Бесплатный фрагмент - Зеркало тёмного короля

Посвящается

Книга посвящается Владимиру и Людмиле, моим родителям, без которых невозможно было бы само моё существование

Эпиграф

…всё тайное — это украденное, всё скрытое, что мы любим, — это обман. Но граница, отделяющая зло от добра, проходит через каждое человеческое сердце. А кто пожелает уничтожить часть своего собственного сердца?» «Мудрость крокодилов» Пол Хоффман

Часть Первая

Когда б не знали мы о мире того,

что вечностью дано,

столь бы вечно проживали

в оковах счастья своего.

Маргад Муур

Глава Первая. Этот странный сон

Небольшого роста женская фигура быстрым шагом приближалась к двери в конце коридора. Звук её каблуков ударялся о старые, каменные стены и, возвращаясь обратно, эхом поднимался под высокие потолки, создавая шлейф ритмичной музыки. Эта музыка немного оживляла угрюмый вид серых стен древнего замка.

Достигнув конца коридора, женщина быстрым и ловким движением открыла тяжелые двери и вошла в комнату. Было темно. Надежно защищая покои от ранних лучей солнца, ставни окон были закрыты, и единственное, что можно было разобрать, — это запахи. Приятное и теплое благоухание полевых цветов с легкой горчинкой, сладкий аромат розового, ванильного и миндального масел, бодрящая гвоздика и едва уловимый уютный запах корицы. Лишь легкая вонь плесени, что исходила от старых стен, но ставшая давно привычной для жителей этого замка, немного портила карнавал ароматов.

Приближаясь к окну, женщина громким, но в то же время ласковым голосом произнесла:

— Ваше высочество, просыпайтесь!

Женщина раскрыла ставни окон, разрешив солнечным лучам наконец-то разрушить эту смиренную темноту и подарить утру новую жизнь. Свет мгновенно проник в комнату, и все вещи, что в ней находились, приняли четкий и привычный вид: комод, шкаф, трюмо, на котором лежали несколько различных щёток и расчесок, пудра, духи и масла, шкатулка с украшениями и другие милые вещицы женского туалета.

— Ваше высочество! — произнесла женщина ещё раз и повернулась в сторону кровати, сделав небольшую паузу. Не получив ответа, она повторила попытку, уже говоря громко, напористо и без остановки:

— Дочь короля Фринбауса Великодушного, принцесса Милай… — не успела она закончить, как услышала со стороны кровати протяжно и вяло:

— Хгн, дааа, нянечка…

— Ваше высочество, просыпайтесь, — произнесла женщина уже мягко и нежно.

— Его величество король Фринбаус ждут вас к завтраку, — продолжила нянечка, сложив руки перед собой на фартуке, — ему нужно сообщить вам что-то важное, — сказала она и принялась готовить платье принцессы.

— Пу-уф, ну что за странная привычка решать какие-то там важные дела с самого утра! Да к тому же ещё с самого-самого утра, — бубнила принцесса, прикрыв одно ухо одеялом и хитро прищурила один глаз, не отрывая головы от подушки.

— Милайбрея! — повернулась женщина и укоризненно посмотрела на принцессу, упирая руки в бока.

Этот взгляд и выражение лица принцессе были очень знакомы и говорили только об одном: следовало бы уже послушать кормилицу. В противном случае нравоучений на целый день было бы не избежать.

— Хорошо, хорошо, нянечка, — произнесла принцесса, сидя в подушках лениво потягиваясь. И потом продолжительно и задумчиво посмотрев на женщину, произнесла:

— Ты знаешь, нянечка, мне сегодня опять снился этот странный сон.

Глава Вторая. Всё решено

Когда принцесса спустилась к завтраку, стол был накрыт, и, судя по всему, король давно дожидался её. Хоть и прошло немало времени, прежде чем Милайбрея присоединилась к нему, Фринбаус так и не притронулся к еде и имел вид очень задумчивый и угрюмый. Глубокомыслие было не к лицу королю. Он сидел, уставившись в никуда, и о чём-то напряженно думал, отчего его доброе лицо неестественно исказилось, и стало немного потешным.

По своему сложению король был чуть выше среднего роста, и согласно своему возрасту и статусу имел уже небольшой животик. Однако из-за плотного тела статность его не особенно выделялась. На лице у Фринбауса не было ни единого шрама, коими уже к сорока годам обзавелся бы каждый другой король, пройдя немало сражений, завоёвывая новые земли либо защищая свои.

Фринбаус не любил воевать и вообще не переносил насилия, а любые посягательства на свои владения, либо спорные вопросы он всегда решал дипломатическим путем: с выгодой для обеих сторон. Также Фринбаус славился своей добротой и справедливостью. Верно за это народ его искренне любил и уважал.

Когда Милайбрея увидела отца, то его вид поначалу её немного насторожил. Но решив, что раздумья Фринбауса вновь посвящены переговорам с одним из королевств по какому-то «земельному вопросу» — тут же успокоилась, ведь «отец, как всегда, всё удачно уладит».

— Доброе утро, ваше величество, — произнесла принцесса, делая реверанс.

— Доброе утро, Милайбрея, — ответил король, очнувшись от мыслей, как ото сна.

— Я вижу, отец, вы опять обдумываете переговоры со всеми любимым королевством Бамбаса, — предположила принцесса, пытаясь улыбкой подбодрить короля, и села за стол. Но Фринбаус никак не отреагировал, и тогда, наигранно нахмурив брови:

— Он всё никак не может успокоиться? — добавила она и оглядела все вкусности, что стояли на столе.

К завтраку всегда подавали блинчики, которые как слоеный торт выкладывали на тарелку аккуратно друг на друга, поливали медом и украшали свежими ягодами черники, малины и клубники. Отец и дочь любили свежевыпеченный хлеб с хрустящей корочкой и сладкие булочки, начиненные творогом и ягодами. Аккуратно порезанные и разложенные на блюдцах фрукты и овощи, соседствовали с маленькими тарелочками с медом и разными сладкими вареньями, с вялеными фигами и засахаренными фруктами и орешками. Король любил на завтрак вареное яйцо всмятку, но принцесса его предпочтений не разделяла и, отодвинув пашотницу с яйцом в сторону, она сразу потянулась за сдобной, румяной, ароматной булочкой, присыпанной сахарной пудрой.

— Дочь моя, — начал король, не обращая никакого внимания на вопрос Милайбреи. — Приближается твой шестнадцатый день рождения. Всего через каких-то семь месяцев… — вздохнул он.

