Бесплатный фрагмент - Железнодорожный почтальон

Глава 1

Когда окончательно понимаешь, что в твоей жизни больше не осталось ничего, что способно заставить твое естество продолжать жить (хотя ты все еще очень далек от того, чтобы всерьез задуматься о суициде), ты неизбежно, как бы по инерции, неуклонно насыщаемой всегда безотказно работающим инстинктом самосохранения, продолжаешь надеяться, что рано или поздно возьмет да и вдруг выпадет счастливый случай обрести единственно весомый и необычайно мощный побуждающий стимул задержаться на этом свете еще на какое-то время. И совсем не важно, что именно это будет, смена ли рода деятельности, либо переезд на постоянное жительство за границу, может, неожиданное получение огромного наследства, которое существенно изменит твою жизнь, а возможно это будет внезапно вспыхнувшая подлинная несказанная любовь, полная возвышенных, нежных и непременно взаимных чувств. Не знаю, может быть это даже будет…

В общем, неизвестно, что могло бы еще повлиять на мое желание продолжать жить, дышать, встречать закаты и восходы, что называется, радоваться каждому прожитому дню, только то, что, в конце концов, произошло со мной, нельзя отнести ни к одной известной человечеству причине, побуждающей продолжать оставаться на этом свете. В течение всего своего жизненного пути мне приходилось часто менять работу, постоянно пребывая в поиске того, что подходит для моей натуры, я неоднократно пробовал себя в разных сферах деятельности, как по когда-то полученной в Ярославском государственном медицинском институте специальности врача-терапевта, так и работая в разных местах без специального образования. Несмотря на активную личную жизнь, счастья в семье ощутить в полной мере не удалось, в молодости у меня была единственная жена, девушка, с которой поначалу вспыхнул весьма трогательный, очень романтический и до умопомрачения страстный роман, закончившийся свадьбой, а потом через несколько лет разводом, но, к сожалению, без потомства. Впрочем, наш общий ребенок, сын, умер через несколько месяцев после рождения от последствий генетически обусловленной тяжелой патологии крови, с которой моим коллегам, увы, не удалось справиться…

Потом одиночество и моя растущая год от года меланхолия вперемешку с легкой, но уже ощутимой депрессией. Это сначала привело меня, разумеется, прямиком к психологу, который так и не смог мне помочь разобраться в себе. Через некоторое время я решил обратиться уже к психотерапевту, однако нескольких полученных мной его сеансов оказалось недостаточно, чтобы привести к главной цели — существенному улучшению моего внутреннего состояния, а именно к смене отношения к жизни с крайне негативного на сугубо позитивное и даже оптимистичное. Много позднее, в более зрелом возрасте, давая оценку своему состоянию как врач, я вынужден был предположить наличие у себя какой-то патологии личности. И к этому я пришел не случайно, а год от года осознавая, что изменений к лучшему в моем общем состоянии не происходило, а жизненной энергии хватало, чтобы худо-бедно зарабатывать на хлеб и жить по привычке, по инерции, почти как зомби, без интереса, увлечений и вообще без внутренней жизненной искорки. Область человеческого мозга и все, что связано с его необъятной деятельностью, не входила в мою медицинскую специализацию, поэтому я обратился за консультацией к психиатру. По понятным причинам, я позвонил своему однокурснику, который чуть ли не с ранних лет обучения в медицинском вузе увлекся клинической психиатрией, не вылезал из факультативных занятий студенческого кружка по этой специальности. В итоге, успешно окончив вуз, спустя много лет напряженной работы, он стал одним из ведущих мастеров своего дела, и, насколько я знаю, даже получил ученую степень, поэтому уже многие годы работал в клинике, и преподавал на кафедре психиатрии медицинского университета.

Коллега, хоть и не сразу, но вспомнил сокурсника и с удовольствием откликнулся на мою просьбу, ведь согласно негласной этике, врачи должны помогать друг другу, особенно, если это касается личного здоровья. И вот однажды я пришел к нему на индивидуальный прием. Правда в его кабинете я пообщался также и с другими психиатрами, которых он пригласил для консилиума, так, на всякий случай, потому что совместными усилиями диагноз поставить немного легче. Однако после обстоятельной беседы и небольших тестов, которым подвергли мою персону, никому из этих инженеров больных человеческих душ ничего заслуживающего их особого внимания обнаружить у меня не удалось. В итоге они единогласно и, как я заметил, с искренней радостью за меня, пришли к единодушному заключению, что я обладаю специфическими особенностями характера, имею свои только мне свойственные странности, что личность я чрезмерно впечатлительная, в принципе склонная к пессимистическому взгляду на жизнь, и вообще, такая, дескать, у меня конституция организма. Само собой, из приличия они высказали несколько добрых пожеланий в мой адрес и дали некоторые ничего не значащие для моего состояния советы. То есть, по мнению эскулапов от психиатрии, выходило, что никаких патологических изменений в моей психике не обнаружено.

Конечно, мне пришлось всерьез призадуматься над сложившейся ситуацией, так как раз уж у меня нет каких-либо реальных нарушений психического здоровья, надо было что-то делать с этой моей никчемной и бессмысленной жизнью. И при этом я совершенно не страдал зависимостью от никотина, а тем более от наркотиков. Правда оставалась еще одна порочная и пагубная привычка… Но нет! И она во мне не прижилась, ибо генетически обусловленная крепкая сила воли удерживала меня от того, чтобы пуститься в беспробудное пьянство и в скором времени окончить свои жалкие дни на улице законченным опустившимся алкоголиком.

Я стал замечать, что за последнее время изрядно похудел, и это, собственно, не очень меня удивляло, потому что я ежедневно делал физические упражнения и вообще в обыденной жизни много двигался, особенно на работе, которая давно не приносила мне удовольствия и морального удовлетворения. Пожалуй, движение — это единственное, что я в этом своем подавленном душевном состоянии мог заставить себя делать, чтобы совсем, что называется, не «заплыть жиром» и хоть немного чувствовать себя бодрее. Через некоторое время от былой полноты почти не осталось и следа, и в этом есть свои плюсы, касающиеся как здоровья (у полного человека повышена нагрузка на сердце), так и внешних данных. Фигура моя стала заметно стройнее, я стал чувствовать себя легче, но, тем не менее, хорошо сохранившихся в мои годы волос все же коснулась седина. Мне даже показалось, что я стал лучше выглядеть, привлекательней, что ли, но все эти позитивные моменты ни капли не изменили моего состояния и пессимистического отношения к жизни. И в конечном итоге, к своим всего лишь сорока пяти годам я, оставаясь в полном бессемейном одиночестве, пришел к такому финальному состоянию, что уже никто и ничто не могли меня воспалить бациллами жизни…

Но вдруг (о, чудо!) меня осенило, будто отрезвило ведром ледяной воды, да так, что неожиданно для себя я сделал кардинально новый шаг по дороге своей извилистой и не слишком легкой судьбы, благодаря которому у меня появился мощный стимул просто продолжать жить. А все оказалось довольно просто…

В поисках романтики и имея непреодолимое желание не только отвлечься от действительности, но и познавать мир, при этом безмерно обожая железную дорогу до сего момента, как пассажир, я подал заявление на работу проводником почтового вагона. Да, да, именно почтового! Опыта у меня в этой сфере деятельности, разумеется, не было совсем никакого, но внезапно возникшее, как бурное извержение полинезийского вулкана Хунга-Тонга-Хунга-Хаапай, желание оказалось и вправду настолько энергичным, что меня больше уже ничего другое не интересовало. Понимая все это, я, в самом деле, буквально воспрянул духом, потому что именно на этом поприще видел смысл моей дальнейшей жизни, это чувство было сродни некому жизненному вдохновению. Кроме того, я знал, нет, я был уверен, что эта работа просто обязана принести мне моральное удовлетворение и вернуть почти окончательно утерянный вкус к жизни.

Для начала я выяснил, что подвижной состав почтовых вагонов относится и к системе железных дорог, и к «Почте России», но это меня нисколько не смутило. Через Интернет я подал заявление о приеме на работу в московское отделение, по скайпу (это в последнее время стало очень распространенным явлением) дистанционно пообщался со специалистами кадровой службы на неминуемом собеседовании. Какое-то время с неподдельным волнением ждал ответа, и как это ни странно меня приняли, даже без опыта! Не знаю, возможно, их впечатлило мое высшее образование, впрочем, как оказалось, других желающих по разным причинам было не слишком то и много. Значит, мои шансы резко возросли. Из всемирной паутины я также узнал, что в силу особой специфики этой деятельности не каждый человек захотел бы и смог бы трудиться проводником почтового вагона. Но я, подхваченный резким порывом ветра своих жизненных перемен, не обращал внимания на такие мелочи. Впервые за много лет я был сверх меры полон сил и внутренней энергии для того, чтобы верой и правдой послужить железнодорожным почтальоном, а посему мою голову не занимали иные мысли, кроме этой самой одной единственной. Что ни говори, а этот мой судьбоносный шаг на самом деле, и помог мне в дальнейшем избежать неминуемого преждевременного, возможно даже насильственного, ухода…

Работа показалась мне не слишком тяжелой, как морально, так и физически, но безмерно ответственной, и я не боялся этого, потому что был по натуре человеком очень добросовестным и к выполнению любой работы привык подходить со всей тщательностью и вниманием. Кроме того, я совершенно не страдал клаустрофобией, что особенно важно при такой работе. Не пугало меня и то, что придется работать сменами, периодически не спать ночами, ведь поезд часто останавливается на станциях в ночное время и рано утром. Но все это и казалось мне элементами той самой заветной романтики, ради которой я, собственно, и пошел на эту работу.

Проводнику почтового вагона, на мой взгляд, было гораздо проще, чем обычному проводнику, работающему в пассажирских поездах, потому что не было необходимости постоянно контактировать с большим количеством людей, заниматься обслуживанием и бытовыми вопросами пассажиров, даже часто выслушивать их жалобы. Психика не всякого человека готова такое выдержать. В почтовом же вагоне предстоит заниматься самостоятельной, размеренной, в чем-то может быть рутинной, но очень важной работой. Разумеется, перевозки такого рода имели свою специфику, поэтому железнодорожному почтальону нужно было обладать не только отличными знаниями технического устройства и обслуживания почтового вагона, но и разбираться в канонах и регламентах почтового дела. Поэтому сразу же после моего официального трудоустройства меня, прежде всего, направили на курсы профессиональной подготовки проводников почтовых вагонов…

В моей памяти всплывает эпизод из далекого детства, связанный с железной дорогой. В те годы, когда я еще не ходил в школу, мы с моей мамой и бабушкой ежегодно пользовались услугами железнодорожного транспорта. По два раза в год, в течение нескольких дней покачиваясь в вагоне под мерный стук колес, мы приезжали в гости к близким родственникам, жившим тогда, как принято сейчас говорить, в экологически чистой местности, в одном из небольших сибирских городков под названием Иланский, где до сих пор функционирует крупный железнодорожный узел. Меня маленького специально привозили туда, и с ранней весны до поздней осени оставляли жить у моих родных теток, чтобы я в достатке получал то, чего, к сожалению, не мог в те давние советские времена получить в своем родном городе. То есть, чтобы я в гостях мог питаться качественной домашней пищей, запастись натуральными витаминами, подышать чистым лесным и даже таежным воздухом, и, разумеется, просто хорошо отдохнуть за целое лето.

И вот однажды, когда пришло время в очередной раз собираться в дорогу, вышло так, что мы с бабушкой поехали в гости не на обычном поезде. Дело в том, что один из наших многочисленных родственников как раз работал проводником вагона почтового поезда, маршрут которого часто проходил через мой родной Ярославль. И как-то раз дядя Коля пригласил нас с бабушкой совершить путешествие в своем необычном вагоне.

Во время поездки мне, трехлетнему малышу, все это казалось каким-то сказочным, удивительным. Моя детская память до сих пор сохранила особую атмосферу вагона, целиком пропахшего запахом курева и угля, которым традиционно топили печку, чтобы кипятить чай и готовить еду, а зимой, конечно, чтобы еще и ехать в тепле. Я хорошо помню решетки на окнах и огромное по моим детским меркам помещение почтово-багажной части вагона, где во время движения состава я всегда слышал громкий шум и лязг металла, когда заходил туда посмотреть, как дядя работает за столом с большими ячейками, раскладывая письма и сортируя посылки. Осталось в памяти и то, что на больших станциях дядя Коля запрещал мне не только высовываться из окна, но и даже смотреть через него на улицу, чтобы никто случайно меня не заметил, так как в специальном вагоне перевозить посторонних людей категорически запрещалось. Возможно, где-то в глубине моего подсознания сохранился осадок от этих приятных детских воспоминаний, что, скорее всего, и привело меня к тому, чтобы спустя множество лет, поездки на почтовом поезде стали моей работой…

Итак, я поехал в столицу, сдал все необходимые документы и был направлен на двухнедельные ускоренные курсы специальной подготовки, по окончании которых мне выдали служебное удостоверение, определили в конкретный вагон и дали назначение в первый рейс. Когда я узнал, что буду работать в почтовом вагоне, включенном в состав пассажирского поезда курсирующего по направлению «Москва — Владивосток», который идет через всю нашу огромную страну, то очень обрадовался, потому что долгая дорога позволит насладиться пейзажными красотами Урала, Сибири и Дальнего Востока. Не говоря уже о том, как будет приятно полюбоваться природными красотами мировой пресноводной жемчужины — озера Байкал, проехав вдоль его берега! Полагаю, что и скучать на работе не придется, ведь такие вагоны в составе поездов дальнего следования собирают и доставляют почту со всей страны. Однако, в плане удобства и эффективности доставки почтовых отправлений предпочтительнее использование целых почтовых поездов, как тот, в одном из вагонов которого я имел удовольствие прокатиться в детстве. Это выгодно отличается от просто вагонов, включенных в пассажирские составы, потому что почтовые поезда имеют собственный график движения с необходимым количеством остановок и достаточным временем стоянки, что позволяет более качественно выполнять непосредственно почтовые функции. В качестве преимущества для себя я видел в самостоятельности при выполнении служебных обязанностей, наличии достаточного свободного времени, чтобы ощутить всю романтику путешествия, вдоволь начитаться художественной литературы, просто поразмышлять, а то и написать что-нибудь, если ненароком посетит вдохновение…

Отправление поезда в очередной рейс стало моим первым рабочим днем в качестве проводника и одновременно работника почты. Насколько я успел узнать от специалистов по кадрам, моими коллегами по цеху будут люди, имеющие большой опыт работы на этом поприще. И это меня даже обрадовало, потому что новичку лучше работать именно с теми людьми, которые могут не только помочь на первых порах, но и научить всем практическим тонкостям этой необычной специальности.

В ту пору на дворе стояла зима, и хотя мой первый рабочий день выдался не очень морозным, но я понимал, что во время рейса в вагоне работы прибавится, так как надо будет еще и топить углем котел для обогрева и следить за водой в системе отопления вагона. Начиная со времени прохождения подготовительных курсов, я проживал в общежитии в комнате, которую получил как иногородний. Мое общежитие находилось минутах в тридцати ходьбы от «Желдорпочтамта» станции «Москва-Ярославская», поэтому в день отправления я очень быстро добрался до нового места работы с большой сумкой из кожзаменителя, заполненной сменным бельем, туалетными принадлежностями и, конечно, съестными припасами, среди которых преобладали разного рода консервы.

Заранее испытывая радость от того, что меня ждало в рейсе, я пришел даже раньше назначенного времени. Зайдя в большое пятиэтажное здание через широкие стеклянные двери, я с чувством трепетного волнения и душевного подъема предъявил мое новенькое железнодорожное удостоверение дежурному службы охраны, и, выслушав его пояснения, направился к месту, где находился мой почтовый вагон. Для этого мне пришлось пройти через все здание по коридорам первого этажа, которые, в конце концов, вывели меня на улицу, а точнее, на перрон, сверху покрытый большим навесом синего цвета, судя по виду, из поликарбоната, защищающим это место от осадков. Именно здесь производится загрузка всей почты, предназначенной для обмена, когда вагон находится на станции отправления. Не случайно рядом в стене были оборудованы большие двери, которые пока оставались закрытыми. Выйдя на этот крытый перрон и вдохнув свежего прохладного воздуха, я заметил два вагона — почтовый и багажный. Они стояли у перрона рядом и, похоже, были сцеплены вместе.

По известному мне номеру я быстро понял, какой из них мой, и не мог не отметить, что он оказался не новым, постройки примерно восьмидесятых годов прошлого века. Таких вагонов, которые, служа верой и правдой, все еще бегают по железным дорогам страны, остается немало, но их все вскоре заменят современные модели, где пребывание и условия быта проводников станут более комфортными. Ведь люди, выполняя почтовую работу, очень долго живут в таких вагонах, как в домах, такова уж специфика.

Внешне вагон был привычного и знакомого всем серого цвета, в который окрашен весь подвижной состав российских железных дорог, с полосой вдоль всего корпуса в стиле российского триколора и надписью «Почта России» с государственным почтовым гербом, а также уточняющей надписью «Почтовый вагон». Два небольших световых окна, как и в прежние времена, были покрыты окрашенными светлой краской решетками. Для обмена почтовыми отправлениями в вагоне были предусмотрены большие двухстворчатые двери, также с решетками, расположенные по обеим сторонам вагона, как в багажной, так и в почтовой секции, а где-то между ними располагался отсек для размещения членов разъездной бригады.

Я подошел к маленькой входной вагонной двери, она была не заперта, и, открыв ее уверенным движением руки, сделал пару шагов и сразу же оказался в тамбуре, выкрашенном темно-коричневой краской. Внутри я в первую очередь обратил внимание на опломбированный густо окрашенный красной краской стоп-кран, без которого, как известно, не полагается существовать ни одному железнодорожному вагону. Пройдя немного вперед по узкому коридору, в глубине вагона я услышал какие-то голоса, громко обсуждающие что-то, поэтому мне удалось сразу же отыскать купе отдыха проводников, где, сидя на вагонных полках, меня уже ждали мои новые коллеги.

Дверь была полностью открыта, и я, не заходя в купе, приветливо поздоровался, окинув взглядом присутствующих, на что получил ответное приветствие. При этом от моих глаз не ускользнуло, что с первых мгновений моего появления в вагоне коллеги начали пристально изучать меня оценивающими взглядами, присматриваться, как бы решая, можно ли положиться на новичка в долгом совместном пути, где от каждого работника требовались профессионализм и непременно взаимопомощь…

— Илья Николаевич Скорин, можно просто Илья, назначен в этот вагон проводником, — сразу представился я и продолжил разговор, — знаете, коллеги, в моем уже немолодом возрасте опыта такой деятельности у меня нет никакого, но имеется большое желание работать.

— Что ж, это уже не плохо, — приветливо улыбаясь, отозвалась женщина лет пятидесяти, невысокого роста с аккуратно уложенными волосами, одетая в темно-серый пиджак и брюки свободного покроя, не слишком удачно скрывающие ее небольшую полноту, — Наталья Петровна Жильцова, начальник вагона, работаю в системе уже более двадцати лет.

— Очень приятно, — ответил я, слегка кивнув.

— Иванов Виктор Степанович, можно просто Степаныч. Я здесь проводник-электромонтер, работаю на дороге почти всю свою жизнь, а на почтовом последние лет пять. Будут если какие вопросы, пожалуйста, обращайся, — протягивая мне свою большую мозолистую ладонь, с легкой хрипотцой в голосе произнес лысоватый коренастый мужчина лет шестидесяти с открытой располагающей внешностью и добрыми глазами, одетый по-домашнему в серые тренировочные штаны и черную майку с короткими рукавами на которой было написано «Россия».

— Спасибо, Виктор Степанович, непременно, — сказал я с ответным рукопожатием и также кивнул.

— Геннадий Олегович Никитин, проводник и одновременно помощник начальника вагона. Можно просто Гена, — протягивая мне руку, продолжил знакомство мой третий коллега, молодой человек лет тридцати, нормального крепкого телосложения, с короткой стрижкой, карими глазами и открытой улыбкой, обнажающей ровные белые зубы, — я работаю на почте недавно, третий год, а до этого был водителем «скорой», пока не попал в ДТП.

— Мне жаль, Гена, — сочувственно ответил я.

— Ничего, это было давно, при случае расскажу…

— Очень приятно, коллеги, — приветливо ответил я, улыбаясь в ответ. — Буду рад с вами работать.

— Илья, мы рады пополнению в наших рядах, наш маленький коллектив очень дружный, можно сказать, семья, надеюсь, что и вам у нас понравится. Я считаю, что проводники почтовых вагонов сродни космонавтам, ведь и тем, и другим приходится долгое время работать в ограниченном пространстве вместе с одними и теми же людьми, поэтому в таком коллективе обязательно должна быть психологическая совместимость коллег и, конечно, желание работать. А вообще, здесь у нас все по-простому, мы друг с другом на «ты», не до этикета, одно дело делаем…

— Принимается, — живо ответил я.

— Ну что ж, отлично, а теперь, раз все в сборе, начнем инструктаж, — бодро произнесла Наталья Петровна и, присев на вагонную полку, начала говорить…

Во время обучения я узнал, что начальника почтового вагона (или на железнодорожном «языке» ВПН) отвечает за все, что происходит в вагоне, включая организацию работы бригады, обеспечение соблюдения членами бригады техники безопасности, противопожарной защиты, обеспечение сохранности почтовых отправлений и ценностей, именных вещей членов бригады и оборудования почтового вагона, а также за его санитарное содержание. И само собой, начальник вагона организует обеспечение обмена почты на стоянках поезда и заблаговременно подготовку почты к обмену. Проводник-электромонтер, в свою очередь, отвечает за уборку и отопление почтового вагона, наблюдает за снабжением водой, осуществляет техническое обслуживание приборов электропитания. Проводники, к числу которых себя теперь отношу и я, как правило, занимаются обработкой почты в пути следования и обменом почтой и посылками на стоянках, а по сути, работают, как грузчики. Но и эта работа требует особенного внимания и точности, потому что в случае ошибки, исправить ее будет очень сложно. Во время инструктажа Наталья Петровна рассказала коллегам об условиях и изменениях в работе, касающихся данного рейса, а также четко распределила обязанности между членами бригады на предстоящую поездку.

После планерки ко мне сразу же подошел Гена и бегло в своей особой манере изъясняться сказал.

— Пойдем, сейчас пока есть время, я покажу тебе наш вагон, а то примерно через пол часика начнется погрузка почты, а потом уже нас на вокзал потянут и к «пассажирскому» прицепят. Здесь на приемке надо будет поворачиваться, сам от начальника почтового вагона слышал, что загрузка будет полная.

— Прекрасно, я готов! — с искренней радостью во всем своем естестве подтвердил я.

— Кстати, перед нами еще багажный вагон будет, а мы за ним в сцепке. Думаю, ты уже заметил, когда подходил. Все же лучше, чем возле самого локомотива ехать, трясет меньше, да и гула почти не слышно.

Затем Геннадий очень оперативно и подробно показал мне все, где что находится в вагоне, сопровождая экскурсию пояснениями. Мне многое было знакомо из далеких уголков памяти, и в то же время все было в новинку. Увидел я большой просторный зал с кладовыми для крупного груза и посылок, отделение для сортировки писем и бандеролей с ячеистыми полками, узнал, где будет и мое место для отдыха в купе проводников. С особым интересом и даже с нотками гордости Геннадий представил моему вниманию водный котел для обогрева и электрощит, где сосредоточено все электропитание вагона, а значит, наше удобство и комфорт в поездке. После уже знакомого мне четырехместного купе для отдыха, мы заглянули в купе ВПН и в купе проводника-электромонтера. В маленькой уютной кухне из бытовых приборов я обнаружил титан для кипячения воды, небольшую электроплиту с двумя конфорками, холодильник и микроволновку, само собой в вагоне имелся старого образца (то есть не биологический, а со сливом наружу) туалет. Во время экскурсии меня поразило то, что в самом вагоне я ощутил тот же самый запах, который помнил с детства — угля, мазута и табачного дыма. Сейчас я понимаю, что так пахнут очень многие старые вагоны, в том числе и пассажирские, только здесь детские воспоминания о путешествии в почтовом вагоне слились с реальностью.

Пока мы с Геннадием осматривали вагон, Виктор Степанович вместе с Натальей Петровной в оставшееся до погрузки почты время отправились принимать наш вагон к рейсу, как требовали правила. Я уверен, что они пришли на работу еще раньше и что-то уже успели проверить, а сейчас продолжили выполнять обязанности. Они ходили по разным отсекам вагона и проверяли исправность систем отопления и освещения, внутренних замков и запоров, надежность крепления оборудования, наличие противопожарного оборудования и инвентаря вагона, наличие воды в системах и заполнение углем специальных емкостей. Все это крайне необходимо было сделать, чтобы потом в рейсе случайно не возникло проблем с техникой.

Закончив знакомство с вагоном, в котором я теперь буду проводить очень много времени, я уложил свой пакет с припасами в холодильник, вернулся в купе отдыха и сел у окна в ожидании начала погрузки. Спустя минут десять, на перроне под навесом появились сотрудники железнодорожного почтамта, которые шли рядом с трактором «Владимирец», который на небольшой скорости выехал из уже открытых больших дверей почтамта, таща за собой вереницу из шести тележек до самого верха заполненных посылочными коробками и тюками с корреспонденцией. Их было легко узнать по знакомым, думаю, всем жителям страны, синим лентам с надписью «Почта России». Наталья Петровна и Геннадий с нужной стороны открыли двухстворчатые двери почтовой кладовой и после традиционного обмена приветствиями с коллегами на перроне начали принимать почтовый груз, предварительно уложив поддон между вагоном и перроном для удобства работы и соблюдения техники безопасности.

Мы вместе с Геннадием и Степанычем стали заносить коробки и тюки в кладовую, а Наталья Петровна следила за процессом и с особым вниманием и точностью отмечала в документах все, что мы получали для рейса. Во время того, как я перетаскивал почтовый груз к нам в вагон, я попутно размышлял о том, что на станциях отправления и конечных у железнодорожных почтальонов есть запас времени для обмена почты либо до отправления поезда, либо после его прибытия в пункт назначения. Но когда почтовый вагон включен в состав скорого поезда, то на крупных станциях придется шевелиться гораздо быстрее, чтобы успеть все точно и аккуратно сделать за время традиционно коротких по времени стоянок. Здесь все зависит не только от проводников вагона, но и от сотрудников, которые ждут на перроне. Все-таки хорошо, что мы идем в рейс в составе пассажирского поезда, потому что остановок в его расписании значительно больше, а на крупных железнодорожных станциях время стоянки, как правило, больше, чем у скорого поезда, а значит, мы можем делать свою работу не особо торопясь, таким образом, резко снижая вероятность ошибок. В любом случае от совместной организованной, слаженной и точной работы зависит своевременное получение почтовых отправлений адресатами. Скорость и точность — в этом и заключается главная суть всей почтовой деятельности.

Попутно я обратил внимание, что и к соседнему с нами багажному вагону подъехал грузовичок «Газель» с надписью на синем тенте «Почта России», и из него также началась выгрузка багажа и перенос его в вагон тремя молодыми мужчинами. Я, между прочим, заметил, что у них груза было явно меньше, чем у нас, правда, все, что происходило в соседнем вагоне, меня не сильно интересовало, у самих хватало работы. Когда заполнение кладовой почтовым грузом было закончено, ВПН закрыла двухстворчатые двери на запоры, теперь мы были готовы к рейсу. По поручению Натальи Петровны мы с Геннадием сразу же подхватили тюки, перенесли их в зал для сортировки, сели за столы на небольшие, но удобные круглые табуреточки и принялись письма и мелкие бандероли раскладывать в многочисленные квадратные ячейки с указанными названиями станций, через которые следует наш пассажирский поезд. Это делается для того, чтобы предельно точно знать, какую корреспонденцию и в каком пункте назначения следует отдать встречающим наш поезд коллегам. Причем, чтобы сделать это достаточно быстро, особенно на кратких по времени стоянках. Поэтому выполнение такого вида сортировки корреспонденции имеет очень высокую важность.

