Бесплатный фрагмент - Выход

Предисловие

Илья Руднев — один из успешнейших предпринимателей нашей страны. Его книга — рассказ о том, как можно добиться невероятных высот с нуля. Сегодня уже не так популярны книги с техниками и советами о том, как достичь успеха. На первый план выходят реальные истории реальных людей с их взлетами и падениями. Именно они позволяют извлекать собственные уроки их чужого опыта и не повторять ошибок. Так что могу смело сказать, это очень мотивирующая книга о саморазвитии, о преодолении трудностей, о создании большого бизнеса и многом-многом другом.

Оскар Хартманн, предприниматель и инвестор, основатель компаний Carprice, Aktivo, KupiVIP

Говорят, в Тибете на одном придорожном камне есть надпись: «Научился ли ты радоваться препятствиям?» Современный мир так устроен, что люди хотят всё больше комфорта, безопасности и удовольствий. Хотят благополучной жизни. Никто не хочет неприятностей, тем более не хочет страдать. Однако кризисы — неотъемлемая часть жизни. И пока одни предпочитают жаловаться и злиться, другие ищут причину их возникновения.

Большинство людей хотят как можно скорее избавиться от ощущения дискомфорта. Для них проблемы — это зло. Поначалу я тоже так думал. Пока однажды не проанализировал сложную ситуацию иначе. И сделал вывод: моя жизнь изменилась в лучшую сторону. Те трудности, что я пережил, — ничто в сравнении с полученными позже «подарками». Кризисы дают нам ценный опыт, приносят озарения, направляют на верный путь. Если только мы сами захотим разглядеть за ними что-то, кроме неприятностей и страданий. Тогда мы можем многое открыть в себе: до поры скрытые возможности, таланты, особенности. Порой и недостатки. Кризисы помогают пересмотреть свое мышление, старые установки и принципы. Выявить неработающие поведенческие модели и раз и навсегда избавиться от них, как от бесполезного хлама.

Есть множество теорий о цикличности кризисов в экономике. Суть всех сводится к одному — они неизбежны. Когда перестает работать старая система, наступает кризис, требующий ее обновления и перезагрузки. Эту мысль прекрасно подтверждает история человечества. А разве бизнес, разве компания — это не уменьшенная модель экономики или социума? В математике есть такое понятие «критическая точка». В ней производная равна нулю или не определена. Есть они и в бизнесе — те моменты, когда компания может элементарно прекратить существование. Или, как всё в той же математике, продолжить движение, сменив знак на противоположный.

В своей компании я не раз переживал такие переломные моменты. И поскольку она все еще существует и продолжает динамично развиваться — думаю, я выработал правильное отношение к кризисам. Почти всегда так случалось, что внешний кризис в бизнесе совпадал с внутренним. Порой один порождал другой. И это дало мне понимание двух вещей: надо развивать не только свое дело, но и себя; кризисы, как переходные состояния — неизбежны, и это нормально.

Все свои кризисы я преодолел лично. Потому что только научившись управлять собой, можно брать контроль над всей ситуацией. Мой подход отнюдь не нов, просто в нем много личного опыта, поэтому я решил написать об этом. Эта книга для меня — определенная веха. Время подведения итогов первой половины жизни. Анализ всех кризисных ситуаций, что шли со мной рука об руку. И каждый раз они неизменно давали мне невероятный толчок для роста. Любая критическая ситуация, помимо опасностей, также несла и множество возможностей. Чем круче твой путь, тем круче препятствия. Если мечтаешь о многом — приготовься встретиться лицом к лицу с серьезными вызовами. Только они и станут путеводной нитью на твоем пути к Мечте.

Глава 1. Сам по себе

Зачастую путь к успеху начинается с падения. Когда в жизни происходит нечто такое, что полностью выбивает тебя из колеи. В этот момент важно не предаваться унынию, а думать о том, как выдержать это испытание, не сломившись физически и морально под тяжестью навалившегося груза.

Я научился выживать. Это понимание пришло ко мне в 16 лет. Отчетливая и короткая мысль: брось меня теперь куда угодно — не пропаду. Годом ранее в моей жизни произошла ужасная трагедия. Не просто удар или переломный момент в жизни. Крах понятного и привычного мира. Потеря, навсегда изменившая меня. И сейчас, оглядываясь назад, я понимаю: та боль научила меня быть собой.

Говорят, воспоминания в памяти ребенка начинают откладываться с трех лет. Я не очень помню своих родителей в раннем детстве. До 6 лет я жил с бабушкой в Чапаевске. Мама училась на юриста, а отец был ко мне равнодушен. В отличие от его матери, моей бабушки Натальи Николаевны. Невозможно переоценить ее роль в моей жизни и воспитании в тот период, когда закладывается фундамент личности. В своего внука бабушка вложила всю себя. Мы часто ездили с ней на дачу, где она прививала мне свое усердие и трудолюбие. Например, поутру она выходила во двор, пристально осматривала наш огород и говорила:

— Сегодня собираем вишню.

Я с недоверием смотрел на увесистое от ягод дерево, потом на нее и тихо возражал:

— Бабушка, за день?! Это же нереально!

— Глаза боятся, руки делают, — с улыбкой говорила она, разворачивалась и шла в дом.

Ничего не оставалось, как взять ведро и идти покорять этот вишневый сад. Спустя какое-то время я шел за вторым ведром. Затем за третьим. Руки делали, а глаза уже не боялись — задача переставала казаться невозможной. Наоборот, появлялся азарт поскорее ее выполнить. Или, бывало, насобираем мы несколько ведер яблок и идем потом на вокзал. Ходим по перрону возле останавливающихся поездов, пока все не продадим. Тогда, пусть и в малом возрасте, я усвоил для себя одно из главных правил: трудолюбие победит любую проблему. Позже эту простую истину я переосмыслил в своего рода девиз: в жизни всегда главное действовать! Подходящее время не наступит никогда, поэтому начинать нужно прямо сейчас. Только действие влечет за собой результат.

За бабушкой я замечал особую склонность к накопительству. В доме всегда стояли большие мешки с сахаром и крупами. Полки погреба ломились от заготовок овощей и ягод. Видимо, сказывалась ее военная молодость. А, может быть, у людей того поколения так было принято. Позже эта черта проявилась и у меня. Как и другая — вера в высшую силу. Пусть это и покажется старомодным в нашу эпоху высоких технологий.

Бабушка часто водила меня в церковь. Я мало что понимал, просто смотрел на то, как она молилась, и старался повторять за ней. Это была небольшая церквушка, но мне в ней нравилось. Приятное глазу тепло горящих повсюду свечей и этот сладковатый дымок от кадила батюшки. Не вспомню того дня, когда бы бабушка легла спать, не помолившись. Я всегда это видел — жили мы в одной комнате, наши кровати стояли вплотную.

— Бабушка, зачем тебе все это? Зачем ты молишься? — по-детски спрашивал я.

— Я молюсь за тебя. Для меня это важно, — тихо отвечала она.

Кому-то мои слова покажутся наивными, однако я до сих пор чувствую: её молитвы работают, и я под надежной защитой. В какие только ситуации я не попадал — но кто-то наверху явно предупрежден обо всех испытаниях и продолжает оберегать меня.

До определенного возраста моими авторитетами были только бабушка и мама. Других я не признавал. Я тот самый мальчишка, которого воспитала улица. Воспитала никого не бояться. А помножить это на мою гиперактивность и задиристость — понятно, почему я злил некоторых ребят, порой и старше меня. Бывало, они долго гонялись за мной по двору. И когда, наконец, им удавалось меня схватить — ух, вот тут-то я получал от души. Били, помню, сильно. За вот это мое неповиновение. Уж и не знаю почему, но был я тогда такой отчаянный, что даже не чувствовал боли. И что уж совсем странно — через какое-то время побои начинали казаться щекоткой. Я хохотал во все горло, а когда отпускали, я хватал подвернувшуюся под руку палку и мог огреть ею одного или двоих, еще раз показывая свой характер, который их так злил.

Драк в моей жизни было немного. Я никогда специально не нарывался, не искал себе проблем. Наоборот, старался всё и всегда решить мирным путем. Когда позже, уже будучи студентом, я жил в общежитии в Самаре, многие ребята попадали в разборки, не говоря уже о бандитских наездах. Такое было время — те самые «лихие 90-е». Но мне раз за разом удавалось оставаться нетронутым. Люди всегда чувствуют, кого можно бить, а кого бить лучше не стоит. Когда меня поколачивали в детстве, во мне родилось бесстрашие. Так я считал по детской наивности. Тогда напрочь пропал страх быть побитым. С сожалением отмечаю, что боязнь получить крепкий удар в лицо преследует немалое число мужчин и во взрослой жизни. А потому они и сами оказываются неспособны нанести его, когда придется.

Но мальчишеские драки во дворе — это не так страшно. Зачастую соперники друг другу под стать: некрепкие кулаки, тощие ручонки. Другое дело, когда не можешь дать сдачи. Я был совсем маленьким, когда меня избил собственный отец. Избил жестоко. За какое озорство — уже и не вспомню. Зато прекрасно помню, как мы с мамой, крепко обнявшись, сидели в запертой изнутри ванной. Мы боялись, что это не конец. Отец тогда напился крепче обычного, и мы не знали, что ждать. Чувствуя, как мамины слезы капали мне на щеки, я пообещал себе: такого в жизни больше не должно быть.

Возможно, поэтому огромная и весьма яркая на эмоции жизнь была у меня за пределами дома. Там, на улице, поджидали не только «недоброжелатели». У меня было много настоящих друзей, готовых пуститься со мной в любую авантюру. В детстве я ни разу не был в пионерском лагере. И меня это нисколько не смущало. Река и лес от дома были в шаговой доступности. Мы много плавали, рыбачили, ходили в лес и занимались спортом. Я был беспечным мальчишкой и тогда совершенно не осознавал, где работает моя мама и насколько это серьезно. Меж тем она уже была судьей района. А я мог летом прибежать к ней в суд прямо с улицы. Самый настоящий папуас. Чумазый, полуголый, в одних шортах, к которым на шнурок были привязаны ключи от дома. Зимой же мог прийти на работу к маме с разбитым лбом, и из раны все еще сочилась кровь — покатался с ребятами на горке.

В детстве, приходя к маме на работу, я часто общался с ее коллегами, с адвокатами, с прокурорскими работниками, с милиционерами, так как они работали в одном здании. Меня запускали в камеру, катали на мотоцикле. Атмосфера там всегда стояла очень радушная. Между собой они даже дружили семьями. Бывало, они делились байками из своей профессиональной жизни. Рассказывали их, конечно, простым языком, чтобы понял и ребенок. Житейские истории о добре, зле и справедливости. Случалось мне и тихо сидеть в углу на настоящих заседаниях суда. Каждый раз я удивлялся, слыша, как мягкая по характеру мама с профессиональной твердостью выносит порой очень строгие приговоры.

