Бесплатный фрагмент - Ящик Пандоры

Глава I

Собственно говоря, с лопнувшего презерватива и начинается наша история.

Не в смысле «Истории Государства Российского», а в смысле злоключений, свалившихся на мою голову.

Вы, вообще-то, знаете, от чего лопаются презервативы?

Только не надо, ради Бога, лечить мои мозги тезисами о некачественной резине. Конечно, такие факты имеют место быть, но в основном презервативы лопаются от удовольствия.

Здесь ключевое слово «удовольствие», которое от порванного в клочья презерватива меньше не становится.

Вы думаете, я хотел появиться в вашем безумном, безумном мире?

Прежде, чем ответить, посмотрели бы на себя со стороны. Хотя бы мельком в зеркало.

Мне было уютно и там, где я был до того как эгоизм сладострастия дал безумный стартовый пинок для моего забега по кочкам стези жизни.

Стая диких сперматозоидов вырвалась на свободу и куда-то, зачем-то понеслась. Несчастья начались неожиданно. Соплеменники закружили меня в круговерти неразберихи и понесли чёрт знает куда. В результате я, без суда и следствия, оказался заключенным в одиночной камере типа клетки на целых девять месяцев.

За что я так жестоко пострадал и в чём моя вина, до сих пор не знаю.

Хозяин порванного презерватива оказался матёрым сказочником и профессиональным вешателем первосортной лапши на любые женские ушки. С первым дуновением весеннего ветерка он пошёл выносить мусор и, не сказав последнего «прощай», бесследно исчез где-то между нашим мусоросборником и Тихим Океаном.

Мамка сначала очень переживала пропажу своего принца. Пыталась даже приманить его на живца: наливала чайное блюдечко водки и открывала баночку «Килька пряного посола». Дух стоял отменный. На него пришли тараканы и сосед Степан. Тараканов мамка угостила «Комбатом», а соседа за рукоблудие тапками.

В борьбе с тараканами и Степаном незаметно прошёл месяц.

Мамка наконец поняла, от сказочного принца в наследство остались только сказки и принялась ему усиленно мстить. Мстила яростно и разнообразно с соседом Степаном. От мамкиного мщения Степан резко обветшал до состояния не стояния и взмолился, чтобы его отпустили живым на волю.

Теперь вы представляете, ужасные моральные и физические встряски моего юного организма в одиночном заключении.

Ей богу, не знаю, чем бы закончилась моя жизнь, надумай мамка продолжить акт мщения, но тут она вспомнила обо мне и кинулась к гинекологу на предмет моего законного убийства. Задумала она натуральный аборт.

Вам когда-нибудь угрожали абортом? Нет?! Тогда вам не понять глубину моих переживаний.

Слава Богу! Врач попался грамотный и законопослушный. Он мамку обрадовал:

— Дамочка! Имею вам сказать, скоро вы будете мамочкой! Поздравляю!

— Но… но…, я не хочу… Мне бы аборт…

— Милочка об этом надо было думать до того как, в крайнем случае, во время того как, а не после того как прошло больше четырёх месяцев.

— Доктор! Я вам заплачу…

— Боже упаси! Вы желаете сделать из меня киллера не рождённых крошек? Детоубийцу? Милочка! Я хочу встретить заслуженную старость в домашних тапочках, а не в тюрьме.

Короче. Из консультации мамка ушла в очень расстроенных чувствах и с множеством не литературных выражений на устах в адрес прыщавого принца, себя, соседа Степана и, главное, досталось мне.

Интересное дело — они на пару смаковали удовольствие, рвали в клочья презерватив, а виноват получился я. Как вам нравится такая справедливость?

Обидела меня мамка до крайней степени, и устроил я ей за это чудненький токсикоз второй половины беременности. Только её над унитазом спендикрючит, а я ей на ушко:

— А как хорошо-то было!

Она не успеет блевануть, а я ей опять:

— Ещё хочешь? Может Степана кликнуть?!

И так каждый день, круглые сутки. Называется: выработка условного рефлекса на мужиков по Павлову. Тренинг прошёл успешно. Её и теперь ещё тошнит при виде любого самца старше пяти лет.

Однако жизнь в карты не обыграешь.

Мамка при родах подкинула мне подлянку. Жизнь в одиночной камере мне обрыдла и я решил побыстрее убежать из неё. Потому рожаться начал раньше срока и ножками вперёд. Мало того, мне пуповина обмоталась вокруг шеи.

С другой стороны, слава тебе, господи, я не ведал о своих злоключениях, ждущих меня на воле с большим нетерпением. Если бы мне о них сразу рассказали, то я сам бы с тоски на этой пуповине и повесился бы.

С шумом, гамом, нецензурными выражениями со стороны мамки, акушерки и другого вспомогательного персонала, я вырвался на свободу.

Лучше бы я оставался на ПМЖ там, где был. Правда, там темно, сыро и одиноко, но зато хоть пожрать проблемы не существовало. На воле может быть и лучше, но в смысле похарчиться тоскливо. У мамки, видите ли, молоко пропало.

О чём женщины думают, когда рожают детей? Если молока нет, то на кой чёрт, ты ребёночка родила? Голодом морить?

Короче, сердобольная нянечка, дай ей бог здоровья, сунула меня под титьку к шикарной женщине. У неё молоко доилось, как на молочной товарной ферме. Поел я со слезами пополам чужое молочко и уснул.

Через неделю моих мытарств начали мне давать козье молоко. Оно, конечно, далеко не женское, но на безрыбье и рак рыба. Пил я его много и с удовольствием. Не знал только, что оно генномодифицированное с просроченным сроком действия. Пил я козье молоко в розовожопом возрасте, а рога у меня выросли только к 22 годам. Аккурат через полгода после моей первой женитьбы.

После роддома неприятности выстроились ко мне в нескончаемую очередь.

Во-первых, мамка не ожидала, что её «удовольствие» будет писать, какать, орать, плакать, истерить от тупого непонимания его простых желаний. Перевода детского лепета на доходчивый русский, великий и могучий не было. Стена непонимания между дитём и мамкой переросла Великую Китайскую.

Тогда я попытался воспитывать родительницу единственно доступным мне методом — ором во всю глотку в любое время суток, но особенно ночью. Последнее было военной хитростью. Засыпал и спал я только на руках у мамки. При любой попытке сбагрить меня на детскую кроватку я начинал блажить на весь подъезд. Этим методом спанья я контролировал мамку от низменных домогательств соседа Степана.

Дальше, больше непоняток. Представьте, что вы едете в переполненном пассажирском «Икарусе», где-то в середине салона. Намертво зажатый между грудями стокилограммовой бой-бабы, и пришпиленный к полу каблуками туфель молодого трансвестита. Вдруг у вас заплохело с кишечником. Одно дело по интеллигентному, тихо так, знаете ли, просто пукнуть. Вы в очках, шляпе и в галстуке. На вас и подумать побоятся. Носами пару остановок повертят, в крайнем случае, ртом подышат, и конфуз исчерпан.

Другое дело, коли у вас в жопе пробка из под шампанского намертво скотчем приклеена. Газы вас раздувают, как метеорологический зонд. Ещё чуть-чуть, ещё немного и взлетите вместе с трансвеститом, его шпильками и грудями бой-бабы.

Вы начинаете орать нехорошие слова на всех языках сразу и требовать внеочередной остановки для экстренного выпуска скопившегося газа, где-нибудь вне скопища человеческих тел.

А ребёнку-то ещё хуже вашего. Он немой в мире взрослых.

Вам шикарно повезло. Ваш малыш сучит ножками, плачет и орёт благим матом. Он не освоил ещё язык просто мата. На нем он мог бы доходчиво объяснить присутствующим больное состояние своего животика и критическое количество газа в кишечнике. Ему на хрен не нужны ваши сюсюканья. Дайте лучше укропной водички и сделайте лёгкий массаж животика. Причём, желательно, не своего, а ребёнка.

Дальше — хуже. Мамка, сосед Степан и к ним примкнувшие, начали требовать с меня знания их языка. Видимо, счастья взрослой жизни много. Оно часто бьёт по голове, вызывает стойкую ретроградную амнезию поголовно у всех, имеющих детей.

Тёти и дяди забыли, новорожденные не знают вообще никакого языка. Ни русского. ни арабского, ни пушту, ни идиш, ни любого другого. Язык дети учат самостоятельно.

Вы-то сами учили иностранный язык с преподами в школе, в ВУЗе, на платных курсах и через десять лет успешно разговариваете и пишете только со словарём. Никто другой, тем более иностранец, вас не поймёт.

Ещё не научившись разговаривать на великом могучем, я уже понял:

— во-первых мне предстоит освоить матерный, блатной, канцелярский, народный, литературный, профессиональный, эзоповский, тюремный, базарный — все подвиды русского языка;

— Во-вторых: после жёсткого кидалова — грубого несоответствия запаха клубничного мыла его вкусу, до меня дошла простая истина — под самым красивым павлиньим хвостом прячется обычная куриная жопа и самые большие неприятности у меня впереди.

И не ошибся. В детском садике повариха Любовь Гавриловна по неизвестной причине выкладывала все комки в манной каше в мою тарелку. Воспитательница Елена Львовна предавалась греху прелюбодеяния с охранником Серёгой исключительно на моей кровати. И от того, через каждые двое суток на третьи моя простынка покрывалась подозрительными пятнами. Нянечка тётя Зоя брезгливо нюхала следы чужой любви, тыкала мне их в нос и била по заднице. Конечно же, меня. Елена Львовна оставалась либо вне подозрений, либо вне досягаемости рук тёти Зои.

