Бесплатный фрагмент - Яблочный пир

Яблочный пир

посвящается 140-летию со дня рождения

знаменитого уральского садовода Дмитрия Ивановича Казанцева

Музей истории плодового садоводства Среднего Урала,

филиал СОКМ «УОЛЕ» и С. Абакумова представляют

Предисловие составителя

Книга состоит из набранных на компьютере текстов известного уральского садовода Дмитрия Казанцева и факсимильной части, книги изданной им в СССР, в тридцатые годы.

Описываемые в книге работы по разведению культурных, зимостойких сортов яблонь происходили в нашем городе Екатеринбурге, начиная с 1914 года (В 1913 году Казанцевы купили сад).

Я взялась за переиздание книги близкого мне по духу человека, именно в год экологии, с целью спасти и реально поддержать музей-усадьбу Казанцева тесно окруженною новостройками и небоскребами от застройщиков УГМК и «Атомстройкомплекса»! Я очень волнуюсь за сохранность прекрасного яблоневого сада и дома-усадьбы великого селекционера-мичуринца Дмитрия Ивановича Казанцева! Д.И.Казанцев и его друг садовод Кузьма Рудый внесли неоценимый вклад в развитие садоводства Урала, и наша задача — сохранить усадьбу Казанцева в аутентичном пространстве старого квартала в центре Екатеринбурга!

Ежегодно в апреле-месяце, в этом квартале друзья музея, из Клуба друзей музея садоводства, устраивают субботники.

Надеюсь, что эта книга поможет читателям полюбить славные сады улицы Октябрьской революции (бывшей Коробковской) и всю, милую нам, екатеринбуржцам, бывшую Каменщичью слободу, со старейшим в городе дубом. Дубу, кстати, недавно исполнилось 140 лет и находится он в зеленой чаще за домом 32, в саду Елового (официальное название объекта «Усадьба камнерезов Ястребовых»).

Светлана Абакумова,

режиссер, член СК РФ

искусствовед, составитель книги

Введение от директора музея

Скоро вы, уважаемые читатели, познакомитесь с повестью Дмитрия Ивановича Казанцева «Яблочный пир» и его рассказом «Пчёлки». Повесть была написана 80 лет назад и впервые напечатана в пятом номере журнала «Уральский следопыт» за 1935 год под названием «Путь Яблочного следопыта».

Рассказ «Пчёлки», пролежав в архивах ГАСО 78 лет, был опубликован к 140-летию писателя в четвертом номере газеты «Уральский садовод», за 2015 год.

Осенью 1935 года повесть «Яблочный пир» вышла отдельной книгой. Разошлась она по всему Советскому Союзу и понравилась читателям, особенно школьникам. В дальнейшем повесть выходила в печати ещё два раза — в 1936 и 1938 годах. Повесть представлена как дань памяти о первом садоводе-селекционере нашего уральского края.

Садоводством Дмитрий Казанцев занимался с 1913 по 1942 год, 30 лет. Благодаря Казанцеву, на Среднем Урале был выведен первый селекционный сорт яблони, который он назвал «КОРДИК». Это название было придумано Казанцевым из инициалов его друга, Кузьмы Осиповича Рудого, тагильского садовода, и инициалов самого Дмитрия Ивановича Казанцева.

Дмитрий Иванович Казанцев родился 22 февраля 1875 года в семье крестьянина села Конево Невьянского района Свердловской области. Русский. Образование «низшее»; в 1884 году успешно окончил Конево-Аятское начальное народное училище. Дмитрий Казанцев в 13 лет начал самостоятельную жизнь и работу по найму, помогая отцу в обеспечении многодетной семьи. Общий трудовой стаж Д. Казанцева — 44 года (работал бухгалтером).

Садоводством он заинтересовался, познакомившись в 1904 году с садом своего учителя Кузьмы Осиповича Рудого в Нижнем Тагиле, а заниматься этим сам смог лишь после покупки дома с земельным участком в городе Екатеринбурге на улице Коробковской (сейчас — улица Октябрьской революции, дом 40).

Дмитрий Иванович был человеком исключительного трудолюбия и самодисциплины, с неуемной жаждой знаний. В работе плодовода его увлекал творческий труд, новизна дела. После закладки сада (осень 1913 — весна 1914), Д. И. Казанцев превратил его в научно-исследовательскую базу. Начал он с сортоиспытания. Проверил свыше 12 сортов вишни и 50-ти сортов яблони, в том числе мичуринских сортов.

В саду проводились тщательные опыты: фенологические наблюдения за деревьями каждого сорта, за морозоустойчивостью, за вредителями и болезнями, велся учет урожайности. По всем полученным данным представлялись отчеты в НИИ плодоводства им. Мичурина в городе Мичуринске. Примечательно, что после смерти-Д.И.Казанцева в его адрес в течение шестнадцати лет, вплоть до 1958 года, высылались «Бюллетень научно-технической информации» из НИИ садоводства им. И. В. Мичурина и анкеты Центральной Генетической лаборатории с вопросами, как растут и плодоносят мичуринские сорта.

В 1921 году Дмитрий Казанцев получил первые корнесобственные саженцы яблони сорта «Титовка» («Апорт») путем укоренения ветвей (по Р. И. Шредеру).

В 1924 году он начал работу по выведению новых местных уральских сортов яблони путем посева семян крупноплодных сортов своего сада.

В марте 1927 года он познакомился с открытым письмом Ивана Мичурина «К сибирским плодоводам», что подтолкнуло его к новым изысканиям. В мае 1927 года, используя первые цветы корнесобственной яблони сорта Титовка, он приступил к скрещиванию яблонь (особенно интенсивно в 1932 году).

В 1927 году появились его первые выступления в печати по вопросам садоводства, статья «Плодовый сад в Свердловске». В статье он говорил с уверенностью о «возможности разведения плодово-ягодных садов в Свердловске.

В период с 1927 по 1940 гг. у Казанцева вышло 40 публикаций. Цель этих публикаций — пропаганда успешного и быстрейшего развития плодоводства на Урале.

В 1928 году была организована секция УОЛЕ по огородничеству и садоводству (первое собрание — 21 человек). Казанцева Д. И. избрали в состав ревизионной комиссии. Он также сделал доклад «Опыт акклиматизации в городе Свердловске фруктовых деревьев за пятнадцать лет работы».

Как отзыв на свою статью «Мичуринские сорта в Свердловске», Казанцев получил письмо от Ивана Мичурина с просьбой передать ему для опубликования другую статью «Путь разочарований и достижений».

Дмитрием Ивановичем Казанцевым был создан первый селекционный фонд яблонь из выделенных им четырех морозоустойчивых уральских сортов: Кизерская красавица, Райка, Сеянец Руды №1 (Нарядное), Любимец Никифорова и Титовка (корнесобственная).

Три деревца Кизерские красавицы и Райка росли около Титовки. Неподалеку росла и яблоня сорта «Любимец». Создались условия для их взаимного переопыления. Казанцев впервые обратил внимание на прорастающую силу пыльцы «Кизерской Красавицы». В результате свободного опыления этого сорта и посева семян получался большой выход культурных сеянцев. Дмитрий Иванович с 1933 года щедро делился гибридными семенами, высылая их для Уральской зональной плодово-ягодной станции в Челябинске, в ее опорные пункты в Камышлове, Баженово и садоводам любителям.

Для работ по гибридизации с вишней в саду Казанцева росли сорта: Крупноплодная, Шпанка не зимостойкая, Каслинская — высокозимостойкая, низкорослая, урожайная и сильный опылитель. А также сорта — «Владимирская» и «Кизерская».

В 1934 году сад Казанцева, к великой радости его хозяина, стал нужен молодежному государственному учреждению! Агрономы-садоводы, комсомолки Катя Медянцева и Люба Шкурко, из только что организованного Уральского молодежного питомника растениеводства сельскохозяйственной станции Обкома комсомола (Баженовский опорный пункт), впервые ведут в саду Казанцева скрещивание вишни и яблонь. Директор питомника Дмитрий Шишкин, сам составил комбинации скрещиваемых пар для вишен, а подбор селекционных пар яблонь возложил на Д. И. Казанцева. Наблюдая работу девушек с цветами, Дмитрий Иванович пишет свой рассказ «Пчелки».

16 ноября 1934 года, в 59 лет, Казанцев назначен садоводом-гибридизатором Баженовского опорного пункта Челябинской опытной станции. Он помогает питомнику саженцами, черенками, семенами, жильем: маленькая комнатка младшего сына в доме предоставляется его семьей приезжающим садоводам из Баженовского опорного пункта.

В сентябре 1934 года-Д.И.Казанцев стал участником первой конференции плодоводов-опытников в городе Мичуринске: отмечался 80-летний юбилей И. В. Мичурина.

Он привез в дар юбиляру свою книгу «Плодовый сад», итог 20-летней работы с садом. В этой книге Казанцев поднимал ряд вопросов, которые не потеряли свою актуальность и в настоящее время: необходимость большей заинтересованности организаций в развитии плодоводства, воспитания у населения бережного отношения к зеленым насаждениям. Книга была принята И. В. Мичуриным очень хорошо, о чем обстоятельно сообщил Казанцеву личный секретарь Мичурина А. Н. Бахарев. В дальнейшем Казанцев вёл переписку с выдающимся ученым.

В январе 1935 года-Д. И. Казанцев является инициатором и активным участником организации мичуринской секции Свердловска при ОИСО (Краеведческий музей). Председателем выбрали заведующего Свердловским Областным опытным опорным пунктом плодово-ягодного хозяйства Г. Беляева, а его заместителем — Дмитрия Казанцева (см. членский билет №1).

Дмитрий Иванович любил работать с детьми и придавал большое значение передаче накопленных знаний юному поколению: воспитанию любви к растениям, начиная с самого раннего возраста. Сохранились фотографии экскурсий — дети в саду на Октябрьской. Часто эти группы сопровождала методист Вера Семеновна Филатова. Приходили в сад на летнюю практику, и школьники из 2-й гимназии.

Д. Казанцев неоднократно встречался с читателями «Яблочного пира» во Дворце пионеров, в Клубе городка чекистов, в школах города. Отвечал на каждое из многочисленных писем, шедших из разных уголков страны.

О воспитательной работе с детьми он писал Надежде Константиновне Крупской, обращался со своими предложениями в обком ВКП (б). Дмитрий Иванович считал необходимым шефство молодежи над садами: надо бы наряду с политехнизацией в школах иметь и сельскохозяйственный уклон, с обучением плодово-ягодному садоводству, городскому зеленому строительству, с применением лечебных садовых культур.

Дочь Казанцева, Галина Дмитриевна, продолжила работу со школьниками в саду отца, шла по его стопам.

В 1935 году была организована Свердловская опытная станция садоводства. Сад Казанцева стал ее научно-экспериментальной базой для проведения селекционо-гибридизационных работ и наблюдений за многочисленными деревьями мичуринских и среднерусских сортов, а также за местными селекционными сортами и гибридами. Научные отчеты станции начинаются со стенограммы выступления Казанцева на Областном совещании по плодоводству (ноябрь 1934 г.).

Из сада Казанцева было введено в стандартный ассортимент Свердловской и других областей Урала несколько сортов яблони: Любимец, Кизерская красавица, Коричное полосатое, Анисовка обыкновенная, Бессемянка Мичурина. Сорта груши — Бере зеленая Мичурина; вишни — Любская, Владимирская; крыжовника — Свердловский, который включен в каталог-справочник мировой коллекции «ВИД».

Плоды, выращенные Казанцевым, использовались учеными для помологических исследований и составления описаний. Из сада Казанцева брались черенки, семена, саженцы для широкого размножения первых сортов растений, пригодных для холодного климата Урала.

Через всю жизнь Дмитрий Иванович Казанцев пронес пламенную страсть садовода.

По прошествии 80 лет все сорта яблонь, созданные Д. Казанцевым и К.Рудым, сохранились в музее плодового садоводства.

Усадьба-музей Казанцева жива и процветает в самом центре Екатеринбурга! Сад расцветает по весне, обычно в мае, прекрасными цветами яблонь! Вся улица Октябрьской революции, бывшая Коробковская, — в цвету сирени, вишен, яблонь.

Музейными работниками проводятся экскурсии по саду Казанцева и музею историиплодового садоводства; наш адрес: Екатеринбург, 620000, ул. Октябрьской революции, дом 40.

Геннадий Короленко, заведующий музеем

Рабочий телефон 8 (343) 358—17—74

gen.korolenko2012@yandex.ru

Д. И. Казанцев «ЯБЛОЧНЫЙ ПИР»

Уральские яблочки

Однажды вечером ко мне приехал знакомый учитель из деревни. Одевайся-ка попроворней, — сказал он, — да поедемте со мной. Я познакомлю вас с Кузьмой Осиповичем Рудым. Я давно ждал этого случая. Ещё задолго до этого я много слышал о Рудом, как замечательном садоводе. Дело было вечером. Учитель приехал ко мне на лошади. Мы сели с ним в сани и поехали. Когда мы подъехали к усадьбе Рудого, я невольно обратил внимание на торчавшие из-под снега жалкие тоненькие прутики сеянцев яблони, которые густо сидели на грядках. Они были такие чахлые и убогие, что казалось, никак не смогут выдержать наших суровых морозов, и все обречены на гибель. Позади усадьбы виднелись молодые маленькие кустики смородины и крыжовника, наполовину занесенные снегом. За ними белело море снега.