— А-а-а! Вы обдумываете мне подарок и предстоящее пиршество! — воодушевленно перебила его принцесса, отломив кусочек свежей сдобы и положила себе в рот, в предвкушении удовольствия, одарив короля хитрой улыбкой.

— Нет, не в этом дело, Милайбрея, — продолжал король, — ты прекрасно знаешь, что до наступления своего шестнадцатого дня рождения ты должна выйти замуж.

— Да, но ведь ещё есть время, — ответила она, всё ещё не понимая, к чему ведет этот разговор, но уже немного насторожилась.

— Я нашел тебе будущего мужа: это принц Эдгард, сын короля Артевана, — сказал Фринбаус.

Услышав это, Милайбрея чуть было не подавилась булочкой, которую она так увлеченно жевала до этого. Кое-как проглотив, она с недоумением и тревогой в глазах посмотрела на короля. Потом, сделав глубокий вдох, принцесса хотела было что-то произнести, но от такой неожиданной новости мысли её смешались, и она просто выдохнула, не произнеся ни слова. В голове девушки образовался сущий сумбур, поэтому она только глубоко вдохнула и растерянно посмотрела на короля. Фринбаус же тем временем, не замечая переживаний своей дочери, продолжал спокойно говорить:

— К сожалению, мы не можем ждать шесть месяцев — свадьба состоится через пять дней…

Принцесса продолжала молчать. Она встревоженно и внимательно смотрела на короля, пока тот говорил:

— Вчера вечером, — продолжал он, — я получил известие от короля Артевана. В послании говорится, что сын его, принц Эдгард, в скором времени, а именно через семь дней, отправляется на войну. Король Франтез попросил военной помощи у короля Артевана. Король Бамбас готовит очередное коварное нападение, а запасы королевства Франтеза истощены. Артеван согласился оказать помощь и военную поддержку Франтезу. Войско отправляется под командованием Эдгарда.

— Но … — попыталась было принцесса нерешительно возразить.

На что король резко встал из-за стола, подошёл к камину и, всматриваясь в огонь, продолжил:

— Эдгард — храбрый, славный боец и полководец. Отец его позаботился о том, чтобы он учился у лучших. Солдаты короля Артевана славятся своими военными доблестями, да и армия надежна: лучшая из лучших. Но это настоящая война, Милайбрея, — повернулся король и угрюмо посмотрел на принцессу, а затем снова обратил свой взор на огонь в камине.

— Но, ваше величество, — встала из-за стола Милайбрея, — должен же быть другой выход, — и в глазах её заблестели слёзы.

— Милайбрея! — резко окликнул её король и посмотрел на неё, — Эдгард — твой самый лучший жених! Ты знаешь, другого выхода нет: мы не можем рисковать, ведь исход войны неизвестен! В королевстве Артевана ты будешь в безопасности — и только так после меня ты сможешь позаботиться о своём народе.

Увидев лицо своей испуганной дочери, король умерил свой пыл — он подошёл к ней и, обняв, добавил:

— Ты знаешь, что я отдал бы все богатства мира, лишь бы продлить твоё детство. Но ты уже взрослая: отныне ты не можешь думать только о себе, от тебя теперь зависит благополучие других людей, твоего народа.

— Как скоро мы отправляемся в дорогу? — понуро спросила принцесса и смирено положила голову на плечо отца.

— Завтра к обеду мы выезжаем, — ответил король. — Всё решено.

Глава Третья. Прощай, мой добрый друг

Вторая половина завтрака в этот день прошла в абсолютной тишине; и король, и принцесса погрузились в собственные переживания. Фринбаус думал о том, как он не хотел расставаться со своей единственной любимой дочерью, которую он обожал — она для него была всем.

После смерти королевы, его жены, только Милайбрея удержала его на этом свете.

Горе Фринбауса было бесконечно: королева умерла вскоре после того, как на свет появилась Милайбрея. Фринбаус был поражен потерей до глубины души — седина в тот же день покрыла его голову. После похорон он несколько дней ничего не ел, не пил и не выходил из своей комнаты; отчаянное желание оставить этот мир завладело тогда королём.

И лишь в тот день, когда кормилица без разрешения вошла в его покои и принесла маленькую принцессу, желание жить снова вернулось к нему.

Как и сегодня он помнил это момент: он взял на руки маленький белый сверток, украшенный лентами и воланами, и посмотрел на личико малышки. Его взору открылась миловидная мордашка с тёмными глазками, которая тут же расплылась в улыбке. Тьма отступила, и в сердце Фринбауса снова засияло солнце.

Милайбрея, дочь настоящей и вечной любви, каждым своим взглядом и улыбкой вдыхала жизнь в короля, наполняя каждый день его смыслом и радостью.

А теперь она стала совсем взрослой и должна выйти замуж, и их будут разделять тысячи миль. Когда-то этот день казался таким далеким, но время пролетело очень быстро и обстоятельства были безжалостны. Неизбежность расставания, как яд медленного действия, отравляла мысли и чувства короля.

В голове же у принцессы был полный беспорядок. Противоречивые мысли и эмоции перебивали друг друга. С одной стороны, она так не хотела расставаться с местом, где она выросла и чувствовала себя спокойно и уютно, где была окружена людьми, которые многие годы заботились о ней, с отцом, которого она очень любила. С другой стороны — её ждали принц, замужество, балы и множество перемен.

Столько всего нового и до сегодняшнего дня не изведанного предстоит ей пережить и прожить. Это возбуждало её разум и невольно придавало вкус радости этой печальной новости, ведь она, принцесса, скоро станет королевой.

После завтрака принцесса исчезла из замка, но никто не волновался по этому поводу. Все уже привыкли и знали, что, если принцессы нет в замке, значит она убежала к своему другу, крестьянскому мальчику. Его дом находился рядом с рощей, неподалеку от небольшого озера, где Милайбрея часто проводила с ним время с самого детства.

— Брис… Брис…! — кричала принцесса радостным голосом, подбегая к озеру, где друг уже, как обычно, дожидался её.

Брис сидел на земле, обняв колени, но услышав принцессу, он встал и обернулся в сторону, откуда доносился её голос.

Милайбрея бежала, улыбаясь, одной рукой размахивая в воздухе для равновесия, а другой держа подол платья. Подбежав к своему другу, она кинулась ему на шею и начала говорить, не останавливаясь, перебивая дыхание.

