Бесплатный фрагмент - Живая вода

1

Ключ тихо хрустнул в замке. Толкнув плечом входную дверь, Стас Корнеев проскользнул в прихожую. Он бросил за тумбочку узкую, точно папка, темно-синюю сумку, — хватит на сегодня договоров, заявок, отчетов, возвратных накладных, рекламных буклетов. Он снял остроносые дырчатые туфли и вкрадчиво, на цыпочках — к двери комнаты. В овале зеркала, что сонно тлело над тумбочкой, мелькнул худой высокий парень с вытянутым лицом, прищурился и улыбнулся лукаво, как заговорщик. Из комнаты сквозь неплотно прикрытую дверь выплескивался в коридор неразборчивый, тихо звенящий голос. С кем-то шепчется по телефону. Стас осторожно приоткрыл дверь. Катя в темно-вишневом шелковом халатике, положив ногу на ногу и покачивая розовым тапочкам с белым помпоном, сидела на диване и, глядя в окно, на котором лениво шевелился тюль, смущенно улыбалась, прижав телефон к уху.

— Не знаю, — она вздохнула.

Стас подкрался ближе к дивану, как вдруг под ногой предательски-громко скрипнул паркетный настил. Катя, испуганно обернувшись, вскочила с дивана.

— Господи, ты меня напугал! Напугал! — воскликнула она, поспешно положив телефон на журнальный столик. — Не смей так больше. Слышишь? У меня сердце чуть…

— Извини, — он порывисто обнял ее и зарылся лицом в светло-золотую волну жестких, как будто кукольных волос. По ее рукам, ключицам, плечам лилось лунное молоко. Как ни старалась она загореть, но кожа оставалась пепельно-белой. Она с грустью называла себя бледной поганкой, а он успокаивал ее, говорил, что это гораздо лучше, чем пережаренная в гриле курица. — От тебя вкусно пахнет…

— Я только что вымыла волосы, — недовольно поморщившись, она попыталась высвободиться из рук Стаса

— Можешь меня поздравить, — он еще крепче обнял ее, голос его задрожал, заклокотал от радости, которая распирала его изнутри.

— С чем это еще? — с глухим раздражением спросила она.

— Через месяц меня повысят! Я буду супером! — воскликнул он, схватил Катю за руку, а другой рукой порывисто обхватил за талию и по комнате — стремительным вальсом, которому, как и другим бальным танцам, было отдано без малого десять лет.

— Да поздравляю я, поздравляю, — с досадой сказала она. — Ну не надо пусти. Пусти же…

— Ладно, ладно… — Стас растерянно остановился, и Катя отпрянула от него.

— Ты вроде и не рада вовсе, — проскрипел Стас, нахмурился, лицо его посерело, опрокинулось в пыль. Стас упал на диван, схватил черный клюв ящика. Моргнул экран. Корнеев устало зевнул.

Скрестив руки на груди, Катя замерла у окна, глядя, как по серому полотну асфальта, ломко отражаясь в зеркальных окнах спортивного комплекса, мчится на велосипеде девочка, вцепившись руками в руль и быстро-быстро крутя педали, — мелькали белые носочки. Разогнавшись, девочка положила ноги на рога велосипеда. А следом, слегка наклонившись вперед, летело на роликах короткое, трепещущее платьице, разведя в стороны руки-крылья. Когда девочки исчезли за копьевидным тополем, Катя вздохнула, какая все-таки тягомотина, эта взрослая жизнь, и обернулась. Стас угрюмо щелкал пультом телевизора. Катя, поджав ноги, подсела к Стасу, прижалась к нему, потерлась щекой о его острое, худое плечо.

— Я действительно рада за тебя. Очень, очень рада, — она виновато заглянула ему в лицо.

— Да, да, конечно, — Стас криво усмехнулся и опять щелкнул черным клювом. «Почувствуй нашу Пэрис Хилтон», — придурковато осклабилась девушка с фарфоровым лицом.

— Может быть, мы тогда с тобой… — Катя запнулась.

— Ты о чем? — он замер, бросил на нее недоуменный взгляд.

— Распишемся, — она робко прильнула к нему.

Он хмыкнул.

— Ты же сама хотела, чтобы я встал на ноги. А потом все остальное… Ведь месяц ничего не решит. Ведь так? — он пристально посмотрел на нее.

— Да, да, конечно, ничего не решит, — разочаровано и торопливо заверила она и покосилась на телефон, черной прямоугольной лужицей растекшийся в углу журнального столика. Вдруг она прижалась к Стасу, порывисто обняла его. — Тогда давай в ночной клуб махнем. Мы так давно с тобой не танцевали!

— Сегодня день еще тот. Двадцать пять точек, а потом еще собранием нахлобучили. Я — как выжитый лимон, — Стас зевнул.

— Ну, Стасик, — заканючила Катя, нежно прижалась к нему.

Он вздохнул.

— Какой ты милый, — она поцеловала Стаса в щеку, вскочила с дивана.- Я мигом. Только накрашусь, — и, торопливо схватив из шкафа юбку с майкой, выбежала из комнаты, закрылась в ванной.

Стас нажал на пульт телевизора. На экране возник наместник с темным, обрюзгшим лицом. Душный, плавкий воздух, он сверлил глубоко посажеными кабаньими глазками, осипшим голосом нарубал на косноязычные фразы, а после разминал и давил толстыми пальцами-червяками. Выпятив тучный живот, наместник рассказывал о строительстве ледовой арены в одном из спальных районов. «Очередная пирамида Хеопса во славу освоения бюджета», — подумал Стас, давясь, захлебываясь зевком. Что ж, каждому свое. От монотонных слов, глаза наполнились песком, веки оплавились, воском потекли на глазное яблоко. Комната плескалась в душной пелене. Голос из ящика неразборчивым гулом заполнил уши. Стас поплыл, погружаясь в омут, который секунду назад казался диваном. Ступни полыхали, словно Стас стоял на угольях. Он, с трудом преодолевая сопротивление вязкого, плавкого воздуха, снял левый носок, потянулся за правым…

Яркая, праздничная Катя в короткой джинсовой юбке, узорчатой майке, усыпанной стразами, влетела в комнату на каблуках.

— Я уже… — и голос ее осекся, улыбка стерлась, черный вечерний бархат глаз потускнел.

Опустив голову на грудь, Стас сгорбился, окаменел, склонившись вправо и сжимая в руке носок.