На наш стук к нам вышел сам хозяин. Это был коренастый широкоплечий человек с окладистой бородой. Открыв ворота, он пригласил нас в свой дом. Сразу же зашла речь о саде. — Как это вы не боитесь, что все ваши сеянцы зимой замерзнут? Почему вы их не прикрыли? — просил я.

Рудый улыбнулся. — Если мерзнуть, — сказал он, — так пусть замерзнут сейчас, в эту же зиму. Погибнут те, которые ненадежны. Зато те, которые останутся, живы сейчас, выдержат любой мороз и в дальнейшем. Я и посеял их не десятки, а тысячи. И если из этих тысяч выберется сотня-другая морозоустойчивых, а из них, в свою очередь, десяток с хорошими, вкусными плодами, я буду доволен.

— Почему же, — спросил я, вы не выписываете из других мест уже привитые яблони? Ведь это было бы проще и надежнее? Рудый безнадежно махнул рукой.

— Пробовал, выписывал. Не выдерживают, вымерзают. И досадно, что возишься с ними, кутаешь, обвязываешь, чтобы не замерзли, а они порастут год-два, много три, и гибнут. Вот почему я и решил перейти на выращивание яблонь из семян. Знаю, что большинство сеянцев погибнут или будут с никуда не годными плодами. А сколько-нибудь все-таки выберется из годных сортов. Их-то вот я и буду размножать уже прививкой.

Долго продолжалась наша беседа. Оказалось, что Рудый приехал из Западного края, где при каждом дворе разбит фруктовый сад. На Урале же никто не разводил садов, и все думали, что разводить яблони — напрасное дело: погубят морозы. И вот он стал первый разводить у себя плодовые сады.

Прощаясь с хозяином, я попросил разрешения побывать у него весной и летом: как-то перенесут зимние морозы его яблони-малютки.

— Заходите, заходите. Здесь так мало людей, интересующихся плодоводством, ведь если и высаживают что-нибудь у себя, так только какую-нибудь черемуху да горькую рябину — и все этим кончается.

В начале мая я поехал к Рудому посмотреть, что делается в его саду. Меня очень интересовала участь тех жалких прутиков — сеянцев яблони, которые я видел в ноябре. Когда я подошел к его усадьбе, глазам моим представилась такая картина. По всему угору, как муравьи, рассыпались школьники. Одни копали ямки для посадки крыжовника, смородины, другие садили кусты, третьи поливали посаженное.

Там вскапывали грядки для пикировки сеянцев и для новых посевов, тут рассаживали на грядке прошлогодние сеянцы. Рудый ходил среди них, указывая где, что и как садить, копать

— Ну, что, — спросил я, здороваясь с Рудым, как сохранились ваши питомцы?

— А вот, смотрите. И он подвел меня к грядке, на которой зимовали сеянцы. Все они были уже выкопаны, и больше половины их лежало хворостом, в куче, а остальные были рассажены пореже на другой грядке и уже стали двигаться в рост.

— Вот эти уже не погибнут от морозов. А погибнут — туда им и дорога, все равно из них ничего бы не вышло.

С той поры я часто стал бывать в саду у Рудого. Он и вся его семья, как муравьи, копошились на усадьбе. Сад пополнялся все новыми и новыми сеянцами. Появились сеянцы груши, сливы, ореха грецкого, дуба, вяза, клена и других, редких на Урале деревьев.

Как-то в конце лета, в одно из моих посещений, Кузьма Осипович сказал мне: Ну, а теперь пойдемте, я угощу вас своими яблочками. Мы пошли в сад. Яблони были немножко выше человеческого роста. На некоторых из них красовались чуть румянившиеся небольшие, в грецкий орех, яблочки. Рудый сорвал одно из них и сказал: Вот, попробуйте. Яблочко оказалось съедобным, но немного кисловатым. Впервые ел я тогда уральские яблочки. И в тот день твердо решил заняться их выращиванием. Было это давно — в 1908 году.

Сад на свалке

Прошло с той поры пять лет. Жизнь моя складывалась так, что я никак не мог осуществить своей заветной мечты. Чтобы заняться садоводством, надо было где-то крепко «осесть»: приобрести клочок земли. В 1912 году поехал я в Екатеринбург. Работали мы с женой оба: я служил бухгалтером, жена учительствовала.

Через полтора года удалось приобрести клочок земли. Теперь можно было заняться выращиванием яблонь.

Я сообщил сразу же Рудому о своей радости. Он прислал мне саженцев всякого рода. Тут были и сеянцы яблони, и кустики крыжовника, смородины и барбариса. Все это я прикопал в лежачем положении в землю и оставил так до весны.

Наступила весна 1914 года. Мой приятель, тоже садовод-любитель, получил откуда-то из-под Москвы около тридцати привитых яблонек разных сортов и охотно предоставил мне выбрать из них три яблоньки любого сорта. Я помнил, что у Рудого такие яблоньки вымерзали, но был убежден, что и среди культурных, привитых сортов можно найти такие, которые устоят против наших морозов.

Яблоки же Рудого мне не нравились: слишком мелкие и терпкие. Я мечтал о крупных, сочных, сладких яблоках.

Вот почему я с радостью выбрал у приятеля три яблоньки: Апорт, Грушовку и Боровинку. Апорт, я знал, дает самое крупное красивое и вкусное яблоко. Боровинка намного уступает ему, а Грушовку взял наугад, не зная ее вкуса и только предполагая, что она чем-то схожа с грушей. К тому же она созревает уже в августе, раньше Апорта и Боровинки.

В начале лета приехал Рудый. Посмотрел он на мои культурные яблоньки и скептически усмехнулся: Ничего не выйдет. … Погибнут.

— Ну, и пусть гибнут. А попробовать все же следует, — ответил я.

— Я тоже в это дело не верю, — сказала моя жена, не верю, что у нас будут свои яблоки. И смотрю на его работу в саду, как на пустое увлечение.

Никто из моих друзей и знакомых не верил в успех моего дела. Никто из них не рассказывал, чтобы в Екатеринбурге у кого-нибудь вырастали хорошие яблоки. Все уверяли, что здесь все культурные сорта вымерзали. Спорить было бесполезно. Надо было на деле доказать, что я прав. Кто знает, почему у этих плодоводов погибали яблони? Может быть, они неумело обращались с саженцами и неумело выбирали сорта яблонь. Обычно деревца привозились прасолами-садоводами из Саратова, Сызрани и других городов Приволжья. В дороге они подсыхали и сажались в землю уже больными, с полузасохшими стволами и корнями.

«Нет, не климат Урала, не суровые наши морозы виноваты в гибели яблонь. Люди в этом виноваты. Они не умеют с ними обращаться, не умеют или не желают их беречь, чтобы сохранить их здоровье и жизненные силы, которые им так нужны для борьбы с нашими суровыми климатическими условиями», — думал я. Опыта у меня еще не было, но была крепкая уверенность, что ошибаются в своих предсказаниях екатеринбургские «маловеры».

До моих посадок, в саду купленного мною дома росли тополя, липы, сирень, шиповник, рябина, вишня Каслинская, черёмуха, калина, бузина и малина красная и белая.

Прежний хозяин дома жил в другом городе, а тут жили только квартиранты: ломовой извозчик, слесарь, прачки. Помои выливали во двор и в сад. Отбросы валялись, где попало. Соседи, пользуясь тем, что забор упал, тоже сваливали отбросы на нашу усадьбу. Вместо сада была свалка нечистот.

Вот и принялся я за работу: Часть тополей вырубил, часть высадил на улицу, малину посадил рядом возле заборов, саженцы и яблоньки рассадил в разных местах усадьбы. Теперь я все свободное от службы время проводил в саду. Работы в нем было уйма. Сколько было вывезено нечистот, камней, черепков и всякого мусора — уму непостижимо! Зато как приятно было выйти в сад летом, когда зацвели сперва шиповник, потом липы, распространяющие повсюду свой медовый аромат. Я ходил по своей усадьбе героем. Ещё бы! У меня в саду росли не только те яблони, что у Рудого, но и культурные сорта, в том числе знаменитый Апорт.

Наступила осень. Надо было подумать о надвигающейся зиме с её морозами. И вот я задумался над вопросом: как быть с посаженными культурными яблонями. Поступить ли мне так же, как Рудый, или принять какие-то меры по их защите. Решил всё-таки на первую зиму чем-нибудь их прикрыть. Когда подмёрзло, взял я рогожи и обернул ими три моих культурных яблони.

Пришла весна. Солнце стало пригревать землю. Появилась зелень. Пора было снимать рогожи с яблонь. С тревогой смотрел на них. А что если они помёрзли? Рогожа все-таки очень слабая защита от наших морозов.

В конце апреля приступил я к удалению рогожек. Когда их снял, каждое деревце стало расправлять понемногу свои прутики, как будто им надоело быть связанными непривычной одеждой. Смотрю, у «Боровинки» чуть-чуть показались темно-красные, как бисеринки, почки. «Значит, жива», — обрадовался я. Грушовка немного позже тоже тронулась в рост. А вот Апорт не проявлял никаких признаков жизни. А его-то мне особенно хотелось иметь. И взял я его именно из-за того, чтобы доказать маловерам, что здесь можно выращивать не только сибирку или китайку, но и Апорт. И вот, он, мой Апорт, стоял, ни жив, ни мёртв.

«Неужели, — думал я, — совсем он погиб?»

Так ходил я около него несколько дней. В конце концов, оказалось, что вся его крона (верхняя разветвленная часть дерева) помёрзла, кора на ней сморщилась, почки засохли. Подождал я ещё несколько дней и заметил, немного ниже кроны новый побег, а внизу, чуть выше места прививки ещё два побега.

Тогда я взял пилу и срезал верхнюю часть дерева с обмёрзшей кроной. Место среза сгладил острым садовым ножом и смазал садовым варом. После этой операции дерево выглядело изуродованным, жалким калекой. Следовало бы удалить и нижние побеги, но я вспомнил совет главного садовника Московского сельскохозяйственного института Р. И. Шредера: если яблоня мороза не выдерживает, то следует придать ей форму горизонтальной шпалеры. При ней растение не пускается вверх, а растет в лежачем положении.

Так я и сделал. По ту и другую сторону яблоньки вбил по колышку. Между ними натянул проволоку, и когда побеги внизу достаточно подросли, согнул их почти под прямым углом на высоте двадцати пяти — тридцати сантиметров и привязал их к этой проволоке. Пусть ветви растут в обе стороны от ствола, параллельно земле.

В это же лето купил я ещё маленькую вишенку. Хозяйка сада не советовала её брать: Каждый год она вымерзает, и ни разу ещё не давала ягод. Это ведь вишня — Шпанка.

Поглядел я на нежную вишенку, и захотелось иметь её в своем саду. «Может быть, приживётся у меня», — подумал я. Купил и посадил её в самый тёплый угол сада: к стене соседней бани на юго-запад. А как только выпал первый снег, я всю вишенку забросал снегом. Вместо куста образовалась снежная куча. Мой Апорт тоже покрыт снегом, как тёплым одеялом. Под ним и вишенка Шпанка и Апорт прозимовали хорошо.

Мои путешественники

Всё было хорошо, и можно было бы радоваться, глядя на свой маленький сад. Но я не был доволен. Что за сад, в котором посажено три культурных яблоньки да несколько саженцев? Не о том мечтал я. Мне хотелось иметь много сортов яблонь, вишен, груш, чтобы испытать их в нашем климате.

Жадно читал я всякую литературу по садоводству, выписывая разные прейскуранты. И тогда же решил выписать растения из разных мест, близких к нашему климату. Написал письма в три места: в имение Новинки, близ Нижнего Новгорода (теперь Горький), в деревню Кизер, на реке Вятка, и в Красноярск. Весна тогда была ранняя, теплая, с ветрами-суховеями. Ждал я, ждал своих растений — никак не мог дождаться.

Первыми прибыли деревца из деревни Кизер. Ехали они ко мне свыше трех недель. Но не в таком виде ожидал я встретить своих путешественников. Кроны яблонь Черного дерева и Антоновки полуторафутовой совсем засохли, кора сморщилась. Следом за кизерскими, приехали деревца из Красноярска и тоже с засохшими кронами.

Но больше всех досталось растениям, отправленным с берегов Оки. Они путешествовали больше месяца и совсем пересохли: их корни не обложили мхом.

Что мне было делать? Кинулся я искать совета в литературе. В книгах в таких случаях рекомендовалось выкопать в земле канавку, глубиной сантиметров семьдесят, положить в нее растения, засыпать рыхлой землей и поливать водой в течение двух-трех недель. И тогда растения справятся.

