Бесплатный фрагмент - Записки со многими неизвестными

Посвящается

моим детям, Алексею и Анне, будущим внукам и всем, кто будет после…

ОТ АВТОРА

Я рада приветствовать вас, дорогие читатели! Не знаю, какого вы пола, возраста, национальности, имеете ли профессию или еще учитесь, любите кофе или дождь за окном. Быть может, вы из маленького поселка или, наоборот, житель мегаполиса. Однако, рискну предположить: вы любите читать. Но даже если это не так и книга в ваших руках — странная случайность, добро пожаловать!

Скажу по секрету, второе произведение оказалось создать кратно сложнее. Если в первый раз бестселлера от автора никто не ждет, то в дальнейшем нужно соответствовать стандарту, который установил для себя сам, и ожиданиям читателей, полюбившим твое первое детище.

Я точно знаю, что книги будут сравнивать. Одни читатели будут рады, что они непохожи, другие, напротив, искать в тексте прежние смыслы и разочаровываться, не обнаружив их.

Писателям, как родителям, отпустившим ребенка во взрослую жизнь, остается только со стороны наблюдать, какая судьба ждет книгу и какого пути она на самом деле достойна.

---

***

Если сильно устал, подожди… дай себе отдохнуть

Не полгода, не год, просто пару минут тишины.

Загадай помолчать, когда стихнут все мысли вокруг,

Дай себе перерыв, когда звуки шагов не слышны.

⠀

Не бежать, не идти, не ползти, не ехать, не плыть,

Просто встать… постоять… на минуту, на пару минут.

Оценить свой маршрут. Если надо, его изменить.

И с собой отдохнувшим снова отправиться в путь.

---

***

Морщинистые руки заботливо разглаживали вырванный из тетради лист, подготавливая его к важному сообщению. Лежащая на столе пузатая шариковая ручка голубого цвета из тех, что когда-то продавались за тридцать копеек в газетных киосках, удобно легла между тонкими суховатыми пальцами, слегка подрагивающими в задумчивости над первым словом.

Начать хотелось по-особенному и в то же время без реверансов. Так, чтобы не спугнуть того, кому это предназначалось неосторожной фразой, не ввести в скуку примитивным рассказом, или, не дай Бог, не заболтать никому не нужным повествованием длиною в несколько сот страниц. Так, чтобы это не выглядело азбучными истинами, умело замаскированными под новизну, и в то же время было написано простым и понятным языком с одной лишь целью — чтобы тот, кому это адресовано, все услышал и правильно понял.

Это была ее семьдесят восьмая весна, и она знала, чему в этот раз ее посвятить.

Глава 1

— Через минуту в моем кабинете!

Даша в недоумении повесила трубку, но размышлять было некогда: она привыкла выполнять указания руководства без промедления — в этом заключалась одна из причин ее успешной карьеры. А еще Даша быстро обучалась, не задавала лишних вопросов и проявляла ровно столько инициативы, сколько позволяла должность заместителя, вдобавок обладая редким качеством: умением разделять личное и профессиональное. Благодаря этому уже два года они с Ольгой работали и дружили, не смешивая одно с другим в сложный коктейль отношений.

Она провела рукой по волосам, взбив густые, волной лежащие каштановые пряди. Несколько крупных звездчатых веснушек, словно осыпавшаяся пыльца с темно-оранжевых герберов, оттеняли светлую кожу лица, поселившись даже на слегка курносом носу, что отнюдь не портило вполне привлекательную внешность.

«Интересно, что на этот раз? Снова волна сокращений? Или наша компания продала очередной ресторан?» — с этими мыслями Даша встала из-за стола, прихватив ежедневник. Зайдя в соседний кабинет, она прикрыла за собой дверь и присела на стул, ожидая распоряжений.

Ольга сидела за столом, не отрывая взгляд от монитора. Даше не было видно, что так сильно завладело ее вниманием, но ощущение, что затянувшаяся пауза необходима начальнице, чтобы собраться с мыслями, усиливалось с каждой секундой.

Кабинет директора по персоналу был похож на Дашин, как брат-близнец: рабочий стол цвета ольхи, офисное кресло, небольшой шкаф для документов, тумбочка и стул для посетителей. Окно — единственное отличие этого помещения — выходило на шумную магистраль в центре города, засаженную старыми тополями, которые тщетно пытались дотянуться до солнца спиленными верхушками. Между собой кабинеты Ольги и Даши были разделены прозрачной перегородкой, не пропускающей ни единого звука: при любой попытке проникнуть через стекло слова попадали в смертельную западню, из которой не было выхода.

— Ежедневник не понадобится, — неожиданно прозвучавшая фраза вернула Дашу в действительность.

Ольга продолжала сидеть, и, казалось, она даже не пошевелила губами, что создавало иллюзию, что фразу произнес кто-то третий.

— Я приняла решение, — добавила она и в упор посмотрела на подчиненную. — Мне больше не нужен заместитель.

Плотно сжатые губы, нос с небольшой горбинкой и прищуренные глаза делали ее похожей на хищную птицу, готовую перейти к нападению при одном неверном движении противника.

Даша от растерянности не могла произнести ни слова. Экономический кризис, бушующий в стране, затронул всех, и ресторанная сеть, которой владела ее компания, не стала исключением. За последние месяцы уволили несколько сотен человек и, в первую очередь, под сокращение попали руководящие должности, но не в случае Даши. Зная способности своего заместителя, которая качественно выполняла работу за троих, в короткий срок осваивала компьютерные программы, задерживалась после окончания рабочего дня и проводила в офисе часть выходных, начальница каждый раз отстаивала ее на собраниях у акционеров, принося в жертву других, менее ценных сотрудников. В их отношениях все было безоблачно, пока Ольга не ушла в отпуск.

Осознав, что для трудоголика удобного времени для отдыха не будет никогда, она спонтанно купила путевку в Таиланд, куда улетела с семьей, передав Даше полномочия в управлении отделом.

— Кроме тебя больше некому, — произнесла Ольга, протягивая ей связку ключей от своей квартиры. — Яблоки и морковь в холодильнике.

Каждые два дня Даша заезжала к подруге домой и кормила черепаху, заодно проветривая квартиру и проверяя почтовый ящик.

— Скучаешь? — нарезая кусочками хрустящие зеленые яблоки, спрашивала Даша у медленного, неповоротливого животного, оставленного на ее попечение. — Я скучаю.

И шмыгала носом в подтверждение своих слов.

От новых обязанностей голова шла кругом. В кабинет постоянно врывались управляющие ресторанами, возмущенно размахивая штатными расписаниями, результатами инвентаризаций и служебными записками. Даша ничего не успевала. Несколько раз она брала в руки телефон с мыслью позвонить Ольге и признаться, что без нее не справляется, но из любви к подруге возвращала его на место. Не было срочных вопросов, которые не могли потерпеть еще неделю, а значит, не стоило беспокоить человека, улетевшего за тысячи километров от череды сокращений и вечно недовольных сотрудников. В конце концов, вспомнив наставления начальницы и расставив приоритеты, она успокоилась и взяла себя в руки, войдя к концу недели в новый рабочий ритм.

После возвращения Ольга вызвала Дашу к себе, приняла дела, поблагодарила за заботу о домашнем питомце и жизнь в отделе потекла в прежнем русле. За исключением странных изменений в поведении подруги. Сначала Даша, по привычке собравшись с ней на обед, увидела, как та, набросив пальто, ушла в неизвестном направлении. На следующий день ситуация повторилась. Ольга стала избегать общения в свободное от работы время, ссылаясь на занятость и срочные дела. Даша терялась в догадках, а при попытке прояснить ситуацию начальница переводила тему или делала вид, что не понимает, о чем идет речь. Распоряжения звучали сухо, коротко, без свойственной их общению легкости или того хуже, просто пересылались по электронке. Исчезли посиделки в кафе, растворились в воздухе совместные прогулки, и постепенно, день за днем бледнели сами их отношения.

— В каком смысле «не нужен»? — задала вопрос Даша, пытаясь справиться с волнением.

— Не нужен, и все.

— Ничего не понимаю. Объясни, что происходит!

Просьба прозвучала прежде, чем Даша поняла смысл выражения, которое появилось на лице начальницы — не злость, не раздражение, не гнев… это было равнодушие. Сжатые в тонкую ниточку губы разомкнулись, взгляд, в котором до этого читалось напряжение, стал отстраненным, и в этот момент Даша осознала, что та уже пережила все происходящее задолго до сегодняшнего дня, по какой-то причине поставив в их отношениях точку и запретив самой себе рассматривать вариант запятых. Сегодняшний день преподнес сюрприз только Даше, которая зря надеялась на честный разговор и прояснение всех недомолвок.

Ольга была подругой. Близкой подругой. Такой, каких у Даши в жизни давно не было. Той, с которой они думали одинаковыми мыслями, говорили похожими фразами и понимали друг друга лучше родных сестер. В этом и состояла вся абсурдность происходящего. Женщина, сидевшая напротив, была чужой и незнакомой — официальной до хруста накрахмаленной блузки и не допускающей даже намека на возможность сократить дистанцию. Перед ней был человек, который привык увольнять людей, отключая при этом все эмоции — как машина, как важный узел работающего механизма, не дающий сбоев и не имеющий в своем лексиконе слов, обозначающих чувства — идеальный работник большой компании в период кризиса.

— У меня только один вопрос.

Даша поднялась со стула. Начальница смотрела на нее, ожидая продолжения фразы. На миг в ее глазах что-то промелькнуло, но моментально растворилось в прежней отрешенности.

— Мы же все-таки подруги… Ты могла сказать это как-то по-другому?

— Как хотела, так и сказала, — процедила сквозь зубы Ольга и, отвернувшись к монитору, принялась щелкать мышкой. — Если только ты не рассматриваешь вариант остаться с понижением в должности, — усмехнувшись, произнесла она спустя пару секунд.

Даша вздрогнула. Добавить было нечего — все сказанное выглядело бы смешно и унизительно. Как начальница, Ольга выиграла, как подруга — проиграла, впрочем, как и Даша, в один момент оставшись без работы и близкого человека.

— И запомни: это я, а не генеральный тебя увольняю! — бросила Ольга ей в спину. — Можешь быть свободна с завтрашнего дня.

Ничего не ответив, Даша вышла, и, вернувшись в свой кабинет, села за стол. Ей стоило нечеловеческих усилий сохранять хладнокровие — хотелось кричать от обиды, от которой тряслись руки, вслепую набиравшие текст на компьютере. Боковым зрением она заметила, как начальница повернула голову в ее сторону, на что Даша отреагировала еще более усердным стуком черных клавиш.

В дверь постучали и на пороге появилась Настя, молоденькая девушка с бесцветным лицом и испуганными глазами, работающая в отделе кадровиком.

— Можно? — робко спросила она и проскользнула в кабинет.

Даша вопросительно посмотрела на нее.

— Я на минутку. Подпишите, пожалуйста, — пролепетала она, протягивая какой-то документ.

Даша взяла лист, и, поставив подпись, молча вернула его Насте. Уже взявшись за ручку двери, девушка резко обернулась.

— Вы в порядке?

Даша спустя долю секунды кивнула и тут же поняла, что жест выглядит не совсем убедительно.

— В отделе уже все известно, Ольга Александровна всем сообщила.

Настя отвела взгляд, будто в сложившейся ситуации была капля и ее вины, и в следующую секунду всплеснула руками и затараторила, без конца сбиваясь с мысли, как будто торопилась сказать все до того, как пожалеет о своем порыве.

— Как же так? Ведь Вы давно здесь работаете! Знаете все, как свои пять пальцев, в отделе Вас уважают и любят, — она на секунду умолкла, и Даша заметила, что кончиками пальцев она перебирает одну за другой складки клетчатой юбки, пытаясь унять дрожь в руках. — Я ничего не понимаю! Никто ничего не понимает! Вы вот так просто возьмете и уйдете?? И ничего не сделаете?

В последнем вопросе послышались нотки вызова.

— Спасибо, Настя, — только и произнесла Даша в ответ на эту пылкую речь.

Девушка еще секунду помедлила и вышла из кабинета.

Вытащив из принтера чистый лист бумаги, Даша написала заявление, поставила на нем сегодняшнюю дату и принялась наводить порядок в документах, что заняло не больше получаса. На столе и рабочем компьютере она не хранила ничего лишнего: все бумаги и файлы были разложены по папкам и любой при желании мог быстро найти все необходимое.

Сложнее было с личными вещами. Она взяла в руки пирамидку из малахита, которую подруга привезла из командировки и повертела в руках: в памяти всплыли отрывки длинных телефонных разговоров, с которых началось их общение. Перебрасываясь смсками, болтая после работы, бесконечно удивляясь, насколько они похожи, Даша с Ольгой быстро стали близкими людьми, своим искренним отношением друг к другу опровергая мнение тех, кто не верил в женскую дружбу.

Открыв ящик стола, Даша спрятала в темноту прохладный камень, отливавший глубоким зеленым цветом. За ним последовала перламутровая раковина, купленная в совместной поездке в Крым, и изящная фигурка кошки с янтарными глазами, подаренная подругой на день рождения. Тайский брелок — последний в этом наборе — так же отправился в ящик стола вслед за остальными предметами. Эти вещи ей были больше не нужны.

В сумеречном свете, струящемся из окон, офис казался безжизненным, обреченным до утра скучать по людям, разбежавшимся по домам. Даша выключила компьютер.