Как-то я рыбачил на реке. Ко мне подошел немного странный человек, попросил удочку. Что ж, мне не жалко — одолжил на время. Он сидел долго, клева особо не было. Я уже откровенно скучал, да и пора было домой. Но, похоже, мужчина и не думал возвращать мое. После очередной — десятой или двадцатой — просьбы, он резко повернулся, со всего маху хлестнув меня моей же удочкой. Какая ужасная обида была тогда. За что? Ведь я же ему ничего не сделал. Несправедливо! И вот, спустя месяцы, сижу я в суде, и вдруг под конвоем вводят этого типа. Сижу, смотрю на него пристально и думаю: должен ли я сейчас встать, указать на него пальцем и сказать, что он и меня обидел? Промолчал. Уже тогда я начинал понимать, что такое суд и зачем он нужен. И раз этот мужчина оказался здесь, для меня это было торжеством справедливости. Справедливость очень важна. Если ты следуешь голосу правды в своих мыслях, действиях и поступках, то можешь относиться к людям без предубеждения. Я считаю это самым главным качеством для любого руководителя.

Улица всегда была частью меня. Даже когда я пошел в школу, моя уличная жизнь была важнее получения знаний. Признаюсь, в учебный процесс я погружался без особого усердия. Куда важнее была активность, словно кто-то когда-то вставил в меня моторчик. Недавно я был на встрече выпускников. Многие до сих пор помнят, как еще с первого класса я стал одним из лидеров. Даже в школьном спектакле, припомнили на встрече, роль короля досталась мне. Как полагается: с королевой, свитой и оруженосцами. Хотя ни о чем таком я не мечтал и не думал. Ни в детстве, ни сейчас я никогда не мечтал о богатстве, о деньгах. Скажем прямо: я вообще был не из витающих в облаках мечтателей. Конечно, каждый ребенок чего-то хочет. Я сперва хотел стать космонавтом, как и миллионы советских мальчишек. Потом — футболистом. Но в этих детских мечтах не было осознанной страсти. Она появилась лишь в 15 лет, когда мой мир рухнул.

Но пока я еще был наивный мальчишка, которому нравилась его жизнь, его негласное лидерство среди сверстников. В подростковом возрасте это кажется очень важным. За право лидера я не дрался и не защищал его, подминая под себя других. Как я сказал ранее, корпение над учебниками было не для меня. В отличие от спорта. Наш тренер видел мою неуемную активность и помогал развивать мой потенциал. Сперва я стал капитаном футбольной команды младшей группы. Но этого было мало. После нашей тренировки на поле приходили старшие. Когда мои сверстники уже переодевались и шли домой, я оставался и играл со взрослыми ребятами.

И вот тут был очень тонкий, но важный момент: да, еще пять минут назад ты выкрикивал указания, а теперь должен сам бежать, куда скажут. Перестраиваться между играми приходилось быстро, до первого свистка. Я уверен, усвоенная тогда гибкость мышления оказалась еще полезнее в бизнесе. Не раз в жизни у меня были моменты, когда ты уверенно стоишь за штурвалом корабля. Бах! Сильная волна по правому борту. Брызги еще не стекли с лица, а ты уже не суровый капитан, а исполнительный юнга, юрко карабкающийся на мачту. Если ты не выработал в себе умение коммуницировать с более опытными людьми, ты никогда не соберешь под своим руководством успешную команду.

Вообще, систематические занятия спортом дали мне уроки, оказавшиеся полезными и в жизни, и в бизнесе. Я научился терпению: за пару тренировок ты не станешь Пеле или Марадоной. Так же и в бизнесе: открыв свое ИП по выпечке коврижек, глупо ждать, что вскоре на твоем счету образуется круглая сумма, а ребята из Forbes в итоговом номере назовут тебя «прорывом года». Спорт показывает твои физические границы, которые ты постепенно расширяешь. Начинать надо с малого, день за днем наращивая мышцы и выносливость. А строить крупный завод надо с небольшой мастерской.

Настоящий спорт — это всегда про азарт и конкуренцию. Но тот, кто ни разу не ощутил горечи поражений, никогда не почувствует настоящего вкуса победы. Если боишься проиграть — не играй вообще. Важно научить себя признавать право на проигрыш, но не настраиваться на него. На первый взгляд, это кажется довольно трудным для понимания. Но это право проиграть не означает, что ты покорно сдашься. Наоборот: ты признал, что можешь и не победить. А значит, волноваться об этом дальше, постоянно крутить эту мысль в голове — напрасная трата сил. Вместо этого отдайся самой игре, получи подлинное удовольствие от того, что ты делаешь.

И все-таки каждый хочет победить. Но не каждый готов выложиться на все свои 110%. No pain, no gain. Мышца не может стать крепче и больше, не разорвавшись сперва от нагрузки. Но что в футболе, что в бизнесе, упорные тренировки не только закаляют, но и учат лучше видеть ситуацию, мгновенно подстраиваться. Рисковать, но рисковать осмысленно.

Спорт с детских лет помог мне самостоятельно сформировать пресловутый внутренний стержень. Он научил меня дисциплине и отказу от жалости к себе. Тогда, в детстве, я никак не мог понять, почему некоторые ребята филонили и пропускали тренировки. Меня на них никто не гнал. Наоборот, я едва ли не летел навстречу этим тяжелым физическим нагрузкам. Я обожал, как ноют мои мышцы, как дыхание становится частым и поверхностным, как от избытка адреналина краснеют лицо и шея. Каждой клеточкой тела я ощущал, что чувствую, что живу. Я смотрел на друзей и видел: они испытывают то же самое. И хотя у мальчишек не принято делиться подобными переживаниями, но для каждого из нас эти чувства были настоящими и важными. Иначе зачем мы выходили на поле даже под проливным дождем? Это единило нас, делало командой.

И сейчас я всегда заставляю себя действовать вне зависимости от того, что происходит в жизни и какой груз на душе. Даже когда плохое настроение, дрянная погода, нет ни желания, ни мотивации, свой день я начинаю с занятий спортом. Сиюминутная выгода может быть очень заманчивой, но долгосрочная перспектива всегда ценнее. Многие выбирают сиюминутное, потому что это про «сейчас», а долгосрочное — это про «когда-то». Однако умение заставить себя делать всё необходимое ради большой цели, даже если пока не видишь результата, помогает не только в спорте и бизнесе, но и в жизни в целом.

Я играл в футбол, в том числе и с ребятами старше меня. Но от них я не слышал обидных подколов и насмешек. Мне удавалось оставаться самым результативным игроком даже среди старших. Часто за матч я заколачивал в ворота противника больше мячей, чем все остальные. В какой-то момент тренер сказал мне: «Илья, надо ехать в Самару, делать спортивную карьеру». Кто знает, что бы могло из этого выйти, но вскоре в моей жизни случился страшный кризис, и я так и не стал профессиональным футболистом.

Отец никогда не занимался мной. Он был тихий алкоголик: приходя с работы, молча пил пиво и уходил заниматься делами. Как правило, читал книги. До меня ему не было никакого дела. С его стороны не было ни отрицания, ни негатива. Я тогда даже не знал, кем он работал и каким специалистом был. Мы никогда не говорили об этом. Странно, наверное, что я не знал даже таких простых вещей. И это только подчеркивало степень его полнейшего равнодушия ко мне.

У меня было много друзей-мальчишек, с которыми я проводил всё свободное время. И, конечно, я видел их отношения с отцами. Кого-то, как мне казалось, любили больше, кого-то меньше. Но любили. Я мечтал хотя бы о крохах душевной теплоты, которую не получал. Не говоря уже об отцовской опоре и воспитании. Хотя нет, не так. Помню, однажды на него что-то нашло — он поиграл со мной во дворе. Этот случай врезался в мою память как единственный в жизни акт нашего единения. Я мог бы обижаться и сейчас, но со временем понял одно: по-настоящему я никогда его не осуждал и не держал зла. Так получилось, что с детства и на всю жизнь у меня сформировалось абсолютно позитивное мышление. Если у меня чего-то не было, это лишь означало, что я могу без этого жить.

Мной занималась только мама. Когда она стала судьей, мы переехали в Пестравку. Это небольшое село в сотне километров южнее Самары. Мама была судьей района, население которого едва насчитывало двадцать тысяч. По работе маме часто приходилось уезжать в город, задерживаясь там. И я ждал ее каждый вечер. Так же незаметно, как сумерки сменялись темнотой, в меня закрадывалась тихая и необъяснимая тоска. Сидеть дома у окна становилось просто невыносимо. Я выходил к дороге и всматривался в темную даль: не идет ли? С одной стороны, я знал: она где-то рядом, скоро придет. Но это мама, и я тосковал без нее.

Однажды после школы мы с другом пошли в кино. Не помню, что это был за фильм — я никак не мог сосредоточиться на том, что происходило на экране. Мысли были где-то далеко, внутри нарастало беспокойство. Я сбежал на середине сеанса, спеша домой. Но и там не нашел себе места. На улице громко лаяли собаки, срываясь в истошный вой. Громче, чем обычно, как мне казалось. Отца дома не было. Я метался по квартире. До рези в глазах всматривался в темноту пустой улицы. Только на этот раз к старому ощущению тоски прибавилась какая-то черная неистребимая безысходность.

На часах уже было глубоко за десять. Я заставил себя лечь в кровать. Но уснуть не мог. Поджал ноги, затаился, стараясь не дышать, и просто ждал. Темнота сжималась вокруг меня, а в ушах давило от стука бешено колотящегося сердца. Ближе к полуночи раздался стук в дверь. Пришли отец и три женщины — друзья семьи. Они плакали. Вечером этого дня мама пошла в школу на родительское собрание. Поднялась на этаж, зашла в кабинет, села на стул, и жизнь еще молодой женщины оборвалась. Кровоизлияние в мозг. Ей было 39 лет.

Работа всегда была важна для мамы. Вместе с судебной мантией на ее хрупкие плечи ложилась невероятная ответственность. Она пропускала через себя каждое рассматриваемое дело. От того так часто у нее болела голова. Вся ее жизнь была непростой: тяжелая работа, неудачный брак, отсутствие какой-либо поддержки. Почему же она не развелась с отцом? Как я понимаю, из-за невероятной благодарности к его матери, моей бабушке. За все, что та сделала для меня, пока мама училась на юридическом.

Полностью произошедшее я осознал не сразу. Сначала был сильный шок, абсолютное непонимание, что ждет дальше. Даже когда привезли гроб, всё это казалось нереальным. Нет, там лежит другая женщина, это не моя мама. Это не может быть она! Лишь после похорон начало приходить понимание: теперь я сам по себе. Но еще долго мне снилось, как мама приходит и подолгу говорит со мной. Проснувшись, еще какое-то время я верил: вот сейчас она зайдет в комнату, и всё будет хорошо.