В результате моя задница окрепла, а Елена Львовна заболела внезамужней беременностью и была бита обманутым супругом.

Школьные годы, от первого до последнего звонка, одна большая неприятность.

На первом звонке в день знаний мы, 1«Д» класс стояли на общешкольной линейке. В наши головы пытались посеять вечное, доброе. Стоял я в паре с переростком Лёвой позади шикарной юбки нашей учительницы Марины Анатольевны.

Лёва вытащил баллончик с аэрозолью краски и мгновенно покрыл чудненький, крепенький учительский зад зелёной краской ядовитого цвета. Пустой баллончик сунул мне в руки.

Ни моим слезам, ни словам оправдания Марина Анатольевна не поверила, поймав меня на месте преступления с баллончиком в руках, испачканных ядовитого цвета зелёной краской.

В результате Лёва обрёл фамилию «Сукинсын», Марина Анатольевна новую юбку, я — стойкую ненависть к себе от первой учительницы и качественных трендюлей от мамки ремнём соседа Степана.

С последним звонком я понял:

— учительницы тоже бабы, даже Марина Анатольевна;

— пьяной бабе любой мужик по плечу, даже такой неудачник, как я;

— когда хочется, хуже, чем болит.

Принц на белом коне может и не приехать, а мужика хочется каждый день. Короче говоря, пьяная первая учительница моя, на последнем звонке, на школьных матах физкультурного зала, совершила три раза аморальный акт лишения меня невинности.

Раньше невинности я потерял чувство бдительности.

Лёва «Сукинсын», между вторым и третьим актом нашего аморального падения в стенах муниципального школьного образования спёр всю нашу одежду.

«Сукинсын» не только спёр одежду, но и пригласил на просмотр эротического спектакля «Путёвка в жизнь» весь педагогический коллектив школы во главе с директором и представителем городского отдела народного образования.

Визжали все. Представитель ГОРОНО уверенным басом, директор виноватым тенором, педсостав глухим разноголосьем. Все визжали на разные голоса от возмущения, одна Марина Анатольевна — от смущения.

Молчали только я и трудовик. Я от стыда, а трудовик от вожделения. Он молча пожирал у Марины Анатольевны большими кусками самые интимные места. Жрал быстро. Через полчаса от неё должен остаться один несъедобный скелет.

Выручила техничка тётя Валя. Она кинула Марине Анатольевне свой синий халат, а мне фартук.

Между этими двумя неприятностями уложилась моя школьная жизнь, утыканная злоключениями меньшего масштаба, как ёжик иголками.

В ВУЗ поступить не мечтал не из-за слабых знаний, а по причине хронической невезухи. Боялся фатального пересечения путей к высшему образованию с трамвайными.

Однако, поддавшись всеобщей тяге получения юридического или финансового образования, сдал документы в ВУЗ. Пятого числа должен быть первый экзамен.

От судьбы не уйдёшь. Благополучно пересёк все трамвайные пути, увернулся от всех падающих кирпичей и завлекающих девиц облегчённого поведения и, в конце концов, нарвался на персональное приглашение в военкомат с двумя сопровождающими лицами, за два дня до экзамена.

Выпустили только на самом Дальнем Востоке, на острове Шикотан в Тихом Океане. На нём я должен просолить свой организм морской солью, продубить шкуру морскими ветрами за два года до состояния защитника Родины и звания гвардии рядового мотострелковой роты.

Ротный командир оказался человек с добрым сердцем. Он проникся к моим злоключениям. В избежание приключений на свою жопу, в день присяги выдал мне учебный автомат. Предварительно собственноручно просверлил в нём дополнительно три дырки, вынул магазин, затвор. Дуло забил металлическим стержнем. Сразу после присяги отправил меня на гауптвахту, где для меня выделили персональную одиночку.

Я не возражал и понимал историческое значение решения командира. Рядом расположена Япония. У нас с ней до сих пор не подписан мирный договор. Формально мы с Японией находимся в состоянии войны. С моей хронической непрухой стать причиной возобновления военных действий, как два пальца об асфальт.

Вляпаться в историю двух стран таким негативным образом очень не хотелось. Решил отдавать долг Родине, который у неё не брал, с метлою и шваброю наперевес в расположении гауптвахты.

К концу срока службы стал гуру всего уборочного инвентаря. На спор мог победить любого служаку любой армии мира на скорость и чистоту уборки туалета.

За успехи командир роты наградил меня значком «Отличник боевой и политической подготовки». Сержант по дружбе угостил девушкой Варей, а девушка Варя наградила меня и сержанта гонореей с лобковыми вшами.

Все остались довольны, включая нас с сержантом.

Для лечения нас доставили на материк в госпиталь. Из него мы успешно дембельнулись.

У солдата на дембеле мысли выше брючного ремня не поднимаются. Если этот момент активного токования бывший солдат проскакивает без потерь, то значит, ему крупно повезло.

Мне же, естественно не повезло. Так сказать, совершил ошибку молодости. На ошибке пришлось жениться.

Жили долго и счастливо. Через полгода после свадьбы у меня стали пробиваться рога. С их безудержным ростом просветлели мозги. Я понял — не так её люблю, как она стонала. Ребята хвалили, а я на ней женился. Думал все обзавидуются, а народ чуть от смеха не сдох.

Встретились случайно. Жили бездумно. Расстались без слёз. Через неделю все забыли.

Жена под номером 2 была верна, как пограничный пёс «Алый», умна, как монография академика Капицы, но в домашнем обиходе бесполезна, как разбитый вдребезги чайный сервиз. Звону и телодвижений много, а результат отрицательный. Картоха подгорела, котлеты крепче армейской подошвы. Суп с фрикадельками она начинала варить с очищения пельменей от скорлупы. Зная таблицу Брадиса, как таблицу умножения, она не знала, как сварить кашу, макароны по-флотски или отличить варёное яйцо от сырого.

После отчаянных попыток приручить, одомашнить дикую, учёную женщину, я сдался на милость заведующей ЗАГСа. Развод был тихим, уход незаметным. По-моему, она до сих пор не знает о моём отсутствии и считает себя замужней дамой.

Пытался обмануть рок невезения. К выбору спутницы №3 я подошёл со всей серьёзностью и основательностью, с учётом нажитого опыта ошибок.

Сначала я попытался сформировать поставленную задачу. С ходу, с кондачка не получилось. Решил действовать пошагово. Методом от простого к сложному. Что я ищу? Вернее кого?

Женщину, жену.

Понятно. У нормального, адекватного, трезвого мужика жена чаще всего женщина. Девушка — это эксклюзив. Нам чего попроще, но надёжней.

Но с другой стороны «женщина» от «жены» отличается. «Жена» — это надолго, а «женщина» — максимум до утра.

Итак, ищу жену.

Какая она должна быть? Красивая? Некрасивая? Средненькая?

Красивая уже была. Она годна либо для друзей, либо для залога в банк.

Некрасивая… Известно любому половозрелому самцу России, что некрасивых женщин не бывает. Бывает мало водки. Однако ж жена перед глазами мельтешит ежедневно. Ладно, по ночам и в сумерках её не видно. А днём? Прикажете, наводить красоту гранёными стаканами? Значит, долго не проживу — стану самоупийцей.

Средненькая…. Пожалуй, то самое! Захотелось красивости побольше, ну перед этим… тем самым…. Плеснул себе граммульку…. Приспичило поиметь под боком красотку? Ради бога! Наливай до краев и пей! Не пьёшь и её не видно. Сливается с фоном мебели. Решено — ищу женщину средней красивости.

Какой должен быть у неё рост? Высокая, маленькая, нормальная? Практика бытия показывает — рост в кровати значения не имеет, а в обиходе дылда обойдётся дороже. Коротышка никуда не дотянется, значит задолбает просьбами: «Дай то, подай это!».

Решено, жена должна быть среднего роста, но с длинными руками. Цвет волос, глаз, значения не имеет. Они величины переменные. Ноги… Кривизна ног зависит от глубины декольте. Чем глубже декольте, тем прямее ноги.

Возраст и материально-коммунальное положение связаны между собой, как сиамские близнецы.

У молодых ветер в голове, ураган в кошельке и живут на съёмных квартирах. Сами рыщут в поисках беременных тугой наличностью кошельков. Стаи этих пираний тусуются по ночным кабакам, где децибелы музыки вышибают из голов остатки алкогольного сознания.

С возрастом женщины дешевеют, а мужчины дорожают. Почему? Чем товара меньше, тем он дороже. Жизнь выбивает без пощады мужиков, плодя толпы неудовлетворённых женщин.

Пришел к выводу мне нужна женщина среднего возраста, не успевшая ещё сменить косметику на аптечку. Такая всё знает, ещё больше умеет. Если она схоронила пару мужей, то познала все секреты счастливой брачной жизни, материально и коммунально обеспеченная. Роста средний. Внешность, цвет волос и глаз, а также кривизна ног и размер талии роли не играют.

Где найти такую? Объявления в СМИ я сразу отмёл, как опасные. С моим уровнем везения точно нарвусь на клофелинщицу или аферистку. Брачным агентствам не доверяю, знакомой свахи нет. Где можно встретить будущую жену? Куда зрелая женщина пойдёт справлять своё одиночество?

