Сисиф скрывается за кулисами, он выкатывает огромный глобус и катит его в гору. Меркнет свет, на заднике загораются звезды. Сисиф достигает вершины горы и поднимает глобус на вытянутых руках высоко над собой.
Николай Коляда
«Ваша пьеса в стихах поразила меня своим талантом и необычностью, Вам необходим такой же театр, который её поставит».
Александр Галин
Пьесы классического слога
В сатисфакции отказать!!!
«Чёртъ догадалъ меня родиться въ Россiи съ душою и талантомъ…»
А. С. Пушкинъ
Действующие лица
Кандид [Сергеевич] Закатин, поэт.
Ален Дюбó (Алёша Дубин), лицедей.
Артём Битов, матёрый дуэлянт, пьяница и бабник.
Дельфина Мигдалинская, женщина бальзаковского возраста.
Полина Альковская (Даша Осташкова), актриса театра, умная, обаятельная девушка.
Ангел (он же Пюдаль), пожилой мужчина с белой тростью, одетый в чёрный фрак.
Аггел (бес, она же сиделка), девушка в белом платье и с чёрной сумочкой в руках.
Клаус фон Кранкен, земский врач, добрейшей души человек, хотя и немец.
Дамы, кавалеры, актёры и актрисы, а также прочие обыватели…
Действие первое
Картина первая
Явление первое
Какой-то сад со скульптурами, может даже Летний. Три пары прогуливаются, при встрече раскланиваются. В глубине сцены скамейка, на коей сидит Дельфина; рядом с ней стоит Кандид-поэт, он декламирует свои новые стихотворения, бурно размахивая руками.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА
…погодка не по-питерски сегодня хороша…
ВТОРАЯ ДЕВУШКА
…вчера была, уж мне поверьте,
у самого NN я на концерте…
ТРЕТИЙ МУЖЧИНА
…Артём вчера у баронессы Ша.
опять кого-то оскорбил, вспылил…
ВТОРАЯ ДЕВУШКА
…волшебный голос… Как он выводил…
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА
…такой жары уж не было лет десять…
ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА
…я слышала: он пять мужей убил,
а восемь покалечил и побил…
Но ровно ангел смерти Азраил!
ТРЕТИЙ МУЖЧИНА
Его давно пора, в урок юнцам, за… что-нибудь подвесить —
не знаю, что Царь медлит до сих пор…
ПЕРВАЯ ДЕВУШКА
…вы знаете? Кандид стихи читал
вчера в Собрании и произвёл фурор…
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА
Да, да… к изданию его готовят книгу…
ПЕРВАЯ ДЕВУШКА
…а, правда, что у Энгельгардта бал
сегодня будет вечером?..
ТРЕТИЙ МУЖЧИНА
…я слышал, что интригу
Артём с Дельфиной вздумали Кандида супротив…
ВТОРАЯ ДЕВУШКА
…из головы нейдёт занятный тот мотив:
(напевает)
ла-ла пам-пам ла-ла пам-пам ла-ла…
ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА
А ей что, старой дуре, за дела?..
Дельфина под руку с Кандидом приближаются к авансцене.
ТРЕТИЙ МУЖЧИНА
…тсс… милая…
(кивает направо)
Дельфина и Кандид…
Навстречу Кандиду и Дельфине идёт Артём на пару с Аггелом.
ВТОРАЯ ДЕВУШКА
А это кто навстречу к ним спешит?
ВТОРОЙ МУЖЧИНА
…вид очень грозный…
ПЕРВАЯ ДЕВУШКА
…уйдём, друзья, пока ещё не поздно…
ВТОРОЙ МУЖЧИНА
(качая головой)
Се дело может кончиться серьёзно…
Пары удаляются.
Явление второе
Только Дельфина с Кандидом и Артём с Аггелом.
АРТЁМ
Bonjour, Дельфина!.. Неизменна ты в шелках,
но вижу что! (в главу нейдёт никак) —
ты изменила вкус аль антересы?
аль в моде нонче свежие деликатесы? —
вот, например…
(кивает на Кандида)
цыплёнок табака…
Хых… хых… ха-ха…
Я слышал где-то, даб омолодиться,
и скинуть даб десятков пару лет —
недурно, прежде чем опочивать ложиться,
младыми, как подушечками, обложиться…
(громко смеётся)
Ты, верное, читала сей совет!
Кандид порывается уйти, но Дельфина крепко держит его за руку.
Кто этот мальчик?.. может твой внучок?
ДЕЛЬФИНА
(растерянно)
Да нет, он — мой приятель…
АРТЁМ
Приятно — когда во!
(делает неприличный жест)
А у юнца стручок
ещё не вырос… Он — скорей, старатель,
что золота сыскать намерился кусок
в давно заброшенной другими штольне…
Кандид пытается что-то сказать, но Дельфина ладонью закрывает ему рот.
ДЕЛЬФИНА
(возмущённо)
Он — поэт!
АРТЁМ
(смеясь, Аггелу)
Ха-ха… держи меня, милашка, силы нет…
(Дельфине)
Дельфина, ты бы так и докладАла:
Что сей,
(пренебрежительно)
предположительно, по-эт
элегию али чарующий сонет…
КАНДИД
(едва сдерживая себя)
Вам, дорогой, не терпится скандала?
АРТЁМ
(не обращая внимания на Кандида)
…надумал посвятить заброшенному саду…
КАНДИД
Вы не получите его в награду
за оскорбленья, не попавшие во цель…
Желая оскорбить меня и вызвать на дуэль,
обидели вы, поступая скверно, даму…
(пускаясь в философские рассуждения)
Ума глубокого вряд нужно, чтоб, любезный,
обидеть женщину:
— во-первых, можно слух скабрезный
пустить — случайно обронив, будто панаму,
на пикнике, гуляя об руку с её подругой;
(подругам дружба бесконечной мукой
всё время чудится… Доподлинно известно:
оне друг дружке расслабляться не дают
и потому-то повсеместно
при первом случае удобном предают…)
— второй есть способ — это эпиграмму
на званом ужине меж делом прочитать,
имён в ней можно не упоминать,
но надо метко бить, дабы обчество узнало,
кто эпиграммы сей плачевный прототип;
(но, думаю, что этот оскорбленья тип
вам не подходит — дарованья мало,
как влаги в пересохшем водоёме…)
— ну, в-третьих… можно на приёме
ручонку дамы копотливо отстранить
и громко, и брезгливо объявить:
«Грязна!»…
Вмиг тягостная тишина
раздавит даму, будто пресс…
(совершенно успокоившись)
Могу продолжить, если интерес
у вас к сей теме есть…
АРТЁМ
(взвинчено)
Молчать!
КАНДИД
(усмехнувшись)
Вы правы! — тщетно всё перечислять…
Вы выбрали последний метод — самый гнусный —
ушат помоев вылив… Вы — боец искусный,
(вам в кавалерию, а лучше бы в пехоту)…
Но это всё, что вам природа-мать —
безродному бретёру и безденежному моту —
(сдаётся, в утешенье)
в бессрочное вручила во владенье…
(выдыхая)
Я всё сказал…
(Дельфине)
Идём отсель…
АРТЁМ
(заикаясь)
Но ты — нахал…
Ты получаешь, ж-жжелторотик, высший б-ббалл,
мы завтра ж б-ббудем драться…
КАНДИД
Слова мало?
Ну что ж…
(передразнивая Артёма)
п-ппприбавлю завтра я свинца…
Кандид поворачивается и уходит один.
АРТЁМ
(бравируя)
Ох… п-ппрямо напугал меня…
(вслед уходящему Кандиду)
Б-ббеги домой,
малой…
штанишки поменяй;
да не забудь спроситься у отца,
мож он тебя не п-пппустит драться…
(Аггелу)
Чего это я начал з-зззаикаться?
АГГЕЛ
(тянет за руку Артёма)
Ты весь дрожишь, идём, Артём, в кабак…
АРТЁМ
(Дельфине)
Идём и ты, Дельфина…
ДЕЛЬФИНА
(гневно, глядя в глаза Артёму)
Ты — дурак!
Дельфина убегает вслед за Кандидом. Артём с Аггелом остаются одни.
АРТЁМ
(кивая на уходящую Дельфину)
А этой что?
АГГЕЛ
Поиздеваться
ты над Кандидом обещался ей
и, может статься…
ты честь её затронул… Очень зря!
С ней обходиться так, мой друг, нельзя —
она отмстит ещё тебе, ей-ей…
АРТЁМ
Мне дела нет до бабы вздорной,
что может женщина?
АГГЕЛ
(в сторону)
Дурак… Она права…
(вслух)
Поверь мне, женщина опасней льва!
АРТЁМ
Оставь для грим-уборной
все эти разговоры… Все слова
о женской силе и коварстве —
анекдотичный бред…
Меня заботит более поэт,
как если я его убью?..
АГГЕЛ
И что с того?
Я прервала тебя, прости…
Царю давно не терпится его:
Каким-нибудь манером извести;
сослать в Сибирь; упечь в острог…
АРТЁМ
Мне на Царя плевать! Мой бог…
АГГЕЛ
(закрывая рот Артёма ладошкой)
Не поминай при мне Глупца Святого —
он недостоин даже поминания простого,
тем паче всеобъемлющей любви…
АРТЁМ
Мне наплевать на Бога! От кровИ,
что пролил я, ни в жизнь мне не отмыться…
Как не крути, а всё равно
за все мои земные злодеянья,
я обречён на вечные страданья
в аду…
АГГЕЛ
(с усмешкой, про себя)
Быть может… но…
(Артёму)
Раз чуешь ты, что суждено
тебе в Геенне Огненной вариться,
с тобою мы могли б договориться…
АРТЁМ
Насчёт чего?
АГГЕЛ
(загадочно)
Так… мелочь…
АРТЁМ
(настойчиво)
Ну, смелей…
АГГЕЛ
(уклончиво)
Идём в кабак, а там: и посидим,
и договор обговорим…
АРТЁМ
Я понял, бес! Ну что ж, идём скорей —
терпеть уже не в силах я…
душа горит… Да будь она неладна!
АГГЕЛ
Душа?
АРТЁМ
Да нет! Заносчивость моя…
Уж сколько раз давал себе зарок
по поводу не задираться, да и без…
Во мне сосуществуют: сладкогласный Бог;
и прекослово-падкий, гадкий Бес.
Легко воспламеняюсь я от искры малой,
молниеносно возгорается пожар…
Всучил, знать, черт мне этот сучий дар
в нагрузку ко природности бездарной…
У нас не любят бедных и безродных…
При всех моих ничтожностях природных —
я был в числе бы первых, как Кандид-поэт,
когда б мои: отец и дед
из знатного происходили рода…
В цене происхожденье — не талант.
Знать, потому виновна не природа,
что я — такой вот злоязычный дуэлянт…
Сначала я успешно отбивался
от всех нападок родовитых кобелей и сук…
(никто не ведает, сколь претерпел я мук)
…как пёс безродный я на них кидался,
пытаясь защитить достоинство и честь…
(пауза)
И вскоре озверел и стал таким, как есть…
Идём в кабак, лишь сладкое вино
душевную чуть разбавляет горечь…
Идём в кабак! Иного не дано,
коль брать в главу — то можно и того…
(вертит пальцем у виска)
лечь
в психушку иль… Кто изобрёл кабак
(неважно Бог иль бес) — он явно не дурак!
Конечно, есть инакие забавы:
картишки, книги, вожделенье славы,
погоня за чинами…
Но все они (то между нами) —
не интересны мне свершено…
И даже три — первостатейных, несомненно:
страсть к женщине, к деньгам и страсть к войне —
кровь — абсолютно! — не волнуют мне…
Давным-давно старик Хайям Омар —
мудрец восточный, дивный гений —
воспел вино, определив превыше всяких чар
и вожделений…
превыше всех!
Он соглашался, что вино — есмь грех,
но с оговоркою одной:
тот, кто не грешен — тот не человек;
не человек тот — кто не пьёт вино…
Ты погляди назад, в России, что ни век —
то потрясения иль катаклизмы…
А впереди?.. черт знает, кои …измы
ещё нас ждут… Но, благо, есть вино,
узришь лишь в кружке треснутое дно —
и на душе легко… и пусто в голове,
как в день ненастный на Неве —
и всё прекрасно, всё равно…
Будь я Царём — вспретил пить воду,
ведь винопитие даж Господу в угоду…
Христос вещал: «…се кровь моя…»
(после недолгой паузы)
Идём в кабак… пока не передумал я…
Коль за душою ни шиша —
то на шиша мне, бес, душа…
АГГЕЛ
А ты, приятель, филосОф…
АРТЁМ
Идём скорей, довольно слов…
Когда они уходят из сада, устанавливается тишина; и в этой тишине мы слышим чудесную песнь какой-то, невидимой нашему взору птицы.
Занавес
Картина вторая
Явление третье
Кабинет середины девятнадцатого века, в глубине сцены за столом в глубокой задумчивости сидит Кандид, перед ним чернильница с гусиным пером, чистые листы бумаги. По мере действия он что-то чиркает, комкает листы и грызёт перо. На сцену выходят Ангел и Аггел. Они о чем-то спорят, отчаянно жестикулируя; но по мере приближения к зрителю, их голоса становятся громче и отчётливее…
АГГЕЛ
…бо скоротечен человечий век…
И посему, мой ворог, мне поверьте,
что кийждо, паче Вышний Человек —
ничтожно мал и мирен на пороге смерти…
Воззрите — окаянный сей пиит,
непризнанный сей гений человечий
заблеет завтра о пощаде, завопит,
подобно яко выкормыш овечий —
едва дохнет в лицо могильный хлад…
АНГЕЛ
А что такого?.. Нам не осознать — бессмертным —
что значит это слово «смерть»? Мгновеньем мимолетным,
без права возвращения назад —
жизнь недоумкам-человекам мниться…
И оттого так горько навсегда лишиться
им живота…
АГГЕЛ
Заключим же пари:
яко версификатор сей различны униженья
безропотно снесёт — лишь токмо бы мученья
земные растянуть… по меньшей мере, до зари!
Взамен мы у него отнимем душу…
АНГЕЛ
Как грешно,
глумиться, бес, над сочинителем убогим,
к тому ж, душа дарована немногим…
АГГЕЛ
Но, Поднебесной гражданин, мне то смешно —
как можно — рядом с драгоценным кладом
стоявши — не попробовать им завладеть…
АНГЕЛ
Душа
поэтова бесспорно хороша,
но, вечная соперница, нам надо
инакое измыслить что-нибудь —
уж тыщи лет мы с вами, бес, за души
на небесах, на море и на суше
всё по старинке бьёмся с переменным
успехом…
АГГЕЛ
Но! Порою украшением отменным
душа иная мнится, позолота
едва с неё сойдёт — и зришь лишь г…
Копаться в нём не шибко-то охота;
мож и Кандидова душа така…
АНГЕЛ
(усмехнувшись)
Эге,
как повернули… Всё равно б не худо
его душонкой, враг мой, завладеть,
она — дерьмо аль адамантов груда? —
не подержав в деснице, ни за что, не разглядеть…
АГГЕЛ
Что ж, ворог мой, мы с вами жаловать отсрочку
способны оба — се остатну ночку
поделим поровну… И в очередь, пристойный путь
Кандиду обречённому предложим —
кто пересилит, тот душой его
пусть абие владеет…
АНГЕЛ
Предположим,
да только летня ночь длиною в ничего —
поспеем ли?
АГГЕЛ
Недурно попытать…
Аз кину жребий, токмо из кармана
(копается в сумочке)
монетку извлеку…
(вынимает медный пятак)
АНГЕЛ
Но без обмана!
Я знаю вас чертей — вам доверять
нельзя никак…
АГГЕЛ
Тогда уж вы мечите!
(протягивает монету)
Вот мой пятак…
АНГЕЛ
(отстраняя руку)
Вот именно, что ваш…
АГГЕЛ
(убирая монетку в сумку)
Ну, вам не угодить…
АНГЕЛ
Чего же вы хотите?
Что на уме у вас? — увы, не угадашь…
Захошь сметанки — в кринке творог!
АГГЕЛ
Что за вульгарности, мой ворог?
Раз бесовы слова уж ничего не значат —
тогда условимся иначе:
мал пошумим
да поглядим…
Кандид,
коли одесную обратно поглядит —
вам зачинать… А коль ошуюю —
я дипломатию начну свою
безотлагательно…
(хлопает в ладоши)
хлоп!..
Кандид оборачивается через левое плечо.
КАНДИД
Что за звуки?
АНГЕЛ
Что ж, конкурентка, вам и карты в руки…
Ангел уходит со сцены.
Явление четвёртое
Те же, кроме ушедшего Ангела. Аггел приближается к столу, а стол вместе с Кандидом выдвигается ближе к авансцене.
АГГЕЛ
(пытаясь привлечь внимание Кандида)
Простите за незваное вторженье…
КАНДИД
(удивлённо)
Кто вы? И как, сударыня, сюда
проникли вы?
АГГЕЛ
Проникнуть в помещенье
не стоило большого мне труда —
поскольку вхожа я в любые двери…
КАНДИД
(с трепетом)
Вы — Смерть?!
АГГЕЛ
(с усмешкой)
Я — просто бес!
КАНДИД
Увы, поверить
вам не могу… Вы слишком хороши,
чтоб чортом быть…
АГГЕЛ
Спасибо от души
за комплимент… Позволите присесть?
КАНДИД
(вскакивая)
Конечно же, простите, ради бога…
Вам предложить сей стул, почту за честь…
Аггел усаживается на предложенный Кандидом стул.
АГГЕЛ
(опять копается в сумочке)
Прошу при мне Всевышнего не трогать,
прозвание Его не поминать…
(вынимает из сумочки сигарету в длинном и тонком мундштуке)
КАНДИД
(с иронией)
Pardon, я не хотел вас обижать…
Чем заслужил я вашего вниманья?
За каковы проступки-злодеянья
явились вы поэта покарать?
Ужель строчить стихи — се смертный грех,
Ужель капризна слава да успех —
мостят дорогу в Ад, как и благие
намеренья…
АГГЕЛ
(закуривая от свечи)
Увы, совсем другие
имею виды я… Меня, поэт,
послушай молча, то есть честь по чести,
я принесла тебе дрянные вести…
Тянуть не будем длинну канитель —
затеял понапрасну ты дуэль —
твой враг жестокосерден и свиреп!
Ты ж — иль дурак, иль стопроцентно слеп,
коль сговорился с сим злодеем биться,
но ты уже не волен отступиться —
(декламируя)
…и родовой, зевая, алчет склеп
приять твой бренный прах во каменны объятья…
КАНДИД
Всё тщетно?
АГГЕЛ
Да! И слезы, и проклятья…
(вкрадчиво)
Но сделку предлагаю…
Аггел тщетно ждёт реакции Кандида. Тот молчит, уйдя в собственные мысли. Аггел продолжает, но уже не так уверенно.
…занеможешь ты,
три года проболев, опять для света
воскреснешь… на бумажные листы
вновь выплеснешь квинтины и сонеты…
и славу обретёшь и благосклонность дам…
КАНДИД
А что тебе взамен, лукавый бес, отдам?
Свою душонку аль поруганную честь,
али долги, каких у мя не счесть?
АГГЕЛ
Расплата будет после…
КАНДИД
После смерти?
АГГЕЛ
Но ты ж умрёшь — чего ти горевать,
что часть твоя, намаявшись во свете,
в раю не станет Бога потешать —
Худого Скудоумца с кислой рожей…
Но Князя Тьмы боготворить и обожать!!!
(долгая пауза)
Но, сице может статься, кары божьей
ты убежишь; и доброхотный Бог
приимет душу в горний свой чертог!
КАНДИД
Я ведаю, вы — бесы — сладкогласны,
но вам меня не подкупить;
раз суждено мне сгинуть преждечасно —
покоен я — так, знать, тому и быть…
Поди, бес, прочь…
АГГЕЛ
(встав со стула, возбуждённо)
Безмозглое создание,
пойми, Кандид, жизнь после смерти — сказки,
кретинами придуманы, дабы страдания
земные преуменьшить… Без подсказки,
помысли сам: что тело без души? без тела дух?
(Кандид молчит)
Печальный остаётся подвести итог:
лишь в триединстве всемогущен Бог
и горее сам Человек. Ты слеп и глух,
твоя Душа — совсем не Ты… Поэт,
лишь распадутся доли — жизнь сойдёт на нет;
опомнись, ото сна отверзи очи!
Жизнь — скудный зимний день, а детель к ночи:
и хладно тело в прах оборотится;
эфирный дух, немедля, прочь умчится;
низвергнется аль воспарит душа…
И всё! Что дале? Дале? Ни шиша,
прости вульгарность…
КАНДИД
Я тебе велел:
поди, Бес, прочь! Но ты не захотел…
АГГЕЛ
(поправляя)
Не захотела…
КАНДИД
Я тогда уйду…
(собирается уходить)
АГГЕЛ
(останавливая Кандида)
Не надо…
я удаляюсь — се кака награда
за истину, поведанную мной…
КАНДИД
Ты здесь ещё?
АГГЕЛ
(махая руками, как крыльями)
Лечу, теку… не ной!
(в сторону)
Поне, камо мне ноныче спешить…
(Кандиду)
Подохнешь ты, а мог бы долго жить…
Раскинь умом, ведь ты ещё так молод,
ещё крепка рука, и к жизни голод
ещё силен…
КАНДИД
Пошла ты… вон!
Аггел уходит со сцены.
Явление пятое
Кандид один. В волнении ходит из угла в угол и декламирует с листа только что написанное стихотворение.
КАНДИД
«Шли годы, рос я, как и глупость;
а, повзрослев, прозрел и вот,
когда невыносимо стало мне
себя не самоистезать — казнить!
при этом не испытывать страданья
в людском аду, с которым дантов ад
в сравненье никакое не идёт —
я грудь взломал — чугунную ограду,
запущенного сада, в коем сердце,
моё почти ручное сердце,
казалось растревоженным зверьком,
намеренным вцепиться в вашу глотку,
чтоб разорвать все бранные слова,
извергнутые вами с пенной злобой
в моё, улыбкой неприкрытое, лицо…
Я выпустил зверька на волю,
боясь, что по нелепости себе
я причиню необратимый,
разящий вред, оставивши в саду
его без надлежащего присмотра;
мне о последствиях не думалось —
ужель моё разгневанное сердце
способно изменить наш мир застывший,
окостеневший навсегда в своём пространстве,
увы, неизменяемом и невменяемом, как я?
Из грубого обломка хрупкого ребра,
как Бог, когда-то сотворивший Еву,
я миру изваял младенца и нарёк,
сомнительным, но сладострастным звуком: Правда!
Я нянчился с ним долго, безуспешно —
но в волчьей стае непреклонных кривд и догм
(будь то детёныш человека даже)
взрасти лишь волк и может;
и что с того, что будет он умней
и предприимчивей своих единомлечных братьев?..
Да… первый опыт мой закончился плачевно;
сей мир, с израненной своей душой,
без сожаления всякого покинул я,
дабы обдумать: как мне дальше жить?
как переломить сей жизни ход обратный,
обратный, ибо будущего нет…
(Бо с каждым часом, днём всё дальше
нас в прошлое уносит буйная река
с названьем Время, коя всех:
и смертных, и смердящих —
лишает сладостных надежд на долгое грядущее);
и как предупредить текущие деянья
моей во зло рождённой дщери —
убогой Правды, горькой и недужной,
без угрызений разрушающей мечты?!
Я долго жил один в лесу моих фантазий,
где явь и вымысел мой — так переплелись,
что даже александров меч
не в силах разрубить тугой был узел…
Я прокоптился дымом сладотворных мук,
найдя приятное в страданьях и потерях;
что сделалось пустячным мне утратить
нетленную привычку, что Всевышним
Душой наречена…
В тиши,
в пустой тиши я не обрёл покоя —
безлюдие не исцеляет от болезни бессердечья…
И я пустился в долгий, страшный путь, увы,
не мной проторенный сквозь сумрак безразличья,
желая воротить болезненное сердце
в осиротевшую, незанятую грудь;
в надежде приручить;
чтоб до краёв, как чашу, на пиру сей жизни —
неправедной, непраздничной — наполнить
любовью к ближнему и состраданием к врагам…
О! как бедны мя ненавидящие люди,
хотя бы тем, что в качестве врага
они меня избрали, да! меня —
незлобного и неспособного к отмщенью…
Но что обрёл я, воротясь домой? —
вернувши сердце, я утратил разум.
Точней, меня все убедили в этом; убежденье —
практически неисцелимая болезнь…
Признаться — слыть умалишённым лучше,
чем денежным быть, и душевным, и сердечным
с приставкою короткой, но кусачей БЕЗ…»
(Комкает стих и бросает смятый лист в угол)
Всё хорошо. Но этот чортов бес…
меня смутил. Быть может я напрасно
его прогнал…
Явление шестое
Появляется Ангел.
АНГЕЛ
Уйми свой гнев, Кандид,
и не казнись, как грешник, ежечасно…
КАНДИД
(возмущённо)
Кто вы такой? Что значит ваш визит
сей поздний? Сударь, объяснитесь… —
не то, как бес, недолго засидитесь
у моего стола…
О чорт! Что за дела,
вас привели в мою обитель?..
АНГЕЛ
Высот заоблачных закоренелый житель —
то Я —
пришёл предостеречь, что скоро смерть твоя —
но зря унывай,
и слово «чорт» при мне не изрекай…
КАНДИД
Ещё один за душами охотник… Друг любезный,
твой уговор — труд скудоумный, бесполезный.
Жизнь для меня бессмысленна и малоценна…
Душа…
(задумывается)
как у шипучего напитка пена…
пока вино не выпито — она
его великолепно украшает;
едва достигнешь дна —
и пена исчезает,
лишь не надОлго остаётся винный дух…
Я потому ко всем твоим увещеваньям глух,
что смерти не страшусь — мне нечего терять:
отец погиб; давно в могиле мать;
нет ни богатств, ни славы…
АНГЕЛ
Ну что за квиетизм? Вы, друг, не правы…
КАНДИД
(поправляя)
Ты… ты не прав!
АНГЕЛ
Пусть ты… Кандид твои стихи…
(затрудняется в подборе слова, характеризующего стихи Кандида)
великолепны…
КАНДИД
(утвердительно)
Неплохи,
но их читали лишь мои друзья —
а их оценкам доверять нельзя!
А что касаемо народа —
его суждение изменчиво, как и погода
капризна в межсезонье… В одночасье
жара смениться может хладом иль наоборот…
К тому ж россейский наш народ —
не образован в общей массе,
косноязычен, сквернослов —
смесь пошлости, нелепости и пьянства…
Что до поэзии? — ему и нет делов!
А мне ж она не принесла богатства —
(махнув рукой)
за строчку платят жалкий грош…
АНГЕЛ
И что ж?
Какие ваши годы?
Всё переменчиво, приятель, и погоды;
и рассуждения народны…
КАНДИД
Но я уже тридцатник разменял!
АНГЕЛ
(оживлённо)
Послушай-ка меня,
мой стихотворец милый,
двадцать один — почти что ничего!
Мне не понять, как можешь ты легко
на краешке могилы
стоять
и хладнокровно обсуждать
величье смерти и никчёмность жизни?..
Ещё в тебе любовь…
КАНДИД
(юродствуя)
Любовь к отчизне?
АНГЕЛ
Не святотатствуй…
КАНДИД
Я премного женщин
вкусил… десятка три не меньше —
приелись уж…
АНГЕЛ
Но, брат родной,
не лги хоть мне…
КАНДИД
(оправдываясь)
Ну, ладно… ни одной…
мне было не до них…
АНГЕЛ
А чем ты занимался?
Наивным грёзам предавался,
воздушные хоромы воздвигая…
А позже ими долго любовался…
КАНДИД
(пытаясь перейти на другую тему)
Жить надобно бесхитростно, играя…
чтоб так ж легко, когда пристанет срок,
почить, подобно как сурок,
жир накопив, впадает в спячку…
АНГЕЛ
(прерывая)
Господь с тобой!
Ты, как корова, прожевавши век свой жвачку,
идёт покорно на убой…
КАНДИД
А нет исхода, ангел мой…
«Хоть праведно живи, греши хоть непомерно —
конец один…» — говаривал Екклесиаст.
АНГЕЛ
И был он прав… Оно, хотя и верно,
но помни: «…щедро Бог воздаст…»
КАНДИД
(с насмешкой)
…отымет душу… тлену прах предаст…
разрушит триединство…
АНГЕЛ
Вижу бес
добротно поработал…
КАНДИД
Я и без…
всё разумел, как надо… Мне одно ж,
душевный страж, вдолби в порожнюю главу,
зачем вам души, коим грош
цена в базарный день?..
АНГЕЛ
Прости, прерву,
чтоб безотложно ты остановился,
посколь не в меру, брат, разговорился.
Слова — убогой мысли подаянье,
никчёмна медь… Ин, брат Кандид, молчанье…
(многозначительная пауза)
Мы — Ангелы — бесплотны, но и нам
есть хочется… (и часто, между нами)
А голод-то не тётка — знаешь сам —
вот кормимся идеями, желаньями, мыслЯми…
Но души… для гурманов, что скупцам богатство…
(с нескрываемой иронией)
Снедать их, кабы знал ты, вящее приятство…
(закатив глазки)
пиитовы ж душонки… Ты бы изумился,
как лакомы они…
КАНДИД
Да чтоб ты подавился!
АНГЕЛ
(смеясь)
Уймись… Да я шучу… глупец…
Не душеядны мы, как и Небесный Наш Отец…
Хотя б могли… конечно…
(перейдя на серьёзный тон)
Послушай-ка меня, жизнь быстротечна…
смерть тела оттянуть я не могу, но души
(как верят в то неглупые индусы)
мы — ангелы — способны сохранять,
а после повсеместно их переселять
в инакие: и вещи, и тела…
КАНДИД
Дела!