Прощание проходило в местном доме культуры. Я отрешенно сидел где-то в сторонке. Ко мне постоянно подходили какие-то люди, что-то говорили мне, но я их не различал и не слышал. Всё казалось дурным сном: мутным, удушливым и нереальным. Пустота давила грудь изнутри. В какой-то момент стало так тяжело дышать и находиться внутри этого здания, что я вырвался наружу. И там, на крыльце ДК, я потерял дар речи. Еще никогда в жизни я не видел такого количества людей. Все они стояли здесь, на этой площади, и ждали очереди войти и проститься с моей мамой. Тут словно пелена спала с глаз, словно удар молнии разом наэлектризовал всё тело. Глубоко вдохнув, тогда я понял: я должен быть достоин своей мамы, должен быть таким же уважаемым человеком. Я непременно стану юристом.

Как это нередко бывает, на время я забыл об обещании, с головой уйдя в свое горе. Начал себя жалеть. До того сильно и отчаянно, что эта горькая саможалость буквально вытравила из другие эмоции, мысли, мечты. Днем я ходил в школу, затем на тренировки — и там, и там были друзья, я как-то отвлекался. Например, мы с моим другом Андреем Худяковым любили рисовать разные карикатуры прямо в тетрадях: смешные или нелепые рожицы или еще что-то забавное. Помню, как-то на уроке географии мы оба пытались нарисовать портрет Петра Семенова-Тян-Шанского — великого путешественника, у которого была очень забавная, как нам казалось, раздвоенная борода. Тогда, впервые за долгое время, я впервые рассмеялся. Но ночью я оставался один на один со своей утратой. Я много плакал. Слезы буквально душили, но без них я просто не вынес бы эту боль. Говорить с отцом было бесполезно: он провалился в затяжной запой. И все же в какой-то момент я решил: хватит терзать себя жалостью. На долгие годы я буквально запретил себе плакать, будучи уверенным, слезы — признак исключительно слабости. Это убеждение, как и ряд других, с возрастом я пересмотрел.

Первое время мы жили с отцом, словно на плоту в густом тумане. То ли стоим, то ли плывем, а куда, как — непонятно. Я ходил в школу, он — к друзьям. Там его неизменно жалели, наливали. Как я понимаю, несмотря на трагедию, эту ситуацию он находил вполне комфортной. Наверное, это было к лучшему и для меня. Практически сразу после смерти мамы ко мне в гости стали приходить девочки из класса: помогали с приготовлением еды и уборкой. Им совсем не стоило видеть моего пьяного отца. На недавней встрече класса, о которой я уже говорил, мы вспомнили и об этом.

— Девчонки, какие же вы молодцы! Спасибо вам! «Вы так поддерживали меня тогда», — с благодарностью сказал я.

— Знаешь, Илья, это была такая тяжелая ситуация… Мы это делали, потому что боялись, что ты наложишь на себя руки, — честно ответили они.

В вопросах еды я всегда был неприхотлив. Когда жил у бабушки, питался тем, что росло на огороде: выдернул из земли морковку или сорвал с кустарника ягоды. Ополоснул — сойдет, чтобы перекусить. В детстве горбушка хлеба, намазанная яблочным вареньем, была поистине королевским угощением. А еще у меня всегда было много удочек, сачков и сетей. Летом я часто приносил домой рыбу и раков. Я отдавал их отцу, он солил и ел всё это с пивом. Сам же я и не особо хотел — больше нравилось добывать.

Но после смерти мамы я был настолько растерян, что даже не понимал, что мне теперь есть, как и из чего готовить. Соседи часто звали на обед. Признаюсь, я ходил в гости и к одноклассникам для того, чтобы просто поесть. Сперва, конечно, отказывался из вежливости, но недолго. Потом же уплетал за обе щеки. Бывало, и приносил отцу из того, что завернули с собой. Он, как и я, был полный профан на кухне. Готовить я всё же научился — самостоятельная студенческая жизнь в общежитии к этому обязывала. Но свою детскую гастрономическую неприхотливость я сохранил до сих пор. Сейчас в коридоре моего офиса стоит автомат с едой для сотрудников. И, знаете, я вполне доволен этой простой пищей.

Мама умерла в марте. В Пестравке я прожил до июля, пока не приехала моя тетя Лидия Николаевна. Сказать, что она была недовольна условиями, в которых мы жили, — не сказать ничего. Она забрала меня к себе, в город Усинск — а это уже республика Коми. Полторы тысячи километров строго на север. А ведь там у нее была своя семья: муж и двое сыновей. Уже тогда я понимал: взять под крыло еще и меня — это был настоящий вызов. К тому же, ее весьма деспотичный, как оказалось, муж был не в восторге от моего появления в их семье. Однако для меня этот переезд стал настоящей перезагрузкой: смена обстановки, новое окружение. Это было то, что нужно.

Я наконец-то воспрял духом. Меня, словно барахлящее радио, переключили на нужную волну. Там, в Усинске, я довольно быстро увлекся боксом. Проблем в школе тоже не было. Новые одноклассники меня приняли хорошо, и уже через полгода я и здесь стал лидером. Единственное, никто из ребят, учителей не догадывался, что у меня нет родителей, потому что я не хотел особых условий или жалости к себе. Даже близкие друзья не знали, что я живу в чужой семье. Отец остался в Пестравке. Очень долго я ничего не знал о нем — он ни разу не позвонил, не написал.

Я очень благодарен моей тетке — тогда она взяла на себя непростую ношу. В Усинске мне тоже жилось непросто. Я уже привык быть сам по себе, в то время как дядя любил давить домочадцев, словно катком, своим авторитетом. Он тоже любил выпить. Своих сыновей заставлял всё делать из-под палки, не чураясь рукоприкладства. Видя всё это, я понимал: одна лишь жесткость никогда не будет эффективной. Если ты требуешь — должен и помогать. В семейных скандалах приходилось держать нейтралитет и учиться искать компромиссы. Однако мое свободолюбие, что тогда, что сейчас, полностью игнорировало безапелляционный приказной тон. Бабушка всегда просила, мама тоже была очень мягкой, а отец и вовсе никогда ничего не требовал. Но теперь о прежней жизни я мог только вспоминать, а значит, требовалось подстраиваться к новым реалиям.

И здесь мне опять помог спорт. В Усинске я пошел в секцию бокса. Многие ребята занимались в ней уже по семь-восемь лет. Были среди них и чемпионы Европы. Однажды поучить нас приехал даже чемпион мира. Помню, как стоял с ним в спарринге. Он был на несколько голов выше меня. И ростом, и профессионально. Да, через боль, через каждый пропущенный удар, но я перенимал навыки и знания тех, кто был куда опытнее меня. Я готов был подчиниться, понимая — они дают мне свои знания, тем самым делают меня сильнее. Часто наблюдал за боями опытных боксеров со стороны. А когда сам выходил на ринг, понимал: да, сейчас мы в разных углах и каждый хочет доказать, кто тут лучший. Но, как знать: завтра мы можем оказаться в одной команде, защищая честь города, области, страны. Так что да, иди и покажи ему, на что ты способен. Но без неуместной агрессии. Это работает и в бизнесе. Конкуренты нам жизненно необходимы. Они не только держат нас в тонусе, но и постоянно учат. Поэтому поход «сломай-задави-по миру пусти», в конечном счете, может оказаться мощным апперкотом себе же в челюсть. В конце концов, все мы и формируем рынок тех или иных товаров и услуг. И побеждает на нем сильный, а не жестокий.

Даже глядя на тех, с чьим поведением я был категорически не согласен, я продолжал учиться и у них. Дед, отец и дядя — три разных человека и, в то же время, схожих. Все они любили выпить. Говорят, тяга к бутылке может передаваться по наследству. Но это же не цвет глаз, волос или ямочка на подбородке. Это слабость, порочная слабость. И только мы, а не наши гены, выбираем быть нам сильными или слабыми. Одним проще день ото дня смотреть на свою жизнь, обваливающуюся по кусочкам, как старая штукатурка. Обвинять во всех своих бедах власти, начальника на работе, жену, детей, порочное и прогнившее общество в целом. И под конец дня забываться в дурмане. Позиция жертвы — обстоятельств, личных отношений или воспитания — она заманчива в своей пассивности, в бездействии.

Сейчас я не пью вовсе. Насмотревшись на это в детстве, понял: не хочу, чтобы мои дети видели меня пьяным. Боялись и ненавидели. Более того, ключевые сотрудники моей компании тоже следуют этому примеру. Никто их не вынуждал, не обязывал, не уговаривал. Произошло само собой — тот самый личный выбор.

Я глубоко убежден: все мы живем в прекрасном и яростном мире. Помните, как герой Тома Хэнкса — Форрест Гамп — в одноименном фильме рассказывал незнакомцу на остановке простую житейскую мудрость, усвоенную им в детстве? «Моя мама всегда говорила: „Жизнь как коробка шоколадных конфет: никогда не знаешь, какая начинка тебе попадётся“».

В нашей жизни всегда происходят кризисы, в ней всегда было и будет место бедам и утратам. Так жили до нас, так будут жить и после. Человек — удивительно адаптивное существо. Разумный, целостный человек будет стараться не только подстроиться к новым условиям, но и извлечь из них выгоду. Казалось бы, даже невыносимый, на первый взгляд, кризис может обернуться для нас подарком судьбы. Но не всегда мы сразу можем это понять и принять. Ведь сперва нас хорошенько встряхнет, выбивая всю пыль, а затем еще со всей дури швыряет оземь, и уже потом тяжкий груз проблемы навалится сверху. Тут либо сворачиваться калачиком, либо выползать. Иначе не получится со всех сторон посмотреть на то, что упало на тебя, и какие изменения произошли вокруг. Понять, насколько ты изменился внутри. Поэтому, когда дело уже шло к окончанию школы, я решил вернуться в Пестравку. Вскоре мне предстояло получать аттестат и определяться с дальнейшей судьбой. Тогда-то я и вспомнил свое обещание — стать юристом.

Глава 2. Всё к лучшему

Сила мечты помогает преодолеть на своем пути не одну преграду, научиться обращать критические ситуации себе на пользу и сделает тебя тем, кем ты хочешь быть. Все перемены, с которыми ты столкнешься на этом пути, лишь добавят ценности конечной цели!

Следующий переломный момент в моей жизни произошёл во время поступления в университет. Уже за несколько месяцев до выпускного я так для себя решил: буду юристом, и точка. Моей целью стало поступление в Самарский государственный университет. Но всё это казалось очевидным и достижимым, пока была жива мама. С ее поддержкой я даже не сомневался, что я поступлю. А когда получу диплом, то реализую свою мечту. За полгода до поступления я вернулся домой к отцу, в Пестравку. И уже здесь, столкнувшись с реалиями, задумался: как же мне теперь попасть на юридический? Я отчетливо понимал, не поступи я в ВУЗ — меня ждет армия, а она в мои планы совсем не входила.

