Бесплатный фрагмент - Ждать у моря погоды

Посвящается:

Моей подруге Наде,

Ее сестре,

Их матери,

Моим родителям,

а также —

Персоналу пансионата «Фея-2» в Анапе, с благодарностью.

И светлой памяти Валерия Николаевича Барановского.

Действующие лица из предыдущих книг:

Наташа Навицкая — экс-капитан ВДВ; писательница, хозяйка «дома со шпилем»;

Ефим Коган, адвокат, владелец юридического агентства КУНИ;

Игорь Никольский — адвокат «КУНИ»

Виктор Уланов — адвокат «КУНИ», муж Наташи;

Белла — бывшая учительница, ныне — адвокат, гражданская жена Ефима;

Геннадий Винтерштерн — родственник Наташи, владелец сети кофеен в Севастополе;

Алиса — сестра Геннадия, владелица сети бутиков и парфюмерных магазинов в Севастополе;

Лэтти — бывшая мачеха Геннадия и Алисы, невеста Геннадия, владелица книжного издательства;

Жанна — ее дочь, школьница;

Игнатий — дворецкий «дома со шпилем».

Новые лица:

Следователь Аверин — ведет дело о преступлении в Джамете;

Следователь Томский — занимается кражей артефакта в Севастополе;

Репин — полковник полиции из Керчи.

От автора.

Все персонажи, события и учреждения, показанные в романе, являются вымышленными. Все совпадения с реальностью случайны.

Автор допускает некоторые вольности в хронологии событий в интересах динамики сюжета. Так, например, шторм в Керченском проливе, парализовавший на 3 дня паромное сообщение, случился в сентябре 2016 года, а события книги происходят осенью 2019 года. Сведений о том, что мост закрывался на время прокладки рельсов, нет. Включив в повествование недобросовестного сотрудника, пропускающего «свояков» через закрытый мост, я никоим образом не хотела бросить тень на людей, работающих у моста. Это вымышленный персонаж, и я уверена, что на самом деле такие там не работают.

***

КРЫМ.

ПЕРЕВОЗЧИК.

Самое трудное оставалось позади. Теперь нужно было всего лишь добраться до порта, зарулить на паром, и через несколько часов он уже будет на месте.

На переправе можно ничего не опасаться — его груз уже никто не ищет, а металл среди металла не зазвенит даже в самой чувствительной рамке. Уже недалеко. Вон уже за холмами синеют портовые постройки и белеет огромный паром — может, на нем он и поедет. Еще немного — и ищи ветра в поле.

Немного беспокоила погода — на ярко-синем небе с утра ни облачка, зато ветер разгулялся не на шутку и только приоткроешь окно — так и хлещет по лицу, как оплеухи раздает. Как бы пролив не расштормился, а то сейчас все помешаны на безопасности, все боятся, «как бы чего не вышло» — чуть что, и сообщение закроют. Если он задержится, дело окажется на грани провала. Жаль, что сейчас у него не такой маневренный транспорт, чтобы половчее проскочить вперед и успеть шастнуть на ближайший паром, пока они еще ходят. Но на громоздком автобусе дальнего следования особо не порезвишься… Остается лишь надеяться на удачу, которая сопутствовала им все эти месяцы. Эх, вывози, кривая!

***
ПОЕЗД САНКТ-ПЕТЕРБУРГ — АДЛЕР

Наташа Навицкая раньше не очень любила дальние поездки по железной дороге. Тогда это было сопряжено со всеми неудобствами плацкартного вагона и невозможностью нормально поспать, помыться и просто хоть какое-то время побыть одной на протяжении двух-трех дней. Кого-то это нисколько не смущало, но Наташа даже в армии, рейдах и «горячих точках» старалась быть опрятной и чистоплотной, и опять же после «горячих точек» иногда испытывала острую потребность в уединении — чтобы никто не толкался, не галдел, не маячил и не дергал дверную ручку. А в старых поездах всего этого не было. «Хуже, чем в тюрьме — запихивали четверых на пять квадратных метров, а если кто-то вез ребенка без отдельного места — то вообще получалось пятеро. Как тут не вспомнить поэта — «Тишины прошу, тишины!"…»

То ли дело сейчас! — Наташа отложила книгу и прикрыла глаза, откинувшись на мягкую спинку своего диванчика в спальном вагоне скорого поезда Санкт-Петербург — Адлер. Конечно, не сравнить — 18 человек в вагоне или 54. И в этом поезде есть прекрасный душ, правда, только в штабном вагоне и нужно записываться в очередь часа за полтора-два, но главное — есть возможность нормально помыться и приехать домой чистой. «Не люблю чеддер» — вспомнила Наташа слова своей севастопольской родственницы Лэтти после знакомства с новым приятелем ее дочери Жанны — футболистом из школьной сборной. На свою беду, парень пришел в гости к Жанне сразу после тренировки, забыв зайти в душ. И, когда Жанна представляла ухажера матери, Лэтти наморщила свой аристократический носик, а после ухода парня сказала про чеддер. Жанна обиженно надулась, но уже минут через пять смеялась вместе с матерью: «Ну, умат! Чеддер! Нормально, зачот!».

В этом Наташа была согласна с Лэтти: нужно всегда быть чистоплотной и не пренебрегать этим.

Именно к своим родственникам в «дом со шпилем» и ехала Наташа. Ее муж Виктор и лучшая подруга Белла с компаньоном Игорем Никольским вели в Севастополе сложный судебный процесс, а другая Наташина родственница, Алиса, готовила к открытию свое новое приобретение — салон красоты, и настоятельно приглашала Наташу на торжественную презентацию. На подмогу Игорю, Виктору и Белле с Наташей в Севастополь ехал Ефим Коган, глава адвокатской конторы «КУНИ», которая в свое время очень выручила Наташу. А Виктор, ради победы на процессе, даже нырял в реку Оккервиль за фигурантом, способным снять с Наташи несправедливое обвинение. «Настоящий адвокат — хоть в омут головой готов, если это поможет ему выиграть дело! — веселился потом Ефим. — Молодец, Витяха, хвалю!».

Спасли ее тогда Фима, Витя и Игорь, спасли. А Белла, подруга по переписке через ФСИН-письмо в те жуткие полтора года, стала лучшей подругой…

— Хорошо, что наши вторые половинки не ревнивы, — сказала Наташа. — А то такого бы себе навоображали насчет того, что мы двое суток едем в одном купе!

— Кто не ревнивый? — Коган, листавший у стола бумаги, опустил папку. — Белка, что ли?! Да у нас с ней вечно такие африканские страсти! То она глазами стреляет, то ей мерещится, что я на кого-то заглядываюсь! Просто на твой счет она спокойна: знает, что тебе все эти гривуазные удовольствия до фонаря, и доверяет!

— Ха, — Наташа села, спустив ноги на пушистое ковровое покрытие, — как Белла, так глазами стреляет, а как ты — то ей мерещится, будто ты засмотрелся! Как ты ловко акценты расставил!

— Профессионализм, — ухмыльнулся адвокат.

Даже в поезде Ефим выглядел так, будто собирался на какую-нибудь пати в стиле «кэжуал опен-эйр» — черные джинсы «Левис», серая рубашка с короткими рукавами — никаких принятых в поезде маек, тонировочных штанов или цветастой ситцевой жути под названием «гавайские шорты», столь обожаемой многими мужчинами разных возрастов. Правда, на ногах все же — не излюбленные остроносые штиблеты, всегда начищенные до зеркального блеска, а мягкие, удобные домашние туфли. «Но все же это совсем не то, что пластиковые шлепанцы на носки!».

— Как твоя книга? — спросил Коган, отложив папку и скучливо поглядывая в окно.

— Сделала тайм-аут. Надо лучше продумать одну из сюжетных линий, что-то она провисает.

Немного помолчали. Навстречу с ревом и свистом пролетел двухэтажный поезд. Замелькали домики, фруктовые сады и поля.

— Вот моя деревня, вот мой дом родной, — пропел Ефим. — И как тут только люди живут? Полустанок «Мняняняцатый километр», возле которого даже не каждая электричка останавливается. Леса да луга да запах коровьего навоза! Можешь закидать меня тапками, но я — закоренелый урбанист, и эту пейзанскую романтику не приемлю!

— Лень чемодан потрошить в поисках тапок, — вяло отшутилась Наташа. — А знаешь, и в провинции есть свои прелести. Разве тебе не понравилось у мамы в Черноречье весной? Во всяком случае, — поддела она, — варенье тебе очень даже понравилось, и пироги хорошо пошли! Да и шашлычок под коньячок на берегу речки тебя воодушевил!

— Зато сигнал там на букву «х», только не хороший, — парировал Коган, — хуже, чем в поезде. Я себя чувствовал янки при дворе короля Артура! А бегать каждый раз на остановку, когда нужно позвонить или принять почту, задолбало. Только ради вас с Белкой и терпел.

Дома за окнами стали выше, проселочные дороги сменились асфальтовыми, замелькали рейсовые автобусы и троллейбусы.

— Длительная стоянка, — посмотрел в расписание Ефим, — полчаса. Как там у вас в армии говорили? Покурить-оправиться? И почему ты не ходишь в тамбур между стоянками? Я парень простой: дал кому надо Хабаровск и курю между вагонами, и кто бы мне что сказал, а ты маешься, ждешь станцию!

Наташа пожала плечами:

— Ничего я не маюсь, нормально могу подождать. А ты, Фима, больно легко Хабаровсками швыряешься.

— Могу себе позволить, — гордо ответил адвокат.

Наташа тоже заглянула в расписание:

— В Россошь уже вечером заедем. Надеюсь, там будет открыт хоть один магазинчик меда на платформе — хочу привезти маме баночку в гостинец.

— И я прихвачу для Белки.

Навстречу поезду промчалась, кувыркаясь, крупная, но, очевидно, легкая рекламная фигура важного карапуза в подгузниках с табличкой «Магазин Счастливый Малыш» в пухлых руках.

— Фигасе ветер, — изумилась Наташа, вспомнив любимое восклицание Жанны, выражающее любые сильные эмоции. — Ты это видел, Фима?

— Видел. Крепления с мясом вырвало, — покачал головой Коган. — Нас хоть с платформы не сдует?

— Тебя — уж точно нет.

— Да и ты не Дама В Голубом.

Поезд постепенно снижал скорость, степенно постукивая колесами. За окнами потянулись вокзальные строения.

Увидев вывернутый наизнанку зонтик уличного кафе и официанток, бегущих за «раскладушкой» с меню и прейскурантом, Наташа и Ефим тревожно переглянулись. Похоже, ветер в Липецке разобрался не на шутку. А что будет дальше, ближе к морю?

***

— Ох, не нравится мне этот ветер! — заорал Ефим, подходя к Наташе с пачкой газет, двумя бутылками «Липецкого бювета» и пачкой печенья. — Если и на Кубани так же задувает, как бы не закрыли переправу! Мост-то, я слышал, пока еще не фурычит! Вот, блин, «штроили мы, штроили…»…

— С мостом все нормально, а прикрыли его временно из-за прокладки железнодорожного полотна, — уточнила Наташа.

— Да мне пофиг, — Коган закурил, заслоняя огонек зажигалки от ветра. — Важно то, что опять придется тащиться на пароме, а если пролив заштормит из-за этого ветра, переправу тоже могут закрыть!

— Типун тебе на язык!

— Лучше типун, чем опоздать на процесс!

— А как же ты с типуном будешь участвовать в прениях?

— Тут уж мне и десять типунов не помешают.

— Нет, ну вот что это такое?! — раздался у них за спиной резкий, немного визгливый голос. Наташа с Ефимом синхронно вздохнули: «О-о-о, Господи, опять этот придурок из пятого вагона! И не надоело ему?».

— Выхожу из вагона прогуляться на свежем воздухе, а должен вместо этого ваш дым глотать! — не унимался лысеющий сутуловатый мужчина лет сорока.

— На платформе курить разрешается, — спокойно сказала Наташа, наступив на ногу уже наливающемуся злостью Ефиму, — вот разрешающий знак.

