Бесплатный фрагмент - ВЫБОР

Невидимая Связь

Прошло 18 лет, с тех пор как Сэм с Натали и Тиган скрылись от своих преследователей. Тиган уже заканчивала колледж и её чувства задавали ей всё больше вопросов. Толькоо одна мысль, что она не такая, как все, не покидала её. А тут ещё подготовка к выпускному балу. Она и подумать не могла, что за этот короткий промежуток времени, жизнь её кардинально изменится. Она станет совсем взрослой, пройдя через любовь, кровь и преследования и на этот раз сделает свой выбор.

ЧАСТЬ 2

ВЫБОР
Глава 1 — Тиган

Если брать в общем, то я — человек. По крайней мере, так мне говорили. И всё же я не всегда чувствую себя нормальным, во всех смыслах, человеком. Но, опять же, кто из старшеклассников чувствует себя вообще человеком? Моя подруга Саманта говорит мне, что она тоже не чувствует себя нормальной, а ведь она пришла в этот мир как и большинство, старомодным способом. Может быть, я чувствовала бы себя более нормальной, если бы у меня была пара на выпускной.

Олдтаун, штат Мэн, — это место, где я прожила большую часть своей жизни. Я не помню своего раннего детства, которое, как мне сказали, было довольно интересным. Мама говорит, что я была счастливым ребёнком, а папа время от времени ласково называет меня Вонючкой. Не знаю, как я должна себя при этом чувствовать. Мама всегда ругает его и тут же прощает на одном дыхании.

Я родилась с даром, или так они это называют. Дядя Хэнк же называет это моей силой. Я никогда не давала ей названия и обычно считаю эту силу скорее неприятной. Она циркулирует в моём сознании, ограждённая барьерами, которые я построила, чтобы она не вытекала при самом простом прикосновении. Я научилась сознательно держать эту силу в стабильном состоянии внутри себя. Другие же находят это удивительным, хотя я пока не видела в этом никакой пользы. Думаю, наверно это как будто быть рок-звездой. Ты играешь всю эту прекрасную музыку, но сам её почти не слышишь, потому что усилители уже испортили твои уши.

Мой мир наполнен музыкой, которую слышу только я. Это не совсем звук в том смысле, в котором его воспринимают уши, это скорее бомбардировка волн, которые движутся в меня и через меня. Я знаю, что это люди и это их грохот, такой давящий и бесполезный. Я научилась отфильтровывать его из своей жизни, игнорируя то, что я не понимаю, и позволяя этому пройти мимо, не трогая и не задумываясь над этим. Некоторые ритмы я очень хорошо знаю и не игнорирую, хотя могу, если захочу.

Мой младший брат Зейн считает, что это большая сила. Конечно, он также считает, что дядя Хэнк всегда и во всём прав. Я уверена, что это как-то связано с подарками, которые дядя Хэнк приносит во время своих визитов. Я сблизилась с Зейном, когда он был ещё в утробе моей матери. Папа сказал мне, что это было самое удивительное чувство, которое он когда-либо испытывал, но, конечно, я была слишком мала, чтобы помнить всё это. Я всё думаю, не достигла ли я пика уже в годовалом возрасте, и что с тех пор всё уже пошло по наклонной.

Привязанность очень похожа на узнавание голоса. Среди какофонии я могу найти тех, кого хорошо знаю. Чем лучше я их знаю, тем легче их найти и тем труднее их блокировать. У каждого из них свой уникальный набор ритмов. Прикасаясь к кому-то новому, я могу, если захочу, синхронизировать свою музыку с его музыкой. Волны становятся более выражены, когда я прикасаюсь, что позволяет мне легко отделить их от постороннего шума. Дядя Хэнк считает, что моё прикосновение усиливает этот резонанс. А я просто знаю, что это позволяет мне выделить их из мира шума.

Я никогда не синхронизируюсь с другими. Моя семья — это голоса, которые я знаю лучше всего, и я предпочитаю, чтобы так и было. Маме иногда требуется смена стиля, но она всё же больше любит кантри. Музыка Зейна более быстрая, с лёгким стаккато. Для синхронизации же с Папой, почти не требуется усилий. Наши эманации почти одинаковы, общаться с ним так же легко, как и дышать. Он, как уютное одеяло накрывает мой разум когда мы течём вместе. Как будто я создана для него. Создана — хорошее слово для объяснения того, чем, или кем я являюсь.

«Давай, Тигс, — умолял Зейн, — мама сказала, что я могу пойти, если ты меня отвезёшь». Зейн сократил моё имя с Тиган до Тигс, когда ему было два года. Мне также не нравилось, что некоторые мои друзья тоже его сократили. У Зейна были друзья, с которыми он хотел встретиться в торговом центре в Бангоре. Конечно, это означало, что мне придется посидеть с ними, пока он не закончит. Я бы отказалась, но я чувствовала, как сильно он этого хочет. Какие бы барьеры я ни строила, моя семья всегда могла просочиться сквозь них, когда я теряла концентрацию. Это было настоящей неприятностью для меня.

«Ты будешь мне должен», — сказала я. С таким же успехом я могла бы дать ему миллион долларов, но я почувствовала, как его радость вошла в меня. Ладно, это не было уж такой неприятностью. Возможно, я могла бы выменять эту радость на, скажем чтобы он выполнял некоторые мои обязанности по дому.

Ну да ладно. Я наблюдала, как его светлые волосы подпрыгивали, когда он бежал наверх, чтобы собраться. Это была странная стрижка, коротко подстриженная вокруг ушей и шеи, но более длинная на макушке, так что её можно было разделить посередине.

«Наверное, кто-то сказал «да», — сказала мама, выходя из кухни. Она всегда работала дома, когда у нас были каникулы в школе. Не то чтобы нам нужен был кто то взрослый, просто это была привычка, которую она сохранила с тех пор, как мы были ещё маленькие.

«В этом доме нет секретов», — сказала я, позволяя ей снова стать занудой. Мама наклонилась, проходя мимо, и поцеловала меня в лоб. И в то же время я почувствовала её любовь, смешанную с гордостью. Я хотела возненавидеть это вторжение, но мне было приятно. Мне действительно нужно было закончить школу и отправиться в самостоятельное плавание. Мне нужно было быть одной, чтобы понять, кто я есть, без постоянного вторжения из вне.

«Я рада, что ты присматриваешь за ним», — сказала мама. «Он всегда сначала „делает“, а потом уже думает. Когда же ты рядом, он начинает больше думать».

«Вот так я и провожу своё время», — пожаловалась я, — «размышляя». Мама остановилась и повернулась ко мне. Она отращивала длинные волосы. Не такие длинные, как у меня, но выше плеч. Я думаю, что она красила их в тёмный цвет, пытаясь побороть седину.

«Я слышу немного жалости к себе?» спросила мама. Её улыбка обезоружила мою очередную жалобу. Она обогнула диван и села рядом со мной. Я не была готова к разговору между матерью и дочерью, но я хотела пожаловаться.

«У Зейна больше планов, чем у меня, — сказала я, — больше друзей, больше дел. А у меня ничего нет. Может быть, я стану отшельницей или уйду в монастырь».

«Уже сдаёшься в восемнадцать лет», — поддразнила меня мама. Её рука обхватила моё плечо и притянула меня к себе.

«Это не смешно, — сказала я, выражая своё отвращение, хотя должна была держать его при себе, — я стану одной из тех кошатниц, которых показывают в новостях». Я была старше своего свидетельства о рождении. Мой день рождения был перенесен на два с половиной месяца вперед от моего фактического рождения. Мы скрывались, и изменение даты помогло сохранить мою личность в тайне. Это было сделано для того, чтобы сделать запросы к базе данных менее эффективными.

«У тебя всё ещё нет пары?» спросила мама. Я почувствовала её сочувствие и была рада, что в нём не было жалости. Жалость разозлила бы меня, а я не хотела злиться. Я хотела быть грустной.

«Я буду единственной без пары», — вздохнула я, — «обречённой на стол неудачников выпускного бала». Я почувствовала прилив любви со стороны папы. Его не было в городе, он уехал по делам, и моя грусть сразу улетучилась. Он мог быть за миллион миль от меня, а я всегда чувствовала его. Я сосредоточилась и заблокировала его связь. Он разрушал прекрасно проведенное время страдания. Я не хотела довольствоваться тем, что мне выпало в жизни; я хотела большего.

«Времени ещё предостаточно, — сказала мама, — да и ты всегда можешь попросить кого-нибудь сама». Я закатила глаза.

«Женщины не просят мужчин, — сказала я, — это только подтвердит, что я в отчаянии. Посмотри на одиночку, умоляющего о свидании». Я наверно через чур размахивала руками, но я была в небольшой ярости.

«Твой отец тоже никогда бы не попросил меня», — сказала мама. «Некоторых мужчин нужно немного подтолкнуть. В наше время нет ничего плохого в том, что женщина спрашивает мужчину». Ей было легко говорить. У неё была любовь всей её жизни. Родители всегда притворялись, что всё легко, когда их жизнь только налаживалась. Моя жизнь казалось мне была неустроенной, и я уж точно никак не смогла бы пригласить парня на выпускной бал.

«Да, наверное», — солгала я. «Просто это должно работать по другому». Саманта отказала одному парню, а затем приняла просьбу Джина. Она переполняла меня, заставляя чувствовать себя некрасивой и нежеланной. Я, конечно, была рада за неё или что то вроде того. Но было бы лучше для всех, если бы какой-нибудь парень просто попросил сам.

«Если бы жизнь была идеальной, нам бы не пришлось менять имя и прятаться здесь, в штате Мэн, — сказала мама, — всегда есть что-то, что подбрасывает гаечный ключ в работу. То, как мы справляемся с этими вещами и определяет нас». Я не стала закатывать глаза, как мне хотелось, т.к. это оскорбило бы её. Она и понятия не имела, как это плохо чувствовать себя нежеланной. Поправлюсь, нежеланным для людей за пределами моей семьи. Я чувствую себя почти невидимкой для своих сверстников.

«У Саманты свидание», — жаловалась я. «Как я могу появиться без пары?».

«Ты отрезала своего отца», — перебила мама. Её улыбка была прощающей: «Значит это действительно тебя очень беспокоит».

«Папа заставляет меня забыть о том, что я нежеланна», — призналась я.

«Ты далеко не нежеланная, — сказала мама, притягивая меня крепче, — я уверена, что если бы ты попросила кого-нибудь, он бы с радостью согласился. Наверное, куча мальчиков пытаются набраться смелости и спросить тебя». Я рухнула в её объятия.

«Тогда почему они не делают этого?» сказала я и мои глаза налились слезьми.

«Их страх не меньше, чем твой», — прошептала мама, поглаживая мои волосы. «Мысль о том, что ты скажешь им „нет“, — это сокрушительный удар».

«Целых два мальчика попросили Саманту», — возразила я.

«Она не такая умная, как ты», — продолжала мама. «Мальчики боятся того, что может сказать умная девочка. У мужчин есть проблема с тем, чтобы не быть выше других и они не всегда понимают, что внутри все мы просто люди».

«Ты уговариваешь меня вести себя глупо?» спросила я. Мама засмеялась и поцеловала меня в лоб. Мне понравился этот смех, он был мягким и призванным парировать моё заявление. Я прижалась ещё сильнее, чего не делала уже несколько лет. Я чувствовала, как маме это нравится.

«Никогда не будь тем, кем ты не являешься», — тихо сказала мама. «Уверена, там есть человек, который ждёт встречи с тобой, но ты можешь не найти его завтра, на следующей неделе или через год. Просто поверь мне, что он там чувствует себя одиноким и ждёт тебя, чтобы наполнить свою жизнь. Когда ты найдёшь его, у тебя должно хватить смелости сказать ему об этом».

«А что, если он не хочет такого урода?» сказала я. Эта мысль пришла так быстро, что я не успела её сдержать. Долгие годы моя так называемая сила разъедала меня. Я была уникальна в этом мире, мне суждено было плыть сквозь него как аномалия. В одиночестве.

«Моя милая девочка, — сказала мама, её глаза стали такими же влажными, как мои, — ты не урод и никогда им не будешь. У тебя больше любви, чем у кого-либо. Там есть кто-то; тебе просто нужно найти его и спустить его шины». Я наполовину плакала, наполовину смеялась над её словами. Папа рассказывал нам историю моей покойной бабушки о том, как она встретила своего мужа, моего дедушку-курьера, чьи шины она тайно спустила, чтобы уговорить его остаться на некоторое время.

«Ты хочешь, чтобы я играла грязно», — сказала я, моя улыбка поползла к моим слезящимся глазам.

«Конечно, — сказала мама, вытирая глаза, — мужчины могут быть идиотами, когда дело касается женщин, но с нашей помощью они быстро учатся. И твой отец не был исключением».

«Таких мужчин, как папа, не так уж много», — вздохнула я.