Катя, вздохнув, схватила со стола свой телефон и выскользнула из комнаты, плотно закрыла дверь, которая тут же незаметно приоткрылась, словно за ней подслушивали.

— Ты еще там? Я сейчас приеду, — раздался звонкий шепот из коридора.

Оружейным затвором чавкнул дверной замок. Рассыпчато простучали каблучки по площадке. Остановившись на этаже, проскрежетал дверками лифт; надрывно лязгая, сорвался вниз.

Внезапно Стас вынырнул из омута, держась за ветку, которая вдруг обернулась носком в руке. Прислушался к тишине.

— Катя, ну ты скоро? Заснула там что ли? — с досадой крикнул он в коридор. Хотел подняться, но диван намертво вцепился в ватное тело и потащил обратно в зыбучую пропасть.

2

Старую, серебристую, в подпалинах ржавчины «Девятку» с вмятиной и царапинами по левому боку Стас оставил на обочине в чахлой тени обвислой березы и, потащился в магазин, слыша, как ошалевшая от жары машина, надрывно гудит вентилятором. Тот же гул оседал в голове Стаса.

Улица под колпаком пекла, сухой парилки. Сковородкой раскалился плавкий асфальт, опутывал жаром так, что трудно было дышать. Небо выгорело, стало белесым.

И кто в такое пекло будет покупать водку? С утра он уже метнулся по супермаркетам и сетям магазинов, кафе и разливайкам, которые прокачивали большие объемы. Все только качали головой: жара, не сезон, приходи позже. Вот если бы он предлагал пиво. Но ему надо было пристроить водку. Причем водку, которую еще никто и никогда не пробовал. Ко всему прочему всех горячих клиентов он залил в прошлом месяце, пытаясь вытянуть план. Вытянул, залил по самое «не хочу», умасливая бонусами, скидками. Но жарко грянул июнь, и уровень продаж упал ниже плинтуса.

Надежда, что его повысят, все больше напоминала мираж, пшик каменистой пустыни. Надо было продержаться еще хотя бы месяц. Только куда деть эту новую водку? Куда? Теперь не то, что супером стать, а как бы из компании совсем не выперли.

Но может быть, здесь, в 123 хоть что-то выгорит? Несмотря на то, что магазин был на отшибе, в кафе, что с торца магазина, кишело местными доходягами, они шли туда косяками… Так пусть возьмут хотя бы ящиков пять. Или десять. И тогда все наладится. Минус поменяется на плюс. Важно только сдвинуться с мертвой точки.

Мимо колбас, хлеба, мимо вина и водки, где скучающая продавщица лузгала семечки, лениво отмахиваясь от черной, мушиной эскадрильи.

Стас вздохнув, толкнул тяжелую дверь подсобки и нырнул в затхлый сумрак, обросший картонными коробами, мешками, пластиковыми ящиками и ворчливо дребезжащий стеклотарой, которую ворочал где-то в глубине перманентно пьяный грузчик.

В закутке за столом, погребенным под товарно-транспортными накладными, договорами поставки, рекламными буклетами, а так же журналами с кроссвордами сидела полная женщина, в светло-голубом халатике, с квадратным лицом, настороженным взглядом из-под нависшего скалою лба. Она вертела в руках бутылку водки. Вздрагивали, трепетали блики на голой, серой стене. Внутри бутылки, казалось, вспыхивали и гасли бирюзовые, пурпурные, изумрудные зарницы. На этикетке радугой переливалось название «Живая вода».

— Поверьте, это настоящая бомба. Воду для нее взяли из нового артезианского источника, который, как рассказывают, обладает лечебными свойствами, и даже продлевает жизнь. Изготовили водку по особому старинному рецепту. Настояли на серебре, на травах. Вкус очень легкий, освежающий. Такое ощущение, словно пьешь ключевую воду. Другие точки берут нарасхват и сразу по десять-двадцать ящиков. Потому что понимают, таких цен больше не будет. Пройдет рекламная акция и… Одним словом, надо ловить момент. Если сейчас не возьмете, потом будете локти кусать, — Стас кашлянул в кулак, весь день почему-то першило в горле.

— Да будь она хоть трижды бомбой, кто в такую жару захочет ее? — Галина Михайловна скорбно покачала головой. — Водка стоит мертвым грузом. Народ на пиво перешел. Да и с деньгами у нас сейчас… Так что извини… — она, вздохнув, поставила бутылку на стол.

— А как же бонусы? Как же плазменная панель с функцией 3D и с домашним кинотеатром в придачу? Как же цифровые видеокамеры, смартфоны, пылесосы с водяными фильтрами, стиральные машины на тысячу оборотов, ноутбук с новейшим процессором, спортивные тренажеры, как же кухонные комбайны? Как же, в конце концов, посудомоечные машины? А можно ведь и косметику… — осипшим от жары голосом сыпал Стас, глядя на Галину Михайловну, как охотник на дичь.

И вдруг взгляд женщины вздрогнул, поплыл, заметался по бумагам, раскиданным на столе. Она заерзала на стуле.

— Надо с Петровной посоветоваться, — тихо сказала она, барабаня пальцами по столу.- Она как раз сейчас в кафе…

Неужели выгорит? Стас покосился на бутылку, и сиреневый отблеск молнии мелькнул в его глазах, уколол в сердце.

— Может без Петровны как-нибудь? — вкрадчиво спросил он.

— Нет, без Петровны никак нельзя, — женщина порывисто встала из-за стола и выскочила в полутемный коридор. Стас поспешил за голубым халатиком. — Мы же не сегодня-завтра магазин в аренду отдаем, и останется у нас только кафе, — огорошила она Стаса, петляя, лавируя в сумраке коридора, заставленным мешками и ящиками.

По дороге она обругала грузчика, который уронил ящик с портвейном. «Учти, из зарплаты вычту!» Он огрызнулся, заворчал неразборчиво в ответ. Потом в другом закутке с табличкой «Главный бухгалтер» пошепталась с женщиной в черном, похожей на прорицательницу с орлиным профилем и серебряным кулоном на груди. «Пойдем», — Галина Михайловна кивнула Стасу и скользнула влево, в темную расщелину между стенами, которая заюлила, завиляла, словно заметая следы, и вдруг чуть расширившись, обернулась металлической дверью.