В библиотеку? Возможно. Значит, слишком умна. Не для меня.

В филармонию? Стыдно признаться, но у меня от классической музыки начинает громко урчать кишечник. Дирижёры пытаются оглянуться и сбиваются с такта. Неудобно людям кайф обламывать.

Теоретически есть вариант натолкнуться на неё в театре, но шанс, надо заметить, малюсенький. В театре принято за правило смотреть на сцену, а не вертеть башкой во все стороны в поисках суженой. Зрители начинают шикать, а самые нетерпеливые норовят по шее накостылять.

В итоге пришёл к выводу — наибольший шанс встретить нужную мне особу в уютном, тихом, не очень дорогом ресторане с хорошей репутацией.

***

После недолгих поисков, в качестве смотровой площадки будущей супруги, я выбрал ресторан «Савой», с родословной, уходящей в царские времена.

Бог миловал «Савой» в лихие годы революционной вседозволенности и безнаказанности, в разруху, перестройку, в лихолетье антиалкогольной борьбы за общероссийскую трезвость.

Все эти годы «Савой» оставался питейным заведением, где в уюте и с комфортом люди, на свои кровные, приобретали алкогольное состояние души и тела.

Публика в нём собиралась почтенная, состоятельная. Не кичащаяся своим достатком. Даже в царские времена гости «Савоя» обходились без цыганщины, купеческих загулов с битьём посуды, зеркал и подвернувшихся морд под пьяную руку.

Понятно, у водки вкус один, а приключения разные. Тем более, когда гость выпьет, то он становится другим человеком. Этот другой человек тоже хочет выпить. Однако персонал тактично намекал загулявшему гостю о вреде употребления алкоголя в неумеренных дозах, и провожал его к выходу. Особо талантливые уничтожители спиртного с осложнениями в виде площадной брани, либо махании конечностями, содержались в особом списке и в ресторан не допускались.

Меры, принимаемые руководством «Савоя» по созданию в ресторане бесконфликтной обстановки, конечно, радовали, но к моей персоне отношения не имели. Со своей кармой я мог словить с равным успехом кулак на морду в церкви и в одиночном плавании вокруг света.

Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

Я решился пройти через тернии к своей Голгофе. В конце меня ждал не крест для распятия, а возможно, приятный сюрприз в виде жены под номером 3.

Стараясь не думать об очередных подлянках судьбы я вымыл голову, побрил подмышки, погладил на всякий случай выходные труселя с весёлыми голубыми амурчиками на розовом фоне, сменил носки.

На случай, если фортуна поцелует меня взасос, примостил в маленький кармашек брюк презерватив с привкусом малины. Вдруг у фортуны выходной или она ушла в декретный отпуск?

На крайняк я затарился бинтом, йодом, жгутом и нашатырём.

Написал записку, мол, так и так, такого числа, во столько времени ушёл в ресторан «Савой» с целью знакомства для решительных отношений с будущей женой под номером 3. В моей смерти прошу винить Его Величество Случай, по вине которого я родился, бесхитростно жил и удачно, без долгов и детей, умер.

Ради бога, не подумайте будто мой рейс на маршрутке «Роддом — Кладбище» подъезжает к пункту назначения и через остановку пора выходить.

Отнюдь! Мы ещё покувыркаемся в этой жизни. Ложиться в гроб в выходных, наутюженных труселях и свежих носках, в приличном обществе считается за плохой тон.

Записку я написал в связи с повышенной опасностью проживания в вашем безумном мире. Не успеешь остаться один на один с тёмным подъездом, как рука наркоши уже норовит выхватить у тебя сумку. Алкаш угрожает плюнуть в лицо туберкулёзной палочкой, если ему не дать полтяшок на правку организма…

Остановку общественного транспорта вместе с десятком детей и их воспитателем снёс пьяный в драбадан пилот внедорожника. Мент с другом Бахусом открывает тир в супермаркете и стреляет по бегущим мишеням…

Господи! О чём я говорю! Вы сами обо всём знаете лучше меня.

Всегда есть шанс утонуть на теплоходе, при потопе, грохнуться из под облаков, либо попасть в замес дорожной войны. Есть вариант наскочить на случайную пулю или нож.

Хорошо, если повезёт, и сразу насмерть. А, ежели в инвалиды и гадить оставшуюся жизнь под себя? На войне такая жизнь ценилась месяц за шесть, и ещё награждали орденами и медалями.

Наград мне не нужно. Геройствовать не собираюсь. Хочу без особых приключений дотащить свою задницу до заслуженной пенсии и тихо скончаться под воркотню своей старухи, не обременяя своих родных и близких ни долгами, ни наследством.

Надеюсь, вы меня правильно поняли. Записка — это предупредительный выстрел в сторону судьбы — злодейки, мол, предупреждён, а против твоих козней и вооружён.

***

На входе в «Савой» меня встретил в проёме дубовых резных дверей бородатый швейцар в генеральских эполетах, с улыбкой рождественского Деда Мороза и взглядом лагерного волкодава. Из-за его спины вышел молодой качёк с глазами свежемороженого чебака и уверенностью отставного офицера ФСБ.

Оба служителя «Савоя» с грацией доберманов закружили вокруг меня ритуальный танец знакомства. Ощупывали моё тело, с макушки до пят, холодными, расчётливыми взглядами толи патологоанатома, толи гробовщика. Стало как-то неуютно и тревожно. На душе заскребли кошки. Вспомнилась сразу мамка. Она меня всегда успокаивала, мол, если кошки заскреблись, то уже поздно волноваться. Значит, они уже успели насрать, и сейчас закапывают говно.

Я зажмурил глаза в ожидании удара судьбы в виде пинка под тощий зад. Но вышибалы после тщательного изучения моего фейса, определения на взгляд платёжеспособности, отсутствия скандальности и присутствие трезвости, допустили меня в фойе. В благодарность я мысленно перевёл их из клана вышибал, в модную касту фейсеров.

В фойе увидел милую девушку — хостесс, с татарским личиком и со старорусским именем на бейджике — «Василиса». Она ласково, по-домашнему улыбнулась и представилась:

— Василиса. Можно просто Вася.

— Очень рад.

И, правда, кошки внутри ещё не замурлыкали, но уже стали значительно спокойнее.

— Вы один? Или кого-нибудь ждёте? Даму? Мужчину?

— Один, но надеюсь на встречу с судьбой.

— Как романтично! Кого мечтаете встретить — мужчину или женщину?

— Естественно, женщину. В собутыльниках нужды пока нет.

— Простите за любопытство, но мне нужно знать, какое место в зале вам лучше предложить, Ваши требования к судьбе? 90 — 60 — 90? Блондинка? Ноги от коренных зубов? Шаг от бедра?

— Нет, Василиса, не угадала. Я хочу жениться, а не купить игрушку для друзей или супругу на выход. Мне нужна средненькая во всех отношениях женщина, бывшая в употреблении, но не потерявшая надежду на бабье счастье.

— Я вас поняла. Вы вероятно фронтовик. Участник войны полов. Очень пострадали. Вам оторвали напрочь все иллюзии о женской красоте и её практическом применении в суете будней.

— Василиса, ты цыганка?

— Нет, я татарка.

— Откуда знания психологии одинокого мужчины?

— Я врач. Молодой врач и мать — одиночка.

— Почему не работаешь по специальности?

— Кушать хочется и, что странно, хочется три раза в день и каждый день. Здесь, в ресторане, питание бесплатное и зарплата в три раза выше врачебной.

— Ты, как и я, жертва случки дикого капитализма с развитым социализмом…

Василиса усмехнулась. Вздохнула, но отвечать не стала. По этикету, персоналу заведения запрещено разговаривать с гостями на темы не винно-гастрономического характера.

— Сейчас войдём в зал, — обратилась ко мне хостесс. — Посмотрите сразу налево. Напротив бара за столиком сидит одинокая дама. Если она вас устраивает, то подмигните мне. Я посажу вас к ней. Если вам нужно время для принятия решения, то подмигните мне два раза. Я вам предложу соседний столик…

— Василиса, ты стратег! Кутузов в юбке! Веди меня навстречу судьбе!

Боже мой! Какие пророческие слова я брякнул в пустяшной трепотне с хостесс кабака «Савой». Мне бы не в зал ресторана заходить в тупой надежде найти свою половинку, а хватать ноги в руки и скачками бежать, куда глаза глядят от этого ужасного места. Бежать в тайгу, в тундру, на Северный Полюс и Южный и затеряться среди оленей, белых медведей, или спрятать своё тощее тело среди глупых, жирных пингвинов.

Нет же, влекомый Василисой, полетел, как муха на дерьмо, на рандеву со своей невезухой.

Одинокая женщина за столиком напротив бара, оказалась вполне смотрибельной и, никакой опасности для меня, вроде бы не представляла.

По закону рынка, покупать первый подвернувшийся товар, рискованно. Решил ознакомиться сначала со всем женским ассортиментом ресторана, и только потом принимать эпохальное решение. На всякий случай два раза подмигнул Василисе. Она предложила мне место за столиком напротив одиноко сидящей женщины. Дама сидела лицом в сторону зала. За её спиной, лицом к входу в зал, расположился спонсоровидный, плечистый в заду, лысый мужчина — ярко выраженный слуга народа. Одетый где-то в Риме, отдохнувший от своих и чужих мерзопакостей на Лазурном Берегу.