— Брис… Брис… Я так рада тебя видеть… Я даже не знаю, с чего начать… У меня столько новостей! Я и счастлива, и в тоже время мне так грустно…

— Ты знаешь, — начала она смеяться и всё так же без остановки оживленно говорить, — ты знаешь, когда я сюда шла через поле, я присела на минутку отдышаться — вдруг я слышу какое-то фырканье и рычание. Я так напугалась! Я вскочила на ноги, задрала юбку до колен, чтобы разглядеть это чудище, а это оказался… Это оказался ёжик! Представляешь? Ёжик! Я его, оказывается, платьем прикрыла не нарочно… Ты представляешь?! — снова засмеялась она.

Принцесса всё говорила без умолку, как будто они не виделись вечность, а Брис молчал и слушал, ловя мельчайшие оттенки чувств на её лице и в глазах.

— Я должна тебе кое-что сказать, — призналась Милайбрея уже поникшим голосом, — я уезжаю… — произнесла она, и её глаза невольно наполнились слезами.

— Куда?! — негодуя спросил Брис, потрясенный новостью.

— Я уезжаю, Брис, — я уезжаю навсегда, — произнесла принцесса дрожащим голосом. — Меня выдают замуж за принца Эдгарда… Ты мой единственный друг! Что я теперь буду делать без тебя? — и слезинка покатилась по её щеке.

Юноша взял её за руки и начал уговаривать:

— Моя принцесса, я никогда вас не оставлю! Мы обязательно что-нибудь придумаем, ведь у нас ещё есть время…

— Нет, мой добрый друг, — перебила его девушка, — времени совсем не осталось, я уезжаю завтра утром.

— Завтра?! — возмущенно переспросил Брис. — Но почему так скоро, к чему такая спешка?! Ведь до вашего дня рождения…

— Есть ещё семь месяцев, — продолжила принцесса его вопрос. — Я знаю. Но всё складывается таким образом, что свадьба должна состояться немедленно: принц Эдгард в скором времени, — вздохнула она, — всего через каких-то семь дней отправляется на войну — никто не знает, сколько она продлится и каким будет её исход.

— Но это слишком скоро! Я знаю, за ваше сердце поборолись бы и другие достойные претенденты! Ваш отец принял слишком поспешное решение, не оставив никаких надежд другим. — раздосадовано сказал Брис. — Неужели вы не вправе возразить королю Фринбаусу?

— Ты же знаешь, Брис… Я принцесса, и моё положение обязывает меня не только перед отцом, но и перед моим народом. Королевство Артевана имеет хорошую армию и достаточно сильное влияние на другие королевства — эта свадьба спасет не только меня от заточения, но и станет залогом безопасности для народа нашего королевства, ведь ты знаешь, что если я не выйду замуж до того, как мне исполнится шестнадцать…

— Я знаю, моя принцесса, — перебил её друг, — и я не позволю этому произойти.

Милайбрея посмотрела на него и по-доброму улыбнулась.

— Я люблю вас, Милайбрея, — сказал Брис.

— О-о-о, я тоже люблю тебя! — ответила принцесса, — ведь ты мой единственный друг! И мне так будет тебя не хватать… — посмотрела она с нежностью ему в глаза.

— Вы не поняли меня, моя принцесса, — сказал Брис. — Я люб…

— Милайбрея, принцесса Милайбрея… — раздался чей-то голос, приближаясь.

Принцесса повернулась в сторону, откуда доносился зов. Это был один из придворных конюхов, он был на лошади и вел в поводу ещё одну оседланную для принцессы.

— Я здесь, — ответила Милайбрея, уже совсем не обращая внимания на то, что хотел сказать её друг и помахала рукой на встречу.

— Ваше высочество, кормилица наказала мне найти вас и скорейшим образом вернуть в замок. — отчитался конюх, слезая с лошади.

— Брис, мне пора — прощай, мой добрый друг, — прошептала принцесса, обнимая его на прощание.

Конюх помог Милайбреи сесть в седло, и вместе они отправились в сторону замка, а Брис стоял и смотрел им вслед, пока они не скрылись в роще.

Глава Четвёртая. Воздушно

Вернувшись в замок, Милайбрея внезапно почувствовала, как ей стало очень грустно, и сердце её сжалось от тоски.

Все вокруг суетились: приготовления к поездке шли полным ходом, ведь необходимо было успеть к завтрашнему дню. Прислуга всего замка бегала из стороны в сторону: кто-то готовил подарки, кто-то собирал приданое, кто-то был занят багажом, у каждого нашлось дело. От всей этой суеты у Милайбреи закружилась голова, и она решила подняться к себе в комнату. Идя по коридору и случайно обернувшись в сторону окна, створки которого были приоткрыты, принцесса заметила, как прекрасны окружающие просторы королевства.

Милайбрея подошла к окну и раскрыла его полностью. Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза: воздух был наполнен множеством сладких ароматов цветов, что росли под окном и в садах замка — можно было услышать благоухание неприступной розы, медово-сладкий гиацинт, волнующую и загадочную лилию, романтичный пион, манящую изяществом гардению и элегантный жасмин. Свойственная диким растениям легкая горчинка полевых цветов гармонично разбавляла елейность благородной флоры, а запах листвы деревьев и травы дополнял свежестью.

На душе у Милайбреи стало легко и спокойно. Она мысленно пронеслась над всем королевством, над садами, лугами, рощей и озером — всё это отозвалось в её сердце теплотой и нежностью. Открыв глаза, она изменила своему решению уединиться у себя в комнате и задумала прогуляться по замку — она бродила по коридорам своего огромного дома, вглядываясь в каждую картину и рассматривая каждую фигурку.

Да, она уезжает далеко… Но воспоминания, что останутся с ней, никто не сможет отобрать: скоро у неё будет другой дом, а свой прежний она будет бережно хранить в своем сердце.

Приближаясь к своей комнате, Милайбрея услышала голоса и поняла, что сборы её гардероба ещё не закончены. Когда она вошла в комнату — вся прислуга одновременно, как по команде, сделала реверанс, а потом как ни в чём не бывало снова принялась за дело, и суета в комнате обрела свой прежний ритм.

Милайбрея села на кровать и незаметно для себя задумалась: ей всё ещё было тоскливо. Проходящая мимо кормилица заметила это явное выражение печали на её лице — она остановилась и, внимательно вглядываясь в глаза принцессы, спросила:

— Милайбрея, дитя моё, что тебя так беспокоит? Твоё настроение мне совсем не нравится.

Нянечка присела на кровать рядом с Милайбреей и погладила её по голове, всё так же пристально вглядываясь в глаза принцессы.

