Неожиданные встречи
Чехов и таксист
Я плюхнулась на сиденье рядом с таксистом и блаженно выдохнула. Можно расслабиться. Отпуск начался. И дорога в аэропорт обычно — приятное его предвкушение. А тут еще фирма, в которой я обычно заказываю машины, подогнала не обычную раздолбайку, а приличный новенький Форд. «Наконец-то повезло!» — подумала я, пытаясь забыть те сто барьеров, которые выставила мне перед отъездом не желавшая отпускать меня родина.
…Первым у таксиста отказал прикуриватель — и я поначалу не придала значения чертыханью водилы:
— Блин, новая же машина! Два месяца назад купил! И уже посыпалась!
Через 10 минут полетело радио. Потом замолкла рация. Почти на выезде из города новенький Форд стал отрубаться на ходу, создавая иллюзию, что меня везут не по дороге, а по железной стиральной доске.
— Ничего, я до аэропорта дотяну! — с интонацией пилота подбитого истребителя причитал водитель. Но Форд чихнул, помотал башкой и встал намертво, как ослик в «Кавказской пленнице».
Время клонилось к ночи. Грустный водила вызвал по телефону подмогу и минут через 20 — я начала приплясывать от нетерпения — подъехало новое такси уже без выпендрежа: раздолбанное, с фонарем на крыше и веселым рыжим водителем, казалось, руль вот-вот хрустнет в его могучих руках с вытутаированной на пальцах пальмой.
— Пойдем, поговорим! — отозвал он в сторону моего водилу. Хлюпик с Форда зашел за машины и я услышала шум разборки. Делили меня — вернее, мои бабки за проезд. Наконец я была разделена по-честному. Рыжий здоровяк перетащил мои вещи в свою машину. Мы тронулись.
— Надо же! И не боитесь вот так ездить! — начал он.
— Как «так»?
— Ну сели к незнакомому в машину. Я про того дурня…
— Так он от фирмы!
— От фирмы?! Ха, он же на своей машине! Отстегивает просто 30 процентов от выручки. А что случись — ищи его! Никакого контроля! Нет, смешные у нас люди. Думают, если звонят в фирму, так от всего застраховались. А там вся фирма — диспетчер и водилы, которым он заказы передает. Недавно одного такого таксиста милиция пыталась найти — случайно знаю, тоже вызывали, что-то он с пассажиром учудил. Да куда там… Это вот я в штате. Тут хоть какой-то контроль. Хотя… Тоже такого рассказывают! Я вот пассажира всегда спрашиваю: как везти? Будем по шоссе в пробках толкаться или в объезд по тропкам? И многие говорят: ничего, потолкаемся! Зато на людях. А так водитель куда-нибудь завезет и… Сами понимаете.
— Что, что понимаю? — заволновалась я. — Я ничего такого не слышала. Езжу себе спокойно…
— Ну вы даете! Спокойно! Тут такое случается!
— Да что случается-то? — нервно переспросила я, с опаской наблюдая, как водитель без всякого моего согласия свернул с освещенной трассы в проулок.
— Да вот недавно. Девушка одна в такси села. С сумочкой. (он скосил огненный глаз на мою «Макс Мару»). — А вышла уже безо всего.
— Голая? — мазохистки уточнила я.
— Ну в каком-то смысле. Без денег. А один мужик вообще две недели назад выехал в аэропорт. И пропал. До сих пор ищут…
— А машина?
— Что машина? Водитель чеченец, говорит — довез до места. И все ему верят. Понятно, почему, да?
— Мне другое непонятно — зачем водителям из фирмы пассажиров грабить? Чтобы потом всю жизнь от милиции скрываться? У них же — ничего — ценного — с собой — нет! — убедительно, почти как заговаривающий от энуреза Кашпировский, проговорила я, поглядывая на залихватские пальмы на пальцах водилы.
— Ну, это вы зря! Взять всегда есть чего! — со знанием дела хмыкнул он, и за секунду сканировал меня наглым рыжим глазом.
— Вы вот в аэропорт едете. Значит, при деньгах…
— Но деньги-то все сейчас на карточках держат! — выдохнула я, прижимая к себе сумочку.
— Ну, тысячу-то евро наличными везете! — точно назвал он сумму, как будто пересчитал ее в моем кошельке. — Ювелирка — тут я прокляла себя за то, что надела дорогущие сережки и еще более дорогие часы — побоялась класть их в сумочку, дура!
— Опять же вещи — вон у вас чемодан 16 кило весит. 16 кило вещей — там есть что продать. Тысяч восемь евро на круг можно взять! — оценил он меня так, будто я уже была неподвижное тело.
Как ни странно, высокая оценка моей товарной стоимости даже взбодрила, но тут мы свернули совсем уж в темный проулок.
— Или вот еще, — не унимался этот садист. — Вы машину к дому вызвали. Телефон ваш у водителя имеется. Узнать, в какой именно квартире вы живете — пара пустяков. А раз в аэропорт едете — значит, квартирка пустая… Или кто дома остался?
— Остался, остался! — затараторила я. — И еще у меня собака большая. Дог… Очень злой…, — зачем-то оговорила я своего добрейшего пса.
— Вот, вы уже и про собаку предупредили. Нет, осторожнее надо! А то у нас недавно банду водителей раскрыли. Они вот так в дороге узнавали у пассажира все подробности: куда едет, надолго ли — мол, не надо ли обратно встретить, кого из близких куда отвезти. А иногда и спрашивать не надо, сразу целой семьей грузятся — на отдых все уезжают…
— Нет, мы по очереди! — опять соврала я.
— Короче, водители те квартирки примечали, а потом их грабили. Я в милиции сразу сказал: я тут не при делах. Ребят тех знаю, да. И пассажиров тех тоже возил. Но это — совпадение. А то чуть что — сразу Рыжий! — и водила как-то нехорошо хохотнул.
Я стала перебирать в памяти, скольким водителям я мило рассказывала в такси, куда и на сколько еду.
— Я гляжу — вы вообще дамочка смелая, — не унимался мой мучитель. — Сели на переднее сиденье…
— А на к-какое надо?
— Да нет, дело ваше. Но вот я приторможу в темном переулке, сумку у вас вырву и из машины на ходу вытолкну. Опасно. Особенно ночью…
И он резко сбросил скорость на повороте, так что взвизгнули тормоза.
Я уже собралась было закричать: «выпустите меня немедленно!», но что-то остановило.
«Для настоящего грабителя он слишком много болтает. Просто развлекается мужик,» — зло подумала я. И желание отомстить поднялось к горлу душной волной. Я вспомнила Чехова. Тот его рассказ про барина, который, перепугавшись ямщика, таких ему ужасов про себя наговорил, что тот посреди лесной дороги сбежал. И пошла в ответную атаку.
— Ну, вы тоже человек смелый! Такую опасную профессию себе выбрали! Водители-то по риску нападений — на первом месте. Ведь и грабят вашего брата, и убивают. Причем иногда и не скажешь по пассажиру, на что он способен. Даже женщины стали нападать! Вот так сядут на первое сиденье…
— Вы тоже слышали? — дрогнул голосом водила, и я поняла, что на верном
пути. — Про девушку?
— Про какую из них? Ту, что убивала водителей шелковым шнурком? — поинтересовалась я, поправляя тоненький шелковый поясок на платье.
— Или про ту, что приставляет к горлу заколку и забирает выручку? — и я поправила ужасную заколку в волосах, которая давно напоминала мне заточку. — Кстати, говорят, это может быть одна и та же дама, — добавила я, скромно потупив взор.
У водилы как-то странно дернулась щека.
— Не, я про этих не слышал! — протянул он и снова скосил на меня рыжий лошадиный глаз. — Я про ту, что села к нашему водителю две недели назад в Домодедово. Сказала — отвезите в Бирюлево. А утром нашли машину с мертвым таксистом.
— И что случилось? По вашей версии? — с иронией истинного знатока поинтересовалась я.
— А кто знает? — настроение у моего веселого спутника резко падало. — Может, он к ней пристал, а она мужу пожаловалась…
— Смешной вы. Будто дамских романов начитались. Выручку она у него хотела забрать. Заранее с подельником договорилась. Так всегда делается. И заманила таксиста в темный проулок. Ну, в такой, какой мы сейчас проезжаем!
И я зловеще хохотнула. — Мне ребята — они из тюрьмы недавно вернулись — рассказывали: там много таких сидит, которые на водителей нападали. Уж больно дело выгодное. Трудно устоять… Кстати, выручка у вас большая? Вот вы сегодня сколько везете?
— А что я? — вдруг задергался водитель. — У меня сегодня — просто слезы!
— Ну, тысячи три — четыре-то из этих слез накапает. Для многих и это — деньги. А потом — может, им машина была нужна, С водителем. Знаете, бывает нужно банк ограбить, то, се… Ну а лишний свидетель — сами понимаете.
— Чего я понимаю? Не хочу я этот беспредел понимать…
— Ну, кто ж вас будет спрашивать — хотите, не хотите, — сказала я ледяным тоном. — Пистолет вам покажут — я как бы между прочим щелкнула замочком сумочки, — и поедете, как миленький! Кстати, вас еще не грабили?
— Да типун вам на язык! — зло сказал водитель и мы буквально вылетели на автостраду. До аэропорта докатили молча. Каждый невесело думал о своем. Я — о том, что каким бы болтуном-провокатором ни был этот водила, а прислушаться к нему стоит. Мы действительно расслабляемся в период отпусков. И иногда выдаем о себе лишнюю информацию.
А еще — хотела бы засвидетельствовать свое искреннее уважение Антон Палычу Чехову. Выручил. Говорят же — настоящие классики не стареют…
Майне фрау — фрау Шон
Петр Семенович нашел свое счастье в 70 лет. Счастье звали Елена. А если полностью — фрау Шон. Что по-немецки значит — прекрасная. Они познакомились на отдыхе в Греции. Елена уже 20 лет одна жила в Австрии. Москвич Петр года два как овдовел. Короче, встретились два одиночества, а отдых закончили уже нежной парой. Сыграли в Москве свадьбу и отправились жить к Елене в австрийский городок. Недели две теснились в ее маленькой съемной квартирке: одной-то ей места хватало. А теперь — семья! Ну и решили снять побольше. Вот только помогать в этом деле Петр никак не мог. Языка не знает. Ориентируется в чужой стране плохо. Гулять только с женой и выходит.
Хорошо, Елена — женщина энергичная. Быстро жилье нашла, вызвала грузовик, чтобы имущество перевезти. Сама поехала с вещами. А Петру Семеновичу велела садиться за руль их машины и ехать сзади: не возвращаться же потом за автомобилем!
И тут на одном из светофоров Петр Семенович замешкался, да грузовичок с Еленой-то и потерял. Рванул потом на перекрестке — а там три дороги в стороны расходятся. Как в сказке. А главное — жены с грузовичком нигде не наблюдается. Поехал Петр Сененович по главной дороге — нет грузовичка. Стал разворачиваться, куда-то свернул… Не нашел уже и перекрестка. Решил сам доехать до нового дома. И совсем заплутал. Остановился подумать. Тут-то до него весь кромешный ужас ситуации и дошел.