Мужчина кого-то ждал и заметно нервничал. Судя по количеству трупов бывших дорогих сигарет, скопившихся в его пепельнице.

Женщина же, сидевшая лицом ко мне, уже никого в этой жизни не ждала. Свои лучшие годы она потратила на поиски счастья. Вместо него нашла опыт, потеряла молодость и утратила наивность. Амбиции и комплексы давно перегрызли друг другу глотки и успокоились под плитой безнадёги. Макияж для неё стал не средством привлечения больных спермотоксикозом мужчин, а материалом для проведения малярно-штукатурных ремонтных работ на лице.

Одна деталька в образе одиноко сидящей женщины много рассказала мне об её характере. Белая дамская сумочка, висящая на спинке стула, кокетливо сверкала стразами затейливой монограммы. На ней тесно переплелись три буквы — «О», «Л» и «Т», причём буква «Т», видимо, недавно была травмирована и из её середины исчезла часть родных стразов. Их, заботливая и рачительная хозяйка, заменила старательно подобранным стеклярусом. Полной идентичности достичь не удалось, но дефект монограммы уже не бросался в глаза и сумочке дали шанс на дальнейшую жизнь.

Пустяковая мелочь, на первый взгляд, но, во-первых, этими мелочами до краёв наполнены наши будни и в своей взаимосвязи составляют саму жизнь. А во-вторых, именно эта мелочь в монограмме конкретной женской сумочки стала точкой опоры, которая перевернула всю мою жизнь.

Однако, расскажу в порядке поступления неприятностей.

Пока я внимательно рассматривал женскую сумочку, то успел пару раз нарваться на взгляд тёмно-серых глаз её хозяйки. В третий раз я специально смотрел на дамочку, стараясь перехватить момент, когда она обратит на меня внимание. Случилось.

Она не стала делать глупый вид, что смотреть на меня ей не хотелось. Напротив. Она показала всем своим видом, что моё назойливое любопытство ей по душе, и улыбнулась. Широко и приветливо. Я успел заметить её ровные белые зубы и две золотые коронки слева, вверху и сбоку.

Подлые кошки, поселившиеся у меня в душе, замяукали, замурлыкали и стали подталкивать меня к знакомству с одиноко сидящей женщиной.

Женщина улыбнулась ещё шире и приветливей.

Подлые кошки совсем утратили былую бдительность и улыбку дамы восприняли за обещание напузырить им миску валерьянки.

Я, придурок, напрочь забыв о своей хронической невезухе, уже встал, и на крыльях надежды хотел лететь к своему счастью, но на разбеге судьба поставила мне подножку.

Тишину полупустого ресторана вспороли наглым образом очереди выстрелов.

Краем глаза я успел отметить, как спонсоровидный лысый слуга народа вскочил на ноги и, к моему счастью, оказался почти двухметровой тушей. Он мужественно принял в свой живот стаю пуль, летящих точно в меня. Не дожидаясь повторной очереди, я грохнулся на пол и нырнул под стол. Не ахти, какое укрытие, но всё же крыша над головой. Уже из под стола увидел ноги, с которыми мечтал поближе познакомиться. Они куда-то решили бежать, но не знали, глупые, что под свинцовым дождём быстрее всего можно добежать только до стола патологоанатома. Я схватил ближайшую ко мне ногу дамочки за лодыжку и дёрнул на себя. Не рассчитал. Вместо моей груди, дамочка грохнулась на свою задницу, и уехала на ней за угол бара, оставив мне на память, в качестве сувенира, свою сумочку.

Спонсоровидный слуга народа получил ещё несколько пуль в грудь, закачался и, поскользнувшись в луже собственной крови, грохнулся на пол. Ещё раз поскользнулся на своей лысине и завалился ко мне под стол.

В том, что он убит, не было сомнений. Одна из пуль попала ему в лоб и вырвала ползатылка. Из распахнутого пиджака убитого выскользнул прямо мне под нос толстенный бумажник. Я машинально открыл его и не удивился. Он, как и полагается приличному бумажнику рядового слуги народа, был набит тысячедолларовыми купюрами, как сёмга икрой.

Ужасно хотелось пересчитать деньги покойного, но, вспомнив о их народном происхождении, я поспешил сунуть бумажник в дамскую сумочку. Решил, было отправить её к хозяйке, как увидел в ней чей-то паспорт. Быстро раскрыл его — Овчинникова Лариса Тимофеевна, г. Екатеринбург, ул. Индустрии 18 «Д», кв. 78.

Снова загрохотали выстрелы. Кто, в кого и почему стрелял, оставалось загадкой.

Я поспешно сунул бумажник с паспортом в белую дамскую сумку и отправил её лихим броском по полу к углу бара, за которым скрылась её хозяйка. Сумочка остановилась, как по заказу, на углу бара. Тотчас женская рука схватила её и скрылась из вида.

Вовремя. К столу, под которым лежали я и труп, приблизилось шесть ног.

Первые ноги в синих джинсах: …. Куда эта жирная свинья делась?

Вторые ноги в чёрных колготках: Лежит под этим столом с каким-то подсвинком.

Третьи ноги в белых брюках: Идиоты! Зачем фраера завалили?

Первые ноги в синих джинсах: … твою мать! Кто же знал, что он официантом переоденется.

Вторые ноги в чёрных колготках: Кончать пора! Свинью, подсвинка, официанта в машину. Трупы не трогать. Сама шмонать буду.

Грёбаные кошки! Совсем нюх потеряли! Что же вы, сволочи, душу мне не царапали. Меня, можно сказать мужчину в расцвете лет и желаний, какая-то фря в чёрных колготках уже записала в мертвяки! Что же, подлюки, вы молчали? Твари продажные! Меня, вашего хозяина, за фанфурик валерьяны сдали!

Первого за ноги потянули спонсоровидного слугу народа. Сразу же за ним ухватистые руки сомкнулись, как браслеты на моих ногах и руках. Внезапно я понял, что до поры до времени лучше быть мёртвым. Закрыл глаза и умерил дыхание.

Глава II

Тащили меня быстро, но не аккуратно. Вроде я для них даже не труп, а так, мешок с навозом. Когда моими боками правили все возможные углы я терпел, но, когда на девственность моей задницы покусился фаркоп грузовика, в который меня пытались загрузить, я заорал от боли и страха.

Грузчики бросили меня и обделались лёгким испугом с тяжёлыми последствиями для окружающего воздуха. Мозги у них переклинило от ужаса перед ожившим покойником. Мысль у грузчиков была одна на всех и то длинным матом.

Быстрее остальных в себя пришёл старшина грузчиков, и возникшую проблему решил единственным, доступным для его извилин, способом. Последнее, что я помню — это стремительно растущий в размерах кулак. Когда он достиг диаметра арбуза, что-то в моих мозгах брякнуло, хрустнуло, звякнуло и, свет погас.

***

Сознание вернулось также неожиданно, как и ушло. Без предупреждения, вместе с первой мыслью: «Неужели я такой сексуальный, что жизнь меня трахает при каждом удобном случае?»

Вторая мысль была проще: «Где я? Почему голый? Руки ноги целые, задница не болит — это уже радует, но что хотят от меня эти люди? В чём моя вина?»

Ответить на заданные себе вопросы не успел. Дверь темницы открылась. В светлом дверном проёме замер Кинг Конг. Или его ближайший родственник по мужской линии.

С волосатого гориллообразного торса свисали до колен узловатые конечности, покрытые густой рыжей шерстью и оканчивались кистями, больше похожими на полукубовые ковши экскаватора. Из под цветастых шорт в пол упирались кривые босые ножищи, украшенные огромными грязными ногтями, которые при ходьбе стучали по цементному полу. Всю эту гору мышц венчала маленькая головка шимпанзе, без лба, с широкими ноздрями и жёлтыми злобными глазами.

«Амбец подкрался незаметно!» — успел подумать я. — «Этот сожрёт меня без соли».

Кинг Конг хрюкнул, шумно втянул в себя воздух и протянул ко мне свою конечность. От ужаса яички юркнули куда-то под печень, а кожа мгновенно покрылась пупырышками и я стал похож на обнажённую курицу. Зверюга брезгливо взяла меня за шею двумя пальцами, как кузнечными клещами, и подтолкнула к двери.

Толчок был такой силы, что не поймай меня Кинг Конг второй конечностью, моя головёнка осталась бы на память в клещах гориллы, а обезглавленное туловище ушло бы гулять само по себе.

Тащил меня Кинг Конг недолго, но куда, я не видел. Вынужден был всю дорогу тупо смотреть себе под ноги и молить бога, чтобы не запнуться. Если запнусь, то моя голова точно покинет моё гостеприимное тело.

Наконец остановились. Конвоир отпустил мою шею и втолкнул в какую-то дверь. Естественно я запнулся, но не за порог, а за край высокого пушистого ковра. Пролетел пару метров и раскинул свои голые мощи перед какой-то бабой, среднего роста, в шикарном шёлковом китайском халате. Под халатом не было ничего. Действительно, лучше всего женщину украшает полупрозрачное бельё, либо его отсутствие, но не эту бабу.

С такой противозачаточной внешностью, а точнее рожей, она должна рекламировать ужасы СПИДа и не соблазнять голым телом безвинных мужчин.

— Ты кто? — спросила она.

— Человек. — ответил я.

— Чудак ты на букву «м», а не человек. Какой ты человек? Я вижу обоссавшегося от страха кобелька, укравшего чужую кость.