Но я — ещё не полный идиот,
Да и религия моя не признаёт,
что се возможно…
АНГЕЛ
Объясниться должно —
то делается, даб не искушать людей…
Дверь в комнату открывается и входит Ален.
А вот спаситель наш, наш лицедей…
Явление седьмое
Те же, и вошедший Ален, одетый в грязный, изрядно поношенный чёрный дождевик, и немного выпивши.
АЛЕН
(потирая промёрзшие руки)
Был труден день, а путь далёк;
вот к вам, друзья, зашёл на огонёк…
(Кандиду)
Насчёт дуэли я договорился,
ты б стопку поднести распорядился…
(пауза)
Но первым долгом… впредь всего,
представь, Кандид, мне гостя твоего.
Кандид и Ангел хранят молчание.
Аль мы знакомы?
(вглядываясь в лицо Ангела)
Не припомню что-то…
Молчите… Что? С пьянчужкой нет охоты
водить знакомство? Что ж, увы…
(Кандиду)
Я испаряюсь…
АНГЕЛ
Стойте!
АЛЕН
Погожу я…
АНГЕЛ
Вы, как всегда, и пьяны, и правы…
Но нету выбора… Садитесь… Что спрошу я?..
Ален усаживается в кресло.
(Актёру)
Вы секундант Кандида, сколь я знаю?..
АЛЕН
(вальяжно раскинувшись в кресле)
Да, господин хороший, исполняю
уже в четвёртый раз я эту роль…
Роль, право, грязная — всё ж, это не король,
но платят справно…
АНГЕЛ
Вот и славно…
Скажи, приятель, ты б хотел сыграть
трагедию: где будут чувства клокотать,
как лава в чреве пробуждённого вулкана;
где будут литься слёзы без обмана;
всамделишная кровь хлестать рекой?..
АЛЕН
Ишь, поворот какой…
А какова, мой благодетель, будет плата?
АНГЕЛ
Большая, шут! Хоть труппа не богата —
ти будет вечная уготовлЕна жизнь…
АЛЕН
(удивлённо)
Я не ослышался случайно,
мне предлагаешь помереть, кажись?
АНГЕЛ
А ты умён, приятель, чрезвычайно…
КАНДИД
(вмешиваясь в разговор)
Что вы плетёте, в толк я не возьму?
АЛЕН
(отмахиваясь от Кандида)
Да помолчи… Тут в кандидаты на бессмертье
твой гость мя прочит…
(шёпотом, прикладывая палец к губам)
Посему
наш разговор секретен…
КАНДИД
(настойчиво)
Но ответьте…
АЛЕН
Молчи, Кандид, совсем не до тебя…
(Ангелу)
Ну, я умру, а дале?..
АНГЕЛ
(с пафосом)
Возлюбя
тебя посмертно, наш народ
чтить станет вечно и гордиться… Через год
тебе поставят памятник в столице,
и именем твоим град нарекут…
АЛЕН
И это всё за то, что пришибут,
(поправляется)
пристрелют на дуэли…
КАНДИД
(недоуменно)
О чём вы в самом деле?
АНГЕЛ
(Алену)
…помысли что тя, гаер, ждёт —
коль не дерзнёшь? Чрез месяц, спозаранку,
ты не проснёшься, сдохнешь через пьянку;
и твой, бедняга, грязный прах-помёт
снесут на городскую свалку,
а, вскорости, забудут все тебя…
АЛЕН
(утвердительно)
Идёт!
Давненько изменить судьбу мечтаю…
Постыло всё: работа и друзья…
(задумываясь)
Ответь одно: а отложить нельзя
смерть на чуток?..
АНГЕЛ
Не я решаю…
АЛЕН
(нетвёрдо)
Но, ладно, по рукам…
Протягивает руку. Ангел не отвечает взаимностью…
Однако, как-то всё…
АНГЕЛ
(возмущённо)
А ты, Алёша — хам!
Даёшь добро… а сам в кусты потом,
как рак, упорно пятишься назад…
Что надобно ещё? Каких-таких наград
ты алчешь получить?..
АЛЕН
Все мысли об одном…
АНГЕЛ
Я понял, шут, в чём дело…
Забудь о том…
(пауза)
Обговорим детали: поменяться телом
и именем с Кандидом ты должон…
АЛЕН
А как же он?
(кивает на Кандида)
Ему не протянуть в комедиантском теле
и года…
КАНДИД
(возмущённо)
Что вы одурели?
Чорт знает, что несёте… в самом деле…
АНГЕЛ
(обращаясь к Кандиду)
Ты опять!
Я же просил его не поминать!
Иди…
(выталкивает Кандида из комнаты)
распорядись насчёт вина…
Кандид уходит. Ангел продолжает разговор.
Да-аа, Дубин, будет смерть трудна,
а публика немногочисленна, бедна…
Но, обещаю, опосля твоей кончины:
историки; великодержавные мужчины;
писаки всякие — всех рангов и мастей;
из разных стран, россейских волостей —
тебя оплачут…
В ранг гениев вселенских возведут,
ещё с десяток лет проспорят, просудачат…
АЛЕН
(с сарказмом)
…а после кол осиновый вобьют…
АНГЕЛ
Нет-нет… простой народ
ти не забудет; память не умрёт…
Твои стихи начнут, куда ни плюнь, звучать;
их даже в школах станут изучать;
переводить на языки иных племён…
АЛЕН
Какие першпективы! право, сон…
(закрывая глаза)
Даже глаза не хотца открывать…
Хреново жил — так пусть хоть помирать
мне выпадет красиво и достойно,
как ни было б то горестно и больно…
АНГЕЛ
С мыслителем приятно толковать…
Обговорим теперь лишь мелочи да срок…
АЛЕН
(качая головой)
Куда мя завели авантюризм и рок…
АНГЕЛ
Месье Дюбо, признайся, твой удел высок?
(вполголоса, с явной издёвкой)
Куда убить тебя?.. во грудь али в висок?..
Оба уходят, обнявшись, в другую дверь.
Явление восьмое
Кандид входит в кабинет с подносом, на котором стоят три бокала с вином, за столом сидит в рваном платьице Аггел, волосы её распущены, тушь на глазах смазана. Она зло улыбается.
АГГЕЛ
Подай вина, чтойт в горле пересохло…
(берёт бокал и пьёт маленькими глотками)
я…
чего пришла?.. конечно ж, не из жажды,
мне жаль тебя… предупреждала ни однажды…
но ты, голубчик… ты не разумел меня…
Помысли хоть сейчас, простое дело —
не слышать или делать вид…
КАНДИД
(иронизируя)
Чего же ты хотела? —
мы — люди — все такие…
АГГЕЛ
Ну, за всех, Кандид,
не отвечай…
КАНДИД
(шмыгает носом)
Да я… да с ней…
АГГЕЛ
Чего? кому?.. толкуй ясней…
(пауза)
Вот так вот… всё решили за тебя?
КАНДИД
(пожимая плечами)
Такая видно у меня судьба…
Кандид ставит поднос на стол и тоже берет бокал.
АГГЕЛ
(насмешничая)
Конечно… сирота; кормили в детстве плохо-ть;
покоя не дают: прыщи и похоть…
и бабы тоже не дают…
КАНДИД
(возмущённо)
Бес, прекрати!
Я толковал уже, что нам не по пути…
АГГЕЛ
Но погоди… через десяток лет,
меня припомнишь ты, поэт —
ан будет поздно…
КАНДИД
Ты серьёзно?..
Пошла ты… вон…
АГГЕЛ
Не мудрено прогнать…
Тебе сейчас нетрудно умирать —
но отклонил ты смерть — и может понапрасну…
А предложение моё: в хворобе переждать
неблагодатну эту пору и несчастну —
отверг ты всуе… Не желаешь шевелить
мозгами?.. Как ты дальше жить
намереваешься в актёрском теле?
Алёшке жить осталось, ну, от силы две недели —
он потому и согласился так легко на смерть,
чтоб стать бессмертным…
КАНДИД
То как посмотреть,
бессмертным стану я… Вы ж с предсказаньями своими
мне надоели… Повторять я не устану:
бессмертным я — КАНДИД! Я стану!
АГГЕЛ
Бессмертным, шут, твоё лишь станет имя…
А мы ещё посмотрим, милый:
как запоёшь, когда могильный
ещё раз распахнётся зев…
Ты постареешь, обрастёшь дитЯми,
как пышной гривой дряхлый лев;
и, вероятностно, солидными деньгами
крутить начнёшь… А, коль не заскучаешь,
ты с дамочкой какой-нибудь познаешь,
что есмь — любовь!!! —
тогда оценишь жизнь по высшему тарифу,
и более сговорчив будешь, тут-то вновь
тебя ко мне,
(пренебрежительно)
фигляр, как к рифу
неуправляемый корабль, прибьёт… —
тогда мой час пробьёт…
И мы ещё с тобою потолкуем, что дороже
никчёмная душа иль полновесна жизнь…
Тогда быть может
ты сделаешь свой выбор верно…
КАНДИД
Отвяжись…
АГГЕЛ
Ну, что ж, Закатин мой, прощай…
Но на прощание пообещай
не забывать о нашем разговоре этом…
КАНДИД
Но!..
АГГЕЛ
Будь здрав, Кандид…
(выливает остатки вина и ставит бокал на стол)
Дешёвое вино…
Аггел уходит, оставляя Кандида в полной рассеянности. Тот какое-то время стоит в недоумении. Потом бежит в угол. Достаёт листок, на коем совсем недавно написал своё последнее стихотворение. Вынимает из стола сигару и, подпалив листок от пламени свечи, прикуривает от горящего стихотворения. Лицо юноши выражает два противоположных чувства: радость завершения и горечь потери… Когда стих догорает, Кандид заливается громким, безудержным смехом, переходящим в рыдания…
Занавес
Действие второе
Картина третья
Явление девятое
Сцена в театре месье Пюдаля, в коем играл Ален, идёт премьера нового водевиля. В зале сидят четыре человека, Лицедейка и Полина, Аггел и Ангел (месье Пюдаль). Звучит весёлая музыка. Открывается занавес; и на сцену выбегают две девушки и три мужчины. Лицедеи держат руки за спиной. Все весело танцуют, задирая ноги выше головы. Вскоре музыка заканчивается, и лицедеи начинают свою игру.
ПЕРВЫЙ ЛИЦЕДЕЙ
Мы вам представим нонче драму…
ПЕРВАЯ ЛИЦЕДЕЙКА
…про состоятельную даму…
(из-за спины внимает венецианскую маску дамы с высоким париком и закрывает ей лицо)
Она была красива очень…
ВТОРАЯ ЛИЦЕДЕЙКА
…да не заметила, как осень,
подобно как листву в лесу,
её осыпала красу…
ПЕРВЫЙ ЛИЦЕДЕЙ
Конечно, дамочка — не лес…
ТРЕТИЙ ЛИЦЕДЕЙ
…но ослабел к ней антерес
со стороны мужского полу…
ПЕРВАЯ ЛИЦЕДЕЙКА
Она сошлась с Юнцом в ту пору…
Вторая Лицедейка закрывает лицо маской кудрявого юноши с бакенбардами и, взяв под руку Первую Лицедейку (Даму) прогуливается по авансцене.
ВТОРОЙ ЛИЦЕДЕЙ
Но её старый воздыхатель —
(закрывает лицо маской брадатого злодея)
слуга Лукавого и Смерти друг-приятель…
ПЕРВЫЙ ЛИЦЕДЕЙ
…решил над Дамой подтрунить…
своё злоречие излить…
Вынимает ведро из-за спины, на ведре написано: «Грязь» и делает вид, что выливает на даму…
ПЕРВАЯ ЛИЦЕДЕЙКА (Юнец)
Юнец вскипел, Юнец вспылил —
пощёчину насмешнику влепил…
(ударяет Злодея)
ВТОРОЙ ЛИЦЕДЕЙ (Злодей)
(наиграно заикаясь)
Тот з-ззаикатся н-ннначал д-ддаже…
ТРЕТИЙ ЛИЦЕДЕЙ
И вот уж секундант его…
(закрывает лицо маской Секунданта, небритого мужика)
готовит два ствола Лепажа…
(достаёт из-за спины два пистолета и подаёт Злодею и Юнцу)
А это вам не о-го-го…
Юнец и Злодей ходят с пистолетами, гордо выпучив груди, будто бойцовые петухи. Потом расходятся на условленное расстояние. Не дожидаясь, пока Юнец встанет в позу, Злодей стреляет: «Пиф-паф»… «Ой-ой-ой» — стонет Юнец и падает наземь…
ПЕРВАЯ ЛИЦЕДЕЙКА (Юнец)
Я ранен, други…
ВТОРОЙ ЛИЦЕДЕЙ (Злодей)
Ах, бедняжка…
ТРЕТИЙ ЛИЦЕДЕЙ (Секундант)
(с усмешкой)
Куда, дружок-с?..
ВТОРАЯ ЛИЦЕДЕЙКА (Юнец)
Сдаётся, в ляжку…
ПЕРВАЯ ЛИЦЕДЕЙКА (Дама)
Ах ты — мерзавец, ах, злодей…
(берет пистолет у раненого Юнца и стреляет в Злодея)
Умри, животное, скорей…
Злодей стонет и падает замертво. Лицедейка, сидящая в зале, задрав подол длинного и неудобного платья, бежит прямо из зала, карабкается на сцену и падает к Злодею на грудь с неподдельными рыданиями. Закрывается занавес на маленькой сцене… Полина медленно и грациозно, как принцесса, слегка приподнимая полы платья, по ступенькам восходит на сцену и, повернувшись лицом к зрителям, начинает декламировать стихотворение.
ПОЛИНА
(с неподдельной взволнованностью)
Приснился намедни мне город
с прозваньем глагольным Забудь…
Слоняясь по улицам сонным,
я никого не встречала, увы…
Был воздух нечаянно горек,
бил ветер отчаянно в грудь,
я грезила тайной великой,
жила ожиданьем любви…
Входила я в дОмы пустые:
в них вещи забыли людей;
слой пепла иль пыли на книгах
и неоконченных письмах лежал…
Но, быстро мне сон опостылел,
очнулась я… вышла… как в прерванном сне,
я шла, никого не встречая,
ненужная в спящем мирке никому…
…а, впрочем, и позже в мирке пробуждённом
ненужность свою я испила до дна…
И долго в мозгу, как кораблик в ненастье,
болталась никчёмная рифма: Одна!
Полина красиво раскланивается… Месье Пюдаль (Ангел) и Аггел аплодируют… Полина скрывается за занавесом.
Явление десятое
Те же, без Полины…
МЕСЬЕ ПЮДАЛЬ (АНГЕЛ)
Ну что, мой супротивник, как вам пьеса?
АГГЕЛ
(позёвывая)
Месье Пюдаль, я просмотрел её без интереса…
К тому же истину се пьеса искажает:
Артём, как прежде, мило поживает;
да и Дельфина не стремится отомстить…
МЕСЬЕ ПЮДАЛЬ
Се пьеса, враг мой, вымысел, стал-быть,
что было, будет… роли не играет…
АГГЕЛ
(лукаво)
Нельзя, как будто, пошутить…
(серьёзно)
Не будем боле… Токмо в заключенье…
скажу одно, все эти злоключенья
ещё не кончились…
(уходя)
Пока…
МЕСЬЕ ПЮДАЛЬ
(задумавшись)
Пойду и я,
боюсь, что бес, опередит меня…
(перекрестившись)
Прости, Господь, бес чуточку приврал:
спектакль — дешёвка, да! Но золото — финал…
Уходит со сцены в некотором расстройстве.
Занавес
Картина четвёртая
Явление одиннадцатое
Спальная комната в доме Кандида, Ален в облике Кандида возлежит на смертном одре. У постели Кандид в образе Алена…
КАНДИД
Ну что, спаситель мой, наверно худо…
АЛЕН
А ты как думал? Ангел — чортов враг —
смерть лёгкую мне посулил… Иуда!
Но я — не Иисус — дурак!
Хотя и мне, как и Мессии, тридцать три…
Христос недолго мучился — уж до зари
вечерней воИтель один,
по прозвищу Лонгин,
пронзил копьём Его святую грудь…
К тому же умер Он не как-нибудь,
а, понимая всё прекрасно,
что гибнет в искупление грехов людских…
А я, как псих…
страдаю лишь за одного тебя…
Его доселе помнят; возлюбя,
во храмах воспевают ежечасно —
меня ж забудут через полчаса…
Хотя бы ты, Кандид, всплакнул; али слеза
из глаз нейдёт? Ну что ж,
цена моим мученьям грош,
к тому ж, дня два придётся мучиться не менье,
а мож все три…
КАНДИД
Вдвойне, наверно, тяжело мученье
на кое сам пошёл…
АЛЕН
Не говори…
К тому ж насчёт сулёной славы…
(в сторону)
Слог каков!
(Кандиду)
…сдаётся, ангел набрехал…
Я две поэмы токмо набросал
да сотню не прописанных стихов…
КАНДИД
(возмущённо)
Не ты, а я…
АЛЕН
(грубо)
Прикрой-ка рот,
я — ноныче Кандид, и знать мои стихотворенья…
(стонет)
Невыносимые мученья —
ранение в живот…
КАНДИД
(вполголоса)
Друг, не обмолвись, вроде кто идёт…
Ален снова стонет и теряет сознание.
Явление двенадцатое
Те же, входил лекарь герр Кранкен.
КАНДИД
Герр Кранкен, наконец-то, год пройдёт,
пока дождёшься вас…
КРАНКЕН
(с акцентом)
Распутица пофинен,
я ехать бричка, но на полофинен
пути застрьянул, неторазвита страна…
КАНДИД
Как можно, Клаус? Ваша-то жена
ведь русская…
КРАНКЕН
Ja, ja, труг мой…
(присаживаясь к Алену-Кандиду)
Ну, што, mein Held, опьят? Кандид, ротной,
(вынимает из саквояжа слушательную трубку)
вы ш опещали боле не шалить.
Фам, расумейю, хотца попалить,
пороховайя ньюхать гарь?
Так ф лес ступай, там мноко фсьякой тфарь…
(приложив трубку к груди, начинает слушать)
Тыши, камрад… Какой вас фид!
КАНДИД
Вид на Мадрид…
Ален открывает глаза.
АЛЕН
Ответь мне, жид,
когда сыграю в ящик я?..
Немец от неожиданности роняет трубку.
КАНДИД
(оправдываясь)
Он по болезни бредит видно…
Очнись, Кандид, герр Кранкен близ тебя,
он — немец…
АЛЕН
Как обидно…
Я даже здесь не всё предугадал…
Ален снова проваливается в беспамятство.
КРАНКЕН
(осматривая рану)
Тяшёлый слутчай, дьяфол загадал
вас, Herr, стрелять…
(обращается к Кандиду-Актёру)
Was… Што за льютти?
Што не шифётся им? Фот ты, актёр,
твой не пойдёт на рОжон грутти?
КАНДИД
Не знаю…
КРАНКЕН
Ja, ты на язык остёр,
ты можно тоже… как сей госпотин…
КАНДИД
(пытаясь войти в образ Алена)
Да нет! ведь я — не дворянин,
кто ж станет-то с простолюдином драться?
КРАНКЕН
Ja, ja… Фсё мошет штаться…
Но как слутчиться фсё?.. Чего поэт
не потелил с Артёмом?..
КАНДИД
Герр, привет!
Ужель не знаешь, как устроен свет…
Два чистокровных жеребца кобылу
не поделили — заиграла кровь —
(недаром с ней рифмуется любовь)
чрез это подрались…
КРАНКЕН
(покачивая головой)
Ja, ja… дефать не мокут силу —
я это знаю…
неоднократно исцеляю…
Цена таким херроям — грош…
А Битов фаш — петух карош…
АЛЕН
(возмущённо)
Довольно, вы…
(Кранкену)
Ответь мне, эскулап,
сколь протяну ещё…
КРАНКЕН
Ты ощень слап,
и ран тьяшёлый…
АЛЕН
Сам то знаю,
скажи мне лекарь, сколь ещё страдать?..
КРАНКЕН
(разводя руками)
Не фолен знать,
я — федь не Gott, я не решайю
судеп льютской…
АЛЕН
Ах, вашу мать…
(снова теряет сознание)
КАНДИД
(шёпотом Кранкену)
Идём в другую залу, пусть он отдохнёт…
КРАНКЕН
Чем оттыкать? — он до утра не тошифёт…
Кранкен и Кандид уходят из спальной комнаты.
Явление тринадцатое
Ален один, входит Аггел… Подходит медленно к кровати и садится на стул.
АГГЕЛ
Ну что, комедиант,
лишь подступила смерть — и опочил талант:
и сочных фраз с иссохших губ не источить;
весёлость бесшабашную не очертить
на искажённом мукою лице; презренье
к досрочной смерти не изречь с улыбкою ясной;
и не снести тупое униженье,
когда, как в душу, нагло эскулап злосчастный
вторгается в распоротый живот…
Так вот…
(пауза)
…ты мыслил, как на сцене, смерть приять
и на подмостки грациозно пасть
под гром аплодисментов, всхлипы дам и выкрики «бравО»…
Но вышло ровным счётом ничаво
из всех твоих безмозглых помышлений…
И даже твой… твой лицедейский гений
нисколько не помог тебе… заметь…
Так просто, гаер, вымышленну смерть
изображать, а коли самому пристанет,
слова нейдут; и голову туманит;
и сковывает страх твои удесы:
ни шевельнуться, ни утечь…
АЛЕН
(придя в себя)
Твоя притворна речь…
О, как велеречивы, бесы!
Что надобно тебе? не искушай без нУжды…
АГГЕЛ
Хочу помочь…
АЛЕН
Смерть неизбежна, друг ненужный,
напрасный враг —
чем можешь ты помочь?
От соблазнительных устал я врак —
мне слышать их уже невмочь…
И к жизни не вернуть прострелянное тело…
АГГЕЛ
И в этом токмо дело?
Но это, право, пустяки,
всё поправимо…
АЛЕН
С тобою говорить невыносимо…
АГГЕЛ
Какие всё ж вы — люди — дураки…
(осторожно)
А ежели твою озлобленную душу
в актёрские я возверну останки?..
АЛЕН
Не нарушу
я обещанья данного…
АГГЕЛ
Кому?
Пустоголовому больному ангелочку?!
АЛЕН
(обречено)
Но и в актёрском теле я умру…
АГГЕЛ
Кто се сказал?
АЛЕН
(потерянно)
Он…
АГГЕЛ
Я отсрочку
тебе дарую, токмо…
АЛЕН
Токмо что?..
(догадавшись)
Нет! не согласен! — лучше околею,
но никогда о том не пожалею,
что душу вам, чертям, отдал…
АГГЕЛ
На то
есть у меня ответ:
ты умираешь, как поэт,
а в пекло угодишь, как гаер гнусный…
АЛЕН
Я знаю ты — чертяка — лжец искусный,
и всё ж тебе меня не уломать…
Коль суждено мне трудно умирать —
дай помереть достойно, чорт поганый…
АГГЕЛ
(недоумённо)
Какой же вы народ престранный,
что ты актёр, что мальчуган поэт;
иной бы наплевал на тот и этот свет,
любые принял бы условья, соглашенья,
пошёл бы на любые униженья —
лишь токмо жизни миг продлить;
и дёрнуть ножкой напоследок…
Поверь, неглупым был твой первобытный предок,
кой, дабы с древа истины греховный плод вкусить,
не внял словам, что Бог ему вещал,
и муками бессрочными стращал…
Вкусив греха, Адам (обратно не зови)
покинул Рай: и с Евой похотливой
познал все радости физической любви;
насытил разум свой пытливый;
и истину вселенскую…
(в замешательстве)
почти познал…
Но Бог Создатель — сей мыслитель осторожный
его угробил и отправил душу…
(чуть не проговорившись)
в Ад,
поскольку он — сын человеческий, безбожный —
был не крещён… Иных наград
за раболепие и веру
не жди от Вседержителя Отца…
Он только в гневе, брат, не знает меру,
а вот любви, как денег от скупца,
ты не дождёшься от него… Тогда зачем
тебе боятся за никчёмную душонку?
Ад расположен на Земле, а Рая нет… Затем
его придумали, чтоб увести в сторонку
от тяжких дум…
(тяжело вздыхая)
Я уж устала повторять:
что человеку нечего терять;
что с разрушеньем физического тела
теряется единство… САМОСТЬ гибнет,
лишь токмо ДУХ остывший ТРУП покинет,
и истечёт ДУША… И, если бы я даже захотела
её вернуть — то человек иной,
иного склада, чувства, веса…
в тот миг предстал бы предо мной.
Как ты сейчас в Кандидовых удесах
уж не Ален, а дьявол знает кто…
Душа — не ты, а тело — не одежда…
Да, но и то!
Даже пальто
сменить не просто… Ты — невежда,
обманутый лукавым словоблудцем…
Но я! лишь я вольна всё поменять…
Одно лишь слово…
(толкает Алена)
Хватит дуться…
(возвышенно)
…и на одре сим будет помирать
Кандид! А ты продолжишь прожигать
оставшиеся дни… и, коли не сопьёшься,
то многое свершишь… и много добьёшься…
и много проживёшь…
АЛЕН
Всё это ложь…
АГГЕЛ
Не веришь? И напрасно… Прощевай…
Сам захотел того — сам помирай!
Меркнет свет… Всё медленно погружается во тьму…
Явление четырнадцатое
Вспышка света… и на месте Аггела возникает Дельфина в белом свободном платье…
АЛЕН
(обрадовано)
А вот и Смерть… Вы не торопитесь чего-то?
Я весь измаялся… Чего молчите?
Что надо вам — ах тело! так берите…
Нет? — с падалью возиться не охота…
Возьмите душу, пусть она грязна,
но не смердит, как эта рана…
(Дельфина молчит)
Чего молчите? Право это странно,
что и душа моя вам не нужна…
Даже не знаю, что вам предложить…
Да не молчите вы… невыносимо жить…
Дельфина приближается к кровати. Ален вглядывается в стоящую рядом женщину.
Нет, вы — не Смерть! Так кто же вы?
Мне кажется, ваш бледный лик я видел где-то…
Садитесь… ангел мой…
ДЕЛЬФИНА
(усаживаясь на стул)
Да! вы правы,
Знакомы мы… Я — Мигдалинская…
АЛЕН
Мечта поэта…
Не каждому поэту в качестве дежурной музы
такая женщина даётся…
Порою он — версификатор — в одиночку бьётся
за право чиркать о любви, сквозь жабры-шлюзы
своей души надуманные чувства пропуская…
одной фантазии умалишённой потакая…
Мне проще, я живу беспечно,
мне до фантазий дела нет,
я — не поэт…
ДЕЛЬФИНА
(удивлённо)
Как не поэт?
АЛЕН
Поэт? Ах да, конечно…
ДЕЛЬФИНА
Вы бредите, наверное…
АЛЕН
Нет, я в своём уме…
(пристально вглядываясь в лицо женщины)
Дельфина, время бессердечно…
(погрузившись в воспоминания)
А помню: десять лет назад я в полутьме
партера разглядел ваш милый лик…
И был сражён, вскружилась голова…
Я перепутал все слова
что должен был сказать… Пюдаль-старик,
что выше матушки возносит Мельпомену,
меня дня три, чай, не пускал на сцену…
Три дня себе я был представлен сам…
Три дня за вами неуклонно
я словно,
тень папы Гамлета, буквально по пятам
влачился…
ДЕЛЬФИНА
(удивлённо)
Что за безотчётный бред?
Вы десять лет
назад мальчишкой были… Нет, Кандид…
АЛЕН
(перебивая)
Кандид? Ах да, конечно… в детских грёзах
я был актёром…
(воображает)
Вот в Мадрид
несёт меня мой верный конь…
Я — Дон Гуан… не человек — огонь…
Мне обольстить любую Донью — пару пустяков…
Но Дон Гуан — не бабник, не таков!
Физическое обладанье телом —
не первостепенное в общенье с женщиной, ведь он,
допрежде чем телесной близости добиться —
спервоначала в женщину влюбиться
должон…
(вернувшись с небес на землю)
Я видел вас, дуэнья Анна
в компании со стариком убогим
на маскераде у NN…
ДЕЛЬФИНА
Престранно,
он умер восемь лет с немногим…
В те годы вы не выезжали в свет…
АЛЕН
(опомнившись)
Простите, да… Ведь я — поэт —
в те времена учился в школе…
(снова уходит в воспоминания)
А, помнится, однажды в поле
я мял траву с… книжонкою одной,
а вы прогуливались над водой…
Вдруг, скинув лёгкие одежды, как ундина,
в речушку сиганули нагишом…
Завидев это, (я-таки мужчина)
украдкою, за кустиком, тайком,
стал любоваться дивной красотою,
божественной и неземною…
На прелести так ваши загляделся,
что не заметил, как разделся,
и, с берега скакнув, я под водой поплыл,
а, подплывя, руками, будто хвощ, обвил…
Вы испугались поначалу, но потом
мы съединились в неделимое творенье…
Мне то не описать, какое услаждение —
красою неземною было обладать
и каждому желанью потакать…
телесным трепетом малейшим наслаждаться
и плотской страсти беспредельно отдаваться…
ДЕЛЬФИНА
(увлёкшись)
Да… помнится, какой-то там буффон
меня приятно удивил…
(пугается)
Но боже…
АЛЕН
Что с вами?
ДЕЛЬФИНА
Быть того не может,
откуда вам известно всё?..
АЛЕН
(оправдывается)
Да он…
мне как-то рассказал, чтоб я в стихотворении
красу, узренную им, в рифмах описал…
ДЕЛЬФИНА
Что было дальше, он вам не сказал?..
