Бесплатный фрагмент - Забытые боги

«Кто из детей человеческих задумывался об изначальной, истинной сути всех вещей и, о том изначальном, кто создал эту природу и разнообразные миры в те древние времена, когда не было ничего бы то ни было, ни ничего, а особенно ничего из того, что мы, по наитию, называем природой, временем и мирами, и когда мрак покрывался мраком»

— Слова мудрости Волхва Велимудра.

1.1 Будущее

Каким вы представляете своё будущее?

Семья? Богатство? Счастье? Любовь?

Каким я представляю своё будущее?

Ответ простой. У меня его нет.

Почему?

Этот вопрос я задаю себе каждую ночь перед сном. Мучаю себя иллюзиями, мечтами, которые распадаются на мириады осколков, как только сознание возвращается в реальность. Не стоит искать ответ, когда всё очевидно, но я так и продолжаю задаваться вопросом.

Почему?

Сонные мысли, блуждая по тёмным коридорам разума, выискивая лазейку, в очередной раз, словно пугаясь самих себя, забиваются в пыльный угол и заставляют засыпать, так и не дойдя до конца пути.

Едкий, удушливый запах гари ошпарил нос и глотку. Открыть глаза было нелегко. Дым моментально въедался в них, отчего те слезились и щипали без остановки. Нормальный человек ужаснулся бы происходящему. Паника охватила бы тело, но когда проживаешь одно и тоже по несколько раз, то начинаешь привыкать и знаешь, как поступить в данной ситуации.

Иногда кажется, что это всего лишь сон. Вернее жаждешь верить в это. Когда он внезапно обрывается, разлетаясь на мелкие осколки, как хрупкое стекло, не устояв перед вторжением реальности, принявшей облик ужаса и страха, то понимаешь, как стоит себя вести. Главное — быть спокойной.

Схватив плотный платок, всегда лежащий под подушкой и, обмакнув в чашку с водой, рядом с кроватью, натянула его на лицо. Чувствуя каждый удар сердца, отдающий по ушным перепонкам, через клубы дыма, машинально минуя языки пламени, как и год назад, я выбралась на исходящие снаружи крики.

Постоянно удивляюсь тому, что, находясь внутри дома при пожаре, слышно лишь гул и сдавленные голоса — возможно из-за огня. Никто так и не объяснил мне, почему это происходит. Наверное, людям не до странных вопросов, а я люблю их задавать. Прилежные девушки молчат, не суют носы куда не следует, а мне, возможно, к счастью, возможно, к сожалению, пожизненно всё любопытно.

Тело дрожало, сердце билось, как сумасшедшее. Неосознанно прижимала руку к груди, будто удерживая его, не давая вырваться. Так быть не должно, ведь я совершенно не впадала в истерику. Может это потому, что прекрасно знала, что меня ждёт за пределами сгоревшего дома. Я видела это сотни раз, и с каждым разом по необъяснимой причине становилось хуже, хотя должна уже привыкнуть.

Душа болела, рвалась на части, будто кто-то впивался в неё когтями и безжалостно истязал зажатую в тиски пленницу. Разум молчал, заглушал отчаяние, приказывал терпеть. Не плакать, не сожалеть. Глаза не желали смотреть, уши слышать. Иногда хотелось смиренно умереть, но нельзя, жизнь так дорога.

— Диина! Диина! — сжатый крик матери слышался словно отовсюду.

Какое же счастье, что её не было в доме. Сколько бы не злилась на её ночную работу в этом хоть и большом, но прогнившем, сыром сарае, в который раз это спасло ей жизнь. Она конечно, сильная, волевая, но после долгой работы, уставшая может уснуть таким крепким сном, что разбудить бывает слишком тяжело. Что будет, если мама не успеет проснуться? Что, если я вовремя не проснусь, и не успею помочь? Даже думать об этом не хочу.

Вновь смотреть, как рушится дом, зрелище не из приятных. Мы научились быстро строить жилища из лёгких материалов, без всего лишнего, чтобы в последствии не было сложно отстраивать их заново. Пламя не разгоралось сильно и тушилось легко, только вот дымилось чересчур. Со временем привыкаешь к бедам, стараешься не прикипать к вещам, месту, людям, не сожалеть о потерях. Сейчас я знала, снаружи много потерь.

Первым, что я увидела, выбравшись, были охваченные ужасом и тревогой глаза матери. Жить в постоянном страхе за ребёнка, заставляло родителей стареть на глазах. У нас правило: один ребёнок на семью, больше нельзя. Поэтому потерять единственное дитя, было хуже смерти. Многие лишились в последствии рассудка. Вот и она стояла совсем седая, в мокром платье, от которого несло гарью и плесенью, а ведь когда-то у неё были красивые, иссиня — чёрные волосы, как у меня. Интересно, я тоже скоро стану такой?

— Диина! Диина! Доченька, с тобой всё в порядке? — осматривая и ощупывая каждый миллиметр моего тела, она задавала один и тот же вопрос. Я вглядывалась в её заплаканные чёрные глаза, на глубокие морщины из-за частых слёз и переживаний, и захотелось выть. Выть от безысходности. От того, что ничего не могу сделать. Никто не может.

— Мама, где отец? — в подсознании я помнила, что он ушёл с другими мужами в леса на охоту, но этот животный страх за близкого человека заслонял здравый смысл.

— На охоте, дочка. С ним всё хорошо. Всё хорошо. Всё будет хорошо, — твердила она, крепко обнимая, если быть честной, сомневаюсь, что она верила в эти слова.

Моя мать — Мута Агалон, не такая, как все. Она казалась мне почти святой, не похожей на остальных матерей. Когда я была крохой, она часто представлялась мне в образе богини, но повзрослев, я не перестала видеть её такой. Только мама и небеса давали ощущение и понимание этого мира, этой жизни.

Для меня она была воплощением правды, справедливости, нежности, любви и глубочайшей мудрости. Настоящая женщина во всех смыслах и проявлениях. Я всегда хотела быть похожей на неё. Беда заключалась в том, что трудно наслаждаться радостями жизни, оставаясь всегда правдивой, справедливой, любящей, должной всем и готовой на самопожертвования. Наверняка упустишь многое, в первую очередь — саму себя, а ведь жизнь так коротка.

Стоило оглядеться по сторонам и всё, что предполагала, мои опасения стояли перед глазами. Сгоревшие дома, обугленные трупы не успевших спастись людей, вынесенные на дорожку и прикрытые грязными простынями. Непроглядный горизонт из-за чёрного, густого тумана копоти. Опустевшие амбары продовольствия с выдернутыми дверями. Рыдающие матери, у которых украли детей, и убитые мужи, которые тщетно пытались защитить свои семьи.

Нам вновь предстоит обустраивать поселение, жить на остатках еды, а потом голодать. До следующего урожая ждать долго. Стоя на пепелище родной земли, я неустанно пыталась разглядеть стену, которая так далеко, но в то же время так близко. Стену, откуда приходит беда, и не понимала… Почему? Почему мы не возводим свою? Насколько же мы глупые и недалекие людишки, позволяющие мучить себя.

Живём, как на ладони, осталось только повесить флаг с надписью «Добро пожаловать, берите что хотите, нам не жалко!» И хоть бы один житель нашего поселения подумал о будущем. Да, вероятно, уйдут годы на постройку, и мы лишимся не малого количества людей. Однако наше будущее поколение будет жить, зная, что ему ничего не угрожает, но нет, мы — как стадо. Стадо, которое у нас всё время воруют. Молча подставляем головы на отсечение.

Мой дом — моя крепость. Вокруг поля, леса, ручьи. На первый взгляд, это рай на земле. Мы заботимся о красоте и сохранности природы. Пусть наше поселение небольшое, но мы семья. Бережём друг друга, заботимся друг о друге, если не считать дни, как сегодня, то жизнь прекрасна. Да, не спишь по ночам, вздрагиваешь от каждого шороха, но это жизнь, и мы благодарны за неё, у некоторых нет и этого. Вот оно будущее. Смиренное, гадкое будущее. Мы — рабы, и такими останемся до конца наших дней.

Старики говорят, раньше было по-другому. Я люблю слушать легенды, приятно думать, что в прошлом люди были счастливы, был мир и порядок. Помню, как находила предлоги, чтобы убегать к старейшине Йолдеру, и впитывать его рассказы, как губка. После, долго мечтать, что в один прекрасный день, всё будет так, как в те далекие времена, когда боги ещё не спустились на землю.

— Давным-давно, — с таких слов Йолдер часто начинал рассказ, открывая очередную книгу.

Странный человек, вечно ходящий в одной и той же одежде. В перештопанной десяток раз рубахе из льна, и в протёртых штанах, сшитых из кусков ткани. Казалось, его волновали лишь книги. Не знаю ел ли он вообще, ни разу не видела. Он не любил выходить за пределы собственного дома, а если и выходил, то постоянно пытался всех учить, чем сильно раздражал жителей.

Безобидный, добрый, открытый старик, с огромным сердцем. У него всегда были растрёпанные, седые волосы, клочками растущая жиденькая борода с усами, и несметное количество морщин по всему лицу, словно кто-то сжал его кожу и забыл расправить. Думаю, из-за частого чтения и напряжения, но его мудрые, зелёные глаза всегда смотрели на каждого с любовью и лаской, а от улыбки веяло неким теплом и заботой. Я обожала старика, а слушать его было сплошным удовольствием.

— Земля была разделена на семь континентов: Европа, Азия, Африка, Северная Америка, Южная Америка, Антарктида и Австралия, — когда впервые услышала эти названия, будучи ребёнком, они показались настолько нелепыми и смешными, что я всё же посчитала его выдумщиком. Поговаривали, будто он сам это сочинял. Может и так. — Европу и Азию часто называли Евразией, и она была самым большим и единственным материком на земле, омываемым четырьмя океанами, — истории об океанах мне нравились больше всего, ведь мы боимся их. — На юге — Индийским, на севере — Северным Ледовитым, на западе — Атлантическим, на востоке — Тихим, — продолжал он, и те, кто прибегал послушать, поражались его знаниям. Некоторые уходили, прислушиваясь к близким, которые усердно твердили, что Йолдер сумасшедший, и рассказывает никому ненужные бредни.

— Ещё, ещё! — твердила я, как заворожённая, глядя в блестящие глаза сказочника.

— Раньше земля была полна воды, зелени и животных. На каждом из континентов находились бесчисленные богатства, что дарила природа. Моря, океаны, озера, омывали множество земель. Сколько тысяч лет существовал мир, меняясь, расцветая на радость людям. Историю земли, всех поколений не рассказать и за всю жизнь.

— Йолдер, а наш какой был континент? — до сих пор помню этот разговор.

— Африка, — и старик показал раздвижную бумагу, на ней изображались линии и разноцветные круги. Он говорил, что это атлас, маленькое изображение нашей земли. Как? Кто мог нарисовать такую большую землю? Как можно увидеть её всю? После долгих споров Йолдер настаивал на своём. Видите ли, над землёй висели железяки и помогали рисовать. Бред какой. Напридумывает же такое, но меня поразил рисунок, в который он тыкал пальцем, показывая место, где стена. Там название земли, было похожим на то, как мы называем её — Мадагаскар, а по-нашему — Мадагастар.

— Мадагаскар был островом, принадлежащим Африке. Вот залив, что разъединял их, — он указал на изгиб голубого цвета на атласе, оказывается это обозначение воды. Никто не помнит о заливе, его осушил огонь много лет тому назад, остались только реки, тянущиеся далеко вперёд. Остальное было сушей, огорожённой стеной, а за ней, если верить атласу: Африка. Возможно, раньше так и было, но сейчас это Семаргла. Земля вечного пламени. Там правит бог Семаргл, бог первородного огня, или же по-простому — Огнебог.

Не имею представления, что творится за стеной. Слушая про Африку, сомневаюсь, что там осталась хоть частичка того, о чём говорится в книгах, мол, она омывалась Средиземным морем с севера и Красным с северо — востока. Был ещё Атлантический океан, омывавший с запада, и Индийский с востока и юга. Упаси Род столкнуться с океаном, благо, мы не ходим в ту часть, где едва слышны его волны.

Интересно, остались ли другие воды, или же Семаргл осушил все, дабы не позволять ящерам расползаться по его владениям? Если подумать, они что, дураки? Кто захочет быть сожжённым заживо? Красиво, наверное, тогда было. Пусть мы и страшимся этих вод, но я бы не отказалась услышать шум волн, который описывал Йолдер. Но откуда ему это знать? Он никогда не видел океан, но несмотря на это, я верила безоговорочно.

— После их появления континенты, разделились на владения. Азия превратилась в Перуну. Европа в Даждьбогу. Северная Америка в Стрибогу. Южная Америка в Велесу. Антарктида в Карачуну. Австралия в Чернобогу, и Африка в Семарглу. Всё уничтожено и забыто, словно и не было, — и вот снова старик задумчиво всматривался вдаль, тяжело вздыхал и пускал скупую слезу.

Существуют ли ещё такие места похожие на наше поселение? Отказывалась верить в то, что мы единственные. Должна быть земля, где обитают люди, которые, как и я теплятся надеждой, что не одни. Возможно, мы смогли бы объединиться, у нас обширная территория, места хватит всем. Мадагастар способен вместить в себя немалое количество жизней.

Йолдер говорил, раньше здесь было не так, как сейчас. В те тёмные времена сюда пришло множество животных и людей, что успели спастись. Они заселили эти земли. Не знаю, как было до великой беды, но теперь обитают разные существа. Самая большая группа — это полуобезьяны, и их очень много.

Мои любимые — это те, у которых короткие передние лапки, лисьи мордочки и выпуклые глаза. Они безобидные и милые, а вот лисы опасны. Слишком дикие и способны напасть на кого угодно, иногда встречаются целые стаи в лесах, но по сравнению с волками, они добрее. Частые гости в поселении: лемуры. Почему их так прозвали, не знаю. Невероятно подвижные и шустрые зверьки, всегда приходят группой, любят воровать еду, но не пугливые, знают хитрецы, что их не тронут.

У нас много лесов, где обитают особые виды животных, на которых можно охотиться, и кого можно есть. Когда выходишь за пределы поселения, утопаешь в горных лугах, вечнозелёных влажных лесах. Красота со всех сторон. Большую часть занимает сельскохозяйственная деятельность. Наши предки научились выращивать много зерновых, овощей, и с каждым годом мы совершенствуемся, создавая что-то новое.

Поселение расположилось почти в центре Мадагастара, где не так жарко. В горы, где постоянные заморозки никто не суётся, но там есть снег. Я никогда не видела, не ощущала его. Во многих книгах Йолдера были сказания о зимах, праздниках, снеге, что сыплется прямо с небес, словно пепел, только белый, мокрый и холодный. Вот бы потрогать его, только в горы ходить запрещено, а издалека белые вершины так и манят. На нашей же земле где-то постоянно идут дожди, а где-то царит жара.

«Плодотворы» разделили плодородные участки по всей территории, благодаря чему всё растет, не погибая. Дождь я не люблю, поскольку он падает в самые неподходящие моменты, лучше бы лил, когда горят дома. Мадагастар раньше был тропический. Здесь ничего не росло, кроме пальм, лиан, кокосовых рощ. Повсюду были труднопроходимые заросли. Животные, что сегодня населяют леса, никогда бы сюда не пришли, да и эти леса появились позже.

— Ох, как же в начале было тяжело, — причитал он, вглядываясь в моё любопытное лицо.

Йолдер самый старый из нас, говорит ему уже семьдесят лет. Вычисляет года по самодельному, как он его называет календарю, судя по которому, мало кто доживает до пятидесяти, и то если повезёт. Благодаря календарю наше поселение знает, когда сажать, собирать урожай, и многое другое.

Часто наблюдала, как старик сидел весь день, рисуя, записывая что-то куском угля на клочках изорванной ткани. После ходил по домам и раздавал то, что смастерил, заставляя людей вешать его творения на стенах. Самое странное, он любил доставать наших женщин, расспрашивать, когда та или иная родила ребёнка. Получая ответ, отмечал в их календарях число кружочком, и говорил, что это день рождения, который стоит помнить. Он очень странный, знаю, хотя с помощью календаря знала, сколько мне лет. Скоро исполнится двадцать.

Ещё в юном возрасте я сама решила вычислить сколько всем лет, и ужаснулась новости о том, что все девочки создают семьи в тринадцать. Сейчас я настолько состарилась, что никому не нужна. Нет. Буду честна. Мне никто не нужен. А кого тут выбирать? Хороших разбирают сразу. Отец подыскал пару ещё при моём рождении, но, повзрослев, осознала, что не этого хочу.

Не моя это судьба, сидеть где-то в сараях, плести сетки, шить мешки, убирать округу, готовить кучу еды для мужа, причём не только для своего, но и порой для чужих. Страшно не это, страшно то, что, когда рожаешь одного ребёнка, отправляют работать на воды, где каждый день находишься в холодной воде. Точно не знаю из-за чего, но после этого у женщин не рождаются дети, опухают ноги, болит живот, спина, да и другие болезни мучают до конца дней. Я так не хочу.

Сколько раз умоляла отца брать меня на охоту. Сколько раз просила главного в поселении создать защиту, обучаться борьбе от «Уничтожителей». Уничтожители мучают нас годами. Нет. Никто даже слушать не желал. Конечно, я же женщина, если бы нашёлся хоть один храбрец из мужей, то все сразу бы засуетились и прислушались к его советам.

