Начато 24.05.18 на 13 этаже здания «Вагина», с видом на Средиземное море
Борис Эренбург
Хайфа, Израиль — 2018
Посвящается жанру карикатуры,
моим коллегам и кумирам,
моим работам, старым и новым, а также тем, которые будут созданы,
а кроме того темам, которые я не успею воспеть,
да простится мне это
Прошло более полугода с того дня, как я вынес из типографии пачку своей «Прелюдии», 30 экземпляров, предназначенных для самых близких мне людей, с которыми меня связывают либо родственные, либо тесные профессиональные отношения. Мне очень приятно доложить об очень теплых и даже восторженных отзывах, что подвигло меня выпустить «Прелюдию» также и в форме электронной книги, по символической, просто для порядка, цене… Издательский сайт RIDERO, позволяющий, кстати, просмотреть бесплатно почти четверть книжки, выставил ее в Амазоне, в интернет-магазинах Литрес, ТД «Москва», Google Books (books.google.ru), Bookz.ru, Lib.aldebaran.ru, iknigi.net, Bookland.com, на витринах мобильных приложений Everbook, МТС, Билайн… Прекрасный пакет услуг! И о чудо (и.о. чуда…) — я начал получать письма из моего прекрасного далека, из детства и юности! Получено даже наивное изображение моего отца в застольной беседе с Мейнхардом Сааркоппелем — помните, «Я от усталости падаль»? Его мне прислал Вася — простите, Василий Мейнхардович, в бумагах которого этот мой набросок хранился 50 лет!
Вместе с тем, несколько коллег мне намекнули, что им было приятно узнать побольше обо мне как человеке, но не мешало бы и несколько расширить повествование рассказом о себе в карикатуре и о карикатуре в себе.
Этим я с удовольствием и занялся, так что предлагаемое ныне «Интермеццо» является логическим продолжением «Прелюдии»…
Итак, как упоминалось ранее, в 1972 году я стал студентом группы металловедения Металлургического факультета Челябинского Политехнического Института, в которой было порядка 80% девочек — немаловажно для юного ловеласа…
После поездки в колхоз начались занятия. Вскоре после начала учебы обратилась ко мне милейшая Лариса Битеева, ответственный секретарь институтской многотиражки «Политехнические Кадры», с предложением написать заметку о начале студенческой жизни. Почему ко мне? Не знаю, но догадываюсь, что моя фамилия ей просигнализировала о возможном потенциале… Эта публикация стала моим первым печатным опусом, пока не рисованным, но так или иначе проторившим узенькую тропинку в настоящее СМИ.
Для тех, кто еще не успел ознакомиться с «Прелюдией»: начальное художественное образование я получил в Детской Художественной Школе, где учился полтора года. Правда, до этого была студия в Доме Пионеров города Уральска…
«Художка» была истинным оазисом культуры. Волшебные зимние вечерние уроки в классах, летом выезды на природу, на живописнейшие уральские озера. Мы писали акварелью, сочиняли и пели песни под гитару, рыбачили, готовили пищу на костре, дружили-конфликтовали из-за девочек с местными ребятами.
Ради одной из таких поездок я даже пожертвовал выпускным вечером по окончании 8 класса… Сколько и о скольком было переговорено по ночам в палатке, или в спортзале деревенской школы, или у костра на берегу озера. Этому заряду искусством, теплотой, духовностью я обязан очень многим на своем пути. Даже сейчас, когда я сижу и пишу эти строки в далеком жарком Израиле, поработав с утра над переводом на иврит, ставший моим вторым языком, стихов Симонова, я ощущаю дуновение прохладного озерного ветерка, оттеняющее тепло того костра и жар наших бесед обо всем и ни о чем…
Итак, студенческая жизнь была прекрасна, полна приключений, как анти, так и про-общественных: например, сотрудничество в факультетской сатирической стенгазете «Шлак». Разумеется, творчество под шапкой «Рисунки на обложках тетрадей» никогда не прекращалось, в том числе и на военной кафедре — правда, сами рисунки все чаще являлись не просто абстрактными видениями, а либо изошутками, либо шаржами. Забегая вперед, замечу, что окончание института я ознаменовал публикацией дружеских шаржей на милейшего зав. кафедрой, профессора Михаила Максимовича Штейнберга, а также на других преподавателей. Это была первая ласточка моего карикатурного гнезда.