Женщина толкнула дверь, — и хлынул желтовато-песочный свет, пропитанный мелодией шансона, сигаретным дымом, невнятным бормотанием зала. Стас вслед за Галиной Михайловной оказался за стойкой бара, где пожилая женщина, похожая на строгую учительницу в тонких, узких золотистых очках, наклонив стеклянную кружку, цедила в нее из крана пиво, обраставшее белой пеной. С другой стороны стойки переминались с ноги ногу неопрятного вида посетители, один из них, небритый, сутулый доходяга лет тридцати, голый по пояс, в наколках, обливаясь потом, нетерпеливо обмахивался тюбетейкой.

— Что так долго-то? А? — простонал доходяга, облизывая губы и жадно глядя на кружку, медленно наполнявшуюся янтарной прохладой.

— Обождешь, — осадила его продавщица. Клиенты у стойки глухо зароптали. Правая бровь Петровны надломилась, грозно сверкнули очки.- Цыц!

И очередь тут же затихла. Доходяга в наколках, тяжело вздохнув, вытер тюбетейкой потное, красное лицо.

— Что с водкой? — спросила Галина Михайловна, спрятав руки в карманы халатика.

— Бывало и лучше, — сухо ответила Петровна, сосредоточенно глядя на кружку, белая пена подползала к краю.

— Вот Стас пришел, — сказала Галина Михайловна.

Петровна угрюмо покосилась на Стаса. Он вежливо улыбнулся.

— И что?

— Водку предлагает. Новую.

— Нам бы со старой расквитаться, — она отставила кружку пива и стала сосредоточенно наливать из бутылки в мерную колбу сто грамм водки.

Галина Михайловна приблизилась к продавщице вплотную, что-то горячо зашептала ей на ухо.

— За две недели вряд ли… — пробормотала Петровна, выливая водку из мерной колбы в пластиковый стаканчик…

— Так что скажите? — спросил Стас, сверля затылок Галины Михайловны, которая летела по сужающейся, коридорной темени.

— Завтра, после обеда зайди. Я еще с бухгалтерией поговорю. А то возьмем и не…

— Да чего тянуть-то. Брать надо, — горячился Стас и, споткнувшись о недовольно звякнувший ящик, едва удержался на ногах.

— Завтра. Я сказала завтра, — не оборачиваясь, она махнула рукой, словно отгоняя надоедливое насекомое.

Они обязательно возьмут новую водку. Иначе и быть не может. Убеждал себя Стас, торопясь выбраться из затхлого сумрака подсобки, постукивая папкой по бедру, рассеянно глядя под ноги. За спиной звенели и погрохатывали ящики, с которыми на эстакаде продолжал бодаться грузчик. А что если не возьмут? Тогда что? «В связи с расширением штата компания „Бахус“ примет на работу наборщиков на склад», — вспомнил Стас рекламу по радио и поежился. «Возьмут, никуда не денутся», — ожесточенно, сквозь зубы пробормотал Стас, тряхнул головой и, вспомнив, как у товароведа загорелись глаза, как она вся засуетилась, когда он заговорил о бонусах, вдруг улыбнулся, просиял. Решительно толкнул ведущую в магазин, прикрытую плотной, серой пленкой, как завесой, служебную дверь и чуть не наскочил на Вадима. Это был торговый из другого отдела «Бахуса».

Вадим тыкал стилосом в «палм», на ходу забивая заказ.

— Как план? — спросил Стас, глядя сверху вниз на смуглого, черноволосого парня в светло-серых льняных брюках. Вадим был ухоженный, свежевыглаженный — одним словом семейный человек

— Ничего хорошего, — чуть картавя, ответил Вадим.- А у тебя как?

— Только что спулил паллет водки, — сказал Стас, хлопнув папкой по ноге.

— Поздравляю, — пробурчал Вадим, грустно вздохнул.

— Ничего. Будет и на твоей улице праздник, — снисходительно улыбнувшись, Стас похлопал Вадима по плечу.

Пройдя через торговый зал, в котором дремал желтый, залежалый свет, Стас выскочил на крыльцо и зажмурился, — солнце ударило наотмашь. Мимо Стаса в магазин деловитой, рыжей тенью скользнул парень в светло-розовой рубашке и черных брюках — супервайзер Вадима.

Вдалеке торопливо зашумел поезд. «В Мегаполис» — с тоскою подумал Стас, прислушиваясь. «Не опоздай, не опоздай, не опоздай…» — лязгал поезд. Стас, стукнув папкой по бедру, поспешил к машине.

3

Уже синие сумерки подтопили дорогу, уже над горбатой крышей дальнего склада грустным, бледным смайликом повисла луна, уже в плотной шеренге машин у серой стены с черной паутиной проволоки поверху зияли бреши, — торговые разъезжались, — когда подъехал Стас и, бросив «Девятку» на обочине, ближе к воротам, поплелся в сторону проходной.

Оттуда вместе с полным приятелем вышел Вадим. Увидев Стаса, Вадим хотел пройти мимо, но потом остановился, натянуто улыбаясь, спросил:

— Только идешь?

— Деньги у клиента забирал, — буркнул Стас.

— Ну-ну, — и, опустив глаза, прошмыгнул с мутной, стылой улыбочкой на смуглом лице.

На проходной грузный охранник через аквариумное стекло своей каморки лениво обшарил Стаса рыбьими глазами и опять уткнулся в переносной телевизор. Через турникет на выход проскользнули две девушки, одна из них, высокая, бледная, улыбнулась Стасу, словно хотела ему что-то сказать, но так ничего не сказала.

Пройдя через проходную, Стас поспешил в сторону двухэтажного, обшитого белым сайдингом здания. Стас старался не заглядываться на черный «Туарег», Лэндкрузер V8, громадину «Инфинити», серый бронированный микроавтобус «Фольцваген», на паукообразный квадроцикл, которые стояли справа, у стены, под железным навесом. Это была конюшня хозяина «Бахуса». Когда-нибудь и у Стаса будет… Но для начала надо выполнить план, чтобы стать супером. Мимо Стаса в сторону склада прогромыхала синяя фура, обдав облаком пыли.

Лестничный сумрак глуховато простучал туфлями по ребристым, железным ступенькам. Пропуск лизнул замочную щель. Пискнул зуммер, вспыхнул зеленый светлячок, и дверь тонко щелкнула. Из коридора хлынул холодный, яркий свет. С опухшими, зеленоватыми от недосыпа лицами метались торговые агенты, ныряя-выныривая из кабинета в кабинет, хлопая дверьми, нервно шелестя накладными, голосами, кассовыми чеками, пакетами с деньгами.

