Бесплатный фрагмент - Выбор резидента

Вместо предисловия

Летом 2005 года в «Российской газете» было опубликовано интервью первого заместителя директора Службы внешней разведки Российской Федерации (СВР РФ) генерал-полковника Владимира Ивановича Завершинского. Называлось оно «Кого берут в разведку». Эта публикация, которая сама по себе была не лишена определенной сенсационности, наделала много шума в селе Тарутино Чесменского района Челябинской области, откуда генерал был родом. Именно из этого интервью земляки узнали, каких высот достиг бывший ученик тарутинской школы Володя Завершинский. До этого никакой информации, чем он занимается, и как сложилась его жизнь, в Тарутино не было. Теперь стало ясным, почему.

Вскоре эта новость разлетелась по всему Чесменскому району, достигнув кабинета, где я в то время работал. Информация была принята к сведению, но особых иллюзий на счет знакомства с прославленным земляком не было: где он, и где мы. Но однажды, зайдя по делам в районный архив, я обнаружил на столе конверт, где мелким почерком было написано «Завершинский». Оказалось, что генерал, увлеченный историей и поиском своих корней, делал на эту тему запрос. Никакой информацией архив не располагал, но я решил сам написать Владимиру Ивановичу. Так завязалась наша многолетняя переписка, которая переросла в сотрудничество и дружбу..

В 2006 году генерал приехал в Тарутино. Отчетливо помню свои переживания по поводу предстоящего очного знакомства с ним. Представлялось, что меня встретит столичный сноб с претензиями на чинопочитание. Но все оказалось значительно проще и абсолютно ни так, как виделось раньше. Владимир Иванович сразу расположил к себе. Уже потом, узнав многое о разведчиках, я понял, эта особенность общения с людьми — черта многих ассов отечественной разведки.

Именно тогда в разговоре генерал Завершинский впервые произнес имя Исхака Абдуловича Ахмерова. Тогда я не предполагал, что эта легендарная личность «прирастает» ко мне надолго.

Потом появятся мои публикации об Ахмерове в «Челябинском рабочем», «Южноуральской панораме», троицкой газете «Вперед». В 2007—2008 годах журнал «Идель» разместит на своих страницах мои документально-художественные повести «Между Сциллой и Харибдой» и «Черный лотос», главным героем которых тоже был Ахмеров. Будет и книга о разведчиках «И сим горжусь». Все это подогревало интерес южноуральцев к личности легендарного земляка и вызывало вполне объяснимое стремление увековечить его имя более фундаментально.

Я был искренне рад, когда с подачи все того же генерала В. И. Завершинского на родине И. А. Ахмерова в городе Троицке была открыта памятная мемориальная доска. Случилось это 7 апреля 2011 года, в день 110-летия разведчика. Во многом это стало возможным, благодаря целеустремленности главы города В. А. Щекотова и ректора Уральской академии ветеринарной медицины В. Г. Литовченко.

В апреле 2015 года при поддержке губернатора Челябинской области Б. А. Дубровского, регионального совета ветеранов органов государственной безопасности и военно-спортивного фонда «Урал» в Челябинске на Алом поле был торжественно открыт памятник Исхаку Абдуловичу Ахмерову. А чуть позже появилась книга Максима Бодягина «Ахмеров. История подвига», подводившая определенную черту под литературным освещением жизни и деятельности разведчика-нелегала.

Накануне 100-летия органов государственной безопасности России в декабре 2017 года в Челябинске готовилась выставка «Без права на славу — во славу державы», и я с удовольствием принял приглашение принять участие в ее организации. В портретной галерее знаменитых советских разведчиков есть портрет и Исхака Ахмерова. Ему посвящена отдельная витрина с фотографиями, документами и книгами. На церемонию открытия выставки приехало немало знатных гостей из Москвы. Была среди них и правнучка прославленного разведчика Анна Евгеньевна Осипова. Краткое общение с ней вдруг обнаружило немало ранее неизвестного из жизни и судьбы Исхака Абдуловича. Во многом это и послужило толчком к написанию этой книги.

Создавалась она непросто. С одной стороны, об И. А. Ахмерове уже написано немало, и повторять уже сказанное о нем не хотелось. С другой стороны — появились новые сведения о личной жизни разведчика, которые заставляли несколько по-иному взглянуть на уже известные факты его биографии. И наконец, определенные трудности состояли в получении информации и важных деталей.

Я выражаю искреннюю признательность и благодарность всем, кто помогал в создании этой книги. Большое спасибо В. И. Завершинскому (г. Москва), Н. А. Антипину (г. Челябинск), Р. Н. Гизатуллину (г. Троицк), Р. Г. Грибанову (г. Челябинск), В. Г. Магнитовой (г. Челябинск), А. Н. Чиркову (г. Челябинск). И, конечно же, особые слова благодарности я адресую москвичкам Наталье Робертовне Третьяковой и Анне Евгеньевне Осиповой за предоставленную возможность ознакомиться с уникальными страницами жизни и судьбы И. А. Ахмерова и его потомков.

А. Шалагин

Моска — Челябинск — Магнитогорск

2018 г.

Исхак Абдулович Ахмеров

Таинство рождения

Так уж сложилась судьба Исхака Абдуловича Ахмерова, что тайны начали сопровождать его с момента рождения. Знал ли он сам об этом, сегодня уже не скажешь. Во всех официальных документах, и даже в написанной им собственноручно автобиографии, бережно сохраняемой потомками, датой рождения Ахмерова указан день 7 апреля 1901 года. Место рождения — город Троицк, в то время входивший в состав обширной Оренбургской губернии и являвшийся административным центром одноименного уезда и местом дислокации правления 3 военного отдела Оренбургского казачьего войска.

Как и полагалось, факт рождения младенца необходимо было зафиксировать в метрической книге той религиозной общины, к которой были приписаны родители новорожденного. Таким религиозным учреждением для Абдуллы (именно так писалось имя отца нашего героя) и Хадичи Ахмеровых была вторая, или, как ее называли жители Троицка, верхняя, соборная мечеть. И именно в метрической книге этой мечети, ныне хранящейся в фондах Объединенного государственного архива Челябинской области, рукой муллы Мохаммата Бикматова арабской вязью была сделана запись о появлении на свет Исхака Абдуловича Ахмерова.

Эта, в общем-то, рядовая бюрократическая запись так бы и осталась обычным архивным документом, если бы через 100 лет после ее внесения известный троицкий историк-краевед Рауф Назипович Гизатуллин внимательно не вчитался в арабский текст. Он установил, что И.А.Ахмеров родился не 7-го, а 2-го (по новому стилю — 15-го) апреля 1901 года.

На первый взгляд такое несовпадение дат может показаться странным. Но если вспомнить татарские традиции и обычаи дореволюционной поры, то сдвиг даты рождения выглядит вполне логичным. У многих народов Востока существовал обряд имянаречения (у татар он называется исем-кушу), который совершали, как правило, после отпадения пуповины на 4-5-ый день жизни новорожденного. И именно с этого момента человек считался рожденным.

Вот, как описывал этот обряд уроженец Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии, известный этнограф-востоковед и ученый Яков Дмитриевич Коблов:

«По прошествии некоторого времени — через неделю, а иногда раньше — дня через три, четыре происходит обряд наречения имени новорожденному. Отец новорожденного идет к мулле и просит его прийти на дом нарекать имя младенцу. К этому дню готовятся как к празднику. Приглашают родных и близких знакомых […] По приходе муллы выносят ребенка и кладут на нары или на пол лицом к Мекке. Мулла спрашивает родителей, какое имя они желают дать младенцу? Родители назначают имя какого-нибудь пророка, сподвижника Мухаммеда или святого, прославившегося своими подвигами и ученостью…»

Именно так, 7 апреля 1901 года имам второй соборной мечети г. Троицка Мохаммат Бикматов, прокричав и прошептав в ушки младенца азан (призыв к молитве), произнес имя исламского пророка: «Исхак».

А кем же были родители нашего героя? В официальной биографии И. А. Ахмерова указано, что он родился в крестьянской семье уроженца деревни Малый Битаман Сотнурской волости Царевококшайского (после 1917 года — Краснококшайского) уезда Казанской губернии (ныне — Высокогорский район Республики Татарстан — прим. авт.). Упомянутая выше метрическая запись не содержит информации о сословной принадлежности родителей новорожденного, что само по себе можно было бы считать небрежностью муллы. Однако дальнейшие изыскания Р. Н. Гизатуллина показали, что за этим могло стоять и нечто другое. Следует отметить, имам М. Бикматов был опытным священнослужителем, более 30 лет возглавлявшим приход второй соборной мечети г. Троицка.

По данным Р. Н. Гизатуллина, дедом И.А.Ахмерова по отцовской линии являлся потомственный купец и меценат Абдулвали Ахмеджанович Яушев — один из богатейших людей не только Южного Урала, но и всей России. Фирма, совладельцем которой он являлся, обладала миллионными капиталами, владела кожевенными и мыловаренными заводами, мельницами и магазинами, имела представительства в Москве, Варшаве, Ташкенте и других городах.

Если версия Р. Н. Гизатуллина верна, то остается загадкой, почему отец нашего героя Абдулла Абдулвалеевич при рождении получил фамилию Ахмеров, а не Яушев? К этому следует добавить, что упомянутый выше имам М. Бикматов состоял в близком родстве с Яушевыми (жена Бикматова — родная сестра А.А.Яушева) и точно знал, кто был отцом Абдуллы Ахмерова. Словом, за всем этим скрывается тайна, раскрыть которую уже не получится. Нам остается лишь предполагать, что Абдулла Ахмеров не был кровным сыном Яушева. Скорее всего, отец будущего разведчика воспитывался в купеческом доме, дослужившись к концу своей недолгой жизни до должности приказчика.

Мать И. А. Ахмерова Хадича Хакимовна действительно была родом из небогатой семьи, ее отец зарабатывал на жизнь ремеслом скорняка и проживал в Казанской губернии.