Время было позднее. Стоял уже конец мая, вокруг все зеленело, а мои дальние путешественники только что прибыли. Я решил поступить иначе. Взял железную ванну, налил воды и опустил туда корни растений. Место для яблонек я приготовил заранее. Выкопал две канавы, глубиной в полметра и шириной в метр. Немного подальше выкопал такие же ямки. В середину каждой ямки вбил колышек и вокруг каждого из них почти доверху, конусом набросал земли.

В день посадки вышла в сад моя семья. Работа закипела. Я ставил яблоньку к колу на кучку земли, жена брала её за верхушку и поддерживала, пока 15 летний сын Валериан подбрасывал землю. Я расправлял корешки и зорко следил, чтобы не образовалось между ними хотя бы небольшой пустоты. Двухлетняя Галя таскала воду в красных игрушечных ведерках и поливала посаженные яблоньки. К вечеру всё было посажено и полито.

Дня через два земля осела, и я сам подвязал яблоньки к кольям. Теперь на месте свалки высовывались из земли десятки маленьких некрасивых, пока голых деревцев.

Как изменилась моя усадьба! Чего, чего теперь тут только не было! Тут было двадцать культурных яблонек разных сортов, пятнадцать сеянцев Рудого, три груши, четыре культурных вишни, шесть кустиков вишни неизвестных сортов, малина белая, пять сортов красной малины, ирга, смородина чёрная обыкновенная и чёрная таёжная, смородина белая, красная, синяя, слива уссурийская, барбарис, крыжовник зелёный гладкий, зелёный мохнатый, крыжовник красный, ежевика, клубника, земляника, рябина, черемуха, калина.

Тут же были тополь, липа, сирень, шиповник, роза «Царица севера», жасмин, клён американский ясенелистный, бузина, татарская жимолость, берёза, ель, вереск, жёлтая акация, верба. Я живо представил себе, как зазеленеет и расцветёт мой сад.

Вскоре приехал ко мне Рудый. — Ну-ка покажи, что насадил? — спросил он.

— Пойдём, погляди. Теперь всё у меня есть.

Осмотрел он мои деревца и сказал: Всё погибнет. Вот разве что красноярские сохранятся…

Промолчал я: неприятно было мне это слышать. Ходил я от одного растения к другому и с тревогой всматривался, как они живут, как себя чувствуют. У многих пришлось срезать засохшие ветки. У яблоньки гибрида хутора Благодатного, что прибыл из Красноярска, из всей кроны осталась живой только ветка, остальные пришлось срезать. Большинство саженцев выглядели слабыми, болезненными, полузасохшими кустиками.

Надвигалась зима. Надо было чем-то защитить моих питомцев от мороза. Стал я собирать рогожи, мешки, кули и завертывать в них кроны растений. От более надежной защиты от мороза я опять-таки сознательно отказался. В этом случае я рассуждал так: «Если гибнуть, так пусть гибнут теперь же». Но некоторое прикрытие мне казалось необходимым, как необходима, бывает более теплая одежда для слабых людей.

Как и следовало ожидать, в первую же зиму совсем померзли яблоньки: Налив красный, Штрейфлинг, Черное дерево волжское и Антоновка полуторафутовая. Погибли совсем и обе груши и малина суперлятив. У Ренета Крюднера и Черного дерева Лифляндского померзли все кроны. У сливы уссурийской померзла вершинка, и появилось камедетечение. Но что же было причиной гибели моих путешественников? Уральские морозы?

Нет, климат Урала тут ни при чем. Виноват был главным образом я сам. Моя первая ошибка была в том, что я выписал деревья весной. Ведь я знал, что им предстоит совершить длительное путешествие, да еще с пересадкой с парохода в вагон поезда. Вот если бы я выписал деревья осенью, тогда другое дело. Осенью обычно сыро, прохладно, и тянется осень дольше, чем весна, и потому задержка растений в пути не так сильно отразилась бы на них.

И вторая моя ошибка в том, что я не прикопал растения так, как рекомендовали мне книги. Растения же были плохо упакованы. Корешки — самая важная часть растения — не были обложены мокрым мхом. Они, как рыба, вынутая из воды, стали умирать от губительного сухого воздуха. Я же не принял всех мер, чтобы их оживить. Поэтому растения стали гибнуть одно за другим: одно — раньше, другое — позже. Они не имели в себе достаточно сил, чтобы бороться с уральскими морозами.

Меня радовали только вишни. Во второй половине мая они зацвели. Особенно много было цвета на местной уральской вишне. Ростом она доходила мне всего до пояса. Настоящий карлик! Вся в цветах, стоит как пышный букет. У вишни-Шпанки цветы были самыми крупными. После работы, я часто садился в складное садовой кресло и любовался цветением вишни. Невольно вспомнились слова поэта:

«Как молоком облитые,

Стоят сады вишневые,

Тихохонько шумят…»

Уже отцветали вишни, как вдруг в конце мая пал сильный иней. Вода в кадке замерзла. Температура упала до 2,2 градуса ниже нуля. Цветы и завязи плодов померзли, и только кое-где внизу, у самой земли, под прикрытием верхних ветвей, сохранились живые цветы. Они-то и дали нам первые ягоды. На местной вишне висели мелкие ягоды, кисловатые на вкус, зато на Шпанке встречались ягоды весом дог семи граммов. «Ни разу она еще не давала ягод», — вспомнил я слова хозяйки. Теперь это уже была неправда. Шпанка дала свои первые ягоды.

На другое лето еще пышнее цвели вишни. Заморозков во время цветения не было.

Пришла к нам как-то соседка, увидела Шпанку в цвету, так и ахнула: — «Ну и красота!» после того каждый раз просила: — «Покажите мне еще раз красавицу». А мой отец, семидесятилетний старик, никогда сроду не видавший вишневых кустов с ягодами, любовался ими и все говорил мне: «Разводи больше вишенья…» Дали вишни большой урожай.

Ошибки

Следующая зима унесла три яблони. Погибли Астраханская красная, Титовка и Сахарная.

«Непобедимая Грелля» прошлые два года росла хорошо и весной тоже неплохо себя чувствовала (росла она красивой пирамидкой), но с половины лета стала сохнуть.

Ходил я около нее с удивлением и грустью смотрел на ее умирание. Не мог понять, отчего она гибнет. Так она к концу лета и засохла.

Наступило другое лето. Стал я ее, совсем засохлую, вытаскивать из земли и… открыл причину гибели.

На ней, в самом низу ствола, на тонкой проволочке висела этикетка, с названием сорта. Пока яблоня была маленькой и тонкой, эта этикетка не мешал, ей расти. А позднее, когда она стала толстеть, тонкая проволочка врезалась в ствол дерева и задушила его. Течение соков прекратилось и, не получая питания, моя Непобедимая Грелля погибла.

Она хорошо переносила морозы в Красноярске. Она должна была и у нас, на Урале, хорошо расти.

Так вот, если вы будете разводить плодовый сад, вспомните про Непобедимую Грелля и не думайте, что ее нельзя разводить на Урале. Она теперь уже растет и плодоносит у других садоводов здесь же в Свердловске. Только яблочки ее довольно мелки.

В этом же году погиб у меня Белый налив. Рос он хорошо. Только на мое горе — посадил я его близко к забору, через который уже начали перебираться мальчики.

«Что будет с наливом, когда появятся на ветвях первые яблоки? — думал я. — Конечно, не прошеные посетители оборвут их и обломают ветви».

Решил перенести яблоню на другое место. Выбрал наиболее отдаленный и безопасный уголок, выкопал ямку и стал пересаживать. Хотя земля уже оттаяла, но наверху лежал только что выпавший снег.

Пересадку деревьев я делал тогда еще впервые и не знал, что нужно деревце выкапывать. Казалось, это очень просто, а когда стал делать, увидел, что тут нужно и знание, и умение, и осторожность. Я поставил лопату лицом к деревцу и наступил на нее ногой. Врезалась она в землю неподалеку от штамба деревца и перерезала корни, скрытые землей. Самая важная часть — мочковатые мелкие концы корешков остались в земле, отрезанные от дерева, а корни получили ранения.

Так выкапывают яблоньки в питомниках, когда им бывает всего два-три года. У таких деревцев корни еще недалеко уходят от штамба и если и повреждаются, так немного, а затем повреждения сглаживаются острым ножом и тогда из таких мест вырастают новые мелкие корешки. И вообще деревце легче переносит ранение корней в более молодом возрасте.

А здесь деревцу было уже лет пять-шесть и корни его ушли далеко от ствола, чего я не учел и поэтому отрезал своей лопатой больше корней, чем допускалось правилами.

Заметив это, я уже ставил лопату ребром к деревцу. Так и начать надо было: при таком выкапывании корни гораздо меньше повреждаются, теряя лишь незначительную часть мелких корешков. Когда мне показалось, что растение кругом окопано уже достаточно, и что пора его вынимать, я взял его за штамбик и начал тянуть. Но не тут-то было. Деревцо еще крепко держалось в земле. Еще немного покопал. Попробовал. Нет, не дается.

Засунул я тогда лопату под корни, по направлению к стволу, и давай выворачивать деревцо. Что-то треснуло, ком земли вместе с корнями поднялся, и я вытащил деревцо из ямы. И что же? Корень, который, как говорят, шел редькой в землю, оказался отрезанным моей лопатой.

Не сгладив ран на корнях, поспешил поскорее посадить растение в приготовленную яму. А когда набрасывал в яму земли и засыпал корешки деревца, то вместе с землей накидал и выпавшего снега. Так, думал я, будет лучше, — растение получит больше влаги. На самом деле получилось по-другому. Зарытый в землю снег таял очень медленно, и низкая температура задерживала рост растения. Жизнь корней замерла. Раненные, закопанные в сырую, холодную землю корни стали гнить. Сколько я ни ходил после того около яблони, сколько ее ни поливал — Белый налив так и не отрос. Но я все-таки хотел во чтобы то ни стало развести в своем саду «Белый налив».

Я решил взять черенки из сада доктора Арнольдова и привить их на сеянцы Рудого.

Был у доктора сад на том месте, где теперь стоит клуб имени Максима Горького. Пошел я к доктору ранним утором. Вхожу во двор, вижу, под навесом стоит старичок в короткой поддевке, простых сапогах и пилит дрова.

— Где можно видеть доктора Арнольдова? — сказал я.

— Это я. Что вам угодно? — спросил старичок. Я объяснил ему причину своего прихода.

— Хорошо, — сказал доктор, — пойдемте в мой сад.

У доктора был небольшой, но редкостный сад. Тут были и яблони в возрасте около тридцати лет, и могучий дуб, и клен, и серебристая ель, и орех, и даже знаменитый китайский корень женьшень. Я ходил по саду, как по музею, с удивлением разглядывая редкие для Урала растения.

— Вот вам Белый налив, — сказал мне хозяин, подойдя к одной из яблонь: — можете резать, сколько вам надо черенков.

Яблоня еще стояла безлиственной, почки не тронулись в рост. По внешнему виду ветки не подмерзли за зиму, и, значит, черенки были вполне пригодны для прививки. Я тотчас же вынул перочинный нож и нарезал пять однолетних побегов. Распрощавшись с хозяином, я поспешил на службу. Там черенки завернул в мокрую тряпку, чтобы предохранить их от высыхания. Вечером того же дня приступил к прививке.

Но как делать прививку? Я впервые принимался за это дело. Больше того: я даже не видел живого примера. Стал я делать так, как описывалось в книге, но когда читал и смотрел на рисунки, мне всё показалось простым и лёгким, а когда стал сам делать, всё выходило как-то не так.

На рисунке было видно, что п р и в о й — черенок культурного сорта — плотно во всех местах прилегает к п о д в о ю — тому растению, на которое черенок прививается. А я, сколько ни старался, никак не мог плотно приложить черенок: то где-нибудь сбоку неплотно прилегает побег, то сверху. Срезал бугорок на черенке — образовалась ямка, опять пустота между привоем и подвоем. Понял я, что и в прививке нужен навык. Не думайте, однако, что прививка трудное или секретное дело. Не надо только сразу начинать прививку настоящих черенков, необходимо сначала попрактиковаться на ветках ивы, рябины, черёмухи, берёзы, — и только тогда получатся правильные срезы, плотно прилегающие один к другому. Так делают и опытные садоводы. Долго провозился я с прививкой, но всё-таки сделал. Белый налив снова появился в моём саду. Но стыдно сознаться, — я снова его сгубил. Только подросло моё деревце, стал я пересаживать его на постоянное место и сильно поранил, а главное, оборвал корни. Белый налив прочахнув с год, погиб. И досадно мне было и обидно, но винить некого — сам виноват! Так делал я одну ошибку за другой.

В конце мая 1918 года зацвели Боровинка, Грушовка, Хорошавка алая, Пурпуровое. Особенно много цвета было на Хорошавке. Красива она была в это время.