«Нет», — сказала мама, улыбаясь тому, чего я не хотела знать, — «но есть кто-то, кто однажды будет держать твоё сердце крепче, чем твой отец». Мне нравилась идея найти кого-то, кого я могла бы любить и быть любимой. Меня уже несколько раз целовали, и я находила это довольно приятным. Это не было похоже на то, о чём я читала. И уж точно не сравнится со страстью, которую я видела в кино. Возможно, мне следовало бы не ограничиваться только поцелуями. Я была уверена, что мне чего-то не хватает.

«Вы уже закончили?» позвал Зейн с верхней ступеньки лестницы. Я покраснела и вытерла глаза. Это полный отстой, когда я забываю закрывать его от своего настроения. Я знала, что он хочет отправиться в путь, где его ждут друзья и захватывающая жизнь.

«Да», — крикнула я в ответ. Мама снова поцеловала меня в лоб и отпустила. Её улыбка была так же важна, как и её поцелуй. Ничего не было решено, но я чувствовала себя уже немного лучше. Хорошо было знать, что мужчины глупы. Почему-то для меня было важно знать, что они равны мне.

…………..

«Если я скажу тебе кое-что, ты обещаешь не сердиться?» спросил Зейн, пристегивая ремень безопасности. Я огляделась, нажимая на кнопку запуска. На его лице было выражение «я сделал что-то и я сожалею». Такое же выражение, когда папа заставил его сказать мне, что это он пролил чернила на платье моей куклы American Girl в пятом классе.

«Нет», — сказала я и серьезно сказала. Я остановила машину у подъезда.

«Я слышал, что ты сказала маме», — всё равно сказал Зейн, потом его голос перешел на шепот, — «а потом я почувствовал это».

«Ну и что, — чуть не заорала я, — как будто у вас никогда не бывает проблем. Ты должен заниматься своими чёртовыми делами».

«Ты знаешь, что я не могу», — сказал Зейн, — «я же не могу это остановить». Моя связь с семьей превратилась в принцип «всё или ничего». Любые чувства, выходящие за рамки нормы, громко заявляли о себе.

«Прости».

«Это моя вина», — сказал Зейн, глядя на свои ноги. Я почувствовала его стыд и сожаление.

«Что, — сказала я, пытаясь не забывать смотреть на дорогу, — что я слишком странная, чтобы со мной встречаться?»

«Нет, — заикнулся Зейн, — то есть да, но не потому, что ты странная».

«О чём ты болтаешь?»

«Мейсон Кроуфорд спрашивал меня о тебе», — сказал Зейн.

«Он придурок», — быстро сказала я. Мейсона интересовал только Мейсон. Однажды он проник в школу, чтобы посмотреть на предстоящую контрольную по математике. Все знали, что он это сделал, но он обвинил во всем Леви Паттерсона, первокурсника, который помог ему. Леви был немедленно исключен и попал в частную школу.

«И он не первый, кто спрашивает», — признался Зейн.

«О чём спрашивает?»

«О тебе», — подстраховался Зейн.

«А что насчёт меня?»

«Парни спрашивают меня о тебе», — ответил Зейн. «Они думают, что я контролирую твой социальный календарь или что-то в этом роде».

«О чём спрашивают?» повторил я, глядя на Зейна.

«Дорогу», — быстро сказал Зейн, указывая вперед. Я посмотрела назад и выпрямила машину. Я сделала глубокий вдох и снова повторила свой вопрос.

«Они хотят знать кое-что, — сказал Зейн, — например, есть ли у тебя ко нибудь. Мне не нравится, как они это говорят, поэтому я как бы отмахиваюсь от них».

«Что ты сказал?» спросила я, размышляя, стоит ли мне злиться.

«Мейсон спросил, есть ли у тебя пара на выпускной», — сказал Зейн, затем он посмотрел в пассажирское окно и пробормотал что-то, чего я не поняла. Я чувствовала беспокойство Зейна. Оно было таким же, как будто он снова пролил чернила на платье моей куклы.

«Зейн?»

«Я сказал ему, что у тебя свидание», — сказал Зейн.

«И что?» сказала я, «он придурок».

«Он как бы обошёл школу», — сказал Зейн. Он стиснул зубы и оглянулся на меня.

«Что он спрашивал обо мне?»

«Что у тебя уже есть пара», — признался Зейн. Злость, смешанная с облегчением, быстро наполнила меня. Злость на то, что я осталась без пары из-за брата, и облегчение от того, что я не была изгоем в обществе. «Дорога!» крикнул Зейн.

Мои глаза расфокусировались, и я вернула машину через осевую линию на свою полосу. Миллион чувств пробежало через меня, и я потеряла концентрацию. Я почувствовало, как чувства моего отца смешиваются с моими собственными, стабилизируя ход моих мыслей. Гнев уменьшился.

«Мысль о том, что Мейсон может заговорить с тобой…» сказал Зейн, «ну, я хотел ударить его». Я глубоко вздохнула и сосредоточилась на дороге.

«Он бы убил тебя», — сказала я. Мейсон был звездой футбольной команды. Одна из причин, по которой школа не стала слишком глубоко изучать дело о взломе.

«Я солгал», — признался Зейн. «Я не думал, что деломожет зайти так далеко. Они не должны были спрашивать меня о тебе». Я чувствовала противоречие в его мыслях. Он хотел всё исправить и в то же время повторить это снова. Какие бы проблемы у нас ни были, Зейн и я были братом и сестрой. Намного ближе, чем большинство, благодаря моей силе.

«В следующий раз, — сказала я так спокойно, как только могла, — говори мне, когда происходит такая ерунда».

«Извини».

«С кем, ты сказал, я иду?» спросила я.

«С каким-то парнем из колледжа», — ответил Зейн, — «он намного больше Мейсона». Мне пришлось рассмеяться. Мой брат защищал меня как мог, а теперь у меня был воображаемый парень, похожий на Франкенштейна. «Я не хотел, чтобы он подумал, что у него есть малейший шанс», — добавил Зейн в свою защиту.

«Он и не подумал», — сказала я, когда мое дыхание восстановилось, — «и спасибо тебе».

«Ты не злишься?»

«Я просто в ярости», — сказала я, — «и в тоже время благодарна». Как я могла держать это против него? Я не могла, а тем более с силой моего отца во мне. Мне действительно нужна была пара на выпускной, но ещё больше мне нужен был верный брат.

«Ты знаешь, что маме не нравится, когда ты блокируешь папу», — сказал Зейн почти без обиняков. Он почувствовал, что я снова впускаю отца.

«Она никогда ничего мне не говорила, — сказала я, — я делаю это только тогда, когда хочу почувствовать только себя. Иногда это трудно, быть со всеми».

«Маме нравится чувствовать папу», — сказал Зейн с глупой улыбкой. «Когда ты блокируешь его, ты блокируешь и её от него».

«Какая мерзость», — сказала я, представляя, на что он намекает.

«Ага», — засмеялся Зейн, — «лучше ты, чем я». Я не могла представить, как другие отнесутся к моей семье. Зейн рос в ней с самого первого дня. Он не знал другого пути. Папа и мама приняли его по своей воле. Мне было интересно, какая семья может быть у меня. Будет ли это настоящая любовь или что-то вроде рабства? Я часто задумывался, не из-за меня ли мама и папа стали мамой и папой.

Глава 2 — Тиган

«Два часа», — напомнила я Зейну, подъезжая к магазину Dick’s Sporting Goods. На Торговый центр можно было потратить не более двух часов, но если я буду идти достаточно медленно, то смогу как то растянуть это время.

«Три», — сказал Зейн, отстегивая ремни.

«Два или ты идешь домой пешком», — настаивала я. Он улыбнулся, зная, что я не выполню свою угрозу.

«Я позвоню тебе через два», — сказал Зейн и быстро ушёл, прежде чем я успела уточнить время. Он позвонит мне через два часа и попытается засечь время. Я вздохнула и поехала на другую сторону торгового центра, чтобы припарковаться рядом с магазином Macy’s. В их обувном отделе были сапоги, на которые я положила глаз. Если бы они ещё были в продаже, это могло бы сделать поездку стоящей. Мама ни за что не откажет мне, если я буду возить Зейна.

В магазине не было покупателей, и я направилась в обувной отдел. Было приятно бродить по проходам, не уворачиваясь от колясок и сумок. Я быстро нашла сапоги, коричневые кожаные, с латунной пряжкой, удерживающей мало полезные кожаные ремешки над лодыжкой. Это были высокие сапоги, которые отлично смотрелись бы с моими юбками. Мне понравились линии и то, как они облегают мое тельце. Ценник в 260 долларов был больше, чем мама могла быпозволить, по крайней мере, без дня рождения или Рождества.

«Тебе бы они очень пошли», — услышала я сзади себя. Я узнала голос Саманты и повернулась с улыбкой.

«Да, думаю так и есть, не так ли?» согласилась я. Саманта кивнула. Я сдержала улыбку, хотя её рука была переплетена с рукой Джина. Я была разочарована, что она была не одна. Я ненавидела свою ревность. «Привет, Джин».

«Привет, Тигс», — сказал Джин, откидывая свободной рукой свои русые волосы с глаз. У него было одно из тех точеных лиц, которые я не могла назвать красивыми. Я знала, что он не уродлив и не среднего роста, просто что-то было не совсем правильно с симметрией.

«Сейчас я немного превышаю свой бюджет», — добавила я, положив ботинок обратно на стол. «А вы оба, тоже делаете покупки?»

«Нет, просто гуляем», — улыбнулась Саманта. Джин странно посмотрел на неё, словно не понимая. Я видела, как Саманта сильно сжала его руку. Его лицо стало спокойным, и он оставил её в покое.

«В каком платье пойдёшь на выпускной?» спросила я. Саманта не хотела напоминать мне, что я осталась без пары.

«В смокинге», — почти печально ответила Саманта. Я любила и ненавидела её одновременно. В её тоне не было жалости, это было сожаление. «Так ты покупаешь сапоги?» — спросила она, пытаясь сменить тему.

«Нет, я сегодня шофёр», — ответила я, — «Зейн где-то здесь бегает».

«Разве у него ещё нет прав?» спросил Джин. Он отпустил руку Саманты, что, как ни странно, заставило меня почувствовать себя немного лучше.

«Ещё пять месяцев», — ответила я, качая головой, — «Потом нам придется делить машину, так что я не уверена, что с нетерпением жду этого».

«Послушай, — сказал Джин, — мы не знаем, что нам делать. Если у тебя есть немного времени, может быть, ты могла бы помочь». Его глаза были честными, хотя Саманта выглядела нерешительной. «Мне бы не помешало ещё одно мнение», — добавил Джин, посмотрев на Саманту, а затем на меня. Я не была уверена, хочу ли я участвовать в выборе смокинга Джина. Быть третьим лишним было непривлекательно.

«У тебя всегда был лучший вкус, чем у меня», — сказала Саманта. «Нам бы не помешала помощь». В её голосе звучала искренняя мольба. У меня было целых два часа, чтобы убить время.

«Вы уверены, что я не буду мешать?»

«Нет, если ты хоть что-то знаешь о смокингах», — сказал Джин.

«Пожалуйста», — сказала Саманта. Она улыбнулась и посмотрела на меня так, как могла понять этот взгляд только я. Это был не взгляд «заблудившегося»; это было её лицо «пожалуйста, походи со мной».

«Ну, — сказала я, — я не уверена, что знаю, что модно, но я могу наложить вето на собак». Джин улыбнулся и кивнул головой. Саманта схватила меня за руку и потянула к выходу. По крайней мере, я не собиралась весь день погрязнуть в жалости к себе.

По дороге в магазин мы обсуждали тест мистера Причарда по математике. Все были согласны, что он был слишком сложным и содержал задачи, которые мы никогда не обсуждали на уроках. Мистер Причард был помешан на математике и считал, что весь мир любит её так же, как и он. Он всегда носил галстук-бабочку и начинал день словами: «Дамы и господа, добро пожаловать в мир чисел». Добро пожаловать в ад», — подумало бы большинство из нас.

«Ему придётся изгибаться», — сказал Джин, больше пытаясь убедить себя, чем нас. Родители Джина заставляли его посещать AP-классы. И он всегда старался держать высоко голову.

«Всегда есть кто-то, кто разрушает кривую», — сказала Саманта, затем повернула голову. «Не так ли, Калеб?». Я повернулась и увидел Калеба Макгуайра, который шёл примерно в пяти шагах позади нас. Его лицо окрасилось в десять оттенков красного, пока он силился что-то ответить. В учёбе Калеб был великолепен. В социальном плане ему не хватало присутствия сильного. Я могла сказать, что Саманта, обращаясь к нему, причинила ему почти физическую боль.

«Я напортачил с дополнительным заданием», — защищаясь, сказал Калеб. Его вороные волосы небрежно свисали над ушами, как будто он пытался отрастить их длинными. Часть волос с левой стороны была перекошена, и по ней переплетались выбившиеся пряди.