АЛЕН
(извиняясь)
Простите, что…
ДЕЛЬФИНА
В каком-либо прощении
вы не нуждаетесь. А этот лицедей…
Его бы не мешало проучить…
АЛЕН
(сбивчиво)
Он… он и так наказан… он… его убили…
ДЕЛЬФИНА
Прошу меня простить,
не знала я… Вы с ним дружили?
АЛЕН
Так… мы встречались пару раз…
А что вам он? Ужели лицедей
вам полюбился…
ДЕЛЬФИНА
(резко)
Нет!..
(улыбаясь)
Но как сейчас
мне помниться… блеск вожделенных глаз…
(задумывается)
Он стреляный был видно воробей
по части обольщения и ласок…
Не хватит слов, эпитетов и красок,
чтоб описать ту встречу…
АЛЕН
(самодовольно улыбается)
Тоже он
мне говорил про вас…
ДЕЛЬФИНА
Как звали хоть его?..
АЛЕН
(уклончиво)
К чему сейчас
тревожить прах его…
ДЕЛЬФИНА
Доподлинно, вы правы…
АЛЕН
Тем более — мораль и нравы
не позволяют нам се темы смаковать…
ДЕЛЬФИНА
(вспомнив ради чего она, собственно, пришла)
Как вы-то?
АЛЕН
Лучше, чем покойный шут
что вас развлёк когда-то, но намного плоше,
чем мой противник…
ДЕЛЬФИНА
(в сторону)
Святый боже,
(Алену)
и всё из-за меня… Я милости прошу…
АЛЕН
Ты не виновна… — такова планида,
но счастлив я, поскольку рядом ты…
первейшая любовь… А… тьфу! Кандида…
ДЕЛЬФИНА
Ты не умрёшь…
(роется в сумочке)
Мой древний род
тем знаменит, что вот уже десяток поколений,
за Родину биясь из года в год,
перекалечен на полях сражений —
но ни один не умер…
(вынимает склянку тёмного стекла)
Чудодейственный бальзам
восточным ведуном доверен нам…
Снова меркнет свет. Всё погружается во мрак.
Явление пятнадцатое
В комнате светает. Дельфина спит, склонив голову на подушку Алена-Кандида. Их головы соприкасаются. Дверь в комнату осторожно открывается, и входят Ангел и Аггел.
АНГЕЛ
(в растроганных чувствах)
Спят ровно голубки… Влюблённые прекрасны
покуда спят… (неважно, после ночи страстной
иль просто рядышком глава к главе… без мысли задней)
прекрасны и ясны, покуда он —
бишь свежеиспечённый день — наивный сон
вмиг не порушит вероломно… как в той легенде стародавней
о двух влюблённых из Вероны…
АГГЕЛ
(не слыша, что говорил Ангел)
Опочил Алёша,
а мог бы жить… Всё ваша чехарда
с переселеньем…
АНГЕЛ
Жив он…
АГГЕЛ
Вот беда!
Какой финал выходит нехороший…
АНГЕЛ
Ну почему финал? — се лишь начало…
АГГЕЛ
Чего начало?
АНГЕЛ
Фантастической любви…
АГГЕЛ
Любовь замешена извечно на крови…
В любых делах, и в том числе в любови,
нельзя надеяться на позитивный результат,
когда в нём нету крови
иль интереса кровного… Азарт
и страсть лишь вызывает кровь…
Вот потому волнует кровь любовь.
А женщины мужчину соблазняют
лишь потому,
что всякие невзгоды обещают
и всякие опасности сулят ему…
О, женщина — бесовское создание! Она
мужей волнует, так же как война,
как вожделенье злата, алкоголя, власти…
Они все — суть хмельные страсти —
по рукоять в крови… как ни была б се мысль страшна…
АНГЕЛ
А здесь имелась кровь…
(задумывается)
Вот только, как Кандид?
Бес, как нам быть с Кандидом?..
АГГЕЛ
Пусть расхлёбывает сам!
АНГЕЛ
Но неудобно как-то…
АГГЕЛ
Горевать не вам,
ведь вы его на то подбили…
АНГЕЛ
(оправдываясь)
Он убит
быть был бы должен…
АГГЕЛ
Парня застращали,
и вот теперь остался он в печали:
без тела, без любимой, без работы….
без дома даже…
АНГЕЛ
Что ты… Что ты…
АГГЕЛ
А что не правда?
АНГЕЛ
(растерянно)
Правда…
АГГЕЛ
Чорт с ним,
не будем мучиться, а просто поглядим…
Становятся в дальний угол комнаты. В это время дверь в спальню с шумом распахивается и в помещение вваливается огромная толпа.
Явление шестнадцатое
В спальную комнату входят Кандид-Ален, герр Кранкен, три девушки и три мужчины, а также Полина. Ален и Дельфина просыпаются несколько минут молчания. Проснувшиеся удивляются огромному количеству вошедших, вошедшие удивляются тому, что Ален-Кандид ещё жив; и тому, что рядом с ним заметно помолодевшая Дельфина. Первым выходит из оцепенения герр Кранкен.
КРАНКЕН
Не мошет бить… Што за чудес?
Наферно шутит с нами бес…
С такой летальной ран — такой финал…
Ален смеётся, садится на край кровати и, нежно полу обняв Дельфину, целует её в щёчку…
АЛЕН
А я уже и вправду умирал,
но Бог с небес мне ангела послал…
КРАНКЕН
…по имени Дельфина?
АЛЕН
Да, камрад,
и я тому ужасно рад…
Не воскрешению, конечно… Впрочем, и ему…
(пауза)
Друзья…
Я видеть рад вас в собственном…
(косится на Кандида-Алена)
домУ…
Я понял: что нельзя
петь о любви, любви не зная;
нельзя поэтом слыть, сквозь муки не пройдя…
Теперь, когда я испытал страданья;
теперь, когда познал любовь… Я более ни дня
не проживу впустую… Кто прошёл чрез смерть —
ценить способен каждое мгновенье,
дарованное роком, чтоб поспеть,
как много больше сделать…
(оглядев всех присутствующих)
В заключенье,
чтоб отвратить все сплетни, кривотолки…
(смотрит с любовью на Дельфину)
Во всеуслышанье…
(улыбаясь)
мы объявляем… о помолвке…
Радостные выкрики, аплодисменты… Мужчины, кроме Кандида, по очереди подходят к Алену, пожимают ему руку, женщины поздравляют улыбающуюся Дельфину. Только Ангел и Аггел стоят в стороне…
АНГЕЛ
(непритворно радуясь)
Венец — всему конец…
АГГЕЛ
(злорадствуя)
Не надо ликовать так рано:
ещё не явственно из нас кто победит;
ещё смертельная не затянулась рана;
ещё не ублажён Кандид…
Ангел отходит в сторонку, а Аггел, оставив его одного, приближается к Кандиду и что-то шепчет ему на ухо. Кандид расплывается в самодовольной улыбке… Ангел выходит на авансцену, свет на сцене меркнет, и всё и вся погружаются в полутьму, софит освещает только Ангела.
АНГЕЛ
Напрасно я ввязался в это дело,
как бы от Бога часом не влетело…
Чёрт догадал связаться мне с поэтом,
поэты — все они с приветом,
как и актёры… — тот ещё народ,
к ним не подступишься ни спереди, ни сзади…
Тот не убит… а этот не живёт,
поскольку где? На что? И чего ради? —
понятий, отмечающих людское бытие —
он в миг един лишён, будто низложенный монарх
столетних привилегий… Но при этом, как монах,
от плотских вожделений отрешившийся — одне! —
не может заглушить поток воспоминаний,
невоплощённых ожиданий
и сладострастных грёз…
Но, если же всерьёз,
нехорошо всё как-то получилось,
как бы иной беды не приключилось
скверней сегодняшней — то про Кандида,
жуть, как сильна его обида…
Да и Ален ещё не ведает, что с ним…
Дельфиной-ангелом он будет ли храним?..
Дельфиной-бесом будет ли угроблен?..
И чем отплатит за возможность жить?..
(пауза)
Увы, бес прав — не будем без нужды спешить,
любой исход сегодня безысходен…
(опомнившись и подняв глаза к небесам)
за исключением… Господен!
Уходит со сцены…
Занавес
Действие третье
Картина пятая
Явление семнадцатое
Прошло двенадцать лет. Действие происходит в театре Пюдаля, в котором когда-то играл Дюбо. Ален уже привык к имени Кандид, поэтому я, с вашего любезного согласия, буду называть его только Кандидом [Сергеевичем]. Итак, в театре идёт репетиция новой комедии г-на Закатина «Пройдоха Лю-Манг». Объявлен перерыв, актёры и актрисы отдыхают, кое-кто ушёл за кулисы, кое-кто остался на сцене… Слева на сцене два актёра. Один одет в костюм пройдохи-китайца Лю-Манга, другой в костюм индийского царя Шаасака — они беседуют между собой. Справа, сидят две актрисы, наряженные как служанки-индианки. Рядом стоит Полина, она в костюме индийской царевны Лалиты. Действие происходит в декорациях внутреннего дворика во дворце индийского царя.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (ЛЮ-МАНГ)
Я слышал, Битов высоко поднялся,
давненько за кулисами не видно
его холуйской рожи…
ПЕРВАЯ АКТРИСА
Как обидно,
по вечерам одна… Однажды домогался
меня месье Пюдаль, но он ужо старик,
что толку от него…
ВТОРОЙ АКТЕР (ШААСАК)
Он, братец Лю, зазнался!
ПЕРВАЯ АКТРИСА
Мне ж полноценный надобен мужик,
тот чтоб…
ПЕРВЫЙ АКТЕР
А раньше нас он не чуждался,
хоть был бретёр, распутник и буян,
но с нами часто опрокидывал стакан…
ВТОРАЯ АКТРИСА
По мне ж, хоть мужиков и не было б совсем…
замучили и не дают прохода…
ВТОРОЙ АКТЕР
Таковская у них, безродных всех, природа —
все выскочки, все карьеристы, горлодралы…
Спервоначала в морду бьют, но, а затем,
вдруг, попадают в генералы…
ВТОРАЯ АКТРИСА
Уж если закрутить роман я б захотела c кем,
то лишь с…
(закатив глазки)
Кандид Сергеичем…
ПЕРВАЯ АКТРИСА
(Полине)
Ты б поделилась,
Полина, как приворожить его…
Полина молчит.
ПЕРВЫЙ АКТЕР
Он воспарил
так резко…
ВТОРОЙ АКТЕР
Видно черту душу заложил…
ВТОРАЯ АКТРИСА
Ах, как я с ним недурственно б повеселилась,
когда бы он мне только предложил…
ПЕРВАЯ АКТРИСА
(Полине)
Ответь, Полина, он хорош в постели?..
ПОЛИНА (ЛАЛИТА)
Да что вы, в самом деле…
ВТОРАЯ АКТРИСА
А чем тогда ты занималась с ним?
ПОЛИНА
Беседовала….
ПЕРВАЯ АКТРИСА
В ресторане, ладно…
а после?..
ПОЛИНА
Что?.. так посидим, поговорим…
потом идём домой…
ВТОРАЯ АКТРИСА
Выдумываешь складно,
так он тебя к себе и поведёт!
ПОЛИНА
А я к нему и не ходила…
ВТОРОЙ АКТЕР
Послушай-ка, китайский мой мудрило,
пойдём в уборную… не то Пюдаль придёт,
а мы с тобою ни в одном глазу…
ПЕРВЫЙ АКТЕР
Мой буддародец, я, по случаю, бутыль вина купил…
Пьёшь будто ангельску слезу.
ВТОРОЙ АКТЕР
Пойдём, отведаем, сдаётся, я такое пил
на маскараде у Кандида…
Актёры уходят за кулисы.
ПЕРВАЯ АКТРИСА
Она то говорит для вида…
ПОЛИНА
Да нет… ах, разве вы не знаете…
ВТОРАЯ АКТРИСА
О чём?
ПОЛИНА
Давным-давно… мы были с ним дружны,
именья наши были рядышком, вдвоём —
ценители селянской тишины —
дни напролёт с Кандидом мы играли,
дни напролёт тогда мы пропадали
в лесу и в поле, на реке
всегда вдвоём, рука в руке…
(пауза)
Потом уехал он с отцом в столицу…
ПЕРВАЯ АКТРИСА
Оставив на сносях девицу…
ПОЛИНА
Нет!
Мне было отроду тогда всего двенадцать лет…
ВТОРАЯ АКТРИСА
Так ты дворянка?
ПЕРВАЯ АКТРИСА
(удивлённо)
Отчего ж бедна?..
ПОЛИНА
Я прежде времени осталася одна,
отец мой умер, дядя всё пропИл…
Я ж в восемнадцать лет уехала из дома —
искать того, кто сердцу мил…
ВТОРАЯ АКТРИСА
В столице с кем-нибудь была знакома?
Иль были родичи…
ПОЛИНА
Нет, никого…
Но, если бы знакомый был…
ВТОРАЯ АКТРИСА
И что с того?
Вотще! Им — обеспеченным, им дела мало
до сродственников голоштанных…
ПЕРВАЯ АКТРИСА
И чего
в столице ты Кандида разыскала?
ПОЛИНА
Намыкалась, намучалась… покуда разузнала,
что детский мой приятель, мой Кандид —
поэт! И был, как будто бы убит,
но не совсем…
ВТОРАЯ АКТРИСА
(перебивая)
…его на половине
пути в Эдем
притормозил Господь и возвернул обратно…
ПОЛИНА
Нет! Он воскрес, благодаря Дельфине…
ВТОРАЯ АКТРИСА
Да знаю я… Но это менее занятно
звучит…
Полина, опустив голову, едва сдерживает слезы. Первая актриса, видя такое дело, толкает Вторую в бок… Та смущается и продолжает уже не так самоуверенно…
Прости, я перебила,
что дале?
ПОЛИНА
На себе она Кандида оженила…
И, всё продавши, новобрачные столицу
оставили и укатили за границу…
ПЕРВАЯ АКТРИСА
Не повезло тебе, как жаль…
(пауза)
ПОЛИНА
Вот тут и повстречался мне месье Пюдаль
и в труппу взял… я многое умела:
и танцевала, и прилично пела…
ВТОРАЯ АКТРИСА
А что потом?..
ПОЛИНА
Лет через пять обратно воротилась,
чета Закатиных… Кандид трагедии и драмы
писать и ставить стал…
Первая актриса разговаривает со второй шёпотом.
ПЕРВАЯ АКТРИСА
(шёпотом Второй актрисе)
Его так домогались дамы,
так ревновали мужики… Но он, скажи на милость,
до сердца никого не допущал,
ни на кого внимания не обращал…
ПОЛИНА
Тут я ему открылась…
Явление восемнадцатое
На сцену выходит Кандид, Полина спешит к нему навстречу.
ПОЛИНА
Простите…
КАНДИД
Да… весь во внимании…
ПОЛИНА
Я может не ко времени…
КАНДИД
Ну, отчего?
Прелестной девушке в её желании
я отказать не в силах…
(приподняв вверх указательный палец)
кроме одного…
ПОЛИНА
(качая головой)
Нет…
(не так уверенно, как ранее)
…я в вашей памяти хотела б освежить…
КАНДИД
О! Насчёт памяти… весьма всё сложно…
ПОЛИНА
(с надеждой)
Но вы возможно…
Вы помните деревню, где прожить,
чай, добру треть своей короткой жизни
вам привелось?..
КАНДИД
К своей отчизне,
бишь к малой родине, как это модно называть,
я отношуся с трепетом… хоть помню мало…
чуть помню дом… почти не помню мать…
ПОЛИНА
А помнишь барышню ту, что с тобой играла?
Простите с вами…
КАНДИД
Можешь и на ты…
Прости, не помню…
ПОЛИНА
(огорчённо)
Детские мечты,
что будем вечно вместе…
(собирается уйти)
Что ж, прошу простить,
что потревожила…
КАНДИД
Куда ты? Погоди ж…
ПОЛИНА
Куда? Как прежде в ожиданье жить,
что вы когда-нибудь… вы может быть… глядишь…
и вспомните соседку Дашу…
и нашу…
Полина машет рукой и возвращается к актрисам. Кандид некоторое время стоит в замешательстве…
КАНДИД
Да, влип! Свалилась, чорт, беда…
Как трудно быть Кандидом,
себя я чувствую душевным инвалидом —
уж лучше б помер я тогда…
Любовь моя, моя судьба — Дельфина —
в моих мучениях сегодняшних повинна…
Но, как прожить, не маясь, не любя?
(задумавшись)
Ах, Даша, Даша — человечек чудный —
Кто? Кто ко мне послал тебя?
Лукавый бес иль ангел скудоумный?
Один, желая зла — добро рождает;
другой нам лишь добра желает —
но делает всё, к сожалению, во вред…
Что, чорт, со мной? Несу какой-то бред…
Уходит со сцены. Остаются две актрисы и Полина.
ПЕРВАЯ АКТРИСА
Ну, а затем, что было…
ПОЛИНА
Мы встречались
с ним раза три потом, общались,
но разговор похож был на допрос,
вопрос — ответ, вопрос — ответ…
(замолкает и задумывается)
ВТОРАЯ АКТРИСА
Вопрос:
он вспомнил Дашу?
ПОЛИНА
(придя в себя)
Что? Прошу прощенья…
ВТОРАЯ АКТРИСА
Тебя он вспомнил?
ПОЛИНА
Что сказать?
Фамилию и имя, год рожденья…
кем бы отец… когда почила мать —
он выучил, а остальное… как корова языком…
как будто бы со мной он незнаком,
тем будто бы со мною не был дружен…
ПЕРВАЯ АКТРИСА
Ну, на хрена, тебе такой он нужен?
ВТОРАЯ АКТРИСА
Забудь его…
ПОЛИНА
Нет, не могу,
свою привязанность навеки сберегу…
ПЕРВАЯ АКТРИСА
И дура…
ПОЛИНА
Может быть…
Но не могу я клятве детской изменить…
Но не могу забыть:
его улыбку, нежный голос,
блеск синих глаз, курчавый волос,
привычку действовать обдумано, и не спеша…
(потеряно)
Его всё: тело и манеры… но душа…
Явление девятнадцатое
На сцене появляется Кандид Сергеевич вместе с месье Пюдалем (Ангелом), следом спешат два актёра.
КАНДИД
(заканчивая разговор)
Вот так всё, вот…
МЕСЬЕ ПЮДАЛЬ (АНГЕЛ)
(хлопая в ладоши)
Всё! Отдохнули?.. За работу! ПовтОрим третий эпизод…
Настройтесь… Утро ранее… Дозором царь-отец
обходит свой большой дворец…
Кандид и Месье Пюдаль садятся в зале. На сцене остаётся Второй актёр, играющий Шаасака.
ШААСАК (ВТОРОЙ АКТЕР)
(сам с собой)
Сегодня утром мы почувствовали зуд
престранный чрезвычайно…
(трогает голову)
тут…
Подобный в детстве чувствовали все,
когда зуб постоянный во десне
намеривался сделать лаз…
(тяжело вздыхает)
Ох, царска доля, нужен глаз да глаз
за всеми… даже за женой…
Из боковой дверки выходит пройдоха Лю-Манг.
ЛЮ-МАНГ (ПЕРВЫЙ АКТЕР)
(хватается за голову)
О! Бог ты мой…
ШААСАК
(подзывает жестом)
Иди сюда, презреннейший китаец…
Даю минуту, похотливый старец,
чтоб смог ты объяснить нам, что в сей ранний час
ты деешь в спальне нашей половины?..
ЛЮ-МАНГ
(в сторону)
Не в бровь, а в глаз…
(кланяется, сложив руки лодочкой)
О, господин, сейчас, сейчас…
(начинает философствовать)
Виновные, вины незнающие — неповинны…
(в сторону)
Дай, боже, красноречья,
иначе мне не убежать увечья…
(продолжая)
Пока новорождённый не постигнет,
что есмь — коварство, злоба, ложь… —
высот заоблачных навряд достигнет…
ШААСАК
И что ж…
Всё это, мыслимо, прекрасно,
но мне покамест ничего не ясно…
ЛЮ-МАНГ
(в сторону)
Не повезло…
(Шаасаку)
Лишь отделив от общей массы знаков зло —
мудрец определяет неизбежное добро…
Как из руды, царь, выплавляют серебро,
так токмо лишь из мерзкой глыбы зла добыть,
извлечь то бишь, добро возможно…
ШААСАК
(пытаясь понять сказанное ЛЮ-МАНГОМ)
А это ты к чему?
Чего-то в толк, мудрец, я не возьму…
Уж слишком всё закручено и сложно…
Запутать хочешь? С мысли сбить?..
ЛЮ-МАНГ
(продолжает, не обращая внимания на царя)
Всему даны на свете для порядка имена —
чтоб ведать точно: кто и что се есть…
Шаасак недоуменно пожимает плечами.
Посколь у вас, властитель, есть жена —
то у жены наличествует честь…
ШААСАК
Что этим хочешь нам сказать?..
ЛЮ-МАНГ
Тот, кто имеет — в состояньи утерять…
Тот, кто боится утерять — утратит…
Кто не имеет ничего — не ведает потерь…
Безденежный — налогов, царь, не платит!
Безумный — суть людоподобный зверь…
ШААСАК
(взбесившись)
Довольно философий! Говори ясней…
что было у тебя с царевной?
ЛЮ-МАНГ
С ней?
Появляется ЛАЛИТА, её усталые глаза источают радость. Она сладко потягивается…
ЛАЛИТА (ПОЛИНА)
Спалось мне сладко, снился дивный сон,
сначала козлик рожками бодался,
потом небесный гром раздался
огромный белый слон
в меня вошёл —
и так блаженно стало мне, так хорошо…
Я позвала мудрейшего Дань Ли —
и он, потворствуя возникшему желанью…
ШААСАК
Желанию чего?..
ЛАЛИТА
Стремлению ко знанью…
(нараспев)
…он объяснял мне сон, а ты… О! Наказанье
небесное, дослушай до конца, не зли…
Рогатый козлик — обещает зло,
Но белый слон — суля благодеянье —
его побьёт…
ЛЮ-МАНГ
(в сторону)
Ну, вроде, пронесло…
ШААСАК
(недовольно)
Слон да козел… всё как-то странно…
В Китае не живут слоны…
а в Индии козлы…
ЛАЛИТА
Всё это, муж, пророческие сны…
Тебе б не помешало, Шаасак,
у Лю брать мудрости уроки…
тогда б узнал ты…
ШААСАК
Что?
МАЙАДЕВИ
(уклончиво)
Ещё не сроки…
(взяв Лю-Манга под руку)
Пойдём, мудрец, возобновим урок…
Я занялась уж новым жел…
(исправляется)
вопросом…
Лалита и Лю-Манг, обнявшись, удаляются в спальную комнату.
ШААСАК
Боюсь, мой сын родится узкоок…
А я, как слон, останусь с носом
иль хуже, как козел, с рогами…
Месье Пюдаль хлопает. Кандид встаёт.
КАНДИД
Между нами…
всё боле, чем не плохо… Но, друзья,
комедию уныло так играть нельзя…
(Лю-Мангу)
Вот вы, любезный, вы — мудрец… Но тут!
Вы перво-наперво любовник,
поймите, бесполезный труд —
заставить думать публику до колик
до просветленья хохотать…
(Шаасаку)
А вам попроще надобно играть…
Ваш Шаасак уж очень как умён,
а где видели толкового царя?..
(Лалите)
Вам хорошо б попохотливее играть,
в вас чувство дОлжно клокотать,
дабы при виде вас лишь сладострастный стон
и зала доносился…
(Итожа)
Но, короче говоря,
всё более и менее неплохо…
ПЕРВЫЙ АКТЕР
А вам не кажется, что выбрали эпоху
вы неудачно… Труд артистов —
неблагодарен, соглашусь,
но я сейчас и оченно боюсь —
не перепало б от индусов
нам за такие вольности… Се всё равно,
как утверждение, что не от Бога
Мария-дева понесла давным-давно,
а скажем от Горация… Да так недолго
и… покуситься на царя…
КАНДИД
Да, но…
ошиблись вы, Гораций до рождения Христа
недотянул совсем немного…
ПЕРВЫЙ АКТЕР
Неважно… Представляете, какой вы резонанс
сей пьеской возбудите… Господи, да вас…
КАНДИД
Согласен, но легенда о китайце так чиста,
будто душа младенца… и известна всем…
МЕСЬЕ ПЮДАЛЬ
Мой друг Кандид, коль вас не затруднит,
быть может, вы измените чуть-чуть совсем,
хотя бы место действия да имена?..
КАНДИД
Возможно, справедливы вы, кто знает…
Входит Третий актёр одетый, как Посыльный…
ТРЕТИЙ АКТЕР (ПОСЫЛЬНЫЙ)
Вас дома ждут…
КАНДИД
Случилось что?
ТРЕТИЙ АКТЕР
Жена…
КАНДИД
Что с ней?
ТРЕТИЙ АКТЕР
Она… того…
(смущается)
рожает…
Все аплодируют Кандиду… Тот спешит прочь вместе с Посыльным.
МЕСЬЕ ПЮДАЛЬ
Madame Monsieur, répétition оконченА…
Все расходятся, на сцене остаётся одна Полина.
Явление двадцатое
Полина бродит по сцене, что-то напевая, в зал входит оборванец-юродивый.
ПОЛИНА
(испуганно)
Кто вы? Что от меня вам нужно?
ЮРОДИВЫЙ
Пока что ничего…
(подходя ближе к сцене)
Ужасен я наружно,
убогий, полоумный нищий?
Но, мне поверьте, я — не лишний
здесь, в этих стенах…
(поднимается на сцену)
Видите в чём дело,
когда-то здесь моё играло тело…
Когда ж в него вселилася моя душа,
за мой талант, что высоко был ценен,
месье Пюдаль не подал и гроша…
Я прекратил играть… но только здесь! Кто беден
бывал, меня поймёт вполне.
«Что наша жизнь? — игра!» Ты ноне на коне,
а завтра… Да…
(напрягая память)
Два года, почитай, я роль играл
приказчика в лабазе у купца…
Он — скупердяй — жестокий был мужчина,
говаривали, разорил отца…
Да позабыл, как водиться, про сына —
тот по свету его пустил… скандал!
Пошёл я в моряки… Полсвета повидал,
и много денег заработал… Но, дурак,
спустил всё в припортовом кабаке…
Вам интересно?..
ПОЛИНА
Вроде как…
ЮРОДИВЫЙ
Ну что ж, продолжу… Налегке,
пошёл я странствовать по горестной России…
Меня премного били, поносили…
Но тут мя озарила мысль одна:
жизнь нищих на Руси трудна,
не любят их, как и не любят мудрецов,
но вот юродивых… но прорицателей безумных
как Бога чтут и берегут… В конце ж концов,
канонизируют… Набравшись мыслей вольнодумных,
я роль блаженного стал исполнять.
Меня в дворцы и в дОмы стали приглашать,
кормить обедом, баловать винцом,
одаривать подарками драгими,
чтоб я за них замолвил слово пред Творцом…
Я от всего отказывался…
ПОЛИНА
(смеётся, раздувая щеки)
Вот с таким… лицом…
ЮРОДИВЫЙ
(смутившись)
Приврал немного…
(продолжая)
Новое мне имя
народ придумал, умный наш народ,
Лексейка-Кýколь…
ПОЛИНА
То сорняк такой?..
ЮРОДИВЫЙ
Сорняк? Возможно…
ПОЛИНА
Помню за рекой,
премного было куколя… Он, помнится, цветёт
такими розовыми, тёмными цветками…
ЮРОДИВЫЙ
И, между нами,
его отравленное семя, как слова,
что сеял я в прогнивших душах…
Полина снова смеётся, лицо Юродивого сначала изображает недовольство, потом неожиданно расплывается в улыбке.
Ты права!
Я чересчур высокого был мненья
о собственных способностях…
ПОЛИНА
Был? Вон оно как даже…
ЮРОДИВЫЙ
Да был! Был… потому как поглупел мгновенно,
едва тебя узнал… Ах, Даша, Даша…
Даша теряет дар речи.
Я верил… верил? Знал! Что непременно,
мы свидимся когда-либо с тобой…
Ах, Даша, Даша, ангел мой родной —
моя начальная любовь, моя печаль…
Хотя тебя, быть может, по-иному
теперь здесь величают… Наш месье Пюдаль
имён не уважает русских… Нашу Тому
Симоной обзовёт, Аленом — Алексея…
Ну, а тебя… (ах, бедная на имена Расея)
Анетт или Полин…
ПОЛИНА
(в ужасе)
О, боже… Неужели правда то,
что вам, блаженным, истина открыта…
ЮРОДИВЫЙ
(с иронией)
Лгут, право, лгут… А что?
(удивлённо)
Я угадал?.. Что так сердито
взираешь на меня с улыбкой невинной…
ПОЛИНА
Да угадал… Меня зовут Полиной,
а по рожденью Дашей нарекли…
(сбивчиво)
Но, как вы… ты… но как ты… вы могли
прознать про это?..
ЮРОДИВЫЙ
(отшучиваясь)
А никак…
(серьёзно)
Какой я всё-таки — дурак,
дурак закоренелый, древний…
Тебя искал, болван, в деревне…
(оглядев себя)
Прости мой затрапезный вид,
вглядись в меня, я — твой Кандид…
ПОЛИНА
Ты может и Кандид, но я ведь не ослепла…
Скажи ещё, что Феникс, возродившийся из пепла,
скажи ещё…
ЮРОДИВЫЙ
Ах, Даша, Даша,
Меня послушай…
Юродивый, назвавшийся Кандидом начинает рассказывать Полине-Даше историю переселения его души в тело Алена Дюбо. На сцене меркнет свет.
Явление двадцать первое
На авансцену выходят два актёра. Оба сильно пьяны.