Новый мир принадлежал мужчинам, и все принимали его таким. Голос был за мужчиной, а женская обязанность — слушаться беспрекословно. Честь быть хозяином дома доставалась мужчине, а женщине полагалось преклоняться перед ним. Мужчина — осеменитель, а женщина, должна рожать, продолжать род. Мужчины могли позволять себе многое. Женщины нет. Мужчины имели право изливать на женщин своё недовольство, женщинам полагалось быть терпеливыми, добрыми и снисходительными. Поэтому мне всегда затыкали рот. Негоже девке много болтать. Мама вообще просила вести себя подобающим нашим законам образом. Каким законам? Родись и умри?

Чтобы не привлекала к себе много внимания, меня заставляют следить за домом и помогать иногда матери, записав в ряды «Теплителей», хотя помощниц у неё и так хватает. Я вижу, как отец мечтает отдать меня в жёны какому-нибудь хорошему парню, чтобы была семья, и я продолжила род. Род — это самое главное. Мне страшно представить своё дитя, за которое буду постоянно бояться. Я не смогу дать жизнь и потом смотреть, как её захотят отнять, кажется это вообще не моя история. Я должна поменять её, но вот как, пока не придумала.

Во всех бедах виноваты они, те, чьи имена страшатся называть. Те, кто обрёк человечество на страдания. Те, кто не останавливаются ни перед чем, мучают землю, убивают всё живое. Не знаю, насколько это правда, эти легенды, что ведал нам Йолдер, у него много старых книг, в которых есть страницы, сделанные из бумаги, такая странная штука, необычная на ощупь, тонкая и хрупкая. Трогать её нам не разрешал, только читал. Иногда мне удавалось заглянуть внутрь, и там было столько интересных картинок.

Надо же, до сих пор помню все рассказы, несмотря на то, что мама запрещала их слушать и бегать к местному ненормальному. Я верила и верю до сих пор, что когда-то было по-другому. Двести лет тому назад. Наверное, это очень давно. Мне вот двадцать, и я старая, а двести — это десять меня, проживших по двадцать лет. Йолдер более близок к той старине, а его отец, такой же, как и он, по словам матери, был ещё ближе. Это означает, что его дед мог видеть начало.

Книги сохранились только у него. Другие не считали нужным держать такое, и кидали их в огонь, чтобы делать костры. Так ничего и не осталось. Только ненормальный Йолдер хранил всё. Благодаря ему, вернее его семье, у нас есть книга Рода, что не даёт забывать, кто мы и кто наш истинный Бог. Именно из-за сохранившихся книг, мы знаем многое.

В далёкие времена, возможно, вы не поверите, но люди жили счастливо. Как рассказывал Йолдер, были страны, города, деревни. Громадные дома, даже из стекла. Машнологии или техологии, точное название не запомнила, в общем, эти машнологии позволяли людям много чего добиваться. Повсюду была бумага, представляете, её было много. Я так хочу иметь бумагу, писать на ней, читать, трогать её. Это всё машнология делала. Йолдер ещё упоминал железных животных и птиц, в них помещались люди. Конечно смешно такое слушать, но я видела рисунки. Как могли туда залезть люди, понятия не имею, но видимо машнология помогала.

Тогда общались через маленькие коробочки «Телепоны». Ты мог находиться далеко, далеко, а телепон позволял связываться с тобой. Что их соединяло? Какие глупости всё же, а ещё были разноцветные доски, каких хочешь размеров. Название похоже на телепон — «Телепизо». В них показывали других людей, с которыми не знаком, наподобие картинок, только разговаривающих и движущихся. Кто-то ведь засовывал их туда, мне кажется им было больно. Йолдер говорит, что нет. Сомневаюсь.

Почему я не родилась в те времена? Может была бы счастлива. Могла быть свободной, делать, что хочу. Только до того момента, как начались разрушения и изменился мир. Часто задумывалась над тем, что у людей было всё, но те вечно были недовольны. Ругались друг с другом. Убивали друг друга. Представляете, убивали. Зачем? Как можно убить себе подобного?

Раньше было такое слово — «Религия». Про это пишется в книге Рода, составленной семьёй Йолдера из записей старинных писаний. Люди делились на религии, как по мне в этом нет ничего сложного. Почитаешь то, во что веришь, и живёшь по законам. Проблема заключалась в том, что люди ненавидели чужую религию. Почему? Род то один. Все верили в Рода, но по каким-то непонятным причинам не могли спокойно жить. Ладно если бы только это, они умудрялись ненавидеть других, тех, кто не был похож на них, будь то цвет кожи, или другой язык.

Буду краткой, они ненавидели всех и вся. Жадность, пороки, эгоизм порождали ярость. Люди использовали машнологии для истребления друг друга. Создавали новые и новые орудия. У нас тоже есть орудия, но мы используем их в работе и охоте. Йолдер описывал нечто другое, страшное, губительное.

Вместо того, чтобы делать добро с помощью машнологии, создавать нужное, полезное для жизни, они творили зло. Начинали войны, заливали своей кровью и кровью себе подобных землю, не задумываясь о последствиях. Завидовали, хотели большего, упивались властью над слабыми. Кричали об этих самых религиях, придумывая Роду разные названия, после, с его именами на устах, уничтожали людей. Людей, таких же как они.

Страны, города разрушались, и строились вновь. Погибали миллионы из-за дурости человеческой. Род дал им всё, о чём только можно мечтать: спокойствие, землю, урожай, скот, детей, жизнь, воздух, воду, дома, работу, семью. Им нужно было лишь жить и процветать, оберегать, уважать друг друга, но видимо людям всегда мало. Это бездонные ямы, всепоглощающие существа, что жаждут большего, а когда не получают, превращаются в чудовищ, которые теперь населяют весь наш мир.

Двести лет тому назад Род устал наблюдать за неблагодарными созданиями. Сколько раз он посылал своих пророков на землю, чтобы те вразумили глупых существ. Сколько раз старался помочь, но люди возомнили себя богами. Не слушали его, считали себя самыми умными. В какой-то момент перестали верить. Свои неудачи списывали на него. Начали оскорблять, презирать творца. Алчность и тьма захватили их души. Тогда Род разозлился на них.

После очередной войны, когда люди и машнологии дошли до предела, истребив несметное количество невинных, небеса разверзлись. Чёрные тучи окутали землю, наступила долгая ночь, которая длилась несколько дней, а после люди узрели, как отворилось небо, словно дверцы, и вышло оттуда восемь колесниц, запряжённых конями с крыльями, как у птиц. Такого никто, никогда не видел. Они парили в воздухе, и восседали на них создания, похожие на людей.

Мир погрузился в тишину. Спустившиеся с неба молчали, разглядывая испуганный народ с высоты. Йолдер рассказывал, что колесницы разделились, и над каждым континентом появился один из незваных гостей. Люди скудны на выдумки, и приняли одно единственное решение, атаковать пришедших. В привычной им манере, рассчитывая на орудия, власть и силу, на один короткий миг человечество сплотилось в считанные часы. По гостям ударили смертоносной волной, но ничего не произошло. Запущенные в небо орудия, рассыпались едва касаясь колесниц.

Люди задыхались яростью. Страх за жизнь порождал новые идеи для уничтожения. К сожалению ничего не помогло. Незваные гости продолжали парить над землей, тихо наблюдая за происходящим. Сколько именно продолжалось их молчание никто не помнит, знаем лишь одно, когда они заговорили — это было блаженство. Абсолютно каждый человек на земле, не взирая на язык, понимал их речь.

Люди перестали бояться. Оставили орудия, вышли к ним, пытаясь понять, для чего те явились и кто они. Согласно поверью первым заговорил Перун. Высокий, статный, светловолосый и голубоглазый мужчина, похожий на воина в золотых доспехах и красном плаще. В его правой руке красовался искуссный топор, окружённый молниями и ярким, ослепляющим светом. Позже все стали звать его Бог грома. Громовержец. Он говорил так громко, что голос раздавался по всей земле.

— Я — Перун — сын великого Рода. Я и мои братья прибыли, чтобы указать истинный путь, помочь вам. Мы обещаем вечную жизнь в достатке и радости. Вашего бога больше нет. Он покинул вас. Оставил этот мир нам. Всё, что вам нужно, это выбрать того, за кем пойдёте, — после этих слов, пришедшие ступили на землю, и показались во всей красе.

1.2 Прошлое

Каким вы представляете счастье?

Богатство, имущество, бессмертная жизнь?

Сколько вам нужно, чтобы быть поистине счастливыми?

Когда понимаете, что вам всего хватает для жизни?

Насколько велика ваша жадность?

Знаете ли вы слово хватит?

В далёкие времена люди не знали ответов на эти вопросы. Они хотели ещё, ещё и ещё. Когда на землю спустились боги, обещавшие им исполнения всех желаний, люди, как обезумевшие, готовы были на всё, лишь бы услужить новым хозяевам, и получить заветное. Существа, внешне похожие на нас, сами провозгласили себя богами, детьми, внуками великого Рода.

Поначалу их было восемь. Первый, кто поведал о себе и приспешниках — Перун. Он так красиво говорил, что не поверить было невозможно. Именно этот бог сообщил всему миру шокирующую новость. Рая и ада не существует. Великий Род создал маленький шар — «Правь». Туда, он помещал души праведных людей после смерти. Этот шар изнутри похож на другую вселенную, там души живут в гармонии и счастье. Громовержец выбрал для себя Азию, назвав её земли своими владениями. Он обещал справедливость, право быть равными, власть и вечную жизнь.

Вторым был Семаргл — бог первородного огня. Молодой воин, называющий себя защитником слабых. У него были белые, почти серебряного цвета длинные волосы, и короткая, густая борода. Глаза словно светло — голубое, утреннее небо. Прямой заострённый нос, выраженные скулы, и широкий лоб. Красная рубаха до колен, сидела на нём, как влитая. От него веяло добротой и заботой.

Он заверил, что даст невиданную силу, равную богам, тем, кто последует за ним. Научит перевоплощаться в животных, чтобы люди могли жить вечно в различных формах. Сам на глазах у всех перевоплотился в полыхающего пса, с огненными крыльями и шлейфом, что мог поджечь немалое количество лесов. Семаргл выбрал для себя Африку, назвав земли своей империей.

Третьим заговорил Велес — бог оборотень. Бог — мудрец, владыка чародейства. Он сам себя так представил. Это был довольно крупный, широкоплечий великан. Тёмно — синие глаза завораживали, но никто толком не запомнил черты лица. Его густые, длинные, русые волосы были повязаны толстой верёвкой вокруг головы, а от висков, свисали две косы, если верить рассказам, то борода доходила до живота. Белая рубаха до колен, пестрила красной вышивкой на груди и плечах. Широченный меч на поясе придавал ему весьма воинственный вид.

Все видели, как он движениями пальцев призывал дождь и ветер. Одним щелчком играл со стихиями, как ребёнок с игрушкой. Велес пообещал всем несметные богатства. Не просто богатства, а такие, которые люди не видали до этого. Бог перевоплощался то в человека, то в медведя, подчиняя при этом животных. Такой же дар он был готов дать любому, кто последует за ним, а также научить чародейству, чтобы каждый мог сделать себя бессмертным. Выбрал он себе Южную Америку, провозгласив себя царём тех земель.

Четвёртым был Даждьбог — бог солнца, и всесильного орудия. Он светился, как солнечный луч, обжигая глаза. Его кучерявые, доходившие до плеч волосы цвета пшеницы, весело играли на ветру. Народ до сих пор спорит о том, какие у него глаза. Одни утверждают, что золотые, другие, что красные, кто прав неизвестно. Этот бог выглядел слишком юным, лицо выдавало в нём молодого парня. Его вздернутый нос картошкой, веснушки и ярко оранжевую рубаху с горящими на солнце рукавами, запомнили все.

Одним взглядом он превращал засохшее поле, в бескрайнее, зелёное полотно. Природа оживала, от его прикосновений. Даждьбог, дал слово, что тот, кто поклянётся ему в верности, проживёт вечную, молодую жизнь. Он обещал успех во всех начинаниях. Любое желание будет исполняться, стоит только подумать. Бог солнца выбрал для себя Европу, назвав её своим домом, и местом для тех, кто хочет жить счастливо.

Когда заговорил пятый, поднялся ураган, но бог будто всосал его. Стрибог — старший брат Семаргла и Даждьбога. Бог огненных ветров, воздушного царства. Его внешний вид напугал многих. Растрёпанные, как у злой, безумной старухи, седые волосы до груди, гладкое лицо, но слишком морщинистый лоб. Зелёного цвета выпученные глаза, и нос с внушительной горбинкой. Самым страшным был пронзительный, острый взгляд, что вызывал дрожь по телу. Он подчинял себе птиц. Воин хаоса, с луком и стрелами в руках, а блестящие доспехи так и кричали, что имя ему — Война.

Грозный бог пообещал тому, кто поклонится, дать разрушительную силу, способную уничтожать земли и врагов. Он желал видеть подле себя лишь воинов, жаждущих борьбы, и нескончаемых поединков. Стрибог уверял, что его подданные смогут прожить столько жизней, сколько захотят, если им понадобится, научит летать, разгонять облака, вдыхать вселенную. Поговаривали, что он управлял духами умерших. Бог хаоса выбрал для себя Северную Америку, назвав её землёй воинов.

От шестого веяло холодом, а посох в его левой руке, был изо льда. Карачун — бог зимы и холодов. Низкорослый мужчина с болезнено — бледным цветом кожи, белыми волосами, ресницами, бровями, но с чёрными, цепляющими глазами. Волосы были собраны на макушке в небрежный хвост, а вот лицо было идеальным, словно над ним поработал искусный Мастер.

Он мало говорил, только поклялся, что подарит своим людям ледяные дворцы, умение управлять снегом, молодость и вечную, беззаботную жизнь. Больше не сказав ни слова, отправился в Антарктиду, и немалое количество людей последовало за ним. Наверное это были те, кто любил холод.

Седьмой восседал в колеснице голубого цвета, украшенной ракушками. В его правой руке блистал золотой двузубец. Переплут — бог морей, океанов, и всего подводного мира. Он выглядел немолодо, но и не старо, а вот жемчужная улыбка покорила многих. Тяжело было оторваться от его странных, зелёных волос и фиолетовых глаз. Таким он и запомнился: глаза и волосы.

Переплут парил в воздухе, а шум волн слышался отовсюду. Этот бог обещал лёгкую, бессмертную жизнь под водой, что считалась, самым большим царством на земле. Жить как он, мечтали многие, и позабыв про всё, миллионы пошли за ним, исчезнув в глубине бездонных вод.

Самым страшным был Чернобог. Воплощение зла. Его глаза отражали глубины мрака. Одет в чёрную мантию с широким капюшоном на голове. Всё, что удалось рассмотреть это тонкие губы, сливающиеся с серым лицом и кончик острого носа. Именно этому богу великий Род отдал другой, созданный им шар под названием «Навь», куда Чернобог помещал души грешников, чтобы те томились во тьме, не видя света, не зная радости.

Он позвал за собой тех, кто хотел жить вечно и так, как хочется. Управлять тенями, самыми жестокими существами. Создавать собственный мир в параллельной реальности, подчинять слуг из мира мёртвых. Быть чёрными магами, уметь превращаться в воронов и перемещаться сквозь пространство и время. Толпы последовали за ним в Австралию, где он создал тьму, прячущуюся за вечным туманом.

Человечество разделилось, каждый поспешил за тем, в ком видел свое великое будущее. Все верили, что пришло спасение, и наконец настанет счастье и вечная жизнь. Но были и те, кто не захотел верить в новых богов, те, кто продолжал почитать единого бога Рода, и желал следовать за ним, пусть тот и отвернулся от своих созданий. Люди смеялись над ними, называли глупцами, пророчили неизбежный конец.

Разгневанные боги, посчитавшие такое поведение предательством, решили уничтожить противившихся переманам. Однако, откуда не возьмись, появилась женщина рядом с Семарглом. Её глаза были настолько благородны и чисты, что вызывали благоговейный трепет и восторг. Она сияла, как первая, утренняя звезда.

— Моё имя, Лада, — её голос вызывал слёзы радости. — Я — богиня любви. Тем, кто не потерял веру в Рода, кто желает жить по созданным им законам, я дарую свободу. Вы вольны выбирать собственный путь. Семаргл, брат, — обратилась она к тому, кто готов был первым испепелить предателей. — Выдели этим людям землю рядом с твоим царством. Пускай живут там и почитают нашего отца, — после богиня исчезла, словно и не было.

— Соберитесь, кто не хочет вечной жизни, и продолжает верить в того, кто оставил их. Ваша земля будет мала и не заселена. Живите там, выживайте, как можете, без нашей помощи. Не обращайтесь к нам и не смейте приходить на наш порог, — около ста тысяч людей со всех уголков земли собрались в одном месте и прозвали его «Поселение» Жители стали называть себя дети «Рода» Единый бог дал и продолжал давать нам жизнь, мы искренне верили в это. Благодаря вере и добру наши предки создали свой мир. Поселение построили на возвышенном месте, вблизи источников воды.

Дома делали маленькими, но уютными, рядом друг с другом, словно грибочки, растущие по соседству. Раньше, для защиты от зверей и непрошеных гостей предки окружали поля и поселение частоколами — изгородями, которые состояли из толстых брёвен, стоящих вплотную один к одному и крепко вбитых в землю. Концы брёвен заостряли и для прочности обжигали на костре. Со временем поняли, что ничего не помогает, и перестали как-либо защищать себя.