«Ты испортил кривую?» зловеще спросил Джин. Я удивился, когда Калеб не вздрогнул. Я не знала его хорошо, но полагала, что он будет ёжиться рядом с таким высоким человеком, как Джин. Калеб играл на скрипке в школьном оркестре. Джин — в баскетболе и легкой атлетике.

«Возможно», — твердо ответил Калеб, — «Я не могу бросить мяч, поэтому я проваливаю тесты». Я была удивлена его позицией. Она не была угрожающей, но она была как стена. Он не собирался отступать перед словами Джина. Калеб был моего роста, примерно на голову ниже Джина.

«Туше», — засмеялся Джин. Калеб расслабился и улыбнулся. Я услышал, как Саманта выдохнула. Она не была уверена в том, как отреагирует Джин. «Ты знаешь что-нибудь о смокингах?» спросил Джин.

«Примерно столько же, сколько о том, как окунать мяч», — признался Калеб.

«Что ж, — сказала Саманта, — ты всё равно можешь присоединиться к нам. Это избавит тебя от необходимости следить за нами».

«Я не следил», — защищался Калеб. Его лицо снова стало красным.

«Пойдем, — сказала я, — составь мне компанию. Я не хочу чувствовать себя третьим лишним». Калеб не входил в круг моих друзей, но его твердость поражала меня, и я хотела, чтобы Саманта перестала его дразнить. Не думаю, что он смог бы устоять против женщины. Он сразу же просветлел и согласился. Мне показалось, что его улыбка была больше, чем следовало. Мы всего лишь шли за смокингом.

«Итак, — сказал Джин, когда мы вчетвером снова были в движении, — когда мы собираемся встретиться с этим парнем из колледжа? Я слышал, он играет за Нотр-Дам». Настала моя очередь краснеть.

«О чём ты говоришь?» спросила Саманта. Она посмотрела на Джина, потом на меня в замешательстве. Я вздохнула.

«Я слышал, что парень Тиган учится в Нотр-Даме», — ответил Джин Саманте. Саманта посмотрела на меня, вероятно, удивляясь, почему я никогда не говорила ей об этом.

«Я слышал, что он запасной левый защитник», — добавил Калеб.

«Нет никакого парня из колледжа», — сказала я, — «Зейн придумал это, и это стало известно всем». Странно, но Калеб снова улыбнулся. Я отвернулась от него, не понимая, почему он считает мою откровенность юмористической.

«Зачем ему это делать?» спросила Саманта.

«Потому, что Мейсон Кроуфорд спросил его, есть ли у меня пара на выпускной», — ответила я.

«Он придурок», — сказала Саманта. Я кивнула.

«Зейн не знал, что делать, поэтому он придумал парня здоровее Мейсона», — сказала я. Джин засмеялся, а Саманта ударила его по плечу.

«Почему ты мне не сказал?» потребовала Саманта у Джина.

«Вы, ребята, как лучшие друзья, — защищался Джин, — я думал, что узнаю последним». Саманта повернулась ко мне.

«Я узнала только по дороге сюда», — сказала я, пожав плечами.

«Вот почему никто не пригласил тебя на бал», — сказала Саманта, придвигаясь ближе ко мне. «Боже! Я уже начала думать, что все парни просто глупые».

«Я могу бросить эту жестокую женщину», — сказал Джин, потирая руку, по которой его ударила Саманта, — «и проводить тебя на выпускной». Саманта стояла лицом ко мне, отвернувшись от Джина. Я могла видеть улыбку на её лице, но Джин видел только неподвижность.

«Я шучу, Сэм», — умолял Джин. Саманта повернулась и показала ему свою улыбку. На секунду я подумала, что они собираются устроить какую-то мужественную публичную демонстрацию. Вместо этого он протянул руку, и она взяла её. Я догадалась, что так они прощают друг другу всякие мелочи.

«Магазин за углом», — сказал Калеб, указывая дорогу. На его лице всё ещё была странная ухмылка. Было немного не по себе, но мы всё равно последовали его примеру.

Мы все были заняты разглядыванием манекенов, пытаясь представить себе смокинги на Джине. Весь обслуживающий персонал, казалось, был занят в данный момент. Саманта не выглядела довольной тем, что видела, а Джин был совершенно не в своей тарелке. Я смогла отказаться от нескольких фасонов, но не могла определиться с остальными.

«Какого цвета твоё платье?» неожиданно спросил Калеб. Его взгляд переместился на Саманту, которая удивилась его вопросу.

«Белое», — ответила Саманта, — «Кажется, они назвали его цветом шампанского». Калеб кивнул и пошел дальше по проходу, как будто эта информация имела значение. Он был занят вдоль вешалки, пока остальные пытались не выглядеть глупо. Я и не подозревала, как много здесь фасонов. Саманта указывала на определенные модели, а Джин покорно пожимал плечами.

«Вот, — сказал Калеб, протягивая Джину набор вешалок с одеждой. Меня снова поразила его уверенность. Я ходила с ним в школу много лет и никогда не знала, что у него есть индивидуальное мышление. Конечно, я никогда раньше не проводила с ним время. Джин пожал плечами и отнес одежду в примерочную.

«Я думала, ты ничего не знаешь о смокингах», — тихо заметила я Калебу. Саманта стояла через три вешалки, всё ещё завороженная количеством выбора.

«Я знаю всё, что нужно знать о том, как бросать мяч, — прошептал Калеб, — просто я недостаточно высок для этого». Я прикрыла рот рукой и сдержала смех. Он снова удивил меня. Оркестровый ботаник с чувством юмора.

«Куда ты собираешься поступать после окончания школы?» спросила я, придвигаясь ближе. Его юмор уменьшил мое личное пространство. Калеб становился одним из тех удивительных людей, которых не прочь было узнать получше.

«Не уверен», — сказал Калеб, делая шаг в сторону под предлогом осмотра смокинга на вешалке. «Меня приняли в Массачусетский технологический институт, но родители хотят, чтобы я поступил в Стэнфорд». Мои глаза расширились. Я не знала, что он настолько умен. Я не думала, что кто-то в нашей школе учится в таких учебных заведениях.

«Ничего себе», — это все, что я смогла сказать. Калеб пожал плечами.

«Я бы предпочел Северо-Западный», — вздохнул Калеб. «Я люблю скрипку больше, чем математику, и у них потрясающая программа». Он посмотрел на меня, и я увидела грусть в его глазах. «Мои родители видят только знаки доллара».

«Ты им рассказал?» спросила я, более заинтересованная, чем должна быть заинтересована та, кто едва его знает.

«Да», — ответил Калеб, кивнув. По его лицу было видно, что родителям не понравилась эта идея. Мне не понравилась эта отставка.

«Знаешь, — сказала я, сбавив тон, — мне кажется, я никогда не слышала, как ты играешь. То есть, я слышала оркестр, но никогда только тебя».

«Я играю в субботу», — сказал Калеб, — «меня пригласили Smooth Gliders». Он посмотрел на меня с опаской. «Ну, по крайней мере, их саксофонист».

«Ты имеешь в виду за деньги?» спросила я. Я не знала, что он настолько хорош.

«Не в этот раз», — улыбнулся Калеб, — «хотя я играл на свадьбах и других мероприятиях». Он гордился своей музыкой и это было слышно в его голосе.

«Значит, ты просто джемовал с ними или что-то вроде того?»

«Типа того, — ответил Калеб, повернувшись ко мне, — Том, саксофонист, выступал на музыкальном семинаре, который я посещал в прошлом году. Он сыграл что-то, что меня очень зацепило». Он глубоко улыбнулся. «Знаешь, когда песня просто захватывает тебя?». Я кивнула, прекрасно понимая, что он имеет в виду. «Ну, это была незавершенная работа, и мы с Томом импровизировали над ней вместо того, чтобы обедать». Калеб захихикал, вспоминая. «Я как будто знал, куда пойдет мелодия. Скрипка и саксофон — очень странная пара, но это сработало. С тех пор мы обмениваемся электронными письмами».

«Ты собираешься сыграть её для публики?».

«Конечно, — сказал Калеб, — музыка ведь для ушей. Чем больше, тем лучше». Я не могла и представить себе, что выйду на сцену и буду выступать перед публикой. И снова его уверенность произвела на меня впечатление. «Это всего лишь дополнительная партия, ничего особенного, но будет весело играть с профессионалом».

«Вау», — снова сказала я. Я считала Калеба ниже меня по социальной шкале. Теперь я задумалась, а не была ли я ниже его. Средняя школа заканчивалась, и обычная сортировка быстро распадалась.

«Если ты хочешь послушать», — сказал Калеб, его голос слабел по мере того, как он говорил, — «я могу предложить тебе место».

«Конечно», — согласилась я, — «а я могу пообещать тебе хотя бы одну овацию». Прошло много времени с тех пор, как мои слова радовали кого-то вне моей семьи. Его лицо засветилось, и он встал во весь рост.

«Хорошо, — сказал Калеб, — дай мне свой номер, и я отправлю информацию, когда вернусь домой». Я давала ему свой номер, когда Джин вышел из раздевалки.

«Чёрт», — сказала Саманта слишком громко. Брови Джина приподнялись при этих словах. Он повернулся к зеркалу с тремя панелями.

«Чёрт», — повторил Джин. Он выглядел просто красавцем, даже если брюки и нуждались в переделке. Это был черный пиджак с двумя пуговицами, коротко обрезанный у бедер. Шокирующую белую рубашку с остроконечными воротничками скреплял галстук-бабочка цвета шампанского. Между рубашкой и пиджаком был жилет цвета шампанского с четырьмя пуговицами. Я не думаю, что Джин когда-либо выглядел так хорошо.

«Ты, мой друг», — сказал Джин Калебу, — «мой новый лучший друг».

«Он выглядит очень хорошо», — сказала я. «Может, тебе стоит бросить Саманту».

«Закрой свои глаза, девочка», — сказала Саманта, быстро подойдя к Джину. «Этот — мой». Это был первый раз, когда я увидела, что щеки Джин окрасились. «Мы будем так хорошо смотреться вместе», — продолжала Саманта, проводя руками по пиджаку. Её счастье было заразительным. Я искренне улыбнулась ей, когда моя идиотская ревность наконец отошла на второй план.

«Я чувствую себя агентом 007», — улыбаясь, сказал Джин.

«Подбери шелк для карманов», — сказал Калеб, двигаясь вперед.

«Что?» спросил Джин.

«Носовой платок, — уточнил Калеб, — он торчит у тебя из кармана. Знаешь, как у агента 007». Джин рассмеялся, а Саманта кивнула в знак согласия. Прошёл ещё час, прежде чем с Джина сняли мерки и заказали смокинг с карманным шелком для выпускного бала. Калеб ушел в самый разгар. Я чувствовала, что он думает о том, что его приглашают в нашу группу. Я не хотела, чтобы он чувствовал себя неловко, поэтому не стала его отговаривать. Я только напомнила ему, чтобы он написал мне подробности своего концерта.

«Ты назначила свидание математику?» — удивленно спросила Саманта.

«Не называй его так», — быстро сказала я. Возможно, слишком быстро.

«Извини».

«Это не свидание», — уточнила я. «Он играет в настоящей группе, поэтому я сказала ему, что приду поддержать его».

«Ну, у него и правда прическа в стиле Битлз», — засмеялась Саманта.

«Прекрати», — сказала я и засмеялась вместе с ней. Это была правда.

«У него хороший вкус в одежде», — сказал Джин, придвигаясь к нам.

«У него он есть», — сказала Саманта, беря Джина за руку. «Я думала, он ничего не знает о смокингах».

«Примерно столько же, сколько он знает о бросках баскетбольных мячей», — сказала я, пряча улыбку.

«Ну, я у него в долгу», — сказал Джин. «По крайней мере, на выпускном балу я не буду выглядеть как болван».

«Ты будешь со мной», — похвасталась Саманта. «Уже одно это устранит всякую придурковатость». Я рассмеялась громче, чем следовало.

Как по часам, Зейн позвонил в назначенное время и выпросил у меня ещё один час. У меня было хорошее настроение, поэтому я согласилась. Было приятно ощущать, как мама и папа выражают одобрение по поводу счастья Зейна. Иногда это не было уж так неприятно.

Глава 3 — Калеб

Я убрался оттуда так быстро, как только мог. Впервые в жизни я не задержался в гостях. Джин Хаверстон сам назвал меня своим новым лучшим другом. Я знал, что он говорил это в шутку, но было приятно услышать его слова вслух. Такие люди, как он, обычно не уделяли времени таким, как я. Возможно, мы все просто стареем.

Я заставил Тиган Фуллер улыбнуться. Это, прежде всего, было моей величайшей победой. И ещё то, что у неё не было пары на выпускной. Я как дурак ухмылялся, пока шёл к своей машине. Я действительно разговаривал с ней, и она собиралась прийти посмотреть на моё выступление. Это было похоже на сбывшуюся мечту. Мама говорила мне, что мой выпускной год будет самым лучшим. Я никогда ей не верил, так как предыдущие годы были сплошным несчастьем. Я всегда считал людей глупыми, а себя дураком, когда пытался опуститься до их уровня. Сегодня я узнал, что люди не глупы. Они просто думали по-другому, а я был дураком, не принимая этого.