Впрочем, не стану описывать студенческие приключения — наверняка они немногим отличались от описанных другими и до меня. Основными итогами пяти лет учебы стали: женитьба после 2-го курса, красный диплом, защищенный в Институте Физики Металлов УНЦ АНСССР, в лаборатории академика В. Д. Садовского, и распределение с перспективой защиты диссертации.
Я ничего не делаю всерьёз
И мне везет во всем, как ни курьёзно…
Я говорю сейчас вполне серьёзно,
Что по себе — серьёзнейший курьёз!…
Работать я начал в Южно-Уральском филиале Всесоюзного Теплотехнического Института, в группе паропроводов, намереваясь специализироваться в исследованиях с использованием электронного микроскопа. Там был настоящий цветник плюс-минус 40-летних женщин — подумать только, все они казались мне старушками. Вернее, почти все… Зав. группой И. Минц всерьез намеревалась взрастить очередного к. т. н., во благо отраслевой науки.
Однако вскоре решением зав. отдела Ю. Балашова меня по производственной необходимости перевели в группу исследования металла турбин, под начало Ю. Букина, с которым я поддерживаю контакты и по сей день — как, впрочем, и с Минц…
Я упоминаю в своем повествовании немало имен по причине, описанной мною в самом начале «Прелюдии». Это — попытка создать пантеон тех, кто зажег хотя бы малую звездочку на небосклоне моей души-вселенной, являющейся продолжением нашего общего макрокосма. Я понимаю, что это — Сизифов труд: попытка пересчитать звезды и дать им имена. Однако в своем частном небе я сам себе хозяин…
План моей научной работы оказался под угрозой, и я попытался брыкаться. То ли мои брыкания были не вполне убедительны, то ли необходимость была действительно серьезна, но пришлось смириться и, скрепя сердце, начать удовлетворять систему. При этом все свободное и несвободное время я посвящал рисованию, благо бумаги для черновиков хватало. Помянутая выше область творчества «Рисунки на обложках тетрадей» расширилась «Метками на оборотах циркуляров». Со временем я притерся на новом месте, но качественный скачок успел произойти: вылупился карикатурист…
Меня окружали интересные и талантливые люди, было много поездок на картошку и морковку, совместных застолий. Я превратился в штатного поэта: сохранилась целая папка посвящений и од, к дням рожденья и по другим поводам…
Почему именно карикатура? Возможно, потому, что у нас дома, насколько я себя помню, настольной книгой был сборник комиксов Бидструпа1959 года, которые я знал буквально наизусть и даже пытался перерисовывать. Второй моей любимой книгой было лениздатовское 1958 года «Путешествие на Кон-Тики» Тура Хейердала, в сочетании с «Кон-Тики и я» Эрика Хессельберга, незаурядного рисовальщика, участника экспедиции. Именно эта рисованная часть была не столько читаема, сколько пересматриваема мной на протяжении всего моего счастливого детства…
В прошлом году 40-летие своей карикатурной ипостаси я отметил персональной выставкой на Международном Фестивале в Сен-Жюст-ля-Мартель, во Франции. А 40 лет назад, в 1977 году, отец показал мои творения своему сотруднику, врачу-стоматологу Илье Герчикову, на сегодняшний день старейшему в мире литератору-юмористу (97!!!). Герчиков сотрудничал со многими изданиями как в Челябинской области, так и за ее пределами, но для начала он свел меня с многотиражкой Южно-Уральской Железной Дороги «Призыв». Именно мои первые публикации в «Призыве"в 1978 году дают мне лестное право считать Илью Лазаревича своим крестным отцом в области сатиры и юмора…
Позже Илья посоветовал послать подборку на Габровское Биеннале-89, директором которого был тогда незабвенный Стефан Фортунов. К моему восторгу, одна из работ была опубликована в каталоге и параллельно — о боги! — даже в болгарском журнале «Картинная Галерея». Так состоялась первая моя зарубежная публикация.