— Ах, нянечка, я даже не знаю, — ответила Милайбрея, — у меня в голове столько мыслей… Всё так быстро и неожиданно…

— Допустим, быстро… Но об остальном, я думаю, тебе не стоит беспокоиться, — начала уговаривать её нянечка.

— А замужество — это как? — спросила Милайбрея. — Это как — любовь? — спросила она, подняв мечтательно глаза вверх, и как-то по-особенному выделила интонацией последнее слово.

Вопрос принцессы ввел нянечку в небольшое замешательство, но Милайбрея, не дожидаясь ответа, продолжила, как будто размышляя вслух:

— Полюблю ли я Эдгарда после свадьбы? — озадачилась принцесса и посмотрела на нянечку.

Та одобрительно улыбнулась и ответила:

— Я слышала, что принц Эдгард очень хорош собой.

Принцесса улыбнулась: ей явно понравилось услышанное. Потом она опустила глаза, взяла нянечкины руки в свои, снова посмотрела на неё и, немного покраснев, сказала:

— Ты знаешь, нянечка, последние месяцы мне снится часто один и тот же сон.

Кормилица заинтересованно посмотрела на Милайбрею и, не смея перебивать её ни словом, показала полную готовность слушать. Принцесса, немного помедлив, оглядела комнату, где по-прежнему было много служанок. Так она дала понять, что не хотела бы, чтобы другие даже краем уха услышали её повествование. Нянечка тут же поняла намек: сборы багажа принцессы всё равно уже были почти завершены, поэтому в остальных служанках уже не было необходимости, и нянечка, хлопнув дважды в ладоши, распорядилась, чтобы все покинули покои принцессы.

Как только последняя из служанок закрыла за собой дверь, Милайбрея принялась рассказывать:

— Снится мне, что я гуляю по лесу, но не в наших краях: деревья этого леса столь высоки и листва их так густа, что солнечный свет с трудом проникает сквозь них. На мне белое платье, похожее на то, что я так часто надевала этой весной. Помнишь, нянечка? — на мгновение Милайбрея обратилась к ней, а потом опять погрузилась в свой рассказ. — Я одна в этом огромном, мрачном и в то же время сказочно красивом лесу. И то за одним, то за другим деревом появляется мужская фигура.

Этот человек следит за мной, но каждый раз, как я его замечаю, он исчезает, а потом снова появляется. Я чувствую его взгляд, и это ощущение так сильно, что кажется мне, как будто всё происходит на самом деле.

Тропинки в этом лесу нет — вот я подхожу к какому-то бревну, старому и уже давно заросшему мхом, перешагиваю его и вижу розу, лежащую рядом с маленькой лужицей. Я наклоняюсь, чтобы поднять её, и в этой лужице вижу своё отражение, но в нём я совсем другая, нянечка: лицо моё белое, волосы длинные и черные, а губы красные как эта алая роза, что лежит на земле. Я беру цветок, но, уколовшись об его острый шип, смотрю на свой палец, где кровь мгновенно собирается в каплю и падает в лужу. Наблюдая за этим, я вижу в отражении, что прямо за мной стоит тот самый господин, что всё это время следил за мной: вот он обнимает меня сзади за плечи и шепотом у самого моего уха произносит: «Ты…». Я резко оборачиваюсь, чтобы увидеть его лицо, но в этот миг оказываюсь летящей с высокого обрыва, а оттуда, с высоты на меня смотрит девушка с золотистыми волосами. Я ударяюсь о скалы, пронзающая боль разливается по всему моему телу, и в это мгновение я в ужасе просыпаюсь — а потом такое ощущение, что и впрямь в комнате кто-то есть.

Милайбрея застыла на миг, как будто переживая это мгновение вновь.

— Это обыденное дело, девочка моя, — начала её успокаивать кормилица, — в твои годы мне тоже снились мужчины. Но признаться, фантазии мои были намного интересней и приятней твоих.

— А это как, нянечка? — поинтересовалась Милайбрея, не вполне понимая, о чём идет речь.

Кормилица, слегка покраснев, наклонилась к принцессе поближе и что-то шепнула ей на ухо, а потом они в один голос засмеялись. От смеха Милайбрея откинулась на кровать и закрыла лицо руками, а затем снова усевшись на кровати, спросила:

— А это больно?

— Как сказать… Когда любишь — даже эта боль в сладость, а если тебе с мужем повезло и человек он знающий, то тогда тебе вообще не о чем беспокоиться, — подмигнула ей кормилица.

— Нянечка, я так боюсь! Ведь я не знаю, какой он, Эдгард? — озадачилась Милайбрея.

— А вот по этому поводу тебе не стоит переживать, я верно знаю про его подвиги, — ответила нянечка.

— Про его подвиги на полях сражений и рыцарских поединках, пожалуй, знают все, — пожала плечами принцесса.

— Да, — улыбнулась нянечка, деловито приподняв левую бровь, — но есть подвиги, которые могут оценить только женщины.

— А-а-а, — произнесла возбужденно принцесса, улыбаясь, и прикусила нижнюю губу. — И откуда такая осведомленность? — затем поинтересовалась она.

— Мы, слуги при дворе, зачастую общаемся больше, чем сами вельможи. Так что поверь мне на слово — мы являемся хранителями самых сокровенных тайн, — сказала кормилица, поднимая указательный палец кверху.

— А внешне Эдгард действительно настолько хорош, как про него рассказывают?

— Да, — утвердительно ответила нянечка.

— Ах, как бы я хотела взглянуть на него хотя бы одним глазком, — вздохнула принцесса. Нянечка хитро улыбнулась и достала из кармана фартука какой-то сверток, а скорее всего лоскут холста, и дала его Милайбрее.

— Не может быть! — удивленно воскликнула принцесса, развернув плотную ткань. — Где ты его раздобыла?! И ты всё это время молчала!? — глаза её радостно засверкали.

На холсте был изображён Эдгард: проникновенный взгляд юноши сразу же очаровал Милайбрею. Он действительно был хорош собой: слегка волнистые волосы, небрежно уложенные назад; красивые черты лица; четко выраженные брови, что придавали взгляду выразительность; небольшой шрам на левой скуле, который совсем не портил его, а напротив, делал лицо более привлекательным. Художник, запечатлевший Эдгарда, передал не только его красоту, но и душевную сущность: в его образе присутствовали сила, мужественность и нежность. Глаза выражали уверенность и решительность — сочетание этих качеств делало принца поистине притягательным.