В этот раз дверь отворилась без стука. В кабинет снова вошла Настя, держа в руках книгу.

— Я брала почитать.

Она положила книгу на стол и без приглашения села.

— Я все знаю, — выпалила девушка и, поймав удивленный взгляд Даши, торопливо добавила: — Я о том, почему Вас уволили.

Она замолчала, ожидая реакции на свои слова.

— Это же и так ясно! — не выдержала Настя и нескольких секунд. — У Вас получилось руководить отделом без нее! Даже наш сухарь, экономист по труду, и тот с Вами стал больше работать и меньше ворчать, и тогда Ольга Александровна решила, что Вы можете занять ее место.

Она перевела дух и продолжила:

— А в бухгалтерии знаете, что говорят?

— И что говорят в бухгалтерии? — не удержалась Даша.

— Генеральный думал назначить Вас на ее должность, Вы хорошо справлялись, пока она была в отпуске, а платить Вам можно было бы меньше. В условиях кризиса, сами понимаете…

— Настя, это все слухи.

— Слухи просто так не рождаются. Можно попробовать поговорить с ним, и, возможно, Вы останетесь!

— Спасибо, — поблагодарила Даша. — Я не буду этого делать. У каждого свои методы, этот — не мой.

Она улыбнулась и протянула девушке руку. Это был жест уважения и благодарности неравнодушному человеку, который высказал то, что считал важным, даже если это абсолютно ничего не меняло.

Посидев еще несколько минут в одиночестве, Даша резко поднялась, последний раз окинула взглядом свое рабочее место, и, навсегда прощаясь с тем, что через секунду уже стало воспоминанием, вышла из кабинета.

Глава 2

В просторном зале со светлыми, почти белыми стенами, уходящими ввысь под свод потолков, и темным глянцевым полом, в котором отражались рожковые люстры, было многолюдно: молодежь и люди среднего возраста, почтенного вида старики и седовласые женщины, дети — маленькие и постарше — тихо переговаривались между собой. Здесь был и шелест слов, и непринужденный смех, и редкие всхлипывания, и крепкие словечки, разбавлявшие атмосферу, которую, с какой стороны ни посмотри, смело можно было назвать семейной.

Стороннему наблюдателю все это могло напомнить праздничный карнавал, если бы не отсутствие непременных его атрибутов: громкой музыки, конфетти, запаха парафиновых свечей и лиц, смотрящих друг на друга сквозь прорези театральных масок.

Люди не спеша прогуливались, обмениваясь на ходу приветствиями и дружескими объятиями, останавливались, чтобы перекинуться парой слов или завести обстоятельную беседу. Все присутствующие были одеты абсолютно по-разному, словно, подчиняясь какому-то неведомому волшебству, никогда не пересекавшиеся эпохи избрали эту комнату местом сегодняшней встречи. На одних женщинах были длинные сарафаны и юбки, подолы которых подметали и без того чистый пол при ходьбе, на других — модные платья различных расцветок и фасонов: от простых ситцевых с юбкой-колокольчиком до облегающих фигуру с глубоким декольте. Старушки кутались в теплые кофты и пуховые шали, шаркая лаптями и калошами — они давно были в том преклонном возрасте, в котором удобство и комфорт ценились превыше моды и стиля. Мужчины в мешковатых штанах и кафтанах, в джинсах и свободного покроя рубашках, в строгих костюмах и галстуках с деловым видом расхаживали туда-сюда, лавируя между детьми, которые играли в пятнашки, баюкали кукол и со звонким смехом бросали друг другу мяч. То тут, то там мелькали военные гимнастерки, позвякивали медали и ордена, а начищенные до блеска скрипучие хромовые сапоги готовы были пуститься в пляс под известную всем «смуглянку».

Центральное место в помещении занимал длинный стол, за которым на своих, строго определенных местах разместились несколько человек с сосредоточенными выражениями на лицах. Один стул пустовал, но был выдвинут, как будто за ним сидел кто-то невидимый, пожелавший на время остаться неизвестным.

Во главе стола стояло массивное кресло с удобно изогнутой резной спинкой — на нем сидел высокий широкоплечий старик в светлом балахоне, перехваченным импровизированным поясом из пеньковой веревки. Свободная одежда скрывала его фигуру, открывая вниманию только лицо, шею и покрытые бесчисленными морщинами кисти рук. Седая борода, такого же цвета волосы и добродушное выражение лица делали его похожим на сошедшего с новогодних открыток Деда Мороза, которому для полноты образа не хватало красного мешка с подарками и серебристого посоха. Густые колючие брови то хмурились, то взлетали в порыве удивления, придавая лицу выразительность. Ясный живой взгляд успевал следить за всем происходящим в зале, несмотря на то, что старик активно участвовал в беседе, то и дело вставляя по ходу разговора короткие, но емкие реплики.

Прислушавшись, можно было уловить, что люди с интересом обсуждают какую-то важную тему, имея на нее разные, если не сказать противоположные точки зрения. Это не был спор ради спора: каждый объяснял свою позицию, приводил аргументы, но в то же время интересовался мнением остальных, пытаясь найти грамотное решение. В воздухе витало ощущение искренней причастности всех присутствующих к тому, что здесь происходило.

— Что она — маленькая? Сама не разберется? — миловидная женщина с кудрявыми черными волосами, одетая в военную гимнастерку времен Великой Отечественной войны, бросала отрывистые реплики одну за другой.

Ее можно было бы назвать привлекательной, если бы не крупноватый нос и две глубокие вертикальные складки между бровями, придававшие лицу хмурое выражение. Высказавшись, она положила руку на спинку пустого стула, стоявшего рядом, будто обняв того, кто в данный момент отсутствовал.

— Валентина, не суди по себе, — возразил мужчина сорока с небольшим лет с немного оттопыренными ушами, одетый в полосатую рубашку. — Это ты у нас и в огонь, и в воду! Все сама! — его ладонь рассекла воздух, имитируя удар топора. — Сколько на твоем счету сбитых фашистов?

— Всего четыре.

— Целых четыре!

Указательный палец взметнулся вверх в знак подтверждения ее заслуг.

— А у нее ни одного! Чувствуешь разницу?

Сидевшие напротив женщина в цветастом платке вокруг шеи и мальчик лет семи, поежились. Разговор длился уже третий час, а к единому мнению совещавшиеся так и не пришли.

— Да как разберется? Если бы она знала все, а так…, — боязливо произнесла женщина.

Платок с нарисованными на нем белыми и розовыми цветами, край которого она постоянно теребила, сбился набок, обнажая ее полную, с нависающими складками шею.

— Вот и Серафима со мной согласна, — в голосе мужчины в полосатой рубашке прозвучали победные нотки. — И потому…

— Иван, ты высказался, — перебила его Валентина.

Она на секунду замолчала, подбирая нужные слова.

— Не можем мы твой голос засчитать: правила есть правила.

— Да знаю я, — Иван махнул рукой и опустил глаза, в которых промелькнула застарелая обида. — Молчу.

Он сложил руки на груди, откинулся на спинку стула, и его лицо приняло безучастное выражение, будто он в один миг отключился от всего происходящего.

— И я за то, чтобы все рассказать, ей и так много работы предстоит.

Спокойный ровный голос принадлежал интеллигентного вида мужчине в пиджаке и широких брюках, который привычным жестом поправил на переносице круглые очки.

— Петр Михайлович, уважаемый, давайте не будем передергивать! Вести всех под белы рученьки и подстраховывать перед каждым камешком?? — с прежним запалом продолжила Валентина.

Судя по тону и манере держаться, она привыкла настаивать на своем мнении. Мальчик смотрел то в одну, то в другую сторону, не понимая сути спора.

— Перед каждым не надо, — к разговору подключилась сухонькая старушка, выдерживая длинные паузы между словами. — Ты не забывай, Валя… на дворе — современность, а не тяжелые послевоенные… чего зазря людей в напряжении держать? Подмогнем… чай, не чужая нам, а опосля пусть сама решает.

Каждое слово давалось ей с трудом, старушка напрягала голос, чтобы ее услышали на другом конце стола. Аккуратно повязанная белая косынка делала ее похожей на колхозницу, попавшую на важное совещание прямо с покоса. В глаза бросались руки — натруженные, с проступающими сквозь тонкую кожу набухшими венами и заскорузлыми мозолями на ладонях. По сравнению с тщедушным телом старушки они казались непропорционально длинными, будто вытянулись от непомерной физической нагрузки, которой подвергались день ото дня. От нее так сильно пахло хлебом, что кружилась голова — хотелось уткнуться в ее простое домашнее платье и втягивать носом ароматный запах налитых колосьев, рассыпчатой как пудры муки и только что испеченной сдобы.

— Спасибо, Агриппина, — буркнул Иван.

Только один человек за все время не произнес ни слова. Женщина в темно-синем кримпленовом платье, сидевшая по правую руку от старца внимательно слушала, слегка наклонив голову набок и всматриваясь жемчужно-серыми глазами в каждого говорившего. Ей было далеко за семьдесят, но стройная фигура отчасти компенсировала возраст, делая ее на вид моложе своих лет. Отличительной чертой ее внешности были черные волосы, напоминавшие по цвету оперенье ворона, которые блестели под светом ламп и контрастировали с абсолютно седой челкой, волной спускавшейся на лицо.

— Вера, скажешь что-нибудь? — обратился к ней Петр Михайлович.

Женщина покачала головой. Казалось, вопрос застал ее врасплох, вырвав из глубокой задумчивости, но на самом деле она слышала все, о чем здесь говорили, анализируя и обдумывая единственно верный ответ, который не торопился себя обнаружить, мастерски скрываясь между доводами, сомнениями и разного рода аргументами.

— Раз мнения разошлись, будем голосовать. Напомню, если кто запамятовал: высказаться по существу могут только сидящие за столом, сегодняшний вопрос они решать будут. Остальные поддерживают присутствием своим и словом добрым. Возникнет иная проблема, другие эти места займут, так что без обид — все по очереди, по справедливости.

Все затихли и как по команде повернулись в сторону старца, чей голос растекался и обволакивал пространство, гипнотизируя все вокруг — без объяснений было понятно, что этот человек имеет здесь особый вес. Старик в балахоне медленно обвел взглядом зал.

— Интересно у нас все складывается… Петр Михайлович, припомнишь что-нибудь подобное? — адресовал он вопрос интеллигентному мужчине.

— Боюсь, Архип, если на твоем веку такого не случалось, нас нет смысла спрашивать. Голосовать голосовали пару раз, но не по подобной важности вопросам.

— Валентина, ты свою обязанность знаешь?

Женщина в гимнастерке потупила глаза.

— Знаю, Архип, — произнесла она тихим голосом и положила ладонь на стоящий рядом пустой стул.

— Иван, ты не голосуешь. К этому, дай Бог, еще вернемся.

Мужчина тяжело вздохнул.

— Итак, кто за то, чтобы не вмешиваться?

Одна рука взмыла вверх, еще одна стеснительно поднялась в следующую секунду и тут же опустилась. Валентина держала поднятыми обе руки, голосуя за двоих, остальные сидели, терпеливо ожидая своей очереди.

— Кто за то, чтобы открыть правду?

Руки поменялись местами с той же скоростью.

— Воздержавшихся по нашим правилам быть не может. Несмотря на возраст, Коля, — добавил он, взглянув в сторону мальчика.

Тот послушно кивнул.

— А равнодушных не имеется, — подытожил старец.

Он еще раз всмотрелся в лица сидевших вокруг, словно читая мысли, не озвученные вслух, и подсчитал голоса.

— Большинство за то, чтобы все рассказать. Принято. Со следующей встречи и начнем.

Опираясь на стол, старец начал подниматься с кресла, давая понять, что собрание закончено. Его тело постепенно распрямлялось, преодолевая скованность в суставах и сопротивляясь старости, словно столетний дуб, давно и прочно стоящий на земле в качестве доказательства существования чего-то вечного.

Глава 3

Темные прямоугольники окон, исчерченные рамами, сообщили ей то, что она и так знала: дома, кроме кота, никого не было. Муж должен был забрать Полину от бабушки, и, судя по всему, они еще были в дороге.

«Может, это и к лучшему», — подумала Даша, подходя к подъезду. С каждым движением идти становилось все тяжелее, как будто все силы были рассчитаны с точностью до шага: от груза вместительной женской сумки ныло плечо, а ноги гудели, словно после забега на длинную дистанцию. Где-то в левом виске зарождалась монотонная боль — еще пока маленькая точка, грозившая со временем превратиться в тяжелую мигрень.

Зайдя в квартиру, Даша опустилась на стоявший в коридоре велюровый пуфик, и, не выпуская из рук сумку, приготовилась заплакать. Прошла минута, другая — слез не было. Она продолжала сидеть с отсутствующим видом, ощущая спиной прохладу бетонной стены и вспоминая сегодняшний день во всех подробностях.

Когда глаза привыкли к темноте, она принялась рассматривать очертания предметов, краем глаза заметив легкое движение — чья-то тень, сливаясь со стеной, промелькнула справа от нее. В следующее мгновение Даша почувствовала мягкое прикосновение к ноге — это Чешир обозначил свое присутствие, безмолвно приветствуя хозяйку. Черно-белого окраса кот жил у них уже три года — с тех пор, как они подобрали его в подъезде полуслепым котенком.

Послышался звук поворачиваемого в замочной скважине ключа и с лестничной площадки в квартиру хлынул яркий свет, заставив Дашу прищуриться.

