобы десантные войска, опасаясь быть отрезанными от берега, пришли в смятение. В это время к месту боя приблизилась и русская флотилия. Поддержанные огнем ее, наши решительно двинулись вперед и привели турок в совершенное расстройство. По словам очевидцев, смятение турок доходило до безумия: многие, не успев вскочить в лодки, бросались сами в воду; другие стреляли по своим, когда видели, что они отчаливали от берега, не внемля отчаянным крикам спасавшихся; иные в смятении кидались под картечные выстрелы наших орудий. Флотилия преследовала бегущие турецкие суда до тех пор, пока они не пропали у нее из вида, укрывшись за острова. После столь счастливого отбития неприятеля, отряд возвратился на то место, где накануне его оставил генерал Шильдер.

На другой день он повел свою флотилию и войска далее по берегу. При этом движении отряду приходилось преодолевать на своем пути большие затруднения в переходах через плотины, наскоро устраиваемые из фашин, связанных из камыша; через некоторые же проливы нужно было переправляться вплавь, так как при большой глубине воды их нельзя было завалить фашинами.

Во время этого трудного перехода оборвалась бечева, которой тащили шебеку-ренегатку, и быстрое течение Дуная понесло ее к неприятельскому берегу. — «Спасайте, спасайте! кричали солдаты, находившиеся на шебеке, наш корабль гибнет».

Тревога мгновенно распространилась по всему отряду; и действительно не было надежды на спасение, так как шебека, еще прежде потерявшая свой большой якорь, не могла удержаться на запасном, весьма малого веса. Когда случилось это несчастье, генерал Шильдер был верхом на лошади. Заметив бедственное положение своего судна, он дал шпоры коню и бросился с ним в реку, подзывая к себе паромы с орудиями и лодки со стрелками. Все бросились на помощь к генералу. Шебека между тем неслась на неприятеля и уже приблизилась к нему на пушечный выстрел; гибель, или по крайней мере плен шебеки и находившихся на ней людей, казалось неизбежны. Но храбрые пловцы не потерялись и неожиданно открыли по неприятелю огонь. Турки, слыша отчаянные крики всего отряда и видя, что шебека, а за ней и другие суда, быстро на них несутся, приняли это за решительное нападение с нашей стороны и обратились в поспешное бегство. Генерал Шильдер, желая воспользоваться заблуждением турок, приказал ускорить движение; но паромы и лодки со стрелками не могли уже догнать бегущего неприятеля, а помогли только шебеке возвратиться к отряду, который приветствовал ее громким «Ура!»

Чтобы воспользоваться всеми выгодами этой нечаянной победы, генерал Шильдер решился в тот же день занять остров, лежащий против Силистрии и составлявший цель, к достижению которой он стремился. Весь отряд немедленно двинулся вперед, а с наступлением вечера, сев в лодки, беспрепятственно переправился на пустынный остров, и заняв его с бою, укрепился на нем.

Из числа построенных здесь укреплений было несколько эполементов, обращенных против левого берега Дуная, который следовало занять, прежде чем турки опомнятся. Для этого, на другой день, генерал Шильдер обратно переправил часть своего отряда с острова на левый берег, и вытеснив турок, построил здесь батареи против самой Силистрии. Вместе с тем исправили и вооружили осадными орудиями расположенные на занятом берегу укрепления, которые еще в предшествовавшем году были построены нашими войсками. Таким образом, генерал Шильдер овладел островом и левым берегом Дуная, прямо против крепости, обеспечив этими мерами прямое сообщение с Каларашем.

Отряд генерала Шильдера оставался в этих укреплениях до того времени, пока главные силы наши не подошли к Силистрии. В то же время прибыла и черноморская флотилия, которая перевела ботовский отряд на правый берег, для присоединения его к осадному корпусу. Выйдя на берег, генерал Шильдер простился с отрядом, с которым он в течение месяца делил и опасности, и труды, и радость. Солдаты долго смотрели на дорогу, по которой удалялся Карл Андреевич, любимый ими как родной отец.

Ботовская или дунайская экспедиция генерала Шильдера составляет второй важный эпизод в боевой его жизни и служит прекрасным примером для характеристики личности этого неустрашимого и замечательно даровитого генерала.

Взятие Силистрии

Vanban sur un rempart un compas à la mains, Rit du bruit impuissant de cent foudres d’airain.

Volt. Henriade.

После описания дунайской экспедиции нам остается еще рассмотреть участие, которое генерал Шильдер принимал в последующих событиях кампании 1829 года, а именно, в покорении Силистрии и в осадных действиях против крепости Шумлы, прерванных Адрианопольским миром.

Главные силы русской армии, в составе двадцати пяти батальонов пехоты, пяти полков кавалерии, при должном числе орудий, под личным начальством главнокомандующего графа Дибича, двигаясь от местечка Черноводы, 5-го мая в 9 часов утра подошли к Силистрии тремя колоннами. Пять тысяч турок, из числа силистрийского гарнизона, засевшие в редутах и ложементах, построенных нашими войсками еще в предшествовавшем году, во время блокады этой крепости, после некоторого сопротивления были вытеснены из занятых ими позиций и отступили за крепостную ограду. Так совершилось обложение Силистрии в 1829 году; вслед затем к осадному корпусу, как уже сказано, присоединилась и часть отряда, бывшего под начальством генерала Шильдера на левом берегу Дуная. Одновременно с армией, к Силистрии подошла и черноморская гребная флотилия. Расставшись со своими мужественными и неустрашимыми товарищами, К.А.Шильдер отправился в главную квартиру и явился графу Дибичу.

После рекогносцировки крепости, произведенной на другой день, 6-го мая, приступили к избранию фронта атаки и к составлению проекта осады. Так как на решение таких вопросов имеют большое влияние местность, очертание крепостной ограды и профиль ее, то дальнейшему рассказу позволим себе предпослать краткое описание Силистрии и ее окрестностей.

