Бесплатный фрагмент - Живи и фоткай попу

Подруги знакомство

Мы познакомились в туалете ночного клуба — распивая тайно пронесённую водку. Кто кого угостил первым — не вспомнит уже никто.

Итог был таков: всё чаще встречаясь в туалетах клубов, мы нашли свои родственные души — и стремительно стали превращаться в заклятых подруг. Нас объединяло безудержное стремление к веселью, наличие очень щедрых родителей и четырёхсторонняя свобода.

Мы не вылезали из клубов семь дней в неделю. А когда клуб закрыт, мы просто идем в другой клуб. Иногда за одну ночь успеваем побывать в нескольких. В то время нам казалось, что мы знаем весь город. Мы знали в клубе практически всех, перемещаясь как атомы, общаясь налево и направо. Большая компания красивых студенток — девочек с обеспеченными родителями, красивой внешностью и весёлыми длинными языками.

Надо признать, мы оказались очень красивыми девчонками. Очень разными. Обычно у подруг похожий стиль и манеры. Но, видимо, водка объединила нас по другому принципу. В нашей компании дружили величественная Наоми Кэмпбелл, милая Джессика Альба и дерзкая Кейт Мосс. В нашей банде было всё — от девочки-ромашки до высокомерной девушки из высшего общества.

Просыпаясь, нас волновал только один вопрос: в какую сторону пойти тусоваться. Мы жили в разных районах города, но каждый вечер неизменно встречались — где-то в клубе или баре. Мы находили друг друга удивительным чутьём — в отсутствие айфонов и навигаторов, обходя за вечер не один бар и не один клуб. С пустыми руками уже без сумок, сумка — якорь, а мы — вечные паруса. Вечно голодные, мы только пили и закусывали. Еда — это днём. Вечером — только полные стаканы.

В темном клубе мы танцевали до утра, большой тесный круг и чужие сумки в середине. Мы растворялись в музыке, ритме, танце. Жизнь казалась такой же блестящей и яркой как лучи светомузыки. Иногда кто-то из девчонок вставал в круг и раздевался, медленно снимая виртуальную майку, плавно покачивал бедрами, растегивал виртуальный лифчик, и перетекая вниз нежно снимал трусики, переставляя ноги. Все воображаемое, и оттого в тысячу раз сильнее чем реальное. Мы смеялись и хлопали, а напротив стояла недовольная девчонка, которой королева виртуального стриптиза высокомерно бросала свои вещи прямо в лицо. И ей приходилось все это на себя одевать, чужой лифчик, чужие виртуальные трусы. И мы ржали до упаду, над ее лицом. Потому что снимать сексуально может каждый, а одевать чужие трусы — никто.

Клуб закрывался в четыре, но были еще восхитительные пляжи — они круглосуточны. Платных тогда ещё не придумали. И веселье перемещалось на пляж. Мы ехали ночью за город сидя на коленках друг у друга. Парней с машинами всегда не хватало. А на пляже куча машин и куча красивых парней и девчонок в лучах фар будет смеяться, и танцевать до утра.

Мы пили и танцевали всю ночь — так молодёжь уже не пьёт. Надо было уметь пить и не пьянеть, быть в здравом уме, но в весёлом состоянии. Мы оттачивали своё умение годами. За долгую студенческую жизнь мы точно знали свою норму, знали когда притормозить, когда можно дальше. Мы, как опытные лаборанты, точно знали, что делать. Нам было беззаботно весело. Мы выпивали свою жизнь — молодые, весёлые и счастливые.

С тех пор водку я не пью. Видимо, выпила свою норму в детстве.

Мы были похожи на восторженных щенят, которых впервые выпустили из картонной коробки. С бешеным восторгом и неиссякаемой энергией мы бегали по клубам и барам, пропивая родительские деньги. Нам казалось, что это и есть настоящая жизнь — переливающаяся в ночном клубе цветомузыкой и дымом сигарет.

Но оказалось, это было только начало…

Жизнь только начиналась. Всё переливалось и искрилось. Мы счастливы, молоды, — и абсолютно свободны. Впереди всех ждала счастливая жизнь — красивая, яркая и успешная.

Тогда мы еще не знали, что только в самом начале нашего пути, судьба шутя преподносит нам восхитительный коктейль свободной жизни. И мы наивно верим: дальше будет так же — или еще лучше.