— Зна-ак! — передразнил пассажир. — Знак вы мне показываете! А что дети выходят побегать и тоже должны вашей вонью дышать — это вас не колышет? Знак стоит, значит, можно совесть терять? Сами травитесь и других заставляете!

В пятом вагоне ехала большая группа детей лет семи-восьми с воспитателями.

— Трогательная забота о детях, — не утерпел Коган, — а не вы ли утром в Ельце ругались с их воспитательницей и грозились написать жалобу начальнику поезда из-за того, что эти самые дети носятся и лазают по полкам, не давая вам спать, и всю постель вам истоптали грязными пятками, дергают двери и развели в вагоне помойку? Напомнить, как вы сцепились с воспитателями? Вы еще сказали, что такое стадо нужно в клетке перевозить, как мартышек, и грозились сбросить с поезда на ходу того, кто еще раз полезет через вас на верхнюю полку! А теперь вдруг с чего-то вы стали защитником детей!

Скандалист угрожающе запыхтел, но тут Наташа потянула Ефима за руку:

— Фима, пошли! Или ты хочешь задержаться в Липецке?

— Фима, — передразнил скандалист, — ох, много воли вам нынче дали!

— Чего?! — рявкнул Коган, сжимая кулаки.

— Не всех вас в войну перешлепали, а жаль! — скороговоркой выпалил скандалист и спешно протолкнулся в свой вагон, ввинтившись в толпу гомонящих детей.

Коган рванулся следом, но проводница остановила его:

— Пройдите в вагон, граждане, поезд отходит через три минуты!

— Ну, подстерегу я этого г… ка, — в купе Ефим никак не мог успокоиться, — пойдет в сортир, а я его мордой в унитаз насую, как кота! Эх, жаль, туалеты сейчас био, чистые, не то, что раньше, вот в старый бы его…

— Сломаешь технику, — предупредила Наташа, — в био посторонние предметы совать нельзя, он даже от салфетки испортиться может.

— Штраф заплачу, компенсирую стоимость ремонта, но этого ушлепка проучу за его язык поганый, помяни мое слово! — ярился адвокат.

Наташа понимала, что сейчас успокаивать и отговаривать Когана бесполезно, да и сама готова была наподдать скандалисту за его слова.

— Расовая дискриминация, — негодовал Коган, шумно хлебая воду из бутылки, — и ведь не докажешь, никто не слышал в вокзальном шуме! Хитрый, гад, знает, как нахамить и безнаказанным остаться! И сейчас, небось, сидит в своем плацкартнике и радуется, что так легко ушел! Ладно, повстречаю я его наедине, — зловеще посулил адвокат.

— Фима, охлади мотор, — попросила Наташа, — а то вместо процесса окажешься в отделении.

— Да я его только слегка жизни поучу, чтобы язык свой скользкий на привязи держал, — заверил ее Коган.

На технической стоянке поезд простоял больше часа. Устав слушать колкости Ефима по поводу вида за окном — заросший, дичающий фруктовый сад, раритетная водонапорная башня, разбитая проселка и стадо коров, флегматично разбредшихся у насыпи в поисках еды — Наташа достала смартфон и вышла в коридор — «Ну хоть сигнал тут есть!».

— Слушай, тут та-акой ветер! — воскликнула в трубку Белла, и Наташа живо представила, как подруга эмоционально округляет черные глаза. — А вид из внутреннего дворика — пусти-вырвусь! Море — хоть картину пиши. Жанна и Лэтти так и делают. Спрятались под навесом от ветра, поставили мольберты и изображают штормовое море. Лэтти говорит: жаль упускать такой вид! Вот же малахольные! А ну как сдует!

Наташа улыбнулась. 35-летняя вдова дяди Вилибалда Виолетта (в семье — Лэтти) и ее 16-летняя дочь Жанна были лучшими подругами, и с трудом верилось, что еще три года назад Жанна была ожесточенным задерганным подростком, а Лэтти мечтала сдать «это чудовище» в интернат для трудновоспитуемых детей.

— У Алисы беда, — продолжала Белла, — представляешь, она решила украсить арку своего нового салона шариками перед открытием, так гирлянду сорвало ветром и унесло!

— Куда? — спросила Наташа.

— Знали бы, куда, уже достали бы. Алиса ломает голову, чем лучше украсить вход, чтобы опять не сдуло.

— А что, ветер очень сильный?

— О, дааааа, — протянула Белла. — С утра сделали штормовое предупреждение. МЧС запретило в прибрежных районах даже на улицу выходить. У Гены пять кофеен обесточило: ветер повалил дерево, оно упало на провода и оборвало их, да еще загорелось от искры. Еле пожар погасили, хорошо, что на здания не перекинулся! Мы с Витькой сидим в кабинете, готовимся к прениям, если судья не захочет их перенести из-за погодных условий. Благо Интернет в твоем доме качественный — и скайп, и соцсети работают прекрасно!

— А как Игнат? — спросила Наташа о дворецком Винтерштернов. Немногословный Игнатий умел появляться словно из пустоты именно когда был нужен, и предугадывал желания хозяев, ведя управление домом со шпилем твердой рукой.

— Все такой же. Ты бы видела, Ната: тут вся дорога, до самого Пятого километра, усыпана ветками, цветами и обрывками венков, а во дворе дома и вокруг него — ни листочка, ни ленточки! Игнатий точно волшебник: как только он это делает?..

— Спроси у него.

— Ага, так он и ответил. Ну как вы едете?

— Стоим, — ответила Наташа, — техническая стоянка.

— Фима там нормально себя ведет — обостренная интуиция цыганки почти никогда не подводила Беллу. — Ни с кем не воюет?

— Нормально, — Наташа оглянулась в сторону купе. Дверь была открыта. Купе пустовало. «Может, пошел на площадку, сделать селфи? А я увлеклась разговором и не заметила…". Навицкая прислушалась, надеясь услышать баритон Ефима из купе проводников или с площадки, но в вагоне стояла сонная послеобеденная тишина. Оба «уголка задумчивости» оказались свободны.

— Будет шалить — ты ему сразу по рукам, — посоветовала Белла, хихикнув. — А я уж ему на месте добавлю!

— Непременно, — пообещала Наташа, попрощалась и вышла на площадку, где скучала молоденькая проводница.

— А он ушел, — ответила девушка на ее вопрос о Ефиме.

— В ресторан?

— Нет, вон туда, — проводница указала в другую сторону. Туда, где находился пятый вагон.

«Фима, ты сам не лучше этого горлопана! Только бы успеть, пока он полвагона не разнес в пылу гнева!».

Наташа спешно заперла купе, пересекла СВ, два купейных вагона и наконец очутилась в пятом, плацкартном. В межвагонном пространстве мрачно курили две дородные девицы в коротких, на грани приличия, шортиках и долговязый парень, щеголяющий в тех самых «гавайских бриджах», больше всего похожих на мятые ситцевые семейные трусы до колена.

— Вы не видели тут мужчину в джинсах и серой рубашке? — спросила Наташа.

— Минут пять назад прошел здесь, нам навстречу, — ответила одна из кустодиевских нимф, благоухая смесью запахов пота, сигарет, семечек и перченого «Доширака». Похоже, в пути эти дамы не обременяли себя мытьем и чисткой зубов, предпочитая потратить это время на еду.

В вагоне было очень тесно, душно и шумно. Наташе показалось, что в проходах и отсеках резвится не три десятка детей, а несметное множество. Они бегали, лазили по полкам, гомонили, ссорились из-за игрушек, эмоционально обзывая друг друга «туалетными» эпитетами и налетали на взрослых. Под ногами валялись игрушки. Судя по запаху, кто-то уже давно забыл вынести детский горшок. Пышнотелая молодуха кормила грудью младенца на боковом месте, не удосуживаясь даже отвернуться или прикрыться и совершенно не смущаясь скоплением людей вокруг. Другая молодая мать с басовито кричащим годовалым карапузом на руках сварливо ругалась с воспитательницами, требуя унять их воспитанников, чтобы она могла уложить поспать ребенка. Две воспитательницы так же раздраженно отвечали ей, что у них дети не хуже, «и вообще, когда ваш пол-ночи всему вагону уснуть не давал, никто не возмущался, мы же с пониманием, а вы вон как!».

Оба туалета были заняты, но из-за одной двери доносились капризное хныканье ребенка и ласковая воркотня бабушки; за второй дверью кто-то, сопя и фыркая, умывался.

Наташа толкнула тамбурную дверь. И сразу увидела широкую спину Когана, а из-за его плеча виднелась бледная до синевы, мокрая от испуганного пота физиономия скандалиста. Ефим крепко пришпилил его за футболку и прижал спиной к стене, а перед его носом держал крепкий кулак.

— Вот жаль, что таких, как ты, ушлепок, в 45-м не всех размазали, — тихо, но угрожающе рокотал адвокат. — И если ты еще раз раскроешь свой поганый рот насчет моей национальности, или рожу скроишь по поводу курения… Ты меня понял? — кулак угрожающе задвигался перед носом скандалиста, багровея ладонью и белея костяшками. — Не слышу: ты все понял?

— Я в полицию… Вас с поезда снимут, — сипел скандалист.

— Давай, беги, только нос я тебе все равно расквашу. Тебе мой нос не нравится, а меня твой бесит. Ничего меня не снимут, я все подходы знаю! Штраф уплачу, а тебе мозги вправлю!

— Фима, прекрати, — Наташа потянула Когана за рукав. — Пошли. Не заводись!

— Я тебя предупредил, — Ефим нехотя выпустил скандалиста.

— А в полиции учтут то, что вы его сами спровоцировали, — обернулась Наташа к присмиревшему пассажиру пятого вагона. — Я, как свидетель, подтвержу!

— Ишь, на СВ катаетесь, ворюги, «новые русские», — донеслось им вслед из-за закрывающейся двери тамбура. Крикун явно хотел оставить последнее слово за собой.

— Завидуй молча! — тренированный долгими годами службы в ВДВ голос Наташи скандалист должен был услышать даже через закрытую дверь.

— Белла звонила, — сообщила Навицкая по дороге в их вагон, — в Севастополе штормовое предупреждение, — она пересказала новости, услышанные от подруги. Над сорванными шариками Ефим от души посмеялся, узнав о рисовании, пригладил холеную шевелюру: «Надо будет посмотреть, что у них получится! Может, не хуже „Девятого вала“!»; об Игнатии сказал: «Респект, наш человек, сразу видно!». Узнав об упавшем дереве, адвокат помрачнел:

— Эх, чует моя чуйка, не избежать нам проблем с этой стихией!

В купе им принесли чай из ресторана, поезд наконец-то отправился дальше, и Ефим указал рукой с бутербродом в окно:

— Ты посмотри, и тут все ходуном ходит! Как бы нам на переправе не зависнуть!

— Может, откроют мост, если пролив сильно заштормит.

— Ага, щас. Работы-то еще не закончены, пока они идут — едва ли по мосту будут пускать транспорт, да и, наверное, из-за погодных условий их притормозят — они же не хотят, чтобы им всех рабочих в пролив сдуло! — Коган поймал падающую с хлеба красную икринку. — Да, похоже, не миновать нам проблем!

***

В Россоши поезд остановился уже вечером, но на ярко освещенной платформе царило оживление. Зазывно выстроились разнообразные посудины с золотящимся при свете фонарей медом в витринах магазинчиков, расставленных так, чтобы двери вагонов открывались как раз напротив них. Толпились коробейники с объемистыми сумками, переносными холодильниками и коробами; сверкали цветные лампочки над палатками с мороженым, водой и прочими товарами, которые могут понадобиться в дороге.

На вышедших из вагонов пассажиров тут же налетели со всех сторон:

— Пирожочки домашние, свеженькие, горячие!

— Фрукты, ягоды! Подходим, пробуем, выбираем!

— Рыба вяленая, копченая!

— Пиво, вода, сигареты! Кому?