На новой квартире Петр Семенович был один раз и дорогу туда не запомнил.
Адрес новый он не знает. Старый адрес не помнит. Да и нет у него знакомых по старому адресу.
Телефон его остался в грузовичке в сумке с документами. И кошельком.
А номер телефона своей Елены Прекрасной он даже и не думал учить, раз в телефон его забил.
И — ни слова ни на каком языке.
Есть от чего с ума сойти.
Еще несколько часов отчаянно кружил Петр Семенович по городку, пытаясь найти хоть что-то знакомое. Ничего.
И поехал он сдаваться в полицию. Подходит к господину полицейскому. И говорит ему единственное, что может сказать по-немецки:
— Майне фрау — фрау Шон!
Полицейский улыбается. Хорошо, мол, повезло тебе, мужик. Чего хочешь-то?
— Майне фрау — фрау Шон! — уже нервничая, пылко повторяет Петр.
— Да отлично! Поздравляю! Не у всех фрау — шон. Бывают препротивные особы. Надо-то чего?
А сам вглядывается пытливо. Тогда Петр хватает его за рукав. Тычет в себя пальцем:
— Их… Это… Бин… Петр Кустов. Майне фрау — фрау Шон!
И показывает на улицу, театрально разводя руками.
Тут другие полицейские стали подтягиваться.
— Сумасшедший, что ли?
— Или жена от него сбежала? А нечего было в его возрасте на фрау шон жениться. Мог бы и попроще найти!
— А может, пьяный?
И спрашивают строго:
— Ваши документы?!
Слово «документы» Петр из старых советских фильмов вспомнил.
— Нихт. — разводит руками. — Они в сумке у меня. А сумка в грузовичке. На котором уехала МАЙНЕ ФРАУ — ФРАУ ШОН!
И видит, что от этих единственно знакомых слов полицейские как-то звереют.
Говорят:
— Пройдемте!
— Да вы что? — суетится Петр. — Я просто по-вашему не понимаю! Знаю только: «русиш швайн»! И «Гитлер капут»!
Ну, тут полицейские уже совсем рьяно бросились его на наркотики и алкоголь проверять. Но что-то стало для них проясняться, когда Петр в лицах изобразил, как фрау Шон на машине — жжжжж,, а он за ней — вжик-вжик, глядь — а ее ту-ту…
— Все-таки сбежала! — заулыбались полицейские. — Ну ты, мужик, не переживай! Не вернется — найди переводчика и пиши нам заявление! Да куда твоя фрау денется! Может, не такая уж она и шон, как ты думаешь.
И аккуратно его выпроводили.
А на улице, надо сказать, темнеет. Чужой город укладывается спать. А Петру, значит, совсем пропадать. Поехал он куда глаза глядят. Час катается, два… И вдруг — что это? Церковь на углу. Магазинчик напротив. Ворота знакомые. Да это же его новый дом!
Выскочил он из машины. Калитку рванул — закрыто. Тут у всех свои ключи.
И тогда он как закричит на весь этот сонный городок:
— Елена! Лена! Фрау Шон! Я вернулся!
Так что все соседи проснулись. Свет в окнах недовольно позажигали. А его заплаканная Елена Прекрасная уже несется из подъезда. Она ведь тоже до темноты по улицам ездила, теперь вот в полицию звонила.
А немецкий теперь Петр Семенович учит каждый день.
Искусство шпионажа
Звонит мне московская приятельница. Хвастается: представляешь, муж мне на день рожденья путевку в Германию купил, будем жить в лесу в отеле — старинном замке!
— Здорово! — говорю. — Приедешь — расскажешь.
Через неделю — звонок.
— Как съездили?
— Не спрашивай! Ужас! Кошмар! Он мне всю поездку испортил!
— Да как испортил? Чем?
— Книжкой! Будь она проклята!
— То есть?!
— Ну, ты же помнишь, как он на всех наших гулянках в какой-нибудь детектив утыкается — и все, нет человека. Особенно про шпионов любит — у сисадмина-то работа сидячая, скучная. Перед отъездом побежал в книжный, а новых детективов нет. Увидел на полке «Искусство шпионажа — тайная история спецтехники» — я уже название наизусть выучила! Подумал, что там истории шпионские. И купил. А это документальные воспоминания наших разведчиков.
Он уже когда ее в сумку запихивал, я сказала:
— Игорь, какое-то название странное. Увидят его немецкие пограничники — что про тебя подумают?
А он только хмыкнул. Мужики же все умные, а бабы дуры!
Приезжаем в отель. Лес, замок, прямо рядом с нашей комнатой — старинный каминный зал. Горничная нас в номер заводит — красота. А только горничная эта — из Украины. Муж давай у нее выспрашивать:
— А что у вас тут рядом интересное есть? А то я новый фотоаппарат привез, хочу пофотографировать.
— Ничего особо интересного, — говорит. — Кругом лес. Недалеко только завод стоит. Секретный. На него никого не пускают. А так — в город надо ехать.
— Нет, мы лучше тут с фотоапппаратом побродим! — говорит муж. И книжку «Искусство шпионажа» на тумбочку выкладывает. Горничная название видит — и глаза на лоб. А этот дурак пятнами покрывается и быстро — раз! — переворачивает книжку названием вниз.
Ну, горничная тут же — шасть за дверь.
— Донесение на тебя пошла писать! — говорю.
Утром собирают нас внизу в холле на экскурсию. Гид начинает про их местных королей рассказывать, какие у них нравы. Один за обедом родню потравил, другой убийц подослал. Ну, обычная дворцовая жизнь. А мой-то книжку в самолете уже читать начал. И решил блеснуть:
— Да, — говорит, — вот с одним нашим разведчиком тоже был случай. Отправили его с заданием отравить одного из предателей, раскрывших нашу сеть…
Экскурсовод примолк. Группа тоже замолчала. Я своего за рукав дергаю. Куда там!
На каждую историю гида он вставляет: — А вот у нас в разведке…
Короче, к концу экскурсии мы прогуливались в одиночестве.
Вернулись в номер. Горничная заходит:
— Что, — говорит со значением, — прошлись по округе? Пофотографировали? И на тумбочку смотрит, где прежде книжка лежала.
Муж опять пятнами покрывается и говорит:
— Не успели еще. Завтра пойдем. А где этот ваш секретный завод, говорите? Вправо или влево? Ну чтобы случайно туда не попасть?
— Я ничего про секретный завод не знаю! — отчеканивает горничная. И за дверь опять выскакивает.
— Ты что, идиот? — спрашиваю мужа. — Нарочно все это ляпаешь? Хочешь, чтобы нас из-за твоей дурацкой книжки здесь арестовали? Выкинь ее немедленно!
Однако легко сказать: выкини! А куда? В урну — найдут…
— Может, в лесу закопаем? — спрашивает муж.
Я представила, как кто-нибудь наталкивается на нас, закапывающих в немецком лесу «Искусство шпионажа»…
— Я придумал! — наконец говорит муж.
— Что?
— Не скажу! Потом узнаешь!
Просыпаюсь ночью — его рядом нет. А только какой-то противный запах из-под двери струится. Открываю — в коридоре вонь страшная. И мой сидит на корточках перед камином, зажигалкой чиркает.
Ну, тут завыло все, заорало — сигнализация сработала. Швейцар прибегает:
— Что это вы тут делаете?
— Да вот, хотел камин разжечь… — говорит муж, а сам держит в руках книжку «Искусство шпионажа» с обгоревшим уголком.
— Летом камин жечь нельзя! — говорит швейцар. — Заслонки все закрыты. Вы же могли устроить пожар!
И руку за вонючей книжкой тянет — чтобы выбросить.
— Нет! — кричит муж и прижимает обгорелую книгу к груди. — Не отдам! Это дорогая для меня вещь!
И на глазах изумленного швейцара убегает с ней в комнату.
— Чуть не засыпались! — мне говорит. — Кто ж знал, что у них заслонки закрывают!
Назавтра выходим в холл — муж решил выкинуть эту чертову книгу на экскурсии в людном месте. А у выхода швейцар с нашей горничной стоят. Она нас увидела и — вот гадина! — говорит:
— Нашли секретный завод? Если нет, спросите вот у него. Он там охранником работал!
И по-немецки ему переводит: вот, мол, русские секретным заводом интересуются…
— Надо же, — задумчиво говорит швейцар. — А вчера какие-то бумаги хотели в камине сжечь…
Слава Богу, тут экскурсионный автобус подъехал. Мы в него запрыгиваем… И минут через пять весь автобус крутит носами: так горелым подванивает из нашего пакета.
— А что у вас там в сумке? — спрашивает гид.
— Так.. — говорю. — Рыбка копчененькая. В дороге перекусить…
— А может, вы вот прямо сейчас и перекусите? — спрашивает он с надеждой.
— Да знаете, — говорю. — Аппетита как-то пока нет.
Короче, прямо на автовокзале я эту гадость в урну выкинула.
И все оставшиеся три дня мы тряслись, что ее там найдут и начнут хозяев искать. Ну или что горничная со швейцаром нас заложат. На паспортном контроле просто извелись. Не поверишь — никогда я на родину так не рвалась!
— Ну и что ты мужу в итоге сказала?
— Чтобы не выпендривался, программист хренов! Весь мир уже давно книжки бесплатно качает и читает в электронном виде. А этот: «Мне нравится запах бумаги…»
Ничего, этот запах бумаги он надолго запомнит!
О причудах разума
Таня прилетела домой с трехдневного совещания неживая. Доклады, встречи, переговоры. И параллельно сразу несколько контрактов с трудом пробиваются к финишу. Устала. Поцеловала сынишку, чмокнула в щеку мужа, и оставила их в гостиной наедине с компьютерами. А сама ушла спать.
Потушила свет, закрыла глаза. И когда ватная дрема уже приняла ее в свое облако, вдруг слышит: что-то металлическое шлепнулось на пол и звонко покатилось. Зажгла свет. Посмотрела на пол. Пусто.
— Завтра найду! — решила сонно и выключила лампу. Через минуту снова — какая-то дрянь падает, весело крутится на месте и затихает, как свернувшаяся на ночь собака.
Включила свет. На полу пусто. А главное — нечему тут у нее в спальне падать. И неоткуда. Кровать, тумбочка, стул с одеждой. Все. Таня приподнялась, на всякий случай подняла джинсы со стула. Заглянула под кровать. Пусто. Чертыхнулась, выключила свет.
Звяк, звяк, звяк! Сразу три металлических диска приземлились где-то рядом. Таня вскочила, быстро зажгла свет, пока они еще не затихли, уставилась на пол. Девственная чистота. Она рывком открыла тумбочку. Убрала одежду со стула. Никаких следов. Выключила свет.
Звяк-звяк.
— Шкаф! — ддбросилась к стене Таня в каком-то полубреду. И рванула встроенную дверку. Добропорядочная одежда испуганно затаилась на вешалках. Шкаф обиженно подставил незащищенное нутро: ну, чему тут у меня падать и звенеть, а?
