Бесплатный фрагмент - Яма

ЯМА

Произведение является

художественным вымыслом автора

Совпадения случайны

Глубокая яма с подтаявшей глиной по краям тянулась по двору и поворачивала между торцом жилого дома номер восемнадцать и гимназией.

Коммунальщики, проклинаемые жителями района за отключенную горячую воду, искали бреши в трубах на дне ямы.

Это был уже второй прорыв за зиму. Следующий будет последним, полетят у кого премии, у кого головы. Этого никак нельзя допускать. Так объяснил старшему лейтенанту Емелину бригадир коммунальщиков. У бригадира тряслись руки, когда он показывал Емелину карту местных «раскопок» и графики выполнения работ. Он скороговоркой повторял: «Посмотри, начальник, мы ни при чём».

— Разберемся, — бросил Емелин и осмотрелся.

За сигнальной лентой, обносящей яму, толпилось не меньше сотни человек.

— Откуда столько зевак среди дня? — спросил Емелин участкового.

— Это родители первоклассников, — ответил тот.

Емелин не понял, но вопросы задать не успел, подошёл его начальник.

— Что имеем, Емеля? — негромко спросил Тумаков.

— Сам глянь, товарищ майор, — вздохнул Емелин.

Они подошли к краю ямы и Тумаков посмотрел вниз.

— Да уж, — майор покачал головой, — Ну, держись, сейчас начнется.

Емелин ещё раз посмотрел на тело, лежащее на дне ямы. Да, теперь начнётся. И сна не будет, пока не закончится.

Последний месяц жизнь бабе Вере не нравилась. Шутка ли — на старости лет в её двушке поселился внук Дима с семьёй.

Теперь ни утреннего ритуала с протиранием листьев «денежного дерева», ни полуденного сна, ни пенной ванны три раза в неделю.

Ладно — баба Вера была справедливой — ванна отменяется не из-за внезапного приезда нежеланных родственников, а из-за коммунальщиков, которые опять перекопали двор.

Струйка прохладной воды из крана лишь к вечеру превращалась в тонкий ручей теплой, огненно-ржавой воды. Обещали устранить прорыв трубы за три дня. Прошла уже неделя. Из ямы валили клубы пара, мерзлая глиняная земля по краям раскопок стала вязкой, хотя на улице были стабильные минус пятнадцать. И горячей воды не видать ещё не пойми сколько.

А все из-за коммунальщиков. Ещё из-за чиновников, обещающих рай с рекламных листовок, да улыбающихся с уличных плакатов глазами- щёлками между толстыми щеками и нависшими веками.

Баба Вера исподлобья поглядывала на плакаты, а иногда краем уха прислушивалась к потоку болтовни в новостях.

Вот за последние дни, например, директриса гимназии, куда Дима хотел пристроить сына по месту прописки в квартире бабы Веры, вещала из телевизора уже третий раз.

Директриса рассказывала, что её гимназия — это гарант высокого уровня образования. И подготовка к олимпиадам, и преподаватели из университета для спецклассов. Мест для первоклашек только семьдесят, а заявлений уже подано пятьсот шестьдесят восемь.

Приказчикова Елизавета Петровна, так звали директрису, — женщину немолодого возраста, призывала родителей, чьи дети по прописке не относятся к её гимназии, не терять время, а подавать заявление в другие школы — по месту фактического жительства.

— Её гимназия! Ты слышишь, её! — орала в трубку мобильного телефона тощая Ленка, жена Димы, — Будто школы у нас теперь не государственные, а личные, карманные, у таких вот….

Дальше Ленка выражалась скверными словами в адрес Приказчиковой, потом отключала телефон, заряжала его и опять звонила очередной подружке, да заводила тот же разговор.

И знает Ленка, сколько она берёт, эта Приказчикова, и надо её на родительский суд, пусть за каждого принятого первоклассника отчитается. А то, говорят, уже и по прописке почти десять человек на место. А если не отчитается директриса перед Ленкой, так наказать всеобщим осуждением, или… или…

Ленка захлёбывалась в истеричном гневе, а баба Вера всё ждала, до чего же Ленка договорится, не до расстрела же.

Ленка всегда не говорила, а орала. Если не по телефону, то на детей — тринадцатилетнюю Соню и виновника этого хаоса — шустрого Артёма. Баба Вера и сама бы заорала. Артём без конца разбрасывал по квартире крошки от печенья, а Соня ходила по дому в огромных наушниках, что-то бормотала под нос и посматривала на бабу Веру с брезгливостью.