— Кто я!? Какую кость?!

Вместо ответа баба сунула мне под нос две фотки. На одной был запечатлён молодой человек в форме официанта, на другой ещё живой спонсоровидный слуга народа собственной персоной с яркой лысиной.

— Их знаешь?

— Нет. Видел только вот этого в ресторане. Он сидел через столик спиной ко мне. Во время стрельбы он рухнул ко мне под стол. Познакомиться не успели. У него снесло полбашки. Он молчал. Потом меня контузило. Ничего не помню.

— А этот? — баба ткнула наманикюренным пальцем в фото официанта. — Разве он вас не обслуживал?

— Ко мне, вообще, никто не подходил. Не успели. Хостесс дала мне меню и через пару минут началась пальба.

— Ты зачем приходил в ресторан?

— Как зачем? Денег кот наплакал, а проблем, как слон насрал. Вот и решил забежать в кабак пожрать и нажраться…

— Пока врёшь складно, — буркнула баба и поманила меня пальцем.

— Иди-ка сюда.

Кое-как, прикрывая срам ладошкой, поднялся с ковра и пошкандыбал к бабе. Возле неё стоял стол с лоскутками и ленточками разной ткани. Она ткнула в груду тряпья пальцем.

— Что это?

— Не знаю. Какой-то утиль.

— А ты посмотри внимательней…

Всмотрелся и вдруг из кучи ленточек на меня глянул голубой Амурчик с моих парадных труселей. Дальше — больше… Куча ленточек оказалась всей моей одеждой, располосованной рукой маньяка.

— Узнаёшь…

— Ну да, моя одежда…

— Ты не знаешь, что я в ней искала?

— Не знаю,… Может быть вшей. Так их у меня отродясь не водилось…. Только один раз… в армии… по любви…

— Ты не нервируй меня! Мне уже трупы некуда складывать. Лучше подумай, как будешь собирать сломанными руками выбитые зубы. Ты педераст?

— Нет, конечно!

— «Нет или конечно»?

— Не-е-е-т! — взвыл я, вспомнив Кинг Конга. Лучше маленький, но свой и спереди, чем большой и чужой, но сзади.

— Зачем тебе трусы с голубыми Амурами?

— Это они полиняли! Я по холостяцки замочил трусы в хлорной извести, а синие Амурчики с лица и сбледнули.

— А презерватив с какой целью носил?

Довела меня баба дурацкими вопросами до ручки. Хотел уже ответить: «Как зачем? На капустник хреном наряжаться!», но поопасался дерзить. Вдруг застрелит.

— Мадам! Вы вгоняете меня в краску…. Как вы полагаете, зачем мужчине презерватив? Конечно же, для натягивания его в качестве индикатора на банку с брагой. Как только презерватив встанет над банкой в полный рост, значит, брага готова для выгонки самогона. А вы, что подумали?

— Допустим…. Зачем тебе йод, нашатырь, жгут, бинт? Ты кто? Боевик? Террорист?

— Бог с вами! Какие там боевики, террористы. Я просто член.

— Какой ещё член?

— Простой обыкновенный член одного кружка.

— Какого ещё кружка? — упорствовала баба. — Как её зовут?

— Кружок — «он». Мужского рода.

— А говорил не голубой!

— Слово мужского рода — «кружок». Первичная ячейка общества Красного Креста и Полумесяца. Я обязан носить с собой средства первой доврачебной помощи.

— Хорошо… Ты человек обеспеченный?

— Я уже об этом говорил. Если мерить деньги кучками, то у меня приличная ямка.

— Сколько обещал тебе официант?

— Дамочка! Я не знаю таких офиков, дающих гостям на чай!

— Давно знаком с лысым?

— Он припёрся ко мне незваным гостем под стол в надёжно убитом состоянии, но трезвый. И всё время молчал, по причине отсутствия головы. Сведений, порочащих его, не имею. При жизни его не знал. После смерти, знать не желаю.

— Ты Родину продашь!

— А вы купите? Только расскажите, что лично мне принадлежит в Отчизне, чтобы не продешевить. Очень сомневаюсь в этом вопросе. Все приличные куски отечественного пирога распиханы по карманам слуг народа. Осталось — «На, тебе, Боже, что нам не гоже!». Бросишь — не подберут! Куда уж там — продать…

— Согласна. К распродаже Родины мы опоздали. С АйТи технологиями знаком?

— «Авария, дочь мента» смотрел… «Ай ты «Технология»…? Знаком. Как-то раз по радиостанции «Маяк» передавали. Клёвая группа…

— Комп, бук дома есть?

— Бука нет. Не климат ему у нас. Не растёт. Компания есть, как не быть? Не в одну же каску пивасик хлестать. С мужиками соберёмся — туда-сюда, рыбкой по столу….Сами должны понимать — деньги не роскошь, а средство пропивания.

— Понятно… Инвалида ума изображаешь, но я не такая дура, как ты считаешь. Сейчас замри, сиди тихо, как говно в траве, и слушай меня. Я знаю, от осины не родятся апельсины, но ты со своим идиотизмом переборщил. Придётся тебе встретиться с Мурзиком. По свойски. Без галстуков. Ты моего Мурзика знаешь?

Я отрицательно покачал головой.

— Мурзик, Мурзик! — позвала баба, и в комнату ввалился Кинг Конг.

Запахло псиной и членовредительством.

— Мурзик, — продолжала баба. — Затейник знатный и баловник отчаянный. В его руках и хрен балалайка. Заиграется и струны с корнем вырывает. Подумай сам, ну кому ты без балалайки будешь нужен?

— Вопрос, конечно, интересный. Я не могу понять, как моя балалайка поможет решить ваши музыкальные проблемы? В чём их суть?

— Придурок! Если ты узнаешь предмет моего поиска, то вне зависимости от того, знаешь ты или нет, где сейчас место его нахождения, ты — труп. Причём умрёшь не в дружественных объятиях Мурзика, а от моей руки. Пугать не буду. Убью быстро, качественно, с гарантией.

— Великолепно! Теперь для полного счастья мне не хватает мыла и верёвки!

— Не торопи любовь. Каждому овощу в своё время кирдык придёт. Будет тебе и мыло душистое, и верёвка пушистая. А сейчас иди думать. Просеивай свою жизнь через мелкое сито. Вспоминай, где познакомился с официантом, что обещал тебе лысый. И, главное, где то, что передал официант тебе или лысому. Понял меня?

Я обречённо вздохнул и согласно кивнул головой.

Баба кликнула Мурзика и он, словно поганого щенка, донёс меня, опять же за шею, до места заточения.

***

По совету бабы с противозачаточной внешностью я пытался думать, лёжа в своей темнице на старом рваном мешке. Он заменить собой мой любимый диван не мог. Ни по высоте, ни по комфортности, но по неожиданным подколкам, распоясавшихся от старости пружин, не уступал моему старому верному другу. Не вставая с него, с пультом в одной руке и бутиками в другой, я посетил стран больше, чем нанесено на глобусе. Опускался в Мариинскую впадину, взбирался на Эльбрус, плавал с золотой рыбкой, гонялся за плохими пацанами в созвездии Гончих Псов…

Я не знал, что такое хорошо, пока не пришло такое плохо. Создалось впечатление, будто мне перебежали дорогу сразу 13 чёрных кошек с пустыми вёдрами, рассыпая по тропе моей жизни крупнозернистую соль. Знал, что мечтать, лёжа на диване — это сродни ловли золотой рыбки в унитазе. Но, согласитесь, вашей безопасности ничего не угрожает. Толку, правда, маловато, но как приятно…

Старый рваный мешок к полёту мысли не располагал. Был изношен жизнью до дыр, но продолжал показывать свой характер неожиданными уколами в бока, мешая мозгу искать способ избавления от лап Мурзика и красивых ручек его хозяйки.

Не выдержав очередного укола, вскочил на ноги и яростно начал трясти мешок. Из него посыпались мелкие частицы угля, какие-то камешки и опилки. По всей вероятности, перед выходом на пенсию, мешок служил тарой для переноски угля и дров.

Заслуженный мешок в своей безрадостной старости успел сделать человеку ещё один маленький подарок. Из него с ясным металлическим звоном выпал гвоздь. Обыкновенный строительный гвоздь на 200 миллиметров.

Сразу в голову пришла идея убить Мурзика, и через его труп обрести свободу. Новорожденной идее тараканы в моей голове аплодировали стоя, до тех пор, пока внутренний голос разума не проснулся и не заметил, что я умру от щелчка гориллы ещё на подлёте к его организму.

Я тупо смотрел на гвоздь. Использовать его как орудие убийства Мурзика можно, но только после погружения монстра в наркоз. Эта игра не стоит свеч, иначе геморрой со смертельным исходом мне гарантирован.

Получается, судьба снова скорчила мне гримасу, подкинула мне гвоздь не как ключ к свободе, а как орудие самоубийства.

Что ж, с чёрной кошки хоть шерсти клок! В качестве спасения от мук пыток используем гвоздь — вгоню его по самую шляпку в своё несчастное сердце! Стало себя жалко до слёз! Мужчина в расцвете сил вынужден сложить свою голову на алтарь смертельной борьбы кого-то с кем-то.

Хотелось ещё поплакать над горестями своей судьбы, но какой-то назойливый шум отвлекал от благородной цели. Прислушался. Оказался шум воды. Сразу захотелось пить и писать. Туалетом темницу позабыли оснастить.