Таня села на кровать и поняла. Она тихо сошла с ума. Переработала. И теперь у нее глюки. Настоящие. Что-то такое она про это читала.
Свет она больше не выключала. Просто легла на кровать. Было тихо.
— А может, уже все кончилось? — малодушно подумала. Плотно-плотно закрыла глаза. И сразу — звяк! Летающая тарелочка. Открыла глаза — пусто…
— Саша! — заорала Таня мужу. — Срочно беги сюда!
И было в ее голосе что-то такое, что мгновенно оторвало его от компьютера.
— Дорогой! — торжественно сказала Таня. — Только не пугайся. Но кажется, я сошла с ума. У меня слуховые галлюцинации. Я слышу, как все время что-то металлическое падает и катится по полу. Ты это слышишь?
— Нет! — ошарашенно сказал муж.
— Ну вот. А я слышу.
— Прямо сейчас?
— Нет, сейчас нет. Как только выключу свет.
— Ну давай попробуем! — сказал муж и щелкнул тумблером. Тишина сжалась и напряглась. И вдруг в этой тишине — звяк, звяк!
— Ну вот, опять, — обреченно сказала Таня голосом умирающей.
— Ну да. Что-то брякает! — обычно, совершенно непотустронне ответил муж. И зажег свет.
Звяк, звяк! — раздался знакомый звук. Муж по-охотничьи замер, потом сделал резкий бросок и упал на Танькины джинсы. Потряс их над кроватью. Из кармана выпал мобильный.
— 18 непрочитанных сообщений! — сказал муж. — Таня, ты действительно больная! Кто ставит такой дурацкий звук на приходящие СМС!
И тогда Таня вспомнила, что пожаловалась коллеге в самолете на противный звук в телефоне. И тот что-то там понажимал и сказал: теперь будет ок!
Телефон у Тани стоял на авиарежиме. А в такси уже у самого дома она его включила. Вот все накопившиеся СМС и обрушились звяканьем падающих металлических крышек. Очень похожих на приземляющиеся летающие тарелочки.
…Это не мы сходим с ума. Это на нас наступает сумасшедший мир гаджетов.
О вежливости
Договорились в Вене встретиться с приятельницей — а она в косметическом салоне задержалась.
— Подожди меня там в холле, — просит.
Захожу. Ко мне подходит лучезарно улыбающаяся девушка.
Говорит по-русски:
— Здравствуйте! Рады вас видеть. Чай, кофе?
— Да нет, ничего не надо. Я просто подругу жду.
— Конечно, конечно! — еще шире улыбается девушка. Смотрит на меня ласково:
— Вы прекрасно выглядите!
— Спасибо! — говорю.
— Очень молодо! Свежо! — продолжает она.
Я довольно улыбаюсь, а сама думаю; надо же, какой внимательный здесь персонал. Столько комплиментов случайной посетительнице! Вот это настоящая австрийская вежливость.
А девушка не унимается:
— Вы сами-то ощущаете, какая вы молодая?
— Ну, — я даже теряюсь. — Ощущаю. Иногда. Когда шампанского, например, выпью.
— Ну что вы! Будьте уверенней в себе!
— Еще уверенней? — переспросила я. Обычно меня просят о чем-то другом. Но вот, наконец, нашелся человек, разглядел мою тонкую мятущуюся душу.
— Прекрасный цвет лица. А сами-то вы уже привыкли? — продолжает петь девушка.
— К чему? — спрашиваю туповато.
— К своему отличному виду?
— А что, вы когда-то видели меня страшненькой? — удивилась я. И на всякий случай глянула в зеркало: не превратилась ли я случайно где-то по дороге сначала в жабу, а потом в прекрасную принцессу? Да нет, обычный вид. Даже не думала, что он произведет на персонал косметологической клиники такое ошеломляющее впечатление. Им бы, дурачкам, наоборот, сказать: что-то вы подустали. Не хотите ли массаж? — снисходительно думала я, победно оглядываясь вокруг.
— Ну, вы же у нас на прошлой неделе золотые нити вставляли? — нежно спросила девушка.
— Да ничего я у вас не всталяла! И нигде не вставляла! Я вообще тут в первый раз! — обиделась я.
— А-а, — разочарованно сказала девушка, и лучезарная улыбка мгновенно сползла с нее, как маникюр от растворителя. — Я вас, значит, перепутала!
И она отошла от меня и моего прекрасного вида, не имея ни малейшего желания восхищаться нами и дальше.
Я почувствовала себя так, будто меня нагло обманули. Еще раз глянула в зеркало. Обычный вид. Немного морщин — от смеха, от смеха! — немного кругов под глазами. Если так прекрасно у них выглядят после дорогущей процедуры… Нет, это обманули не меня.
Тут наконец вышла с массажа подруга.
— О! Как вы посвежели! Помолодели! — бросилась к ней регистраторша.
Я тихонько хмыкнула. Цену этой вежливости я теперь знала — она была строго по прейскуранту.
Новые австрийские 1
В мире принято считать приезжающих за рубеж русских богачами. Да, бывает, что наши сорят деньгами в Европе, как будто пытаются избавиться от купюрного мусора. И некоторым начинает казаться, что Россия населена исключительно Абрамовичами вперемежку с медведями. Иногда это приводит к забавным ситуациям. Вот эту историю рассказала мне русская приятельница, которая, как и я, живет в Вене, А я уж записала ее, как услышала. От первого лица.
…Приехали мы с мужем встретиться с его австрийским партнером — они с женой жили у озера в роскошном домике, который сняли на месяц.
Жена вышла к нам на крыльцо и застыла в эффектной позе: ослепительно белые брюки, шелковая рубашка, красные лаковые туфельки на шпильке. Она уже растянула чуть излишне пухлые губы в улыбке, как тут увидела меня. Давненько я не производила такого ошеломляющего впечатления: лицо красотки исказила гримаса неподдельного ужаса и она с криком «Кэжуал, кэжуал!» скрылась в доме, даже не успев поздороваться.
— Что-то не так? — акккуратно спросила я ее мужа.
— Да ничего, не обращайте внимания! — махнул рукой тот и увел моего пить пиво. Через пять минут состоялся выход дубль два. Паула появилась в синих джинсах, белой тениске, блестящих кроссовках. И принялась извиняться.
— Простите. Я думала, что раз идем в ресторан, то форма одежды нарядная. А вы пришли в кэжуал. Я не поняла! Вот только сумочка… Я все же возьму этот Гермес. Долго из него все перекладывать в другой. Ничего?
Я постаралась сдвинуть назад мою сумочку от Макс Мары, которая еще минуту назад казалась мне верхом спокойной элегантности.
— Женщине ведь не так много и надо, да? — спрашивала блондинка, когда мы уже сидели в ресторанчике, а мужики говорили о делах. — Джинсы приличной марки (я с ужасом вспомнила, что купила вот эти, неопознанные, на распродаже), сумочка, туфли… Вы где покупаете туфли?
На мне были болтающиеся сандальи и я деланно вздохнула:
— Я этим летом решила плюнуть на все и ходить в том, в чем удобно!
— Да, да! — воодушевленно закричала Паула, заглядывая мне в глаза. — Как это верно! Я тоже подумала: столько денег трачу на туфли, а в Африке дети голодают! И я решила: буду экономна. Я обычно в Италию за туфлями езжу. А то в Австрии приличных магазинов мало, купишь босоножки за полторы тысячи евро, куда-нибудь придешь — а там еще пять женщин в таких же! У вас ведь тоже так бывает?
— Да, есть проблема! — понимающе кивала я, пытаясь представить, где я последний раз видела много дам в обуви по такой цене. Вспомнила! В кино…
— И как назло мне срочно нужно было купить четыре пары туфель. Ну, из розовой гаммы. Так я дорогую пару за 2000 евро купила всего одну. А остальные три — по 200! В мире ведь кризис!
Паула взглянула на меня, ожидая восхищения такой самоотверженностью. Я спрятала поглубже под кресло свои сандалии за 50 евро. И честно сказала:
— Ну, аж три по 200 — это уж слишком. Не надо так себя мучить.
— А почему вы без собаки? — наконец сменила она тему.
— Да у нас большой дог, его трудно с собой возить.
Паула на секунду задумалась и тут ее лицо вспыхнуло радостью озарения:
— А вы купите для него Лэндровер! Это очень удобный джип для перевозки собак.
— Хорошая идея, — промямлила я. — Спасибо. И как это самим в голову не пришло?!
— А чем вы своего песика кормите? — не унималась она.
— Мясом с рисом.
— Я понимаю, что мясом. Но каким?
— Говядиной!
— Во-от! А надо мясом дикого оленя! Обязательно — дикого! Собаки ведь в прошлом охотники и им это мясо очень хорошо. Да, конечно, дороговато… Но вам ведь для своей собаки ничего не жалко?
— Ничего… Не жалко… — сквозь зубы процедила я.
— Вы знаете, я слышала, что многие русские сорят деньгами. — продолжала Паула. — Это так неприятно! Например, организуют вечеринки, накупают много дорогой еды, сами ее не съедают, а потом выбрасывают. Ужас, правда? А ведь дети в Африке голодают!
— Нет, мы еду доедаем! — уверенно заявила я.
— Ага, ага. Я вижу, вы не такие. Интеллигентные люди… Давайте сходим вместе в оперу! У меня есть три костюма от Шанель, я их еще ни разу не надела! А вы какую марку любите?
— В опере? Предпочитаю Верди.
Паула наморщила лобик. Наконец просияла:
— А! Это же не одежда!
И тут моему терпению пришел конец. Я поняла, что Паула приняла нас за русских олигархов. Небрежность наряда списывает на богатую экстравагантность. И отчаянно пытается соответствовать. Я решила ее не разочаровывать.
— Шанель? — переспросила я. — Ну это, милочка, как-то уж совсем старомодно. Вы же молодая еще женщина! Оставьте Шанель на старость! Покупать надо только эксклюзивных дизанеров, которые будут шить именно вам. Сейчас в Азии есть несколько интересных художников одежды. Надо летать к ним. Все так делают.
— Да? Дайте координаты! — затрепетала Паула.
— Я потом их вам пришлю из дома.
— А где у вас дом? — затаив дыхание, спросила она.
— В Венском лесу. Только чистый лесной воздух дает хороший цвет лица. Да и для антиквариата хорошо — не пылится. А то замучаешься все это протирать. Ну, в смысле, домработница замучается…
— Вы собираете антиквариат? — с придыханием спросила она.
— Так, кое-что… — загадочно протянула я. — Немного старинной мебели — я люблю буфеты и венские стулья (это я вспомнила, что прежние хозяева оставили нам свой буфет и пару стульев). Не все еще привели в порядок. Вот, например, сад. Так трудно найти хорошего садовника!
— О да, да! — задыхалась от счастья взаимопонимания Паула. — У нас их трое, а яблоневый сад и виноградник не ухожены!
— Господи, вы еще держите виноградник? Нет, мы от всего плодово-ягодного избавились (это я про выкорчеванный куст смородины). Знаете, как-то не в тренде. Сейчас все больше превращают сад в такой заросший альпийский луг.