Счастье молодых родителей было недолгим. 12 октября 1901 года Абдулла Ахмеров скоропостижно скончался, и 6-месячный Исхак остался сиротой. Почему молодая вдова с младенцем не остались в доме Яушевых, а уехали к родным в Казанскую губернию, тоже остается загадкой. Впрочем, этот факт лишь подтверждает, что кровного родства между Ахмеровыми и Яушевыми не было.

Так или иначе в конце 1901 года Хадича Хакимовна Ахмерова вместе с сыном покинули г. Троицк.

Все детство и отрочество Исхака Ахмерова прошли в доме его деда Хакима, владевшего небольшой меховой лавкой в г. Казани, что худо-бедно обеспечивало материальный достаток семьи и позволило маленькому Исхаку обучаться в русско-татарской школе. Но в 1912 году Хаким-бабай умер, и беззаботное детство нашего героя закончилось. Ему пришлось оставить школьные занятия и начать зарабатывать на жизнь самостоятельно. Через много лет Исхак Абдулович напишет в своей автобиографии:

«Я начал трудовую жизнь, будучи 11-летним мальчиком. Я работал мальчиком в галантерейном магазине, шлифовщиком и курьером в типографии, учеником электромонтера, три года мальчиком и батраком кулака-торговца в деревне и два года приказчиком в Казани. Мои юношеские годы прошли в тяжелой материальной нужде…»

Испытания тех непростых лет во многом способствовали кристаллизации его мировоззрения, закалили характер и сформировали те черты незаурядной личности, которые в дальнейшем и определили жизненный выбор.

На исторической стремнине

Градус общественно-политической напряженности в Казани к началу 1917 года достиг того уровня, когда народное недовольство в любой момент могло вылиться в открытое неповиновение властям. Этот город на протяжении многих десятилетий был одним их эпицентров революционного движения в России. А мировая война, обострившая и без того непростые проблемы страны, многократно усилила протестные настроения в Казани, которая являлась центром громадного военного округа. За годы войны в городе скопилось большое число беженцев, военнопленных и раненых, что отражалось на обстановке в городе.

В январе 1917 года Казанский губернатор П. М. Боярский телеграфировал в Петроград:

«…чуть ли не все слои населения открыто осуждают правительство. Нервное настроение подогревается дороговизной жизни, отсутствием муки, толками о грядущей возможности голода. Все ждут лозунга „К оружию!“, чтобы, как говорит молва, совершить великое дело».

В последние январские дни началась стачка рабочих Алафузовского завода, которая была поддержана и на других предприятиях города. На улицы Казани вышли студенты…

16-летний Исхак Ахмеров не мог в эти дни сидеть дома. Его тянуло туда, где кипело народное негодование. Он посещал многочисленные митинги, слушал ораторов, говоривших о том, что волновало и его неокрепшую душу.

А потом из столицы пришло сообщение, что Николай II отрекся от престола, и власть в стране перешла в руки Временного правительства. Это известие вызвало почти всеобщее ликование. Уже 2-го марта в Казани состоялась многотысячная демонстрация в поддержку нового правительства. Среди демонстрантов был и Исхак Ахмеров, который с восторгом скандировал: «Свобода, равенство, братство».

Восторг февральских событий развеялся быстро. Война, которую страна и народ уже не могли вести ни физически, ни духовно, продолжалась. Это обостряло неразрешенные социальные противоречия еще больше. Вот как описывает обстановку тех дней в Казани историк Д. И. Люкшин:

«В тыловых гарнизонах Казанского военного округа в 1917 году ситуация была с точки зрения военной науки безрадостная: боевая подготовка практически не проводилась, психология солдат определялась ожиданием скорого мира, бытовые условия оставляли желать много лучшего. Нежелание идти на фронт особенно усилилось после провала летнего наступления русской армии».

Такое не могла тянуться бесконечно. И произошло то, что должно было свершиться — 26 октября (8 ноября) 1917 года власть в городе и губернии перешла в руки Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.

Исхак Ахмеров был свидетелем тех событий. Видел он и кровавую бойню, устроенную белочехами и каппелевцами в Казани 7—8 августа 1918 года. В те дни в городе было расстреляно и зарублено свыше тысячи сторонников и защитников советской власти. И это, безусловно, легло четкой отметиной на его восприятии мира.

С изгнанием белой армии из Поволжья и окончательным установлением советской власти в Казани рано повзрослевший Исхак Ахмеров погружается в новую для себя работу. В конце 1919 года он становится членом Российской коммунистической партии большевиков (ВКП (б) — КПСС). И его, к тому времени окончившего бухгалтерские курсы, направили на работу в Казанский губернский продовольственный комитет (Губпродком).

В условиях гражданской войны и иностранной интервенции новое правительство России прилагало усилия для решения проблемы обеспечения населения продовольствием. После подписания Брестского мирного договора Украину оккупировали немцы, Сибирь была в руках колчаковцев, на Южном Урале и в Оренбуржье еще продолжались бои. Поэтому в Москве всему Поволжью и особенно Казани, занимавшей выгодное транспортное положение, придавалось особое значение.

В одной из телеграмм, направленных председателем советского правительства В. И. Лениным в Казань, говорилось:

«… принять особо инициативные меры к выполнению плана снабжения Республики хлебом и фуражом и привлечь к подвозу продовольственных грузов из внутренних ссыпных пунктов к железнодорожным станциям и водным пристаням путем проведения трудовой и гужевой повинности и использования военных сил…»

Политика военного коммунизма, жестко проводимая на местах, нередко вызывала вполне объяснимую агрессию со стороны крестьянства, владельцев мельниц и торговых лавок. Поэтому работа участников продотрядов была опасной: случаи убийства продотрядовцев были нередкими.

Этот непростой этап своей жизни Исхак Абдулович отразит в своей автобиографии сухо:

«…принимал участие в заготовительных отрядах и на продовольственных конференциях […] по партийной мобилизации многократно выезжал на хлебозаготовки».

В 1920 году Ахмеров избирается членом Казанского городского совета рабочих и красноармейских депутатов, и его направляют на работу в Народный комиссариат просвещения Татарской автономной советской социалистической республики, провозглашенной ВЦИК и Совнаркомом РСФСР 27 мая 1920 года. А уже 31 мая народный комиссар просвещения Татарской АССР Х. Ш. Султанов вручил Ахмерову мандат председателя художественного сектора Наркомпроса. Согласно ему, 19-летний Исхак Ахмеров назначался ответственным за всю художественную работу в республике. Нетрудно представить, какой объем работы лег на плечи молодого человека! К этому следует добавить, что в марте 21-го его назначили заведовать отделом снабжения всего Наркомпроса. Это добавило забот и ответственности.

В 1921 году его направляют в служебную командировку в Ташкент. Там, как и полагалось, он встает на партийный учет в местном комитете РКП (б). Учитывая сложность обстановки, его вновь привлекают к работе в продотряде, несколько месяцев ему пришлось отработать и в Наркомате просвещения Туркестанской АССР.

Вернувшись в Казань, Ахмеров, понимавший, что для дальнейшей работы ему просто необходимо получить соответствующее образование, просит свое руководство направить его на учебу. Эта просьба была удовлетворена, и в конце 1921 года по путевке Казанского горкома РКП (б) он отправляется на учебу в Петроград. Тогда Исхак Абдулович не догадывался, что судьба его делает крутой поворот…

Петроград — Москва

Петроград потряс его своим величием. Колыбель трех русских революций, не смотря на царившую кругом разруху, голод и неустроенность, сохраняла красоту своих площадей, мостов и улиц. К этому добавлялся повсеместный энтузиазм созидания новой жизни. И это не могло не окрылять.

Коммунистический университет имени товарища Зиновьева, куда и был направлен на учебу Исхак Ахмеров, располагался в Таврическом дворце, где когда-то заседала Государственная дума, и собиралось Всероссийское учредительное собрание. Свое начало это учебное заведение брало со школы агитаторов, организованной сразу после Октябрьской революции при агитотделе Петроградского комитета партии. После трехмесячного обучения слушатели школы направлялись агитаторами на фронты гражданской войны, государственные и пропагандистские учреждения. Перед слушателями школы выступали В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев. В 1919 году на базе этой школы и создавался коммунистический университет. Его первым руководителем был пролетарский писатель А. М. Горький.

В 1921 году обучение в университете было продлено до четырех месяцев. Слушателям преподавались основы политической экономии, история марксизма и целый ряд других дисциплин, призванных воспитать из слушателей «не теоретиков, а людей широкой практической работы».

Учебный процесс в университете был организован так называемым лабораторным способом — слушатели разделялись на отдельные кружки, где совместно с преподавателями изучали вопросы учебной программы, участвовали в дискуссиях и выступали с докладами.

С самого раннего утра до позднего вечера жизнь в Таврическом дворце кипела: слушатели университета устраивали жаркие диспуты, проводили групповые читки работ Маркса и Энгельса, участвовали в собраниях и митингах. Четыре месяца учебы пролетели незаметно, и в первых числах февраля 1922 года Исхак Ахмеров едет в столицу учиться дальше.

В октябре 1921 года в Москве в Большом Путиновском переулке в так называемом «доме Фамусова» был открыт Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ). Создавался он усилиями Наркомата просвещения РСФСР и Коминтерна для обучения студентов азиатских национальностей. В университете преподавали выдающиеся люди своего времени — нарком просвещения РСФСР А. В. Луначарский, видный советский государственный и партийный деятель Л. Б. Красин, известный историк и общественный деятель М. Н. Покровский, специалист по истории стран Юго-Восточной Азии А. А. Губер, историк-востоковед И. М. Рейснер.

При университете с самого момента его создания работали лекторские курсы. Именно на эти курсы и приехал учиться Исхак Абдулович Ахмеров. Думается, что это направление было вовсе неслучайным. Видимо, что-то подсказывало преподавателям и в Петрограде, и в Москве, что Ахмерова ждет иное будущее.