Судьба. Это единственное слово, которое я могу подобрать к событиям этого дня. Накануне я думал, что визит к стоматологу — это рутина, а вместо этого это было благословение. В приемной было много народу, и я от скуки читал старый экземпляр GQ. Я никогда не думал, что статья о смокингах будет иметь какое-то значение в моей жизни. Я даже не представлял, что пойду на выпускной.

Я пошутил, и Тиган рассмеялась. Я был почти идиотом и поправил подразумеваемую экспертизу смокинга, но что-то остановило меня. Что-то подсказало мне позволить ей смеяться. Дать ей насладиться собой. Я не мог поверить, как хорошо мне было слышать, как она смеется вместе со мной.

Примерно в двух кварталах от торгового центра в мои мысли ворвался настойчивый сигнал. Я забыл пристегнуть ремень безопасности. Я рассмеялся. Тиган заполнила все мои мысли, и всё остальное исчезло. Дважды я чуть не сказал ей об этом. Дважды я придержал язык. Теперь она придёт послушать, как я играю. Я был так счастлив, но держал рот на замке.

Всю дорогу домой я ехал с предупреждением о непристегнутом ремне безопасности. Не желая следовать правилам, я включил радио и позволил музыке заглушить предупреждение. На этот день я был бунтарем, рисковал и вёл себя очень спокойно.

«Ты собрал носки?» спросила мама, когда я вошёл в дом.

«Нет», — ответил я. Я не выполнил ничего из того, что собирался сделать, но я выполнил всё, что хотел сделать. Я подошел к дивану и вернул сорок долларов, которые дала мне мама. Потерянное выражение её лица меня порадовало. Я не мог вспомнить, когда в последний раз не делал того, чего от меня ожидали.

«Что ты собираешься делать без носков?».

«Ходить босиком», — ответил я и быстро направился в свою комнату. Я был смелее. Я не мог поверить, что противостоял Джину в торговом центре. Это ничем не отличалось от любого другого замечания, которое я покорно принимал в прошлом. На этот раз Тиган была рядом. В первый раз она наблюдала за мной. Я думал, что он точно ударит меня. Вместо этого он рассмеялся, и мы как-то сразу стали равнее. Это точно сделала Тиган.

Я знал, что ещё ничего не освоила и я не был экспертом по общению. Это была главная причина, по которой я покинул их, прежде чем я мог совершить какую-то фатальную ошибку. Долгие годы я смотрел на Тиган издалека. Её совершенство сбивало меня с толку. Большинство людей никогда не видели этого. То, как она двигалась, как смотрела на людей, то, как её голос пел, не похожий ни на чей другой. Всё в ней было каким то особенным.

И только один человек знал о моей одержимости. Какое плохое слово — одержимость. Нет, я никогда не преследовал её. Просто в ней есть что-то такое, что загромождает мои мысли. В этом году у меня была только одна четверка на экзамене. Только одна, и я знал причину. Я столкнулся с Тиган по дороге из класса, и мы быстро обменялись извинениями. Как ни глупо это было, но во время теста я думал только о том, как её рука касается моей.

Я поставил будильник на телефоне на три часа. Я не хотел рассылать информацию о концерте слишком быстро. Моё желание всегда должно быть на расстоянии от Тиган. Если она не чувствовала того же, то я точно не хотел, чтобы это ее пугало. У моей одержимости был здравый смысл. Всё должно быть либо в обоих направлениях, либо никак. В мои мысли начал закрадываться страх. Мне предстояло узнать, будет ли она двусторонней. Если в одну сторону, я был уверен, что моему сердцу будет нанесен непоправимый ущерб.

Мой дневник был хорошо спрятан и мои родители даже не знали о его существовании. Я отодвинул решетку с центрального вентиляционного отверстия в полу. Я залез внутрь и достал свою книгу тайн. Последние три года я вел дневник своей жизни в этой книге, почти не пропуская ни одного дня. Многое в ней было обыденным, но большинство касалось девушки безупречного совершенства. Книга была единственным существом, которое знало мои секреты.

Я открыл первую чистую страницу и написал дату. Я не был уверен с чего начать. Я перелистал предыдущие дни и просмотрел записи. Заметки Тиган перемежались с другими событиями дня. Я вернулся дальше, где начал описывать свои чувства к ней. Слова были глупыми, но точными. Я перешел на первую страницу и прочитал первую запись:

Я видел её сегодня. У меня не хватает смелости поговорить с ней, потому что результат может оказаться не таким какой жду. Это и сбивает с толку. Ни одна другая девушка не влияет на меня так. Я могу видеть красоту в других девушках, желать общения с ними, но Тиган Фуллер — особенная. Она меня околдовала.

Закрыв книгу, я задумался над тем, что написал. За все эти годы я только сейчас сказал ей больше, чем одно слово. Настало время узнать правду и прекратить свое ребячество.

Мама немного удивилась, когда я открыл дымоход в камине. Я свернул несколько газет и засунул их под решетку.

«Немного тепловато для камина», — сказала мама. Она виделаво мне только рациональность. Я знал, что она меня не остановит, но всё равно слышал беспокойство.

«Это необходимо», — сказал я, положив дневник на решетку. Я достал спичку из коробки и чиркнул ею.

«Что ты жжешь?» спросила мама, глядя с удивлением.

«Мой дневник», — ответил я. Пламя быстро охватило газету, и книга начала гореть. Я сидел на каменном выступе, который торчал из передней части камина. Пламя сначала стало странного голубого цвета, когда загорелась обложка, а затем стало ярко-оранжевым.

«Что случилось?» спросила мама, придвигаясь ко мне. Носки были лишь верхушкой айсберга и теперь я делал ещё что-то такое странное, что сбивало её с толку.

«Я влюбился», — сказал я ей. «В эти выходные я узнаю, по-настоящему ли это». Я почувствовал мамину руку на своем плече.

«А что, если нет?» спросила мама.

«Тогда я потерян», — сказал я, — «и мне придётся начать всё сначала».

Глава 4 — Тиган

«Вот он», — объявил Джин в коридоре. Он смотрел на Калеба, идущего к своему шкафчику. Калеб выглядел потрясенным такимвниманием. Я пожалела, что не смогла успокоить Джина перед тем, как он заговорил, чтобы Калеб не выглядел таким испуганным. Джин нелепо поклонился посреди коридора перед половиной школы. «Маэстро моды подходит», — громко объявил Джин. Наша маленькая группа повернулась к Калебу и увидела, как покраснело его лицо.

«Давай, брат, — Джин помахал Калебу рукой, — я рассказывал ребятам о твоих скрытых талантах. Они думают, что я спятил, но мы узнаем, кто из нас жеребец на выпускном вечере». Саманта рассмеялась, и все вокруг заулыбались. Калеб нерешительно подался вперед, его глаза в основном были устремлены на меня, поэтому я улыбнулась и остановила их.

«Ты всё ещё играешь в субботу?» четко спросила я. Я хотела, чтобы все знали, что ему рады и что это не просто выбор смокинга.

«Что играешь?» спросила Аманда. Разговор перешел к тому, что Калеб стал отвечать на вопросы о своем субботнем выступлении. Хотя он пытался преуменьшить это, но, насколько мы понимали, играть профессионально означало быть рок-звездой. Внезапно Калеб стал пользоваться уважением моих друзей. Я понятия не имела, почему это так меня радует. В нём было что-то такое, что просто кричало о дружбе. Я без всякой связи видела, как он радуется тому, что его включили в компанию. Мне нравился его хитрый юмор, хотя я подозревала, что половина его была непреднамеренной.

«Нет, клянусь, — сказал Джин, — мы заблудились, и этот парень просто подобрал мне костюм агента 007, который выглядел идеально. Я имею в виду, я выглядел как Дэниел Крейг, готовый спасти мир». Все разразились смехом, и он был направлен на Калеба. Я могу поклясться, что он стал выше, когда заговорил Джин. Мне стало интересно, был ли у него когда-нибудь друг на публике.

«Кого ты ведёшь на бал?» Аманда спросила Калеба. Я знала, что Аманда просто хотела, чтобы все узнали, что Трент Петерсон спросил её, и ей нужен был повод, чтобы затронуть эту тему. Мне хотелось бы вернуть её вопрос обратно. Калеб затруднялся с ответом. Его лицо покраснело, глаза опустились на землю. Он не был готов к вопросам, задаваемым в лоб, которые выплескивались без раздумий. Я удивилась, когда он поднял глаза и посмотрел прямо на Аманду.

«Я ещё никого не спрашивал», — сказал Калеб, — «У меня есть кое-кто на примете, и, если честно, я всё ещё набираюсь смелости». Его взгляд был пристальным, почти смелым, чтобы она прокомментировала.

«Чёрт, парень, — вклинился Джин, — время поджимает. Как будто кто-то собирается тебе отказать». Джин подошел и положил руку на плечо Калеба. «Если она разобьет твоё сердце, значит, она не стоит твоих проблем». Все засмеялись. Последняя капля моей ревности к Саманте рассеялась под обаянием Джина. Я могла бы расцеловать его за то, что он назвал Калеба своим фактическим братом.

«Ты должен просто спросить», — сказала я. Я не хотела, чтобы Калеб остался без пары, как я. В нём было что-то такое, интенсивное, чего я никогда не видела раньше. Он не заслуживал одиночества». Все согласились, а некоторые указали на уникальные способы задать вопрос. Я видела, что Калеб был потрясен. К счастью для него, прозвенел утренний звонок, и нам нужно было идти на занятия.

«102?» воскликнул Джин, когда Калеб вошёл в обеденный зал. Я наблюдала, как лицо Калеба наливается краской, пока он притворялся, что вопрос адресован не ему. «Как, черт возьми, кто-то может получить 102 балла за один из тестов Причарда?»

«Шшш», — сказала я, пытаясь успокоить Джина, но он не был тем, кто держит свое мнение при себе.

«Мистер Хаверстон!» позвал мистер Сэмпсон из угла комнаты. «Тишина!» Мистер Сэмпсон был помощником директора и самозваным контролером обеденного зала. Он никому особо не нравился, но когда он говорил, то все слушали. Джин закатил глаза и помахал Калебу рукой. Я освободила место для Калеба, подвинув свой стул и он сел рядом со мной.

«Я получил частичный кредит по бонусной задаче», — сказал Калеб. «Извини», — добавил он, стыдясь того, что испортил кривую.

«Теперь ты официально самый умный человек из всех, кого я знаю», — сказал Джин. «Хотел бы я иметь половину твоих мозгов».

«Я просто много учусь», — сказал Калеб.

«Я учился, не покладая рук, и получил только 71 балл», — сказал Джин, покачав головой. «Ты понимаешь это дерьмо лучше, чем я».

«Может быть, потому что он не считает это дерьмом», — сказала я и мы с Калебом дружно улыбнулись.

«Ну, мисс 86, — возразил Джин, — не все из нас любят математику». К нам присоединилась Саманта с подносом, на котором лежал кусок пиццы «Пепперони» и пакет молока.

«Привет, Джин, Тиган», — сказала Саманта, затем посмотрела на Калеба: «Эйнштейн».

«Оставь его в покое», — усмехнулась я, — «он не собирается заваливать тест только для того, чтобы поднять наши оценки».

«Я бы точно не стал», — сказал Джин. «Я бы проехал своим мозгом прямо по всем вам». Саманта засмеялась. Я думаю, Джин подумал, что она смеется над ним, судя по его выражению лица.

«Я не пытаюсь победить или что-то в этом роде», — сказал Калеб. «Проблемы просто щёлкают, как музыка. Я просто знаю, что должно быть дальше. Мне нравится это течение». Калеб достал из рюкзака сэндвич и содовую.

«Итак, научи меня», — сказал Джин, откусывая бутерброд. Калеб удивленно поднял глаза. Джин поднял брови, как будто он задал вопрос, требующий ответа.

«Что?» Калеб замялся. Джин улыбнулся, закончив жевать.

«Я едва удерживаю тройку в классе Причарда, — сказал Джин, — не совсем подходящий материал для стипендии. Баскетбол заведет меня так очень далеко и мне бы не помешала бы помощь на следующем тесте».

«Не знаю, смогу ли я научить этому», — признался Калеб.

«Я отстой, — засмеялся Джин, — и тебе нечего терять».

«Учебная группа?» предложила Саманта, глядя на меня. Я кивнула, и на лице Калеба появилась странная улыбка. Я могла бы поклясться, что она предназначалась мне, по тому, как его глаза переместились на мои. Улыбка была честной, но в ней не было уверенности. Именно поэтому она выглядела такой странной.