Очень скоро мои работы начали публиковаться и в «Челябинском Рабочем», и в «Вечернем Челябинске», и в «Комсомольце». Дальше — больше…
Так началась двойная жизнь молодого специалиста с немалыми амбициями и скромным окладом в 110 рублей. Тут нелишне заметить, что публикации приносили, кроме морального удовлетворения, материальные блага в виде гонораров. Эти капельки, сливаясь в ручейки и сладко журча, значительно скрашивали будни меня-совслужащего…
Так как по долгу службы я вел бурную командировочную жизнь: примерно неделю в месяц разъезжал по просторам Великой и Огромной, от Кишинева до Иркутска, от Перми до Фрунзе, география моих публикаций повторяла географию поездок, и мое материальное положение еще более от этого улучшалось. В общем мои рисунки в период 80—90 годах печатали 60—70 различных изданий.
Помнится, как в «Огоньке» товарищ, ответственный за отбор «улыбок художника», внимательно посмотрел на меня сквозь очки и многозначительно произнес: «Дааа, у всех у вас, юмористов, одинаковый диагноз»…
И мненья, и часы сверяй по мне! Стою один над человечьим стадом, Даль озирая гордо-мудрым взглядом, Вкрест рукава — и узел на спине…
Хочется вспомнить-помянуть тех, от кого зависело принять-не-принять, а далее печатать-не-печатать и платить-не-платить: редакторов, ответсеков, худредов, художников разных и главных, от скромных местных газет до гордых столичных журналов.
Частенько они делились моими рисунками со своими друзьями и коллегами, и в результате приходили гонорары из самых фантастических и неожиданных мест.
Вот в алфавитном порядке те только издания, с которыми меня связывали не просто формальные отношения:
«Биробиджанер Штерн» — Леонид Школьник
«Вечерний Челябинск» — Аркадий Борченко
«Днепропетровская Правда» — Михаил Литвин
«Звезда Прииртышья» — Костя Минкин (Павлодар)
«Знамя Коммуны» — Иван Кравченко (Новочеркасск)
«Комсомолец» — Ганна Рудько, Ася Хамзина (Челябинск)
«Крокодил» — Андрей Крылов, позже Владимир Мочалов
«Литературка» — Виктор Веселовский, Павел Хмара
«Медицинская газета» — Игорь Неклюдов
«Неделя» — И. Ярославцев
«Политехнические Кадры» — Сергей Тульчинский, Лариса Битеева
«Призыв» — Петр Евстифейкин, Е. Цирлин (Челябинск)
«Рабоче-Крестьянский Корреспондент» — Сергей Худяков
«Советский Союз» — Александр Житомирский
«Ставропольская Правда» — Александр Маяцкий
«Студенческий Меридиан» — Андрей Сперанский, Костя Кухтин
«Урал» — Феликс Вибе
«Челябинский Рабочий» — Борис Киршин
«Черноморская Здравница» — Владимир Быстров (Сочи)
Создававшиеся запоем рисунки записываемы были в общую тетрадку и нумеровались. Размножались они вручную, с помощью «дралоскопа» — стекла, уложенного над лампой, стоявшей на полу между двумя табуретками.
Оригиналы раскладывались в бумажные пакеты, по десять пронумерованных шедевров. Копии же, обведенные черной тушью по карандашному контуру простой перьевой ученической ручкой, каковая по сей день является главным моим инструментом, разлетались по городам и весям. Каждое отправление аккуратно фиксировалось, каждая публикация скрупулезно отмечалась, каждый гонорар немедленно учитывался. Таким был процесс поточного домотканого производства юмора и сатиры…
Опубликованные рисунки вырезались и аккуратно наклеивались на страницы альбомов для марок — маркам, моему первому увлечению, пришлось поступиться приоритетом.