Мы строили дома из прочных, толстых брёвен. Крыши покрывали соломой или деревянными жердями. В домах были очаги, сложенные из камней и использовались для приготовления пищи. Они были без труб, поэтому дым выходил на улицу только через открытую дверь. Но всё это осталось в прошлом. Уже не одно поколение строит дома из тонких брёвен, используя листья вместо крыши, а очаг для приготовления еды стоит перед жилищем каждого обитателя.

Неподалеку от домов, в ряд выстроили несколько хлевов. В одних держали скот, в других зерно и другие запасы. Наши предки знали, что главное условие для выживания — еда, поэтому зарождение земледелия и скотоводства было обусловлено природной необходимостью. В начале главной была охота и собирательство, однако ни процесс охоты, ни собирательства в полной мере не зависел от стараний и желаний людей.

На собирательстве все могли остаться ни с чем. Охотники также не были уверены в благополучном исходе. Иногда возвращались, гружённые добычей, а могли пробегать несколько дней впустую. Так никуда не годилось, и предки занялись посевами и разведением животных. Всё начиналось с диких свиней. Охотники выискивали их семьи, убивали родителей, а детенышей приносили живыми в поселение. Так появились первые породы домашнего скота. Со временем в лесах начали появляться дикие овцы, коровы, лошади, их тоже одомашнили. С тех пор мужей, кто охотился, прозвали «Охотники».

Умельцев разбирающихся в посевах и выращивании овощей, прозвали «Плодотворы». Они пропахали поля для земледелия, возделали участки вокруг поселения, и оно процветало, ускоряя темп жизни. Девственная, плодородная земля давала урожай в изобилии. Поля стали для неё сердцем, посевы — кровью в жилах.

Мы имели своё богатство, а вместе с ним — жизнь, что росла с новыми лесами и нескончаемой зеленью. Этот достаток давал надежду, предки радовались, понимая, как она приумножится для будущего поколения. Уход за скотом, лошадьми, свиньями взяли на себя «Питатели», они ловко управлялись со всей живностью, обеспечивая поселение мясом.

Самым нужным строением после домов у предков, всё же был «Купол» в самом центре поселения. Там раз в неделю собирались жители и почитали бога нашего Рода, а так же главные устраивали собрания, обсуждая нужды и важные дела. Рядом с куполом стоял домик «Почитателей», где жили семьи тех, кто учил нас, как следует поклонятся Роду, и что нужно делать, дабы не гневить его. Именно почитатели выбирали «Глав», и в самом начале создания поселения распределили обязанности каждого жителя. Все были обязаны заниматься своим делом, определенной работой, и это передавалось из поколения в поколение.

Поменять работу или захотеть учиться чему-то новому, было запрещено. Так появились разные виды деятельности. Например, «Дарители», учат нас буквам, письму, названиям привычных вещей, как общаться между собой, и читать книгу Рода, для этого отведено специальное место, построенное для знаний. Дарители сами шьют специальные лоскутки, чтобы мы писали на них.

Также был создан отряд молодых и крепких парней, которых прозвали «Собиратели». Они находили мусор, каким-то чудом попадающий на наши земли. Сломанные и ненужные вещи обретали вторую жизнь в качестве предметов быта и инструментов, хотя у всех были золотые руки, и любой мог смастерить, что угодно. Позже появились и другие «Собиратели», что работают на водах. Туда начали отправлять лишь родивших первенца женщин.

Одними из важных и уважаемых людей считались «Теплители», которые пряли пряжу, вязали, создавали ткань и шили одежду, мешки, одеяла, и всё необходимое для жизни. Серьёзная работа. Нужно целыми днями сидеть, сгорбившись, выполняя очень сложное, на мой взгляд, дело. Такой ответственной работой занимались только женщины, главной среди них уже несколько лет была моя мать.

Самая ответственная работа лежала на ней, не каждая помощница могла делать то, что умела она. Поэтому мать постоянно засиживалась до утра. За ширмой только и слышался стук напёрстка с иглой. Её любило и уважало всё поселение. Незаменимый работник. А она и не замечала, как в свои тридцать пять превращалась в старуху. В принципе, как и остальные. Наравне с Теплителями по важности считались «Целители» и «Мастера». Целители лечили раненых, больных, спасали много жизней. Всё в поселении делалось руками Мастеров, от орудий до игл. От их домов всегда несло жаром и паром.

Как по-мне, то очень опасная работа была у «Ловцов». Они уходили далеко, на бурные реки, дабы наловить разной рыбы, которая водилась в отдалённых и страшных местах. Прошло немало времени, и в какой-то момент многие ловцы начали пропадать, поговаривали, что их похищали ящеры. В таких-то водах может водится всё, что угодно.

В первые годы поселение быстро росло и развивалось. Каждый выполнял свои обязанности, растил детей, создавал новые семьи. Земля собрала на себе разных людей. У кого-то был другой цвет кожи, другой язык, другие взгляды на жизнь. Абсолютно все отличались друг от друга, но со временем сплотились. Выбрали один общий язык, перестали видеть в соседе иного, любили и уважали каждого, несмотря на внешность, и как говорит.

Поселение превратилось в одну большую семью. Никто никому не завидовал, не боялся, не обсуждал, все лишь помогали друг другу, верили в светлое будущее и в единого бога, что это, как им казалось, убережёт от любого ненастья. Люди не сомневались в завтрашнем дне, зная, что земля даст всё необходимое. Им были безразличны те, кто отправился за большим. Предки даже не задумывались над тем, что может возникнуть угроза. Как же они ошибались.

Мирное небо над головой, плодородная земля, смех близких и друзей, вечерние посиделки у костра, весёлые будни за любимой работой были недолгими. Спустя десять лет после возведения поселения, раздались оглушительные звуки взрыва, словно небо разбивали на осколки, а землю разрывали на куски. Облака превратились в ало-красные клочки, готовые упасть на голову каждому, кто окажется под ними. Вопли, душераздирающие крики доносились отовсюду. Вода вскипала, выбрасывая трупы своих жителей на поверхность.

Семаргла покрылась огнём, полыхающим так высоко, что было не разглядеть, где он заканчивается. После, из клубов дыма, доходящих почти до нашего поселения появились люди, которые когда-то последовали за огненным богом. Тела бежавших были в ожогах, ранах и трещинах, будто пламя разъедало плоть, оставляя обугленные дорожки. Сколько тогда прибыло к нам за помощью, не знаю, да и мало кто помнит, но предки приняли их. Целители лечили днями и ночами. Кого удалось спасти, рассказывали ужасающие вещи.

В начале рабы лже-богов жили в достатке. У них было всё, о чем только можно мечтать, но этого оказалось мало. Жадность и зависть порождали споры, которые не хотели решать боги. Каждый человек просил о большем, умолял о смерти соседа, кто, как ему казалось, получил что-то намного лучше, чем он сам. Вражда, убийства снова пронеслись по земле, а поскольку у всех были равные силы, кровь полилась рекой. Любой мог ворваться в чужой дом и устроить побоище, не жалея ни детей, ни женщин. Боги лишь наблюдали, не желая вмешиваться.

После стало хуже. Люди захотели другого, того, что было у тех, кто пошел за другими богами. Нападения на земли чужаков участились, в надежде завоевать доверие того или иного бога, никто не задумывался о том, что их ждет. Ярость богов была страшна и направлена не только на людей. Грозные небожители не могли простить друг друга за то, что принимали того, кто сменил клятву и присягнул на верность новому хозяину. Началась битва. Страдали все, но они священные существа, жившие миллионы лет, и уважающие друг друга братья, конечно же их вражда длилась недолго, а вот человечеству пришел конец.

Один из спасённых рассказал, как Семаргл, превратился в огромного пса, пролетел по земле, не пропустив ни один уголок своих владений. Его горящий шлейф разнёс огонь, что, будто живой, окутывал людей, впиваясь в тела. Он вползал в глаза, уши, рот, нос. Многие пытались скрыться, но огонь был быстрым и хватким, шансов спастись не было не у кого. Повезло лишь тем, кто жил около нашего поселения.

Как только они увидели, осушенные огнём воды, что разделяли нас, бросились бежать и успели, пока пламя окончательно не поглотило их. Те, до кого оно добралось, сразу превратились в гигантские пылающие статуи. Огонь, словно вода, охватывал каждый кусочек кожи, после чего застывал, и человек становился похож на кровоточащий лавой уголёк. Как говорит Йолдер, они мутировали.

Горели дома, поля, леса, смертоносный огонь выжигал всё живое. Ничего не осталось, лишь черная, пламянная пустыня, по которой бегали обугленные существа. Старики и дети не выдерживали таких изменений и падали замертво, сгорая изнутри, выжили только молодые. Семьи были разрушены, ни у кого не осталось детей, пронзительный крик матерей заглушал вой огненного ветра. Кому повезло спастись, наблюдали, как позади них вырастала огромная стена, которой нет конца. Семаргл сделал всё, чтобы никто не смог выбраться. По словам выздоровевших, каждый бог воздвигнул такую же стену, но она не смогла удержать чудовищ.

С тех давних пор мы и живем в страхе за наши жизни. Существа, что некогда были людьми научились перелезать через стену, воровать еду, скот и детей. Зачем они это делают? Наши предки объясняли это тем, что у них нет еды. Вот только для чего им дети, никто так и не понял. Каждый знал, как те погибали от огня, не имея возможности перевоплотиться. Может и их съедали?

Нападения нарастали, мало того, что эти гадкие существа поджигали своими телами наши дома, забирали детей, так ещё и богиня Морана, жена Чернобога, повадилась убивать новорожденных. Почему именно детей? Ответов не было и главы приняли решение, что каждая семья должна иметь одного ребёнка. Одного легче спрятать и уберечь, чем целую ораву.

Целители нашли выход, как уменьшить рождаемость, и девушек, родивших одного ребёнка, сразу отправляли работать на холодные воды, пока они не заболевали и становились бесплодными, тогда их переводили на работу, предназначенную им с детства. Незамужние, чьи родители не договорились о свадьбе, когда те были еще в утробе, из кожи вон лезли, чтобы их приметил сильный мужчина. Как только девушку забирали замуж, ей оставалось лишь содержать угол, в котором они живут, родить дитя, воспитывать его, а потом идти снова трудиться, ведь каждый обязан приносить пользу.

— Мне кажется, я могу больше, чем смотреть за домом, помогать тебе или растить ребёнка, — часто, робко заводила этот разговор с мамой, когда приходила к ней в сарай, понимая, что та не собирается прекращать работу, а с моим появлением ей всегда становилось веселее. Я обожала садиться рядом и слушать, как она что-то рассказывает. — Может мне пойти в Охотники? — продолжала спрашивать, но ответ всегда был один.

— Пустой разговор, — отвлекаясь от очередной рубахи, она поднимала свои чёрные глаза, и в глубине души, вот только очень, очень глубоко, я понимала её. — Доченька, милая моя, мы так живем. Здесь каждый должен приносить пользу, у каждого своя задача, — нельзя винить за то, что она не могла меня понять, нас вырастили с такими мыслями, мы впитывали их с молоком матери, и я опускала глаза под её добрым взглядом и молчала, неуверенно улыбаясь.

Возможно, в чём-то мама была права, ведь находиться в этих местах было более-менее спокойно. А у Охотников как? Надо отвечать перед старшими, умолять чтоб взяли с собой, такую хрупкую девчонку, ещё и отец будет этому препятствовать. Занятие матери вроде бы почётное и полезное, но я всё равно чувствовала, здесь мне не место. Сам же сарай представлял из себя весьма вместительное сооружение с крепкими стенами и крышей, ещё не разу его не разрушали и не поджигали.

Вокруг тишина, никто не мешает, не лезет с нравоучениями, что и как я должна делать, что не такая, как все и пора бы уже выйти замуж. Сложно всё это. В такие минуты отчаяния и непонимания со стороны родных, я убегала туда, где душа обретала свободу. За поселением благодать. Травы буйно сменяются, кругом россыпи цветов. Как же чудесно вдыхать пряный воздух, аромат растений.

Запах самой природы, плодородной земли способен кружить голову. Какая же у неё сила, способная взрастить столько жизни, мне бы хоть чуток этой силы, и я смогла бы совершить что-то грандиозное, новое, нужное всем. О, эти широкие поля, раскинутые под ярко-голубым небом, вольные, свободные, как бы хотелось иметь такую же свободу.

Жёлтые, красные, синие, белые цветы усеяли всё вокруг. Деревья, одетые в ярко-зелёное убранство, мягкая трава стелющаяся, как ткань. Воздух напоен запахом этой травы и разогретой солнцем древесины. Я обожала лес. Если по нему прогуляться ранним утром, можно увидеть, как на траву выпадает свежая роса, как распускается множество цветов. Вы представить не можете сколько ягод найдётся в лесу. Земляника, черника, черноплодная рябина, лесная малина и другие дары природы, что постоянно ждут гостей.

В лесу жизнь кипит, вовсе не похожая на нашу. По травинкам бегают букашки, в воздухе жужжат дикие пчёлы. В чаще нельзя пройти, не запутавшись в клейкой паутине. Это пауки охотятся, раскидывая её между кустами и деревьями. По стволам растянулись цепочки муравьев, они несут к себе домой еду. В листве деревьев щебечут птицы. Всё в лесу цветёт и пахнет. Светит солнце, едва пробивающееся через кроны высоких деревьев. Это некое царство, наполненное тайнами и загадками.

Наши пшеничные поля находятся рядом с лесом. Любоваться этой красотой наверное умела только я. Мне всегда казалось, что поля это некое бескрайнее пространство. В них, покрытых кланяющимися от ветра колосьях, можно найти умиротворение и покой. Голубое небо, соприкасаясь с жёлтым цветом полей, словно дополняли друг друга, уходя далеко за горизонт. Кроме полей и плодородных лесов есть и другие леса, находящиеся далеко от поселения, туда разрешено ходить лишь Охотникам.

По словам отца там всегда ровное тепло и много дождей. Такие леса образуют густые заросли, через которые трудно, а порой и невозможно пробраться. Деревья там стремятся вверх, к свету, создавая внизу глубокую тень. Это мир вечной зелени. Там растут необыкновенно разные растения, а деревья, словно великаны с плотными, большими и кожистыми листьями. Именно из них мы и делаем крыши домов. Толстая кожица листьев предохраняет от дождя и солнца.

В диких лесах самые распространенные растения, это лианы. Да, да — это тропические леса, те, про которые неустанно твердил Йолдер. Много чего из его рассказов оказывалось правдой, и никто не смел спорить. Так вот лианы, как живые существа, цепляются за стволы деревьев и взбираются высоко к свету. Они переплетают деревья и свисают вниз, какая же должна быть это красота. Хоть бы глазком увидеть, но кто меня пустит. Зато пальмы, что растут в тех лесах, можно найти и недалеко от нас.

Отец любит рассказывать в красках, как некоторые растения поселяются не на земле, а на стволах и ветвях деревьев. Самые роскошные это цветы, похожие на огромных бабочек. Благодаря этим лесам, мы получаем много полезного, например сахар, такое сладкое растение. Ещё там обитают разноцветные птицы, что кричат во всё горло, а есть совсем крохи, которые никогда не останавливаются, постоянно паря в воздухе.

Бамбуковые рощи, где растут очень твердые деревья, кокосовые поля, алоэ, что лечит раны. Разные животные, например черепахи, длинные змеи и хамелеоны, странные существа, меняющие окрас. И конечно мои любимые это большие бабочки размером с целую руку, как говорит отец. Когда-нибудь я увижу всё это своими глазами. Я стану охотником.

1.3 Настоящее

Какой вы видите свою жизнь? Насыщенную прекрасными событиями и яркими красками.

Чем наполнена ваша жизнь? Приятными мгновениями, пустыми переживаниями или ясными мыслями и свежими идеями.

Чего вы ждёте от жизни? Новых приключений, светлых деньков, переплетённых с чувством бодрости, радости и уверенности в последующих ваших шагах.

Что для вас означает слово жизнь?

Просыпаться по утрам, есть, пить, любить. Гулять, наслаждаясь миром, пытаясь узнать что-то новое, то, что не знали раньше. Смотреть на себя и умиляться, находя себя весьма привлекательным и думать, что останетесь такими навсегда. Не задумываться о смерти, поскольку до неё ещё далеко и надо успеть пожить.

А успеваете ли вы жить?

Я жить не успевала, и смерть всё ближе и ближе тянула ко мне свои худые, костлявые ручонки. Я предчувствовала, что осталось недолго, всем осталось недолго. Смерть придет за каждым из нас, поскольку мы уверены в жизни, но не в смерти. Стоя среди обломков того, что ещё вчера назывались домами и, вслушиваясь во всхлипы людей безнадежно утративших надежду на будущее, я понимала, как легкомысленно мы относимся к смерти и упорно пытаемся не замечать её. Сколько ещё понадобится лет, потерь и смертей, чтобы мы наконец осознали, как нужно защищаться и бороться за свою столь короткую, никчемную жизнь?