«Конечно», — ответил Калеб Саманте. В его ответе не было колебаний, только в глазах. У меня возникло странное желание убрать его непокорные волосы за ухо. Ему нужно было подстричься, может быть, придать форму, чтобы подчеркнуть черты лица. Я моргнула и отвела взгляд, удивляясь, почему меня так беспокоит его внешность.

«Круто», — кивнул Джин, откусывая очередной кусок от своего сэндвича. Мы решили встречаться по вечерам во вторник в доме Джина. В среду у Причарда всегда была контрольная работа, так что это казалось хорошим тестом для учебной группы. И Калебу, и Джину предстояла долгая прогулка до спортзала на следующем уроке, поэтому они ушли и оставили нас с Самантой на несколько минут одних.

«Будь осторожна», — сказала Саманта, — «ты ему нравишься».

«Кому?»

«Эйнштейну», — ответила Саманта, бросив взгляд в сторону уходящих Джина и Калеба.

«Как друг, может быть», — рассмеялась я. «Мы почти не разговаривали за все годы учебы в школе. Если бы не торговый центр, я сомневаюсь, что мы вообще знали бы о существовании друг друга».

«О, он знает о твоём существовании, уж поверь мне», — сказала Саманта с улыбкой. «Разве ты не встречаешься с ним в субботу?».

«Послушай, он будет на сцене, — защищалась я, — я буду лишь дружелюбным лицом. Просто поддержать. Кроме того, я послушала кое-что из творчества Smooth Gliders на YouTube. Они довольно хороши, и я не отказываюсь от бесплатных концертов».

«По-моему, у тебя свидание с математиком», — засмеялась Саманта.

«Боже!» сказала я, вставая, — «можно подумать, что я получу поддержку от подруги». Мой гнев вспыхнул без всякой причины. Я знала, что Саманта шутит, но я позволила себе почувствовать, что это больше похоже на оскорбление. Разве было бы так плохо, если бы это было свидание? Я даже не знала, кому это показалось оскорблением — Калебу или мне.

«Прости», — сказала Саманта, весь её юмор исчез. «Я просто играла». Она обошла стол и обняла меня. Мой гнев рассеялся.

«Никаких публичных демонстраций!» крикнул мистер Сэмпсон.

«Да», — сказала Саманта, закатив глаза, — «как будто мы собираемся стать лесбиянками в обеденном зале». Мы разорвали объятия под хихиканье тех немногих учеников, которые слышали Саманту.

«В мой кабинет, мисс Беннетт», — сказал мистер Сэмпсон, указывая дорогу. Он тоже это слышал. Я сочувственно посмотрела на Саманту, пока она шла за мистером Сэмпсоном. Я знала, что её ждет сухая лекция о неполиткорректном языке и неподчинении. Ничего кроме скуки, из этого не выйдет. Мистер Сэмпсон только лает.

Глава 5 — Тиган

«Ты едешь в Бангор одна? В субботу вечером?» спросила мама. Я слышала неодобрение в её голосе.

«Мне ведь 18», — возразила я. Я не ожидала, что мое решение поехать вызовет ответную реакцию.

«Я знаю». Мама улыбнулась. «Но это не значит, что ты можешь рисковать своей жизнью и моим сердцем». Я строго посмотрела на неё. «Мне было бы намного легче, если бы кто-то пошел с тобой. И кто такой этот Калеб МакГуайр?».

«Просто друг», — сказала я, стараясь не злиться. Она не доверяла моим суждениям.

«Он, должно быть, тебе нравится, раз ты проделаешь такой путь», — заметила мама.

«Он друг», — настаивала я, — «я просто рядом, чтобы поддержать». Это прозвучало резче, чем я ожидала. Я перевела дыхание: «Ты мне не доверяешь».

«Это не вопрос доверия», — сказала мама. «Это скорее вопрос опыта. В субботу вечером на дороге много пьяных. Не говоря уже об алкоголе, который, скорее всего, будет там».

«Ты знаешь, что я не пью», — почти крикнула я. Часть моего гнева вырвалась наружу и я знала, что она это почувствовала. В ответ я получила удивленное сожаление.

«Я думаю, Тиган», — почти прорычала мама, — «Я не сказала «нет». Я сглотнула и отгородилась от всех. Я ненавидела, когда вместе с моими словами вырывались плохие чувства. Она вздохнула. «Теперь ты злишься ещё больше».

«Я обещала ему, что буду там», — сказала я. «Как я могу сказать ему, что не могу пойти сейчас?»

«Я не говорила, что ты не можешь», — твердо сказала мама.

«Ты склоняешься к этому. Я слышу это в твоем голосе».

«Я думаю об этом», — сказала мама. «Ты не помогаешь своему делу».

«Ты просто злишься, потому что я отрезала папу», — прошипела я.

«Да», — признала мама, — «Это мое наказание за то, что я мать?»

«За то, что ты деспотичная мать», — сказала я и отвернулась. Я понятия не имела, почему она вообще решила сказать «нет». Я думала, что всего лишь сообщаю ей, где я собираюсь быть. Может, мне стоит держать будущие назначения в тайне? Я оставила её на кухне и пошла в свою комнату. Для убедительности я захлопнула дверь. Разве я только что не отвезла Зейна в торговый центр? За всё, что забирает моя семья, мне нужно давать больше свободы.

Я тяжело села на кровать и написала Саманте сообщение. Трудно выразить гнев в тексте. Выразить его в кратком изложении — сложная задача.

Мама ведёт себя как придурок из-за какой то субботы> :(

— Ты удивлена.

Не доверяет мне.

— Мама тоже не хочет обрывать шнур.

Что мне сказать Калебу?

— Она сказала «нет».

Она скажет — я могу сказать.

— Он поймет.

Нет, не поймет. Я обещала.

— Извини

Саманта была не права. Калеб примет это на свой счет. Новый друг бросает его по первому требованию. Я сомневалась, поверит ли он мне вообще. Я знала мамин тон и решила, что она уже приняла решение «нет» и ищет способ сделать так, чтобы это звучало разумно. Ненавижу, когда родители решают, а потом придумывают причину.

Я включила музыку в наушниках и закрыла глаза. Мне нужно было придумать, как загладить свою вину перед Калебом, чтобы он не считал меня дурой. Мама ещё не сказала «нет», так что оставался маленький шанс, пусть и ничтожный. Может быть, я всё равно смогу пойти. Я же не была ещё достаточно взрослой, чтобы принимать собственные решения. Я погрузилась в сон, нисколько не задумываясь о своей дилемме.

Стук в дверь прорвался сквозь музыку. Я приподнялась и услышала своё имя, когда вынула наушники. Это был папа.

«Ты дома», — глупо сказала я, открывая дверь. Он не должен был вернуться домой до завтра. Его работа часто заставляла его ездить на различные строительные площадки.

«Тиган, — сказал папа без моей обычной приветственной улыбки, — почему твоя мама плачет?» Неодобрение в его глазах ранило больше, чем всё, что я могла себе представить. Я хотела, чтобы она была такой же злой, как я, а не плакала.

«Она… я», — пролепетала я, — «мы вроде как поссорились». Я сделала шаг назад в свою комнату и посмотрела на пол. Папа последовал за мной и притянул меня в свои объятия.

«Я скучал по тебе», — прошептал папа. Я обняла его в ответ, радуясь, что мы не поссорились. «Иди и помирись с мамой», — добавил он, отпуская меня.

«Но она мне не доверяет», — сказала я, пытаясь казаться здравомыслящей.

«Я доверяю тебе, — сказал папа, — я верю, что ты извинишься за то, что использовала свою связь как оружие».

«Я заблокировала», — сказала я. «Это мой разум, и я могу делать с ним всё, что захочу».

«Да, — сказал отец, — но делать это грубо против твоей матери — жестоко».

«Ты принимаешь её сторону», — сказала я.

«Всегда», — сказал папа, собираясь уходить, — «и только потому, что она всегда на твоей стороне». Я снова почувствовала себя пятилетней. Теперь я злилась на себя и на маму.

Я смотрела, как папа уходит. Он был более прав, чем мне хотелось. Он всегда так тихо кричал. Иногда я предпочитала иррациональность, чтобы выпустить воздух. Я подумала о том, чтобы остаться в своей комнате и заставить маму прийти ко мне. А может быть, она придёт только завтра утром, и весь мой гнев будет потрачен впустую.

Если я пойду к маме сейчас, я признаю своё поражение, а если я не пойду, то я докажу, что я ребенок. Папа делает каждый аргумент вдвое сложнее. Я вздохнула. В любом случае спор закончился, как только он вернулся домой. Я открыла свой разум и впустила свою семью.

Папа осыпал меня любовью, что ещё больше ослабило мою решимость. Я почти чувствовала, как он улыбается, хотя это была гордая улыбка, а не победный круг. Было так трудно сердиться, когда мы были вместе.

Мамина любовь была совсем рядом. Она была окутана плащом прощения, который разрядил остатки моего гнева. Я ответила на любовь неизбежным извинением. Извинения мамы удивили меня.

Я нашла их обоих в семейной комнате. Папа лежал на диване, а мама прижалась к нему.

«Мне жаль». Я сказала это слабо, стараясь говорить серьезно, но не громко.

«Мне тоже», — чётко ответила мама и её улыбка вызвала мою.

«Итак, что это за субботний праздник?» спросил папа. Я спокойно объяснила про Калеба и моё обещание увидеть его игру. Я опустила глаза и объяснила, почему я считаю себя более чем достаточно взрослой, чтобы отправиться одной в Бангор в субботу вечером. По какой-то причине мне было трудно смотреть на маму, пока я приводила свои доводы.

«Это пугает меня, Сэм», — сказала мама. Я подняла голову и увидел опасение в её глазах. Я не могла побороть любовь, которая просачивалась из меня, и не могла блокировать её. Это был страх, а не недоверие, которое заставило её сомневаться в том, что я поеду. «Она будет совсем одна, если что-то случится».

«Я согласен, — сказал папа, — женщинам не следует ездить одним ночью по городу. Особенно на концертную площадку». Я почувствовала, как моё сердце упало. Он хотел остановить и меня.

«Ты всё время путешествуешь одна», — кротко сказала я, указывая на маму. Это был паршивый аргумент, и я знала это. У меня заканчивался материал для дебатов. Гнев больше не был вариантом.

«Милая, я бы никогда не пошла в бар или на концерт одна, — тепло улыбнулась мама, — меня водит твой папа».

«Похоже, тебе нужен кто-то, кто пойдёт с тобой», — сказал папа.

«Я не уверена, что смогу достать другой билет», — сказала я.

«Позвони ему, — продолжал папа, — если он не сможет достать другой, может быть, мы с мамой отвезем тебя, и мы найдем какое-нибудь место поблизости, чтобы поужинать». Мама сжала его и улыбнулась. Я чувствовала, как она облегченно вздохнула. Я уверена, что смущение от того, что мои родители поведут машину, просочилось к ним обратно. Но, похоже, это никого из них не беспокоило.

«Когда-нибудь я вырасту», — добавила я, делая последнюю попытку.

«Не в эти выходные, Вонючка», — усмехнулся папа. Мама хлопнула его по плечу за грубость. Её улыбка была слишком мягкой, чтобы сделать наказание осмысленным. Я закатила глаза и достал свой телефон. Я молилась, чтобы мне удалось достать ещё один билет, может быть, уговорить Саманту пойти.

«Билеты на шоу проданы, но ты можешь поехать со мной», — взволнованно предложил Калеб. Я сделала паузу, пытаясь придумать ответ. Этот вечер всё больше и больше становился похож на свидание, и я не была уверена, что Калеб понимает, что это не так. Он звучал слишком восторженно. «Ты приедешь на несколько часов раньше и тебе придется выдержать несколько тренировок, но это должно быть весело», — добавил он, когда я ничего не ответила.

«Калеб сказал, что я могу пойти с ним», — сказала я родителям, надеясь, что они знают, что ответить. Калеб услышал вопрос и терпеливо ждал.

«Я бы хотела с ним познакомиться», — сказала мама, явно хеджируя свою ставку. «Пусть он зайдет на обед, пока вы не уехали». В голове у меня помутилось. Это был не тот ответ, который я искала, но я была готова.

«Ты это слышал?» спросила я в трубку. Мне следовало бы сделать звонок наедине и дать себе больше свободы действий.

«А… да», — ответил Калеб. Я испытала огромное облегчение, услышав его неловкий ответ. Возможно, он тоже не хочет, чтобы это было похоже на свидание.

«И что?»

«А… конечно», — нерешительно согласился Калеб. «Но нам придётся уехать где то около двух». Я передала его ответ, и моя мама сделала немыслимое.

«Хорошо, — сказала мама, — пусть он придёт около полудня. Мы все сможем неспешно пообедать». У меня перехватило дыхание при мысли о двухчасовом обеде с Калебом и моими родителями. Я была слишком взрослой для такого надзора. То, что должно было стать вечером дружеской поддержкой, превратилось в маленький кошмар. Мы все будем молча смотреть друг на друга в течение двух мучительных часов.

