Пимпочка и Бантик
На магазинной полке стояла резиновая лягушка. Кроме неё, тут много всяких игрушек, но маленькие ручки коснулись именно её. Лягушка замерла.
— Мама, — услышала она, — я хочу вот эту игрушку. Лягушка замечательная! У неё глаза крутятся! Правда, она хорошая?
— Да, — ответила мама. — Хорошо, давай возьмём её. Только обещай, что ты будешь играть с ней.
— Конечно, мамочка, ведь она самая лучшая! — воскликнула маленькая девочка и с нежностью прижала игрушку к груди. — А как же мы назовём её?! Ей обязательно нужно придумать имя!
— Пимпочка! По-моему, очень хорошее имя для такой милой лягушечки, как наша, — предложила мама.
— Замечательное имя! — восторженно воскликнула девочка и запрыгала.
Всю дорогу она радовалась, а лягушка ликовала и думала: «Теперь мы будем неразлучны».
Действительно, наступили удивительные дни, наполненные весёлыми играми; Пимпочке казалось, что так будет всегда.
Но вот однажды девочке подарили новую игрушку, и она перестала играть с лягушечкой — и теперь та одиноко стояла на полке и грустила. Один день сменялся другим, но хозяйка, похоже, совсем забыла о любимице.
Но вот однажды ночью лягушку испугал незнакомый звук, который раздался где-то рядом — и она пристально вгляделась в темноту.
— Кто здесь? — прошептала Пимпочка.
— Я злой дракон. Р-р-р! — послышался приглушенный рык. — А ты, резиновая, кто такая?
— Я? Я очень храбрая лягушка Пимпочка. А вы, правда, злой? И где вы вообще? Я вас не вижу. Может, вы можете становиться невидимым?
— Да. И вот я появляюсь! — раздался радостный голос, и в светлой части комнаты показался странный зверь. Он походил и на дракона, и на собаку одновременно — некое двухголовое существо.
— Я тебе говорил, не пугай ее! А ты! Р-р-р! Я страшный зверь! — заворчала одна голова. — Привет, Пимпочка! Ты очень милая!
— Как же милая! — заявила вторая голова. — Резиновая гадость!
— Так, прекрати немедленно! Пимпочка, не обращай внимания, на вторую голову, она не умеет себя вести. Позволь представиться: нас зовут Бантик.
— О боже! Ну, я же просил тебя тысячу раз! Не произноси это имя вслух! Ужас! Надо было нашей хозяйке назвать нас Ботинком! Или вот… Трусами! Чем не имя?! Трусы, пожалуйста, поиграйте со мной! — плаксивым голосом завыла голова.
— Да ладно тебе! Как назвала, так назвала. А у тебя, Пимпочка, знаешь ли, вполне приличное имя. Звучное!
Застывшая от изумления лягушка оживилась и сказала:
— Меня мама девочки так назвала.
— Все ясно! А ты чем тут занимаешься? — спросила добрая голова.
— Я? Я тут… — пролепетала лягушка, — …ничем…
— А-а-а, понятно! Тебя тоже бросили, — злорадно заметила вредная голова.
— Не смей её расстраивать! Что, дорогая, тебя тоже бросили? — ласково задала вопрос добрая голова.
— Да нет же! Моя хозяйка очень меня любит, просто… Она сейчас немного занята…
— Все ясно! — вздохнул Бантик и двинулся куда-то вниз, перепрыгивая с полки на полку.
— Эй, подождите! Вы куда? — забеспокоилась Пимпочка.
— Пойдём с нами, дорогая, нас, брошенных, в коробке на полу очень и очень много, — послышался ответ.
Лягушка подумав, двинулась за Бантиком.
— Так всегда бывает: сначала ребёнку дарят игрушку, и тот пищит от восторга. «Ах, мама, — говорит он, — она мне так нравиться! Я всегда теперь буду играть с ней!» — рассуждала вредная голова.
— Не обращай внимания, просто она до сих пор переживает, что с нами уже не играют… А ведь как все начиналось! Игры, поцелуйчики. Но однажды девочка поставила нас на полку — и все… — прошептала другая голова.
— Конец всему! — завопила вредная голова.