Как жаль, что время АБСОЛЮТНОЙ СВОБОДЫ — когда ты никому не нужен, и тебе не нужен никто — исчезнет навсегда…

Мне — 44. И я все еще не разведена. Почему?

Жизнь — прекрасная штука. И моя не исключение.

Почему не ушла ещё двадцать лет назад? Не знаю. Иногда — жалею до боли. Иногда — нет.

У меня есть всё, чтобы быть счастливой: красивый дом в центре города, любящий муж, весёлые и шумные дети, кошка, дворик, фитнес и ежегодные путешествия. Полный набор.

Но счастья нет. В сердце — пустота.

Пытаюсь отдалиться. Но всё равно прилетает. Как огромный кирпич — в стеклянную вазу. И я разбиваюсь. А потом собираю себя по осколкам опять. И так постоянно.

Странно. Вроде не мазохистка, но пахнет диагнозом.

Иногда я срываюсь. Кричу. Выгоняю.

Он исчезает. Я остываю.

А потом он возвращается. Ласковый. Мягкий. Как мартовский кот.

И мне невозможно выгнать его снова. И мы опять вместе. И так всегда. Всегда?

Сейчас я хочу тишины и стабильности. Я устала. Выгорела. Перестала верить в наше будущее.

Двадцать лет прошло. А я — всё там же. На той же развилке. На весах — я. И дети. Что важнее? Кто тяжелее?

И в этот момент — я маленькая. Очень маленькая. Я даже не понимаю, чего хочу. А напротив — дети. И в придачу — семья. Выбирая себя — я разрушаю семью. Всё, что создавала двадцать лет. Всё, что так нужно детям. Как так? Почему опять?

Я познакомилась с девушкой. Молодая, трое детей, хороший муж. Он обеспечивает, она в фитнесе. У неё свобода и поддержка мужа. Узнала: первый ребёнок — не от него. Странно.

Я тогда подумала — она живёт моей жизнью. Той, которой я могла бы жить — если бы ушла давно. С одним ребёнком. Без сожаления. Без оглядки. Она это сделала. А я — нет.

Она спокойна и уверена. А я — снова стою на том же перекрёстке.

Мне уже не родить ребёнка. Я не создам новую семью. И не хочу ничего создавать. Я хочу отползти. Без сор. Без боли. И доживать в тишине. В гармонии. Сама с собой. Почему так?

Почему прошло всего несколько лет — а это, оказывается, двадцать земных?

Вокруг меня много таких же подруг — терпящих своих мужей ради семьи. Стойко несущих свой крест-чемодан — каждая со своей долей счастья-смирения.

Что с нами не так? С женщинами 90-х? Наверное, мы — последнее поколение женщин-терпил. Готовых всё сносить — ради сохранения святого. Семьи.

Как хорошо, что современные женщины — совсем другие. Они умеют выбирать. Они выбирают себя. Как выбрать себя с тремя-четырьмя детьми?! Ты уже не ты, ты растворилась на кухни, как капля Fairy на губке.

Они не ждут по двадцать лет. Поэтому у нас — рекорды по разводам. И пусть это не повод для гордости — но точно знак перемен. Смена ценностей и приоритетов.

Мы в пролете, вымирающий вид женщин-терпил. И как хорошо что мы вымирающий. Так что же с нами не так?

В гостях

Мне 18, я еду домой после клуба в 4 утра. Ключей нету, всё равно иду в надежде на волшебный стук. Но стук оказывается самым обыкновенным, и от него никто не просыпается. Надо решать — ночевать в подъезде или ехать к ближайшей подруге.

Делаю марш-бросок к дороге, ловлю такси. Напоминаю — 90-е, соток нету. Асель уже полчаса как видит цветные сны, но волшебный стук здесь должен помочь. Однако реальность оказывается чуть другой: калитка заперта. Живёт она в огромном коттедже, коттедж не простой — отец и старшие братья все при чинах и погонах, так что даже мухи к ним лишний раз не залетают.

Стучу в калитку — чудо и здесь не срабатывает. Видимо, день был не чудесный. Вокруг тишина и абсолютная темнота. Напомню — в 90-х фонари редко горели на улицах. С ужасом осознаю, что мобильники ещё не изобрели, и лезу через высокий забор.