По коридору третья слева дверь, стертая позолота таблички, черная, приземистая цифирь 11. Задержав дыхание, Стас дернул за дверную ручку.

— Ты что баран что ли?! — услышал Стас, как только вошел в тесный, душный кабинет, где за т-образным, заваленным клочками бумаг столом горбились торговые агенты, считая деньги и забивая в карманные компьютеры последние заказы.

— Полтинник разобьешь? — сдвинув белесые брови, угрюмо пробасил Павел Седов, лицо — бледное, углами, усыпано бородавками.

— Если не в лом, захвати в кассу деньги, — Денис Артомонов подмигнул Стасу, бойко щелкая личным синим степлером — скреплял кассовые чеки с корешками приходных ордеров. — Ты сегодня вроде последний.

— Завтра в супермаркет загляни. Выкладка там никакая, — торопливо шлепал полными губами Жора — мерчандайзер.- Вот погляди, — он показал Стасу снимок на экране цифрового фотоаппарата, где на прилавке выстроились шеренгой бутылки. — Кладовщица еще просила брак забрать. Кстати, новый анекдот слышал?

— А мне еще ребенка из садика забирать. Представляешь, — пожаловалась Светлана Лапина и, взмахнув короткими светлыми волосами, устало вздохнула.

— Приветствую, — печально прошелестел небритый, плешивый очкарик, который скрупулезно высчитывал задолженность по точкам. Он, с грехом пополам протянув полгода, дорабатывал последние дни.

Сидел еще какой-то незнакомый парень с худым, острым лицом, выпирающим кадыком и скользкими, вороватыми глазами. Значит, кому-то опять подыскивают замену. Люди появлялись так же внезапно, как и исчезали. Никто надолго не задерживался на конвейере под названием «Бахус».

Стас виновато поглядел на бутылку «Живой воды», сверкавшей этикеткой на краю столешницы — вертикали для торговых, на самой линии «горизонта», за которой у открытого настежь окна, щелкая мышкой, притаился за монитором начальник.

Справа от образца «Живой воды», положив локоть на стол начальника, закипал супервайзер — Павел Елистратов, гневливо глядя на сидевшего напротив плотного, щекастого парня с густыми черными бровями. Геннадий Сайфулин нервничал, дергался, пыхтел, сжимал и разжимал руки, не зная, куда их деть, он то наклонялся вперед, словно подставляя спину для удара, то, вдруг отпрянув, вжимался рыхлой спиной в спинку стула.

— Так ты баран? — наседал суперПавел, пригвоздив взглядом торгового.

— Не берут они водку. Не берут. Ну что я могу поделать? А? — торопливо оправдывался парень, разводя руками, затравленно глядя на супервайзера. — Я к ним и так и эдак. А они…

— Ну, точно, баран, — горячился суперПавел, пуча белые в красных прожилках глаза.- С людьми общаться надо.

— А я не общаюсь что ли? — обиженно пробурчал торговый.

— Ты про акцию рассказывал?

— Рассказывал, — Геннадий печально вздохнул.

— И что ты там говорил?

— Ну, я… — промямлил парень, багровея и обливаясь потом.

Стас, ощущая, как заскребло, засосало внутри, робко приблизился к начальнику отдела и еле слышно пробормотал:

— Добрый вечер, Николай Алексеевич.

— Хм. Добрый говоришь? — Куприянов, который выглядел гораздо старше своих тридцати лет, оторвал от монитора плотное, землистого цвета лицо с бородавкой на переносице, с теменью под глазами, исподлобья, тяжело посмотрел снизу вверх на Стаса и тот почувствовал, как непроизвольно стал съеживаться, сжиматься, уменьшаться в размерах. — А заказы где? Сколько сегодня продал? — Куприянов стиснул ладонь Стаса в своей лапе.

Стас обреченно ответил и, не выдержав тяжелого, сверлящего, перфораторного взгляда, потупился, лицо запылало, зачесалось.

— Почему ты меня разочаровываешь? — прогнусавил начальник. — Ведь ты так отлично начинал. Что происходит Стас?

— Сто двадцать третий берут паллет водки, — стукнув папкой по ноге, выпалил Стас и тихо добавил.- Завтра.

Не сдержался. Проговорился. Да ну и ладно. Ведь возьмут же. Никуда не денутся.

— А почему не сегодня? — продолжал сверлить взглядом начальник.

Стас торопливо, долго и путано стал говорить, говорить, как бывало с ним на экзамене, когда он не знал точного ответа на билет.

— Ладно, иди, — проворочал начальник и, щелкнув мышкой, опять погрузился в тину монитора.

Стас тошнотворно легкий, сам не свой выскочил из кабинета и, сжимая в руке карманный компьютер, пронесся по коридору в общий зал, который напоминал зал ожидания на вокзале. В загонах, огороженных темно-коричневыми деревянными перегородками шуршали, шушукались припозднившееся торговые, считая деньги, раскладывая документы. Один из них сосредоточенно штамповал доверенности. У окна натужно скрипел принтер, выплевывая бумагу. К нему подбежал розовощекий толстяк в темно-синем костюме, схватил отпечатанную кипу с лотка и опять скрылся за перегородкой. А принтер продолжал устало скрипеть, плеваться. В углу на серой, миниатюрной кассе выбивала чеки женщина лет сорока.

— Наталья, я скачаюсь? — крикнул ей Стас, не останавливаясь.

— Давно пора, — весело прозвенела вдогонку секретарша.

У «качелей» — желтой, обшарпанной тумбочки, на которой змеились кабеля для синхронизации и чернели разъемы-подставки, завис неряшливо одетый (как путешествующий автостопом) парень с черной испанской бородкой и потертой сумочкой через плечо. Ну, сколько можно… Наконец парень, выдернув шнур, отпал, отошел в сторону.

Торопливо воткнув «палм» в паз округлой подставки, Стас вдавил кнопку на ней и замер, ожидая… «… Муравей к скачке готов… Идет загрузка муравья… Пожалуйста, ждите», — закружилось, замигало на серебристом экране. Что происходит Стас? Что происходит? Тем временем тревожно жалил начальственный гнус в голове Стаса. И вдруг те же самые слова вспыхнули на экране палма: «Что происходит Стас? Почему ты меня разочаровываешь?» Стас вздрогнул, отшатнулся, а когда осмелился взглянуть на экран, то увидел привычное: «Загрузка муравья успешно завершена».