Глядя на неё, я раздумывал: как быть? Рано яблонька приносит плоды, истощается раньше времени. Лучше бы оборвать весь цвет. Но сильно хотелось мне получить яблоки в нынешнем году. Не выдержал я, и оставил на Хорошавке пятнадцать цветков, а остальные тридцать пять оборвал.

Из пятнадцати цветков образовалось четырнадцать завязей. Не под силу оказалось маленькому деревцу вскормить четырнадцать яблочков. Ветки отдали плодам всё, что могли дать. И всё-таки пищи оказалось недостаточно. Яблоки выросли маленькими, меньше куриного яйца. Не учёл я, что Хорошавка выросла в более мягком климате, перенесла все невзгоды в длительном путешествии и должна была теперь окрепнуть, набрать сил для жизни в новой среде. Я же позволил её эти, ещё малые силы бросить на выращивание плодов. И дерево обессилело. В первые же морозы дерево замёрзло, и пришлось его выбросить.

Яблоко! Яблоко!

На сортах яблонь Пурпурном и Боровинке завязи осыпались. На Грушовке росли два яблочка. Всё лето наблюдал я, как они наливаются. Ждал, когда поспеют.

В конце августа я увидел на земле, около Грушовки, упавшее яблоко. Оно было круглое, как репка, и буро-зеленое, как листья яблони. Я покачал его на руке — яблоко весило около сорока грамма.

— Яблоко! Яблоко! — закричал я, входя в дом. Вся семья вскочила от радости. Еще бы! У нас выросло яблоко!

Через день Грушовка сбросила и второе, последнее яблоко. Пожил я его в буфет, как великую драгоценность, все только ходил около него, нюхал и осматривал. Недели через две созвал я свою семью к буфету и торжественно вынул яблоко.

— На-ка, Фома неверная, попробуй, — сказал я жене, подавая четверть яблока.

— Чуть-чуть с кваском, сказала жена с довольной улыбкой.

— Как груша, — заявила Галя. А ну-ка, папа, разрежь и другое яблоко. Всем понравились яблоки. А всех больше был доволен я. Эта Грушовка на другое лето дала уже двадцать яблок. Все мои знакомые удивлялись: «Не может быть, чтобы здесь выросли эти яблоки, вы нас морочите…»

Не веря нашим словам, они приходили в сад и руками ощупывали яблоки, висевшие на ветках. В конце сентября и с «Апорта» я снял два яблока. С того «Апорта», которому я обрезал померзшую крону и придал форму горизонтальной шпалеры (см. Р.И.Шредера).

Яблоки были крупные с ярким румянцем на одном боку. Я пожил их опять в буфет на лежку. Они издавали такой аромат, что мы его чувствовали еще на пороге, входя в комнату. А кожица блестела, как смазанная маслом. Когда они достаточно вылежались, я снова торжественно разделил их на четыре части. Как передать вкус яблока, которое вырастил сам! Как передать радость оттого, что в руке держишь Апорт, выросший на Урале!

Мой Апорт рос на чужих корнях. Обычно все привитые деревья растут на чужих корнях. Но я знал из книг, что яблоня может расти и на своих корнях, и тогда она будет плодородной и выносливой. Я и решил заставить Апорт «родить» корни.

В начале августа взял садовый нож, надрезал внизу веточки Апорта, выросшие в этом году, надломил и опустил их во взрыхленную под ними землю. Надрезанными заранее рогульками из тополя пришпилил ветки в месте надлома к земле, насыпал сверху рыхлой земли, а концы веток поставил вертикально, привязав их к колышкам. После этого полили обильно водой.

Нехотя давала яблоня корни из ветвей. Не отрезанная половина ветки продолжала отдавать сок от ствола к вершине. Другая половина, поле надреза, медленно начинала выпускать в землю корни.

Только на третью весну веточка Апорта перешла на иждивение собственных корней, после того как я отрезал их от маточного растения. Их было четыре. Мне хотелось поскорее высадить их на постоянное место, чтобы посмотреть, как они будут расти самостоятельно. Той же осенью я это сделал, упустив из виду то, что в нашем суровом климате всякие посадки и пересадки надо делать только весной, потому, что за зиму земля промерзает основательно и мелкие корешки растений не только замораживает, но и рвет, давая трещины. У моих же растений корешки были еще небольшие, слабые. В первую же зиму три побега погибли. Осталось только одно деревцо.

Однажды весенним утором я не нашел его на месте. Апорт исчез. Что за чудо, куда деревцо могло деваться? Если кто-нибудь вырвал, осталась бы ямка. С чрезвычайным удивлением глядел я на то место, где рос Апорт. Пошарил рукой и наткнулся на острый едва заметный пенек. Кто же уничтожил мой Апорт? Огляделся по сторонам и увидел виновника: невдалеке по саду прыгал мой кролик Мишка.

— Ах, негодяй! Что ты наделал? — закричал я.

Кролик проскакал немного, сел и с самым невинным видом стал передними лапами чистить свою мордочку. Апорт все-таки не погиб. Из оставшихся в земле корешков вышел новый побег. Он оказался не дичком, а разросся большим кустом и стал давать крупные вкусные яблоки.

Из всех яблонь крепче и здоровее была Грушовка. В 1920 году я ждал, что она даст мне уже не двадцать яблок, а сотню, а то и больше.

Наступила весна. Я опасался, что во время цветения ударит утренник и погибнет цвет. И я решил задержать цветение Грушовки до более теплой поры. Отоптал вокруг ствола снег и положил сверху навоз. Теперь солнечные лучи не так быстро растопят снег, скрытый под навозом. Если снег не растает, не оттает под ним и земля, и значит, корни дерева не будут работать, и всё дерево проснётся от зимней спячки значительно раньше.

Так рассуждал я. Так говорили и книги. А случилось другое.

Март выдался особенно тёплым. Днём термометр показывал +12,4 градуса, а ночью наступало резкое падение температуры до -13,2 градуса. Кора яблонь за день успевала оттаивать, а ночью замерзала. Мне нужно было побелить стволы яблонь известью. Тогда бы дерево не получило солнечных ожогов — белая кора отразила бы солнечные лучи, а известь, как одежда, защитила бы от морозов. Я такого не сделал. Земля оттаять ещё не успела, а в стволе и кроне дерева началось движение соков. Корни же лежали в мёрзлой земле и не могли подавать соки из земли. Дерево стало сохнуть. Кора сморщилась, где был ожог, стала тоньше, побурела. Ожоги были не только на Грушовке, но и на других деревьях. Сад погибал. Только решительные меры могли спасти его.

Я взял нож и вырезал на всех повреждённых стволах обожжённые места, а где повреждения были более значительные, срезал пилой штамб до здорового места. Этим я спас несколько яблонь. Не спас только Грушовку. Как неопытный хирург, я не сразу сделал нужную операцию. Срезал засохшие ветки, вырезал обожжённую кору, а срезать большую часть штамба, как следовало сделать, не решился. Жаль было свою любимицу. Тем временем она всё больше и больше сохла. И тогда я срезал ещё штамб, было уже поздно — из пенька пошел, было, побег, но вскоре засох.

Вместе с Грушовкой погибли ещё две яблони: Пурпуровая и Репка красная. Первую я неправильно подрезал, и её поразила болезнь — огневица. Вторую обложил свежим конским навозом и слегка прикопал его к корням. Хотелось помочь ей поскорее вырасти, а на деле оказалось, что корни яблони загнили, и растение погибло.

С «Боровинкой», между прочим, произошёл ещё другой случай. Росла она в палисаднике, во дворе. Тогда летом мы закрывали кур, чтобы они не оклевывали ягоды в саду. У Боровинки тоже был срезан почти весь штамб. Из оставшегося пенька вырос побег. Как-то в один злосчастный день петуху и вздумалось пропеть своё «кукареку» на этом побеге. Взлетел он на него и своей тяжестью обломил его у самого основания. Больше побега из пенька не вышло, и он засох.

Не будь второго случая, возможно, что Боровинка, и осталась бы жива, как осталась живой и плодоносит Антоновка и другие, пострадавшие в эту зиму и весну деревца яблонь. В дальнейшем я привил Боровинку в крону Китайки. В настоящее время Боровинка дала мне двадцать крупных плодов. Значит, расти в Свердловской области, этот сорт может.

На этом мои невзгоды не кончились. Однажды зимой, козы соседа, забрались в мой сад и обглодали почти все яблони. Уцелела лишь Антоновка, Анис да одна из сибирок.

Срезал я обглоданные деревца. Не прошло и недели, как ночью вырвалась из стайки моя коза и обглодала весь ствол Аниса, вплоть до самой земли. Тут уж я так рассвирепел, что немедленно взял нож и собственноручно эту козу прирезал. Конечно, этим не вернуть жизнь Анису. Весной на дереве, начали, было, распускаться цветочки и засохли. Спасти его было невозможно.

Мой сад опустел. В нём, как остатки зубов во рту старого человека, торчали одинокие, жалкие деревья. Из четырёх десятков яблонь сохранилось только восемь. Вместо двадцати шести культурных сортов, осталось четыре, да и те начали расти снова, как будто только что начали жизнь.

На пустыре, как после пожара, посадили мы картошку, капусту и морковь. Что было делать? Признать себя побеждённым после восьми лет работы в саду и отбросить свою заветную мечту развести сад или, учтя свои ошибки, начать всё снова и доказать своим опытом, что на Урале могут расти яблони? Я выбрал второй путь.

В гостях у ПЕРЕВОЩИКОВА

Ещё задолго до начала моих работ в саду, я узнал, что в пятнадцати километрах от Уржума, в деревне Кизер, на реке Вятке, живёт садовод — любитель Перевощиков. От него я получил саженцы и изредка переписывался с ним. Как-то в одном из писем он предложил мне побывать у него в саду для пользы дела. Я стоял на распутье, не знал, с чего начать мне в своём опустевшем саду. У Перевощикова я ожидал найти ответ на свои недоуменные вопросы.

В июне, как только получил отпуск, я выехал в Пермь. Доехав на пароходе по реке Каме до пристани Соколки, я с камского парохода пересел на вятский, и от пристани Шурмы на лошади доехал до деревни Кизер.

Аггей Фёдорович Перевощиков был мал ростом и худ. Он сильно хромал и опирался на крепкую палочку-клюшку.

— И сам замучился и меня замучил, — жаловалась его жена, маленькая добродушная старушка. — С раннего утра и до поздней ночи всё ковыляет по саду, роется в нём до потёмок, а с рассветом снова принимается за работу. Всё он возится с сеянцами, прививками, выводит да закрепляет новые сорта. Всё говорю, чтобы бросил свои опыты, а завёл бы просто доходный сад. Так нет, не может уняться — это ему не интересно. Ладно, ещё пасека нас немного поддерживает.

Утром, напившись, чаю, мы с Агеем Фёдоровичем пошли в его «домашний» сад. Он был расположен позади дома и занимал площадь около полугектара. Сразу же при входе в сад меня поразили яблони. Раза в полтора выше меня, с тонким, как оглобля, стволом, они имели коротко обрезанные сучья, на концах которых торчали тонкие черенки. Тут были черенки и ныне привитые, и привитые в прошлом и позапрошлом году. На сучьях висели этикетки с названием сорта привитой яблони.

Осматривая ярлычки, я с удивлением нашёл, что на некоторых деревьях было привито по нескольку сортов.

— Это маточные яблони, — пояснил Аггей Фёдорович: — они не боятся морозов, но дают плохие яблоки. На них я и прививаю хорошие, но нежные, вымерзающие сорта. Выросший за год черенок я срезаю и снова прививаю к этому же, или к другому, такому же крепкому, не боящемуся морозов дереву. На следующий год я опять перепрививаю черенок. И так проделываю до четырех раз. А так как таких сортов много, то бывает на одном дереве до двенадцати сортов.

Для меня было ясно, чего добивался Перевощиков. Здоровый, взрослый подвой питает своими соками нежный привой и каждый раз передает ему от себя некоторую долю морозоустойчивости. И вот когда Перевощиков повторит такую операцию четыре раза, полученный сорт не будет бояться мороза. Здесь же в саду росли кустарники: смородина белая и красная, малина, на грядках краснела крупная земляника. Между редко посаженными кустиками лежал толстый слой навоза.

Через час мы отправились в главный «полевой» сад Аггея Федоровича. Сад находился в двух километрах от деревни Кизер, около проселочной дороги. Огорожен был частоколом, и кругом по опушке росли, как защита, елки. У ворот в маленькой избушке жил сторож. «Полевой» сад был в несколько раз больше «домашнего».

Яблони стояли правильными рядами. В стороне был заложен небольшой питомник. Здесь на нескольких грядках росли сеянцы. Ими особенно гордился Аггей Федорович, на них возлагая все надежды. Он стал перечислять, кто были отец и мать этих малюток. Сеянцы произошли от семян тех плодов, которые получились путем скрещивания морозоустойчивых сортов с нежными.

В этом же питомнике росли яблони, которые были привиты черенками, закрепленными путем повторных перепрививок до полной выносливости к морозам. Рядом с питомником лежал участок с разными опытными посадками.