В сентябре 1922 года, сразу после завершения обучения в КУТВ, Ахмеров по путевке Московского комитета РКП (б) поступает учиться на факультет общественных наук (ФОН) 1-го Московского государственного университета (МГУ). В то время факультетом руководил будущий академик, видный советский историк-марксист Николай Михайлович Лукин. ФОН состоял из 7 отделений, в том числе отделения внешних сношений (международных отношений — прим. авт.). На этом отделении и предстояло учиться нашему герою.

Срок обучения на всех отделениях ФОН составлял 3 года. Первые два года студенты изучали цикл общих предметов с целью получения общего социологического образования, а на третьем курсе проводилась специализация на отделениях факультета. Наряду с традиционными лекциями и семинарами программой обучения ФОН предусматривалась и самостоятельная практическая работа студентов. Начиналась она со второго курса и завершалась с окончанием обучения. Это была не студенческая практика в ее нынешнем понимании. Студенты ФОН именно преподавали в различных образовательных учреждениях столицы. С одной стороны такая система позволяла решить проблему нехватки учительских и преподавательских кадров, а с другой — она давала студентам возможность нарабатывать опыт практической работы. И, конечно же, такая «подработка» приносила и существенную прибавку к весьма скромной студенческой стипендии. К слову замечу, в то время государственная стипендия студентов составляла 10 рублей, а зарплата учителя — 40.

Учреждением, где Ахмеров-студент с 1923 года работал во время учебы, был Московский педагогический техникум имени Профинтерна. Там Исхак Абдулович заведовал учебной частью. Наряду с этим ему, как коммунисту, поручили читать лекции по обществоведению на областных курсах переподготовки учителей. Еще была и ответственная работа старшего инспектора Московского отдела народного образования (МОНО). Словом, нагрузка была нешуточной.

Не смотря на большую занятость студентов, требования к их успеваемости были очень высокими. Только за 1923—24 учебный год из МГУ было отчислено более 1000 студентов-двоечников. Отчисления на ФОН достигали 40%. Это и понятно, ведь для того, чтобы студент был переведен с первого курса на второй, ему необходимо было сдать 13 экзаменов и получить 1 семинарский зачет, а при переводе со второго курса на третий — 9 экзаменов и 3 зачета. Государственные экзамены сдавались по 8 предметам, среди которых наряду с политэкономией, всеобщей историей и историческим материализмом был экзамен и по иностранному языку.

Отделение внешних сношений, где обучался Ахмеров, отличалось от иных отделений ФОН особенно высокими требованиями к студентам по владению иностранными языками. Два основных языка (английский и французский) преподавались на семинарах, а третий (для Ахмерова им был турецкий — прим. авт.) — факультативно. Это требовало от студентов значительных усилий по самоподготовке. Сегодня трудно представить, как Исхак Абдулович справлялся с такой нагрузкой. Но он справился! И в 1925 году стал дипломированным специалистом. Между прочим, его сокурсниками, окончившими ФОН в 1925 году, было немало будущих знаменитостей. Среди них М. М. Смирин, ставший в последующем видным историком-медиевистом, А. В. Арциховский — великий археолог, открывший человечеству тайны новгородских берестяных грамот, известный психолог Л. С. Сахаров.

Валя

Какими бы сложными, и в учебном, и в бытовом плане, не были годы учебы в столице, жизнь брала свое — молодость есть молодость.

Ранней весной 1923 года Исхак Абдулович, как инспектор МОНО, выехал в город Можайск, где ему предстояло прочитать курс лекций для местных учителей. Древний городок выглядел живописно, как будто его обошла стороной послереволюционная разруха. Городской кремль, словно сошедший со старинных гравюр, окружали многочисленные храмы, пока еще не утратившие своего величия и красоты. А выпавший снег только подчеркивал вековую стать и патриархальную умиротворенность.

В школе, где проходили лекции, Ахмеров обратил внимание на улыбчивую симпатичную девушку. Они познакомились. Ее звали Валей…

Валентина Михайловна Неугодова родилась 26 января 1902 года в городе Можайске Московской губернии в рабочей семье. Ее отец Михаил Савельевич работал на железной дороге, а мать Анна Ивановна (девичья фамилия — Юрина — прим. авт.) была домохозяйкой. Жили небогато, но это не помешало Валентине обучаться в гимназии, организованной в свое время графиней П. С. Уваровой. После отличного ее окончания Валентину Михайловну оставили в родной гимназии (с 1918г. — школе — прим. авт.) работать учительницей начальных классов.

…Исхак очень хотел продлить это знакомство. И повод вскоре нашелся. В мае 1923 года в Москве проводился второй Всероссийский съезд советско-партийных школ и коммунистических университетов. Среди его делегатов был и Исхак Ахмеров. Туда же из Можайска приехала и Валя Неугодова. И хотя программа съезда была весьма насыщенной, это не помешало молодым людям получше узнать друг друга…

Взаимная симпатия, как это часто бывает, быстро переросла в более глубокое чувство. Их объединяла не только молодость, но и общее учительское дело, которому, как им казалось, они посвятят всю свою жизнь. Период ухаживаний был недолгим. И вскоре Исхак сделал Вале предложение стать его женой. Но, как и полагалось, необходимо было получить согласие родителей невесты. И тогда Исхак Ахмеров вновь поехал в Можайск.

В доме Неугодовых Ахмерова приняли радушно. Родительское согласие на замужество старшей дочери было получено.

9 февраля 1924 года Отдел ЗАГСа Центрального района города Москвы зарегистрировал брак Исхака Абдуловича Ахмерова и Валентины Михайловны Неугодовой. Молодожены поселились в общежитии педагогического техникума имени Профинтерна по адресу Введенский (ныне — Подсосенский — прим. авт.) переулок, дом №20. И потекла семейная жизнь со своими радостями и переживаниями. А 20 сентября 1924 года в семье Ахмеровых появился первенец, которому дали имя Роберт. Почему именно так, знали только родители. Растить малыша было непросто. Особенно если учесть, что молодые родители, окрыленные идеями построения новой жизни, неугомонно рвались к работе и учебе. Подработки молодого папы оказались кстати — цены на продукты питания были немалыми, а сына и жену нужно было усиленно кормить.

Дипломат

Сразу после получения диплома о высшем образовании Исхак Абдулович Ахмеров откомандировывается в распоряжение Народного комиссариата иностранных дел (НКИД). По существовавшим тогда правилам распределение выпускников ВУЗов по местам их дальнейшей работы проводилось по рекомендации городских комитетов партии. И такая рекомендация на Ахмерова из МГК ВКП (б) поступила.

Уже в июле 1925 года семья Ахмеровых оказывается в Термезе, где располагалось представительство НКИД. Туда Исхака Абдуловича направили дипломатическим агентом, на которого, согласно международным конвенциям, распространялась физическая неприкосновенность. Но одно дело — конвенции, и совсем другое — бесконтрольные банды, державшие в страхе всю округу.

О том, что творилось тогда в этом углу среднеазиатского региона, красноречиво свидетельствуют воспоминания советского дипкурьера О. Х. Германа:

«… от города Кирки до Термеза (менее 250 км — прим. авт.) мы ехали на арбе, сопровождаемой вооруженными красноармейцами, восемь суток. На дороге бесчинствовали басмачи. Каждый пост передавал соседнему о нашем выезде, и тот, куда мы направлялись, встречал нас по дороге. И, несмотря на такие предосторожности, на один из пограничных постов напали басмачи, и в завязавшейся перестрелке были убиты два красноармейца».

Опасности подстерегали не только на дорогах, но и в населенных пунктах. Почти каждую ночь басмачи нападали на кишлаки, грабили и убивали мирное население. Летом 1925 года они предприняли попытку напасть на Термез.

Кое-как устроив жену и грудного сынишку на квартире, располагавшейся в глинобитном домике неподалеку, Ахмеров погрузился в текущую работу диппредставительства. Однако в августе из Москвы поступил приказ: работу представительства свернуть, а самому дипломатическому агенту перебираться в Константинополь.

Впереди их опять ждала опасная и трудная дорога. В эти края Ахмеров еще вернется. Но пока он об этом не знает…

С немалыми трудностями в конце сентября 1925 года Ахмеровы прибыли в Константинополь. Этот город с тысячелетней историей, вобравший в себя множество культур и народов, выглядел почти сказочно: блистал огнями залив Золотой Рог, в лучах заходящего солнца отливали золотом купола Святой Софии, таинственно синели минареты Голубой мечети, величественно тянулись к небу своды дворцов Топ-Калы и Долмабахче, кругом было по-восточному шумно и многолюдно.

Генеральное консульство СССР размещалось в зданиях бывшего царского посольства в фешенебельном районе Константинополя на улице Гран-Рю де Пера. Еще совсем недавно этот комплекс зданий представлял собой «Ноев ковчег», где искали пристанище беженцы из России, охваченной гражданской войной. Эмигранты попроще селились в небогатых районах и лагерях вокруг Константинополя, а в посольстве разместилась бывшая знать. Впрочем, и ей здесь жилось несладко. Людей размещали даже в подсобных помещениях. Свидетель тех событий, видный политический и общественный деятель России В. В. Шульгин, в феврале 1917-го принявший из рук Николая II отречение от престола, писал:

«Я живу в посольстве. Это пишется гордо, но выговаривается несколько иначе. Точнее — я живу у бывшего члена Государственной Думы Н. И. Антонова, который в свою очередь живет у генерала Мельгунова, а генерал Мельгунов живет у генерала Половцова… Во дворе русского посольства темно от обилия русских эмигрантов. Кого тут только нет! Осколки Петрограда, Москвы, Киева, Одессы […] Здесь можно встретить кого надо…»

К концу 1925 года основная часть из тех, кто бежал в Константинополь (по различным данным их число достигало от 160000 до 200000 человек — прим. авт.) уже покинула город: кто-то продолжил свои скитания по миру, другие — вернулись на Родину. Но русских на берегах Босфора еще оставалось немало, главным образом обманутых, несчастных, а иногда и насильно вывезенных из России.