ВТОРОЙ АКТЕР
…из закусок… хлеб да каша
ПЕРВЫЙ АКТЕР
А, правда, точат лясы-де Дельфина,
едва вернулась, с Битовым сошлась?
ВТОРОЙ АКТЕР
Вполне возможно… Битов — он мужчина! —
муж государственный… Влиянье, деньги, сила, власть…
Чё надобно ещё желать в мужчине?
ПЕРВЫЙ АКТЕР
Дельфиночка назабавлялась в своё время всласть —
всё мало ей… утихомирится пора…
ВТОРОЙ АКТЕР
Чего?
Все бабы таковы…
ПЕРВЫЙ АКТЕР
А бают-де, благодаря Дельфине
Кандид обласкан властью и в чести…
ВТОРОЙ АКТЕР
Кандид — талантище!.. Не слушай никого…
Им — сплетникам — лишь языком бы поплести…
Заткнуть бы рты, что так клевещут зло,
безудержно, нарочно…
ПЕРВЫЙ АКТЕР
Закатин — гений, это точно…
Жаль, что женой ему не повезло…
Послушай, может не его ребёнок их?..
ВТОРОЙ АКТЕР
(заметив Полину, прикладывает палец к губам)
Мы не одни, идём отсель…
Актёры уходят.
Явление двадцать второе
На сцене загорается яркий свет.
ЮРОДИВЫЙ
(разошедшись, в сердцах)
Он — псих!!!
ПОЛИНА
Псих, псих… но ты его не краше…
Послушай, может быть, всё можно изменить?..
Ален Аленом станет, ты…
ЮРОДИВЫЙ
Ах, Даша…
ПОЛИНА
Идём к Алену…
ЮРОДИВЫЙ
Да… сейчас…
Ему сегодня вовсе не до нас…
он пополненья ждёт…
ПОЛИНА
И всё равно,
ему от нас не отвертеться,
идём…
ЮРОДИВЫЙ
Идём, но…
(машет рукой)
ПОЛИНА
Но?!
ЮРОДИВЫЙ
Мне не мешало бы переодеться…
Занавес
Картина шестая
Явление двадцать третье
Спальная комната в доме Закатиных. На кровати Дельфина, её бледное лицо искажено мукою. Рядом с ней сидит сиделка (Аггел). Входят Кандид с Кранкеном. Они разговаривают в полголоса.
КРАНКЕН
Ja… фаший мальшика я есть спасать,
но фот Дельфина, кашется, плохой…
потеря крофи, ощень, труг, польшой,
мы ничеко не в силах изменять…
(обращается к сиделке)
Пойтьём, драгуша, пусть они
попутут рятышком отни…
(Кандиду)
Мы стесь за тферью, коли што…
Сиделка и Кранкен уходят из комнаты. Кандид садится рядом с женой и берет её ослабевшую руку в свои ладони.
ДЕЛЬФИНА
Ну, слава богу, ты поспел… А то
я думала — придётся умереть —
не вымоливши у тебя прощений…
КАНДИД
О чём ты говоришь?.. ты будешь долго жить…
ДЕЛЬФИНА
Постой, не надо лишних утешений,
я ведаю, что я обречена… —
и потому молю меня простить…
КАНДИД
Простить? За что?..
ДЕЛЬФИНА
Твоя жена,
тебе, мой милый, не верна…
КАНДИД
Я знал… но это… так легко забыть…
ты не умрёшь… прими бальзам…
ДЕЛЬФИНА
Я приняла, но видно неугодно небесам,
чтоб я в живых осталась… — стало плоше…
КАНДИД
Наверняка сиделка…
(в сторону)
бес лукавый… я узнал…
(Дельфине)
Нарочно склянки обменял…
и яду дал…
(исправляется)
дала…
ДЕЛЬФИНА
И что же?
Уж ничего не изменить,
молю простить…
(стонет)
Ещё одно… прости, родной…
но мальчик, сын… он… он… не твой…
(начинается предсмертная агония)
не отдавай… его… в приют…
КАНДИД
(кричит в дверь)
Эгей,
герр Кранкен… люди… все сюда скорей…
В комнату вбегает сиделка…
ДЕЛЬФИНА
А вот и смерть… бери меня… я тут…
(умирает)
КАНДИД
Уйдите все…
Все уходят из комнаты… Кандид один.
За что мне выпало всё это?..
Но почему так не везёт?
Зачем вселилась в телеса поэта
моя душа?..
(пауза)
Жизнь омерзительна… Всё бьёт
меня по морде, бьёт и бьёт…
Да всё не кончит, не добьёт,
не нанесёт решающий удар?..
(пауза)
Невыносимо… и зачем я согласился?..
Хотел достойно опочить… Ну, и чего добился?
Продлил мученья… Лучше бы я спился,
заснул и не проснулся боле никогда…
Быть может там, за роковой чертой,
обрёл блаженство и покой…
(пауза)
А, может, нет там ничего… Нет?.. Но…
но всё равно…
когда-нибудь придётся уходить…
Мы — люди — ничего не можем изменить —
ведь мы — не боги!
(подходит к умершей)
Дельфина, ах, зачем меня, зачем
ты возвратила с той дороги,
по коей шествуешь теперь сама?.. Известно всем,
что я с тобой счастлив был и был несчастен…
Мой взгляд на прошлое сегодня беспристрастен,
мы все умны, но задним лишь умом…
(берет ладонь Дельфины, целует)
Ты отошла, мы все когда-нибудь умрём,
но через это ты уже прошла…
В комнату врывается Артём Битов. Кандид резко оборачивается.
Что за дела?
Извольте, выйти вон…
АРТЁМ
Умерьте гнев,
не время и не место для скандала…
КАНДИД
Дельфина умерла, вам этого, знать, мало?
И умерла по вашей лишь вине…
АРТЁМ
Я попрощаться с опочившею пришёл…
КАНДИД
Как хорошо!
Сначала до могилы человека довести,
потом легко дежурное «прости»
над прахом жертвы, не казнясь, произнести
и позабыть… принявшись за иную…
АРТЁМ
Да как вы смеете?! — Дельфину я любил…
КАНДИД
Любил?
Сначала так жестоко оскорбил,
затем, уже совсем больную,
к сожительству склонил…
Ребёнка захотелось?.. Получай!
(бьёт его по щеке)
АРТЁМ
Я так всё не оставлю, негодяй…
КАНДИД
Дуэль?
АРТЁМ
Зачем дуэль? Мне положенье
не позволяет драться… Я… вас в порошок сотру,
одним движеньем пальца…
КАНДИД
Сделай одолженье,
быть может, наконец-то я умру…
АРТЁМ
Умрёте в муках, только лишь я прежде заберу
родного сына…
КАНДИД
По какому праву?
АРТЁМ
Отцовскому… Ведь я его отец!
КАНДИД
Какой ты право?
АРТЁМ
Кто я?
КАНДИД
Не «кто», а «что», наглец!
АРТЁМ
А вы, любезный мой, слепец…
Вы пасынка воспитывать хотите?
КАНДИД
(со слезами)
Любовь отняли, душу отнимите…
АРТЁМ
За вашей я приду позднее.
А ныне потрудитесь сына мне отдать,
поскольку умерла родная мать,
его воспитывать отец лишь волен…
(с упрёком)
Ну, чем опять, поэт мой, не доволен?
Обидно слышать правду вам?
КАНДИД
Будь даже Богом ты, я сына не отдам.
Иосиф-обручнИк, ни мало и ни много,
Воспитывал сынишку Бога.
А я сумею заменить отца
Младенцу Непорочному рождённому от подлеца…
Иди отсель…
АРТЁМ
Уйти-то я уйду…
Предостеречь хотел бы на прощанье:
Напрасно, разлюбезный, кличете беду!
КАНДИД
Шагай шибчей, не отягчай страданье…
Битов, бросив взгляд на умершую Дельфину, уходит со сцены. Меркнет свет.
Явление двадцать четвёртое
Та же спальная комната. Алексей в образе Кандида сидит возле пустой кровати. Окно приоткрывается в щель просовывается рука с пистолетом. В это самое время открывается входная дверь. Гремит выстрел. Кандид падает. В распахнутую дверь вбегают Полина и Кандид-юродивый, одетый в приличную одежду. Кандид хватает убийцу за руку, завязывается борьба. Он втаскивает в спальню человека в чёрной маске. Маска сорвана, под ней третий актёр. В это время Полина спешит к Алексею, поднимает его с пола. Дубин ранен в плечо. Полина рвёт кружевную простынку и тщательно бинтует рану. Кандид бросает злодея на пол. Он бледен, как и раненый Ален. Яркая вспышка света и какой-то необычный звук. Душа Кандида снова возвращается в собственное тело, а душа Алексея соответственно в своё. Кандид становится Кандидом, а Алексей — Алексеем. Они вздрагивают от неожиданности, так чтобы зритель это сумел понять, недоуменно и одновременно радостно глядя друг на друга. Но Полина, забинтовывая рану Кандиду, ещё не догадывается о произошедшем.
АЛЕКСЕЙ (АЛЕН)
Кто приказал тебе убить его?..
Злодей только мычит в ответ…
КАНДИД
(придя в себя)
Оставь, не мучайся, он глух и нем…
его узнал я… Он — Ефрем —
убийца хладнокровный…
Одного
мы не узнаем, кто заказчик…
АЛЕКСЕЙ
Пёс безродный,
а ныне генерал… Артём Кузьмич…
КАНДИД
Ему зачем?
АЛЕКСЕЙ
Три дня назад я оскорбил подонка…
Ему так просто это не сойдёт…
Полина недоуменно смотрит то на одного, то на другого.
КАНДИД
Да, рвётся там — где тонко…
Забудь о нем…
АЛЕКСЕЙ
Идёт.
Раскроем карты?
КАНДИД
Я раскрыл частично…
АЛЕКСЕЙ
Ну и отлично…
Раскроем до конца…
КАНДИД
Моя любовь,
свершилось то, что ты давно желала,
моя душонка страждущая вновь
вернулась в тело, по которому скучала
без малого двенадцать лет…
АЛЕКСЕЙ
Да, милая, Кандид-поэт —
(указывая на Кандида)
он… Кто же я? Пока не знаю.
Что приобрёл, что потеряю… —
узнаю вскоре… может быть…
Сейчас, позвольте мне, отбыть.
КАНДИД
Куда ты, друг?..
АЛЕКСЕЙ
Подалее куда-нибудь
от этого… всего!
(жмёт руку Кандиду, целует Полину)
Но ничего.
Ещё мы встретимся…
КАНДИД
Ну, будь…
Кандид обнимает Полину и они удаляются в глубину комнаты. Никому ненужный злодей Ефрем неспешно вылезает в окно. Меркнет свет. На авансцену выходит с одной стороны Алексей с другой Аггел.
АГГЕЛ
Куда торопишься?
АЛЕКСЕЙ
Туда…
АГГЕЛ
Комедия окончена, finite…
АЛЕКСЕЙ
Что надобно тебе?
АГГЕЛ
Я на тебя сердита,
ты карты все мне спутал…
АЛЕКСЕЙ
Что ж, тогда
прошу прощения…
АГГЕЛ
Хоть на коленях, шут, моли,
мне надо не прощать — прощаться…
Тебе пора с поверхности Земли
во внутренность её перебираться…
АЛЕКСЕЙ
Наверно, бес, тебе нужна моя душа?
АГГЕЛ
Какая, шут, душа? Душонка,
как детская поношенная распашонка,
она на тряпки лишь годиться…
Молись, буффон…
АЛЕКСЕЙ
А не умею я молиться…
АГГЕЛ
Тем хуже для тебя…
АЛЕКСЕЙ
Сие занятие
пустое времепровожденье…
АГГЕЛ
Не скажи…
Входит Ангел.
АНГЕЛ
(Аггелу)
Несанкционированное, бес, мероприятие!
(Алексею)
Мне девушку, приятель, на минутку одолжи…
(берет Аггела под руку и отводит в сторонку)
С каких же пор, вдруг, стали кровожадны бесы?
АГГЕЛ
От Сотворенья!
АНГЕЛ
Милая, не лги,
хоть с вами мы давнейшие враги,
но на Земле одни имеем интересы…
Оставь Алёшку — сдохнет сам
в трактире либо в сумасшедшем доме…
За душу дранную теперь я и гроша не дам,
что время зря терять,
зачем иголочку златую зря искать
в изжёванной соломе?..
АГГЕЛ
По вероятности, в виду имелось сено…
АНГЕЛ
Какая разница? Одно лишь неизменно,
что здесь нам просто нечего ловить…
АГГЕЛ
Идём отсель…
Ангел и Аггел уходят.
АГГЕЛ
Идём.
(повернувшись к Алексею)
Живи!
АЛЕКСЕЙ
Кому скажи — никто ведь не поверит.
Пойду в кабак — пока ещё открыты двери
пока ещё в кармане есть гроши…
Напьюсь до чёртиков, до умопомраченья:
когда все бабы станут хороши;
когда печаль утратит всякое значенье;
когда грядущее не станет тяготить —
тогда спокойно можно будет опочить.
Занавес
Действие четвёртое
Картина седьмая (последняя)
Явление двадцать пятое
Морозное декабрьское утро. Заснеженный берег какой-то маленькой речушки. Аггел и Ангел, кутаясь в шубы, ждут кого-то…
АГГЕЛ
Какого беса ты меня сюда привёз,
Чай заморозить, мыслишь, супостата?..
В такой неимоверный, дьявольский мороз,
сидели б дома лучше…
АНГЕЛ
Се расплата,
за наши старые грехи…
АГГЕЛ
А что дела наши плохи?
А что достойная награда
предуготовлена не нам? Который век,
с тех самых пор, как создан человек,
мы, как последни побирушки,
по свету рыщем, разгребая душки,
во тщетных поисках ДУШИ, какою ненадолго
по заблуждению большому Бога,
обременено бысть человечье тело.
Но, видно, тело этого не захотело!
Жизнь на Земле с душой прожить —
се пытка вящая. Такие вот дела,
и се никак не пременить,
ибо премноги человечие тела
души не токмо лишены, но жизни!
АНГЕЛ
Ты так зудишь, будто на тризне
мы ныне пребываем…
АГГЕЛ
Ну, а что не так?
Чрез пару часиков, безжизненное тело
Пиита иль бретёра…
АНГЕЛ
Эко дело!
АГГЕЛ
Я у тебя чего хочу узнать:
а стоит ли морозить сопли,
когда ничьей души нам не видать,
как собственных ушей?..
Слышны голоса, ржание лошадей.
АНГЕЛ
Ты слышишь чьи-то вопли?
Везут, как агнца на закланье…
АГГЕЛ
Какая чушь! То вьюги завыванье,
мы скоро, враг, оборотимся в снежных баб.
АНГЕЛ
Ответь мне, бес, коль духом ты не слаб:
хотел бы ты родиться человеком,
с умом коротким, как и с веком,
родиться даб
по свету мыкаться, испытывать лишенья,
ради мифического воскрешенья,
какого, мы с тобой-то знаем, нет?
АГГЕЛ
Ты помышляешь обрести ответ
иль надо мной надумал посмеяться?
АНГЕЛ
Что за дурацкая привычка: отзываться
вопросом на вопрос, да ты…
АГГЕЛ
Не надо,
национальности у бесов нет,
как нету тела и…
АНГЕЛ
(перебивая)
Да, к сожаленью это правда…
Чего, прости, у бесов нет?
АГГЕЛ
Того же, свет
мой бесприкладный, ворог бессердечный,
чего и ангелам подчас не достаёт…
АНГЕЛ
Постой, лукавый, вроде кто идёт…
Схоронимся в кустах?
АГГЕЛ
Конечно…
Явление двадцать шестое
Ангел и Аггел спешно скрываются в кустах. Появляются Ален Дюбо и Кандид Закатин.
АЛЕН
Не надоело, друг, играть со смертью,
теперь, когда вернул и тело, и любовь?
Не счесть сколь жизнь тебя хлестала плетью
и ряху разбивала в кровь.
Теперь, когда с тобою рядом Даша,
ты ничего и не предпринял даже,
чтоб воспрепятствовать дуэли —
ведь не прошло, приятель, и недели!
Сдался тебе бретёр-старпёр Артём.
КАНДИД
Да дело, брат, совсем не в нем.
АЛЕН
А в ком?
КАНДИД
Во мне… Николиже счастливым,
по дефиниции, не волен быть поэт.
АЛЕН
Каким ж он должен быть? Плаксивым?
В забвенье должен отойти в рассвете лет?
Как это глупо, право, знать напрасно
тебе судьба столь даровала благ.
(в сторону)
А я, как прежде, сир и наг.
КАНДИД
(услышав последние слова Алена)
Зато умён ты! Непритворно, страстно
влюблён в девицу — по прозванью жизнь,
да и она — несчастная, кажись —
тебе взаимностью на чувства отвечает.
Пусть не всегда, как должно привечает,
но порет исключительно за дело…
АЛЕН
Как можешь ты трунить так смело,
одну ногУ в могилу опустив?..
КАНДИД
Смени, велеречивец, свой мотив,
вперёд саней не стоит забегать,
быть может и не мне сегодня помирать
предуготовлено макиавеллевской судьбою.
АЛЕН
А что Артём?..
КАНДИД
(задумавшись)
Артём? Да демон с ним…
Да мы, Алёшка, мы ещё с тобою
театер новомодный создадим.
Я пьесу черкану — а ты поставишь,
хотя, ты сам писать приноровился…
АЛЕН
А как Артём?..
КАНДИД
(не слушая Алена)
Чего-то Битов припозднился.
Студёно ныноче, не лето, чай.
(хлопая Дюбо по плечу)
Пойдём, Лексей, здесь рядом есть трактир,
чего-нибудь дерябнем. Учиним, брат, пир —
холодной водкою запьём горячий чай.
АЛЕН
А что про нас помыслит Битов?
КАНДИД
А мы оставим здесь кого-нибудь…
(Завет слугу)
Эй, Пров,
Поди сюда…
Слуга Кандида Пров (третий актёр) нехотя появляется из кустов. Он одет в изрядно поношенный зипун с залатанными локтями.
…давно ль, стервец, ты не был битым?
ПРОВ
Давно… Вестимо, на Покров
изволили вы барин рассерчать
да запустили вазой…
КАНДИД
Здесь нас ждать
ты остаёшься, а приедут господа,
скажи, мол, отлучились по нужде.
Понятно…
ПРОВ
Что тут понимать? Когда
оне приедут… сообчить им де…
Вы… енто, как жа…
(замолкает, пытаясь что-то вспомнить)
КАНДИД
Лиходей,
решу мерзавца — ну, рожай скорей…
ПРОВ
Де, тама… де, на двор, до ветру… отошли…
КАНДИД
Кто отошёл? Типун те на язык.
Вот беспонятливый мужик,
стой здесь и жди, и более не зли,
а то тебя — скотину — пристрелю…
(обращаясь к Алену)
Идём, Алёша… Как я не люблю,
весь этот скудоумный сброд…
АЛЕН
Опомнись, братец, се народ,
какой тебя и поит, и питает…
КАНДИД
Жаль, что никто, кроме меня не знает:
сколь крови у меня народец сей сцедил?
АЛЕН
Кандидушка, ну кто бы говорил?
КАНДИД
(не слушая Алена)
Идём в трактир, идём, пока
противник не явился, а моя рука
ещё не обрела былую твёрдость…
Ален и Кандид уходят.
Явление двадцать седьмое
Пров какое-то время стоит. Потом начинает прыгать, пытаясь согреться, но скоро, окончательно замёрзнув, скрывается в кустах. Появляются Ангел и Аггел.
АГГЕЛ
Кандид, как кролик убежал, забыв про гордость,
про честь, заметь…
АНГЕЛ
Смотрите, бес, на вещи проще, ведь
в подпитии, бишь подшофе, и околеть
не так уж пакостно и жутко…
Аггел молчит, задумавшись. Ангел хлопает его по плечу.
Не дуйся, это шутка…
АГГЕЛ
Ужасная страна —
ужасна и странна!
Непредсказуемы: ни люди, ни деяния.
Всё шиворот-навыворот! Здесь злодеянья —
возводятся в ранг подвигов, геройство —
здесь нарекают трусостью. Дешёвая одёжка
здесь выше ценится, чем царственный наряд.
Родство не чтут, не знают, что творят!
Черта характера такая, как насмешка
над недостатком и бедой —
здесь выше ценится, чем подчинение…
Здесь заливают злополучье не водой,
а дьявольским напитком «самогон».
АНГЕЛ
Довольно, бес, читать нравоученья,
с такими взглядами тебе б на Альбион…
АГГЕЛ
Причём здесь он?..
АНГЕЛ
Шучу, противник…
АГГЕЛ
(не расслышав последнего слова)
Сам противный!
Чего ж мы ждём?
АНГЕЛ
Артём
сейчас прикатит…
АГГЕЛ
А нам-то что? Убёг, как трус Закатин,
прочь убежал, испортив ужин дивный,
ложится спать придётся натощак…
АНГЕЛ
Какой ты бес? Вампир иль вурдалак,
Нет! — душегуб…
АГГЕЛ
Точнее душеед!
АНГЕЛ
Молчи, лукавый, сей секрет,
не волен оглашать ты принародно.
АГГЕЛ
Здесь ни души.
АНГЕЛ
Но уши есть у стен.
АГГЕЛ
Здесь нету стен…
АНГЕЛ
Ну, как тебе угодно.
Ты можешь всё болтать — тебя я упредил,
коль, чаешь, что забвение и тлен
лишь ожидает человеков смертных!
Гляди, как сам бы ты не угодил
в расставленные нА души капканы,
причём, в количествах несметных…
АГГЕЛ
Твои слова нескладны, враг, и странны.
Ты прямо запугал меня…
Слышен шум подъехавших саней.
АНГЕЛ
Какой, черт, страх?
Явился Битов, скроемся в кустах.
Ангел и Аггел скрываются в кусты. Слышны крики, треск ломаемых ветвей, раздаётся два выстрела.
Явление двадцать восьмое
Выходит Артём Битов. Он одет в белый, парадный генеральский мундир с золотыми погонами. Сам он сед, как лунь, и с седой, окладистой бородой, каким изображают Бога-Отца на иконах. В его руках два дымящихся пистолета. С другой стороны выходит герр Кранкен. Он одет во всё чёрное, чёрный котелок на голове и черные очки на переносице. В правой руке у него чёрный саквояж и окровавленный скальпель. В левой руке отрезанные две пары крыльев (чёрные и белые) с не запёкшейся ещё кровью.
АРТЁМ
С такими лоботрясами и по миру пойдёшь.
КРАНКЕН
(уже без акцента)
Хотел, чай, молвить: с голоду помрёшь?
АРТЁМ
Едино всё.
КРАНКЕН
Однако за двоих
зачем решил? За что ты дьяволицу
мою убил? Карай своих:
руби, стреляй, сажай на спицу,
но, а моих не трожь!.. прошу…
АРТЁМ
Ну, хорошо! В другой раз приглашу,
когда
замыслю ново наказанье…
Теперь, зови, Мефисто, всех сюда,
на новое Венчание
на Царство Божье и…
(презрительно)
твоё…
КРАНКЕН
(про себя)
О, да…
С тобой опасно, враг, не токмо вздорить,
но даже спорить
по пустякам…
АРТЁМ
Зови не то…
КРАНКЕН
Зови, враг, сам,
а я пойду оплакивать подругу…
Кранкен бросает к ногам Артёма окровавленные крылья и пытается уйти.
АРТЁМ
Не уходи, постой, дай руку,
изображать не стоит муку
не перекошенной самодовольством морде
и душегубство мне вменять в вину…
Из кустов медленно, крадучись выходят актёры и актрисы в различных маскарадных костюмах. Чуть позже выходит Полина (Даша) в белом платье невесты с короной на голове. Она подходит к брошенным крыльям, грациозно поднимает их. И молча встаёт в стороне.
Давно пора пойти на мировую. Вроде
мы работёнку делаем одну
пусть методами разными:
я чистоплотными, ты грязными…
ПЕРВЫЙ АКТЕР
Се дело движется, кажись к финалу…
ВТОРОЙ АКТЕР
Да, мал помалу,
К концу идёт.
АРТЁМ
Не дуйся, идиот.
КРАНКЕН
От идиота слышу.
ПЕРВАЯ АКТРИСА
Вчерась мой кот полез, блудник, на крышу.
Упал, скотина, и разбился.
ВТОРАЯ АКТРИСА
Кандид на Даше так и не женился?
АРТЁМ
Чего надулся?
КРАНКЕН
Хоть бы извинился…
ТРЕТИЙ АКТЕР
Скорей бы дали занавес, внутрях горит.
ТРЕТЬЯ АКТРИСА
А где Пюдаль?
КРАНКЕН
Пюдаль убит!
Начинает звучать громкая танцевальная музыка. Все пускаются в пляс. Появляются Ален и Кандид. Актёры окружают их. Полина тожественно несёт крылья, входит в круг. Мигает свет. Актёры бегают вокруг друзей. Раздаются крики. Свет вспыхивает во всю мощь. Все актёры становятся полукругом. В центе полукруга Артём и Кранкен. Ален и Кандид стоят на коленях перед ними. У них на спине по паре крыльев. Одно белое, другое чёрное. Звучит торжественная музыка и медленно гаснет свет. И в абсолютной темноте звучит громкий плач младенца…
ЗАНАВЕС.
Зонги к пьесе
Ария Безродного Пса (Битова)
Пёс безродный храбрый мал,
Сильный и дородный
Как-то суку повстречал
С крупной… родословной.
Прыгал глупый да скакал
Подле энтой суки.
И такое предлагал —
Что у дам в округе
Все повяли ухи…
Та ж хвостом не повела!
Охмурив евонного,
В свою будку повела
Кобелька зелёного.
Тут-то пса тоска взяла,
У столба оправился.
Он помыслив: «Ну, дела!
Вот жа позабавился!».
И в кабак отправился…
Был ли прав он иль не прав —
Мозговать не будем мы.
Но красотки сучий нрав
Вряд ли позабудем мы.
Не нужон ей пёсий «гав»
Ясным днём погодистым.
Подавай L’amur иль Love
С кобельком породистым —
Бирюзово-кровистым.
Молитва Кандида
Припадаю ко устам я — калИка бедный!
Господи Христе — милосердный,
Со своим велеречивым учением
Снизойди-ко Ты к моим злоключениям,
Что вершатся от Тваго имени.
В бытии Своем маловернаго мя убеди!
Из духовной пустыни мене выведи.
Да о злополучиях упреди.
Припадаю ко стопам — любомудр убогой я!
Господи Христе — укажи дорогу мя,
Со своим велитерпивым мучением
Одари неколебимым терпением,
Яже у Тебе да премножечко.
Ко стези до счастия проводи!
Разутешь мене, Христе — божечко,
Да во всепрощении убеди.
Песенка Юродивого Куколя
В рваненьком платьице
Под бел берёзками
Расея плачет всё
Горькими слёзками:
«Смутные, невзрачные
Времена настали
Иноземцы алчные
Вздули, обобрали!
Да цари-правители,
Истощили бедную.
В Горней скор Обители
Славно отобедаю!»
В рваненьком платьице
Под бел берёзками
Расея плачет всё
Горькими слёзками:
«Заедая коркою,
Мужики убогие
Запивают горькою
Злоключенья многие.
Что же пить — не наливать…
Бабам пало чище
Жеребцов зануздывать
Да тушить жилища!»
В рваненьком платьице
Под бел берёзками
Расея плачет всё
Горькими слёзками.
Русская песня Даши
Обронила я кольцо,
закатилось за крыльцо…
Как бы мне его найти,
с чем мне к дролечке пойти?
Он допытывать начнёт,
не поверит, не поймёт…
Станет он бранить меня,
своего седлать коня.
Он уедет ко другой —
мой любимый, дорогой.
Приголубит он другу,
а меня отдаст врагу.
Стану я в плену страдать,
мне любови не видать…
Обронила я кольцо,
закатилось за крыльцо…
Романс Дельфины
Мои волосы пахнут не мятою,
едким дымом моих папирос,
ветерок газетёнкой мятою
разыгрался, должно быть, всерьёз.
То купает её в волнах клевера,
то возносит почти к облакам…
я словам твоим прежде не верила,
поверяю сегодня рукам.
Наши губы — источник забвения,
сладострастья криница — тела…
будто тень от луны в час затмения —
ночь над нами раскрыла крыла.
Мы сплелись, словно ветви и корни —
два истока в единый слились…
Сумасбродства крылатые кони
над мирской суетой вознеслись…
…… … ….
Ветерок газетёнку на части
разорвал и пустил по реке…
Ошалев от любви и от счастья,
мы нагие лежим на песке.
Ровно Ева с Адамом, вкусившие
с древа страсти запретнейший плод,
и навечно потом загрустившие,
осознав, что любовь их пройдёт…
…… … ….
Мои волосы пахнут не мятою,
едким дымом моих папирос…
Точно ветер газетою мятою,
жизнь и нами играет всерьёз…
Куплеты Алёшки
И ни друг тебе, но ни враг…
Я — Алёшка-шут, я — дурак!
Ох, взлелеял я показную дурь —
дуракам легко в пору бед и бурь.
Но коришь: «Кончай дурью маяться!
Поголовно все просвещаются…»
Не таи тоску в сердце девичьем —
так и быть схожу во царевичи.
Но гляди: не жди, что, взойдя на трон,
стану я мудрей — лучше брось, не тронь.
Царска власть она безграничная,
безграничность вещь непривычная.
Ой, взойду на трон да зачну чудить —
подлецов ласкать, честной люд казнить…
Самому мне в то, ох, не верится,
да спочую власть — всё пременится!
Погляжу-ка я, да махну рукой,
дураком дурак, да башка с мозгой,
распущу-ка слух, будто помер я,
да пойду с сумой рваной по миру.