Я вовсе не считаю, что военная служба должна остаться в прошлом. С большим уважением отношусь к людям в погонах. К тем, для кого служба стала осознанным выбором. К тому же, это был 1994 год. Чеченская война еще не началась, но на Кавказе уже было неспокойно. Позже, спустя пять лет, когда меня разыскивал военкомат, я отчетливо понимал: бросать свою жизнь в подобную мясорубку ради непонятных целей неизвестных мне людей я не хотел. Да и без того российская армия в 90-е была последним местом, где я хотел оказаться. Бессмысленная и беспощадная дедовщина, призванная не учить, а калечить. Такой мы видели ее на страницах газет и с экранов телевизора. Пойти самому и проверить, что все это страшилка СМИ? С моим непокладистым характером, не терпящим приказов, унижения и насилия — до дембеля я мог просто не дожить. К тому же, был уверен, что в дальнейшем смогу сделать больше для блага людей, чем за пару лет службы. У меня была совсем другая цель и отодвигать ее на потом я не хотел.

Поэтому, вернувшись в Пестравку, я первым делом начал выспрашивать у одноклассников: «Кто куда?» Две мои одноклассницы уже больше года посещали школу молодого филолога при педагогическом институте. Выяснилось, что у таких «молодых филологов» есть значительное преимущество перед остальными абитуриентами: право сдать экзамены досрочно. Разумеется, я решил во что бы то ни стало попасть на эти курсы. И в первые же выходные поехал с девчонками в город. В деканате объяснили: всё возможно, даже за оставшуюся половину года. Я с улыбкой выдохнул — вот мой запасной вариант. Но еще на первой половине лекции я отчетливо понял: это совсем не мое! В перерыве ноги сами вынесли меня из аудитории. Я совершенно не представлял себя филологом. Ну хорошо, уйти я ушёл. Что дальше?

Я бесцельно слонялся по корпусу пединститута, глазел по сторонам. У деканата исторического факультета я задержался, бегло просматривая объявления: какие-то даты, экзамены для обучающихся заочно. И вот оно, озарение! В голове всё сложилось. Историю я знал неплохо. Пожалуй, это один из немногих предметов в школе, который мне легко давался. Это было живо, не абстрактно. Наверное, поэтому и по предмету у меня всегда были хорошие оценки — история увлекала меня по-настоящему.

Не раздумывая ни секунды, я зашел в деканат. Там, узнав о моей ситуации, возражать не стали, но выразили опасение: другие абитуриенты учатся уже полтора года, смогу ли их догнать? Я не отступал, клятвенно заверив наверстать весь пройденный материал. Мой искренний напор возымел эффект. В тот же день я оплатил курсы и стал слушателем школы «юного историка». Резонный вопрос: при чем здесь исторический факультет, если я мечтал стать юристом? Решение было чисто стратегическим. Всегда нужно иметь запасной вариант. К тому же, историю нужно сдавать и на юрфак. Вот и подготовлюсь.

Возвращаться в родительский дом было психологически сложно. Но теперь у меня была цель! Пожалуй, впервые в жизни. Ее поставил мне не кто-то, а я сам. Улица осталась в прошлом — всё свободное время я посвящал подготовке к экзаменам. Читал, переписывал конспекты, запоминал. Так мне удавалось не замечать каких-то бытовых трудностей. Даже таких банальных, как еда. Отец, как умел, готовил какую-то бурдомагу. А я тогда мог только яичницу пережарить.

Экзамены на исторический факультет прошли в мае. Из возможных пятнадцати баллов у меня было четырнадцать. А еще у меня было направление от школы, которое давало дополнительные два балла. Считай, зачислен. В июне, получив аттестат о среднем образовании, я уехал в Самару. Следующие полтора месяца предстояло посещать подготовительные курсы юридического факультета. С местом в общежитии помогли друзья семьи. Но, признаюсь, впервые надолго попав в такой непривычно большой город, как Самара, я испытал сильный стресс. Ведь до этого я был здесь лишь небольшими наездами. Вообще, нужно отметить, что в тот период я получал много помощи от порой совершенно чужих людей. В то время, как многие «друзья» семьи после смерти мамы просто исчезли.

Охарактеризовать меня в эти полтора месяца можно было одним словом — одержимость. Ничего не замечая вокруг, я с головой ушел в подготовку к экзаменам. Чем питался, как следил за собой — не помню. Пару раз мне даже делали замечания: мол, хожу в грязной засаленной джинсовке. Но мое зрение тогда стало тоннельным — еще никогда в жизни я так не фокусировался на учебе. При этом я отчетливо понимал: просто грызть гранит науки было недостаточно. Нужно максимально увеличить свои шансы на поступление. Я обратился к маминой подруге, председателю суда. Еще на похоронах она отвела меня в сторону и пообещала помочь, если я все же надумаю идти на юридический. Свое обещание она сдержала — мне дали направление от прокуратуры. Не просто бумажка: она давала дополнительные баллы, и получить ее была задача не из легких.

Но в первую очередь я надеялся на свою голову, в которую с почти маниакальным упорством вкладывал знания. Признаюсь, тогда не раз отчитывал себя за прежнее поверхностное отношение к учебе. Приближались экзамены. Я прекрасно понимал: мое слабое место — иностранные языки. В школе учил французский, но знал его откровенно плохо. Самостоятельно улучшать знания в столь короткий срок, еще и без разговорной практики, было самонадеянно. И, как результат, малоэффективно. В итоге мои итоговые оценки были такими: тройка за французский, остальные предметы на «отлично» и «хорошо». Общий балл настолько средний, что было совершенно непонятно: пройду или нет? Оставалась надежда на прокурорское направление. В деканате мне сказали: «Принесите аттестат, если вы поступили, то без него мы не сможем вас зачислить». А мой аттестат в это время лежал в деканате исторического факультета Самарского государственного педагогического института, куда я уже поступил в мае.

Естественно, я побежал туда.

— Такая ситуация, — пытался объяснить я, — не могли бы вы дать мне мой аттестат на пару дней?

— Никаких проблем, — ответили мне, — аттестат отдадим, но вас придется отчислить.

Уже тогда я задумался над тем, что бюрократическая система ориентирована не на человека, а на соблюдение формуляров. И вместо того, чтобы облегчить жизнь, она, наоборот, ее только усложняет. Сложившаяся ситуация меня категорически не устраивала. Что, если отчислят отсюда, а на юридический не примут? Тогда только армия. Или пускаться в бега. Со своей проблемой я в итоге пришел к директору нашей школы. Она предложила выдать мне дубликат, который можно было бы подать на юрфак. Абсолютно счастливый я принёс его в деканат. Где мне с деланным сожалением сообщили, что вчера был последний день приема документов. Все сданные мною экзамены аннулированы.

Это был удар. Весь мой шестимесячный ожесточенный марафон без отдыха оказался бесполезным. Как в бреду, я покидал здание университета. Внутри абсолютная пустота, апатия, с которой я прожил следующие пару дней. Но я не мог позволить себе затяжную и безрезультатную рефлексию. Уже в сентябре я реально убедился в высказывании: «Что ни делается — к лучшему!» Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы тогда я все же поступил на юридический.

В Самаре были мои односельчане. Все оставшееся лето мы посвятили увеселениям. В непрерывных гулянках и вечерниках август пролетел незаметно. Для меня всё это было в новинку и совершенно нетипично. Однако перед началом учебы я взял себя в руки. Мне кажется, что любой человек, кто провел студенчество в общежитии, мог бы вспомнить столько историй, что они вылились бы в целую книгу. Пожалуй, самое главное, что я вынес для себя из стен нашей общаги — человеческие отношения. Все мои сегодняшние друзья, все, с кем два десятка лет идём по жизни вместе — почти все они оттуда. Те парни и девчонки, с которыми мы ели из одного котла, спали на одних кроватях и разделили эти счастливые пять лет. Сейчас я уже просто не могу представить, что их могло не быть в моей жизни, успей я подать аттестат вовремя.

Многие мои одногруппники были из Самары. За два года подготовительных курсов они успели перезнакомиться и подружиться. Я пока держался немного особняком. На первом занятии сидел один. Лекция уже шла, когда в аудиторию забежала запыхавшаяся девчонка. Другие места были заняты, и ей ничего не оставалось, как сесть со мной. Так мы просидели следующие два года. Оказалось, нам интересно вместе. И после всех шуточек наша дружба переросла в нечто большее. Это была Елена — моя жена. Сейчас мы воспитываем двух дочерей. И они лучшее подтверждение мысли: «Всё, что ни делается — к лучшему». Думать так — не фатализм. Просто, когда ты можешь видеть плюсы в том, что имеешь сейчас, тебе проще живется.

Как и в школе, к учебе на историческом факультете я относился не слишком серьезно. Но причина была уже в другом. Пока одногруппники круглые сутки проводили в библиотеке, зарывшись в книги, я работал. Тогда было важно заработать самому. Бабушка поддерживала, как могла, давала продукты, немного денег. Большинство моих соседей по общежитию были, как и я, из села. У нас всегда было что поесть: овощи, крупы, мясо. Тогда-то, хочешь-не хочешь, а пришлось научиться готовить. Хотя признаю, как кулинар я не особо преуспел в жизни. На кухне я тогда был, скорее, расторопным подмастерьем: чистил, резал. А вот мой сосед Коля — до сих пор мой лучший друг — был настоящий шеф-мастер. Когда он готовил свое коронное блюдо из мяса, картошки, морковки и лука, никто на этаже не мог равнодушно пройти мимо кухни.

Тогда, в общежитии, я понял, как важно наличие ресурсов, необходимых тебе в данный момент. В общаге ценились колбаса, сгущёнка и конфеты. Поскольку я уже зарабатывал, то мог их себе позволить. В магазинах всё это стоило совсем недорого. Однако мясо, недостатка в котором мы не испытывали в общежитии, за его пределами было невероятно дорогим. Но у нас его мало кто хотел готовить — много возни, а колбасу можно быстро порезать и положить на хлеб. Вот такой парадокс. И хотя, по сути, я тогда ничего не имел за душой, но, получается, всегда мог купить что-то интересное и ценное для других.

В студенчестве я не чурался любой работы: распространял листовки, мыл машины, работал на стройке. Отчетливо помню, как однажды все лето провел на мойке. Уже наступила осень — пора возвращаться к учебе. Я отсиживал по две пары и бежал на работу. Когда не нужно было идти на учебу, мыл машины с утра и до вечера. Это был в своем роде уникальный коммуникационный опыт. К примеру, приезжали бандиты, выкладывали автоматы, биты и пили водку, пока мы мыли их черные BMW. Напившись, могли даже начать размахивать огнестрельным оружием, чем изрядно нас пугали. Иногда нам просто оставляли машины и забирали их только через неделю-две. Мы иногда сами катались на этих машинах, совершенно не понимая, чем это нам грозит. На дворе был уже октябрь, холодало. После выходных, проведенных на автомойке, я едва мог встать на учебу в понедельник: все тело ломило от постоянного холода и сырости на работе. С другой стороны, в моей работе на мойке было столько юношеской романтики!