— Шали, носочки теплые, шапочки, наколенники!

Торговля шла очень бойко, пассажиры охотно расхватывали горячую еду и местные сувениры; у магазинчиков с медом моментально выстроились очереди. Ефим оказался у окошечка первым и через пару минут уже подошел к Наташе, торжествующе держа две внушительных банки в виде медвежат, одну протянул ей, и тут же протянул коробейнице деньги за пирожки:

— Знай наших, Наташа, со мной не пропадешь!

— Это верно, — пока Ефим покупал мед, Навицкая успела приобрести шаль для мамы, симпатичные шапочки для сестер и носки с уморительными кошачьими мордочками на щиколотках себе и пачку сигарет.

От пятого вагона донеслось знакомое ворчание; Наташа и Ефим обернулись в ту сторону — и прыснули. Скандалист наскакивал на продавщицу пирожков, маленькую круглолицую старушку в белом платочке, и грозился написать жалобу в Роспотребнадзор о незаконной торговле.

— Слышь, мужик! — раздался могучий бас еще кого-то из пассажиров. — Достал, блин, трещишь, как сорока! Нужны пирожки — покупай, нет — так отвали, дай другим купить!

Скандалист опасливо попятился, пропуская двух крепких парней, соседей по вагону, желающих приобрести пирожки.

— Отдохни уже, — посоветовал ему второй крепыш, забирая пакет с пирожками и сдачу, — помолчи хоть малехо, будь другом!

Скандалист зло зыркнул на них и отошел, бубня, что это безобразие — вышел на платформу размяться и подышать воздухом, а тут какой-то базар.

— Он меня уже смешит, — сказала Наташа.

— А меня уже задрал, — ответил Коган.

— Видали? Каково? — видно, уже забыв о стычке в Липецке и инциденте на технической стоянке, подошел к ним скандалист, — только вышел, как налетели со всех сторон, трясут перед носом своим кустарным товаром! А все потому, что находятся лохи, которые у них покупают! Потворствуют незаконной торговле! Вот если бы бойкотировать эту торгашню, да пару раз написать куда следует…

— Я думаю, разрешение на торговлю здесь есть у всех, — неспешно ответил Коган, краем глаза увидев, как двое вокзальных полицейских покупают у мужчины с переносным холодильником по бутылочке минеральной воды и половчее перехватил тяжелую банку меда, — а если кое-у-кого деньги на полпути закончились, пенять надо только на себя, а не срывать злобу на окружающих.

Скандалист присмотрелся, узнал Когана и с обескураженно вытянувшимся лицом ретировался.

Зазвонил Наташин телефон.

— Ну, как ты едешь? — спросила мама. — Все нормально? Где вы сейчас стоите?

— В Россоши. Купила тебе меда. А как ваши дела?

— Очень сильный ветер, прямо шквальный, — вздохнула мама. — У нас в низине потише — горы защищают, а у моря, говорят, просто стихийное бедствие.

Наташа посмотрела на вечереющее небо. Сейчас было относительно тихо. Но в трубке в отдалении действительно доносилось свирепое завывание ветра.

— Поэтому я на всякий случай хочу тебя предупредить, — продолжала мама, — только что по телевизору в новостях прозвучало, что завтра могут закрыть переправу, пока шторм не утихнет.

«Так… Верно чуяла Ефимова чуйка: вот и начались проблемы!».

— Блин! — сказала она.

— Что тут поделаешь, это стихия, — назидательно сказала мама, — с ней лучше не шутить.

— Воображаю, что скажет Ефим, узнав, что все же опоздает на прения!

— Прения можно и перенести, — возразила мама, — а в море в сильный шторм выходить нельзя ни в коем случае. Не вздумайте искать какого-нибудь лихача на катамаране, если паромы перестанут ходить!

— У каждого своя правда, — подумав, сказала Наташа, — конечно, с «девятым валом» шутки плохи, и только сумасшедший рискнет переплывать пролив, когда волны высотой с трехэтажный дом. Но человек, которого уже полгода из СИЗО по судам мотают, дни считает, ожидая, когда закончится этот фаршированный цирк, и ему каждая задержка втрое дольше кажется…

Мать и дочь помолчали. Эта тема была им знакома не понаслышке и до сих пор вспоминалась болезненно. Да, Наташа хорошо знала, как долги дни неволи, как тяжело переносить бесконечные отсрочки, задержки и переносы и видеть, что дело или еле движется, или вообще замерло. А мама хорошо помнила волокиту с передачами и свиданиями, отписки и отговорки чиновников и их равнодушные лица: «У нас все нормально, а на остальных — наплевать!».

— Не думаю, что Ефим очень поможет своему подзащитному, если утонет в шторм, — наконец сказала мама.

— Да, где он еще найдет такого самоотверженного адвоката, — полушутя откликнулась Наташа.

Коган отреагировал именно так, как она и предполагала.

— Если бы это было не из области фантастики, я бы предположил, что этот шторм вызвали судья и прокурор, — досадливо сказал он, — все полгода они ставят нам палки в колеса, под любым предлогом норовят лишить нас слова или отклонить наши доказательства защиты… Но я-то подводные камни хорошо знаю и умею обходить, и на прениях этих засранцев без штанов на улице пустил бы. Может, они духом воспряли, узнав, что я могу застрять в дороге!

— Белла и Витя тоже хорошие адвокаты, — обиделась за мужа и подругу Наташа, — и на прениях смогут держать оборону до прибытия тяжелой артиллерии в твоем лице.

— Мдаааа, — промычал Ефим, — Белка-то молодая еще, необстрелянная…

— А ты вспомни, сколько дел вы уже вместе выиграли!

— А Витька твой только в телешоу такой умный.

— Однако это именно он придумал ловушку на Оккервиль для Вальтера!

— Ладно, сдаюсь. Твоя взяла. Это я от досады ворчу, — Коган был мрачнее тучи. — Ты же знаешь, я не выношу, когда работа тормозит!

— Знаю и понимаю, Фима.

— Главное, если бы только удалось найти того, кто на самом деле украл диадему из музея! — Коган растянулся на своей полке и закинул руки за голову. — Вот что сразу же сняло бы все обвинения с нашего клиента! А так, даже если и удастся вытащить его из изолятора, он будет под подозрением, под колпаком, под дамокловым мечом нового ареста!

— Ищи ветра в поле, — махнула рукой Наташа, — если до сих пор не нашли, то скорее всего диадема уже давно на материке, в чьей-то частной коллекции за семью замками.

— Руки бы повыламывать тем, кто государственное достояние и исторические ценности спионеривает и продает в частные коллекции, — злился Коган, — а покупателям — по башке этой диадемой! Ладно, мы еще повоюем, и я расшевелю идиота-следователя, который, упершись в одну версию, даже не искал других потенциальных похитителей артефакта!

— А он рассудил, как в свое время — Мальцев и Бойцов, — Наташа тоже прилегла на свою полку, — зачем мозг напрягать, прорабатывать еще какие-то версии, других воров искать, диадему все равно уже не вернешь, если она продана в частную коллекцию — к ней, скорее всего, уже никакими путями не подберешься. А Светлов — вот он, под рукой, уже под стражей сидит, ловить не надо, и мотив у него был, и возможность — сойдет на роль преступника, можно особо не париться, а побыстрее скинуть дело в суд и получить премию за хорошую работу!

— И новую звездочку на погоны, — мрачно добавил Ефим, — эх, привернул бы я ему эту звездочку на голую задницу!

Поезд громко стучал колесами по рельсам. За окнами была уже южная бархатная чернота и крупнели яркие звезды. Возвращаясь из душевой в штабном вагоне, Наташа задержалась в тамбуре, пропитанном ароматами из ресторанной кухни — полюбоваться звездным небом.

— Сигнал совсем плохой, — посетовал Ефим, идущий в штабной вагон с полотенцем через плечо и белым пижонским несессером, в котором носил все, что ему требовалось в душевой. — Стартовая страница минут пять грузилась. Да, в Крыму с погодой песец, притом очень полный. Это я еще успел прочитать до того, как Интернет вообще рухнул. В Керчи все дороги, ведущие к порту, запружены, очередь уже за город потянулась, и на мосту работы приостановлены. Прямо как нарочно.

— Может, до завтра погода уляжется, шторм стихнет, — попробовала обнадежить его Наташа.

— Будем посмотреть, как говорил мой дедушка…

*** КРАСНОДАР

В Краснодар они прибыли в полдень. Город встретил их ослепительно-чистым небом, ярким южным солнцем и завыванием ветра, уже холодного даже на юге — сентябрь неумолимо вступал в свои права.

— А в Ростове я чуть было не обрадовался, — Коган проводил взглядом спешащий в Адлер поезд. — Счастливых тебе километров, дружище!.. — адвокат поднял свой и Наташин чемоданы, ловко запулив сигарету в урну. — Как ни странно, но в пять часов утра там было почти тихо, и я подумал, что ты права и ураган успокоился или прошел дальше на север. Ага, как же!.. Тьфу! — Ефим скривился, попав в густое облако пыли. — Советую надеть очки! Как в пустыне, честное слово!

Наташа подумала об ушедшем поезде, вспомнила уютное, обжитое за двое суток купе и пожалела о нем. Прилечь бы сейчас на мягкий диванчик с книжкой, пить кофе и дремать под стук колес, а не увертываться от клубов пыли на платформе, которые атаковали их по пути к подземному переходу, ведущему к автостанции. И пожалела о том, что перед выходом не достала из чемодана ветровку. В джинсах и рубашке-поло она замерзла под резким, уже по-сентябрьски холодным ветром.

— Хочешь лимонада? Могу принести, — галантно предложил Ефим, когда они добрались до посадочной станции для пассажиров с «единым билетом».

— Лучше потом посидишь возле вещей, пока я сбегаю за кофе, — Наташа указала взглядом на симпатичный павильончик, из приоткрытых дверей которого заманчиво пахло свежезаваренной арабикой.

— Ну, а я выпью, — адвокат бросал монетки в автомат «Староминский». — Краснодарский лимонад — это что-то особенное, я такого больше нигде не встречал! Да и от пыли уже в горле першит!

В кофейне пришлось ждать довольно долго. Там оказалось неожиданно много жаждущих кофе — в основном женщины, предпочитающие латте. Буфетчица неустанно жонглировала бутылками с разнообразными сиропами и возилась с питчером, взбивая молочную пену. Когда Наташа попросила эспрессо, усталая женщина посмотрела на нее с благодарностью — наконец-то кто-то попросил обычный кофе, без затей. Она покрутила ручку кофемолки и поставила стаканчик для эспрессо в кофе-машину.

Коган сидел у чемоданов мрачнее тучи.

— Видишь, сколько народа? — обратился он к Наташе, когда она села рядом с ним и размешала имбирь в стаканчике. — Это все тоже по единому билету, с утра ждут, когда будет хоть какая-то определенность. Говорят, переправа закрылась еще в семь часов утра!

— Плохо, — Наташа вытянула ноги. — Что теперь делать?

— Смотритель обещал порешать проблему, — Ефим сердито фыркнул. — Лучше бы не порешали, а решили, правда?

Из общего гула толпы, ожидающей транспорта в Крым, неожиданно выделился знакомый визгливый тенорок. Скандалист кому-то яростно доказывал, что свою очередь он никому не уступит, и на ребенка до года он плевать хотел, нет такого закона, чтобы обязательно с младенцами пропускать, и вообще нечего тыкать повсюду своих отпрысков, лишь бы пролезть вперед, грудному ребенку пирожки еще не нужны, надоело ему все это.

«Этого нам только не хватало, — подумала Наташа, — если он еще и в одном автобусе с нами окажется, беды не миновать: у Фимы уже руки чешутся, да и я задолбалась!».

— Внимание, пассажиры с «единым билетом!» — от диспетчерской к ним уже спешил сотрудник транспортного предприятия.