Крепость лежит на правом берегу Дуная, и общее очертание ее ограды имеет вид почти правильного полукруга, обращенного к югу и описанного радиусом около 325 саженей. По очертанию этого полукруга расположено шесть бастионных фронтов; к стороне же реки ограда имеет четыре таких же фронта. Из числа последних, три расположены почти в прямой линии и обращены на северо-запад, а четвертый фронт, составляя с предыдущими исходящий угол, обращен на северо-восток. Длина фронтов, лежащих по полукругу, изменяется от 150 до 200 саженей, и каждый из них состоит, как во всех турецких крепостях, из весьма малых бастионов, с короткими фланками, соединенными длинными куртинами, без прикрытого пути и передовых пристроек. Впереди 1-го и 2-го фронтов, и в расстоянии от них около 375 или 400 саженей, протекает рукав, отделившийся от Дуная и направляющийся на юг. Пространство между этим рукавом и крепостью представляет ровную и низменную местность. Турки, вероятно считая первый и второй фронты наиболее доступными атаке, построили четыре небольших люнета впереди 1-го и 2-го бастионов и смежных с ними куртин. Эти люнеты расположены впереди крепостного рва, в расстоянии около 25 саженей от контрэскарпа. Местность перед 3-м, 4-м, 5-м и 6-м фронтами весьма гористая; скаты ее обращены к крепости и приближаются к ее ограде на довольно близкое расстояние; особенно против 5-го полигона, от которого эти скаты удалены на расстояние не более как на 100 сажень. С вышеописанных возвышенностей, лежащих к югу от Силистрии, можно открывать внутренность крепости и удобно действовать по ней из орудий. Кроме того, склоны гор, обращенные к крепости, прорезаны во многих местах рытвинами, направляющимися к ограде, и оврагами с удобовосходимыми скатами; первые могли служить траншеями, а вторые представляли удобные места для расположения войск, на близком от крепости расстоянии. Перед 4-м бастионом, в расстоянии около 100 сажень от него, лежало небольшое озеро, которое хотя и бывало наполнено водой только весной или во время дождей, во всяком случае, оно преграждало доступ к 4-му бастиону, или по крайней мере затрудняло ведение подступов по его капитали. Но, вследствие каких-то соображений, турки нашли нужным усилить 4-й бастион и части прилежащих к нему с обеих сторон куртин двумя люнетами и флешью, соединенными траншеями. Ров 6-го фронта продолжен до Дуная и на протяжении от 7-го бастиона до берега реки так углублен, что всегда наполнен водой и служит гаванью для флотилии. У устья этого рва, с западной стороны его, расположено укрепление неправильного начертания.

Рассчитывая на содействие как черноморской флотилии, так и батарей, построенных генералом Шильдером на левом берегу Дуная, против крепости, было решено, почти единогласно, вести атаку на восточные фронты, т.е. на 1-й и 2-й, и ограничить осадные работы образованием удобовосходимой бреши в главном вале. Только К. А. Шильдер не разделял этого мнения и представил главнокомандующему свой проект осады Силистрии, совершенно противоположный тому, который был принят по общему решению.

На содействие флотилии и батарей левого берега Дуная Карл Андреевич смотрел как на средства вспомогательные, годные только для отвлечения внимания неприятеля; поэтому, при избрании фронта атаки он руководствовался лишь указаниями местности и тщательным изучением как крепостной ограды Силистрии, так и характера действий турецких гарнизонов. Став на такую верную почву, Карл Андреевич безошибочно предначертал те действия, которые могли заставить силистрийский гарнизон положить оружие.

Чтобы лучше познакомить читателя с проектом генерала Шильдера и с руководившей им мыслью, обратимся к «Журналу осады Силистрии в 1829 году», составленному самим Карлом Андреевичем.

Главным основанием при составлении своего проекта генерал Шильдер принял правило: «не ограничиваться одним занятием гласиса и произведением в главном вале бреши, удобной для приступа, но считать сии действия только началом важнейших работ, посредством коих, заняв ров и утвердившись на крепостном главном вале, можно принудить неприятеля оставить значительную часть крепости и положить оружие, или подвергнуться совершенному истреблению». И так, подобно тому, как под Варной в предшествовавшем году, так и здесь, Карл Андреевич стремился овладеть крепостью, не прибегая к штурму, успех которого, почти всегда неверный, в данном случае был еще более сомнителен, вследствие многочисленности гарнизона и вероятного упорства его. Совершенный же успех предположения К.А.Шильдера был почти несомненен по следующим обстоятельствам.

«Хотя Силистрию, сказано в журнале, можно справедливо почесть лучшей из турецких крепостей, но и она, как все прочие, не имеет прикрытого пути, ни надлежащих наружных пристроек. Ров ее не снабжен особенной защитой, бастионы малы, тесны, а фланговая оборона слаба по сим причинам, не смотря на несколько передовых укреплений, или, лучше сказать, отдельных батарей, расположенных впереди крепости, можно скоро довести осадные работы до самого контрэскарпа, взяв оные укрепления, при удобном случае, приступом, или разрушив их несколькими минами, вытеснить неприятеля и устроить тут ложементы. Сверх того, по незначительной ширине рва перед бастионами, которая как почти во всех турецких крепостях не превышает 4—6 сажень, при глубине в 12 фут. От подошвы гласиса, представляется возможность опрокинуть контрэскарп к бастиону, посредством четырех, много шести, сближенных, в надлежащих местах расположенных горнов, и засыпать тем ров, доставить осаждающим способ ворваться в город без затруднения и в большем числе».

«Взорвав контрэскарп одним разом напротив обоих бастионов атакованного полигона, осаждающий, во время построения спусков в ров и батарей на гласис, будет иметь весь ров в своей власти, а кювет шириной около 3, глубиной в 9 фут., простирающийся во всю длину рва, послужит ему почти готовым ложементом. Он может тогда в короткое время совершенно утвердиться во рву, без больших затруднений, и заложить в надлежащих местах, под фланками бастиона и под куртиной, мины, на окончание коих потребуется не более одних суток. Взорвав же сии мины, может он начать венчание воронок, под защитой батарей, построенных на гребне гласиса, приготовить в них ложементы и, таким образом, совсем удалить неприятеля от атакованного полигона, с нанесением ему значительного вреда. Если же неприятель не сдастся и тогда, осаждающий, в таких выгодных для него обстоятельствах, может ложироваться на самом главном вале, построить батареи на разрушенных бастионах и на куртине, и обратить, таким образом, занятую часть крепости против самого неприятеля».

Вот к какому предположению пришел генерал Шильдер, вследствие подобного исследования начертания крепостной ограды, верной оценки всех обстоятельств, могущих сопровождать предпринимаемую осаду, и на основании опыта предшествовавшего года под Варной.

Батареи на левом берегу Дуная, по отдаленности своей от крепости, не могли оказать деятельного содействия осаде; точно также нельзя было рассчитывать и на успешное действие флотилии, которая не могла приближаться к крепости на картечный выстрел; поэтому, при выборе фронта атаки, генерал Шильдер руководствовался лишь тем, чтобы ведение подступов к избранным для атаки веркам было сколь возможно более облегчаемо самым видом местности. В этом отношении наибольшие выгоды представляла местность, лежащая впереди 5-го фронта; поэтому Карл Андреевич и предположил вести атаку на 5-й и 6-й бастионы.

«Скат горы, сказано в журнале осады, превышающий всю крепость, оканчивается здесь (т.е. против 5-го полигона), не далее 130 сажень от сей последней, так что осаждающий может располагать свои батареи в таком расстоянии от крепости и так высоко, как ему заблагорассудиться, и действовать с них до конца осады беспрепятственно, не заслоняя их выстрелов никакими работами. Множество же рытвин и канавок, коими пресечено все пространство насупротив сего полигона, можно обратить посредством траверсов в ходы сообщения».