Тут в качестве примера представлены отдельные публикации разных лет. Эти пожелтевшие, не всегда качественно напечатанные на простенькой, как правило, бумаге, клочки моих тогдашних мыслей, приносили мне — тогдашнему — столько радости, сколько не приносят сегодня самые распрекрасные издания…
Кто мог тогда предположить, что увлечение карикатурой подарит мне такую массу впечатлений, счастья и ряд международных призов. Кто мог предсказать, что я опубликую тысячи карикатур и сатирических иллюстраций в газетах и журналах, в Союзе и по всему свету, выпущу свои авторскую книжку «Доля правды» и сборник в серии «Галерея Мастеров Карикатуры», что под аккомпанемент моих иллюстраций выйдут еще немало книг… Более того: спустя 10 лет после начала моей карикатурной карьеры я одним из первых карикатуристов «нового покроя» даже умудрился лично поехать за границу для получения серебряной медали международного конкурса на Кубе.
Тут уместно определить тот жанр карикатуры, к которому я так прикипел душой: это карикатура-шутка (gag-cartoon), или карикатура-метафора, — жанр, который был представлен практически во всех СМИ, от малых и до великих, под рубриками «улыбка художника», «юмор разных широт» и т. д. Во всех этих рубриках присутствовали существительные улыбка, смех, юмор.
Подразумевалось, что произведения этого жанра призваны быть безобидно-безвредными средствами повышения общественной морали, улучшения настроения и продления жизни. Мы, их создатели были, как правило, внештатниками, и для оплаты труда нас, энтузиастов, существовали специальные фонды. Разумеется, существовали и разновидности сатиры, направленные либо против взяточников и алкоголиков, либо против буржуинов и сионистов, но эти оплачивались по иным расценкам и были соблазнительным уделом профессионалов.
При всем том упускалось из виду, что основным инструментом создания изошуток является эзопов язык, и роль, которую они играли, не всегда была столь общественно безобидной. Многие из произведений вызывают не только и не столько улыбку, сколько мысли, не всегда благонадежные. Доказательство — нередкие проколы и скандалы, периодически происходившие даже в самых, казалось бы, безобидных либо безнадежно технических изданиях…
В 1979 году все тем же неутомимым И. Герчиковым я был представлен человеку по имени Ефим Ховив — лишь сейчас, свободно говоря на иврите — я могу оценить истинный смысл его фамилии: симпатичный. Этот симпатичный заведующий литобъединением Челябинского Тракторного Завода был типичным энтузиастом, буквально горевшим идеей основать Фестиваль Любителей Юмора и Сатиры (ФЛЮС).
И вот 1 Апреля первый ФЛЮС был спущен на воду. Все было задумано и оформлено на самом высшем уровне, даже фантастический ежегодный пригласительный билет-складка длиной почти в полметра поражал воображение… С годами это первоапрельское действо превратилось в массовое, популярное, знаковое событие областного и даже более крупного масштаба. ФЛЮС принимал гостей из других областей и регионов и расширялся в математической прогрессии: 1979 год — выставка одного карикатуриста, то есть меня, широко освещавшаяся местной прессой, 1980 год — уже 3, 1981 год — 7 и так далее. В каждом выпуске я принимал самое деятельное участие. Кстати, на одном из них я получил приз, хранимый и частенько мной листаемый: шикарное издание Чукоккалы…
В те же благословенные годы я познакомился и с Ф. Вибе — редактором отдела юмора толстого литературного журнала «Урал», писателя, постоянного автора «Крокодила». Так начались мои публикации в качестве не только карикатуриста, но и иллюстратора юмористических рассказов. Вскоре мои работы были включены в региональный сборник «Урал улыбается», где моими соседями оказались С. Айнутдинов, Н. Крутиков, В Федоров, С. Ашмарин. С первой троицей я был уже знаком лично по вернисажам ФЛЮСа, с последним (не по значимости!) жизнь свела меня в 2011 году, в Баку — но об этом позже. Оказывается, тогда же я познакомился и с Н. Жигоцким — членом Ленинградского Клуба Карикатуристов, но об этом сам Николай мне напомнил лишь в следующем тысячелетии, прислав мою старую фотографию…