***

— В связи с погодными условиями переправа в порту «Кавказ» закрылась сегодня в 7 часов утра, — сообщил молодой человек в форменной тужурке и кепке, — а на мосту ведутся работы по прокладке железнодорожного полотна, и проезд по нему автотранспорта временно приостановлен. Поэтому все пассажиры с «единым билетом» будут отправлены в Джамете, в пансионат «Волшебница-2». Будете учиться колдовству, — натянуто пошутил он.

— Я так и знал! — скислился Коган.

— Будем учиться колдовству, Фима, — невесело усмехнулась Наташа. — Может, научимся наколдовывать хорошую погоду!

— Нет, ну что это такое?! — вспылил скандалист, размахивая пакетом со знаменитыми кубанскими сладкими пирожками. — У меня сегодня заезд в санаторий, я не позже 21.00 должен быть в Саках! Безобразие, зачем мне ваше Джамете, пусть откроют переправу или мост, за этим его и строили…

— Мужчина, помолчите уже, а? — взмолились из-под навеса. — Без вас тошно.

— Вплавь чеши в свои Саки! — раздался чей-то мощный, почти шаляпинский, бас. — Задолбал уже тут всех!

— Сейчас за вами придут автобусы и доставят вас в Джамете, — скороговоркой выпалил сотрудник и скрылся в дверях дежурного помещения.

Коган отошел в сторону от толпы, водя пальцем по экрану смартфона. Наташа тоже решила позвонить мужу.

— Да, я уже знаю, — сказал Уланов, услышав ее сообщение, — уже читал новости в интернете. Это хорошо, что вас отправляют в Джамете. Не стоит рисковать. В проливе сильнейший шторм, явно за день-два не утихнет.

— Веселый прогноз.

— Мы подали прошение о переносе прений. Судья должен пойти навстречу, он не слепой и не глухой и видит, что творится на море. Слушай, в Керчи у переправы уже скопилось множество автобусов, фур и машин, очередь уже скоро протянется за пределы города. Погугли фото с переправы, это надо видеть!

— Бедные керчане.

— В порту Кавказ не лучше. Примерно та же картина.

— Ясно. Будем, значит, учиться колдовству, — Наташа посмотрела, как люди атакуют первый подошедший к стоянке автобус. Перебранка, галдеж, плач детей перекрыли даже завывания ветра.

— Нечего и думать, — указал на давку у дверей Ефим, — раздавят и не заметят. Да и, как настоящий мужчина, я всегда пропускаю вперед женщин с детьми!

— Их попробуй только не пропустить, — хмыкнула Наташа.

— А разве ты теперь не так же себя ведешь?

— Упаси Боже! — Навицкая поморщилась при виде двух молодых мамочек, буквально сцепившихся у дверей. — Перефразируя Мольера, быть хорошей матерью — не значит быть мегерой и хабалкой. А я теперь даже рада, что Витя-маленький остался в Питере с няней. Для него такая дорога была бы тяжелым испытанием!

— Она и для взрослых тяжеловата.

Подошел второй автобус, и Ефим непостижимым образом оказался у входа первым. Споро забросив в багажное отделение чемоданы, Коган скрылся в салоне и уже через минуту постучал в окно из салона:

— Я занял нам места! Слышал, что из-за пробок ехать придется обходными путями, и автобус придет в Джамете только часа через четыре-пять.

*** ДЖАМЕТЕ.

Ехали действительно очень долго, какими-то козьими тропами. За окном свирепствовал степной ветер, пригибая деревья почти до земли и срывая все, что было плохо закреплено.

Когда автобус пересекал на перекрестке одну из ключевых магистралей, ведущих в порт Кавказ, Наташа увидела плотную шеренгу фур, автомобилей и автобусов, еле двигающуюся и все больше замирающую. «Как же мы, со всей своей техникой, уязвимы перед разгулявшейся стихией! — с досадой подумала она, — как в стихотворении: всего сильнее и всего бессильней покамест остается человек!». Наташа не любила фантастические саги и жанр «катастрофа», «армагеддон» и «постапокалипсис», где авторы долго и сладострастно смаковали детали беспомощности человечества и отдельных его представителей перед бедствием, а авторам очередной предновогодней версии конца света хотела посоветовать хорошего психиатра: «И не надоедает им?!». Она была далека от фатализма. Но сейчас с досадой думала, что некстати разбушевавшийся ураган сильно подкорректировал их планы. «Чего бы ему было завтра не сорваться? Мы бы как раз добрались до Севастополя!».

Насупленно смотрел в окно и Коган. Он терпеть не мог, когда ему что-то препятствовало. Тем более когда он вел дело, где подстава была налицо, ни в чем не повинный человек мог потерять свободу на долгие годы, а чиновники пытались не наказать настоящего преступника и восстановить справедливость, а хотели побыстрее осудить первого попавшегося, и сбагрить дело с рук…

Кража раритетной скифской диадемы из музея стала темой года еще в феврале. Поиски не увенчались успехом. По подозрению в краже был арестован один из профессоров музея, специализирующийся как раз на скифской этнографии и истории. Он со слезами отрицал свою причастность к краже. Но все было против него — оказалось, что на профессоре висят два кредита в банке, бывшая жена неустанно требует алименты все больше и больше, а новая обладает непомерными амбициями и постоянно обвиняет мужа в скупости. «Девочка на лабутенах и в штанах, — резюмировал Коган, побеседовав с молодой женщиной, — словно героиню клипа срисовали с нее. Тоже по головам пойти готова за туфли с красными подошвами и наряды как из „глянца“!» При первой же встрече красавица начала деловито выспрашивать у адвоката, можно ли оформить развод до вынесения приговора, чтобы не портить себе анкету упоминанием об осужденном муже, и нельзя ли обязать его выплатить ей компенсацию морального ущерба. «Не спешите с разводом, — посоветовал Коган, — вашего мужа еще не осудили, и чует моя чуйка, подставили его!» «А лучше бы он реально эту диадему спер, — фыркнула „девочка с лабутенами“, — да только так, чтобы не спалиться. В натуре, что ли, эта железяка гнутая таких бабок стоит?». Ефим напомнил даме, что историческое наследие — это не товар для купли и продажи, а она только фыркнула: «Да пошутила я! Вот только вы неправы: у каждой вещи свой прайс есть…».

— Думаю о деле Светлова, — сказал адвокат Наташе, — обложили парня красными флажками, как того волка у Есенина. Как это ни печально, но в тюрьме ему сейчас спокойнее, чем на воле. Кредиторы с одной стороны; бывшая жена с другой, да еще и нынешняя — щучка ненасытная, сколько ни дай, все ей мало. Не знаю, на сколько мы тут зависнем. Надеюсь, хоть вай-фай там есть, чтобы хоть дистанционно заниматься делом!

— Тюрьма никогда не бывает лучше свободы, — возразила Наташа. — Как бы ни было тяжело, как бы больно жизнь ни била — а все равно когда дверь заперта снаружи, а на окне — прутья, тяжелее.

— Вот я и хочу вернуть Светлову свободу и очистить его доброе имя.

— Жаль, что диадему так и не нашли. Если бы удалось вытащить ее…

— Ищи-свищи. За полгода ее могли уже и на самый край географии отправить…

Автобус сбавил скорость на узких окраинных улочках Джамете. За крышами невысоких домов синело море. Южный городок все еще не спешил распроститься с летом — пестрели витрины пляжных и сувенирных лавок, раскидывалось многокрасочное изобилие фруктовых палаток, сновали курортники, жадно ловившие последние дни бархатного сезона.

— Эх, Джамете, планета детства, — слегка отмякнув, улыбнулся Коган, — жаль, мы с другой стороны въехали, а то я бы показал тебе лагерь, куда меня родители на лето отправляли. Пять лет ездил!

— А я в лагере была дважды, — ответила Наташа, — в Любимовке, под Севастополем. А чаще всего мы с родителями ездили отдыхать «дикарями» куда-нибудь на ЮБК, далеко не ездили.

Громадина-автобус на пешеходной скорости прополз по извилистой улочке до кремовой ограды, увитой диким виноградом и ажурных ворот, за которыми клубилась буйная зелень и белели корпуса, И заглушил мотор. Все засуетились и потянулись к выходу, радуясь, что долгая поездка окончена и можно выйти и размять ноги.

— А что, если диадему еще не вывезли из Крыма? — спросила Наташа, пока они разыскивали свои вещи в багажнике. — На полуострове много мест, где запросто можно спрятать целый танк, не то, что диадему, и ни один следователь не найдет. Может, они решили переждать шумиху, а не вывозить раритет сразу, рискуя попасться.

Коган, который уже почти целиком скрылся в багажнике, пытаясь докопаться до чемоданов, только хмыкнул:

— Не исключаю и такой вероятности. Бьюсь об заклад, что следователю это и в голову не пришло. А ведь еще классики детектива отмечали: если хочешь спрятать вещь так, чтобы ее никто не нашел — спрячь ее у всех на глазах! На, лови! Это твой.

— Фима, и зачем ты первым ринулся к багажнику? — рассмеялась Наташа, забирая свой чемодан, а потом — и Ефимов. — Вот и пришлось теперь производить раскопки!

— Во всем стараюсь быть первым, — адвокат выбрался и отряхнул брюки. — Ну, пошли на рецепшен, будем поселяться!

На белой аллее, обсаженной розовыми кустами, они услышали знакомый голос: скандалист успел схлестнуться с тихой пожилой парой, доказывая, что он первый шел и нечего его обходить и грозился написать жалобу на водителя автобуса за то, что тот не делал положенных при длительном рейсе стоянок.

— О-о, — простонал Ефим, страдальчески морщась, — если этот утырок будет и дальше так зажигать, ему вместо санатория в Саках палата в «травме» понадобится!

— И лечение ему оплатишь ты, — предостерегла Наташа. — Не заводись.

— Вот, что он от меня получит, — Коган скрутил крепкий кукиш. — Не забывай, Ната, что я — адвокат и все подходы знаю. Я и морду могу начистить так, что наоборот потерпевший мне должен окажется!

— Фима, он и меня уже допек, но мы сюда не драться приехали, а ждать, пока откроют переправу, — напомнила Навицкая.

— Ждать у моря погоды, — скаламбурил Ефим.

***

В фойе Коган посмотрел на толпу, штурмующую стойку дежурного администратора, и шепнул Наташе:

— Давай обождем, пока они разойдутся, а то пихнут нас на койко-место с соседями и даже слушать не станут.

— А ты хочешь попросить отдельный номер?

— Не хочу оказаться в одном номере с каким-нибудь балаболом, который даже поработать не даст, — пояснил адвокат, — мне надо к прениям подготовиться, чтобы следователя с прокурором на задницу ровно усадить. Да и ты, наверное, предпочтешь жить отдельно, чем с соседкой. Попадется или долбанутая зожница, или «яжемать», которая без конца будет кормить грудью и менять своему золотку подгузы прямо в комнате, или зануда, которая моется раз в месяц и храпит, как старый пират! Ты этого хочешь?

Наташа покачала головой. Да, таких соседей ей действительно не нужно. Она хотела бы заняться кульминацией книги, которую и так уже задерживала. А это лучше делать в тишине.

Сунув сто рублей в приемник массажного кресла, Наташа откинулась на высокую спинку и прикрыла глаза, когда многочисленные валики под обивкой пришли в действие и стали разминать ее усталые плечи и спину.

Скандалист зудел, как осенняя муха, требуя, чтобы ему подобрали некурящего и не гулящего соседа — «Я к вам приехал, я — клиент, значит, всегда прав, и вы мне должны создать условия!».

Молоденькая девушка восточного вида за стойкой что-то растерянно бормотала в ответ. На помощь ей пришла вышедшая из служебного помещения дама средних лет.

— Мужчина, сейчас действует режим чрезвычайной ситуации, — резко сказала она. — И ничего мы вам создавать не обязаны. Мы обязаны поселить пассажиров с «единым билетом», что мы и делаем. Заполняйте анкету, а если что-то не нравится — сами ищите жилье по вкусу в городе и узнавайте сами, когда откроется навигация!

Из очереди уже доносились голоса:

— Нет, правда, задрал уже!