Об этом Ахмерову в первый же вечер в Константинополе рассказывал генеральный консул В. П. Потемкин, в кабинет к которому Исхак Абдулович зашел представиться. Убранство кабинета, обитого красным штофом, удивительным образом смешивало эпохи: на стене висел герб СССР, а вся мебель была украшена двуглавыми гербами царской России. Владимир Петрович, прохаживаясь по кабинету, говорил:

— Помимо сложной обстановки в самом Константинополе, которая требует от нас большого напряжения, угнетающе действует эта огромная масса несчастных, брошенных на произвол судьбы русских людей. Мы, конечно, умеем разбираться, кто из них был подлинным врагом, а кто был увлечен насильно огромным потоком бегущих белых армий…

Потемкин Владимир Петрович (1874—1946) — советский государственный и партийный деятель, дипломат, историк, педагог, действительный член АН СССР. Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1898), преподавал в гимназиях. После Октябрьской революции работал в Наркомате просвещения РСФСР. Участвовал в гражданской войне (начальник политотдела Западного и Южного фронтов). С 1922г. по рекомендации Ф.Э.Дзержинского на дипломатической работе — председатель комиссий по репатриации русских солдат и казаков из Франции и Турции (1922—1923), генеральный консул СССР в Константинополе (1923—1926), советник полпредства СССР в Турции (1927—1929), полпред в Греции (1929—1932), Италии (1933—1934), Франции (1934—1937). С 1937 по 1940 — заместитель наркома иностранных дел СССР, в 1940—1946 — нарком просвещения РСФСР. Награды: ордена Ленина, Красного знамени, Трудового Красного Знамени; дважды награждался Сталинской премией первой степени.

Рассказал генконсул и о хитросплетениях английской дипломатии, пытавшейся создать в Константинополе свой политический центр, направленный против молодого турецкого правительства Мустафы Кемаля Ататюрка.

Быстро вникнув в специфику обстановки в Константинополе, Ахмеров приступил к работе. По современным меркам его должность в дипломатической иерархии была малозначительной, но важно понимать, в те годы советские дипмиссии были весьма малочисленными. Поэтому нашим дипломатом приходилось заниматься многим, что не входило в круг прямых обязанностей.

Вице-консул С. М. Мирный, к дружбе с которым Исхака Абдуловича подвела не только работа, но и общий для обоих молодой возраст, рассказывал, как накануне прибытия Ахмеровых в Константинополь сотрудникам генконсульства пришлось спасать от неминуемой гибели большую группу болгарских коммунистов, совершивших дерзкий побег из тюрьмы на острове Святой Анастасии. Семен Максимович в деталях поведал Ахмерову, что ему и его помощникам пришлось пережить в те дни.

С. М. Мирный помимо своей основной работы выполнял еще и задания Коминтерна, а по линии Разведупра Наркомата обороны под оперативным псевдонимом «Абдулла» курировал резидентуру Николы Трайчева в Болгарии. Об этой стороне жизни своего друга Ахмеров знать не мог. И не знал.

В 1927 году в жизни Исхака Абдуловича произошло важное событие, которое во многом определит его дальнейшую судьбу. Его привлекли к работе в резидентуре советской внешней разведки, которая только-только создавалась в Турции. Конечно же, это случилось не сразу: к нему приглядывались, его оценивали.

Человеком, который привлек Ахмерова в разведку, был Яков Григорьевич Минскер — резидент ИНО ОГПУ в Константинополе.

Минскер (Минский) Яков Григорьевич (1891—1934) — советский разведчик, активный участник установления советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке. В 1920г. — резидент Разведупра Штаба РККА в Северной Маньчжурии. С февраля 1922г. — в ИНО ВЧК (ОГПУ): в 1922—1924 под прикрытием должности консула находился на разведывательной работе в Персии, в 1924—1926гг. — в Шанхае. С декабря 1926 по 1929 гг. — резидент ИНО ОГПУ в Турции. С 1929г. работал на различных должностях в центральном аппарате внешней разведки, в т.ч. возглавлял отделение в Особом отделе ГУГБ НКВД СССР.

Официальным прикрытием для его работы в Турции была должность корреспондента ТАСС. Особенность вновь создаваемой резидентуры состояла в том, что она ориентировалась не для работы на Турцию, которую в СССР воспринимали, как дружественное государство, а на сопредельные страны Европы и Ближнего Востока. В повседневной работе новой резидентуры приходилось учитывать и еще одно обстоятельство: в Константинополе и других портовых городах Турции оставались сильными позиции групп противников Ататюрка, вокруг которых проявляли активность агенты различных разведок. Особенно в этом преуспели агенты английской СИС.

Понимание всего этого придет к Ахмерову позже. А пока он увлеченно совершенствует свой турецкий, общаясь с агентами резидентуры. Наряду с этим Минский рекомендует Исхаку Абуловичу поступить учиться на юридический факультет местного университета. С одной стороны это было нужно для наработки языковой практики, а с другой — приносило молодому дипломату новые знакомства, которые могли пригодиться в дальнейшем.

Однако для поступления в университет требовалось согласие НКИД. И чтобы его получить, Ахмеров неоднократно выезжал в Ангору (прежнее название столицы Турецкой республики — прим. авт.) и встречался с полпредом СССР Я. З. Сурицом. Говорили они не только о предстоящей учебе, но и о Средней Азии, где ни так давно оба работали.

Суриц Яков Захарович (1882—1952) — советский дипломат, участник революционного движения в России. Окончил философский факультет Гейдельбергского университета. С 1918г. — на дипломатической работе: заместитель диппредставителя РСФСР в Дании (1918—1919), полпред РСФСР в Афганистане (1919—1921), уполномоченный НКИД по Туркестану и Средней Азии (1921—1922), диппредставитель РСФСР в Норвегии (1922—1923), полпред СССР в Турции (1923—1934), Германии (1934—1937), Франции (1937—1940), советник НКИД СССР (1940—1945), чрезвычайный и полномочный посол СССР в Бразилии (1946—1947). Награды: ордена Ленина и Трудового Красного Знамени.

Численный состав резидентуры был небольшим — помимо самого резидента, здесь работали шифровальщик и два переводчика. А работы было много. Поэтому постепенно Минский расширяет сферу деятельности внештатного сотрудника Ахмерова, внимательно изучая и оценивая результаты его работы. Об этом он информирует Центр, и там эту информацию принимают к сведению.

В университете Исхак Абулович проучился один учебный год. Это была отличная языковая школа. Теперь его турецкий мало чем отличался от языка коренного жителя Константинополя или Анкары.

Работа в посольстве и резидентуре отнимала немало времени, но это не мешало Ахмерову находить свободные моменты, чтобы повозиться с подраставшим сыном, устроить семейные прогулки по Константинополю и его окрестностям. К слову замечу, Валентина Михайловна в тот период работала в торговом представительстве СССР в Турции на должности кодиста-архивариуса.

В октябре 1928 года Исхака Абдуловича Ахмерова, уже набравшегося немалого опыта, переводят на должность временно исполняющего обязанности консула в советское генконсульство в Трапезунде. Этот перевод был вызван нехваткой опытных специалистов: советского консула в Трапезунде Б. Е. Этингофа перевели на должность генконсула в Константинополь, и важный участок советской дипломатической работы в Турции оказался оголенным.

Город Трапезунд (современное название — Трабзон — прим. авт.) расположился в живописном уголке черноморского побережья Турции. За свою многовековую историю он повидал многое. И это придало городку замечательное многообразие внешнего облика.

Советское консульство здесь было открыто в июне 1920 года. В 1927-м его преобразовали в генконсульство (оно будет закрыто в марте 1933г. — прим. авт.). Здесь, как и в Константинополе, советским дипломатам приходилось решать немало вопросов, связанных с защитой интересов советских граждан и организаций, решением их проблем в рамках действующего законодательства и оформлением необходимых документов — виз, справок, паспортов.

Наряду с этим определенную специфику работе советских диппредставительств в Турции придавало появление здесь в начале 1929 года политического изгнанника Л. Д. Троцкого, который первое время даже проживал вместе с семьей на территории советского генконсульства в Константинополе.

В мае 1929-го И.А.Ахмерова переводят в Москву, где до февраля будущего года он работает референтом НКИД. Он не догадывался, что на Лубянке рассматривается вопрос о переводе его на другую работу.

На новой работе

Возвращение Ахмеровых в Москву было обусловлено и еще одним обстоятельством. Семейным. Роберт подрос, и ему надлежало отправляться в школу. Конечно, работа Исхака Абдуловича и его партийный долг в этом отношении стояли на первом месте, и в случае необходимости он мог бы отправить жену с сыном в СССР, а сам остаться в Турции. Но, как говорится, звезды сложились удачно: служебное и личное совпали.

В марте 1930 года Исхак Абдулович Ахмеров начинает работать в контрразведывательном отделе (КРО) секретно-оперативного управления ОГПУ, на который возлагались борьба с бандитизмом, контрреволюцией, шпионажем и контрабандой.

Прием на работу в эту важнейший орган государственной безопасности осуществлялся после тщательной проверки кандидатов. Учитывался опыт и результативность предыдущей работы, партийные и производственные характеристики, результаты наблюдений действующих сотрудников ОГПУ и их рекомендации. Кто рекомендовал Ахмерова на работу в КРО, неизвестно. Но, безусловно, при его назначении учитывалось мнение и упомянутых выше Я. Г. Минскера, С. М. Мирного и В. П. Потемкина.

После небольшой подготовки Исхак Абдулович, оставив семью в Москве, выезжает в Бухару, где ему в должности оперуполномоченного предстояло принять участие в борьбе с басмачами.