Не смотря на всю ясность доводов генерала Шильдера и на все обстоятельства, подтверждавшие полную основательность его предположения, по необъяснимым причинам, главнокомандующий утвердил проект атаки на 1-й и 2-й фронты, порученный генерал-лейтенанту Лехнеру, предоставив генералу Шильдеру вести осадные работы, по его предположению, на 5-й фронт, в виде фальшивой или вспомогательной атаки, но с тем однако условием, чтобы превратить ее в действительную, если она будет иметь более успеха, чем атака на правом фланге осаждающего.

Не смотря на успешный провод по Дунаю плашкоутного моста, построенного генералом Пхейзе, к устройству переправы нельзя было приступить немедленно, так как число плашкоутов оказалось недостаточным при той широте реки, которую она имеет во время разлива. Для этой цели могли бы служить некоторые канонерские лодки черноморской гребной флотилии; но такая мера значительно ослабила бы средства для противодействия остаткам неприятельской флотилии, все еще довольно большим, чтобы беспокоить наши суда и угрожать устройству моста. Поэтому было решено предварительно усилить позицию на реке, устройством нескольких батарей на острове, лежащем на Дунае ниже крепости; и вооружить их орудиями, снятыми с тех канонерских лодок, которые должны были служить для устройства моста. Такое решение, хоть и мешало тотчас приступить к наводке моста и задерживало прибытие артиллерии, находящейся на левом берегу Дуная, но, тем не менее, было вынуждаемо обстоятельствами. Поэтому, относительно осады крепости, на первое время пришлось ограничиться производством лишь приготовительных работ.

Пока шли приготовления к постепенной атаке Силистрии, гарнизон ее сделал две вылазки (7-го и 9-го мая), не имевших, впрочем, никаких важных последствий. Осадные же войска усилились прибытием с левого берега Дуная 2-го пехотного корпуса.

Приготовительные работы заключались в исправлении батарей и ходов сообщений, построенных нашими войсками еще в предшествовавшем году, и в возведении новых, для действий по крепости пушечным огнем с дальнего расстояния.

Хотя для ведения фальшивой атаки отделялась только третья часть всех высылаемых рабочих и такое же количество осадных материалов, но, вследствие рациональных распоряжений генерала Шильдера, его фальшивая атака подвигалась весьма успешно. В короткое время было построено несколько батарей, вооруженных от 4 до 8 орудий; а с 11-го по 14-е мая генерал Шильдер построил еще две демонтирные батареи, XXXIV и XXXV, фиг. 1, соединенный ложементами, и которые предполагалось вооружить первыми ожидаемыми осадными орудиями. Успешный ход работ фальшивой атаки обусловливался тем, что Карл Андреевич, пользуясь местностью, во всех случаях предпочел строить углубленные батареи, для возведения которых требовалось немного времени и средств. Опыт действительно показал, что 200 человек оканчивали в одну ночь батарею на 4 орудия.

Фортификация, или вообще военно-инженерное искусство, в Турции, по крайней мере в описываемое время, находилось в самом жалком положении. Не смотря на это, турки будто инстинктивно предугадали, что 5-му фронту их крепости угрожает наибольшая опасность, вследствие чего они тотчас же приступили к работам для усиления угрожаемой части крепостной ограды. На рассвете 12-го мая было уже замечено, что обороняющиеся прорезали две новые амбразуры на правом фланге куртины 5-го фронта и начали постройку новых ложементов впереди ее рва.

Наконец, осадная артиллерия начала постепенно прибывать на правый берег Дуная, и можно было начать работы постепенной атаки; поэтому, в ночь с 13-го на 14-е мая, под прикрытием огня с батарей фальшивой атаки, вооруженных полевыми пушками, осаждающий заложил первую параллель на правом своем фланге, т.е. против 1-го и 2-го фронтов. Непосредственно за этим обнаружилось, что атака правого фланга представляет большие затруднения и не может обещать успеха, так как ее нельзя было распространить за 2-й бастион. «Поэтому последующие работы на семь фланг, сказано в журнале осады, состояли только в довершении параллели и в постройке в оной пяти батарей и двух редутов».

Между тем, пользуясь ошибками и оплошностью обороняющегося и особенно местностью, пересеченною рытвинами и небольшими земляными насыпями, заменявшими собой ограды виноградных садов, покрывавших скат горы перед 5-м фронтом, Карл Андреевич, в ночь с 14-го на 15-е мая, построил непосредственно вторую параллель Е, длиной в 250 сажень и отстоявшую от крепостной ограды на 170—180 сажень. Хотя для устройства этой параллели можно было отделить только 200 рабочих, но несмотря на это, работу окончили гораздо раньше рассвета, не потеряв притом ни одного человека. Этой смело и удачно выполненной работой генерал Шильдер подкрепил свои прежние доводы относительно выгод атаки на 5-й фронт, и с того времени можно считать, что фальшивая атака сама собой начала превращаться в настоящую.

Так как желающие ближе ознакомиться с осадой Силистрии в 1829 году могут найти все подробности в журнале осады, помещенном в Инженерных Записках 1833 года, часть XVI, №1, то мы обратим здесь внимание лишь на те эпизоды ее, которые выходят из ряда обыкновенных осадных действий и которые, поэтому, могут служить для лучшего объяснения распоряжений Карла Андреевича Шильдера.

По прошествии восьми дней, осадные работы фальшивой атаки находились уже в таком положении, что можно было приступить к заложению полупараллелей. Поэтому было предположено, с наступлением сумерек, 22-го мая, выдвинуть для этой цели рабочих на 100 сажень вперед. Рабочие колонны вел сам Карл Андреевич, а прикрытие состояло под начальством генерал-майора князя Горчакова. Когда прикрытие и рабочие прибыли на места, избранные для полупараллелей, и готовились уже приступить к работе, неустрашимый Карл Андреевич принял неожиданно новое решение, значительно изменившее ход осадных работ. Заметив, что турки не имеют передовых постов для охранения своих ложементов, генерал Шильдер вознамерился значительно податься вперед, пользуясь еще прежде высмотренной им рытвиной, которая простиралась от заложенной уже параллели до самого гласиса перед куртиной, где эта рытвина поворачивала вправо до кладбища, образуя натуральный ров, параллельный контрэскарпу и в близком от него расстоянии. Оплошность турок, не имевших передовых постов, помогла исполнению этого смелого предприятия.