Свист Охотников раздался издалека. Громкий, хрипловатый голос отца не узнать было невозможно. Звуки догорающего пламени от не до конца поглощенных им домов, терялись под оглушительным воем прибывшего охотника. Видимо они заметили дым, поднимающийся до небес и прибежали так скоро, как могли, но поскольку слишком быстро, значит уже возвращались домой. Когда сквозь плотную стену вязкого, вонючего дыма показался отец, сердце словно пропустило удар, с грохотом свалившись куда-то глубоко к желудку, а после пришло облегчение.

Мой отец — Венан Агалон. Главный Охотник, суровый, строгий и не боявшийся абсолютно ничего человек. Его уважали и старались быть похожими на него, особенно молодые ребята, которые любили наблюдать за ним, и грозно выкрикивали, что в будущем будут помогать ему. Глядя на него, я всегда поражалась, как они такие разные с мамой смогли создать семью, да и вообще, большинство строят семьи с теми, с кем имеют общую работу. А они взяли и сломали стереотипы. Но тут дело скорее даже не в этом, эти двое и внешне не подходили друг другу, словно огонь и вода, никогда не соприкосающиеся стихии.

Мама такая худенькая и миниатюрная. С нежными движениями, гордой осанкой, важным, серьёзным видом, но вот глаза всегда выдавали доброту. Тонкие, почти прозрачные руки, ростом она едва доставала отцу до груди. Круглое, белоснежное лицо с ровным носом и изящным подбородком. Узкие, удлиняющиеся к вискам глаза, с огромными чёрными точками, что блестели, как луна темной ночью. Чёрные, прямые, длинные волосы, которые никогда не кучерявились, даже под дождём. Маленькие ножки и крохотные ладошки. Она была тихой и скромной, не повышала голос, и всегда ходила с поднятой вверх головой.

Отец же был высоким, широкоплечим, здоровым и упитанным. Издалека его легко можно было принять за движущуюся скалу. Одни руки чего стояли, по толщине вполне сравнимы со стволом дерева. Громкий, много смеющийся и любитель поболтать. Квадратное, вечно румяное лицо так и светилось жизнью и детским озорством. Он ненавидел бороду и усы, поэтому брился каждый день, не давая ни одному волоску вырасти на лице.

Огненно-рыжие, кудрявые волосы он стриг коротко, не позволяя им отрастать, от чего издалека казался лысым. Пухлые губы, поломанный с детства нос, зелёные, утопающие в густоте темно-рыжих ресниц, глаза, нахмуренный лоб и оскал вместо улыбки, делали похожим на настоящего воина, готового вытащить меч в любую секунду и начать битву. Как они сошлись, до сих пор в толк не возьму?

— Мута! Диина! С вами всё в порядке? — как же голос отца способен остановить эту панику и ужас в душе, успокоить мысли и придать уверенность. — Помогите раненым, уведите к целителям! Унесите мёртвых с дорог! — приказывал он прибывшим с ним охотникам, а я, теряя последние силы, бросилась в его объятия. — Ну что ты, дочка? Всё будет хорошо, — это семейное, говорить одно и тоже, надеясь, что слова помогут, и тут я вспомнила про Йолдера. Обычно дом старика не затрагивали уничтожители, он стоял подальше от других домов, но нехорошее предчувствие заставило забеспокоиться о нём.

— Отец, мне надо бежать. Вот вручаю тебе маму, — я буквально прижала её к его груди. — Скоро вернусь, — сорвавшись на бег, давая поглотить себя остаткам висевшего в воздухе дыма, не расслышала, что прокричала мама в ответ, я мчалась к старику.

Когда уничтожители нападают, то никогда не трогают Купол, колосившиеся поля, мастерские, сарай Теплителей, дом знаний и целителей, а так же хижину Йолдера. Ни разу ещё не подожгли хлева, только обворовывали, и прекрасно были осведомлены о времени, когда мы собирали тот или иной урожай. Похоже эти чудовища изучили нас вдоль и поперёк и знали, куда нужно стремиться и что брать.

Единственное не понятное мне, почему они не трогали Купол и дом старика? Ведь пробегая мимо, эти существа поджигали всё подряд. Про остальные места промолчу, понятное дело, там для них ничего интересного не было, да и стояли они особняком. Но купол, он же посередине и не задеть его невозможно, а дом старейшины, хоть и не рядом с домами, но находился на их пути. Ответов не было.

Почти добежав до дома Йолдера, я остановилась, чтобы откашляться, лёгкие заполнились гарью и дышать стало трудно. Вытирая глаза подолом платья, не хотела прикасаться к ним грязными руками, взгляд упал на лежащего на земле неподалёку человека. Разобрать кто это, было сложно, поэтому просто рванула туда.

По мере приближения и осознания того, кого увижу, меня начало мелко трясти, а окаменевшие ноги останавливались, не выдерживая тяжести тела. Физически я была сильна, но душа больна и потрясена, дух сломлен, и усилия взять себя в руки, возродиться к жизни, увенчались неудачей. К раненому старику я ползла на коленях.

— Йолдер, миленький, как же так? — слезы, как осенний ливень, хлынули по щекам, тонкой струей растекаясь по шее. — Что ты тут делаешь? Зачем вышел из дома? — обеими не слушавшими меня руками, как сумасшедшая, старалась зажать рану, что кровоточила у него на груди.

— В доме..На столе..Бумага..Я передаю..Тебе..Дом..и книги.. — он едва подбирал слова. Добрые, полные отчаяния глаза смотрели на меня, а я не знала, что делать, как помочь.

— Помогите! Сюда! Быстрее! — кричала я что есть мочи. — Кто-нибудь! Кто-нибудь! — но никто не шёл, это был конец.

— Ты..Не такая..Береги себя, дочка.. — его горячая, мокрая от крови рука прикоснулась к моей щеке, он улыбнулся, а я в последний раз заглянула в эти зелёные, мудрые, ещё живые глаза и услышала, как дыхание остановилось.

Глядя на человека, которым восхищалась, кого уважала, любила и считала самым добродушным на всей земле, вдруг поняла, что больше ничего не боюсь. Но тот напор, с которым волна жажды мести полезла вверх от пяток до макушки, невольно испугала на мгновенье. Ярая ненависть, злоба стремительно ползла по всему телу, как хищное животное за добычей, пробираясь сквозь остатки смиренного характера.

На его умиротворенном лице застыла улыбка, мне показалось, что он счастлив, быть может старик устал и ему пора было умирать, превратиться в дыхание земли. Его недолюбливали, не звали в гости, оставляя в темноте одиночества, где он тихо держал печаль за руку изо дня в день, утопая в собственном мире. Бедный Йолдер всю свою жизнь старался никого не тревожить ни словом, ни жестом, и молчал среди кричащих, возможно так он находил успокоение. Дышит ночь мне в шею, звезды чертят на небе мою печаль. Меня будто разорвали на части, вырвали сердце, о Йолдер, мне очень жаль.

Ему не повезло по жизни, с юношеских лет, как и его родители он жил лишь книгами, историями, так и не найдя себе достойной жены. Все девушки поселения считали его странным, не осталось больше таких, как его мать или бабушка, а та на которой он хотел жениться, потребовала выбирать: «Она или книги?» Выбор был очевиден. С тех пор местный чудак полностью ушёл в себя, после умерли родители, Йолдер потерял счёт времени, засиживаясь у себя в доме. Никто не хотел быть ему женой, и род оборвался на нём. Единственная отрада для него стали мы, дети, что прибегали послушать рассказы. Дети вырастали, забывали. Все забывали, кроме меня.

— Диина, это ты? — никак не могла предположить, что на помощь придет именно он. Гаден Главата, сын главы поселения, его гипнотизирующий всех девушек голос можно было распознать сквозь любой шум.

— Йолдер, — ком в горле не давал ответить. — Помоги, — я держалась до последнего, но эта жгучая боль потоком вырвалась наружу, заставив уткнутся лицом на залитую кровью грудь старика.

— Вставай, — он очень бережно обнял меня за талию, вот уж не ожидала. — Сюда! Старейшина умер! — проорал Гаден куда-то в сторону. — Пойдем, доведу до купола, твои родители уже там, — не хочу бросать Йолдера одного, а сказать боюсь. — Старик, что решил вот с этим орудием на уничтожителей напасть? — кивнул он на лежащую недалеко от Йолдера палку с острым наконечником, которую только заметила. — Зачем полез? — ярко выраженная тень печали скользнула по его лицу. — Бедняга даже не успел напасть, как у него явно выхватили орудие и воткнули в него самого. Жаль, — я с удивлением смотрела на Гадена заплаканными и округлившимися от его слов глазами.

— Тебе жалко его? — спросила я, ведь этот всеобщий любимец никогда не отличался добротой и вниманием к Йолдеру, да и не разговаривал с ним.

— Конечно. Он был одним из нас. Хороший, добрый, отзывчивый. Я мало с ним общался, и несмотря на это, всё же не слепой и знаю какой это был человек, — мой вопрос заставил его сдвинуть брови и сжать губы. Неожиданно вздрогнула.

И чего все незамужние девушки сходят по нему с ума? Безусловно, в нём есть что-то притягивающее, едва заметная харизма. Но по сравнению скажем с охотниками Гаден слишком тощий и ростом не так высок, как большинство мужчин. Квадратное лицо всегда вызывало у меня смех, оно так несуразно болталось на тонкой шее.

Маленький подбородок, на котором отчетливо выделяется толстая, нижняя губа, острый прямой нос, как черточка нарисованная на квадрате. Только одно было в нём прекрасно — это глаза медового цвета, с черной радужкой, что буквально смотрели в душу, иногда это пугало. А вот густые брови и пышная шевелюра русого цвета, вечно торчащая в разные стороны, отвлекали от всего остального.

— Я приду чуть позже, — тихо сказала, быстро вытирая остатки слез, чтобы подошедшие не видели, как я плачу.

— Тебе нужно поспать, с утра начнутся работы, будем строить новые дома, ты нужна отцу отдохнувшая, — этот спокойный голос раздражал до ужаса. Мне вдруг захотелось ударить его, наорать, спросить почему он не рыдает, хотя знала, что Йолдер был дорог только мне.

— Передай отцу, скоро буду, — я больше не желала смотреть на бездыханное тело старика, которое укутывали в ткани. Гаден будто хотел сказать что-то ещё, но промолчал, и я медленно зашагала к дому, где для меня была оставлена бумага на столе.

Много домов осталось с тех времен, когда их строили из крепких бревен, те, что не трогали уничтожители, одним из таких был дом Йолдера. Некая крепость по сравнению с остальными. Не успев войти, сразу почувствовала некую защищенность. Толстые стены позволяли расслабиться и успокоиться. Пусть тут и не было женщины, но старик содержал его в порядке и чистоте, а несметное количество книг поражало сознание. Снаружи дом казался большим, но внутри был совсем маленьким, всё пространство занимало то, чем он дорожил.

Аккуратно заправленная кровать стояла в углу, справа от двери, и даже под ней виднелись книги. У Йолдера был очаг встроенный в стену, нам бы такой. Слева, в тусклом свете догорающей свечи находился внушительных размеров круглый стол и три стула. Около десятка открытых книг лежали на столе, говоря о том, что он читал перед тем, как осознанно отправиться на смерть. Просиженный стул с обшарпанной спинкой одиноко смотрел на меня, словно умоляя присесть. Как только подошла ближе, взгляд сразу упал на письмо, написанное Йолдером.

Диина, дочка.

Если ты читаешь это, значит меня уже нет в живых. Знай, я осознанно пошёл на этот шаг. Род заждался меня. Моё время пришло, судьба зовёт. Послушай меня внимательно. Прошу, не печалься, всё пройдет. Двигайся по жизни бодрее и увидь свою дорогу, что ведёт тебя в будущее. Поверь, счастье всегда у твоего порога. Не плачь, не сожалей ни о чём. Не горюй по мне. Смейся громче. Чувствуй своё сердце вдоль и поперек. Ты сумеешь найти то, о чем мечтала, ты лишь пойми, о чём кричит твоя душа.

Любящий тебя всем сердцем Йолдер.

Мечта, как искорка рождается в душе, такая маленькая, неприметная вначале. Проходит время и осознаешь, как она уже пускает корни, немного подрастая. Растет, растет, и наполняет каждый уголок души. Вдруг понимаешь, как хочешь следовать за ней, как шепчет, что ты должен жить и идти вперед, за ней, только лишь за ней. Не слушать людей, забыть про всё, отдаться мечте и она отдастся тебе. Мечта. Зачем он говорит о ней?

Сидя в этом небольшом, уютном и слегка обветшалом доме, одна, держа в руках письмо, я… плакала. Плакала не навзрыд, не винила никого, не жаловалась, нет. Тихо, очень тихо, будто скрывала свои слёзы, боялась, стеснялась того, что кто-то увидит их, увидит мою боль. Я сидела и молча вытирала солёные капли, которые предательски катились из глаз по запачканным щекам. Вчитываясь вновь и вновь в его прощальное письмо, и попыталась на миг заставить себя улыбнуться, но поняла сквозь какую нестерпимую боль я натягиваю эту улыбку.

Судьба. Куда она может звать? К чему-то хорошему? К смерти? К рождению? Судьба не бывает простой, каждый миг накладывает шрамы. Порой мы открываем всё с чистого листа, стараемся забыть, начать сначала и чувствуем, как тонем в собственной безысходности. Поток судьбы бросает в разные стороны, а мы, как птицы летим за ней, не успевая распахнуть почти сломанные крылья.

Я видела, как полумертвые встают, а сильные страдают от бессилия. Судьба пронзает душу ядовитой сталью, заставляя кричать, показывать миру боль, свою печаль. Время — пыль, прошлое тает в тумане, мы говорим себе «Всё будет хорошо» и умираем от собственного самообмана. О какой судьбе ты говоришь, старик? Ты улетел за ней, оторвав свои крылья.

Я сидела неподвижно, чувствуя, как начинают болеть плечи, словно кто-то беспощадно кладёт на них груду камней. Тяжесть распространялась по всему телу, не давая возможности пошевелиться. Слёзы высохли окончательно, оставив липкий след, сковывающий лицо. Ещё минута и свеча потухнет, погружая меня в кромешную тьму, но подниматься совсем не хотелось. С чего-то вдруг разволновалась, подумав о темноте, даже холодок по спине пробежал. Откуда такие страхи?

— Это ещё что такое? — собрала волю в кулак, встала, чтобы поменять свечу, а рядом с ней из под книги выбивался другой листок бумаги, на котором было написано моё имя. — Если это второе прощальное письмо, точно сойду с ума, — схватила бумагу затёкшими руками, и трясла ею в воздухе, крича обиженно на Йолдера.

Мой дорогой друг, Дескар,

Я прошу отдать после моей смерти мой дом, мои работы, мои книги Диине Агалон. Всё моё, да будет её.

Йолдер Луперин

— Что?! — мой визг эхом раскатился по дому. — Всё отдать мне? Не думаю, что глава поселения, Дескар Главата, отдаст хоть что-нибудь. И с каких пор они друзья? И Гаден расстроился. Я чего-то не знаю? — мысли проносились так быстро в голове, как стрелы выпущенные из лука. Тщетно пыталась воспроизвести в памяти моменты жизни Йолдера, по крайней мере которые видела, но так и не вспомнила дружбы между ними. Хорошо, допустим глава отдаст мне имущество старика. А что с ним делать дальше? Времени на чтение, уборку, уход за этими вековыми памятниками, сделанными из бумаги, нет. У меня ни на что времени нет. — Во что ты впутываешь меня, старик? — оперевшись руками о стол, закрыв глаза, постаралась воссоздать картину своего будущего или хотя бы составить план. — Отец с ума сойдет. Мало того, что замуж не хочу, так ещё и книги, а он знает, как захочу их читать. Запретит. Я упорная, добьюсь разрешения. Вот тогда он окончательно потеряет надежду на моё замужество. Кому нужна странная жена? Никому, — после этих слов улыбка расползлась по лиц. — Йолдер, Йолдер, устроил ты всем сюрприз, — на долю секунды и правда подумала, что разговариваю с ним, или он меня слышит.

Книг действительно несметное количество, распиханное по всем углам. Некоторые по объему и размеру были невероятно огромные, вряд ли поднимешь. Самые красивые располагались на полках, недалеко от кровати, пёстрые, разноцветные. На столе и под столом лежали совсем старые, порванные, но старик бережно ухаживал за ними, делал деревянные обложки. Сразу захотелось прочитать все. Прямо сейчас. Поскольку те красивые так и манили, и я с детской радостью зашагала к ним, пока не наткнулась на своё отражение в зеркале.

Наши мастера умеют делать замечательные зеркала с разнообразными рамками, но вот только ни у кого нет зеркала во весь рост. У меня к примеру маленькое, в дубовой оправе, даже у мамы в сарае стоит небольшое, где видно лишь голову и грудь. Девчонки часто любят прибегать туда, полюбоваться собой. А тут во какое здоровое, спряталось за грудой книг, которые я быстро убрала, открывая для себя нечто новое. Присмотревшись, заметила, как оно помутнело, и по краям покрылось чем-то чёрным, а вот рамка была не простая. Золото. Это точно золото. Йолдер сам читал и рассказывал об этом. Откуда здесь золото? Его два века как нет.

Вопросов возникало всё больше и больше, ответов не узнать. Вглядываясь в то, что никто никогда не видел, совсем не замечала себя в отражении, а когда пригляделась, ужаснулась. Диина Агалон стала похожа на скелет рыбешки. Я и раньше походила на мать по части худобы, но сейчас переплюнула даже её. Главной напастью были волосы, от влаги превратившиеся в кудрявый стог сена.