— Да-а… Мы тоже собираемся… Выкорчевать…
— А домработницы? Бьют антикварную посуду! — шла я в наступление, вспомнив, как молдаванка Тася грохнула у меня старую вазочку.
— Не говорите! Так трудно найти обслугу! Мы три раза меняли человека, который у нас чистит пруд и бассейн!
— Да что бассейн! Мелочи! Серебро почистить не умеют! — вдохновенно неслась я на крыльях фантазии, вспомнив свою почерневшую серебряную чайную ложечку. — Просто беда!
И тут к нам подошел мой муж.
— Щебечете? — спросил он. — Вижу, вы поладили. Отлично! Я пригласил Теодора и Паулу к нам в гости в следующий уикенд. Покажем им наш дом, посидим, выпьем…
Ревизор. Немая сцена.
Новые австрийские 2
Ответный визит
Что делают люди, когда хотят отвертеться от приема гостей? Они внезапно заболевают. Чем-нибудь ужасно заразным. Или уезжают в командировку. Куда-нибудь на Северный полюс.
Эти блестящие варианты муж отмел сразу.
— Хорошо! — обреченно сказала я. — Но тогда ты сам расскажешь Пауле, что это у нас просто небольшая трехэтажная (я нахально решила считать подвал за этаж) будка для собаки. Загородная. А поскольку собака не любит жить одна, иногда мы у нее гостим!
— Да не парься! — засмеялся муж. — Они отличные ребята! Я покажу Теодору музыкальную систему…
Я поняла, что Паула останется целиком на мне.
Немножко помогли французские короли. Я вспомнила, что из Луарских замков меня больше всего поразил тот, который был украшен огромными вазами с цветами. Цветы отлично скрадывают подтеки на обоях, если знать, куда их поставить.
— Кто-то умер или мы открываем цветочный магазин? — поинтересовался муж, глянув на комнату с порога.
— Недоделок оказалось больше, чем я думала! — призналась я.
Проще всего решился вопрос с едой.
— Мишель, мы ждем гостей. Не мог бы ты приготовить нам что-нибудь милое, домашненькое! — обратилась я к владельцу нашего любимого итальянского ресторанчика. — Ну там каракатиц в чернилах, октопусов, моллюсков всяких, гребешков. Сибаса добавить, дорады. Словом, обычный семейный обед.
— Конечно, дорогая! — разулыбался Мишель.
— А, вот еще… Мы там отнесли свое серебро в чистку. Не дашь ли ты заодно еще и рыбных ножей? Без них просто как без рук!
— Хорошо! — отечески похлопал меня Мишель по плечу.
— И да, слушай, я совсем забыла! Я видела у тебя такие симпатичные колечки для салфеток… у меня конечно, есть, но надо же, чтобы они гармонировали с приборами?
Мишель нагло заржал, приобнял меня покрепче и сказал «Все сделаю!»
Когда нам привезли от него еду, я увидела, что заботливый Мишель приложил к этому еще скатерть, накрахмаленные салфетки и даже вилки. Очевидно, он не исключал, что при моей выдающейся хозяйственности обычно мы едим руками…
Главный упор в показе дома я решила сделать на двух вещах. На собаке — все-таки королевский дог 1 метр в холке дорогого стоит. И на старинной картине, которую мы по случаю когда-то купили в антикварном салоне. Картина была вся черная от времени, сквозь эту черноту ненавязчиво проступали очертания фруктов и так недостающего мне фруктового ножа, но главное в ней был год — 1760. Провенанс — то есть история обретения произведения, сложился у меня сам собой. Картина была из старой виллы, в это время Моцарт наверняка шатался в Вене по друзьям, и хозяева уж точно просили его после нескольких рюмашек: а сбацай нам, друг Моцарт, что-нибудь из своего! Короче, перед этой картиной он сочинил, а потом частенько наигрывал вот это вот: тара-там, таратам, таратам-там… Маленькую ночную серенаду. Фрукты его очень вдохновляли — в то время их было лучше видно…
Словом, когда у дверей раздался звонок, я была готова ко всему.
Но не к тому, что наши гости привезут с собой двух кошек.
— Их нельзя оставлять одних — правда, мои ма-аленькие! Они скучаю-ют! — причитала одетая в дорогущий кислотно-розовый брючный кэжуал Паула над несчастными заключенными, забившимися в переноски. — Пусть подышат лесным воздухом, послушают тишину!
В этот момент муж не удержал дверь, и… Что сказать. Собака мои ожидания оправдала. Когда громадина дог ринулся к машине с лаем, от которого эхо стало в ужасе биться головой о скалы, кошки отчаянно зашипели, а гости мгновенно оказались в авто и захлопнули дверь.
— Вы сказали, что собачка добрая… — проканючила Паула, приоткрыв на полсантиметра окно.
— Да, но не к кошкам! — уточнила я.
— О, они отлично посидят в машине! Они обожают машину! И в ней прекрасно подышат воздухом! — жалобно простонала Паула. — А нам можно выйти?
Я разрешила, и тут оказалось, что с ними приехала и очаровательная тихая девочка лет 8 в нежном платьице от кутюр.
— Поиграй с собачкой! — предложила ей добрая Паула (так я поняла, что это дочка от первого брака Теодора).
Я взяла задрожавшую девочку за руку и решила быстро волочь гостей к картине. Пока не пришли в себя. Но картина как-то не пошла — по-моему, Паула не узнала в моем исполнении Моцарта.
И тогда я, как Моисей, стала водить гостей по дому кругами: мы поднимались по лестнице, чтобы посмотреть спальню, потом спускались в подвал полюбоваться на зимний сад, потом снова поднимались наверх заглянуть на балкон, потом шли на первый этаж осматривать часть гостиной, тут я ненатурально вскрикивала:
— Ой, я же забыла показать комнату для гостей! И снова тащила Паулу наверх… Когда я увидела, что Паула уже валится со своих каблуков, я вывела ее на балкон и, вспомнив знаменитый мультик про кота в сапогах, показывающего земли Маркиза Карабаса, махнула рукой куда-то вдаль:
— Вот, еще не решили, что с этим делать!
Я просто знала, что низенький сетчатый забор перед бескрайним соседским участком зарос травой до полного исчезновения.
Как нарочно, на свой королевский соседний участок выползла бомжеватого вида старушка-хозяйка и принялась рвать сорняки.
— Приходится работать, — безлично сказала я. — Несмотря на возраст…
— Да, я очень жалею бедных старых людей! Дети бросили, пенсия маленькая… Я тоже даю им несложную работу! — поддержала меня Паула. Хорошо, что соседская старушка, только что приехавшая на новеньком Мерседесе, так и не узнала о своих несчастьях.
— Может, построите, как мы, бассейн? — предложила Паула, кивая на старушкины земли.
— И это когда людям в Африке не хватает воды? — возмутилась я. Вопрос о саде был закрыт.
За обедом Паула дикой чайкой бросилась на кусок жареной рыбы, который Теодор хотел положить в свою тарелку.
— Забыл? — вскричала она. — Мы же на строгой диете! А вы? — обратилась она ко мне, недобро поглядывая на разложенную изобильную еду.
— А я сказала мужу: ты хочешь худую, вечно голодную, злую жену или веселую, довольную, вкусно готовящую, но такую… в теле.
— Мой выбрал худую! — поспешно выпалила Паула.
— Эй, постой! Ты так вопрос не ставила! — простонал Теодор, алчно поглядывающий на жареную картошку. — Сама ничего не ешь и мне не даешь!
И он вороватым движением бросил себе в тарелку кусок ветчины.
— Да ты… Как ты мог! Предать! Все, что мне дорого… Диету от доктора Гопкинса! Иогу от мистера Раджапуры! Я 5 лет не ела картошки! Не помню вкуса пирожных! И все потому, что ты сказал, что любишь худых! Что за здоровое питание…
Муж быстро дожевывал ветчину и тянулся к блюду с кальмарами на гриле.
— Меня никто не понимает! — жаловалась мне через минуту почти плачущая Паула. — Я ведь тоже могла бы питаться картошкой с пирожными! Но я посвятила себя служению мужу! Два часа фитнес с личным тренером, потом бассейн, потом массаж, днем йога. А маски и пилинг лица! А уколы ботокса! Кто еще мог бы выдержать такую жизнь?! И ведь все это натощак, нельзя же считать за еду листья салата! А сколько сил мне стоило заставить Теодора сесть на диету, заняться очищением организма — ну, это не за столом… А муж все равно какой-то нервный.
— Может, иногда его все же кормить? — рискнула спросить я.
— Ты что! Он ведь уже почти привык! Только кричит по ночам… А я не люблю, когда на меня кричат. Я вообще такая ранимая! Стоит кому-то не так на меня посмотреть — и я три дня переживаю!
Я быстро уставилась в пол.
— Подруг нет. Все мне только завидуют!
— Я не завидую! — сказала я честно.
— Да, я вижу. Мы с тобой похожи, я сразу поняла.
Я поперхнулась октопусом.
— Потому и могу быть с тобой откровенной. У меня такая сложная и поучительная жизнь. Я столько страдала! Представляешь, у меня хотела увести Теодора простая маникюрша! А когда увидела, что не удастся, нарочно сломала мне ноготь! Да что там! Я такое могу тебе рассказать!
— Спасибо! — сказала я. — Это очень познавательно!
— Ой, у меня же кошки в машине одни! — вдруг спохватилась Паула и гости засобирались домой.
Когда они уже сели в машину, я задала контрольный вопрос:
— Паула, а вы ничего не забыли?
— А?
— С вами же была дочка! Что-то давно ее не видно. И дога…
— Но собачка же не кусается? — c какой-то тайной надеждой переспросила Паула.
Девочка и пес мирно сидели на его матраце и играли. Девочка кидала догу кусочки кальмара, а он радостно их ловил. Оба были счастливы.
— Слушай, я вот хочу тебя спросить, — сказала Паула уже у машины. — Ты красишься в блондинку. Я бы тоже хотела, — тряхнула она иссине-черной гривой. — Но над блондинками все так смеются. Анекдоты про них сочиняют. Что они глупые. Вот и не знаю…
— О, Паула, ты не бойся! — искренно сказала ей я. — Выбирай любую краску! Это совершенно не зависит от цвета волос…
Новые австрийские 3
Богатые тоже плачут
Приехали мы к Пауле посмотреть их новый дом.
— Представляешь, кризис так по нам ударил! — вздыхала она. — Видишь эту люстру?
Вопрос был смешной. Переливающаяся миллионами сверкающих капель люстра водопадом свисала с третьего этажа до нулевого. Не заметить ее не было шансов даже у инвалида по зрению.
— Только никому не говори! Мы хотели заказать ее у Сваровски. Из их кристалов. Но это так дорого!
Я прикинула, сколько в бутиках стоит один кристаллик. Умножила на миллион. Да, пожалуй, дороговато.
— И нам пришлось заказать кристаллы у другой фирмы. Тоже не дешево — их из Австралии везли. Но все же треть суммы мы сэкономили!
— А вот еще! Посмотри! Это ведь я тоже сделала из-за кризиса!