4

Из приоткрытого окна тянуло гарью. Вечерний смог пеленал покатую крышу спортивного дворца. Душную кухоньку заливал ржавый, рыжий свет. Стас сидел в углу за столом, лениво ковыряясь вилкой в ризотто с овощами из близлежащего супермаркета. Оттуда же был вчерашний кусок копченой курицы и позавчерашний греческий салат в пластиковой коробочке. Катю хватало лишь на то, чтобы приготовить быстрорастворимую лапшу, от одного взгляда на которую Стаса с недавних пор стало выворачивать.

На микроволновке, упершись антенной в стенку холодильника и потрескивая, как счетчик Гейгера, бормотало радио о лесных пожарах, митингах согласных и несогласных, о пластиковых окнах с астрономической скидкой и гарантией. А между кухонной плитой и раковиной, прислонившись к тумбочке, улыбалась Катя, перебивая радио рассказом о подруге, которую она давно не видела и которая недавно вернулась с Канарских островов, куда она летала со своим молодым человеком. Ты представляешь?!

От ее голоса почему-то закладывало уши. «Когда же она замолчит?» — с тоскою думал Стас, вылавливая вилкой из салата кусочки солоноватой брынзы. Из радио брызнула латиноамериканская мелодия. Он вспомнил, как в другой жизни легко танцевал Басанову, и сердце его сжалось, заныло, словно он оказался в западне, из которой уже не выбраться.

Вдруг, спохватившись, она спросила:

— А как у тебя день прошел?

Стас пожал плечами и, уткнувшись в тарелку, сквозь зубы буркнул:

— Как обычно… Никак…

— Почему ты такой? — тихо спросила она, по инерции продолжая улыбаться, но уже вымученно.

— А какой я? Какой? — он посмотрел на нее стеклянными, пустыми глазами.

— Чужой. Вот какой. Ты не хочешь со мной разговаривать?

— Может быть, хватит, а? — Стас поморщился и стал вилкой терзать кусок курицы.

— Ты о чем? — улыбка окончательно сошла с ее бледного лица.

— Доставать меня. У меня и так проблем выше крыши. И ты еще…

— Хм… Значит, вот кто я теперь для тебя? Еще одна проблема? — она скрестила руки на груди; лицо, глаза Кати потемнели

— Спасибо, наелся! — Стас вскочил из-за стола; вилка упала на пол, глухо звякнув.

Удушливая, вязкая темнота затопила комнату. Катя, отвернувшись от Стаса, лежала на краю дивана и, не мигая, смотрела на огонек, который алел под телевизором. Впрочем, ни телевизора, ни тумбочки уже и в помине не было — темнота стерла предметы и мебель, нагромоздив из руин, деталей что-то свое, несуразное — кряжи и овраги. «Спасибо, наелся!» — навязчиво крутилось в голове. Она пыталась не думать о Стасе. Забыться, скорее забыться… Но сон не шел, мысли скатывались в желоб недавнего разговора, травя душу… За окном пророкотала машина, ритмично погромыхивая музыкой. В ночном клубе сейчас самое веселье, танцы, белое вино. А она, как последняя дура, таращиться на индикатор домашнего кинотеатра.

И вдруг темноту прошил просящий, захлебывающийся голос. Катя испуганно обернулась.

— Живая вода… паллет, — пробормотал Стас.

— Какая еще живая вода? — замерев, пролепетала Катя, покрываясь ледяной моросью торопких мурашек.

— Рекламная акция… Скидки… Бонусы… Хотя бы десять ящиков возьмите, — он глядел сквозь Катю остекленевшими глазами.

— Стас ты чего? Стас, — она испуганно тряхнула его за плечо.

— А? Что? — он вздрогнул, привскочил, озираясь и часто моргая. Потом провел пальцами по лицу, словно стирая наваждение и, рухнув на подушку, отвернулся опять к стене.

Катя осторожно прилегла, отодвинувшись к самому краю и чутко прислушиваясь к прерывистому сопению за спиной. Красный огонек стал резать распахнутые, немигающие глаза, в горле защипало, и воздух в комнате стал очень горячим, черной лавой выжигая легкие. И вдруг красный огонек вслед за темнотой затуманился, поплыл, растекся.

5

В салоне машине, как в сухой парилке, и каждые полчаса только подбавляли жару, накачивая тело чугуном. Даже думать было тяжело, тем более шевелиться, преодолевать сопротивление раскаленного, вязкого, пахнущего гудроном, воздуха. Тянуло в сон, веки шершавились о глазные яблоки, заполошно шелестел черный расплавленный асфальт. Белесое небо со странной прозеленью ослепляло, наждаком царапало глаза.

Отклонившись, он судорожно зашарил рукой по заднему сиденью. Вот она. Он схватил бутылку минералки, отпустив на пару мгновений руль, открутил пробку, отхлебнул и скривился от отвращения, — вода почти кипяток, да к тому же кислила.

Выругавшись (что было на него совсем не похоже), Стас швырнул бутылку назад и раздраженно вдавил педаль акселератора. В салоне машины и чугунной голове гудел, надрывался вентилятор. Того гляди, двигатель закипит. Наверное, на капоте можно поджарить яичницу. Да, Стас был в аду, пропахшем гудроном, шелестящем аду… Но от мысли о предстоящей крупной сделке приятный холодок разлился по телу, и стало легче дышать…

Да. Это уже чисто технический момент, ничего не значащая формальность. Сейчас в кабинет зайдет Галина Михайловна, и Стас забьет в «палм» паллет водки. А вечером, Куприянов, крепко пожмет руку и гнусавым голосом скажет, мужик сказал, мужик сделал и назначит Стаса супервайзером. Хотя чего тормозить-то? Ведь все уже вчера перетерли. Надо уже сбрасывать на склад эти пятьдесят ящиков водки. Стилос нетерпеливо затрепетал в руке Стаса, постукивая об экран «палма». Ну, куда же она запропастилась? Стас выскочил в коридор, прислушался. Слева, в сумраке эстакады тревожно погромыхивали ящики. Стас вернулся в кабинет, сел на край стула и, кусая губы, уставился на карманный компьютер; острие стилоса замерло над серебристым прямоугольником экрана.

Вдруг стилос дернулся в руке. Наконец-то… В закуток с непроницаемым лицом, пряча руки в карманы халата, а глаза — в пол, вошла Галина Михайловна. Уколол запах валерьяны.