Отец наградил меня своими кудрями, вот у мамы не так, всегда хотела как у мамы. И вот смотрю на себя в полный рост и осознаю, какой нормальный парень возьмёт такую в жены, если я вдруг захочу замуж. Щеки впали, белая, как мука, глаза и без того узкие, сузились на нет от слёз. Грудь куда-то делась, недавно вроде была, а теперь на доску похожа. Вся в крови с головы до ног, но самое ужасное, я этого даже не замечаю.

— Какой кошмар, — закрыла лицо руками, появилось огромное желание разбить это зеркало, чтобы не вгоняло меня в ещё большее уныние. — Йолдер, теперь понимаю почему ты его книгами заставил. Смотреть на себя тошно человеку, — я отвернулась, принимая решение. — Прости старик, но если ты отдал всё мне, то я выброшу зеркало, а вот рамку отдам отцу.

— Не надо выбрасывать! — мужской голос такой добрый, успокаивающий и завораживающий раздался будто из стен, я даже испугаться не успела. — Диина?

Откуда он знает кто я? И тут меня затрясло от страха мелкой дрожью. Я не из пугливых, но такое напугает любого храбреца.

— Кто здесь? — первой мыслью было бежать со всех ног, но ох уж это любопытство. — Йолдер, это ты? — почему-то подумала о нём, ведь я столько с ним сегодня разговаривала. Кто знает, возможно Род каким-то чудом позволил ему вернуться? Вот только голос не старика. — Отвечай! Кто здесь?! — как сумасшедшая нарезала круги вокруг себя, боясь не заметить незваного гостя. — Я схожу с ума, да? — ответа не было, видимо да. — Как Вы узнали моё имя? Почему не отвечаете? — измотанная после стольких приключившихся сегодня бед, мне и вправду могло померещится всё, что угодно.

Усталость брала своё, насильно прижимая к земле, резко захотелось лечь и забыться, погрузиться в сон на несколько дней. Скоро рассвет, работы много. Как со всем справиться? Надеюсь, отец не заметит эти чёрные мешки под глазами и зарёванные, опухшие глаза. Скорее всего ему будет не до рассматривания моей внешности, столько домов надо восстанавливать. Он сейчас наверное спит, храпя на весь купол, и только мама, я в этом полностью уверена, сидит и ждёт меня. Знаю, что не расскажет отцу о моем долгом отсутствии, но получить выговор от неё похлеще, чем от него.

Раздумье о них напрочь вытеснило мысли о голосе, хотя какой там голос, причудится же такое. Взгляд опять упал на зеркало, глаза сами закатились от такой отражающейся красоты. Спать. Надо поспать. Пусть часок, зато тело отдохнёт. Никаких спать, сначала следует отмыться. Как можно постоянно забывать о крови, что покрывает всё тело?

Я действительно не в себе, поэтому ни о чём больше думать не буду, и зеркало пускай пока стоит, потом разберусь, и тут словно снова отчетливо услышала этот голос, просящий не выбрасывать эту здоровенную вещь, особенно меня вновь передернуло от вопросительного «Диина?» Ну не могло такое померещиться.

Очень аккуратно сложила письмо, написанное главе от Йолдера, и поместила его за поясом на платье. Закрыла открытые книги на столе, задвинула стулья, потушила свечу и вышла из дома. Вокруг стояла глухая, тёмная ночь, которую освещали неровно воткнутые в землю тусклые факелы. Всё что я видела, лишь сгоревшие дома, и тут вдруг поняла, ведь горели не они, а каждый раз горела наша жизнь. Внутри пожар, снаружи дым, а чёрный пепел напоминает нам выжженные дотла мечты. Когда все это поймут? Или только я хожу с открытыми глазами?

Уничтоженное прошлое, будущее, настоящее. Мгла, тишина, не слышно даже щебечущих сверчков. Обернулась и посмотрела на этот тихий дом позади меня. Он был словно гол, стар и сиротлив. Ничто теперь не разгонит его тоску, ни солнце, что встанет поутру, ни прекрасные деревья, что ветвями гладят крышу. Дом пустоты и потерянной надежды, теперь в нём живет лишь ветер прошлого.

Он скучает, горюет по своему владельцу, но тот никогда не вернётся. Его нет, а дом продолжает верить и ждет хозяина, который вот-вот откроет дверь и войдёт. Наполнит счастьем пол, стены, обшарпанный стол, и вновь старенький дом станет светлым, как при жизни Йолдера. Как объяснить тебе, чтобы не ждал? Да о чём я говорю? Я и сама его всё еще жду.

— Диина Агалон! — грозный окрик главы оборвал и растоптал в мгновенье всё, о чем я размышляла. — Что ты тут делаешь? Почему не в Куполе? Гаден сказал, скоро придешь, а сама ходишь среди обломков в ночи, — медленно развернувшись, я искренне опустила глаза, давая понять, что мне очень стыдно. — Нормальные девушки не бродят по ночам, они спят, и вообще девушке положено слушать старших. Хотя кому я это говорю? — как и остальные, он знал про меня всё, я никогда не была нормальной девушкой.

Ещё с детства предпочитала играть не с тихими соседскими девочками, а с мальчишками, не уступая им в искусстве лазать по деревьям или метко швырять камни. Убегала в лес, гуляла по ночам. Мама частенько была не на шутку обескуражена, видя, как у её дочери проявляются бойцовые замашки, и то и дело старалась внушить, что я должна вести себя как девочка, а не как сорванец.

Отец же в этом вопросе был более терпим и дальновиден. Он считал, что всему своя пора, товарищи детских игр превратятся со временем в юношей, что будут увиваться за мной, и я пойму, что главная жизненная задача каждой девушки — выйти замуж и продолжить «свой род». «Диина просто очень живой ребёнок,» говорил отец постоянно, «Ещё успеет постичь истину, что семья превыше всего.» Глава с ним не соглашался.

— Да-а-а, — протянул он. — Жалко старика, — такую явную печаль нельзя сыграть, он и правда сожалел.

— Глава, у меня есть письмо вам от Йолдера. — быстро достала бумагу, протянула ему, а сердце упало в пятки.

— Читай, у меня зрение и так не очень хорошее, а в такой темноте и подавно, — скрестив руки, он посмотрел на меня с неким недовольством.

Гаден без сомнения похож на отца. Дескар Главата маленький, хрупкий, порой не совсем вежливый мужчина с отсутствующим взглядом. Когда была маленькой, этот его взгляд пробирал до дрожи, пробуждал некий страх, словно я смотрела в глаза мёртвой рыбе. Такое же квадратное лицо, вот только шея пошире и покороче.

Волос на голове не осталось, отчего на лысине всегда прыгали солнечные зайчики. Глаза бесспорно одни и те же, только у главы верхние веки от морщин сползли на нижние, закрывая некогда блестящий, красивый, медовый цвет. Сейчас этот оттенок был едва заметен. Сморщенные губы, свисающие щёки превратили его в молодого старика. Мой отец помоложе будет, да и охотники почему-то позже стареют.

— Тут совсем немного, — раскрывая бумагу, сильно разволновалась, поэтому буквально протороторила слова, а не прочла.

— Хм-м, — худощавые пальцы почесали лысину. — Раз он так пожелал, пусть всё будет твоим.

Вот так просто? Ни возмущений? Грозных отрицаний не будет? Пусть будет твоим и всё? Вопросы так и давили на мой мозг.

— Вы хотите сказать, что я могу забрать себе этот дом? Без лишних возражений? И книги оставить себе?

— Конечно. Хочешь, всей семьей живите. Дом крепкий и его никогда не трогали, — он пожал плечами и даже улыбнулся.

— Отец не захочет в нём жить, — это я знала наверняка.

— Об этом поговорите лично, я ему только сообщу, что согласился с просьбой Йолдера. Диина, теперь это твой дом, можешь распоряжаться им, как хочешь, — глава по-доброму положил мне руку на плечо и я наконец осознала, что у меня есть собственный дом.

— Спасибо, — откуда ни возьмись появилась слеза и огромной каплей полетела вниз.

— Не надо рыдать. Всё, пошли, тебе надо поспать, — постучав по спине, меня насильно повели к Куполу. Я обернулась и мысленно пообещала дому, что скоро вернусь.

2.1 Голос

Купол — это значимое место, занимающее особое положение, для поклонения Роду, где мы служим ему, благодарим, просим о помощи и любви, несмотря ни на что. Основная часть купола это большой зал, где собирается поселение раз в неделю. У каждого своё время для посещения, чтобы купол не переполнялся и всем хватало сидячих мест. Мастера соорудили превосходные удобные скамейки и украсили стены рисунками, вырезанными по дереву. Чуть поодаль от главного зала располагался алтарь, откуда почитатель зачитывал книгу Рода.

Когда уничтожители в очередной раз разрушали наши дома те, кто оставался без крова, отправлялись в купол, жили там, пока не выстраивались новые жилища. Скамьи выносили на ночь наружу, расстилали внутри на деревянном полу ткани, и все спали бок о бок.

Это было единственное место, где после случившихся бед, любой чувствовал себя в безопасности, словно стены оберегали от зла. Поэтому множество родивших женщин отправлялось в купол с новорожденными, чтобы защититься от нападок Мораны, которая никогда не появлялась в этом священном месте. Жалко, что не все семьи были такими дальновидными, многие надеялись на свои силы.

Солнечные лучи сильно обожгли моё опухшее лицо, глазам было больно, будто сотни иголок впивались в них. Только сейчас отчетливо услышала стоящий на весь зал гул и громкие разговоры людей. Как же крепко я уснула, что не проснулась ни разу от таких воплей. Дети визжали, совсем маленькие затяжно плакали, взрослые бурно обсуждали план действий. Всё смешалось в один сплошной, отвратительный шум, от которого хотелось бежать куда подальше. Громче всех орал и высказывался мой отец, ни капельки не удивилась. Потерев глаза, устало зевнула и заметила на себе пристальный взгляд мамы, вернее озлобленный и испепеляющий взгляд.

— Что? — зевая спросила я, делая невозмутимый вид.

— Отец узнает, ох и достанется же нам с тобой. Когда ты уже начнешь вести себя прилично, как подобает девушке? — и вот она зацыкала, ненавижу когда она так делает.

— Ничего не будет, отец поймёт. Я же не делаю ничего плохого. Тем более ты знаешь, почему поздно пришла. Пожалуйста, не ругайся, мне правда тяжело, — в памяти промелькнуло мёртвое тело Йолдера, и я вся сжалась.

— Всё будет хорошо, — её теплая рука погладила моё лицо, в этот раз я с чего-то ей поверила.

— Охотники собрали достаточно листьев. Девушки, собираемся, — отец любил командовать. — Диина, иди к нашему дому и жди меня там, — я засобиралась.

Повсюду слышался стук, свист, ор, особую неприязнь вызывал звук распиливания дерева. Все дружно передавали друг другу орудия, материалы, девушки суетились с ведрами воды, периодически подбегая то к одному, то к другому мужчине.

Женщины постарше вычищали территорию, отчего воздух стал непроглядным, пепел попадал в глаза, нос, рот. Приходилось постоянно откашливаться и махать тряпками, чтобы хоть как-то видеть, что делаешь. Видимо только я обращала на это внимание, все остальные как работали, так и продолжали, абсолютно не стеснённые обстоятельствами.

— Старик на уничтожителя с палкой пошёл, видимо окончательно умом тронулся, — краем уха расслышала чьи-то слова.

— Печально всё это, столько прожил, а тут решил умереть. Что не говори, хороший он был человек, — кто-то отвечал, но кто именно не разобрала.

Упоминание о Йолдере заставило мысленно вернуться к происшествию с Голосом. У нас в поселении однажды был похожий случай. Старик начал разговаривать с умершей женой, со временем стал отказываться от еды, воды и умер. Его сын после смерти отца, увидел мать в отражении воды, после чего сошёл с ума и в последствии убил себя.

Целители сказали, что у них было психологическое расстройство, передающееся по наследству. Всё нутро кричало мне, что у нас в роду такого не было, ну а вдруг с меня начнётся, и встреча с чем-то новым и неизведанным заставило сойти с ума, и я также скоро встречусь со смертью. Я задавалась вопросами: «Что, если я уже начала терять рассудок? Что, если Голос — это способ моего разума противостоять тому, что свалилось на меня за прожитые года?» Я мысленно попыталась шепотом поговорить с этим Голосом, но расплакалась от жалости к себе и стыда.

От дурных мыслей отвлекли настойчивые требования отца подать листья, оказывается он уже несколько минут не мог до меня докричаться. Я попыталась вытереть слёзы и заметила, как Гаден в упор смотрит на меня, стоя в трех метрах от места, где мы строим наш новый дом. Желудок свело судорогой. Щеки залил румянец то ли от стыда, то ли от пронзительного взгляда медовых глаз. Никак в толк не возьму, что ему надо?

— Говори честно, когда пришла в Купол? Не спала наверное, вон какие глаза опухшие и слипаются. На слова не реагируешь. В доме у Йолдера засиделась, да? — казалось отец даже не поднимал глаза за работой, как он успевает всё замечать, у него будто есть неведомая сила, позволяющая предугадывать и видеть любого насквозь. — Я не сержусь. Дескар сказал, что привёл тебя, и как ты была расстроена, — предатель, сразу представила этот разговор и недовольное лицо отца от новости о письме, но он молчал по поводу этой темы. Я бросила на него быстрый взгляд и заметила, как он тоже расстроен.

— Отец, Глава больше ничего тебе не говорил? — хотелось верить, что он разрешит и одобрит моё стремление находиться в доме старика.

— Доченька, ты уже взрослая и обязана понимать, что пора строить свою семью, родить ребёнка. У тебя должен быть муж, совместный дом, пойми, с возрастом нужно идти на компромиссы и быть полезной, как для себя так и для поселения. У тебя хорошо получается быть теплителем, помогать матери, но семья это главное. Ты — большая девочка, сделай наконец взрослый поступок, — для отца это было очень просто, а меня от такого ответа бросило в жар, но я не думала отступать.

— Во-первых, я спросила тебя не об этом. Во-вторых, если это взрослый поступок, то я не хочу взрослеть. Для кого буду полезной, для себя? Не смеши меня. Я буду полезной только мужу и поселению, живя во тьме и страхе, пока не сдохну от нападения или разрыва сердца, если не дай Род, кто-то отнимет моё дитя. Твоя польза — лишь слова. Ты правда считаешь, что все приносят пользу или просто заставляешь себя в это верить? — схватила кучу листьев и швырнула ему под ноги. — Отец, эти высказывания не имеют смысла, люди в поселении руководствуются многовековыми правилами, живут и умирают, не желая ничего менять. Поэтому мы — жалкие жертвы уничтожителей, — отец сжал молот обеими руками и со всей силы ударил по бревну, неуклюже лежащему на земле. С яростью и мощью, соответствующей его росту, начал крушить рядом наваленные доски и вообще всё, что попадалась под руку.

— Ну почему ты такая противная? Может это моя вина? Знаю я про письмо. Если для тебя это важно, можешь находиться в том доме сколько хочешь, удерживать не стану. Тебя и не удержишь. Точно, моя вина, — вытирая пот с лица, он так нежно и одобрительно посмотрел на меня, что я опять расплакалась. — Но, но, слезы ни к чему, иди сюда, — широкие, твёрдые, как железо руки захватили в объятия, отчего сразу стало так хорошо. — Мы тут сами справимся, иди поспи, вижу, что падаешь от усталости, — каждый раз когда кажется, что он меня убьет, на самом деле выходит всё наоборот, заканчиваясь моей победой.

— Можно я у Йолдера в доме посплю? — глядя снизу вверх на задумчивое лицо отца, уже знала ответ.

— Мать будет в ярости, — тяжело вздохнул, прижал посильней, поцеловал в макушку и продолжил работу.

Я лишь улыбнулась и порадовалась тому, какой у меня понимающий отец, с мамой как-нибудь разберёмся со временем. В конце концов она тоже всегда соглашается со мной. Зачем спорить и ругаться, если всё равно выйдет так, как я хочу?

Они — наверное единственные родители в поселении, дающие такую физическую, и моральную свободу дочери. Остальным девушкам такое и не снилось. Я последний раз улыбнулась отцу и уже собралась уходить, как вдруг вновь заметила этот возбужденный взгляд Гадена. Замотала головой, освобождаясь от догадок о том, что хочет этот всеобщий любимец, быстро зашагала в сторону дома Йолдера.

Разглядывая бегающих туда сюда людей, ощущение будто кто-то преследует меня, застало врасплох, всё что оставалось сделать, чтобы успокоиться, это обернуться. Я уже достаточно взрослая и поэтому старалась избавиться от мужского внимания, мне даже в голову не могло прийти, что так называемые чувства со стороны мужчины настигнут так неожиданно и в таких неподходящих обстоятельствах.

Уши и щёки загорелись. Повернула голову и возмущенно посмотрела на него. Заметив мою реакцию, тот ответил неподдельным восторгом, словно увидел во мне взаимные чувства. Он широко заулыбался, а руки затряслись, как у больного, просящего помощи. Я вздрогнула от этого прожигающего взгляда, наглой улыбочки и сальных глаз.