— Не задерживайте!

— И так устали, а тут еще и этот!

— Всем недоволен!

— Харэ уже, мужик!

— Не нравится — отвали, дай другим поселиться!

Присмиревший скандалист склонился над бланком, получил ключ от номера и талон на питание и тихо вышел.

Когда поток людей стал иссякать, девушка-администратор посмотрела на Наташу и Когана:

— А вы почему не подходите?

— Ждали, когда основная масса пройдет, — пояснил Ефим, подходя к стойке. — Видите ли, если у вас есть свободные номера, то я готов заплатить за то, чтобы проживать без подселения.

Администраторша открыла файл в компьютере:

— Посмотрю, что у нас осталось… А вы, девушка?

— Я бы тоже хотела номер без подселения, — Наташа достала кошелек.

Им достались два номера в корпусе №22, выходящем окнами на пляж, и Наташа порадовалась: нет худа без добра, море под боком, и она непременно будет ходить на пляж. Получив буклеты — схемы «Волшебницы», ключи от номеров и талоны на питание, Наташа и Ефим покатили свои чемоданы к 22-му корпусу.

— Скорей бы уже добраться до номера, да выдохнуть, — мрачно сказал Коган, — задолбался уже.

— А пообедать не хочешь? Ты слышал, что сказала портье? В виде исключения приезжающим подадут обед в неурочное время. А я уже не против перекусить.

— Неплохая идея… Я тоже заморю червячка.

«Волшебница» оказалась довольно большим комплексом с множеством корпусов, детскими площадками, бассейном, аквапарком, кафе и магазинчиками. В центре комплекса белела даже аккуратная часовенка с золотым куполом. Клумбы еще источали аромат цветов. Но аквапарк был уже закрыт, часть магазинчиков и кафе — тоже, и на детских и спортивных площадках почти никого не было. Лето заканчивалось.

Возле их корпуса расположился один из бассейнов, пока еще открытых. Наташа решила окунуться после обеда. И надо будет поискать место без табличек с перечеркнутой сигаретой, которые торчали отовсюду. И, судя по раздраженному сопению Ефима, он тоже их заметил и пересчитал.

— Не могли поселить нас в люксе, — пробурчал адвокат, — я бы заплатил, а то пихнули в этот муравейник…

Они шли вдоль бесконечно длинного корпуса в поисках своего подъезда.

— А мне пока что здесь нравится, — ответила Наташа.

На площадке было три двери. Номера Наташи и Ефима оказались рядом. Когда вновь прибывшие стали открывать двери, из третьего номера на площадке вышел молодой мужчина со сматфоном.

— Сигнал в номерах никакой, — посетовал он, — пойду к рецепшену, там ловит… Вы из «единых»?

— Да, — Наташа открыла дверь.

— Тогда, как старожил, поделюсь с вами опытом. Если надо позвонить или зайти в интернет — идите или в административный корпус, или за ворота. Курить можно только на площадке около пляжа. В столовой готовят недурно.

— А когда вечернее построение? — спросил помрачневший Коган. «Вот и поработал. Придется теперь постоянно к рецепшен бегать!».

— Адвокатский юмор, — пояснила Наташа.

— А, ну это похлеще врачебного и армейского, — улыбнулся сосед.

— А юмор саперов вообще взрывоопасный, — отдуваясь, сообщил Ефим, втаскивая чемодан в номер.

В небольшом, но светлом и уютном номере, отделанном в кремовых тонах, Наташа даже зажмурилась от восторга. Из большого, в полстены, окна открывался потрясающий вид на море. Ярко-синее небо, с которого ветер согнал все облака. Такое же синее, с белыми штрихами, море. Ослепительно-желтый песок. И все еще по-летнему буйная зелень между пляжем и корпусами. «Ради такого вида из окна можно и подождать у моря погоды!» — Наташа тут же решила, что будет спать на кровати поближе к окну, устроила на столе лэптоп и тетради, проверила телевизор — работает и расположила на полочке в ванной свои туалетные принадлежности. Белый фен с красной эмблемой «Волшебница-2» на корпусе ее умилил. Взъерошив свою короткую стрижку, девушка решила принять вечером ванну.

Она открыла балконную дверь, и тут же в лицо хлестнул соленый ветер, осыпав песком. «Блин, теперь и в номере будет песок!».

На соседнем балконе появился Ефим.

— А тут недурно, — сказал он, — и панорама — зашибись. Вот только в номере действительно сигнала нет. После обеда сходим поищем, откуда можно позвонить. Белка, небось, уже теряется в догадках, куда я пропал. Слушай, здесь есть еще коттедж у моря, ВИП-класс, я посмотрел схему. Эх, надо было попросить девочку на рецепшене поселить нас туда.

— Думаю, Фима, за это одного Хабаровска было бы мало.

— Не проблема. Заплатил бы. Кстати, кафе у пляжа тоже еще открыто. Можем после обеда зайти туда — в столовой, как я тут краем уха услышал, только растворимый кофе, а мне хотелось бы настоящей арабики.

Наташа набросила легкую спортивную курточку, и они вышли из корпуса.

В пансионате царило оживление, заезд «единых» был в разгаре. Дребезжали колеса чемоданов, сновали в поисках своего корпуса люди, шумели и бегали дети, суетились сотрудники пансионата, которых забрасывали вопросами.

Столовая занимала круглое здание с четырьмя входами и обширными застекленными окнами.

— Нам в Синий зал, — сверился с талоном Ефим. — Надеюсь, там еще хоть что-то осталось?..

Грибной суп оказался по-настоящему ароматным и густым. Гречневая каша даже на вид была нежной и вкусной. А отбивная вызвала бы аппетит даже у самого сурового вегетарианца.

Коган тоскливо вздохнул, глядя на котлету, но на второе себе взял филе пеламиды в кляре.

— Не то чтобы я свято чтил заветы предков, — сказал он, — но от свинины лучше воздержусь.

Они уже выбрали третье — компот с пышными румяными яблочными пирожками, еще дышащими жаром печи, когда раздались возбужденные голоса у входа.

— Мужчина, обед уже окончен! — объясняла девушка-дежурная. — Ужин будет в 19.00, тогда и приходите!

— Я, как приезжий, имею право! Мне так сказали!

— Так все уже пришли и поели. Что же вы только сейчас явились?

— Не ваше дело! Я приехал, мне сказали, что мне положен внеочередной обед, и я требую его подать!

— Кухня уже выключена, и нам еще надо прибрать зал перед ужином!

— А для этих включили?

— Люди раньше пришли, а вы…

— Хорошо, я сейчас пойду к вашему начальнику, — взвился скандалист, — вот сейчас и пойду! Вы меня еще не знаете!

Уже одной ногой за порогом он выпалил:

— И про эту вашу толерантность сообщу! Русскому человеку в тарелке супа отказываете, а этому готовы зад вылизывать!

— Щас ты сам оближешь и зад, и перёд! — взревел Коган и вскочил, чтобы ринуться вдогонку за резво бегущим по лестнице скандалистом, но Наташа удержала его:

— Фима, будь хоть ты умнее! На дураков не обижаются. Садись и доедай пирожок!

Все еще бледный от ярости, адвокат вернулся за столик, но пробормотал:

— Хорошо сказала Жанна: «Дураков развелось, как тараканов, пора покупать «Раптор»! «… Нет, в морду я ему все же дам по-тихому, а то по-хорошему такие не понимают. Ты на его выпады промолчишь, а он будет считать себя круче всех, что ему никто и пикнуть в ответ не смеет, и только еще больше оборзеет. А разок получит по харе — сразу все поймет!

Выпив кофе в небольшом кафе у пляжа, Ефим и Наташа направились на площадку для курения. У моря ветер был еще сильнее, осыпая всех песком, и скамейки были щедро им засыпаны. Но на берегу вовсю гуляли люди; кто-то купался, и Наташа решила, что после звонка домой тоже сходит поплавать.

— Ведро с песком, все по правилам техники безопасности, — заметил Ефим, когда они вошли под навес.

— Тут сейчас все с песком.

— Ну что, пошли звонить? — Коган ткнул окурок в ведро.

— Да, я тоже свяжусь со своими.

По дороге Наташа зашла в один из пансионатских магазинчиков и тут же повязала на шею мягкий платок персикового цвета, от ветра.

— Пойду-ка и я посмотрю, может, и для меня что-то есть, — Коган тоже вошел в магазин.

— Карточку покажите, когда возвращаться будете, — напутствовал вахтер, пропуская Наташу в калитку.

На улице смартфон тут же показал полное количество делений — сигнал был великолепным. Девушка осмотрелась в поисках укромного места, где не будет мешать свист ветра…

***

Увидев фруктовый навес, из-под которого уже убрали прилавок, Наташа направилась к нему, чтобы укрыться от ветра и позвонить маме и Вите. Но подойдя ближе, девушка услышала, как из-под козырька бубнит мужской голос. Видно, удобство опустевшей палатки в ветреный день оценила не одна она. «Блин!» — Наташа отошла к киоску «Союзпечати» рядом и стала изучать обложки сборников судоку, чтобы скоротать время. Ветер задувал с моря в ее сторону, и из-под навеса доносились слова опередившего ее человека:

— И что? Завис? Без вариантов? Ясно, — говоривший выругался. — Нет, конечно. Сам утонешь — никто особо не огорчится, а вот за груз со всех шкуру спустят. Так что о катамаране даже не думай. Да, жди. Я тоже подожду. Хоть мне уже и надоело тут до… Да еще и «единые» понаехали, ждать парома. Теперь тут пожар в дурдоме во время наводнения. Ага, ясно. У вас же там не доперли расселить пассажиров… Что, прямо в порту ночлежку монтируют? Ну я так и знал, все через задницу. Нет, тут неплохо. Вид из окна отличный — море, чайки. Вот только подселили ко мне какого-то кретина… Ему бы уже о душе думать, а он кроме баб, бухла и футбола ничем не интересуется. Донжуан хренов… Ладно, жду. Позвоню, сообщу о задержке. До связи.

Наташа забрала сдачу и бросила в сумку два сборника кроссвордов, и когда обернулась, под навесом было уже пусто, а к калитке шел рослый плечистый мужчина в джинсах и серой футболке. Издали невозможно было узнать его. «Ну, вот, разговор — в самый раз для детективного романа: тайна, интрига, — про себя рассмеялась Навицкая, не подозревая о том, что скоро ей придется решать детективную загадку не понарошку, а по-настоящему, и это может стать для нее опасным… — Хоть будет, чем убить время!»

Под навесом ветер уже не так завывал в уши. Наташа достала телефон и набрала мамин номер. Нужно успокоить маму, которая, наверное, уже встревожена новостями о шквальном ветре в проливе…

Мама ответила сразу, словно специально дожидалась звонка дочери с телефоном в руках.

— Очень хорошо, что вас обеспечили жильем, — сказала она. — Ты бы знала, что творится в Керчи!

— Да, слышала: людей устроили прямо в зале ожидания.

— Это еще куда ни шло, а те, кто не успел добраться до порта и застрял в пробках на подъездах, так и держат в автобусах. Они же не могут уйти, ведь никто не знает, сколько времени продлится непогода, а у них билет…

— Жесть.

— Так что вам очень повезло, Таша.

— Конечно, — Наташа посмотрела на облако пыли, которое ветер прихотливо гонял по улице.

— Ну а как вас устроили? — спросила мама. — Надо же, как тебе повезло, заодно хоть Джамете посмотришь, хоть краем глаза.

— Настоящий курорт. Пансионат — 4 звездочки. И из окна — вид на море!