Мысль воспользоваться всеми вышеописанными благоприятными обстоятельствами — также скоро была приведена в исполнение, как быстро она созрела в голове отважного и предприимчивого инженера. Прикрытие и рабочие без шума спустились в рытвину, осторожно двинулись по ней вперед, предводительствуемые генералом Шильдером, и благополучно дошли до той части рытвины, которая направляется параллельно контрэскарпу. Здесь Карл Андреевич расставил своих рабочих в две линии, по всей длине этого натурального передового рва, и приступил к устройству третьей параллели летучей сапой, предварив на всякий случай рабочих, что если к рассвету они не углубятся достаточно в землю, то турки перестреляют их всех до одного. Работа закипела, под прикрытием войск, расставленных на должных местах лично князем Горчаковым. Конечно, трудно было скрыть от неприятеля работу, производимую у самого рва впереди его ложементов; турки скоро услышали стук лопат, и тотчас же открыли сильный ружейный огонь с главного вала и со всех передовых укреплений. К счастью ночь была чрезвычайно темна, и неприятель, стреляя на удачу, не мог наносить большого вреда. Град пуль проносился над головами храбрых молодцов, наполнявших землей туры. Генерал Шильдер, расхаживая все время с невозмутимым спокойствием и хладнокровием вдоль линии рабочих, поселял в них полнейшую уверенность в успешном окончании дела. По прошествии шести часов, третья параллель, диною в 300 шагов и в расстоянии 50 сажень от гребня гласиса, покрытого неприятельскими ложементами, была готова. С рассветом в ней безопасно расположился дневной патруль, а рабочие и прикрытие отступили, потеряв во всю ночь 5 человек убитыми и 33 ранеными и контуженными. Вот такой маловажной потерей в людях был приобретен шаг, сразу приблизивший осаждающего к крепости на 50 сажень, т.е. на одну четверть всего пространства, еще накануне отделявшего его от крепости. Один из артиллерийских офицеров (П. Глебов), во все время осады Силистрии находившийся на левом фланге (т.е. на бывшей в начале фальшивой атаке), в своих воспоминаниях справедливо говорит:

«Кто из военных не знает, что при осаде крепости каждый шаг земли покупается дорогой ценой и что легче оттягать несколько десятин у самого отъявленного подьячего, чем овладеть, без больших пожертвований, клочком земли под крепостью». Несмотря на некоторую иронию этого замечания, никто из военных не усомнится в его справедливости.

Само собой разумеется, что турки не могли равнодушно смотреть на третью параллель, в одну ночь, выросшую чуть не под стенами самой крепости; поэтому, как только наступил вечер 23-го мая, они предприняли сильную вылазку, направляясь на параллель из своих ложементов перед 5-м фронтом. Кроме того, две другие колонны, вышедшие из крепости, двинулись в то же время на крайний левый фланг атаки. Одна из этих колонн, беглым шагом, бросилась на левофланговый редут, другая двинулась по берегу Дуная с намерением атаковать траншейные работы с тыла; но так как осаждающий предвидел, что турки сделают вылазку и принял заблаговременно должные меры, то неприятель был отбит войсками, предводительствуемыми лично генералами князем Горчаковым и Бергом. Весь результат этой вылазки заключался в том, что осаждающий был принужден прекратить на ночь работы по удлинению третьей параллели.

С заложением этой параллели, осада крепости вступила в новый период, требующей наибольшей энергии и искусства в производстве осадных работ. Но в это время было получено известие, что корпусу генерала Рота, стоявшему близ Арнаут-Лара, угрожает 50-ти тысячная армия верховного визиря, выступившая из Шумлы, и что, кроме того, значительный неприятельский отряд двигается к Праводам, также занятым русскими войсками. Вследствие этого, на рассвете 24-го числа, главнокомандующий, со 2-м пехотным корпусом, двинулся против верховного визиря, а для продолжения осады Силистрии осталось только двадцать пять батальонов пехоты, в слабом составе, и несколько кавалерии. Начальство над этим осадным корпусом было вверено храброму генералу Красовскому, наносившему туркам неоднократные поражения в описываемую кампанию. И так, для продолжения осады крепости имелось не более 8000 человек войск, между тем как гарнизон Силистрии простирался до 13000 человек, поддерживаемых еще 8000 вооруженных жителей. При таких обстоятельствах, только мужество и неустрашимость опытных в бою начальников, личным примером возбуждавших солдат, могло восполнить недостаток в численно числе осадного корпуса.

Не теряя времени, приступили к удлинению так удачно заложенной третьей параллели и к устройству в ней батарей для действия по атакованному фронту. К несчастью, в ночь на 26-е число пошел проливной дождь, не прекращавшийся целые сутки и наводнивший все передние траншеи и углубленные батареи так, что в образовавшихся лужах можно было плавать. Весь следующий день пришлось употребить на спуск воды для осушения траншей, и к продолжению работ можно было приступить только 28-го числа.

Упорство защитников Силистрии, делавших частые вылазки, наступившие светлые июньские ночи, малое число рабочих, вследствие необходимости значительных для них прикрытий, — все это чрезвычайно затрудняло и замедляло ход осадных работ.

Тем не менее, они уже настолько подвинулись вперед, что можно было приступить к занятию гребня гласиса. Но исполнить это было тем труднее, что неприятель, распространив свои окопы по всему гласису перед 5-м фронтом, мог бдительно и с успехом охранять его; следовательно, для занятия гребня гласиса открытой силой, нужно было предварительно штыками оттеснить турок с гласиса в ров, чего, однако, нельзя было предпринять по малочисленности осадных войск. Оставалось поэтому одно трудное и медленное средство — приблизиться к гребню гласиса тихой сапой. Притом надо еще заметить, что все дезертиры, перешедшие к осаждающему, единогласно уверяли, что турки, решась на упорнейшую защиту, устраивают контрмины. Таким образом, и подступы тихой сапой могли не иметь успеха.

Генерал Шильдер, взвесив, с обычной ему проницательностью, все обстоятельства, и зная дух и образ действий противника, положил выйти из третьей параллели шестью отдельными сапами. Этим средством он рассчитывал достигнуть следующего: во-первых, развлечь внимание противника; во-вторых, для отбития вылазок иметь возможность оборонять одну сапу другой, для чего полагал еще устроить между ними плацдармы, в некоторых местах; в-третьих, ведя по две сапы, по каждой капитали 5-го и 6-го бастионов, и две на середину куртины, можно было надеяться, что в случае взрыва неприятелем горнов, из каждых двух сап хоть одна останется не разрушенной. Впоследствии же эти сапы могли служить благонадежным и удобным сообщением с венчанием гласиса. Приняв такое решение, генерал Шильдер немедленно приступил и к исполнению его.

В ночь на 1-е июня положили открыть выходы для трех сап из третьей параллели; поэтому, чтобы предварительно ослабить артиллерию обороняющегося, с утра 31-го мая со всех батарей третьей параллели открыли сильнейшую канонаду по крепости. Огонь не прекращался целый день и завершился взрывом неприятельского порохового погреба в люнете перед 4-м бастионом от удара 5-ти пудовой бомбы, брошенной с нашей батареи. Но этот взрыв был только предвестником целого ряда других, более страшных для неприятеля действий минера атакующего.

