Оттепель
Отгуляла зима,
отсвистели, отпели метели,
обнажая дома,
с крыш лавинами падает снег,
кошки сходят с ума,
птицы новые песни запели,
и вокруг кутерьма,
как в каком-то навязчивом сне…
и тоска отлегла —
очень долго мы были врагами…
зашуршала метла,
наполняя жужжанием двор.
Мне б дойти до угла,
чтоб не вляпаться в кашу ногами,
задыхаясь от зла,
пробираюсь вдоль стенки, как вор.
Поднимается пар,
облегчённо шипят теплотрассы,
просыпается парк,
и скамейка подсохшая ждёт…
Я сажусь на неё
и смакую минуты, как мёд.
Преданность
В твоих глазах увидел капли,
когда однажды заглянул,
и полетели с неба камни,
и оглушил протяжный гул.
А я не знал, как быть, что делать,
я признавал свою вину,
я извинялся неумело
и только глубже шёл ко дну.
Мне так хотелось испариться,
исчезнуть прочь с лица земли.
«Не смей! Не смей!» — кричали птицы,
вонзая в небо острый клин.
Быть может, глуп, но лишь отчасти,
и я поэтому рискну
в твоих глазах увидеть счастье…
когда однажды загляну.
Сумасшедшее счастье
Как хорошо, как здорово сидеть
вдвоём с тобой на этом косогоре
и наблюдать, как солнце по воде
стремительно скользит…
и слушать море,
и шум берёз, и птичьи голоса,
и плеск воды о камни перекатов…
и тёплый ветер в мягких волосах
твоих, пропахших заревом заката.
Как хорошо, как здорово молчать
и понимать друг друга бессловесно.
Не верится… боюсь, что сгоряча
сойду с ума от счастья, если честно.
Чёрный и белый
Через годы дорог и рассветов,
вдоль изящных запястий рек
пролетел реактивной ракетой
худощавый, простой человек.
А в руках у него — по синице,
смотрит в небо на журавлей,
только пальцы разжать боится —
то, что есть — для него милей.
Нараспашку душа и рубаха,
запах улиц не сходит с лица…
и была голова на плахе,
и когда-то отведал свинца.
Оклемалось саднящее тело,
завертелось опять в колесе…
— Почему ты поставил на белый?
— Просто чёрный идёт не всем.
Разрыв
Хоть из лужи — хочется напиться,
не могу так больше, не могу…
я, как будто раненая птица,
что в мученьях бьётся на снегу.
Я живу и недоумеваю,
озабочен просто через край,
почему ты стала вдруг другая,
и нарочно, или невзначай?
Тает снег… повсюду лужи, лужи…
и упейся хоть до тошноты.
Всё как прежде — я тебе не нужен.
Всё как прежде — мне нужна лишь ты.
Пожелание листьям
Спят опавшие листья —
пусть им лето приснится
и лучи, золотистей
самой спелой пшеницы,
пусть им солнышко снится
под периною снега,
удивлённые лица
звёзд, что сброшены с неба,
знойный трепетный сумрак
и болтливые птицы,
парк, зелёный и шумный,
пусть им снится и снится…
Запоздалая осень
Осень близко, она только чуть засиделась в бистро,
преждевременно грустные люди готовят зонты,
торопливо прощаются птицы закатных костров,
запотевшие окна опять превратились в холсты.
Город вдруг захандрил, стушевался, совсем притих,
вечер тут же набросил на улицы тёмную шаль…
будто разом открылись все шлюзы небесных плотин,
хлынул с неба свинец, хладнокровно удвоив печаль.
Сотни рваных кленовых сердец не увидят рассвет —
с веток сорваны, сброшены в лужи и грязь, казнены,
я укутаю душу свою в мягкий вязаный плед,
чтоб теплу её было не выветриться до весны.
Пережитое
Разложены мысли по нотам,
погас недосказанный день,
снимаемся с автопилота
затем, чтоб укрыться в тень.
Мазки голубой акварели
ещё кое-где видны,
но парки, дворы опустели
и в сумерки заключены.
Доверчиво крыши мокнут
(не зря целый день пекло),
а глупые птицы, окнам
поверив, лишь бьются в стекло.
Мне врезалось что-то в память,
и ногти пронзили ладонь,
и мысли рванулись толчками
по венам пустых городов,
и скрипнула твердь под ногами
фальцетом подтаявших льдов.
Огненный шторм
Воздух пахнет дымом и горчицей,
мир охвачен проседью пожаров,
в городах взъерошенные птицы
топчутся по спинам тротуаров.
И кружится невесомый пепел
вперемешку с вездесущей пылью,
а в лесах свирепей и свирепей
буйствует огонь за милей миля.
Чёрный дым, зловонный и голодный,
дотянулся лапой до светила,
чувствуя себя теперь свободно,
тьма на бледный город опустилась.
Стёрты напрочь мысли о рассвете,
вечный сумрак, будто из кошмаров…
Пятый день на солнечной планете
мир охвачен проседью пожаров.
Ликан
Над полем, сделав прощальный круг,
уносятся стаями птицы на юг,
уносят на крыльях остатки тепла,
скукожилось счастье, любовь отцвела.
Останусь, как прежде, один зимовать,
меня не волнует дурная молва,
бегу от обжитых и солнечных мест
подальше, поглубже в чернеющий лес.
Верчусь, чтоб дорогу обратно забыть,
чтоб не покалечить и чтоб не убить
тебя этой ночью под полной луной,
издав леденящий пронзительный вой.
Волшебство
Птица счастья — в облаках,
а в руках — синица,
беззащитна и хрупка,
и всего боится.
Старый сад почти раздет
и обескуражен,
что ему закат, рассвет —
до весны не важно.
Выспавшись, зима идёт,
взглянет — околеешь,
если дунет — заметёт
ледяная фея.
Синева
Ты порою невыносимая,
бросить всё, улететь бы с птицами,
но… бескрайнее небо синее
прячется под твоими ресницами.
Ослепительная и чистая
синева без единого облака,
а улыбка — солнце лучистое —
главный штрих твоего облика.
Жаль, порою невыносимая,
так и целишь мне в сердце спицами,
но… бескрайнее небо синее
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.