Пришлось оросить дальний угол комнаты и начать поиск источника шума. В полной темноте, ощупывая руками стену от пола и на высоту вытянутой руки. Шершавая поверхность штукатурки ровным слоем тянулась от импровизированного ватерклозета до массивных металлических дверей и дальше. Стена напротив дверей оказалась усеяна странными углублениями в штукатурке в основном круглой, воронкообразной формы.

Вспугнутое воображение подкинуло мрачную картину массовых расстрелов врагов бабы с противозачаточной мордой лица, тем более, что стена и пол оказались влажными на ощупь. «От крови» — подумал я и едва от ужаса не потерял сознание. «Стоит ли мучить себя ожиданием смерти? Не проще ли броситься горячим сердцем на бездушный, холодный гвоздь?» — пронеслось в голове, но ответа на заданный вопрос не успел получить. Мои руки наткнулись на холодную трубу. Внутри её весело журчала какая-то жидкость. «Канализация» — догадался я и принялся изучать трубу и её окрестности. Кое-какие выводы сразу сделал. Во-первых, если труба канализации появляется с потолка и уходит в пол, то здание, где меня заточили, как минимум, многоэтажное. Не менее двух этажей. Труба на ощупь производила впечатление металлической, судя по многочисленным пупырышкам, она родилась чугунной. Скоро нащупал ревизию. Её крышка держалась на четырёх болтах. Вернее сказать, должна была держаться на четырёх болтах.

У нас сантехники может быть и пьяницы, но не дураки. Лишние болты с гайками за те деньги, которые им платят, они принципиально крутить не будут. Они их внезапно теряют. Четырёхболтовая ревизия канализации в любой точке России успешно держится на двух болтах.

Действительно, если эффект тот же, то зачем за те же деньги крутить два лишних болта?

На ревизии было, как и положено по традиции, два болта. Причём, мои болты произошли от слова «болтаться» и еле держались в гнёздах ревизии. Значит, местный сантехник рационализатор. Он либо обходится, вообще, без газового ключа, либо его зарплаты не хватает на два оставшихся болта.

Итак, я стоял в полной темноте рядом с открытым канализационным стояком, слушал шум льющейся по трубе воды и не знал, что делать дальше.

Как успел выяснить, моя камера без окон, дверей и подпола. Если вентиляционные отверстия и есть, то высоко под потолком. В моём распоряжении нет ни стула, ни стола…. Один старый мешок… и гвоздь… Мешок…. А что, если…

Я ковырнул гвоздём влажную стену. Кусок сырой штукатурки с лёгким шелестом пополз вниз. Пощупал обнажившуюся стену.

Кирпичная кладка. Попробовал гвоздём выцарапать раствор между кирпичами. Получается, но плохо и очень медленно. Скорее я умру тут, от старости, чем стану графом Монте Кристо.

Будущее неуклонно приближалось со скоростью 60 минут в час. Встречаться с Мурзиком не хотелось. Хорошей отмазки не было, а сдавать Овчинникову Людмилу Тимофеевну за подлянку. Во-первых, о том, что бумажник лысого переехал на жительство в сумочку Ларисы, не знала ни одна живая душа. Во-вторых, исправить уже ничего нельзя, а окончательно испортить можно. Человека тянет к добру. Особенно к чужому. Я не исключение. Слуга народа обогатился за счёт своего народа. Я, частица народа, забрал у мёртвого слуги народа свою долю и передал её на временное хранение Ларисе. Правда, она пока об этом не знает. И может не узнать, если я буду тянуть резину в деле спасения собственной задницы от похоти Мурзика.

«Настоящий мужик» — подумал я — «Должен уметь пугать коней, поджигать избы и создавать своими руками чужие неприятности!» С этой благой мыслью я нацарапал кучу влажной штукатурки, завернул её в старый мешок и затолкал с силой всё это через ревизию в канализационный стояк. Породил тем самым крепкую пробку и волну матерков в сторону местного сантехника от стаи приходящих уборщиц.

Очень скоро вода в канализационном стояке перестала журчать. Потоп на верхнем этаже начал свою жизнь.

Всё было тихо. Не доносилось ни топота ног, ни мата. Одно из двух — либо помещение наверху подсобное, без людей, либо присутственное время вышло.

Послышались тяжёлые шаги. Наверняка, образина Мурзик идёт за моими ногами. Вырвать их из жопы, за шутки с лысым слугой народа и их сантехником. На всякий случай метнулся в свой угол и притворился толи спящим, толи мёртвым. Хотелось стать простым прусаком. Маленьким тощим прусаком, и затеряться где-нибудь в темноте под камушком. Если перед глазами не мельтешить, то тараканы незаметны. Тем более прусаки.

Скрипнула дверь. Душа метнулась из правой пятки в левую, но я мужественно не открыл глаз.

Сволочь, может быть, ему стыдно будет отрывать ноги у мирно спящего обывателя…?

Гадина! Он ждёт, что я сам отстегну ноги от жопы? Чего он время тянет…?

Ох! Мне бы сейчас автомат и танк Т-90. Я бы ему всю правду-матку резанул прямо в морду через ствол пушки…

Мурзик потоптался, что-то промычал глухо про себя и снова заскрипел дверью.

Любопытство — мать знания. Я чуть-чуть приоткрыл левый глаз и, в свете закрывающейся двери, успел заметить миску и бутылку с водой.

«Жрать подано!» — мысленно отметил я. — «Значит, ближайшие сутки жить буду! Кормить покойников нерентабельно!»

«Дурак!» — прогнусавил голос разума. — «Здоровый и сытый под пытками дольше живёт, чем голодный и больной!»

«Умеешь ты, однако, поднять настроение. Особенно аппетит» —

Возразил я голосу разума, но миску с едой от себя отодвинул. Ограничился питьём воды.

Пошёл проверить результаты своей диверсии. Вода дырочку найдёт! Стена была мокрой и в некоторых местах по ней струились ручейки.

«Пора!» — решил я и, нащупав кладочный шов под одним из ручейков, попытался вонзить в него гвоздь. Надежда на успех задуманного предприятия теплилась в моей душе, но и сомнения, основанные на мастерстве российских каменщиков, грызли сознание.

Мне сказочно повезло. Прораб у каменщиков оказался ворюгой и по совместительству передовиком производства в соревновании «Догоним и перегоним Америку!». Технологию замеса раствора он ускорил путём исключения из его состава цемента. Цемент он сбагрил налево. Песочно-водный раствор, со следами цемента, месился быстрее, наносился ровнее, дохода приносил больше.

Что ещё нужно простому советскому человеку!

Америку ни догнать, ни перегнать не случилось, а вот жизнь, отдельно взятому узнику темницы, неизвестный прораб реально мог спасти. Гвоздь легко и непринуждённо выковыривал размокший раствор. Труднее оказалось вытащить кирпич. Он шатался, болтался, хлюпал водой, как нос больной гриппом, но вылезать из стены не желал.

Судьба, стерва, поманила миражом свободы, держа фигу в кармане.

Встреча без галстуков с Кинг Конгом под кликухой Мурзик — кажется неизбежной. Заныли зубы, зачесалась задница, заболели руки и душа. Оставалось молиться Богу или биться головой об стену. Бог один, а нас много. Всем всегда что-то нужно. Чаще всего на всех не хватает. А вот стен для битья голов больше, чем нужно.

Рассвирепел я от безысходности, как овчарка кавказской национальности на привязи, сцепил руки в единый кулак и с утробным воем вдарил со всей дури по подлому кирпичу.

Результат безумства превзошёл ожидание. Тем более, что от собственной дурости я не ожидал ничего, кроме сломанных рук.

Факт остаётся фактом. Кирпич из размокшей стены вылетел куда-то во внутрь. За ним рухнула стена с ужасным грохотом. Я вместе с грудой кирпичей влетел в какое-то помещение и грохнулся на пол.

Окровавленный, побитый кирпичами, весь в ссадинах и ушибах, я понял, если сейчас же не встану на ноги, то на грохот явится мой тюремщик и песенка моя будет спета. Под жидкие аплодисменты бабы с противозачаточной харей.

Стараясь не стонать от боли и не шуметь кирпичами, с горем пополам, с непечатными словами и целыми выражениями, встал на четвереньки и осмотрелся. В кромешной тьме увидел прямо перед собой узкую полоску света и, как мотылёк полетел на неё.

Моё движение не походило на полёт. Скорее всего, я исполнял иноходь гусеницы. Выбравшись с помощью чьей-то матери на пол свободный от кирпичей, я осмелился встать. Хотелось плакать и орать. Проклятые кирпичи отхреначили меня до степени отслоения мяса от скелета, но это всё же лучше очной встречи с монстром Мурзиком.

Говорила же мамка: «Не поминай лихо, пока оно тихо!»

Не успел подумать о нём, а характерное цоканье ногтей Мурзика по бетонному полу раздалось возле дверей. «Живым не дамся!» — храбро подумал я, и прибрал в руку солидный обломок кирпича. Звук шагов Мурзика замер около дверей. Звенящая тишина окутала меня, только одинокий комар пел победную песню вампира.