Виктор Федоров, работавший художником в институте Гипромез, был одним из чрезвычайно плодовитых российских карикатуристов той поры, печатавшимся практически везде и всюду. Он не скрывал, что посвящает свой недюжинный талант рисовальщика одной конкретной цели: заработать правдами и неправдами на переезд из загрязненного индустриального Челябинска в теплые благословенные южные края. Своего он таки добился, перебравшись в Крым, в собственный дом…
Я — за личные контакты между карикатуристами. Но контакт в моем понимании не означает и не оправдывает непременности цеховой солидарности и долговременной работы лишь над совместными проектами. Творческие союзы, как правило, не выдерживают дальних плаваний. Обычно же творчество не терпит стадности. Как только совместная деятельность вступает в конфликт с личными интересами, союз распадается. Впрочем, есть и редкие примеры обратного: например, когда стадность превращается в бренд, приносящий очень уж хорошие дивиденды, такие, как у Кукрыниксов. Или питерская группа «Нюанс» — чудесное образование, которое держится на мощи таланта, разума и такта Виктора Богорада и на неуемном энтузиазме и энергии Сергея Самоненко, коллекционера и издателя, паровоза и парохода — одним словом, Эфенди…
Лично я вообще не склонен к сотрудничеству. Правда, пару раз за 40 лет мне удавалось продержаться некоторое время в сцепке-связке, но всегда это было не в ущерб самостоятельной работе и наряду с ней. Признаюсь, что те считанные случаи жертвования личным ради совместного не пропали даром, но и оставили осадок в душе… В рамках моего сотрудничества с эпиграммистом Борисом Сенкевичем состоялось немало симпатичных публикаций. Но когда задумалась книжка — а книжку тогда издать было сложно — все распалось. Борис запил и исчез с горизонта…
Все коллеги прекрасно помнят, что праздники, особенно Новый Год, 1 Мая, 8 Марта, 1 Апреля и 1 Мая были настоящей золотой жилой для юмористов. Стоило посвятить несколько вечеров за месяц-полтора до желанной даты выжиманию из своей фантазии картинок с символами, отвечающими праздничному настрою: таких, как шампанское, демонстрация, шарики, елочки, букетики, бантики — и полугодовая норма гонорара у тебя в кармане. Я тогда нашел форму подачи сразу нескольких рисунков в рамках общей композиции-макета: то это был мой рабочий стол, то кусочек уличного пейзажа…
Всех своих коллег я делю на 4 категории, согласно стандартной двухкоординатной системе «профессионал-человек»: в идеальном варианте оба эти качества со знаком «плюс», в патологическом -оба со знаком «минус». Профессионала с человеком стараюсь не путать…
Я был молод и очень активен. Карикатурная жизнь Челябинска набирала обороты.
В 1980 году, в новеньком, с иголочки Выставочном Зале Союза Художников была открыта выставка графики, в рамках которой блистала экспозиция карикатуры, с 19 работами вашего покорного слуги.
Начиная с 1981года нередко «случались» и телепрограммы на различные темы, в сопровождении моих карикатур. А в конце 80-х была начата серия ведомых мной, посвященных карикатуре, передач…
Со временем был создан клуб карикатуристов при газете «Челябинский рабочий», вначале под моим председательством, а потом под председательством Н. Чернышева.
Потом вроде появился клуб «Икар» — но уже без меня…
В 1981 году, во время одной из командировок, я вышел на интеллигентного и дружелюбного Андрея Сперанского, выпускника Строгановского училища, худреда «Студенческого Меридиана».