Галина Михайловна, вздохнув, села за стол, и, перебирая накладные, отстраненным, сдержанным голосом сообщила, что в магазин уже привезли водку.

— Как привезли? Откуда? От кого? — пролепетал Стас, в ушах у него зашумела кровь. Закуток стянулся и потускнел.

— От Вадима, — не поднимая головы от бумаг, ответила товаровед и сухо кашлянула в кулак

— От кого? Извините, я не расслышал.

— От Вадима, — с глухим раздражением повторила Галина Михайловна.

— Это что шутка такая? Да? — бледный, растерянный Стас попытался улыбнуться. Воздух в кабинете остекленел, и все происходящее казалось каким-то бутафорским, ненастоящим, смахивало на дежавю кошмара.

Товаровед ничего не ответила, с головою уйдя в бумаги, нервно шурша ими.

— А как же я? Как же со мной? — тонким, внезапно осипшим голосом спросил Стас, стараясь удержаться на стуле, который падал, кренился вслед за штормящим полом.

— Ты — в следующий раз, — Галина Михайловна хмуро посмотрела на Стаса.- Так получилось, — и развела руками.

— Но мне сейчас надо. У меня сейчас план — ниже плинтуса. Вы понимаете? Сейчас, а не потом! — Стас, задыхаясь, ожесточенно тыкал стилосом в карманный компьютер. Стены кабинета сжимались.

— Так. Во-первых, успокойся, — женщина, заерзав на стуле, недовольно сверкнула на Стаса глазами.

— Извините… — пробормотал Стас.- Но вы…

— А во-вторых, не я одна все решаю, — торопливо, словно оправдываясь, сказала она, опять ныряя в шелестящую стихию накладных.- Они позвонили напрямую к директору. Договорились о бонусах…

— Но у меня ведь тоже бонусы!

— Ты электронику обещал, а они — деньги. Вот и рассуди.

— Что я теперь начальнику скажу? Что? — качая головой, стал бормотать Стас, то, включая, то выключая карманный компьютер.- Вы же обещали мне. Как же так? А? Как же так?

— Так, хватит, — товаровед отшвырнула бумаги, вскочила из-за стола.- Мне надо в бухгалтерию. Если у тебя все…

Стас медленно поднялся, сжимая в руке «палм», подтащил себя к двери и, остановившись в дверном проеме, вдруг обернулся, хотел что-то сказать, но, встретившись с угрюмым, холодным взглядом женщины, только вздохнул и, выключив «палм», вышел в коридор.

На выходе из магазина, как черт из табакерки, возник все тот же чернявый Вадим, свежевыглаженный, аккуратный, подтянутый, в серых парусиновых брюках и хлопковой рубашке с коротким рукавом.

— Как ты мог? — Стас едва сдерживал себя.

— Будет и на твоей улице праздник, — Вадим улыбнулся, как ни в чем не бывало, похлопал Стаса по плечу и вдруг отлетел к стене от удара кулаком в солнечное сплетение. Стукнувшись затылком, Вадим сполз на пол, жалко застонал. Но ничего такого Стас, конечно, не сделал.

— Да пошел ты… — пробормотал Стас и, выскочив на крыльцо, зажмурился, поморщился, задохнулся то ли от слепящего, пропахшего гудроном пекла, которое накинулось на него, то ли от обиды и разочарования.

6

И опять Стас метнулся по кругу ада, по всем этим проклятым разливайкам, забегаловкам, кафе, магазинам, супермаркетам, пытаясь пристроить несчастный паллет водки, о котором он проговорился начальнику отдела. Стас просил, умолял, клянчил и чуть ли не требовал. Но товароведы, старшие продавцы, администраторы, директора недовольно отмахивались от него, как от надоедливого насекомого. «Почему у тебя такой завышенный план?» — недоумевала сухонькая женщина из сумрачной, полуподвальной разливайки. «Ведь сейчас не сезон», — нервно вторила ей полноватая, с пергаментным лицом женщина из магазина моего района. «Если ты не перестанешь меня доставать, я запущу в тебя этим степлером», — грозилась, закипала старший продавец из супермаркета, хватая со стола черный, увесистый степлер.

А вечером опять грустно улыбался лунный смайлик, пришпиленный синими сумерками к покатой крыше дальнего склада и словно спрашивающий: «Ну, что, не везет?» Зябкая мгла сжимала горло, ковырялась в сердце отверткой тревоги. Бросив машину за белой, тентованной фурой, которая вальяжно вытянулась вдоль стены, Стас, похлопывая себя по бедру серой папкой, потащился к проходной. Благосклонно вспыхнул квадратный, зеленый глаз турникета, а за аквариумным стеклом все те же настороженные, рыбьи буркала охранника. Все было так же как вчера и позавчера, и неделю назад и даже месяц. И не было ничего, кроме этого дня, тяглого, бесконечно длинного с удушливым, плавким пеклом и зябкими, рыбьими сумерками. Тревожное, тянущее жилы, наждачное дежавю. Как долго оно еще продлится, сколько тысячелетий? Быть может, это и к лучшему, что план накрывается медной луной, и что увольнение не избежать?

А как же Катя? Как же свадьба? Нет, нет. Надо собраться. Надо что-то придумать… Медленно, обреченно, как на эшафот, поднимаясь по гулким железным ступенькам, Стас лихорадочно подбирал слова для Куприянова. Надо сказать так…

Куприянов хмурился у доски, на которой — мелкий, колючий бисер цифр, — краснели планы на месяц и чернели отчеты о продажах по каждому торговому. Когда начальник сжал руку Стаса и пробуравил его взглядом исподлобья, Стас похолодел и тут же забыл все то, что хотел сказать в свое оправдание.

— И сколько? — гнусавым, мрачным голосом спросил Куприянов.

Стас, опустив голову, тихо выдохнул ответ. Черный фломастер зябко проскрипел по пластику доски.

— А сколько планировал? — начальственное лицо, взгляд потемнели.

Стас виновато пробормотал, глядя на острые, пропыленные носки туфель; в голове шумело, завывало.

— Почему? — гнусом ужалил голос.

— Что почему? — Стас недоуменно вскинул глаза на одутловатое лицо, пропитанное темно-зеленой злобой.

— Почему так мало?