С наступлением ночи на 1-е июня открыли выходы для трех сап: IV, V и VI, а в следующую приступили к началу сап и на правом фланге параллели, т. е. I, II и III. Из прилагаемого чертежа читатель может видеть направление, данное вышеназванным сапам, равно как и то, что от лево-фланговой из них (VI) впоследствии отделили две ветви (VII и VIII), направляя их на неприятельские передовые укрепления, имея в виду, приблизясь к ним, взрывом горнов заставить турок отступить в крепость, не прибегая к атаке этих укреплений открытой силой. Не входя в подробное описание производства всех вышеозначенных сап, ограничимся лишь замечанием, что ведение их чрезвычайно затруднялось, отчасти почти беспрерывными нападениями турок, а отчасти оттого, что приходилось подвигаться по местности, склоняющейся к контрэскарпу и изрытой турецкими ложементами; но несмотря на это, по прошествии восьми дней венчание гребня гласиса было окончено.

Как только подступы пошли уже по гласису крепости, Карл Андреевич, при первой возможности, приступил и к минным работам, с помощью которых имел намерение разрушить крепостную ограду и принудить гарнизон к сдаче крепости. Минные работы начались 5-го июня устройством четырех колодцев в сапе I.

Еще 1-го числа командир осадного корпуса получил известие о победе, одержанной при с. Кулевчи над великим визирем; вместе с тем был прислан к генералу Красовскому и взятый в плен полковник регулярных турецких войск или бим-паша Аджи-Осман. Отпраздновав победу молебствием, криками «Ура» и усиленной пальбой по крепости, генерал Красовский предложил начальствовавшим в Силистрии пашам сдать крепость. Но паши, несмотря на всю очевидность, что гарнизону неоткуда уже ждать помощи, на другой день прислали лаконический ответ, что «закон велит им защищаться до последней крайности». Такое упорство обороняющихся однако продолжалось недолго и поколебалось, когда он увидел, что не смотря ни на какие препятствия, атакующий, постоянно подаваясь вперед, утвердился уже на гребне гласиса, но турки все еще продолжали сопротивляться.

В журнале осады Силистрии сказано: «как скоро заложенные в венчании гласиса четыре колодца а, а, а, а были углублены, вывели со дна каждого по одной короткой горизонтальной галереи, в прямом направлении к контрэскарпу, а на оконечностях сих галерей, в 2½ саженях от каменной одежды и на 8 фут. ниже поверхности дна рва заложены были камеры. Каждая камера заряжена была 68 пудами пороху, для произведения предположенной воронки в радиусе в 28 фут., при линии меньшего сопротивления в 21 фут; причем, по свойству грунта, назначено было по 25 фунт. пороху на одну кубическую сажень».

Эти мины были заряжены 8-го июня, и так как вновь начатые переговоры о сдаче крепости не привели к желаемому результату, то в тот же день, в четыре часа пополудни, они были взорваны. Действием этого взрыва была разрушена галерея неприятельских контрмин и совершенно засыпан ров перед правым фасом 5-го бастиона.

«Земля, сказано в журнале, с обеих сторон воронки приброшенная к эскарпу, закрыла оный выше кордона одежды, от чего образовался весьма удобный всход на бастион, бруствер коего был уже прежде разрушен нашими демонтир батареями».

Для устройства мин в прочих местах, к рытью колодцев приступали немедленно, как только к тому представлялась возможность. Не входя в подробное описание построенных мин, ничем впрочем, не отличавшихся от обыкновенных подземных работ, обратим внимание на действие их последовательно, указывая порядок взрывов.

В полночь на 9-е число был взорван горн d, под исходящим углом контрэскарпа несомкнутого неприятельского укрепления, расположенного впереди 6-го фронта; заряд этого горна состоял из 30 пуд. пороху при линии меньшего сопротивления в 21 фут. Ров упомянутого укрепления был совершенно засыпан, и образовалась воронка, весьма достаточная для устройства ложемента, чтобы, действуя из него ружейным огнем, вытеснить турок без рукопашного боя. Вместе с этим был открыт по крепости сильный артиллерийский огонь, и чтобы этим огнем нанести обороняющемуся сколь возможно больший вред, корпусный командир приказал в траншеях кричать «Ура». Турки поддались на этот обман, и, полагая, что русские идут на приступ, толпами появились на бруствере. Они в свою очередь открыли сильную стрельбу и взорвали даже один из горнов в своих минах g, g, но без всякого для нас вреда.

В 9 часов утра, 9-го числа, атакующий взорвал еще два горна b, b перед 6-м бастионом, в минах, устроенных совершенно также и с той же целью как и мины перед 5-м бастионом; разница заключалась лишь в том, что заряды этих горнов состояли из 76 пуд. пороху в каждом, и действие их было еще успешнее. Этими горнами разрушили контрэскарп, совершенно засыпав ров, и образовали удобный всход на бастион. Почти вслед за этим взлетел на воздух и ближайший к крепости исходящий угол среднего передового укрепления, от взрыва горна е. Действие его было такое же, как и горна d: он заставил турок оставить и его укрепление. Взрывы следовали один за другим, и крепостные верки быстро приходили в совершенное разрушение; не было сомнения в том, что если минная война будет и далее продолжаться столь же успешно, то турки вскоре не будут в состоянии сопротивляться.

При малочисленности осадного корпуса, который, после отбытия главнокомандующего, едва достигал 8000 человек, о взятии крепости штурмом нельзя было и думать; поэтому генерал Шильдер еще настойчивее преследовал свою мысль, примененную уже отчасти в Варне, и заключавшуюся в намерении взять крепость лопатами и заставить турок положить оружие без кровопролитного рукопашного боя на самых валах защищаемых ими твердынь.

— «Если я взберусь на бастион и упрямые чалмоносцы не положат оружия, тогда я непременно пойду сапами по улицам города и взорву горнами все их мечети и гаремы», говорил Карл Андреевич своим сотрудникам под Силистрией.

Но быстрый ход осадных работ был еще раз задержан: к вечеру 9 июня опять пошел проливной дождь, продолжавшийся целые сутки, и снова залил все подступы, особенно те, которые были ближе к крепости. Весь следующий день, как и прежде, пришлось употребить на спуск воды для осушения траншей, приостановив все осадные работы, за исключением лишь некоторой части подземных.