В результате нашего знакомства он сформулировал отличную идеею организовать в союзном масштабе и привести к общему знаменателю студенческий юмор. Я привлек свердловчанина Сергея Айнутдинова, и начало цепочке проектов было положено в 1982 году в УПИ выставкой и конкурсом, которые повторялись впоследствии в течение нескольких лет. Бразды окончательно перешли к Сергею, а мне выпали бенефис в журнале и дружба со Сперанским, Встречи наши сопровождались долгими беседами и прогулками по его многочисленным друзьям, представителям творческой богемы. Все это было мне, неисправимому провинциалу, в новинку и в удовольствие. Когда в 1982 году я предпринял попытку (тщетную) перебраться в Москву, Андрей предоставил мне на неограниченное время свою холостяцкую комнату в коммуналке, которую я делил с гениальным Игорем Копельницким, который тогда работал на «Студенческий Меридиан». Очень люблю работы Игоря и считаю его одним из наиболее выдающихся ныне дышащих карикатуристов, немного апокалиптичным, но в здоровом смысле этого слова. Приятно вспомнить, что довелось мне быть свидетелем создания двух его великолепных кропотливых урбанистических работ в формате А3 в том числе и моих любимых: вваливающиеся в окно небоскребы и мухобойка против автомобиля-мухи, залетевшего с авторазвязки в окно квартиры… С Игорем мы с тех пор не встречались, но периодически пересекаемся в соцсетях…
В какой-то момент я счел себя готовым начать знакомиться с моими московскими кумирами — коллегами я их называть тогда еще не решался. Дежурно-дорожная папка, наряду с пронумерованными, на выданье, рисунками, содержала и несколько сборников разных авторов, дабы при случае не просто представиться, но и доставить удовольствие, попросив автограф. Вот ведь хитрюга…
Но игра свеч стоила. Возможно ли переоценить общение с милым Г. Басыровым, «посиделки» в его мастерской на Сивцевом Вражке! К Гарифу я поехал знакомиться после публикации нескольких его работ в каталоге Маростики, по-моему, в 1979 году. Поехал, поняв, что просто обязан увидеть этого человека.
Огромное впечатление произвела на меня и гостеприимность бородатого Мастера, и сама его мастерская в подвале старинного дома, и стены, оклеенные пробными типографскими оттисками в качестве обоев, и особенно огромный туалет. Гариф, родом из АЛЖИРа (Акмолинского Лагеря Жен Изменников Родины), всегда говорил со мной, работая, и работал, говоря. Наши контакты продолжались около 10 лет, а последний привет я от него получил через одного из коллег, встретившего его в Турции. Вскоре он умер… Я считаю Басырова одним из интереснейших карикатуристов, и относился он к немногочисленной когорте тех, кто пророс в карикатуру из серьезного искусства, а не из науки-техники-медицины… У него в мастерской я как-то столкнулся с Игорем Смирновым. Знакомством это назвать трудно, так как незадолго до этого он написал письмо, в котором обвинил меня в заимствовании темы одного из моих рисунков у Георгия Светозарова («Юбочка с телефонами»). Письмо это меня задело, я ответил что-то едкое, и по-настоящему познакомились мы с Игорем позже, лишь в следующем веке…
Однако одним из первых пунктов в мои планы входило знакомство с Сергеем Тюниным, моим любимым карикатуристом наряду с Х. Бидструпом (который, в отличие от Тюнина, был недосягаем). Это было в 1979—81 годах. Я, как обычно, был проездом в Москве, по дороге в командировку то ли в Ставрополь, то ли в Харьков, то ли в Кишинев.
В крошечной папочке, как уже говорилось, ждали своего выхода несколько десятков рисунков, часть которых уже была опубликована, в большой записной книжке — заветные фамилии… Местонахождение я знал твердо: Тюнин — худред «Веселых Картинок».
И вот поднимаюсь я в лифте на один из высоких этажей «Молодой Гвардии», стучусь и захожу в святая-святых: комнату, в которой гонит нетленку один из самых почитаемых мною художников. Вижу — сидит, рисует. Стою, жду. Творец поднял голову, борода улыбнулась.
«Здравствуйте, Вы — Сергей Тюнин!…» — выпаливаю дрогнувшим голосом.
Так вот и познакомился я с Валентином Розанцевым…. После знакомства он повез меня к себе домой, посмотрел рисунки, похвалил и покритиковал, а его симпатичная Ирина меня «покормила и обогрела».
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.