Теперь Милайбрея понимала, о чём говорила её кормилица и почему все так восхищались им. Поговаривали, что нет такой женщины во всех королевствах, сердце которой не смог бы завоевать принц Эдгард.

— О-о-о, — произнесла Милайбрея, — он и вправду очень красив, — растаяла она от взгляда с портрета. — Благодарю тебя, нянечка, — обняла её принцесса, а потом ещё раз взглянула на холст, — я могу оставить портрет у себя? — прижала она его к своей груди.

— Всё для моей королевы, — ответила нянечка, проводя нежно рукой по щеке Милайбреи, а потом добавила, — но извините, моя принцесса, не в этот раз: ведь я его тайком взяла у нашего короля, подозревая, что вам будет интересно. Но если ваш отец обнаружит пропажу, то мне несдобровать.

Принцесса скривила губы.

— Почему он мне сам не показал? — возмутилась она.

— Отцовский эгоизм, — благодушно ответила кормилица, — он успокоился, что дочь выходит замуж за достойного человека. А понравился бы он вам или нет — это уже не имеет значения, по его мнению.

Милайбрею слегка обидело сказанное кормилицей, но она быстро успокоилась, потому что принц ей действительно понравился, а остальное, по правде, уже не имело большого значения для неё.

— Уже поздно, моя принцесса, — сказала нянечка, доставая ночную сорочку Милайбреи, — вам завтра предстоит дальняя и изнурительная дорога.

— Нянечка, я кажется влюбилась — я чувствую себя… Как это объяснить… Воздушно… — сказала Милайбрея, просовывая голову в ночную рубашку.

Кормилица улыбнулась.

Потом Милайбрея вскочила на кровать и воодушевленно выкрикнула:

— Воздушно! — начала она кружиться на кровати, закрыв глаза, а потом рухнула, как будто в обмороке. — Ах, Эдгард! — восхищенно вздохнула принцесса, открыв глаза.

Глава Пятая. Любовь моя

Последнюю ночь перед отъездом Милайбрея всё никак не могла наговориться с кормилицей. Принцесса вдруг вскочила и, усевшись на кровати и обнимая подушку, обратилась к нянечке, которая укладывала последние платья в сундук.

— Нянечка, расскажи мне про свою любовь.

— Уже очень поздно, — ответила она, но Милайбрея настаивала:

— Ну пожалуйста, — скривила она личико, как часто делала в детстве, когда ей чего-то очень хотелось.

— Хорошо, — растаяла нянечка, увидев такое знакомое ей выражение, перед которым она не могла никогда устоять.

Милайбрея устроилась поудобней, накрывшись одеялом до плеч, и в предвкушении красивой истории внимательно впилась глазами в нянечку. Та же в свою очередь села на край кровати и начала:

— Спешу предупредить тебя, что история моя правдивая, но печальная. Когда мне было пятнадцать, я влюбилась по-настоящему — это была любовь с первого взгляда. Он был старше меня примерно на пять лет, принадлежал к знатному роду, и его семья имела высокое положение и чин при королевском дворе. Я не знала, по какой причине он оказался в наших краях, но нашу встречу я помню, как сейчас, — произнесла нянечка, и её глаза засверкали.

В тот день я с подругами отправилась на рынок: мы случайно оказались у одного прилавка и как по волшебству схватились за одно и тоже яблоко, но я оказалась, конечно, проворнее и потому его рука оказалась на моей. От неожиданности я вздрогнула. Посмотрев сначала на руку, а потом на его лицо, я тут же застыла, глядя ему в глаза. Он тоже смотрел на меня, не отрывая взгляда. Какое-то волнующее чувство охватило меня в тот момент. Всё это длилось несколько мгновений, но казалось, что мир вокруг нас остановился, и есть только он и я.

Я ощутила, как его рука нежно начала сжимать мою, и услышала хихиканье моих подруг за спиной — я почувствовала, как щёки мои тут же стали пылать огнем. Я немедленно выдернула руку, глаза мои забегали, я опустила голову и пошла быстрым шагом вперед, определенно не понимая, что произошло. Подруги мои тут же поспешили за мной. Тотчас за спиной я услышала голоса и смех его друзей, они шутили над ним, говоря, что он «встал как вкопанный и не может оторвать взгляда от девушки». Мне хотелось летать! Казалось, что я стала легче птичьего пуха: да, он не остановил меня и не попытался догнать, но он не мог оторвать взгляда от меня. Эта фраза радостью отозвалась в моем сердце — тогда я и представить себе не могла, что мы ещё раз встретимся…

Потом, по воле судьбы или случая, мы стали часто встречаться в разных местах, и при каждой нашей встрече он не смел заговорить со мной, но всем своим существом я ощущала, как глаза его неотрывно следили за мной. До самых пяток меня пробивало молнией каждый раз, когда мы встречались глазами. Это чувство мне было непонятно, но делало меня счастливой. В то же время я стыдилась своего интереса, ведь я была помолвлена и собиралась замуж.

К сожалению, я не испытывала решительно никаких подобных чувств к своему будущему мужу. Семья его владела землей и имела хозяйство — достаток мне был обеспечен. Мои родители, не задумываясь, дали согласие, когда его родные пришли просить моей руки, и меня, говоря откровенно, это устраивало. К тому же он был симпатичным парнем, обладал всеми достоинствами для будущего супруга, и я согласилась.

Но теперь, когда я повстречала Его, любимого, я не знала, что мне делать. Каждый раз, как я вспоминала нашу встречу, моё сердце начинало взволновано биться. Он снился мне каждую ночь, я думала о нём каждый день. И вот однажды, собирая в лесу хворост, я встретилась и оказалась с ним наедине впервые. Он представился и выразил желание помочь мне, а потом и проводить до дома. Мы шли и болтали о разных вещах, но вдруг он остановился, схватил мою руку и открылся мне в своих чувствах.

Он признался, что с тех пор, как увидел меня, всё время думает обо мне — начал умолять встретиться ещё раз, но я отказала. Сердце моё кричало «да», а губы говорили «нет». В ту ночь я не могла уснуть, меня бросало в жар, я обливалась холодным потом: мысль о том, что мы, возможно, больше не увидимся, мучила меня. На следующий день я опять отправилась в лес, но необходимости никакой не было — я придумала глупый предлог в надежде встретить его там снова.