Из числа этих работ, спуск в ров подземной галереей, начатый 9-го числа в сапе II, особенно быстро подавался вперед. Производивший эту работу Гвардейского Саперного батальона поручик Данзас случайно опустился колодцем слишком глубоко; не встречая фундамента контр-эскарпной одежды, он быстро шел вперед и заметил свою ошибку только тогда, когда в галерее показался свет, и увидели, что она прошла уже контр-эскарп и вышла в кювет h, устроенный на дне крепостного рва, в 2½ саж. от контр-эскарпа. Таким образом, вместо того чтобы, сделав отверстие в контр-эскарпе, выйти в ров, минеры неожиданно очутились на середине рва. Едва лишь обнаружился выход из галереи, как вслед за этим во рву раздался крик «алла», турки в значительном числе сбежались к отверстию галереи и такой яростью бросились на минеров, что они должны были отступить в галерею, куда неприятель не посмел ворваться. Как только саперы отступили, турки начали забрасывать выход из галереи камнями, разбирая для этого часть одежды контрэскарпа, состоявшей из камня, положенного насухо, т.е. без раствора. При этом они случайно попали на ту именно часть одежды, за которой был выведен из галереи рукав, для помещения резерва минеров. Поэтому, после того как обороняющийся разобрал часть контрэскарпа, образовалось новое отверстие в галерею, через которое неприятель начал бросать в нее зажженные бомбы и ручные гранаты.

Пока во рву совершалась эта ожесточенная борьба, успели уведомить о происшедшем генерала Шильдера. Легко себе представить, как он был поражен столь неожиданной неудачей; но, со свойственной ему находчивостью, Карл Андреевич тотчас же послал в венчание гласиса несколько кегорновых мортирок и велел открыть из них сильный огонь по неприятелю, чтобы вытеснить его из рва. Артиллеристы дружно взялись за дело, и в скором времени турки были принуждены отступить; отверстие же, выломленное обороняющимся в контрэскарпной одежде, тотчас заложили земляными мешками, образовав при этом бойницы, для действия по рву ружейным огнем, а выход из галереи в кювет расчистили.

Вот что об этом говорит сам генерал Шильдер в журнале осады Силистрии:

«Сей нечаянный случай, как покажут ниже последствия и произведенные во рву работы, был для нас в некотором отношении столь же благоприятным, как и вредным».

Вредная сторона заключалась в том, что этот случай «заставил продолжать оную галерею, чтобы довести ее под подходящий угол фланка, тогда как сию самую работу можно бы было произвесть гораздо поспешнее и даже безопаснее, устроением перехода через ров, отчасти открытой, отчасти блиндированной сапой».

Но тот же случай принес и пользу, «ибо неприятель, устремив все свое внимание на замеченную им галерею и заботясь остановить продолжение оной, допустил производить все прочие осадные работы».

Приняв во внимание, что при этом вся потеря наша заключалась в трех раненых и в трех же взятых в плен, действительно можно согласиться, что вышеописанный нечаянный случай принес более пользы, чем вреда. Хотя генерал Шильдер и считал устройство перехода через ров более легким способом, но стоит припомнить, каких потерь и труда стоила подобная работа при осаде Варны, чтобы убедиться, что ошибка поручика Данзаса не причинила большого вреда. Кроме того, вследствие той же ошибки, осаждающий приобрел обеспеченное сообщение с кюветом, которым мог овладеть при удобном случае без труда и потерь, что представляло большую выгоду, так как этот кювет мог служить хорошей траншеей в самом рву осаждаемой крепости. Впоследствии это действительно было и сделано.

Утром 11-го июня турки возобновили нападение на выход из галереи и опять заставили отступить как рабочих, так и небольшое прикрытие их. Вслед за этим они атаковали и венчание гласиса влево от сапы III. Завязался упорный бой, в котором турки могли восторжествовать, если бы к этому времени горны f, f, против правого фаса 6-го бастиона, не были уже заряжены. Взрыв этих горнов в то время, когда турки уж могли считать себя победителями, привел их в смятение и принудил отступить с гласиса, к вечеру же они отошли и от выхода из галереи, к продолжению которой атакующий приступил немедленно.

Действие горнов, взорванных против правого фаса 6-го бастиона, было столь же успешно как и двух других b, b, взорванных перед левым фасом того же бастиона утром 9-го числа.

Быстрота и непреклонность, с которой осадные работы, и особенно минные, подавались вперед, заставляли турок напрячь последние усилия, чтобы удержать атакующего. Но, несмотря на четыре сделанные ими вылазки (ночью на 12-е число, в полдень 12-го июня, и наконец утром и в 9 часов вечера 13-го числа), они не могли воспрепятствовать ни венчанию гласиса и воронок, ни продолжению минных работ. Каждая из этих вылазок была отбиваема с уроном для неприятеля, а взрыв контр-мин r, r не причинил вреда атакующему. Разрушение турецкой твердыни быстро приближалось к концу.

Между тем, продолжая подземную войну, атакующий окончил горн g под правым укреплением впереди 6-го фронта и приступил к устройству еще двух новых спусков в крепостной ров; 13-го числа заложили мину i под правым плечным углом 5-го бастиона, с целью опрокинуть взрывом эскарп, и утвердившись на гребне воронки, уничтожить те работы неприятеля, которые он вероятно предпринял против галереи, начатой осаждающим из кювета; потом заложена была еще мина под исходящим углом 5-го бастиона. Взрыв горна g (7 часов утра 13-го июня) заставил турок оставить передовое укрепление.

В ночь на 14-е число, в галерее под 5-м бастионом услышали, что неприятель производит большие подземные работы в стороне правого фланка этого бастиона; поэтому генерал Шильдер приказал ускорить заряжание горна i. Он был заряжен 49½ пуд. пороху, в предположении произвести воронку, имеющую радиус в 25 фут. и определяя на 1 куб. сажени земли по 25 фунт. пороху. Взрыв этого горна был произведен в 3 часа пополудни 14-го числа; затем немедленно послышался другой удар, происшедший от взрыва неприятельского горна t, который также был уже заряжен. Совокупное действие двух этих мин было столь сильно, что вместе с фланком была разрушена и часть куртины. В час пополуночи взорвали горн под исходящим углом бастиона. После каждого из описанных взрывов турки ожидали штурма и со всех сторон открывали сильный ружейный огонь, бросали зажженные бомбы, гранаты, камни и всякого рода горючие вещества. Но атакующий, будучи уверен, что гарнизон скоро положит оружие и без штурма, энергично продолжал подземную войну. Овладев кюветом, генерал Шильдер вышел из него, по подошве рва, двумя сапами, направляясь к эскарпу куртины, с обеих сторон потерны. Эти сапы быстро достигли цели: одежда эскарпа была тотчас же пробита и под куртиной заложены мины k и l. Кроме того были заложены еще две мины n, n, одна под левым фланком 6-го бастиона, а другая под прилежащей частью куртины.