Несколько минут спустя, я почувствовал легкий толчок, наш вагон слегка дернулся, а еще через полминуты начал двигаться, сначала медленно, а потом все больше набирая скорость, и, увлекаемый маневровым тепловозом в сцепке с багажным вагоном, направился к Ярославскому вокзалу, отправной точке всех рейсов и маршрутов, идущих на восток. «Ну, вот и все… Наконец-то начинается мой первый рейс, — не без радости и душевного волнения подумалось мне, и на лице появилась сияющая почти блаженная улыбка, — на ярославском к поезду подцепят, и поглотит меня моя новая, надеюсь, увлекательная почтовая жизнь, можно сказать, откуда-то свыше призванная спасти меня от почти неизбежного конца».

Глава 2

Маленький маневровый тепловоз, дизель которого издавал характерный для короля маневровых путей «чмэзика» знакомый, пожалуй, каждому человеку «тракторный» звук, толкая перед собой, благополучно подтянул нашу пару почтового и багажного вагонов на нужный путь вокзального перрона, где нас уже ждали сцепщики. Было слышно, как коротко лязгнул механизм автосцепки, когда «чмэзик» подкатил оба наших почтово-багажных к головному вагону уже стоявшего на пути состава пассажирского поезда «Москва — Владивосток». Быстрыми отточенными до автоматизма движениями рабочие отсоединили нас от маневрового, который сразу же уехал, издавая все тот же «тракторный» звук, а потом надежно прицепили наш почтовый к первому вагону пассажирского состава. Посадку еще не объявляли, согласно расписанию, которое я уже успел изучить, отправление назначено позднее. Минут через пятнадцать я вновь ощутил легкий толчок вагона и услышал где-то рядом очень знакомый гул, какой обычно исходит от работающего электровоза. Значит, к нам прицепили локомотив, который повезет наш состав по своему участку дороги, возможно, до станции Киров, где будет произведена смена бригады машинистов и замена локомотива, а может быть и раньше… Пока я еще точно не знаю, так как первый раз еду по этому маршруту… Где-то во Владимирской области заканчивается граница Московской железной дороги, и начинаются пределы Горьковской, куда относятся станции Нижний Новгород и Киров, а вот станция Пермь уже входит в подчинение Свердловской железной дороги…

Когда-то очень давно большинство поездов, идущих на восток страны, курсировало по другой железнодорожной ветке, то есть отправление было неизменно с Ярославского вокзала столицы, только маршрут следования поездов проходил по Северной железной дороге через Ярославль, Данилов, Буй, Нею, Шарью, Киров и далее уходил на восточное направление. Поэтому в те давние времена я, как постоянный пассажир, точно знал, что смену локомотива всегда производили на станции Данилов, где до сих пор существует локомотивное депо. Со временем порядок следования составов изменили, потому что Северную дорогу переориентировали на грузовые перевозки, а может еще и для того, чтобы сократить время в пути и разгрузить линию, и теперь мы доезжаем до Кирова, «срезая» путь через Владимир и Нижний Новгород. Вот и приходится почти каждый раз ехать на восток страны только из столицы, а по прежнему «ярославскому» участку Северной железной дороги давно бегают преимущественно грузовые составы…

Увлеченный сортировкой писем, через несколько минут я услышал едва уловимый голос диктора вокзального радио, извещавший об отправлении пассажирского поезда «Москва — Владивосток». Так как два наших почтовых вагона находились в начале состава, спустя минуту, где-то совсем рядом я услышал непривычно громкий и долгий гудок электровоза, всей своей мощью в клочья разорвавший окружающий воздух. Этот неожиданный гудок, испускаемый локомотивным клаксоном, так сильно ударил в мои нежные барабанные перепонки, что я буквально ощутил шевеление всех элементов моего внутреннего уха, передающих звуковые импульсы в височную зону коры головного мозга. Такой гудок привычно сигнализировал всем находящимся на станции об отправлении поезда. Когда сигнал затих так же внезапно, как и появился, вагон почти сразу с легким толчком и негромким приятным моему уху лязгом автосцепки и буферов тронулся с места, и, постепенно набирая скорость, увозил меня в первое путешествие по Восточно-Сибирской магистрали в качестве железнодорожного почтальона…

Катившиеся по рельсам металлические колеса издавали знакомое с детства и ласкающее мой слух мягкое гудение, правда, привычного стука колес на рельсовых стыках практически не слышно или слышно не часто, потому что в современное время большинство рельсов на магистральных железнодорожных направлениях монтируют по технологии бесстыкового пути. Только при проезде по стрелкам колеса издают небольшой стук и легкий скрежет колесных пар, а вагон при этом слегка покачивается.

Во время коротких двухминутных перерывов при сортировке для отдыха глаз, через одно из вагонных окон, я поглядывал на улицу, чтобы немного ориентироваться в том, где мы едем…

— Ну что, друг, поехали! С первым рейсом тебя, Илья! — радостно произнес сидящий рядом Геннадий с письмами в руках, глядя на меня и радуя своей обаятельной улыбкой, — часа через три будет Владимир, там стоянка минут тридцать, можем работать спокойно.

Какое-то время мы еще разбирали почтовые отправления, сидя на табуретках и покачиваясь в такт колебаний вагона, позднее, когда сортировка была закончена, а до станции Владимир оставалось еще примерно два часа пути, я решил просто посидеть у окна в купе отдыха проводников и уже начать, наконец, наслаждаться железнодорожным путешествием. Нашлось время слегка перекусить съестными припасами, что собрал в дорогу на первое время, и, разумеется, попить традиционного поездного хоть и пакетного чайку. Геннадий сказал, что будет просто отдыхать в купе, а я пошел на кухню разогреть в микроволновке мою любимую холостяцкую перловку с мясом и вскипятить воду в электрочайнике, а, когда все было готово, снова вернулся в купе, предложив выпить чаю с сахаром также и своему новому коллеге…

Передвигаясь по вагону, я видел, как Наталья Петровна и Виктор Степанович общаются в купе начальника вагона, и обедают вместе. И это было очень даже логично, ведь они в нашей бригаде ближе всех друг другу по возрасту, у них всегда найдется общая тема для разговора, причем не только по рабочим вопросам. От Геннадия я узнал, что у нашей Натальи Петровны есть дочка и внук, с которыми она время от времени говорит по мобильнику. Вот Степаныч, напротив, редко разговаривает со своими близкими, потому что «они все уже взрослые и живут сами по себе, я их лишний раз не хочу беспокоить», как он сам однажды выразился в разговоре на эту тему.

Геннадий, сидя на купейной полке, читал какую-то свою любимую книгу, периодически отхлебывая чай из стакана, помещенного в фирменный железнодорожный подстаканник, а я продолжал трапезу, глядя в окно на все, что проносилось мимо. При этом я испытывал несказанное удовольствие от движения и мерного покачивания вагона, и даже чувствовал, что все происходящее придает мне сил и уверенности в себе…

Ближе к моменту прибытия на станцию Наталья Петровна заглянула к нам в купе.

— Ребята, скоро Владимир, давайте готовить почту для обмена, — привычно произнесла она спокойным и почти официальным тоном начальника и сразу вышла. Мы с Геннадием ту же поднялись со своих мест и, чтобы выполнить свою работу, почти мгновенно перешли в зал сортировки писем, благо он располагался через стенку от купе отдыха проводников.

Сама ВПН со Степанычем отправилась в кладовую, чтобы отобрать необходимые посылки и более габаритный почтовый груз, который мы должны были отдать. На этой станции у нас примут не много почты, поэтому все было подготовлено без спешки минут за пятнадцать, осталось ждать прибытия на станцию Владимир.

Вскоре я заметил, что поезд как обычно постепенно сбавляет ход, приближаясь к станции, в окне показались окраины города, дома, улицы, деревья, люди… Я смотрел на все это через зарешеченное окно двухстворчатых дверей кладовой, молча стоя там вместе со всей нашей бригадой в ожидании остановки. Издав все тот же громкий гудок, извещавший в данном случае о приближении к станции и призывающий к осторожности всех, кто мог находиться рядом с путями, локомотив протянул состав мимо здания вокзала с вывеской «Владимир» почти до самого края перрона, и когда поезд окончательно затормозил, мы открыли дверь. Тотчас после прибытия, к нашим вагонам подъехал знакомый трактор с прицепленными тележками и подошли работники местного железнодорожного почтамта. Началась выгрузка почты, и когда я вышел на заснеженный перрон, перетаскивая посылочные ящики, то заметил, что и в соседнем багажном вагоне происходит примерно то же самое. Закончив обмен почтой и багажом достаточно оперативно, коллеги со станции пожелали нам счастливого пути, трактор увез тележки с грузом, а мы в качестве знакомства обменялись парой ничего не значащих фраз с нашими соседями из бригады багажного. Для этого пришлось даже покричать, потому что двери наших вагонов были на значительном удалении друг от друга. Среди этих людей мне удалось разглядеть одну темноволосую женщину и троих мужчин, все примерно одного возраста, лет тридцать пять — сорок. Все они были в зимних шапках и одеты во что-то похожее на утепленные желто-серые рабочие спецовки, а женщина стояла в черном полушубке без головного убора, а на ногах у всех были валенки без калош. Мужчины, улыбнувшись и приветливо махнув нам рукой, зашли в вагон, а женщина задержалась еще на пару минут, чтобы докурить сигарету. Я решил воспользоваться моментом и успел выкрикнуть в прохладный зимний воздух.

— Соседка, как Вас звать-величать?

— Полина Сергеевна я, Стрельцова, — улыбнувшись, крикнула она мне в ответ, а потом тут же добавила, бросая на перрон окурок и почти зайдя внутрь своего вагона, — ладно, мне пора, увидимся на следующей станции!

— Хорошо, до встречи! — крикнул я и помахал ей рукой, а она полностью скрылась за широким дверным проемом багажного вагона и с характерным тупым звуком изнутри закрыла большую дверь.

Я сделал то же самое, несмотря на то, что стоять поезд должен был еще минут десять. Так требовала инструкция, потому что почтовый груз это всегда чья-нибудь собственность, чаще всего ценная, которую люди доверили почте для перевозки, и нельзя было допустить, чтобы кто-то посторонний оказался рядом с открытыми дверьми вагона и потом бы что-то пропало.

«Она сказала, „увидимся на следующей станции“, — думал я, возвращаясь в купе для отдыха, — но следующая крупная станция, где можно было снова обменяться несколькими фразами будет только в Балезино, судя по расписанию, даже в крупном городе Нижнем Новгороде стоит только десять минут. Ну что ж, подожду». Мне почему-то просто хотелось еще раз поговорить с этой женщиной, хотя я видел ее издалека и не смог толком разглядеть даже черты ее лица. Разумеется, я совсем ничего не знал о ней, да и что можно знать о человеке, которого видишь первый раз в жизни и то мимолетно, но что-то меня в ней привлекло, пока было не понятно, что именно, может быть ее приятный голос. Это, пожалуй, то немногое, что я мог пока знать о ней…

До станции Балезино, где расписанием предусмотрена долгая получасовая стоянка, поезд сделал две небольшие по времени остановки в Нижнем Новгороде и Кирове, но в данном рейсе на этих станциях обмена почты было немного, поэтому меня даже не приглашали помочь на погрузке. Однако вновь поступавшие к нам письма, мешок с которыми каждый раз приносил мне Геннадий в зал сортировки, мне удавалось в течение сорока минут разбирать по ячейкам согласно пунктам назначения корреспонденции.

Когда до Балезино оставалось около часа пути, мы принялись готовить к обмену почтовый груз, потому что там были не только письма и бандероли, но и посылки разных габаритов. В этом процессе приходилось принимать участие уже всем членам бригады, включая ВПН. Все было подготовлено вовремя, и после того, как почтовая сцепка из двух наших вагонов вместе с составом окончательно затормозила на перроне, двери кладовой были широко распахнуты. На этот раз обмен почтой происходил несколько дольше, почти двадцать минут, а когда мы с Геннадием и Степанычем загрузили полученную почту в вагон, обе створки грузовых дверей тут же были закрыты. Но перед этим я попросил Гену подождать меня у маленькой входной двери, чтобы я смог потом войти через нее обратно в вагон. Сам же решил хотя бы на несколько минут подойти к обитательнице багажного вагона Полине Сергеевне, заметив, что они закончили погрузку багажа, и она опять задумчиво стоит одна на перроне около входа в их вагон с зажатой между указательным и средним пальцами дымящей сигаретой.

— Доброго дня, Полина! — обратился я к женщине, подойдя к ней достаточно близко, чтобы не кричать.

— А, это Вы, — ответила она и слегка улыбнулась уголками рта, продолжая курить и смотреть в сторону в одну точку, — как рейс?

— Нормально, я вообще первый раз еду, только устроился, — продолжал я беседу, пытаясь как-то наладить контакт, — а Вы сами сколько уже катаетесь на почтовых?

— Да лет восемь уже. Раньше года два поработала проводницей пассажирского, но обслуживание пассажиров меня вообще не привлекает, а здесь все по-другому, — объяснила она с заметной грустинкой в голосе, делая вид, что не очень-то ей и охота со мной разговаривать.

— Вы знаете, я тоже бы не пошел работать в пассажирские вагоны, в почтовом интереснее, и время свободное есть, да и вообще я люблю железную дорогу, можно в полной мере ощутить всю романтику…

— Я тоже люблю железку, иначе бы не пошла сюда, — уже немного веселее ответила Полина, выбросив окурок и впервые направив полноценный взгляд в мою сторону, — а Вы по профессии кто?

— Как это ни странно, я врач, окончил наш медицинский институт, но по специальности работал не слишком долго, жизнь вносила свои коррективы.

— Как же это Вас занесло в почтовую систему? — не без интереса спросила Полина, продолжая смотреть на меня почти в упор.

— Знаете, дорога длинная, как-нибудь расскажу, хорошо? — произнес я, понимая, что эта тема требовала много времени для рассказа, а стоянка уже заканчивалась. Тут я где-то вдалеке со стороны вокзала услышал голос диктора, объявившего отправление нашему пассажирскому поезду.

— Отправление дают, надо бежать, кстати, а Вас как зовут? — спросила она, подарив мне теперь уже радостную открытую улыбку и махнув рукой, а я только в этот самый момент понял, как привлекательна была эта женщина.

— Илья меня зовут… Илья… увидимся на остановках! — почти крикнул я, помахав женщине рукой, потому что в этот момент уже отдалился от нее, быстрым шагом возвращаясь в свой вагон, и едва успел запрыгнуть туда через открытую входную дверь, потому что поезд уже тронулся и начал набирать ход.

Я вернулся в купе для отдыха и решил отдохнуть, растянувшись на полке с блаженной улыбкой на лице и заложив руки за голову. Я понимал, что в моей душе что-то происходит, но пока это ничего для меня не значило, но, как знать, возможно, именно сейчас в глубине моего «каменного» и «пустого» сердца зарождалось новое светлое чувство… как знать… как знать…

В купе зашел Геннадий и сообщил, что у нас сейчас есть время на отдых и чтобы перекусить, а потом надо готовить очередной обмен почты, на станциях Пермь и Екатеринбург поезд будет останавливаться в течение ночи с получасовыми стоянками, и тут важно не проспать. Но Наталья Петровна, нервная система которой годами закалялась в чередовании дневных и ночных смен в череде бесконечных почтовых рейсов, пообещала разбудить нас вовремя.

После этого, с хитрой усмешкой Геннадий добавил:

— Илья, ну как, пообщался с девушкой? Ты ведь ходил с соседкой из багажного поговорить?

— Ну… пообщался, а что?

— Да нет, все нормально, — невозмутимо ответил Гена, — я с ней знаком с тех пор, как работаю здесь, она из нашего железнодорожного почтамта. Хорошая женщина, муж у нее тоже на дороге работал, путейцем, но около года назад она стала вдовой, супруг погиб, можно сказать, прямо на работе, поездом его… в общем, несчастный случай…

— Как это страшно! Представляю, что она пережила! А что, она разве так ни с кем и не связала жизнь? — с тайным интересом спросил я. — Такая привлекательная женщина…

— Смотрю, уже успел заметить… Слышал, что нет, говорят, очень уж она своего мужа любила.

— А дети есть?

— Говорили, вроде дочка у нее, так она все больше с бабушкой живет, Полина сам понимаешь все в рейсах, да в рейсах. Понять человека можно, поездки по железной дороге прекрасно отвлекают от жизненных неприятностей, здесь она чувствует себя по-другому, не так больно на душе, — рассуждал Гена.

— Понятно, когда теряешь близких тебе людей, это всегда печально, — грустно заметил я и сразу замолчал, вспомнив о своей трагедии…

— Ну, ты, это, если хочешь, можешь продолжить общение…, — осторожно, чтобы меня случайно не обидеть, произнес Геннадий.

— Ладно тебе, дальше видно будет… Что, давай спать, пожалуй!

— Да, давай покемарим, у нас еще часа четыре до Перми…

Петровна, как и обещала, разбудила нас с Геной вовремя, минут за сорок до подхода к станции. Мы встали с купейных полок, сонные и ежеминутно зевающие, и направились в кладовую, где принялись за привычную работу. Степаныч отдыхал, поэтому мы все готовили без него, и когда поезд прибыл в Пермь, то обмен почты был проведен нами продуктивно и слаженно, под светом ночных станционных фонарей, бьющих в непривычную к такой яркости сетчатку глаза своим обжигающим белым светом. Багажный вагон на этот раз отдал свой груз очень быстро, разгрузку проводил один из мужчин их бригады, Полины на перроне я не заметил по вполне понятной причине (пусть ночью женщина поспит!). После окончания обмена, мы с Геннадием вернулись в купе и тут же завалились на свои полки и сразу заснули, потому что следующая станция Екатеринбург будет часов через пять, уже под утро, поэтому надо было выспаться. Ближе к утру нас также разбудила всегда бодрая на вид Наталья Петровна, и мы совсем вялые, продирающие глаза ото сна, направились в кладовую готовить очередной обмен почты. Все-таки удивительно, как наша ВПН может оставаться такой энергичной, несмотря на ночное время суток?! Понятно, что в этом играет роль не только многолетняя привычка и богатый опыт, но и, само собой, высокое чувство ответственности за свое дело, за наше общее дело…

Поезд уносил нас все дальше и дальше на восток. К сожалению, весь Средний Урал мы проехали ночью, и в этом рейсе мне не удалось полюбоваться красотами обширного горного массива, разделяющего Европу и Азию, увидеть разделяющий обе части света приграничный знак. Из прежних своих путешествий по Транссибирской магистрали я помнил, что после этих красивых горных мест, поезд будет долго проноситься по очень ровной и скучной местности, которая географически является продолжением зоны казахских степей, поэтому можно будет не особенно стараться смотреть в окно, а заняться своими делами, что-то почитать или просто отдохнуть. На этом участке пути, где из окна не видно ничего, кроме унылого лесостепного, но больше степного, пейзажа с время от времени пролетающими за окном небольшими полустанками, наш неутомимый пассажирский состав в течение целого дня делал получасовые остановки на станциях Тюмень, Ишим и Омск.

Наша бригада как всегда оперативно и слаженно делала свое почтовое дело, выгружая и загружая тюки с письмами и посылочные коробки с наклеенными синими лентами с надписью «Почта России» точно в соответствии с сопроводительной документацией. Это делалось как обычно под зорким контролем начальника вагона Натальи Петровны, которая привычно заносила в учетную ведомость данные о полученном и переданном почтовом грузе.

Вышло так, что на всех этих трех станциях поезд принимали не на первый путь, как бывало чаще всего, а на третий или четвертый, то есть, платформы там были низкими, поэтому появлялись некоторые неудобства для осуществления погрузки и выгрузки почты. Но такая мелочь меня совершенно не беспокоила и моего бешеного рабочего энтузиазма ни капли не снижала. Однако каждый раз, выходя на платформу во время погрузки и устремляя свой взор в сторону багажного вагона, среди членов ее бригады я почему-то не видел Полины, хотя все мужчины привычно суетились с обменом багажа. Я не знал, почему именно женщина не выходила на воздух вовремя остановки в дневное время, но спросить об этом у ее коллег я не решался, было по-человечески неудобно. Ничего, постараюсь узнать потом…

Кстати, для себя я отметил, что с каждым разом у меня получалось делать работу все лучше и лучше, а значит, начал появлялся опыт, приобретались новые незнакомые мне доселе навыки. Например, я уже не путался в сопроводительных документах на почтовые отправления и цепким тренированным взглядом сразу же находил нужные во время процесса сортировки и выдачи, также увеличилась моя скорость сортировки писем по ячейкам. Конечно, в свободное время, я обязательно читал не только художественную литературу, которую предусмотрительно взял с собой, или брал из Интернета, но и учебные пособия, которыми была в достаточном количестве обеспечена наша бригада, как впрочем, и остальные.

Наш поезд продолжал свой неутомимый бег вперед, чтобы через еще полстраны доставить нас и наш специальный груз прямо к самому берегу бухты Золотой Рог, которая, сообщаясь сначала с Амурским и Уссурийским заливами, выходит прямиком к Японскому морю. Дело в том, что железнодорожный вокзал во Владивостоке расположен так сказать у самого синего моря, то есть практически возле берега упомянутой бухты. Подъезжая к вокзалу, из вагонного окна твоему взору открывается великолепный вид на залив, на берегу которого расположен также и морской порт. Я знаю, о чем говорю! Мне однажды уже посчастливилось побывать в столице Приморья, этого расположенного на широте Сочи дивного края многочисленных поросших лесом сопок, просторных долин, небольших быстрых весело журчащих на мелководье и извилисто снующих по местности речушек, многочисленных мохнатых ночных мотыльков, ночных полевых светлячков и… запредельно высокой влажности атмосферного воздуха. Только она способна превратить любую мелкую царапину в долго незаживающую и очень болезненную ранку…

Цепкая память мгновенно вернула меня в то время, когда я был совсем молодым и в этом удивительном крае проходил срочную службу в рядах Советской армии. Именно во время службы и удалось мне по разным причинам побывать и во Владивостоке, и в городе Находка, и в Партизанске, и даже в Уссурийске, где я впервые в жизни попробовал красную икру… Более того, мне удалось искупаться в Японском море, правда в тот период вода была очень холодная, несмотря на жаркое лето. Помнится, в местности, где располагалась наша воинская часть, однажды началось такое сильное наводнение, что я смог наблюдать, как вода прибывает буквально на моих глазах, в результате, автомобильные мосты были разрушены, дороги размыты, линии электропередачи порваны. Но военные нашли способ продолжать жить и непрерывно нести службу даже в таких условиях. Разумеется, со временем все было восстановлено. Думая о своей былой службе, не перестаю удивляться тому, что судьба забросила меня именно в Приморье… Ведь как раз в этих местах во время Гражданской войны мой дедушка воевал в отряде небезызвестного красного командира Сергея Лазо…

…Согласно расписанию, поздним вечером наш пассажирский поезд сделал получасовую остановку на станции Барабинск. Здесь нам предстояло выгрузить не очень много почты, поэтому я с надеждой в душе думал о встрече с Полиной, хотя шансы у меня были не велики, потому что наступил вечер, и кто знает, может она уже отдыхала после дневной смены. Закончив погрузку, Геннадий и Наталья Петровна зашли обратно в вагон, а я нарочно задержался на перроне, стоя рядом со Степанычем, который запалил сигарету и с наслаждением курил. На улице было слишком зябко, поэтому я вышел на воздух в теплых ботинках и штанах, зимней куртке и шапке, а мой очевидно закаленный коллега, не боясь простудиться, стоял в пушистом вязаном свитере, в летних брюках, в вагонных шлепанцах на босу ногу и с непокрытой головой.

— Степаныч, ты не слишком легко одет? Воздух-то морозный! — заботливо поинтересовался я, начиная сам переминаться с ноги на ногу на пощипывающем кожу морозе.

— Ничего, Илюха, я закаленный, сейчас докурю и пойду, а ты смотри не опаздывай к отправлению, еще есть минут пятнадцать…, — живо ответил Виктор Степанович.

При этом я заметил, как он подозрительно хитро улыбнулся, потом бросил окурок в проем между перроном и вагоном, подошел к входной двери, быстро отворил ее, и, пройдя внутрь, немного прикрыл за собой, не закрывая на замок, чтобы я смог войти…

Время шло, а я стоял на перроне, делая вид, что дышу вечерним морозным воздухом, а сам ждал… В соседнем багажном вагоне члены бригады уже давно завершили свои манипуляции с обменом багажа и скрылись в вагоне, захлопнув за собой дверь. Вечером на улице было спокойно и даже тихо, яркие вокзальные фонари освещали перрон, по которому время от времени проходили люди, несущие ручную кладь, возможно спешащие на наш поезд, чтобы успеть заскочить в него в последние минуты до отправления. Мой слух машинально улавливал привычные с самого детства звуки, характерные для любой железнодорожной станции, которые в ночной тишине всегда слышатся намного острее. Лаконичные объявления диспетчеров по внутреннему радио для работающих путейцев, гул от которых гулким эхом мгновенно разносился по округе и тут же резко затихал. Редкие чуть приглушенные короткие гудки маневровых тепловозов, работающих на дальних путях станции, и конечно слышимый издалека каскадный звон, издаваемый лязгающими и бренчащими автосцепками вагонов, перегоняемых с одного пути на другой во время ночных станционных маневров…

Мороз стал прохватывать меня, несмотря на теплую одежду, и я уже собирался вернуться в вагон, но вдруг входная дверь багажного вагона открылась, и я в надежде бросил взгляд в ее сторону. Из двери вышла Полина все в том же самом полушубке и валенках с сигаретой во рту. «Наконец! Дождался!», пронеслось в голове.

— Добрый вечер, Полина! — глядя в ее сторону крикнул я, потому что, стоя около своего вагона, опять находился далеко от нее.

— Добрый вечер, Илья! Вы вышли подышать? — приветливо спросила она.

— Да, мы все погрузили быстро, вот и решил немного постоять… А Вас что-то давно не видно было, — спросил я, делая вид, что интересуюсь просто так, для поддержания разговора.

— Занята была бумагами, я же начальник вагона! — ответила она, улыбнувшись.

— Понятно, у нас ВПН тоже женщина, Наталья Петровна зовут.

— Я знаю ее, мы уже несколько лет вместе в одном почтамте работаем.

— Как у вас рейс проходит?

— Пока все в порядке, спасибо! У Вас как?

— Тоже все в норме! Пока без происшествий…

— Вы тогда не успели сказать мне, кто вы по профессии…

— Да, действительно, не сказала. Я окончила железнодорожный техникум вместе с моим мужем, мы вместе с ним и работали на железке, он путейцем, а я провлодником и потом почтовиком. Работали до того момента, пока он… — здесь она немного замешалась, очевидно, ей не хотелось бередить вспоминания о погибшем супруге…

— Извините, Илья… Как нибудь потом…

— Все нормально, не переживайте… — мгновенно отреагировал я.

В это время мягкий женский голос диктора вокзального радио объявил об отправлении нашего поезда.

— До свидания, Илья! — крикнула мне Полина и, открыв дверь с решеточкой над оконным стеклом, запрыгнула к себе в вагон.