Спрыгиваю — и оказываюсь прямо перед носом огромного пса. Блин, забыла, что у них большая овчарка. Она сонно поднимает голову, равнодушно смотрит на меня. Я же в ужасе застываю — вся надежда, что если замру, она меня не заметит. Собака лениво кладёт голову обратно. Может, она меня узнала — мы часто были у них, а может, просто подумала: «Летающие студентки… фу, приснится же такое».

Тупо стою ночью возле спящей собаки — то ли сторожу её сон, то ли жду, когда она меня съест. Страх отпускает. Крадусь дальше. Есть же ещё дверь в дом. Тут-то и постучим. Темно. Иду наощупь руками вперёд — и обнаруживаю, что на месте двери… нету двери. Ну её вообще просто нет.

Сорри, есть занавеска. В 90-х это была крутая система умного дома: одновременно выполняя функцию приточной вентиляции, кондиционера и электронного замка, она успешно заменяла любую современную сигнализацию. Ещё никогда люди не чувствовали себя столь уверенно и безопасно, как при использовании этой интеллектуально сложной системы.

Бесшумно затекаю внутрь. Стою в шоке: только что тихо, без проблем проникла в чужой дом. Что дальше? Нет, так не может быть — наверное, за углом старший брат ждёт меня с ружьём. Мужчины в этом доме не только милиционеры, но ещё и все охотники.

Что делать? Двигаться дальше или, может, просто поспать тут стоя? Может, это ловушка? Может, эта специально обученная собака нарочно меня пропустила — а там меня уже ждут? Как охотничья собака загоняет дичь прямо под дуло охотника, может, и меня так?

И нафига мне надо было ночевать именно у неё? Подъезд показался таким родным, уютным и мягким. Простояв 5 минут, понимаю: спать стоя что-то не совсем удобно. Отключаю спящий режим — идём дальше.

Темно — так, будто ослепла. Я знаю ее дом как свои пять пальцев, когда родители на работе мы частенько тусуемся у нее, жарим их мясо, поедаем сладости. Диета? В 18? Нет, не слышали.

Стою в полной темноте в огромном, широченном коридоре с кучей дверей в разные стороны. Но где именно спит подруга? К ним постоянно приезжают разные родственники, ей же приходится кочевать в свободную комнату со своей корпешкой.

Медленно, бесшумно скольжу вперёд, абсолютно уверенная, что вот точно прямо сейчас упрусь головой в чьё-то дуло. Но нет, всё ещё иду. На всякий случай вышептываю её имя — это типа кричу, но шёпотом. Слышали кричащий шёпот? Нет? Это потому, что вы не крались в ментовском доме ночью.

В итоге, прокравшись через весь дом, добираюсь до огромного зала в 60 кв. м. Конечно, тогда в 90х я не стала в темноте бегать по залу с рулеткой, чтобы потом в 44 всё поточнее описать. Просто от Асель знала: зал 60 кв. м. Хотя — ночью я уже прокралась мимо собаки, мимо спящих ружей и пистолетов, почему бы в принципе мне сейчас не померить зал?

Странно, но, похоже, тут меня никто не ждал. Ружья я не встретила. Все мирно спали. Глаза привыкли, вижу что-то белое на полу — постель. Иду к ней.

— Асель?

— Кто здесь!!???!? — мужской голос, потом женский.

Отец в одних трусах и мать в длинной ночнушке, как бойцы Шаолиня, из положения лёжа моментально рывком принимают вертикальное положение. В шоке они смотрят на мои очертания.

Понимаю всю абсурдность ситуации: темной ночью я стою возле постели чужих родителей, и они меня почти не знают. Что сказать? Они даже имя моё не помнят. Видимо уже поздно — просто померить зал и уйти спать в мягкий подъезд.

Бодро, громко и с улыбкой:

— Здравствуйте, а Асель дома?

Занавес.

Они запомнили меня навсегда.

PS. Разбуженная истошными криками своих родителей, сонная Асель — как виноватый ребёнок, на которого накричали за оставленный по середине зала портфель — со вселенским спокойствием и лёгкой виноватой улыбкой забрала меня в свою комнату.

Она молча тащила меня за руку через живой коридор разбуженных родственников, которые стояли в белых ночнушках и коротких трусах, молча так и не проснувшись наблюдая за нашим шествием. Она привела меня в комнату у самого входа.

Мы слышали, как отец запер железную дверь, наверное, решив, что на сегодня ему подруг дочери достаточно. Мы моментально уснули.