— Ты дома? А почему в темноте? — с порога спросил муж, нащупывая выключатель.

— Мам, привет! — радостно воскликнула дочь, не давая Даше ответить. — А мы в продленке собаку из бумаги делали! Смотри! Тебе нравится? — Полина вертела в руках желтого бумажного щенка с разными по размеру глазами и загнутым ухом.

Даша поцеловала дочь и прижалась щекой к ее прохладному лицу. С приходом семьи дома стало шумно, и тяжелое чувство, сидевшее где-то внутри, отодвинулось на задний план, уступив место домашним разговорам.

— Ужинать будете?

— Будем, — отозвался муж из ванны. — А у нас что, горячую воду отключили? — тут же поинтересовался он, выглянув в коридор.

— Не знаю, не проверяла.

— А кто меня учил руки сразу после улицы мыть? — спросила Полина и с укоризной покачала головой. В другой раз Даша бы расхохоталась — нравоучительный тон дочери напомнил ей мать, бабушку Полины, которая во всем любила порядок и дисциплину — но не сегодня.

За ужином Саша рассказывал о работе, а Полина ловила паузы, умело вплетая в отцовский рассказ свои короткие истории. Даша рассеяно слушала, периодически говоря невпопад и односложно отвечая на вопросы.

— Да что с тобой, в конце концов? — не выдержал Саша.

Она без аппетита ковыряла вилкой остывшую еду в ожидании, когда Полина поест и убежит играть в свою комнату, дав ей возможность спокойно поговорить с мужем.

— Давай потом.

— Потом, так потом, — буркнул Саша, отодвигая пустую тарелку.

Дарья и Александр не были идеальной парой: время от времени они ссорились, обижались, выясняли отношения и ныряли в кризисы семейной жизни, но что важно: любовь и уважение друг к другу позволяли им успешно справляться с этими сложностями. За девять лет отношений они научились поддержке и благодарности — тому, что делало их брак крепким и счастливым. Она безоговорочно верила в мужа и в его порой чересчур смелые проекты, а он — безусловно принимал жену с ее противоречивым характером. В нужный момент Саша мог задать тот самый неудобный вопрос, который заставлял Дашу по-настоящему задуматься, и никогда не попадался в мастерски расставленную ею ловушку под названием «я знаю, как лучше». Все аргументы, которые действовали на других, заставляя принять Дашину точку зрения, разбивались о логику Саши через пять минут разговора. Она могла поделиться с мужем чувствами, переживаниями, событиями, планами и мечтами, но в течение дня ей важно было побыть наедине с собой и своими мыслями, иначе к вечеру Даша становилась нервной и раздражительной.

Она поставила на плиту кастрюлю с водой, отметив про себя, что объявления об отключении горячей воды она у подъезда не заметила.

— Мам, а ты чего такая?

— Какая?

— Грустная.

Даша пожала плечами, не зная, что ответить: врать не хотелось, а подходящего для ребенка объяснения у нее не было.

— Я наелась, — забыв, что секунду назад задала вопрос, Полина соскочила с табуретки и умчалась в свою комнату, по дороге прихватив кота, вальяжно развалившегося на велюровом пуфике.

— Рассказывай!

Сашин тон не оставлял вариантов для маневра. Даша вздохнула.

— Меня уволили.

— Что??

— Меня уволили.

— Это я услышал. Подробности будут?

— Если в двух словах: Ольга вызвала меня к себе и сказала, что ей больше не нужен заместитель.

Саша молча пил чай, переваривая ужин и неожиданную информацию. Ситуация и так была довольно непростой: он недавно начал вести собственный бизнес, и дело только набирало обороты, поэтому увольнение Даши при учете кризиса в стране в ближайшие планы семьи не входило.

— А если в трех? — после небольшой паузы поинтересовался он. — Почему не нужен?

— Откуда я знаю! — голос Даши задрожал от злости. — Она вела себя так, будто я для нее пустое место! Даже разговаривать не стала, сказала только, что мое увольнение — ее рук дело!

— Может быть, ты чего-то не знаешь? — предположил Саша, пытаясь найти логичное объяснение поведению Ольги.

— Так можно было объяснить по-человечески! Мы же подруги!

Сдавливая пальцами левый висок, Даша пыталась приглушить сверлящую боль, от которой темнело в глазах.

— Мне кажется, у меня мозг взорвется!

— Ты всегда пытаешься все понять… по-моему, женщины просто плачут в таких ситуациях.

Даша сердито взглянула на Сашу и, сделав вид, что не услышала последних слов, произнесла:

— Вода закипела. Вылей в таз, пожалуйста, я за Полиной схожу.

Позвав дочь, она зашла в ванную комнату и сняла с сушилки махровое полотенце.

— Уже иду! — послышался из детской голос Полины, которая играла сама с собой в «Монополию». — Два раза походить осталось!

Но она не успела сдвинуть фишку на нужные пять клеток, потому что в следующий момент Даша закричала так, что перепуганная Полина оказалась на пороге ванной комнаты в считанные секунды. Следом ворвался Саша и остолбенел от увиденной им картины.

Даша сидела на кафельном полу и рыдала. Ее правая рука на глазах меняла цвет, становясь красной и покрываясь волдырями. Слезы градом текли по лицу, смывая тушь, она судорожно хватала воздух ртом, а на лице застыла гримаса боли.

— Что?? Что случилось?

— Мам, что с тобой??

Даша мотала головой, продолжая держать руку поднятой на уровень лица. Полина трясла ее за плечо, не понимая, что происходит — только что заходившая в комнату мать сидела на полу, плакала и почему-то не могла говорить. Саша перевел взгляд с руки на таз, стоявший в ванной, от которого медленно поднимался пар и выскочил за аптечкой. В следующую минуту он уже разбрызгивал «Пантенол» на ошпаренную руку Даши, покрывая кожу толстым слоем белой пены.

— Сейчас легче будет. Просроченный, правда, но неважно, все равно поможет, — успокаивал он всех троих, включая себя. — Как ты в кипяток-то умудрилась залезть? Я же воду разбавить не успел.

Даша попыталась что-то ответить, но лишь издала какие-то нечленораздельные звуки, которые прерывались судорожными всхлипываниями. Жжение в руке было настолько сильным, будто ее одновременно кусала сотня ос. Мысли перепутались и слова мужа долетали до нее как сквозь вату. Взглянув на Полину, она увидела испуганные глаза дочери и заревела еще сильнее — все смешалось в одну большую боль, которая выливалась наружу бесконечным потоком слез.

— Не плачь, мамочка! — Полина обнимала ее за плечи, по-детски пытаясь утешить.

Саша вылил остатки пены на волдыри, ругая себя за неосмотрительность, и бросился на кухню за стаканом воды. Потом он долго гладил Дашу по волосам, не зная, чем еще облегчить ее страдания, и что-то виновато бормотал себе под нос.

В какой-то момент Даша ощутила, что боль в руке утихает, кожа ощущала даже легкое движение воздуха, но краснота спадала. Остатки пены снежного цвета постепенно исчезали, оставляя после себя мокрые разводы неправильной формы. Продолжая сидеть на полу, Даша тихо плакала, но уже не от боли: причина слез была другой, кипяток просто проложил им дорогу.

— Можно я побуду одна? — еле слышно попросила она.

Саша кивнул и молча вышел из ванной, увлекая за собой Полину. Из коридора послышался приглушенный голос ребенка.

— С мамой все будет в порядке?

— Обязательно! — шепотом ответил Саша.

Их голоса затихли. В голове хаотично всплывали эпизоды прошедшего дня, но в какой-то момент Даша поймала себя на том, что разглядывает причудливый рисунок на кафельной плитке, ни о чем не думая. Мысли вместе с головной болью исчезли, уступив место пустоте. Чтобы привыкнуть к этому ощущению необходимо было время, которого у нее теперь было предостаточно — на освободившееся место в душе пока никто не претендовал.

Легкие прикосновения вечерней тишины одно за другим гасили свет в окнах домов, будто чья-то невидимая рука набирала беспорядочный код, пытаясь угадать комбинацию кнопок. Саша лежал на кровати, по привычке просматривая перед сном новости на мобильном телефоне.

— Сильно болит? — с сочувствием в голосе спросил он, кивком указывая на Дашину руку.

— Ноет, но уже меньше.

Даша свернулась калачиком и придвинулась к мужу, аккуратно положив обожженную руку ему на живот. Некоторое время они лежали молча. Обычный день, начавшийся с омлета и обожаемого Полиной клубничного йогурта, принес с собой охапку неожиданностей, превратившись из рядового вторника в один из важных жизненных поворотов.

В доме было тихо. Дочь крепко спала, мгновенно провалившись в сон после вечерних переживаний, а в ее ногах среди множества мягких игрушек удобно устроился Чешир, положив голову вместо подушки на пушистого зайца с розовым бантом. Яркий фонарь за окном освещал двор с таким усердием, будто от этого зависело, не потеряет ли он свое, с таким трудом полученное место.

Ни о чем не хотелось думать. Хотелось лежать вот так, обнявшись с мужем, вполголоса разговаривать о ничего не значащих мелочах или молчать, как умеют это делать два близких человека. Не переживать, не строить планов, отложив все решения до лучших времен.

— Устала?

— Очень, — поежившись от воспоминаний, ответила Даша.

Но в следующую секунду она дернулась, будто вспомнила что-то жизненно важное, резко поднялась и села на кровати, скрестив ноги.

— Ты чего?

Она посмотрела на него серьезным взглядом.

— Работу надо искать.

— Прямо сейчас?

Даша не отреагировала на шутку.

— На рынке кризис.

— Успокойся! Когда ты без работы дольше двух недель сидела?

— Когда Полину родила.

— Это не считается. Тебя только сегодня уволили, если ты забыла, и, как я понял, вариантов остаться не было.

— Были, — тихим голосом ответила Даша.

Опустив глаза, она скомкала край одеяла здоровой рукой. Саша, опершись на локти, приподнялся, ожидая разъяснений.

— Ольга предложила остаться, если я готова работать рядовым сотрудником… у меня даже были мысли согласиться.

Она на несколько секунд замолчала.

— Но я не смогла.

Последние слова Даша произнесла шепотом. Ее охватило чувство вины: она могла отложить принятие такого серьезного решения, взять паузу, посоветоваться с мужем. Учитывая новое дело Саши, которое на начальном этапе требовало вложений, можно было и поступиться своими амбициями. Хотя бы на время.

Саша взял ее за руку и, притянув к себе, поцеловал в курносый нос.

— Не было у тебя вариантов, я слишком хорошо тебя знаю. И потом: кто сказал, что это предложение было серьезным? Она была уверена, что ты откажешься.

Даша почувствовала, что глаза снова застилают слезы.

— Все! Отбой! — произнес Саша тоном, не терпящим возражений. — Это вам, безработным, можно спать, сколько влезет, а мне вставать рано.

Она кивнула и добавила напоследок:

— Я завтра с Кариной встретиться хочу.

— Зачем?

— Как зачем? Мы с ней дружим, если ты забыл!

— Поосторожней бы ты с ней, сама говорила, она дела непонятно с кем ведет.

— Мы же подруги! — воскликнула Даша и тут же осеклась, вспомнив, что сегодня уже произносила эту фразу.

Не самое лучшее настроение испортилось окончательно, и ничего не оставалось, как попытаться исправить это сном.

Глава 4

На улице моросил дождь. Небо было затянуто темно-серыми облаками, сквозь которые кое-где проглядывала рваная синева. До лета оставалось несколько дней и май, словно расстроенный тем, что не успел отмыть город после длинной серой зимы, навёрстывал упущенное.

Даша проснулась от неприятных ощущений: давала о себе знать обожженная вчера рука. Подушечки пальцев, которые словно покалывало мелкими иголками, слегка отекли, хотя в остальном пострадавшая от кипятка кожа выглядела вполне обычно. Первое, что она вспомнила — разговор с Ольгой, и где-то внутри опять всколыхнулась обида. Настроение было странным: каким-то полупустым и ненадежным, как чай в котором недостаточно сахара или весна, прячущая солнце за небесными занавесками вопреки обещаниям.

На кровать запрыгнул Чешир и с мурлыканьем улегся рядом с Дашей. Она почесала его за ухом, наблюдая как он щурится от удовольствия, и, прислушиваясь к тишине пустого дома, задумалась о планах на день.

Она еще не решила, как относиться к своему нынешнему положению. С одной стороны, радовало то, что она может позволить себе вдоволь выспаться, увидеться со знакомыми, погулять по магазинам, почитать книгу, сходить с дочкой в кино и зоопарк. С другой — Даша не представляла себя безработной. В свои тридцать пять, привыкнув жить по строгому расписанию, где отдых и сон, как правило, означали одно и то же, а обеденный перерыв проходил в деловой телефонной переписке, она разучилась останавливаться и переводить дух. Бывшая спортсменка, имевшая в юности второй разряд по гимнастике, Даша привыкла постоянно ставить себе цели, поэтому она все время куда-то торопилась, спрессовывая время в тугую пружину.