Первая закрыла ей рот и зашипела:
— Не кричи, все спят уже! — и спокойно продолжила: — Да… Вот раньше время было! Эх! Подарили ребёночку 2—3 игрушки, он с ними и не расставался никогда. Играли, берегли, любили и даже детям своим передавали. По наследству, так сказать. А сейчас! У современных детей игрушек этих… вагон и маленькая тележка…
— Знаете, — задумалась Пимпочка, — а я слышала, есть места такие, где деток много, а игрушек у них мало… Папа говорил маме… Как же это место называется? Вспомнила… детский сад, вот! Он еще сказал, что там игрушки любят и играют с ними.
— Да?! Ты уверена, что это хорошее место и нам там будут рады? — с надеждой спросил Бантик.
— Конечно!
— Точно? Завтра нас собрались куда-то везти. А мы ехать не хотели и думали сбежать.
— Что вы, детский сад — это лучшее место для игрушек! — воскликнула лягушечка и, расхрабрившись, спросила: — А хотите я завтра с вами поеду?
— Очень, очень хотим! — радостно завопили головы. — Вместе не так страшно.
Утром мама действительно взяла коробку с игрушками и поехала в детский сад. О, сколько там было детских визгов и восторгов, а потом маленькие ребятишки брали игрушки, обнимали их, целовали, даже пробовали на зубок. Правда, иногда бросали на пол, но после поднимали и играли с ними снова. Пимпочка подружилась с тихой девочкой, которая нежно обнимала и целовала новую игрушку. Бантик был тоже очень доволен, ведь он достался рыжему мальчугану, который наконец-то дал ему настоящее драконье имя — Зверь!
Бориска
В одном славном подземном государстве жил себе поживал веселый червяк. И звали его Бориской. Он был обычным дождевым червем, одним из тех, что помогают деревьям и цветам, — рыл свои норы, тем самым рыхлил землю.
У Бориски всегда было хорошее настроение, и он любил напевать себе под нос…
Хотя нет, носа у него как раз не было. Короче, червячок любил тихонько напевать или даже насвистывать разные мотивчики, которые, кстати сказать, никогда не повторялись.
И куда бы Бориска ни пошел, работа у всех ладилась, шла веселее — и настроение становилось просто замечательным. За это червячка все любили. Ему же казалось, что он готов сделать для других все, что угодно. Очень уж нравилось, когда все счастливы и довольны. И, конечно же, Бориска мечтал о подвиге, правда, тайно, ни с кем не делясь своими мыслями: «Эх, вот бы только дождаться подходящего случая!»
Рядом с норкой червячка был замечательный старый пруд. Бориска очень любил там бывать, особенно днем. Смотреть, как на солнце сверкают капельки росы и как мальки и головастики играют в догонялки. Но в этом году на пруд прилетело очень много цапель. Они были очень прожорливы — и подниматься наверх стало небезопасно. Это Бориску очень огорчало.
Только с наступлением ночи, когда хищницы засыпали, червячок потихоньку выскальзывал из норки и отправлялся к старому пруду — он очень любил смотреть лунную дорожку в воде. Бориска представлял, что это не просто гладь пруда, а другой сказочный мир, где все иначе и интереснее. В голове рождались прекрасные картины и чудесные стихи, а чаще всего, песни о прекрасных и храбрых рыцарях, верных и добрых принцессах и врагах, которых рыцарь, конечно же, побеждал. Кстати сказать, враги были какие-то забавные и совсем не злые. Например, сиреневый двухголовый дракон, который умел выдувать мыльные пузыри через нос, другой противник — старый беззубый великан, который почему-то любил цветы, а третьим врагом была банда мелких и забавных троллей, размером с орех. Истории Бориски всегда заканчивались хорошо — и добро неизменно побеждало зло.
Но это была не единственная причина, по которой Бориска каждую ночь отправлялся на пруд. Там жила тайная любовь червячка. Все свои песни он посвящал юной, но, к сожалению, слепой от рождения жабе Луизе. Червячку она казалась самой прекрасной, к тому же умела слушать, а для певца это очень важно.
Ночами он пел для нее, а она внимала — и в ее открытых глазах, как в воде, отражались две маленькие луны и россыпь далеких звезд.
Бориска скрывал от возлюбленной, что он всего лишь обычный червяк, ведь они, черви, для жаб, даже милых и очаровательных, — всего лишь еда.