И Стаса вдруг как будто прорвало. Набрав в легкие колючего, жаркого воздуха он быстро заговорил, заговорил, почти не слыша сам себя из-за гула в голове. В притихшем кабинете звонко бился о пластиковые стены голос Стаса, точно так же как в груди белкой металось и скакало сердце.

— … В этом 174 семь пятниц на неделе. Они сами не знают, чего им нужно, — захлебывался, задыхался, звенел Стас. — Сегодня говорят одно, а завтра уже…

— Ты понимаешь, что неудачники нам не нужны? — вдруг навылет прогнусавил начальник, буравя Стаса взглядом.

Стас смешался, побагровел и, опустив голову, упавшим голосом пробормотал:

— Понимаю… Только…

— Что только?

— Да ничего, — Стас вяло махнул рукой.

— Опять двойка, — глядя в потолок, задумчиво пробасил Павел Седов, сцепив руки на затылке и покачиваясь на стуле.

Гладкий, круглолицый, сверкающий бронзовой лысиной и серебряным перстнем СуперПавел хмыкнул и покачал головой, насмешливо уставившись на Стаса. Денис Артамонов на мгновение замер, быстро, исподтишка взглянул на Стаса и опять торопливо зашуршал купюрами. А Светлана, у которой тоже не шел план, печальным, жалостливым взглядом проводила Стаса до двери…

Он выпал из кабинета в коридор, который теперь смахивал на узкий, длинный колодец, наполненный желтовато-песочным светом, шорохом, невнятицей голосов, угловатыми тенями. Гулкое, стремительное падение оборвалось у обшарпанной тумбы — качелей… Ждите ответа. Связь с муравьем установлена. Загрузка завершена.

7

Ключ беспомощно залязгал в замочной щели — дверь была не заперта. «Опять эта Катя… О чем она только думает», — с глухим раздражением подумал Стас, дернув за дверную ручку… Застигнутый Стасом врасплох, коридор ощетинился светом настенных светильников, на коврике валялась белая босоножка, пришпилив тонким каблуком желто-опаловый отблеск. Эпицентром нервозной суматохи, выпиравшей отовсюду, из всех углов, была темно-холщовая сумка баул. Она лежала у стены, разбухнув от Катиного скарба, и дразнилась черным, шелковым языком — майкой, которая свешивалась с покатого бока сумки. Из комнаты выскочила Катя, в полупрозрачной розовой блузке, в синих дырчатых джинсах, завитая, подкрашенная, красивая, чужая, держа в руке очередную порцию свитеров и юбок. И, болезненно морщась, замерла на мгновение.

— А, это ты, — покраснев, пробормотала она и поспешно отвернулась, пряча лицо, присела на корточки, зашуршала, укладывая вещи в сумку.

— Опять ты дверь забыла закрыть, — укоризненно покачал Стас головой и бросил сумку-папку рядом с тумбочкой.

— Не топчи, — раздраженно бросила она через плечо, косясь на Стаса.

— Извини, — он вернулся к порогу, снял ботинки, нацепил тапочки.- Ты куда-то собираешься?

— Да, я ухожу, — сказала она, уминая вещи в сумку. Катя метнулась в комнату. Возвратилась оттуда с новым ворохом вещей, выронила черную майку с узором из стразов. Стас наклонился, поднял майку. Катя выхватила у него из рук майку.- Не надо, я сама.

— Так куда ты собралась? — нервно позевывая в кулак, спросил Стас. Он очень устал, все тело гудело, а тут еще Катя — ее странные выкрутасы…

— Я ухожу от тебя, — вдруг сказала она, швырнула черную майку в сумку вместе с остальными тряпками и опять нырнула в комнату, словно пытаясь убежать, скрыться от Стаса.

Но Стас, оглушенный, полуживой, как сомнамбула, потащился за ней, перед глазами у него потемнело, гулкий молот забил по вискам.

— Уходишь? Это что, шутка такая? — сдавленным, дрожащим голосом забормотал Стас, почти не слыша сам себя из-за гула в голове. Он пытался заглянуть в лицо Кати, поймать ее взгляд. Но напрасно…

— Я устала. Просто устала, — она металась по комнате, сметая с полок свои вещи, глядя мимо Стаса, ускользая от него, выбегала в коридор и швыряла вещи в сумку так, словно именно они были во всем виноваты.

— Но как же так… Но мы же должны… Но меня же вот-вот, совсем скоро… — бормотал и разводил руками Стас, потерянной тенью следуя за ускользавшей от него Катей.- Нет. Ты не можешь вот так вот взять и уйти…

— Почему это? — спросила она, кусая губы и думая о чем-то своем.

— У тебя локон… — он осторожно коснулся ее волос.

— Не надо… — она, поморщившись, отмахнулась от его руки и резко дернула за собачку замка, закрывая сумку.

— Котеночек, ну ты скоро? — вдруг ударил Стаса в спину глуховатый, нетерпеливый голос.

Стас быстро обернулся, — в дверном проеме высился смуглый, черноволосый парень в желтой майке, полосатых шортах и шлепанцах — сланцах.

— Приветствую… — парень, подпирая плечом дверной косяк, хмуро кивнул Стасу.

— Забери пока сумку, — поспешно сказала Катя, покраснев.

— Если что, я — в машине, — желтая майка подхватила сумку и исчезла за порогом, шлепая по ступенькам.

— Я сейчас спущусь, — крикнула Катя вслед, прикрывая дверь.

— И какая у него машина? — упавшим голосом спросил Стас, глядя на Катю так, словно увидел ее впервые.

— Прекрати… — она болезненно поморщилась, скрестив руки на груди.

— Какая у него машина? — упрямо повторил он.

— Господи, ну какое это имеет значение! — с досадой воскликнула она, отвернувшись от Стаса и прислонившись спиной к стене.

— И все же ответь…

— Ну, Порше, и что? — обернувшись, со злостью бросила она ему в лицо.

— Понятно, — проскрипел Стас, глядя сквозь Катю, словно она стала прозрачной.

— Ничего ты не понял, — печально сказала она, пытаясь поймать его остекленевший, холодный взгляд.

— Да, все я понял.

— Я хочу, чтобы мы остались друзьями, — сказал призрак еле слышно, еще дальше удаляясь от Стаса в иное прозрачное измерение.

— Убирайся, — пробормотал Стас, отвернувшись от Кати.

Громким выстрелом хлопнула дверь. Стас медленно сполз по стене вниз и, поджав ноги, обхватил голову руками.