— До встречи на станции! — успел я крикнуть, хотя, возможно, она этого и не услышала, а наш поезд в этот момент уже тронулся и начал постепенно набирать ход. Я же, вовремя оторвавшись от своих мыслей, едва успел подбежать к двери и запрыгнуть в вагон…

Примерно часа через три, уже поздней ночью, нас ждала очередная станция Новосибирск. Это большой город, который называют столицей Западной Сибири, настолько большой, что, прежде чем довезти нас до станции и вокзала, поезд еще минут пятнадцать двигался в пределах городской черты на приличной скорости. Мы с Геннадием в ожидании обмена почтой, которой на этот раз было достаточно много, пока находились в купе, и я просто наблюдал в окно проплывающие мимо многоэтажные дома со светящимися в темноте окнами, ярко освещенные широкие улицы и проспекты, бегущие по ним многочисленные автомобили…

Когда состав начал торможение, минут за пять до полной остановки, мы всей бригадой перешли в кладовую, где по обыкновению заблаговременно были подготовлены необходимые для обмена почтовые отправления для этой станции. Поезд прибыл к первой платформе, на этот раз для удобства разгрузки в нашем вагоне была открыта большая двухстворчатая дверь, а мы взялись за привычную работу. На этот раз пришлось поторопиться, потому что стоянка на станции Новосибирск-Главный была чуть больше пятнадцати минут, а тюков с посылками и почтовой корреспонденцией было предостаточно. О встрече с Полиной думать не приходилось, потому что выжидать на перроне, чтобы как бы случайно ее встретить, просто не было времени.

После обмена почтой все вернулись в вагон, и Наталья Петровна изнутри закрыла двери кладовой. Поезд покидал Новосибирск, а у нас появилась возможность несколько часов отдохнуть, потому на двух ночных остановках, длящихся не более минуты, мы почту не обменивали. Но зато ранним утром на станции Мариинск стоянка согласно расписанию длилась около получаса. На этот раз мы должны были подготовить для обмена немалое количество почты, а потом эффективно поработать на свежем и морозном воздухе. Что касается Полины, то на перроне я виделся с ней мельком, потому что начальник багажного вагона не имела права отвлекаться, когда контролировала обмен багажа. Нам удалось случайно увидеться всего на пару мгновений, но даже этого мне было достаточно… Во время двух других коротких стоянок в Боготоле и Ачинске, мы с Геннадием даже не выходили на платформу, потому что грузить было нечего, а небольшой пакет с письмами коллегам передала сама Наталья Петровна.

Часа через три нас ожидала приятная встреча с хорошо знакомой мне станцией Красноярск. Пока у нас было свободное время, мы с Геннадием после обеда отдыхали в купе проводников, он с интересом играл в какую-то игру на своем смартфоне, а я молча смотрел в окно. И смотрел не просто так, от нечего делать. Ведь с этих самых мест начиналась Сибирь, я имею в виду не географическую, а мою Сибирь, которая была мне родной с самого раннего детства… Теперь поезд уже какое-то время шел по местности, относящейся к Среднесибирскому плоскогорью, а там в рельефе преобладали невысокие горы, холмы и таежные лесные массивы. Здесь можно было по-настоящему полюбоваться красотами здешних мест, поэтому я сидел и наслаждался видами из окна вагона.

При подходе к Красноярску поезд, как обычно, начал замедлять свой шумный бег по бесконечным стальным путям, а я наблюдал в окно вагона за местными городскими пейзажами под нежный гул металла катящихся по рельсам колесных пар. Ранее, уже в недетском возрасте, я посещал этот город и не единожды. В то время в Красноярске жила одна из моих двоюродных сестер с мужем и дочкой. Помню, когда я гостил у них, они показывали мне местные достопримечательности, как например, часовню на высоком холме, с которого открывался чудесный вид на город, на машине возили на отдых к водохранилищу, чтобы заодно посмотреть на Красноярскую ГЭС…

По прибытии поезда на станцию, наши двухстворчатые двери привычно открылись, мы обменялись приветствиями с красноярскими коллегами, а потом сразу же приступили к обмену почтой. Закончив работу, я уловил несколько минут до отправления состава, чтобы пообщаться с Полиной, которая к моей большой радости тоже вышла на перрон со своей бригадой. Погрузка багажа у них также была закончена достаточно скоро, члены ее бригалы сразу же зашли в вагон, а Полина осталась подышать воздухом и покурить. Вдруг, увидев меня и заметив, что я смотрю в ее сторону, она улыбнулась, помахала мне рукой.

— Привет, Илья! Давно не виделись! — первой начала она разговор, а ее приятный голосок звонко переливался на чистом морозном воздухе.

— Здравствуй, Полина! Куда я денусь, на каждой станции выхожу, потому что работа не ждет.

В это время стоявший рядом со мной Геннадий сказал, что если я хочу спокойно поговорить с Полиной, то могу подойти к ней поближе, а он останется рядом с дверью вагона и подождет меня. Поблагодарив коллегу за понимание, я, разумеется, тут же быстрым шагом подошел к женщине достаточно близко, чтобы говорить спокойно.

— Чтобы нам не кричать друг другу, решил подойти ближе, — произнес я, застенчиво улыбаясь, — Вы знаете, Полина, вообще, сейчас мы проезжаем чрезвычайно знакомые мне места, можно сказать, с детства знакомые…

— Очень интересно, но жаль, что у нас сейчас очень мало времени, а то бы Вы могли рассказать обо всем более подробно, — произнесла Полина.

— Ничего страшного, успеется, дорога еще длинная… Ну как Вы? — вдруг спросил я, не зная о чем поговорить в такой короткий срок.

— Спасибо, Илья, все в порядке… — ответила она с легкой, едва заметной грустью в голосе.

— Как Ваша семья? — решился спросить я, потому что этот вопрос нельзя считать неприличным, даже если говоришь с не очень знакомым человеком, это просто вежливость.

— Спасибо, нормально, моя пятилетняя дочка сейчас с бабушкой, у них все в порядке, она здорова. Я регулярно общаюсь с ними по мобильнику.

— Ну и, слава Богу…

— А как у Вас дома? — в свою очередь спросила она меня, возможно, также из вежливости.

— Я, знаете ли, семьи так и не нажил, как-то так… не получилось… Вот и решил убежать от суровой действительности на железную дорогу… знаете, отвлекает прекрасно…

— Пожалуй, соглашусь с Вами, — улыбнувшись одними углами рта, с явным оттенком грусти произнесла Полина, глядя куда-то в сторону, держа сигарету между пальцами, — в рейсе о многом забываешь, особенно из того, чего не хочется помнить…

«Выходит, что и она, и я искали в работе на железной дороге некоего утешения, отдыха от обычной жизни, то есть даже в этом у нас с этой женщиной было что-то общее», подумалось мне…

— Ой, слышите, Илья, отправление дают, бегите, а то не успеете в вагон зайти! — вдруг, как бы очнувшись, произнесла начальник багажного вагона, когда по радио прошло объявление.

— Спасибо за заботу, Полина, уже бегу, до встречи на следующей станции! Пообщаемся позже! — крикнул я ей уже на бегу, махая рукой.

В это же время меня окликнул и стоявший возле нашего вагона Геннадий, энергично машущий мне рукой. Я пустился бежать к своему вагону и опять успел заскочить в дверь в тот самый момент, когда поезд уже начал движение…

Продолжая курсировать по Транссибирской магистрали все ближе и ближе к Приморью, наш поезд, покинув станцию и выехав за пределы городской черты Красноярска, с характерным гулом пересек железнодорожный мост через большую сибирскую реку Енисей. Именно в этот момент можно заметить ее изумительной красоты высокие и крутые скалистые берега, покрытые хвойными лесами. Где-то здесь находятся и знаменитые «красноярские столбы» — созданные искусницей природой торчащие из земли узкие тонкие скалы, вершины которых покоряло и продолжает покорять множество не только настоящих альпинистов, но и людей, весьма далеких от скалолазания, но жаждущих острых ощущений. Когда моя мама в ранней молодости жила и училась в Красноярске, она тоже забиралась на вершину одного из столбов…

Через четыре часа будет короткая, ничего не значащая для нашего рейса остановка в Канске-Енисейском, а еще спустя примерно час, меня ожидала долгожданная и во все времена волнующая встреча с небольшим сибирским городком под названием Иланский…

Глава 3

На станцию Иланская наш поезд прибывал охваченный быстро надвигающимися сумерками. На вокзале уже включили яркие фонари для освещения перрона. Здесь у нас планировался незначительный по объему обмен почты, включающий несколько посылок, небольшой мешок с письмами и бандеролями, а значит, нашей работы было всего ничего. Но зато на Иланской по давней железнодорожной традиции производилась очередная смена локомотива, поэтому и стоянка поезда предусмотрена не самая короткая, минут двадцать. Сам городок невелик, но здесь располагалась большая узловая станция с крупным локомотивным депо, которое когда-то дало толчок в развитии населенного пункта Иланского и во все годы являлось, как принято говорить, «градообразующим предприятием»…

Когда наша почтовая работа была выполнена, мои коллеги ушли в вагон, а я остался возле знакомого, до глубины души знакомого мне вокзала, чтобы постоять на платформе, всегда низкой даже на первом пути. Меня переполняло непередаваемое трепетное чувство, как будто я вернулся обратно на родину, и это было почти правдой, я всегда называл «иланский край» своей «малой родиной». Потому что там были мои корни. Мама родилась не в Иланске, но прожила там все детство и юность, пережила Великую Отечественную войну, девчонкой работая в тылу для нужд фронта, окончила среднюю школу, а потом уехала учиться дальше, и много лет спустя осела в Ярославле, где впоследствии и появился на свет ваш покорный слуга. Но все же небольшой сибирский городок и весь «иланский край» нашел в моем сердце глубокое и надежное пристанище. Давно я не был в этих краях, очень давно…

Незаметно реальность буквально ускользнула от меня, и ее место вдруг заполнили бурным потоком не только многочисленные детские воспоминания о беззаботном времени, проведенном в этом городке, но и более зрелые, потому что, когда я стал старше, я продолжал приезжать к родственникам в гости. Но, как известно, именно детские воспоминания всегда самые яркие. Однако с тех пор, как мне исполнилось тридцать, мне больше не удалось побывать в этих краях, правда, сейчас в Иланском моей родни-то почти не осталось, потому что кто-то из них или уже умер, или давно покинул свою родину, перебравшись на постоянное жительство в более крупные города…

С самого детства, когда мы собирались поехать к родственникам в Иланск, то я всем друзьям и знакомым, даже взрослым, говорил, что «я поехал в Сибирь», также говорили бабушка и мама. Правда, в том возрасте я даже не имел четкого представления, что на самом деле означает слово «Сибирь», но для меня маленького именно Иланск и ассоциировался именно с этим самым местом — «Сибирь». В моей памяти мгновенно пронеслись многое из тех детских воспоминаний, что удалось сохранить. Это небольшой деревянный дом бабушки с двумя окнами, где я жил, когда был совсем маленьким, но хорошо помню, что бабушка разрешала любимому внуку почти все, например, натаскать прямо в дом земли и сделать дорогу для игрушечной машины, потому что в тот момент на улице шел сильный дождь. Это и подарок двоюродной сестры — привезенная из командировки железная дорога (то, что я любил), а именно, красного цвета пластмассовый локомотив с двумя зелеными пассажирскими вагонами на обычных колесиках. Это и большой добротный деревянный дом моей родной тетки, где мы неизменно останавливались с матерью, приезжая в гости, с большим участком земли, сараем для домашнего скота и сеновалом, широкими воротами для въезда техники, ну и, разумеется, с небольшой домашней баней. Одна из дверей дома выходила на улицу, и к ней было приделано деревянное крашенное коричневой краской крыльцо с массивными ступеньками и перилами, украшенными незатейливыми балясинами. Когда я приезжал в гости, уже студентом, на этом крыльце мы с племянниками частенько с разрешения тети сидели ночью у разведенного рядом костра, пекли картошку, смотрели на звезды и говорили, говорили… Мы часто ходили в смешанный лес, протянувшийся своей широкой полосой недалеко от крайних городских улиц, который отделял эту местность от настоящей сибирской тайги. В лесу мы находили уютную полянку, собирали сухие ветки и разводили костер, чтобы посидеть в природной тишине, время от времени нарушаемой лишь легким дуновением ветра, по сибирской традиции запечь любимую картошку в горячих углях. Хорошо запомнились мне и прогулки вместе с тетями и дядями, двоюродными братьями и сестрами в лес за ягодами и грибами, а особенно в глухую тайгу за сибирским чесноком — черемшой. Помню, как в теплом солнечном мае мы с приятелями делали небольшие разрезы в березовой коре и на веревочках подвешивали бутылки для сбора стекающего каплями сока, а сами шли гулять в лес, чтобы потом на обратном пути собрать «жидкий урожай». В числе ярких воспоминаний остался и тазик с огромным количеством восковых пчелиных сот, переполненных настоящим живым привезенным с пасеки медом, который мы с племянниками с удовольствием ели… Однажды в трехлетнем возрасте я даже побывал на настоящей охоте, и один из моих дядей доверил мне в руки свое настоящее охотничье ружье, чтобы я, сидя в мотоциклетной люльке, мог самостоятельно пострелять по расставленным на доске пустым консервным банкам. Разумеется, под его строгим надзором. Моя любовь к железной дороге можно сказать, была в крови, потому что несколько моих родственников работали на дороге проводниками или машинистами локомотивов. Когда я был совсем маленьким, один из них, дядя Паша, неоднократно угощал меня привезенным из рейса не съеденным им самим хлебом с салом. Дядя всегда рассказывал мне, что, когда он ехал на паровозе, на дороге ему встречалась лисичка или зайчик, и что, мол, она передала мне гостинец, и, конечно, я по-детски верил в это, с наслаждением уплетая «подаренное» сало, хотя просто так не всегда к нему и притрагивался. Очень ярким осталось воспоминание о моей короткой поездке в кабине старого паровоза, который, отбегав свое на больших магистралях, в то время продолжал исправно служить на станции Иланская маневровым. Машинистом паровоза был другой мой дядя, тоже ветеран войны и почетный железнодорожник. Пока мы катались туда и обратно в пределах станции, дядя Валя рассказывал мне о том, как все устроено в кабине машиниста, что и для чего предназначено, каким образом поступает в топку уголь, а главное, непередаваемые ощущения во время процесса движения и незабываемый звук паровозного гудка…

«Внимание! Пассажирский поезд „Москва-Владивосток“ отправляется от первого пути», — услышал я звонкий с легкой хрипотцой голос диктора вокзального радио, который мгновенно вырвал меня из потока охвативших мое сердце теплых воспоминаний, в которые я погрузился, совершенно не замечая, что происходит вокруг. На какое-то время я забыл даже о существовании Полины, которой, кстати сказать, и не было в этот момент на платформе. Вернувшись в реальность, я заметил, что поезд начал движение и тут же буквально запрыгнул в наш почтовый вагон, мысленно сказав себе: «До встречи, моя малая родина, моя Илань, надеюсь, еще увидимся и не раз!», а потом не отходил от окна до того момента, пока не скрылся из виду последний дом, и местное озеро, называемое в народе «Бульзомен», и городское кладбище, где покоились некоторые из моих близких родственников…

После минутной остановки в Тайшете, наш поезд, спустя три часа, ближе к полуночи прибыл на станцию Нижнеудинск, где простоял минут пятнадцать. Мы с Геннадием очень быстро передали коллегам заранее подготовленную почту и вернулись в вагон. На этот раз я не остался постоять на морозном воздухе, но хорошо знал о том, что в этом небольшом городке когда-то очень давно родилась моя мама, но вскоре их семья перебралась в Иланск, чтобы осесть в нем на многие годы. Справедливости ради скажу, что ни я, ни мама за всю свою жизнь ни разу не побывали в Нижнеудинске, кроме как проездом…

Следующая долгая остановка на станции Зима выпала на середину ночи, но мы с Геннадием и Степанычем как обычно все подготовили заранее и завершили обмен почтой предельно оперативно. На следующих станциях с короткими стоянками, Черемхово и Усолье-Сибирское, Наталья Петровна сама передала коллегам пакеты с письмами и бандеролями, чтобы не тревожить нас до самого Иркутска.

Утром, когда я проснулся и привычно посмотрел в окно, наш состав уже миновал «загазованный» из-за многочисленных химических заводов Ангарск, сделал двухминутную остановку на станции Иркутск-Сортировочная и прибыл в столицу Байкальского края Иркутск, город с богатой историей, хорошо известный тем фактом, что здесь в 19 веке жили ссыльные декабристы. Мировую известность городу придает его близость к хрустально чистому пресноводному озеру Байкал, водной жемчужине России и всего мира, богатому уникальной флорой и фауной, окруженному живописными сопками, покрытыми многочисленными вековыми кедрами и соснами. Это и величественная красавица Ангара, берущая свое быстротечное начало из этого удивительного озера. В ста километрах от Байкала на ее низких берегах и был построен Иркутск. Во все стороны раскинулся здесь необыкновенный сказочный заповедный таежный край с девственной природой, чистейшим и здоровым лесным воздухом. Надо быть поистине настоящим заправским писателем, чтобы перенести на бумагу точное описание здешних красот!

Эти дивные места всегда привлекали и до сих пор привлекают немало туристов, в том числе и иностранных, а вот, слышал, много китайцев давно живет в Иркутске на постоянной основе. Когда-то я тоже неоднократно посещал эти места, приезжая в гости к родственникам, в частности, к тем, кто в свое время переехал в этот большой город из Иланска. На этот раз я решил не беспокоить никого из родных своим звонком и сообщать, что я здесь, потому что на этой станции поезд останавливался минут на двадцать, а предстояло многое успеть…

Примечательно, что в Иркутске станция и вокзал расположены прямо на берегу Ангары. После остановки состава мы всей бригадой вышли на свежий морозный воздух, потому что здесь ожидал очень большой обмен почтой. Когда местный почтовый трактор увез в своих тележках все загруженные нами тюки и коробки, в вагоне остался только Степаныч, чтобы не нарушать требований инструкции (не оставлять вагон без присмотра). Все остальные пошли прогуляться по покрытому дебаркадером перрону и в очередной раз купить что-нибудь съестное, потому что на больших станциях всегда есть, что приобрести в дорогу. Бригада багажного вагона тоже вышла на перрон подышать воздухом и покурить. Увидев Полину, я сразу уже смелее подошел к ней и предложил в оставшееся до отправления время пройтись по торговым точкам вокзала для пополнения запасов провизии. Пока мы ходили, выбирая из огромного разнообразия предлагаемых в дорогу блюд, я увлеченно рассказывал Полине про свои впечатления об Иркутске, о городе, каким его знал я, и мне показалось, что она слушала меня с неподдельным живым интересом. Говорил я про чистую воду Ангары, которая подается в городской водопровод почти без очистки. Вспомнил и про легендарный ледокол «Ангара», один из первых ледоколов в мире. В начале двадцатого века он служил в качестве парома, пробивавшего дорогу во льдах замершего зимой Байкала, и перевозившего необходимые грузы. Это ежегодно длилось до того момента, пока не был закончен кругобайкальский участок Транссибирской магистрали. Ледокол даже успел повоевать в Гражданскую войну, а теперь стал музеем, стоящим на вечном приколе у пирса недалеко от моста через плотину Иркутской ГЭС. Рассказывал и о поездках к родственникам, о том, как мы интересно проводили время, отдыхали на лоне природы этого чудесного края. Конечно, поведал и про выезды в поселок Листвянку, ближайший к Иркутску населенный пункт, расположенный прямо на берегу Байкала у подножья крутых заросших хвойными деревьями холмов. Также и о том, как пил воду, черпая ее кружкой прямо из озера, и о том, что в сосновом лесу прямо на берегу Байкала впервые вкусил легендарного байкальского омуля, который водится только там. Кстати, эта уникальная рыба до сих пор продается в Иркутске, и даже на станции можно было купить омуля копченого и слабосоленого. Я знал, как это вкусно, поэтому не удержался и приобрел у торговавшей рыбой женщины средних лет несколько штук разного вида, как, впрочем, и Полина.

Гуляя по перрону от одной торговой точке к другой, мы с Полиной не только мило беседовали, а точнее, она не без интереса слушала мои рассказы, но и делали необходимые продуктовые покупки, при этом, не обращая внимания на то, что общаемся гораздо дольше по времени, чем предусмотрена стоянка по расписанию. Мне показалось, что с каждым разом наши, пусть и короткие, встречи с Полиной становятся все теплее, обоюдно приятнее, и что у меня появилось реально ощущаемое нежное влечение к этой женщине. Мне было уже приятно быть рядом с ней. Но не стоит торопить события, времени у нас предостаточно… Когда составу дали отправление, я только тогда заметил, что нас задержали на целях двадцать минут, и мы, коротко, но тепло, попрощавшись, стали спешно возвращаться в свои вагоны, неся в обеих руках по паре добрых пакетов с продуктами.

Едва я запрыгнул в свой почтовый вагон, поезд сразу тронулся, и стоявший в тамбуре Степаныч, закрыл входную дверь. Неспешно пройдя по коридору слегка покачивающегося на ходу вагона, я сначала перенес все продукты в небольшую кухню и скоропортящиеся положил в холодильник, а потом начал продвигаться к своему купе. Идя мимо открытой двери купе начальника вагона, я заметил, что Наталья Петровна не зря походила по торговым точкам станции Иркутск, купив продукты и себе, и Степанычу, они вместе сидели и разбирали пакеты с накупленной провизией. Похоже, съестных припасов у всех нас было достаточно, чтобы спокойно ехать дальше хоть до Хабаровска. Я вошел в купе отдыха, где Геннадий уже пил чай и уплетал приобретенную на станции копченую курицу, которая традиционно была завернута в пищевую фольгу.

— Приятного аппетита, — сказал я ему.

— Спасибо! А ты-то хоть что-нибудь успел прикупить или все время с Полиной проговорил?

— Успел, вот во время общения и успел, совместил приятное с полезным. Кстати, а кто-нибудь омуля купил?

— Думаю, да, просто мы уже не первый раз по этому маршруту едем, омуль всегда берем, а еще кедровые орешки, я их просто обожаю! Их можно приобрести только в этих местах, — произнес Геннадий, при этом показав мне увесистый кулек с орехами.

Пока коллега продолжал трапезу, я решил просто посмотреть в окно на красивые места, которые мы сейчас проезжали. Покинув Иркутск, поезд начал свой путь прямиком к «славному морю, священному Байкалу» по новой постоянно действующей ветке Транссибирской магистрали, потому что, как известно из истории, прежний участок дороги, построенный еще в царской России, проходил вдоль берега Ангары, но в связи с последующей постройкой плотины Иркутской ГЭС, был затоплен. И уже многие десятилетия прибрежная станция Порт-Байкал, по сути, теперь уже начиная Кругобайкальскую железную дорогу, соединяется с основной веткой магистрали только небольшим участком. Кстати, то, что когда-то дорога проходила вдоль берега Ангары, можно было понять по тому, как прямая железнодорожная ветка после выезда со станции вдруг резко уходит вправо и подходит к Байкалу только у станции Слюдянка, расположенной на берегу южной оконечности озера.

История железной дороги, построенной вдоль берега Байкала, очень интересна и насыщена событиями. Строителям Кругобайкалки пришлось столкнуться с огромными трудностями, дорога строилась в сложнейших географических условиях, а значит, сюда было безмерно вложено и тяжелейшего людского труда, и гениальной технической мысли. Эту дорогу не зря считают произведением инженерного искусства, потому что в ней построено множество уникальных мостов и тоннелей, и это все в начале прошлого века, когда технологий, подобных современным, просто не существовало. Но, к сожалению, мы не сможем увидеть все то, что было построено, но большая часть пути все-таки проходит вдоль берега Байкала, и это даст нам возможность во время рейса получить удовольствие от созерцания вечных красот Прибайкалья.

Через пару часов поезд достиг одной из самых известных, да что там, культовых станций Транссиба, крупного железнодорожного узла магистрали станции Слюдянка. В народе ее всегда называли и продолжают называть омулевой столицей России, потому что рыбаки одноименного поселка спокон веку добывали из безупречных по чистоте вод Байкала эту уникальную рыбу, и промысел этот жив до сих пор. Эта местность вообще чрезвычайно богата различными минералами. В прежние времена здесь производилась добыча мрамора, слюды и лазурита, откуда, собственно, и произошло название поселка, а потом и станции, а статус города Слюдянка получила в середине двадцатого века…

На станцию наш поезд прибывал на первый путь с низким перроном. Постепенно снижая ход, электровоз протянул состав до границы станции так, что наши почтово-багажные вагоны немного выехали за пределы перрона. Состав, громогласно прозвенев всеми металлическими деталями вагонов, включая ударно-тяговые приборы и ходовые части, с режущим ухо кратковременным «щенячьим» визгом тормозных колодок, наконец, остановился. И все замерло в морозной тишине. Стоянка по расписанию предусмотрена всего на пару минут, почта здесь не обменивалась, и члены моей бригады даже не намеревались выходить из вагона, чтобы просто подышать воздухом. Однако я из любопытства все же накинул на плечи теплый полушубок, вышел в проходной тамбур в майке, своих синих спортивных штанах и тапочках на босу ногу, и открыл наружную входную дверь, но не стал поднимать площадку и опускать лестницу.

Держась за поручни, стоя на площадке и выдыхая изо рта пар, я начал осматривать видимые пределы станции, оглядываясь по сторонам, а потом решил увидеть отсюда само озеро. По прямой расстояние от станции до Байкала составляло метров триста, но мне все же удалось разглядеть вдалеке едва заметную береговую линию и сливающуюся с ней покрытую снегом и, разумеется, замерзшую водную гладь озера… Помнится, однажды я побывал на Байкале ранней весной, и тогда по его очень толстому и кристально чистому льду можно было спокойно ходить, да что там ходить, когда-то очень давно по толстому полутораметровому байкальскому льду была налажена регулярная зимняя переправа. Слева от того места, где стоял наш вагон, мой взор упал на необычной формы маленькие зеленые купола Свято-Никольской церкви, которая, как известно, является памятником истории и культуры федерального значения.

Несмотря на весьма морозный день, на перроне недалеко от здания вокзала стояло несколько женщин, одетых в зимние шапки, тулупы и валенки, приплясывая возле своих импровизированных прилавков и лотков, судочков и ведерок, покрытых белыми полотенцами. По давней местной традиции они торговали омулем разных способов приготовления, но я решил не покупать здесь этой вкусной рыбы, так как мы ее достаточно набрали еще в Иркутске, да и времени на покупки совсем не было, стоянка же очень короткая.

Разумеется, я не мог не обратить внимания на одноэтажное и очень красивое здание вокзала, возведенное, по историческим данным, более ста лет назад. Известно, что оно в своем роде уникально и построено специально для этого места, это единственный в мире вокзал, целиком созданный из местного белого мрамора. Говорят, что этому зданию по красоте нет равных на всем Транссибе. Легендарная станция была непосредственно связана со строительством Кругобайкальского участка магистрали, и именно здесь в Слюдянке магистраль встречается с Байкалом. Я читал, что прямо внутри здания вокзала около двадцати лет существует небольшой музей Транссиба, и вообще своими экзотическими достопримечательностями это место постоянно привлекает туристов…

Местность, где расположена Слюдянка, очень необычная, согласно историческим данным, здесь в древние времена жили гунны, потом пришли тюркские племена курыканы, а уже позднее эти места заселили буряты и эвенки. В семнадцатом веке там был построен острог для добытчиков слюды, который вскоре был перенесен в другое место, где сейчас находится Култук, и до начала девятнадцатого века поселений на этом месте не было. Потом появились исследователи и добытчики местных полезных ископаемых, в середине века построили колесную дорогу вокруг Байкала, создав в Слюдянке почтовую станцию, а уже в конце позапрошлого века начали строить Кругобайкальскую железную дорогу, что в конечном итоге сделало Слюдянку крупной узловой станцией и районным центром в Иркутской области…

Постояв у двери вагона, вдыхая морозный воздух, я вдруг отвлекся от своих мыслей и наблюдений, заметив, что поезд снова слишком долго стоит, уже минут пять или даже больше. На это я обычно никогда внимания не обращал, потому, как правило, пассажирские поезда частенько опаздывали, но, помнится, это было в стародавние советские годы, а в наше время железнодорожники такого старались не допускать, кроме, пожалуй, чрезвычайных случаев, когда для задержки была очень веская причина. Несмотря на это, я продолжал любоваться видом станции и вокзалом, а когда поезд, наконец, начал движение, сначала медленно, а потом с каждой секундой увеличивая скорость, я плотно закрыл дверь на защелку и вернулся в вагон.