В ее жизни все подчинялось установленному порядку, многое она просчитывала заранее, записывая в ежедневнике планы и успешно им следуя. Даша не любила сюрпризы и избегала неожиданностей, от большинства которых ее спасала огромного размера женская сумка со множеством карманов, ставшая отдельным предметом для шуток. В ней можно было найти все: заколки, булавки, резинки для волос, косметику, зеркальце, салфетки, зубочистки, бумажные платки, мини-аптечку, гигиеническую помаду, лак для волос, несколько десятков дисконтных карт, документы, запасные ключи от квартиры, блокнот, несколько ручек на случай, если в одной из них закончится паста, расческу, мелочь, гель для мытья рук, маникюрный набор, маленькую отвертку и много других не менее полезных мелочей. Благодаря этому она сама редко попадала в затруднительное положение и охотно помогала другим из него выбираться.

Даша не была баловнем судьбы, то, что она имела, скорее, было результатом ее отношения к жизни и затраченных усилий. После рождения ребенка, как у большинства людей, ее дни стали похожи один на другой: сначала заботы о малышке, затем — детский сад и выход на работу, сейчас — первый класс школы. Вечерами она готовила ужины, в выходные радовала домашних лазаньей или пирогом с персиками, а вот особой любви к уборке не испытывала — их квартиру нельзя было назвать образцом чистоты. Многие советовали нанять домработницу, но пустить в дом чужого человека Даша была не готова. Когда она сильно уставала, то позволяла себе оставить грязную посуду и игнорировала пыль, скопившуюся на полках. Поиграть с ребенком она могла только вечером и в выходные, и выбор — провести время с Полиной или навести порядок — был очевиден, она жертвовала последним. Самое главное, как считала она, Саша относился к этому с пониманием: не устраивал скандалов и не сравнивал ее с женами друзей, хотя легкое чувство вины по поводу того, что она не очень хорошая хозяйка, Даша все же испытывала.

Она умела скрывать свои недостатки и подчеркивать достоинства: невысокий рост Даша компенсировала туфлями на каблуках, неровного цвета кожу с веснушками — умело наложенной косметикой, стройная фигура еще больше притягивала взгляды благодаря приталенным пиджакам, а густые от природы волосы позволяли экспериментировать с прическами.

Учеба, карьера, семья — со стороны любой, не задумываясь, назвал бы ее счастливой, а Даша не успевала подумать и честно ответить на вопрос: так ли это. Штампы общественного мнения делали это за нее.

С Кариной, подругой детства, они решили встретиться в кофейне, которая располагалась в двадцати минутах ходьбы от Дашиного дома. Сегодня можно было обойтись без строгого офисного костюма — джинсы, легкий свитер и кожаные мокасины вполне подходили для прогулки. Резкий порыв ветра чуть не вырвал из рук клетчатый зонт, и Даше пришлось ускорить шаг. Впереди показалась знакомая дверь, за которой исчезали с мокрой негостеприимной улицы хмурые, под стать погоде, прохожие.

Внутри пахло всем сразу: кофейными зернами, на любой вкус разговорами, свежей выпечкой, ожиданием лета и первой любви, а также корицей, ванилью, кардамоном, мускатом и множеством других специй. Этот запах шлейфом окутывал каждого входящего, уже через полчаса пропитывая гостей своей атмосферой. Стены просторного вытянутого помещения с округлыми в виде иллюминаторов проемами сходились друг с другом под острым углом, переходя в высокие от пола до потолка окна, из которых открывалась взору перспектива главной городской улицы. Вся эта нестандартная конструкция напоминала нос огромного круизного лайнера, неизвестно как очутившегося в центре мегаполиса. Посередине зала стоял огромный, длиной несколько метров аквариум, в котором вокруг неподвижных треугольных скалярий серебристо-синей лентой суетились неоны, то и дело сталкиваясь на своем пути с надменными красными вуалехвостами.

Свободных мест почти не было. Шустрые официанты в морских тельняшках сновали между столиками, принимая заказы на бизнес-ланч. Даша огляделась: пожилая пара, сидевшая у окна с панорамным видом, рассчитывалась и собиралась уходить, и она быстрыми шагами пересекла зал, по дороге подмигнув черной скалярии, медленно перебирающей плавниками.

Карины еще не было, она никогда не отличалась пунктуальностью. В ожидании капучино и фирменного пирожного с фундучным кремом Даша взглянула в окно, откуда хорошо просматривался оживленный перекресток. Играя в разноцветные пятнашки, машины сновали во всех направлениях, бесконечно перестраиваясь и нетерпеливо порыкивая двигателями на светофорах. На крайней полосе, мигая аварийными огнями, стояла серебристая «Тойота»: судя по всему, при повороте она задела стоявший на парковке автомобиль и теперь грустно ожидала своей участи.

«Товарищ по несчастью», — подумала Даша. — «Обе вылетели из несущегося потока и теперь ищем возможность вернуться обратно».

Одновременно с официантом, который нес заказ, в зал вошла Карина. Высокая эффектная брюнетка с зелеными глазами, едва появившись, привлекла к себе всеобщее внимание, громко цокая каблуками и что-то крича в телефонную трубку. Яркая помада цвета фуксии в тон замшевой сумки, брючный костюм, умело скрывавший полноту фигуры, брелок с логотипом Porsche — своим внешним видом и манерой поведения она демонстрировала хозяйское отношение к жизни.

— Да мне все равно, что ты не можешь! Это не мои проблемы! Времени тебе — до конца дня! — тоном заправского коллектора она завершила разговор и опустилась на обтянутый мешковиной стул.

— Как всегда, кого-то отчитываешь?

— Да, — отмахнулась она. — Пока гайки не закрутишь, никто работать не хочет.

Повернувшись к официанту, вытянувшемуся по стойке смирно, Карина смерила его взглядом с головы до ног и довольно улыбнулась.

— Беру свои слова обратно, есть исключения! Двойной американо и чизкейк!

И она лукаво подмигнула молодому человеку, который в ожидании заказа боялся пошевелиться, чтобы не впасть в немилость у постоянной гостьи.

— Ну, рассказывай! Что там у тебя стряслось?

— С сегодняшнего дня я без работы.

— Подожди! У тебя есть пудра? Свою забыла, — перебила Карина и, не дождавшись ответа, произнесла: — Я знаю, в твоей безразмерной сумке есть все! Мне кажется, если я у тебя сейчас сигарету попрошу, ты и ее найдешь, хоть и не куришь.

Она рассмеялась тем звучным, чарующим смехом, который, разлетаясь вокруг, невольно заставлял мужчин ослаблять узлы галстуков и забывать, о чем шел разговор, а женщин — заметно нервничать, перехватывая взгляды своих вторых половин, брошенные в сторону роковой красотки с пухлыми от природы губами.

Даша запустила руку в свою большую сумку, висящую на спинке стула, и выудила из нее компактную пудру с золотистой крышкой.

— Извини, сигарет нет.

— Я же говорила! — победно произнесла Карина. — Любая мелочь на все случаи жизни! Как была предусмотрительной, так и осталась. Помнишь, как ты нас на речке веревкой к дереву привязала, чтобы течением не унесло?

И, по-детски наморщив лоб, словно вспоминая что-то вылетевшее из головы, спросила:

— О чем мы говорили?

— Что я осталась без работы.

— Нашла, о чем переживать! Новую найдешь.

— Хорошая работа на дороге не валяется.

— Можно подумать, у тебя хорошая работа была! — съязвила подруга.

— А разве нет? — возразила Даша.

Она начала обстоятельно рассказывать, какие перспективы открывала перед ней должность, но, заметив, что подруга увлеклась перепиской в телефоне, обиженно замолчала.

— Слушай, — Карина наконец оторвалась от гаджета и вкрадчивым голосом спросила: — А тебе не скучно жить?

Даша от удивления открыла рот.

— Ну что в твоей жизни интересного? Работа-дом, и наоборот. В выходные: поспать, убрать квартиру, сварить борщ, погулять с ребенком. Поправь меня, если я в чем-то ошибаюсь?

Даша позвякивала ложкой о стенки полупустой чашки, собирая со стенок бежевую пену и стряхивая ее обратно.

— Значит, права, — кивнула Карина, отломив кусочек шоколадного десерта и отправив его в рот. — От работы тоже… ни удовольствия, ни денег.

— С чего ты взяла? — вскинулась Даша. — Я люблю свою работу.

— Когда люди любят свою работу, они туда как на праздник бегут! А ты скорее повинность отрабатывала от отпуска до отпуска! Думаешь, по тебе не видно было? Сама себе придумала, что все хорошо, а на самом деле? Тебе что, официантов без конца на работу принимать интересно было? Или бумажки эти ваши кадровые печатать сотнями? Работа мечты, не иначе!

Люди, сидевшие за соседними столиками, начали оборачиваться, бросая в их сторону любопытные взгляды. Покраснев от смущения, Даша шепотом произнесла:

— Можно тише? Все смотрят.

— А, ну да! — нарочито громко воскликнула Карина. — Тебе же всегда было важно, что о тебе подумают другие! Даже если ты их знать не знаешь!

Даша закрыла лицо руками, готовая провалиться сквозь землю.

— Жертву из себя строит! Уволили ее! И что? Да, может, это шанс что-то поменять в твоей убогой жизни! А ты тут сидишь, печальная такая! Если погрустить, так ты адресом ошиблась! Это не ко мне!

Даша вспыхнула.

«Пришла за поддержкой, называется. Они что, все заодно? Вчера одна, сегодня — другая».

Хотелось наорать на самодовольную подругу, вальяжно перекинувшую ногу на ногу, но что-то неуловимое, призрачное, еще не оформившееся в конкретную мысль заставило ее промолчать.

Их дружба с Кариной началась в раннем детстве: Даше только исполнилось пять, Карина была на год младше. Дачные участки по соседству друг с другом стали поводом для знакомства двух маленьких девочек, различий между которыми было кратно больше, чем сходств: Даша — спокойная, рассудительная, временами чересчур правильная, с большими цветными бантами, ее подруга — самоуверенная выдумщица с грязью под ногтями и вечно перепачканным лицом, сбегающая огородами от бабушки при первой удобной возможности. Карина рано осталась без матери, отец женился вновь, без зазрения совести оставив десятилетнюю дочь на воспитание бывшей теще. Вместе с потерей близких и ранним взрослением к девочке пришло понимание: все, что она хочет получить в жизни, ей придется взять самой. Подарков от судьбы она не ждала, поэтому использовала любые средства в достижении своих амбициозных целей. Даша не одобряла, но всегда оправдывала поведение подруги, объясняя это ее несчастливым детством.

— На правду не обижаются. Кто тебе еще скажет, если не я? — задала Карина риторический вопрос и тут же сменила тему. — Кстати, как у Саши дела?

Даша посмотрела на нее в недоумении. Подруга обычно не интересовалась делами ее мужа, поэтому вопрос выглядел довольно странно.

— Тему одну хотела предложить, — пояснила Карина. — Ему же деньги нужны?

— Нужны. Бизнес еще раскручивается.

— Ну и отлично. Тогда я ему позвоню.

— А что за тема-то?

— Не бери в голову, — отмахнулась та. — Ты же в инвестициях не особо понимаешь, я с ним напрямую поговорю.

Что-то в ее голосе Даше не понравилось. Она не раз наблюдала, как подруга обсуждает деловые вопросы и, недолго думая, ввязывается в авантюры с расчетом на быструю и легкую прибыль. Карина умела мастерски врать: рассказывать, что лежит в больнице, находясь на маникюре, или ссылаться на срочный отъезд, дегустируя шампанское в ресторане рядом с домом. Купив диплом юридического, она набиралась опыта непосредственно в процессе работы, и, благодаря своей недюжинной хватке и связям, имела немало солидных заказчиков. Репутация некоторых клиентов оставляла желать лучшего, из чего Даша сделала вывод, что подруга не брезгует ничем, живя по принципу «деньги не пахнут». Но это все ее не касалось, их связывала с Кариной только дружба, проверенная десятилетиями, и про остальное Даша предпочитала не думать.

В этот момент она заметила на руке подруги браслет. Крупные камни темно-бордового цвета, оправленные в белый металл, изысканно обхватывали запястье Карины, притягивая взгляд.

— Подарок? — кивнув на украшение, уточнила она.

— За сделку рассчитались. Рубины и белое золото. Нравится?

— Очень!

— Завтра в Москву лечу. Туда-обратно, — Карина имела привычку вести разговор сразу в нескольких направлениях.

— А Егор как?

— С няней останется, как обычно. Первый раз что ли?

— Он тебя видит вообще?

— Главное, у него есть мать! — резко ответила Карина. — И он особо ни в чем не нуждается!

Появившийся из ниоткуда официант положил перед Дашей счет.

«Как вовремя», — подумала она про себя, с благодарностью взглянув на молодого человека.

— Дам знать, если попадется для тебя что-нибудь приличное.

Карина уже набирала чей-то номер, забыв о существовании подруги и полностью переключившись на свои дела.

Дорога до дома оказалась чуть длиннее благодаря продуктовому магазину и киоску, где Даша обычно покупала фрукты. Еле дотащив до дома тяжелые сумки, она была решительно настроена на поиск работы, и, решив рискнуть, разместила свое резюме на позицию директора по персоналу.

Остаток дня в домашних делах пролетел незаметно. Убрав на кухне и приготовив курицу в сливочном соусе, Даша решила помыть окно. «Хоть пользу какую-то принесу», — размышляла она, до скрипа натирая оконное стекло. Пару раз она проверила электронную почту на предмет предложений по работе, но пока во «входящих» были только реклама базы отдыха на Горном Алтае и предложение пройти фитнес-марафон.

В восьмом часу вечера раздался звонок в дверь. Чмокнув мужа, Даша помогла раздеться болтающей без умолку Полине, которая успела после школы погостить у бабушки.