Когда я пришла на то место, где мы встретились за день до этого — он уже ждал. Он стоял спиной и поначалу не заприметил меня, а я медлила подойти к нему. Но тут он обернулся и, увидев меня, сразу же подбежал: глаза его сверкали радостью, он поднял меня на руки и начал кружить в воздухе — я смеялась и визжала от счастья. Потом он опустил меня на землю. Мы не проронили ни слова: наши чувства были настолько сильны, что в словах не было необходимости. Он держал меня за талию, мои руки были у него на плечах — мы смотрели друг другу в глаза. Потом он прижал меня крепче и поцеловал, и я поцеловала его… Больше я была не в силах сопротивляться этому чувству.

Мы опустились на землю, его руки крепко и нежно держали меня, как драгоценность, хрупкую и очень дорогую. Каждое его прикосновение, каждый его поцелуй отражались счастьем в моём теле: мы сливались в одно.

Потом мы виделись каждый день, конечно же, втайне. Под разными предлогами я убегала из дома. Каждое утро, просыпаясь, я с нетерпением ждала нашей встречи, а минуты разлуки с каждым днем становились всё более невыносимыми для меня.

Мы привязались друг к другу: он рассказывал мне много интересных вещей, выслушивал мою глупую болтовню и даже научил меня читать и писать.

То время было для меня самым лучшим! Рядом с ним я чувствовала себя свободно и легко как птица в полете.

Однажды я призналась ему, что меня выдают замуж — он ответил, что всё знает и намерен жениться на мне. Я знала, что это не представлялось возможным: простолюдинка и королевский придворный? Этому не позволят случиться, и хотя мой рыцарь был решителен в своем намерении — всё же судьба нас разлучила, — на мгновение нянечка сделала паузу, и глаза её потускнели, а потом она продолжила:

— Он отправился к своему королю с прошением о разрешении этого брака, но несмотря на то, что он был бравым и верным рыцарем, его просьбу отклонили и пригрозили, что если он попытается хоть как-то осуществить своё намерение, то его семья и род будут лишены всех титулов и привилегий. Он написал мне и всё объяснил, но сдаваться не собирался: он решил похитить меня и бежать в другое королевство.

«Любовь моя, — писал он, — пускай весь мир ополчится против нас — я не допущу нашей разлуки… Как только я допишу это письмо, я тут же отправляюсь в дорогу, чтобы снова встретиться с тобой и больше никогда не расставаться».

Слёзы катились у меня из глаз: как я могла дозволить ему разрушить его жизнь и погубить мою семью? Ведь если бы я сбежала с ним, то и моей семье угрожал бы позор, а мои сестры были бы обречены никогда не выйти замуж. Я разрывалась на части; в моих руках вдруг оказались судьбы и счастье других людей, поэтому я приняла единственно правильное решение, ценой которому было моё счастье.

Писать моему рыцарю было уже поздно, он не получил бы письма и вскоре должен был быть здесь. Действовать нужно было незамедлительно. Всё это время меня держали взаперти после того, как я заявила, что разрываю помолвку. Но, получив это известие, я сказала, что просто сглупила и выйду замуж за сына землевладельца, если тот готов меня простить. Свадьбу решили играть немедленно, пока я опять не передумала.

Мой рыцарь прибыл в деревню как раз к моей свадьбе. В этот день все суетились, готовились, а я не могла прийти в себя: я проплакала всю ночь. Во время свадебной церемонии я могла видеть, что он впился в меня взглядом. Я тоже смотрела на него: из-под вуали не было видно, на кого был обращен мой взгляд — произнося слова верности и любви, я мысленно была с ним, с моим рыцарем.

Душа металась, сердце моё разрывалось от боли, ком подступал к горлу, мне хотелось умереть! В один момент я поняла, что мой рыцарь хочет прервать церемонию: он решительно зашагал по направлению ко мне — сердце моё бешено забилось. В этот момент мой муж открыл вуаль, чтобы меня поцеловать, и тут я, не в силах побороть свои чувства, потеряла сознание.

Очнулась я уже в доме своего мужа. Веселье продолжалось, я слышала за окном музыку и веселый гул. Вспомнив все, я опять начала рыдать. Я знала, что мне предстоит первая брачная ночь, а этот мужчина, который теперь мой муж, будет обнимать и целовать меня.

— И что потом, нянечка? — вдруг не выдержала Милайбрея.

— Мой муж — замечательный человек. В ту ночь я не выдержала и всё рассказала ему, — он не стал ни на чём настаивать и сказал, что несмотря на это, он, как и прежде, любит меня и даст мне столько времени, сколько понадобится, чтобы и во мне проснулось взаимное чувство. И действительно, со временем я полюбила его, но по-другому… А то чувство, что я познала с моим рыцарем, я больше никогда не испытывала.

— А что стало с твоим рыцарем, нянечка? — спросила Милайбрея уже сонным голосом и зевнула.

— Я его больше никогда не видела, да и искать не пыталась, — ответила с грустью нянечка, и глаза её вновь наполнились тоской.

Не успела нянечка закончить рассказ, как Милайбрея тут же погрузилась в глубокий сон. Кормилица с нежностью посмотрела на принцессу и, поцеловав её в лоб, прошептала: «Сладких снов, любовь моя». Потушив свечи, она покинула покои.

Глава Шестая. «Не исчезай»

На следующее утро Милайбрея проснулась в хорошем настроении, и когда кормилица пришла её будить к завтраку, на удивление, принцесса уже была одета и собрана.

— Доброе утро, — подбежала Милайбрея к нянечке и, обняв, поцеловала её в щёку. — Я так замечательно сегодня спала; меня больше не мучил этот кошмар. Но признаться, я не помню, что мне снилось — должно быть Эдгард, раз я себя чувствую так замечательно, — тараторила принцесса, рассуждая вслух.

— Я очень рада, — ответила нянечка, улыбаясь.

— А почему ты не едешь с нами, нянечка? — вдруг вспомнила Милайбрея.

— У моего сына свадьба через два дня, ваше высочество — я прибуду в королевство Артевана вместе с остальными слугами за день до вашей свадьбы.

— Ах, ну да, дурная голова, — слегка хлопнула себя принцесса по лбу, — я совсем забыла. Как жаль, что мне не представится возможности побывать на этом торжестве, — вздохнула она. — Я так люблю деревенские свадьбы… — мечтательно посмотрела она вверх.

— Передай мои поздравления и самые наилучшие пожелания, милая нянечка, от всего моего сердца! — воодушевленно добавила Милайбрея.

— Благодарю вас, ваше высочество, — ответила нянечка, а потом добавила:

— Стол к завтраку уже готов, и его величество ждут вас.

— Да, надо бы хорошенько подкрепиться перед дорогой, — сказала принцесса и отправилась в трапезную.