И Паула распахнула передо мной дверь рядом со своей гардеробной. Гардеробную — метров на двадцать пять — я уже осмотрела. Она меня даже не впечатлила: что я, дорогих бутиков не видела?
Но эта комната… Эта комната… Это была мечта. С двух сторон вытянутого прямоугольника были дорогие шкафы из красного дерева с полностью стеклянными полками. Они шли от пола до потолка, с подсветкой каждого экспоната внутри. И в них — с одной стороны, как на подиуме, красовались немыслимой красоты и тропически экзотических расцветок туфли и босоножки (в том числе и пресловутые лабутены.) А с другой стороны в тон стоящих напротив туфель — гордо надутые сумочки. Каждая — ценой от 5000 до 20000 евро, не меньше. И все они были прекрасны.
— Ты, Наташа, тоже себе так сделай! Это очень экономно получается! А то надо куда-нибудь идти, я начинаю искать — то туфель нужного цвета нет, то сумочки. Ну и приходится покупать. А так — все на виду! Вот, видишь — к туфлям цвета фламенго сумочки еще нет. Ячейка пустая. Значит, ее и покупаешь. А не пятую белую!
Я вздохнула, перебирая в уме, какие из моих туфель и сумочек могли бы пройти хотя бы первичный отбор на право попасть за стекло. И поняла, что все это мещанство и вещизм.
Вечером мы сидели в чудесном итальянском ресторанчике. Ели немыслимую домашнюю пасту с трюфелями, которую вот уже 20 лет делает жена владельца своими руками. Запивали нежнейшим с просыпающимся запахом первых весенних цветов вином. И говорили о кризисе.
Мужчины что-то там невнятно обсуждали про производственные сложности. Но Паула их перебила.
— Это ужасно! — воскликнула она. — Представляешь, мы теперь даже не сможем купить яхту!
— Да ты что?! — ужаснулась я. — Совсем? Ну, может, хотя бы какую-нибудь маленькую?
— Вот и я говорю! Давай купим недорогую! Ну, миллионов за 3—5 евро, не больше!
— Что ты болтаешь! — вскипел муж.
И я даже ему посочувствовала. Что это за жена, которая считает, что 5 миллионов — недорого.
— Где ты найдешь такую дешевую яхту?! Ну это же бред! — обратился он ко мне. — Сама не понимает, что говорит!
— Ну почему? — капризно протянула Паула.
— Ты же яхту хочешь с бассейном? Да?
— А как же? Яхта без бассейна — не яхта! Я вообще не понимаю, зачем их делают!
— Но кругом же и так море? — изумилась я.
— Море холодное! И соленое! Да нет, покупать яхту без бассейна — выбрасывать деньги на ветер!
— А с бассейном стоят 20 миллионов! У нас нет таких денег! Сейчас же кризис!
— Твой тоже тебе теперь ничего не покупает? — горестно спросила Паула.
— Ну, почему. Мой старается, — сказала я, вспомнив новую сковородку, которую мы купили перед самым отъездом. — Хотя, конечно…
— Когда уже этот кризис кончится! — вздохнула Паула. — Просто сил нет!
И я с ней согласилась. Всем надоел этот кризис. Каждому — по-своему…
Ошибочка
Приехали мы к приятелям в Италию. Милая пара предпенсионного возраста. Он — руководитель в крупной компании, постоянно в разъездах. Вид немного пиратский, веселый глаз горит, черные с сединой кудри вьются. Она — элегантная дама, когда-то — первая красавица, не сумевшая об этом позабыть. Занималась дизайнерским бизнесом, а сейчас — просто домом. Сидим в ресторанчике, болтаем. И видно, что какая-то пружина легкого раздора сжалась на время нашего визита, но вот-вот сорвется и распрямится в полную мощь. Я это вижу по безобидным вроде замечаниям — легким пенным барашкам перед штормом. Заговорили о яхтах, мужик возьми и вздохни:
— Эх, моя мечта — устроиться маячником на маленьком островке. И чтобы ни одной души вокруг…
— Ну да, — замечает жена в сторону. — Ни одной души. Одни молодые тела.
Ну или перечисляем, кто что интересного в последнее время прочел.
— А вы его не спрашивайте! — громко шепчет мне жена. — Зачем ему изучать чужой опыт! Ему дай Бог свой опыт успеть молодым передать! Пока есть чем передавать…
— А почему у вас другая фамилия, а не как у мужа? — спрашивает меня хозяин дома, чтобы сменить тему.
— Ой, это старая история. Я ведь журналистка, ну и хотела свое имя сохранить. Столько смешного потом из-за этого было! Заселяемся в отель, а мужу выписывают пропуск: «Мистер Барабаш».
И по выражению лица приятеля понимаю, что случайно встала прямо на мину.
— Да-а, бывают с мужьями недоразумения в отелях! — выразительно декламирует жена, и я чувствую дыхание бури. — Мой вот тоже. Уехал в командировку. И пропал. Мобильный не отвечает. Я звоню ему в номер. А там коммутатор. Девушка такая милая на рецепции. Я ей: соедините с мистером таким-то. А она: — Извините, но его нет. Они с женой только что гулять ушли…»
— Ну чего ты опять! — покрылся пятнами мужик. — Я же объяснял! Одноместных номеров не было, поэтому я взял двойной. А девушка решила, что раз двойной — значит, я с женой…
— Ага. И раз номер двойной, то ты у нее перед глазами, очевидно, и раздвоился. На мужскую и женскую половину. Адама и Еву…
Я поняла, что не во всем был прав наш русский классик. Все несчастные семьи несчастливы одинаково…
Меня зовут Herr Вася
Пошла я тут в Вене на курсы начального немецкого. Группа самая интернациональная — точный срез, кто сегодня приезжает в Европу. Трое парней из Сирии, двое из Ирана, один из Ливии. Две турчанки — солидная матрона в платке и молоденькая большеглазая красотка в джинсах. Смешливая толстенькая испанка. Галантный итальянец. И мы с дальнобойщиком Васей, приехавшим из нефтяного далекого городка.
Вася — приземистый, крепкий, ясноглазый — сразу доверительно мне сообщил:
— Я учиться не буду! Мне бы только справку! Для годовой визы. Женился я тут!
— На австрийке?
— Нет, на нашей. На бывшей нашей. Она тут уже лет 10 живет. Так шпрехает!
— Ну, так и ты шпрехай!
Вася вздохнул. И видно — затосковал.
Урок 1
На уроке выяснилось, что он не знает никакого языка. Совсем. И когда учительница попросила написать на доске свои имена, «Василий» вывел по русски.
— Напишите латиницей! — по-английски просит преподаватель.
— Че ей надо? — громко через весь стол переспрашивает меня Вася.
— Имя надо написать — как в загранпаспорте.
— А! — Вася идет к вешалке, достает из кармана паспорт, становится к доске и старательно переписывает из него имя.
На уроке нас просят представиться, а потом сказать преподавателю, как зовут соседа. Вася ни спросить, ни запомнить имя сидящего рядом ливанца не может никак.
— А этот — кто? — спрашивает он меня через стол, тыча в ливанца пальцем, как в неодушевленный предмет. Промучавшись так полтора часа, на перемене Вася бросается ко мне как к родной.
— Нет, ты посмотри! Засрали страну! — трагически восклицает он, как только мы выходим в коридор. Я вздрагиваю и невольно оглядываюсь.
— Кто — засрали? В каком смысле — засрали? — спрашиваю. — Вроде кругом чистенько. И на улицах тоже…
— Да нет! Чернотой этой засрали! Кругом же одни арабы! — и Вася широко повел рукой по тусующейся в коридоре разноплеменной толпе. — Развели тут, понимаешь… Плюнуть некуда!
— Вася! — испуганно говорю я. — Тут не принято так выражаться!
— Да я же, Натаха, только тебе! Как своей! Мы же белые люди!
На уроке выяснилось: парень из Ливана — студент-журналист, сириец — горный инженер, учившийся в Лондоне, ливиец — приглашенный на работу айтишник, еще один — дипломат. Турчанка — владелица частного детского сада в Вене. Все они старательно учат новые слова. Но белый человек Вася упорно спрашивает меня через стол:
— Слышь, че она хочет? Как зовут? Но я же уже ей сказал, как меня зовут. На немецком? Блин.. Мало мы их в 45-ом…
— Ва-ся!!!!
— Ну ладно, Натаха, все, молчу! Как это… ихь бин… Херр Вася… Что?! Не так? Херр Мухин? Я?! Хер? Тьфу! Хорошо, пацаны-дальнобойщики не слышат.
Урок 2
Проходим профессии и частицы als и bei. Надо сказать, к примеру: я работаю als (как) журналист. Или я работаю bei (в) «Комсомольская правда».
Вася не очень понимает, о чем речь. Педагог поясняет: ты — LKW-fahrer. (Дальнобойщик по-нашему — поясняю я.) Ну? Кто ты, Вася, по профессии?
— А? Натаха, что она хочет?
— Профессия!
— А! Счас! Вот, этот. LKV. Фарер. Их бин.
— А где ты работаешь?
— Что?
Я открыла уже рот, но преподаватель погрозила мне пальцем. Сам дойдешь — быстрее поймешь.
— Ну, Васья! Ты работаешь где…?
Вася задумывается. Потом говорит.
— Их бин Василий.
— Да нет, не имя! Вот, надо сказать, как здесь! — показывает учителка на доску: «Их арбайте bei…» Васья! Ну? Где?
— Василий! — говорит Вася.
Учителка идет пятнами.
— Васья! Внимание! Я работаю учительницей на этих курсах. А ты работаешь где?
— А! Понял! Вот! BEI Василий!
Учительница натянуто улыбается.
— Не надо имя! — говорит.
— Что, имя не называть? — переспрашивает меня Вася.
— Нет! — говорю. И учительница опять мне грозит.
— Наташа работает в газете, Хасан работает в Симонс-компани, а ты, Вася, работаешь — bei?
Вася краснеет. Пыхтит. И молчит. Спасительный звонок снимает неловкость.
— Все-таки она какая-то… туповатая, — говорит мне Вася на перемене. — Чего она хотела-то?
— Узнать, где ты работаешь.
— Ну? Я ей двадцать раз немецким языком сказал: я работаю в фирме Василий. Я так свою компанию назвал. Купил одну старую фуру. Назвал — Василий! А учителка говорит — имя называть нельзя, а где работаешь, скажи. Ну, не тупость?
И ведь нечего возразить.
***
На перемене.
— У них здесь мужики любят на наших дурочках жениться.
— Почему же на дурочках?
— Потому что австрийцы женятся-то на них не по любви! А ради выгоды!
— Я думала — наоборот. Какой же выгоды?
— Как какой? Наши бабы не то, что австрийки. По дому колотятся. На кухне.
— Ну и…?
— Прикинь! Пылесос и посудомоечную машину можно не покупать!
Урок 3
На третье занятие Вася пришел в полной боевой готовности. Дома ему жена — а она давно уехала из России и прекрасно знает язык — написала на листочке все вероятные вопросы-ответы. Спрашивают, например, у Васи:
— Как тебя зовут?