А ещё Ленка громко причитала о том, до чего её довели трудности — ютись вот в бабкиной малогабаритке всей семьей, жди проверок.

Ведь Приказчикова снарядила отряд проверяющих лиц. В их задачу входил обход квартир. Надо же убедиться, что первоклассник проживает по адресу прописки.

Ушлые жители домов начали прописывать к себе чужих первоклашек за деньги. Очень быстро детей, по месту жительства относящихся к школе, стало в разы больше, чем на самом деле. Вот Приказчикова и создала отряд добровольцев для проверок. Ребенок должен не просто быть прописанным в квартире, а жить в ней — есть, спать, в игрушки играть. И не только сам семилетка, но и родители.

О законности таких проверок никто не заикался, не станешь же спорить накануне зачисления. Проще пожить месяц-другой по прописке.

Вот и живут теперь у бабы Веры в квартирке ещё четыре человека, покой её нарушают.

— Мы ненадолго, ба, — внук отвел глаза, когда без предупреждения завёз свое семейство.

Ещё бы, глаза отводит, стыдно, небось. Как спросить у бабки, не надо ли чего, так нет Димы по полгода. А как сына в школу пристроить, так вон чего.

— Почему это мы «ненадолго»? — повела плечиком Ленка, — Ты прописан здесь, дети тоже.

Она зыркнула на бабу Веру хитро, испытующе, мол, бабка, поняла?! Будешь недовольна, навсегда останемся.

Баба Вера не стала отвечать хамоватой молодухе, очень надо. Она горделиво вытянула шею и сжала губы.

«Молчать, — решила баба Вера, — Чем больше буду я молчать, тем быстрее всё закончится без ссор и скандалов. Придёт проверка, убедится, что будущий первоклашка Артем Зотов имеет право зачисления в гимназию, и семья внука уедет обратно, в свой спальный район».

Молчать и гулять — стало бабы Вериным спасением. Она оборачивала вокруг тела теплую шаль, надевала поверх неё толстое зимнее пальто, обувала старые боты на толстой тракторной подошве.

Внук неодобрительно качал головой:

— Куда пошла на ночь глядя?

— Что люди скажут? — шипела Ленка, — Что выгнали бабку из дому? Постыдились бы.

— Выгнали бабку, выгнали! — подпрыгивал Артёмка и крошил печенье на любимый бабы Верин ковер.

Соня зыркала недобро и демонстрировала бабе Вере презрение, как к затхлой вещи, что давно пора выбросить.

«За что их любить, за что?» — гневалась наедине с собой баба Вера, наматывая круги по двору и старательно обходя в темноте вырытую коммунальщиками яму. Не соскользнуть бы, там вон видно, что арматура торчит и строительная металлическая сетка.

Упадешь в такую яму в темноте, никто и не заметит, не докричишься о помощи. Баба Вера передергивала всем телом, словно сбрасывая мысли о падении в тёмную яму, не обнесенную сигнальной лентой.

И снова возвращалась к своим рассуждениям: «Вот соседку с четвертого Ниночку есть за что любить. Славная, улыбчивая. Хоть всё время на бегу, а спросит как здоровье, не надо ли хлеба или в аптеку».

— Зайди ко мне на чай, — звала соседку баба Вера.

— Ой, спасибо! — улыбалась та в ответ, — Как-нибудь забегу.

Да не забегала, некогда ей, то младшенькую внучку на кружок проводить, то у сына в квартире газовщиков встретить. Только и мелькала её красная курточка во дворе.

— Конечно, ты молодая ещё, ничего у тебя не болит, чего бы тебе не бегать, — свысока своего возраста посматривала на Ниночку баба Вера.

— Да какая же я молодая, шестьдесят пять нынче, — отмахивалась соседка, — Суставы болят, давление прыгает, но как же дети-внуки без меня справятся, они работают, а я свободна. Помогать надо, двигаться.

«Шестьдесят пять — это не мои семьдесят четыре, — думала баба Вера, — Да и зачем помогать им? Это они мне помогать должны. И любить их не за что! Бросил сначала муж, потом сын в другой город уехал, никто не беспокоится о моей старости. Прописала по дурости внука с детьми к себе, когда Артемка родился. Думала, Дима благодарен всю жизнь будет. А ему как не было до бабки дела, так и нет.