Часа через три наш поезд должен сделать двадцатиминутную остановку в столице Бурятии городе Улан-Удэ, и, по словам Натальи Петровны, обмен почты на этой станции должен быть очень объемный, поэтому у нас было только часа полтора на отдых, а потом надо было приниматься за свою обычную работу. Разумеется, после отправления со станции Слюдянка все мое внимание было приковано к окну, из которого были видны байкальские заснеженные берега и покрытая снегом белая пустыня, временно распростертая по массивному ледяному покрову замершего до самой поздней весны озера. Несмотря на то, что стояла настоящая сибирская зима, это ни капельки не умаляло красот здешних мест, я смотрел в окно и мой взор получал истинное удовольствие от этой удивительной картины нашей русской природы…

Примерно с этого момента и началась череда всевозможных событий, которые, в конце концов, привели меня к фатальному изменению всей моей будущей жизни, и, как оказалось, не только моей…

Глава 4

Началось все с того, что после прохождения поездом очередного кругобайкальского тоннеля в вагоне вдруг полностью отключилось электричество, на первый взгляд, казалось бы, безо всякой видимой причины, просто взяло и отключилось. Такое в принципе было невозможно, потому что в случае обрыва отдельных коммуникаций или частичного выхода из строя оборудования все сразу отключиться, разумеется, не может. Это нонсенс! Особенно на ходу поезда, когда постоянно работает генератор переменного тока, приводимый в движение карданным валом от постоянно вращающейся колесной пары, и обеспечивающий вагон автономным и бесперебойным электропитанием. Понимая друг друга без слов, мы с Геннадием сразу же покинули свое купе и молниеносно вышли в коридор, где уже находились Наталья Петровна и Виктор Степанович, пытаясь понять что произошло. Всем было ясно, что без электричества продолжать рейс просто невозможно и даже опасно, полное отключение это настоящее ЧП для любого вагона, а не только почтового. Улучшив минуту, я позвонил по мобильнику Полине (в Иркутске во время прогулки по перрону мы обменялись номерами), чтобы узнать, как ситуация у них. После предельно короткого разговора с ней выяснилось, что и у них происходит то же самое, и они тоже пока не понимают, что именно случилось с электрической системой вагона прямо на ходу поезда. К сожалению, я ничего не мог ей посоветовать для решения проблемы, и поэтому, пожелав удачи, не стал больше ее беспокоить, она же в багажном начальник, и ей сейчас не до меня…

…Поначалу наш главный специалист по оборудованию решил, что где-то «просто закоротило», и начал штатную проверку по инструкции, что называется, «как учили». Геннадий вызвался ему помогать, держа в руке принесенный Натальей Петровной из кладовой железнодорожный фонарь и подсвечивая его мощным лучом темные участки для удобства осмотра Виктором Степановичем электрощитов, трансформаторов, контактов, выключателей, розеток и прочих элементов мудреной вагонной электросети. Степаныч на свой страх и риск даже высовывался из открытой входной двери вагона на ходу состава, чтобы удостовериться, что карданный вал, крутящий генератор, не заклинило, и он продолжает вращаться. В конечном итоге, к нашему общему крайнему и неподдельному удивлению, в результате тщательной получасовой проверки ничего необычного обнаружено не было, ток просто исчез, электричество совершенно не вырабатывалось, хотя поезд двигался, колеса крутились, как обычно передавая свое вращение генератору.

— Осталось подумать о генераторе, — обреченным тоном произнес Степаныч, — если вал крутится, значит каким-то удивительным образом вышел из строя только сам генератор. Если это действительно так, тогда это настоящая катастрофа.

— Ну, дорогие коллеги, что делать будем? — собрав всех нас в помещении кладовой, произнесла Наталья Петровна уже после того, как было перепробованы все возможные и доступные нам способы, которые могли бы восстановить электропитание в вагоне.

— Теперь ума не приложу, ребята, — грустно промолвил Виктор Степанович, разведя от бессилия руками, — просто не понимаю! Но генератор нам не исправить, посмотреть можно только на ближайшей станции и то с помощью местных электриков.

— В соседнем вагоне то же самое происходит, я спрашивал у Полины, — высказался я, чтобы хоть как-то подбодрить своих коллег, — но даже я понимаю, что такого просто не может быть, чтобы сразу у двух вагонов одновременно вышли из строя генераторы, значит, проблема общая и более глобальная.

— Кстати, у нас же внутренняя связь имеется, вы машинистам или начальнику нашего пассажирского сообщили? — вдруг спросил Геннадий, думая предложить хоть какой-то выход.

— Конечно, пробовала, Гена, хотела сообщить, но с кабиной машиниста связи нет, как и со штабным вагоном из-за отсутствия тока, а номеров их мобильников я не знаю. У нас же обособленные вагоны, мы сами по себе, нам такого не сообщают. Значит, сообщить о проблеме некому, — спокойно и невозмутимо произнесла Наталья Петровна, направив задумчивый взгляд куда-то в сторону.

— Ну, что-то делать надо, черт возьми! Ведь совсем не дело это вот так вот ехать, да еще так долго, — слегка вспылил Степаныч, и было заметно, что эта ситуация его действительно беспокоит.

— Знаю, Витя, остается одно — дождаться Улан-Удэ, станция часа через три, а там выйду на перрон и побегу в штабной, а потом за электриками… — сказала Наталья Петровна, — есть еще какие-нибудь предложения, вопросы?

— Наталья Петровна, обмен почты будем готовить? — спросил Геннадий.

— Полагаю, что будем, в любом случае до станции-то мы уж доедем как-нибудь, а там все надо сделать, как положено. Еще вопросы?

— У меня не вопрос, а информация к размышлению, — неуверенно произнес я, и все притихли, приготовившись слушать, что я буду говорить, тем более, времени у нас было предостаточно. — Я, коллеги, заранее прошу прощения, если, может быть, скажу глупость, но полагаю, что нельзя исключить и такой вариант.

— Говори, Илья, слушаем, — спокойно, без какого-либо интереса ответила ВПН.

— Знаете, друзья, я раньше несколько раз уже бывал в этих местах, у меня родня живет в Иркутске. У моей тетки, в прошлом учительнице русского языка и литературы, в домашней библиотеке можно было отыскать разные книги, в том числе о Байкале, об этом крае и его истории, и которые я читал в свободное от отдыха время. И вот однажды в одной из таких книг я наткнулся на информацию о том, что по берегам «славного и священного моря», начиная еще со стародавних времен, кроме других народов, жили и буряты-шаманисты, которые веками поклонялись озеру и его стихиям, небу и земле, совершая свои многочисленные, сложные и яркие языческие обряды. У них не было храмов, и все свои священнодействия они проводили на открытом воздухе, возле рек и на горах. В частности, местные шаманы все это совершали на Шаманском мысе. В основе их религии лежало обожествление сил природы и умерших предков, вера в то, что в мире существует множество богов и духов, и с помощью шаманов (избранников бога, посредников между верующими и сверхъестественными силами) можно влиять на них для обеспечения счастья, благополучия и здоровья, отвращения беды. В политеистической иерархии высшим божеством у шаманов считался Хухэ Мунхэ Тэнгри, то есть, Вечно Синее Небо — существо материальное и в то же время духовное, управляющее всем миром. Со временем шаманизм стал сложной и развитой особой системой религиозных представлений и обрядов. Вера охватила все сферы жизни, оказывая влияние на формирование культуры и образа жизни людей. Разными учеными была изучена масса артефактов древней шаманской культуры и все это очень хорошо описано в соответствующей литературе, а потомки этих людей до сих пор здесь живут в этих местах.

— Это очень интересно, Илья, смотрю, ты много начитался об этом, — сказала Наталья Петровна, — но какая нам-то в данной ситуации польза от этой информации?

— Да, читал в свое время, ради собственного интереса. Но мне сейчас примечательно другое. Среди всего потока прочитанных сведений, мне также встретилась и коротенькая заметка о том, что когда-то очень давно после произошедшего в этих местах какого-то очень значимого, яркого, но точно неизвестного науке события, от местных шаманистов отделилась некая группа людей, отщепенцев, которых шаманы прозвали калуханами. Они перестали поклоняться священному озеру, природным стихиям, и вообще почему-то вдруг решили напрочь отказаться от шаманских верований. Но точно известно, что ни буддистами, ни мусульманами они не стали…

— И что с того? — вставил свою пару слов Геннадий.

— Полагаю, у этих калуханов возникла какая-то иного сорта религия, ученые полагают, что по их поверьям, это самое место вокруг Байкала, является каким-то аномальным, что ли, мол, оно в свое время было чуть ли не проклято всеми богами. Вот поэтому здесь то и дело с людьми происходили и, возможно, даже сейчас происходят ужасные вещи…

— И какие же, например, — с интересом спросил Виктор Степанович.

— Ну, об этом информации очень немного, как правило, подобного рода темы не интересуют широкие массы ученых, но где-нибудь да можно отыскать сведения об этом.

— Как всегда, в любимом Интернете! — ухмыльнулся Геннадий, скептически покачав головой.

— И там тоже, — ответил я, — но тогда в той книге я прочитал, например, о сохранившихся в народной памяти случаях бесследного исчезновения или гибели людей, причем, как аборигенов, так и приезжих. Но лучше всего было бы почитать древние шаманские рукописи, где могло быть описано это роковое событие, из-за которого калуханы изменили своей вере. Ведь есть же ученые историки, лингвисты, которые наверняка читали и переводили тексты каких-нибудь манускриптов, где возможно содержались сведения и об этом уникальном событии, и возможно писали об этом свои научные монографии, защищали целые диссертации…

— И где же ты их сейчас достанешь, Илья, — с иронией в голосе спросил все тот же Геннадий, — и потом что нам-то это даст?

— Вот в этом-то и проблема, — только и смог ответить ему я, оставаясь в недоумении.

— Так что ты хотел в итоге сказать-то, — спросил меня Степаныч.

— В общем, я думаю, что, возможно, наш поезд сейчас попал именно в такую аномальную зону, а когда мы ее покинем, мы же все-таки движемся, то все придет в норму… наверное, придет…, — неуверенно произнес я.

— Ты думаешь, мы все пропадем, исчезнем? — с невеселой ухмылкой спросил Геннадий.

— Не знаю, Гена, просто это одна из версий происходящих событий, раз уж у нас больше другой нет, — ответил я, глядя перед собой.

— Десятки поездов проходят через эти места каждый божий день, и ничего такого не происходит…, — произнес Степаныч, в порыве вполне объяснимого гнева вскинув вверх обе руки.

— Ну, ладно, ребята, хватит мистики, у нас реальная ситуация, которую нам надо как-то разрешать, во что бы то ни стало, — строгим начальственным тоном произнесла Наталья Петровна, — Если у кого появятся новые идеи, но только реальные, то сразу говорите. Пока всем нам остается только ждать и надеяться, что пока мы не доехали до Удан-Удэ, здесь не случится чего-нибудь еще…

После совещания и невозможности найти решение нашей серьезной проблемы, все вынуждены были просто разойтись по своим местам, и мы с Геннадием тоже вернулись к себе в купе. Там, как и во всем вагоне, не было освещения, но мне было достаточно естественного яркого света, лучи которого в ясный солнечный день отражались от белого искристого снега и попадали через окно в наше купе, немного поднимая настроение. Я устроился на своей полке и продолжил смотреть в окно на байкальскую заснеженную природу. Не сильно покачивая вагонами на ходу, состав продолжал двигаться по путям кругобайкалки, и на пару мгновений мне даже показалось, что так мы спокойно и размеренно доберемся до Улан-Удэ без дополнительных проблем. Никто из нас не хотел даже и думать о том, что может произойти что-то хуже того, что уже случилось с нами в этом рейсе.

Я даже совсем успокоился, и, сидя у окна и наблюдая за меняющейся в нем картиной, слегка задремал, впрочем, как и мой коллега Геннадий, который прилег на полку и сначала молча лежал, погруженный в свои мысли, возможно, о нашей внештатной ситуации. Полагаю, в эти минуты подобные мысли не покидали никого из нас. Но мы пока знали одно — примерно через час-полтора надо было невзирая ни на какие проблемы идти готовить очередной обмен почты для станции Улан-Удэ, и я был уверен, что Наталья Петровна нам своевременно сообщит, когда приниматься за дело. Поэтому я окончательно расслабился и погрузился в дремоту, и как мне показалось, даже видел какие-то сновидения на фоне равномерного мягкого гудения движущегося вагона…

Глава 5

…Из легкой дремоты меня вывел сильный толчок, у меня возникло естественное ощущение, что наш поезд остановился. Едва отойдя ото сна и открыв глаза, я вдруг оказался в полной темноте, хотя окно купе не было завешено плотной шторкой. Машинально нащупав лежавший где-то рядом фонарик и включив его, я сначала осветил все помещение купе, а потом направил луч в окно, чтобы понять, почему через него не поступает свет с улицы. Однако я не увидел там ничего, кроме отражения в стекле своего лица, похожего на призрак из какого-то потустороннего мира. Все мои дальнейшие попытки разглядеть что-то снаружи даже с фонарем оказались тщетными. Из заоконья на меня смотрела чернеющая кромешная тьма, но поначалу я никак не отреагировал на это, не ощущая даже малейшего беспокойства, считая, что поезд попросту остановился в одном из многочисленных железнодорожных тоннелей, расположенных на этом участке магистрали. Я не стал даже покидать наше купе и просто спокойно ждал, пока состав после небольшой задержки вновь начнет движение. В это время проснулся Геннадий и, садясь на полку и позевывая, взглянул сначала на меня с фонарем в руке, а потом в окно, и спросил, почему мы снова стоим, да еще в полной темноте. Я ответил, что, похоже, произошла незапланированная остановка прямо в тоннеле, и он, поверив на какое-то время в эту версию, замолчал, также как и я, стал ожидать начала движения. Но поезд настойчиво продолжал стоять уже минут пятнадцать, и снаружи не было слышно ни единого звука, ни гудка, ни звона автосцепки, стояла мертвая оглушающая тишина.

— Что-то долго стоим, — вдруг сказал Геннадий, понимая, что пора бы уже начать двигаться, а то, судя по затянутым предыдущим стоянкам, поезд и так уже неприлично опаздывает.

— Да кто его знает, в чем там дело, все равно ничего не узнать, связи-то нет, — вяло ответил я, коротко зевнув.

— Тишина какая-то необычная, тебе не кажется?

— Мы же в тоннеле, откуда взяться шуму-то? — бодро и с наигранной уверенностью в голосе ответил я, осознавая, что признаков самого тоннеля (например, его стен) за окном я не обнаружил.

— Ну как же, Илья, шум воздуха, избыток которого на стоянках обычно травят с тормозной системы, например. Кстати, мы же находимся рядом с электровозом, всего через багажный вагон, а его электродвигатель должен постоянно издавать характерный гул, он всегда слышится, даже на остановке, а тем более внеплановой. А сейчас я его даже не улавливаю…

— Ты прав, друг, присутствие локомотива вообще не ощущается, — ответил я, тщетно пытаясь ухом различить в этой пугающе мертвой тишине хоть какие-нибудь звуки.

— Ладно, пойду сам посмотрю, — произнес Геннадий, встал с полки и, с шумом отодвинув дверь, вышел из купе.

Я услыхал, как он медленно почти на ощупь пошел по темному коридору и, дойдя до купе ВПН, заговорил с Натальей Петровной о слишком долгой стоянке и о полной темноте, на что она ничего вразумительного ответить не могла. Минутой позднее Геннадий, похоже, вышел в тамбур, а потом открыл входную дверь вагона, как я понял, посмотреть, что творится снаружи. Через несколько минут он вернулся в купе с лицом, полным глубочайшего изумления, и жестами позвал меня с собой, чтобы я посмотрел на все сам…

Я был весьма заинтригован, и даже немного напуган, но человеческое любопытство, как всегда, взяло верх, и я направился к входной двери, благо, мои глаза уже привыкли к темноте и я мог различить отдельные детали вагонного интерьера. Выглянув наружу, держась за поручни и осмотревшись, я в первую очередь увидел то же самое — сплошную кромешную тьму. Нельзя было различить ни каменных стен тоннеля (если мы вообще находились в тоннеле), ни железнодорожной насыпи, ни тускло горящих ламп освещения, которые имеются в каждом подобном сооружении. Вторая странность, которую я сразу же не мог не заметить, это отсутствие какого-либо холода снаружи (мы все помним, что на дворе стояла морозная зима). И следующее, что меня на мгновение поразило как током, и по телу пробежал холодок — я не увидел там нашего состава, точнее, отсутствовали сам локомотив и все пассажирские вагоны, а остались только наш почтовый и другой багажный вагоны. При этом у меня создалось стойкое ощущение, что эти наши оставшиеся два вагона были подвешены в воздухе.

— Чертовщина какая-то, — проговорил я Геннадию, который стоял рядом со мной в тамбуре.

— Вот и я говорю… И почему только два вагона? Где остальные?

— Не спрашивай, пока ничего не понятно. Кстати, ты Петровне сообщил?

— Пока нет, решил тебе сначала, чтобы самим разобраться…

— Позови ее, пожалуйста, срочно… — попросил я Геннадия, и он тут же скрылся за внутренней дверью.

Через несколько минут они оба были рядом со мной и, выглядывая через дверь, смотрели во все ту же чернеющую пустоту, испытывая в эти мгновения настоящий шок от увиденного, искренне надеясь, что все происходящее это всего лишь странный сон. Правда, если это сон, то его должен был видеть кто-то один из нас, а не все сразу.

— Мы что, висим в воздухе? — спросила Наталья Петровна неуверенным голосом, закончив осмотр темноты со всех сторон.

— Получается, что именно так, — как можно спокойнее ответил я.

— Чем же это вызвано?

— Тут я вам ничего сказать не смогу, все это не поддается материальным законам и человеческому пониманию, остается одно объяснение — мистическое…

— Илья, ты намекаешь, что это как-то связано с тем, о чем ты нам недавно рассказывал?

— Может быть и так, только иного объяснения (если этому вообще можно найти объяснение) у меня нет, — ответил я без эмоций.

— Не может быть, я не верю, неужели ты полагаешь, что все происходящее каким-то образом связано с тем давним событием, которое превратило часть шаманов в этих, как их?..

— В калуханов…

— Да, именно!

— Ничего пока сказать не могу, потому что ситуация на удивление странная, я бы даже сказал, чрезвычайно странная, и сами объяснить мы ее, полагаю, не в силах, — констатировал я.

— Ребята, а мы часом не спим сейчас, а? — вдруг предположил Геннадий. — Может все просто, и нам это снится, а на самом деле мы мирно похрапываем в своих купе? Мы же все после совещания пошли отдыхать и заснули!

— Что, все вместе и разом в одном сне? Степаныч-то, например, сейчас на самом деле спит, я не стала его будить, пока, — ответила Наталья Петровна.

— Такие сны, конечно, могут иметь место, это чаще всего кошмары, которые кажутся очень реальными, и самое неприятное в них то, что почти всегда чрезвычайно трудно проснуться, — сказал я тоном человека, знающего, о чем он говорит.

— Как же нам отличить, реальность это или групповой сон, или может быть это сон кого-то из нашей бригады, и мы все явились во сне кому-то из нас четверых? — спросила Наталья Петровна.

— Может Степаныч видит нас всех в своем кошмарном сне, он же в данную минуту спит, — предположил Геннадий, — такое иногда показывают в фантастических фильмах…

— Но это уж слишком, Гена, ты наверно, насмотрелся ужастиков на эту тему, — ответила Наталья Петровна.

— Нельзя исключить и такой вариант, но в этом сне такая необычная фабула, — ответил я, снова высунувшись из двери и заглянув в темноту, — может это эти аномальные места так на нас повлияли и это все просто глюки?

— Сразу у всех? — удивленно спросил Геннадий.

— Такое крайне редко бывает, только если какой-нибудь массовый гипноз… — сказал я.

— Давайте-ка вот что, надо ущипнуть друг друга и проверить, — предложила Наталья Петровна, а потом неожиданно двумя пальцами резко и сильно ухватила за кожу плеча Геннадия, стоявшего к ней ближе всех. Он вскрикнул от сильной боли и сразу же прикрыл рукой это место.

— Почувствовал?

— Еще как! — почти пропищал Геннадий.

— Что ж, получается, мы не во сне, и все это реально? — подытожила Наталья Петровна.

В этот момент я достал свой мобильный, решив позвонить Полине в соседний вагон, но это мне не удалось, сигнал начисто пропал. Возможно, то же самое делала и Полина, желая связаться со мной, но и у нее ничего не вышло. Получается, связи в принципе нет, ни с кем, в таких обстоятельствах это очень плохо, потому что никто не сможет узнать, что с нами случилось, и, разумеется, никто не придет на помощь. Конечно, в дополнение к этим неприятностям не работала еще и «всемирная паутина». Ни дозвониться по мобильному, ни емейл отправить. То, что это непростая и непонятная ситуация уже давно вышла из под контроля, теперь ни у кого не вызывало сомнений. Надо было что-то с этим делать, но ни у кого из нас не было ни малейшей идеи на этот счет.

Два наших вагона продолжали висеть в воздухе, может даже над бездонной пропастью, но мы ничего не видели ни сверху, ни снизу, ни с боков. Кругом была только кромешная тьма и ощущалась пустота. Как знать, может быть, вагоны даже медленно перемещались в невесомости вверх или вниз, но мы этого не чувствовали. Во всяком случае, оба наших вагона продолжали «висеть» в том же самом положении, как будто все еще оставались стоять на железнодорожных путях. Это естественно, было нам на руку, потому что если бы они вращались в каком-нибудь любом направлении, то нам бы пришлось туго, ведь у нас не космическая станция.

Мы вернулись в вагон, единственное место, где, по нашему мнению, можно было чувствовать себя в безопасности, во всяком случае, внутри вагона в привычной для нас обстановке ничего сверхъестественного с нами не происходило, и у каждого из нас создавалось благостное ощущение, что здесь нам ничего не угрожает. И неизвестно, было ли это именно так в действительности или это только мы сами так полагали, чтобы успокоить себя и не сойти с ума от происходящего. Но ведь когда мы стояли у двери вагона на краю черной бездонной пропасти, нам тоже вроде бы ничего не угрожало и ничто не мешало, мы могли дышать воздухом, который ничем не отличался от обычного. Разве что не ощущалось даже легкого ветерка или какого-либо движения воздушных масс, будто мы находились в закрытом помещении, но явно очень большом.

— Может попробовать каким-то образом добраться до багажного и выяснить, как они там? — предложил Геннадий, когда все собрались в купе начальника.

— Каким образом, Гена, по воздуху, что ли полетишь? Это тебе не пассажирские вагоны, где двери рядом находятся в метре друг от друга и за поручни ухватиться можно, а здесь даже из дверей нашей кладовой до их входной приличное расстояние, — рассудительно произнесла Наталья Петровна.

В это время от гула наших громких голосов проснулся Степаныч, который еще был не в курсе того, что с нами случилось. Само собой, сидя в темном купе при свете фонаря, который вот-вот израсходует заряд аккумулятора, мы ему все подробно рассказали и стали ждать, может он, как самый старший среди нас и более опытный, подаст нам какую-нибудь жизненную идею, что делать дальше.

— Если все, что вы мне рассказали, правда, то мы с вами действительно попали, — спокойно произнес Виктор Степанович, внимательно выслушав наш рассказ. — Я думаю, давайте снова подойдем к двери, откроем ее и бросим во тьму какой-нибудь ненужный нам тяжелый предмет.

— Чтобы проверить, где же у нее дно? — спросил Геннадий, обращаясь к Степанычу.

— У кого у нее? — спросил я у Гены.

— У тьмы кромешной, естественно, у этой чертовой бездны, — немного злобно бросил Геннадий.

— Ну, что-то примерно так, — промолвил в ответ Степаныч, — ребята, поищите какую-нибудь ненужную железяку.

— Может, бросим этот горящий фонарь, у него энергии все равно мало осталось, а заряжать все одно негде. Он и тяжелый, и может хотя бы осветить нам то, что будет внизу, если у него хватит мощности света, — предложил я.

— А что, давай, Илья, терять нам все равно нечего, кроме… — сказал Степаныч.

Я взял в руки фонарь, и мы все вместе, пройдя в тамбур, снова подошли к открытой Натальей Петровной входной вагонной двери, встав у самого края откидной площадки. Подумав еще секунд десять, я легким движением толкнул горящий фонарь в черную пропасть, но то, что произошло потом, не на шутку удивило абсолютно каждого из нас. Отлетев по инерции моего броска примерно на полметра или метр, фонарь привычно не полетел вниз, а… остался висеть в воздухе и медленно вращаться так, как это происходит только в настоящей невесомости.

На целую минуту мы все буквально застыли в оцепенении от такого поворота, глядя на медленно вращающийся в пустоте фонарь, но первым из нас пришел в себя Степаныч.

— Так, господа, это становится весьма и весьма интересным, — произнес он, тем самым вернув нас обратно в реальность.

— Может мы каким-то чудом в космос попали? И вот вагоны наши тоже висят в невесомости, оказалось все просто! — каким-то эйфоричным тоном произнес Геннадий.

— Не знаю, куда мы попали, но то, что здесь на лицо отсутствие гравитации, это факт, — сказал Степаныч, не отрывая взгляда от фонарика, который продолжал медленно вращаться, оставаясь почти на том же самом месте, куда я его бросил, — и воздух для дыхания есть. И, заметьте, друзья, кроме чистого воздуха, там сохраняется или поддерживается весьма комфортная температура воздуха, то есть ни жарко, ни холодно, чувствуете?

— Замечаете, фонарик медленно вращается в невесомости, а вагоны висят стабильно ровно, не вертятся, даже странно, — проговорил Геннадий, — будто кто-то управляет этой невесомостью.

— Такое в принципе невозможно! — уверенно проговорил Степаныч.

— Сам понимаю, что невозможно, но факт остается фактом, — торжествующим тоном ответил Геннадий.

— Да, все это очень удивительно и даже обалденно!!! Но что касается невесомости, то так бывает, когда при определенной необходимости (для съемок фильмов или тренировки космонавтов) на короткое время создают искусственную невесомость, скажем, в пикирующем с высоты самолете, но мы здесь явно не в брюхе у какого-нибудь Ан-124, иначе бы мы слышали рев или шум двигателей. Да и зачем наши вагоны помещать в самолет, для какой цели? Не понятно! — проговорил я, оставаясь в полном недоумении. — Да и потом, все это происходит уже достаточно приличное время, ни один самолет не может так долго поддерживать эффект невесомости. Тут что-то совершенно другое…

— Неужели мы и взаправду в космосе оказались? — иронично проговорила Наталья Петровна, — прямо совершеннейшая чепуха! К чему все это? Ехали, никого не трогали, вреда не причиняли, и на тебе… И кто это мог сделать?

— Пока ничего не ясно, но самое печальное в том, что мы не знаем, чего от всего этого ждать, — с полной серьезностью проговорил Степаныч.

— Стойте, раз мы в невесомости, можно и до багажного вагона легко добраться! — проговорил я в горячем порыве не только связаться с коллегами, но и, горя непреодолимым желанием увидеть Полину, если, конечно, они все еще там и также не знают что им предпринять.

— В данных обстоятельствах это неплохая идея, тем более, других действий мы соверщить все равно пока не в состоянии, так что давай, Илья, попробуй! — произнесла Наталья Петровна, и в ее голосе снова заговорил начальник, — а ты, Гена, пойдешь вместе с ним… на всякий случай.

— Хорошо, Наталья Петровна, — ответил Геннадий, а я только молча кивнул, и мы по привычке пошли надевать рубашки, свитера и ботинки, хотя воздух был почти комнатной температуры, а я еще повесил на шею другой фонарь, который имел больший заряд, чем тот, который остался летать около входной двери нашего вагона.