«А… полдень?» спросила я, надеясь, что он передумает.

«Хорошо», — ответил Калеб после короткой паузы. Я была уверена, что он потеет так же, как и я. Это было небольшим утешением, зная, что мы оба ожидали, что будем несчастны. Я могла только надеяться, что концерт будет достаточно хорошим, чтобы компенсировать затраты.

«Хорошо», — сказала я, — «Увидимся в субботу, Калеб».

«Увидимся в субботу, Тиган», — сказал Калеб с тем, что звучало как страх. Я отключилась, и улыбка моего отца превратилась в нечто, граничащее с победой.

«Счастлив?» спросила я.

«Да», — ответил папа, — «мне нравится знакомиться с мужчинами, которые приглашают мою дочь на свидание».

«Это не свидание!» сказала я гораздо громче, чем нужно. Мама улыбнулась моей реакции. «Ах», — добавила я, поворачиваясь и оставляя их посмеяться за мой счет. Я бы заблокировала их обоих, но папа захлестнул меня любовью и безопасностью. Чертов наркотик, без которого я не была уверена, что хочу жить.

Глава 6 — Сэм

«Доброе утро, Синди», — сказал я, удивив нашу секретаршу. Строительная компания «Чедвик» была довольно крупной фирмой, но штат офиса был небольшим. Большинство рабочих находились в поле.

«Сэм!» сказала Синди с приятной улыбкой, — «Мы ждали тебя только завтра».

«К сожалению, мы столкнулись с некоторыми проблемами», — серьёзно сказал я, затем улыбнулся в ответ. «К счастью, это позволило мне удивить Натали вчера вечером».

«Счастливая жена должна быть лучше, чем счастливый босс», — пошутила Синди. Я заметил, что она снова сменила прическу. Примерно два раза в год она делала с ней что-то кардинальное. На этот раз волосы были подстрижены коротко, почти по-мальчишески, и выкрашены в темно-коричневый цвет. Это придало ей немного спортивный вид, хотя я знал, что активная деятельность не входит в её планы.

«Почему я буду несчастлив?» спросил Джерри, войдя следом за мной. Он облокотился на стойку администратора. «Ты всегда можешь найти новую жену; ведь боссы подписывают зарплату». Он был в своём сером костюме, который надевал, когда хотел произвести на кого-то впечатление. Этим кем-то никогда не был я.

«Мне пришлось отложить проект Пинкни», — ответил я, — «возможно, ещё на три месяца». Джерри с ворчанием ввел меня в свой кабинет. «Хорошая прическа», — тихо похвалил я Синди, хотя прошлая прическа мне нравилась больше, но ложь стоила её улыбки. Я последовал за Джерри.

Джерри подал знак, чтобы я сел в одно из кресел перед его столом, а сам направился к столу, чтобы включить кофейник. Рядом с кофеваркой всегда стоял кувшин со свежей водой. Я подозревал, что это была обязанность Синди. Возможно, именно поэтому она будет работать здесь вечно.

«Почему теряю 150 000 долларов?» спросил Джерри. Он не смотрел на меня, продолжая готовить кофейник с фильтром и кофе. Задержки в проекте масштаба Пинкни составляли около 50 000 долларов в месяц. Это было запланировано, поэтому большинство слов Джерри были пустой болтовней.

«Содержание углерода было слишком высоким», — вздохнул я. «Мне пришлось забраковать сталь». Я эксперт по материалам для строительства в Чедвике. Мне потребовалось пять лет, чтобы получить диплом инженера, и по сей день я удивляюсь, что кто-то доверяет мне справляться с этой задачей. Я должен был поблагодарить Тиган. События, которые она неосознанно спровоцировала в младенчестве, направили меня в ту жизнь, которую я знаю сегодня.

«Лучше бы здание упало, иначе я тебя за задницу возьму», — сказал Джерри, наливая воду.

«Оно бы не выдержало боковых нагрузок, которые мы планировали», — уточнил я. Землетрясение или сильный ветер сильно ослабили бы его». Я отказался подписывать контракт, хотя Alloy Partners сильно настаивала».

«К черту их», — сказал Джерри, переходя к своему столу. «Я хочу, чтобы ты был на заводе, когда новые прутки сойдут с конвейера. Давай испытаем их там, чтобы сократить дальнейшие задержки».

«Я только что вернулся домой, Джерри», — пожаловался я.

«Да, я знаю. Счастливая жена и всё такое», — сказал Джерри, перекладывая какие-то бумаги на своём столе. «Как семья?»

«Отлично», — сказал я, затем почувствовал ловушку, — «но они не будут в порядке, если я всегда буду в дороге». Джерри рассмеялся. Думаю, он собирался использовать моё «хорошо» против меня.

«Как насчёт того, чтобы быстро съездить туда и обратно в начале следующей недели? На одну ночь?» спросил Джерри, приподняв брови.

«Я могу провести одну ночь», — ответил я.

«Хорошо, я не доверяю Alloy Partners настолько, насколько могу им доверять», — продолжал Джерри. «Ты просмотрел проект в Нью-Йорке?».

«Вкратце», — ответил я, — «Я посмотрю получше сегодня утром. То, что я видел, выглядит хорошо. Никаких кричащих красных флажков».

«Я хочу видеть тебя на стартовой встрече десятого числа», — приказал Джерри.

«Без проблем».

«Сандерс берёт на себя руководство, и я не хочу ещё одной ошибки, как в прошлый раз», — сказал Джерри, сжав кулак и постучав им по столу. «Дай ему знать, что он может позвонить тебе, если у него возникнут проблемы, хорошо?»

«Конечно». Мы несколько минут обсуждали новую прическу Синди. Джерри хотел поспорить, что следующей будет ирокез. У него была манера считать всех своих сотрудников младшими братьями и сестрами. Иногда его замечания граничили с грубостью, когда кто-нибудь бывает добр к младшему брату или сестре. Он никогда ничего не имел в виду.

Мы расстались, чтобы Джерри мог подготовиться к встрече с потенциальными клиентами. Именно они были причиной его серого костюма. Я переместился в свой кабинет, примерно вдвое меньше, чем у Джерри. То, что у меня вообще был кабинет, было маленьким чудом. Я улыбнулся, вспомнив Роуз, мать Натали. Она всегда видела меня сидящим в таком кабинете и верила, что я этого добьюсь. И это был действительно огромный скачок по сравнению с тем временем, когда я таскал травку, зарабатывая на жизнь.

Я переставил фотографию Натали с середины стола в угол. Я всегда, перед тем как покинуть свой кабинет, переставляю её фотографию в центр, чтобы она напоминала мне о том, зачем я работаю. Даже сегодня эта женщина зарабатывает больше меня, но я больше не сутулюсь. С моей стороны уже мелочно думать, что мне ещё нужно заслужить её любовь, она уже есть и я давно признался себе в этом. Я улыбнулся её образу, вспомнив, какой сексуальной она была прошлой ночью. Её отсутствие действительно заставляет сердце тосковать. А ещё оно придает спальне пикантность и доказывает, что мы всё ещё молоды душой.

Я достал из кармана телефон и нашёл номер Хэнка. Правительство всегда для меня было мелкой неприятностью, но на этот раз они могли быть полезны. Я почувствовал лёгкое чувство вины, когда нажал кнопку соединения. Не совсем правильно было шпионить за Тиган, даже если это было в моих силах, но отец всегда должен использовать всё, что есть в его распоряжении, чтобы защитить своих детей.

«Доброе утро, Хэнк», — сказал я, когда он ответил.

«Доброе утро, Сэм. Что-то случилось?»

«Ну, ничего сокрушительного. У Тиган свидание», — усмехнулся я.

«Она и раньше ходила на свидания, — сказал Хэнк, — ничего странного для её возраста. На самом деле, я бы сказал, что она немного отстаёт от жизни, что меня более чем удивляет». Я позволил своему гневу пройти при мысли о том, что Тиган была ниже среднего на диаграмме желательности. Это было совсем не то, что Хэнк имел в виду, когда говорил.

«На этот раз она лжёт сама себе», — сказал я. «Она утверждает, что это не свидание, но при этом ругалась с Натали, что не может пойти. Отрезала нас всех, когда не добилась своего».

«Она делала это и раньше», — заметил Хэнк.

«На этот раз она сделала это в гневе», — уточнил я, — «чтобы наказать Натали, я полагаю».

«Это сработало?» спросил Хэнк.

«Не так, как она ожидала», — ответил я, — «Мне пришлось играть в миротворца, и она сдалась, но мы тоже немного уступили».

«Ей 18 лет», — сказал Хэнк. «Нельзя ожидать, что у неё нет собственного ума. Я просто удивлён, что она не использовала свою силу ещё больше».

«Она не так сильна, как раньше», — объяснил я. «Она никогда не была так сильна для неё самой, как для меня. Но, опять же, она нам не понадобилась. Когда она сломала руку, когда это было, шесть лет назад, это был последний раз, когда я использовал её связь, как раньше». Мне пришлось усмехнуться: «Чертовски больно, а она сидела под деревом и лила слёзы обо мне. Теперь это всего лишь общие чувства, хотя они вроде как приятные».

«Ты знаешь, что я приеду туда через пару недель», — сказал Хэнк, — «Есть ли другая причина для вызова?».

«Я бы хотел, чтобы военные проверили это её несвидание», — сказал я. «Если я прав, и у неё есть чувства к нему, они должны быть заинтересованы так же, как и я.» Хэнк рассмеялся.

«Вы хотите, чтобы правительство США проверило свидание вашей дочери?»

«Мы вели себя хорошо», — сказал я, стараясь, чтобы в моем голосе не было юмора. «В кои-то веки они могут поработать на нас».

«Вы же знаете, что их интерес ослаб», — сказал Хэнкс, когда его дыхание восстановилось. Ситуация показалась ему особенно забавной. «Я посмотрю, что можно сделать, но учти, они начинают думать, что она безобидна и не является тем оружием, которое они ожидали».

«Она безобидна, — сказал я, — мы оба это знаем. Она уже много лет не связывала себя ни с кем новым. Если её жизнь будет продолжаться в нынешнем темпе, я сомневаюсь, что она когда-нибудь снова сблизится».

«Сейчас мы просто оставим это при себе, — сказал Хэнк, — там всё ещё есть сумасшедшие, а военные оказали неоценимую помощь в том, чтобы сохранить вашу семью в тайне. Возможно, просто не было необходимости в её способностях. Я всегда подозревал, что это скорее реакция на выживание».

«Я думаю, она просто стареет, — сказал я, — и ее мозг больше не может свободно перемещаться, куда ему вздумается. Он был загроможден опытом».

«Может быть», — условно согласился Хэнк. Я мог поклясться, что он рассказывает мне не все. Он никогда не рассказывал всего, и мы тоже кое-что от него скрывали. Подозреваю, что военные были в ещё большем неведении. «Как зовут этого парня?»

«Калеб Макгуайр, — ответил я, — из этого города. Я никогда не встречал его раньше. Какой-то новый друг вне обычных знакомств».

«Это полное нецелевое использование государственных средств», — рассмеялся Хэнк, — «но я посмотрю, что можно сделать».

«Я просто хочу убедиться, что он не убийца с топором или что-то в этом роде», — сказала я.

«Просто возьми и убедись, но так, чтобы Тиган никогда об этом не узнала», — сказал Хэнк. «Тебе не поздоровится, если она узнает о нарушении доверия».

«Ну, пусть лучше она меня возненавидит, чем встречается с мошенником», — сказал я.

«А что, если бы Роуз почувствовала это?» сказал Хэнк, подавив смех.

«Я думал, ты на моей стороне».

«Я на стороне Тиган, — усмехнулся Хэнк, — потом Натали и Зейна. Ты четвертый или около того в списке».

«Хорошо, тогда сделай это для Тиган», — сказал я.

«Конечно», — ответил Хэнк с дополнительным юмором. «Кстати, я купил один из этих мини-дронов для Зейна. Надеюсь, Натали не подумает, что это слишком».

«Чёрт, мне всё равно, если она так подумает», — сказал я взволнованно. «Я положил глаз на один из них в торговом центре на прошлое Рождество. Нам будет очень весело с ним. Я уверен, что Зейн найдет всевозможные способы чтобы доставить неприятности». Я пытался придумать, как протолкнуть одну из них через стену Натали, запрещающую все пустяки в доме.

«Хорошо, — сказал Хэнк, — я всегда хотел попробовать. Зейн — хороший повод». У Хэнка была та же проблема, что и у меня. Иногда женщины были слишком практичны. «Я позвоню тебе, если узнаю что-нибудь о Калебе».

«Спасибо», — добавила я, прежде чем мы завершили разговор. Я знал, что рискованно не принимать суждения Тиган, но я был отцом. Мы используем все имеющиеся у нас инструменты, чтобы обеспечить благополучие своих детей. По крайней мере, я надеялся, что не являюсь отклонением от нормы.