Тогда, в 90-х, мы ещё не знали, что в ближайшие полтора года Асель переживёт неудачную попытку самоубийства, раннее замужество и станет матерью в девятнадцать лет.

Она будет хорошей матерью и хорошей женой. Вся погрузившись в детей, мужа и быт, она безжалостно вычеркнет нас из своей жизни.

День рождение 44

Мой день рождения в этом году был очень приятным. Огромные букеты цветов от мужа и сына — обожаю цветы. И даже куча подарков: крутой айфон от мужа, модные Nike от сына. Я довольна и радостна, я абсолютно спокойна.

Странно, почему мы ругались до моего дня рождения — я даже не могу вспомнить причину. Я на что-то обиделась, зачем-то не разговаривала. Подаренный айфон отлично чистит память, ну ничего не помню.

Ну и пусть. Всё отлично. Мы все радостные, всё хорошо. Мы вообще не ругаемся — болтаем и смеёмся. У меня заботливый, любящий муж. Мы ходим в гости к его родственникам, на его концерт в клуб, спасаем и кормим ежа.

Я живу в эйфории шесть дней. До субботы.

А в субботу я хочу развод.

Сора с мужем.

Он не пришёл ночевать, наверное пропил где-то до утра. Я проснулась в четыре ночи и больше не могу спать. В семь решила поехать на велике позавтракать в любимой кофейне. Воскресное утро было чудесным — исторический центр города абсолютно вымирает по выходным. Солнце светило так же радостно и весело, как и в те дни, когда муж ночует дома.

Ну что ж — будем наслаждаться.

_______

Субботняя поездка на пляж обернулась грандиозным скандалом. Любое слово, фраза в любой момент могут стать детонатором огромнейшего взрыва. Не знаешь — когда и чем именно. Иногда можно отлично поболтать, весело посмеяться, иногда — обсудить проблемы, работу, решить задачи. Но иногда… я потом собираю себя неделю.

Он кричит на меня в кафе, не доев вкусный горячий шашлык. Как всегда — начинается с моего ответа, и потом его не остановить. Я молчу — он не останавливается. Уже обвиняет, что я его не поддерживаю. Дальше — «вот, я же вышел с вами» и т. д. Он не орёт на всё кафе, но говорит без остановки — с напором, громко и зло.

Я молчу.

А вокруг все — расслабленные, пьют, едят, и с любопытством, словно кино, наблюдают эту сцену. Когда в мою сторону уже летит мат, я резко встаю, перелистав этот рилс.

Не разговариваем. Едем обратно. Опять что-то не так сказала. Всё. Угрозы, истерика. Я пока молчу. Едем молча.

Всё. Я больше не могу. Это по кругу двадцать лет. Сколько ещё я должна это терпеть? Говорю: хватит — больше не намерена. В ответ — угрозы, крик. Я что-то кричу в ответ. Мы орём на дороге, я за рулём, дети сзади.

Он: «Останови, я выйду». Кричу вслед: «Не приходи. Собери вещи. Всё, это конец».

Кажется, давно он уже не жил отдельно. Может, уже пару лет.

Сейчас я этого хочу. Хочу тишины.

Весь вечер думала, как буду жить. Ночью проснулась — гадаю, где он. Под утро понимаю: он не прийдет. Возможно, снял квартиру. А может он ушёл? Ну что ж, пока поживём отдельно.

Осознаю свою свободу. Тишина не пугает.

Вернувшись с кофейни, застаю его дома. Он пьёт чай и небрежно бросает:

— Где ты была всю ночь?

Дружба Нуржан 90е

Я дружу с безумно веселым парнем, он младше на пару лет. Он незаметно появился в моей жизни, и я даже не могу вспомнить как. Мы плавно превратились в друзей и вскоре мы уже дружим всей его компанией. Их трое друзей, они вместе со школы — красивые и очень высокие парни с открытыми, добрыми лицами.

Стоя в коридоре ночного клуба, я задираю голову, чтобы прокричать шутку Нуржану, получаю ответ, смех — и мы разбежались.

Мы постепенно начинаем созваниваться каждый день, обсуждая вчерашний вечер. Утро — это примерно в обед. Телефон с определителем номера голосом робота орёт на всю квартиру «Вам звонит…. Нуржан». Он надрывался так, как будто дворецкий объявляет о прибытии гостей на бал. На экране мигают красные цифры. Первым всегда звонил Нуржан:

— Привет! Как дела? Как ты?… Да сами, посидели в Х-кафе, пиво попили и пошли к Жану спать. Ты как, кто был?