А он начинает листать тетрадку и приговарвать: — Счас я скажу! Счас я все скажу!
— Woher kommen Sie?
— Что это? — строго интересуется у меня Вася через весь стол.
— Откуда ты приехал?
— А! Это у меня есть! Подождите-подождите! Счас все узнаете! — сосредоточенно говорит Вася.
Группа доброжелательно ржет, хотя и не понимает слов.
Разбили нас на пары. Чтобы вести простую беседу. Васе достался Хасан из Ливии.
Слышу краем уха: мучаются они там с этими приветствиями-представлениями-прощаниями.
А потом вроде дело пошло.
Только через какое-то время странные слова до меня долетают. Прислушиваюсь:
— Привьет! — радостно говорит Васе Хасан. — Кьак делья?
— Ва-ся! — шепчу зловеще. — Это еще что?
— Ну, — смущается Вася. — Мне легче его русскому научить, чем на немецком тут заикаться…
Урок 4
Приходит Вася на занятия. Взбудораженный.
— Представляешь! — говорит. — Что тут у них творится! Ужас! На улицах видела такие спуски рядом со ступеньками? Прикинь — это для старух и инвалидов. Вот понаделали! Неудобно же им! И сейчас я шел, а по такой штуке старуха спускалась. Чуть не грохнулась! Бабке на вид — лет 90! Нет, как они тут живут! Старух на улицы отпускают. Несчастных инвалидов! Вот в Уренгое никакие старухи по улицам не шарятся! И инвалиды тоже. Все сидят по домам! А тут никакой заботы о человеке!
Сегодня проходим цифры. А немецкие цифры — это я вам скажу! Сначала читаются тысячи, потом сотни, потом единицы, и лишь затем — десятки. А пишется это все в одно слово. Вот учительница написала на доске:
1978 — eintausendneunhundertachtundsiebzig
А дальше пишет на доске цифры и просит нас по очереди их читать. Васе досталось 1867.
— Ну, Васья! Что скажешь? — спрашивает учителка.
Вася долго смотрит на доску. Шевелит губами. И наконец широко улыбается:
— А что тут скажешь? Я в шоке!
Учитель тогда выводит на доске вот это:
Eintausendfunfhundertzwieundsechzig
Просит прочесть Васю. Он молчит.
— Ну? Что это?
— Это шоссе на Уренгой! — вздыхает Вася.
***
На перемене
— Встречались тут с друзьями жены. У нее подруги замужем за австрийцами. Слушай, тихий ужас! Эти идиоты отказываются есть борщ! Напрочь. Наша баба, как замуж вышла, ему борщеца, котлет навертела, пюре, блин. А он говорит: это нездоровая еда! Прикинь! И пошел в свой магазин свиную колбасу, рульку и пюре из порошка покупать. Больные люди! Да все знают: наш борщ — самая диетическая пища!
— Вася, ну, борщ-то наваристый, какая диетическая?
— А если мясо вынуть? Одни овощи останутся! То-то!
Урок 5
Вася не может осилить модальные глаголы. Учительница подошла к нему, диктует предложение. Вася ничего не понимает.
— Чего это? — спрашивает у нее.
Она поясняет, пальцами показывает. Вася важно кивает. Она отходит.
Вася мне: вот что она сейчас показывала?
— Глагол: я могу, она может…
— Она может? Да ничего она не может! Нет, надо мне с учителкой еще поработать!
— Отдельно позаниматься?
— Ну да! А то что-то она у меня совсем плохо по-русски говорит. Руками как дурочка машет…
***
На перемене.
— Я дома никому не сказал, что в Австрии женюсь. Даже сестра не знает. Только матери сказал — и все. Ребятам наболтал, что отдыхать сюда еду.
— А почему не сказал?
— Да ты что? Как можно? Я же человек верущий!
— Почему верующим-то нельзя говорить, что женятся?
— Ну ты совсем! Я же говорю — я очень-очень верующий!
— И?
— Сглазят! Я в сглаз знаешь как верю! И в кошек! Если мне на трассе кошка дорогу перебежала, все — дальше ни с места!
— А что делаешь?
— Стою, жду, когда кто-нибудь первый проедет.
— А если никто не едет? Места у вас там пустынные..
— Все равно жду! Какой ты верующий, если терпения не имеешь?!
Урок 6
Подходит ко мне перед занятием. Аж захлебывается от возмущения.
— Слушай, как же эти австрийцы нашу страну ненавидят!
— Да с чего ты взял? Как раз у Австрии с нами давняя дружба…
— Ой, ты мне не рассказывай! Ты у них в пересыльном лагере для беженцев из России была? Нет? А я был!
— И что?
— Да полный кошмар! Это никакой не лагерь. Выделили им какую-то усадьбу или дом отдыха. Здоровенное здание. Комнаты чистенькие. Уборщицы все убирают…
— Ну, и где ужас?
— Дальше слушай! Специально к ним учителя ездят — языкам обучать, как раз с таким приятелем приехал. Ну, деньги дают, само собой. А на еду посмотрел: во-от такие шматы мяса! У нас в Уренгое в платной столовке таких не дождешься.
— Так где ненависть-то?
— Ты что, дурочка? Не понимаешь? Они же это нарочно! Нагнали туда народу из Чечни и Дагестана. Беженцы! От кого беженцы? У нас что, война? Нет, хотят показать, что в России жить невозможно. Мол, у вас сплошной бардак! А мы, мол, тут людей в нашем капитализме бесплатно мясом кормим! Нет, это ж как надо Россию ненавидеть, чтобы такие деньги на санаторий для беженцев выбрасывать!
***
На перемене
— Натаха, прикинь, у них тут все на покупках в интернете сдвинулись. Прямо болезнь. Ладно молодежь! Старухи туда стадами поперлись!
Рядом с нами живет старушка — ходит, качается. У нас такие старушки если что покупают, у мошенников ванночки — ноги лечить. А эта повернулась на машинах! Она до сих пор сама на них наяривает. До дверцы доползает, божий одуванчик, на сиденье падает — и ка-ак понеслась! Так вот, она третью машину за три года меняет. Ищет по интернету модель поновее и покупает, а старую продает. Приходит такая: вы ничего в интернете не качаете? А то у меня что-то трафик плохой! Я бы на месте внуков мозги у бабушки проверил!
— Так что проверять, если она и машину водит, и в интернете сидит!
— Так и я про то. Это ж дурдом! Нормальная бабушка сидит, ноги в ванночке, и шапки вяжет!
Урок 7
Прощаемся перед выходными. Учительница пожелала хорошего отдыха. Все встали, собрались выходить.
— Стойте! — кричит Вася. Все замерли.
— Счас! Я скажу! Подождите!
И роется в тетради. Минуту роется, две.
— Что ты хотел сказать? — спрашивает учительница.
— Счас! Подождите!
Все ждут.
— Вот! Фрю! Хайль! — и Вася приветственным жестом вскидывает вперед руку.
Все вздрагивают. Вася чувствует: что-то не так. Смотрит в тетрадь:
— Нет, Фра! Хайль!
И снова вперед руку…
Я пугаюсь.
— Нет. Фри! Хайль!
Учительница натянуто улыбается. Никто ничего не понимает.
— Ну вот же! — обижается Вася и тыкает учительнице под нос тетрадку.
— О! — облегченно выдыхает учительница. — Frei|heit! (фрайхайт)!
То есть — свобода.
— Ну да! — бубнит мне Вася. — Я же и говорю: — Свобода! Все на волю! — снова вскидывает он руку. — Никаких уроков до понедельника!
Урок 8
Встречаемся после выходных.
Проходим еду. Надо рассказать, что у тебя в холодильнике есть, чего — нет, и что ты ешь на завтрак. Учительница по очереди всех опрашивает. Продукты надо выбирать из нарисованных в учебнике: молоко, сыр, хлеб, ветчина, овощи. Доходит очередь до Васи.
— У меня в холодильнике есть молоко и сыр! — говорит Вася.
— Прекрасно! А чего нет? — спрашивает учительница.
Вася пренебрежительно смотрит на картинки. И с гордостью заявляет:
— Водки нет!
— Почему? — от неожиданности спрашивает учителка.
Вася еще больше приосанивается и уверенно считывает с доски предложение, вставив нужное слово:
— Потому что я не ем водку на завтрак!
— О! Интересант! (то бишь интересно) — восклицает слегка выбитая с привычной колеи учителка.
— Вот, видишь, удивляется! — удовлетворенно шепчет мне Вася. — Они тут, небось, думают: все русские пьяницы, жить без водки не могут!
— А что ты пьешь во время завтрака? — делает попытку вернуться в знакомое русло учителка, тыча в картинку с чаем и кофе.
— Я пью на завтрак только вино! — говорит Вася. И, почувствовав напряженную тишину, добавляет. — Иногда… как его… Биир.
— Вася, ты уверен? — спрашивает ошеломленная учительница. — Ты пьешь вино на завтрак?!
— Йа, йа! — гордо говорит Вася. — В Руссланде многие тринкен на завтрак нихт водка, только вайн. И добавляет по-русски. — Все ж таки мы европейцы, а не какие-нибудь там…
Учительница, потрясенная таким русско-европейским обычаем, плавно сворачивает с темы.
— Слушай, — шепчет мне Вася. — Я только не пойму, вот это слово: фрюштук — оно что значит?
— Вася! Фрюштук — значит завтрак! Мы про него полурока талдычим! И ты только что сказал, что пьешь на завтрак вино! И вся Россия пьет…
— Блин! Я ж думал: фрюштук — это сколько штук ты за раз выпиваешь. Еще удивился, что они в штуках считают. Ты это… Скажи ей, а? А то неудобно: опозорил страну!
После уроков спрашиваю:
— Что, устал? Тяжело?
— Да ладно! — машет по-мужски снисходительно. — Я-то что! Учителку жалко!
— Почему?
— Ну как? Ей за две недели надо из русского мужика австрийца сделать!
Урок 9
На уроке не даются Васе артикли. Пыхтит, краснеет, но никак в них не попадет. А тут вдруг отвлекся и стал увлеченно рыться в конце книги. Наконец где-то в оглавлении тычет мне слово:
— Натаха, а вот этот артикль — он какой?
Вглядываюсь в мелкие буквы. Артикльтанц.
— Не знаю, — говорю. — Тебе, Вася, что, своих артиклей мало? Как ты его вообще тут выискал?
— Эх, — говорит Вася осуждающе-назидательно. — Не читаешь ты, Наташа, дома учебник!
На перемене подзывает учительницу.
— А это что? — спрашивает по-русски. Его уже все тут понимают.
— Не знаю! — говорит растерянно учительница.
— Как это? У вас в немецком языке есть артикль, может, очень важный, а вы его не знаете?
— Но у нас нет такого артикля! — изумляется учителка. Еще раз вглядывается:
— А! Это шутка! Вот!
Листает до страницы, где схемой обозначены движения партнеров в танце и написано: артикль танце.
— Ну, вот теперь понятно! — говорит строго Вася. И шепчет мне:
— Скажу жене дома: проходили танцевальный артикль. Весь урок с училкой протанцевал!