Басмачество, как религиозно-националистическое движение, направленное на свержение советской власти в Средней Азии, существовало многие годы. Несмотря на существенный урон, наносимый басмачеству РККА и ОГПУ, оно продолжало существовать. В немалой степени этому способствовала поддержка, оказываемая главарям сепаратистов правящими кругами сопредельных государств. По этим каналам к басмачам поступали оружие, деньги, военное снаряжение. Нередкими были случаи присутствия в отрядах басмачей иностранных советников. Особую активность в поддержке басмачества проявляла Великобритания, стремившаяся ослабить влияние СССР в Азии. Агенты СИС подталкивали лидеров басмачества к постоянным нападениям на советскую территорию.

В 1930 году обстановка в среднеазиатском регионе вновь обострилась. В марте советско-афганскую границу перешел крупный отряд басмачей во главе с курбаши С. Шайтаном. В это же время в самом Афганистане сторонники бывшего эмира Бухары начали подготовку восстания с целью создания самостоятельного государства. В конце апреля отряд басмачей, насчитывающий 1200 сабель, предпринял попытку перехода государственной границы СССР. С каждым днем обстановка обострялась.

К внешним угрозам добавлялась и крайне неспокойная ситуация в самих среднеазиатских республиках, вызванная проводимыми в стране мероприятиями по коллективизации и раскулачиванию. В сводках ОГПУ того времени отмечалось:

«…В Бухаре ликвидирована одна антисоветская группировка, противодействующая колхозному строительству […] Массовые антиколхозные выступления дехканства, провоцируемые байством, охватили многие районы и грозят в дальнейшем развитии перерасти в восстание […] В кишлаке Бувайда после ареста районными властями трех кулаков-лишенцев к зданию РИКа и райкома подошла толпа 400 чел., требуя не арестовывать баев, не описывать имущество, угрожая свержением соввласти…»

В этих условиях вновь прибывшему оперуполномоченному ОГПУ И. А. Ахмерову пришлось непросто. Необходимо было включаться в работу сходу. Бесчисленные встречи с тайными осведомителями, операции по выслеживанию басмаческой агентуры, перехват караванов с оружием, засады, погони и перестрелки. Все это было.

Была и неизбежная в деле любого оперуполномоченного бумажная работа — многочисленные отчеты, протоколы, сводки. И в этом для Ахмерова тоже была школа: сжато и емко формулировать информацию ему в дальнейшем придется часто.

В конце 1930 года опасная командировка Исхака Абдуловича закончилась, и он с радостью возвращается в Москву, где его ждали. К тому времени Роберт уже мог продемонстрировать отцу свои первые успехи в учебе. И это, безусловно, радовало отца.

После небольшого отдыха Ахмеров вновь приступает к работе. В марте 1931 года его зачисляют слушателем Института красной профессуры (ИКТ) истории, советского строительства и права. Примечательно, что в своей автобиографии он не указывает этого факта, как и всех деталей своей работы в органах госбезопасности. Возможно, это было не просто учеба, а часть его работы в КРО. Не следует фантазировать по этому поводу. Однако замечу, по существовавшим тогда правилам, слушатели ИКТ подлежали освобождению от работы по месту службы и должны были сняться с партийного учета. Было ли это сделано в отношении Ахмерова, неизвестно.

Размеренная жизнь в столице Исхака Абдуловича тяготила. Да, здесь в Москве жилось спокойно, рядом были близкие люди, которым он мог теперь уделять больше времени. Но ему явно не хватало адреналина живой, настоящей работы.

По справедливому замечанию М. А. Бодягина, период работы Ахмерова в КРО укрепил в нем «волевые качества, присущие ему со времен тяжелого отрочества, подстегнул творческое начало в работе с людьми, пробудил вкус к специфике агентурной работы, выявив ключевые таланты, необходимые для вербовщика — обаяние и умение войти в доверие при сохранении холодной трезвости ума, способность к перевоплощению, доходящую до полного самоотречения, умение выйти за пределы поведенческих шаблонов и быстро принять нестандартное решение». Наверное, именно такую характеристику, правда, сформулированную иным, более канцелярским, языком с обязательным упоминанием его партийной дисциплины и преданности делу борьбы пролетариата с мировым империализмом, дали Ахмерову в административно-организационном управлении ОГПУ, ведавшим кадрами всех подразделений. И это в конечном итоге определило его дальнейшую судьбу. В самом начале 1932 года ему предложили работу в ИНО.

ИНОго выбора нет

Советская внешняя разведка, зародившаяся в период формирования новых органов государственной власти, возникла не вдруг и не сразу. Необходимость создания специального органа, направленного на получение достоверной политической информации за пределами страны, советское правительство понимало с первых послереволюционных дней. На начальном этапе, когда первостепенной задачей было удержать власть в условиях гражданской войны и иностранной интервенции, разведывательная деятельность сводилась к работе в тылу белых армий и проникновению в антисоветское подполье, с чем успешно справлялись сотрудники Разведупра РККА и ВЧК. С переходом к мирному строительству молодое государство, оказавшееся во враждебном окружении, нуждалось в более глубокой разведке, призванной предотвратить агрессию извне, ослабить подрывную деятельность контрреволюционных и антисоветских кругов внутри страны и за рубежом, обеспечить руководство страны достоверной политической информацией о замыслах правительств других государств в отношении РСФСР (СССР). К пониманию этого советское правительство подтолкнуло и поражение в советско-польской войне. Подводя ее итоги, Политбюро ЦК РКП (б) 6 сентября 1920 года приняло решение: «Учитывая ту сложнейшую международную обстановку, в которой мы находимся, необходимо поставить вопрос о нашей разведке на надлежащую высоту. Только серьезная, правильно поставленная разведка спасет нас от случайных ходов вслепую». Практической реализацией этого решения стало создание в структуре ВЧК Иностранного отдела (ИНО).

Иностранный отдел ВЧК-ОГПУ СССР — подразделение внешней разведки советских органов государственной безопасности, создано 20.12.1920г. в структуре ВЧК (с 1922г. — Государственное политическое управление (ГПУ), с 1923 г. — Объединённое государственное политическое управление (ОГПУ) прим. авт.). Перед ИНО были поставлены задачи по созданию резидентур за границей, развёртыванию агентурной работы среди иностранных граждан на территории РСФСР, обеспечению паспортно-визового режима. В 1921г. ИНО вошёл в состав Секретно-оперативного управления ВЧК, в 1927г. передан в непосредственное подчинение Коллегии ОГПУ СССР. Задачи внешней разведки были сформулированы в постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) от 30.01.1930г.: освещение деятельности и проникновение в зарубежные центры эмиграции; выявление террористических организаций и интервенционных планов, подготовляемых государствами — потенциальными противниками СССР; освещение и выявление планов финансово-экономической блокады; добывание документов секретных соглашений и договоров, а также промышленных изобретений, технико-производственных чертежей и секретов; борьба с иностранным шпионажем в советских организациях и наблюдение за деятельностью советских учреждений за границей. До середины 1920-х гг. действовали совместные резидентуры ИНО и Разведупра РККА. В ходе создания агентурной сети существовало тесное взаимодействие между ИНО и коммунистическими партиями, входившими в Коминтерн. С 1930г. ИНО стал заниматься научно-технической разведкой. Данные научно-технической разведки способствовали выполнению планов индустриализации СССР. На основе добытых ИНО материалов достигалась значительная экономия средств при строительстве крупнейших предприятий тяжёлой, химической и оборонных отраслей промышленности. В начале 1930-х годов важнейшим из приоритетов внешней разведки стало внедрение агентуры в правительственные учреждения стран — вероятных противников в будущей войне, прежде всего Германии и Японии. В ноябре 1932 г. издано распоряжение об усилении нелегальной работы и о готовности легальных резидентур к переходу на нелегальные условия работы. В июле 1934 г. в связи с ликвидацией ОГПУ СССР и образованием НКВД СССР функции внешней разведки были возложены на 7-й отдел ГУГБ НКВД СССР.

С первых дней работы ИНО туда пришли работать люди, имевшие богатый опыт подпольной революционной работы, знавшие не понаслышке правила конспирации и умевшие в свое время противостоять высокопрофессиональным специалистам царского охранного отделения. Абсолютно справедливы слова ветерана СВР РФ П. Г. Громушкина:

«Фундамент в основание Службы был заложен еще революционерами, теми, кто в непрерывных боях с царизмом и буржуазией сформировали замечательные кадры подпольщиков, нелегалов, искусных конспираторов. Ведь ни изощренные происки охранки, ни тюрьмы, ни ссылки не сломили их».

К 1932 году, когда Ахмерову предложили перейти на работу в ИНО, советская разведка уже обладала немалым опытом закордонной работы. На ее счету были успешно проведенные и проводимые операции, результатами которых стали выстраивание выгодного для СССР внешнеполитического курса, международно-правовое признание нашей страны правительствами 24 стран, разгром контрреволюционного террористического подполья, связанного с зарубежными разведками и белоэмигрантским организациями, получение научно-технической информации, способствующей развитию советской промышленности и науки.

Итак, Исхаку Абдуловичу предложили новую работу. Мог ли он от нее отказаться? Наверное, мог. Тем более, что тогда и потом существовало правило — с ответом на предложение не торопить. Человеку давали время, чтобы сделанный выбор стал осознанным, Ведь разведка, помимо всего, это еще и множество ограничений. И Ахмеров выбор сделал!

Его зачислили в 6-ое отделение ИНО, занимавшееся разведкой в странах Востока. Отделением руководил Я. Г. Минскер, с которым Исхак Абдулович был знаком по совместной разведывательной работе в Турции. Это обстоятельство, безусловно, сближало и не требовало времени на обычную в подобных случаях притирку характеров.

Подготовка закордонного разведчика — долгая и кропотливая работа. Она включает в себя множество нюансов, от точности и правильности учета которых во многом зависит успех предстоящих разведывательных операций и зачастую безопасность самого разведчика. Даже мелкий просчет в деталях может стоить ему жизни. Подготовка разведчика, которому предстоит работать под прикрытием, или, как принято говорить, «под крышей» какого-либо официального учреждения за рубежом, существенно отличается от таковой, если речь идет о разведчике-нелегале. Поэтому считалось и считается, что нелегалы — особая каста в разведке. Они — штучная продукция.