— Мама, мы сегодня песню учили! Я тебе потом спою, папа уже в машине послушал. А Коля на физкультуре в лужу упал. Его так Елена Федоровна ругала! — широко раскрыв глаза, дочь выдавала анонс главных событий дня.

— Голодные?

— Да! — в два голоса ответили Саша с Полиной.

— А ты в школе сегодня ела? — поинтересовалась Даша у дочери.

Накормить маленькую гурманку до сих пор было проблемой, у нее был хороший аппетит, но ела она исключительно гречневую кашу, лапшу и курицу, даже к сладкому относясь со странным для детского возраста равнодушием.

— Там суфле из печени было, такая гадость! — поморщившись, Полина попыталась остановить Чешира, по-пластунски крадущегося мимо. Кот, поняв, что его замысел незаметно прошмыгнуть не увенчался успехом, покорно дал взять себя на руки.

— Хуже может быть только горошница, — поддержал дочку Саша и повернулся к жене:

— Как рука? Прошла?

Даша утвердительно кивнула головой и обняла мужа.

— Еще дня дома не сижу, а уже готова сбежать.

Он пересчитал ее веснушки, как делал всегда, когда хотел рассмешить.

— Я с Кариной встречалась, она грозилась тебе позвонить.

— Зачем? — насторожился Саша.

— Не знаю, — пожала плечами Даша. — Дело у нее к тебе какое-то. Еще я резюме разместила.

— В первый день?? Отдохнуть не планируешь?

— Да я не устала вроде, — и, приподняв подбородок так, что ее курносый нос вздернулся еще выше, с гордостью добавила: — Окно вымыла.

— То-то я смотрю, на кухне светлее стало.

Эту черту Даша в муже не любила. У нее было хорошее чувство юмора, но шутки относительно ее хозяйственности, которые он периодически отпускал, откровенно раздражали.

— Да шучу я!

Обижаться, по сути, было не на что, и она это прекрасно понимала, но мытье остальных окон, похоже, отодвинулось на неопределенный срок.

— Может, еще ребенка родим?

Неожиданный вопрос мужа застал Дашу врасплох, они давно не поднимали эту тему.

— А как же твой бизнес? Ты еще на ноги не встал, а надо будет троих иждивенцев кормить.

— Буду больше работать, — он пристально посмотрел ей в глаза. — Может, твое увольнение к лучшему?

— Поживем, увидим, — философским тоном ответила она, убирая со стола.

Вернувшись в комнату, она открыла электронную почту. Глупо было надеяться, что работа мечты свалится к ней на голову в первые несколько часов, но самолюбие жило по своим законам, начиная медленно поднимать голову и нашептывать разную ерунду. На глаза снова попалось письмо, приглашающее отдохнуть на Алтае. Машинально просмотрев текст, Даша задумалась: последний раз они были в горах с Сашей еще до рождения Полины, после чего бесконечно откладывали очередную поездку. Шальная мысль исполнить давнее желание никак не хотела улетучиваться.

— Саааш, — обернулась она к мужу, который что-то увлеченно просматривал на экране телефона.

— Угу, — промычал тот, не отвлекаясь от занятия.

— Поехали на Алтай.

— Угу, — повторил муж, явно не вникнув в суть предложения.

— Купи мне сережки с бриллиантами.

— Что? — вскинув голову, Саша удивленно воззрился на жену. — Какие сережки?

— То есть на Алтай ты сейчас согласился?

— Какой Алтай?

Даша вздохнула и повторила вопрос. Это казалось абсолютно бредовой идеей, поэтому она уже сама не верила в то, что говорила.

— Отличная тема! Только я бизнес сейчас не могу оставить, сама знаешь, какая там ситуация.

— Забудь. Я сама понимаю, что это полная ерунда. Куда мы сейчас поедем?

— Подожди, у меня другое предложение, — он отложил телефон, озаренный какой-то идеей. — Езжай одна. Приготовишь побольше еды, как-нибудь несколько дней перекантуемся. Без уборки обойдемся, не привыкать.

Последнюю фразу Саша произнес с веселыми искорками в глазах.

— Обстановку сменишь, отдохнешь, а потом с новыми силами на работу… или ребенка рожать. Как тебе план?

Даша молчала, не зная, как отнестись к услышанному. Поездка на Алтай всегда была из разряда заветных желаний, которые просто так не исполняются. Чувство вины тоже было тут как тут: отдых они всегда проводили вместе, и поехать одной для нее было равносильно маленькому предательству. С другой стороны, в словах Саши было рациональное зерно — поехать втроем они сейчас не могли, а на отпуск после выхода на новую работу Даша могла рассчитывать только через полгода.

Глава 5

— Очередное совещание объявляю открытым, — старец, державшийся рукой за спинку кресла, на секунду прикрыл глаза.

В зале стояла тишина, изредка нарушаемая чьим-то покашливанием и еле слышным детским сопением в углу. Все здесь выглядело иначе, нежели в прошлый раз: вдоль стен как в зрительном зале в несколько рядов стояли длинные деревянные, покрытые облупившейся краской скамейки, на которых плечом к плечу сидели люди, а некоторые держали на руках умаявшихся за день детей. Из всех люстр горели только две, но этого было достаточно, чтобы в полумраке стали различимы очертания человеческих фигур. Хорошо освещен был только стол — несколько огромных свечей, отбрасывая изогнутые тени на стены притихшего зала, озаряли лица собравшихся. Пахло смородиновым листом и какой-то особенной смутной тревогой.

— Петр Михайлович, подсоби. Что-то неважно мне сегодня, — добавил он, присаживаясь.

— Как скажешь, Архип, — кивнул тот.

Старец словно впал в забытье. Его лицо расслабилось, тело обмякло, а руки свободно повисли вдоль туловища. Судя по тому, что никто не бросился оказывать ему помощь, такое происходило не в первый раз и не требовало вмешательства со стороны.

Петр Михайлович постучал пальцем по столу, привлекая всеобщее внимание:

— Давайте начнем. Времени в обрез, а у нас много дел и все первостепенные.

Он плеснул в чашку травяного чая и продолжил:

— Как все помнят, на прошлом собрании мы решили все рассказать, но это не так просто, как кажется.

— Учитывая разницу во времени и взглядах, — вставил Архип.

Старец продолжал сидеть в той же позе, но сквозь полуприкрытые веки следил за происходящим с большим вниманием.

— Мы заинтересованы в ней не меньше, чем она в нас. Разница в том, что она о нас пока не знает.

— Скорей подзабыла, — добродушно улыбаясь, уточнила Агриппина.

Петр Михайлович откашлялся:

— Нужно решить, как мы будем действовать.

Зал словно разбудили, и он в одно мгновение наполнился звуками: заскрипели скамейки, заплакал, испугавшись шума, младенец, кто-то высказывал вслух свои соображения, другие, наоборот, шикали на соседей, призывая к тишине.

— Может, по старинке? Сны? — предложила Валентина.

— Так-то оно так… но уж больно избитый способ, — возразила Агриппина. — И не всегда понятный. Вон давеча Варвара рассказывала… ей малахольный приснился… и говорит, что, мол, сухари пора сушить… и к походу длинному готовиться. Так она решила… что на тот свет пора отправляться… завещание побежала писать. Мало ли каких выводов на утро наделать можно? Боюсь запутаем ее совсем.

Иван вскочил со стула и, заложив руки за спину, начал мерить комнату быстрыми шагами, то и дело поправляя воротник в попытке справиться с волнением. Сегодня на нем опять была рубашка в полоску — тонкие небесно-голубые линии сменились на коричневые в полсантиметра шириной.

— Сколько людей серьезно относится к снам? — спросил он и сам же ответил на вопрос. — Единицы! Надо что-то другое.

— Книги? — робко произнесла Серафима.

Шейный платок бледно-желтого цвета придавал ее лицу слегка нездоровый оттенок.

Иван остановился посреди зала.

— Точно! Что-нибудь из классики! Толстой, Чехов, Горький!

— «На дне»! — съёрничала Валентина. — По названию очень подходит. Ты как всегда с кучей идей, а толку-то? Их все равно никто в расчет не возьмет.

— Прекрати! — грубо бросил Иван. — Каждый раз об этом напоминаешь!

Он, не скрывая злости, дернул стул с такой силой, что еле удержал, с шумом опустился на него и, подперев руками голову, насупился и замолчал.

— Давайте успокоимся! — призвал к тишине Петр Михайлович.

— Забавно, Валя, что ты именно это произведение вспомнила, — голос Веры в отличие от предыдущих оппонентов звучал мягко. — Название у него для нашей ситуации подходящее.

Руки Серафимы беспрестанно наматывали край платка на указательный палец, выдавая нервозность и беспокойство.

— Если мы не вмешаемся, то и быть нам всем на дне.

Лица людей помрачнели. Они знали, что ждет их впереди, если они не смогут выполнить то, о чем условились.

— Книги — это хорошо. Жаль читают сегодня мало… всем нынче «интернеты» рулят, — закряхтела Агриппина.

— Правду говоришь, — согласился Архип. — Сейчас другое время, потому и сложно.

— А мама говорила: «время всегда одинаковое»!

Все обернулись на звонкий мальчишеский голос, будто удивляясь озорнику, что без разрешения влез в разговор взрослых.

— Мама права, Коля.

Иван потрепал мальчика по макушке, и у того на щеках красными яблоками вспыхнул румянец.

— И Архип прав. Человеческие ценности всегда одинаковы, а вот прогресс не стоит на месте, и нам придется это учитывать.

— Если сны и книги не подходят, может, с помощью людей? Под видом случайных прохожих или неожиданных знакомств, например, — внесла предложение Валентина.

Петр Михайлович достал из кармана синий клетчатый платок. Стекла очков были чистыми, но он протирал их с другой целью: это помогало сосредоточиться.

— Соглашусь, предложение подходящее. Надо только, чтобы эти люди были для нее авторитетами, иначе смысл теряется.

— Ну да, а то сообщит ей информацию какой-нибудь заезжий циркач или мальчишка малолетний, она даже внимания не обратит, — рассмеялась Валентина и тут же осеклась, увидев выражение Колиного лица.

— Тут надо серьезно подумать, — задумчиво произнес Архип. — Люди — это хорошо, их завсегда слушать будут, но вот загвоздка: рассказать немало надо. Не посылать же к ней целую армию «случайных» людей? Подозрительно выйдет.

— Да что мы огород городим?!

Серафима оставила в покое платок и положила руки на стол. Ее голос звучал уверенно, что само по себе уже привлекало внимание.

— Как сказал Архип: «люди — это хорошо», но можно сделать проще. Записки!

— Какие записки? — послышалось со всех сторон. — Говори яснее.

Несколько голосов слились в один, и на фоне общего гула не было слышно, что пытается объяснить женщина.

Серафима замолчала, выжидая, пока все вокруг успокоятся. Через минуту в помещении вновь стало тихо, и она продолжила:

— Каждый из нас напишет записки, так как всем есть, в чем признаться и о чем рассказать.

— Прямо так возьмем и напишем? — засомневался Иван.

— Почему нет?

— А мне нравится! — поддержала Серафиму Валентина. — Не надо ходить вокруг да около и что-то придумывать.

— У меня еще предложение… давайте алфавит используем.

— Да и так понятно, что по-русски писать будем, — расхохотался Иван в ответ на предложение Веры.

— Я не о том. Кирилл и Мефодий с помощью алфавита зашифровали послание для будущих потомков — своего рода напутствие. Почему бы и нам не воспользоваться тем же методом? Каждая буква — отдельное сообщение.

— Думаешь, стоит так усложнять?

— А если, наоборот, это все упростит? Разложит по полочкам — и для нее, и для нас.

— Можно попробовать, — кивнул Архип. — Если не получится, откажемся от этой затеи. В конце концов, правила здесь придумываем мы.

— Ой, хорошие мои! А я как же? — запричитала Агриппина. — Совсем слепая стала… я уж и имя-то свое не напишу. А тут записку целую…

— И я писать не умею, — подал голос Коля. — Я только печатными могу… медленно.

Мальчик опять покраснел. Он стеснялся говорить и делал это только при крайней необходимости, несмотря на то, что все вокруг относились к нему с великодушием.

— Записки — это хорошо, — проговорил Архип и придвинулся к столу. — В них можно написать все как есть, а те, кто писать не может или не умеет, продиктует, — подвел он черту под обсуждением.

— Написать-то мы можем, а передать как?

Петр Михайлович водрузил очки обратно на переносицу и посмотрел на собравшихся:

— Есть предложения?

— Может, почтой? — тут же внес предложение обладатель полосатой рубашки.

— Ага, голубиной, — не упустила возможности сыронизировать Валентина.

— Господи, опять!

Иван закрыл ладонями лицо, но предпочел не отвечать на выпад женщины.

— А если подбросить? Она пойдет в магазин и случайно найдет.

— Ага, будет она все подряд на дороге поднимать. Я бы, например, не стала. Мало ли что за мусор под ногами валяется?

— Я знаю как, — произнесла Вера и, выдержав паузу, добавила: — Обстоятельства в ее жизни начнут складываться так, что у нее не останется другого выхода, как заехать ко мне. Там человек надежный есть, он и передаст.

— А если не начнут?

— Уже начали. Наши жизни — результат нашего выбора. Или НЕ выбора, — поставила выразительный акцент Вера. — Когда мы отказываемся выбирать, нами начинают управлять обстоятельства.