Мне очень понравилась бизнес-модель автомойки. Я увидел, сколько денег там можно заработать, поэтому у меня была такая тесная ассоциация с успехом. Тогда же решил для себя: когда стану успешным, куплю мойку и создам в ней все условия для сотрудников. Пять лет назад мне предложили купить одно здание. Цена вопроса: около ста миллионов. Знаете, почему я пошел на эту сделку? Лишь потому, что частью здания была автомойка, в которой сразу были установлены душевые, оборудованы комнаты отдыха и прочие условия для рабочих. Всё то, о чем я так мечтал в студенчестве. Поставил туда управляющего и больше этой мойкой не занимался. В скором времени мой центральный офис переедет в это здание, и какое уникальное пространство для работы я задумал там сделать, расскажу вам чуть позже. Если у тебя в жизни есть мечта, которую ты сам прожил, то ее обязательно нужно реализовать. Через реализацию задуманного можно найти новые возможности для развития.

Зная не понаслышке, как бывает тяжело на самых простых работах, я всегда с уважением отношусь к людям, которых принято называть «обслуживающим персоналом». Я не могу предвидеть будущее. Сегодня этот студент подносит тебе кофе, а через пару лет он может стать деловым партнером, открывшим свою сеть бистро. И каким он запомнит меня? Надменным и чопорным? Не слишком ли много для того, кто когда-то сам стоял мокрый под дождем у станции метро с охапкой газет?! Знаете, я благодарен той неквалифицированной студенческой работе. Но тогда, помню, было стыдно. Стоишь часами на одном месте, раздаешь эти газеты. Хотя кто меня узнает, кто осудит? Редкий человек не живет стереотипами, навязанными родителями, обществом и культурой. Особенно в молодом возрасте. Раздаешь газеты — нищеброд. Моешь машины — неудачник. Мало кто в этом возрасте думает: «Погоди! Так я же зарабатываю деньги, ничего еще толком не умея. Да ведь это ж круто!» Я так и думал, но к тому удовлетворению, что я зарабатываю деньги, добавлялась еще и реакция людей. Они шарахались, когда кто-то настойчиво старался всучить им газету бесплатно. Тогда абсолютно дикой была сама идея чего-то бесплатного и не связанного с обманом.

А еще я работал на стройке. Помню, как однажды нам не заплатили. Просто не стали выдавать деньги за сделанную работу. Десяток таких же, как я, парней остались с носом. Тогда же ко мне пришло понимание: нужно всегда честно платить за честный труд. Более того, я никогда никого не должен подвести по срокам. Теперь, что бы ни приключилось в моей жизни, с моим бизнесом и банковскими счетами, у меня всегда есть секретный чемоданчик. В нем — зарплата всех моих сотрудников. На крайний случай.

Однако не все студенческие подработки были тяжелыми. Однажды нам с другом Колей предложили поехать в Сочи — работать вожатыми в лагере. Предстояло две смены. Мы почти не спали: море, солнце, лето. Днем — следим за детьми, ночью — купаемся и общаемся с другими вожатыми. Беззаботное время пролетело незаметно, пришла пора паковать чемоданы. И тут к нам пришел директор лагеря и выпалил напрямую:

— Слушайте, а оставайтесь еще на две смены?

— Я не смогу, — сразу ответил Николай.

— А я остаюсь, — недолго думая, ответил я.

Мне попросту некуда было возвращаться. Отец из Пестравки переехал в Чапаевск, ехать к бабушке — не вариант. Коля ушел собирать вещи. Перед самым отъездом я пришел попрощаться до осени. Помню, мы тогда обнялись и расплакались. Такая вот была дружба. Чего плакали — непонятно. Ведь довольно скоро снова увидимся в общаге. И мы до сих пор нет-нет, да вспомним этот случай. Все над нами смеются, но я до сих пор помню щемящую боль от расставания с другом.

Первые бизнес-идеи пришли ко мне именно в общежитии. Жизнь там была веселой, потому что и сами жильцы частенько бывали навеселе. Те, кто хоть раз оставался на ночь в студенческой общаге, это поймут: вечер, алкоголь, неприхотливая закуска, гитара. Хочется добавки, а последняя бутылка уже в мусорном ведре. С такой проблемой у нас сталкивались все студенты практически ежедневно. И вот тогда мы придумали заранее закупать алкоголь. Чтобы продавать его всем страждущим. Со своей небольшой, наценкой. Каждый вечер в нашу дверь стучали те, кому было лень бежать в магазин или когда все точки продаж уже были закрыты. Мы ездили на оптовый рынок с большим рыжим чемоданом, внутри обложенным тряпками. Ведь если бы на вахте услышали характерный звон — пиши-пропало. Но набивали мы чемодан так туго, что бутылки аж скрипели. В каждую закупку мы вкладывались поровну. Все студенты знали, что мы продаем. «ИРИСА» — так шутливо мы назвали свое бутлегерское предприятие. По первым буквам имен всех, кто жил в нашей комнате. Достаточно долго мы были подпольными торговцами алкоголем. Все закончилось, когда трое из пяти стали доставать деньги из общей казны.

Спустя годы, когда я начал заниматься недвижимостью, самый полезный совет ко мне пришел из собственного прошлого, вот из этой истории. Я понял, что всю прибыль надо будет инвестироваться в дальнейшую покупку недвижимости. Бизнес должен работать и развиваться, а не служить заначкой. Иначе он станет неконкурентоспособным и прекратит свое существование.

Тогда, в студенчестве, от нашей «ИРИСы» остались лишь две первые буквы. Я и Равиль в итоге стали бизнесменами. Трое остальных, кто брал из общей кассы деньги, — нет. Эта история дала очень правильный посыл мне в будущее. Я могу загореться несколькими идеями и воплотить их в жизнь, будучи единственным учредителем. Но без партнеров мне не хватит сил объять все свои бизнесы и одинаково успешно следить за каждой веткой. Поэтому без партнеров — никак. Но право окончательного решения всегда остается за мной.

Сейчас я понимаю, что любые знания или навыки нужно получать под запрос. Нельзя учиться, думая «авось, где и пригодится». Учебой на историческом я, во многом, решал стратегические задачи. Главная из них: не попасть в армию. К тому же, полностью самостоятельным мужчиной меня сделала не муштра, а лихая жизнь в общежитии. Я научился готовить, стирать, зарабатывать на жизнь, приспосабливаться к любым условиям.

А они подчас были весьма жесткими. Студенческая жизнь переполнена эмоциями, как позитивными, так и, безусловно, негативными. В особенности, если ты живешь не дома с родителями, а в общежитии — сам по себе. Никто не отменял банального прессинга. Перепадало и мне. Но точно помню: никто ни разу так и не смог заставить меня сходить за алкоголем, никто ни разу не осмелился ударить. Но такое отношение было большой редкостью. К примеру, к нам в общежитие часто приходили студенты Сельскохозяйственной Академии, такие дерзкие ребята. Они терроризировали и прессовали многих. Один наш бедолага-сосед был ими настолько затравлен, что в отчаянии выпрыгнул с седьмого этажа. Слава богу, выжил благодаря тому, что зацепился за провода.

Хотя стоит отметить, что первые полгода в общежитии я прожил не со студентами, а с настоящим преподавателем — Валерием Палладиевичем. Он был моим первым серьезным наставником. Сейчас их называют менторы. С ним в одной секции жила девушка из Пестравки, с которой мы раньше вообще жили в одном подъезде, и мы общались. Я случайно обмолвился, что не очень устраивают соседи, с которыми меня заселили изначально. А он, будучи преподавателем, имел право жить один.

— Слушай, а переезжай ко мне? Вообще без проблем, — предложил он.

Не стану сейчас вдаваться в детали своего тогда быта, но отказываться было глупо. Валерий Палладиевич преподавал физиологию. Абсолютно интеллигентный человек. В то время как я, приехавший из деревни, был для него, наверное, абсолютным дикарем. Он разрешил обращаться к нему просто — Валера. И именно он давал мне первые уроки хорошего тона и манер. Пожалуй, главное, что меня поражало: несмотря на всю образованность и культуру, он пользовался большим авторитетом и у ребят со спортфака. У них он тоже вел лекции, и они часто заходили к нам. Просто поговорить. Это были такие типичные «братки». Считай, бандиты. Мы их тогда называли «торпедами». Будучи соседом Валеры, я довольно скоро начал подключаться к их беседам. При этом практически не «фильтровал свой базар». Валера же смотрел на меня и хватался за голову.

— Илья, что ты несешь?! — с искренним возмущением и недоумением говорил он.

Чувство такта у меня отсутствовало напрочь. Я был только в начале пути, учась, как вести себя с разными людьми. А через нашу комнату их проходил огромный поток. Студенты, аспиранты, преподаватели. Даже криминальные элементы. В итоге, через полгода я окончательно задолбал Валеру своими деревенскими замашками, и он меня выгнал. И все же за это сравнительно небольшое время уровень моей культуры повысился кратно.

Главное, с чем мне помог молодой преподаватель, — интегрироваться в социум. Ведь, будучи ребенком, я никогда не ездил в пионерские лагеря, не бывал в больших городах. Улица, двор, десяток таких же сорванцов, как и я, — таким, по сути, и был мой мир. Неудивительно, что уровень моей одичалости для городских порой зашкаливал.

Я предан всем людям, которые помогли мне в жизни. С Валерой мы общаемся до сих пор, постоянно приглашаем его на наши встречи, берем с собой на рыбалку. Мы, его бывшие студенты, сейчас успешные люди, обзавелись семьями. А он по-прежнему живет в общежитии совершенно один. Но каждый раз встречаясь с ним, я вижу безусловно счастливого человека.

Думаю, каждому из нас в тот или иной период жизни нужен наставник. Потому сейчас я столько сил отдаю развитию менторства здесь, у себя в Самаре. Чтобы у каждого, кто решился заняться бизнесом, был прямой доступ к кому-то более опытному бизнесмену. Удивительно, как один человек может без потерь вложить свои силы и энергию в другого. Отдавая частичку себя, мы только обогащаемся. Это особенно важно в начале пути. Когда ты зеленый новичок, собравшийся в горы, но получаешь не просто формальное напутствие и пожелание доброго пути, а подробный инструктаж и тщательную проверку твоей экипировки, а также дельные советы по предстоящему маршруту. Ментор нужен на любом этапе, даже когда ты покорил уже не одну вершину. Например, недавно мы встретились с Игорем Рыбаковым. За обедом мы проговорили буквально два часа на равных. Всю значимость этой встречи лично для себя я четко осознал под ее конец. К ней мы вернемся, но чуть позже. Сейчас могу лишь сделать вывод: его доверительность и открытость помогли мне самому перескочить на новый уровень не только бизнеса, но и мышления.