Остановилась, а он взял в себя в руки и сделал шаг ко мне. До этого момента я сомневалась. Думала, скорее надеялась, что Гадену просто скучно и таким образом он «хулиганит», но сейчас явственно поняла, если сразу не убегу, этот не знающий слово «нет» папенькин сыночек и любимец всех одиноких девах, устроит мне что-то очень нехорошее. Сколько девушек за ним увивалось? Например: вездесущая и настырная Змия — дочь самого главного Мастера поселения.

Я вдруг вспомнила, как упала с дерева будучи ребёнком и разбила колено, оно распухло, а огромная ранка воспалилась. Даже тогда было не так больно, как мысль о том, на что этот решительный юноша способен, когда не получает желаемого. Представила предстоящий разговор и стало как-то унизительно противно. Надо бежать, делать вид, будто ничего не соображаю, а после ждать, когда это преследование закончится и надеяться на лучшее, на то, что он оставит меня в покое. А может мне это кажется? Опять бред.

— Диина! — только попятилась назад, как он ускорил шаг. — Постой! — закрыла глаза и постаралась не думать о дальнейшем, хотя это было не просто, но мне помогли мысли о доме Йолдера и о книгах. Голос Гадена в этот раз почему-то стал похож на скрежет металла по стеклу. Низкий звук, отдающийся в зубах, мучительно раздирающий слух. Для нормального человека такой голос явно мучителен, а раньше казался мне манящим. В висках громко пульсировала кровь, во рту пересохло, а перед глазами начали расплываться сюжеты ближайшего будущего, если он действительно положил на меня глаз. — Куда ты идёшь? В дом Йолдера? Может пойдём вместе? Вчера разговаривал с твоим отцом, когда пришёл в купол сообщить, что ты придёшь попозже. Как я понял, он хочет выдать тебя замуж. Знаешь, мой тоже хочет меня женить, а я никак не могу выбрать себе невесту. А время летит, Диина, — резко потеряла дар речи. Его голос и эти двусмысленные намеки пугали и настораживали. От несуразности ситуации хотелось рассмеяться. Еле удержалась. — Чего молчишь? Ладно пошли. Я провожу. Да, кстати, ты сегодня очень красивая, тебе идёт, когда вот так закалываешь волосы, — мне не часто делали комплименты. Иногда только те мужчины, которые хотели подлизаться к отцу. Иногда женщины — соседки за чистоплотность и порядок. Обычные, бессмысленные слова, что говорят всем подряд. Единственные, кто хвалил и правда восхищался мною, родители, но комплимент из его уст слышать не хотелось вовсе. — Странная ты сегодня, впрочем тебя можно понять. Устала, не выспалась, потеряла друга, — не сразу заметила, как Гаден обхватил за талию.

— Ты уж прости, но у меня срочные дела, в другой раз обязательно поговорим, — улыбнулась, спихивая обвивающую руку, стараясь не обидеть.

— Я тебя повсюду ищу, — раздался знакомый голос.

— Одан! — мой визг заставил съежиться обоих, даже меня. — Наконец-то, пошли быстрее, я тебе такое расскажу, — схватила того за руку, не оборачиваясь и не прощаясь с Гаденом, бегом рванула в сторону места назначения, буквально волоча за собой друга. Когда мы оторвались, отбежав на значительное расстояние и остались наедине, я тронула его за плечо, давая понять, что нам нужно срочно поговорить подальше от чужих глаз и ушей. Разговор намечался хоть и неприятный, но разумный, по крайней мере для меня. — Слушай внимательно, нам нужно поговорить по поводу… — мне хотелось поговорить про моё ужасное видение и странный голос, но встретившись с его испуганным и озадаченным взглядом, вдруг поняла, насколько это будет глупо звучать, да и опасно, вдруг не поймёт. Разговора уже не избежать, и я надумала спросить о другой волнующей меня теме, но он начал первым.

— Как ты себя чувствуешь? Мне так жаль, Диина, знаю, как дорог тебе был этот старик. Сочувствую, — от дружеского и трогательного, но довольно тяжелого удара по плечу у меня подкосились ноги.

Одан — мой лучший друг, если можно так выразиться. С детства мы очень близки и раньше всё делали вместе, но как это обычно бывает с возрастом у каждого появляются обязанности, и со временем мы отдалились друг от друга. Он вырос в семье целителей и всё свое время проводил с родителями, учась новому, помогая жителям. Одно у нас осталось общим, мы оба не стремились строить семью.

Одан был единственным, кто умел слушать меня по-настоящему, знал мои тайны, и я всегда была уверена, что он ничего и никогда никому не расскажет. Нас ломала каждая утрата, и в минуты, когда мир казался серым, неуютным, он был рядом. Когда в плену смятений и обиды прибегала к нему и молчала, он лишь понимающе смотрел и не боялся, что могу ранить необдуманными словами. Одан слышал весь мир сердцем, так же как и я. Это милый парень с чистой душой и ясными мыслями. Глядя на него, не могла понять, как так получилось, что такой здоровый, высокий человек — не охотник, а целитель. Я в прямом смысле этого слова дышала ему в пупок, он примерно на голову выше отца и также силён.

Больше всего мне нравились его огромные ладони, такие белые, по сравнению с чёрной кожей тела, которая похожа на смолу и блестела на солнце. Нравился его цвет, не то что я, бледная, как простыня. Если честно меня восхищало в нём всё. Эти большие, невероятно добрые глаза, пухлые губы, которым могла позавидовать любая девушка. За ним много кто увивался, но он полностью отдавался работе, а вот родители мучили с женитьбой похлеще моих.

— С тобой всё хорошо? — как же он умеет видеть меня насквозь. — Давай рассказывай, слушаю. Кстати, слышал о письме Йолдера, честно говоря не удивился. Кому-то же должны были достаться его сокровища. Зная, как он тебя любил, логично предположить, что оставит всё тебе. Одного не понимаю, зачем он намеренно пошёл на смерть?

— Уничтожители! — резко выпалила, не желая больше слушать слов сожаления. — Кажется нам пора с этим что-то делать, я отчетливо осознаю, слушать меня никто не будет, но вот ты или твой отец можете помочь нам всем. Нужно поговорить с Главой, — высказала и стало легче. Одан нахмурился и уселся на землю поудобнее.

— Ничего не понимаю, о чём ты? Что я или мой отец можем сделать? Ты прекрасно знаешь законы, мы ничего не решаем, — «тебе тоже следовало бы почитать законы» осталось не высказанным. — Объясни, чего ты хочешь?

— Чего? Пусть начнут строить стену! — начала чуть ли не переходя на крик, но он перебил.

— Я могу точно сказать, что на это никто не согласится. Ты представляешь сколько сил, жизней и материалов уйдет на это? Хорошо, допустим, если и согласятся, ты правда рассчитываешь, что стена убережёт нас? Уничтожители преодолевают любые высоты, ты сама прекрасно это знаешь. Да что с тобой? Какая муха тебя укусила? — его можно понять. Он всегда был уверен в правильности законов и решений Глав в лице Дескара Главаты и Почитателя Воида Сакердота. Но я всё равно уверена в своей правоте, пусть никто и не верил. Я точно знала, что стена нас защитит.

— Всё в порядке и никто меня не кусал. Ладно, нет смысла продолжать разговор. Забудь об этом, но.. — знала, что через минуту пожалею о сказанном, но уже не в силах остановиться. — Я не могу больше здесь жить! Это не моя жизнь, я устала прибывать в вечном страхе за себя и близких людей! Для тебя, наверное, мои слова прозвучат ужасающе, но я хочу уйти отсюда и добраться до богов! Не надо на меня так смотреть! — сжала зубы и прищурилась, ожидая неприятного ответа, который наверняка будет жёстким. Кажется в этот момент я стала похожа на маленького зверька, загнанного в угол. Одан встал и, как это обычно бывает, когда он сочувствует или хочет поддержать, положил ладонь мне на плечо.

— Ты всегда была моим другом, хорошей девочкой, работящей, и родители тебя неплохо воспитали. Всё поселение это знает. Поверь, я желаю тебе только добра, но ты должна повзрослеть и перестать жить мечтами и какими-то странными идеями. Взгляни вокруг свежим взглядом. Возможно всё не так уж плохо? Люди уважают и почитают тебя и твою семью. Да, не всё так гладко, но у нас много еды, есть крыша над головой. Порядок, законы, — опять заладил про законы. — Мы живём хорошо, получше некоторых, и ты это знаешь. Почему бы тебе не начать думать о своём будущем? Здесь. С нами. Забудь о том, что ты сказала, и я забуду. Вернись в реальность, Диина, — он сделал паузу, схватил меня за правую руку и похлопал по ней. Голос Одана был спокойным и уверенным, а я больше смотрела под ноги, поэтому не увидела, как начала пульсировать вена у него на лбу. — И не переживай из-за Гадена, ты ему приглянулась, но это не надолго. Я бы посоветовал присмотреться к нему, но мы оба знаем, что он тебе не пара. Найди уже нормального мужа и создай семью. Как я слышал твой отец уже подобрал тебе партию, правда имя пока не разглашал.

От услышанного у меня потемнело в глазах. Всё хорошо по его словам. Будущее было ясно и предрешено. Я мечтала изменить себя, и искала то, что сделает меня особенной. Следовать за мечтой, но всё напрасно. Теперь поздно что-то предпринимать. Отец смотрел мне в глаза и нагло врал, что разрешает проводить время в доме Йолдера, на самом же деле он принял окончательное решение. Естественно, он и так слишком долго ждал.

Я не закричала и не расплакалась, не убежала глубоко в лес, не подвергая себя бессмысленной опасности. Покивала головой ещё минут десять, закончила разговор, обняла его и медленно зашагала в дом старика. Войдя вовнутрь, волна успокоения накрыла меня. Почему это жилище так на меня действует? Открыла окна, попыталась что-то почитать, чтобы отвлечься, но беспокойные мысли продолжали возвращаться.

В ушах звучали слова Одана, а перед глазами появлялся размытый образ некоего мужчины, который в будущем будет указывать, как мне жить. В конце концов, закрыла книгу, встала из-за стола, присела у стены и начала рассеяно думать, как бы остановить это безобразие.

Я — слабая девчушка без права голоса. У меня нет той силы, что присуща мужам. Сила, вот что определяет в новом мире жизненный расклад. Я всегда иду против этой силы и стараюсь быть ответственной за каждый сделанный мною шаг. Повсюду столько лести этой силе. Её восхваляют, ею дорожат. Но есть и другая, скрытая сторона, та, где на самом деле страхи душат от бессилия и у некоторых скована душа. Как же я хочу сбежать от показной, такой ненастоящей силы, но тот же страх режет меня без ножа. Как сложно быть слабой женщиной среди сильных мужчин. А может быть я не права? Может быть я и есть сила? Как же сложно быть сильной женщиной среди слабых мужчин.

— Ну и что ты смотришь на меня? — спросила своё отражение в зеркале. — Никто тебя не понимает. Ответь, что мне делать? — чувство опустошенности и одиночества сковывало, я так устала одна бороться против этого мира.

— Если есть мечта, следуй за ней, — всё, это конец, я окончательно и бесповоротно потеряла последний здравый смысл и сошла с ума. Голос, от которого было блаженно и в тоже время не по себе, появился вновь в моей голове. Если это я разговариваю сама с собой, то почему голос мужской? — Ты слишком много думаешь, Диина, вместо того, чтобы действовать, — оглядывать каждый угол дома не имело смысла, здесь никого не было, и я это понимала, но машинально пыталась найти того, кто говорит, отказываясь верить, что это игра моего собственного воображения.

— Я знаю, что тебя здесь нет. Это нереально. Мне нужно успокоиться. Зачем ты мучаешь меня?! — крикнула так громко, что аж сама испугалась, да и в горле запершило.

— Как нереально? Я вполне себе настоящий. Если ты не против, я бы с удовольствием показался, только обещай, что не будешь так кричать, как сейчас. — это явно не мои мысли, значит я нормальная и всё происходящее не плод моего воображения.

— Обещаю. Кто ты? Где ты? — встала с пола и ещё раз оглянулась по сторонам, но никого не обнаружила.

— Здравствуй, Диина, — напротив меня, в мутном зеркале засверкал ослепительный свет, на долю секунды показалась, что ослепну, отчего резко закрыла лицо ладонями.

Дом наполнился искрами и лучами, будто само солнце взошло в этой маленькой комнате, и вот-вот взорвется. Когда свет потускнел, я открыла глаза и увидела перед собой юношу. Молодого, красивого, с золотыми, горящими, как только что зажжённый огонь волосами. В расстегнутой до середины торса и не заправленной в штаны белой рубахе.

На голове у него был венок из весенних полевых цветов, на левой руке толстый браслет из ржаных колосьев. Краем глаза заметила его босые ноги и короткие штанишки, что едва доходили до колен. Бледно-голубые глаза сверкали каким-то божественным сиянием, и вообще мне показалось, что они на пол-лица. Такой весь светлый и от него веяло теплом.

— Ты — бог? — хотя я в этом и не сомневалась.

— Да, Диина. Моё имя, Ярило. Я — бог весенних гроз, сын Велеса. Я отвечаю за любовь и плодородие, понятия неразлучные с представлениями весны и её грозовых явлений. Я — бог весны и солнечного света. Отвечаю за пробуждение земли ото сна после зимы, но это было раньше, давным-давно. Ещё одна из моих способностей — порождение во всех живых существах влечения, страсти и любви. Это касается не только животных, но и растений. Я — божество, помогающее размножению в природе. Когда-то люди молились мне, ожидали меня. Устраивали праздники в мою честь, сооружали капища на вершинах холмов, поросших деревьями, которые очищали от растительности и на этом месте возводили идол, и устанавливали большой, белый камень. Знаешь, что меня отличает от большинства богов? В мою честь никогда не устраивали кровавых жертвоприношений, я считаю это ужасным. Обычно меня славили песнями и танцами. Я был благодарен этому, меня любили и почитали. Мне принадлежит особая роль в сельском хозяйстве, особенно весной. Где я прохожу, всегда будет хороший урожай, на кого посмотрю, у того в сердце разгорается любовь. Я лично помогаю вашему поселению с богатым урожаем, земля, что дали вашим предкам была не плодородна. И за это меня всегда благодарила семья Луперин, последним был Йолдер. Но он сделал то, чего я совсем не ожидал, — бог всё говорил и говорил, а я стояла, как вкопанная, хлопала глазами, собирала по кусочкам каждое сказанное им слово, и честно старалась поверить в происходящее. — Йолдер часто о тебе рассказывал. Говорил, ты храбрая, не такая как все. Что можешь понять те вещи, которые не дано понять другим. Я не успел явиться ночью, ах если бы знал, что этот старик собирается сделать, то помешал бы. И когда ты появилась в доме вся в слезах, понял, что всё закончилось плохо.

— Ты живёшь в зеркале? — не знаю почему задала этот вопрос.

— Конечно же нет, — до чего же у него восхитительный смех. — Я прихожу из зеркала. Два столетия тому назад, когда вы только пришли на эту землю, куда отправила вас Лада, знал, что вам здесь не выжить. Наблюдал, как прадед Йолдера изо всех сил пытался найти выход, чтобы помочь поселению, и тогда ему явился я. Через некоторое время подарил его семье это зеркало, чтобы они вызывали меня, если понадобится помощь или новые знания.

— Почему ты не помогаешь нам избавиться от уничтожителей? — раз он бог, то мог многое сделать.

— Ох, Диина, я не могу вмешиваться в это. Мой дядя Семаргл разозлится, никто из богов не знает, что я помогаю вам. А один против всех я не справлюсь. — в его бездонных глазах заблестели слёзы.

— Почему Йолдер не рассказал о тебе? — у меня в голове крутилось столько вопросов, но я задавала самые ненужные.

— Никто не должен обо мне знать. Пообещай, что и ты никому не скажешь! — этот ослепительной красоты молодой человек подошел ко мне вплотную, от чего в горле застрял ком, а ноги сделались ватными.

— Обещаю. — я не боялась, нет, но упасть в обморок могла.

— Спасибо. Я даровал этой семье много знаний. За последние годы Йолдер написал много заметок, которые будут полезными, как тебе, так и твоему народу. Старика никто не слушал, может быть тебя послушают.

— Ха, — сорвалось с губ. — Меня и подавно никто слушать не станет. А чему такому важному ты учил? — моё «Ха» ему явно не понравилось, он так сурово нахмурил лоб.

— Начни читать книги в разноцветных обложках, это всё работы Йолдера, — он указал пальцем именно на те полки, куда меня всё время манило.

— Там есть что-нибудь про уничтожителей? — искорка надежды загорелась в груди.

— Ты найдёшь много всего, Диина. Я знаю, чего ты желаешь. Твоя мечта светится вокруг тебя, кричит, но никто не слышит. Вижу, что ты хочешь сделать, и возможно все эти книги помогут. И я помогу. Йолдер был слишком погружён в мир иллюзий, у него не трепетала душа, как у тебя, он не чувствовал потребность что-либо менять. Ты можешь, — его слова, как гвозди вбивались в мой разум, закрепляя мечты о новой жизни.

— Я могу звать тебя в любое время?

— Да, но если не явлюсь, не расстраивайся, я обязательно приду позже. А ты храбрая, — он улыбнулся, и моя душа словно запела.

— Почему?

— Не каждый человек способен увидеть бога и не испугаться, в такие-то времена. Мне пора, Диина. Поверь, ты найдёшь то, что ищешь, — легкой походкой бог вошёл обратно в зеркало и исчез, оставив меня наедине с собой и я опять задумалась. А не померещилось ли мне всё это?