— Согласна, — кивнула Серафима. — Она давно уже по течению плывет, все некогда правде в глаза посмотреть.

— Давайте не будем судить, — нахмурил брови Петр Михайлович. — Мы все далеки от идеала.

— Значит, договорились. Действуем через записки.

Архип удовлетворенно кивнул и добавил:

— Но людей тоже предлагаю не исключать. Один вариант хорошо, а два — лучше.

Старец улыбнулся широкой улыбкой, и его глаза заблестели ярче обычного.

Глава 6

В семь утра южная граница города осталась позади. По-весеннему прохладное, но по-летнему солнечное майское утро разгоняло по небу светлые облака, и они, зацепившись друг за друга краешками, словно вагончики, убегали вдаль ровными рядами. Ветер, вырвавшись, наконец, из городского капкана, наводил здесь свои порядки: кидал горстями воздух в боковые стекла машин, серебрил деревья, выворачивая наизнанку тополиные листья и со всей своей природной заботой отряхивал уже успевшую запылиться придорожную траву.

Трасса была свободной. Даша редко ездила на дальние расстояния одна, поэтому вела машину осторожно, только изредка обгоняя колонны дальнобойщиков и рейсовые автобусы.

Накануне Саша немного поворчал на жену, узнав, что она собралась ехать на Алтай за рулем, но к ее радости быстро успокоился, озадачившись срочной подготовкой автомобиля к поездке.

— Не переживай, в конце концов не в глушь планируешь ехать. Если что, по дороге куча населенных пунктов и телефон под рукой.

— Можно без «если что»? — взмолилась Даша.

— Можно. Это я так, на всякий случай.

— Если что, я позвоню тебе, и ты меня спасешь.

— Я с удовольствием, но лучше давай без «если что».

Саша был на три года старше жены. Родом из небольшого северного городка, среднего роста, широкий в плечах, спортивного телосложения — он был видным женихом еще с первых курсов института. Из-за грубоватых черт лица и косого шрама на подбородке, навсегда запечатлевшего падение с дедушкиной яблони, его нельзя было назвать красавцем, но от него веяло той неотразимой мужской силой, которая чувствовалась во всем его существе: взгляде, жестах, рукопожатии. О его объятиях мечтали все красавицы курса, а он не разменивался на ветреных девчонок и ни к чему не обязывающие отношения. Не балагур и не душа компании, тем не менее, где бы он не появлялся, ему были рады все: от мала до велика. Саша умел находить общий язык с людьми благодаря своей исключительной отзывчивости: в любое время дня и ночи он мог сорваться в аптеку за лекарством для соседки, забраться на крышу гаража, чтобы сбросить мальчишкам мяч, объяснить двоечнику математику или принести ведро воды уборщице тете Варе. Ему даже кличку дали — Спасатель. Саше важен был сам факт помощи людям, для чего он всегда находил время, откладывая свои личные дела на потом.

— Спасибо, — кричали вслед его коренастой фигуре, а он, не оборачиваясь только поднимал руку, давая понять, что услышал слова благодарности.

На третьем курсе у него случилась безответная любовь, после чего он не заводил серьезных отношений, пока не встретил Дашу — девчонку с каштановыми волосами, огромными веснушками и смешным курносым носом, в которую влюбился раз и, похоже, на всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, в этом были уверены все, кто знал этого немногословного и бесхитростного парня.

Даша включила тихую музыку, которая располагала к размышлениям. Собственно, за этим она и уехала от беспокойных улиц, вереницы незаконченных дел и городских тревог. Решение в одиночестве поехать в горы далось ей с трудом, и Даша уже не раз пожалела об этом, пытаясь найти веские причины и отменить поездку. Но в глубине души она понимала, что это всего лишь страх выйти из той самой зоны комфорта, про которую пишут психологи.

Не нужно было думать, что приготовить на ужин, когда постирать вещи и сколько официантов не хватает на летнике гриль-бара. С каждым километром мыслей становилось все меньше, и Даша спокойно созерцала пейзаж, к чему располагал живописный Чуйский тракт, хорошо знакомый ей с детства. Несколько раз в год они с родителями и старшей сестрой ездили по этой дороге к бабушке, и хоть с того времени прошло много лет, казалось, что ей известны все повороты, развилки, пригорки, пшеничные поля и даже покосившиеся заборы, мелькавшие за окном старым штакетником.

Бабушка говорила, что Алтай — это место силы: любой, кто приезжал сюда с тяжелыми мыслями, возвращался исцеленным, а те, кто ехал за впечатлениями, вместе с ними обретали спокойствие, гармонию и веру в себя. Духи этих мест требовали к себе почтения, взамен даруя людям возможность увидеть и полюбить здешнюю красоту всем своим существом.

Даша с малых лет не любила сказки — они казались ей надуманными и фальшивыми, потому как в жизни не всегда все складывалось справедливо и заканчивалось счастливым концом. Иначе как можно было объяснить, что у ее подруги Карины рано умерла мама, после чего маленькая девочка оказалась ненужной собственному отцу. Вымыслу Даша предпочитала правдивые истории: иногда забавные, иногда печальные, но в устах бабушки всегда поучительные. Особенно интересно было слушать их глубоко за полночь при свете тусклой лампы, усевшись на кресло и натянув фланелевую ночнушку на ободранные об асфальт коленки.

«Где-то там, далеко в горах живет любовь. Та, которая делает человека сильным, но уязвимым. Если вы не были там, не ходите, иначе вы будете обречены. Горы не спрашивают, они влюбляют молча и отныне вам придется приезжать сюда снова и снова, бесконечно возвращаясь к своей силе и уязвимости», — начинала бабушка очередную историю, прерываясь на глоток чая вприкуску с размоченным в нем же пряником.

Впереди показались Сростки — село, известное на всю страну как родина писателя Шукшина. Даша припарковала машину, едва найдя на стоянке свободное место. Здесь всегда было многолюдно: те, кто ехал в сторону Алтая, неизменно останавливались отведать обжигающих хрустящих пирожков с картошкой, а кто возвращался, использовали последнюю возможность купить на память сувениры и сборы лекарственных трав. Были и такие, кто приезжал сюда специально, чтобы посетить дом-музей писателя. Но, к своему стыду, Даша, много раз проезжавшая через это село, не могла похвастаться посещением местной достопримечательности в отличие от пирожков, которыми она с наслаждением перекусила перед тем, как отправиться дальше.

Благодаря сложному горному рельефу и постоянным скоростным ограничениям из-за раскиданных вдоль трассы небольших деревушек путь предстоял еще долгий. Дорога добросовестно повторяла все изгибы реки, цвет которой на глазах менялся от мутно-серого до бирюзового, и в какой-то момент у Даши начала кружиться голова от бесчисленных поворотов, подъемов и спусков.

Проехав развилку, откуда рукой было подать до Горно-Алтайска, где когда-то жила бабушка, она снова вспомнила о ней. Семь лет назад та умерла, а Даша, только родив Полину, не смогла даже приехать проститься. Она усилием воли отогнала нахлынувшие воспоминания и сосредоточилась на дороге, которая продолжала плести замысловатые петли вокруг вырастающих то тут, то там скалистых преград.

«Добраться бы засветло», — подумала она, вспомнив, что в горах темнеет рано. В ее планы входило добраться до Ороктойского моста и успеть вернуться обратно в Манжерок на ночлег.

Встречных и попутных машин попадалось все меньше: ухабы и ямы заставляли ехать медленно, разворачивая особо нетерпеливых обратно. Остановившись у моста, Даша решила перейти его пешком, несмотря на разрешенное по нему автомобильное движение. Само сооружение не было произведением искусства, но от вида, который с него открывался, в буквальном смысле захватывало дух. В этом месте река текла будто по желобу, стиснутая с двух сторон каменными берегами. Даше рассказывали, что в этом месте Катунь имеет самую большую глубину и, представив, что под ней впадина примерно с двадцатиэтажный дом, она невольно поежилась. Немного постояв, она спустилась к воде. Бурлящий поток с грохотом разбивался о валуны, оставляя на них следы кружевной пены и лихо закручивал свинцового цвета водовороты, напоминая о силе стихии.

«Место, где можно начисто лишиться самоуверенности», — подумала Даша, продолжая завороженно глядеть на стремительное течение реки. «Здесь полностью пропадает желание что-то кому-то доказывать».

Она то пересаживалась ближе к воде, которая обдавала ее холодными брызгами, то забиралась повыше, чтобы понаблюдать за потоком сверху. Уходить не хотелось. Мысли постепенно замедляли бег, уступая место состоянию спокойствия и умиротворения: река словно забирала все лишнее — то, чем Дашу с лихвой наполнил город с его суетой и мнимыми ценностями.

Обратно она ехала быстрее: в голову пришла идея заехать в Чемал, чтобы еще раз прогуляться по местам, где они в прошлый раз были вместе с Сашей.

Ряды лавочек с местными товарами и сувенирами собирали около себя много приезжих: мед, чай, кедровые орехи, теплые носки, всевозможные обереги, магниты, украшения ручной работы — каждый хотел увезти с собой частичку Алтая, но Даша прошла мимо, не обращая внимания на зазывал.

Перейдя по мосту на другой берег реки под испуганно-радостные крики тех, кто спускался с тарзанки, она отправилась по «козьей» тропе на Патмос — остров, на котором располагался деревянный храм. Навстречу то и дело попадались туристы, слышалась иностранная речь и восторженные возгласы детей. «В следующий раз возьму сюда Полю», — подумала Даша, провожая взглядом мальчишку в панамке лет шести. Дойдя до подвесного моста, она поняла, что опоздала — храм уже закрывался и попасть в него в этот раз ей было не суждено.

«Надо было раньше выезжать», — корила она себя, возвращаясь к машине. «Всего на каких-то полчаса не успела». Она ощутила сильную усталость — ныла поясница и клонило в сон — целый день за рулем автомобиля и длинная пешая экскурсия давали о себе знать. А тут еще и солнце в считанные минуты закатилось за ближайшую вершину и стемнело так быстро, будто перегорела лампочка, освещавшая весь белый свет. Дорога в Манжерок обещала быть не из легких.

Заселившись в небольшой номер с видом на Катунь, Даша набрала номер мужа. Вместо приветствия она услышала сухой надсадный кашель, а в следующий миг ее оглушил звонкий голос Полины, вырвавшей у отца трубку:

— Мама! Это ты? А это я! Папа не может говорить, он заболел!

— Что с ним?

— Кашляет и с градусником сидит. Но ты не переживай, я ему чай с малиной сделала, он уже выздоравливает.

Первым порывом было — побросать вещи в сумку и пуститься в обратный путь, несмотря на усталость и наступающую ночь. Даша едва не расплакалась. Как она хотела в эту минуту оказаться дома: прикоснуться губами ко лбу Саши, проверяя температуру, и заварить ему крепкого чая с лимоном, а не сидеть в полумраке комнаты за сотни километров от того, кому сегодня нужна ее забота. Сколько бы она отдала за то, чтобы слушать бесконечные вопросы Полины и ее не замолкающий смех, не оставляющие тишине в их квартире абсолютно никаких шансов.

— Простыл немного, только и всего. Справимся, — услышала она сиплый голос мужа.

— Если я утром выеду, к вечеру буду дома.

— Перестань! — дернулся он. — Первый раз болею, что ли? Ждем тебе через три дня и ни минутой раньше!

«Вернусь домой, витаминов всем куплю», — утешала саму себя Даша, расстилая постель. «С Полиной гулять будем, зарядку делать, а по выходным все вместе на велосипедах кататься». Составленный таким образом план здорового образа жизни немного ее успокоил, она закрыла глаза и, едва успев подумать, что сегодня ни разу не заглянула в ежедневник, тут же провалилась в сон. Главное дело — лечь спать на Алтае — было выполнено.

Утром на веранде ее ждал завтрак. На плетеном стуле лежал бережно свернутый рачительной хозяйкой шерстяной плед. Даша закуталась в него сама и спрятала в кулачок свой покрасневший курносый нос, пытаясь согреться. После чашки кофе это все же удалось и она, быстро перекусив омлетом и двумя бутербродами, отправилась в сторону перевалов.

«Ты не видел Алтай», — скажет тот, кто оставил тебя в мегаполисах за тысячи километров от гор и добрался до заветной черты. Он жил в деревянном домике на берегу Катуни, наблюдая закаты, рассветы и дыша непривычно чистым воздухом.

«Ты видел не тот Алтай», — ответит ему другой. Тот, кто проехал мимо туристических баз и, пробираясь через перевалы, трогал края облаков, замирая от восхищения на смотровых площадках.

«Разве это Алтай?» — возразит третий. Тот, кто, взвалив на себя рюкзак в половину своего веса, шел вверх пешком: пил воду из ручьев, переходил броды, здороваясь со змеями, пел песни у костра, заваривал чай из каменной смородины и приобретал по дороге новых друзей.

У каждого свой Алтай и всем он открывается по-разному. Так, как хочешь ты. С той стороны, с которой ты готов посмотреть. Для того, зачем ты здесь», — вспомнила Даша еще одну бабушкину историю.

Погода благоволила: на небе не было ни единого облачка и, переехав Катунь, она поехала по залитой солнцем сухой трассе в сторону горных вершин, издалека похожих на шоколадные трюфели с белой помадкой ледников.