Будущему нелегалу помимо досконального знания иностранного языка, и не всегда одного, необходимо буквально вжиться в ту легенду, которая разработана для него Центром. Он должен безукоризненно знать историю и географию той страны и того места, откуда он, согласно легенде, якобы, был родом. Ему нужно владеть информацией о тех людях, которые когда-либо могли знать человека, под именем которого нелегалу предстоит работать. Он должен в совершенстве владеть манерами, присущими жителям страны пребывания, или страны, откуда он, якобы, прибыл. Разведчик должен держать в памяти десятки имен, лиц, паролей и адресов. Ко всему этому следует добавить и совершенное владение специальными методиками работы разведчика по сбору и передаче информации, связи с резидентом и агентами, обнаружения слежки и ухода от нее. Этот перечень можно продолжать и продолжать…

Специальное отделение, занимавшееся исключительно нелегальной разведкой, в структуре ИНО было создано в 1922 году. На него возлагалась подготовка и координация закордонной работы нелегалов. По понятным причинам способы и методы работы этого подразделения были и остаются глубоко законспирированными.

Когда Ахмеров в начале 1933 года готовился к своей первой командировке за рубеж в качестве кадрового сотрудника советской внешней разведки, где ему предстояло работать с нелегальных позиций, 1-ое отделение ИНО (нелегальная разведка — прим. авт.) возглавлял Н. И. Эйтингон, с которым Исхак Абдулович встречался в 1929 году в Турции. В то время Эйтингон под именем Леонида Александровича Наумова работал атташе советского генконсульства в Константинополе и возглавлял резидентуру ИНО ОГПУ.

Эйтингон Наум Иссакович (1899—1981) — советский разведчик, генерал-майор государственной безопасности. С 1920г. — в органах ВЧК: уполномоченный, помощник заведующего секретно-оперативным отделом Гомельской ГубЧК. Принимал участие в операциях против бандформирований савинковцев, был тяжело ранен. В 1924г. окончил восточное отделение Военной академии РККА. Был зачислен в ИНО-ОГПУ. Неоднократно выезжал в командировки в Китай и Турцию. В 1936—1938гг. — заместитель резидента советской разведки в Испании, принимал участие специальных операциях в Китае и Франции, был одним из разработчиков операции «Утка» (ликвидация Л. Д. Троцкого — прим. авт.). В годы Великой Отечественной войны — заместитель начальника 4-го управления НКВД (разведывательно-диверсионная работа на временно оккупированной территории), участвовал в разработке и реализации целого ряда операций — «Монастырь», «Березино», «Арийцы», «Курьеры» и др.; принимал участие в операциях по борьбе с националистическими бандформированиями в Прибалтике и Западной Белоруссии. В 1953г., как «участник банды Берии», был арестован и осужден к 12 годам тюремного заключения. После освобождения в 1964г. работал старшим редактором в издательстве «Международная книга». Реабилитирован в 1992г. (посмертно). Награды: два ордена Ленина, два ордена Красного Знамени, ордена Суворова и Отечественной войны I ст., два ордена Красной Звезды.

Безусловно, такое знакомство шло на пользу дела. Они легко понимали друг друга, и подготовительная работа, занимавшая почти все время Исхака Абдуловича, продвигалась быстро.

По разработанной для Ахмерова легенде, он — турецкий студент, прибывший в Китай для обучения в американском колледже. Его задача — сбор политической информации об обстановке в стране и регионе, освещение планов японской военщины в отношении Китая и СССР, создание условий для дальнейшего функционирования резидентур советской внешней разведки в Харбине, Шанхае и Бэйпине (название Пекина с 1928 года — прим. авт). Безусловно, ставилась задача завязывания в студенческих кругах и иностранной колонии знакомств, которые могли быть полезными для внешней разведки СССР.

Наряду с этим весьма важной была «обкатка» паспорта, по которому Ахмерову предстояло жить в Китае. Это было необходимо и для этой командировки Исхака Абдуловича, и для использования советской разведкой паспорта в дальнейшем.

Все разведки мира пытаются любой ценой заполучить подлинные документы иностранного гражданина. Конечно, идеальным вариантом считается их официальное получение в соответствующих органах той или иной страны. Это возможно при благоприятном стечении обстоятельств и личной находчивости разведчика. Такое в истории советской внешней разведки бывало. И не раз.

Паспорта можно заполучить и иным способом. Их можно купить, выкрасть, официально изъять у иностранца при пересечении им государственной границы. Если и такими способами иностранный паспорт получить не удается, то документ, удостоверяющий личность, изготавливается в тайных лабораториях и типографиях. Такая лаборатория в ИНО была. Руководил ею мастер своего дела австриец Георг Миллер.

Миллер Георг (Георгий Георгиевич) родился в 1898г. в Австрии, участвовал в социал-демократическом и коммунистическом движении. В 1924—1927гг.- дипкурьер полпредства СССР в Вене. По линии Коминтерна нелегально работал в Европе. С 1930г. — в СССР, принят на работу в ИНО-ОГПУ. В 1935г. присвоено звание старшего лейтенанта госбезопасности. Принимал участие в операциях по тайной доставке в Испанию оружия и вывозу из нее золотого запаса страны (изготавливал поддельные бортовые журналы морских судов, осуществлявших перевозки). В 1945г. уволен из НКГБ СССР. Награды: ордена Красного Знамени, Красной Звезды, Знак Почета.

Неизвестно, как был получен паспорт на имя Мустафы Дакмака (в некоторых источниках — Мустафы Тогмача — прим. авт.), а именно под этим именем Ахмерову предстояло отправиться в Китай, но то, что он побывал в лаборатории Миллера, это точно. Необходимо было тщательнейшим образом придать этому документу полную достоверность.

Еще одним из важных моментов сложнейшей подготовки нелегала является разработка маршрута его продвижения в страну назначения. В отличие от разведчиков, работающих «под крышей», нелегалы добираются до цели своей командировки окольными путями, чтобы никоим образом не обнаружить свою связь с родиной. Таким же образом они, как правило, и возвращаются домой.

И Ахмерову предстояла такая дорога: Турция — Европа — Китай. Каждый этап этого пути отрабатывался до мелочей.

Конечно же, в ходе его подготовки велись интенсивные лингвистические занятия. Английский и французский Исхак Абдулович знал неплохо, но в Китае его «родным» языком будет турецкий, которым он владел, вроде бы, отлично, но необходимо было его освежить. Тем более, что в это время в Турции шла языковая реформа: арабо-персидские слова, ранее составлявшие почти 80% турецкого языка, постепенно вытеснялись турецкими эквивалентами, арабская письменность была заменена латиницей. Словом, и в этом отношении «турецкий студент» должен был быть на высоте.

Подготовка, потребовавшая от Ахмерова концентрации воли, выдержки и усилий, завершилась к маю 1933 года. Весь период подготовки с семьей он виделся редко. Дома считали, что папа опять уехал в очередную служебную командировку. Перед отправкой за кордон Ахмерову дали отдохнуть в кругу семьи немногим дольше обычного. Но нужно было торопиться, «студент» должен был прибыть в Бэйпин вовремя.

Путь в Поднебесную

В начале июня Голд, таков был оперативный псевдоним Ахмерова в Центре, прибыл в Стамбул (новое название Константинополя с 28 марта 1930 г. — прим. авт.). Здесь, купив на железнодорожном вокзале Сиркеджи билет до Вены, он сел в вагон Восточного экспресса и отправился в путь. Дорога пролегала через Болгарию, Румынию и Венгрию, что давало возможность испытать документы на имя Мустафы Дакмака в деле. Никаких вопросов паспорт «турецкого студента» у пограничников четырех стран не вызвал.

В Вене Ахмеров пробыл недолго. Здесь было необходимо решить некоторые, скажем так, организационные вопросы, и, убедившись в отсутствии слежки, направиться в Рим. Все это заняло не более суток. Уже следующим вечером Мустафа Дакмак появился на перроне вокзала «Термини» в итальянской столице.

Как и планировалось в Москве, Голд, устроившись в отеле, направился в турагентство для оформления поездки в Китай. И здесь его ждала первая неожиданность. Как оказалось, большинство туристов и бизнесменов, отправлявшихся в Поднебесную, выбирают не морские круизные лайнеры, а сухопутную дорогу через… СССР. Во-первых, это было относительно недорого, а «студенту» демонстрировать свое финансовое благополучие не следовало, и во-вторых, дорога через Советский Союз считалась более безопасной. Уже потом в Центре учтут этот явный промах с подготовкой пути продвижения нелегала, а пока Голду пришлось принимать решение самостоятельно — времени согласовывать этот вопрос с Москвой не было. Ахмеров отдавал себе отчет, где находится. Любая опрометчивость в поступках и необдуманность решений могли привести к провалу.

Итальянская тайная полиция (ОВРА — прим. авт.), созданная в 1921 году, как внутрипартийный орган движения будущего диктатора Муссолини, с приходом последнего к власти превратилась в широко разветвленную и хорошо осведомленную спецслужбу. Она имела целую сеть осведомителей и агентов как в самой Италии, так и за ее пределами. При этом ОПРА тесно взаимодействовала с другими итальянскими спецслужбами, что давало ей простор для деятельности, направленной на сохранение режима дуче. И в Москве об этом знали. Поэтому Голд принял единственно правильное в такой ситуации решение — не привлекать к себе внимание дорогим круизом, а добираться до Китая более популярным сухопутным путем.

Итак, решение принято. Теперь предстояло получить китайскую въездную визу. Ахмеров еще в Москве знал, где располагается китайское посольство. Но, войдя в роль турецкого студента, он долго расспрашивал сотрудницу турагентства, как добраться до виа Бруццоло.