2.2 Боги и люди

«До того, как первая гора устремилась в небесную высь, первая река омыла берега земли, первые лучи солнца согрели холодные ночи, первый ветер, что уносил все печали прочь, была пустота. Тишина. Тьма. Никто не говорил и не дышал. Бесконечность. Время спало, не зная, что ему положено проснуться и бежать, оставляя прошлое позади. До сотворения мира не было ничего, ни пространства, ни того самого времени, была лишь неизвестная материя, и назвали её Всевышний.

В пустоте, непроглядной мгле лежал золотой камень. Однажды камень раскололся, и из его сердцевины появился Род, тот кто решил создать мир. Всевышний породил этот камень, в котором дремал Род, начало всего. Материя, что не имела очертания, голоса или разума. Как только Род посмотрел на пустошь бытия, то сделал тело своё вселенной, а разум свой новой жизнью. Он породил небо, землю, воды, мир в темноте и тишине, но был этот мир пуст и не дарил радости Роду.

Тогда он вдохнул в землю жизнь, поделившись своим дыханием, и назвал землю «Явь». Появились на ней птицы, животные, и создал он людей. Смертных. Подарил им частичку своего дыхания и назвал душой, что однажды вернётся к нему. И сделал Род два стеклянных шара. Один, для тех созданий, кто берег его дыхание, наполняя добром, и после смерти их ждала следующая жизнь в спокойствии и блаженстве. Второй шар, для тех созданий, кто очернил его дыхание и наполнил тьмой. Роду не нужно было его испорченное злобой дыхание и он запирал такие души отдельно, заставляя их мучиться и страдать, находясь в собственном мраке.

Породил Род и детей своих — Богов, чтобы они созданный им мир берегли и порядок держали, помогали его созданиям. Первым породил сына — Сварога, второй была Лада, и завещал им учить людей любви, честности, доброте и прославлению его. Двое не справлялись и создал он других божественных детей, те создали своих, и даровал им Род собственную вселенную, и назвал её «Ирия».

Не имел он пола, но создал для мира два начала. Женское и мужское, что должны породить всё живое. Разделил людей и богов на женщин и мужчин. Род ушёл отдыхать и наблюдать за детьми и созданиями своими. Он видел происходящее глазами детей своих и смертных, и бессмертных, и волю свою говорил чужими устами. Всё сущее, зримое, и незримое это и есть Род»

— Такого нам не читают в куполе. Что ещё за Явь и Ирия? Впервые слышу, — размышляла я вслух.

Как только Ярило покинул дом, схватилась за книгу в красной обложке, со странным чёрным символом нарисованным на ней, чем-то напоминающим дерево, только на там были скорее палки, чем ветви. Первая глава начиналась с описания Рода, я пролистала почти до середины и там всё еще было написано про него. Это не была книга Рода, тогда что же это такое?

Многие описания сходятся с тем, чему нас учат с детства, но большинство сведений стали открытием для меня. Например: не знала, кого он породил первыми. Да и про Сварога впервые слышу, а вот то, что Лада, которая помогла нашим предкам, была одной из первых его детей заставило усомниться во многом. Пропустила несколько глав о боге Свароге и перешла к главе, где красивым почерком было написано «Лада».

«Встало солнце из-за горизонта, провожая месяц молодой. Напевает песни речка, донося журчание в туманный лес. Тихо земля просыпается, пробуждая всё живое, вот только в домике маленьком парень молодой не спит уж несколько дней. Сложно уснуть, мысли давят, и не с кем поделиться. На сердце печаль и тоска. Душа рвётся на части. На войну ему пора, кровью добиться победы. Не боится он смерти, но тревожится за дом, за будущее своё.

Никто не будет ждать его, не согреет родное жильё. Не напишет письма, не помолится за него. Не обнимет, не прижмёт, не приласкает, когда вернётся. Жену желает больше жизни. Пусть будет светлой, доброй, с лицом прекрасным. Пусть не красавица, но чтобы с чистою душой, ведь у него душа чиста. Кого просить, кого молить о счастье? Спросил старух, сказали — Ладу. Она поможет, не откажет, в её руках чары любви. Соединяет она половинки и счастьем одаривает их. Стал просить богиню Ладу, чтобы жену ему послала. Знает, верит, не откажет Лада, она ведь матерь всей земле.

Лада — богиня любви и красоты. Она словно сама природа в окружение света. Всё вокруг неё наполняется жизнью и стремлением любить. Лада — сила вселенной и продолжение самого Рода. Она предана ему, как никто другой, любит и оберегает людей, несмотря ни на что».

— Теперь понятно, почему эта богиня вступилась за тех, кто не предал Рода и пожелал следовать за ним, отказавшись от даров, что предлагали Боги. Интересно, она так же, как и Ярило следит за нами и старается хоть изредка чем-то помочь? Спрошу у него, когда придёт в следующий раз. О, а это что? — поглаживая каждую страничку и, пропустив имена известных мне богов, наткнулась на имя моего нового знакомого.

«Бог Ярило — само солнце ясное. Всегда знает, что на сердце у человека, что прячет тот глубоко внутри. Ничто не скроется от глаза его, ни грехи, ни благо».

От такого описания стало нехорошо. Значит, Ярило видел меня насквозь? Поэтому сказал, что найду всё, что ищу? Этот бог читал меня, как открытую книгу. Изначально знал кто я, какая я, мои секреты, переживания, страхи, желания, мечты. Всё то, что тщательно скрываю ото всех.

Так не честно! От него не спрятаться даже в самых потаенных уголках разума, а душа моя наверняка нараспашку, поскольку эмоции всегда бьют через край. Стало стыдно. Сколько всего он разглядел во мне того, чего стесняюсь. Что-то расхотелось с ним общаться и находиться в одном доме. Он назвал меня храброй, могу поспорить, что ошибается. Ладно, где я остановилась?

«..ни благо. Согреет лучами своими скованное льдом сердце любого. Ярило любовь свою каждый день на землю проливает, и оживает весь мир под ногами его. Если улыбнётся, сила в любом проснётся и расцветёт в душе весна. Ярило — буйный, озорной, весёлый бог. Во все времена его главной силой было тепло и свет. Он дышит любовью, от которой колосятся золотом поля, реки бушуют звонко, цвета и деревья распускаются в мгновенье. В глазах его бесконечность весеннего неба, в волосах лучи солнца. На белом коне он скачет по небесам и освещает землю.

На голове его венок из алых маков, улыбка, как жемчуг, ослепляет белизной. Где пройдет добрый бог, там будет хороший урожай и счастье людям. Не любит Ярило неверных и лживых. Только чистым сердцам, что полны добра, он пошлёт благодать. Лучами света, словно стрелами, в землю стреляет. Куда попадают, растёт там зелёная трава, а если попадёт она на человека, то влюбится он.»

— Влюбится — это правда, — внезапный свет, заполнивший дом, и его весёлый голос застали меня врасплох, я даже подпрыгнула на стуле. — Про меня читаешь, забавно, — и вправду каждый раз, когда он улыбался, неведомая сила рождалась во мне.

— Почему вернулся так быстро? — не прошло и двух часов, как он покинул меня.

— А почему ты не спишь? Я надеялся, что будешь отдыхать, вот решил прийти, проверить всё ли у тебя хорошо.

— Как я могу спать когда тут столько интересного, к тому же ты сам сказал, я найду, что ищу. Если конечно пойму, что надо найти, — и мой взгляд упал на рисунок в конце описания про Ярило, который был похож на тот, что на обложке, такие же линии, только в другом направлении. — Постой, ты беспокоишься обо мне? — его последние слова наконец дошли до меня.

— Диина, я беспокоюсь за всех людей у кого такая же чистая и добрая душа, как у тебя, но дело тут совсем в другом. Ты пережила страшную ночь, потеряла близкого человека. Устала, толком не спала, прорыдала столько времени, и наверняка почти ничего не ела. Нельзя себя так мучить. Отдохни, — его забота льстила и настораживала одновременно, с чего это вдруг бог так волнуется об одном человеке, которого узнал несколько часов тому назад.

— Скажи, что это за рисунки на обложке и в конце каждого рассказа про того или иного бога? — я пальцем провела по линиям, словно вырисовывая их.

— Это руны, — ответил он и достал из кармана бутон большой, желтой розы, едва прикоснулся к лепесткам и цветок раскрылся, а в середине я увидела под цвет розы круглый камень, размером с мой мизинец, и на камне был рисунок точно такой же, как на бумаге, напоминающий букву h. — У каждого бога есть своя, собственная руна, — пригляделась и заметила, что эта буква сияет, встав, как завороженная, из-за стола, потянула руку, чтобы дотронуться. — Нет, её не должны трогать чужие! — от его голоса повеяло холодом, и цветок моментально закрылся.

— В ней какая-то сила? — чувствовала свою правоту.

— Да, и немалая, но об этом потом. Что успела прочесть? — убрав бутон обратно, он демонстративно схватил меня за плечи, приподнял и переместил на место, где стоял, а сам сел на стул и пролистал страницы, что я пропустила. — Тебя наверное утомило читать о подвигах, и какие боги раньше были замечательные? — он погрустнел, и на душе сделалось как-то тоскливо.

— Если честно, не стала читать, лишь немножко про Рода, богиню Ладу, поскольку она не является для меня порождением хаоса, ну и о тебе, — слова вылетали слишком тихо.

— Ты не с той книги начала, хотя и эта информация может быть полезна. Возможно, узнав побольше о них, ты осознала, что они не были так плохи, по крайней мере до тех пор, пока создания Рода окончательно не испортили всё то, что подарил им наш творец, — он очень бережно погладил написанное имя своего отца на одной из страниц.

— Это не оправдывает того, что происходит сейчас. Не все люди плохие. Зачем добивать тех, кто почитает Рода и не грешит? — что бы там не было, я не могла найти богам оправдания.

— Ох Диина, человек сам определяет свою судьбу. Пускай её испокон веков плетут Макошь, Доля и Недоля, но они никогда не пряли того, чего он не заслуживает.

— Кто? Нашу судьбу кто-то плетёт? То есть нас создали, но поручили наши жизни кому-то ещё? — моему удивлению и некоему гневу не было предела.

— Прочти вот это, — он закрыл книгу и снова открыл на имени Макошь.

«Макошь — богиня судьбы. Жена Перуна. Она прядёт нити судеб в своей вселенной Ирии. Эта богиня является покровительницей семейного очага. В её руках нити жизней всех живых существ. Она держит полотно мира, в которое вплетает узоры судьбы. Макошь могла мгновенно оборвать любую нить или изменить её движение, но она никогда этого не делала. У неё есть две помощницы — богини Доля и Недоля.

Когда Макошь прядёт очередное мироздание, Доля и Недоля поочередно касаются нитей, определяя судьбы людей, связывают ими человека с плодами его трудов — добрыми или злыми. Доля и Недоля — это счастье и несчастье, судьба и не судьба, удача и неудача. У доброй Доли текла ровная, золотистая нить, а у угрюмой Недоли нить была неровная, кривая и непрочная. Вот так и выпадала участь человеку, какую заслужил. Кому-то удачная, кому-то злая. Одним дар, талант, другим бесталанность и полный крах».

— Они до сих пор плетут нити? — руки вдруг задрожали. Что если богини надумают испортить моё будущее, отдав в руки Недоли?

— Нет. Макошь отказалась от своего ремесла, как только люди сотворили столько зла вокруг. Недоля не успевала, Доля рыдала, всякий раз, как в её руках обрывалась очередная нить невинного человека. Доля была красивая, добрая девушка, с золотыми кудрями и веселой улыбкой. Заботливая, ловкая, она крепко держала в ласковых руках нить человеческих жизней. Недоля из-за работы с тёмными душами людей была похожа на седую старуху с мутным взором, но потом всё изменилось. Доля от горя превращалась в старуху на глазах, а Недоля хорошела, однако усталость и ужас вернули ей прежний облик.

— Что было потом? — стоило бы самой это найти в записях Йолдера, но слушать куда интереснее.

— Богиня Недоля всегда была полной противоположностью младшей сестры. Она всё время пребывала в печальном образе пожилой женщины, поверь не только из-за проделок людей, ведь ей ещё приходилось менять судьбу каждого человека, как только богиня Морана разрешала. После исполненного задания, Недоля обрывала нить человеческой жизни, и его душа отправлялась прямиком к Чернобогу. Обязанность Недоли была наблюдать за полноценным воздаянием всем тем, кто не может и не хочет жить по совести, кто поступает против свода Небесных правил Рода. Если человек ещё не выполнил заданный ему урок, то Недоля вплетала в свою серую, кривую нить кусочек нити младшей сестры. В таком случае человек получал второй, счастливый шанс на выполнение уроков Рода и на продолжение жизни. И вот представь, сколько ей выпало работы, да ещё и сестра страдает. Приходилось обрывать нить за нитью, наказывая стольких людей. Доля слабела, Недоля угасала, Макошь не могла больше смотреть на страдания помощниц, как они медленно иссыхают, и отправилась к Моране. Они договорились, что только богиня Морана будет отвечать за смерть людей, сама определять куда послать душу. Судьбы оборвались и каждый был волен делать то, что хотел, ну а дальше спустились мы, — он захлопнул книгу, встал, подошел к полке, поставил её на место, обернулся и заявил. — Меня зовут, мне пора. А тебе стоит отдохнуть. Поспи, Диина, пожалуйста, — Ярило вошёл в зеркало и словно забрал с собой частичку радости и света, а меня потянуло в сон.

Ноги свело от быстрого бега, дыхания не хватало, то и дело я оборачивалась, боясь что за мной кто-то гонится. Сколько бежала и куда не знаю, остановилась только, когда увидела густые заросли, где деревья сливались с другими растениями, создавая одно большое темно — зелёное, почти чёрное полотно.

Повсюду ветки, кусты, паутина. Здесь вовсе не было света, будто кроны плотно прижались друг другу, не давая солнцу пробраться вовнутрь. Опасное, нелюдимое место, но если вести себя тихо, то возможно ничего плохого не случится. Самым важным в данный момент являлся один вопрос. Что мне делать дальше?

Всматриваясь в глубь леса, мне казалось, что он продолжает чернеть, становясь совсем непроглядным. Я старалась позвать на помощь Ярило, произносила его имя в бешеном ритме, но ничего не происходило. Изо всех сил пыталась вспомнить, по какой причине я убежала и очутилась здесь, и все мысли устремились только к тому, чтобы вернуть память.

Надо вспомнить вопреки эмоциям, страху и неудаче. Откинула неразборчивые мысли, и вновь стала звать бога, который обещал помогать. Я шептала его имя в темноте. Затем немного громче. Закрыла глаза и покачиваясь, как во сне, продолжала звать, пока откуда-то из-за деревьев не раздалось шуршание и глаза не обжёг горячий свет.

Душа ликовала, слёзы наворачивались от счастья, потому что спасение пришло, но подняв веки увидела вовсе не того, кого ожидала. Передо мной стояла молодая женщина лет двадцати — двадцати пяти, с длинными, до земли развивающимися золотистыми волосами, с цветочным венком на голове. Вокруг неё летали разноцветные бабочки, а белое платье покрыто листьями зелёных, лазурных и багряных оттенков. Она выглядела весёлой и будто наполнила это холодное, тёмное место теплом, которое я ощущала всей кожей.

— Кто ты? — от волнения и переизбытка эмоций больше ничего в голову не приходило.

— Найди этот символ, Диина, он поможет тебе исполнить твоё предназначение, — она сняла с себя золотой медальон в виде круга с треугольником посередине, где острый угол был направлен вниз, а основание вверх. — Он спрятан от тех, чьё сердце не наполнено любовью и добром. Ты сможешь отыскать его там, где не ожидаешь. Порой то, что кажется скрытым от глаз, на самом деле находится прямо перед нами. Взгляни на него, — она поднесла этот странный предмет мне почти под нос. — Круг обозначает вселенную, а треугольник — сердце этой вселенной. Что для тебя вселенная?

— Диина, дочка, вставай! Ты бредишь во сне! — мамин взволнованный голос вырвал из некоего небытия в реальность, в которую на мгновение не поверила, как только открыла глаза.

— Мама? — губы пересохли, в горле першило, так бывает когда кричу, желудок больно сводило, будто кто-то беспощадно бил меня. — Где я?

— Там, куда отец отпустил без моего согласия. Ты проспала весь день. Я волновалась, расспрашивала Венана, а он всё твердил, что с тобой всё хорошо и скоро придешь. Тебя так долго не было, вот я и пришла. Зашла в дом, а ты тут кричишь, брыкаешься, еле разбудила. Я трясла тебя, но ты упорно не хотела просыпаться, твердя про какой-то круг, треугольник и вселенную. Не зря у меня были плохие предчувствия насчёт этой затеи, с этим домом и книгами. Ну вот зачем они тебе? Ты тут только день и уже вся сама не своя, — да, это реальность, можно не сомневаться, цыканье матери вернёт любого на землю.

— Круг, треугольник, вселенная? — очертание символа вспыхнуло в сознании. — Я ещё что-то говорила?

— Пару раз спросила меня, кто я?

— А ты что?

— Орала, что я — твоя мать, — она закатила глаза, представляю эту картину и её возмущение.

— Это был всего лишь сон.