Но вот однажды днем он случайно выбрался на поверхность и уже собирался нырнуть назад в норку, как вдруг услышал какой-то шум со стороны пруда. Червячку стало любопытно, и он пополз туда, как всегда напевая очередную песенку. Подобравшись поближе, Бориска увидел, как три жабенка-подростка смеются над Луизой, а она отступала от них в камыши и просила:
— Ребята, ну не надо, идите уже домой.
Но те не слушали ее и смеялись еще громче.
Стерпеть такое Бориска не мог. Он пополз к обидчикам любимой и строго сказал:
— А ну-ка, отошли он нее. Живо!
— Чего? — удивились хулиганы. — Что ты такое сказал? Мелочь!
— Что я вам сказал?! — надвигаясь на них, возмущался Бориска.
И вдруг лица у злодеев, на этот раз настоящих, а не придуманных, вытянулись — и хулиганы начали пятиться от червячка:
— А мы что? А мы ничего. Мы просто так… мимо прыгали… хотели помочь бедняжке Луизе.
— А ну брысь! — закричал на них Бориска.
И те мигом прыгнули в воду — только круги пошли.
Бориска, напевая, как всегда подошел к Луизе и ласково спросил:
— Ты как? В порядке?
— Да, все хорошо, — прошептала жаба.
— А ты чего шепчешь? — тоже прошептал червячок.
— Мне кажется, что тут кто-то есть… — неуверенно ответила она. — Кто-то очень большой.
— Да ну что ты?! — сказал Бориска, поворачиваясь. — Кто же тут может…
И тут он увидел… свое отражение в огромных глазах цапли.
— А-а-а! — закричал червячок и начал сталкивать Луизу в воду. — Давай быстрее прыгай! Скорее!
Луиза послушно прыгнула в пруд, а червячок быстро шмыгнул под большой лист лопуха и там затаился. Цапля же почему-то не спешила съесть Бориску, а внимательно разглядывала, потом вдруг сказала:
— А почему ты молчишь?
— А что говорить-то? — дрожа, прошептал Бориска.
— Зачем говорить? Ты почему молчишь, не поешь? Ты же все время поешь. Я давно за тобой наблюдаю. Мне очень, ну просто очень нравятся твои замечательные мелодии! Я твоя давняя поклонница! Но знаешь, мне как-то неловко было к тебе приставать. А сегодня такой случай! Дай, думаю, и девочке помогу, и заодно познакомлюсь. Я подружку твою тоже знаю давно. Так мне ее жалко бедняжку!
— Правда? Я и не знал, что кто-то за нами наблюдает.
— О нет! Нет! Что ты! Я приличная цапля и ни за кем не шпионю, просто так, как-то мимоходом, тебя послушаю и полечу дальше по своим делам. Ты себе не представляешь, как у меня много дел! И то нужно, и это, ну просто иногда к вечеру крылья отваливаются. И вечером хочется сесть, вытянуты ноги и послушать какую-нибудь удивительную историю или музыку. Впрочем, я думаю, что ты знаешь, как это бывает.
— О да, конечно, — только и успел сказать червячок, потому что цапля добавила нетерпеливо:
— Ну так что? Ты споешь мне или нет?
— Да я как-то… не знаю… — от такого напора Бориска немного смутился.
— Ну давай же, друг мой! А я за это обещаю, что цапли все лето не будут есть никого из этого болота. Я, знаешь ли, тут самая главная, вот. Веришь?
— Спой, спой, — раздались вдруг из всех кустов радостные возгласы. — Давай, давай, чего ты ломаешься? Вот заживем-то, братцы!
Ну что было делать червячку?! Он залез на лист и запел самую свою любимую песню, что посвящал Луизе. Она же вылезла из воды и встала рядом с ним. Улыбаясь, слушала эту песню — и теперь в ее глазах отражались два маленьких солнышка. Кстати сказать, жаба давно знала, кто поет ей песни. И это ничуть не смущало ее, потому что Луиза решила: какая разница, кто твой избранник, если это настоящая любовь.
Когда песня закончилась, раздались крики и аплодисменты.
Все были довольны. А у цапли даже на глазах блеснули слезы.
— Ой, — сказала она. — Это так мило! И так красиво! Бориска, ведь ты мне будешь петь еще, правда? Я вернусь вечером, хорошо?
— Конечно! — ответил он и улыбнулся.
Когда цапля улетела, все обступили Бориску.
— Ну ты герой! — восхищалась старая жаба Хавронья. — Это ж сколько лет живу, никогда о таком и не слышала. Чтобы эти жадюги от еды отказались — да ни в жисть!