Через 30 минут АОН сообщает «Вам звонит…. Жандос». Сонный Жан, лениво растягивая слова:

— Салам. Как ты? Чё вчера делали?… Да норм, посидели. С девчонками познакомилась, посидели с ними, потом пошли ко мне. А вы чё?

Ещё через 20 минут на всю квартиру звонит Азамат — бодрый, возмущённый и злой:

— Привет! Прикинь, мы вчера были в кафе — а эти придурки прилипли к каким-то лохушкам! Жесть, такие стремные… Нуржан с одной, этот с другой… Фу! Я вообще ушёл домой.

В ответ я уже хохотала в трубку.

Все подробности их гулянок, которые так изящно и мастерски скрывал мой лучший друг, легко и просто, в самых мельчайших подробностях, сам рассказывал мне Аза. Всю полученную информацию я, конечно же, использовала как настоящий, верный друг — чтобы самым достойнейшим образом, при встрече от души, поржать над Нуржананом.

Азу называли «находкой для шпиона». Волей судьбы он стал очень большим и серьёзным человеком в самой секретной организации страны.

Как-то однажды Нуржан решил бросить пить. Непонятно, как такая умная мысль вообще могла прийти в голову 17-летнему парню — в то время ведь не было мотиваторов, коучей, блогеров и всей прочей нечисти.

Ок, я зову его с собой — мы на квартире подруги, пьём перед дискотекой. Нас целая толпа девчонок, мы еле умещаемся на кухне. Нас больше чем мы рассчитывали, в два раза. Удивительным образом, в отсутствие соцсетей и сотовых телефонов, о вечеринки узнают гораздо больше людей чем планировалось. Мы говорим все разом, перебивая, споря и смеясь. За столом идёт разговор сразу на 3–4 темы, я, вертя головой, успеваю где-то начать, а где-то закончить дискуссию. Мы — как радио, на котором одновременно включили сразу все радиостанции. Но достаточно сконцентрироваться — и можно легко поймать свою волну.

Нуржан с друзьями сидит в шоке, смеясь просит нас всех чуть-чуть помолчать. Потом расслабляется и ловит только одну волну. Всё нормально — он научился.

Он пьёт пиво, его стакан стоит рядом со мной. Пить, как оказалось, он бросил только водку. Как только он чуть поворачивает голову, я незаметно подливаю половину своей рюмки ему. Он медленно начинает веселеть. Постепенно он понимает, что к чему, и начинает меня спрашивать:

— Почему моё пиво всё время светлеет и светлеет? Оно уже светлее воды!

Мы хохочем. И на дискотеку он приходит в своём самом обычном состоянии.

Мы стоим обнявшись и смеемся, смотря на танцпол. Нам так весело вместе и так легко. И внутри у меня навсегда сохранится тот стоп-кадр души. Та легкость и восторг жизни которые всегда были рядом с ним.

И в тот момент я бы и ни за что не поверила, что когда-то он может быть больше чем лучший друг….

Современные уродины

Мне восемнадцать, и мне нравится моя внешность: у меня красивые серые глаза и пушистые каштановые волосы. Через двадцать лет я узнаю, что я кудрявая, а пока я просто пушистая. Природа наградила меня прикольной внешностью — лицо мягкое и доброе, и на вид я — тихая пай-девочка. Я нравлюсь парням, многие считают меня красивой. Но вот лицо и нос — чуть широковат, верхняя губа — не такой уж и правильной формы, хотя губы — бантиком. Огромные высокие скулы — мода на них ещё не пришла. Тебе хочется, чтобы было чуть лучше, чуть ровнее, чуть идеальнее. Ты не считаешь себя писаной красавицей. Но мы же растём — может, потом станет лучше?

Года идут, и ты взрослеешь и начинаешь понимать, что лучше не становится — становится ещё хуже. Ты медленно и с удивлением наблюдаешь, что теряешь даже то, что у тебя было. Ты как старуха из сказки о Золотой рыбке — была вечно недовольна своим богатством, а теперь и оно начинает медленно таять, и ты постепенно его теряешь. То есть лучше уже не будет. Никогда. Назад это не возвращается. И вроде бы и так не очень нравилось — но как же можно ещё хуже? Странно: в молодости казалось, что это не так устроено. Молодость верит: ещё чуть-чуть — и всё будет отлично, всё улучшится само собой. А тут — наоборот и безвозвратно.