«Счастлива ли я на самом деле? И вообще, что такое счастье?» — Даша усмехнулась столь философскому вопросу, возникшему в голове. Дома о таких вещах не было времени подумать: вечером — по причине усталости, а утром мозг в принципе отказывался связно мыслить до прихода на работу. «Может мне удобно постоянно быть занятой, весь день прикрываясь неотложными делами, и я специально создаю всю эту суматоху, которая умело скрывает от меня важные вещи?»

Раньше все было просто и понятно: общество диктовало свои правила, играя по которым, каждый заранее знал расписание своей жизни. В детстве нужно было слушаться родителей, которые говорили, что и как делать, чтобы вырасти хорошим человеком, получить образование, и, как следствие, профессию и стабильную работу. Женщины выходили замуж и вместе с мужьями растили детей. Отработав по специальности положенное количество лет, человек уходил на заслуженный отдых, на котором нянчился с внуками и полол грядки на даче. Но на рубеже веков жизненные правила изменились, забыв сообщить об этом старым привычкам.

Молодые люди все так же поступали в институты, не сильно задумываясь о том, чем действительно хотят заниматься, выходили на работу, создавали семьи. А после тридцати многие хватались за голову, задаваясь вопросом, как жить дальше. Имея ипотеку на пару десятков лет, ежедневно заставляя себя ходить на нелюбимую работу и живя в кредит, они все больше погружались в раздражение и депрессию. Сегодняшнее поколение уже не умело жить для других и еще не научилось жить для себя, потеряв прежние ориентиры и не создав новых.

Ощущение, что она что-то упускает, преследовало Дашу уже не первый год. Любой со стороны мог сказать, что ее жизнь сложилась удачно: три составляющих счастья — дом, семья, работа — были в наличии. Но чего-то не хватало. Она взялась испечь торт под названием «счастливая жизнь», решив, что универсальный рецепт вполне подойдет. Коржи получились, а вот про крем — то, что скрепляло весь этот шедевр, придавая ему особенный вкус — она забыла, поспешив украсить свечами и яркой глазурью внешне вполне приличный десерт.

За размышлениями она не заметила, как длинный пологий подъем привел ее на Семинский перевал. Издалека виднелись забытые в это время года горнолыжные трассы, извилистыми ручейками спускавшиеся с зеленеющего склона. Ровная площадка с торговыми рядами, затянутое полупрозрачными облаками небо, сквозь которое виднелся бледный солнечный диск — впечатлений здесь было мало даже для неискушенного туриста. Это место было для Даши просто точкой на карте, которую нужно было миновать, чтобы попасть на находящийся в нескольких десятках километров отсюда перевал Чике-Таман.

Крутой серпантин бесконечными зигзагами уходил вверх: Даша старалась не смотреть в сторону пропасти, игнорируя величественный пейзаж, который открывался перед ней. Она предпочла бы двигаться по такой дороге в одиночестве, но ее постоянно обгоняли попутки, пугая своей скоростью. От этого хотелось зажмуриться, но Даша только сильнее вцеплялась в руль, считая вслух оставшиеся до цели километры. Предупреждающие о камнепадах знаки и огромные валуны, кое-где лежащие прямо на обочине, дополняли и без того впечатляющую картину.

Добравшись до перевала, она оставила машину у дороги и отправилась на смотровую площадку, где уже стояли несколько человек. Один из них на что-то показывал, вытянув руку в направлении обрыва. Внизу размером со спичечный коробок ржавым пятном виднелся остов разбитой машины. Со слов местных жителей она лежала там почти десять лет, своим видом призывая живых быть осторожнее.

В нескольких метрах от себя Даша увидела молодую пару, завязывающую ленточки на дереве, сплошь увешанном белыми, желтыми и синими полосками ткани.

— А вы знаете, что значит этот ритуал? — неожиданно обратилась к ней девушка и, не дождавшись ответа, пояснила: — Это знак поклонения местным духам и просьба о благословении. Белые ленты символизируют светлые, добрые мысли, желтые — землю, а синие — небо. Возьмите!

Она с улыбкой протянула ей белую ленту и, схватив парня под руку, смеясь, потащила его фотографироваться.

Даша пригнула одну из веток дерева, аккуратно повязала ленточку и пошла по тропинке на другую сторону перевала, откуда открывался вид, ради которого она и проделала весь сегодняшний путь.

Стоя на небольшом расчищенном участке в нескольких шагах от крутого обрыва, она смотрела на раскинувшуюся перед ней долину, покрытую плюшевым травяным ковром. Неровные склоны горных вершин, поросшие дремучими лесами, перемежались участками осыпающегося скальника и камни, покрытые кое-где мхом и лишайником, казались разноцветными и не такими строгими, как в первом приближении. Вокруг было столько свободного пространства, что взгляд, не встречая препятствий, убегал куда-то за линию горизонта, словно мог увидеть то, что в привычном мире многоэтажек было ему недоступно. Вдалеке Даша увидела маленькие пестрые точки, которые скользили вдоль вздымающихся вверх отвесных стен — это машины торопились преодолеть опасные участки и облегченно перевести дух.

— Каждый раз стоя здесь, я чувствую, что время начинает течь по другим законам, — послышался за спиной Даши дребезжащий голос.

Она обернулась и увидела невысокого роста старичка с плоским лицом и узким разрезом глаз в длинном широком халате, надетом поверх рубахи, и брюках, заправленных в высокие сапоги. В руках он держал палку, которая, по всей видимости, служила ему опорой при ходьбе. Он улыбнулся Даше, кивнув в знак приветствия.

— Простите, Вы мне?

— Горы несут в себе память миллионов лет, они сами — энергия. Не людей… Земли. Такая энергия, которую человеку не осмыслить, можно только прикоснуться и попросить разрешения взять, — продолжил алтаец, словно не расслышал вопрос.

Даша промолчала. Старичок разговаривал сам с собой и, похоже, не нуждался в собеседниках.

— А ты, милая, зачем здесь? — словно в противовес Дашиным выводам спросил он, наклонив голову набок и щурясь от яркого солнца.

— Я? — в замешательстве переспросила она. — Да просто… время свободное выдалось.

— Здесь нет случайных людей, — возразил старичок, разводя руками. — Они сюда не попадают.

— А разве не любой может сюда добраться?

— Э, нет, милая! Горы благоволят не всем.

Он усмехнулся, сохраняя при этом серьезное выражение лица и добавил:

— Здешние места доступны для тех, кто берет с собой уважение. Кто устал от улиц, перекрестков и городов, от глупой суеты и ничего не значащих целей. Кому есть, зачем сюда приходить и что здесь оставлять… как тебе, например.

Последнюю фразу Даша буквально прочла по движению его губ — так тихо он ее произнес, отступив на несколько шагов в сторону. Она присела на теплый камень, пытаясь осмыслить странные слова алтайца.

— Может быть, Вы и правы, — спустя некоторое время ответила она, но обернувшись, увидела, что старичок исчез так же тихо, как появился.

Весь следующий день Даша провела на базе: пила чай с прошлогодним медом, гуляла вдоль Катуни, бросала в воду камешки, мокла под дождем и даже не пыталась укрыться от крупных холодных капель, ныряющих за шиворот. А вечером созвонилась с домашними, собрала вещи и быстро уснула под убаюкивающий шум горной реки — пора было отдыхать, завтра предстояла длинная дорога домой.

Глава 7

В полупустой комнате за массивным деревянным столом, покрытым потрескавшимся от старости лаком, сидела женщина в темно-синем кримпленовом платье. Хрупкого телосложения с узкими плечами и волосами цвета вороньего крыла она что-то писала так сосредоточенно, что даже поскрипывание покосившейся форточки и шум кипящего самовара, расписанного под хохлому, не могли отвлечь ее от важного дела. При взгляде со спины она напоминала прилежную студентку, которая кропотливо выполняла домашнее задание, но любой, окликнувший ее, едва бы мог сдержать возглас удивления, увидев обернувшееся к нему морщинистое лицо, толстые линзы очков и седую челку, волной ниспадающую на высокий лоб.

Перед женщиной лежали несколько клетчатых тетрадных листков, исписанных убористым почерком. Мысли-невидимки, еще недавно неповоротливые и угловатые, приняли нужную форму и содержание, а слова, до этого толкавшиеся в очереди, претендуя на первенство, послушно взялись за руки и одно за другим появлялись на бумаге в правильной последовательности. Время благоволило — то останавливалось, чтобы дать руке передышку, то неслось вскачь вместе с синими чернилами, позабыв об обязанности подчиняться скучному и размеренному движению стрелок. Все пришло в согласие, словно осознав важность задачи, стоящей перед автором.

Ее глаза слезились от напряжения. Женщина то и дело снимала очки, и, прикрыв ладонями лицо, несколько минут сидела неподвижно. Со стороны можно было подумать, что она погружалась на это время в короткий сон, но едва заметное движение плеч не в ритм дыханию свидетельствовало об обратном. Последние годы она писала только список продуктов и номера телефонов, не полагаясь на память, которая все чаще подводила ее в самый неподходящий момент, в то время как сегодняшнее занятие требовало максимум внимания и душевных сил.

Она положила перед собой очередной лист. Взгляд стал отсутствующим и замер где-то в пространстве, воскрешая из небытия обрывки зрительных воспоминаний. Рука совершила в воздухе несколько неловких движений, пытаясь придать этим образам реальные очертания, но, тут же осознав тщетность попыток, устало опустилась на колени.

В комнате стояла тишина не в пример тому, сколько звуков, фраз и криков раздавалось в мыслях сидевшей на стуле женщины. Память и здесь сыграла с ней злую шутку: то, что казалось навсегда заключенным в самых дальних ее уголках, подобно ядовитому газу просачивалось сквозь щели и отравляло настоящее. Женщина взяла ручку и на секунду сжала ее так, что кончики пальцев побелели.

Б-Боль

Это слово было написано первым, как только мысли утихомирились и вновь стали послушными. Женщина долго не решалась продолжить, словно буквы могли прожечь бумагу насквозь — столько горя и слез заключал в себе этот короткий заголовок.

«Когда школьники осваивают прописи, они думают, что самое трудное — научиться красиво выписывать палочки и петли. И никто не предупреждает их о том, что по-настоящему сложно с помощью тридцати трех букв донести до другого человека истинный смысл своего сообщения».

Она не успела как следует обдумать пришедшую в голову мысль, а руки уже лихорадочно рвали бумагу на мелкие кусочки, уничтожая то немногое, что было написано. Подслеповатые глаза на секунду стали лучше видеть — выступившие на них слезы сыграли роль линз. Женщина понимала: всплеск эмоций был лишь отсрочкой, ей все равно придется выполнить поручение — на кону стояли судьбы важных для нее людей и ради этого стоило взять себя в руки.

Стакан крепкого чая привел ее в чувство. Немного успокоившись, женщина несколько раз глубоко вдохнула, будто собиралась нырнуть в ледяную воду, вырвала из лежащей рядом тетради еще один лист и начала писать заново.

Б — Боль

Те, кто испытывал настоящую боль, меня поймут. Она уничтожает все, оставляя вместо цветов и красок засасывающую в себя пустоту. Выжженную душу и опустошенное тело. Абсолютный ноль. Чистый лист.

Глава 8

Бывают такие дни, которые с самого утра идут не по плану, вывешивая короткое объявление: «Будьте готовы к неожиданностям». Хотя часто и это предупреждение отсутствует.

Покинув Манжерок сразу после завтрака, чтобы спокойно к вечеру добраться домой, Даша отвлеклась на телефонный звонок и, угодив на скорости в дорожную яму, пробила колесо. Очевидно было, что обнять домашних в запланированное время ей уже не удастся. Несколько раз перерыв свою бездонную сумку, она с досадой обнаружила, что забыла дома визитницу со всеми необходимыми телефонами, включая помощь на дорогах. Пришлось останавливать попутку, водитель которой поставил запаску и, указав на погнутый диск, объяснил, что колесо придется менять. Даша в расстроенных чувствах позвонила мужу, и Саша посоветовал ей заехать в Горно-Алтайск, куда она изначально вовсе не собиралась. Но видно судьба распорядилась по-другому.

«Когда я еще окажусь в этих краях?» — этот аргумент вместе с последним глотком купленного в киоске капучино развеял оставшиеся сомнения. Она оставила мастеру машину и через полчаса уже шла с автобусной остановки к длинной многоподъездной пятиэтажке, с улыбкой озираясь по сторонам. Часть газонов была засажена молодыми деревцами, еще не научившимися создавать тень вокруг себя, а остальной двор, наоборот, был спрятан за огромными раскидистыми тополями, которые защищали окна квартир от изнуряющей городской жары летом и сокращали и так короткий день зимой. В какой-то момент листва над Дашиной головой сомкнулась плотным сводом, через который почти не просвечивало небо, и она оказалась в своеобразном живом туннеле, мысленно превращаясь из взрослой женщины в девчонку с двумя косичками и полными карманами приторных барбарисовых леденцов.

Прошло больше двадцати лет, а воспоминания были живыми, будто ей сегодня было восемь, десять или тринадцать. Вот здесь они по утрам с мальчишками играли в бадминтон, у трансформаторной будки под черемухой допоздна болтали обо всем подряд, а днем на выщербленных кирпичах дома, асфальте дорожек и скамейках мелом рисовали красные и белые стрелки, указывающие в какую сторону побежали «казаки», а в какую — «разбойники». Ближайшие кусты много раз служили местом для пряток, а за домом они выгуливали всех по очереди собак.