— Не зря ты, Наталья Петровна, что-то говорила про бригады почтовых поездов, что они как космонавты, все в одной лодке на станции. Сейчас я ощущаю себя в точности, как Алексей Леонов, который первым вышел в открытый космос, — бодрым голосом произнес я перед тем, как взяться за поручни и приготовиться оттолкнуться от двери вагона, — главное преодолеть себя и сделать первый шаг!

— Только у Леонова страховка была и скафандр, да он был фалом прицеплен к станции, чтобы никуда не улететь, — сказал Степаныч, — а тут вы будете в свободном полете, и надо предельно осторожно двигаться, чтобы не отходить далеко от вагона.

— Понятно, конечно, понятно! — ответил Геннадий.

— Удачи, ребята, постарайтесь прояснить ситуацию у соседей, — напутственно сказала Наталья Петровна…

Стоя на откидной площадке двери, я взялся за поручни и, сумев преодолеть чувство страха перед неизвестностью, сначала снял ноги с площадки, все еще продолжая сжимать обеими руками жесткие поручни вагона. Ноги повисли в невесомости, потом я отдернул сначала одну руку, потом другую и уже всем телом повис над чернеющей бездной. Геннадий, глядя на меня, сделал то же самое, только уже быстрее и увереннее. Сказать, что я испытывал незабываемые ощущения, значит, совсем ничего не сказать. Это было просто фантастически удивительно, мы испытывали настоящий кайф от нахождения в невесомости, причем нам даже было удобнее, чем космонавтам, потому что наши движения не ограничивались массивными скафандрами. Потому что здесь нам не нужна была никакая спецодежда, потому что в этой среде дышалось легко и свободно. Когда наши тела немного привыкли к новому состоянию, мы, освещая себе путь фонарем, начали очень медленно и аккуратно, держась за корпус вагона, передвигаться к двухстворчатой двери кладовой. Там была сделана короткая остановка для отдыха, где мы немного подержались за дверные поручни, а потом слегка оттолкнулись и, дальше перебирая руками вдоль стены и зависая над черной пропастью, добрались до входной двери багажного вагона, где тут же ухватились за поручни…

Глава 6

Входная дверь багажного вагона была заперта, внутри все так же, как и у нас было находилось во власти полной темноты. Мы с Геной начали стучать в дверь ногами и кулаками, а она отзывалась нам глухим металлическим звуком. Пока трудно было понять, слышит ли нас хоть кто-нибудь в этом вагоне, потому что в тамбур никто не выходил. Мы продолжали настойчиво стучать и стали громко, что есть мочи, кричать, чтобы привлечь их внимание. Попытка проникнуть внутрь багажного вагона затянулась на несколько долгих минут. Но вот к нашей подлинной радости внутри тамбура показалась фигура человека с фонарем в руках. Это была Полина. Моему восторгу не было предела!

— Полина! Это мы, открой дверь! — закричал я, широко и радостно улыбаясь больше от того, что вновь увидел ее живой и невредимой.

Однако женщина не сразу поняла, что к чему, некоторое время смотрела на нас через стекло и решала, открыть или нет, потому что в высшей степени невероятность и даже абсурдность сложившейся ситуации, не допускала мысли вообще кому бы то ни было верить. Но в итоге здравый рассудок все же взял верх, Полина узнала меня, дверной запор, наконец, щелкнул, и дверь широко распахнулась, позволяя нам войти.

Мы инстинктивно и, не задумываясь, бросились друг другу в объятия. Пожалуй, это случилось не столько по причине сложившихся у нас с ней в последнее время теплых отношений, сколько от того, что она увидела других людей, которые возможно смогут ей помочь или хотя бы что-то прояснить в этой без преувеличения фантастической ситуации.

— Привет, Полина, это Гена со мной, — представил я своего коллегу, едва мы вырвались из крепких объятий друг друга, и, глядя на лицо Полины, я заметил, как по ее щекам текли слезы, полагаю, слезы радости от того, что мы встретились, а может, потому что добрались до ее вагона.

— Очень приятно, но ведь мы немного знакомы, — сказала она Геннадию.

— Да, точно, знакомы, вы начальник этого вагона, — произнес тот, улыбнувшись одними губами.

— Да уж, начальник, какой я теперь начальник… — произнесла Полина голосом, полным обреченности.

— Расскажи, пожалуйста, что у вас тут произошло? — спросил я, пытаясь ее хоть как-то взбодрить.

— Что тут у нас могло произойти, наверное, то же самое, что и у вас в вагоне. Сначала вся электросеть накрылась, ну это когда еще мы с тобой по мобильнику говорили, а потом вдруг наступила полная темнота и неизвестность… которая, как водится, еще страшнее темноты…

— Что же вы делали? Почему не открывали дверь и не выходили наружу посмотреть, что к чему? — спросил я. — Мы, например, именно так и сделали, поэтому, в конце концов, смогли добраться сюда.

— Я даже подумать не успела о том, чтобы куда-то выходить и вообще покидать вагон. Одним словом, когда я проснулась в полной темноте и тишине, я очень сильно испугалась, потому что не понимала, что происходит, не с кем было связаться, ничего не работало, и тебе тоже не удалось дозвониться.

— И мне тоже не удалось, я пытался несколько раз…

— Потом я вышла из купе и стала осматривать помещения вагона, и в итоге столкнулась с совершенно неожиданной проблемой…

— С какой же еще проблемой можно было столкнуться? — спросил я, не на шутку удивленный.

— Не поверишь, Илья, мне пришлось успокаивать членов своей бригады…

— Что???! Не понял!! — недоумевающе спросил я.

— Представляешь, молодые здоровые мужики в этой запредельно неординарной ситуации оказались полными размазнями, от них не было мне никакой помощи, даже морально никто из них меня не поддержал, не только как руководителя, но и как женщину, — тихонько всхлипывая, рассказывала Полина. — Они сначала естественно пробовали безуспешно связаться со своим близким, потом начали бегать по вагону и смотреть в окна, перебегая от одного к другому, и пытались хоть что-то рассмотреть в этой кромешной и пугающей тьме, а через некоторое время начали вообще кричать что-то несуразное, а потом…

В этот момент Полина оказалась почти в шаге от того, чтобы зареветь навзрыд, но я вовремя обнял ее как можно нежнее с целью успокоить и добился успеха, и она смогла продолжить.

— Понимаете, ребята, они начали вести себя как настоящие придурки или сумасшедшие, кричали, что «нам конец», что «мы все здесь подохнем» и все в таком духе. При чем, они не просто кричали, они издавали истошные вопли, голосили, как бабы плакальщицы на похоронах…

— Подожди-ка, Полина, а почему сейчас в вагоне так тихо, как в могиле? — вдруг спросил Геннадий. — И, кстати, где все твои коллеги?!

— И правда, Полинушка, почему же так тихо? — тоже насколько возможно ласково проговорил я, — сам я как-то сразу не обратил на это внимания.

— Почему?! — ухмыляясь, и как-то растерянно ответила женщина, и спустя пару секунд продолжила, — потому что один из них сейчас лежит в купе свернутый калачиком, пребывая в глубоком шоке, он только и делает, что тихонько стонет, я больше к нему не подходила, бесполезно, он не реагирует ни на что. Что касается двух других, то… их уже нет… они оба мертвы…

— Что?! Как это?! Я не совсем понимаю… Ты сейчас сказала «мертвы»?! — до крайности удивленный спросил Геннадий.

— Вы можете мне не верить, но это именно так, два других совершили самоубийство…

— Что???!!! Дорогая моя, ты это серьезно???!!! — спросил я, поистине удивленный до предела.

— Да, они оба там, в кладовой… один с перерезанными венами, это он сам себе сделал кухонным ножом… другой повесился на веревке, зацепленной за крюк… Я сама в шоке, мало мне проблем, а тут еще это… Поэтому я безумно рада, ребята, что вы появились… — проговорила Полина и снова прижалась ко мне.

— Да-а, ситуация… — начал говорить я, — у нас в вагоне все совершенно иначе, все себя держат в руках, и никто из нас, даже Наталья Петровна, не сходит с ума и не бегает по вагону с воплями. Мы все относимся к происходящему трезво и с должным спокойствием, потому что ничего изменить не в силах, а рассудок нам еще понадобится, чтобы по возможности разобраться во всем этом.

— Ну, значит, у ваших коллег более крепкие нервы…

— Полина, я думаю вот что, — неожиданно заговорил Геннадий, — на тех, кто остался в этом вагоне, мы смотреть не будем, в этой ситуации это просто бессмысленно, да и помочь мы им уже не сможем, посему я предлагаю вам перейти в наш вагон! — что думаешь, Илья?

— Вполне разумно. Здесь тебе и правда нечего делать, особенно одной, — поддержал я предложение коллеги и продолжал, — полагаю, тот третий, который лежит сейчас в купе, недолго протянет и рано или поздно что-нибудь с собой сделает, как я понял, он уже и так далек от реальности. Тебе не стоит об этом беспокоиться, так что пойдем с нами!

— Как же вы сюда добрались, я даже не спросила! — проговорила Полина, улыбнувшись сквозь слезы, пытаясь прекратить плакать.

— Вот пойдешь с нами, увидишь! — бодро сказал я, пытаясь улучшить женщине настроение, а потом протянул Полине свою руку, и она крепко взялась за нее в знак согласия совершить с нами эту прогулку в темноте, едва освещаемой нашим почти разряженным фонариком.

Мы подошли к входной двери вагона, и я уверенным движением открыл ее. Сначала Полина постояла на краю откидной площадки, глядя в черную бездну с явно заметным страхом, а ее лицо выражало удивление. Потом я уверенно сделал шаг наружу и взялся за один поручень, а когда опустил ноги, то тут же завис в царившей повсюду невесомости в полуметре от входа. То, что Полина была не на шутку поражена этим моим трюком, было легко угадать по ее пристальному взгляду на меня и по еле заметному покачиванию головой, обозначающему крайнее удивление.

— Как ты это… — начала было говорить женщина, но стоявший сзади нее Геннадий со знанием дела произнес.

— Представьте себе, Полиночка, это настоящая невесомость, мы с Ильей уже выяснили, что и там и сям, везде вокруг сплошная невесомость и темнота. Но у нас с собой имеется хоть и еле работающий, но фонарь, который поможет нам добраться до входной двери нашего вагона. И прошу заметить, мы можем здесь дышать, никакие скафандры нам не нужны, представляете?…

— Да, ведь правда… дышать… что-то настолько невообразимое… — завороженно произнесла женщина.

— Иди сюда, Полина, не бойся, только осторожно… — сказал я, приглашающе протянув к ней обе руки, на мгновения оторвавшись от поручня, чтобы она не боялась.

Она замешкалась буквально на несколько секунд, а потом решительно переступила за край откидной площадки и, слегка оттолкнувшись, пушинкой перелетела прямо в мои объятия, а я тут же успел одной рукой обхватить ее, а другой ухватиться за один из поручней, чтобы вместе с ней не удалиться от вагона. Потом мы осторожно пустились в обратный путь к нашему вагону, а Геннадий сказал нам, что сейчас вернется, и скрылся за темной дверью багажного. Обратно мы с Полиной, которая продолжала крепко держаться за меня, перемещались медленно и осторожно в течение нескольких минут, а наш тусклый фонарь едва освещал небольшой участок металлической вагонной стены, вдоль которой мы продвигались. Было слышно, как хлопнула закрытая дверь багажного вагона, и прямо перед входной дверью в наш почтовый вагон нас догнал Геннадий.

Сколько радости было у моих коллег, когда мы вернулись не одни, а вместе с начальником соседнего багажного. Все поздоровались с ней и стали одобрительно похлопывать Полину по плечу, а потом, закрыв за собой входную дверь, все вместе в полной темноте направились в наше купе, где разместились на полках, сидя в лучах последнего оставшегося в живых фонаря…

— Правильно вы сделали, что привели к нам Полину, — высказала в наш с Геннадием адрес одобрительные слова Наталья Петровна после того, как мы рассказали коллегам обо всем, что произошло в багажном вагоне, — сколько ей пришлось вынести, это же надо, до чего могут опуститься люди, а еще мужики! Никакой твердости духа!

— Но чисто по-человечески мне их очень жаль, они были все-таки моими коллегами, — проговорила Полина.

— Да, милая, конечно, жаль… — поддержала ее Наталья Петровна.

— То, что там случилось, просто уму непостижимо. Ведь мы тоже оказались в аналогичных условиях, но никто из нас не совершил ничего подобного, не сходил с ума и не паниковал. Волновались, думаю, все, но не было даже и намека на панику. Наоборот, все мы насколько это возможно в таких необычных обстоятельствах, адекватно реагируем на происходящее, — проговорил Степаныч.

— Кстати, Гена, а что ты делал в багажном, пока мы с Полиной возвращались? — прервав Степаныча, спросил я с естественным подозрением.

— Ничего не делал, просто вернулся посмотреть… так на всякий случай, а что? — спокойно ответил Геннадий.

— И что же ты там увидел? — с явным безразличием спокойно спросила Полина.

— Все то же самое, что видела и ты, только знаешь, Полина, не хотел говорить, но твой третий напарник тоже оказался мертвым, я нашел его бездыханное тело в купе, очевидно от дикого страха не выдержало сердце, — ответил Геннадий.

— Обширный острый инфаркт миокарда в таких чрезвычайных жизненных обстоятельствах с высокой вероятностью мог послужить непосредственной причиной развития острой сердечной недостаточности, остановки сердца и как следствие неминуемой смерти, — утвердительно констатировал я, вспомнив, что я все-таки врач, — он-то еще какое-то время продержался и умер естественным путем, в отличие от своих коллег самоубийц…

— А у него ведь осталась семья, жена, двое детей, которые даже не знают, что с их мужем и папой произошло, — произнесла Полина, отрешенно глядя перед собой.

— Гена, а ты точно его там не того…? — вдруг ехидненько поинтересовалась Наталья Петровна, изобразив характерный символический жест ладонью возле шеи.

— Петровна, ты за кого меня принимаешь?! Как ты могла вообще такое подумать?! Я на подобное не способен! Если хочешь знать, я наоборот хотел оказать помощь этому третьему. Если бы он оставался в живых, я уверен, что смог бы уговорить его перейти к нам в вагон, и вернуть его к жизни, но получается, что опоздал, — слегка раздраженно проговорил Геннадий.

— Ну что ж, друзья, что произошло, то произошло, ничего нам с этим не поделать! Но теперь, когда в нашей компании остались самые стойкие ребята, нам надо серьезно подумать о том, что делать дальше, — продолжал свой прерванный монолог Степаныч.

— Ты прав, Виктор, — ответила ему Наталья Петровна, — но что же мы можем сделать? Попытаться найти выход из этой черной бездны?

— Это было бы непросто, а особенно когда не очень хорошо понимаешь, что нас окружает… и где искать этот выход? Далеко ли он отсюда и существует ли он вообще? — вопрошающе произнес я, обращаясь ко всем сразу.

— Стоит ли его вообще искать? — спросил Степаныч, — вдруг это приведет к изменению условий нашего пребывания в этом месте в худшую сторону?

— У нас скоро фонарь прекратит светить, как же нам выходы-то искать? И знать бы, на какое расстояние распространяется вся эта невесомая тьма, — высказался Геннадий.

— Ты знаешь, друг, мне кажется, что эта тьма простирается не на большое расстояние, — предположил я.

— Почему ты так считаешь? — спросила Полина.

— Воздух… Кроме невесомости здесь есть воздух, некая атмосфера, пригодная для нашего дыхания, а она не может… ну, не должна бы распространяться на очень большое расстояние… Где-то несомненно есть край, некая ограничительная стена… Раз уж мы попали в эту ловушку, то, значит, тут могут иметь место два варианта, либо это сделано кем-то умышленно и мы находимся в огромной замкнутой капсуле, где искусственно создана невесомость для двух наших вагонов, либо мы оказались здесь по чистой случайности, скажем, проехав один из тоннелей кругобайкалки. В нем мог быть кем-то временно открыт некий портал в другое измерение, где все может быть совершенно иначе и не подвластно нашему пониманию. Такие случаи были описаны в истории, нет-нет да происходят… — продолжил я свои рассуждения.

— Ну, Илья, ты опять в свою любимую мистику… — вставил свою пару слов Степаныч.

— Я вот тут все думаю, а почему только два вагона, именно наши, а не весь поезд? — серьезно спросил Геннадий.

— Эта мысль и мне тоже не дает покоя, но пока, к сожалению, невозможно ничего предположить и по этому поводу, — ответил я товарищу, а потом продолжил рассуждения дальше. — Но все-таки, друзья, как же обойтись без мистики, в такой непростой ситуации ни одно из объяснений не может считаться верным, потому что у нас просто нет достаточной информации, чтобы как-то проанализировать все, что случилось с нами, сделать правильные выводы и найти выход из всего этого. Во всяком случае, мы уже точно убедились только в одном — эта темнота для нас не губительна, во всяком случае, пока, а, возможно, и потом не убьет, … Об остальном можно только гадать… безответно гадать…

— Самое главное, совершенно не ясно, что нас ждет впереди, останемся ли мы в живых или с нами произойдет нечто фатальное и, возможно, летальное… — проговорил Степаныч.

— Вот именно, и это тоже, бесспорно… — согласился я со Степанычем, и продолжал. — Тут ничего не поддается никакому логическому объяснению или пониманию… невесомость, в которой можно дышать, отсутствие электричества, а также каких-либо посторонних звуков или шумов. И ты прав, Виктор Степанович, того, что с нами может случиться, нельзя даже и предположить. И для какой цели это все с нами сотворено и кем?

— Мы можем вообще никогда не узнать об этом, — произнесла сидевшая рядом со мной Полина и еще ближе прижалась ко мне. — Жаль, что почту и багаж из наших вагонов теперь никто не получит…

— Ну, Полина, это уж теперь от нас никак не зависит, а посему переживать по этому поводу не имеет никакого смысла, — ответил Геннадий.

— Ребята, я все понимаю, что вы пробуете как-то объяснить эту ситуацию, пытаетесь отыскать решение наших общих проблем, но, может быть, перекусим? — предложила Наталья Петровна, — а то у нас сегодня выдался, пожалуй, самый трудный день в жизни, да и, вижу, всем спать уже хочется, мы же люди, в конце концов…

Предложение начальника нашего вагона мы единодушно поддержали, и в считанные минуты, несмотря на полную темноту, принесли пакеты и сумки со своими запасами и подкрепились тем, что можно было употребить не разогревая. Потом все неспешно разошлись по своим купе, чтобы здоровый крепкий сон уничтожил следы усталости после долгого тяжелого и насыщенного событиями дня. Полина, ласково пожелав мне спокойной ночи, осталась ночевать в двухместном купе у Натальи Петровны, а я направился в свой отсек, где Геннадий уже успел прилечь на свою полку, и едва коснувшись головой подушки, тут же провалился в глубокий сон без сновидений…

Глава 7

Не знаю точно, сколько именно времени я пребывал во сне, но проснулся от резкого яркого белого света, который появился неизвестно откуда и, казалось, заливал все пространство, проникая в наше купе через вагонное окно. Это было настолько неожиданно, что я быстро встал с полки, оделся и мгновенно вышел в коридор. То же самое сделал и Геннадий, выбежав из купе почти сразу за мной. Тут я заметил, что очень хорошо выспался, чувствовал себя бодро и, можно сказать, даже был полон жизненной энергии.

Мощный, по всей видимости, источник света находился явно вне вагона (электропитание у нас в вагоне до сих пор не функционировало), и, судя по тому, что мы увидели через окна, свет этот целиком заливал и пространство вокруг двух наших вагонов, он был там везде, там, где вчера была кромешная темнота. Мы сразу же побежали в купе к Наталье Петровне, чтобы узнать, проснулись ли женщины. Костяшками пальцев я тихо постучал в дверь купе начальника вагона, и услышав характерный щелчок блокиратора дверей и слова «Да-да! Входите, мы уже не спим!», уверенным движением отодвинул подвижную дверь.

— Доброе утро, Наталья Петровна! Привет, Полина! — произнес я, поочередно глядя на женщин, не заходя в купе и оставшись стоять в дверном проеме вместе с Геннадием.

— Доброе, ребята! — ответили обе женщины, а Полина ко всему прочему улыбнулась мне персонально, бросив на меня очень нежный и полный доверия взгляд.

Обе они уже сидели на нижней полке их двухместного купе, только Полина находилась рядом с окном, ярко белым от исходящего снаружи внушительной силы светового потока.

— Заметили? — коротко спросил я.

— Конечно, ребята, интересная и неожиданная перемена, — сказала Наталья Петровна, расчесывая волосы, — но от этого, кстати, электричества-то в вагоне не появилось.

— Да, мы проверяли, свет не включается, все как вчера, — сказал Геннадий.

— Надо бы выйти в тамбур и посмотреть через входную дверь, может быть, что-то да изменилось, этот свет явно идет снаружи, — предложил я.

— Сходите, ребята, но только осторожно! Мало ли что! — заботливо произнесла ВПН.

— Конечно, но вы тоже будьте наготове, не расслабляйтесь, и разбудите Степаныча, — попросил Геннадий.

— Я давно не сплю, — вдруг сказал оказавшийся рядом и позевывающий Виктор Степанович так, что немного испугал нас, — доброе утро всем!

— Ну, ты подкрался, Степаныч, — проговорил Геннадий, шутливо положа руку на область сердца, как будто бы от испуга.

— К выходу вместе пойдем, а дамы пока остаются в купе, — твердо почти приказным тоном заявил Степаныч, на что Наталья Петровна не высказала никаких возражений, кроме одного произнесенного слова «Идите, ребята!».

Мы спокойно, не торопясь, все втроем вышли в тамбур, а потом Степаныч сам открыл входную дверь вагона.

Первое, что оказало на нас воздействие, так это была сильнейшая волна свежайшего воздуха, которая буквально окатила нас троих и, как мне показалось, с шумом, будто под давлением, проникла в коридор вагона через незакрытую нами дверь из тамбура. Воздух чем-то напоминал горный и был без каких-либо запахов, но вдыхать его нам было даже приятно. И, разумеется, этот мощный поток белого света, который от долгого воздействия на сетчатку моих глаз и на затылочные доли коры моего головного мозга, уже начинал постепенно раздражать меня. Тем не менее, я захотел продолжить изучение ситуации, решив проверить, сохранилась ли еще невесомость за пределами вагона. Для этого я легонько оттеснил рукой стоявшего в дверном проходе Степаныча, чтобы тот не мешал мне продвинуться к выходу, взялся за поручни и начал осторожно убирать ноги с откидной площадки одну за другой…

Отлично, здесь ничего не изменилось, обе ноги так же, как и вчера, зависли над бездонной пропастью, только сегодня она была полностью залита этим белым ярчайшим светом, о происхождении которого мы не имели возможности даже догадываться, впрочем, так же как и о возникновении в этом необычном месте темноты и невесомости. И температура воздуха была точно такая же комфортная, как и вчера. Повисев так с минуту, я притянул себя в двери, держась за поручень, и запрыгнул на площадку, а потом мы втроем вернулись обратно в вагон. Степаныч сказал, что изучать обстановку дальше не было никакого смысла, потому что мы пока не имели представления, что еще, кроме яркого света, вдруг охватившего бывшее темное пространство, изменилось в этом новом для нас мире, пока мы спали…

Мы с Геной и Степанычем зашли в купе к Наталье Петровне и Полине, которые уже сидели возле стола и готовились завтракать, раскладывая те немногочисленные продукты, оставшиеся в наших пакетах и сумках. Едва мы зашли, женщины перестали накрывать на стол и вопросительно уставились на нас. Мы, разумеется, сразу же поведали о том, что увидели так сказать за бортом и представили ей наши суждения и скудные выводы. Более полной информации о происходящем нам все еще негде было получить. Пока мы не ощущали со стороны абсолютно никакого воздействия на наш организм, кроме, пожалуй, этого ослепительного белого света на наши глаза, хотя внутри вагона он не казался таким ярким как снаружи, и теперь даже помогал нам быстрее передвигаться по помещениям. Но электричества в вагоне, к сожалению, так и не появилось… Самое неприятное было то, что по той же самой причине невозможно было вскипятить воду, чтобы побаловать себя настоящим железнодорожным чайком с кусковым сахаром…

— Ребята, у меня к вам небольшая просьба, — переглянувшись с едва сдерживающей улыбку Полиной, произнесла Наталья Петровна с какой-то хитрой ухмылкой, будто знала о чем-то больше нас, — раз уже мы продолжаем жить в этих условиях, вы бы хоть печку затопили… угля-то у нас навалом, зажигалки имеются, воды тоже пока хватит…

— Черт возьми! Как же мы забыли об этом!!! — почти вскрикнул Степаныч от полной досады, — мужики, называется, а про такую элементарную вещь и не подумали! Это же хоть позволит воду вскипятить и попить настоящего чайку, а может чего и сварить получится!

— Это точно, коллеги! — улыбаясь, сказала Полина.

— И давайте «Доширак» заварим! Хоть горячего поедим! — обрадовано произнес Геннадий.

— Вот что бывает, когда попадаешь в нестандартную ситуацию, забывается даже то простое, что может как-то облегчить жизнь! — улыбаясь, спокойно сказал я, потому что еще одна проблема была решена, пусть и не на все сто процентов, но все-таки…

— Мы с Ильей пойдем на растопку, — уверенно и четко проговорил Геннадий, а потом, обратившись ко мне, сказал, — ты не возражаешь, друг?

— Естественно, нет! — бодро по-военному отчеканил я, и мы тут же направились в котельное отделение, которое располагалось совсем рядом с купе начальника вагона.

Я начал возиться около титана, сначала вычистил жерло от золы, а потом заново положил туда несколько мелких дровишек, кусочки бумаги и при помощи найденных возле титана тонких лучин и зажигалки стал распалять топку. Благо, насыщенного кислородом воздуха было более чем достаточно для поддержания горения. Геннадий в это время пошел за дополнительными порциями угля. Я поджег бумагу, от сильного пламени которой быстро занялись деревяшки, и вот уже в топке заплясал живой огонек. Благодаря ему, в котельном отсеке стало даже как-то уютнее, особенно в сочетании с потрескивающими горящими дровами. Я продолжал постепенно добавлять все больше и больше принесенного Геннадием черного топлива, и пламя стало стремительно нарастать, нагревая воду до так нужного нам кипятка. В сочетании с достаточным поступлением кислорода, разогретый титан гудел, как настоящая деревенская печь…

По всему помещению котельной разносился специфический запах угля, который мне всегда нравился, с самого моего железнодорожного детства. Запах начал постепенно заполнять все помещения вагона, но сей факт никого не раздражал, наоборот, все понимали, что этот исключительно железнодорожный аромат исходит и печки, которая нагреет воду и позволит всем нам, наконец, отведать горячей пищи.

Примерно через час у нас был полный титан горячего кипятку, и мы, наконец, смогли вдоволь напиться чаю и поесть заварной лапши по-корейски, которая в наших продуктовых запасах была в достаточном количестве.

Но, тем не менее, время неумолимо двигалось вперед, а мы так и не понимали, что же все-таки с нами произошло и чего ждать дальше. Если мы попали в руки каких-то злых сил, то уже пора было открыть причину нашего появления здесь и того, что от нас хотят. Если же это какая-то случайность, как следствие природной аномалии, то в этом случае нам будет трудно что-либо понять, если только самим не приступить к изучению такого необычного окружающего пространства, неизвестно кем созданного вокруг наших вагонов.

— Наталья Петровна, — обратился к ВПН Степаныч, когда мы закончили трапезу и пребывали в приподнятом настроении, мило беседуя на отвлеченные темы, будто ничего и не произошло, хотя повода для веселья особенно не было, — я вот тут подумал, давайте хотя бы попытаемся обследовать пространство вокруг вагонов. Что-то нам надо делать, чтобы не просто сидеть, сложа руки…

— Каким образом? — спросила Наталья Петровна.