Предпринимая разрушение фланков 5-го и 6-го бастионов и прилежащих к ним частей куртины 5-го фронта, Карл Андреевич имел в виду, что через образовавшиеся проломы можно будет обстреливать продольно 4-й и 6-й фронты, с батарей, расположенных в венчании гласиса, которым он дал и направление, соответствующее такому назначению. Этим действием генерал Шильдер рассчитывал заставить турок очистить значительную часть крепости, после чего они едва ли были бы в состоянии продолжать сопротивление.

Горны, заложенные под левым фланком 6-го бастиона и под прилежащей к нему куртиной, были заряжены к вечеру 16-го числа. Первый из них, под фланком, был обыкновенный, заряженный 3 пуд. 37½ фунт. пороха, а второй, под куртиной, — усиленный — в 92½ пуд. пороха. В 8 часов вечера эти горны были взорваны одновременно, и действием их образовался широкий пролом, гребень которого возвышался над подошвой рва всего от 3½ до 4 фут. Таким образом, весь 6-й фронт был открыт действию орудий с правой косвенной батареи, расположенной в венчании гласиса. Не прошло ¼ часа от начала действия этой батареи анфиладными выстрелами по куртине, как огонь неприятеля, занимавшего 6-й фронт, совершенно прекратился, потому что турки отступили, не будучи в состоянии держаться на этой части ограды, прикрытой лишь двумя или тремя траверсами.

К рассвету 17-го числа горн под куртиной с правой стороны потерны был заряжен и в 6 часов утра взорван. При этом образовалась воронка 28 фут. в диаметре, и притом такая, что вся внутренность ее могла быть обстреливаема картечным огнем с батарей, устроенных в венчании гласиса. Взрыв этого горна еще более поколебал дух гарнизона; ружейный огонь его с куртины 5-го фронта почти совсем прекратился, и турки уже ничего не предпринимали против рабочих, венчавших гребни всех произведенных воронок. Вечером, 17-го числа, был взорван горн k, заложенный под куртиной; действие его было такое же, как и предыдущего. Наконец, когда генерал Шильдер приступил уже к заряжанию горна о, устроенного подле потерны, из крепости прибыл парламентер, с просьбой прекратить осадные действия и вступить в переговоры о сдаче крепости. Просьба о начале переговоров была принята, но с тем лишь условием, что осадные действия не прекратятся на время самих переговоров. Действительно, переговоры с турецкими уполномоченными шли с обычной медленностью, пока турки не узнали, что осаждающий уже утвердился на гребне воронки 6-го бастиона; получив же это известие, они немедленно и беспрекословно приняли все условия, предложенные победителем. В 9 часов вечера условия капитуляции были подписаны, а через час прибыл к корпусному командиру дряхлый Серть-Махмут-паша в качестве заложника, до занятия русскими войсками крепости и до сдачи гарнизона военнопленным.

На следующий день Силистрия была уже во власти русских.

За покорение этой крепости генерал Шильдер был награжден орденом Святого Георгия 3-го класса.

Уже было сказано, что в важнейший период осады Силистрии численность осадного корпуса не превосходила 8000 человек и была почти в два с половиной раза менее численности гарнизона. При отваге и упорстве, с которыми турки защищали в 1828 и 1829 году свои крепости, столь ограниченное число осадных войск было едва достаточно для отражения лишь неприятельских вылазок; и если все покушения неприятеля задержать осадные работы остались тщетными, то только потому, что корпусный командир, генерал Красовский, равно как и его сподвижники под Силистрией, генералы князь Горчаков, Берг и Шильдер, подавая собой лично пример неустрашимости, обладали умением воодушевлять войска, а последний, как показал опыт, был сверх того искуснейшим и предприимчивым военным инженером.

Не умаляя ничьих достоинств и заслуг, можно сказать, что честь покорения Силистрии принадлежит К.А.Шильдеру. Если одна из главных задач военно-инженерного искусства заключается в умении покорять крепости при наименьших потерях и пожертвованиях, то несомненно, что генерал Шильдер при вышеописанной осаде решил эту задачу самым блестящим образом. Действительно, Силистрия была побеждена одним разрушением ее крепостной ограды, не прибегая ни к каким другим действиям, и эти результаты были приобретены ценой сравнительно небольших потерь, так как осаждающий лишился только 334 чел. убитыми (1 генерал, 1 штаб-офицер, 13 обер-офицеров, и 319 нижних чинов) и 1253 чел. ранеными.

После всего сказанного об осаде Силистрии, нужно ли еще прибавлять, что эта лучшая турецкая крепость была побеждена лопатами сапер, руководимых К.А.Шильдером, так как успех осады решился одними земляными и минными работами!

Принуждение к миру Варшавы

«Plus d‘honneur que d‘honneurs».

Vielle devise

В ноябре месяце 1830 года в Варшаве вспыхнуло восстание и быстро распространилось по всему Царству Польскому.

Для подавления польского мятежа, в пределы Польши была направлена действующая армия под начальством фельдмаршала графа Дибича Забалканского. В половине декабря последовало повеление о выступлении туда же и всего гвардейского корпуса, под командой Великого Князя Михаила Павловича. Днем выступления Гвардейского Саперного батальона было назначено 4-е января 1831 года.

Почти перед самым выступлением гвардии из Петербурга, Карл Андреевич получил назначение исправлять должность начальника инженеров гвардейского корпуса. Вследствие этого, начальство над Гвардейским Саперным батальоном было поручено младшему штаб-офицеру, полковнику князю Вадбольскому; но в строю, в самый день выступления, им командовал еще генерал Шильдер. После этого он вступил в отправление новой должности и во время похода находился при штабе корпусного командира, Его Высочества Михаила Павловича.

Следуя по маршруту через Ковно, штаб-квартира гвардейского корпуса прибыла 10-го марта в г. Ломжу, который был избран местопребыванием Великого Князя и корпусного штаба.

Известясь в скором времени, что к Остроленке приближается значительный польский отряд, Великий Князь немедленно отправил туда генерала Шильдера с поручением прикрыть остроленский мост укреплениями, которые совершенно обеспечивали бы переправу наших войск через р. Нарев. Прибыв в Остроленку 13-го числа, когда неприятель был от нее уже в довольно близком расстоянии, генерал Шильдер безотлагательно приступил к устройству батарей на левом берегу реки, по обе стороны моста. К утру 14-го числа эти батареи были уже вооружены двенадцатью полевыми орудиями и могли обстреливать как самый мост, так и доступы к нему на правом берегу реки.

Избранная генералом Шильдером позиция для обороны остроленского моста, находясь позади его, конечно, не представляла выгод, которые могли бы быть достигнуты устройством надлежащего предмостного укрепления. Но так как неприятель находился на весьма близком расстоянии от Остроленки, и атака могла последовать ежечасно, то поневоле нужно было ограничиться только теми работами, которые оказывались по обстоятельствам наиболее возможными.