Возвращаясь в пансионат, Наташа сочувственно подумала о людях по другую сторону пролива: бедолаги, и те, кто в зале на переправе, и те, кто в автобусах. А у нее — прекрасные условия. И вид из окна на море… Что-то об этом говорил и тот мужчина, пока она покупала кроссворды… У него тоже вид на море из окна. И он говорил о какой-то задержке, о грузе, который надо беречь. Наташа, автор 15 детективных романов, не могла не ухватиться за эту загадку. Интересно было бы узнать, где находится его номер. А потом пофантазировать: что это за груз? «Может, это разбудит мою фантазию, и я наконец-то закончу кульминацию к своей книге, а то она совсем зависла, по строчке в день из себя вымучиваю. Может, тренажер для ума поможет?» — Наташа вошла в увитую диким виноградом аллею, где дуло не так сильно, как на открытой местности. Зато когда она вышла, ветер хлестнул изо всех сил. Крепкая спортивная Наташа попятилась, с трудом сохранив равновесие. Она с трудом шла против воздушного потока — совсем как на «Техналожке» в переходе с одной линии на другую. Загадка уже увлекла ее, и девушка на ходу рассматривала корпуса: какие из них смотрят окнами на море? А потом надо будет подумать, какую страшную тайну может хранить их сосед. «Но я не собираюсь совать нос в чужие дела. Мне просто нужно размять мозги!»

До ужина Наташа успела еще искупаться. На пляже под безупречно чистым небом и ярким, но уже не обжигающим солнцем прятались от ветра желающие еще немного позагорать. Несколько человек с визгом и смехом плескались в воде. Берег оказался пологим, в глубину уходил плавно, и возле буйков можно было стоять по плечи в воде, что и делали какие-то парни. «Мне как раз по горло будет», — Наташа неторопливо ступала по мелководью.

Плавая вдоль линии буйков, она окинула взглядом пансионат. Так… Самый лучший вид из окон на пляж открывается в ее корпусе, 22-м. У остальных окна выходили на парк, часовню, фонтаны, соседние здания. Некоторые корпуса были повернуты к морю торцом. «Значит, он тоже живет в 22-м корпусе. Ясно. А теперь включаем фантазию!»

Наташа покосилась на берег моря, где оставила сумку и полотенце. Да, территория «Волшебницы» изолирована от любого проникновения извне, но жизнь приучила Навицкую всегда быть осторожной. «Береженого Бог бережет, а небережённого — конвой», — как любила говорить надзирательница Лена из Печатников, где Наташа в 2015-м провела почти полтора года по обвинению в убийстве и попытке теракта… Да. Скоро будет пять лет, а воспоминания все еще свежи в памяти, и иногда Наташа, проснувшись, боится открыть глаза и снова увидеть лампы дневного света, мрачно-зеленые стены и решетку на окне — настолько реалистичными были воспоминания и сны. Поэтому у них с Витей — отдельные спальни: Наташа не хотела, чтобы муж видел, как она рывком просыпается от кошмаров и ворочается без сна, пытаясь забыться еще хоть ненадолго… Но сны о тюрьме снятся Наташе уже нечасто и в основном служат предупреждением о надвигающейся беде, о том, что нужно проявить осторожность… Так, пару лет назад весной ей снова приснились Печатники, и Наташа по наитию не спустилась в метро на Садовой-Сенной-Спасской, а пошла на Московские ворота пешком, почти через весь огромный и прямой, как стрела, проспект. Конечно, на службу в Новодевичьем монастыре она опоздала, заработав замечание от строгого молодого священника и укоризненный взгляд от пожилой монахини в металлических очках, когда, запыхавшись и на ходу повязывая платок, вошла в храм. Белла потом, уже в трапезной для посетителей, вполголоса попеняла ей: «Ну, Натаха! Просила же не опаздывать! Ты что, в кофейне засиделась?». А через пару часов девушки узнали, что между Сенной и Технологическим в тоннеле террорист взорвал бомбу, и только самоотверженность и сообразительность машиниста спасли десятки жизней — испугайся он или растеряйся, и жертв было бы в разы больше… До тех пор Наташа предпочитала садиться в средние вагоны поезда метро. Уланов вечером обнимал ее: «Наташа, тебя действительно Бог отвел. Ведь как раз в середине состава и взорвалось!».

С тех пор Наташа садилась только в голову или хвост состава. И внимательнее прислушивалась к своему внутреннему голосу, если ее одолевали воспоминания о Москве…

Поеживаясь от ветра, Наташа вышла на берег и сразу попала под мелкий секущий дождь из песчинок. Они облепили девушку с головы до ног. «Как и не купалась!»

— Все равно, что не купался, — подошел к ней Коган, на ходу вытирая полотенцем мокрые волосы. — Этот песок у меня уже повсюду.

Наташа хихикнула.

— Пошлячка.

— Сам хорош.

— Кстати, по дороге на пляж я от души посмеялся над нашим общим знакомым. Сначала он требовал, чтобы в номера провели сигнал — он, видите ли, желает совершать звонки с комфортом, а не бегать на рецепшен, и возмущался, что летний кинотеатр уже закрыт — он жаждет отдыхать культурно. Зудел, как осенняя муха, задолбал уже весь персонал. Я бы на их месте уже взял бы его за шиворот, развернул хрюкалом к воротам и придал хорошее ускорение коленом под зад!

— Фима, склочных клиентов на курортах хватает, — урезонила его Наташа, — и служащие уже научились не обращать на них внимания или одергивать их более культурным способом. А если работники пансионата начнут всех скандальных дебилов под зад пинать, то сами быстро получат по тому же месту от начальства.

— А жаль, — хмыкнул Коган, — этот тип явно напрашивается. Ведь были же раньше вышибалы, почитай хоть Чейза: могли и по шее дать какому-нибудь сильно умному утырку, если забузил, и плевать, что он клиент-всегда-прав…

— Это у Чейза. А мы — в реальности.

— В дурдоме мы! — махнул рукой Ефим. Прикинь, судья отказался перенести прения. Дескать, Игорь, Белка и Витя на месте, значит, адвокатский состав почти в сборе, и нет причин отменять заседание! Вот ж… дыр, ну я с ним разберусь, когда мы доедем до Севастополя!

— Смотри, чтобы Белла не приревновала, если ты вместо нее начнешь на судье разминаться, — пошутила Наташа, — не думаю, что ей это понравится!

— У меня и на нее сил хватит, — расправил могучие плечи адвокат. — Ладно, пойду я одеваться, а то на этом ветру замерз, как Ленинградское эскимо! Да и ты уже похожа на черничный сорбет…

— А почему судья так торопится провести прения без тебя? — спросила Наташа, когда они шли к корпусу.

— Мне он ничего путного не объяснил. Просто отказал, и все, как некоторые мамаши на вопрос ребенка «Почему?» истерически верещат: «По кочану! Отстань, а то ща по заднице, домой пойдешь, никуда не пойдешь, вот отец придет!»

Наташа усмехнулась:

— Представила ЭТО в исполнении судьи.

— Нет, он что-то промычал о трех адвокатах из четырех. Я глотку сорвал, убеждая его перенести прения хотя бы на три дня, а он уперся, как осел в новые ворота… Ну, утырок, за это он у меня бутылки собирать пойдет!

— Тьфу! — вывернул им навстречу из боковой аллеи скандалист, — Адвокат! Что, хорошо зарабатываете, отмазывая «мажоров» и бандитов? Вон какую морду отрастили!

Коган стиснул зубы, спрятал руки в карманы, давя в себе желание сжать кулаки, и ответил:

— Адвокаты еще и невиновных спасают, и по нормам судопроизводства каждому подсудимому положен защитник. А мои доходы тебя не касаются. Ты зато с дырой в кармане ходишь, бомж-колядун!

Наташа невольно рассмеялась, а скандалист, задетый за живое таким отпором, переключился на нее:

— О! Девушка! Хороша: куришь, штаны неровен час треснут! Да еще и с этим мордоворотом треплешься! Эх, всыпать бы тебе по одному месту вожжами, как встарь баб учили…

— И не мечтайте, — отчеканила Наташа, презрительно смерив взглядом тщедушную фигуру скандалиста, его желчное, преждевременно постаревшее лицо, редкие, неопределенного цвета волосы, висящую мешком серую футболку с красной эмблемой «Волшебницы» и дешевые джинсы с пузырями на коленях. Из кармана торчал набор магнитиков — «Джамете. 10 штук за 100 рублей». «Похоже, других подарков друзья и близкие от него вряд ли дождутся», — подумала девушка.

Коган тоже щеголял в сувенирной тишотке, как и многие мужчины в пансионате. И на нем она смотрелась куда лучше. «Может, я себе и Витьке такие же куплю, на память о своем южном приключении со штормом?».

Задетый за живое тем, что его не воспринимают всерьез, да еще и смеются, скандалист выпалил:

— Смотрите, как бы плакать не пришлось! Да тебе только в Биробиджане карманных воров защищать! Самое место тебе, хапуга!

— Знаешь, где тебе место?! — рявкнул Коган, выходя из себя — Сказал бы, да не при даме!

— Дама? — скривил губы скандалист, взглянув на Наташу. — Тьфу!

У Навицкой от гнева потемнело в глазах. Тут уже она не могла обратить все в шутку или успокоить себя тем, что «на дураков не обижаются».

От крепкой затрещины, которая в армии заставляла пошатнуться даже самых могучих парней, скандалист с размаху сел на газон, повалив два спринклера.

— Меня удерживала, а сама? — поддел Ефим.

— Он и меня достал.

— Ну вы еще пожалеете! Вы вспомните! Я вас… — запыхтел скандалист, поднимаясь. Коган преградил ему дорогу:

— Успокойся, ушлепок! Задрал уже всех, — адвокат выругался, когда скандалист беспорядочно замахал руками, целясь в лицо оппоненту. — Я сказал, успокойся! Мельница ветряная! Клешнями не маши, а то я как махну! — Ефим поймал скандалиста за руку. — Значит так, ж… драл, еще раз рот разинешь, я тебя по стенке размажу и рыбам скормлю! Сиди себе тихо, да свечки от геморроя вовремя ставить не забывай! — адвокат встряхнул крикуна напоследок и оттолкнул так, что незадачливый скандалист приземлился прямо в бассейн фонтана, прямо к хвосту украшающей фонтан русалки.

С интересом наблюдавшая за ними компания молодежи со смартфонами одобрительно заржала. Кто-то даже зааплодировал.

Неуклюже барахтаясь и отплевываясь, скандалист выбрался из бассейна, и столкнулся с двумя суровыми охранниками.

— Вам мало пляжа и купальных бассейнов? — спросил один из крепких мужчин в форме. — Фонтаны тут для украшения!

— Да он меня толкнул! — завопил скандалист, указывая пальцем на Когана.

— Он сам нарывался! — зашумела компания молодежи. — И вообще, поскользнулся, вот и упал!

— Больше так не делайте, а то оштрафуем всех, — предупредили охранники.

Злой, как черт, скандалист ушел в свой корпус — сушиться и переодеваться.

— Спасибо, ребята, — кивнул Ефим молодежи. — А то содрали бы с меня штраф за этого кретина…

— Да ладно! Давно пора было его проучить! Он тут уже всех задолбал!

***

К ужину Наташа почувствовала, что сильный ветер на побережье не прошел для нее без последствий. Лицо раскраснелось и пекло, а в горле запершило — верный предвестник простуды. Наташа смазала пунцовые щеки ромашковым кремом и порылась в сумке в поисках аптечки. И чертыхнулась. Конечно же, она не позаботилась о дежурном наборе лекарств в дорогу, не предвидя задержки в пути и надеясь, что за 2 дня ничем не заболеет. А простуду лучше захватить в самом начале, тогда от нее легче избавиться. Если же будешь ждать, пока «Само пройдет», потом и за две недели не вылечишься. Надо бы поучиться у Фимы, который никогда не забывает футлярчик с самыми необходимыми на всякий случай лекарствами…

На стук в дверь Коган не отозвался. «Может, решил прогуляться перед ужином? Или на рецепшене, ловит сигнал?» — Наташа полистала схему «Волшебницы». А вот и медпункт, совмещенный с аптекой! Вот и хорошо, значит, она немедленно пойдет туда за стоп-ангином и колдрексом!

На этот раз Наташа благоразумно застегнула ветровку доверху. Подумав, добавила еще кепку с плотными наушниками, хорошо защищающими от ветра.