— Вот черешня, — показал хозяин, — осенью я с одной стороны подкопал ее корни и пригнул к земле, сверху прикрыл хворостом и соломой толстым слоем. Под снегом она и сохранилась. Когда снег стаял, я с нее снял хворост и солому и опять поставил вертикально. А это вот вишня Кизерская. Я вывел ее из семян, полученных от скрещивания дикой вишни с культурной. От морозов не страдает и имеет очень маленькую косточку. Она кисловата, но для варенья хороша.

На участке росли сливы, и виноград, и терн. Но все они росли как опытные, недостаточно проверенные в данном климате. Много рассказывал Аггей Федорович о происхождении каждого сорта. На обратном пути он с влечением давал советы, как вести плодоводство.

На пристани, возвращаясь, домой, я познакомился с тестем Перевощикова — крепким седым стариком.

— Непутевый человек! — сказал мне старик, рассказывая про своего зятя. — В молодости увлекался лошадьми, а теперь вот уже лет тридцать возится все с садами. Все, что оставил отец, прожил без остатка. Ищет чего-то небывалого, нового, нового, а собирать-то нечего. Ничего я не сказал старику о своих опытах. В его представлении я показался бы таким же «непутевым человеком».

Приехал я домой и начал понемногу восстанавливать свой сад. Срезал яблони, которые обглодали козы. От оставшихся в земле корней пошли побеги. Если бы их остановить расти, из них вышли бы никуда не годные дички.

И вот весной взял я два черенка Апорта и привил их на побеги обглоданной сибирки. Обе прививки принялись, и стали дружно расти. Сделал прививки я и на других деревьях.

Летом впервые зацвела Антоновка. Правда, образовалась одна только завязь. Единственная во всём саду и первая на Антоновке. Все ждал я, когда яблоко упадет, но так и не дождался.

Первого октября снял его и взвесил. Оказалось, сто пятьдесят пять граммов. Снова появилась надежда на возрождение сада. Понял я, что выращивать яблони нужно осторожно и умеючи. Нельзя вести плодоводство наугад, а нужен строгий, точный учет урожая и запись всех наблюдений над жизнью дерева. Вот, например, говорят: «такой-то сорт яблони малоурожаен, а другой — урожаен». Что это значит — установить невозможно, так как не даны точные цифры. Или говорят: «такой-то сорт морозоустойчив». Опять неясно, насколько выносливо дерево и подойдет ли оно к нашему климату. Точная запись всех наблюдений над деревом, цифры — вот самое убедительное доказательство. И я решил заняться этим. Прежде всего, выдал каждой яблоне паспорт, где отметил ее имя, возраст, происхождение и местожительство. Паспорт имел свой номер. В общий журнал внес я все номера и стал аккуратно записывать все происшествия в жизни яблонь. Вы можете открыть, когда угодно мой журнал и всегда увидите, что случилось за сегодняшний день в саду. Ежедневная хроника самых маленьких и больших событий. Завел я еще маленькую книжечку. Здесь были только цифры. Сюда я ежедневно записывал количество и вес собранных с каждой яблони плодов. Теперь я уже мог точно сказать, что-такая-то яблоня дала столько-то яблок.

Установил я в саду больше строгости: с дерева нельзя сорвать ни одного яблока, нельзя взять с земли яблоко, которое упало. Только после записи и взвешивания можно брать. «Цифры скучны» — скажет мой читатель. Нет! Их можно превратить в рисунки, диаграммы, и тогда они лучше слов скажут нам, как живет дерево.

Зеленое яблоко

Пришлось мне летом быть в Туринске. Десятилетний сын хозяина, у которого я остановился, принес домой довольно крупное яблоко, но зеленое и грубое.

— Где ты, Ваня, взял яблоко? — спросил я.

— У Жукова, в саду, — смущенно ответил мальчик.

— Оно совсем еще не поспело. Жуков, может быть, много лет выращивал это яблоко, и только яблоку бы наливаться, а ты его оборвал. Все равно, ты не станешь его есть. Зря сорвал ты его, — сказал я ему. Стыдно стало Ване. Покраснел он и проговорил тихо:

— Не буду больше…

В тот же день я пошел к Жукову.

— Хочется посмотреть, какие у вас растут яблоки, — сказал я. Он недоверчиво смерил меня с головы до ног. Позади двора в небольшом саду росли пять яблонь, черемуха, рябина и жимолость. Старик взглянул на одну обломанную яблоню и вспылил: Ах, черти! Опять украли яблоко. Растил, растил, ходил, ходил, пришли дикари — оборвали. Смотрите, во и ветку обломали.

Действительно, грустно было видеть обломанную яблоню. Обидно было за старика, и за дерево. Чем оно, скажите, провинилось перед человеком?

— Откуда вы получили эту яблоньку? — спросил я у Жукова, указывая на Китайку с мелкими, уже покрасневшими яблочками.

— Ниоткуда я не получал, а вырастил из семян. Все мои яблоньки выросли из семян. Я считаю, что у нас просто надо высевать семена хороших покупных яблок и хорошо, по-культурному выращивать. Негодные сеянцы выбрасывать, а хорошие оставлять и размножать.

Разговор с Жуковым заставил меня призадуматься. Рудый и Жуков делают упор на посев семян. Что заставляет их прибегать к этому способу? Яблоки у садовода Рудого были кислые и маленькие. Только у Жукова впервые я видел крупное яблоко. Решил я испытать в своем саду и посев семян. На рынке купил яблоки, собрал зрелые полные семена и посеял.

Ценные посылки

Написал письмо Аггею Федоровичу, просил прислать саженцев, хотя бы однолеток. В начале ноября получил от него маленькую, похожую на мандолину, посылочку. Не без волнения стал распаковывать. Как-то сохранились в ней малолетние яблоньки. Ведь они пробыли в пути целых девять дней. Вскрыл посылочку. Обернутые в холст и бумагу, лежали в ней семь маленьких однолетних яблонек. Корни были тщательно обложены мхом, который даже не успел просохнуть. Видно было, что растения упакованы любящей, опытной рукой.

«Я сам выкапывал и сам упаковывал растения, — писал мне Перевощиков. — Старался, как можно меньше повредить корни. Послал я вам те сорта, которые вполне выносливы. Кизерская красавица, вероятно, уже через год или два даст вам первые плоды. Только Дундик — сорт ненадежный. Но вы его сами просили. Смотрите, не разочаровывайтесь в плодоводстве. Если умело посадите, то вперед могу сказать, что эти деревца будут служить основанием для вашего помологического сада». Меня немного обидели слова Перевощикова «если умело посадите». Неужели я после десяти лет работы в саду еще не научился правильной посадке яблонь? И только спустя еще десять лет я понял, что Перевощиков был прав.

Однажды весной я посади в один и тот же день две яблоньки: Антоновку и Ренет Крюднера. Посадку сделал не так, как нужно: слишком высоко.

Особенно высоко был посажен Ренет Крюднера. Корневая шейка и начало верхних корней сказались поверх земли, и от этого вокруг всей корневой шейки густо стали разрастаться отпрыски- «волчки». Сколько я их не уничтожал, они снова и снова появлялись. Эти маленькие зеленые отростки истощали дерево, отнимали от него питательные соки.

Рос Ренет слабым, хилым и, как только ударили морозы, обмерз. Много лет он не давал плодов и только на семнадцатом году дал первое яблоко. Всего я снял с Ренета пятьдесят три яблока. С Антоновки же, у которой корни лежали в земле, собрал за то же время тысячу двести три яблока.

Тогда только я убедился, как важно правильно посадить дерево. Ведь яблоня живет зачастую до ста лет. А садят ее один раз. Можно, конечно, исправить свои ошибки пересадкой деревьев, посаженных неправильно. Но это опасно. Я два раза производил пересадку дерева, и в обоих случаях яблони не выдерживали переселения с одного места на другое и погибали. Теперь я уже произвожу посадку очень осторожно. Строго соблюдаю все, что сказано об этом в специальных руководствах. Главное умело разместить в земле корни. От них зависит жизнь дерева, они добывают из земли воду и питательные вещества.

Прежде всего, я расправляю корни во все стороны, стараясь не перепутать, не повредить, особенно мелкие тонкие корешки, слежу за тем, чтобы они не загибались кверху или к стволу, слежу за тем, чтобы между ними не осталось пустот, не засыпанных землёй, и острым ножом сглаживаю ранения на корнях, если случайно их обрезал лопатой.

Особенно слежу за тем, чтобы посадка была произведена на надлежащей высоте. На рисунках показаны правильная и неправильная посадки: налево вверху дерево посажено слишком низко, а внизу, — наоборот, высоко. На правой стороне показана правильная посадка. Но надо принять во внимание, что на рисунках изображены деревца уже после того, как земля в ямке осела. На осадку надо дать три-пять сантиметров в зависимости от плотности набросанной земли.

Итак, получив от Перевощикова саженцы, я часть прикопал в землю в лежачем положении, а часть посадил на постоянное место. На зиму две высаженные яблоньки обвязал пихтовыми лапками, а сверху тряпками. Остальные остались спать под снегом. В саду уже было теперь опять пятнадцать яблонек. Выписал еще десяток трехлетних саженцев из Ленинграда.

Через неделю приехали мои ленинградские путешественники. Но в каком виде! Стволы кривые, крона выведена неправильно, мочковатых корней мало, а у некоторых совсем нет.

Не деревья, а уродцы. По всему заметно, что росли они в саду беспризорниками, выкопаны и упакованы небрежно, корни даже мохом не обложены. Хорошо, что ехали растения осенью и в пути недолго находились, потому корни и не пересохли. Подосадовал я, но не выбросил деревья — пожалел и прикопал их в лежачем положении в землю.

Весной, местный политехнический институт дал шесть корней облепихи, сливу уссурийскую и барбарис пурпурнолистный. В саду стало веселей. Но всё это было не то. Не было у меня полного удовлетворения.

Знал я, что в Козлове, Тамбовской губернии, живёт знаменитый садовод Иван Владимирович Мичурин. Его питомник тогда уже был объявлен государственным, и на московской сельскохозяйственной выставке видел я его знаменитые плоды.

Летом 1926 года написал я большое письмо Ивану Владимировичу, рассказал всю историю жизни моего сада и просил прислать саженцы лучших сортов. Осенью получил из Козлова знаменитые мичуринские сорта яблонь, груш, вишен, виноград, актинидию и ежевику. Вот было у меня ликование! Наконец — то я имею знаменитые мичуринские сорта, да какие: даже актинидию и виноград!

Получил я эти растения в конце октября. Упакованы они были тщательно и аккуратно, выращены по всем правилам плодоводства: имели хорошие корни и правильно выведенные кроны. В дороге пробыли недолго и оказались в хорошем состоянии. Садить их на постоянное место я не стал, а сейчас же прикопал в полулежащем положении в землю и сверху прикрыл соломой. Весело было высаживать их весной на постоянное место. Но, признаться, боялся я за них. Они ведь выросли совсем в другом климате. И хотя у себя на родине они хорошо выносили морозы, но у нас, на Урале, мороз может не пощадить их.

Последние жертвы

В начале октября 1928 года крупными, густыми хлопьями повалил мокрый снег. Падал он и медленно таял, оседая на ветках тяжёлым липким грузом. Чем дальше, тем тяжелее становился груз, и деревьям стало невмоготу: они стали сгибаться под снегом. Пошли мы с моим отцом в сад. Вооружились метелками и лопатами. Трудно было шагать по глубокому снегу. Он почти до колен доходил нам. Стали мы отряхивать с веток снег. Яблони как бы радовались освобождению: только сбросишь снег, и сразу же сучья весело расправляют свои веточки. Снегопад продолжался.

На другой день мы опять стряхивали снег. Снегу было больше чем накануне. Тревожно спали мы ночь. И недаром. Когда на утро вышли в сад, глазам нашим представилась страшная картина разрушения. Повсюду уныло торчали обломанные вершины яблонь. Беспомощно висели сучья, едва держась за ствол, на необорванной коре. На стволе зияли свежие глубокие раны.

Особенно пострадали хрупкие «Кизерские красавицы». Они больше всех потеряли ветвей. Сильно пострадала вишня «Юбилейная Мичурина». Она росла широкой кроной в виде воронки. Под тяжестью снега воронка разделилась на половины, и штамб разодрало почти до корневой шейки. Везде стояли изувеченные, пораненные деревья. Мы смотрели на них издали и сокрушенно вздыхали. Снегу было столько, что подойти к ним было невозможно. Пришлось ждать, когда стает снег.

Таял он быстро: стояла теплая погода. Под деревом гибрида хутора Благодатного ярким темно-красным ковром выделялись на белом снегу яблоки, свалившиеся во время снегопада. Дня через три от снегу не осталось и следа.

Ранней весной начал я залечивать раны. Замазывал их глиной с «коровяком», подвязывал не совсем обломавшиеся сучья, привязывал к шестам верхние сучья вместо сломанной вершины. Но все напрасно: раны за зиму уже успели засохнуть.