Тогда, в 90-х, не было ни пластики, ни филлеров. Мы ходили такие, какие есть — без ресниц, ногтей и губ. Мы, по сути, были современными уродинами. Но тогда мы этого не знали и чувствовали себя красавицами.

И у нас не было выбора — приходилось любить себя. В нашей компании — разные лица, и нам нравились чужие, а не свои. Но с возрастом это проходит — мы начинаем понимать силу своей красоты. А красивы мы были по-разному. У каждой была своя красота — неповторимая и прекрасная. И никто тогда не думал, что можно хотеть одинаковые губы на всех или брови. Мы были бандой противоположностей — не только характеров, но и женской красоты. Сейчас бы мы странно смотрелись вместе — на фоне современных неразличимых красавиц. Наша сила была в нашей неповторимости. У нас был разный типаж — под любой вкус, и парни не могли пройти мимо: яркой и смуглой Луары, детского личика белоснежной Жанатки, дерзкой и надменной Зарины или кукольного лица Динарочки. Все были разные. Все были красивы по-настоящему и по-своему — своей красотой.

Я смотрю на нашу фотографию тех лет: десять красивых девчонок, абсолютно непохожих, улыбаются и машут мне рукой. Все такие разные, и непохожие. И почему-то все — в одинаковых кожаных плащах и огромных норковых шапках.

Сейчас мы живём в мире вечно растущей груди. Кто сказал, что «большой» — значит красивый? Пятидесятый размер красивее сорок четвёртого? Или с одеждой так не работает? Я помню, в 90-х, Зарину — она сидит напротив без лифчика в белой маечке. Маленькая аккуратная грудь смотрится восхитительно. Прилично и дерзко одновременно. И всё так просто и гениально: надел майку — и ты готов. Я, как художник, любуюсь этой простой, гениальной красотой. Сижу напротив со своей идеальной грудью четвёртого размера и завидую. Ну почему у меня не крошечная грудь?!

У нас была куча времени: мы не лежали часами на ресницах, не ходили к косметологу, не делали салонный маникюр. Мы стриглись — это всё, что было нужно. Некоторые просто дома ровняли концы, иногда кто-то красился в какой-нибудь неподходящий цвет.

Мы просыпались с единственной мыслью: куда пойти? Мы умывались, надевали купальник и спешили на пляж. У пляжа была своя тусовка: парни, шашлыки и прохладная голубая вода. Мы кайфовали, не вылезая из неё часами. Мы ныряли, и окончательно смывали тушь. И такими — без краски, губ, бровей, ресниц, видели нас наши друзья. И мы не стеснялись, а нагло просили подбросить нас до центра. И надо было ещё успеть помыться, накраситься — и нас ждала чудесная ночь, полная веселья и танцев до утра.

Вокруг все были неидеальны. Мы жили в прекрасном неидеальном мире неидеальных людей.

Тогда мы и не подозревали, что в будущем нас ждёт идеальный мир, где одинаковыми станут не плащи — а лица.

Субботнее утро

Сегодня суббота. Мы как обычно с детьми печем любимый пирог. Детки в белых маечках украшают черникой чизкейк. А из духовки доносится божественный запах.

Люблю готовить. Это мой кайф и вдохновение. Иногда часами стою у плиты, готовя свои домашние шедевры.

Как хорошо, что вчера я успела сделать уборку и дом сияет чистотой. Люблю когда всё на своих местах. Порядок даёт мне покой. Иногда мне кажется, что я даже отдыхаю, убираясь.

Может накрыть обед в саду, подальше от дома? Праздничная сервировка всегда радует глаз. Пусть сегодня будет сервиз с зайчатами. Радуюсь, предвкушаю, раскладываю всё по местам. Кажется, стоит сделать ещё один салатик — пусть будет чуть больше разнообразия.

И тут я вскочила, вся в липком поту…

Уф…, всего лишь страшный сон. Какой кошмар, я практически допекла там пирог. Да уж, вот что значит на ночь пересмотреть инстаграм.

Солнце ярко светит в окно — значит, уже обед.

Сегодня суббота, а значит велики и кофейня.