Поднимающийся ей навстречу лысый седоусый мужчина смерил оценивающим взглядом девушку в черных брюках, широкой оливковой ветровке и кепке, и весело прокомментировал:

— О, темпора! О, так сказать, морес: нынешняя мода способна легко ввести в заблуждение! Не знаю даже, кого я имею счастье лицезреть: отрока или прекрасную леди!

Наташа рассмеялась и вышла из корпуса.

***

Обычно Наташа хорошо ориентировалась на местности. Но сейчас — то ли от неумолчного завывания ветра, то ли от докучливого царапанья в горле, то ли от усталости после суматошного дня — она свернула от закрытого летнего кинотеатра не направо, а налево, вместо медпункта уперлась в старую трансформаторную будку возле мусорных баков и чуть не пропорола кроссовку о ржавый штырь. Будка оказалась покрытой «наскальной живописью» сверху донизу. На двери красовалась свежая надпись красной краской: «Все бабы — …!». Под ней кто-то вывел зеленым толстым маркером: «Даня сам п…р!». Прочитав этот диалог, Наташа про себя рассмеялась: да, шекспировские страсти можно увидеть даже на задворках пансионата, вот только одни пишут об этом элегии и сонеты, а другие — ругательства на стенах. Кто-то обращается к бывшей возлюбленной: «Я Вас любил так искренно, так нежно…", а кто-то взахлеб матерится по пути за второй бутылкой «с горя». Может, чувства по своей силе одинаковы и у того, и у другого, вот только каждый выражает их как умеет…

Наташа сверилась со схемой. Да, она просто не с той стороны обошла кинотеатр и лучше не возвращаться, а просто срезать угол мимо помойки…

— А вот это уже напрасно!

Наташа замерла с занесенной для следующего шага ногой и осмотрелась. Никого.

— Вы ведь с этих копеек не обеднеете, — продолжал говоривший, — а я буду нем, как рыба.

Наташа поняла, что голос доносится из-за будки. Надо было потихоньку ретироваться и идти к медпункту, забыв о странном разговоре, но что-то удержало Навицкую на месте.

— Идите, хоть сейчас сообщайте кому угодно, — отозвался другой человек. — Кто вам поверит? Еще и за сумасшедшего примут. Не того шантажировать вздумали. Меня на испуг не возьмешь, платить я вам ничего не буду, а вздумаете меня разоблачать — посмешищем станете, да еще и иск за клевету получите.

— Не поверят, но проверят, — зловеще сказал первый. — И если я кое-что покажу кое-кому, вы ВСЕ потеряете. Вот так: пожалел копейку, потерял миллион!

Наташа сообразила, что голос шантажиста ей знаком. С недавних пор. Но очень хорошо знаком…

Перед глазами тут же возникла картина: скандалист гневно нападает на них с Фимой на станции: «Я что, каждый раз должен дышать вашим дымом?!»

— Вы себя переоцениваете, — голос его собеседника тоже показался Наташе знакомым. — Думаете, что в самом деле можете создать серьезные проблемы МНЕ? Как тут не вспомнить басню о лягушке, которая вздумала сравняться с быком… Если вы все сказали, то с вашего позволения я бы проследовал в столовую. Я, знаете ли, голоден. Фу, ну и грязь! — под чьими-то ногами захрустел и затрещал выпавший из переполненных баков мусор.

Наташа попятилась в кусты, не желая быть уличенной в подслушивании.

Ветровка и джинсы в неверном вечернем полусумраке не бросались в глаза в густых зарослях жасмина. И вышедший из-за будки мужчина не заметил притаившуюся под веткой девушку. Наташа тоже не смогла рассмотреть его лицо: как назло, именно в этот момент засвербело в носу, глаза заволокло слезами и, пока девушка подавляла несвоевременный позыв к чиханию, широкая спина, обтянутая серым трикотажем, уже скрылась за кустом. Скандалист тоже не заметил Наташу, догоняя собеседника со словами:

— А как насчет видео со звуком? Этому поверят?

— Какое видео? — остановился второй человек. В его голосе прозвучало беспокойство.

— Да вот, как видите, я позаботился о том, чтобы мне поверили. Ладно, пойдемте ужинать. Хорошая тут кухня. В КПЗ вы так не поедите!

«Да, тут он прав, — Наташа вспомнила червивую картошку в супе и кашу на несвежем масле. — Значит, он решил подправить свои финансовые делишки после того, как Фима обозвал его бомжом-колядуном. Да уж… Если человек дурак, то это надолго!..»

Убедившись, что осталась одна, Наташа наконец позволила себе чихнуть — раз, другой, третий. «НЕ хватало только простуды. Или это аллергия на цветы или на запах помойки?»

Огибая кинотеатр с другой стороны, Наташа вспомнила, что голос человека, которого шантажировал скандалист, она слышала сегодня на улице из пустой фруктовой палатки. Человек досадовал на задержку и настоятельно требовал беречь груз. Услышав этот разговор, она решила «поиграть в загадку». А загадка была на самом деле. И тайна, которой можно шантажировать…

***

Купив в аптеке «Колдрекс» и «Стопангин» и согласившись с рекомендацией провизора завтра утром показать горло ЛОРу, Наташа поспешила в столовую. Эти лекарства она пила от простуды уже несколько лет. Именно ими отпаивала ее Лестрейндж, когда Наташа, сбежав из СИЗО, полуживая свалилась у нее на пороге…

Ей повезло в столовой — шел уже последний поток, самый малолюдный, и повара вынесли новые противни с едой. Наташа осмотрелась в поисках места и увидела, как из-за столика у окна ей машет рукой Ефим.

Перед ним стояли гречневая каша и рыба в кляре весьма аппетитного вида и тарелка с имбирными пряниками.

— Знал, что ты придешь и прихватил десерт на двоих, — пояснил адвокат. — А то горячего всем хватило, а выпечку всю размели. Что тут творилось! — покачал головой Ефим. — Я диву давался. Чуть стойки не опрокинули! Как из голодного края. Еще бы: бесплатно, все включено, жри — не хочу. Только что не дрались за котлету или лишний пряник.

— Младенец соску проглотил, узнав, что чужая, — Наташа помешала растаявшее масло в пюре.

— Ведь не нищие, не изголодавшиеся, — продолжал Ефим, — а налетели, как саранча, и хватали все подряд. Кого-то чуть в котел с пюре не сшибли… Ешь спокойно, я же сказал: ЧУТЬ не сшибли. Одна милейшая особа выставила перед собой личинуса и орала, что ее должны пропустить без очереди, у нее ребенок до года, трам-тарарам. Наш общий знакомый прилетел к шапошному разбору и тут же сцепился сразу с тремя: многодетной мамочкой, тоже ломившейся без очереди, уборщицей, которая запоздала протереть столики и одним дедком, который в очереди за мясом флиртанул с соседкой: мол, пришли ужинать — выбирайте блюда и дайте другим подойти к стойке. Я уже видос на Ютуб выложил, — похвастался Ефим, — за 20 минут 500 просмотров, сто восемьдесят лайков, сорок дизлайков и куча комментов: «Улет; Ржака; Супер; Коган, ты злобный тролль; Аффтар, пеши есчо; Фима, ты неподражаем!».

— Кажется, я знаю автора последнего комментария, — улыбнулась Наташа, нарезая отбивную.

— Да, она подписана на мой канал и обновления видит сразу же. Теперь я уже сразу не баню хейтеров, даю сначала Белке с ними разобраться.

— Белла это умеет… Фима, не называй младенцев личинками, это словцо из лексикона чайлдфри.

— Ну что ты, — поднял руки Коган, — я ведь тоже отец, притом дважды. Но когда ребенка используют как универсальный пропуск и нарочно таскают за собой, чтобы получить привилегии, меня это бесит. В моей профессии часто приходится хитрить, если нет иного способа выиграть дело, но есть и у нас кодекс чести и моральные тормоза. А переть буром, прикрываясь ребенком… Тьфу! Я своих никогда на таран не выставлял! — гордо сказал адвокат.

— Неэтично, зато действует — почему бы не воспользоваться, так они рассуждают, — пожала плечами Наташа. — Так и говорят: «Пусть презирают — плевать, зато я без очереди прошел или шоколадку в магазине взял бесплатно, типа, для плачущего ребенка»… Но я тоже так себя не веду.

— Иначе я бы тебя уважать перестал.

— Фима, а где ты был перед ужином? Я у тебя хотела колдрекс попросить.

— Ходил на море, пофоткать закат. А что? Ты заболела?

— Да, просифонило немного. Уже была в медпункте, купила все, что нужно.

— Я тебе сейчас принесу имбирный чай, — поднялся Коган. — Говорят, тут одна повариха варит совершенно бесподобный домашний чай…

— Фима, я думала, что здесь подают только напиток из пакетиков, — Наташа не спеша пила душистый травяной сбор, щедро приправленный имбирем и медом. — Как ты узнал о чайной мастерице?

— Надо знать подходы, — довольно пригладил усики Ефим. — Тогда и рыбу вместо отбивной поджарят, и чай заварят как для себя, и даже имбиря с медом щедрой рукой добавят!

— Спасибо, Фима. Ты — настоящий друг.

***

Рейки впивались в бока и спину даже через матрац, а тонкое, пахнущее сыростью одеяло совершенно не защищало от холода. Лампа ночного света била в глаза, и Наташа уткнулась лицом в тощую комкастую подушку. Скрипнул дверной «волчок», в «тормозах» мелькнуло лицо дежурной надзирательницы; затопали, удаляясь, тяжелые форменные ботинки.

«А как же Витя? — хотелось выкрикнуть Наташе. — Белла на Оккервиль? Дом со Шпилем? Витя-младший? Гена, Алиса, Жанна, Лэтти? Мы же ехали с Фимой на адлерском поезде! Почему я снова в Печатниках?»

Она рывком села, оглядывая ненавистную одиночку в спецблоке. «Так все эти годы на свободе мне только приснились? А на самом деле Москва и тюрьма никуда не делись?». Футболка и спортивные штаны, в которых Наташа спала, прилипли к телу от холодного пота. Через оконную решетку равнодушно светила луна, оставляя на стене тень в клеточку — как и все здесь…

Наташа со злостью пнула ненавистную тюремную койку. И не сдержала крик от боли в ушибленной ступне.

Резко вздрогнув, она открыла глаза. Одеяло свалилось на пол, простыня сбилась. Сквозь тонкую штору светила луна, освещая уютную кремово-шоколадную комнату. Номер в пансионате, куда их отвезли на время режима ЧС в проливе. За окном шелестел песок на пляже и ворковал прибой. На балконе весело трепетали полотенце и купальник, вывешенные на ночь на просушку.

Нога болела по-настоящему — во сне Наташа от души засандалила ею по спинке кровати.

Печатники ей не снились уже полгода, и возвращение кошмара не порадовало девушку. Она поднялась, поправила простыню, подняла с пола одеяло и, морщась от боли, налила себе стакан воды из графина, расписанного веселыми цветами.

На площадке стукнула дверь, но кто это был — Фима или их сосед, Наташа не поняла. Как всегда после кошмарного сна, ей захотелось покурить. Но в номерах была установлена противопожарная сигнализация, да и на балконе вытаскивать пачку Наташа не рискнула. А ну как они и там что-то привернули, и она перебудит весь корпус? Наташа нехотя натянула джинсы, ветровку, сунула ноги в шлепанцы. Горло после лекарств и имбирного чая успокоилось, но на всякий случай Наташа обернула шею платком, чтобы не вернулось противное царапанье.

НА улице пахло йодом, на губах сразу появился солоноватый морской привкус. Ветер хлестнул сначала по лицу, потом — по затылку и завыл между корпусами. «Эдак мы тут надолго зависнем», — подумала Наташа, направляясь к курилке у ворот пляжа.