Наступила опять тяжелая зима. Рано начались сильные морозы, а снегу было мало. Когда затрещали сорокоградусные морозы, земля была покрыта легким слоем снега. Местами ветром совсем выдуло снег, и земля лежала голой. И эта бесснежная зима погубила опять часть моих яблонь. Без теплого снежного одеяла они, израненные снеговалом, вымерзли. Погибли мичуринские вишни и груши, яблони: Бельфлер-китайка, Пепин шафранный, Апорт, Грушовка и даже деревца Кизерской красавицы.

Это были мои последние жертвы. После суровых зим мой сад, как после тяжелой болезни, начал медленно выздоравливать.

Перекрестное опыление

Знал я, что Мичурин рекомендует в каждом крае создавать свои сорта плодовых деревьев. Как это сделать. Нужно посеять семена разных сортов яблонь и потом, когда они вырастут, отобрать их них самые лучшие растения. Но если посеять обыкновенные семена, то будет мало пользы — за очень редким исключением, вырастут дички с малосъедобными яблоками.

Чтобы создать новые хорошие сорта яблонь, Мичурин применяет метод гибридизации. Он скрещивает между собою два разных сорта путем перекрестного опыления. С одного цветка переносит пыльцу на цветок другого дерева. Получается сорт уже с теми качествами, которыми обладали родители. Правда, эти качества передаются не в равных долях от отца и матери, но все, же можно добиться получить сорт с желанными качествами. От одного дерева можно взять его устойчивость против мороза, а от другого — способность давать вкусные, сладкие, крупные плоды. Здесь, на Урале, очень важно создать такой сорт яблонь, который бы хорошо противостоял морозам.

Когда в Москве зимой устроили конкурс среди тридцати пяти сортов яблонь на морозоустойчивость, Апорт не выдержал московского экзамена: у него вымерзло больше половины кроны, и он получил двойку. А вот я хотел, чтобы «Апорт» рос все же у нас на Урале, хотя наш климат суровее московского. Нужно только сделать яблоню крепче, выносливее, чтобы она могла безболезненно переносить морозы. И до некоторой степени я этого добился тем, что перевел Апорт на свои корни и пустил его расти в форме куста. То и другое способствует лучшему вызреванию древесины молодых побегов, и они от этого становятся более стойкими к морозам. Но для более полной морозостойкости надо в этот сорт влить соков другого наиболее морозостойкого сорта путем гибридизации, или иначе — перекрестного опыления разных сортов между собой, чтобы получился новый сорт и хороших вкусовых качеств и выдерживающий морозы.

Было у меня в саду дерево, которое выдерживало и сорока трёхградусные морозы, и сильные ночные заморозки, сменявшиеся дневными оттепелями. Это — гибрид хутора Благодатного. У него были грубые, но съедобные яблоки. С ним-то вот и решил я скрестить свой Апорт, у которого были крупные нежные плоды.

С нетерпением ждал я дня, когда зацветут яблони в моём саду. Заготовил все необходимое для перекрестного опыления: кисейные мешочки, пинцет, лупу, пробирки, марлю, мягкую пробку.

Вот, наконец, настал желанный момент. На яблонях стали распускаться бутоны. Началось цветение яблонь.

Взял я все необходимые инструменты, подошел к Апорту, выбрал на нем несколько бутонов, еще не распустившихся, но более сильно развитых, и приступил к работе. Отогнул в сторону лепестки и пинцетом тщательно оборвал все тычинки, окружающие пестик, при этом старался не раздавить головки с пыльцой.

Потом осмотрел через лупу цветок и убедился, что пыльники удалены все и что пыльцы в нем нигде не осталось. Тогда надел на цветок марлевый мешочек, стянул его продернутой в нем ниточкой так, что он плотно охватил веточку с цветиком, и этой же ниточкой привязал его к ветке.

Так я подготовил цветок к предстоящему опылению. Теперь я был уверен, что он не опылится ни собственной пыльцой, ни чужой, случайно занесенной ветром или насекомыми с другой яблони. Такую подготовку сделал я на нескольких бутонах Апорта, оставляя в каждом соцветии только по одному самому сильному бутону.

Теперь надо было собрать пыльцу с цветков гибрида хутора Благодатного. Чтобы быть уверенным в том, что пыльца будет именно этого сорта, надо было взять ее из таких цветочков, которые еще не распустились. В распустившиеся цветочки могла быть уже занесена пыльца другого сорта ветром или насекомыми. Осторожно взяв пинцетом, основание цветка, я срывал готовые распуститься бутоны и складывал их в коробочку. Потом принес их в комнату и поставил в шкаф, прикрыв сверху марлей.

Через два дня в завядших бутонах созрела пыльца, и я извлек ее тем же пинцетом в пробирку. К этому времени распустились и были готовы к приему пыльцы цветки Апорта под марлевыми мешочками. На рыльцах их пестиков увидел я через лупу клейкую влагу. Это признак зрелости пестика, он в это время сможет лучше принять пыльцу и оплодотвориться.

Погода помогла опылению. Солнце ярко светило, было тихо, ветерок чуть колыхал листву. В тихую солнечную погоду опыление яблони проходит гораздо лучше, чем в пасмурную. Для переноса пыльцы на рыльце пестика был приготовлен весьма несложный «инструмент». На длинную булавку была приколота мягкая пробка, вырезанная маленьким треугольником.

Встряхнув стеклянную пробирку, я увидел, что на дне ее и стенках осела желтая пыльца. Тогда взял треугольником пробки пыльцу и перенес ее на рыльце пестика.

Цветок был опылен. Теперь может произойти оплодотворение. Я взял марлевый мешочек и снова завязал им уже опыленный цветок. То же самое сделал я и с другими цветками Апорта. Вскоре появилась завязь. К осени в мешочках вызрели хорошие яблоки. Когда яблоки уже стали загнивать, я извлек из них тёмно-коричневые крупные ядра семян.

Это было в октябре. Земля еще не застыла. Я приготовил маленькую грядку и посеял гибридные семена. Однажды, подбирая упавшие на землю яблоки, я заметил на Апорте странные пятна. В разных местах яблока шли полоски, как будто яблоко было подморожено, а затем оттаяло. Разрезал я яблоко и на разрезе из полосок немедленно выступили капельки сока как из арбуза. С недоумением разглядывал я замечательное яблоко. Как мог получиться такой сочный вкусный плод? Взглянул на паспорт дерева и понял в чем дело. Осенью перед заморозками мы вылили на приствольный круг Апорта двадцать ведер воды. Дерево росло на возвышенном, сухом месте мы ожидали большой урожай и решили дать яблоне как можно больше влаги. Воду выливали не сразу, а постепенно и она глубоко проникла в землю. Мне было ясно, что передо мной лежало наливное яблоко, но не сплошь наливное, а частично.

Никогда в Свердловске я не ел наливных яблок. Они вырастают в более теплых краях и на север их трудно привозить: они не выдерживают дальней перевозки.

Тайные враги

В конце июня в теплые летние вечера в саду над яблонями порхают маленькие серенькие бабочки. Их трудно заметить. Они незаметны на темной коре дерева, да и сумерки скрывают их.

Но если вы и заметите, то никогда не подумаете, что такая маленькая скромная бабочка — злейший враг плодоводства. Она кружится над яблоней и осторожно откладывает на завязи плода, преимущественно в его чашечку, крошечные белые яички. Через несколько дней из яичек выходят червячки. Они сразу вгрызаются в сочную мякоть яблока и прокладывают себе узкий извилистый ход. Червяки ползут в самое сердце плода — к зародышам семян и съедают их. Прекращается приток питательных веществ. Яблоко перестает расти и задолго до своей зрелости опадает. Червяки перебираются в другое, соседнее яблоко. Так путешествуют они из яблока в яблоко, а затем прячутся на зиму в укромное место куда-нибудь в расщелину коры, скрываются под опавшими листьями или входят в землю и там окружают себя плотным густым покрывалом — завертываются в коконы. Весной из этого кокона вылетает бабочка, начинает порхать над деревом, кладет яички, и опять повторяется та же история. Так живет плодожорка.

Однажды на корочке переплета одной из своих книг я заметил темный маленький бугорок. Отковырнул, в нем оказался розовый червячок с черной булавочной головкой.

В книге — гусеница плодожорки! Что за оказия? Поглядел на свой стол и понял, откуда гусеница. Иногда на этом столе я оставлял яблоки, и вот из одного яблока вылез червяк и заполз в книгу, под выступ корочки. Здесь, в укромном месте он и хотел прозимовать.

Много гусениц мои дети находили в щелях, на террасе, где я сортирую, взвешиваю и храню яблоки. Я поздно узнал об этом. Плодожорка немало съела яблок в моем саду. Она погубила в одно лето четверть моего урожая. И тогда я объявил ей войну. Приготовил яд — зеленый порошок, состоящий из двойной уксуснокислой соли мышьяка и меди. Это очень сильный яд, он называется парижской зеленью. Чтобы яд не обжег листьев яблони, я прибавил к нему примерно двойное количество извести. Для того, чтобы убить не только плодожорку, но и грибков, вызывающих болезни деревьев, я приготовил другой яд — бордосскую жидкость. Она состоит из медного купороса и извести. Затем парижскую зелень и бордосскую жидкость слил вместе. У меня получился сильнейший яд — и для плодожорки, и для грибков. Для опрыскивания купил ранцевый опрыскиватель с наконечником Вермореля.

Когда деревья стали отцветать, я налил в резервуар опрыскивателя пятнадцать литров яда и опрыснул цветы яблонь, причем старался делать так, чтобы яд попал в самую чашечку плода, туда, где плодожорка по преимуществу кладет свои яйца.

Пусть, думал я, жадный червяк вгрызается теперь в плод: яд, прилипший к кожице яблока, сразит его, и он не достигнет до сердцевины плода. Три раза я подходит к яблоням, и три раза опрыскивал их цветы и молодую завязь ядовитой жидкостью. Осенью я ожидал собрать полный совершенно не попорченный урожай. Но не оправдались мои надежды. Из сотни яблок уже семьдесят оказались с коричневыми дырочками. Червяк успел прогрызть ходы. В чем дело? Объяснялось просто: яд не везде проник в чашечку плода, и яички спокойно лежали на дне чашечки, прикрытые лепестками. Кроме того, ядовитая жидкость на сплошь покрывала все яблоко, и на открытых местах червячок мог спокойно пожирать плод. Тогда я решил обмануть бабочку — я начал устраивать ей зимние гнезда.

В июле, как начали осыпаться поврежденные плодожоркой яблоки, и червяк хотел взобраться по стволу дерева в поисках убежища, я внизу устроил ловчие кольца: надел на штамб каждого дерева соломенный жгут. Я знал, что червяки будут взобраться на деревья и, встретив соломенные холмы, остановятся и будут здесь, в соломенном кольце, зимовать.

Поздней осенью, я обошел яблони, и под ловчими кольцами действительно открыл много притаившихся коконов бабочки. Тогда я взял жесткую щетку и уничтожил их, а солому бросил в огонь. Но ловчие кольца не могут переловить всех червяков. Еще больше гусениц прячется в земле и под опавшую листву. Здесь с ними легко бороться. Нужно только осенью перекопать землю около деревьев.

Лопатой я уничтожил гусениц в земле, а некоторых зарыл на такую глубину, что весной они не смогут выбраться. А опавший лист и сорняки собрал со всего сада и уничтожил вместе с гусеницами.

Крылатые друзья

Опытные садоводы говорили мне: самый сильный враг вредителей сада — это птицы. Постройте им жилища, и они уничтожат всех гусениц. И один садовод рассказал мне любопытную историю:

— Много лет я боролся с плодожоркой. И отравлял, и ставил ловчие кольца — ничего не помогало. Рассказал о своей беде Ивану Владимировичу Мичурина. Он мне коротко отрезал: «Птиц заведи!» а сам пошел с горсточкой хлебных крошек и зерен на террасу. Птицы точно ждали его выхода, бросились к нему и чуть не из рук жадно хватали корм. Тут были воробьи, синички, мухоловки, жуланы. Поразило меня это зрелище. Вернулся домой и сразу стал строить для птиц кооперативные домики. Не простые маленькие скворечни, куда влезает только одна птичья семья, а большие, многоквартирные дома, на три-четыре семьи. А можно сделать под одним скатом крыши шесть квартир и даже десять.

В первые дни не хотели птицы жить в новых квартирах. Залетят в комнату, посидят с минуту и обратно улетят. Тогда я стал разбрасывать на землю крошки… Прошло несколько дней — все комнаты оказались занятыми.

С той поры в моем саду не стало плодожорки. Решил и я последовать примеру садовода.

