Бесплатный фрагмент - Вскрывая раны

Не вышло

И снова встал, попробовал очнуться,

Ночные бдения, как оказалось — не к лицу.

Я видел столп огня, я видел блики солнца,

И брызги искр, летящие к творцу.

Закат над полем был прекрасен,

Влюбил в себя витиеватый путь,

Но было всё вчера, а ныне —

Прожить бы день уж как-нибудь.

Хочу творить! — так вдохновенно шепчет муза.

Хочу наполнить зоб! — а тело как и прежде за своё.

И, притупив позывы слабой плоти, сбросив как обузу,

Настроил на писательство чутьё.

Пишу, не думаю, пишу.

Читаю, критикую, жгу.

В сухом остатке — пусто, ноль.

Пожалуй, отложу на завтра эту боль.

Проходит день, а следом годы,

И разум как-то помрачнел,

Встречаю, кажется, последние восходы,

Наследие оставить не успел.

Сокрытые Миры

Ты чувствуешь миры, когда мечтаешь?

Они как пелена — неосязаемо близки,

Касаний ловко избегают,

Но существуют, есть, реальны все они.

Секрет и дверь. Одно в другом.

Доступны только лишь мечтам,

К которым ключ ты подбираешь сам.

Проказница

Похоже, в гроб ложиться надо было в двадцать,

Пока не знал всех тех, по ком страдал.

И сердце молодое вдребезги разбито.

От боли и тоски, разорван по кускам.

И я взмолился — Боже мой!

Да быть не может, что любовь — садистка!

На наш обмен с проказницей я получил отписку:

«А кто ты, собственно, такой?»

Как будто в фаворитах дело,

Как будто есть любимчики свои,

И существует недостойных сцена,

Для падших птиц, таких как я и ты.

Уроборос

А может быть, провидцу я подобный?

Скорее, просто тлеющий маяк,

Не очень мудрый — стало быть, простак.

Борюсь, страдаю, кажусь изрядно нервным.

Боюсь — за жизнь не потерять бы веру.

Несу в себе эпохи время.

Наступит день, когда-нибудь, последний.

Но не страшусь, не блею,

Обезображен безразличием и ленью.

Я Уроборос, самоед, трусливый, злобный,

Когда совсем покинут силы, я себе напомню —

Двойник в разбитом отражении съедобный.

Поклонение великой

Так, думается мне, устроен человек:

Под гнётом власти, силы,

Под тяжестью опухших век,

Ему как воздух нужен свет.

Кто ищет бога, смысл, личного кумира,

Кто продаёт себя деньгам, кто власти, силе,

Но есть одна владычица из тени,

Перед которой все живые бьют колени.

И самое ужасное — не подвело чутьё,

Нам в этой жизни никуда не деться от неё.

Здесь каждый выбирает для себя:

Самозабвенно целовать холодные ладони,

Или вскрывать стареющую плоть.

Она как будто времени подруга,

Ей нужно только потерпеть.

Часы идут, ведя с собой и жизни круговерть,

В конце концов все повстречают

                                                             Смерть.

След

Кто оставляет след?

Ботинок, карандаш, паук кусачий?

Всё чушь! Единственный ответ не может прозвучать иначе:

След оставляет тот, кто сделал шаг вперёд.

Каннибал

Я съем себя.

Конечно, фигурально.

Звучит претенциозно и вульгарно.

Хотя, ведь всякое бывает, правда?

И раз ты здесь, давай-ка по порядку:

Сомнения и мнительность — мои друзья,

А страх и неуверенность — так в этом же весь я!

Мне стыдно, что я слаб.

И сбросить бы ярмо был рад,

Но каждый новый горизонт,

Страшнее предыдущего в сто крат.

И вижу точно,

Едва ослаблю хватку,

Сломлюсь морально,

Я съем себя.

Конечно, фигурально.

Дымом уходил

Недавно начал — лет так двадцать,

Никак всё не закончу.

Хоть каждый день и говорю себе, что хватит.

Почти уверен — не строю долгих планов,

Уйду в густом и сером саване, туманом.

Я вижу в этом преклонении пред никотином

Позор, бессилие, покорность,

Тупую слабость, поражение, ничтожность,

Но так же и объятия тепла,

Сжигающие сердце изнутри дотла.

Друг друга полюбили страстно,

И я отдал всего себя, под ноль.

Затем здоровье, честь, остатки воли,

Всё расточительно обменяно на боль.

А лёгкие хрипят тоскливо,

И в голове густой кумар,

Пора закончить это всё скорее,

И бросить в мусор портсигар.

Пленник

Не в башне, замке или трюме судна,

А в мясе, коже и костях.

Всем естеством буквально изрыгающий Геенну,

Пленённый злобой, стоящий на коленях и локтях,

Он в исступлении, с большими красными глазами,

На мир взирает как голодный обезумевший маньяк.

А по другую сторону решётки самовольной,

Стоит с улыбкою печальной, недовольной,

Любовь — добро и сострадание того,

Кто выставил её, как слабость для него.

На мир он зол, его, конечно, все не понимают,

Вокруг царит бесчувственность и стыд,

Но большинство такого вовсе не достойны,

А тот кто умер — на бесчинство смотрит и вопит навзрыд.

В своём кромешном мрачном мире пленник,

Совсем забыл как нужно жить,

Ему сказали злые люди, чего хотеть, кем нужно быть.

Он бросил всё хорошее на ветер и от страха,

Оставшаяся пустота внутри,

Вдруг разродилась тьмой,

Чтобы не быть совсем одной.

И каждый раз, когда к нему приходит,

Воспоминанием былым, частичка прошлой светлой жизни,

Понять её израненное тело больше не хватает сил.

Бедняга выбрал путь — гореть, затухнуть, замереть,

И ни тогда не чувствовать, ни впредь.

Душа

Кусок души лежит чернеет.

Он чей? Я заберу, пригрею.

Нутро страдальца и творца,

А может, прорицателя-отца,

От нестерпимого стыда,

От распирающего счастья,

Оно разорвано в куски,

Хотя, наверняка, хотело ласки.

Так что же с этим бедолагой приключилось?

И что внутри него томилось?

Как жаль, но время не расскажет,

Упущенное бременем на плечи ляжет.

Но как узнать, кто чем живёт и дышит?

Попробуй поищи поближе.

Наверняка, возле тебя найдётся тот,

Кто тоже тяжёлую ношу несёт.

Его душа подобна чуду.

Подставь плечо, прошу, будь другом.

Чувство на букву Л

Любовь — цветов сокрытые шипы,

Обманчива, и от неё не ждёшь беды,

Со стороны пленительно красива,

Так манит, зазывает вновь и вновь,

А при объятиях пускает кровь.

Она игрива и опасна,

Кострами распаляется в ночи,

Разлука с ней страшна,

Но и держаться больно близко,

Хоть бейся, хоть кричи.

Она чума, зараза и болезнь,

Которая пленит и дурит тех,

Чьи души точит словно камень,

И чувства одного становятся любовью всех.

А знаете, я в это всё не верю!

Она способна подарить и человечность зверю,

Все шрамы излечить и успокоить,

И в трудные моменты поддержать,

Хотя, признаться честно,

Она сама мне приказала так сказать.

Листья

Тюрьма всего живого — начало и конец,

А между ними миг, в котором мы свободны.

Ветрами сильными, здесь время как беглец,

И словно души собирает, с деревьев листья хмурый жнец.

Одни совсем зелёные и молодые,

Им лучик солнца шепчет — расцветай!

Они не знают никаких преград, проблем,

Их жизнелюбие буквально льётся через край.

Надменно озираются на падших вниз,