— Ну, например, один из нас будет «космонавтом», мы его привяжем к веревке, и он пустится парить в невесомости, при этом по возможности осмотрит пространство в разные стороны от вагонов, хотя бы на длину веревки, и нам расскажет, что увидел.

— Что могу сказать, друзья? Выходит, что очень темно — плохо, очень светло — тоже плохо… Похоже, здесь нет золотой середины… Для прогулки надо еще темные очки прихватить, потому что этот чертов яркий свет… — произнес я, словно уже согласился полетать в невесомом пространстве на коротком поводке.

— Веревку я принесу, она метров тридцать длиной, крепкая, у меня всегда в запасе лежит, — деловито произнес Степаныч.

— Что ж, тогда неси, я полечу, — вызвался Геннадий, — у меня как раз и темные очки имеются.

— Вообще-то я хотел полетать, — возразил я приятелю.

— Ну что ж, если у нас два кандидата смельчака, то тогда тяните жребий! — шутливо проговорила Полина, глядя на меня взглядом, полным нежности и бесконечного доверия.

Так и быть, бросили монетку, и жребий выпал именно мне.

— Значит, так тому и быть, — сказал я, мысленно готовясь к путешествию на ту сторону, — давай, неси свою веревку, Виктор Степанович.

— Илья, будь осторожен, — подойдя ко мне, ласково произнесла Полина и нежно обняла меня, а я ей твердо пообещал быть предельно внимательным и осторожным.

Глава 8

Через несколько минут я уже стоял на откидной площадке входной двери вагона, крепко обвязанный за талию тонкой, но очень прочной явно синтетической веревкой, которую Степаныч всегда возил с собой на всякий случай. Вот он и наступил. Подойдя к самому краю вагонной площадки, я приготовился оттолкнуться от нее, взявшись за поручни, а мои коллеги все вместе взялись крепко держать конец веревки, чтобы я не мог вырваться и улететь очень далеко. Безусловно, риск того, что узел вдруг случайно развяжется, и я кану в бездну, у меня был и немалый, поэтому во время моего вояжа надо было успевать и осматривать территорию, и очень внимательно следить за удерживающим меня фалом, одновременно крепко держа обмотанную вокруг кулака веревку. На всякий случай…

— Илья, смотри, ты отлетаешь на полную длину веревки, осматриваешься, а потом кричишь нам или дергаешь за фал и мы тебя вытягиваем обратно, чтобы потом ты смог залететь в другую сторону, ясно? — пояснил мне электромонтер.

— Ясно, Степаныч! — коротко ответил я.

Что же, наконец, момент наступил, Геннадий с Виктором Степановичем пожелали мне удачи. Я надел темные очки, еще раз двумя резкими движениями руки дернул за обвязывающую меня веревку, проверяя ее крепость и надежность узла, и как можно резче оттолкнулся от площадки, махнув рукой мужикам, стоящим в тамбуре вагона и держащим в руках конец веревки. Когда я в полете отдалялся от вагона, меня тот час подхватило это приятное и уже знакомое чувство невесомости. Я решил для начала взять направление вперед от вагона и, пока летел, вертел головой в разные стороны, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в этом ярком свете, заполняющем все окружающее пространство. Спустя непродолжительное время меня вдруг резко отдернуло назад от того, что веревка вытянулась на полную длину, а значит, мой путь в эту сторону был закончен. Тогда я, как договаривались, крикнул коллегам, и уже через несколько секунд почувствовал, как меня начали тянуть обратно, но двигался я гораздо медленнее, чем когда летел в эту сторону. Попутно я снова вглядывался через темные очки в яркую белую пустоту в надежде найти хоть что-то, способное прояснить ситуацию, но тщетно. Вскоре я заметил парящие в невесомости наши вагоны и стоящих на входе в тамбур моих коллег, что тянули веревку.

— Ну как? Что-нибудь заметил? — спросил меня Степаныч, едва я оказался рядом с входом.

— Нет, ничего! Совсем ничего, только свет, яркий свет, бездна, полная света… — отвечал я, — и как знать, может быть, то же самое ждет меня и в других направлениях.

— Понятно, Илья, но я даже не знаю, что делать дальше, потому что еды у нас не так много, какое-то время продержимся, а потом… И неизвестно, останется ли потом этот яркий свет или нашу бездну снова наполнит тьма…, — рассуждал Степаныч.

— Да, самое страшное это неизвестность, — задумчиво произнес Геннадий.

— Это точно, друг… и неизвестно, на Земле ли мы сейчас или где-то в космосе, может быть, даже на другой планете, в каком-нибудь инопланетном карантине… Ерунда все это… пока не узнаем, можно гадать бесконечно… — произнес я, готовясь к следующему вояжу, — ладно, мужики, держите крепко, я вверх попробую…

Я проделал то же самое и по направлению вверх, потом вниз от вагонов, но все оказалось безрезультатно, ничего я там не обнаружил, то есть вообще ничего, поэтому после окончания всех неудачных попыток, все мы вернулись обратно в вагон. После рассказа женщинам о нашей неудаче, по просьбе Натальи Петровны мы перешли сначала в зал для сортировки корреспонденции, а потом в кладовую, где все еще лежали недоставленные по назначению письма и посылки.

— Вот и все, коллеги! Как говорится, миссия не выполнена… — с оттенком печали произнесла Наталья Петровна, тоскливым взглядом осмотривая все эти почтовые залежи, которые теперь уже наверняка никогда не попадут в руки адресатов. Вся работа насмарку.

За всю многолетнюю работу на железнодорожном почтамте с ней еще никогда не происходило такого, чтобы ее вагон, ее бригада хотя бы однажды не доставила на станцию хотя бы одно почтовое отправление. Поэтому сейчас все происходящее очень сильно задевало ее профессиональную гордость и в то же время расстраивало, потому что эта женщина была по своей природе чрезмерно ответственным человеком, а сейчас получается, что работа не выполнена. То, что доверено ей людьми для доставки, адресаты не получат, причем не получат никогда, и это происходит в такой умопомрачительной ситуации, когда выполнить доставку почтового груза в принципе невозможно.

— У нас в вагоне тоже много багажа осталось, — глядя на Петровну, произнесла, вздыхая, Полина.

— Все это теперь не имеет никакого значения, потому что обстоятельства сильнее нас, Петровна, и ничего тут не поделать. Я думаю, что и отвечать за это нарушение нам будет уже не перед кем, — с нотками обреченности ответил ей Степаныч, пытаясь немного успокоить своего начальника, — что дальше-то делать будем?

— Ума не приложу, Витя! — спокойно ответила ВПН, при этом сделав глубокий прерывистый вздох, полный истинной тоски, и потом все замолчали, не зная, что еще можно было бы сказать…

В этот самый момент все неожиданно изменилось. Яркий белый свет, целый день наполнявший пространство, вдруг исчез, и его резко сменил темно-красный. Это мгновенно вывело нас из легкого оцепенения, и мы подошли к окну, безуспешно вглядываясь в теперь уже красную бездну. Этот свет раздражал нас не меньше, чем белый, но теперь можно было хотя бы не надевать очки.

— Это явно напоминает какую-то игру с нами, — произнес я, не отрывая взгляда от окна, — чего они хотят добиться от нас? Не понятно…

— Проверяют, наверное, нас на психологическую прочность, — предположил Геннадий.

— В чем же смысл всего этого? Никаких условий нам не ставили, ничего от нас не требовали, издеваются просто они над нами! — в сердцах сказал Степаныч.

— Кто это они, по-твоему? — спросила Наталья Петровна.

— Не знаю, ничего не знаю, — ответил Степаныч, и в его голосе все больше становились заметны нотки раздражения, явно смешанные с негодованием и беспомощностью.

— Не распаляйся, Степаныч, и не расстраивайся, может, у них именно на это и расчет, проверить, выдержит ли наша психика такие условия существования, — допустил я такую мысль, а потом продолжал.

— Вспомни про бригаду багажного, члены которой уже в первые часы обезумели и, не выдержав давления обстоятельств, довели себя до смерти, а мы уже двое суток держимся.

— По-твоему выходит, что все это с нами делают какие-то люди? — спросила Полина.

— Да ничего из этого не выходит, Полиночка, — произнес я спокойно, глядя ей в глаза, — просто мы ни-че-го не зна-ем…

— Полина, извини, мне только сейчас пришло в голову, ведь ты, наверное, беспокоишься о дочке? — вдруг спросила Наталья Петровна.

— Конечно, переживаю, но что я могу поделать? Особенно сейчас? Ровным счетом ничего! Успокаивает то, что доча уже большая, ей и без того очень часто приходится жить у бабушки, а мама у меня еще крепкая, здоровье есть. Да и вообще, они обе давно привыкли, что я подолгу в командировках, но в этом случае, как знать, попаду ли я домой, вообще когда-нибудь… — ответила Полина Наталье Петровне, и мне на мгновение показалось, что она вот-вот начнет лить слезы, но этого не произошло, она тут же взяла себя в руки. «Она, в самом деле, очень сильная женщина. Другая бы на ее месте тут же раскисла бы, одна ситуация в ее вагоне чего стоит, а она…», подумал я и мысленно позавидовал ее стойкости.

Ситуация оставалась практически безвыходная. Из-за этого вскоре мы перестали разговаривать или о чем-то рассуждать, а просто ушли в зал для сортировки писем, где расселись по табуреточкам и какое-то время пребывали в тишине и молчании, погруженные в свои мысли, находясь в плену у темно-красного света, поступающего в зал через несколько небольших вагонных окон с решетками. Потом Геннадий, не выдержав долгого молчания, принялся вдруг рассказывать смешные случаи из своей жизни, которые на некоторое время нас развеселили, а после него то же самое начал делать и вполне переставший злиться на судьбу Степаныч. Это дало остальным немного времени, чтобы отвлечься от происходящего и успокоиться… Как же все-таки железная дорога, конечно, может отвлекать людей от обыденных реалий, но чтобы в такой жесткой форме…

Неожиданно в атмосфере нашего заточения вновь стали происходить изменения. Сначала мы заметили, что на фоне темно-красной бездны появилось что-то светлое, и тот час все разом прильнули к окнам, чтобы разглядеть, что там было-стало. Это светлое оказалось несколькими рядами белых маленьких огней, расположенных в виде прямоугольной сетки. Только находились они, по всей видимости, очень далеко от наших вагонов. Я предложил выйти в тамбур и посмотреть на смену обстановки из входной двери, что коллеги охотно и сделали, и через минуту мы уже толпились у выхода, жадно вглядываясь в бездну, которая снова преподнесла нам сюрприз.

На откидной площадке вагона обзор был существенно лучше, чем из окна, и поэтому, когда мы выбежали туда и присмотрелись, то сразу стало понятно, что сетку с многочисленными рядами огней можно было видеть по всем направлениям, куда ни бросишь взор. Самое интересное было в том, что далекие огни располагались как бы на стене, которая, если брать обзор шире, однозначно смахивала на огромную сферу.

— Вот это ничего себе! — воскликнул от нешуточного удивления Геннадий.

— Получается, что мы все это время находимся в полости огромного шара, внутри которого только невесомость и пустота, да то и дело меняется освещение с одного цвета на другой, — завороженно произнесла Полина.

— Похоже, что именно так оно и есть, — невозмутимо ответил я.

— Меня, если честно, немного жуть берет до мурашек по коже, когда понимаешь и воочию взираешь на то, что оба наши вагона висят в пустоте на таком огромном расстоянии от предполагаемого дна или края этого шара, — проговорил Степаныч, все еще не отрывая взгляда от представшей перед нами завораживающей картины.

— Меня тоже, — почти пропищала Полина своим тоненьким голоском.

— Но откуда тогда взялся мучивший наши сетчатки яркий белый, а потом сменивший его тусклый красный свет? — спросил я, не заметив сказанное Степанычем.

— Неважно уже, теперь хоть что-то стало проясняться, — добавил проводник-электромонтер.

— Ты не прав, старина, думаю, пока ничего еще не понятно, — с полным бесстрастием и спокойствием произнес я, продолжая пристально рассматривать огни, размещенные по стенкам сферы, — но все-таки я не могу отделаться от ощущения, что сейчас нам надо просто терпеливо подождать, уверен, что скоро мы все узнаем…

В тот же миг все разом замолчали, но остались стоять на откидной площадке перед входом в вагон, потому что вид снаружи был настольно ошеломляющий, что отсюда просто не хотелось уходить. Не прошло и пары минут, как картина вновь изменилась. Тусклый темно-красный свет вдруг исчез также внезапно, как и появился, превратившись в обычный свет, и мы, наконец, убедились, что наши вагоны и вправду «висят» примерно в центре огромного шара, покрытого сеткой из белых не очень ярких немигающих огней. Мы рассматривали стены шара, оценивая, что же это может быть, и каковы могут быть размеры всего этого. А что нам еще оставалось делать, кроме, как только наблюдать…

— Этот шар сделан явно из какого-то металла, — проговорил Геннадий.

— О размерах судить сложно, но, думаю, в диаметре метров двести будет, если считать, что мы находимся примерно в центре, — рассуждал я, продолжая медленно поворачивать голову то в одну, то в другую сторону.

— Тогда это без сомнения что-то космическое, — решила Полина.

— Не факт, дорогая Полиночка, такое сооружение можно сделать и в земных условиях, — невозмутимо ответил на ее замечание Степаныч, — вон какие огромные ангары для постройки ракет строят! А тут шар какой-то!

— Только я полагаю, друзья, что незачем кому-то строить такой аппарат на Земле, так что, скорее всего, Полина права, и этот объект вполне возможно находится в космосе, и построен он, как мне, прежде всего, думается, как раз не землянами, а представителями инопланетных цивилизаций, — выразил я свою мысль.

— Не знаю, ребята, можно предполагать все, что душе угодно, но пока мы не выясним истины, что попусту сотрясать воздух, — подвела черту под нашими разговорами Наталья Петровна.

Несколько позже я открыл противоположную дверь в тамбуре и выглянул наружу на другую сторону. Потом аккуратно прямо от двери, пользуясь все еще сохранившейся в шаре невесомостью, поднялся над вагоном, держась за край дверного проема, и посмотрел влево, вперед, направо и вверх, после чего окончательно убедился, что везде вокруг наших вагонов была все та же сфера, освещенная сеткой из ряда огней. Издалека она чем-то напоминала меридианы и параллели, которые часто рисуют на символических изображениях нашей планеты.

— И там везде все то же самое, — сообщил я коллегам, едва вернулся в дверной проем, подтянув себя за один из поручней, и встал на откидную площадку, которую теперь, по моему глубокому убеждению, не надо будет откидывать, чтобы покинуть вагон и спуститься на перрон. Больше никогда…

— Пока ничего до конца не прояснилось, надо уходить внутрь, ребятки, там вроде безопаснее, — призвала нас Наталья Петровна, и все единодушно выполнили ее просьбу, хотя понятие «безопасность» в этой ситуации было совершенно неприемлемо, потому что неожиданно возникшая угроза могла подстерегать нас в любое мгновение…

Глава 9

Спустя несколько минут после размещения в своих купе с естественной человеческой надеждой спокойно посидеть, отдохнуть от постоянно торкающих мозги всевозможных мыслей о происходящем с нами (на этот раз Полина пришла в наше с Геннадием купе), мы внезапно услышали громкий и резкий звук, напоминающий настоящий гудок локомотива, звучавший секунд десять. Сначала это немного сбило нас с толку, потому что мы были крайне удивлены, откуда здесь взяться другому поезду?! Совершенно неоткуда, особенно после того, что мы видели снаружи. Но я тут же вскочил с места, схватил Полину за руку, пригласил с собой Геннадия, и мы все побежали к выходу, чтобы посмотреть, где мог находиться, например, издающий гудок электровоз или тепловоз, не важно, что именно. Когда мы вновь оказались в тамбуре, открыв обе двери на эту и другую сторону, и, стоя на площдках, выглянули наружу, то никакого локомотива, само собой, не увидели, что вызвало у нас несказанное разочарование, потому что в глубине души все же теплилась надежда, а вдруг…

Оставаясь в тамбуре, через несколько секунд мы услышали мощный средней частоты гул, чем-то напоминающий голос, да, именно голос, который доносился отовсюду, причем одновременно и сразу, будто бы по всей сфере были наставлены репродукторы. Спустя полминуты, в тамбур буквально прибежали Виктор Степанович и Наталья Петровна, чтобы узнать, что еще произошло, и остались стоять и слушать, как и мы.

Раздающийся на всю сферу голос (или звук) был громким и низким по тону, но на удивление, схожий со звуками человеческой речи, но создавалось впечатление, что этот «человек» пел какую-то очень грустную песню. И у меня не возникло ни малейшего сомнения в том, что источник этого звука-голоса искусственный, а, вполне возможно, происходит из какой-то электронной машины. Если эта сфера, и в самом деле, представляет собой некую космическую станцию, то я мог быть и прав. Интереснее всего было то, что все мы понимали, о чем вещает этот голос, хотя никаких отдельных слов разобрать было не возможно, их просто не было. Это как песня без слов, немного напоминающая горловое национальное пение эскимосов или чукчей. В эти мгновения меня посетила вполне безумная мысль, что голос, вероятно, слышится у нас в головах. Этого тоже нельзя было исключить, потому что внеземное происхождение этого сферического объекта больше не вызывало у меня никаких сомнений.

Итак, мы слышали голос, который громко звучал, а точнее, пел внутри всей этой огромной сферы, но нам, по какой-то причине, удавалось понимать смысл слов и предложений. Из того, что пело нам это искусственное нечто, мы, в общем и целом, уяснили, что в настоящее время находимся уже не на Земле, что наши тела и то, в чем они помещались (в данном случае оба вагона), были случайным образом выхвачены с нашей планеты и перемещены в эту точку. Вот теперь все мы окончательно убедились, что захват произошол именно в окрестностях станции Слюдянка, как раз в том самом месте, где, согласно легенде, много веков назад пришельцами был сооружен некий портал, благодаря которому можно забирать существ и предметы, которые находились с ними рядом, и затем переносить в эту самую сферу. Голос, разносящийся по всему объему этого шарообразного сооружения, объяснил нам, что такие захваты происходят периодически, по земным меркам приблизительно раз в десять или пятнадцать лет. Все зависит о расположения нашей планеты и других планет нашей звездной системы, потому что сфера располагается на круговой орбите «материнской» звезды позади орбит всех вращающихся возле нее планет, чтобы никому из их обитателей не удалось этот объект обнаружить.

В этот момент я еще подумал, что, выходит, эта сфера, а значит и мы вместе с ней, сейчас находимся где-то приблизительно на внутренней границе астероидного пояса Койпера. Это же чертовски далеко от дома! Если не ошибаюсь, около пяти миллиардов километров, а может и больше! От такого просто с ума можно сойти! Однако такую роскошь я, да и, полагаю, мои спутники, себе позволить не могли, не имели права. В этой ситуации нам просто необходимо было нести ответственность не только за себя, но и друг за друга, а значит, мы буквально обязаны были сохранять присутствие духа, ясное сознание и трезвый ум…

В определенный благоприятный для нее момент сфера направляет мощный пучок энергии в точку на Земле, где также находится специально оборудованное когда-то место приема или, проще говоря, некий принимающий эту энергию контакт. И вот тогда между сферой и планетой создается невидимый человеческому глазу энергетический коридор, по которому и производится перемещение захваченного материала. Это обычно происходит мгновенно, поэтому никто на Земле даже не заметил, как нас похитили с родной планеты.

Теперь я окончательно укрепился в мысли, что именно это историческое событие (сооружение инопланетного контакта возле Байкала в районе поселка Слюдянка) и заставило калуханов отделиться от шаманов и кардинально сменить свое религиозно-духовное мировоззрение. И в этой их новой религии высшее божество бурятов-шаманов Хухэ Мунхэ Тэнгри «Вечно Синее Небо» для калуханов уже наполнилось иным совершенно конкретным истинным, а не выдуманным смыслом. Для них богами, пришедшими с Вечно Синего Неба, стали те самые пришельцы, от которых отщепенцы, возможно, узнали истину, полагая, что она и есть самая настоящая и единственная. Поэтому в последствие калуханы в течение многих веков поклонялись и продолжают поклоняться своим новым богам, при этом, совершенно не имея представления о том, в какой точке Вселенной эти самые боги проживают…

Голос, наполняющий каждый кубический сантиметр сферы, нам также пояснил, что место, где мы в данный момент находимся, является своего рода транспортным средством, перевалочным пунктом, неким шлюзом, посредником между разными мирами, а одновременно с этим призванным подготовить существ к переходу в другое пространственно-временное состояние…

На этом голос прервал свое «пение», будто давая нам время прийти в себя от услышанного, а его эхо, которое в течение всего времени вещания раздавалось по всему внутреннему пространству сферы, почти мгновенно растворилось в шарообразной бездне, оставив после себя глубокую мертвую тишину. Мы так и остались стоять в тамбуре, пребывая наедине со своими мыслями, пытаясь нашими примитивными мозгами переварить сказанное нам сферой и как-то осознать, куда это занесла нас «извращенка судьба» (по-другому не назовешь!). Но в наших головах такая сложная и фантастическая информация не могла сразу уложиться, но, полагаю, на первом месте продолжал оставаться вопрос — «что же нам делать», а на втором — «что с нами будет дальше»?

Прошло несколько минут. Мне удалось отключиться от гнетущих меня мыслей о нашем местоположении, о том, что нас похитили и тому подобном. И тогда я вдруг подумал, что именно сейчас в этом проклятом месте у нас нет никого, кроме этого искусственного интеллекта (разумеется, если это действительно был интеллект, а не примитивная машина, передавшая нам заранее подготовленную информацию), поэтому у нас нет иного выхода, кроме как начать общаться именно с ним. Недолго думая, я перешел ближе к краю откидной площадки входной двери вагона и изо всех сил крикнул в давящую на психику сферическую бездну.

— Кто вы такие? Что с нами будет?

Мои слова, вырвавшиеся из глотки, гулким эхом раздались по всему объему сферы, но ответа на мой вопрос не последовало, тогда я крикнул то же самое еще раз и даже громче, чем в первый, будто бы пытался заполнить своим криком всю пустоту этого огромного сферического объекта…

Ответа опять-таки не последовало, и мы уже молча собрались удалиться в помещения нашего вагона, чтобы отдохнуть в купе, а может и подкрепиться тем, что у нас осталось, как голос неожиданно снова «запел». В наших головах, как и прежде, послышались слова и предложения, и мозг начал в очередной раз послушно впитывать поступающую информацию.

Слушая «пение», каждый из нас узнал, что обратно на Землю мы больше не вернемся, так как это не предусмотрено функциями этой космической станции. В течение первых часов пребывания здесь, начиная с момента захвата с нашей планеты, наше поведение и различные реакции нашего организма изучались и оценивались специальным имеющимся в сфере оборудованием. Теперь можно было догадаться, почему сначала была тьма, а потом белый и красный свет. Голос также поведал, что, пока мы спали, существа без признаков жизни в соседнем вагоне были изъяты и аннигилированы, а все мы, оставшиеся в живых, будем находиться внутри до того самого момента, как нас переправят дальше. После этих слов «пение» снова резко прекратилось…

— Куда это дальше? И что означает это «другое пространственно-временное состояние»? — спросил Геннадий, заранее зная, что никто из нас не сможет ответить на эти поистине риторические вопросы.

— Илья, получается, что мы застряли в этой передряге… навсегда?! — произнесла Полина, и на ее глазах выступили слезы.

— Видимо, так оно и есть, — понуро проронил я, прекрасно понимая, что сказать ей мне просто нечего. — Но что делать, Полиночка, теперь придется продолжать жить в этих новых условиях.

Думаю, после этих слов она не очень-то и успокоилась, но реальность была налицо, и не в наших силах было что-то изменить, поэтому приходилось принимать все как должное.

— Только вот дочка твоя… — начал, было, я и тут же осекся, понимая, что этими словами могу причинить ей душевную боль.

— Чего уж теперь… останется сиротой, — тоном полной безнадежности произнесла она, — попали мы, конечно, по полной программе…

— Насколько я поняла этот «внутренний голос», нам не стоит больше беспокоиться о телах в багажном, — констатировала Наталья Петровна.

— Интересно, останемся ли мы-то сами в живых? — проронил Степаныч.

— Мы уже умерли, когда исчезли там, в Слюдянке и попали сюда в эту консервную банку, — высказала Наталья Петровна почти философскую мысль.

— Заметьте, весьма просторную банку. А вот насчет «умерли», это актуально только для наших близких там, на Земле. Как человеческий организм мы все еще живы… — изрек я с определенной долей цинизма, присущего всем врачам.

— Пойдемте в вагон, будем дальше ждать новостей от этой сферы, раз уж мы их пленники, — немного бодрее, но со всей серьезностью произнесла Наталья Петровна.

— Вот ведь как, еще и наблюдают за нами, изучают, — злобно бросил Геннадий.

— Ну что же, друг, надо видеть в этом позитив, значит, убивать нас пока не собираются, иначе бы давным-давно уничтожили, — тоном знатока ситуации ввернул я, проходя из тамбура в коридор вагона и держа Полину за руку.

— Не известно, что они еще могут с нами сделать в угоду своим экспериментам, — с досадой заметил Геннадий и тоже направился внутрь вагона.

Одна из самых неприятных душевных пыток это пытка неизвестностью. Но именно это сейчас и происходило в наших многострадальных душах, волею трагического случая попавших в это треклятое место. Как знать, может, все это было, в том числе, и частью проверки со стороны инопланетян на предмет того, как мы отреагируем на отсутствие сведений о том, что нас ждет, поэтому и не раскрывают нам полной информации.

Мы в очередной раз разместились на своих местах в вагоне и молча отдыхали в ожидании перемен, и только сейчас я вспомнил, что не помешало бы и перекусить, потому что пищеварительный тракт своим громким урчанием от перистальтики уже некоторое время призывал к этому. Оказалось, что в данный момент всех заботила та же самая проблема. Пришлось сходить на кухню и забрать все, что осталось от наших припасов. После легкого ланча мы решили просто расслабиться и разлеглись на полках. Я был поглощен своими мыслями о происходящем, но при этом понимал, что ровным счетом нечего не смогу ни изменить, ни понять. Оставалось только ждать новой информации от «голоса»…

Прошло примерно часа два или три, точно определить не получилось, да и какая теперь разница! Для всех нас, пленников сферы, время остановилось, перестало иметь значение, превратилось в бесполезную категорию. Тем не менее, именно в этот момент мы снова услышали «пение» голоса сферы, который продолжил знакомить нас с тем, что именно нам уготовано судьбой и, возможно, теми неизвестными «богами», которым на Земле до сих пор поклоняются потомки калуханов. Голос вещал, что нам еще предстоит находиться здесь какое-то время, пока не закончится наше изучение и обследование, а это значит, что нам нужно поддерживать функции организма на должном уровне, поэтому нам будет предоставлена пища.

— Ну, наконец-то, догадались, а то мы скоро просто умерли бы здесь от голода, и этим инопланетным умникам некого было бы изучать, — с явным несколько злобным сарказмом пробормотал Геннадий с ухмылкой на лице.

— Ты, друг, вообще задумывался о том, что они могут нам предложить, если не имеют ни малейшего представления о вкусовых предпочтениях землян? — спросил я у Геннадия.

— Почему не имеют, может быть как раз, имеют, наверняка, у них многократно более развитая цивилизация, — парировал он.

Между тем, «голос» продолжал «петь» о том, как именно мы получим свое питание, которое, по его словам, было очень питательным и приемлемым по вкусу. Все оказалось просто, непонятно откуда прямо ко входу в наш вагон с одной из сторон подлетел с виду металлический ящик, размером с большой туристический чемодан, где, как мы понимали, находились продукты питания. После окончания «пения» мы с Геннадием вновь оказались на откидной площадке вагона и перенесли в купе Натальи Петровны этот увесистый ящик, полученный в дар от пришельцев.