«Сволота!» — думал я. — «Чего он ждёт? Когда я чихну?» И, правда, вдруг нестерпимо захотелось чихнуть. Даже ясное понимание того, что чих вызовет в моём организме необратимые смертельные осложнения, не могло остановить меня. В носу свербило всё сильнее и навязчивее. Я усиленно тёр переносицу, зажимал её до хруста между большим и указательным пальцами, но это помогало мало, только оттягивало рождение чиха-убийцы.

Моё положение становилось архи отчаянным.

Вы когда-нибудь пытались удержать в себе чих или пук? Нет?! Тогда представьте себе храм музыки — зал филармонии. Звучит концерт для скрипки с оркестром. Идёт соло скрипки. Зал замер в восторге, а звуки скрипки лёгкие, воздушные взлетают всё выше и выше. И в этот момент торжества священной музыки, вам приспичило чихнуть или хуже, пукнуть. Главная подлость ситуации в том, что, чем больше вам хочется, тем сильнее рождается звук.

Какова мизансцена?!

За осквернение классической сюиты вы рискуете получить от возмущённых меломанов пару тычков в спину, но на жизнь-то никто не посмеет покуситься! Где это видано, чтобы за «чих» или «пук» людей убивали! Даже в филармонии.

В филармониях или, скажем, в других культурных местах, за физические отрыжки организма не убивают, но я находился не на смотре конкурса отличников консерватории, и за дверью затаился не Паганини. Поэтому мой один единственный самый маленький чих, даже не чих, а так — малюсенький чихунчик. наверняка, меня убьет. Не сам по себе, а конечностями Мурзика…

…Секунды тянулись, как жвачка и медленно складывались в растяжку на резиновой полосе минут…

Нет, я не выдержу…, не выдержу…, сейчас чихну… Лучше чихнуть и умереть, чем не чихнуть и всё равно умереть!

Сил терпеть не осталось… Я начал судорожно набирать воздух в грудь для нормального оглушительного чиха, и в этот исторический момент царапание ногтей по полу возвестило мир об удалении Мурзика от дверей, за которыми я уже попрощался с жизнью.

Заскрипела соседняя дверь в мою бывшую камеру. Я осторожно выглянул за дверь. Так и есть. Мурзик, ничего не подозревая, вошёл в камеру проверить источник шума и состояние узника. То-есть меня.

Откуда только во мне взялась сразу и грация, и смелость, и сообразительность? Может быть, я от природы умный?

Я выскользнул тенью из-за железной двери и мгновенно, но тихо запер её со стороны коридора на огромный засов. В два лихих прыжка оказался возле дверей моего старого узилища, куда с инспекцией зашёл Мурзик, молниеносно запер их на такой же засов, что и первую дверь.

Кинг Конг оказался в западне, которую заливает вода сверху.

Не отказал себе в удовольствии, прислушался к происходящему за железной дверью. Тихо… Странно… Может быть, из этих двух комнат есть третий выход, и Мурзик уже скачками несётся на рандеву со мной?

Мороз пробежал по коже…. Рискнул проверить и вежливо постучал костяшками пальцев по металлу, мол, разрешите войти…

Тишина… Секунда…. Пять…. Десять…

И вдруг раздался рёв раненого буйвола, и дверь задрожала в лихорадке под натиском Кинг Конга.

Промедление может повлечь за собой не запланированную встречу с вырвавшимся из плена Мурзиком.

Дверь устояла под первым натиском, но от второго или пятого, как пить дать, рухнет. Прораб, подлюка, не мог смастерить противовандальные двери. На момент выхода расстроенного Мурзика из ловушки, мне лучше всего находиться от него подальше. Где-нибудь на другом конце Млечного Пути.

Кроме того, шум, поднятый мною, подхваченный и усиленный Мурзиком, привлечёт внимание других членов шайки, и слетятся они, до зубов вооружённые, сюда, как мухи на дерьмо. Бороться с ними я мог исключительно бегством с поля боя.

Куда бежать, я не знал, но могу утверждать, что бегущий по освещённым коридорам голый, окровавленный мужчина, вызывает диковинное впечатление и уйму вопросов.

Выбора не было и я, спасая свою жизнь, рванул в темноту.

Все мы жертвы дорог, которые выбираем. Только они знают конец пути, а мы на них ищем приключений на свою задницу.

На моём пути спасения царила темнота, как у негра в чулане. Вначале пытался запоминать повороты — два налево, один направо, три налево. Спуски… пять ступеней вниз, ещё две ступени верх…, но скоро запутался. Плюнул и просто потрусил туда, куда меня вела дорога.

Итак, стартовал я в забеге на приз, стоимостью в мою собственную жизнь, резво, но минут через двадцать понял, если не умерю свой пыл, то сдохну от разрыва сердца. Передохнул тридцать секунд и побежал лёгкой рысцой. Скоро пришлось сменить её на ускоренный шаг, затем на просто шаг. Сейчас я еле передвигаю ноги, в надежде выбраться из лабиринта коридоров, подъёмов и спусков.

Я смертельно устал. Измотан, измочален. Мне нужен отдых, иначе сдохну, не добравшись до финиша.

Я сел. Вытянул ноги. Тишина, блаженство.

Господи! Что я слышу? Или мне послышалось?

Может быть это слуховые глюки? Нет. Отчётливо слышу далёкий лай собак. Изверги! Пустили по моему следу друзей человека. Не сейчас, так скоро, не здесь, так там свора из доберманов, пит-булей, овчарок и догов вопьётся клыками в мою несчастную плоть. Собакам свет не нужен. Они меня в темноте найдут и сожрут, предварительно порвав на куски.

Решено. Приму смерть, не сходя с места. В конце концов, чуть раньше, или чуть позже, но все мы там будем. Жизнь — заболевание абсолютно смертельное, передаётся половым путём и иммунитета от неё нет.

Пока я рассуждал сам с собой о тайнах жизни и смерти, собачий лай громче не стал. «Странно» — подумал я — «Ищейки, взяв след. Несутся во весь опор и давно должны кусать мне пятки. И лай у них какой-то странный. Без взвизгивания, без злобы. Без азарта… Так, навроде собачьего разговора. Перебрехиваются между собой…».

Я встал и пошёл вперёд. Оказалось до очередной подлянки госпожи судьбы было два шага.

Через два шага я рухнул куда-то вниз. Думал, лечу в омут с головой, а попал в канализационный люк и вляпался по самую маковку, в жидкое дерьмо.

После того, как улеглась вонь и эмоции, пришло время принятия решения. Сидеть до старости по горло в дерьме не хочется. Поэтому нужно двигаться — шагать или плыть в какую-то сторону. Благо дело, по трубе шастать можно только в двух направлениях — либо туда, либо обратно.

Опыта путешествий по канализации у меня не было. А, также отсутствовали карта, компас и система Глонасс. Можно пользоваться нюхом, глазом и слухом. По причине вонизма, нюх забастовал окончательно и без вариантов. Темнота в трубе стала кромешной. Глаза в бессилии, виновато заморгали. Вся надежда оставалась на слух. Слева по трубе что-то шуршало, чавкало и пузырилось. Справа продолжал доноситься лай собак, но уже более ясный и звонкий.

Меня осенило. Во-первых: взять след в канализационной трубе не под силу самой талантливой ищейке. Во-вторых: плавать в дерьме не умела даже собака Баскервилей. В-третьих: в той стороне, где слышался лай, выход из трубы и, скорей всего, расположена деревня.

От радости неожиданного открытия, даже подпрыгнул на месте. А зря. Поднял волну и чуть не захлебнулся. Заставил себя успокоиться, и, медленно, но уверенно, поплыл на встречу собачей брехне.

Очень скоро дерьмо стало жиже, плыть стало легче. Наверное, в центральную трубу, по которой я плыл, были сделаны врезки и дополнительный сброс воды облегчил мне плавание.

Дальше стало ещё легче. Кроме того, что дерьмо стало совсем жидким, скорость его движения увеличилась в разы. Я уже не плыл, а летел по трубе как большой кусок дерьма. Эдакий, знаете ли, дермоплан.

Не долго я чувствовал себя почти лётчиком и, в качестве сточных вод, канализационная труба извергла меня на речную гладь, чуть ниже по течению, у села или деревушки, раскинутой на противоположном берегу.

Не знаю, кто пишет сценарий моей жизни, но он садист. Не успел насладиться свободным полётом над речной гладью, как окунулся с головой в гладь дерьма, слегка разбавленного речной водой. Вынырнул. Фортуне показалось этого мало. Она устроилась верхом на трубе и улыбнулась задом — куски дерьма, падающие мне на темечко, настойчиво намекали на достойное меня место в театре жизни.

Стало ясно — судьбе надоело меня трахать, и она решила сравнять меня с дерьмом и утопить в нём.

Может, я и смирился бы со своей участью, но вдруг, совершенно не к месту, вспомнился кошелёк спонсоровидного мужчины, беременный серьёзной наличностью и отданный на временное хранение госпоже Овчинниковой.

Этот факт кардинальным образом повлиял на решение вопроса: жить или не жить?

Нерастраченная кучка тысячедолларовых купюр нашего заклятого друга США таила в своём чреве тьму рождённых большим городом соблазнов и могла поднять со смертного одра калеку, а не только вдохнуть волю к жизни полузахлебнувшемуся дерьмом неудачнику.

Меня пугало собственное бесстрашие, но, не обращая на него пристального внимания, я сделал два десятка энергичных гребков против течения и очутился в чистой воде. Дышать стало вольготнее, а жизнь вне дерьма удивительна и приятна во всех отношениях.