— Какой ты молодец! — затараторили, перебивая друг друга, головастики. — А мы уж думали: все — конец тебе, точно цапля схватит!
— Ты самый замечательный в мире! — ласково сказала Луиза.
— Да, — задумчиво добавил мудрый червь Пахом. — В жизни всегда есть место подвигу!
А Бориска в ответ выпрямился во весь свой рост и запел другую песню. Она была совсем новая, торжественная, только что придуманная, и червячок дарил ее всем.
Желтый
В одном лесу, на большой поляне, росло среди травы целое семейство одуванчиков. Были родственники разными: с большими цветками и с маленькими, с толстыми стеблями и с тоненькими, с раскидистыми листьями и листьями, торчавшими подобно пикам, но все равно они были похожи между собой — все белые.
Да-да, вы не ослышались. В те времена все одуванчики были белые. И только один-единственный одуванчик отличался от всех. Рос особенный цветок на самом краю поляны и выделялся тем, что был… желтым! Почему он вырос таким, никто не знал. Вот вырос — и все тут. Цветок очень стеснялся своей окраски, поэтому часто сворачивался в бутончик. Другие одуванчики не любили особенного и часто дразнили.
— Эй, Желток! Ты что в краске искупался?
— Да это он специально, чтобы от других отличаться! Задавака!
— Посмотрите на него! Это же надо вырасти таким страшненьким! Да еще он все время цветок свой прячет — ужас до чего глупо!
От таких несправедливых слов одуванчик по имени Желтый очень расстраивался и даже иногда плакал, пока никто не видит. Но одно он знал точно, что когда-нибудь сделает что-то очень-очень важное. Пусть даже не для себя — для всех.
Другие одуванчики играли друг другом капельками росы, грелись на солнышке и иногда пугали пчел, чем были очень довольны. Старый мудрый Чертополох, который уже давно рос на поляне, журил расшалившихся. Они же и над ним подшучивали. Не зло, но обидно.
— Что ж такое?! — восклицал Чертополох. — Никакого уважения к старшим! Непорядок это!
Желтый же очень любил слушать, как старый куст, шелестя на ветру, рассказывал всем удивительные истории про путешествия и смелых и отважных героев. Правда, одуванчику казалось, что все это, конечно же, сказки, а в жизни так не бывает, но все равно любил слушать Чертополоха — вот так стоял, закрыв свой цветок, на краю полянки, покачивался и слушал.
А еще любил Желтый смотреть ночами на небо и любоваться звездами.
Ночью он открывал свой цветок. Впрочем, на их поляне, а значит и на всем свете, так Желтый думал, одуванчики никогда не закрывали свои цветочки. И на небо никто из них не смотрел, считая это пустым, да и просто глупым занятием. А особенного одуванчика картина звездного неба просто завораживала! Звезды часто падали. Это было как… Как парение птиц в небе, или как порхания бабочек от цветка к цветку, или… Да у Желтого просто не хватало слов! Он смотрел и мечтал, вспоминая захватывающие истории Чертополоха. Вот тот прогоняет большую и наглую козу Прасковью с родной лужайки, а вот он своим необыкновенным запахом привлекает работящих пчел. «Ну когда же, когда настанет время для моих настоящих подвигов!?» — думал Желтый, но ничего героического не происходило — и одуванчик продолжал терпеливо ждать.
Но вот однажды…
С утра светило солнце и дул ласковый ветерок. Молодые одуванчики под тихое ворчание Чертополоха затеяли игры и, конечно же, стали дразнить Желтого. Он долго держался, решив про себя, что не будет обижаться. Но озорники были упорны — и Желтый сдался. Он закрылся в бутончик и принялся сначала жалеть себя, потом сердиться, а после грустить. В конце концов, уснул, мерно покачиваясь на ветру. Сон одуванчика был так глубок, что он не проснулся, когда поднялся ветер и началась гроза. Буря разразилась сильнейшая.
Старый Чертополох после сказал :
— На моей памяти такой непогоды не было никогда.
Но ничего этого, свернувшись в бутон, Желтый не видел, потому что крепко спал.
Утром, когда взошло солнышко, он открыл цветок навстречу теплым солнечным лучам и воскликнул: «О ужас! Что случилось?!»
Любимая и до последней травинки знакомая поляна изменилась до неузнаваемости.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.