Наступило между тем утро 14-го числа, а неприятель еще не приближался; поэтому генерал Шильдер, пользуясь бездействием противника, приступил к возведению предмостного укрепления на правом берегу реки Нарев. Эта работа шла весьма успешно, пока, около 3 часов пополудни, приближение неприятеля не заставило прекратить насыпку брустверов. Первое известие о наступлении поляков доставили казаки, содержавшие разъезды; показание их скоро подтвердилось появившимся вдали густым облаком пыли. Вслед за этим отвели за мост и сапер, строивших предмостное укрепление. Поляки приближались к Остроленке в значительных силах, следуя по дороге, идущей почти параллельно берегу р. Нарев и лежащей от него в небольшом расстоянии. Направление этой дороги давало возможность, действуя с батареи, построенной по левую сторону моста, брать во фланг войска, двигающиеся по ней. Последнее обстоятельство имело следствием то, что после нескольких метких выстрелов ядрами и гранатами, сделанных нашей артиллерией, поляки остановились и немедленно начали отступать по той же дороге, отказавшись от намерения овладеть мостом. Отойдя на некоторое расстояние, арьергард их расположился в фабричных строениях, лежавших на пути отступления неприятеля, в 1½ верстах от Остроленки.

После отступления польских войск и с приближением вечера генерал Шильдер снова послал рабочих продолжать предмостное укрепление, которое к утру следующего дня было окончено и вооружено тремя полевыми орудиями. Ни ночью, во время производства работ, ни в течение всего следующего дня, поляки ничего не предпринимали против Остроленки, и только в зрительную трубу можно было видеть, что они делают приготовления к усилению занятой ими позиции укреплениями, для которых подносили из леса туры, фашины и т. п. Между тем Великий Князь, отправив 13-го числа к Остроленке генерала Шильдера, двинул и часть войск для усиления находившегося там отряда, что вновь помешало противнику исполнить свое намерение — перейти на левый берег р. Нарев ниже Остроленки, и принудило поляков отступить к Пултуску.

Обеспечив остроленский мост достаточно сильными и хорошо примененными к местности укреплениями, генерал Шильдер, по приказанию Великого Князя, приступил еще к устройству другого моста, на плотах, предположив навести его несколько ниже постоянного. Этот мост был наведен в ночь на 20-е марта, и таким образом наши войска приобрели возможность действовать, по обстоятельствам, на том или другом берегу р. Нарев.

Площадь между реками Нарев и Буг, представляла пространную равнину, покрытую большими лесами и перерезанную, по направлению от Ломжи до Острова, цепью песчаных возвышенностей, теряющихся в болотах у последнего пункта, и имела важное стратегическое значение. Треугольное пространство между Варшавой, Модлином и Сиороцком доставляло возможность иметь две операционных линии для вторжения в Россию. Также, владея рубежами между реками Буг и Нарев, можно лишить противника этой выгоды и в свою очередь приобрести широкую операционную линию, достигающую почти до самой столицы Польши. Притом такую линию, которая, будучи прикрыта двумя реками с довольно трудными переправами, легко может быть обороняема от всяких покушений неприятеля, действующего по левой стороне р. Буг или по правой р. Нарев. Для обороны вышеописанной страны весьма важное значение приобретает город Ломжа, в котором соединяются дороги, идущие на Белосток и Варшаву, и шоссе в Ковно. Ломжа представляла еще и ту выгоду, что к ней, по судоходным рекам, легко можно было доставлять все запасы для войск, а в случае крайности — подвозить их сухим путем из Пруссии, от границы которой Ломжа отстоит лишь на 35—40 верст. Кроме того, окрестности Ломжи представляют весьма выгодную боевую позицию, примыкающую правым флангом к р. Нарев и дозволяющую, по своей обширности, развернуть значительные силы. Вследствие всех вышеизложенных причин этот город был избран главным складочным пунктом, в котором учредили артиллерийский парк и госпиталь на 2000 человек больных.

Великий Князь, выждав отступление польских войск, поручил генералу Шильдеру составить проект укрепления Ломжи и немедленно приступить к исполнению самих работ. Можно было предвидеть, что наступательные действия наших войск вынудят ограничиться для обороны Ломжи весьма небольшим отрядом, и кроме того, так как ежедневно могло последовать распоряжение о присоединении гвардейского корпуса к действующей армии, то нужно было принять такую систему обороны, которая не требовала бы много времени для постройки укреплений, а сами укрепления можно было бы защищать небольшим числом войск. На основании таких соображений и по тщательном осмотре местности, окружающей Ломжу, генерал Шильдер предложил защитить город отдельными сомкнутыми временными укреплениями, соединенными ложементами для стрелков; места же удобные для возведения брустверов обнести высоким палисадом со рвом впереди. По одобрении этого предположения Великим Князем, 28-го апреля приступили к возведению укреплений. Работы быстро подвигались вперед, но в скором времени весь гвардейский корпус, по распоряжению главнокомандующего, должен был двинуться на р. Буг к местечку Нур, куда он и выступил в начале апреля. В то же время генерал Шильдер, с тремя ротами Гвардейского Саперного батальона (2-я саперная рота оставалась в Ломже для окончания начатых укреплений), был послан в Остроленку, для содействия передовому отряду генерала Остен-Сакена, находившемуся у Рожан, в 22 верстах ниже Остроленки.

Для успешных действий отряда генерала Остен-Сакена, составлявшего авангард войск, имевших целью занять все пространство между реками Буг и Нарев, было необходимо иметь на последнем обеспеченную переправу. Поэтому, прибыв 9-го апреля в Остроленку, с тремя ротами сапер, генерал Шильдер отправил одну из них к Рожану, для приготовительных работ по устройству моста, а две остальные роты оставил в Остроленке, для вязки плотов, которые, по окончании работ, 10 апреля, были спущены вниз по р. Нарев до Рожан. Отправив плоты в Рожан, Карл Андреевич поехал туда же для должных распоряжений относительно наводки моста, после чего снова возвратился в Остроленку.

Вслед за возвращением генерала Шильдера из Рожан было получено известие, что авангард Остен-Сакена отступает оттуда, а поляки в значительных силах направляются к Остроленке, по правому берегу р. Нарев, в намерении возобновить на нее нападение. Отправив офицера за приказаниями к генералу Остен-Сакену, Карл Андреевич приказал сделать все необходимые приготовления для разрушения как плотового, так и постоянного мостов под Остроленкой. Вместе с этим он приказал, находившиеся в предмостном укреплении орудия, перевезти на левый берег и усилить ими батареи, обстреливавшие мост. Сделав такие приготовления, Карл Андреевич, уверенный в успехе, ждал приближения неприятеля, против которого, имея лишь две роты сапер, он не мог действовать, не приняв вышеописанных мер предосторожности. Но известие о наступлении поляков оказалось ложным.