На перемене:
— Раньше я думал: как хорошо, что мужики не рожают!
— Ну? А теперь?
— А теперь посмотрел на эти артикли. Думаю: лучше б родил. Ушел бы отсюда нафиг в декрет…
Урок 10
Прихожу на занятия. Вася уже сидит. И все входящие говорят ему по-русски:
— Васья! Привьет! Как дела!
Вася чинно отвечает.
— Отлично! Ну, повторите: от-лич-но!
Потом тихонько толкает меня в бок.
— Слушай, Натаха! А может, мне пойти тут русский преподавать? А что? Русских-то здесь до хрена!
— Не поняла. При чем здесь — русских до хрена? Им же родной язык учить не надо. Кому ж ты будешь преподавать?
— Не въехала? Да местным! Австрийцам же надо с нашими как-то общаться!
***
На уроке отрабатываем тему приглашение. На доске — список мест, куда принято приглашать. Каждый по кругу предлагает соседу куда-то с ним пойти, а тот соглашается или нет.
Васе надо пригласить куда-то соседа — Хасана.
Вася мнется, не понимает, учительница пишет ему слова на доске, он их бездумно повторяет. Хасан ему отвечает, игра идет дальше. Смотрю: Вася как-то задумался.
— Слушай! — шепчет мне. — А это я счас куда его пригласил?
— Хасана? В кино!
— Что?! Я пригласил Хасана в кино?! Нет, эта учителка с ума сошла! Что она себе думает? Ладно бы тебя. Или вон Яну. Но в кино — Хасана?!
Учительница грозит нам пальцем. Вася замолкает, но морщинка на лбу не разглаживается.
— А он что ответил? — наконец шепчет он мне трагически.
— Сказал, что не пойдет. Будет домашнее задание делать.
— Господи! Ну слава Богу! Вот бы мой напарник из Уренгоя поржал, если бы узнал, что я в кино Хасана приглашаю!
***
На перемене
— Вася, ты по работе не скучаешь?
— По поездкам, когда температура — минус 50? Не скучаю. Я по зарплате скучаю. Вот думаю, может, в мусорщики пойти? Они здесь по три тысячи евро зашибают. А за что? Работа как у пианистов. Чистенькая. Люди-то здесь ненормальные.
— То есть?
— Ну, банки в один пакет ложат, бутылки в другой. На пол ничего не кидают. Не страна — мечта мусорщика!
Урок 11
Описываем картинку. На ней симпатичная девушка едет на велосипеде, а сзади болтается огромная виолончель.
— Васья, что делает девушка? — спрашивает учительница.
— Едет!
— Правильно! А что у нее за спиной?
— Эта… как ее (заглядывает в учебник). — Виолончель!
— Значит, по профессии эта девушка — кто?
Вася молчит.
— Ну, если она едет с виолончелью, она — кто?
Вася думает.
— Васья, она — музыкант!
— Не факт! — по-русски говорит Вася, смеривая приторно улыбающуюся девушку недоверчивым взглядом. — Подумаешь, футляр! У нас в 90-е годы в таких виолончелях оружие провозили!
На перемене.
— Пошел тут про пособие узнавать. Жене на меня пособие положено — 800 евро в месяц. Как на безработного. Ну и бардак у них тут с этими пособиями творится!
— А что такое?
— Да дают кому ни попадя! Там столько народа — по 5 детей приволакивают. И всем — деньги, детсады. Исполнилось ребенку 18 лет — дают муниципальное жилье. Каждому. Прикинь! Полный совок! Одна тетка ни дня не работала. Только на биржи труда ходила, отмечалась. У нее пенсия — 1100 евро.
Я жене говорю: вы что тут думаете? Эти мигранты из Турции — они же на наши налоги живут!
— Вася! Какие наши? Ты же сам пособие получаешь?
— Так в семье все деньги общие. И вообще. Я-то работать пойду. А эти только на социалку живут. Говорю жене: ваши австрийцы все у нас передрали. Все мечты нашего Советского Союза тут сбылись.
Она мне: ну это же хорошо…
— Нет! — говорю. — Забыла? Советский Союз плохо кончил…
***
Перемена.
Вася гетеросексуален до неприличия. По европейским меркам. В перерыве все ходят к автомату пить кофе. Две девчонки из Турции — одна из нашей группы, другая ее подружка — считают мелкие монетки и никак не могут набрать.
— Да ладно, девчонки! Я вас угощю! — говорит Вася и закидывает мелочь в автомат.
Девчонки пугаются, качают головами и сбегают.
— Чего они? Я же просто так хотел их угостить. Я же мужчина! Что, не могу девчонкам кофе купить?
— Видишь ли, Вася… Не принято это у них. Считается неприличным.
— Ага! — говорит Вася. — Портреты бородатой женщины по всему городу — прилично. А угостить девчонок кофе — нет…
Урок 12
Проходим сложные глаголы из двух частей. Надо придумать с ними предложения. Вася мучается, пыхтит.
— Что у тебя? — спрашиваю.
— Да вот! — показывает. — Глагол — уехать.
Я смотрю на предожение — наворочал черте что.
— Да зачем тебе этот сложный глагол! Возьми простой — купить!
Вася хмыкает:
— Вот все жещины такие: у них самое простое — купить!
Вздыхает.
— А у мужчин самый простое — уехать…
***
После уроков.
— Как ты к Австрии, привыкаешь? — спрашиваю.
— Понемножку. Все у них тут не так! Даже дома!
— Что не так?
— Ну, гости приходят и прямо в обуви по квартире разгуливают. А жена не дает их в тапочки переобувать! А еда? Жена про борщ говорит: мы такое не едим! Ладно, говорю, сам сварю. Стал варить. Она как заверещит: куда ты столько картошки, капусты! В такую огромную кастрюлю! Мы вот в этой варим! Я аж подскочил. Говорю: не могу я борщ в кошачьей мисочке варить! И ведь весь смели!
Конечно, тяжело.
Я же русский мужик? Как я сразу в австрийца обращусь? Я же, блин, не царевич, который раз — и серый волк! Мне подумать надо.
Урок 13
Перед уроком:
— Прикинь, потащила жена к своей сестре, у которой только что ребенок родился. Ну, сели, разговариваем, ребенок в соседней комнате спит. Эти две на меня как накинулись:
— Чего ты так громко! Перестань кричать! Говори шепотом!
Я им: да вы шо!? Хотите из ребенка забитого труса сделать? Ребенок должен с рождения понимать, в какой мир он попал. Здесь шумят! А то трясутся, от всего прячут, а потом он в школе — козел отпущения! Вот у меня у сестры двое детей. Мы сразу никакой тишины не соблюдали. Кричали, смеялись. Отлично дети выросли. Племяшка — она во втором классе — недавно так пацана в школе отдубасила — родителей вызывали! А если бы дома шепотом разговаривали? Он бы ее отдубасил! Правильно я говорю?
***
На уроке.
Проходим артикли у слов, которые образовались из двух других. Например: картофельсалат, фишсуппе — тут это все пишется вместе. Доходим до соединения слов Brot (хлеб) и Butter (масло).
— Соединяем их вместе и получаем — что? Das Butterbrod! — говорит учительница. — Понятно?
— Нет, — говорит итальянец, который обычно в нашей группе — самый понятливый. — Фруттсалат — я понимаю. Томатный суп — понимаю. А что это такое — хлеб с маслом? Разве такое блюдо бывает? В слове чего-то не хватает!
— Колбасы в нем не хватает! — говорит Вася. — Вот у нас тоже есть слово «бутерброд». Но у нас это значит — хлеб с колбасой! В крайнем случае — с сыром. Ну правильно же? А просто хлеб с маслом — какой это бутерброт? Фигня какая-то! Ох эти австрийцы! Экономные, черти!
Урок 15
Вася пропустил занятие. Приходит на следующее, рассказывает.
— Представляешь, простыл. Трясет всего, ломает. Кашель. И не проходит, зараза. Пошел к врачу: нашли, который по-русски понимает. Две минуты я ему про себя рассказывал, смотрю — не слушает, пишет рецепт. Дает мне. Пейте, говорит, на ночь. И выпроваживает. Я дома жене говорю: как так? Никакого анализа у меня не взял. В России всегда брали. Грудь не послушал. И вообще — выписал мне таблетки, а я люблю в порошке. А она: ну, надо было все это ему и сказать. Какие анализы назначить, какое лекарство. Ничего себе, да? Приходишь к врачу, и сам себе все назначаешь! Пусть тогда и деньги мне за мой визит платят!
— Но лекарство-то помогло? Вижу — не кашляешь?
— Да помогло! Но удовольствия никакого. Не видят они тут за порошками человека!
Урок 16
Сестра жены Васи только что родила. Он пришел, переполненный эмоциями. Весь урок до перемены крутился, вертелся. В коридоре сразу стал махать руками и громко негодовать:
— Нет, я в шоке! Слушай, какая здесь антисанитария творится! Ужас! Родился ребенок — на второй день вся, прикинь, родня, человек 50 поперлась его смотреть. Ну и меня потащили. Думал — под окнами помашем. Ага! Все вваливаются в палату. В обуви, прямо с улицы — будто так и надо. Хватают младенца и начинают с ним фотографироваться! Дурдом! Потом врачи заходят — ни бахилов, ни шапочек. У одного волосы патлатые до плеч, он ребенка — хвать!
Я не выдержал, говорю: надень шапочку, гад! Ты хоть руки мыл, пацана хватаешь?
А сестра жены еще и смеется: они и роды так принимают. Без бахилов, без шапочек. Господи, думаю, вот отсталый народ. А еще что-то про Россию говорят.
Да у нас в роддомах стерильность, детей даже мамкам не дают, чтобы заразу не занесли. А эти — чисто дикари. Понятно теперь, почему у них в Австрии всего 8 миллионов населения. Дети не выживают!
— Ну, Вася, у них показатели по детской смертности очень маленькие…
— Так понятно почему. Местные умные, рожать тут боятся. А рожают мигранты. Их после аулов австрийской больницей не запугаешь!
И вообще. Неправильно здесь все. У нас ребенка забираешь — праздник. Под окнами роддома петарды зажигают, фейрверки запускают, шампанское пьют. Радуются. А здесь пришел, тебе ребенка выдали, ушел. Как в магазине. Без полета страна.
***
Занятия закончились. Встречаемся с Васей у рецепции. Он просит меня помочь ему получить справку, что учился на курсах. Голос грустный.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Да, блин, все из-за этого немецкого! Одни засады! Теперь жена с сестрой на меня обиделись!
— Почему?
— Да приехала в гости теща. Она тут в Германии уже 10 лет живет. И я, дурак, решил выучить слово теща на немецком. Ну, типа, чтоб видела, как я тут обживаюсь. И ведь вроде выучил! Она приходит, я ей: Гутен абенд, Швайнемуттер!
А она как обидится! Швайн у них тут — свинья. А теща, оказывается — Швигемуттер.
Ну вот скажи: зачем они сделали эти слова похожими?!
***
Я записываюсь на следующий курс.