Глава 7 — Тиган

«Бабушка придет около 11», — крикнула мама из кухни. У меня перехватило дыхание от этой мысли. Это будет обед или допрос? Я не могла вспомнить, когда в последний раз мы все вместе обедали в субботу. Это не должно было быть особенным событием. Я двинулась на кухню.

«Бабушка?»

«Она тоже хочет с ним познакомиться», — сказала мама, продолжая перекладывать салат в миску. Я не знала, как остановить валун, несущийся вниз по склону. Все раздулось из мухи в слона. Мама готовила пир, а папа убирался во дворе. Казалось, они пытались произвести хорошее впечатление. Они никогда не заходили так далеко для других моих друзей.

«Ты же не собираешься поставить меня в неловкое положение?» умоляла я.

«Он просто присоединится к нам на семейный обед, — сказала мама с улыбкой, — и мы будем вести себя так, как будто это происходит постоянно».

«Я не встречаюсь с этим парнем», — возразила я. «Зачем ты позвонила бабушке?»

«Это цена, которую ты должна заплатить», — усмехнулась мама, — «за то, что у тебя есть семья, которая тебя любит». Она оглядела меня с ног до головы и добавила: «Вот, а что ты планируешь надеть?». Джинсы и хлопковый пуловер были тем, что я обычно носила. Я окинула себя взглядом и не увидела ничего, что стоило бы менять.

«Это концерт», — настаивала я, — «а не свидание».

«Я просто подумала, что ты захочешь одеться понаряднее, чтобы пойти в центр города», — прокомментировала мама, накрывая салатницу полиэтиленовой пленкой и убирая её в холодильник. «У тебя есть такие красивые юбки. Чёрная, которую ты надевала на день рождения бабушки, так мило смотрится на тебе».

«Я и не пытаюсь быть милой», — вздохнула я. Мне вдруг стало стыдно за свой внешний вид. У мамы была манера запутывать мои мысли своими предложениями. Я оттолкнула эту мысль и заполнила её своим упрямством. Измениться сейчас было бы поражением. Я почти заблокировала семью, но потом передумала. «Мама?»

«Да?»

«Пожалуйста, не делай так, оставь всё как есть», — умоляла я. Я боялась, что Калеб убежит от моей безумной семьи. Это становилось худшей услугой, которую я когда-либо кому-либо оказывала. Я должна была перестать быть добровольной помощницей.

«К нам на обед придет друг», — сказала мама, открывая духовку, чтобы посмотреть, как готовится запеканка с макаронами. «Ничего больше и ничего меньше». Я закатила глаза. Обычно нам везет, если на обед есть холодные котлеты. Я оставила её там с её безумными планами питания, перешла в семейную комнату и плюхнулась на диван рядом с Зейном.

«Мама перестаралась?» спросил Зейн. Он думал, что это смешно.

«Он просто друг», — твердо заявила я.

«Он им нравится», — сказал Зейн. Я посмотрела на него с некоторым замешательством. «Маме и папе», — уточнил он. «Я слышал их разговор вчера вечером. Они думают, что он подходит на роль зятя».

«Они даже никогда не встречались с ним», — сказала я с некоторым удивлением. Зейн пожал плечами. Он не играл со мной. Обычно я могла сказать, когда он говорил правду. Из меня вырвался гнев, который поднял брови Зейна.

«Думаю, всё будет не так уж и плохо», — сказал Зейн.

«Это не свидание!» объявила я, вставая. Я двинулась вперед, пока мама и папа пытались утешить меня издалека. Я вышла за дверь и направилась прямо к папе. С ним не было необходимости в указаниях. Благодаря активной связи мы всегда знали, где находится каждый из нас.

«Откуда ты знаешь Калеба?» потребовала я, пока папа сгребал прошлогодние листья с кустарника.

«На что ты так сердишься?» спросил папа, игнорируя мой вопрос. Он продолжал сгребать, и я поставиласвою преграду, отгораживаясь от нашей музыки. На этот раз я отгородилась от всего мира. Он перестал сгребать и повернулся ко мне.

«Я был обеспокоен», — спокойно сказал папа, — «поэтому я проверил его».

«А теперь вы с мамой думаете, что нашли мне будущего мужа», — сказала я достаточно громко, чтобы услышали соседи. Папа уронил грабли и раскрыл объятия. Несколько мгновений я стояла непоколебимо, но потом стресс взял своё. Я открыла свой разум и вошла в его объятия. И мама, и папа наполнили меня любовью. Я снова захотела гнева.

«Мне очень жаль», — искренне сказал папа и обнял меня ещё крепче.

«Ты не должен был проверять его», — сказала я. «Он просто друг. Ты должен доверять мне».

«Я не всегда хорошо соображаю, когда беспокоюсь о тебе», — прошептал папа. «Но ты права, я не должен был проверять. Но я не могу пообещать, что больше не буду глупить». Как же я ненавидела одеяло безопасности в его руках и то, которое он выковал в моём сознании. Я была уже слишком взрослая, чтобы так сильно в этом нуждаться.

«Он просто друг», — сказала я, а потом начались слезы. Напряжение от предстоящего обеда переполняло меня, и в папиных объятиях я потеряла сознание.

«Мне жаль», — тихо повторял папа, позволяя мне плакать на его плече. Мне нужно было уйти от всего этого. Мне нужна была своя собственная жизнь, но выпускной не мог наступить уже сейчас.

Прошло мгновение, прежде чем я снова поверила своему голосу. Я вытерла глаза и выпрямилась, высвободившись из папиных объятий. Я видела, что его глаза тоже не были сухими. Он знал и чувствовал, что причинил мне боль. Теперь я чувствовала себя виноватой, что причинила боль и ему. Эта связь была такой неприятной.

«Признаюсь, — признался папа, — мы немного переволновались. У него полный пакет документов в Массачусетский технологический институт, а они не дают их просто так». Я посмотрела в его глаза, в них было такое щенячье отчаяние по поводу моего будущего. Я не смогла сдержаться и рассмеялась.

«Я не выхожу за него замуж», — сказала я между смешками.

«Мы просто хотели произвести хорошее впечатление», — сказал папа с улыбкой.

«Ты его отпугнёшь», — сказала я. «Он хороший парень, вышедший из своей зоны комфорта. Я просто хочу показать ему, что у него есть друг на концерте».

«Ладно, ладно», — капитулировал папа, — «мы немного сбавим тон». Я крепко обняла его, прежде чем вернуться в дом. Я не меньше боялась обеда, но, по крайней мере, папа лучше меня понимал в таких делах. Надеюсь, он поговорит с мамой до того, как Калеб убежит на холмы. Проклятье, он сказал, что у него полный курс.

Предупреждение — Родители перегибают палку

Я написала Калебу смс в надежде, что он не выйдет из себя, когда приедет. Моя семья немного странная, но они мои, и, насколько я поняла, я сама же их и выбрала.

Я считала, что я должна быть в костюме.

Лол, мама настаивала на юбке.

На это не последовало никакого ответа, и я уже начала думать, что я вообще не должна наряжаться на концерт. Лучше бы мама никогда не вбивала мне эту идею в голову.

Джинсы подойдут?

Надеюсь, да, это то, что я надела.

Облегчение было ошеломляющим. Не думаю, что мне было бы комфортно в юбке. Может быть, на свидании, но не на обычном концерте с подругой. Мама могла бы разочароваться, но она не понимала, что сегодня в моде комфорт. Я поднялась наверх и переоделась в более яркую рубашку. Моя вторая была немного выцветшей.

«А вот и моя любимая внучка», — сказала бабушка, увидев меня, спускающуюся по лестнице. Я переместилась в её объятия и вытерпела поцелуй в щеку. Она именно такая, какой все представляют себе бабушку. Седые кудри и бесконечная улыбка. Она немного ниже меня ростом, но, казалось, у неё больше энергии. Как будто она пыталась впихнуть больше жизни под конецсвоей жизни, восполняя недостаток её в начале.

«Привет, бабушка», — ответила я.

«Мама!» крикнул Зейн с верхней ступеньки лестницы. Бабушка улыбнулась и помахала ему рукой. Хотя она была уже в годах, она по-прежнему работала в библиотеке полный рабочий день. Ей нравилось читать дошкольникам и приветствовать жителей города, когда они проходили мимо. Зейн всегда вел себя рядом с ней как ребёнок, и это стоило ему лишних поцелуев. На его щеке были маленькие красные следы от её помады. Я вытерла свою, подумав, что у меня такие же отпечатки.

«Привет, мама», — сказал папа, подойдя, когда услышал крик Зейна. Папа тоже получил поцелуй, хотя объятия были не такими мягкими.

«Сэмми, где Натали?» спросила бабушка.

«На кухне», — ответил папа, — «всё готовит». Бабушка взяла меня за руку и потянула за собой на кухню. В её присутствии я всегда чувствовала себя на десять лет старше. Она была нашей главной няней в детстве. Мы с Зейном проводили с ней столько же времени, сколько с мамой и папой. До детского сада она даже жила с нами, чтобы у папы было время ходить в школу, а у мамы — на работу. Она готовила замечательные тосты с сыром — одно из немногих блюд, которые я тогда ела с удовольствием.

«Натали», — воскликнула бабушка, когда мы вошли в кухню.

«Привет, Мэри», — тепло сказала мама, доставая запеканку из духовки. «Я рада, что я смогла её приготовить».

«Я бы ни за что не пропустила это», — сказала бабушка, поворачиваясь ко мне, — «Твоё первое настоящее свидание».

«Это не свидание!» сказала я в унисон с мамой. Бабушка удивленно поджала губы. «И это не было бы моим первым, если бы было», — добавила я немного тише. У меня было несколько свиданий и даже одно второе. Не моя вина, что они были скучными.

«Он просто друг», — подхватила мама. «Калеб Макгуайр играет с настоящей группой в городе. Тиган собирается поддержать его. Это будет его первое выступление перед публикой». Между бабушкой и мамой был какой-то ужасно подозрительный зрительный контакт. Было похоже, что они мне не поверили.

«Не в первый раз, — сказала я, защищая Калеба. Не то чтобы он боялся или что-то в этом роде. «Он играл на свадьбах и прочее. А также с оркестром в школе».

«Правда?» уточнила бабушка. «На каком инструменте он играет?»

«На скрипке», — ответила я. «Это будет первый раз, когда я услышу, как он играет вне оркестра. Один из ребят в оркестре, саксофонист, попросил его сыграть на сцене. Я не представляю, как он может просто взять и выйти перед всеми этими людьми».

«Должно быть, он очень уверен в себе», — продолжала бабушка. «Будет здорово, если у него будет друг в зале».

«Да», — согласилась я, — «именно так я и подумала, когда он спросил».

«Так он попросил тебя сам?» поинтересовалась бабушка. Мама перестала доставать тарелки из буфета и ждала моего ответа.

«Это не свидание, — вздохнула я, закатывая глаза, — он просто друг, и мы просто разговаривали. Я упомянула, что никогда не слышала, как он играет, и он предложил мне билет».

«Он очень умный», — добавила мама. Затем она вернулась к тарелкам, когда я нахмурилась.

«Правда?» продолжила бабушка.

«Да», — сказала я, не желая усугублять допрос долгим ответом.

«Стипендия в Массачусетском технологическом институте», — сказала мама, когда я слишком долго молчала.

«О, ты имеешь в виду НАСТОЯЩИЙ умный», — усмехнулась бабушка. Она увидела выражение моего лица и потеряла свою улыбку. «Мы просто дразнимся», — сказала она, а затем снова обняла меня. «Мы будем относиться к нему как к другу, не беспокойся».

«Спасибо, бабушка», — честно сказала я. Она поняла это быстрее, чем мама и папа. Хотя моя связь с ней не такая сильная, как с остальными членами семьи, но она всё равно была тёплой и уютной. Я дала волю своей признательности и получила её любовь в ответ.

«Саксофон и скрипка», — заметила бабушка, — «не думаю, что когда-либо слышала эти два инструмента вместе». Разговор, к счастью, отошёл от темы свидания и стал приятным. Мы с бабушкой помогли маме накрыть на стол, обсуждая, как изменилась музыка за эти годы. Я была удивлена, услышав о некоторых концертах, на которые бабушка ходила в молодости. У меня сложилось впечатление, что она с радостью провела 60-е годы. По крайней мере, они звучали как приятные воспоминания.

Калеб приехал в полдень. Я видела, как он трижды поправлял одежду и наклонялся, чтобы посмотреть в зеркало бокового вида своей машины, чтобы поправить прическу. Он был напуган, но тем не менее вышел вперед. Каким-то образом его реакция ослабила мой страх. Я не могла спокойно смотреть, как он пытается позвонить в дверь, поэтому я вышла на улицу, чтобы поприветствовать его на дорожке.

«Привет», — сказала я так ярко, как только могла. Калеб замедлил шаг и улыбнулся. Я поняла, что это была правильная идея — встретить его у входа. Получился как бы небольшой ледокол, прежде чем моя семья обрушится на него.