Всегда есть люди, способные пробудить нас, вывести из состояния спячки. Именно они, с высоты своего опыта, указывают на вещи, которые мы не замечаем или не хотим замечать. Да, как правило, это более статусные люди. Но если они открыты тебе и говорят на равных — это дает многое. По таким принципам теперь живет и моя компания. Я не могу просто сказать: «Иди и выполняй». Нет, я скорее поделюсь своим видением результата. Понимая, что открытый и равный разговор даст больше мотивации.

По окончании пятого курса я увидел, как стремительно рушится привычная картина мира, так долго складывавшаяся воедино. Получив диплом, многие мои одногруппники и друзья по общежитию начали разъезжаться кто куда. Даже моя девушка Лена уехала назад в родное село Кошки. Мне тоже предстояло освобождать свою комнату. Но куда ехать? Да, в Пестравке была пустая квартира — отец съехал. Перебрался в Чапаевск, где жил с новой гражданской женой. Я был рад: как ни крути, я все равно переживал за него и искренне хотел, чтоб он больше не жил как перекати-поле. Но что было делать мне? В Пестравке был еще гараж и светила должность учителя истории в родной школе.

— Не тормози — езжай. Жизнь, считай уже удалась! — не раз тогда слышал я эти советы.

А всё во мне кричало: «Не хочу!». Но в Самаре, в отличие от родного села, ждала полная неопределенность. Теперь у меня даже не было своего угла. Всё, что у меня было, кроме пары сумок с вещами, — полная неопределенность, чем хочу заниматься. Я же решил, что буду юристом? Значит, как-то надо воплощать эту мечту в жизнь. А значит, надо оставаться здесь, в Самаре. Однако самой большой проблемой было не отсутствие жилья или любимой девушки рядом. Служба в армии была реальна как никогда. К моменту моего окончания ВУЗа, в 1999 году, я уже видел, что было на первой чеченской войне, куда отправляли в основном срочников. И тогда мало кто сомневался, что начало второй — вопрос времени. Итак, мне предстояло практически одновременно решить сразу несколько непростых задач: где жить, где работать, армия и отношения с девушкой. Сейчас я понимал, что держу руку на пульсе, а если я уеду в армию, то уже точно не вернусь в Самару. Это будет большой шаг назад.

Первым делом я подумал: хочу ли я дальше жить без Лены? Нет, не хочу. Мы долго встречались и стали по-настоящему близкими друг для друга. И тогда, и сейчас, спустя два десятка лет, мне крайне важны ее поддержка и понимание. Я твердо решил ехать и делать предложение. Хотя у самого не было ни кола, ни двора. Купил арбуз, бутылку вина, билет на автобус и уехал в Кошки.

— Здравствуйте, я Илья. Хочу жениться на вашей дочери, — прямо с порога сказал я ее родителям.

— Где будете жить? — не растерявшись, спросил будущий тесть.

— Не знаю, — честно ответил я, — где-то да будем.

Я реально не знал, что будет завтра. Поэтому на многочисленные вопросы родителей Лены я мог дать только пространные ответы. И сам же понимал: если сейчас погонят взашей, наверное, будут правы. Но в итоге отец сказал, махнув рукой: «Забирай!» Вопрос с девушкой был снят.

Но теперь мне предстояло привести ее туда, где мы будем жить. Никакие варианты не шли на ум, зато была молодая невеста и моя напористость. Уж лучше я пожалею о сделанном, чем пожалею о несделанном. Поэтому комнату в общежитии я буквально «выбил» руками и ногами. Мне дали ключ. Открыв дверь, я увидел лишь старый шифоньер и панцирную кровать. Но вопрос с жильем я на время закрыл.

Не заставив себя долго ждать, в июле уже пришла повестка из военкомата. Накануне я успел договориться с родной школой. Мне дали справку, что с начала учебного года я буду работать там учителем истории. А молодым педагогам, работающим в сельской местности, давалась отсрочка от службы в армии. Порог военкомата я переступил без малейшей доли волнения. С легкой улыбкой протянул военкому справку о приеме на работу с 1 сентября.

— Отлично, — сказал он мне, — ну ты пока иди, проходи медкомиссию. Так, на всякий случай.

Тут уже я засомневался, но все же прошел по всем врачебным кабинетам за следующие полтора часа.

— Ну что? Сборы — через два дня, — с довольной ухмылкой сообщил мне прапорщик, вручая военный билет.

— Стоп! А как же справка? — ошарашенно спросил я. В горле мгновенно пересохло.

— А что справка? Вот сам читай. Написано ж «на работу с 1 сентября», а сейчас только июль, товарищ призывник!

Если бы прямо тогда я вернулся в кабинет врача, думаю, мне бы вызвали неотложку. Кровь отхлынула от лица, меня зашатало. Только-только картина новой жизни начала собираться лишь для того, чтобы за мгновение разбиться вдребезги. Ведь, казалось, всё было продумано и тщательно спланировано. А мне, меж тем, уже подсовывали подписной лист. Словно никто не замечал, что я еле стою на ногах, готовый прямо здесь хлопнуться в обморок.

— Давай-давай, — весело похлопал меня по лицу толстый лысый прапорщик. Тогда он казался мне воплощением всего мирового зла.

Он вышел из кабинета. Я повернул голову направо. Далеко у окна сидела секретарь. Повернул налево — пустые столы. Передо мной — мое военное дело, относительно тонкая картонная папка на шнурке. Решение было импульсивным. Возможно, руки сработали даже быстрее, чем сознание: я схватил папку, вырвал оттуда все ее содержимое и побежал.

— Ты что творишь?! — закричала женщина и неуклюже попыталась встать из-за стола.

Она кричала что-то вслед. Хлопали двери, доносились окрики. Но всё это стремительно пролетало мимо ушей. Я бежал так быстро, как только мог. Остановился, лишь пролетев до этого три квартала. Итак, остается себя поздравить: теперь я уклонист, пустившийся в бега. И куда прикажете деваться беглецу? Кроме общежития идти было некуда. Отмечу одну свою особенность: при сильном стрессе или столкновении с проблемой, кажущейся сперва неразрешимой, я сразу ложусь спать. Так было и тогда: только я переступил порог комнаты, как сразу рухнул на кровать и моментально заснул.

Как и следовало ожидать, на следующий день за мной пришли участковый и два военных. И здесь на руку сработала моя привычка иметь добрые отношения с окружающими. Это не просто формальная вежливость, а именно участливость. Всегда найти хотя бы пару минут на разговор о человеке и его жизни. Суметь в случае чего подбодрить, помочь советом или делом, если это в моих силах. Время от времени делать какие-то необременяющие меня, но приятные другому подарки. Уверен, даже случайные в нашей жизни люди помнят наше к ним отношение. Тогда вахтерша из общежития, с которой я всегда находил время участливо и вежливо поговорить безо всякого корыстного умысла, просто спасла мою жизнь.

— Илья Руднев? — переспросила она участкового. — Так нет его, уехал еще вчера.

С ее стороны это была чистая импровизация. Моя комната была открыта почти всегда. Замки хлипкие — толкни с силой, и милости просим. Я не особо переживал на этот счет — у меня особо нечего было воровать. Поэтому пропусти вахтерша милиционера и военных наверх, они бы моментально меня повязали. А потом бы могли еще и срок намотать за укрывательство.

Как это происходит, я впервые увидел на втором курсе. Служить тогда не хотел никто. Вот ты не сдал ты экзамены, а тебе уже повестка. Не пришел сам — за тобой прислали. Все это происходило быстро. Кто-то покорно шел, кто-то кричал. Как-то при мне забрали четверых. Спастись от насильно навязываемой службы удалось лишь моему другу Коле. Его девушка позвонила отцу, а тот уж сколотил целую бригаду по спасению. Они успели снять его с отходящего поезда. Меня же спасать было некому. Попрощавшись на время с Леной, я в тот же день сел на автобус и уехал с другом Сергеем в село Кинель-Черкассы. Там на лето нужны были разнорабочие — мы ремонтировали школу. Других вариантов переждать, когда моя «волшебная» справка вступит в силу, у меня не было.

Но, знаете, это было не только тревожное, но и очень хорошее лето. Мы с Леной поженились. Сами понимаете, у двух вчерашних студентов нет денег, поэтому мы обошлись без пышных церемоний. По этой причине не мог пригласить всех своих друзей, поэтому решил, что не приглашу вообще никого, кроме родственников. Для меня это была очень болезненная ситуация. Друзья тогда были самые близкие для меня люди. К тому же на свою свадьбу я уходил из общежития. Костюм мне дал двоюродный брат. Брачная ночь прошла в доме у тетки жены. Хорошо хотя бы мне было куда привести свою супругу — в те самые «хоромы» с ободранным шифоньером и панцирной кроватью. Один туалет и кухня на двадцать пять комнат, а душевая вообще одна на все общежитие.

Наступила осень, вопрос с армией надо было решать. Но я не спешил. Для большей надежности пришел в военкомат в конце сентября, но еще до начала призыва. Какие только оскорбления и угрозы не летели мне в лицо от раскрасневшегося военкома.

— Да ты теперь не служить, а сидеть будешь! — кричал он.

— Повторяю еще раз: вот справка, — спокойно отвечал я.

— Убирайся! Вон отсюда пошел! Чтобы мы тебя больше не видели!

Я говорил ранее, что мне претит приказной тон. А уж если кто-то решит, что в праве распоряжаться моей жизнью, даже не спросив меня, столкнется с жестким сопротивлением с моей стороны. И эта напористость еще не раз выручала меня уже во взрослой жизни. Порой в таких ситуациях, что история с военкоматом казалась нелепым недоразумением. Но уже тогда, в молодости, я четко решил для себя: не стану плыть по течению, повинуясь обстоятельствам. Я решил, что я и только я буду управлять своей судьбой.

Глава 3. Опытным путем

Мечта, как ничто другое, мотивирует тебя что-то делать. Это тот самый момент, когда ты осознаешь, что счастье — это не исключительно достижение конечной цели, а весь путь. Если получаешь удовольствие от самого процесса — значит, поставил себе настоящую цель и обязательно достигнешь желаемого.

Следующую страницу своей жизни я начал с того, что стал изучать все варианты, связанные с дальнейшим воплощением мечты стать юристом. Профильного образования у меня не было, зато было высшее. Мой выбор в итоге пал на службу судебных приставов. К тому же, работая там, мне начислялся стаж юриста. Плюс ко всему туда можно было устроиться и не имея диплома юрфака. Однако еще у меня была справка, которая помогла не пойти в армию. Дали мне ее не просто так, поэтому каждую пятницу я ехал в колыванскую сельскую школу и преподавал историю.

До Пестравки было далеко, но я часто вспоминал ее и понимал: вернись я сюда сразу после окончания института, был бы вскорости уважаемым человеком. С домом, гаражом, семьей и работой. Не раз об этом говорили мне и коллеги по школе, и знакомые сельчане. Однако столько лет прожив в большом городе, я понимал, что неторопливый сельский уклад для меня окажется не счастьем, а огромным шагом назад. К тому времени у меня уже сложилось жизненное кредо — не бояться трудностей и неопределенности. Для меня было важно жить именно своим умом. Не стереотипами в духе «где родился, там и пригодился» или про синицу в руках.