Приехав к бабушке, они наперегонки с сестрой оббегали торец дома, врывались в прохладный, пахнущий сыростью, всегда темный подъезд и по очереди давили на круглую кнопку дверного звонка, подпрыгивая от нетерпения. Когда несколько раз спросив «кто там?», хозяйка не выдерживала и с ворчанием распахивала дверь, они, толкаясь, набрасывались на нее, крича и тараторя приветствия. Как раз в этот момент с улицы заходили родители с сумками в руках, и радостная бабушка, пританцовывая, шла на кухню ставить самовар, а девочки инспектировали квартиру на предмет чего-нибудь нового и интересного. За столом дети спешили рассказать последние новости, а когда начинали тереть глаза, отправлялись спать, еще какое-то время ворочаясь под скрип старых, добытых из чулана раскладушек. Но это было давно, много-много лет назад — в том детстве, которое рано или поздно оставляет каждый.

Обойдя дом, Даша прошла по газону и встала напротив знакомых окон, занавешенных оранжевым тюлем. Жизнь квартир на первом этаже часто становилась достоянием случайных прохожих, и она вспомнила, как будучи ребенком задергивала шторы, как только солнце начинало запутываться в ветках стоящего напротив тополя. Иногда бабушка ворчала, что она лишает их естественного света на пару часов раньше, но не спорила с внучкой, которой хотелось спрятать их обоих от посторонних взглядов.

«Интересно, кто там живет?»

Она не знала, кто купил квартиру после смерти бабушки, по-моему, она так и не спросила об этом у матери. Даша попыталась разглядеть хоть что-то, кроме стоящих на подоконнике цветов в ажурных белых горшках, но стекла отражали лишь темные силуэты деревьев да развешенное кем-то во дворе белье.

И тут… она увидела ее. Свою бабушку. В любимом синем со светло-бежевым воротником халате бабушка прошла по комнате, развернулась в сторону, где когда-то стоял телевизор, и, немного постояв, вышла.

Даша остолбенела.

«Как такое может быть?? Она же умерла! Это невозможно!»

Даша отогнала мысль, что ей все это померещилось, и хотела убедиться, что не обозналась — дождаться, когда бабушка снова появится в окне. Но ноги сами понесли ее в сторону подъезда, и через минуту она уже трезвонила в обитую дермантином черную дверь, для пущей убедительности тарабаня по ней кулаком.

«Этого не может быть! Этого просто не может быть!»

Чего Даша точно не испытывала, так это сомнений: там, за дверью, на расстоянии вытянутой руки, в своей квартире, стояла она, ее бабушка, которая умерла семь лет назад. Еще не прозвучал голос и не было слышно звука отпираемого замка, а ее уже неодолимо тянуло развернуться и броситься прочь. Но в этот миг Даша почувствовала, будто чьи-то ледяные пальцы схватили ее за лодыжки, пригвоздив к полу: холод начал подниматься все выше, расползаясь и замораживая на своем пути каждую мышцу, замедляя течение крови и лишая последней возможности спастись бегством, и вот она уже стояла в нем по колено, затем по пояс, а после — всем телом, сотрясаясь от озноба. То, что она ощущала, сложно было назвать одним словом — это был какой-то животный страх перед чем-то совершенно необъяснимым, смешанный со злостью и надеждой одновременно.

Спустя пару десятков секунд послышались шаркающие шаги. Приглушенный голос спросил «кто?», она как в детстве не ответила и ухватилась за дверную ручку, чтобы не потерять равновесие от сильного головокружения.

Через мгновение дверь отворилась. Перед Дашей стояла старушка, по росту и комплекции очень похожая на бабушку, с сединой в волосах, в темном халате со светлым воротником песочного цвета — издалека ее легко было перепутать с родной фигурой, что, собственно, и произошло. Какое-то время они молча рассматривали друг друга в полумраке подъезда.

«Не призрак», — констатировала про себя Даша, постепенно выдыхая и борясь с желанием потрогать ожившее привидение рукой. Страх угасал, позволяя аритмично стучащему сердцу вернуться в привычный для него режим работы. Даша ватными ногами переступила порог и прикрыла за собой дверь, не отводя взгляд от женщины, словно чего-то опасаясь. В квартире стояла тишина, нарушаемая только звуком часов, стрелки которых с полным безразличием отсчитывали секунды этой незапланированной встречи.

— Ты — Даша, — кивнула старушка утвердительно и, не дождавшись реакции на свои слова, развернулась и мелкими шажками засеменила в комнату.

— Проходи, можешь не разуваться. Еле на ногах стоишь, — донесся оттуда ее негромкий голос.

В гостиной ничего не изменилось. Мебель стояла на тех же местах, что и много лет назад: у стены — старые кресла, обитые бордовым велюром и журнальный столик с кипой газет, напротив — трюмо с посудой и телевизор, в углу — электрический камин, служивший ящиком для хранения документов, и напольная ваза с декоративным кустарником, покрытым сухими колючими шишками. Они словно хранили друг друга: эти старые вещи и время, потерявшее счет.

— Чаю? — предложила хозяйка, жестом приглашая Дашу на кухню.

Та молча кивнула.

Здесь тоже все было по-прежнему, разве что самовар перекочевал с маленького столика на подоконник, и куда-то исчезли красно-желтые банки с пряностями. Когда-то эта квартира была трехкомнатной, позже бабушка переделала ее в двушку, объединив одну из комнат с кухней. Большинство разговоров велись именно здесь: уютные посиделки с сушками и вареньем из полевой клубники, громкие споры, прерываемые звяканьем стеклянных стопок, и обмен мнениями за тарелкой горячего супа. Гости приходили сюда как к себе домой, разве что не имея собственных ключей — мужчины и женщины, молодые девушки и пожилые люди, и даже несколько собак, неизменно сопровождавшие своих хозяев.

— По-моему, по-настоящему слушать их умеешь только ты, — как-то заявила пятнадцатилетняя Даша бабушке, закрывая дверь за последним посетителем в одиннадцатом часу вечера. — Они приходят к тебе как на исповедь.

— На священника я вряд ли потяну, скорее на сестру милосердия, — засмеялась та, открывая форточку и прикуривая очередную сигарету.

— И ты не устаешь?

Бабушка помедлила с ответом, стряхивая пепел в массивную стеклянную пепельницу.

— Они — часть моей жизни и еще неизвестно, кто кому больше нужен. Вы далеко, ты приезжаешь только на каникулы, твои родители набегами на один — два дня. А эти люди стали моей семьей.

Даша внимательно огляделась вокруг. Все было странно: стечение обстоятельств, благодаря которому она оказалась здесь, спонтанное желание взглянуть на дом бабушки, старушка, называющая ее по имени. В какой-то момент она испытала облегчение — это мозг подбросил идею розыгрыша. Сейчас из спальни выйдут люди: захлопают, зашумят, засмеются, начнут наперебой рассказывать, чья это была идея и как сложно было все так натурально организовать, а она будет стоять и кивать всем по очереди, думая про себя, как сильно ненавидит глупые шутки.

Но никто не выходил.

— Откуда Вы знаете, как меня зовут? — к ней вернулась способность говорить.

— Догадалась.

— Что значит «догадались»? Не всех вокруг зовут Дашами, — нервно бросила она.

— Все просто. Вера показывала мне твои фотографии.

Женщина открыла дверцу одного из кухонных шкафов, поднялась на цыпочки и начала передвигать на верхней полке пустые стеклянные банки, пытаясь до чего-то дотянуться. Наконец она выудила на свет стоящую в дальнем углу прямоугольную жестяную коробочку с небольшой вмятиной на узорчатой коричневой крышке и протянула Даше.

— Она просила передать, когда заедешь.

— Мне?

— Ты же Даша?

— Да.

— Значит тебе.

— А что там?

— Мне почем знать? Господь меня любопытством обделил. Просили отдать, я отдала, а что там, не мое дело.

— А откуда она… Что за бред?? — Даша приложила ладонь к виску, почувствовав первые отголоски знакомой боли. — Я вообще здесь случайно!

Она повертела в руках коробочку и попыталась поддеть ногтями крышку, но, несмотря на усилия, погнутая с одной стороны жестянка не поддавалась.

— Я бы на твоем месте по приезду домой открыла, — произнесла внимательно наблюдавшая за ней старушка.

— Почему?

— Да мало ли что там…, — пожала плечами хозяйка квартиры и закончила мысль: — В этих приветах из прошлого.

Даша недоверчиво покосилась на нее.

— А Вы собственно кто? И что здесь делаете в этом халате?

Старушка кивнула, соглашаясь, что вопрос задан более чем вовремя.

— Мы с твоей бабушкой вместе учились в институте, потом я вышла замуж и уехала на север, а после смерти мужа вернулась сюда — в город, где родилась и выросла. Последние пару месяцев ее жизни мы тесно общались, и она много рассказывала о вас. Чтобы избавить твою мать от канители с наследством, она продала мне эту квартиру, как только поняла, что серьезно больна, а деньги я отдала твоим родителям, когда уже…, — она запнулась. — Когда все закончилось.

Удовлетворив Дашино любопытство, она вышла из кухни и вскоре вернулась с черно-золотыми фарфоровыми чашками, которые в ее дрожащих руках издавали легкий мелодичный звон.

— Этот сервиз мне твои родители оставили, — перехватив взгляд Даши, торопливо сказала она. — На память.

Женщина заварила янтарного цвета чай, от которого вверх потянулись завитушки горячего пара и, замешкавшись, словно решая, стоит ли об этом говорить, тихо произнесла:

— Я была уверена, что ты приедешь хотя бы на похороны.

Даша опустила глаза и промямлила:

— Я никак не могла. Я только…

— Да знаю, знаю. Ребеночка родила.

Она как-то смягчилась и подвинула гостье вазочку с густой тягучей жидкостью.

— Ты чай-то пей и мед ешь. На самом деле, кто я такая, чтобы судить тебя?

Разговор не клеился. Несколько раз Даша порывалась что-то спросить, но осекалась — от всех этих сюрпризов у нее сильно разболелась голова, из-за чего она потеряла последнюю способность связно думать и размышлять.

— Ты прости меня.

Старушка перехватила удивленный взгляд Даши и поторопилась объяснить:

— Напугала тебя до смерти. Нам с Верой часто говорили, что мы похожи, с сестрами путали. А тут еще халат этот… запросто обознаться можно. Но мне он нравится… теплый очень и о человеке хорошем напоминает.

Она чуть не расплескала чай, резким движением поднеся чашку ко рту, и, отхлебнув, нарочито громко поставила ее на стол, пряча за неосторожными движениями вырвавшуюся изнутри тоску.

— Спасибо Вам.

Даша поднялась с табуретки, крепко сжимая в руках жестяную коробочку.

— Я пойду, а то мне еще до дома добираться.

Женщина кивнула. Что нужно — было сказано, о чем не стоило говорить — предано забвению, а что осталось — в сегодняшнем дне уже не имело смысла.

Глава 9

— Итак, записки переданы, а, значит, обратного ходу нет, — подытожил Архип, оглядывая собравшихся из-под нависших треугольником век. Глубокие волнообразные морщины на лбу стали как будто еще значительнее, словно старец все время с последней встречи думал над какой-то хитроумной задачей, в правильности решения которой сомневался до сих пор.

— Как история дальше повернется, никому неведомо. Хотя… Гадай, не гадай, все одно: случится так, как должно быть. Мы сделали все, что от нас зависело, дальше — ее очередь.

Он проворно поднялся с кресла и начал обходить зал, протягивая руку для рукопожатия или похлопывая по плечу тех, с кем не успел поздороваться лично.

— Хорошо! — закончив церемонию, старец остановился посередине зала, откуда хорошо просматривалось все помещение. — Нет смысла в ожидании время терять, и я предлагаю поведать, кто о чем написал: в том, чтобы подноготную друг друга узнать, не только для нее, но и для каждого из нас огромный смысл имеется.

В завершение фразы он несколько раз хлопнул в ладоши, чтобы всех приободрить, но результат оказался прямо противоположным — наступила такая тишина, будто в один миг исчезло все, что только что наполняло это пространство жизнью.

— Кто готов? — промолвил старец, выдержав паузу.

И тут же вслед за прозвучавшим вопросом какой-то предмет с грохотом упал на пол, в долю секунды выведя собравшихся из внезапного оцепенения: люди в какой-то непонятной ажитации начали вставать, перешептываться, передвигать скамьи и стулья, меняться местами, выходить и возвращаться обратно, пытаясь за этими пустыми действиями скрыть охватившее всех смятение; их бегающие взгляды перемещались в хаотичном движении, утыкаясь в пол и тут же подскакивая вверх, лишь бы не встретиться со взором старца, в эту минуту напоминающим профессора на экзамене.

— Понимаю, непростой вопрос задал. Первым быть завсегда сложно.

Из-за стола поднялся пожилой мужчина в сером мешкообразном костюме и вытянул согнутую в локте руку, привлекая внимание Архипа.

— Давайте я. Все равно каждому ответ держать придется.

Шумный выдох облегчения, родившийся где-то на задней скамье, перекатился к передним рядам, пробежал вдоль стены, усиливаясь и наливаясь громкостью, у двери был подхвачен опоздавшими и, перелетев с одного угла помещения в другой, в секунду бесследно исчез.

— Как дети, право слово, — засмеялся старец и, обращаясь к выручившему всех смельчаку, произнес:

— Покажи пример, Петр Михайлович, будь любезен. По проторенной тропе-то остальным проще будет.