— Детки, подъём! Собирайтесь! Мы едем на завтрак.

Переступая через разбросанные повсюду рюкзачки иду в ванную. И там меня ждёт реальный кошмар:

— Ах вы, собачата! Кто разукрасил мой фен?!?!

И сон окончательно испаряется.

Кожей ощущая движение, мы едем на великах в нашу кофейню. Нежный ветер, солнце и суббота. Что может быть приятнее? Город лениво спит. Мне улыбаясь машут деревья. После кофейни сразу в парк, вернемся назад к вечеру. Дети рядом, я спокойна и счастлива.

А разве счастливая мать — не важнее сервиза с зайчатами?

Динарочка

Мы дружим с десяти лет. Вместе сидели за партой. Она каждый день заходила за мной, и мы тащились в другой район в школу.

Но иногда, утром первым делом выясняя, есть ли отмена занятий к ее приходу я уже сладко спала. Ликуя от неожиданной возможности провести удивительно приятный морозный день с пользой, я моментально возвращалась назад в мягкую тёплую постель осуществлять задуманное. И через минуту уже проваливалась в тот самый сладкий и глубокий сон, который бывает только в детстве.

В такие дни в дверь раздавался стук, и удивлённая мама всегда запускала маленькую девочку со словами:

— Ой, Динарочка! Как же ты дошла? Мороз же такой! Заходи погрейся. Айкерим спит, занятия же отменили. Не слышала?

Динарочка не слышала. Она, как солдат, вставала ранним утром и в любую погоду, по темноте, отправлялась за мной — как мой конвой в мир знаний. Мы же, первым делом проснувшись, сразу начинали выяснять, не отменили ли занятия. Морозы тогда были суровыми, и нам частенько отменяли уроки.

Я помню, она заходила в мой сон со словами:

— Каримова, вставай!

Я же, разобравшись, что она в моем сне явно лишняя, крепче зажмуривалась, закутываясь в одеяло и двумя руками держалась за сон.

Динарочка не торопилась. Сидела за моим столом писала мне записки, сверяла наши домашки. Периодически пытаясь меня разбудить, каждые десять минут врывалась в мой сон своим голосом. Я гнала её поганой метлой, но через десять минут она опять появлялась.

Мои волшебные цветные сны зависали от её голоса. Я переставала быть прекрасной принцессой или удачливой девочкой — приходилось перезагружать сон и начинать смотреть его сначала. Иногда она умудрялась остановить мой сон в том же месте, что и в предыдущий.

В нашем детстве телевизор был только с тремя каналами. Мультиков существовало всего штук двадцать, не больше. Показывали их по десять минут — утром и вечером. Все дети знали их наизусть.

Видеомагнитофон с чёрной лентой на кассете появится намного позже.

Это уже потом через несколько лет, по выходным, папа будет нестись как ракета на своем жигуленке с дачи, что бы мы успели посмотреть «Чип и Дейл».

А сейчас этого ничего нету- и я лежу и зажмурившись смотрю свои фильмы, мои фильмы светлые и яркие, в них главная героиня — я, и я то спасаю, то спасаюсь, меня все любят и я очень красивая как принцесса. Но в самый интересный момент, мой фильм виснет и останавливается, и я опять слышу голос Динарочки, «Каримова, вставай!»

В конце концов, ей становилось скучно. И полностью поиздевавшись над моим сном, она уходила домой. Я же оставалась высыпаться до обеда. Каждый раз, выспавшись, я безрезультатно требовала запретить пускать её домой. Мама же разводила руками — ну как можно не пустить замёрзшего ребёнка домой?

Нам по сорок четыре.

Я обожаю её доставать. Это просто офигенное веселье. Меня никто не просил, но я сама нашла её объявление о сдаче квартиры. Я ржу и без конца меняю его текст — он, правда, и без меня был очень ржачный, но я силой своей фантазии, не забывая о нём ни на минуту в течение бешенного рабочего дня скидываю ей на ват сап кучу разных отредактированных вариантов. Пусть весь мир подождет — это дело святое. Я пишу ей за рулем, на работе, из дома и на улице — в каждую свободную минуточку. И делаю это до тех пор, пока сама не начинаю ржать в голос.

Бедная Динарочка получает от меня кучу отредактированных текстов своего объявления. Последние идут голосовым сообщением с моим диким ржанием. Читает и молчит. Пишет:

— Отвали.