Весь завтрак Милайбрея подмурлыкивала себе под нос весёлые песенки и уплетала тёплые булочки и клубнику со сливками. Причмокивая, она попивала свежезаваренный чай из трав и время от времени поглядывала на короля. Но Фринбаус был слишком занят разговором с поверенным и не обращал никакого внимания на её мелкие шалости. В другой день он обязательно бы её одернул и сказал, что так себя вести принцессе непристойно, а потом всё равно, не выдержав, рассмеялся бы от её искреннего недоумения и возмущения: «Пристойно значит без наслаждения и удовольствия», — всегда отвечала Милайбрея, на что у короля не находилось других доводов, и он просто подходил и целовал принцессу в лоб.

Но сегодня был совсем другой день.

После завтрака король давал распоряжения и решал неотложные дела. Дорога предстояла долгая, и поэтому Фринбаус торопился всё пораньше закончить и поскорее отправиться в путь. Милайбрея пребывала в возбужденном состоянии, ведь она впервые окажется так далеко за пределами королевского замка.

Как и обещал король, в дорогу они отправились ближе к полудню.

Устроившись поудобнее в карете, Милайбрея раскрыла пошире занавески, чтобы насладиться пейзажами королевства. Она жадно ловила глазами каждую мелочь. Король же с первых минут, как только они отправились в дорогу, заснул. Набравшись впечатлений от увиденного, принцесса вскоре тоже задремала.

Солнце уже садилось, и чтобы сократить путь до ближайшего постоялого двора, решено было ехать через лес.

***

И вот Милайбрея в белом платье. По длинному проходу, по обеим сторонам которого сидят гости, прямо к алтарю ведет её отец.

Все вокруг украшено цветами, а у самого алтаря стоит Эдгард, терпеливо дожидаясь свою принцессу. Милайбрея счастлива, и все вокруг ею восхищаются. Несколько шагов остается до того момента, как отец передаст её в руки будущему мужу, как принцесса вдруг останавливается: на полу в полушаге от неё лежит алая роза, которая на фоне нежно розовых и белых украшений салона ярким огнем кричит и манит своим багряным цветом, который, переливаясь, играет на бархатных лепестках.

Милайбрея, завороженная этой красотой, отпускает руку отца и наклоняется, чтобы поднять цветок. Но, дотронувшись до розы, она мгновенно укалывает палец — кровь быстро проступает через белые перчатки, и багровое пятнышко, собравшись в каплю, падает ей на платье. Впитываясь в ткань, кровавое пятно становится всё больше и больше — принцесса поворачивается к отцу, но он тут же исчезает.

Она оборачивается по сторонам, но гости как привидения один за одним растворяются в воздухе. Стены святилища мгновенно постарели, цветы высохли и почернели, и только какая-то фигура, напоминающая Эдгарда, всё так же стоит у алтаря. Милайбрея пытается бежать к нему, но расстояние становится всё больше — она вытягивает руку к фигуре и отчаянно кричит: «Только ты не исчезай!»

В одно мгновение Милайбрея оказывается очень далеко от него. Она останавливается. Переводя дыхание, девушка снова начинает двигаться по направлению к Эдгарду, как она предполагала, но это не он!

По мере приближения Милайбрея понимает, что это женская фигура, которая тоже движется ей навстречу. Расстояние между ними быстро сокращается, и вот Милайбрея оказывается перед зеркалом.

Она смотрит на себя и с трудом узнает собственное отражение: лицо у неё белое, волосы черные как смола, губы алые как кровь, а её белое платье стало тёмно-багряного цвета. Всматриваясь в зеркало, Милайбрея видит, как за спиной её появляется человек в черном одеянии, но лица разглядеть ей не удается. Она не может пошевелиться. Тем временем он, нежным движением убирая волосы с её шеи, надевает ей свадебное украшение. Принцесса медленно опускает глаза вниз и видит, что в ногах у неё лежит роза с белыми лепестками.

***

Милайбрея очнулась от странного ощущения. Слышались чьи-то голоса, непонятная суета, звук дождя и раскаты грома. Принцесса не могла понять, что происходит, как будто она всё ещё спала. Чувства, пережитые во сне, всё так же ощутимо отзывались в её душе и теле.

Она пребывала в состоянии, когда сознание начинает просыпаться, но сон всё ещё владеет чувствами, и, как по тонкой ниточке, пережитые во сне впечатления переливаются из пространства сна в настоящее. Страх потери отца, испытанный во сне, перешел в страх непонимания происходящего. Первое, что почувствовала Милайбрея — было неудобство.

Она ощутила, что лежит на правой стороне, карета была перекошена. Было темно, и только от вспышек молнии Милайбрея разглядела Фринбауса, который, опустив голову вниз, с закрытыми глазами полулежал напротив неё.

— Ох, отец! — воскликнула принцесса и в панике бросилась к отцу, — это всё ещё мне снится, — проговорила она.

Дверца кареты открылась, и в проеме показалась голова начальника королевской стражи. С его шлема прямо на нос и щёки стекала вода: снаружи был не просто дождь, а ливень. Увидев короля в таком положении и напуганную принцессу, он заволновался.

— Ваше величество, ваше величество, с вами всё в порядке?

— Что происходит? — вдруг начал приходить в себя король.

— Ах, отец!

— Ах, ваше величество! — радостно в один голос воскликнули принцесса и солдат, и Милайбрея, кинувшись отцу на шею, крепко обняла его и добавила:

— Я так испугалась, ваше величество.

Часть Вторая

Твой сон и явь твоя,

но нет границ меж тем,

где ты, когда душа ослеплена.

Маргад Муур

Глава Первая. Владэмор

Фринбаус в ответ обнял принцессу, а потом обратился к офицеру:

— Докладывайте, что произошло! — приказал король, приходя в себя.

Милайбрея немного успокоилась и, отодвинувшись от короля, села обратно на своё место напротив Фринбауса.

— Ваше величество, у меня неприятные новости, — начал офицер, — колесо кареты, на что-то наткнувшись, отлетело. Мы все в недоумении, как это могло произойти. Гроза застала нас врасплох: стемнело быстрей, чем мы того ожидали, и внезапно начался сильный дождь. Раскаты грома и молния напугали лошадей, и они понесли. Мы делаем всё возможное, что в наших силах, но погода усугубляет положение — даже если мы и найдем колесо, без посторонней помощи нам не справиться.

— Где мы? — вглядываясь в темноту через окно кареты, поинтересовалась принцесса.