Лучше мой колпак с бубенцом,
чем корона, да топор палача.
Не хочу я слыть подлецом,
Беспокойно спать по ночам.
Уж такой уж я — не взыщи.
Ты во мне царя не ищи.
Я — Алёшка-шут, я — дурак! —
и ни друг тебе, но ни враг!
Страдания фон Кранкена
Ротной покинув Муттерланд,
свою уменью и талант
Кумекал я продат, турак, в Расею.
Есчо не федал я токда —
какой меня постиг беда,
что перво тронусь, чем разбогатею.
Расея — этто не страна,
В ней мноко водка и вина,
здесь часто пьют и пьют до дна,
при этом не косея.
Здесь мноко мяса и зерна,
Копнешь же — нету ни хрена,
Коротче, это не страна —
А чорт знат што — Расея!
Я люттей захотел лечить —
Желая теньги получить.
Но те не любятся лечиться.
А коль приспичиться, токда
Они лечиться, но беда,
Совсем не думают платиться.
Расея — это не страна,
В ней мноко женщин для жена — —
Она мужик лишают сна
И брешут, не краснея.
Здесь жизнь нелепый и трудна,
Но лутче всяких стран она,
Поскольку, это не страна —
А милый труг — Расея!
Σίσυφοσ (Сисифъ)
Трагикомедiя историческаго слога въ сѣми картинахъ съ прологомъ и эпилогомъ
ДействующiѢ лица
СИСИФЪ, царь Коринѳа
МИНОСЪ, судья
ДАНАКТЪ, обвинитель
ЕВДОКСІЙ, защитникъ
ЭВРИНОМЪ, древнегреческій демонъ Тартара
ПЛУТОНЪ, римскій богъ подземнаго царства
ЛЮЦИФЕРЪ, повелитель Преисподней
ИФРИТЪ, джиннъ женскаго рода
HERR OBERST, полковникъ Гестапо
КРЭКЕРЪ, IT-спеціалистъ, взламывающій системы защиты ЭКСКУРСОВОДША, дѣвушка-совѣсть
Толпа зѣвакъ, танцовщицы, ангелы, демоны…
Пролог
Сисиф стоит на авансцене. Он закован в цепи. Это кудрявый немолодой человек, но ещё полный сил и энергии. Он высокий, мускулистый с небольшой бородкой и усами. Одет царь Коринфа далеко не в царственный наряд, в обыкновенный, но новый хитон.
На заднем плане возвышается гора, у подножия которой лежит большой камень.
С обеих сторон сцены стоит толпа зевак в греческих одеждах. Их голоса звучат со всех сторон, вразнобой, перерывая друг друга.
ГОЛОСА
«Присяжные вынесли свой вердикт: виновен по всем…
«Свободу Сисифу — правителю Коринфа…
«…предъявленным обвинениям…
«Граждане, кого мы судим?.. Это же наш царь и господин…
«…и не заслуживает снисхождения…
«Такой мужчина не должен умереть…
«Обвинение требует высшей меры наказания…
«Вы судите истинного представителя высшей расы, отличного семьянина с нордическим характером…
«Казнить лгуна и хитреца, он обманул ни одного бога, он наплевал в душу обществу, вопреки коллективному мнению…
«Граждане судьи, я — как адвокат — прошу снисхождения и уважения к его былым заслугам и высокому положению…
«Он избавил людей от смерти, заключив Танатоса в острог…
«Такие преступления нельзя прощать…
«Каз-нить! Каз-нить!! Каз-нить!!!
«По-ми-ло-вать! По-ми-ло-вать!! По-ми-ло-вать!!!»
«Шай-бу! Шай-бу! Оле-оле-оле-оле, Сисифос вперёд!»
МИНОС
Я попрошу соблюдать тишину в этом зале.
А полномочного от обвиненья прошу
высказать мненье своё, что достойно почтенья…
Изрекайте истину, Донакт…
ДОНАКТ
Зевс-громовержец — правитель заоблачных долий,
О, величайший и праведный судия, Минос,
Граждане вольнолюбивого града Коринфа…
Вы с высоты своей совести и разуменья
гляньте на это ничтожно, нелепо создание,
кое недавно правителем было надменным.
Мы столько лет и не видели этого, точно
были слепы и глухи… Как умело он крылся
за красотою посулов, раскрашенных слов —
что не узнали мы дел, ибо детель Сисифа —
низость, вульгарность, мизерность… И дале речей
так ничего не дошло. Сладкогласный оратор,
сей человечишка низменный долгое время
за нос водил нас, воздушные крепости строя.
И легковесны прожекты его — утопичны,
И превосходны его словеса — страховидны!
Лишь одурманили наше сознанье оне,
лишь усыпили опасливость и осторожность…
Сисиф сулил нам таки перспективы в грядущем,
что усыпил нашу бдительность и нетерпимость
к ворогам, что подступают со всех местностей.
Вот, в иллюстрации фактов, показанных мною
несколько выдержек из его жарких речей:
«…прежде чем окончательно обрадоваться, надо решительно огорчиться!
«…житие наше становится наилучшее, бытие — наивеселее!
«…каждый представитель нынешнего поколения будет жить в персональном Раю!
«…мы создадим социум всеобщего благоденствия и равновеликости!»
И потому я взываю ко гласу рассудка
с праведной просьбой к Сисифу-лжецу применить
высшую меру законности — смертную казнь!
Звучат как смех и крики одобрения: «Браво!», так свист и крики: «Долой!»
МИНОС
Что изречёт представитель защиты в ответ нам?
Вещайте нам, Евдоксий…
ЕВДОКСИЙ
Зевс — небожитель, властитель и совесть Олимпа,
Боги, богини, взирающи на мир подлунный,
Минос — безгрешный и самый законный из судий,
Граждане правдолюбивого града Коринфа…
Вы с высоты сверхразумности и пониманья
гляньте на это велико творение божье,
кое ещё так недавно правителем было примерным.
Мы столь годов, раскрывавши уста или очи,
со пиететом взирали на лик его царский.
Слушая речи его — пожинали плоды
дел величайших его и несметных.
Гляньте, кто есть обвинитель? Пустой человечек!
Силился вывернуть всё наизнанку бесстыдник,
дабы назвать вороное и злое — кипенным,
а неприглядное — самым желанным и славным.
Планы Сисиф претворил, каб ему не мешали:
— заокеанских врагов бесконечные козни;
— леность и нерасторопность чинуш-бюрократов;
— ваше неверие в будущий Рай и пассивность.
И потому я взываю ко всем: образумьтесь!
И оправдайте Сисифа — посланца небес!
Звучат как смех и крики одобрения: «Браво!», так свист и крики: «Долой!»
МИНОС
Выслушав мненья судебных сторон, оглашаю
постановление своё:
(нараспев, будто читая псалом)
Царь Коринфа Сисиф
признан виновным.
(гул одобрения и возмущения)
Ныне и присно он будет
призван катать камень в гору в Аиде бессрочно!
Звучат как смех и крики одобрения: «Браво!», так свист и крики: «Долой!»
Что ж осуждённому слово даётся последнее…
СИСИФ
(воздев руки к небесам)
Рядится мысль моя в различные одежды:
словесных образов,
мелодий сладострастных,
цветосплетений,
роковых видений,
фантазий глупых
да кошмарных снов…
Тем самым,
воплощаясь в звук
иль цвет,
чернилами ложась
на лист папируса,
иль красками на грубый холст,
она,
как бестелесная душа,
вселяется в бездушную телесность.
Все эти воплощения, порой,
посмертной маской гения ль,
злодея ль
мне видятся,
поскольку мысли боле нет;
есть только тень,
есть грубый слепок,
след…
Которым и предписана:
сей жизни полновесность:
любовь и ненависть;
забвенье и известность;
тьма смертьнесущая;
животворящий свет.
Так у большой и полноводнейшей реки,
ей давшей жизнь,
источник безымянный —
почти всегда невидим, окаянный,
почти всегда неведом никому,
а потому,
он,
как и всё, дающее начало,
исходит в завершение на нет…
Так человек,
живущий так убого,
не сможет никогда уже дойти
до собственных неведомых истоков,
истоков цвета, музыки, стихов —
се есмь судьба…
И се, увы, непостижимо,
как опасенье вызвать божий гнев,
живущего без веры в Бога;
как избавление
от тягостных оков,
И не понять,
ни в обозримом, бестолковом завтра,
ни в завершённом,
совершеннейшем
вчера…
нам —
смертным,
мелочным,
конечным —
холодной вечности
и бесконечности миров!
Звучат аплодисменты, крики «браво!» и «долой!», Сисиф, поплевав на руки, смело берётся за камень и резво начинает катить его в гору.
Картина первая
Высокая гора в Тартаре. Деревьев вокруг нет, мрачный пейзаж, освещение тусклое, периодически гремит гром, сверкают молнии, льёт дождь.
Сисиф неторопливо, будто на спортивной разминке катит средних размеров камень вверх в гору. Подъем в гору весьма пологий и нетрудный для восхождения.
Немногочисленные деревья на обочине покрыты обильной зелёной листвой.
СИСИФ
(приостанавливает своё движение, оглядывается)
Я — полоумный чудак… Мне доколе испытывать муки
в этом запущенном, диком и Зевсом забытым Тартаре?
Может мне бросить нелепое это занятье, уловкой
хитрою в цепи Танатоса вновь заковать и вернуться
в Царство Живых, чтоб Коринфом Великим пожизненно править…
(мечтательно)
Вновь овладеть Антиклеей, принявши обличье Лаэрта,
ночь наслажденья познав…
(вздыхает)
…можно опять и в Тартар воротиться…
Если б не страж неподкупный, что жалким Аидом
из облаков надзирать за мученьем моим был приставлен.
Он и сейчас, знать, всевидящим оком бесстрастно взирает.
И потому не могу ни на миг от труда оторваться…
На сцену выходит Эврином.
ЭВРИНОМ
Сисиф! Ужели опять молнией пятки прожарить,
или студёным и колющим ливнем твой горб отхлестать?
Живо за камень берись и работай, как прежде, безмолвно,
кротко, смиренно, раздумья пусты из сознанья изгнав…
СИСИФ
(вызывающе)
А у меня перекур…
ЭВРИНОМ
(удивлённо)
Что за чудное диво такое?
СИСИФ
(нравоучительно)
Как-то оракул дельфийский, в себя глубоко погрузившись,
мне о грядущем поведал, открыв, что тупые потомки,
будут вдыхать ненасытнейшим ртищем дымы ядовиты
и восходящи к Олимпу от скрученных листьев табачных…
Так же, как боги, вдыхая дымы от тельцов, приносимых
в жертву людьми в благодарность за божию милость и благо.
А извращённые правнуки примут смолить листья травки,
той, что дурманит сознанье и в мир трансцендентный уводит.
И отвлечённое это куренье они нарекут
словом, немного коробящим слух и рассудок, сиречь перекуром…
ЭВРИНОМ
(с интересом)
Нет ли, Сисиф, у тебя этой чудненькой травки-отравки?
Мне опостылела должность моя…
Надзирать за тобой,
Скучное, право, занятие…
СИСИФ
(с усмешкой)
На кой тебе травка, о, страж мой? Она вне закона!
Плюнь на работу, давай поболтаем немного о жизни,
выпьем нектара с амброзией и насладимся забвеньем.
Или давай из Тартара бежим на свободу к гетерам,
оргиям там предадимся и пьянству безумному вместе…
Не надоело глядеть, как я камень на гору катаю,
и отдыхаю, пока он во бездну стремительно мчится?
ЭВРИНОМ
(грозно)
Хватит болтать! Я слыхал — одурачил ты даже Асопа.
Водопровод за услугу твою он построил в Коринфе.
Зевса не раз обманул ты, а что говорить обо мне —
скромном охраннике…
Хватит, закрой красноречья источник
и приступай за работу, не то накажу тебя люто.
СИСИФ
(берётся за камень)
Эврином, прости, замолкаю…
(катит камень)
Но мниться, что камень огромный,
стал тяжелее чуть-чуть…
(пускается в размышления)
Нет, бессмысленней муки измыслить
мог извращённый лишь разум Ареса, что отдал Танатос
волю, которой лишил его я…
Ах, как было чудесно!
Люди, не ведая страха, вдруг стали бессмертными, будто
боги велики они, а не просто земли обитатели…
Как понимаю Ареса, он жизни не мыслит без сына
Никты печальной с погашенным факелом в бледной руке…
Кто тогда будет на пурпурном поле сражения смерть
сеять, как зерна, что в тёплую землю бросает оратай
вешней пригожей порой, после долгого зимнего сна?!
(достигнув вершины)
Ах, красота…
В миллионный уж раз я взираю отсюда,
бездну Тартара исследуя взором пытливым своим.
Вон там…
Харон в погребальных одеждах…
с усопших
плату взимает нехитрую за перевоз через Стикс…
Помню, попробовал грошей не дать, чтоб остаться на бреге
подле болотистой кромки чернеющей мёртвой воды…
Даром Харон перевёз меня, только веслом оглоушил,
злобно оскалив большой перекошенный рот…
Вон там Судилище, праведный Минос, вершит своё дело,
грешников гонит налево в бездонный, смердящий Тартар.
А всех безгрешных одесную ставит, и к Лете их правит,
дабы напившись её чародейной воды, позабыли
радости жизни, мирские печали, всех близких и дальних
тварей разумных и тварей бездушных…
Их бледные тени
судия Минос ссылает в Элизиум — землю блаженных,
край, где бессрочная всеми и всем управляет Весна…
ЭВРИНОМ
(с угрозой)
Эй, ты, Сисиф, что опять размечтался? Работай!
Сисиф отпускает камень, он с шумом катится вниз.
СИСИФ
(медленно спускаясь с горы)
Можно спускаться с вершины неспешно и думать о чем-то,
смысла лишённом и отвлечённом, совсем не страшась,
что… что у Эвринома задумчивость вызовет гнев и хулу…
Так же, как слабое сердце, затихнув меж двух сокращений,
передыхает от тяжкой, бессменной работы своей,
я отвлекаюсь на миг от своей многотрудной печали
и предаюсь я теченью фантазии глупой, как птица
вольному в небе полёту…
ЭВРИНОМ
(срываясь на крик)
Бегом, недоумок! Покуда
бич мой тебя не ударил по потной спине…
СИСИФ
(бежит вниз, и грозит невидимому стражу)
Зевсов кат!
Спустившись вниз с горы, Сисиф берётся за камень и начинает снова катить его в гору. Где-то на середине горы Сисиф останавливается и начинает размышлять.
Я почему-то понять не могу до сих пор, как же так?
Я вроде умер, а чувствую голод, усталость и боль?
Тело моё, как и прежде нуждается в пище, в одежде?!
И по нужде я, как в прошлом, хожу каждый час или два…
Или душа, как и тело, всё тако ж гадлива и алчна?
Или мне лгут, что я умер? Я жив! И, как зверю, мне хочется жрать!
Сисиф закрепляет камень, вынимает из котомки хлеб и флягу с вином.
Всё-таки мне повезло, и работа на воздухе свежем,
есть, что поесть, хлеба вдоволь и вдосталь хмельного вина.
Вид тут с вершины отменный, и можно вздремнуть, когда Никта
на колеснице меж звёзд разъезжает в чернёных одеждах.
Всё же катать этот камень Зевесов премного приятней,
нежели, как данаиды, бездонную бочку безгласно
денно и нощно холодной водой наполнять до краёв;
иль как Тантал быть прикованным к камню без влаги и пищи;
иль Иксионом бессрочно вертеться на огненном, жуть, колесе…
Сисиф берётся за камень и продолжает своё движение к вершине, напевая им же придуманную песню…
Катись мой камень весело, легко.
Преград не ведая, как я изнеможения.
Ах, время-времечко ещё не истекло,
и я дождусь когда-нибудь прощенья…
Картина вторая
Сисиф почти не изменился, хотя если пристально приглядеться, то можно увидеть, что его виски тронуты сединой, борода стала длинней, в ней появились пряди седых волос. Восхитительные прежде кудри выпрямились, теперь волосы стали длинными, грязными и неухоженными.
Сисиф одет в грязную и изрядно порванную римскую тогу. Он по-прежнему медленно катит, но уже более огромный и более грязный камень вверх в гору.
Подъём становится более крутым и тяжёлым. Изрядно похолодало, деревья пожелтели и местами осыпались. Периодически льёт мелкий, затяжной дождь.
СИСИФ
Вдосталь снега мне слал Аристей и бил градом;
тряс и мучил меня неустанно Гефест хромоногий;
Зевс c Олимпа метал раскалённые ярые стрелы;
лил Асоп неустанный дождины на спину мою…
Затаился Тартара народ и, во страхе беды ожидая,
мыслил втуне, Танатос лишит меня скор живота,
легкобыстрым ударом кривого кинжала.
И закончатся годы мученья больного Сисифа.
И начнётся эпоха героев-страдальцев иных…
Но сменяли друг друга на небе Селена и Гелиос яркий.
Но сменяли друг друга созвездья в священном зените.
Только я не менялся и страж мой свирепый.
Только выше и круче гора становилась.
Только камень сильнее травой обрастал, да и грязью,
всё становясь тяжелей и весомей с падением каждым…
(пауза)
Может боги забыли меня в каждодневных пирах и раздорах?
Сисиф склонятся к земле, берет небольшой камень и подпирает им большой камень.
Надоело, пусть Эврином меня покарает,
только нет уже сил этот камень мне в гору толкать…
Сисиф устраивается на травку рядом с камнем, вытягивает ноги и кладёт руки под голову, устремляя свой опасливый взгляд в божественный зенит. Но ничего не происходит. Более того, облака разбегаются, появляется яркое солнце, и начинают петь птицы.
Наверно я с ума сошёл, в Тартаре,
поют птенцы богини Фауны душевной.
Мир изменился, или боги,
сменивши гнев на милость, ниспослали
с небес мне всепрощение своё?
Сисиф встаёт, отряхивается.
А может мне спустится к Стиксу?
Небось, Харон, припомнив, что когда-то
меня провёз в Аид совсем задаром,
одумается и свезёт обратно?
А что? Вернусь в Коринф, за многи годы
там изменилось многое, но может мои внуки
меня приютят за минувшие заслуги
и хлебом не обделят, вино со мною разделив и кров…
Сисиф медленно начинает спускаться вниз, потом начинает ускорять шаг, потом переходит с шага на бег. Неожиданно он слышит какой-то шум и грохот. Он оборачивается и видит катящийся камень. Сисиф едва успевает отскочить.
Раздаётся новый, незнакомый зловещий голос, немного с хрипотцой. Появляется Плутон.
ПЛУТОН
Куда намерился бежать, злодей ничтожный?
Забыл кто ты? И для чего ты здесь?
СИСИФ
Кто ты?
Ужель Зевс-Олимпиец собственной персоной?
ПЛУТОН
Нет, больше Зевса! Был и вышел…
СИСИФ
(с испугом)
И кто ж теперь владычествует на Олимпе?
ПЛУТОН
Олимпа нет! Есть Капитолий…
СИСИФ
А где же боги, те, что были ране?
ПЛУТОН
Их боле нет?
СИСИФ
(с усмешкой)
А я-то думал, что бессмертны боги,
ан вон как вышло… Значит, я теперь свободен?
И более не нужно мне катать на гору этот мерзкий камень?
И как зовут тебя, спаситель мой незримый?
ПЛУТОН
(с неохотой)
Зовут меня Плутон, я — Царства Мёртвых повелитель!
Ты ж раньше времени не обольщайся…
Да Зевса нет! Но есть Юпитер самовластный!!!
Он не потерпит на земле таких, как ты!
К тебе приставят стража, скажем, Мана.
И ты, как прежде, нет, быстрее!..
Катать свой камень в гору будешь, не надеясь,
что Йови всё тебе простит…
СИСИФ
Быть может Йови даст попить воды из Леты,
В Элизиум сошлёт…
Клянусь, оттуда не сбегу.
Хочу покоя! На безмолвном берегу,
сидеть я буду да молчать, строчить сонеты,
играть на арфе… Только б не катать
всё время в гору этот ненавистный камень!
ПЛУТОН
Не уповай на жалость! И твоя вина…
СИСИФ
(перебивая Плутона)
А я чем провинился, я ж не бог?!
ПЛУТОН
Твоя вина уж в том, что ты — Сисиф…
СИСИФ
(с жалостью в голосе)
И что же мне не вымолить прощенья?
ПЛУТОН
(безапелляционно)
Такое не прощается, не любят боги,
когда их кто-нибудь желает обмануть…
Ты лгал богам вчерашним. Это значит,
что можешь и солгать ты нынешним богам…
СИСИФ
Что делать мне?
ПЛУТОН
Катить свой камень в гору
и ждать, когда придут иные времена…
СИСИФ
(с надеждой)
А боги?
ПЛУТОН
(категорично)
Боги изменили имена!
СИСИФ
(обличительно)
Они ни имена свои переменили.
Они предали свой народ, сменив загаженный Олимп,
на необжитый истый Капитолий.
И ты, Плутон, ты их не лучше…
ПЛУТОН
(по-дружески советуя)
Лучше помолчи!
Один ты раз уж поплатился за острый ум.
Поди, не терпится ответить за острый свой язык?
Как если боги, вдруг, крамольные твои слова расслышат,
определят инакое тебе мученье:
в пример, бревно по площади таскать;
или сидеть на троне под мечом острейшем;
иль без конца с трибуны речь произносить…
А боги? Потому они и боги,
что вас людей разумнее стократ!
Уж лучше, брат, утратить своё имя,
чем власть и волю, или, даже, жизнь…
СИСИФ
(язвительно)
Что боги, как и люди, смертны?
И умереть боятся так же, как и мы?
ПЛУТОН
(безразлично)
Возможно! Даже боги умирают:
когда в них более не верят люди;
не кормят их обильным воздаяньем;
молитвами не тешат богов слух;
не поминают всуе и повсюду
в их честь святилища не воздвигают…
Но, поменявши дом и имена,
они продлили…
СИСИФ
(поправляя)
…отложили гибель!
ПЛУТОН
(разочарованно)
Ужель, за восемь тысяч лет,
ты ни йоту, брат, не поумнел?
Пусть будет так!
Ты, как и жил в дерьме,
так и в дерьме подохнешь,
вот здесь под горкою, своим же камнем придавленный…
Я был Аидом — стал Плутоном,
а ты как был, так и останешься глупцом Сисифом!
Не зли меня и тех, кто выше нас сидит.
Иди, неси свой тяжкий крест…
СИСИФ
(нерешительно)
Наверно, камень, ты хотел сказать, кати…
ПЛУТОН
(поправляясь)
Оговорился, точно, камень…
(гневно)
И боле не обманывай своих богов!
Становится темно, небо затягивается тучами, гремит гром, сверкает молния, начинает лить дождь. Сисиф берётся за камень и начинает катить его в гору, бубня под нос.
Quod licet Jovi, non licet bovi…
Quod licet Jovi, non licet bovi…
Quod licet Pluto, non licet Sisyphus…
Картина третья
Сисиф изрядно постарел, поседел Сисиф, появились большие залысины со стороны лба. Он одетый в богатый хитон, который больше можно назвать лохмотьями, на голове терновый венок.
Сисиф по-прежнему, катит ещё более большой камень в гору. Подъем продолжает становиться всё круче и опаснее. Похолодало, деревья полностью облетели. Периодически пролетают снежинки. Пасмурно и сумрачно.
Опустив вниз камень на вершине горы, Сисиф встаёт на колени и, воздев руки к небесам, начинает свою нагорную молитву.
СИСИФ
(с упованием)
Всеславные Боги!
Миновало ещё три сотни лет… Но ни на шаг я не приблизился ко избавлению от мук. Да не обойдите меня участием и милостью Своей, и по множеству щедрот Ваших простите завтрашнюю ложь и беззаконие вчерашнее моё. Давно очистился я свою повинную душу от грехов пакостных; яко беззаконие моё я знаю, но не ведаю доколе мне ещё маяться и скорби своей предаваться.
Великодушные Боги!
Я разумею, что скорбь очищает душу ото лжи и скверны, но окропивши тело своё потом, кровью и слезами, я давно очистился, будто иссопом омыл свои усталые члены, и чище снега первозданного стали мои помыслы и вожделения мои. Слуху моему дайте отраду и веселие; да возрадуются кости мои уставшие.
Беспорочные Боги!
Да отвратите лики свои суровые от грехов моих и вся беззакония опустите. Сердце чистое колотится в моей изнеможённой груди; воздайте мне радость спасения и духом упования наделите меня.
Всемогущие Боги!
Да избавьте меня от мучений моих и, уста свои отверзши, возвестите прощение своё и благодеяние!
Раздаётся новый, незнакомый зловещий голос. К Сисифу выходит Люцифер.
ЛЮЦИФЕР
Что блеешь ты, яко агнец жертвенный перед закланием? Ужель пустыми речами мнишь умилостивить Великого Бога. Никогда не услышит он твоих легковесных воззваний, доколе не очистишь повинный разум свой от своекорыстных ожиданий.
Ещё не пришло время твоего избавления от злополучий твоих…
СИСИФ
(с удивлением)
Ужели наново переменили боги громозвучные гласы и громогласные прозвания свои, а с Капитолия скудного перебрались на гору крутоярее и выше?
(с усмешкой)
И яко величают тебя мой новоиспечённый неподкупный страж?
ЛЮЦИФЕР
Я — Люцифер, «несущий свет» всем грешникам, а, стало быть, тебе!
И тщетно ты взываешь ко языческим богам, пытаясь вымолить у них несуществующих какое-то несущественное снисхождение.
Их время кончилось, они давно уже не боги, они низложены до ранга смертных. И, мыслится, оне давным-давно во Аде, яко палящею лавой окружён и злобой лютою людскою!
Там в муках адовых оне вотще испытывают муки, яко и ты, тщась искупить неизвиняемые стародавние грехи…
А новый Бог — един, он всемогущ и всеобъемлем, он есмь Любовь, он, победивший Тьму, являет миру Свет, он устанавливает иначеский миропорядок, в основе коего покоится прощенье и любовь ко ближнему безвинному и дальнему повинному…
СИСИФ
А ты — «несущий свет» — его соратник верный, одесную стоящий от светлейшего престола и ловящий со трепетным и страстным содроганием всяк слабый звук, срывающийся с чистых уст новейшего Творца?
ЛЮЦИФЕР
Нет, я — его противник лютый! Аз есмь хулитель беспрестанный и оппонент всех начинаний, слов и дел…
СИСИФ
Так что ж ты лгал, что ты несёшь прощение и свет?
Так что ж ты лгал, что Бог единствен и всесилен?
Коль бысть в наличии ты — антипод его?
ЛЮЦИФЕР
(испуганно)
Но я — не Бог!
СИСИФ
(с издёвкой)
Сомнительно твоё пустое изреченье. Хоть не зовёшься богом ты, но, в сущности, ты — бог. Ты обладаешь очевидной силой. Ты ограничено, но властен над людьми. Есть у тебя и место, где безраздельно правишь ты…
Есть подчинённых исчислимый сонм…
К тому же чаешь одолеть небесного владыку, и тщишься место его славное занять, что на святом престоле…
ЛЮЦИФЕР
(с угрозой)
Нет, замолчи! Охальный словоблудник!
(громко и возвышенно)
Бог есмь един, все остальные — бесплотные пособники иль супротивники его…
Нет! Двух богов бысть не должно на небе!
(шёпотом)
А стану ль богом я, вопрос покамест не стоит…
(снова громко)
Прочь, златоустный мой крамольник!
Довольно слов, ты искусителя не искусишь!
СИСИФ
Да я не чаю искушать тебя, я просто добиваюсь от тебя прощенья.
ЛЮЦИФЕР
О чём ты, грешник, говоришь? Очнись, приди в себя…
Я?! Я — обычный лиходей — не волен отпускать тебе грехи.
К тому ж ты не крещён, язычник суеверный, не смеешь ты о всепрощенье лепетать.
СИСИФ
Так окрести меня, так приведи перед Господни очи, я ниц паду, чтоб вымолить его любовь.
ЛЮЦИФЕР
Пусты слова твои, пусты и помыслы, и ожиданья. Он — Бог, Он не сойдёт ко мелочным твоим грехам…
СИСИФ
Так кто ж тогда мои грехи рассмотрит, и скорбь мою уменьшит, изведёт мою печаль, в Элизиум переместит…
ЛЮЦИФЕР
Элизиума нет, есть лишь Эдем…
СИСИФ
В названии ли дело? Что деять мне, ответствуй, Люцифер?
ЛЮЦИФЕР
Катить, как прежде, в гору камень, и ждать когда божественный Судья опустится с небес и мучеников Ада с собою уведёт в небесный вечный Рай…
СИСИФ
А долго ждать?
ЛЮЦИФЕР
Один уж раз такое было, яко Божественный сынок спускался в Ад и праведников за собой увёл.
СИСИФ
А я? Я почему остался, что не заметил он меня?
ЛЮЦИФЕР
Ты на горе в то время подвизался, катя свой камень…
СИСИФ
Так что ж, не будет мне прощенья… ни-ко-гда?
ЛЮЦИФЕР
Совет один, Сисиф, кати свой тяжкий камень, кати, молись и Второго Прихода поджидай.
СИСИФ
А если снова Он забудет о Сисифе? Кто Он, кто я? Нелепая судьба моя…
ЛЮЦИФЕР
Сисиф, а яко мы с тобой уговоримся?
(лукаво)
Я помогу тебе прощенье получить у Вышнего Владыки, замолвлю слово, рекомендацию благопристойную тебе предоставлю, словно ты не лжец и еретик заклятый, а праведник, несправедливо обвинённый в надуманном грехе.
Но токмо ты особливо не обольщайся, что Он помилует и сразу в Рай определит. Первоначально, уповай, яко переведут тебя в Чистилище.