Я часто задумывался над тем, почему люди порой навязывают тебе свой уклад жизни, и понял, что в них говорят опасения. Когда-то они добровольно отказались от своей мечты и выбрали спокойствие и стабильность. Я никогда не мог понять этой фразы «не жили богато, нечего и начинать». Так и напрашивается вопрос: так, может, потому и не жили, что ни разу не попробовали?

Чужой опыт — это опора в жизни. Родившись на свет, ты не знал и не умел ничего. Сперва ты учился у родителей. Взрослея, и у других людей. Не только преподавателей в школе и университете, но и у писателей, музыкантов, художников и режиссеров. И, конечно же, тебя учат твои друзья, а порой и враги, коллеги на работе и любимый человек дома. Однако во всем нужно знать меру. Перенимая чужие знания и опыт, ты не должен жить чужими идеалами и представлениями о счастье. Твоя судьба — только в твоих руках. Не бойся следовать хорошим советам, но живи своим умом.

Меня без проблем приняли на работу в службу судебных приставов. В те годы она была еще не столь отягощена бюрократией. За мной закрепили участок, и я стал собирать долги, штрафы, алименты. Вскоре выяснилось, что через год нас ждет реорганизация. Кому-то надо будет заниматься юридическими лицами, кому-то физическими. Кому? Конечно же, мне! Если моих коллег обязывали работать, то я везде и всегда рвался вперед сам. Помните, как в «Операции Ы»? «Цементный завод? — Я! — Погрузка угля? — Я! — Уборка конюшен? — Я! — Кроме того… — Я! — Да подождите вы, гражданин! Для вас персональный наряд».

Параллельно с работой в службе судебных приставов я поступил на вечернее отделение заветного юридического факультета, с которым изначально не сложилось. И правильно, что не сложилось. Моя мечта изначально была верной. Загвоздка была в другом: я сам тогда еще не созрел для нее. Когда я получал свое первое образование, у меня не было особой тяги к учебе. Случись тогда с первого захода поступить на юрфак — велика вероятность, что и это образование пролетело бы мимо меня. Карусель бесшабашной студенческой жизни вертелась слишком быстро. И потому в ее круговороте сложно было расставить для себя верные, долгосрочные приоритеты.

К учебе на юридическом я подошел крайне осознанно. Запоем читал не только кодексы и разъяснения по вопросам судебной практики, но и всю профессиональную литературу, которую мог достать. С жадностью впитывал новые знания. Во многом помогал и опыт судебного пристава: вся теоретическая информация в голове органично сочеталась с реальной. Абсолютно все работы были написаны мной самостоятельно: рефераты, курсовые, диплом.

Год спустя произошла реорганизация, и я перешел в районное подразделение, которое занималось взысканиями с юридических лиц и предпринимателей. Еще через год я перешел во вновь созданное областное подразделение по особым исполнительным производствам, где сумма взыскания начиналась от десяти миллионов рублей. В 2002 году — огромные деньги. Понятно, что работа по таким делам была куда сложнее. Я же был в полном восторге от этого: много драйва и энергии. Дела у меня подолгу не залеживались — закончил одно и сразу хватался за другое.

Я был еще совсем зелёный парень — 24 года — когда мне поручили взыскивать задолженности с крупных стратегических предприятий. Это была колоссальная профессиональная школа. Конечно, сперва я чувствовал себя не в своей тарелке, но быстро освоился. Первое, что я для себя решил — мне нужно было научиться на равных говорить с людьми, за которыми стояли сотни, а то и тысячи сотрудников и большие производства. К тому времени я уже успел поработать с многими торговыми организациями и у меня уже выработалась своя стратегия общения и тактика взаимодействия с должниками.

В нашей группе я был самой настоящей белой вороной. Из-за моих методов работы с должниками — стремления всегда найти компромисс. Не скрою, многие коллеги считали это проявлением мягкотелости. А кто-то и вовсе шептался за спиной: «Руднев служит и вашим, и нашим». Такой вариант своего среди чужих, чужого среди своих. Однако дело было в другом. Те, кто хоть раз владел красной корочкой, выданной государством, поймут: она мгновенно дает ощущение власти. Может быть и не большой, но власти. И не поддаться этому соблазну трудно. Я не раз видел, как мои другие приставы открыто «прессовали» должников. Упиваясь зачастую иллюзорным могуществом: «Ты виноват, а я тот, кто тебя накажет!» Это еще могло пройти с физическими лицами, и без того придавленными тяжелой ситуацией. Но в случае с крупными компаниями мои коллеги почти всегда натыкались на ощетинившуюся когорту юристов. И начинался затяжной бюрократический пинг-понг с должником. Зачастую безрезультатный. Но для руководства при этом создавалась видимость непростой и кипучей работы.

Мне же эта демонстрация силы всегда казалась лишенной смысла. Ведь требуемый результат не достигался. Еще в школьные годы, играя в футбол то со сверстниками, то с ребятами постарше, я учился гибкости. Своего рода экзамен на нее я сдал, живя в семье тети в Усинске. И это умение вовремя реагировать и подстраиваться под обстоятельства весьма пригодились мне на службе. Да, мое удостоверение пристава всегда было при мне, в нагрудном кармане. Оно и без лишних демонстраций помогало мне вести на равных разговор с руководителями крупных предприятий. Я олицетворял закон. Значит, обязан был действовать только в его рамках и настаивать на его соблюдении. А для этого не обязательно скалить клыки. Да, у меня есть служебный долг и судебное предписание на исполнение. Но должный результат я мог достигнуть лишь с теми, кто был готов сотрудничать и не видел во мне угрозы. А значит, сперва стоит проявить определенную гибкость и понять положение визави. Только так мне начнут доверять, и совместно мы будем искать компромисс. Таким образом, я без лишних тяжб и проволочек взыщу все имеющиеся долги. Именно такой доверительный подход в будущем позволил найти и привлечь первых клиентов моей компании.

Но тогда я еще служил судебным приставом. Когда одно большое предприятие должно было другому, я приходил и описывал задолженность, чтобы деньги перечислялись непосредственно в пользу нашей службы. Сам же и выставлял на торги арестованную «дебиторку». Хорошее понимание всех этапов этой процедуры очень помогло мне в бизнесе. Впоследствии я даже открыл коллекторское агентство и делал на нем приличные деньги. Тогда одним из крупнейших должников в моем перечне был тольяттинский «Автозаводстрой». Огромная территория, сотни единиц машин и оборудования, более тысячи сотрудников. На первых переговорах с гендиректором я был спокоен: не юлил, не заискивал, не угрожал. Понимал, что за ним стоит крупный завод, но и за мной — большая государственная структура. Мы были на равных. И это дало результат.

— Необходимо оплатить все долги в ближайшее время, — безапелляционно заявил я ему.

— Я бы с удовольствием, но у меня сейчас заблокированы все счета налоговой инспекцией. Если ты поможешь мне их разблокировать, то я без проблем рассчитаюсь, — ответил мне он.

Мне же нужен был результат. Тем более что директор готов к сотрудничеству, но связан по рукам и ногам внешними обстоятельствами. И мы могли помочь друг другу. Сегодня это одно из моих основополагающих убеждений. Если в твоих силах — помоги. Просто потому, что способен на это. Любое сделанное добро никогда не остается безрезультатным. К тому же позволяет расширять круг друзей и деловых партнеров.

У меня был знакомый, который работал в налоговой инспекции главным юристом. Мы часто пересекались по делам судебных приставов. И в этот раз он не отказал мне в помощи. В течение полугода нам удалось оспорить все требования налоговой и разблокировали счета завода, и это позволило оплатить большую часть задолженности по другим исполнительным производствам. Мало того, что за честно сделанную работу причиталось вознаграждение, у меня, ко всему прочему, сложились тёплые отношения с генеральным директором «Автозаводстроя». Позже, когда я ушел из приставов, они были одними из тех клиентов, с кем я начинал свою частную практику, помогая с налоговыми проверками.

Этот пример не был исключением, скорее, правилом. За время работы в службе судебных приставов я успел наладить множество деловых контактов. Однако, если закралась мысль, что к кому-то я был более лоялен — нет. Я и дальше арестовывал их денежные средства, движимое и недвижимое имущество, если на то были причины. Однако у нас уже были определенные договорённости. К примеру, я всегда старался действовать таким образом, чтобы не парализовать работу предприятия и оно, в итоге, не впало в кризис.

Благодаря моим методам у меня в группе была самая высокая результативность, мне платили самый большой исполнительский сбор. Я так был увлечен своей работой, что не сразу заметил изменения в обстановке. К худшему для меня. У нашей группы появился руководитель. Довольно скоро он пояснил, какая теперь будет «политика партии». А я уже привык работать независимо и не мог переформатироваться. В отличие от своих коллег. Никто не оспаривал новые правила — «группировка» была сформирована. И вот теперь мне стали заметны многочисленные коррупционные моменты. Я пытался работать автономно так долго, как только мог. Но в один день меня вызвал человек из команды заместителя главного судебного пристава:

— Знаешь, Илья, ты способный парень. У тебя очень хорошие показатели. И весьма перспективная карьера в том случае, если будешь делать, как мы скажем.

— У меня есть личное мнение, — ответил я.

— Ладно, но мы тебя предупредили, — недвусмысленно мне дали понять, что проблемы не за горами.

— Знаете, если со мной что-то произойдет, обо всех ваших схемах узнает главный судебный пристав!

Это высказывание очень не понравилось ему. В любой госслужбе есть свои кланы. Тогда расклад сил был таким: к нам недавно пришел новый главный судебный пристав по Самарской области со своей командой, но заместитель главного судебного пристава и его команда — это был совсем другой клан. Эти кланы очень серьезно между собой конкурировали. Я же не входил ни в одну из этих групп, я был независим. Тогда я успокаивал себя тем, что все хорошо — с работой справляюсь, в сомнительных делах не участвую. Что может пойти не так?

В мае 2003 года я взял больничный и уехал с семьей на выходные. Ненадолго, буквально на неделю. Но как только вышел с больничного, был сразу вызван к главному судебному приставу. Как я понимал, он был не в курсе реально существовавших коррупционных моментов в нашей структуре. Однако мне он сообщил следующее:

— По всем делам, которые ты вел или ведешь, прошли проверки.

— На основании чего? — удивился я.

Тогда он показал акт проверки, где мне по ряду исполнительных производств вменили затягивание судебных исполнений. Оказалось, что пока я болел, мои «коллеги» не теряли времени даром. На меня был написан липовый рапорт, после которого быстро организовали молниеносную служебную проверку всей моей деятельности. Меня о ней даже не уведомили. А вот сейчас вручили папку с ее результатами.

— Ты коррупционер и преступник, — с горечью в голосе констатировал главный судебный пристав. — Мы должны уволить тебя, с особым позором!