Нам очень легко удалось открыть его, и мы начали не спеша и осторожно разбирать то, что там содержалось. Ведь никогда не знаешь, что приготовили тебе братья по разуму, которых мы никогда не видели, и которые вряд ли имеют полное представление о том, чем питаются представители человеческой расы. Но, насколько я успел заметить, космические «братья» особенно не мучились при выборе блюд для удовлетворения наших гастрономических потребностей, потому что в ящике мы не обнаружили ничего привычного для человеческого глаза. Но зато отыскали какие-то брикеты, завернутые в материал, по ощущению что-то среднее между нашей фольгой и вощеной бумагой, а также похожие на пластиковые бутылки емкости с жидкостью, по вкусу и ощущениям напоминающие фруктовый сок, только не понятно из какого именно фрукта он был выжат.

Каждый из нас взял по брикету и начал с нетерпением разворачивать упаковку, внутри которой содержалась какая-то обезличенная масса без запаха, которую совершенно нельзя было как-то идентифицировать. Но голод брал свое, и мы, долго не думая, начали откусывать от брикетов кусочек за кусочком, сначала осторожно, а потом, распробовав, все чаще и увереннее. Надо сказать, на вкус эта масса была необычайно приятна, и по консистенции напоминала творожную массу или студень. Мы все съели по брикету, потом по второму, запили «соком» из бутылочек и как это ни удивительно по-настоящему, что называется, наелись до отвала. Выходит, эта масса была очень сытной, а о пользе для организма мы пока не думали, время покажет. С учетом того, что в ящике оставалось еще достаточно этих чудесных брикетов и бутылочек с жидкостью, этого нам хватило бы примерно на пару суток.

— Ну как, друзья, все сыты? — спросила Наталья Петровна по окончании трапезы, на что все дружно ответили положительно.

— Надо думать, что они нас должны здесь продержать еще как минимум пару суток, учитывая то, сколько осталось продуктов питания, — бодро проговорил я, довольный тем, что сытно поел, а это в нашем неясном положении было не последним делом.

— Почему ты так думаешь? — спросил Гена, — они могут позднее еще еды принести.

— Вполне возможно, Гена, кто знает? — без энтузиазма ответил я.

— Кстати, ребята, у нас до сих пор нет электричества, и холодильник не работает, — начала говорить Полина, — а интересно, этот наш запас пищевых брикетов надо замораживать или пусть остаются в ящике?

— Полагаю, что не надо, иначе бы нам об этом сказал «голос», да и не похожи они на скоропорт, так что пускай хранятся в родном ящике, согласны? — спросил я, обращаясь ко всем.

— Да, пусть лежат! — коротко бросила Наталья Петровна, а потом предложила всем снова отдыхать, потому что делать все равно было нечего.

— Друзья, а дальше-то что? — неожиданно задал Виктор Степанович свой вопрос, пожалуй, навсегда ставший риторическим, и, разумеется, никто ему не ответил, потому что, как и прежде, никто из нас просто не знал что сказать. Кроме того, еще и потому, что все были сыты и беспредельно довольны тем фактом, чтобы в данную секунду еще и раздумывать о нашем положении. Да, такова природа homo sapiens, самые древние человеческие потребности всегда берут верх!

После этого в прямом смысле инопланетного обеда прошло, судя по всему, немало времени, которое каждый из нас проводил так, как считал нужным. Казалось, все как-то уже и забыли о том, что с нами происходит, возможно, по той причине, что, в самом деле, измучились от этой гнетущей реальности, устали пребывать в состоянии постоянного стресса. Наша нервная система требовала отдыха, и мы вели себя так, что, глядя на нас со стороны, наблюдателю могло бы показаться, что бригада почтового вагона штатно едет от одной станции до другой, выполняя свою работу железнодорожных почтальонов. Кто-то из нас читал, как Наталья Петровна, кто-то разговаривал на разные жизненные темы, например, как мы с Полиной и Геннадием, сидя в одном купе, кто-то предался сну, как Степаныч. Сейчас нам действительно как воздух необходим был душевный отдых. Но доверяя своей природной интуиции, в настоящий момент я инстинктивно чувствовал, что впереди нас ждет еще немало удивительных и необычайных событий, гораздо более значимых для нашего будущего…

После той инопланетной трапезы по земному времени и согласно нашим все еще действующим биологическим часам прошло примерно двое суток. Освещение в сфере больше не менялось. Как и до этого мы продолжали спокойно и невозмутимо отдыхать и питаться сытными брикетами из подаренного нам ящика, запивая приятную на вкус пищевую массу ароматным «соком» из неизвестного нам фрукта. Голос сферы все это время молчал, как будто выжидал необходимое время, и вместе с ним ждал и я, убежденный, что скоро, очень скоро в нашей судьбе наступит переломный момент…

В тот день или ночь мы как обычно занимались своими делами, как вдруг, голос сферы вдруг снова «запел», и мы в ту же секунду превратились в одно большое внимание, чутко вслушиваясь в каждое слово, произносимое в наших головах. Нам сообщалось, что, наконец, настал тот момент, когда мы покинем пределы этой сферы, чтобы, как и было обещано, в последствие перейти в другое пространственно-временное состояние.

— Как это произойдет? — громко крикнул в пустоту Геннадий.

Голос после недолгого молчания продолжил свою низко-тональную «песнь», и так мы узнали, что нам не стоит об этом волноваться, потому что все произойдет так же, как и всегда случалось с теми, кто побывал в этой сфере. И при этом нас очень удивило, что этот голос еще и пожелал нам удачного перемещения, правда, не уточнил куда именно.

Мы были чрезвычайно ошеломлены и поэтому все-таки немного нервничали, находясь в абсолютном, но легко объяснимом, замешательстве, потому что никто из нас никогда в жизни не похищался пришельцами, а в данных обстоятельствах эта чертова сфера к тому же еще и не являлась окончательным пунктом нашего путешествия. И это несмотря на то, что мы и так уже находились на огромном расстоянии от нашего дома, родной Земли, на круговой солнечной орбите где-то среди астероидов так называемого пояса Койпера.

Неожиданно всем нам смертельно захотелось спать, да так, что мы, спустя несколько секунд попросту отключились, а я, Полина и Геннадий едва успели прилечь на полки в купе. В последние мгновения перед тем, как меня покинуло сознание, я заметил, как закрывает глаза засыпающая Полина, а в моей туманной голове молнией успела промелькнуть мысль: «Пустили усыпляющий газ», и потом я рухнул на вагонную полку как подкошенный, чувствуя, что теряю сознание, и тут же безвольно провалился в пустоту небытия…

Глава 10

…Точно не знаю, сколько именно времени спал, но очнулся я с благостным непередаваемым ощущением, что уж точно выспался на всю оставшуюся жизнь. Медленно открыв глаза, я сразу ясно почувствовал воздействие на себя яркого белого света, только на этот раз он не был раздражающим, как в сфере, а даже очень и очень приятным. Оценив окружающую обстановку, я осознал, что лежу на кровати на нереально мягком и нежном для тела матрасе, одетый в белый халат из какого-то по телесным ощущениям нежного материала. Подняв голову, я огляделся. В глаза мне тут же бросилось размером с небольшую комнату кубовидное помещение с белыми стенами полом и потолками, но почему-то без единого окна и даже двери. Кроме сооружения, которое я идентифицировал как кровать, на которой в данный момент собственно я и лежал (и до этого видимо спал) в комнате не было ничего похожего на уютную домашнюю или хотя бы гостиничную обстановку. То есть я не увидел ни стола, ни стула, и вообще ни единого предмета интерьера для создания уюта в помещении.

Пробуждение с каждой секундой возвращало меня в реальность, и я уже стал думать и прикидывать, что же могло со мной произойти, нет, с нами произойти! Я вспомнил о том, кем я был раньше, до того, как пошел на свою новую работу железнодорожным почтальоном. Конечно, не забыл о Полине, о наших вагонах, о Наталье Петровне, Геннадии и Степаныче, с которыми проехал пол России по Транссибирской магистрали, намереваясь увидеть Владивосток и Японское море, но вместо этого необычайнейшим образом оказался в огромной сфере инопланетного происхождения, где была одна сплошная невесомость. Кстати, как же я не обратил внимания, ведь в самих-то вагонах невесомости не было, а поддерживался привычный уровень гравитации, как на Земле. Это было, в самом деле, удивительно. Но как-то все это странно, где же все мои друзья? Почему мы не вместе? Может быть, всех их оставили в сфере, а меня куда-то переместили? Но это же нонсенс, мы должны были быть вместе, раз уж мы были похищены из одной точки, и в сфере мы тоже находились вместе под одной вагонной крышей.

Голос сферы однажды «пропел», что в ближайшее время нас подготовят к переходу в «другое пространственно-временное состояние», это я хорошо запомнил, но что это могло для нас означать, вот важный вопрос, который пока еще покрыт большой тайной! Вполне вероятно, что мои друзья находятся сейчас в точно таких же комнатках, как и я. Но что все это означает? Временная изоляция? Плен? Продолжение процесса изучения пришельцами возможностей нашего организма? Что?! Многократно проверенная годами моя интуиция подсказывала, что я скоро все узнаю и пойму, а главное, меня настойчиво не покидало ощущение, что я увижу и Полину, и всех своих друзей по несчастью, и встречусь с ними уже совсем скоро…

Судя по тому, что происходило с нами в сфере, а именно, нас не уничтожили, более того, пусть не сразу, но все-таки обеспечили питанием, вполне логично, что и здесь инопланетяне с нами поступят также гуманно. Другой вопрос, здесь это где? Куда всех нас переместили? Далеко ли от нашей Солнечной системы? То, что мы уже не в ее пределах, это было мне сразу понятно. Неизвестность… и здесь тоже начинается ожидание через неизвестность…

В раздумьях я пребывал еще какое-то время, точно не понимая, который теперь час, мои биологические часы совсем сбились с ритма, и вообще не могли определить что сейчас, день или ночь, утро или вечер. К тому же мой пищевой голод уже давно и громко и настойчиво заявил о себе тем, что мои кишки решительно бились в перистальтической истерике, требуя получить хоть немного съестного, чтобы не работать вхолостую. В этот момент передо мной совсем неожиданно будто бы изниоткуда возник квадратный белый столик, у которого не было ни единой ножки или подставки, он просто висел в воздухе, как в невесомости, и я даже смог подтянуть его к себе в кровать. Этот столик чем-то напоминал тот ящик с провиантом, переданный нам в сфере.

На столике я заметил несколько хорошо знакомых мне вкусных и питательных брикетов и пару по виду литровых бутылочек из материала, похожего на наш пластик, содержащих жидкость, напоминающую по вкусу приятный фруктовый сок. Эти продукты питания были уже хорошо мне знакомы, и я со зверским аппетитом и нескрываемым удовольствием начал рьяно откусывать от брикета большие кусочки, наспех пережевывать и глотать, запивая «соком», то есть повел себя, как голодный волк. Впрочем, по сути, так оно и было, вернее, я чувствовал себя именно так. У меня вообще создалось ощущение, что я действительно очень долгое время не принимал пищу. И тогда интересно, как же долго я пребывал во сне? Нет, это не важно, больше всего хотелось узнать, где я нахожусь?!

После того, как я дожевал последний брикет и опорожнил обе бутылочки с «соком», а мой пищеварительный тракт получил долгожданное удовольствие и возможность выполнять свою функцию, столик вдруг незаметно исчез. Я же откинулся на подушку в сладостной истоме, которая появляется во всем теле после того, как организм полностью насыщен, и просто лежал, и даже был склонен к тому, чтобы снова вздремнуть.

Внезапно мою легкую полудрему нарушил гудок, похожий на локомотивный, по звучанию сильно напоминающий тот, который мы услышали, когда находились в сфере, только не такой резкий и выше по тону. Очевидно, это был сигнал для привлечения внимания тех, кто должен был что-то услышать или узнать. И действительно, спустя несколько секунд мне в уши начало проникать все то же самое низкочастотное «пение», хорошо знакомое мне и моим друзьям во время нашего пребывания в полости сферы. Вполне вероятно, что все мы все еще продолжаем находиться на орбите Солнца в поясе Койпера только где-то в другом отсеке этой сферы. А почему, собственно, я полагаю, что именно там, а не где-нибудь еще? Кто знает…

Впрочем, если пришельцы усыпили нас в наших вагонах еще там, в сфере, а потом переместили в другое место, то значит, это «пение» и здесь служит для передачи информации таким существам, как мы. Бесспорно, это верный признак высокоразвитой цивилизации…

Мои размышления прервались, когда я начал понимать все, что «говорил» мне уже знакомый всем нам голос. Я воспринимал информацию с предельным вниманием, потому что в этой ситуации она была крайне важна для меня и не только для меня. Думаю, что то же самое сейчас слушали и все мои друзья, которые, скорее всего, находились в таких же условиях, что и я, и, наверное, где-то недалеко от меня. Я просто это чувствовал.

«Голос» неторопливо и монотонно вещал своим низким тембром, а я принимал информацию, которая содержала ответы на мои главные вопросы. Как раз в тот момент, когда голос начал свое «пение», возле стены появилось что-то похожее на висящий в воздухе экран, а точнее нечто схожее с голограммой, и на нем появилось весьма четкое изображение, очевидно для того, чтобы я мог воспринимать информацию, в том числе и визуально. Разумеется, инопланетяне, гостями которых, судя по всему, все мы невольно стали, преподносили нам сведения о своем мире так, чтобы все было понятно нам, жителям Земли. Все, что я понимал словами, отображалось и на этом «голографическом» экране. Поначалу у меня создавалось впечатление, что я смотрю один из своих любимых документальных фильмов о жизни Вселенной, потому что сознание отказывалось верить в то, что я вовсе не на Земле, а именно в том самом месте, которое мне показывают и о котором рассказывают.

«Все те, кто был перемещен с планеты на орбите желтой звезды через посредство сферы, — информировал „голос“, — в настоящее время находятся на одной из планет под названием Аари-Моо в системе звезды с местным названием Наа-Ари. Все это находится в одной из галактик под названием Аари-Ван, расположенной примерно в центре темного пространства Вселенной. Центральная галактика имеет диаметр двести тридцать тысяч световых лет, она спирального типа, а в ее центре, как по обыкновению и в большинстве галактик, находится яркое гало из огромного количества звезд разной величины. Но обитаемые планеты расположены ближе к краю галактических рукавов, традиционно подальше от этого гало и бушующих звездных процессов». Я внимательно слушал, но пока не очень понимал, о чем вообще идет речь, но знал, что надо продолжать принимать информацию, чтобы понять все до конца.

«На вашей планете, — продолжал голос, — это пространство было открыто астрономами и названо „Великой пустотой Волопаса“ по названию созвездия, в области которого находится это место, если смотреть на него с вашей планеты. По единицам измерений ваших ученых она расположена примерно в семистах миллионах световых лет от системы вашей звезды. Здесь эту огромную пустоту именуют просто „Дом“ или на местном языке „Моо“. Одно огромное государство, обширная империя, один гигантский общий дом, огромное сфероидное пространство, границы которого, согласно вашей метрической системе, простираются примерно на четыреста миллионов световых лет, и в составе „Моо“ находятся также восемьдесят три галактики разной формы и диаметра (от двадцати до трехсот тысяч световых лет). Согласно общепринятой во Вселенной классификации галактик, на просторах великого „Моо“ имеется пятьдесят три спиральных, двадцать одна эллиптическая и девять галактик „неправильной“ формы. Все они имеют различные названия, которые пока вам не сообщаем, и свою специализацию в огромной хозяйственно-экономической системе великого „Моо“. Обитаемые планеты, как правило, широко распространены в звездных системах спиральных и элиптических галактик. В неправильных галактиках в настоящее время нет ни одной населенной планеты. Исконной расой на просторах великого „Моо“ являются галланы. Много тысячелетий назад они обследовали все галактики, включенные в состав „Моо“, чтобы определить их возможности для заселения живыми существами. Например, на двадцати двух обжитых планетах нескольких звездных систем галактики Аари-Ван находятся структуры власти и управления этой огромной населенной областью Вселенной. Например, на планете Аари-Моо, где вы сейчас находитесь, расположены учреждения, отвечающие за прибытие инопланетян и за миграцию населения по галактикам всего великого „Моо“. Эта планета не такая большая по размеру, как, например, планета Гаа-Моо в системе звезды Оо-Ари галактики Аари-Ван, где размещаются высший орган власти — совет, на галланском „Моо-Бран“, главное правительство „Моо-Бари“, живет и работает наш император, властитель, хозяин всего великого „Моо“ галлан по имени Моо-Таан. Его власть распространяется абсолютно на все, что находится в пределах великого „Моо“, включая всех без исключения граждан государства, всех планет и галактик. По своему типу государство, существующее на просторах по сути целой империи великого „Моо“, является абсолютной монархией, если объяснять, чтобы вам было понятно. То есть, великий правитель Моо-Таан и царствует, и правит своей огромной империей, он унаследовал власть от отца, а тот от своего отца. Он потомственный галлан, его право на обладание абсолютной властью ни у кого из граждан великого „Моо“ не вызывает сомнений. Разумеется, никто, кроме галланов не имеет права претендовать на службу в каких-либо органах власти великого „Моо“. Однако в крайне редких случаях бывают исключения из этого правила. За выдающиеся заслуги перед государством по личному указанию императора на должности могут назначаться и достойные этого выходцы из других миров, перемещенные в „Моо“. Кроме существования особых планет, где расположены структуры власти и управления, на каждой населенной планете каждой звездной системы каждой галактики действуют аппараты наместников великого правителя Моо-Таана, которые полномочно и самостоятельно решают локальные вопросы. Как обычно, все наместники относятся к расе галланов. Но особый орган при Моо-Бране наблюдает за деятельностью наместников и, таким образом, контролирует их. Это позволяет обеспечивать стабильность власти на такой огромной территории».

Эти слова сопровождались видами роскошного дворца на планете Гаа-Моо и изображением самого великого императора. На вид он чем-то напоминал человеческое существо, но у него была среднего телосложения фигура, высокий рост, примерно метра два, большая голова, круглое лицо, широкий нос и рот почти без губ, черные волосы, глубоко посаженные зеленые глаза. Изображение долго было неподвижным, как фотография, поэтому я разглядел на существе символы власти, а именно, на его голове было надето что-то вроде короны, а на плечах висела мантия, украшенная красивыми разноцветными камнями, по всей видимости, очень драгоценными по местным меркам.

Голос продолжал вещать мне о том, что на моей родной планете (то есть на Земле) «пустоту Волопаса», которую мы видим только с безмерно большого расстояния, называют «самым жутким и мрачным местом во вселенной», но наши земные ученые глубоко заблуждаются, как мы впоследствии можем убедиться сами. На всех планетах и во всех галактиках проживет великое множество живых разумных существ, пребывающих в полной гармонии и единении не только с природой самих планет, но и с космосом всех галактик, расположенных в «Моо». В этот момент на экране появились кадры, изображающие аборигенов и то, как выглядят пейзажи и населенные места разных планет. Конечно, в таком коротком видеоряде невозможно рассказать о таком гигантском оазисе разумной жизни, но кое-что я оказался в состоянии уложить в голове.

Надо сказать, что вид у жителей этого огромного «Моо» был самый разнотипный и разнообразный, от существ, очень похожих на обычных людей до звероподобных созданий. И это все потому, что «Моо» принимает для жизни на своих планетах существ со всех концов Вселенной. Как я уловил из «пения» «голоса», все существа великого «Моо» не находятся в равных правах, и даже в таком огромном мире, как этот, существуют различия между обитателями независимо от расы, происхождения, строения организма и прочего. И здесь тоже имеет место социальное неравенство, строго разделяющее всех существ этого великого «Моо». Так называемые «высшие», по-нашему элита, почти целиком состоит из самых древних родовых аборигенов «Моо» — галланов, «средние» (среди которых подавляющее большинство составляют все те же галланы) и «низших» (целиком состоящих из представителей иных планет и цивилизаций). Представители элиты, как правило, занимаются управленческой деятельностью, решением глобальных государственных вопросов, а порой и банальным времяпрепровождением, получая практически все, что пожелают без каких-либо ограничений. «Средние» являются в высшей степени обеспеченными существами, контролирующими экономику, работу производственных предприятий и сельского хозяйства, и, благодаря этому, обеспечивающие всем необходимым, прежде всего, элиту, а потом и всех остальных жителей «Моо», чтобы они ни в чем не нуждались. Действительно, «низшие» получают все, что пожелают, причем совершенно безвозмездно, потому что средств платежа (в нашем понимании денег) в этом государстве не существует, в них просто нет необходимости. Однако «низшие» обязаны непременно ходить на службу, заниматься какой-то полезной для государства деятельностью (производственной или непроизводственной), но, прежде всего той, которая им нравится или подходит по профессиональным навыкам, чтобы взамен получить почти неограниченный доступ к благам моанской цивилизации. «Низшие», благодаря своему труду на средствах производства, контролируемых «средними», способствуют их процветанию, а значит и благополучию и беззаботной жизни «высших» существ. Главные объекты промышленности и сельского хозяйства расположены на пятнадцати планетах пяти звездных систем в промышленной галактике под названием Буу-Ван. Если пользоваться земной системой измерения космических расстояний, она расположена примерно в трех миллионах световых лет от галактики Аари-Ван, где мы в настоящий момент находимся.

Затем «голос», будто бы зная, что именно я хочу от него услышать, продолжил свое вещание и в итоге ответил на вопрос, который последнее время занимал мои мысли, и, не ошибусь, если скажу, что все мои друзья тоже думали об этом. Почему именно мы оказались здесь? В чем причина таких в самом прямом смысле похищений аборигенами представителей других цивилизаций? В сфере мы слышали о чем-то подобном, но хотелось бы получить развернутое объяснение.

«Мы научились эффективно управлять гравитационным полем, поэтому для нас не составит труда поддерживать в любой точке пространства и на планетах, например, невесомость, в частности ту, которая, позволяла вам и вашему дому на колесах парить внутри сферы. Власть над гравитацией и естественно сформированная чрезвычайно низкая плотность межгалактического вещества в этой области космоса позволяет нам свободно перемещаться между галактиками и планетами, осуществлять эффективную связь между многочисленными нациями и народами великого „Моо“. Нам очень повезло, что в бесчисленных звездных системах каждой из восьмидесяти трех галактик великого „Моо“ существует бесчисленное количество полностью пригодных для жизни планет с различными климатическими условиями. Большая часть из них уже давно обитаема и активно освоена гражданами великого „Моо“. Однако все еще остается достаточно не полностью обжитых планет, а то и таких, которые пока и вовсе не „видели“ разумных существ. Но мы о них знаем, планируем постепенно осваивать. Именно поэтому наше многорасовое и многонародное сообщество постоянно нуждается в пополнении своего населения с одной лишь благой целью расселять созданий с разных миров на свободных планетах великого „Моо“. В связи с этим, мы время от времени перемещаем к нам разумных существ с разных планет и звездных систем Вселенной, география которых с каждым разом расширяется. И нам не грозит перенаселения! Все предметы, которые (случайно или нет) были перемещены вместе с живыми объектами, помещают в специальный музей, чтобы любой гражданин великого „Моо“, имея желание, мог ознакомиться с экспонатами, принадлежавшими жителям разных уголков Вселенной. Несмотря на то, что перемещение особей, как вы уже догадались, носит обычно принудительный характер, вы не должны переживать по этому поводу и воспринимать все происходящее правильно и спокойно. Сам факт вашего нахождения здесь свидетельствует о том, что именно вам выпала огромная честь стать гражданами нашего поистине великого „Моо“ и обрести в этом богатом и безграничном мире благополучие и счастье», — продолжал заливаться низкими звуками «голос», однако на этой пафосной фразе все в одночасье стихло.

Однако после небольшой паузы «пение» возобновилось и сообщило, что на сегодня этого сеанса достаточно, и мне нужен отдых, и уже после этого вещание окончательно прекратилось. Справедливости ради надо признать, от такого восприятия информации в моем организме не ощущалось ни малейшего дискомфорта, не болела голова, и чувствовал я себя даже очень хорошо. Но полагаю, не каждый человек может выдержать такой натиск совершенно новых и необычных для себя сведений и при этом не сойти с ума от всего услышанного и увиденного. Несмотря на то, что мое сознание обычно легко воспринимало любую даже самую странную информацию, в этом случае и мне тоже требовалось время на то, чтобы все хорошенько осмыслить и осознать, особенно тот факт, что мы с моими друзьями помимо своей воли оказались так далеко от дома…

Глава 11

Серое вещество моего мозга напряженно переваривало полученную информацию и заодно прокручивало в голове все, что произошло за последнее время с нами, членами бригады почтового и багажного вагонов пассажирского поезда Москва-Владивосток. Сидя на кровати в белой кубовидной комнате наедине со своими мыслями, целиком занятыми обстоятельствами нашего необычного путешествия, которое благополучно началось на Ярославском вокзале в Москве, прервалось недалеко от станции Слюдянка на берегу озера Байкал и неожиданно закончилось в семистах миллионах световых лет от Земли. Интересно, почему комната была именно абсолютно белая? Это что, каким-то образом символизирует начало новой жизни каждого перемещенного, так сказать, с чистого листа? Возможно! Я бы объяснил именно так… Время в этой белой комнате, как мне казалось, таяло незаметно, впрочем, я и не знал, как долго нахожусь в гостях у инопланетян, а точнее, у аборигенов великого «Моо». Гостями здесь были я и мои друзья по несчастью, если исходить из того, что появление в этой области Вселенной не принесет нам, землянам, ничего хорошего. А если этот чертов «голос» все-таки говорил правду, и на одной из планет этой «великой пустоты Волопаса» мы сможем на самом деле найти счастье… Наше с Полиной… Не знаю… Ох, не знаю… Все зависит от того, как посмотреть на эту ситуацию… Имея теперь уже полное представление о таком выраженном расслоении общества, существующего в мирах этого «Моо», не очень то приходится надеяться на счастье в этой гигантской космической берлоге, особенно, если тебя притащили сюда силой, да еще и без твоего ведома и, тем более, без согласия. В самом лучшем случае тебе светит карьера в социальном слое так называемых низших, которые в поте лица работают на всех остальных граждан «великого «Моо», правда и получают все, что желают, если верить тому, что рассказывал «голос».