Из аллеи, огибающей их корпус, раздались чьи-то осторожные шаги, потом — вскрик, звук падения и ругательство. Снова зашелестел гравий. «Еще один ненормальный курильщик-полуночник?» — Наташа юркнула под спасительный навес.

Тщетно пытаясь прикрыть ладонью огонек зажигалки, она краем глаза увидела, как в калитку кто-то входит и неспешным прогулочным шагом идет по дощатой дорожке мимо закрытых на ночь пляжных магазинчиков, летнего кафе и проката инвентаря; минуя душ и кабинки для переодевания и останавливается возле ряда деревянных «грибов» — зонтиков. В лунном свете они казались не пестрыми, а одинаково-серыми. Это напомнило Наташе о кошмаре «Дома со Шпилем» пару лет назад, и она невольно подумала: а вдруг человек, стоящий под зонтиками, обернется — и она увидит жуткое светящееся лицо монстра. Одно дело — смеяться над романами и фильмами ужасов дома в удобном кресле, и совсем другое дело — стать их участницей… Хотя Наташа, столкнувшись со светящимся монстром у кладбища, не растерялась и даже угостила «привидение» ботинком в лоб… Но все равно она не любила лишний раз об этом вспоминать.

Луна осветила мужской силуэт — рослый, плечистый, с темным затылком, одетый в джинсы и серую футболку. На голове плотно сидит кепка, тоже из пансионатского магазина, и большой козырек бросает тень на лицо. Мужчина потоптался с минуту около «грибов» и свернул к катамаранам и коттеджу, который так понравился Ефиму.

Наташа докурила сигарету и вышла из беседки.

Перед тем, как возвращаться в номер, она неторопливо прошлась между корпусами, по затихшим, ярко освещенным фонарями аллеям. Какой контраст с дневной суетой и многолюдностью! Сейчас она как будто одна среди прохладных клумб и фонтанов, под бархатным небом южной ночи…

Кошмарный сон уже испарился, и Наташа надеялась, что вернувшись в номер, заснет спокойно.

У подъезда она увидела Ефима. Адвокат рылся в кармане спортивной куртки, и наконец довольно хмыкнул, вытащив ключ от номера. От Когана ощутимо пахло табаком.

— А как это я тебя не заметил в беседке? — удивился мужчина. — Фу, ну и ветер! У меня уже в ушах песок.

— Я гуляла по аллеям. Хотелось проветриться.

— Угу, с проветриванием тут проблем нет, хоть сто порций. Пошли лучше в номер, а то тут нас еще и пропесочит с ног до головы…

***

Засыпая, Наташа услышала на пляже какой-то шум. Словно кто-то вскрикнул. Или ей это послышалось в полудреме. А потом, когда Наташа уже засыпала, на площадке снова затопали и стукнули дверью. «Слоны индийские, можно потише?» — девушка натянула одеяло на голову и отключилась, уже не задаваясь вопросом, на самом ли деле на пляже кто-то кричал, или это ей почудилось.

Проснулась Наташа по привычке в половине восьмого утра. После армейской побудки в 6.00 это было роскошью, почти сибаритством. Но по меркам творческих людей, интеллектуалов и богемы, окружавших Наташу в Питере, она слыла ранней пташкой. Деятели искусства могли позволить себе спать до обеда после «потных валов вдохновения» или затянувшихся сейшенов и пати, особенно в белые ночи.

До завтрака оставалось полчаса. Наташа позволила себе еще 10 минут понежиться в постели на латексном матраце. Чувствовала она себя уже совсем хорошо, горло больше не беспокоило, уши перестали ныть. Но на всякий случай Наташа все же приняла «Колдрекс», чтобы прогнать последние крохи простуды и решила после завтрака заглянуть к ЛОРу. И сегодня лучше купаться в бассейне, а не в море — он все же защищен от ветра стенами корпуса. А завтра, если они задержатся еще на день, уже можно будет и на пляж выйти, — Наташа натянула джинсы и новую красную футболку «Томми Хилфигер», подарок Лэтти на день рождения. Футболка была ее размера, судя по ярлычку, но оказалась тесновата в груди — видно, маломерка. Но Лэтти, приезжая в Питер, свято верила ярлычкам на одежде в бутиках Пассажа и Гостиного двора. Магазины в Севастополе она обходила стороной: «Фи! Модели позапрошлого года или самострок на коленке из ближайшего подвала? Я могу позволить себе настоящую одежду, а не эти заготовки для половых тряпок!».

Но футболка смотрелась отлично, красиво обтягивая торс и подчеркивая загар, и ради этого можно было примириться с легкой теснотой…

Выйдя из номера, Наташа увидела соседа, возившегося с ключом.

— Не в ту сторону крутите, — сказала девушка, — тут ключи с сюрпризом — когда закрываете дверь снаружи, надо поворачивать в другом направлении.

— Четвертый день тут живу, а все на автомате закрываю дверь неправильно, — рассмеялся сосед и наконец-то закрыл свой номер. — Я Антон, — назвался он. — Из Воронежа.

— Наталья. Из Петербурга. — «Интересно, узнает ли он меня, или нет? Автограф-сессия сейчас была бы некстати!».

— Очень приятно. Как в Питере?

— Нормально. По-осеннему.

— Мой сосед по номеру убежал занимать очередь в столовую в шесть утра, — со смехом сказал Антон, спускаясь по лестнице. — Отголоски перестройки: ведь все равно всех накормят с 8 до 10 часов. Зачем лишних два часа топтаться на крыльце? Но у того поколения условный рефлекс: занять очередь, пока другие не опередили!

— Не удивлюсь, если он оказался не первым на крыльце, — развеселилась Наташа.

— Я еще краем детской памяти помню, как мы с родителями отдыхали в Крыму, кажется, в Ялте или Алуште, — Антон надел бейсболку из местного магазина. — Родители вставали затемно, чтобы успеть занять лежак на пляже, спешили, нервничали, спорили, а я спросонья хныкал и не понимал, зачем идти на море так рано, когда еще нельзя купаться.

— А я немного помню 80-е годы, когда Балаклава была еще закрытой… Вот уж где не было ни толп, ни очередей на пляже! Это было в моем дошкольном детстве…

— Балаклава? — изумился Антон. — А я думал, что вы петербурженка.

— Вы угадали, я уже четыре года, как перебралась в Питер. С мужем, — уточнила Наташа.

— Ясно. Это с ним вы приехали?

— Нет. Мой муж ждет меня в Севастополе. А это — муж моей подруги.

— Как в «Иронии судьбы».

Около столовой, еще закрытой, стояло пять человек — три дамы постбальзаковского возраста, похожие как близнецы — ярко-рыжие кудри или шиньоны и сиреневая помада, и двое тоже немолодых мужчин. К зданию неторопливо подтягивались остальные жильцы. Два огромных кота выжидающе расположились сбоку на крыльце, предвкушая полакомиться объедками.

— Вот и скажи после этого, что животные ничего не понимают, — сказал Антон, — они ведь не рядом с аквапарком или прокатом катамаранов расположились, а именно возле столовой. Умные животные!

— А видели бы вы котов в нашей «Республике кошек» на Якубовича, — ответила Наташа. — Прошлым летом кот Ахилл предсказывал результаты футбольных матчей.

— Да вы что? — заинтересовался Антон. — Я только про медведя Яшу слышал, а про кота пропустил. И как, верно предсказывал?

— Вроде да. Точно не знаю, я не болельщица, это муж следил за ходом чемпионата.

— Буду в Питере, зайду посмотреть на ваших чудо-котов.

— А вы тут проводите бархатный сезон?

— Да, провожаю. Похоже, бабьему лету капут: долгий и сильный ветер — предвестник смены погоды.

— Интересно, надолго ли он задул.

— Местные говорят, что в Джамете в сентябре ветер может задувать до 10 дней.

— Весело… Ефим с ума сойдет. Он торопится в Севастополь по важным делам. Что это? — насторожилась девушка, различив на фоне завывания ветра вой сразу нескольких сирен, приближающийся к «Волшебнице».

— Пожара вроде нет, — задумчиво сказал Антон, — полиции делать тут нечего. Может, «скорая помощь»?

— Сразу несколько машин?

— О-о, — округлил глаза Антон, — это пугающе. Может, зря я вчера маринованные грибы на ужин ел?

— Я тоже ела, но чувствую себя нормально.

Мимо них в сторону пляжа побежали полицейские в сопровождении бледного и испуганного ночного сторожа.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Наташа, посторонившись, чтобы пропустить первый поток жильцов, спешащих в столовую.

— Целый отряд пригнали, — заметил Антон, — бомбу, что ли, нашли на пляже?

— Вы идете, или нет? — визгливо осведомилась запыхавшаяся толстушка с младенцем в «кенгуру». — Расшеперились, прям я не знаю!

— Мадам, не кричите так. На нервной почве метеоризм приключится. И молоко испортится.

— Хамло, — ответила обескураженная нежданным отпором молодая мать.

— И вам не хворать, — широко улыбнулся Коган. — Всем доброе утро! Вернее, — добавил он, когда женщина с ребенком скрылась в столовой, — не для всех доброе.

— Фима, что тут делает полиция? — поинтересовалась Наташа. — Ты же всегда любую информацию добываешь первым…

— Одного из наших товарищей по несчастью нашел пляжный уборщик. Возле катамаранов, — Ефим понизил голос. — Удар тяжелым предметом по голове и последующее утопление…

— Вот блин, — Наташа села на скамейку. — Договаривай, Фима, что ты еще не сказал?

— Это наш общий знакомый, — вздохнул Ефим, садясь рядом. — Идейный зожник, ненавидящий адвокатов нерусского происхождения…

***

Наташа и Ефим стояли в курилке после завтрака. Возле катамаранов работала оперативная группа с экспертами и следователем.

— Я ночью видела, как кто-то шел в сторону катамаранов, — сказала Наташа. — Жаль, лицо не разглядела — только кепку и футболку.

— Тогда считай, что ты ничего не видела. Тут уже все парни себе прикупили эти футболки, на память о Джамете. Я тоже две взял.

— Зачем две?

— Себе и Белке. Она любит по дому в длинной тишотке ходить.

— И из аллеи, огибающей корпус, были слышны шаги. Я подумала, что это кто-то тоже идет покурить на пляж.

— Возможно, это была встреча, — предположил Коган. — Сначала пришел один, потом второй.

— По-моему, это он чертыхался в аллее. Потому, что на пляже я видела высокого и крупного мужчину, а наш антагонист был субтильным и низкорослым.

— И чего этого дурня ночью на пляж понесло, — процедил Ефим. — Господи, прости! Не могу поверить. Только вчера он в столовой уборщицу отчитывал. Неужели он еще кого-то тут задолбал до точки кипения? Кто же мог его приложить?

— По-моему, он пытался кого-то шантажировать, — Наташа поведала Ефиму о двух услышанных накануне разговорах — по телефону под навесом и при встрече за трансформаторной будкой. — А тот, кого он хотел расколоть на деньги, решил проблему радикально.

— Чаще так и случается, — кивнул Коган, — если шантажист не позаботится о своих тылах и «крыше», он ходит по краю пропасти. Блин, плохо, что я вчера сорвался, когда он в очередной раз на нас наскочил: врезал ему, да еще грозился размазать. Как бы в подозреваемые не попасть — я ведь тоже высокий, крепкий и у меня есть серая футболка. Доказывай теперь, что я не верблюд!

— И я его ударила, — вздохнула Наташа, — это тоже видели. Фима, нам надо будет рассказать следователю о шантаже, чтобы он знал, в каком направлении вести поиск преступника.

— Думаю, что он нас вызовет в числе первых, — Коган раздавил окурок в пепельнице. — Э-эх, пришла беда — вынимай паспорта! Ладно. Кофе хочешь? — он указал на пляжное кафе, где как раз поднимали жалюзи.

— Ты сможешь пить кофе? — удивилась Наташа.

— Да. Позавтракать же мы смогли. Чистая совесть — здоровый аппетит.

— Ладно, пошли. Ты знаешь, он вчера сказал: в КПЗ так вкусно не кормят.