До сих пор помню, как обидно было такое слышать. Какой гнев я тогда испытал внутри. Приводить доводы в свою защиту, просить о возможности написать опровержение на этот фиктивный отчет — всё это было бесполезно. Я своей принципиальной неготовностью плясать под чужую дудку не только раздражал коллег, но и мог оказаться неудобным для их «полулегальных схем работы». Идти один против их группировки я не мог и не хотел. Кабинет начальника я покинул молча.

Я не испытывал к себе жалости. Но душу жгла нестерпимая обида за подлость коллег, которым не нравилось, что я выпадал из их схем. Всё это произошло при их молчаливом согласии. Я был лишним звеном и очень неудобным для них человеком, потому что мои глаза видели очень многое. Тогда я понял, какой бездушной может быть система, на которую я работал. Ты старался быть лучше и эффективнее всех. А система тебя просто пережевала и выплюнула. И всё же было принято решение не выгонять меня со службы. Но разжаловать и отправить в самые «низы», вновь заниматься штрафами и алиментами. И чтобы еще больше меня унизить — перевели в район. Конечно, после прошлых достижений и выслуги по службе это был сильный удар по самолюбию. Но я его смог выдержать, не поддавшись отчаянию.

В моем новом районном «офисе» работали три пожилые женщины. Ни о каком драйве тут не могло быть и речи. Однако уже в первую неделю мне удалось найти общий язык с моими новыми коллегами. Бабушки полюбили меня за дружелюбие. Постоянно старались накормить домашней выпечкой, поили чаем. При этом всю работу я успевал завершить уже к обеду, и у меня оставалась масса свободного времени.

Тунеядничать и прохлаждаться я не любил. К тому же столь сильное понижение по службе не могло не сказаться на моей зарплате. Я начал искать варианты дополнительного дохода. И стал консультировать. В том числе и по работе с судебными приставами. Постепенно я осознал: вся эта история с проверкой и разжалованием оказались для меня куда полезнее, чем новое, более высокое звание. Я рисковал плотно застрять в системе, оказавшейся к тому же не очень чистоплотной. И вряд ли тогда бы смог найти время на собственное развитие. Так я еще раз убедился, что все происходит к лучшему. Несмотря на повешенный на меня ярлык «коррупционера», свою теперь не столь значимую работу я по-прежнему продолжал выполнять эффективно. И уже через полгода мне предложили перейти в арбитражную группу и работать теперь исключительно с предприятиями. Своей реабилитацией я очень обязан старшему судебному приставу Валерию Аркадьевичу Чайникову, который был очень ко мне расположен. Очень важно, что это очень справедливый и профессиональный человек, и мы с ним до сих пор очень близко дружим. Сегодня он является вице-губернатором Свердловской области, и я искренне рад, когда такие люди находятся у власти.

Мне удалось простить всех тех, кто зачинил и вел против меня «расследование», после которого меня так чудовищно отбросило вниз по карьерной лестнице. Нашел в себе силы и понимание продолжать общаться с ними так, будто бы вообще ничего не произошло. Полагаю, большинство из них такое поведение ошарашило. Ведь, по логике, я должен был испытывать к каждому из них жгучую ненависть. По их логике — я же жил по своей. Сегодня я даже испытываю к ним большую благодарность. Ведь впоследствии вся эта неприятная история обернулась для меня неожиданным подарком. Постепенно и для них та ситуация была позабыта. Многие из них до сих пор многие обращаются ко мне за консультациями, услугами, экспертизой.

После этого кризиса я сделал один глобальный вывод: за всё, что происходит в жизни, стоит винить только себя. Конечно, можно искать причины своих проблем в обстоятельствах или дурных поступках людей. Однако увлекаться самообвинением тоже плохо. Не стоит брать на себя роль Бога. Просто делай, что должен, и спокойно принимай результаты, какими бы они ни были.

Это был мой осознанный выбор. Я мог прогнуться или уволиться, но я этого не сделал. Было очевидно тогда, что меня «подсидели». Что я был для них белой вороной, бельмом в глазу. Но какая бы обида меня ни мучила в этот момент, я понимал: обвинения — лишь моя иллюзия. И позиция жертвы не работает на наше развитие, какой бы оправданной и аргументированной она ни была. С таким пониманием живется гораздо легче. Ты не тратишь время, силы и нервы на бесплодные обвинения, на бесконечные обличительные диалоги, в которых ты всегда побеждаешь. Но только в своей голове, а не в реальной жизни. Вместо того, чтобы обвинять людей или судьбу, я сразу заставляю себя думать: что я могу сделать сейчас, что я буду делать потом. В любом случае, одно действие всегда более результативно, чем сонмище пустых мыслей. Мне эта позиция очень помогает как в жизни, так и в бизнесе.

Меж тем наступил 2005-й. В начале года меня вновь вызвал старший судебный пристав. На сей раз, чтобы предложить мне такую же должность старшего судебного пристава Красноглинского района. Это означало мою полную реабилитацию как в его глазах, так и в структуре в целом. Казалось бы, мне дали «зеленый свет» и вновь полностью доверяют. Но я уже не спешил соглашаться, попросив время на раздумья. Я вновь оказался на развилке, делая выбор между ответственной должностью и собственным бизнесом. К тому моменту у меня была уже солидная клиентская база. Конечно, я мог работать на жестком аутсорсинге. И даже придумал, казалось, вполне надежную и эффективную схему, как совмещать госслужбу с частными консультациями.

Я точно понимал, что мне нравится то, что делаю. Но таким же отчетливым было и понимание, что я более не могу и не хочу работать в этой системе. Словно почувствовал себя в тесной комнате. Войдя в нее впервые, я был еще маленьким. Но я рос, а комната вокруг меня — нет. И вот уже голова уперлась в потолок. Потолок компетентности. Графически эта мысль выглядит как ступеньки карьерной лестницы. Успех — повышение — успех — повышение — успех — повышение — провал — стагнация. За несколько лет напряженной и самоотверженной работы я успел пройти не одну ступень. И был скинут с занятой вершины. И чтобы доказать, в первую очередь, себе, что мой успех был не случайным, а закономерным — я еще раз, теперь уже за меньший срок, повторил путь к вершине. Остановившись на последнем шаге. Что ждало меня за ним? Высокий пост. А дальше? Еще один. Но от повышения в должности я бы рос в чине, но не в профессионализме. Внутри системы я бы постепенно закостенел. А мне хотелось движения и личностного роста. Уже тогда я понимал, что способен на большее. Значит, пришла пора покинуть комнату, ставшую тесной.

Сказать, что я благодарен службе судебных приставов, — это как не сказать ничего. Мою благодарность трудно выразить словами. Это был бесценный опыт и хорошая школа для профессионального роста. Все люди, которые мне встречались на этом пути, оказались очень полезными для меня. Я до сих пор с распростертыми объятиями принимаю к нам в компанию людей, которые прошли этот путь. В юридическом направлении почти все люди, которые прошли госслужбу. Они прошли через многие несправедливости, и они очень ценят демократичные условия труда.

Однажды Чарльз Дарвин сказал: «Человек имеет тенденцию к росту в большей степени, чем его средства к существованию». Мой выбор вновь был непонятен большинству коллег: променять престижную и вновь высокооплачиваемую госслужбу на неизвестность. Однако я не один год наблюдал, как система изменяет людей, искажает их. Кого-то она ломает, других развращает. Некоторые, ощущая ее давление, привыкают быть жесткими не только на работе, но и за ее пределами. В простом общении с людьми, в том числе родными и близкими. За годы службы я видел столько несправедливости в отношении людей к другим людям. В порядке вещей был такой подход: хорошо работаешь — молодец; чуть оступился — и ножи уже летят со всех сторон. Дальше проверять себя на стойкость к воздействию этой системы я не хотел.

Теория эволюции Дарвина подразумевает: выживает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к изменениям. Эта фраза должна стать девизом всех людей, которые хотят развиваться и идти в ногу со временем, и всех компаний, которые хотят быть лидерами рынка. Это правило всегда будет актуальным.

С адаптивностью у меня был полный порядок. Поэтому службу я оставил с легкостью и благодарностью. Понимая, что она дала мне все карты в руки для осуществления наконец моей мечты стать юристом. Но и на жизнь нужно было зарабатывать. Незадолго до увольнения я познакомился с одним из известных в Самаре в то время юристов — Михаилом Владимировым. У него была своя собственная компания. Обо мне он уже был наслышан от моих друзей. Я часто консультировал его. Думаю, в его решении сыграла роль и моя богатая к тому времени клиентская база, и мои профессиональные навыки. На службе я видел столько кейсов, что прекрасно понимал, на чем можно заработать и как это сделать. И как только я покинул госслужбу, от него незамедлительно поступило предложение быть его партнером по частной практике. У нас были разные клиенты, но мы одинаково несли расходы по содержанию офиса и сотрудников.

После увольнения я первым делом прошелся по своим клиентам. В том числе и по тем, с кого еще недавно взыскивал деньги. Но на сей раз я предлагал им юридическое сопровождение уже в новом качестве. Признаюсь, не от всех я ждал согласия. Но тогда меня поразило, как много людей протянули мне руку. Еще раз повторю: это были те, кого я обязывал выплачивать деньги. Были и те, кто сомневался. Мне давали дела «на пробу». Обычно те, решить которые не удавалось уже длительное время. Со всеми «тестовыми» заданиями я справлялся чисто. После чего наши отношения только укреплялись. Сотрудничество с этими людьми в дальнейшем было долгим и плодотворным.

И все же переход с госслужбы дался тогда нелегко. Это целых пять лет жизни, определенные привычки. Начиная от стабильного заработка, заканчивая положением. Те, кто когда-то имел корочки, поймут меня: оказавшись без нее, первое время кажется, что ты потерял какой-то иммунитет. Думаю, еще и по этой причине многим бывает сложно «соскочить». Хочу отметить, что вообще изначально я видел себя чиновником. Я очень идеализировал систему. Но моя работа на госслужбе показала мне иные реалии. Мой уровень свободы не позволял мне более оставаться там. Конечно, на перестройку мышления и осознания своего нового статуса ушло какое-то время, но назвать этот период настоящим кризисом было нельзя. Ведь новая и интересная работа захватила меня уже с первых дней сотрудничества с Михаилом.

Мы заранее оговорили с партнером все нюансы. Я видел, как он работает, и многое в этом было для меня очень понятным. За первые полгода удалось заметно расширить перечень наших услуг: налоговый консалтинг, ликвидация, банкротство, регистрация фирм, взыскание долгов. Я отвечал тогда за внедрение тех направлений, с которыми сталкивался на госслужбе и в которых уже заметно преуспел. Азарт от новой работы не заставил себя долго ждать. Я набирал все больше и больше новых клиентов. Многие дела решались играючи. Я был готов работать в режиме 24/7. Без выходных, праздников, отпуска. Такое гоу-гоу нон-стоп. Просто потому, что я наконец-то чувствовал: вот она, моя мечта, и сбывается она прямо сейчас.