Ну, отсидишь там пару сотен лет, глядишь, тебя за непритворное раскаянье и веру, да за смиренный образ мысли или бытия переведут во Первый Круг Эдема…
СИСИФ
Что станется со мной — я разумею, а что взамен ты чаешь от меня? Душой моей ты завладеть не можешь, не то ни стал бы Рая мне сулить. Тогда замыслил ты инакое злодейство, вот токмо не могу постичь какое, говори?
ЛЮЦИФЕР
Я слыхивал, ты плутоватый малый, и даже Смерть когда-то обманул…
СИСИФ
Ну, продолжай, кого ты облапошить снарядился? Ужель Небесного Владыку?
ЛЮЦИФЕР
Ты мудр не по годам…
СИСИФ
Но ведаешь ли ты, а сколько мне годов?
ЛЮЦИФЕР
Я проштудировал твоё досье, но я тебя постарше буду, я сотворён был раньше, чем Адам.
СИСИФ
Кто это, я не слышал о таком божке?
ЛЮЦИФЕР
Да он не бог, он — первочеловечек, что появился на Земле. Так вот, я, прочитав о похождениях твоих, к тебе тотчас же устремился. Да токмо чую, яко мне помочь не сможешь ты, поскольку разучился, не моргая, лгать…
СИСИФ
Смогу ли я кого-то провести, то не твоя забота, вокруг да около, лукавый, не ходи?
ЛЮЦИФЕР
(доверительно)
Мне нужно, яко ты приблизился к Престолу, в доверье втёрся к Сыну, а потом… Тебе неважно под каким предлогом, но нужно заманить Его во Ад. К примеру, праведников здесь, мол, обижают, внегда как в Райских кущах место давно пожаловано им по их делам. Иль, в частности, ты можешь побожиться, что грешников здесь мучают неубедительно жестоко, а неким и поблажки представляют за их заслуги дольние пред Сатаной.
СИСИФ
И что с ним будет далее?
ЛЮЦИФЕР
Тебе какая разница? Твоя забота его во Ад зазвать, а я уж сам с ним разберусь.
СИСИФ
И всё же поделись своей идеей, иначе я согласия не дам.
ЛЮЦИФЕР
(откровенно)
Я заточу его в пещеру сообща с Иудой, что предал некогда Его и исключительно из-за большой любви. А Тот его любви не оценил, и заключил в студёной ледяной пещере, что подле озера Коцит. Вот там-то я их и вместе заключу под стражу. А сам, принявши светлый облик Сына, явлюсь на Землю, чтобы править человеками, как писано в Писанье, десяток не один веков…
СИСИФ
А что ж ты раньше так не поступил, когда Он в Ад сходил не так давно?
ЛЮЦИФЕР
Его визит был явно мне неведом, я подготовиться, как должно не успел?
СИСИФ
Ты явно не по адресу оборотился. Да я — негодник, я — злодей Сисиф. Я людям лгал, я грабил на больших дорогах, лишал их жизни, но не ПРЕДОВАЛ!
Нам не о чём с тобою толковать, Лукавый?
Иди-ка… прочь.
ЛЮЦИФЕР
По-глупому отверг моё ты предложенье. Иди, кати свой камень, и забудь, о чём тебе я говорил сейчас.
А тако же оставь надежду всяк мне отказавший! Не мысли больше о прощенье небесном, покамест я — Правитель этих адских мест!
СИСИФ
Да мне плевать…
Сисиф спускается с горы, берётся за камень и начинает катить его в гору, бубня под нос, то ли молитву, то ли мольбу…
…и после скорби дней моих неисчислимых, померкнет солнце, и луна не даст живущим света, даже звезды, как будто яблоки созревшие, падут с небес на твердь земную, и поколеблются небесные могущественные силы;
…и явится ко мне на эту гору Божий Сын, грядущий в облаках белёсых силою и славою Своей;
…и снизойдёт до мук моих безмерных, и Ангелы Его освободят меня от ненавистного постыдного занятия, и под руки изнеможённого меня подымут, обоймут и вознесут к Небесному Престолу, и я займу достойнейшее место одесную…
ЛЮЦИФЕР
(вполголоса)
Мечтай, мечтай…
СИСИФ
Что ты толкуешь там?
ЛЮЦИФЕР
(громогласно)
Кати свой камень в гору и надейся, внегда приидет Человечий Сын, окончатся твои безмерные мученья…
Гремит гром больше похожий на раскатистый смех Люцифера. Меркнет свет.
Картина четвёртая
Старый, но ещё крепкий Сисиф одет в поношенную белую диндашу. На голове у Сисифа рваная красная куфия.
Сисиф в молчании катит свой огромный камень в гору. Холодно, дует пронизывающий ветер, периодически валит крупными хлопьями снег.
СИСИФ
(бубня под нос)
Жизнь несуразна, смутна и трудна,
живём и маемся, покамест дна
мы не достигнем смрадной чёрной бездны,
в которой темь и хлад, и тишина.
И выбраться обратно невозможно —
отвесна у крутой скалы стена.
И глубже опускаться боязливо —
из бездны твердь небесна не видна…
Неожиданно раздаётся вызывающий низкий голос Ифрита — джинна женского рода, особо жестокого и беспощадного. Появляется восточная красавица.
ИФРИТ
Я — есть Ифрит! Послушай, в бездне той ни хлада нет, ни тишины,
огонь там жгучий полыхает, да стенания слышны…
Хлад был бы страстотерпцам что отдохновенье
и уменьшение страданий, и умаление вины!
СИСИФ
Я слеп и глух уже давным-давно…
Никчёмно всё, всё тщетно, всё равно!
Навзрыд смеются или наспех плачут
в той мрачной бездне — глупо и смешно!
Ни малый звук, ни громкий смех, ни вопли
не вырвутся из хляби скверной… Не дано
им сил прорваться сквозь пространство
Зла… Возражать мне, право, неумно!
ИФРИТ
Сисиф, взведи зеницы на меня и выслушай спокойно,
познал ты пыток всласть, изведал боли досыта, довольно.
Пора тебе из мрачной этой бездны выбираться в райский Джанна,
где ты познал бы гурий чернооких, что привечают хлебосольно.
СИСИФ
(останавливается)
Что должен я взамен? Кого предать?
Кого презреть? Кому зад подлизать?
Какому Богу цело покориться?
Какому Сатане рога пообломать?
А может, всё-таки, оставите в покое,
сподручнее, однако, мне катать
свой старый грязный камень в гору,
И ничего не чаять, не желать…
ИФРИТ
Чтоб в Рай попасть и обретаться там блаженно, беспредельно —
от прежней веры от неправедной ты отрекись смиренно.
Не бойся, в этом мире только скудоумец от слов своих не отступал.
И ты, сознайся чистосердно, ты тоже лгал не раз наверно…
СИСИФ
Мне, знаешь, бес иль ангел, надоело
менять, меняться то и дело.
Я стар и слаб, мне если даровать —
то только смерть, без передела,
без возвращения… Почти что сто веков
я отвыкал от жизни, оскудело
моё желанье жить, сошло на нет,
Нет ничего, чего душа б хотела…
ИФРИТ
(торжественно и громко)
Вот Бог! — непререкаемо его господство и главенство,
прими Его всем сердцем, и дарует Он тебе блаженство!
(вполголоса)
А к Иблису Высокородному, коль лик оборотишь влюблённый —
то обретёшь не только благость, но и власть! И совершенство!!!
СИСИФ
(с недовольством)
Не искушай меня нечистый бес,
как только лгать тебе не надоест.
Мне не нужно блаженство и отрада,
не надо мне прощенья, я и без
него уже с планидой примирился,
и боле не хочу ничьих чудес…
Оставь меня, мне камень мой ценнее
прощенья Божьего и райских мест.
ИФРИТ
(приторно)
А если Иблис возвратит тебя в Коринф — град твой родной,
И наделит тебя и здравьем, и казной, и плотью молодой?
Да что Коринф?! Он мир к ногам твоим поставит на колени,
лишь в знак согласия со мной кивни главой своей седой…
СИСИФ
(безразлично и опустошённо)
Устал я жить, не медли и скорей,
нить оборви, что столь ночей и дней
меня к никчёмной жизни в этом Аде
приковывало кандалов сильней.
Убей не тело — душу, ибо вечность
давно пожрала даже тех червей,
что плоть мою вкушали на потребу
голодной ненасытности своей.
ИФРИТ
(поучительно)
Ты слеп и глух? Да нет, ты глуп, как нищий, как плебей пустой.
Плоть — есть материя, душа — ничто! Осмысли факт простой,
коль сложну истину ты разгадать и осознать не в силах:
губить и мучить, истреблять и пожирать нельзя НИЧТО!
СИСИФ
Забыть хочу то, что ничто бессмертно.
Хочу я улетучиться бесследно.
За долгий век я ясно осознал,
что чаянье и упованье тщетно,
Ждать боле нечего, так сгинь душа
безропотно, легко и незаметно!
Я пустоту представил и испил
забвенья яд мгновенный и заветный…
ИФРИТ
Представь, всё кончилось: ни камня нету, ни горы, ни боли,
но есть душа, она в раю, чего ещё ты хочешь боле?
Душа согласья алчет, равновесия и тишины.
А ты её на муки обрекаешь, но зачем? Доколе?
СИСИФ
(перебивая)
Душа смердит, зачем тебе она?
Коль не прощаема моя вина,
зачем твой Иблис мне сулит прощенье,
вселенье в Рай? Болезнь моя точна:
не верю я ни в дьявола, ни в Бога…
Оставь меня, которого рожна
ты самого прожжённого подонка
вотще стараешься подъять со дна?
ИФРИТ
(торжественно и громко)
Представь на миг, тебя в Раю прекраснейшие девы встретят,
охватят женскою ласкою, полюбят нежно и приветят…
(вполголоса)
Но если ты отдашь себя во власть инакого Владыки —
тебе не только ласки — послушанье, почитанье светят!
СИСИФ
Зачем мне девы? Я уж столько лет
не знал любви, и вожделения нет…
Не нравится мне Парадиз ваш странный:
мужчинам — все, а женщинам? В ответ
что можешь ты, лукавый, мне поведать?
Какой-нибудь несообразный бред!
Хочу я пустоты, а ты-то можешь
её мне обеспечить или нет?
ИФРИТ
Ты обретёшь и пустоту, и волю, лишь от Бога откажись.
Блаженство полной пустоты — ты грезил лишь о ней, кажись.
Обороти глаза и помыслы ко Властелину Ада,
поскольку и душа проходит так же, как любовь и жизнь!
СИСИФ
(берясь за камень)
Что ж буду доживать, не привыкать:
надежду тешить, тщетно ожидать,
что кто-то сверху, снизойдёт к страданьям,
с желаньем не карать, а извинять.
Прости меня, пора, как прежде, в гору
тяжёлый камень уготовлено катать…
Помалкивай, пустые разговоры
меня чего-то стали утомлять!
Сисиф обречено и покорно катит свой камень в гору, валит крупный снег, медленно меркнет свет.
Картина пятая
Старый, немощный Сисиф одет в полосатую робу узника фашистского концентрационного лагеря.
Сисиф изрядно похудел, на лице следы побоев, однако, по-прежнему, он обречённо катит свой огромный камень в гору. Подъем уже более не повышается. На небольших полянках, на окраинах подъёма в гору появились весенние проталинки. На ветках немногочисленных деревьев, местами с переломанными ветками, набухают почки, начинают чирикать птички. На некоторых ветках повязки из белых бинтов с пятнами крови.
Спустив камень вниз, Сисиф оглядывается и прислушивается.
СИСИФ
(расстроено и обречённо)
Прошло немало легковесных лет,
я сотни тысяч стадий одолел, катая в гору камень,
но ни на шаг не подступил к разгадке
моей никчёмной маеты и пытки.
Ведь должен быть какой-то тайный смысл
в том, что катаю этот чёртов камень?
Едва ли он в одной лишь Каре Божьей
иль в устрашенье дерзновенного пройдохи и вруна…
Прошло немало лет — но перемен всё нет.
А впрочем, коль припомнить, разве в жизни,
богатой на события и встречи,
там много ли было судьбоносных дат?
Одна иль две на год… Иные — повседневность,
помпезность иль убогость, суета сует…
И, кстати, что-то голосов не слышно,
ни громогласных, ни глухих… Ужели стражи Ада
забылись, погрузились в беспробудный сон…
Иль боги в небесах переругались,
не могут власть распределить
и, наконец, определится: кому царить сегодня,
повелевать моей испорченной душой…
Появляется Herr Oberst в форме гестаповца с хлыстом.
HERR OBERST
(звучит командно и безапелляционно)
Чего застыл, как верстовой столб, вкопанный по пояс? Быстро съехал вниз и немедленно принялся за работу. Ты здесь не для того, чтобы размышлять, мечтать и строить далеко идущие планы.
Ты — быдло, ты — рабочий скот!
Хотя, нет, ты хуже скота, ты — никто, и если ты сейчас не начнёшь работать — я буду тебя наказывать, не жалея. А рабочий скот я бы пожалел, потому что он дорого стоит, а ты не стоишь ни гроша. Если ты умрёшь, никто не заметит этого и не помянёт твою душу грешную.
Иди — кати свой камень, не то живо отправлю тебя в газовую камеру. Что ли хочешь, чтоб твоим пеплом удобрили яблочные сады Аушвица?
СИСИФ
(безразлично)
Того, кто умер сто веков назад —
убить, увы, свершено невозможно.
Меня лишь можно воскресить,
но воскрешение, насколь я понимаю,
совсем не входит в круг обязанностей ваших.
Ответьте мне, дражайший страж,
к каким относитесь вы потаённым силам?
К небесным, коими повелевает некий Бог,
какой неважно! Их так много
сменилось на заоблачном престоле,
сулили все мне всепрощенье
и помещенье в Рай,
но не один из них ко мне,
увы, ни снизошёл?
Иль к тёмным, извините, сатанинским силам,
которые несут лишь муки и терзания,
суля блаженства и отраду,
лишь за признанье первородства их и превосходства
над божьими, убогими, по мысли их, творениями естества?
HERR OBERST
О чём ты? Говори понятнее, нечего тут философии разводить да зубы заговаривать, чтобы только не работать.
Я — никакой ни бог, ни сатана, я — Herr Oberst, я — обычный надзиратель, обученный следить за порядком. И обещать тебе я ничего не собираюсь…
(после паузы)
Ну-ка поворотись, болтливая тварь…
Сисиф поворачивается спиной.
Да не так, скотина, а в профиль.
Сисиф поворачивается.
Хорошо, а теперь скажи: «Тридцать третий артиллерийский полк…»
СИСИФ
(без запинки повторяет)
Тридцать третий артиллерийский полк…
HERR OBERST
Странно, произносишь правильно, а обликом вылитый иудей.
А может ты из кочевых цыган?
СИСИФ
Десятки тысяч лет я не был средь людей,
и потому не ведаю, о ком удостоверяешь ты.
Мне всё равно, кто есть цыган иль иудей…
Но если эти люди — суть твои враги,
даю зарок, что с ними я не знался никогда.
Здесь в этой Адовой глубинке
не часто вижу я друзей и паче супостатов…
(с усмешкой)
Я больше слышу голоса, да как-то не уверен,
что все вещающие сверху — являют человечий род…
Да, кстати, это замечание, увы, касается тебя.
HERR OBERST
Я — человек, я — офицер!
СИСИФ
Я ничего не понимаю,
ужели люди заселили Ад?
HERR OBERST
Нет, просто Ад теперь находится на Земле.
СИСИФ
А Рай?
HERR OBERST
А его никогда не было.
СИСИФ
Но ведь Адама и Еву изгнали из Эдема?
HERR OBERST
Нет. Всё случилось с точностью до наоборот. Это беспардонный Адам выгнал мягкотелого Бога из твоего Эдема, а Земля стала Адом для всех живущих в иных обитаемых мирах…
СИСИФ
(пускаясь в философское рассуждение)
Ты алчешь взговорить мне, человечий страж,
что чёртов Ад — се вся планета наша
от полюса до полюса. И что, в любом краю
весь мир людской вкушает муки и страданья.
Да-ааа… очень может быть, со всей Вселенной
ссылают к нам порочные душонки,
чтоб, воплотившись в человечьи телеса,
испытывать пожизненно мученья,
чтоб после смерти перебраться в свеженькое тело,
и пытки бесконечны продолжать сносить
безропотно, безгласно, словно агнец,
ведомый на заклание безжалостным жрецом…
(придя в себя)
Однако что-то я ничуть не разумею,
как если все находятся в Аду,
не все переживают равные мученья?
HERR OBERST
Так что тут непонятного. По вине и наказание…
СИСИФ
Но, почему-то кой-какие из людишек
испытывают нечто, отдалённое от пытки,
и более похожее на наслаждение…
(объясняя самому себе)
Поди, такое бытие — есть испытание богатством.
Как некогда царя Мидаса наделили боги
способностью всё в злато обращать.
И сдох бы грешный с голодухи,
когда бы Вакх заклятие не снял.
А может те, кто проявил смиренье,
раскаянье в содеянных грехах
приобретают некую поблажку
в позднейших перевоплощеньях.
Но, а когда очистятся от скверны,
их души переводят в явный Рай,
который явно на другой планете…
HERR OBERST
Ты близок истине, но ужасно далёк от жизни. Видно долгое катание камня, окончательно подточило твой мозг, и ты теперь — безмозглый скот не более.
Пойми, Сисиф, Бог изначально сделал всех существ неравными не только по разуму или по силе, но и по положению. Одни, являясь в этот мир, должны работать и повиноваться, а другие…
СИСИФ
(перебивая)
Повелевать непросвещённою людскою массой,
вкушать плоды, взращённые рабами,
и их судьбою самочинно заправлять.
Я был царём, я тоже обладал такою властью —
и вот теперь я здесь: ничтожен, жалостен и мал…
(пауза)
Кто дал тебе такое право —
распоряжаться моей жизнью и судьбой?
HERR OBERST
Есть народы — избранные Богом, они стоят выше всех других, и потому они вправе делать с ничтожными людишками всё, что угодно. Их — незначительных и бесполезных — можно и нужно! Угнетать, эксплуатировать безбожно, и убивать, как загнанных лошадей, не задумываясь и нисколько не сожалея. Ибо на смену этим ничтожествам, придут толпы других ничтожеств.
СИСИФ
(перебивая)
Нельзя такое ладить, образумьтесь!
Нарушится гармония миров,
всё пребывает в равновесии:
добро и зло, согласье и война,
и даже свет в гармонии со тьмою…
А если вы нарушите реальный паритет —
мир погрузится в хаос безрассудства
и пропадёт во мраке пустоты.
HERR OBERST
Пустота — это не Великое Ничто, а наоборот Великое Нечто. Поэтому мир, погрузившись в этот мрак, обретёт больше, чем потеряет…
СИСИФ
(продолжая размышления Oberstа)
По-вашему, когда мы истребим Добро
часть Зла немедля перевоплотится
и заместит утраченное — так же как и свет
сквозь толщу туч проходит без препятствий;
как маленький беспомощный цветок,
сквозь толщу камня прорастает
в борьбе за жизнь и воссозданье равновесья?
HERR OBERST
Ты сам всё понял без подсказки…
СИСИФ
Что ж делать далее мне?
HERR OBERST
Продолжать катить свой камень, чтобы гармония мира сохранялась в целостности и согласии.
Сисиф спускается к подножию горы, берётся за камень и начинает восхождение, бубня под нос то ли молитву, то ли проклятие.
СИСИФ
Кому нужна гармония, когда она
так дорого обходится народам;
когда за воссозданье сокрушённого Добра
приходится платить завышенную плату?
Что происходит? Девальвация добра,
иль ревальвация греховности и злобы
под ширмою заботы о широких массах?
Угробить миллионы неповинных душ —
лишь для того, чтоб им на смену
явилось Зло, обороченное в Добро.
Мне как-то в это верится с трудом,
что мыслимо такое в этом злобном мире.
Пора отстраивать огромный сумасшедший дом,
в котором мир наш может поместиться, или
забыть, забыться и катить свой каменистый ком,
не унывать, не думать ни о чем, а боле ни о ком…
да и вообще не думать…
Картина шестая
Больной Сисиф едва передвигает ноги, толкая свой камень в гору. Он одет в синий костюм современного рабочего и оранжевую строительную каску.
На обочине расцветают цветы, зеленеют кусты. Светит яркое и тёплое солнце. В полном разгаре весна, но это не радует Сисифа. Он катит камень, часто делая остановки. Утирает пот и кряхтит от натуги. Закатив камень в гору. Он отпускает его, но он не катится вниз. Сисиф пытается столкнуть его вниз, но силы оставляют его. Он падает на землю, садится, опершись спиной о камень, и начинает рыдать.
В это время раздаётся молодой мужской голос, писклявый и слишком высокий для мужчины. Появляется худой очкастый IT-шник с ноутбуком в руках.
КРЭКЕР
Но наконец-то я взломал этот оригинальный и весьма заковыристый код.
СИСИФ
(испугано)
Кто здесь? Ужель на землю возвратились боги,
низвергнутые с проклятых небес…
Ответь, кто ты, чудной мой собеседник?
Откуда? Кем был послан? И зачем?
Иль приукрасить одиночество моё?
Иль покарать меня за богоборческие речи?
Какое имя безобразит неприметный облик твой?
КРЭКЕР
Зови меня… (задумывается) просто Крэкер.
СИСИФ
(испугано)
С какого недоступного Олимпа явился ты ко мне
с таким нескладным прозвищем и жалким голоском?
Ведь крэкер — это хрупкое, несладкое печенье!
КРЭКЕР
Я никуда не являлся, я просто, взломав твой код, подключился к твоему сознанию. А имя — это не имя, а образ жизни, это моё призвание, это мои экстраординарные способности, с помощью которых я и смог взломать твою защиту.
СИСИФ
Твои мудрёны речи… Но всё-таки и я,
проживши долгую такую жизнь,
разгадываю каждого с полслова…
Я уж давно уразумел, что есть Великий Разум,
к которому любой из нас способен подключиться,
лишь надобно иметь на то устройство…
КРЭКЕР
(подсказывает)
Модем… А ещё нужно знать код доступа к информации. Некоторые люди находят его сами, а некоторым, гениям, это даётся от рождения.
СИСИФ
А где сокрыт сей тайный код?
КРЭКЕР
В каждой клетке организма есть генетический код, который…
СИСИФ
Уготовляет предстоящую судьбу носителя его:
его величие или ничтожность,
сколь лет и зим ему топтать поверхность
земного шара, что от жизни ждать,
что может дать, что может взять, что должен
исполнить за короткий век свой дольний…
КРЭКЕР
Почти всё правильно, в каждом коде заключена информация о его носителе, но никто (пока!) не может её расшифровать. Дело в том, что природа…
СИСИФ
(продолжая начатую мысль)
…надёжно защитила этот код,
чтобы никто не мог извне вмешаться:
продлить, уменьшить жизни срок;
расширить доступ к истине свершённой;
возвысить незаслуженно или принизить;
иль до поры со свету извести…
КРЭКЕР
Да, после двадцати пяти лет у человека включается механизм самоуничтожения, если заблокировать или отключить этот включатель, то можно продлить жизнь человека до бесконечности. Каждые восемь лет организм человека полностью обновляется, но каждая последующая копия выходит хуже предыдущей.
Если я сумею разобраться, как работает этот механизм…
СИСИФ
…то станешь самым ненавистным человечком,
что будет проклинаем и браним потомками…
КРЭКЕР
Но почему?
СИСИФ
Да, потому!
Опомнись, осчастливить всех нельзя,
нельзя быть избавителем для многих!
Кто обладает правом за других решать:
кому богато жить и беспредельно долго;
кому во бедности промаяться пол жизненного срока?
Сейчас все люди одинаково равны
пред смертью, но когда ты им даруешь
возможность жить и править безраздельно,
они друг дружке глотки вмиг перегрызут,
они, как пауки в стеклянной банке, раздерутся,
а виноватым будешь ты! Отныне и вовеки…
КРЭКЕР
Быть может ты и прав… Так что мне теперь делать?
СИСИФ
(оставив вопрос КРЭКЕРА без ответа)
Ответь мне: тебя всамделишно я вижу, слышу?
Иль ты в мою пробравшись черепушку,
копаешься в моих испорченных мозгах?
КРЭКЕР
Какая разница? Ты, главное, меня понимаешь, и этого достаточно, чтобы мы могли с тобой пообщаться.
СИСИФ
Тогда ответь мне, мой божок безвестный, Крэкер,
я — жив, или с тобой общается моя душа?
КРЭКЕР
Ну, судя по тому, что ты катаешь камень…
Знаешь, Сисиф, есть гипотеза, что человек состоит из нескольких разнообразных тел?
СИСИФ
Я слыхивал об этом как-то что-то, от кого не помню…
Бытует, эфемерное, к примеру, тело,
которое способно основное заменить на время,
но так же, как физическое, смертно,
и умирает в тот же день и час,
когда престанет сердце колотиться.
А есть иное тело, кое сквозь астрал
способно с Мировым Умом контачить
и странствовать в земном или иных мирах,
есть тело мысли…
КРЭКЕР
(перебивая)
Хорошо, я вижу ты знаком с этой теорией, поэтому ты должен понимать, что все тела, кроме физического, плотского — призрачны и иллюзорны. Поэтому катать камень способна только твоя плоть, поэтому можно сделать вывод…
СИСИФ
Что я живее всех живых…
Однако, как же экое возможно,
что боле ста веков нетленна плоть
и девственен как у младенца разум мой?
КРЭКЕР
Вероятно, в твоём генетическом коде это зашифровано…
СИСИФ
(перебивая)
Послушай, Крэкер, а нельзя ли
мой код поправить, чтобы я
уж боле не катал свой в гору камень…
КРЭКЕР
Каждого человека можно закодировать на определённое действие. Например, он всю жизнь живёт, как ординарный человек, имеет семью и благодарности по службе. Но вдруг на каком-то этапе своей жизни, по какому-то условному сигналу, он резко меняется. Скажем, начинает убивать всех рыжих или «голубых».
И твоя необъяснимая тяга к катанию камня в гору, не более чем внедрённая в твоё сознание программа.
Попробовать изменить твою программу можно, но беда в том, что ты, избавившись от одной установки, ты можешь потерять что-то другое. В частности, избавившись от тяги к катанию камня, ты можешь начать убивать и насиловать собак, или быстро состаришься и умрёшь в считанные дни…
СИСИФ
Ты покатал бы, как и я, столь тысяч лет свой камень,
то согласился и на смерть, лишь только бы освободиться…
КРЭКЕР
Хорошо, я попробую, ты подожди немного, но я тебе ничего не гарантирую…
Камень срывается и катится вниз. Сисиф торопится вниз, берётся за камень и начинает катить его в гору.
СИСИФ
Нет, чёртов Крэкер, этот рабский труд
лишь может отменить Вселенский Разум… Только я
к нему в бессилие ничтожности своей
не обладаю правом безлимитного достУпа…
Картина седьмая
Помолодевший Сисиф одет в смокинг, в руках у него изящная трость с набалдашником. Он подходит к камню, стучит по нему тростью и вздыхает. Откуда сверху или сбоку раздаётся противный женский голос, зазывающий на автобусную экскурсию, говоря в охрипший мегафон. Появляется толпа туристов и женщина гид.
ЭКСКУРСОВОДША
Дражайшие гости прекраснейшего города Коринфа, а также праздношатающиеся командировочные и временно неработающие обыватели, через полчаса от городского железнодорожного вокзала отправляется экскурсионный автобус с посещением всех достопримечательных мест нашего красивейшего города — музея под открытым небом, с заездом в ряд крупных торговых центров и на китайский оптовый рынок.
В конце нашего увлекательного и практичного путешествия, вас ожидает посещение возвышенной горы Сисифа, по склону которой первый царь Коринфа на протяжении ста веков катал в гору тяжеленный камень, не ведая передышки и сна.
Более того, самые смелые и сильные из вас, за дополнительную плату, естественно, могут попробовать закатить камень в гору. Аттракцион существует уже двадцать пять лет, за эти годы ещё не один турист не пострадал.
Дражайшие гости прекраснейшего города Коринфа, а также…
Голос стихает…
Сисиф присаживается на травку рядом с камнем вынимает сигару и начинает её разминать.
СИСИФ
Да, правду говорят, не тот герой, о ком слагают былины и легенды, а тот про кого рассказывают анекдоты. Недавно мне мой вице-мэр поведал довольно смешную байку…
Толпа туристов уходит, Экскурсоводша возвращается и начинает разговор с Сисифом.
ЭКСКУРСОВОДША
(перебивая Сисифа)
Это про то, как боги простили Сисифа, а он не захотел бросать свою привычную работу.
Типа, закатывает Сисиф камень в гору и со смехом отпускает.
СИСИФ
Да, а когда ко мне послали Меркурия, чтобы тот выяснил, почему я не хочу бросать свой труд и чему, собственно, радуюсь.
Я…
(смеётся)
…ответил, что придумал себе некую забаву, навроде, боулинга.
Когда к подножию горы близко подходит какой-нибудь зевака, я отпускаю камень и…
(громко смеётся)
ЭКСКУРСОВОДША
Не понимаю, что ты так смеёшься… и над кем, над самим собой!
СИСИФ
«Любишь шутки над Фомой, так люби и над собой…»
А вообще прошло уже почти десять лет, как Крэкер, поправил кое-что в моем генетическом коде, и я прекратил катать свой камень…
Так что этот анекдот устарел, с бородой-с…
Смешнее и свежее байки о борьбе с коррупцией. Помнишь ту, когда мне, Сисифу, предлагают оставить свой камень и взяться за борьбу с коррупцией.