Но самое страшное во всем этом то, что мы никогда не сможем вернуться домой на Землю. Это я понял, потому что «голос» в своем потоке информации даже не упомянул о подобной возможности. Тем не менее, при любом удобном случае надо будет поинтересоваться у аборигенов (а то, что мы с ними рано или поздно встретимся, это не вызывало ни малейшего сомнения), существует ли возможность вернуться обратно на свою родную планету. Они, разумеется, спросят, «почему?» А я бы ответил: «Ну, скажем, потому, что жизнь в бескрайних просторах великого «Моо» нам наскучила или же что нам не удалось всецело отдать себя, свой труд и свою жизнь во благо граждан «Моо». Но мое шестое чувство подсказывает, что они в любом случае ответят отказом. Не для этого они нас тащили сюда за семьсот миллионов световых лет, чтобы просто так взять и отпустить с миром. Им нужны новые послушные рабы, причем рабы, считающие себя безмерно счастливыми, получающими все, что им хочется, а посему отдающие все силы для обеспечения жизни и процветания этой густонаселенной галактической местности…

Незаметно моя мыслительная деятельность перетекла в глубокий сон, который нежно принял меня в свои объятия. Я даже успел уловить содержание сновидений, однако они были кратковременными, но яркими, а «кадры» менялись один за другим. Мне снилась Полина такой, какой я ее видел во время нашего путешествия, и будто бы я с ней говорил, очень долго о чем-то говорил, но не удалось запомнить, о чем именно… Потом сон перенес меня в Иланский, и я оказался будто бы в детстве, маленьким. Там была моя бабушка в своих черных круглых очках, которая держала меня на руках, и рядом с ней улыбающаяся тетя, ее большой гостеприимный дом с печкой, и все мои двоюродные братья и сестры. Были во сне и тамошние мои приятели Котька и Аллка, с которым в майском лесу мы собирали березовый сок в бутылочки, а потом его пили. Приснилась мне и моя стрельба по банкам из настоящего охотничьего ружья, сидя в люльке мотоцикла моего дяди. Привиделась и сибирская черемша, и ночное сидение с племянниками у костра возле теткиного дома, а потом сон забросил меня в Иркутск, на берег Байкала, где я кружкой пил воду прямо из озера и ел соленого омуля… Кадры сновидений продолжали сменять друг друга, и вот уже я оказался в моей «Альма матер», медицинском институте, которому отдал шесть лет жизни… во сне мне снова встретилась та самая девушка, с которой я когда-то очень давно испытал самые подлинные страстные и взаимные чувства, и на которой я вскоре женился, но наш, в конечном итоге, бездетный брак продлился всего несколько лет… Потом мне привиделась моя много лет назад умершая мать, но еще молодая и здоровая. Во сне она молча смотрела на меня и, казалось, что она улыбается мне одними уголками рта…

…Разбудил меня «локомотивный» гудок, а все тот же низкочастотный «голос» снова начал вещать. Осколки развалившегося сна мгновенно исчезли из моего просыпающегося сознания, и я опять принялся внимательно слушать, надеясь узнать что-то новое. «Пришло время покинуть эту комнату и выйти в новый для тебя мир. Надо надеть эти вещи», — «пропел» «голос», и в этот самый момент около меня на кровати появилась одежда, на которую я быстро сменил свой прежний белый балахон-пижаму. Это были темно-коричневые штаны из легкого плотного материала и такой же пиджак с застежкой на все пуговицы, вся одежда соответствовала моему размеру, кроме того, для ног аборигены предоставили мне обувь, чем-то похожую на наши ботинки черного цвета из кожезаменителя. Вся наша прежняя одежда и обувь, в которой мы прибыли сюда, очевидно, была просто утилизирована, да это теперь было и не важно. Потом «голос» добавил, что у меня есть возможность привести себя в порядок, умыться и удовлетворить свои естественные потребности. Ведь и правда, я совершенно забыл о том, что это давно пора бы мне сделать. В этот момент на одной из стен открылся дверной проем, через который я попал в небольшую светлую комнату, где я нашел для этого все необходимое. Структурно все было сделано так, как у нас на Земле, даже полотенца чем-то напоминали земные. Вот уж поистине мудрая цивилизация! Создает все для комфортного пребывания своих гостей. После бодрящего умывания в явно настоящей воде я вернулся обратно в свою спальную или гостиную, как ее еще можно назвать.

В следующее мгновение на одной из квадратных стен образовался открытый дверной проем, приглашающий меня выйти из этой комнаты, что я и сделал, хотя, признаться, при этом испытывал изрядное волнение. Мне все еще верилось с трудом, что я и мои друзья находимся так далеко от Земли. Я встал с кровати, подошел к проему, покинул комнату и вышел в коридор, такой же ослепительно белый, как и мое временное жилище, но в остальных стенах не было никаких дверных проемов. Я не знал, куда именно мне идти, но интуитивно направился в ту сторону, куда меня вел свободный проход коридора, я продвигался очень медленно и осторожно. Только моя темно-коричневая одежда выделялась на этом белом фоне. Пройдя несколько метров, я заметил еще один открывшийся дверной проем, и это было как приглашение, значит, мне разрешалось в него войти, что я и сделал. «Удобная пропускная система, и не зайдешь туда, куда тебе не положено» — промелькнула у меня мысль.

Новая комната была в несколько раз больше предыдущей, такая же белая, но в ней не было кроватей, а находились белые кресла, на которых, понурив голову, молча сидели… все мои друзья! В комнате стояла мертвая тишина. Мои спутники сидели наедине со своими мыслями, удобно расположившись в креслах, и не замечали меня, а я тут же заявил о своем присутствии.

— Полина! — почти крикнул я, и все обернулись на мой голос.

— Илья! — крикнула женщина и тут же, вскочив с кресла, бросилась ко мне в объятия.

— Боже мой, это же Илья! — проявляя истинный восторг, воскликнул Геннадий и, сделав пару больших шагов, подбежал ко мне, чтобы пожать руку и обнять.

— Мы уже думали, что ты не появишься, — произнесла Наталья Петровна со слезами радости на глазах, и вместе с Виктором Степановичем медленно подошла ко мне с выражением радости на лице от встречи после неизвестно насколько долгой разлуки.

После радостных объятий и теплых приветствий, наш восторг от встречи немного поутих, мы расселись по креслам и начали оживленно обсуждать последние часы пребывания в этом новом для нас месте, каждый по очереди поведал всем, кто и где находился в последнее время, что слышал и видел. Кстати, одеты мы были все одинаково, в коричневые костюмы, даже наши женщины. «Либо, половое различие для галланов не знакомо, либо все инопланетяне для них существа бесполые, обезличенные», — промелькнула у меня случайная мысль. Оказалось, что все мои друзья находились в точно таких же комнатах, возможно даже где-то недалеко от моей. От вещательных сеансов «голоса» они узнали все то же самое, что и я, и реакция каждого из моих друзей на эту информацию была примерно схожей — изумление, страх, временами депрессия, чувство безнадежности. Но в то же время верх взяло банальное человеческое любопытство, и всех нас неожиданно поглотило удивительное спокойствие, но не от счастья оказаться здесь, а от крайне выраженной безысходности, они, также как и я, приняли предложенную аборигенами еду, и потом безразлично слушали то, что исходило от «голоса».

При этом каждый из нас все-таки ясно осознавал, что мы очень даже реально попали в жуткую и скверную историю, из которой, скорее всего, нам не выпутаться. И теперь всем нам только и оставалось, что готовиться к другой жизни в новом для нас мире, раз уж у каждого из нас хватило стойкости и мужества не спасовать перед трудностями и напастями, возникшими с самого начала нашего заточения в сфере на орбите Солнца в поясе Койпера. Мы не покончили с жизнью при помощи самоубийства как, например, коллеги Полины из багажного вагона. Мы пятеро землян, российских железнодорожных почтальонов, оказались гораздо сильнее по духу, инопланетяне нас забросили на такое запредельное расстояние от родного дома, но мы не впали в панику, не бились в истерике и не сошли с ума. Значит, мы просто обязаны жить дальше, а то, что мы будем вынуждены это сделать на просторах великого «Моо», следовало из полученной от галланов информации, но главными вопросами на сегодняшний день для нас оставались — где жить и как именно жить…

Нашу беседу прервал все тот же «голос», сообщив, что мы должны получить новую порцию сведений о том, что нас ждет дальше. Это сразу привлекло наше внимание, и мы быстро затихли. Пока «голос» вещал, в комнате стояла гробовая тишина, потому что все, что он «пел», мы слышали каждый в своей голове. Так было всегда, с самого начала нашего появления в сфере и продолжалось здесь, на планете Аари-Моо звездной системы Наа-Ари галактики Аари-Ван.

«Мы понимаем, что представителям других планет необходимо время для постепенного привыкания, адаптации к новым условиям, поэтому мы привносим в ваш мозг информацию дозированно, малыми порциями. Это, полагаю, вам всем понятно, — „пел“ этот уже до боли в голове знакомый низкочастотный почти октавистический „голос“. — С этого момента мы будем знакомить вас с нашими условиями жизни. Совсем скоро с вами встретится представитель вашего рода, который был перемещен с вашей планеты, давно живет здесь и служит в миграционном учреждении великого „Моо“. На вашем языке, чтобы вам было более комфортно воспринимать информацию, он ответит на все ваши вопросы и расскажет о том, что вам нужно узнать».

После этих слов мы даже обрадовались, потому что в такой дали от дома увидим нашего земляка, который будет говорить с нами на нашем земном языке, что было бы во много раз приятней, чем постоянно слушать этот чертов «голос» у себя в головах. Через некоторое время в комнату, где мы сидели, зашел человек, да, это был именно человек, он на пару секунд остановился, окидывая нас взглядом, а потом улыбнулся нам широкой и самой приветливой улыбкой, какую я когда-либо видел на лицах людей. На вид он был лет тридцати, стройный брюнет, среднего роста с приятными чертами лица, слегка напоминающими монголоидные, и аккуратной прической. Одет он был не броско, на нем были штаны и пиджак, примерно такой же, как и у всех нас, только цвет одежды был светло-зеленый, а на груди красовался какой-то значок, возможно, это был знак различия, говорящий о принадлежности существа к той или иной структуре великого «Моо». Не знаю, мне подумалось именно так.

— Добрый день, друзья! — радостно произнес наш новый знакомый по-русски приятным мелодичным поставленным голосом, чем-то напоминающим голоса дикторов на телевидении.

Продолжая пристально смотреть на представителя местной цивилизации, мы дружно кивнули в ответ на приветствие и улыбнулись все, кроме Виктора Степановича, который смотрел на него явно без особого интереса.

— Зовите меня Константин, это мое настоящее имя, которое я когда-то носил на планете Земля. Здесь меня зовут по-другому, но вам это пока не нужно знать, потому что за последнее время в ваши неискушенные головы и так пришло чрезвычайно много новой информации, а по земному вам будет проще общаться со мной. Могу сказать, что по национальности я русский, как и вы, и там очень давно я служил в органах государственной безопасности России, а потом случайно попал сюда, в тот момент, когда ехал на поезде во Владивосток к своей тете и проезжал как раз то самое место недалеко от станции Слюдянка. Потом продолжил карьеру на службе в миграционном учреждении великого «Моо» здесь, на планете Аари-Моо. На первое время я буду вашим куратором, наставником, если хотите, чтобы помочь адаптироваться к новым условиям жизни, — произнес он и потом присел в одно из свободных кресел, которое как раз располагалось настолько удобно, чтобы он мог видеть всех нас. — Теперь ваша очередь, представьтесь, кто вы, откуда, чем занимались на своей планете?

Мы стали по очереди назвать свои имена и предельно кратко рассказывать о своей работе на Земле и даже немного о своей жизни. Не все выглядели довольными, потому что никто из нас, по большому счету, не хотел оставаться жить на планетах этой огромной вселенской пустоты, пусть даже и в райских условиях, как обещают нам галланы. Поэтому в манере разговора Натальи Петровны и Виктора Степановича я заметил оттенки грусти и легкой депрессии. Геннадий рассказывал о себе с виду в приподнятом настроении, но это меня собственно не удивило, потому что на Земле его особенно никто и не ждал. Полина о своей жизни говорила, в общем, спокойно, но зная, что на Земле у нее, в сущности, сиротой осталась дочь, я понимал, какими внутренними усилиями давалось ей это внешнее спокойствие. Что толку жаловаться незнакомцу на свои земные проблемы? Ничего изменить все равно нельзя… Тем не менее, я всей душой питал надежду, что молодую женщину немного обнадеживало то, что здесь рядом с ней был я, человек, который в течение всего последнего времени стал ей почти близким. Надеюсь, что это так… Во время своего рассказа, я особенно отметил тот факт, что не так давно мое душевное состояние было настолько скверным, что я почти был готов проститься со своей жизнью, и только переход на работу железнодорожным почтальоном помог мне избежать сей печальной участи. И теперь я надеюсь изменить свою жизнь к лучшему. На последних словах я широко улыбнулся Константину и, глядя на него, стал слушать, что теперь нам скажет наш местный куратор.

— Ну что ж, уважаемые друзья, спасибо за ваши истории, а сейчас я вам расскажу, что мы будем делать с вами дальше, — промолвил Константин.

— Можно вопрос? — вдруг произнес Виктор Степанович, подняв руку, как ученик в школе.

— Разумеется, Виктор! — дружелюбно ответил Константин.

— Мне просто интересно, ты когда-то был в таком же положении, что и мы. И как же удалось преодолеть ностальгию по родной планете, там же кто-то у тебя остался?

— Само собой, по Земле скучал и в течение долгого времени, ведь там у меня оставались мать и отец, и даже была невеста. Но потом все как-то притупилось, прошел адаптацию, начал трудиться, увлекся своей новой работой, новой жизнью, и так уже давно живу здесь. Вот теперь помогаю новичкам. И эта моя работа мне нравится. И потом человек ко всему привыкает, просто надо смириться с ситуацией, которую никто из нас не может никаким образом изменить. Ведь не зря же здесь говорилось, что вам очень повезло, что вы будете жить на одной из планет галактик великого «Моо». Вы не представляете себе, какой это гигантский оазис жизни во вселенской пустыне! И теперь вы тоже его часть, как и я, и как другие граждане нашего огромного «Дома». Надо радоваться и настраивать себя на будущее, но новую жизнь! Кстати, здесь не надо заботиться о пище и досуге, это все предоставляется государством великого «Моо», но все это только для тех, кто исправно трудится на любом поприще, которое сам выбирает. Чем-то напоминает идеологию коммунизма, не правда ли?

— Да, похоже. И денег здесь нет, все бесплатно! Как там было — «от каждого по способностям, каждому по потребностям», — имитируя торжественный стиль, как на митинге, проговорил самый старший из нас Виктор Степанович, который всю свою сознательную жизнь прожил в Советском Союзе.

— Вот именно! Что ж, забывать Землю, конечно, не следует, это наша с вами родина, но и печалиться о том, что вы теперь здесь, особенно не стоит. Подумайте, как давно человечество на Земле думало-гадало, есть ли жизнь на других планетах, мечтало встретить инопланетян, братьев по разуму, то есть совершить, что называется, долгожданный контакт. Вот сейчас с вами именно это самое и происходит! Причем, уже начиная с момента появления в сфере вас и ваших двух почтовых железнодорожных вагонов.

— Константин, я правильно понимаю, нас никто не вернет обратно на землю? — с кажущимся спокойствием, но с обреченностью в голосе спросила Наталья Петровна.

— Об этом, само собой, речи не идет, — невозмутимо ответил ей Константин, продолжая при этом улыбаться, — но теперь ваша главная цель в жизни адаптироваться к новым условиям, чтобы продолжать жить дальше, и заметьте, не просто жить, а жить достойно. Вообще, для людей, да и не только для людей, такая реакция на происходящее, это вполне нормально. Я убежден, что вы привыкните, вот подождите немного. Вам предстоит осваивать этот мир, а я на начальном этапе вам помогу, насколько хватит моих сил и возможностей.

В комнате наступила тишина, очевидно, никто не хотел пока задавать новых вопросов нашему гиду и куратору. Тогда он продолжил говорить сам.

— Ну, хорошо, пойдем дальше. Галланы, исконные жители галактики Аари-Ван, как вы, наверное, уже слышали, когда-то обследовали все планеты всех звездных систем во всех галактиках, входящих в территорию великого «Моо», и, таким образом, начали процесс освоения малых миров, пригодных для жизни. И на сегодняшний день мы имеем то, что имеем. Насчет вашего текущего места положения вы уже немного проинформированы, расскажу кратко о галактике Аари-Ван и звезде Наа-Ари, где расположена наша планета Аари-Моо. Галактика Аари-Ван включает миллиарды звезд, однако разумная жизнь существует только на двадцати двух планетах в четырех звездных системах, название которым Оо-Ари, Наа-Ари, Каа-Ари и Нуу-Ари…

Все, что говорил в тот момент Константин, отражалось на точно таком же неожиданно появившемся голографическом экране, какой был в комнатах, где мы пребывали до встречи с нашим гидом. При общении с этим человеком, думаю, у всех нас на какое-то время возникала иллюзия, будто мы снова на Земле и слушаем интересную лекцию на каких-то курсах повышения профессиональной квалификации по астрономии.

— Пока нет смысла озвучивать вам названия планет всех этих систем, — продолжал говорить Константин, — все по той же причине — вам не стоит сразу резко перегружать мозг новой информацией, иначе вы можете запутаться. Все узнаете в свое время.

— Можно вопрос, Константин? — спросил я.

— Пожалуйста, Илья.

— А сами галланы уверены, что в таких больших галактиках открыты всего по несколько планет, где может развиваться жизнь? Может быть есть еще планеты?

— Насколько я знаю из истории, галланами были обследованы большинство звездных систем во всех галактиках, имеющихся в «Моо», а много времени спустя, все это было подтверждено учеными с помощью специального оборудования. Так что, не стоит беспокоиться о «мертвых» планетах, как знать, может быть когда-нибудь, и они окажутся пригодными для жизни…

Потом Константин продолжил свой рассказ, из которого мы узнали, что на территории всего великого «Моо» все существа говорят на своих языках, которые «привезли» с собой как их носители. Тем не менее, во всех населенных местах, планетах и галактиках великого «Моо» официальным языком является язык галланов, галланский, не нужно его путать со схожим по звучанию названием земного голландского, а точнее нидерландского языка. В свое время галланский вам тоже придется выучить, потому что без его знания нельзя ни жить здесь, ни работать. Это, думаю, понятно, ведь на Земле примерно тот же самый принцип. Если человек переезжает на постоянное жительство в другую страну, то обязан владеть местным языком, иначе ему невозможно будет адаптироваться к местным условиям.

«К сожалению, не всем удается освоить этот в принципе сложный язык. Очень многие жители знают его поверхностно и по большей мере говорят на своих родных языках. Но если вы планируете в будущем занять свое место хотя бы в классе „средних“, то отличное знание галланского языка — это одно из главных условий, и для начала можно выучить разговорный, а писать научитесь позднее», — продолжал наш здешний куратор.

После этих слов Константин с приветливой улыбкой на лице объявил, что прерывает свою лекцию, потому что сейчас нам будет предоставлен обед, и удалился, пожелав всем приятного аппетита, прежде чем покинул комнату. И в тот же самый момент перед каждым из нас возникли уже знакомые нам столики с теми же самыми вкусными и питательными брикетами. Долго не раздумывая, мы дружно навалились на еду и, надо сказать, она, как и до этого, была очень аппетитной, но на этот раз их вкус был другим. Своими вкусовыми сосочками на языке мы ощущали что-то похожее на вкус капусты, мяса, риса, картофеля, овощей, соуса и специй. Лакомые брикеты поглощались нами очень быстро и моментально попадали в наши голодные желудки, чтобы потом обеспечить работой кишечник. Из чего это все готовится, мы не спрашивали, потому что всем было ясно, что это не только вкусно, но и полезно для нашего организма. После уничтожения твердой части обеда, мы запили все съеденное жидкостью, похожей на фруктовые соки из трех литровых бутылочек, сделанных из материала, схожего с нашим пластиком. Когда все было съедено, столики с отходами также мгновенно исчезли.

После такого сытного обеда мы успокоились, даже повеселели, раскинувшись в креслах, а Виктор Степанович даже поинтересовался у вернувшегося назад в комнату Константина, существует ли в таком большом жилом пространстве, как великий «Моо» что-то схожее с земным алкоголем, чтобы расслабиться, отдохнуть от тяжелого труда, например, в свой выходной день.

— Да, пожалуй, — ответил наш куратор, — насколько я знаю, такая продукция существует на планетах великого «Моо», и даже производится в большом количестве, а характер продукта зависит от местности, планеты, звездной системы. Обобщенное название этого продукта жу-сай. Кстати, между планетами существует обмен различными товарами, продуктами, в том числе и такими. Поэтому почти на каждой обитаемой планете можно найти продукцию, произведенную на других планетах из разных галактик.

В своем рассказе Константин также поведал нам, что все крупные предприятия базовой промышленности, а также объекты сельского хозяйства великого «Моо» расположены на просторах пятнадцати планет пяти звездных систем ближайшей к нам галактики Буу-Ван. На девяти планетах в трех звездных системах (Таа-Ари, Гаа-Ари и Раа-Ари) находятся промышленные предприятия, а на шести планетах остальных двух звездных систем (Жээ-Ари, Цээ-Ари) выращивают разнообразную сельскохозяйственную продукцию, потому что именно там самой природой сформированы наиболее благоприятные условия для этого. Все эти предприятия в обязательном порядке поставляют свою продукцию во все населенные места великого «Моо». На планетах других галактик также имеются свои промышленные предприятия и выращивают пищевую растительность, но они не такие крупные по объему выпуска продукции и обеспечивают по большей мере только местных потребителей. Разумеется, вся лекция сопровождалась видеоизображениями, которые давали нам наглядное представление обо всем, что говорил рассказчик.

— Сразу предвосхищу ваш вопрос относительно войн на просторах великого «Моо», — продолжал Константин, непрестанно обводя всех нас приветливым и доброжелательным взглядом, — здесь нигде нет войн, потому что все галактики и планеты великого «Моо» — это единое государство, все части которого очень тесно взаимосвязаны политически, экономически и социально. Тем не менее, для поддержания общего порядка и спокойствия граждан великого «Моо» на местах организованы и постоянно действуют специальные военизированные подразделения (аналог полиции или войск на Земле) под названием «Моо-Кан». Эти группы оснащены самым современным оружием и подчиняются своему наместнику на планетах и соответственно своему главнокомандующему на планете Лоо-Моо звездной системы Каа-Ари галактики Аари-Ван.

— Константин, — вдруг перебил рассказчика Геннадий, предварительно подняв руку, — а почему здесь такая маленькая армия или полиция?

— Такое незначительное количество военных подразделений на огромных просторах великого «Моо» связано с тем, что на огромном удалении от других вселенских миров крайне маловероятно, что кто-то решить захватить нас, а внутри нашей галактической Империи для поддержания порядка и защиты граждан достаточно и этих. И, кроме того, подавляющее большинство граждан великого «Моо» живут в достатке, счастливо и мирно, не враждуя друг с другом. Но если кто-то из граждан по какой-то причине проявит агрессию, то очень быстро будет усмирен силами Моо-Кан, но усмирен, прежде всего, разъяснениями и уговорами. А если это не помогает, то могут быть приняты более жесткие меры, например резкое ограничение возможности использования благ цивиллизации, а это в нашем государстве весьма неприятное наказание.

Потом Константин кратко рассказал о видах существующей в этих краях промышленности, о продукции, которую она выпускает, о видах сельскохозяйственных культур. Оказалось, что здесь имеется столько экзотических предметов и продуктов питания, что на Земле мы себе и представить такого не могли. Впрочем, меня это не особенно удивило, потому что мы ведь находимся на территории высокоразвитой цивилизации, и было бы странным, если бы здесь царила, к примеру, атмосфера земного каменного века. Со временем, надеюсь, мы это все запомним и усвоим более четко, а пока это всего лишь ознакомительная информация.

— Меня, как врача по профессии, интересует, а как на просторах великого «Моо» обстоит дело с медицинским обслуживанием населения? — спросил я без тени иронии.

— Видишь ли, Илья, — начал объяснять Константин, — медицина, если представлять ее в земном смысле, здесь, конечно, существует и очень высокоразвита. Все граждане великого «Моо» являются живыми существами, которые могут чем-то болеть и их надо лечить, но в целом на почти всех планетах во всех галактиках создана такая благоприятная атмосфера для жизни, то есть, полезное полноценное питание, исключительно чистая экология, оптимальные условия труда и прочие элементы. Так что болеют у нас не очень часто. Это, скорее, касается вновь прибывших, потому что перемещают, как правило, совсем случайных существ, о здоровье которых ничего не известно. Если выявляют больных, то их стараются лечить всеми доступными средствами, которых в распоряжении местных эскулапов имеется предостаточно. Опять же у нас открыты многочисленные места отдыха, что-то подобное земным курортам и санаториям. Благодаря почти идеальным условиям проживания здесь очень высока продолжительность жизни, которая достигает предела биологического возраста разных организмов, а кто-то может жить и дольше. Честно говоря, при желании ты можешь пообщаться со своими здешними коллегами и более подробно узнать о достижениях медицины великого «Моо».

Закончив говорить, Константин вдруг предложил нам выйти на улицу, чтобы подышать местным воздухом планеты Аари-Моо, который является на редкость чистым и целебным, собственно как и воздух большинства обитаемых планет великого «Моо». Мы встретили такое предложение с воодушевлением, потому что уже давно не дышали настоящим природным чистым воздухом.

— Кстати, можно спросить, Константин, перед тем как мы выйдем на улицу, — вдруг подняла руку Полина, — а если на всех планетах есть атмосфера, да еще и близкая к земным условиям, как же представители иных планет могут здесь жить и дышать, если у них на родных планетах, например, другие условия?

— Видите ли, уважаемая Полина, — ответил куратор, — не на всех планетах наших галактик и звездных систем условия для жизни одинаково комфортные для всех, поэтому представители миров, где «все по-другому», живут на тех наших планетах, где условия более подходящие для их организма. Например, есть такие планеты, где слишком жарко или слишком холодно, либо такие, где газовый состав атмосферы сильно отличается от привычного для нас соотношения кислорода, азота, углекислого газа. У нас имеется обширная база данных по всем изученным планетам великого «Моо», поэтому прибывшие к нам инопланетяне, и выбирают себе места, подходящие для жизни именно им. Выбор всегда существует, потому что на просторах великого «Моо» планет запредельно много и очень большое количество обитаемых! И все они разные по климатическим и природным условиям, не говоря уже о продолжительности года и суток. Собственно, для этой цели во время перемещения и предусмотрен так называемый карантин, то есть, переходный период для каждого новичка, чтобы выяснить, на какой планете ему будет обеспечен самый оптимальный комфорт для проживания. Вы — земляне, а значит планет с благоприятными для вашей жизни условиями более чем достаточно, позднее можно будет выбрать любую для постоянного проживания и для службы. Например, как я уже заметил ранее, наша планета Аари-Моо также пригодна для жизни людей. Ну что ж, друзья, а теперь давайте выходить на воздух, для начала ненадолго, а потом, по мере углубления вашей адаптации к местным условиям, время прогулок можно будет увеличить…

Мы поднялись со своих кресел, немного размялись и потянулись, чтобы разогнать застоявшуюся в сосудах после долгого сидения кровь, а потом вышли из комнаты в сопровождении Константина. Он повел нас по белому пустынному коридору, а мы молча следовали за ним как малые дети, потому что лишь он знал дорогу. Наше шествие продолжалось минут пять или семь, а потом мы оказались в небольшом белом светлом помещении круглой формы, увенчанном куполом в форме полусферы. По знаку нашего куратора мы остановились и, спустя несколько секунд, заметили, как на стене открывается большой дверной проем. Туда-то нас и пригласил привычным для землян жестом улыбающийся Константин. От внутреннего волнения у меня заколотилось сердце. Надо же, мы на другой планете в иных мирах, на огромном расстоянии от дома! Правда, на сегодняшний день ситуация была такова, что теперь этот огромный мир должен стать нашим новым домом, потому что о возвращении на Землю не могло даже идти и речи. Во всяком случае, именно сейчас…

Медленно и осторожно один за другим мы принялись выходить через дверной проем наружу. Нас встретил необычайно комфортный, свежий и приятный воздух, который можно было сравнить лишь с атмосферой самого экологически чистого района на Земле, то отдаленно. На улице было темно, очевидно наступил вечер или уже была ночь. Все мы здесь давно потерялись во времени. Глядя вокруг, стало понятно, что в этой части планеты сейчас лето. Судя по всему, нас окружало открытое пространство, рядом не было заметно никакой растительности, только здание, из которого мы только что вышли. Наши тела обдавал вечерней прохладой легкий ветерок.

Я глубоко вздохнул и почти машинально поднял голову, взглянув на небо, и был сильно непривычно удивлен. Небо было абсолютно темным, несмотря на то, что в вышине не было заметно ни единого облачка. Я также не нашел там и привычной нашему земному взору луны, или хотя бы чего-то подобного ей. Значит, спутников у Аари-Моо не было, хотя такой мой вывод мог быть совершенно ошибочным. Мы же пока не знакомы со всей астрономической структурой планет этой галактики. Сейчас мы находимся всего лишь на крохотном пятачке нового для нас мира, который нам, землянам, еще только предстояло изучить, постараться впитать в себя его красоту и гармонию, если таковые будут иметь место. Впрочем, это уже на ощущение и вкус каждого, нравится или нет, примем мы этот мир как свой или же никогда не приживемся в этой загадочной, если смотреть с Земли, «черной и безжизненной» пустоте Волопаса.