«Привет», — ответил Калеб, — «сейчас полдень». Я улыбнулась мистеру Очевидность. Я почти видела, как он дрожит.

«Нервничаешь?» спросила я.

«Да», — ответил он, покачав головой. Я остановила его приближение и дала ему перевести дух.

«По поводу обеда или концерта?» спросила я спокойно. Почему мне нравилось, что он нервничает? Наверно это как-то успокаивало, но совершенно неуместно было извлекать из этого удовольствие.

«Обед», — ответил Калеб и опустил глаза и я перестала получать от этого удовольствие. Теперь он был смущен, а мне нужен был уверенный в себе Калеб, каким он был несколько дней назад. Я сделала то, чего не ожидала, — взяла его руку в свою, блокируя его песню, а значит, и связь, прежде чем она началась.

«Тебе не нужно никого впечатлять», — сказала я Калебу. «Я хочу увидеть, как ты играешь, а мои родители хотят знать где меня разыскивать, если я не вернусь. Больше ничего». Калеб рассмеялся над последней частью и крепко сжал мою руку, набравшись смелости.

«Я боялся допроса», — признался Калеб и его улыбка вернулась к нему.

«О, это будет», — усмехнулась я. «Просто у нас нет возможности провалиться. Я единственный судья, который имеет значение». Его глаза заострились, и он казался чуть выше. Я была странно горда собой. «Заходи и мы посмотрим, не удастся ли нам сбежать раньше времени». Я попыталась убрать руку, когда поворачивалась. Он осторожно взял её в свою, пока мы шли к двери. Мне было немного не по себе от того, насколько это было удобно. Ощущения были лучше, чем я ожидала, почти как будто они были вылеплены, чтобы быть вместе.

«Это не может быть хуже, чем контрольная по математике», — пошутил Калеб. Я рассмеялась и почувствовала себя лучше от того, что его уверенность немного восстановилась. Я покачивала наши соединенные руки, пока мы поднимались по ступенькам крыльца. Мы не отпускали друг друга, пока не вошли в дверь.

«Калеб, это мои родители и моя бабушка», — представила я его.

«Мистер Фуллер», — решительно сказал Калеб, протягивая руку, — «Спасибо, что пригласили меня на обед». Он скрыл все свои опасения и стоял во весь рост, когда мой отец пожал ему руку.

«Зови меня Сэм, Калеб», — сказал папа, казалось, больше интересуясь им, чем мной. Мама и бабушка настаивали на объятиях, которые ещё больше раскраснели щеки Калеба.

«Привет, Калеб», — сказал Зейн с дивана, едва подняв глаза. Он работал над игрой на своем планшете.

«Привет, Зейн», — ответил Калеб. На секунду я испугалась, что мы все будем сидеть в семейной комнате и разговаривать, но к счастью мама не собиралась заставлять нас так долго мучиться.

«Обед готов», — сказала мама. «Зейн, оставь игру и присоединяйся к нам». Зейн хмыкнул, положил планшет и медленно двинулся вперед. Мы все перешли в столовую, где мама усадила Калеба рядом с папой, а меня рядом с Калебом. Мама села напротив Калеба, а бабушка рядом с ней. Зейн пожал плечами и сел через стол от папы, обычно на мамино место. Я была уверена, что Калеб чувствовал себя окруженным со всех сторон, но по нему этого не было видно.

«Итак, — начал папа, когда начали разносить еду, — какие у тебя планы после окончания школы, Калеб?» Отец уже знал, но, по крайней мере, это был легкий вопрос.

«В основном в колледж, — ответил Калеб, — но пока не знаю, что буду изучать. Мне нравится математика, и инженерное дело звучит привлекательно. Моя скрипка всё ещё моя любимая, но, думаю, я смогу заниматься этим, куда бы я ни пошёл».

«Музыка и математика тесно связаны», — вклинилась мама. «По крайней мере, я так слышала».

«Это так, миссис Фуллер», — согласился Калеб. «Математика более конечна, но звуковые волны представляют собой красивые формулы и придерживаются строгих правил. Обе дисциплины усиливают друг друга. Математика дает правила, а музыка — бесконечные способы их применения». Я смотрела на него, пока его мысли работали. В словах слышалась его любовь к музыке. Я сидела рядом с человеком, который, в отличие от меня, понимал своё будущее.

«Похоже, ты хочешь стать скрипачом», — сказала бабушка, подвигая салат к своей миске.

«Музыканту трудно зарабатывать на жизнь», — сказал Калеб. В этих словах звучал голос его родителей. «Будет лучше, если я изучу что-нибудь более практичное». И папа, и мама кивнули в знак согласия. Мне было интересно, что случилось с речью «делай то, что делает тебя счастливым», которую они всегда мне говорили. Мне хотелось вскочить и сказать Калебу, чтобы он поступил именно так. Если бы это не смутило его, я бы так и сделала.

«И про счастье тоже можно кое-что сказать», — подхватила бабушка. Я улыбнулась ей. Посмотрим, как мама и папа будут ей возражать.

«Если ты несчастен, какой смысл во всех этих деньгах», — добавила я к словам бабушки.

«А кто сказал, что ты будешь разорившимся музыкантом», — продолжала бабушка, улыбаясь мне. «Многие из них прекрасно зарабатывают». Калеб набил рот макаронами с сыром, чтобы затормозить любой ответ. Я думаю, он говорил моим родителям то, что они хотели услышать, и не хотел противоречить этому.

«Музыка — это большой риск», — сказал папа небрежно. «Сейчас инженерное дело гарантирует тебе и твоей семье безопасность». Я скрипнула зубами, когда папа упомянул семью.

«Доход делает жизнь намного проще», — согласилась мама. «Он дает тебе выбор, которого иначе у тебя не было бы». Бабушка смотрела на этих двоих, как будто они были новыми людьми.

«Доход — это хорошо», — согласилась бабушка, — «счастье лучше». Она быстро положила еду в рот, чтобы отвлечься от вопросов, которые могли возникнуть. Мне захотелось её поцеловать.

«Музыка действительно делает его счастливым», — добавила я. Калеб усмехнулся, глядя на меня с полным ртом еды.

«Куда ты думаешь поехать», — спросил Калеба папа. Я могу поклясться, что Калеб глотал, не жуя.

«Массачусетский технологический институт принял меня, — сказал Калеб, вытерев рот салфеткой, — но я жду ответа из Стэнфорда. Мой отец познакомился там с моей мамой».

«Обе школы замечательные», — заметила мама.

«Это точно», — согласился папа. «Любая из них будет для тебя как перышко в шляпе». Перо в твоей шляпе? Что было не так с папой? Его никогда не волновало, в какую школу кто ходит. Он всегда говорил, что важно то, что ты делаешь со своей жизнью, а не то, как ты туда попал.

«Это не то место, куда он хочет пойти», — пробурчала я. Я слишком поздно поняла, что это было решение Калеба — говорить ли об этом. Бабушка подняла брови.

«В Северо-Западном университете отличная струнная программа, — сказал Калеб, прикрывая мои слова, — я встречался с руководителем музыкального факультета в прошлом году, и мне очень понравилось. Они там едят и дышат музыкой».

«Звучит как замечательная программа», — подхватила бабушка.

«Так и есть», — сказал Калеб. Затем он продолжил перечислять особенности программы и все, что ему в ней понравилось. Он знал имена преподавателей скрипки, кто сейчас занимает должность первого председателя, и даже описание комнат в общежитии. Если вы не знали о его желании раньше, то узнали, как только он замедлил шаг и понял, что монополизирует разговор.

«Ему нравится его музыка», — резюмировала я.

«Страсть важна в любом искусстве», — сказала бабушка. «У тебя, конечно, нет недостатка в этом». Мама и папа молчали во время описания Калеба. Я думаю, они были разочарованы.

«Так ты собираешься заниматься скрипкой?» — спросил папа. Он смотрел в тарелку, подталкивая вилкой еду, как будто ответ не имел значения.

«И в Массачусетском технологическом институте, и в Стэнфорде есть оркестр», — ответил Калеб, — «Я буду специализироваться в музыке и всё равно смогу играть». Он пожал плечами, похоже, довольный своим выбором. Отец просиял.

«Лучшее из двух миров», — сказала мама. Я потеряла концентрацию и позволила гневу вырваться наружу. Он не был сильным, просто достаточным, чтобы мама и папа почувствовали замешательство. Я не могла поверить, что они поощряют Калеба заниматься тем, к чему он не лежит всем сердцем.

«Я бы занялся музыкой, — вклинился Зейн, — хотя в моём случае это будет электрогитара». Он сделал небольшую воздушную гитару своей вилкой и покачал головой. Бабушка засмеялась, и разговор начал меняться. Бабушка направила его в сторону групп своего поколения. Между поколениями началась небольшая война за то, чья музыка лучше. Чем старше ты становишься, тем больше убеждаешься, что у новой музыки нет сердца. Зейн, Калеб и я объединились, чтобы донести до древних, насколько детской была их музыка. Должен сказать, что это был гораздо лучший разговор, чем будущий жизненный выбор Калеба.

Что меня удивило, так это то, насколько расслабился Калеб. Когда мы только сели за стол, он был жестким, как доска. Теперь на его лице играла улыбка, и он уверенно вёл беседу. Он даже ввернул удачно подобранный каламбур, который вызвал несколько минут смеха за столом. Есть что-то такое в том, чтобы привести друга домой и обнаружить, что он нравится и моей семье. Это подтвердило мой выбор, заставило меня почувствовать себя немного сильнее.

Перед самым нашим с Калебом уходом бабушка отозвала меня в сторону, подальше от посторонних ушей.

«Он мне нравится», — сказала бабушка с улыбкой, которая говорила больше, чем её слова.

«Мне тоже», — согласилась я, — «как друг». Я не хотела, чтобы у неё возникли какие-либо мысли о том, куда ведут наши отношения. Я не собиралась поступать в Массачусетский технологический институт, да и сам Калеб едва входил в мой круг общения.

«Ну, если тебе это не интересно, — сказала бабушка, — может, ты замолвишь за меня словечко». Я рассмеялась над тем, как она это сказала. Она звучала на сорок лет моложе, а её глаза выглядели серьёзными. Она обняла меня и прошептала мне на ухо: «Это нормально, что он тебе нравится а ты нравишься ему». Я прижала её к себе, разделяя любовь, которую испытывала к ней. Она всегда была такой агрессивной в своих чувствах. Папа сказал мне однажды, что она пытается компенсировать игнорирование жизни в течение многих лет. Я не был уверена, что это значит, но я чувствовала это в ней.

«Я не готова», — прошептала я в ответ. Это была правда. Я сомневалась, что Калеб — тот, кто мне нужен. Он был слишком чертовски умён и шёл по быстрому пути, в то время как я всё ещё ждала на красный свет. Я не была готова ни к кому.

Глава 8 — Калеб

То, что, как я думала, будет адом, оказалось почти приятным времяпрепровождением. Семья Тиган оказалась не такой, как я ожидал. Её мама и папа оказались не такими осуждающими, как я себе представлял, а её бабушка была самым большим сюрпризом. Я могу описать её только как дитя цветов из шестидесятых. Она не одевалась соответственно, но её стремление к свободе воли и счастью было заразительным. На самом деле, единственным недостатком, который я могл найти, была её странная любовь к Бобу Дилану. Я всегда находил его музыку слишком мрачной и растрепанной. «Главное — это слова», — говорила она мне и ради неё я попробую послушать его музыку ещё раз. Может быть, там было что-то, чего мне не хватало.

Миссис Фуллер настояла на том, чтобы я приходил к ним в будущем. Видно было, что просьба смутила Тиган, поэтому я нерешительно согласился. В любом случае, это было легкое обещание, которое в то время имело смысл, но редко выполнялось обеими сторонами. Странно, но мне кажется, что с семьей Тиган мне удалось наладить более тесные отношения, чем с самой Тиган, хотя и она была достаточно дружелюбна. Просто между нами не было прочной связи, кроме той поддержки, которая поддерживала меня в самом начале.

Мне не понравилось, что Тиган увидела мой страх, когда я только что приехал. То, что я четыре раза объехала вокруг квартала, прежде чем окончательно решился, мало способствовало уменьшению моего сердцебиения. Но её рука творила чудеса, и я не хотел её отпускать. Всё былопо дружески, по крайней мере с её стороны. Когда она впервые взяла еменя за руку, у меня возникло невероятное желание поцеловать её. Это было бы не вовремя, и она, вероятно, отправила бы меня собирать вещи.

Семейный тест был закончен. Я был, вероятно, единственным, кто оценил его, но я поставил себе «В». Тиган, похоже, не была против, её улыбка была достаточно искренней, когда мы забирались в мою машину.

«Это было так ужасно, как ты считаешь?» спросила Тиган, пристегиваясь на переднем сиденье.