Стояли у меня в саду две скворечни, но скворцы в них не жили. Весной снял я их, осмотрел — оказались в стенках большие щели. Теперь понятно, почему не жили птицы. Законопатил щели, вычистил скворечни и поставил на свое место. Весной смотрю, прилетели в тот и другой домик черные взъерошенные скворцы и прожили свое лето. Заказал я еще домиков для птиц, уже с четырьмя комнатами. Пусть в моем саду живут и размножаются мои крылатые друзья. Какая-то маленькая птичка свила гнездо в густом кусте татарской жимолости. Весь день она перепархивала с дерева на дерево и что-то без умолку трещала. Но вдруг она исчезла. Стал я её искать — нигде не нашёл. Осмотрел куст жимолости, вместо гнезда торчали два-три прутика. Понял я: гнездо разорили кошки.

Гоните летом кошек прочь из сада! Они охотники не столько за мышами, сколько за птицами.

Прошло несколько дней, и моя маленькая птичка снова затрещала в саду, свила где-то гнездо и опять стала истреблять гусениц плодожорки.

Великий мастер

В августе 1934 года я получил приглашение на юбилей Ивана Владимировича Мичурина. Праздновалось шестидесятилетие его работы и восьмидесятилетие его жизни. С большим волнением я ждал дня отъезда в Мичуринск. Готовил доклад о своей работе и достижениях.

Много лет я знал великого мастера садоводства только по его работам, книгам и по рассказам своих знакомых. Теперь мне представлялся счастливый случай лично увидеть его самого и побывать в его знаменитом питомнике. Шестьдесят лет работы Мичурина — это шестьдесят лет неустанных, упорных усилий над обновлением и преобразованием природы. Что сделал он за это время?

Он вывел лично свыше трехсот разных сортов яблонь, груш, винограда, абрикосов и вишен. Продвинул яблоню, грушу, сливу, вишню ближе к полярному кругу. Перенес с юга страны в среднюю ее часть и севернее такие культуры, как виноград, абрикос, черешню. Превратил рябину, черемуху, боярышник в съедобные высококультурные сорта.

В 1934 году у Мичурина были новые замыслы. Он хотел вырастить персик, который не будет бояться морозов. Он хотел вырастить виноград без всяких семян внутри ягоды. Он хотел вырастить новые виды растений, которые раньше обычного времени будут давать плоды. И Мичурин, несомненно, добился бы этого, если бы смерть не оборвала его жизнь 7 июня 1935 года. Он располагал всем для своих опытов и смог спокойно плодотворно работать.

Советское правительство ему предоставило площадь около четырехсот гектаров земли. На ней созданы центральная генетическая лаборатория его имени, музей, прекрасные лаборатории и кабинеты. В самом городе учреждены: научно-исследовательский институт северного плодоводства, плодовый ВУЗ, техникум, рабфак и детская сельскохозяйственная станция. Вся жизнь его до революции прошла в полном забвении и осмеянии. Царские чиновники и некоторые ученые смеялись над ним и говорили, что его работы — это «пустые затеи» и «чепуха».

Только при советской власти он смог осуществить замыслы и желания и развернуть широко свои опыты. Первым отметил его работы Владимир Ильич Ленин. Партия окружила Мичурина великой заботой и вниманием.

Сотни тысяч плодовых и ягодных растений, выведенных Мичуриным, теперь выращиваются в колхозных и совхозных садах. Социалистическое плодоводство стало широко развиваться во всей стране.

Я приехал в Мичуринск рано утром. Небольшой городок уже готовился к юбилею. Улицы подчищались, здания красились, в витринах магазинов висели портреты Ивана Владимировича. Мичуринск ожидал садоводов со всего Советского Союза. Ко дню торжества город уже был ярко расцвечен флагами, лозунгами, плакатами.

Дня за три до юбилея я с одним бригадиром-колхозником из Кубани пошел в главный питомник великого мастера. Тут были и старые маточные деревья, и, только что начинающие приносить плоды, и совсем юные малютки-сеянцы. Около малюток стояли маленькие скамейки.

Под маточными деревьями лежали то белые, как воск, плоды славянки, то багряно-алые яблоки «комсомольца», иногда зеленые груши, опавшие прежде времени. Тут же вызревали гроздья винограда белого, черного, розового и зеленого и вишни разных сортов.

— Вот ширпотреб черная, — сказал наш проводник и, взяв с куста ягоду вишни, раздавил ее. Пальцы окрасились бордовой, почти черной краской. — Сок этой вишни может идти на кондитерские изделия, как красящее вещество, вместо анилиновых красок.

Мы переходили от одного дерева к другому и с изумлением смотрели на невиданные растения. Вдруг на земле я увидел небольшую головку, напоминающую нераспустившуюся еще водяную лилию. Осторожно приоткрыв лепестки, я заглянул внутрь. В глубине чашелистика лежал странный плод, похожий на сплющенную землянику, усыпанный мелкими зернышками семян. Сунул в рот — действительно по вкусу похож на землянику. Передо мной был земляничный томат.

Удивила нас также рябина. Черные и красные ягоды в три раза больше нашей самой крупной лесной рябины. Попробовал — не похоже на рябину: совсем нет горечи и мало кислоты. Скорее напоминает шиповник.

— А вот Арктик-дезертир, — указал проводник на вершину груши. Мы подняли головы и с удивлением увидели наверху груши сочные гроздья винограда.

— Как он сюда попал?

— О, это целая история, — рассмеялся проводник. Однажды мы потеряли виноград Арктик. Решили, что он погиб. А он, оказывается, пробрался, стелясь по земле, до груши и, обвиваясь по ней, взобрался на пятиметровую высоту и там благополучно перезимовал. Зима была суровая. Стоявшая рядом двадцатилетняя Антоновка не перенесла мороза и погибла. А виноград Арктик выдержал и теперь растет, как ни в чем не бывало. Иван Владимирович и его прозвал «дезертиром».

С изумлением и радостью мы осматривали сад Мичурина. Это не был промышленный сад, где выращиваются для продажи тысячи и даже десятки тысяч деревьев одного или двух сортов.

Питомник Мичурина — коллекция всякого рода плодово-ягодных растений во всех возрастах; это — школа, где выращиваются малютки-сеянцы со дня появления первых семядольных листочков, и это действительно питомник, куда рассаживаются подросшие сеянцы и привитые маточные деревья. Не в тысячах экземплярах один и тот же сорт, а многие десятки разных сортов в единицах.

Повсюду на ветках висели кисейные мешочки. В них зрели плоды, получившиеся от скрещивания различных сортов. Семена этих плодов будут тщательно собраны, посеяны и дадут еще не один десяток новых сортов.

На другое утро мы отправились на селекционно-генетическую станцию и репродукционный питомник. На станцию вела шоссейная дорога. По обеим сторонам дороги росли яблоньки, а ближе к станции высокой зеленой шпалерой вился дикий уссурийский виноград. Показались железные ворота ограды и здания бывшего мужского монастыря. Здесь станция и питомник. Мы прошли на станцию. На особом участке стоят маленькие ульи. Это специальные опылительные ульи. Пчелы помогают опылять цветы.

А что это за стратостат? Нет, это только марлевый колпак на вишне Плодородной. Он защищает от птиц спелые ягоды. Отдельным домиком, построенным сплошь из стекла с тонкими деревянными переплетами, стоит грунтовый сарай. В нем растут особо нежные сорта деревьев — «иностранцы». Они приехали из очень теплых краев, и им без такой защиты не вынести морозов. Для чего же тогда их сажать?

А для того, чтобы, когда они зацветут, собрать с их цветков пыльцу и опылить морозоустойчивые сорта. От таких скрещиваний получаются новые, лучшие сорта. Вот группа грушевых деревьев. Все они стоят обремененные плодами. Но что это? Среди плодов груши краснее кисть рябины. Кисть самой настоящей, только более крупной, чем мы привыкли видеть, рябины! Оказывается, и груша и рябина уживаются на одном дереве… Для чего же это сделано? Для того чтобы изменить рябину и потом скрестить ее с грушей и получить новый вид плодов. Без этого опыления не произойдет. А вот около лаборатории какие-то необыкновенные цветы, похожие на лилии, но пахнут, как фиалки. Оказывается — фиалковая лилия. Мичурин захотел, чтобы лилия получила аромат фиалки, и добился этого. И каких еще растений мы только не видели! Тут и малина Техас со своими колоссальными ягодами, и желтый турецкий табак, и топинамбур (земляная груша), и болгарские розы, дающие знаменитое розовое масло.

Рассказы о победах

Со всех концов Советского Союза съехались в Мичуринск садоводы-любители опытники. Вечером 18 сентября торжественно открылась конференция. Стали выступать садоводы. Первым выступил седоволосый садовод из Смоленска Александр Николаевич Галенкин. Четверть века провел он в почтовом вагоне поезда, курсировавшего между Смоленском и Козловом. Случайно увидел в Козлове за забором виноградный куст и разыскал хозяина куста — Мичурина. Мичурин дал ему саженцев и сказал: — Дерзай! Прошло несколько лет, и вот садовод из Смоленска показывает садоводам Советского Союза кисть черного винограда.

— Вот этот сорт «Буйтур» зимует у нас в Смоленске без прикрытия. Кроме него прекрасно растут и приносят плоды еще семь новых сортов винограда. На трибуну выходит высокий с энергичным бритым лицом бригадир-колхозник. Он ставит перед собой стеклянную банку, в которой законсервирован крыжовник. Ягоды длиннее и толще винограда «дамские пальчики». Недаром же он и называется «Зеленый финик»

— Этот финик, — говорит бригадир, — растет в селе Варганы Горьковского края. Раньше крыжовник рос, как чертополох. Крыжовником занято шестьдесят два гектара. Все село работает дружно, как один. Когда появляются на кустарниках первые признаки болезни, — в селе, словно пожар случился. Все бегают, хлопочут. На смену молодому колхознику выходит низенький, белый, как лунь, плотный старик. Он раскрывает ящик и выкладывает яблоки.

Это первый из мичуринцев — Владимир Васильевич Спирин. Он полвека занимается плодоводством на севере — в городе Никольске бывшей Вологодской губернии. Он создал для севера особые яблоки «Спирин» и «Замороженка». Вывел для своего края много новых сортов крыжовника и малины. В его саду растет роза, которая утром стоит белая от выпавшего инея, а днем расправляет свои нежные лепестки и благоухает. Розы Спирина теперь украшают северные сады и газоны. Он украсил северные города такими деревьями, как канадский клен, бальзамическая пихта, серебристая ель и боярышник. Его растения перекочевали уже в Архангельск. Его садик теперь опорный пункт Ленинградской зональной станции.

Один за другим выходят на трибуну садоводы: из Иркутска, из Кемерово, из Калинино, из Иваново, с Алтая. Делегат Вятки, теперь Кирова, показывает садоводам виноградную лозу. Другой делегат — лук, найденный в горах Алтая, который замечателен тем, что зимует в земле. Говорят, рабочие-садоводы:

— Мы с детства мечтали о зеленых садах, но только сейчас получили возможность осуществить свои желания. Мы имеем свою землю и разводим прекрасные сады в нашей социалистической родине. Наконец появляется самый юный делегат съезда — пионерка Надя. Она рассказывает о том, как десять пионеров искали в горах Алтая новые, неизвестные еще растения. И они привезли Ивану Владимировичу Мичурину семнадцать новых видов растений. Так каждый рассказывает о своей работе, о своих победах и показывает плоды своих трудов. Север впервые демонстрирует виноград — их Кирова, Апорт — из Свердловска, яблоки — из Никольска.

Праздник садоводства

Двадцатого сентября весь Мичуринск вышел на улицы. В городе стало тесно. Казалось, городу не вместить этого человеческого моря. Тут были малыши с портретами Мичурина в руках, и комсомольцы с яблонями, на которых алели крупные яблоки, и рабочие с вазами, наполненными грушами, виноградом, яблоками, и академики, и члены правительства. Портреты Мичурина, его бюсты, лозунги красовались на всех улицах, на зданиях, на крышах домов. Над площадью загудели самолеты. Открылся митинг.

— Ленин открыл Мичурина всему рабочему классу, — сказал первый оратор — советская власть помогла ученому выйти из стен лаборатории и развернуть на социалистической земле свою выдающуюся работу. Теперь на миллионах гектарах в колхозах и совхозах мы вырастим мичуринские сорта.

— Ученые Страны Советов гордятся тем, что в их среде, у пролетариев есть великий Мичурина, — сказал академике Вавилов.

Демонстрация двинулась вдоль по улице. Вечером у городского театра многотысячная толпа ожидала приезда юбиляра. Нетерпеливо спрашивали друг у друга: будет или не будет юбиляр? Иван Владимирович еще не оправился после болезни. Наконец, откуда-то издалека донеслись аплодисменты, и показался долгожданный автомобиль. Бурные аплодисменты, звуки оркестра, громовое «ура», начавшееся на улице, перешло в зал, и на сцене появился Мичурин. Яркие лучи прожекторов осветили исхудалое, умное, сосредоточенное лицо юбиляра.

— Товарищи, — сказал Иван Владимирович, — благодарю вас за приветствие. Моя шестидесятилетняя работа не заслуживает такого пышного празднования. Наш праздник — это праздник садоводства. Колхозы и совхозы должны обратить внимание на садовые дела. Только при советском правительстве я мог развить это дело. Правительство и в особенности наш любимый вождь товарищ Сталин дали мне средства для этого. Очень хотелось бы мне, чтобы в каждом колхозе, и совхозе каждый колхозник вырастил хотя бы одно плодовое дерево. А я надеюсь еще поработать.