— Стерва… — еле слышно провыл он, глядя на белую босоножку, которая сиротливо валялась на коврике.- Стерва! — проревел он и, схватив босоножку, швырнул ее в дверь.

8

Ощетинив темно-зеленую с мшистым отливом шерсть, распахнув клыкастую пасть, наполненную черной слюной, громадная собака молча бросилась на Стаса, целясь ему в кадык. Стас судорожно дернулся, похолодев, и замычал, словно ему в рот затолкали кляп. Но вот кто-то донельзя близкий жарко прижался к нему всем телом и ласково зашептал в затылок: «Это всего лишь сон…» И тут же клыкастый, ощерившийся кошмар осыпался сумраком, исчез. Все еще с кляпом во рту, не приходя в себя и не оборачиваясь, а лишь закинув руку за спину, Стас отчаянно попытался обнять девушку, но она исчезла в тонкой простыне, которой укрывался Стас.

Вынырнув из омута сна, Стас оказался в той же комнате, среди, пусть и отмытых от темени, выбеленных светом, но тех же самых стен, — слоистое дежавю опять окружило Стаса. Колючая морось мурашек пробежала по спине, подожгла затылок, громко забарабанила в тимпан сердца. Стас привскочил с дивана, уселся на краю, погрузив подошвы ног в холод пола, и затравленно огляделся. Опомнившись, схватил телефон с тумбочки, простонал, сжав зубы, — он опаздывал как никогда раньше. Вдруг взгляд упал на смятую простыню, в которой с ласковым шепотом растворилась девушка-оберег и, тут же забыв о клиентах, о плане, он подошел к окну и позвонил к ней.

А за окном — какая-то мутно-зеленая чертовщина. Болотное небо елозило мшистым брюхом по горбу крыше, припорошенной темно-зеленым пеплом. Та же пепельная прозелень проступала на оконном стекле, подоконнике, трансформаторной будке, лоснящемся от жары асфальте, на мучениках — тополях, которые обмерли и простерли ветви вверх, словно умоляя. Но напрасно — «Абонент временно недоступен, или находится…» — прозвенел жестяной, женский голос один, второй, третий раз… Перестань… Хватит уже… Проехали… «Девятка» тоже позеленела, — быть может, от злости или усталости, — и дворники размазали жижу болотной тины по лобовому стеклу. И казалось, что даже мысли припорошили темно-зеленым пеплом.

— Это ведь на военном заводе в Алексеевке грохнуло! — резанул по ушам звенящий голос старшей продавщицы из магазина шаговой доступности, что между автобусной остановкой и дежурной аптекой. Стас поморщился, с тоскою глядя на полную, низенькую женщину в голубом халате, которая в душном сумраке крохотной подсобки — «морилке» неторопливо переставляла полупустые картонные ящики, звеня бутылками с настойкой, водкой, портвейном, раздумывая над заказом. — Что творят, что творят. Весь город траванули, сволочи! — женщина горестно вздохнула, покачала крупной головой.

— Алена, ты так всех покупателей распугаешь, — Стас вяло улыбнулся, про себя подумав, ничего она не закажет, только зря время теряю.

Женщина выглянула в торговый зал, где у прилавка под коричневой клейкой лентой, свисающей с потолка и усеянной черными трупиками мух, сутулился в старой, клетчатой, фланелевой рубашке, рукава закатаны до локтей, пожилой Челентано. Дряблое, грустное, обезьянье лицо, обросшее рыжеватой щетиной, темные мешки под глазами, матовая, широкая плешь посредине головы, а вокруг нее — взлохмаченные седоватые волосы. Увидев продавщицу, он заволновался, всколыхнулся, дернулся к ней, что-то неразборчиво забормотал, дрожащими полными губами.

— Ты про этого что ли?.. Обожди минуту, — брезгливо бросила продавщица доходяге и опять исчезла в сумраке подсобки.- Таким уже все до барабана.

— И все-таки чего зря панику-то разводить… — равнодушно заметил Стас, обмахиваясь папкой.

— А ты мне рот не затыкай, тоже мне… — осадила она Стаса, отпихивая ногой в дальний угол звякающий, картонный ящик.

— Это обычная пыльца, — пробурчал Стас, неловко оправдываясь.- Так по радио…

— Сам ты пыльца, — раздраженно перебила его продавщица, оборачиваясь. Лицо у женщины было круглое, белесое, усыпанное родинками, а волосы коротко острижены, осветленные.- Не буду я ничего заказывать. Все встало мертвым грузом…

— А может, все-таки…

Она махнула на Стаса рукой:

— Через неделю приедешь, — и, выкатившись в торговый зал, спросила у доходяги.- Чего тебе?

Тот, неразборчиво и тихо что-то бормоча, протянул трясущейся рукою смятую купюру. Продавщица с непроницаемым, надменным лицом взяла у него деньги и, наклонившись, достала с нижней полки бутылку водки, поставила ее на прилавок. Мужчина схватил бутылку «Живой воды» и рванул к двери, шаркая тапками, подергивая головой, дрожащими непослушными руками пытаясь запихнуть бутылку в черный, шелестящий, полиэтиленовый пакет.

— А сдачу! — заполошно закричала продавщица ему вслед. — Совсем что ли из ума выжил…

Выбравшись на улицу, Стас жадно заглотнул сухого пекла, который после подсобки на какое-то мгновение показался бодрящим, освежающим глотком, и, прикрыв глаза козырьком ладони, настороженно взглянул вверх, на слепящее, зеленоватое марево. Вспомнив мрачные слова Алены (весь город траванули), пожал плечами, пробормотав:

— Бред какой-то, — сел в машину, повернул ключ в замке зажигания. «Девятка» тяжело, натужно загудела.

Сбоку магазина распахнулась дверь, рядом с которой на стене размашисто и коряво предупреждали: «Машины не ставить!» Из подсобки на улицу выскочила продавщица, махнула Стасу рукой, и устремилась к нему, округло колышась. Ну что еще ей?

— Забыла… о бонусах, — выпалила она, прерывисто дыша и заглядывая в машину.

— На следующей неделе буду развозить.

— Ты про меня не забыл?

— Обижаешь, Алена. Кухонный комбайн, — Стас устало улыбнулся.

— Ладно… Ящик «Живой» мне… — смягчаясь, оттаивая, сказала она и покатилась обратно в магазин, шлепая стоптанными босоножками.

9