В китайском посольстве никаких затруднений с визой не возникло. Однако услужливый клерк дипмиссии предупредил Голда о необходимости получения еще и советской транзитной визы. А вот такой поворот в планы Ахмерова точно не входил. Идти в советское посольство, где его мог узнать кто-то из коллег по работе в НКИД, было рискованно. Но иных вариантов не было.

Путь к советскому посольству был неблизким. С одной стороны, это позволяло все хорошенько обдумать, а с другой — не лишним было в очередной раз убедиться в отсутствии слежки.

Пока все шло хорошо. Никуда не спешивший симпатичный молодой человек в светлом пиджаке и алой феске на голове прогуливался по живописным улочкам Рима, время от времени останавливаясь возле примечательных зданий, памятников и фонтанов. Таких беззаботных зевак в итальянской столице сейчас бродило немало: туристический сезон был в полном разгаре.

Наконец Голд вышел на виа Гаэта. Красный флаг над советским полпредством он увидел сразу, но, как и полагалось иностранцу, впервые попавшему в Рим, немного замешкался, оглядываясь по сторонам…

Мы не знаем, что происходило в советском диппредставительстве. Скорее всего, именно там Голд через резидентуру ИНО ОГПУ известил Центр о смене маршрута. Задерживаться в полпредстве дольше, чем это полагалось иностранцу, было рискованно. Поэтому все делалось оперативно. Совсем скоро Ахмеров похвалит себя за это.

Он вышел на улицу и направился все тем же размеренным шагом туриста в сторону своего отеля. Слежку за собой он заметил сразу. Филеры особо этого и не скрывали. А вот Голду нужно было скрыть от наблюдателей свои умения обнаруживать слежку и уходить от нее. Это было непросто, ведь его не покидала мысль: «Где я мог проколоться?».

Видимо, агентам не хотелось тащиться за этим «турком» по жарким улицам: вскоре они его окликнули и предложили пройти в полицейский участок. «Это не овравцы — мелькнуло в голове у Ахмерова — Те ведут себя по-другому».

В полиции все прояснилось — по славам полицейских, теперь все входившие в русское полпредство в Италии подлежат проверке. Удостоверившись в том, что перед ними турок, полицейские предложили ему за плату приобрести carta d’ identita — документ, разрешающий пребывание человека в Италии. Вот это удача! В последующем этот документ послужит Ахмерову хорошую службу.

…Наконец-то все волнения и переживания остались позади, и Мустафа Дакмак отправился в Советский Союз. Как же ему хотелось задержаться в Москве! Он мечтал увидеть Валю и Роберта. Но Ахмеров понимал, этому не бывать. Задержка иностранца в СССР может вызвать подозрения у японских оккупационных властей, встреча с которыми была еще впереди.

А в Москве его ждали. Как говорится, почти на ходу он получил от Центра последние наставления и, не задерживаясь в столице, выехал в Китай…

В 1933 году Япония полностью оккупировала Маньчжурию, создав на ее территории государство Маньчжоу-Го во главе с марионеточным правителем Пу И (последний китайский император — прим. авт.), вывезенным японской разведкой из Китая. На начальном этапе захвата части китайской территории Япония опасалась ответных мер со стороны США и Великобритании, чьи интересы в ходе этой операции затрагивались в немалой степени. Но Запад никак не отреагировал на японскую провокацию, и это развязало агрессору руки.

С захватом Маньчжурии Япония опасно приблизилась к территории СССР, что, безусловно, не могло не вызвать обеспокоенность в Москве. Токийские резидентуры ИНО ОГПУ и Разведупра Штаба РККА регулярно информировали высшее политическое руководство страны об агрессивных планах Японии в отношении Китая и СССР. Еще в январе 1932 года они переправили в Центр телеграмму американского посла Джонсона, который писал в Вашингтон:

«Я все больше и больше убеждаюсь, что японские действия в Маньчжурии должны рассматриваться больше в свете русско-японских отношений, чем китайско-японских. Высшие военные власти Японии пришли к заключению, что для них имеется возможность действовать в Маньчжурии и продвинуть японскую границу дальше на запад в подготовке к столкновению с Советской Россией, которое они считают неизбежным».

В это время в японской печати была развернута мощная антисоветская кампания: в июне газета «Буесю симбун» опубликовала статью «Неизбежность японо-советской войны» с подзаголовком: «Выгодно воевать скорее», а в июле в «Токио майнити» была размещена статья обозревателя Н. Сиро «Грядущая война с СССР», в которой автор констатировал, что военное столкновение с Советами неизбежно. Со страниц газеты «Джапан адвертайзер» военный министр Араки заявил о необходимости распространения японской национальной морали не только в Азии, но и во всем мире. Главным препятствием на этом пути министр считал Внешнюю Монголию (Монгольская народная республика — прим. авт.) и Восточную Сибирь.

Об агрессивных планах японской военщины были хорошо проинформированы в Европе и США. Резидентура ИНО ОГПУ в Англии сообщила в Центр, что в Вашингтоне и Лондоне убеждены, сначала Япония нападет на СССР с целью захвата советских дальневосточных территорий и укрепления своего тыла, и только потом вступит в борьбу против США. Такое развитие событий вполне устраивало западных политиков. Оно воспринималось на Западе как «настоящее благодеяние истории».

К лету 1933 года передовые части Квантунской армии подошли к Бэйпину. Но сил для захвата китайской столицы уже не было: войска были измотаны непрерывными боями. Это вынудило Токио остановить наступление и подписать с Китаем договор о перемирии. На этом первый этап японской агрессии в континентальной Азии был окончен.

Вот в такой обстановке Ахмеров прибыл на железнодорожную станцию «Маньчжурия». Японский офицер пограничной стражи, бегло просмотрев документы Мустафы Дакмака, приказал турку следовать за ним. Причем, из всех пассажиров вагона, только его увели в здание вокзала…

Японская военная жандармерия, выполнявшая помимо прочего и функции контрразведки, «славилась» своей жестокостью в отношении тех, кто попадал в поле ее зрения. Любой, заподозренный в шпионаже или подрывной деятельности, подвергался средневековым истязательствам. Особый интерес у этой службы вызывали те, кто прибывал в Маньчжурию со стороны СССР. Японцы понимали, транзитные поездки через СССР в Китай в экономическом плане выгодны для Маньчжоу-Го. Поэтому они, опасаясь снижения пассажиропотока, в целом вели себя в отношении иностранцев корректно. Но это лишь до того момента, пока не возникали подозрения.

Взволнованного турка ввели в кабинет, где за массивным столом восседал одетый в штатское сухопарый пожилой японец в очках. Он, не взглянув в сторону вошедшего, с интересом разглядывал документы, изъятые у турка. Потом японец что-то гортанно произнес, и сидевший рядом с ним переводчик, обращаясь к Мустафе на довольно коверканном турецком, сказал:

— С какой целью Вы направляетесь в Бэйпин?

— Я еду учиться, господа — Ахмеров старался придать своему голосу уверенности и некоторого возмущения — В американский колледж…

Когда переводчик, пристально всматривавшийся в лицо турка, перевел его слова японцу, тот ехидно улыбнулся и произнес:

— А почему в паспорте нет транзитной маньчжурской визы?

Мустафа искренне удивился такому вопросу.

— А мне в китайском посольстве об этом не сказали… — ответил он, немного растерянно.

Услышав перевод, японец резко соскочил со стула и стал почти кричать:

— Здесь Вам не Китай, а независимое государство Маньчжоу-Го. У нас тут свои законы и порядки…

Потом он успокоился и, сев на свое место, распорядился поставить в паспорт турецкого студента маньчжурскую транзитную визу.

На этом инцидент был исчерпан, и Мустафе Дакмаку разрешили вернуться в вагон. Позднее от Голда Центр узнает об этой истории и будет учитывать нововведения японских оккупационных властей.

Дальнейшая дорога до Бэйпина прошла без приключений. Ахмеров, помня наставления А. Х. Артузова «все примечай и фиксируй», внимательно наблюдал за тем, что видел в окне вагона. Кругом были следы войны. И везде японские войска…

Артузов (Фраучи) Артур Христианович (1891—1937) — видный деятель советских органов государственной безопасности, один из организаторов советской разведки и контрразведки, корпусный комиссар. Окончил Петербургский политехнический институт (1917), участвовал в гражданской войне. С 1919г. — в органах безопасности: уполномоченный особого отдела, заведующий оперативным отделом особого управления, помощник начальника особого отдела ВЧК. С 1921 по 1930гг. — начальник КРО секретно-оперативного управления ОГПУ СССР. Непосредственно принимал участие в разработке и руководстве операциями «Трест», «Синдикат-2», «Тарантелла» и мн. др. В 1930—1935гг. возглавлял ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД. Под его руководством была существенно расширена сеть резидентур, в т.ч. нелегальных, привлечено к сотрудничеству с советской внешней разведкой значительное число иностранных агентов, на протяжении многих лет поставлявших ценнейшую разведывательную информацию. В 1934г. по совместительству работал заместителем начальника Разведупра Штаба РККА. В 1935—1937гг. — заместитель начальника Разведупра Штаба РККА. Под его руководством работали видные военные разведчики, проявившие себя накануне и в годы Великой Отечественной войны. В мае 1937г. был арестован, обвинен в участии в контрреволюционной организации внутри НКВД. 21 августа 1937г. осужден в особом порядке, расстрелян в тот же день. Реабилитирован в 1956г. (посмертно). Награды: два ордена Красного Знамени, нагрудный знак «Почетный сотрудник госбезопасности». В 2014г. на здании Петербургского политехнического университета установлена мемориальная доска, посвященная А.Х.Артузову.

В Бэйпине тоже было неспокойно. Здесь понимали, Япония не ограничится захватом территорий на севере. Рано или поздно наступит момент, когда бои начнутся и здесь. Но пока действовало перемирие, жизнь в иностранной колонии в целом была спокойной. Голд довольно быстро тут обосновался, заведя полезные знакомства среди студентов американского колледжа. Общительный «турок» располагал к себе. Он умел слушать, а это в любой компании всегда ценится. Конечно, Мустафа говорил по-английски со смешным акцентом, но эти мелочи не омрачали дружеского общения.