Попросил слово американский профессор. Он сказал на английском языке: У нас, в Америке, был знаменитый гибридизатор Бербанк. Сделал он очень много. Но, ни один гибридизатор в мире не может похвастаться столькими сортами, сколько может предъявить Иван Владимирович Мичурин. И я обращаюсь к пионерам: идите впереди нас, старых ученых. Мы сделали много, но вы можете сделать в десять раз больше, и только в такой стране, как ваша, могут рождаться исключительные таланты. Я предлагаю вам, садоводам, собравшимся здесь: давайте вместе с вами создадим интернациональный сорт яблок. У вас, в Сибири, есть исключительная зимостойкая яблоня; у нас, в Америке, есть яблоня, плоды которой хранятся в течение целого года; на юге — прекрасные сорта яблок. Так вот давайте вместе скрестим эти три разновидности и создадим такой сорт яблони, которая будет переносить и суровые морозы и даст прекрасное яблоко, способное долго сохраняться в свежем виде.

Зал ответил на призыв американского профессора продолжительными аплодисментами.

Козлов и МИЧУРИНСК

Был в России город Козлов. На гербе его был изображен бородатый козел. Но вот в Козлове появился человек, который стал изменять и побеждать природу. В городе стали расти такие деревья, которых никогда не видывали, или которые вырастали только на далеком юге. И городу стало стыдно своего имени. Он принял имя человека, который произвел переворот в растительном мире. Мичуринск стал мировым центром плодоводства. Здесь главный плодовый сад мира. Трудящиеся Мичуринска решили превратить город в зеленый сад мичуринских сортов. Рабочие, комсомольцы и инженеры вышли на пыльные улицы города и в центре разбили сквер. И весной сквер зазеленел, как маленький оазис среди пустыни. А осенью научно-исследовательский институт решил озеленить свой участок. Ботаники и уборщицы, швейцары и химики, машинистки и профессора вышли с лопатами, граблями, лейками и охапками молодых саженцев. Вокруг института вытянулись молодые зеленые деревья.

Но не прошло и месяца, как от деревьев остались редкие сухие прутики. «Двуногие козлы» обломали насаждения.

Снова произвели посадку. Сажали только лесные породы — клен и тополь. Огородили каждое дерево. Обнесли их невысокими загородками. Повесили надписи: БЕРЕГИТЕ ДЕРЕВЬЯ — ОНИ НАШИ ДРУЗЬЯ! Стали тщательно наблюдать за порядком. И растения сохранились — зазеленели. За институтом потянулся и город. Появились деревья сначала на главных, а затем и на окраинных улицах. А весной следующего года на небольшой базарной площади Мичуринска были посажены шестьдесят тысяч молодых деревьев.

Вокруг могилы Ивана Владимировича выстроились, как охрана, карликовые яблони, груши. Со всех концов света собраны сюда самые редкие растения. Эта площадь — настоящий музей, живая лаборатория садовода.

Скоро и в других городах Союза посадят уже не клены и тополя на улицах, а мичуринские яблони, груши и вишни. В колхозах уже сейчас закладываются гектары мичуринских сортов, колхозники едут учиться на курсы бригадиров-садоводов.

Мой сад сегодня

После снеговала и суровой зимы остались в моем саду самые сильные, выносливые деревья. С того времени сад стал крепнуть. И я сам после всех ошибок, невзгод уже действовал уверенней и смелей. Я знаю, что в моих неудачах был виноват не наш суровый климат, а я сам, неопытный, малограмотный в плодоводстве. С большими потерями силы и времени я научился работать. Мне никто не рассказал и не показал на деле, как правильно работать. И потому так подробно я рассказываю о своих неудачах, чтобы каждый начинающий садовод мог учесть мои ошибки в своей работе и не повторять их. Теперь я уже стал опытнее и не повторяю своих ошибок.

Прошло двадцать четыре года с той поры, как я посадил первые три яблони. Все они погибли, но Апорт, как сорт, сохранился. Он растет и плодоносит на своих и чужих корнях. Старых культурных яблонь совсем мало. Их можно перечесть по пальцам: Антоновка, Апорт, Коричное, Анисовка, Мирон, Гибрид хутора Благодатного, Ренет Крюднера, Кизерская красавица и Райка-Нетитовка.

Самые старые из них — Антоновка и Ренет Крюднера растут у меня с 1916 года. Они настоящие герои труда: перенесли и жестокие морозы, и февральские вьюги, и утренние заморозки, и солнечные ожоги. Выдержали и снеговал 1928 года. Израненные, с обломанными ветками, сучьями, они нашли в себе силы для борьбы за свою жизнь.

Из культурных сортов в моем саду сохранились только десять. Другие сорта — Грушовка, Белый налив. Бельфлер-китайка у меня погибли. Но я знаю, что у других садоводов Свердловска они растут и плодоносят. Значит, и они могут расти у нас. И я опять вновь посадил и сразу же пустил расти в кустовой форме несколько мичуринских сортов яблони.

Много старых культурных сортов яблонь растёт в соседних городах: Кунгуре, Сарапуле, Камышлове, Челябинске. Разве у нас, в Свердловске, где чуть-чуть климат суровее, они не могут вырасти? Конечно, могут. И не только они, но и новые мичуринские сорта будут, у нас расти. Надо только изучать их и вести их культуру или на собственных корнях в кустовой форме, как растёт у меня Апорт, или в арктической (стелющейся) форме, как это делают сибиряки. В Омске уже многие тысячи деревьев мичуринских сортов растут и плодоносят, лёжа на земле. У меня, в настоящее время, в такой форме уже плодоносит, даже одна из лучших сортов груш Бере «зимняя Мичурина». Значит, и груши мы можем выращивать у себя. Нужны только люди и уменье.

Ранней весной приехал ко мне директор молодёжного питомника, организованного в пятидесяти километрах от Свердловска. Он нарезал в саду черенков корнеродного Апорта и Райки и взял их семена.

В конце мая стал расцветать мой сад.

Из питомника приехала техник — женщина, чтобы в моём саду произвести перекрёстное опыление, и когда поспеют гибридные плоды, увезти их в питомник.

Она сидит у меня на террасе и шьёт марлевые мешочки, а я готовлю ярлыки — этикетки. На них будет написано, какого сорта пыльцой опылён цветок.

В моём саду цветут уже двадцать семь яблонь и двадцать вишен. Куда бы я ни бросил взгляды, всюду трепещут белые и розовые лепестки цветов, и на террасу доносится их нежный аромат.

По утрам, входя в сад, я не узнаю его. Яблоня, вчера ещё хмурая и замкнутая, сегодня одета в белоснежное платье, и яблоня, цветущая вчера, — сегодня сбрасывает свои лепестки.

Вот расцвели кусты сирени, появились гроздья золотистых цветов среди пурпурных листьев барбариса.

Сад встречает меня ежедневно с новым видом, всегда нарядный и ароматный.

Уже пятый день работает техник — женщина. Мне приятно видеть, как мелькает среди зелени её нарядная кофточка. С пинцетом в одной руке и лупой в другой она подходит к цветку, бережно раскрывает его лепестки и тщательно пинцетом выщипывает тычинки цветка. Удалив пыльники, она надевает на цветок марлевый мешочек, стягивает его устье вокруг ножки цветка и привязывает к ветке.

Через два-три дня она опылит цветы нежных сортов яблони пыльцой морозоустойчивых сортов и наоборот.

После скрещивания, получаются гибридные плоды, из семян которых вырастут новые сорта, способные выносить наш суровый климат.

Эта осень дала небывалый урожай. Ветви обламывались под тяжестью плодов.

Один из сеянцев сплошь был покрыт маленькими, с голубиное яйцо, кармино-розовыми яблочками. Его ветви, несмотря на подпорки, низко склонились к земле, как ветви плакучей ивы.

Молодой гибрид хутора Благодатного, совершенно разбитый под тяжестью плодов, стоял без вершины и верхних сучьев, как будто на него сверху свалился целый воз яблок. На нём висело четыре тысячи семьсот тридцать одно яблочко, он выдерживал груз свыше тридцати семи килограммов.

Почти все яблони стояли с подпорками. Красавице №16 я поставил шестнадцать подпорок, и всё-таки три ветви рухнули, обременённые плодами. На дереве было свыше тридцати двух килограммов.

Антоновка, которая раньше никогда не давала даже и десяти килограммов, ныне, сверх ожидания, дала целых двадцать килограммов.

Коричное было менее надёжным, чем Антоновка. Не один раз яблоня обмерзала, теряла крону и теперь разрослась большим сильным кустом, усеянным тяжёлыми яблоками.

Анисовка дала минувшим летом урожай в сорок шесть килограммов.

Но рекорд побила Титовка-Райка. Она дала пятьдесят пять килограммов мелких яблок. Оба дерева Апорта были увешены крупными, сочными плодами.

Куда ни смотрел я, всюду рдели плоды.

В конце июня началось падение яблок. Вечером слышал я, как шлёпались в разных уголках сада поспевшие яблоки. А по утрам, около каждого ствола находил разноцветное ожерелье из больших и малых яблок.

Я наклонялся за ними, и иногда на мою голову падало яблоко и, больно стукнув, прыгало на землю. Приближались заморозки — пора снимать и те плоды, которые висели на ветвях.

На террасе поставили деревянные ящики, корзины отдельно для каждого сорта и веся для взвешивания. Тут же лежала тетрадка для записи.

Жена собирала яблоки с нижних ветвей, дочь срезала мелкие китайские яблоки, а я с сыном снимал плоды с верхних сучьев и вершины.

Мы были вооружены особым орудием для снимания яблок — «снималом». Снимало — это мешок, одетый на металлический круг, к которому прикреплена длинная тонкая палка. Я брался за палку, поднимал мешок к самой вершине дерева и проволочным кольцом палки обрывал яблоки. Яблоки срывались с ветвей и падали в мешок как орехи. Весело было собирать плоды своей работы. Вечером я уже сортировал и взвешивал урожай. Мой маленький сад дал мне более двух центнеров яблок, из них больше двух третей, приходилось на культурные сорта.

Приехал в эту осень ко мне в гости садовод Рудый.

— Ну, что ты теперь скажешь, Кузьма Осипович? — сказал я, показывая ему свой урожай. — Всё ещё будешь говорить, что не будут у нас расти, культурные сорта?...Рудый задумался на одну секунду: Пожалуй ты прав. Потом, помолчав немного, добавил:

— Но и я был прав. Помнишь, я тебе говорил, что все яблони из Горьковского края погибнут.

— Да, они погибли, — ответил я, — но в этом не климат виноват, а мы, люди. Плохо выкопали, плохо упаковали, и я сам тогда не умел работать.

— Может быть, может быть, — согласился Рудый, — я ведь судил по своим давним опытам. С того времени много воды утекло.

Яблочный пир

От знакомого доктора получил я из Кисловодска открытку: «Прошу Вас, — писал он, — забронируйте для меня половину Антоновки и три ранетки. В Кисловодске вспоминаю Ваш сад. Еду к Вам, ждите». Приехал доктор в Свердловск и в первый же день по приезду, пришёл к нам. В моём шкафу были уже приготовлены для него яблоки всех сортов, какие росли в саду. Я знал доктора, как хорошего знатока яблок, и мне было приятно услышать его оценку.

— Вот начните с гибрида, — сказал я, подавая яблоко. Доктор попробовал.

— Кисловат. Отдаёт анисом.

— Этот сорт получился от скрещивания сибирки с Анисом. А вот попробуйте Красавицу. Что Вы про неё скажете?

Доктор разрезал яблоко и с видимым удовольствием съел всю половину.

— Сочно и сладко. Чуть-чуть с медком, но совсем без кислоты. Я, молча, подал другое яблоко, румяное, покрытое как будто маслом.

— Вот это яблоко, так яблоко! — воскликнул доктор. — И сочно, и кисловато, и сахаристо. Всё есть. Узнав сразу; Апорт. Хорош, хорош!

— А вот забронированная для Вас «Антоновка», — сказал я. Попробуйте. И снова доктор похвалил яблоко. Действительно, оно было сочно, с кислотой и ароматно.

— Вы вот это понюхайте, — предложил я, видя, что доктор не может оторваться от Антоновки, и подал ему маленькое зелёное яблоко с размытыми крапинками румянца. Это была Райка. Она имела сильный, совершенно особый аромат.

— А это вот Коричное. Тоже, слышите, как оно ароматно? Сразу вспоминаешь корицу. Оно уже совсем поспело. Рыхлое, сочное, нежное!

— Один восторг и два упоения! — рассмеялся доктор. — Оно может конкурировать с ташкентскими, крымскими кандилями или шафранами. Скажите, почему яблоки в Кисловодске сущая дрянь перед вашими, Уральскими? В чем тут секрет?