— Ещё одна неприятная новость, — помялся страж, — мы в лесу, и трудно сказать, сколько осталось до ближайшего постоялого двора или жилой деревушки, где нам могут помочь. После случившегося я незамедлительно отправил двоих наших солдат, чтобы они разыскали и привели помощь.

Пока офицер отчитывался, Фринбаус машинально взялся за голову, где болезненно шумело. Нащупав самое больное место, король почувствовал на пальцах что-то влажное и слегка липкое и сразу понял, что это кровь.

— Что это, отец? — обратила внимание принцесса на растерянное выражение лица короля, которое она уловила в момент очередной вспышки молнии.

— По-видимому, я ушиб голову, — ответил король.

— Дай я посмотрю, — вызвалась принцесса.

Фринбаус нагнул голову к Милайбрее. Она приблизилась и начала присматриваться, но толком ничего не могла разглядеть, так было темно.

— Принесите лампу и посветите мне, я ничего не вижу, — приказала она солдату.

Вмиг её пожелание было исполнено.

Король разбил себе голову: сквозь волосы виднелась небольшая ссадина, но она не была глубокой и не представляла никакой опасности. Несмотря на то, что кровь уже начала сворачиваться и потому стала липкой, рана всё ещё кровоточила. Милайбрея тут же вытащила из кармана платок и приложила его к голове короля.

— Ну, что там? — не терпелось королю.

— Рана неглубокая, — сказала Милайбрея, — но стоит немного подержать платок, чтобы туда не попала грязь, — наказала она отцу, как это делала нянечка, когда принцесса в детстве разбивала себе колени.

— Держите вот здесь, ваше величество, — Милайбрея убрала свою руку и, взяв руку отца, приложила к его голове, где был платок.

Король послушно последовал советам дочери, но, промокнув пару раз рану, убрал платок и обратился к начальнику стражи, который всё это время терпеливо ждал и наблюдал за процедурой.

— Сколько прошло времени с тех пор, как ты отправил гонцов?

— Немного, ваше величество, — ответил тот.

— Надо оглядеться по сторонам, — не выдержала принцесса и попыталась выйти из кареты, но офицер её остановил.

— Ваше высочество, вам лучше оставаться внутри: это все-таки лес и здесь много диких животных — поверьте мне, даже в такую погоду чувство голода всё же сильнее страха промокнуть.

Принцесса в упор посмотрела на стражника, выказывая тем самым своё недовольство.

— Милайбрея, — окликнул принцессу король и слегка нахмурился.

Принцесса обернулась на отца и, увидев его грозный настрой, послушно уселась обратно. Только она было уставилась в темноту окна кареты, как в мгновение воскликнула:

— Там кто-то есть!

— Где? — обернулся страж.

— Вон там, — указала принцесса за его спину. — А, опять! — воскликнула принцесса, увидев силуэт на лошади в раскатах молнии.

— Не стоит беспокоиться, ваше величество: мы вас защитим, — сказал офицер и, выхватив свой меч, окликнул остальную стражу.

Вся сопровождающая гвардия приготовилась к защите. Они окружили карету в полной готовности отразить угрозу.

Между тем дождь почти прекратился, моросило, резко похолодало, было ощущение, что вот-вот пойдет снег. Раскаты молнии всё также сверкали на тёмном небе, время от времени освещая всё вокруг.

Всадник оказался не один: показалась ещё пара десятков человек, которые примкнули к нему. Вместе со своей свитой незнакомец медленно приблизился к карете и, не выказывая никакой агрессии, начал говорить:

— Вам не стоит меня бояться: я не собираюсь никому причинять вреда, — сказал загадочный всадник, вглядываясь в темноту кареты, откуда Милайбрея из любопытства всё намеревалась вылезти.

— Вы находитесь в моих владениях, — продолжил незнакомец, — а следовательно, вы — мои гости. Смею предположить, вы не имеете злонамеренных помыслов и, как я вижу, с вами случилась неприятность — я готов оказать вам помощь и обеспечить всем необходимым.

— Кто это? — шепотом еле слышно спросила Милайбрея у Фринбауса, прячась за его плечо.

— Король Фринбаус и его прелестная дочь, принцесса Милайбрея, — обратился всадник, — позвольте представиться: я — король Владэмор. Я с превеликим удовольствием позабочусь о вас — будьте моими гостями.

Удивление не сходило с лица Милайбреи, она посмотрела на отца вопросительно, но король, ничего не сказав ей, вышел из кареты.

— Благодарю вас, король Владэмор, за желание нам помочь и ваше гостеприимство, но нам необходимо продолжить путь, — сказал Фринбаус.

— Я понимаю, что в ваши планы не входило посетить меня, но ваша карета неисправна, да и лошади изрядно устали. Я полагаю, дорога вам предстоит ещё долгая и изнурительная. Гроза продлится всю ночь — сейчас она немного утихла, чтобы набраться сил для нового порыва, — посмотрел Владэмор в небо, а потом продолжил:

— Она вскоре начнётся снова. Я думаю, что отдых пойдёт вам на пользу, а завтра вы сможете продолжить свой путь. Не откажите принять моё предложение, будьте сегодня моими гостями: я приму это за честь.

Фринбаусу не хотелось доверять этому господину, но он понимал, что другого выхода нет, и ему пришлось согласиться.

— Да, пожалуй, вы правы, — ответил Фринбаус.

— Но отец, — шепотом возмутилась принцесса, как и прежде прячась в темноте кареты, — он мне совсем не нравится, вид его не внушает доверия, и я, вообще, в первый раз слышу о таком короле, — может он самозванец и хочет нас убить, — мнительно рассуждала она.

— Дочь моя, — начал успокаивать Милайбрею Фринбаус, — это действительно король, а если бы он хотел убить нас, то уже давно бы сделал это, причём с легкостью, — сказал он и вытянул руку, приглашая принцессу выйти из кареты.

Милайбрея вышла из кареты, и ей и королю Фринбаусу подвели верховых лошадей.

— Мой замок находится неподалеку, следуйте за мной, — сказал Владэмор и проследовал вперед.

— Ваше величество, — обратилась Милайбрея к отцу, — а вы знаете что-нибудь про этого жуткого короля?

— Я с ним никогда не был знаком, но слышал о нём от других правителей, — ответил Фринбаус. — Он ведет затворнический образ жизни, ни с кем не воюет и ни с кем никогда не ведёт переговоры. Поговаривают, что он имеет связь с тёмными силами, но я думаю, что это просто выдумки.

— Тёмными силами?! — удивлённо переспросила принцесса.