— Что ты такого там увидала? — ёе мягкие пальчики пробежали по моим волосам.

— Ничего особенного, почти не помню, — нагло и бессовестно врала. — Уже ночь? Сколько я спала?

— Понятия не имею, я пришла буквально недавно, но да, уже ночь, всё поселение часа два как спит.

— Наш дом достроили? — я надеялась на это, ведь находиться в собственном жилище куда лучше, чем в куполе.

— Отец достроил, ты же знаешь какой он быстрый. Так что давай, вставай, пойдем домой спать. Завтра ты мне нужна для работы, много дел ждёт. Ткани сами себя не сошьют, но сперва, — она нагнулась и подняла с пола деревянный, добротный поднос с двумя ломтиками хлеба, похлёбку из утятины с кукурузой и варёный картофель. — Весь день небось и крошки в рот не брала, покушать надо. Вот только куда поднос поставить, не соображу. Хотела на стол, но он занят книгами. Трогать их боюсь, вдруг порву или запачкаю, — сидя с этим тяжелым подносом в руках, она долго рассуждала на тему, куда его поставить, а я осознала, как голодна, когда увидела еду и мой желудок жалобно завыл.

Убрать и разложить книги под стол заняло несколько минут, когда голоден, в делается очень быстро. Подставив второй стул рядом с моим, указала маме сесть на него, и как только еда оказалась напротив, забыла абсолютно всё, и набросилась на неё, как дикий зверь на свою жертву. Давно мама не видела меня такой голодной, что даже на секунду опешила, раскрыв узкие глаза на пол-лица, после чего сделала вид, будто рассматривает стены.

— Честно признаюсь, впервые нахожусь в этом доме, — произнесла она, елозя на стуле, старательно разглядывая каждый сантиметр небольшой комнаты.

— Прочный, — прочавкала я.

— Нам бы такой, но долго не простоит, уничтожат чудовища, будь они прокляты, — её взгляд упал на полку с книгами в красивых обложках. — Как им удалось сохранить всё это? Может и мне почитать одну из них, — давно не видела такой озорной улыбки на её лице.

— Выбирай какую хочешь и забирай, отвлечёшься на работе.

— Да я пошутила. Нет у меня времени на эти глупости, к тому же зачем эти рассказы, если и так вся жизнь, как на ладони. Прошлое мы знаем, а что-то другое мне не интересно, — а я поверила глупая.

— Тут есть рассказы о богах, как всё начиналось, и..

— Не стоит это читать и углубляться в такие вещи! — она прервала меня резким криком. — К добру это не приведёт! У нас единый бог и мы почитаем его. Незачем узнавать истории о тех, из-за кого мы страдаем, из-за кого страдает вся земля!

— Не все из них плохие, — попыталась возразить или хотя бы донести свою мысль, но слушать меня явно не желали.

— Что?! Не все плохие?! Ты совсем голову потеряла, начитавшись всякого бреда. Все они злые, жестокие, беспощадные создания!

— Люди сами виноваты в своих бедах, за что боролись, то и получили! — не выдержала я и проорала, отбросив еду.

— Не смей так говорить! Наше поселение ни за что не боролось, наши предки были добрыми, порядочными людьми, как и последующие поколения, как и мы. Чем мы заслужили такие беды? Хорошо, что нас ещё защищает Род, дает пищу, кров над головой. Мы живём в прекрасном месте, а эти твои боги уничтожают нас, посылая страшных существ! — в этот момент я так сильно хотела сказать, что всё это мы имеем, благодаря Ярило. Что это он дает нам пищу и защищает, как может, но обещала молчать и от злости, больно прокусила губу.

— Мне кажется, Род забыл про нас. Если ты помнишь, это богиня Лада помогла нашим предкам.

— Она слушала Рода и сделала лишь то, что он ей велел.

— Ты хочешь сказать, что боги выполняют просьбы Рода. Это получается, они устроили хаос на земле так же со слов Рода?

— Не передергивай. Ты прекрасно знаешь, из-за чего всё началось и как закончилось.

— И я тебе о том же твержу. Люди сами создали этот ужас на земле и не все боги злые, как ты говоришь. Мы вернулись к тому, что я пыталась тебе объяснить.

— Никогда в жизни не поверю в то, что хоть один из них добрый. Даже та самая Лада, мы понятия не имеем какая она на самом деле. Только из одного рассказа о том, как она нас спасла, нельзя определить кто есть кто.

— Тогда почему Род не является нам, не убивает богов и уничтожителей?

— Всему своё время, — опустив голову, мать больше не смотрела на меня, вырисовывая пальцем что-то на столе, а от злости у неё покраснели уши.

— Нет никакого времени мама, ты просто не желаешь принять новое и узнать правду, — она подняла пылающие яростью глаза, только хотела высказаться, но увидела, как у меня из губы течёт кровь и моментально сменила гнев на милость.

— Доченька, я только об одном тебя прошу, не верь всему, что написано в этих книгах, и не говори никому то, что сказала мне сейчас. Я пойму, а вот другие могут не понять, — она достала из кармана рабочей, серой юбки платок, вытерла растекающуюся кровь и прижала его к моей губе. — Ты наелась? — спросила мать, и я догадалась, что наш разговор окончен.

— Угу, — пробормотала, тяжело вздохнув.

— Вот и славно, пойдём домой. Завтра столько работы, столько работы, — я приобняла её, поблагодарила за еду, а мысли опять вернулись к кругу, треугольнику и вселенной.

2.3 Закон

Раннее утро. Яркое солнце врывается в дом сквозь открытое настежь окно. За окном легкий утренний туман, но весёлые лучи пробиваются сквозь него, пробуждая всё живое. Они ловко запрыгивают на квадратный стол, накрытый жёлтой скатертью, сливаясь с цветом солнца.

На столе кувшин, видимо с молоком, а рядом ароматные, свежеиспечённые булочки. Я посмотрела на серую ткань, висевшую посреди комнаты, разделяющую мою часть дома от территории отца и матери. Ткань отодвинута, доски, заменяющие кровать, с тонким матрасом пусты. Родители встали на рассвете, отец наверное ушёл на охоту, пища-то нужна. Мать приготовила еду и тоже отправилась работать.

Бледно-бежевые, тонкие стены, хрупкие бревна с навесной простынёй, что покрыта листьями вместо крыши, вызвали отвращение. Как же хочется жить в крепком, защищённом доме. Возле двери заметила цветы. Когда мама успела их принести? Хорошо, что принесла, они наполняют комнату радостью и уютом, зелёные листья кажутся золотыми от падающего на них солнечного света. В тени они выглядят изумрудно-зелёными. Рассматривая тёплые солнечные лучи, захотелось капельку порадоваться наступлению нового дня, казалось, что прекрасное утро, прохладный воздух наполнят мою душу успокоением.

Утро это очищение, прилив сил и свежих мыслей, новые планы и начинания. Небо становится чистым и ясным, смывая весь кошмар прошлого дня. Мир вокруг начинает сиять разными оттенками. Я представляю, как сейчас в лесу на траве блистают капельки росы, переливаясь под лучами солнца всеми красками радуги. Слышится жужжание пчёл и шмелей, которые ранним утром собирают нектар, уже летают разноцветные бабочки и стрекозы, поют птицы. Ночная тишина ушла, прошлое ушло, звуки нового дня заглушили её.

В поселении утро начинается задолго до рассвета. Вставать нужно рано, наполненным силами и стремлениями проработать весь день на благо жителей, чем раньше начнёшь, тем больше успеешь сделать. Поэтому с первыми лучами солнца уже можно услышать крики детей, громкий ор мужей, щебетание женщин и весёлый, задорный смех молодых девушек.

Все куда-то бегут, постоянно копошатся, не отвлекаются по пустякам и чувствуют себя счастливыми. Как им легко удаётся прийти в себя после ночи потерь, конечно я не имею ввиду тех, кто потерял близких или детей. Им не позавидуешь, их горе будет длиться вечно, но и они не позволяют себе находиться долго в трауре. Через несколько дней с горечью, печалью на душе и на сердце продолжат работать. Таков наш закон.

Мамины булочки, как всегда, были объедение, и как у неё получается делать любое блюдо таким вкусным. У неё наверное есть какой-то секрет или руки волшебные, потому что сколько бы не пробовала еду, приготовленную другими женщинами поселения, будь-то самые искусные кухарки, такого наслаждения, как от материнских угощений я не получала. Конечно, вероятнее всего для каждого ребёнка сделанное матерью будет в разы лучше и вкуснее, но я всё же настаиваю на том, что она профессионал в этом деле, в прочем, как и во всём остальном.

Я знала, дел сегодня много и меня уже ждут в здании теплителей, а вот ноги и душа рвались в дом Йолдера. Ещё этот сон с прекрасной женщиной и символом не оставляли в покое, так и хотелось добежать до зеркала и звать Ярило, пока не придёт, а потом долго распрашивать и требовать объяснений. Да кто она такая в конце-то концов? Просто так такое не приснится, и где искать этот странный знак, который я не видела ни на одной обложке книг. Может найду внутри, среди страниц, но она ясно дала понять, что обнаружить символ будет нелегко. И причем тут моя вселенная?

— Диина! Диина! Подожди. Я хочу поговорить с тобой! — я настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как вышла из дома, прошла половину пути, пока не раздался этот пронзительный визг, принадлежащий Флиге Рикольта, чьи родители одни из главных Плодородов.

Флига Рикольта невероятно обаятельная натура, с весьма оригинальным цветом кожи. Её отец Грэм Рикольта — невысокий, стройный, кареглазый мужчина с русыми волосами. Мать — Таша Рикольта смуглая, почти одного цвета с Оданом, её густые, чёрные, кудрявые волосы всегда заплетены в мелкие косички.

Вероятнее именно из-за этого тело Флиги наполовину темно-коричневое, наполовину белое, словно кто-то разорвал разного цвета ткань и сшил лоскутки. Волосы такие же кудрявые, как у матери, и русые в отца, а вот глаза не знаю в кого, но они завораживающе зелёно-голубые, как небо утопающее в свежей траве, но она отчего-то стеснялась себя, хотя никто ни разу не обидел её.

Несмотря на очарование, раздражало одно, она была самая надоедливая и много-говорящая девушка в поселении. Меня же любила доставать больше всех, поскольку я была очень дружна с Оданом, а все знали, что она неравнодушна к нему ещё с детства. У неё маленький рост, примерно мне по плечо и суетливый характер.

Одан не уделял ей ни малейшего внимания, ограничиваясь лишь фразами «Привет», «Всё хорошо», «У меня много дел», «Потом поболтаем». Она почему-то решила, что если будет крутиться возле меня, то таким образом сможет поближе подобраться к нему. Это забавляло, да и обижать не хотелось, поэтому часто старалась смягчить острые углы и не расстраивать её, но сейчас разговаривать вовсе не хотелось.

— Доброе утро, — жалобно прошептала я, осознавая к чему приведёт дальнейший разговор. — Я спешу. Может потом поговорим? — ей наверное давно поднадоело слышать эти слова.

— Ты куда? К матери? — отделаться не получится.

— Да. А ты куда? — зачем спросила, ведь знаю, что за мной пойдёт.

— Родители на полях, следующий урожай собирать через два месяца, надеются сделать так, чтобы побыстрее всё взошло, сама понимаешь, иначе голодными останемся, — я понимала, как никто другой.

Мимолётные воспоминания больно ударили в голову. Мне было лет девять, может десять, в ту ночь напали уничтожители и обчистили наши запасы. Украли весь скот. Не осталось ничего, даже одного зёрнышка. Тогда закончилась осень и мы собрали большой урожай, следующий нужно было ждать чуть меньше года. Самое страшное, что они оставили нас без малейших средств к существованию.

Через месяц припасы закончились, Охотники приносили мало добычи. Мы ели буквально крохи, обгладывали кости. Ягод, плодов с деревьев не хватало, да ими и не наешься, наступил повальный голод. Каждый старался изо всех сил найти хоть что-то и поделиться с ближним. Тогда много было смертей, до сих пор содрогаюсь, вспоминая какая я была голодная, и как мать с отцом могли не есть несколько дней, отдавая мне свои доли. Хорошо, что сейчас голод будет недолгим.

— Ты к ним идёшь? — поинтересовалась, отбрасывая кошмарные думы, но заметила, как она тоже улетела мыслями в те времена.

— Неть, — она с детства произносила слово «Нет» в такой манере. — Я к Теплителям.

— Зачем? Надолго?

— Надо заказать платья, простыни. Целый день буду там, рядом с тобой посижу, — вот чего не надо, того не надо, вытерпеть её там весь день, ещё и рядом.

— Я надолго не задержусь, помогу чуток и уйду. У меня другие дела, — уже прокручивала в голове разговор с мамой, чтобы побыстрее закончить работу и убежать в дом Йолдера.

— К старику в дом пойдёшь? — заулыбалась она, и мне не понравилась эта хитрая улыбка, открывающая передние зубы.

— С чего ты взяла?

— Я слышала, что Йолдер завещал свои сокровища тебе. Ты теперь там постоянно пропадаешь, — я прищурилась, ожидая что же последует дальше. — Можно я с тобой буду там сидеть, помогать. В этом доме наверное сто-о-лько книг, но я не очень хорошо читаю, вот ты мне и почитаешь, — так и знала.

— Флига, уж прости, но у меня совершенно нет времени читать кому-либо. Я просто присматриваю за домом, содержу в порядке. Там нет ничего интересного, поверь, — но она не верила, эти озорные глаза выдавали её.

— Хорошо, давай помогу наводить порядок, — она вцепилась мне в локоть, стараясь шагать нога в ногу.

— Милая Флига, — я остановилась и взяла её за руку, вытащив из-под локтя. — Твое любопытство вполне понятно, но у меня правда нет времени на общение и тем более на объяснения тебе, что там за книги и о чём они, если начнешь спрашивать. А ты ещё как начнешь. Поэтому давай не будем усложнять ситуацию, вместо этого спокойно дойдём до моей матери. Ты закажешь, что хотела и молча подождёшь, а я отработаю и уйду, — она взяла и ущипнула меня.

— Вот тебе за то, что такая противная, — демонстративно развернула меня, опять схватила за локоть и потянула за собой. — Я всего-то хотела побыть с тобой наедине, поговорить о чём-нибудь, — об Одане, например, но этого она не сказала. — О тебе, о книгах, ты столько знаешь. А мне одиноко, я мало с кем дружу. Думала, теперь раз у тебя есть свой уголок, мы сможем сидеть там, говорить, не боясь, что нас услышат. Ну, пожа-а-луйста, — эти наполненные оптимизмом и наглостью огромные глаза смотрели на меня так, будто я весь мир для неё.

— Может быть, когда-нибудь, но не сегодня, — ну почему не могу её обидеть или отказать.

— Чего это вы тут делаете? Все давно работают, а они гуляют! — наш путь преградила Змия Восула, вечно следящая за всеми и знающая буквально всё. Глядя на неё, в очередной раз задумалась, как это страшно иметь такие белобрысые волосы и ресницы. Такое ощущение, что всё её семейство рождалось с редкими, бесцветные волосиками, украшавшими веки, брови, голову. Это почти полное отсутствие ресниц придавало глазам Змии некое сходство с белым поросёнком, поскольку маленькие глазки напоминали поросячьи. Да о чём тут вообще говорить, она просто некрасивая.

Такой тяжёлый, длинный подбородок, нескладное лицо, приплюснутый нос, едва заметный рот с тонюсенькой верхней губой. Маленькая, коренастая, ноги короткие, торс большой, не удивительно, что она до сих пор бегает в старых девах. Говорят, она безумно любит Гадена, но разве можно знать наверняка, что у этой свинки на уме. Во всяком случае лично мне открыто что-то сказать, она не решалась, хотя я замечала, как она меня недолюбливает, поэтому держала себя с ней всегда одинаково, любезно и чуточку отчужденно.

— Мы идём к Теплителям, чего тебе? И вообще, почему ты тоже не на работе? — Флига вытащила руку из под моего локтя и сложила обе на груди.

— Я, в отличие от некоторых, уже не одну тарелку вырезала и разнесла по домам. Бездельницы, вот расскажу о вас Главе, посмотрим, что будет, — ябедой она была с самого детства. — Скажи мне, Ди-и-ина, — вплотную подошла ко мне и пристально нацелила на меня свои глазки-бусинки. — Почему Гаден всё время говорит о тебе, да ещё и с твоим отцом что-то часто обсуждает? — ревность её погубит, это точно.

— Понятия не имею. Спроси его сама, — я схватила Флигу, хотела уже уходить, но не тут то было.

— Зачем он тебе? Ты же вообще замуж не собираешься! — вскинула она руки, и бледное лицо залилось пурпурной краской. — Он тебе не пара!

— Успокойся, Змия! — голос не повышала, но эти жестикуляции вводили в ступор и раздражали. — Никому твой разлюбезный Гаден не нужен. Забирай себе, — после этих слов у неё даже руки покраснели.

— Вот только ты ему врядли нужна, — пробормотала под нос Флига, и понеслось.

— Вы понятия не имеете, какой он! Замолчите обе! А ты, что влезаешь? — бросила она гневный взгляд на Флигу, разъяренный бледный поросеёнок это зрелище крнечно не из приятных. — Сама то за Оданом носишься, а он от тебя, как ошпаренный бегает! Гаден и я поженимся! — опять перекинулась на меня. — Не смей к нему подходить!