— С ума сошла? — говорит Вася. — Зачем тебе еще целый месяц эти артикли-шмонтикли зубрить?
— Ну, чтобы правильно разговаривать.
— На-та-ша! Здесь никто не разговаривает с артиклями. Так, разводка, чтобы народ в их школы шел. У меня вон дома три бабы шпрехают. Ни разу ни одного артикля от них не слышал!
Занимательное языкознание
Херак дверью
Время от времени меня охватывает стыд за незнание немецкого. Я открываю слова и пытаюсь их учить. А так как память у меня отвратительная, ищу созвучные аналоги в русском. И вот сидим мы в кафе. А я, как нарочно, стакан с соком перевернула. Сок по столу растекается, официанта, как водится, нигде не видно.
— Счас я его позову! — говорю горделиво. Так как одно нужное слово — перевернуться — вот как раз утром учила. Хватаю где-то в другом конце зала официанта за рукав. И говорю ему этак небрежно, на чистом немецком языке:
— Майне глас, говорю, ист херак дверью!
Официант смотрит удивленно.
— Ферштеен? — начинаю я раздражаться. — Глас! Ну, стакан, стакан. Вон как у того Херра. Унд глас херакдверью!
Официант замер и не дышит.
— Вот чего я непонятного сказала? Видишь? Того Херра? С гласом? Так я такой же глас херакдверью!
Официант начинает как-то багроветь, надуваться, а потом справляется с собой, и говорит:
— Лучше по-русски. Я немножко понимаю. Какого мужчину вы сначала в глаз… А потом… ну, того-самого дверью?
— Да не мужчину! Стакан!
— А зачем вы стакан того-самого дверью?
— Да не дверью! Локтем! Это же я по-немецки сказала! Вы по-немецки ферштеен?
— Я — да. А какое слово вы сказали?
— Ну, перевернуться.
— А… Так это херумдреен.
Вот ведь, господи, понапридумывали слов! Интеллигентному человеку их и не выговорить!
О рождественских чудесах
Наш приятель недавно переехал в Вену. Звонит, с гордостью спрашивает:
— А вы своих парнеров по бизнесу с Рождеством поздравили?
— Еще нет.
— Эх, вы! Столько лет тут живете! А я уже поздравил! Самые хорошие открытки купил! Дорогие! Всем разослал!
Через два дня встречаем его. Вид у мужика смурной. Потом не выдерживает, рассказывает:
— Представляете, прихожу к партнерам в офис — а народ как-то странно на меня посматривает. Ну, думаю, показалось. К начальнику заглядываю — он шмыг за дверь! Зама его на всякий случай по-английски спрашиваю: ты открытку мою получил? А тот кивает и тоже как-то так бочком, бочком отползает. Чувствую: что-то не то. Прихожу домой. У меня открытки-то еще остались. Беру словарь. Вчитываюсь. Елки-палки! Как неудобно получилось!
Оказывается, там внизу под поздравлением мелкой вязью на одних написано: «дорогой мамочке». А на тех, самых красивых, с ангелочком, что я заму и начальнику послал: «моей любимой крошке»…
Особенности перевода
Раннее утро. Греческий порт. Я только что купила билет на паром до другого острова. Возвращаюсь по длинной пустой набережной к причалу: касса — у черта на куличках. Навстречу бежит запыхавшаяся дама в обтягивающих белых джинсах с рюшками, на каблуках, при полном макияже, с огромным розовым чемоданом на колесиках. При виде меня останавливается и, лучезарно улыбаясь, задушевно-вежливо спрашивает по-английски:
— Извините, будьте добры, пожалуйста, скажите, где здесь…
— Да говорите по-русски! — ласково перебиваю ее я, узнав по всем приметам соотечественницу. Она тут же втягивает любезную улыбку:
— Блть, где здесь их долбаная касса? Уроды! Ни одного указателя! Затрахалась ее искать!
Вот удивились бы англичане, узнав, как переводится их «будьте добры, пожалуйста»…
О белкозайце
Мой пес — огромный дог Райс — потомственный шоумен. Домашняя кличка — Филипп Киркоров. Обожает красоваться, выступать, по ночам видит себя звездой дог-шоу и собачьих выставок. Муж хочет, чтобы он был боевой охотничий пес, часами бродил по лесной чаще, преследовал дичь. Собака дичи боится, от оленей шарахается, а по вечерам категорически отказывается идти гулять по темной лесной тропинке: вы что, с ума сошли? Нас же съедят! И тут вдруг на утренней прогулке пес увидел на земле белку. Дичь такого размера показалась отважному охотнику безопасной, он ринулся к ней, она взлетела на дерево. И мой огромный дурак в пылу погони бросился на огромный бук, встал на задние лапы, передними обхватил ствол и реально попытался влезть на дерево! Зрелище, скажу вам, не для слабонервных. И тут на тропинке появился наш австрийский сосед. Вид двухметрового дога, карабкающегося на дерево, его потряс. Сосед замер. Я решила ему все объяснить. Тем более, только что учила животных на немецком. Но пока еще нетвердо. И я, показывая на верхушку бука, поясняю соседу:
— Там Hase, боится собаки, ну и залезла на дерево!
Австриец посмотрел странно.
— А собачка, то есть хунт, хочет хазе достать. И тоже на дерево взбирается! — втолковываю я этому непонятливому.
А только сосед посмотрел на меня, будто я не в себе, быстро залепетал по-своему: иа, иа, натюрлих! И бочком-бочком ретировался.
— И чего он так разволновался! — весело подумала я. — Белок на дереве не видел?
И тут меня словно молнией озарило. Hase-то по-немецки совсем не белка. А заяц…
Поговорили
Аэропорт Шереметьево, международный терминал. Среди респектабельных пассажиров по залу ожидания вразвалку идут двое рабочих в ярко-оранжевых робах, с сильно испитыми лицами, с лестницей наперевес. Один другому говорит:
— Ты ей скажи: ай лаф ю! — А что это? — Ну типа: ты мне понравилась!
— Серега, блин, а если она мне ответит?!
Про Пасхального зайца
В Европе, кто не знает, символ Пасхи — заяц. А это значит — они везде: во всех витринах, в корзинках перед магазинами, в окошках домов. Иду я по своему любимому Мельку. И думаю: пора бы и мне зайцем обзавестись. Захожу в магазин. И решаю блеснуть немецким. Который давно не повторяла.
— Хабен зи, — игриво спрашиваю у симпатичного продавца — айн остен хозе? Ну то есть, есть ли у вас пасхальные зайцы. А магазинчик смешанный, там все: от одежды до сувениров.
— Ви, битте? — переспрашивает непонятливый продавец.
Улыбаюсь еще шире.
— Хозе, хозе! Ну, традишин такая. Каждую Пасху — новый хозе! Покажите мне спешиал хозе для Пасхи!
Смотрю — мужик молчит. Не врубается.
— Да как же! — говорю. — Вот вы лично. В окно хозе ставите? Любите показывать своих хозе родным, друзьям?
Мужик почему-то пугается и почти кричит:
— Найн! Найн!!!
Ну, думаю, может, мусульманин. Набираюсь терпения.
— Австриан традишин! Вечером ставишь хозе рядом с кроватью. И — оп-па! Утром вот такой сюрпрайз! (развожу в стороны руки, показывая величину подарков — здесь заяц на Пасху подарки детям приносит). Понял? Ферштеен?
Да только мужик смотрит ошалело и как-то начинает с лица спадать. Совсем, значит, не любит нашу христианскую Пасху.
Тут я делаю шаг в сторону и вижу на нижней полке шкафа аккурат за его спиной выстроившихся рождественских зайцев.
— О! — восклицаю. — Так вот же! Остен хозе!
Тычу пальцем в зайцев прямо за ним и говорю: — Гибен зи мир, битте!
А мужик почему-то в ужасе за свой брючный ремень схватился и орет:
— Найн, найн!
Ну, я плюнула и пошла к выходу. Не умеешь торговать — не берись! И хотя бы праздники католические выучи!
Но какое-то смутное сомнение в душе зашевелилось. Я открыла в телефоне словарь… Бедный мужик! Не зря, выходит, за ремень хватался.
Заяц-то по-немецки — хазе. А хозе — брюки…
Про блины
Вообще-то я в Вене по русской кухне не тоскую. Но встречать Масленницу без блинов? Приезжаю в магазин, набираю тележку, решаю, что блины буду печь сама. И лихорадочно пытаюсь вспомнить, что для тех блинов надо. Купила молоко, яйца, сахар, соль дома есть. И уже на кассе вспоминаю: сода! Бабушка говорила, что ее надо в тесто на кончике ложечки и лимончиком загасить. Спрашиваю кассиршу:
— У вас сода есть?
И показываю, будто что-то сыплю. Она смотрит на меня с непониманием. А я точно знаю, что по-английски и даже по-немецки эта проклятая сода пишется одинаково: soda.
— Я, — говорит кассирша, — по-английски не очень понимаю.
— Да что тут понимать! Сода! Для блинов! В тесто ее сыпать! Да вот я вам сейчас напишу!
Царапаю слово на билете в метро. Она читает. Смотрит на меня растерянно.
— Бутылки во-он там! — наконец показывает на длинный ряд полок.
— Какие бутылки?! Порошок! Белый!
Тут кассирша совсем пугается.
— Нет у меня белого порошка! Вон, она понимает по-английски!
И пытается позвать продавщицу.
— Не надо никакого английского! — почти кричу. — Сода. Она на всех языках одинакова. Просто покажите, где она, и все!
— Вы хотите соду? — все же вступила продавщица. — Пить?
— Да нет, есть!
Они обе посмотрели на меня с ужасом.
— Соду? Есть?
— Для блинов!
— Соду есть с блинами?!
— Да не соду есть! Не сырой! Для готовки!
— У вас в России готовят соду и едят?
— Черт вас побери! Просто скажите: где сода?
И тут продавщица выпрямилась, горделиво расправила плечи и с каким-то я бы даже сказала расовым превосходством заметила:
— У нас нет соды, которую едят. В Австрии не едят соду!
И когда я, чертыхаясь, выходила из магазина, услышала, как продавщица и кассирша взахлеб обсуждают странные кулинарные традиции этих русских. Что делать? Решила печь блины без соды. И только дома вспомнила, что забыла купить муку.
Про сладких женщин
Сидим в ресторанчике в Греции. Мы с приятельницей, и наши мужья. Красавец-официант рядом вьется, белозубо улыбается, шутит.
Приносят нам кофе. А мужья, как назло, отлучились. Пробуем: несладкий. Сахара на столе нет.
— Ничего, я сейчас попрошу! — отважно говорит приятельница. — Только ты не встревай! Я хочу сама все сказать! Что я, зря два месяца на курсы английского ходила! После школы язык восстанавливать!
Она подзывает официанта. Парень подлетает на всех парах.
Приятельница окидывает его соблазнительным взглядом. И с придыханием говорит:
— Ай эм шуга!
Ну то есть «я — сладенькая.» Так у нее получилось. Толкаю ее в бок, она недовольно отмахивается. Ну, сама так сама.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.