А в Центр в это время уходила информация о ситуации в регионе. Японский военный министр Араки, выступая на закрытом совещании перед губернаторами префектур, заявил о необходимости дальнейших завоеваний в Азии. При этом Араки был весьма откровенен: «Япония должна неизбежно столкнуться с СССР. Поэтому для империи необходимо обеспечить себе путем военных методов территории Приморья, Забайкалья и Сибири».

Это выступление, хотя и было тайным, его детали стали известны иностранным дипломатам. Английский военный атташе Э. Джеймс телеграфировал в Лондон: «Военные круги, которые представляет Араки, считают, что лучше начать войну против России раньше, чем позже». А американский посол Д. Грю высказывал мнение, что японцы могут принять решение выступить против Советской России раньше, чем СССР будет к этому готов.

Все это знали и в Москве. От Голда. Через него поступила информация и о том, что Япония планирует выставить против СССР 24 дивизии, оснащенные современным вооружением. Этой армадой планировалось захватить Приморье, перерезать Транссиб и в конечном итоге овладеть советским Дальним Востоком. В хрестоматийном издании «Очерки истории Российской внешней разведки» этот непростой этап жизни Ахмерова описан лаконично:

«…установил хорошие отношения с двумя студентами-европейцами. Один из них был англичанин. Он поддерживал контакт с работниками своего посольства и доверительно сообщал информацию, которую он черпал из бесед с английскими дипломатами, в том числе о планах японцев, и ряд других заслуживающих внимание сведений. От студента-скандинава поступала информация о ситуации в Северо-Восточном Китае».

К этому следует добавить, одной из тем, которую освещал Голд, была ситуация, складывающаяся вокруг Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Эта железнодорожная магистраль, построенная на русские средства в 1898—1903 годах, принадлежала СССР. В 1929 году она была захвачена китайскими милитаристами. Тогда СССР смог сохранить свои права на КВЖД. Но с приходом в Маньчжурию японцев ситуация резко изменилась. Руководству СССР стало понятно, в таких условиях дорогу не удержать. В связи с этим летом 1933 года начались переговоры по продаже КВЖД. Первоначально СССР запросил 250 млн. золотых рублей, что с учетом всех затрат на строительство и содержание дороги, выглядело более чем скромно. Но японская сторона и этого платить не хотела. В сентябре того же года японцы устроили провокацию с арестом советских сотрудников КВЖД. В связи с этим переговоры о купле-продаже железной дороги были приостановлены. Они возобновятся после отъезда Ахмерова из Китая. И в 1935 году КВЖД будет продана Маньчжоу-Го за 140 млн. иен, что по курсу того времени составляло около 65 млн. золотых рублей.

Тем временем за океаном

Советское руководство с первых дней существования социалистического государства внимательно относилось к ситуации в США. Да, американцы тоже принимали участие в иностранной интервенции против нашей страны, но их участие в этом было обусловлено не столько территориальными притязаниями, а стремлением ослабить возможные приобретения экономических конкурентов. В первую очередь Японии и Великобритании. К тому же в Америке помнили, что именно Россия, пусть даже и царская, одной из первых признала независимость США,

Место США в геополитике высшим политическим руководством СССР в различные годы определялось по-разному. Если в 1917 году США отводилось лишь первое место среди развитых капиталистических стран, то к 1922 году Соединенные Штаты — это лидер англо-саксонского мира, включавшего в себя не только английскую метрополию, но и ее значительные колониальные владения. Позднее геополитическая карта мира, по мнению Москвы, будет иметь два основных центра влияния, к которым будут стремиться все остальные государства: к СССР будут тяготеть выбравшие социалистический путь развития, к США — ориентированные на капитализм. Из этого следовало, что со временем Соединенные Штаты станут потенциальным, а потом и основным, противником СССР. А пока таковым считалась Великобритания.

К этому следует добавить, теоретики мировой революции предполагали, что в США, как стране с наивысшей стадией развития капиталистических отношений, революционная ситуация может возникнуть в любой момент. Это во многом и определяло интерес СССР и его спецслужб к ситуации на североамериканском континенте.

Проникновение советской разведки в США было непростым. Ведение разведывательной деятельности с легальных позиций долгое время оставалось невозможным из-за отсутствия официальных дипломатических и торгово-промышленных отношений между двумя странами.

Считается, что первым человеком, поставлявшим важную политическую, военную и экономическую информацию о США советскому руководству, был Л. К. Мартенс. Он не состоял в штате ВЧК, и даже неизвестно, контактировал ли он с чекистами, но то, что его, скажем так, исходная информация учитывалась советскими разведчиками в дальнейшем, это точно.

Мартенс Людвиг Карлович (1874—1948) — видный деятель революционного движения в России, советский общественно-политический деятель, инженер, доктор технических наук. Окончил Высшую техническую школу в Шарлоттенбурге, лично был знаком с В. И. Лениным, Л. Д. Троцким, Ю. О. Мартовым. После февральской революции вернулся в Россию. В 1919—1921гг. был непризнанным послом РСФСР в США. С 1921 по 1926гг. — член Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ). С 1926г. на научной работе — руководитель Ленинградского НИИ дизельстроения, ректор Московского механо-электротехнического института.

В начале 1919 года Мартенса назначают официальным представителем РСФСР в США. Однако направленные им в Госдеп верительные грамоты американским правительством были отвергнуты. Несмотря на это обстоятельство, непризнанный посол открыл в Нью-Йорке бюро, целью которого было не только налаживание торговых отношений с США, но и знакомство американцев с тем, что происходило в России. Следует отметить, за короткий период своей деятельности агентству Мартенса удалось заключить торговые соглашения на сумму свыше 30 млн. долларов. Но правительство США выступило против вывоза американских товаров в РСФСР. Поэтому эти договоры так и остались нереализованными. Работа бюро проходила в сложнейших условиях, его сотрудники подвергались постоянным угрозам со стороны реакционных кругов. Позднее будущий дипкурьер НКИД, а в 1919 году — рядовой сотрудник бюро, выполнявший роль связного между Нью-Йорком и Москвой, Б. С. Шапик вспоминал:

«Особенно изощрялась террористическая организация „Виджелентес“ („Бдительные“). В своих анонимных письмах, ночных телефонных звонках „Виджелентес“ требовали, чтобы Мартенс покинул США, в противном случае грозили подвергнуть его линчеванию. За Мартенсом была организована постоянная полицейская слежка. Близкие товарищи и друзья Л. К. Мартенса, понимая, что его жизни грозит опасность, никогда не отпускали его одного. Мне тоже приходилось довольно часто сопровождать его и выезжать с ним за пределы Нью-Йорка. Всегда поражали его спокойствие, хладнокровие, выдержка и собранность».

Информация бюро Мартенса, работавшего в Вашингтоне и Нью-Йорке, включала в себя сведения о внутреннем положении в США и сопредельных государствах, текущей рыночной конъюнктуре, справки о представителях деловых кругов, готовых к сотрудничеству с РСФСР. Наряду с этим агентством были собраны сведения о значительном числе инженерно-технических работников США, которые будут широко использованы в период индустриализации.

В 1921 году деятельность бюро была прекращена под давлением американских властей. Но важная политическая и экономическая информация, так необходимая руководству страны, была получена.

В 1925 году в США под именем Карла Феликса Вольфа прибыл сотрудник Разведупра Штаба РККА В. Б. Котлов. В его задачи входило выяснение общей обстановки в стране в свете возможностей создания резидентуры в Нью-Йорке.

Котлов Владимир Богданович (1893—1937) — советский военный разведчик. Настоящее имя — Вернер Раков. В годы первой мировой войны был интернирован как немец на Урал, где принимал активное участие в установлении советской власти. Участвовал в гражданской войне, был ранен. По заданию Коминтерна выезжал в Германию, где принимал участие в создании немецкой компартии. С 1921 г. в Разведупре РККА — резидент в Кёнигсберге, Вене и Париже. В 1925 — 1926 гг. — резидент в США. После возвращения в СССР работал в книжном издательстве. В 1936г. был арестован по обвинению в шпионаже, в сентябре 1937г. — расстрелян. Реабилитирован в 1993г.

За короткий срок Котлову удалось создать небольшую, но весьма продуктивную агентурную сеть, которая смогла получить сведения о состоянии авиации и военного флота США.

Позднее в США работали военные разведчики Я. М. Тылтынь, М. С. Стерн, В. Е. Горев и др. С установлением в ноябре 1933 года дипломатических отношений для недопущения возможных осложнений наметившемуся сближению двух стран советская военная разведка приостановила свою деятельность на территории США. Акцент был сделан на политическую разведку, которая работала в Соединенных Штатах с 1928 года.

Первым нелегальным резидентом ИНО ОГПУ в США был Леон Минстер, с именем которого связывают успехи советской научно-технической разведки (НТР) за океаном. В справке ИНО ОГПУ, составленной на основе шифровок Минстера в 1931 году, отмечалось:

«За последнее время несколько оживилась работа по техразведке в Америке. Работу пришлось ставить заново, и если учесть, что за последние годы результаты были низкими, то сейчас эти успехи нужно признать огромными. Получили материалы по химической промышленности (по оценке, экономия составила один млн. долларов), исчерпывающую информацию по дизель-мотору „Паккард“. С Америкой установлена регулярная связь (живая, нелегальная). В этом большая заслуга т. Эйнгорна А. О., который в сложных условиях проделал большую оперативную работу, выполнив полностью порученные ему задания».

По линии НТР в США работал и знаменитый советский изобретатель Л. С. Термен, который был знаком со многими информированными источниками, включая физика А. Эйнштейна, будущего руководителя «Манхэттенского проекта» генерала Л. Гровса и будущего президента США Д. Эйзенхауэра. Термен принимал участие в создании охранных систем для американской армии и флота, совершенствовании телефонной связи между США и Европой. Поэтому все технические секреты были известны и СССР.