«Нет, — говорю я, — лучше я по-прежнему буду катать камень в гору…»
(громко смеётся)
ЭКСКУРСОВОДША
Я ничего не понимаю. Ты — великий человек. Ты — мэр великого Коринфа, города, в котором был когда-то царём. Ныне ты обладаешь большей властью, чем в стародавние годы — тебе пора запретить всякого рода шутки и анекдоты.
Расстреливать нужно за такие шутки или сажать в тюрьму!
СИСИФ
Зачем?
И потом, не ты первая, кто придумал подобную глупость.
Один северный диктатор также сажал и ставил к стенке своих оппозиционеров.
ЭКСКУРСОВОДША
И что?
СИСИФ
Он плохо кончил!
Его то ли усыпили как хворую собаку, то ли опоили слабительным, и он умер не как могущественный тиран, а как обыкновенный засранец.
ЭКСКУРСОВОДША
Фу, как пошло…
И это говорит человек, который является первым лицом Коринфа, представителем интеллектуальной элиты.
И потом, зачем тебе нужны эти слушки и смешки за твоей спиной?
Сисиф, у тебя есть огромные средства и неограниченная власть. Да ты можешь с потрохами скупить все газетёнки и все каналы местного телевидения. Ты можешь задействовать административный ресурс, чтобы все зоилы и зубоскалы забыли не только анекдоты про тебя, но и вообще забыли, как надсмехаться над своим мэром — отцом города.
СИСИФ
Меня и так всё устраивает, и плевать я хотел на всех остряков и пустомель. Моя репутация такая, что не грех её немного замарать.
ЭКСКУРСОВОДША
Да у тебя всё прекрасно, прекрасный дом, прекрасная одежда, прекрасная работа и прекрасная семья.
Семь лет назад ты весьма удачно женился на самой прекрасной женщине Коринфа, двадцатилетней Цецилии Ксенопулос. У тебя растут двое прекрасных сыновей: Константинос и Юлианус…
Но если тебе кажется, что всё у тебя прекрасно, это означает только одно — ты чего-то не заметил.
СИСИФ
(закуривая сигару)
Не могла бы ты немного помолчать. Я хочу немного побыть в тишине…
ЭКСКУРСОВОДША
Теперь ты знаешь, что такое перекур?
СИСИФ
(с усмешкой)
Да знаю, знаю всё. Но чего-то мне не хватает. Ноша, которую я взвалил себе на плечи, оказалась тяжелее, чем та, что была на протяжении несметного количества веков, когда я катал в гору неподъёмный камень.
ЭКСКУРСОВОДША
Всё кардинально изменилось на Земле с тех пор, как Высший Божественный суд вынес свой жестокосердный приговор.
Но первобытные богочтимые времена прошли. Наступила иная эпоха, эпоха безбожников и сребролюбивых наглецов.
Ты со своими незначительными прежними грехами, кажешься мелким шкодником, отупевшим в своём отшельническом ските аскетом, который боится своим даже слабым чихом прогневить могущественных олимпийских богов.
СИСИФ
Я боле не намерен бунтовать и смутьянить.
Моё прежнее презрение к богам, моя неистовая ненависть к смерти и неискоренимое желание жить когда-то стоили мне несказанных мучений, я был вынужден бесцельно потратить сотни тысяч дней, двигаясь с тяжёлым камнем в гору.
ЭКСКУРСОВОДША
Я прекрасно помню:
— как было напряжённо твоё тело, силящееся поднять огромный камень, покатить его, взобраться с ним по склону;
— как было сведённое судорогой твоё сосредоточенное лицо;
— как была изувечена прижатая к камню обветренная ледяными ветрами щека;
— как было измолочено уставшее плечо, удерживающее покрытую глиной тяжесть;
— как была напружинена жилистая нога;
— как были стёрты до крови измазанные грязью бугристые ладони…
СИСИФ
Однако, в результате долгих и размеренных усилий, я всё-таки достигал недоступной вершины, и наступала благодать и вечное блаженство.
Я наслаждался, глядя вниз с вершины горной, как в считанные мгновения камень срывался и скатывался к подножию горы, откуда его опять нужно было вздымать к вершине.
ЭКСКУРСОВОДША
Но, признайся себе, Сисиф, пока ты спускался вниз к подножию горы, ты проклинал весь мир, всех живущих на земле человеков только за то, что они могут идти, куда хотят, а ты только к подножию. Они вольны делать, что хотят, а ты только катать ненавистный камень в гору.
СИСИФ
Неправда, именно в эти короткие, но счастливые моменты ко мне вместе с ровным дыханием возвращалось сознание, неотвратимое, как всепрощение или смерть. Что по сути одно и то же.
И в каждое мгновение, спускаясь с вершины в бездну, я чувствовал себя выше своей судьбы и твёрже камня своего.
ЭКСКУРСОВОДША
А теперь у тебя нет никого отдохновения ни для души, ни для тела. День ото дня ты вынужден катать более тяжкий камень своих забот и каждодневных обязанностей, зная о бесконечности своего печального удела и не имея возможности хоть как-то расслабиться вовремя спуска, какового боле нет в помине.
СИСИФ
Да, мой подъем во власть был исполнен многих страданий и мучений, но он вёл к славе, благополучию и признанию. Да мой сегодняшний путь лишён спуска, однако из-за этого он нисколько не потерял очарование и привлекательность.
ЭКСКУРСОВОДША
И вот, ты вновь стоишь у подножия своей горы!
Ты можешь вернуться к своим привычным делам, то есть к закатыванию камня в гору. Ты приглядись к камню, он для тебя роднее всех родных. Неужели тебе не хочется снова прикоснуться к нему.
СИСИФ
(поглаживая поверхность камня)
Да это мой камень — это моя многовековая ноша. Я знаю каждую трещинку на нём и каждый бугорок. Его острые выступы обильно политы моим потом и моей кровью.
ЭКСКУРСОВОДША
Но эта ноша не так тяжела, как твоё сегодняшнее бремя. Ты, конечно, уже привык к своей прежней рутинной работе. Тем не менее, я чувствую, что ты никак не можешь найти своё место в нынешнем существовании.
Современные люди отвергают всяческих богов, не боятся никакой смерти, даже собственной. А самое главное, они не умеют катать камни.
Им подавай всё и сейчас.
Не вера и богобоязнь управляет сегодняшним человечеством, а жажда наживы и власти.
СИСИФ
Да ты права, сегодняшняя Вселенная, на веки вечные лишённая богов, кажется мне бесплодной и ничтожной. Каждая малая крупица камня, каждый отблеск света на полуночной горе, каждый слабый звук составлял для меня вчерашнего целый мир, бесконечное Мироздание, макрокосм.
Одной борьбы за вершину мне было достаточно, чтобы заполнить сердце надеждой на скорое прощенье и неистребимой любовью к жизни…
ЭКСКУРСОВОДША
Ты был счастливым человеком, чего нельзя сказать теперь.
Ну и чего добился ты сейчас?
У тебя была всего одна забота, как камень в гору закатить, и как отпрыгнуть, чтобы тебя не придавило, когда он с вышины покатится к подножью.
А теперь ты, как последний раб на галерах, вкалываешь на благо жителей Коринфа, которым глубоко плевать на все твои старанья и мученья. Им всё равно, кто ими управляет, когда живётся им отменно и легко.
А стоит раз тебе немного оступиться, и обыватели начнут склонять твоё непорочное имя, они начнут срамить тебя и смешивать с грязью…
(пауза)
Между прочим, Сисиф, недавно у меня был интимный разговор с твоим приятелем — Крэкером…
СИСИФ
А почему его не слышал я?
ЭКСКУРСОВОДША
То было общение на высшем уровне, который недоступен для твоего понимания.
СИСИФ
Ну как он поживает, расшифровал генетический код?
ЭКСКУРСОВОДША
Более того, он сумел изменить свой код, теперь он абсолютно бессмертен. Кроме того, он сумел взломать защиту Вселенского Разума и подключится к серверу Абсолютной Истины. Теперь он Всемогущ, Всеведущ и Вечен.
Он — истинный Бог.
СИСИФ
То есть произошла очередная смена богов.
ЭКСКУРСОВОДША
До этого на Земле не было богов. Все предыдущие боги — больная фантазия устрашённых и невежественных людишек. А теперь миру явен истинный Бог. Он волен изменить судьбу любого существа. Он может даровать и славу, и богатство, и власть. А может в грязь втоптать и заставить хлебать навозную жижу.
СИСИФ
Уж больно он грозен, как я погляжу. Что же ему — великому, нужно было от меня — простого смертного.
ЭКСКУРСОВОДША
Ему нужен земной представитель, посланник небес, помазанник божий…
СИСИФ
Ну да, не божественное это дело — людьми управлять…
ЭКСКУРСОВОДША
Нет, ты подумай. В кои веки боги снисходят до тебя, чтоб предложить тебе высокий пост и славу, а ты юродствуешь, как прежде. Ужель забыл, чем закончились твои насмешки над прежними богами.
А нынешний, истинный Бог, предлагает тебе не хухры-мухры, а власть над всем человечеством. Ты можешь дать им много денег, продлить их жизнь в два или даже в три раза, можешь искоренить зло, сделать всех добрыми и законопослушными…
СИСИФ
Неужели Крэкер до сих пор не поумнел, и наивно полагает, что можно искоренить Зло. Зло неуничтожимо, Добро может существовать только в борьбе со Злом и в противовес ему. Это азбучная истина, известная любому школьнику.
И вообще кого он из себя возомнил. Он — полный идиот, если думает, что сможет долго продержаться на божественном престоле. Придут другие умельцы и взломают его хитромудрую защиту Небесного Сервера и скинут его с небес в какой-нибудь Тартар или мусорную корзину, как удалённый документ.
Воистину, «история учит тому, что она ничему не учит».
Я более не хочу служить ни одному из богов, тем более Крэкеру.
ЭКСКУРСОВОДША
Чем же ты намерен заниматься?
Неужели не понимаешь, что тот рост, который был у тебя — это заслуга Крэкера, а не твоя. Стоит ему сделать один только клик мышкой, и ты снова окажешься в Аиде, и будешь камень свой катать до самой смерти.
СИСИФ
Я и так в Тартаре, и вот он камень мой. Сейчас я только скину свой пиджак, да засучу повыше рукава.
ЭКСКУРСОВОДША
Одумайся, разве это твоё призвание, разве это дело для творческого человека? Однообразная монотонная работа отупляет разум. Недаром на конвейерах работают люди не самого высокого IQ.
СИСИФ
Но я же за сто веков не отупел…
ЭКСКУРСОВОДША
А твой талант, а твой неограниченный потенциал, ты бы мог осчастливить Человечество, сделать его лучше, добрее?
СИСИФ
Неужто ты, как и твой «божественный» Крэкер до сих пор не поняли, что изменить ничего нельзя. И у Вселенной есть свой генетический код, и никто не может изменить ход времени и событийный ряд.
Природа надёжно защищена от внешних и внутренних вмешательств. А появление Крэкера на небесном престоле, это очередная игра Вселенского Разума, который тестирует себя время от времени, чтобы не утратить способность мыслить здраво.
ЭКСКУРСОВОДША
Что ж, поступай, как знаешь, только жалко мне тебя, сотрёт тебя Крэкер из памяти людской, отправит в архив…
СИСИФ
Ты более боишься за себя, ведь ты — суть я, но только гораздо хуже, и вовсе не потому, что ты женщина. Ты моя злая половина, которую я тщетно прячу в себе на протяжении уже стольких веков.
Но время от времени эта звериная моя сучность проявляется, прорывается наружу. Видно, послушав тебя, мерзкую, я оставил свой камень и вернулся в мир людей.
Больше ты не сможешь совращать меня.
Я уничтожу тебя…
ЭКСКУРСОВОДША
Ты же сам говорил, что зло нельзя уничтожить.
СИСИФ
Увы, это так, но зло можно нейтрализовать.
Чем добрый человек отличается от злого?
Да тем, что он может подавлять свои злые, звериные инстинкты, а злой — нет.
Прощай моя плохая половина, заройся вглубь, сиди внутри меня и не высовывайся.
Сисиф снимает пиджак, засучивает рукава и начинает катить камень в гору.
Эпилог
Дряхлый и немощный Сисиф в порванной грязной рубашке и босяком катит в гору свой камень. Гремит гром, льёт ливень, сверкают молнии.
Сисиф уже почти достигает вершины горы, как вдруг силы оставляют старца, он выпускает камень из рук, и камень с шумом катится вниз.
СИСИФ
Ужель я так и не смогу свой камень
вкатить на самую вершину.
Всё! Кончился Сисиф, а ведь совсем недавно
бравировал своим здоровьем превосходным,
своим желаньем продолжать работу,
которая давно уж потеряла смысл…
(опомнившись, быстро спускается вниз)
Не правда, всё имеет смысл!
Наверно это всё моё дурное Я,
что я давно вогнал вовнутрь
измотанного немощного тела,
чтоб там сидело и молчало.
Поди, на инстинктивном уровне оно
как скрытая, хроническая хворь,
подтачивая стержневое, мировое Я,
проклюнулось наружу, и опять
мне что-то вкрадчиво нашёптывает глухо,
сомнение, смятенье и уныние сея…
(достигнув дна и взявшись за камень)
Нет, всё равно преодолею я крутой подъем,
и покорю вершину недоступную, крутую.
Я всё ещё силен… Я одержу победу
над камнем, над горою, над собой…
Неожиданно Сисиф ослабел, покачнулся и, схвативши за левую сторону груди, упал на землю. Огромный камень с шумом покатился вниз и исчезает за кулисами.
Откуда-то сверху раздаётся громкий раскатистый смех Крэкера. Неожиданно смех прерывается, как будто смеющийся захлебнулся собственной злобой. Слышен звук низвергнутого с небес самолёта или какого-то другого летательного аппарата. Слышен громкий взрыв, после которого устанавливается мёртвая тишина.
Откуда-то издалека начинает звучать тихая лирическая музыка. Стихает дождь, выглядывает из-за туч солнце, начинают петь птицы. Музыка усиливается, характер музыки меняется с минора на мажор. Вот уже звучит бодрый марш. Неожиданно музыка прерывается.
Зритель видит, что Сисиф начинает шевелиться, медленно он поднимается и, шатаясь, спускается вниз.
Ещё один падший ангел сброшен с разгневанных небес.
Природа не прощает насилия над собой.
Боги приходят, властвуют, но тихо и ни слышно уходят в тёмное прошлое.
А красавица Земля, как прежде, вращается вокруг Солнца.
Жизнь продолжается.
Жизненный цикл никто прервать не в силах!!!
Сисиф скрывается за кулисами, он выкатывает огромный глобус и катит его в гору. Меркнет свет, на заднике загораются звезды. Сисиф достигает вершины горы и поднимает глобус на вытянутых руках высоко над собой.
ЗАНАВЕС
Яго, исповедь венецианского мавра
Фарс-мажор в пяти актах
Действующие лица
Дож Венеции.
Пьетро Арженти, сенатор.
Первый и Второй, сенаторы.
Стелла, дочь сенатора.
Аттилио Аббальято, офицер Венецианской республики.
Вилле Аббальято, сын Стеллы.
Бенедикто Беатти, лейтенант, племянник сенатора.
Якопо (Яго) дель Моро, друг и адъютант Аттилио.
Нищий, Яго в старости.
Незнакомец, он же Орфано, сын Сапии.
Синьор Нулло, нотариус.
Сапия, служанка Стеллы.
Габриэлла, молодая уличная женщина.
Судебный исполнитель, посыльный, гонец, путана, янычары, ангелы, чайки, матросы, солдаты и слуги, посетители таверны.
Место действия: Венеция; приморский город на Кипре.
Акт I
Сцена 1
Занавес закрыт. На нем изображён вход в припортовую таверну. У входа в таверну стоит убогий Нищий с костылём, у него один глаз, другой пересекает огромный шрам через всё лицо. Его тело прикрыто рваным плащом, из-под которого иногда выглядывает одежда богатого кроя. На голове рваная шляпа, из-под которой торчат седые пряди. Мимо попрошайки проходят две путаны.
Первая Путана — опытная, весьма истасканная женщина, Вторая Путана — красивая молодая девушка, недавно начавшая заниматься своим ремеслом.
ПЕРВАЯ ПУТАНА
Эй, синьор калека, убогий христарадник, не хочешь ли позабавиться с умудрённой опытом красоткой? Мне жутко нравятся слепые и хромые, такие как ты.
Слепые ничего не видят, и поэтому я им кажусь краше и соблазнительнее. Может, внешне я не так хороша, как некоторые, но дьявольски приятна на ощупь. Поэтому, надо думать, они мне и платят как первой красавице, то есть по высшему разряду.
А хромые хороши только тем, что не могут убежать от меня, если вдруг отважатся сделать ноги и не уплатить за мои бесценные огневые ласки.
Так что ты задумался, калека?
Решайся, безголовый и безглазый, тебе несказанно нынче повезло — у нас как раз сейчас идёт предкарнавальная распродажа тела — инвалидам и блаженным большая скидка…
ВТОРАЯ ПУТАНА
(Смеясь)
…скидка с балкона в Венецианский залив. Что ли ты не видишь, подружка, что он уже не в состоянии удовлетворить ни одну женщину на свете, даже многоопытную тебя?
ПЕРВАЯ ПУТАНА
Главное, чтобы он был в состоянии оплатить мои услуги. Думаешь, мне нужно что-нибудь кроме денег. Привлекательность мужчины определяется размером его… кошелька.
НИЩИЙ
(Размахивая костылём)
Прочь падшие. Ах, если бы вы знали,
Кто в нищенском наряде перед вами
С протянутой рукою подаянье просит…
Вы, скудоумные, своими злыми языками,
Которые что яд струят пренебрежение
И злость, вылизывали б пыль с моих ступней,
Коль знали бы, злосчастные, какие
Пригожие и знатные Венеции фемины
Не спали по ночам, моё в полголоса лепеча имя…
Какие куколки в шелках и в жемчугах
Стояли в очередь, чтоб только прикоснуться
Хотя б перстом… одним… случайно… к кончику…
ПЕРВАЯ ПУТАНА
Я думала, что у тебя Конец!.. Я думала — ты, ого-го, какой мужчина, если судить по свободному покрою твоих потёртых панталон… Должно панталоны у тебя с чужого… плеча…
НИЩИЙ
Дурная, что ты разумеешь в этом,
Как можешь гнусно так шутить?
Красавицы мечтали прикоснуться
К закраине моей одежды. Вы — путаны,
Что смыслите в возвышенной любви?
В высоких чувствах и поэтике соблазна?
Любовь — не только плоть, но и душа,
А вы же душу за пятак за медный
Давно уж заложили лукавому… Что вам
Любовь? Напрасные телодвижения,
Боязнь заразы и боязнь греха…
С вас спросится, когда на Божий суд
Вы явитесь в разорванной тунике,
С разбитым телом и распроданной душой…
ВТОРАЯ ПУТАНА
Куда нам до тебя, ты как газовый фонарь прямо струишься пламенной, возвышенной любовью. Мы, может, тоже так любить могли бы и хотели бы. Но чистая любовь не более чем вымысел безумных стихотворцев, которые не ведают, что есть такое жизнь. Чтобы любить чисто, нужно иметь чистую совесть, развитый ум и большой кошелёк. Но почему-то люди с большой мошной чистой любви предпочитают блуд с такими же падшими женщинами как мы.
Кстати, синьор Калека, у меня родилась прекрасная идея. Слушай, подружка, может нам немного позабавиться с этим блаженным за просто так, задаром, потехи ради. Дабы познать, так сказать, бескорыстную любовь. Нищий романтик будет нам читать велеречивые стихотворения, ублажая тем самым наши продажные души, а мы будем ублажать его непорочное тело.
Ты только посмотри, сколько глупых, а также, сколько мудрых женщин, может быть тыщи и мильоны, он ежедневно ложатся под грубых мужиков ради какой-то выдуманной поэтами любви, ради продолжения рода человеческого или ради исполнения бессмысленного супружеского долга.
Давай, подруга, отдадимся ему бесплатно, попробуем испытать, что есть на самом деле доподлинная страсть, а не слюнявые лобзанья одичавшего без женщин матроса или огрубевшего на солёных портовых ветрах докера, который без ругательств и боли не может…
ПЕРВАЯ ПУТАНА
…а что я? Думаешь, охота мне задарма телом своим распоряжаться. Ежели хочешь — иди, ублажай этого блаженного оборванца. А я подожду, может, найду кого с деньгами и более приземлёнными помыслами.
Что мне душа? Её кормить не надо, а изголодает тело, ноги протянешь раньше, чем успеешь возвыситься над мирской суетой.
Я, конечно, мечтаю от загробной райской жизни, но особливо не тороплюсь туда. А вдруг все эти райские кущи — слащавые выдумки всё тех же озабоченных поэтов или таких же нищих философов. Может быть, они всё это выдумали, дабы нас успокоить, а прежде успокоить самоих себя.
Появляется обеспеченный молодой человек, завёрнутый в чёрный плащ.
Вот кстати, и клиент… Пойду, попробую продаться, мне надоели ваши философии…
Первая Путана спешит навстречу юноше, и начинает активно предлагать ему себя. Он, как может, отбивается.
НИЩИЙ
(Обращаясь ко Второй Путане)
Благодарю, синьора, только женской ласки
Премного я вкусил в своей паскудной жизни,
Свой пыл любовный я давно растратил весь,
Обычный блуд за страстность принимая,
Что даже и не ведаю смогу ль
Тебе доставить настоящую усладу…
К тому ж, считай, уже вторые сутки
Ни крошки не было в моем беззубом рту,
К чему любовь, когда урчит в желудке?
Ты лучше б предложила мне не тело, а еду…
ВТОРАЯ ПУТАНА
Какой глупый синьор, за еду надо платить, а тело не стоит ни гроша. К тому же, если я отдам тебе свою еду — то мне будет голодно и неуютно, а если я отдамся тебе, то, может быть, сумею испытать какое-нибудь жалкое подобие удовольствия. Да и особого вреда это мне не причинит, ежели ты случаем не хвораешь какой-нибудь заразной болезнью.
Нищий задумывается на минуту, не слушая Путану. А потом начинает жаловаться на свою судьбу.
НИЩИЙ
Ах, знала бы ты как я низко пал.
Я — дворянин — дон Якопо дель Моро —
В младенчестве жил во дворце роскошном,
Что в Андалусии близ города Малага.
Был матушкой и батюшкой любим,
Они меня как Бога обожали
И баловали, радуясь моим проказам,
Смеясь: «Какой ты шалунишка, Яго»…
Меня так ласково все звали, потому что
Отцу так нравилось… Мать-итальянка,
Та кликала по-итальянски Лапо,
Но батюшка сердился, и ужасно,
Когда се имя слышал… Но довольно
Об этом, детство пролетело скоро,
И благоденствию пришёл конец.
Молодой человек прислушивается к разговору Второй путаны и нищего, но Первая что-то ему рассказывает, мешая ему слушать их.
Меня
Завистники отца похитили и выкуп
Назначили немалый… Мой отец
Тогда не при деньгах был и в опале.
Меня злодеи переправили в Сетиф,
Там в рабство продали торговцу за бесценок.
ВТОРАЯ ПУТАНА
Поэтому ты смуглый, словно мавр,
И врёшь мне также грязно и безбожно?
Мне чудится, что где-то я слыхала
Историю, подобную твоей…
Как можно, мавр, так беспардонно лгать?
Чужой рассказ за свой как можно выдавать?
ЯГО
В любом из нас есть капля чёрной крови,
Которая перемешавшись с кровию обычной,
Иль отравляет нас, или выводится с мочой…
Я чёрен телом, но душой я бел,
Дела и помыслы мои светлы и непорочны!
Светило Мавретании палит нещадно,
Во всем оно виновно, будь неладно.
Но свыкся я и сросся с вечным сим загаром,
Я солнцем прокопчён до самых до костей,
Знать потому меня все кличут мавром.
Хотя я голубых кровей…
Но мой отец погиб, мать умерла в изгнанье,
Да и судьба была ко мне неблагосклонна…
О, матерь божья, непорочная Мадонна,
Умерь мои несметные страданья…
Незнакомец в плаще подходит к нищему и, вынув из кошелька монету, даёт её Второй путане.
НЕЗНАКОМЕЦ
(Обращаясь ко Второй Путане)
Оставь нас, падшая, изыди.
Первая Путана приближается к Незнакомцу.
ПЕРВАЯ ПУТАНА
А мне, синьор благодетель? Я столько времени потратила, чтобы заманить, завлечь тебя, а деньги достались этой глупышке, каковая намеревалась бесплатно отдаться этому ничтожному голоштаннику.
НЕЗНАКОМЕЦ
(Обращаясь к Первой Путане)
Возьми и ты, и чтоб я вас не видел…
Не выношу я ваше ремесло,
И вас самих, ничтожные создания…
Взяв под руку Нищего.
А вы, синьор Калека, не хотите
В таверне сей со мною отобедать?
ЯГО
Ещё бы, исполняешь ты мою мечту…
Идём скорей…
НЕЗНАКОМЕЦ
За честь почту,
Я отобедать с досточтимым старцем.
Когда бы знали вы, как долго я искал,
Вас в этом беспокойном мире.
Как счастлив, что нашёл…
ЯГО
Довольно слов!
Когда я голоден, я злобен и суров,
Во мне ты зверя, незнакомец, не буди.
Ты звал меня, что мешкаешь, веди!
Незнакомец и Нищий входят в таверну.
Сцена 2
Занавес открывается, мы оказываемся внутри таверны. Несколько столиков, за которыми сидят завсегдатаи и приезжие матросы. За столиком на авансцене сидят Яго и Незнакомец. В отдалении небольшая сцена, она пуста, когда Нищий начнёт свой рассказ о своей жизни, на сцене появятся актёры традиционного венецианского театра Комедия дель арте. Актёры с масками будут изображать в виде пантомимы все, что будут рассказывать Нищий Яго и Незнакомец.
НЕЗНАКОМЕЦ
Я вижу, вас изрядно потрепала жизнь.
Вы не могли б, не только поглощать
Нещадно снедь, но малость позабавить
Мой слух рассказом о себе…
ЯГО
Зачем
Мне, добрый господин, терзать тебя?
В подлунном мире предостаток звуков,
Которые могли б ласкать твой утончённый слух,
Премного лучше, чем скрипучий голос Яго.
Зачем тебе всё это надо, не пойму?
НЕЗНАКОМЕЦ
Я — литератор, и хочу о вас красивым слогом
Поведать миру. Равнодушный люд,
Быть может, призадумается на мгновенье,
Как трудно жить в этом жестоком мире
Мужчине, отягчённому талантом и умом
И начисто лишённому везенья,
Чтоб свой талант раскрыть и обеспечить
Себе и пропуск в рай, и имя, и достаток…
А, главное, хочу открыть глаза народу
На бренность бытия земного,
Хочу я сделать жизнь немножечко добрей!
ЯГО
Напрасный труд, безумный сочинитель.
На свете миллионы необычных судеб,
На свете тысячи талантливых особ…
Кому охота знать о бедном мавре Яго?
К тому ж имею я весьма печальный опыт
Общения с людьми, похожими на вас,
И с родственным занятием.
Когда-то лет, не помню, сколько
Тому назад, я также разболтался…
За ужин в кабаке я о себе поведал
Какому-то там Чинтио-писаке,
Тот настрочил чегойт… Лет двадцать позже
Какой-то бард-британец прочитал,
Да пьеску начеркал по этой басне…
Когда я Чинтио читал, то горько плакал.
А в Лондоне, чуть позже посмотрел,
Комедию про мавра. Боже правый,
Я был не рад, что тайну им свою открыл.
Они вдвоём так смысл весь переврали,
Что я злодеем стал, а враг мой жертвой, мда-аа…
НЕЗНАКОМЕЦ
Вы были в Лондоне?
ЯГО
Да где я только не был.
Родился в Андалусии. Потом же долго жил
Я в знойной Мавретании. Хозяин мой,
Был торгашом, из тех, кто продал Сына Бога
За тридцать лишь серебряных монет —
Их с той поры бранят и гонят.
НЕЗНАКОМЕЦ
Чем виноваты иудеи? Объясни…
Тем, что предАли своего мессию?
Казнили Сына божьего Римляне,
А не они… Прости, великодушный Бог,
За глупое сравненье… Но, скажи,
Ответь мне, нищий, ты же был торговцем,
Когда на рынке ты продашь ягнёнка,
Кто будет виноват в его кончине?
Мясник, что перережет горло,
Ты, получивший горсть монет,
Иль господин, что оплатил его мученья?
ЯГО
А ты меня не путай. Мой хозяин
Был, может, мне родней покойного отца.
Он был премного лучше фарисеев,
Что заплатили глупому Иуде,
И был умнее рИмлян, что распяли
Под Пасху иудейского царя…
Хозяин был хорошим человеком,
Он принял словно кровного меня.
Я десять лет весьма вольготно прожил
В его богатом и приятном доме…
Да я работал словно падший раб,
Но отдыхал не хуже, чем патриций.
Всё было хорошо, когда бы не беда,
Вернее, женщина… Хозяин вдовый
Имел очаровательную дочку,
Что звали так божественно — Эс-тер.
Дружили мы, сильней, чем брат с сестрой,
Пока она была совсем малышкой.
А, подрастя, вдруг, дева расцвела,
Будто цветок на клумбе у соседа.
И я не мог не воспылать желаньем
Цветок сорвать, или хотя б понюхать,
Втянуть ноздрями чудный аромат
Запретного эдемского плода.
И вот с Эстер мы как-то согрешили,
Потом ещё… Во вкус вошли, но вскоре,
О нашем прегрешении прознал отец —
Уж больно быстро дочка располнела.
Он выгнал нас обоих со двора.