Поплыл к берегу, Мне срочно требовался хотя бы короткий отдых.

Не хотелось, после того как, счастливо избежал роя пуль в ресторане «Савой», не откинул копыта от кулака бугра грузчиков, не был растерзан монстром Мурзиком, не схлопотал маслину в лоб от бабы с противозачаточной рожей, взять и банально утонуть в двух шагах от спасительного берега.

«Буду биться с злым роком до конца!» — решил я и, собрав остатки своих хилых сил, закусил нижнюю губу до крови, хотел сделать решительный рывок в сторону берега, но решил попробовать сначала достать дно реки.

Попробовал. Дно достал. Встал на ноги. Воды было по колено. Смеяться сил не осталось. Еле выбрался на берег и рухнул на траву.

***

Сколько я спал, не знаю. Проснулся, как от удара током. Со стороны реки доносился стук мотора и мужские голоса. Открыл с трудом глаза и оцепенел от ужаса. В метрах двадцати от меня медленно вверх по течению двигался катер. На его борту громоздилась туша Мурзика. Из-за его спины выглядывали масляно-озабоченные морды двух оборотней в погонах. Честных полицейских и так мало, но чтобы в одном месте сразу двое и ещё в компании с Кинг Конгом, это уж явный перебор из области фэнтэзи. Все трое внимательно осматривали берег через мощные бинокли.

Ума не приложу, как они не увидели меня?

По ходу пьесы они должны были повязать меня ещё сонным, а в сию минуту отбивать мой ливер служебной обувью.

Чудны твои дела Господь!

Катер с Мурзиком и его подручными медленно удалялся и скоро скрылся за поворотом реки.

Наконец-то можно было передохнуть. Я шумно выдохнул. Какой-то жёлто-зелёно-багровый листок затрепетал на моём носу. Хотел смахнуть его рукой — не получилось. Я скосил глаза к переносице и ухватил назойливый листок за махонький черенок и дёрнул. Эффект был странный. Листок разорвался пополам, а кожа носа чуть не лопнула. Всё оказалось просто. Я вылез из реки с макушки до пят измазанный дерьмом, глиной вперемешку с илом, и грохнулся обессиленный спать. Во сне мучился кошмарами из моей жизни и ворочался с боку на бок, вокруг своей оси и собрал на своё тело всё, что валялось вокруг меня. Тут были и листочки всех видов и расцветок, былинки, тычинки, мелкие веточки и даже шишки с кусочками ярко зелёного мха.

Грязь высохла и живой натюрморт из серии «Былины нашего леса» готов к экспозиции. Меня не то, что с двадцати метров, а с двадцати сантиметров хрен от куска Родины отличишь. Что и говорить, замаскировался случайно, но отменно!

По случаю полного отсутствия одежды и наличия опасности быть словленным неизвестными преступными элементами в содружестве с родной полицией, решил маскировку с тела не убирать. Наоборот, дополнил двумя солидными сосновыми шишками в интересном месте. Вы спросите, зачем? Для устрашения врага и повышения самооценки.

Пусть, гады, знают — мы не лыком шиты и не палкой сделаны!

Что там говорить, страх перед злоумышленниками у меня остался, но острота прошла. Организм и его отдельные части перестали цепенеть от ужаса и могли работать в довольно сносном режиме. Особенно мозг. От стресса он ушёл в полный анабиоз. Сейчас из свежезамороженных извилин начали оттаивать первые вопросы и прикиды на поиски новых приключений на задницу.

Во-первых: с какого хрена баня-то обвалилась? Почему эти отморозки, не сказав ни «здравствуй», ни «прощай», сразу начали палить из автомата лично в меня! Если бы не добрая душа спонсоровидного слуги народа, геройски подставившего свой живот под рой пуль, то анатом бы уже накладывал последние стежки на мою грудь.

Что искала в моей одежде баба с противозачаточной внешностью? Ясно, не картину «Последний день Помпеи», а что-то столь мелкое, но страшно ей нужное и дорогое, что пришлось исполосовать всю одежду на узкие ленточки. Особенно мелко парадно-выходные труселя с голубыми Амурчиками на розовом фоне.

Кстати, эта извращенка в китайском халате на голое тело, про кошелёк лысого даже не заикнулась. Либо она про него не знала, либо бабло её не интересует. Если не за бабосы, то за что можно с такой яростью убивать людей в приличном заведении ранним вечером? Наркота?! Умоляю вас! Не смешите мне нервы! Я, конечно, не Шерлок Холмс, но кое-что соображаю.

Сколько наркоты я мог бы спрятать на себе? Кило, ну два кило, не больше. Два килограмма товара ещё не повод для разговора разными калибрами. А для того, чтобы обнаружить их у меня не нужно пускать мои труселя на ленточки.

Значит, искали не наркоту.

Брюлики?! Может быть… Может быть… Они мелкие и по разным швам их можно рассовать великое множество… С другой стороны у мелких брюликов и цена не интересная…

Стоп! Вот, где собака мосол зарыла!

Мымра противозачаточная жилы из меня тянула и пыталась узнать, ЧТО передал МНЕ или ЛЫСОМУ какой-то ОФИЦИАНТ.

Именно ЭТО она и искала у меня и лысого. Это имеет мелкие размеры и огромную стоимость. Что же ЭТО может быть? Кроме бриллиантов редчайшей окраски и изумительной огранки, ничего путного в голову не приходит.

В попытках вывихнуть мозги при распутывании причинно-следственных связях КТО, ЧТО у КОГО украл и ГДЕ спрятал, я незаметно пересёк лесок и снова вышел к реке.

От ходьбы мой защитно-маскировочный илисто-глинистый панцирь, замешанный на дерьме, начал трескаться и отваливаться большими кусками вместе с хилыми волосиками моего тщедушного тела. Обнажилась эпилированная девственная кожа одинокого мужчины.

На такой лакомый кусочек начали слетаться оголодавшие бабы со всего леса. Злобные комарихи выписывали в воздухе немыслимые фигуры наивысшего пилотажа и, озверев от близости беззащитной мужской плоти, бросались в атаку. От полчищ комарих звенел воздух. Незащищённых мест становилось всё больше, а количество рук оставалось прежним.

В какой-то момент я сдался перед армадой кровопийц. Позорно сиганул в реку и погрузился в тёплую воду с головой, выставляя наружу, время от времени, ноздри. Облако комарих растаяло, но полтора десятка самых наглых пытались с лёту вонзить свой носик в мой, и, успеть отсосать граммульку крови.

Сидя в добровольном плену под слоем воды, я думал об узости мышления наших учёных биологов и полном отсутствии у них коммерческой жилки. На их месте я давно бы вывел породу комаров, отсасывающих жир.

Представляете — никаких диет, никаких липоксаций. Комаротерапия сделает вашу фигуру эталоном красоты! Сеть салонов комаротерапии по всей стране. Толпы счастливых, ликующих женщин и ручейки денег, сливающиеся в бурные потоки, которые поглощаются моими счетами в швейцарских банках…

И дел-то, пустяк! Вывести породу комарих, сосущих жир!

От долгого сидения под водой я начал линять. Шкура, данная мне проезжим папой и выстраданная мамой, оставалась при мне. Зато защитно-маскировочный костюм намок, набух и свалился на дно. Что вы хотите — на дерьме замешан, дерьмом и закончил свою жизнь. Осталось одно, очиститься от остатков дерьма речным песком и пошагать дальше по жизни, в чём мать родила.

Глава III

«Светлое будущее не за горами. Оно, вообще, хрен знает где» — думал, голый, злой и холодеющий, сидя в какой-то яме под грудой огромных лопухов. Это единственное убежище, которое я смог сотворить собственными руками из подручных средств.

Шастать по белу свету голым даже в лесу — move ton. Мало ли, кто повстречается. Всякое могут подумать, а там и до надругательства над одиноким мужчиной недалеко. Благоразумнее поберечь здоровье и уяснить для себя окружающий ландшафт, в положении лёжа, надёжно укрывшись лопухами.

Прямо передо мною река. Не Енисей, конечно, переплыть можно, но очень осторожно. Дело не в крокодилах, слава богу, у нас не Африка. У нас водятся твари, куда страшнее. Называются пьяные мужики с вилами. Поймают посреди деревни голого и крики твои о том, что ты мирный нудист, они не поймут. Они слов таких не знают. Если сопротивляться не будешь, то обдадут лёгким матерком тебя вместе с окружающей природой и с руки на руку, с кулака на кулак, с ноги на ногу, отхепибёздят за милу душу. На прощание соком берёзовым угостят. С мякотью во всю спину.

Дело осложнялось ещё одной композицией. В конце концов пьяные мужики с вилами и бабы, не совсем тверёзые с косами (да не те, что с бантами, а те, что оселком правят) не в диковинку. Портки с рубахой где-нибудь с верёвки бы скоммуниздил, срам прикрыл и, где мытьём, где катаньем, где слезинкой, добрался бы я до разлюбезной моей душе, гражданке Овчинниковой.

Однако, где ангел тропинку указал, там бес дорогу уже прототоптал.

За время моего наблюдения катер с Мурзиком и продажными полицейскими ещё трижды проходил мимо меня с двумя заходами в деревню.

Значит, в деревне уготована про мою честь ловушка. Судя по времени отсутствия и прибытия катера, о моём возможном появлении оповещены все деревни, сёла и заимки вверх и вниз по течению реки километров по 50 в обе стороны.