Только теперь вспомнил, что квартира у неё в центре города. Не за что их любить. И коммунальщиков не за что. И директрису этой гимназии не за что. Устроила черт знает что с поступлением в первый класс. Говорят, в институт проще попасть, чем в её гимназию.

Баба Вера считала шаги: семьсот шагов, восемьсот, тысяча. Здоровью польза! Прогулка вместо ванны. Пока воды горячей нет.

Елизавета Петровна Приказчикова, миловидная дама за пятьдесят с модным маникюром, молодежной стрижкой и в стильном брючном костюме, на первый взгляд казалась приятной женщиной, готовой выслушать и поддержать.

Именно это впечатление обмануло Серёгу, когда он устраивался на работу её личным водителем. Да, слышал, что Приказчикова — железная леди, с акульей хваткой, что не указ ей даже губернатор, не то, что областной министр образования. Но как-то не верил, что такие бабы бывают. Думал, преувеличивают. Но вот теперь убедился сам.

С отличным послужным списком сорокапятилетний Серёга, семь лет назад впервые женился на Светланке. Жена и заслала его на работу к Приказчиковой.

Светланка была на пятнадцать лет младше Серёги, но жизнь знала лучше — где, что, кому, когда надо дать, сказать, занести, чтобы хорошо устроиться, чтобы всё было в лучшем виде и главное — чтобы другие завидовали.

Вот сейчас Светланка приложила усилия, чтобы Серегу взяли на работу к Приказчиковой. Ведь это единственный способ устроить в отличную школу их дочку Лизочку.

Светланка считала, что самое сложное — договориться о собеседовании и научить Серёгу правильно себя подать. Она это сделала. Серёгу на работу взяли.

Теперь его дело было за малым — попросить Приказчикову зачислить Лизочку в первый класс. По блату, так сказать. Серёга, обожавший жену и дочку, на все был готов, лишь бы Светланка похвалила.

И теперь, когда срок составления списков первышей уже подошёл, всегда спокойная и приветливая Елизавета Петровна, вдруг показала своё железное нутро.

— Нет, Сергей, я не возьму вашу дочь в свою школу, — отрезала она, пока Серёга вёз начальницу утром в РОНО.

Он был уверен, что с директрисой уже сложились добрые отношения, ведь так старался угодить каждый день. Да и Светланка сказала, что заслужил, пора попросить.

— Не откажет, не бойся, — подбодрила Светланка ещё месяц назад.

Он и не побоялся, попросил. Первый раз Приказчикова не ответила, второй раз отвлеклась на телефонный звонок, в третий с удивлением глянула на Серёгу и коротко бросила «нет».

Серёга рассказал дома Светланке всё, как было. Глаза любимой потемнели от гнева.

— Проси, добивайся, мужик ты или нет, — оглушающе прошипела жена.

Серёга попросил ещё раз. Приказчикова попросила не задавать больше этот вопрос, своих решений она не меняет.

Тогда дома разразился скандал. Светланка требовала, чтобы Серёга устроил Лизочку в гимназию. Жене этот вопрос казался уже решенным, она ждала момент, чтобы похвастаться подружкам. А тут Серёга говорит, что ничего не выйдет. Как это без вариантов? Ты можешь для единственной дочери постараться?

Скандал Светланка завершила ультиматумом, сказанным тихим голосом, который напугал Серёгу больше всего:

— Или гимназия, или развод.

Это страшное слово «развод» весь день крутилось в голове Серёги, делая его мрачнее и решительнее. «Спрошу ещё раз Приказчикову, не убьет же она меня, — решился, — Или пусть хотя бы объяснит, почему не берет Лизочку».

Но директриса осталась при своём твердом «нет».

— Но понимаете, моя жена… она хочет… Почему «нет», скажите хотя бы? — пытался то ли объясниться сам, то ли получить объяснения от Елизаветы Петровны Серёга, когда вёз директрису из РОНО в школу.

— Сергей, — голос Приказчиковой звучал холодно, — Вы водитель, вот и водите. Если рассчитывали приблизиться ко мне, чтобы устроить дочь в школу, то это было провальное решение. Так и передайте жене. Вашу дочь я в школу не возьму. Но вас так и быть за наглость не уволю, вы хороший водитель. Если молчите.

— Она же сказала, чтобы я тогда домой не возвращался, — промямлил Серёга и посмотрел на Елизавету Петровну растерянно.