Мы долго мыкались, покамест в подворотне,
Как Дева Непорочная в пещере пастухов,
Эстер не родила сынка… Её отец,
Про то услышав, дочь вернул обратно,
А мне расправою жестокой пригрозил.
НЕЗНАКОМЕЦ
Чем кончилась печальная история любви?
Отец, наверняка, оттаял сердцем
И зятя ненавистного простил?
ЯГО
Прощать мы можем близких, и хотя
Господь велел прощать любого,
Чтобы снискать прощенье от Него,
Отец Эстер иных был убеждений.
Вы знаете, у иудеев переходит род
По женской линии. Отец был внуку рад.
А внук, по их обычьям стародавним,
Обрезан был, и всячески обласкан,
В наследники определён… Но, а меня
Однажды ввечеру, наёмный душегуб
У дома подстерёг… Но, видно, Богу,
Иначе виделась моя судьба,
И проходящий мимо капитан Аттилио,
Что был в то время по делам служебным
Проездом в Мавретании, удар отбил.
Кинжал убивца зацепил лишь вскользь…
Вы видите огромный этот шрам —
Се памятка мне о любви к Эстер.
Аттилио, не глядя на моё увечье,
Мне службу Знаменосцем предложил.
Я согласился — служба лучше воли,
Когда тебе подписан смертный приговор.
Мы подружились с ним, как братья,
И вскорости в Венецию отплыли…
НЕЗНАКОМЕЦ
Вы видели потом Эстер и сына?
ЯГО
Увы, синьор, то просто невозможно,
Ведь кроме недостатка сил и средств,
Я покидать Венецию не смею,
Таков суровый вынесен мне приговор…
НЕЗНАКОМЕЦ
За что? Какое преступленье
Вы совершили? Ваша в чём вина?
ЯГО
Распорядитесь принести вина,
И запаситесь, юный друг, терпеньем…
Намерен нынче я открыться, почему не знаю,
Но чувствую, что я с огнём играю,
Что нынешняя исповедь моя,
Последней может стать…
А наплевать,
Устал скрывать секрет свой я…
Сцена 3
Незнакомец удаляется, чтобы заказать вина, в помещение таверны входит молодой офицер Аттилио Аббальято, увидев Яго, он спешит к нему. Яго привстаёт, дабы приветствовать своего друга, плащ падает на пол, открыв взору зрителей блестящий офицерский камзол, Нищий снимает шляпу, и под ней мы видим роскошную кудрявую шевелюру. Перед нами молодой Якопо (Яго) дель Моро, прапорщик.
АТТИЛИО
(Весь возбуждённый и разгорячённый, плюхается на стул и вытирает пот с лица)
Ух, ну и жарища сегодня, я просто изнемогаю от зноя, ещё немного и мои мозги закипят, как похлёбка, забытая кухаркой на сильном огне.
ЯГО
Ах, неужели? Синьор, мне кажется с утра
Прохладно было, крапал дождь.
Что взбучку учинил озлённый Дож?
Или любовница прогнала со двора?
А может?..
АТТИЛИО
Слушай, Яго, ты хороший малый, но как начинаешь разводить турусы на пустом месте, становишься просто невыносимым.
Что мне Дож? Его гнев мне как лай собаки-пустолайки. Что он может? Ну, снимет с должности меня, как-нибудь выкручусь, у меня после отца осталось немного средств, как-нибудь переживу и это.
Любовница тут тоже не причём. Люция прискучила мне, я уже давно собираюсь послать её ко всем чертям, единственное, что меня удерживает от этого, это недостаток физической близости…
ЯГО
Но, это не проблема для тебя,
С твоими данными и средствами твоими
Ты только свистни — мигом прибегут
Поклонницы цветов всех и мастей…
АТТИЛИО
Да надоела мне их продажная любовь, хочется чего-нибудь настоящего, возвышенного что ли.
ЯГО
Но, это тоже не проблема, сотни дев
Венеции мечтают сделаться, поверь приятель,
Твоею благоверной хоть на день…
АТТИЛИО
А мне нужна одна, и звать её, брат, — Дисдемона.
ЯГО
Не слышал имени такого? Что за синьора?
Давно ль в Венеции? Я вроде местных дам
Всех знаю…
АТТИЛИО
Да нет, мой друг, она здесь родилась и выросла. А Дисдемоной зову её лишь я. Демоническая, «злозвёздная» девица, дочь сенатора Пьетро Арженти.
Стелла — это и означает «звезда, звёздная», а слово «зло» и переводить не надо.
ЯГО
Так это Стелла? Что-то не пойму,
Чем девушка тебя так прогневила?
Я тут намедни с нею разговор имел.
Она меня всё время пытке подвергала,
Всё выясняла, в каковом бою
Мне рану нанесли злодеи-супостаты.
Я набрехал, что лютый янычар
Мне полоснул в жестокой сече.
Она мне лепетала, дескать, коль могла б,
Когда отец её бы не неволил,
То полюбила б даже и меня,
За мои муки и увечья.
Когда же разговор тебя коснулся,
Вся раскраснелась будто маков цвет,
Раскрылась мне, что ты ей всех милее…
Да вот отец и слушать не желает.
АТТИЛИО
Я от него сейчас, поэтому и взбешён. Он мне отказал, сказал, что их род знатнее моего, и что найдёт он Стелле жениха и побогаче, и поприличнее меня. Синьор Арженти нагло выставил меня за порог, и пригрозил, что если я ещё буду домогаться его дочери, он пожалуется Дожу, и тот сошлёт меня в глухую провинцию, на Кипр.
Но злит меня не он, ведь перед этой ссорой, в саду я разговаривал с его дочерью, с этой Дис-демоною. Она была будто ангел во плоти. Казалось, что все, что она не делает — всё искренне, всё от чистого сердца. Как она смеялась, когда я шутил, и как грустила, когда я плакался.
Потом, когда я объяснил ей причину своего прихода. Она утихла, замкнулась как-то. Я ей предложил убежать из дому, тайно обвенчаться, потому как её отец и слышать не желает о нашем браке.
Стелла как-то лукаво улыбнулась, и сказала, что, несмотря на то, что я ей нравлюсь, что она почти полюбила меня за мои мучения и боевые подвиги, но супротив воли отца никогда не пойдёт.
Если, мол, батюшка, будет возражать против нашего брака, знать, так тому и быть.
И теперь я зол на неё, и не могу называть её никаким другим именем, кроме обидного греческого прозвища Дисдемона.
ЯГО
Я, кажется, смогу тебе помочь,
Сегодня я встречаюсь с Бенедикто…
АТТИЛИО
С этим молодым выскочкой. Да как ты можешь?! Что ли ты не знаешь, что именно его, своего племянника, прочит в мужья моей Дисдемоне её благоверный папаша? А недальновидный Дож прямо-таки вожделеет назначить на моё место этого желторотого, сопливого карьериста.
ЯГО
Ты, друг мой, чуточку не прав.
Сей юноша высокообразован,
Воспитан, благороден, ну, не нам чета.
Да даже если б Бенедикто был подонком,
Имело б смысл с ним отношения иметь
Хорошие… Мой папа говорил:
«Люби любого, кто тебе полезен,
Кто может выгоду тебе принесть,
Пусть даже он — подлец известный…»
АТТИЛИО
А что со мной ты тоже дружишь, потому что я тебе полезен?
Какая корысть у тебя по отношению ко мне?
Не ведал я, что ты такой пройдоха. Честно скажу, я был о тебе более высокого мнения…
ЯГО
Какая выгода мне от тебя, Аттилио?
Опомнись, друг, знакомы мы с тобой
Уж столько лет… Я право не могу представить,
Что ты так скверно мог помыслить обо мне…
Нас связывает дружество мужское —
А это посильней корысти и любви.
К тому же у меня есть чувство долга,
Ты спас мне жизнь и приютил меня…
В сторону.
Я думаю, что ждать осталось мне недолго,
И долг сполна тебе верну, Аттильо, я.
АТТИЛИО
Что за дела у тебя с этим блаженным синьором Бенедикто? Опять замыслил ты какую-нибудь аферу. Мне уже надоело улаживать конфликты, которые просто рождаешь как многодетная мать.
ЯГО
Назначил бы меня ты лейтенантом,
Я был бы выше и тогда, наверно,
Не стал бы понапрасну рисковать.
АТТИЛИО
Но ты же знаешь, что виноват сенатор Арженти. Это он замолвил словечко за своего родственничка. Была б моя воля, ты давно бы был моим замом…
Но ты не ответил на мой вопрос. Зачем тебе нужен этот Бенедикто?
ЯГО
Скорее я ему… А, впрочем, интерес
У нас взаимный. Друг, Аттилио,
Ссуди мне несколько монет
И оплати мой нищенский обед.
А я тебе, ей-богу, помогу… Идёт?
Ещё недели не придёт конец,
Синьор Аттилио невесту поведёт
В соборе под венец…
АТТИЛИО
(Бросая горсть монет на стол)
Ах ты, шельмец.
ЯГО
(Собирая монеты)
Прости, мне некогда, бегу…
Я более не буду у тебя в долгу.
Занавес закрывается.
Сцена 4
На авансцене молодой лейтенант Бенедикто Беатти. Он ждёт Яго. Появляется Яго с распростёртыми объятьями.
ЯГО
Прости, мой юный друг,
Но капитан Аттилио не в духе был
И задержал меня… Почёт и уважение,
Мой милый Бенедикто.
Обнимает юношу.
БЕНЕДИКТО
Думал я,
Ты не придёшь…
ЯГО
Ну, как ты мог помыслить.
Дель Моро никогда не предаёт друзей.
А ты мне друг? ответь мне? друг?
БЕНЕДИКТО
Конечно.
ЯГО
Что за беда случилась с моим другом?
Ты побледнел, осунулся. С испугом
Глядишь по сторонам, ни дать, ни взять,
Кого убить замыслил иль предать.
Но ничего, падёт на землю ночь,
И я смогу твоей беде помочь,
Мой острый ум, отточенный клинок,
Сразит злодея, дай лишь только срок…
БЕНЕДИКТО
Зачем ты так? Ужель на подлеца
Похож я, Яго, что подумал ты,
Что совершить могу я зло?
ЯГО
Запомни юноша, убийство — не злодейство,
Коль в роли жертвы выступает негодяй.
В борьбе со злом любое ценно средство,
Бей первым, друг мой, не зевай…
БЕНЕДИКТО
Не, Яго, я прошу поддержки
И помощи другого свойства.
Потребна здесь не ловкость рук — ума.
(Переходит на шёпот)
Ты, может, слышал, что моей отец сильно болен, одной ногой он уже в могиле. Мне больно глядеть на его страдания, но ещё больней видеть, что по хворости своей ума совсем лишился он. Знаешь, Яго, старик удумал завещать состояние своё Богу…
Он грозил мне, Яго, что, если я не женюсь на Стелле Арженти, моей двоюродной сестре, то он лишит меня наследства, а деньги все завещает монастырю Сан-Джорджо Маджоре.
Не могу сказать, что Стелла мне не нравится. Но синьорина любит почтенных, умудрённых опытом мужчин, вроде тебя или капитана Аттилио. А я хочу, чтобы она любила меня, и вышла замуж по любви, а не по принуждению.
Завтра после полудня должен прийти нотариус, чтобы составить отцовское завещание. Если к полудню завтрашнего дня я отцу не дам ответ, то он лишит меня всего…
ЯГО
Чем я тебе могу помочь, приятель,
Расстроить брак или отца настроить,
Чтобы не делал глупостей таких?
БЕНЕДИКТО
Не знаю даже, потому прошу,
Совета, помощи, поддержки…
ЯГО
(Задумавшись)
А можешь ты, любезный Бенедикто,
Достать одежды батюшки, его портрет,
И им подписанный какой-нибудь указ?..
А сможет ли, галантный Бенедикто,
Всё сделать так, чтобы когда придёт юрист,
Отец куда-нибудь на время испарился…
БЕНЕДИКТО
Могу, но что ты задумал? Я ничего не понимаю…
ЯГО
(переходя на шёпот)
Беги скорее за одеждой, документом и деньгами. Встречаемся через час в гримёрке у комедиантов. Я кое-что придумал, вернёшься, расскажу подробнее.
Бенедикто уходит, Яго остаётся один.
Мне кажется, настал мой звёздный час,
И, помогая Бенедикто, очень скоро
Смогу не только долг вернуть Аттилио,
Но честь родителя поруганную отстоять.
Уверен я, и доказательства тому имею,
Что род Беатти в гибели отца повинен.
Ведь мать моя была Беатти по рожденью.
Я отомщу за мать, за годы рабства своего…
За слезы, пролитые мною на чужбине,
За этот жуткий шрам, что на лице,
За шрам на сердце… Трепещите
Злосчастные Беатти — час настал!
Расплата близится… И очень скоро
Я всё себе верну, и даже Стеллу,
Которая должна бы быть моей,
Когда б не обстоятельства минувших дней…
В борьбе со злом любое ценно средство,
И даже ложь… И Бенедиктово наследство
Достанется дель Моро… Что ж вперёд,
Возмездие подлецов Беатти ждёт!
Уходит со сцены.
Акт II
Сцена 5
Занавес открывается. Перед нами спальная комната венецианского вельможи. В комнате слабое освещение. На богатом ложе лежит Яго, переодетый в Паоло Беатти — отца Бенедикто. У него наклеенная борода, голова перевязана белым платком. Тело лежащего мужчины до подбородка закрыто толстым одеялом. В спальную входит Бенедикто с пожилым Нотариусом.
БЕНЕДИКТО
Проходите, любезный сеньор Нулло… Отец мой совсем занемог и хотел бы переговорить с вами по вопросу завещания. Так как составление завещания процесс интимный, я вас оставлю наедине.
Только смотрите, сеньор Нулло, не сильно-то усердствуйте, отец совсем ослаб, ему нельзя сильно напрягаться. Поэтому постарайтесь всё сделать быстро и, по возможности, безболезненно…
И, главное, помните….
(Говорит, перейдя на шёпот)
…синьор Беатти смертельно болен, поэтому изъясняется невнятно и маловразумительно. Вы особенно не удивляйтесь, если его голос покажется вам чужим, а обезображенный болезнью лик — незнакомым. Старческая немощь меняет людей до неузнаваемости.
Когда кончите, дайте мне знать.
А пока, я оставлю вас с моим отцом. Но помните, синьор Нулло, отцу нельзя долго разговаривать. Быстренько запротоколируйте всё сказанное им…
(Нарочито громко)
Надеюсь, мой отец продиктует вам своё завещание понятно, а главное правильно!
Пусть отец мой скрепит завещание подписью. А потом, синьор Нулло, оставьте старика в покое…
А пока я пойду, распоряжусь, чтобы для вас накрыли хороший стол и приготовили доброе подношение.
(Бенедикто шепчет на ухо нотариусу)
Да, чуть не забыл, синьор Нулло, не приближайтесь слишком близко к моему батюшке, хотя лекарь и утверждает, что болезнь не заразна. Но, Бог ведает, что у него на самом деле. Я бы на вашем месте остерёгся приближаться к смертному одру. И хотя вы тоже в преклонном возрасте, думается, вы не очень-то хотите, как мой отец, умереть скоропостижно и в страшных, диких муках…
Последнюю фразу Бенедикто произносит нарочито громко. Лже-Беатти начинает притворно громко кашлять и чихать.
Нуллло, сев в самом дальнем углу от ложа, вынимает бумаги и собирается записывать последнюю волю умирающего. Пока он готовиться, что-то бубнит по латыни…
НУЛЛО
«Pater familias. Bonus pater familias. Pater patriae. Patrum more…»
(Приподняв голову, обращаясь к синьору Беатти)
Ну-с, любезный синьор Паоло Беатти приступим к делу.
(Начинает писать)
«Я, Паоло Беатти, находящийся в здравом уме и твёрдой памяти, в случае моей смерти завещаю распорядиться моим имуществом следующим образом…»
(Снова приподнимая голову)
Я слушаю вас, синьор Беатти, диктуйте…
Яго, приподняв голову над подушкой, диктует хриплым, сильно изменённым голосом.
БЕАТТИ (ЯГО)
«Свой большой дом в Венеции, в котором я сейчас проживаю со своим семейством и оцениваемый в 7 000 000 дукатов, а также всё своё состояние, я оставляю своему племяннику Якопо дель Моро, сыну ныне покойной синьорины Люции Беатти, в замужестве синьоре дель Моро…»
НУЛЛО
(Удивлённо расширив глаза)
Cui bono?.. В чью пользу? Я не понял… Вы говорите, Якопо дель Моро, вы не оговорились?
БЕАТТИ
(Выкашлявшись, продолжает сердитым голосом)
Да, то есть, нет! Своё имущество я завещаю: «…своему племяннику Якопо дель Моро…». Пишите, синьор Нулло, от вас требуется только записать моё завещание и подтвердить.
НУЛЛО
(Пожав плечами)
Charta non erubescit…
(В сторону)
Бумага всё стерпит.
(Вслух)
Я записываю, диктуйте… В вашей воле завещать ваше имущество кому угодно. Один мой подопечный завещал свой дом и деньги своему псу, а другой приказал налить бокал вина и принести клубничного варенья.
Так, верите ли, любезный синьор, венецианский купец демонстративно съел все свои права на землевладение, векселя и прочие финансовые документы, обмакивая бумажки в варенье и запивая красным вином… Представляете какими изумлёнными были глаза его многочисленной родни… Такую трапезу скупости и глупости я видел единственный раз в своей жизни… Ей-богу, было на что посмотреть…
БЕАТТИ
(Рассерженно)
Давайте не будем отвлекаться, синьор Нулло…
(Выкашлявшись, продолжает диктовать сердитым голосом)
Пишите: «Второй дом, стоимостью 3 600 000 дукатов и приносящий квартирный доход до 40 000 дукатов в год, я завещаю своему сыну, если тот не станет оспаривать моё завещание в суде…
И, самое главное, если он не женится на синьорине Стелле Арженти.
В противном случае его часть наследства переходит моему племяннику Якопо дель Моро».
И последнее…
«Загородный дом, оцениваемый в 1 500 000 дукатов, я завещаю монастырю Сан-Джорджо Маджоре. Чтобы почтенные монахи этого благочинного монастыря денно и нощно молились за мою усопшую душу и душу моей безвинно оклеветанной и без вести пропавшей двоюродной сестры Люции Беатти…»
Ну, а далее пишите мой титул, имя…
(В нетерпении)
И давайте я подпишу, а то мне уже тяжело говорить…
НУЛЛО
Хорошо… Littera scripta manet… Ставим точку…
Осторожно приближается к ложу, чуть дыша, дрожа как лист. Нотариус держит бумагу на вытянутых руках, отвернув голову назад, чтобы не смотреть на больного…
Подпишите снизу…
БЕАТТИ
(Пописывая документ)
Ну, вот и все, сей подписью своею
Я завершаю долгий путь земной
К своей заветной цели…
Подписан долгожданный приговор,
Я отомщён! Какой счастливый день…
Чего стоишь, трухлявый пень!
Прочь убирайся, слышишь? Нет? Синьор?!
НУЛЛО
(Собирая бумаги, бубнит под нос)
Да, да… я ухожу…
Вы настолько сердиты сегодня, что порою мне грезится, что, ещё мгновение, и вы велите мне есть подписанное вами завещание, запивая свежими чернилами…
А я сыт сегодня, синьор… и я не люблю кушать бумагу, у бумаги ужасно не перевариваемый вкус, а чернила немного горчат…
(В сторону)
Он не только болен физически, но и тронулся рассудком…
Omnes una manet nox… Какой печальный конец…
Не приведи, Господь, и мне такой участи…
Уходит со сцены.
ЯГО
(Повернувшись на бок, лицом к зрителю)
Так утомился, будто бился
Я с целой дюжиной недюжинных врагов.
Но наконец-то своего добился,
Ах, Яго, сукин кот, каков!..
Засыпает и видит сон.
Сон Яго.
Звучит лёгкая музыка. На сцену выпархивают три ангелочка. В руках у них маски, как в театре Комедия дель Арте. Они танцуют вокруг ложа, которое стоит в центре сцены. На сцену выходит Сапия, она одета в белое платье невесты. Она приближается к ложу. Делает движения, будто гладит и ласкает тело спящего.
Тревожные нотки. На сцене появляется толстая женщина, совсем не ангельской наружности, но тоже в белом платье. В руках у неё четыре младенца. Она раздаёт младенцев ангелам и Сапии и, нелепо пританцовывая, удаляется со сцены. Ангелы начинают танцевать, как бы убаюкивая детей.
Музыка трагическая. На сцене появляются янычары с кривыми ятаганами. Девушки пугаются, прижимают детей к груди. Самый большой янычар приближается к спящему Яго и намахивается, дабы нанести ему смертельный удар. Сапия, прижимая ребёнка к груди, пытается помешать янычару сделать своё чёрное дело.
Барабаны. Янычары сгоняют девушек в кучу и уводят их со сцены. Два янычара берут Сапию под руки и уводят следом.
Могучий янычар вновь приближается к спящему Яго и замахивается, дабы нанести удар, гаснет свет, слышен громкий звук падающего тела.
Яго просыпается и видит, что он лежит на полу, а рядом стоит Бенедикто.
ЯГО
(Вскочив с пола)
Кто здесь?!
(Увидев Бенедикто)
Ты напугал меня, болван…
Мне снился странный сон,
Но ты его прервал, и я теперь не знаю,
Что ждёт меня, ведь это вещий сон…
БЕНЕДИКТО
Довольно нести всякую ахинею. Вещие сны — это выдумка немощных старушек и еретиков. Лучше расскажи мне, как тебе удалось одурачить самого синьора Нулло.
ЯГО
(Садится на постель, свесив ноги)
Ужели ты не знаешь, Бенедикто,
Что человек, ушедший в царство снов,
Теряет связь с телесным миром,
Его астральное бесплотное начало
Порхает между звёзд над грешною Землёй…
И ты бы мог меня лишить астрала.
А без него я был б не человек,
А жалкое его подобье, схема…
(Пускается в философские рассуждения)
Вот ты скажи, любезный Бенедикто,
Зачем мы спим? И тратим жизни треть
На глупое никчёмное занятье?
Ужель чтоб отдохнуть? Какая чушь!
Бессмыслица, злой вымысел Творца.
Зачем тогда глаза мы закрываем
И погружаемся в глубокий, чуждый мир,
В котором маемся, блаженствуем чуть реже,
А боле ничего не видим, кроме разве тьмы…
Мы ужасаемся, что сон со смертью сходен,
Всё также мрачен, груб и безысходен!
Но почему тогда, на ложе возлежа,
Не погружаясь в сон, не можем отдохнуть мы?
Быть может, черпаем мы силы и познанья
Из космоса, сознаньем подключаясь
К источнику немыслимых энергий,
Что пребывает за пределами Земли…
БЕНЕДИКТО
(Совсем запутавшись)
Но ведь и когда мы спим — не всегда отдыхаем.
ЯГО
Знать, в этот день, или, скорее, ночь,
Связь со вселенною была утрачена… Затем
И человек, как древо, вырванное из земли,
Не смог тянуть корнями подсознанья
Энергетические соки мирозданья,
Чтобы растраченные силы возместить.
Былую значимость и мощность возродить!
БЕНЕДИКТО
(Возмущённо)
Довольно, Яго, изъясняться на пустые темы.
Ты лучше расскажи, как всё прошло?
Не заподозрил часом бестолковый Нулло
Какой-нибудь подвох?
И правильно ли ты составил завещанье?..
(Испугано)
…то есть, как мы договорились: мне — состояние и большой дом, тебе загородный домик, а доходный — монастырю Сан-Джорджо Маджоре.
ЯГО
(Разочаровано)
Какой ты всё-таки приземлённый человек синьор Бенедикто. Ничего твой Нулло не заметил.
(Смеясь)
Ты его так напугал заразностью болезни твоего папаши, что он навалил полные штаны и боялся приблизиться ко мне даже на полшага.
А насчёт завещания не волнуйся, я сделал всё так, как должно было быть. Осталось только дождаться смерти твоего отца, и хладнокровно получить причитающийся нам кусок поминального пирога…
Кстати, тебе не кажется, что твой отец может, что-либо заподозрить. Ведь, он сегодня собирался подписывать завещание, а подписание не состоялось. Он же может завтра, потребовать к себе синьора Нулло, и тогда плакали наши денежки…
БЕНЕДИКТО
(Опечалено)
Не потребует, ибо он уже оставил нас навсегда ещё сегодня утром… Его тело сейчас отпевается в монастыре Сан-Джорджо Маджоре. Мне даже не пришлось ничего выдумывать, дабы увести отца на время нашего лицедейства.
ЯГО
Зачем же ты тогда затеял весь этот маскарад, если знал, что отец умер? Ведь, если отец не оставил завещания, то всё его наследство и так бы досталось тебе без этого паскудного балагана.
БЕНЕДИКТО
Не уверен. Я слышал, что отец раньше составлял какое-то завещание, и поэтому решил перестраховаться, ибо, сам понимаешь, что последнее завещание имеет большую юридическую силу.
ЯГО
А как если обман раскроется, тогда ты потеряешь всё…
БЕНЕДИКТО
А кто знает об этом, кроме нас с тобой. Все слуги, кроме кухарки, высланы из дома — они повезли тело моего бедного отца в монастырь. А немая кухарка, кроме кухни никуда не выходит. Да и потом, кто знает, может быть, в предыдущем завещании отец лишил меня всего. Я не хочу рисковать напрасно…
ЯГО
Может быть ты и прав…
(В сторону)
Ты не только зелен и безмозгл, но прежде алчен и жестокосерден…
Слышен шум и голоса.
БЕНЕДИКТО
Яго, сюда кто-то идёт, скройся в эту дверь от греха подальше…
Яго удаляется. В спальню входит Посыльный от Дожа.
ПОСЫЛЬНЫЙ
Синьор Бенедикто Беатти, Дож послал меня за вами. Случилось нечто непредвиденное. Турки грозятся напасть на Кипр. Дож требует вас к себе…
(Несколько замявшись)
Простите, синьор Беатти, я сейчас видел уходящим из этой комнаты человека, чрезвычайно похожего на вашего покойного отца…
БЕНЕДИКТО
Вам, это показалось. Это приходил мой родственник, он действительно очень сильно похож на моего покойного отца.
Кстати, откуда вы знаете, что мой отец скончался?
ПОСЫЛЬНЫЙ
Когда я спешил к вам, я повстречался с вашими слугами, которые направлялись с телом вашего отца в монастырь Сан-Джорджо Маджоре.
БЕНЕДИКТО
(В сторону)
Надеюсь, что синьор Нулло, узнав о смерти моего отца, не догадается, что его провели… Нужно потребовать от слуг, чтобы они утверждали, что мой отец умер, после встречи с синьором Нулло, а не до.
(Обращаясь к посыльному)
Хорошо, я собираюсь и очень скоро буду во дворце…
ПОСЫЛЬНЫЙ
Извините за беспокойство, синьор Беатти, вы не знаете, где я могу разыскать синьора Якопо дель Моро, его тоже хочет видеть Дож.
БЕНЕДИКТО
Яго в данный момент находится у меня в доме. Прапорщик, как только узнал о скоропостижной смерти моего отца, сразу же явился ко мне со своими соболезнованиями. Так что, вы можете идти. Мы с Яго сразу же отправляемся вслед за вами.
Входит Яго в мундире.
ЯГО
Зачем медлить? Мы отправляемся вместе с Посыльным… Пусть мёртвые оплакивают и погребают мёртвых. А мы живы и нужны Венеции. Не будем заставлять Дожа ждать нас. Родина в опасности.
Вперёд!
Все уходят. Занавес.
Сцена 6
Перед занавесом. С одной стороны идёт Незнакомец с другой старик Яго.
НЕЗНАКОМЕЦ
Ах, вот вы, где? А я вас потерял…
Куда же вы ушли, ведь мы не объяснились?
ЯГО
Я сыт… Спасибо, добрый мой синьор…
А исповедоваться что-то расхотелось…
Печальный опыт прошлых лет
Меня удерживает от открытости. Прости —
Я ноныче совсем не расположен,
Свою душонку выворачивать перед тобой…
НЕЗНАКОМЕЦ
Но обещанье… вы обещали всё мне рассказать…
ЯГО
Тебе ль, мой друг, не знать,
Как запросто даются обещанья
И тяжело так исполняются, прости,
Мне надобно идти…
Простимся без прощанья.
НЕЗНАКОМЕЦ
(Задумчиво)
Да, знаю… Был один подлец,
Что матери моей поклялся в вечной
Любви. Он нагло надругался
Над чувствами невинными её
И бросил умирать с дитём под сердцем.
Прошло с тех пор почти что двадцать лет…
ЯГО
(Задумавшись)
Немалый срок. Сейчас уж не припомнишь,
Что было в те года… Я, помниться, любил
Тогда одно прелестное создание,
С божественным и мудрым именем…
Ах, Сапия, тебя… я никогда не позабуду,
Зачем ты бросила меня? Зачем
Так надругалась ты над первым моим чувством?
Я б отдал все, чтоб только снова обрести
Возможность быть с тобою рядом,
Возможность слышать райский голос твой,
Внимать твоим словам, касаться нежной кожи…
Чем провинился пред тобой? За что же
Ты поступила так нехорошо со мной?
Жизнь для меня остановилась, боже мой,
Я будто Вечный Жид осУжден на страданье —
Жить вечно без тебя. Пустые ожиданья —
Прощения добиться твоего…
Что ж, странник, ты добился своего…
Идём в кабак, до чёртиков напьюсь
И расскажу тебе о необычной страсти,
О сладостных и кратких мигах жизни,
Когда был счастлив я с богинею своей,
Что звали Сапия… А если знал бы ты её,
Ты понял бы меня…
НЕЗНАКОМЕЦ
(Про себя)
Я весь в сомненье,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.