Вера Некрасова
Все, что я любила
© В. Некрасова, 2021
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то не было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
На написание этой книги меня вдохновил 108 псалом царя Давида
Посвящаю Прошлой жизни, что была до моей Настоящей
Детство. Жизнь до Жизни
1
Мама крестила меня в церкви Всех Святых. Мне было пять лет. И это время, как мы сейчас знаем, называлось «лихие девяностые».
Сначала мы долго шли через кладбище. Петляли между могил и покосившихся крестов. В детстве я очень боялась кладбищ. А тогда, по дороге, мне казалось странным, что путь в церковь лежит через могилы. Почему?
Сейчас, спустя тридцать лет, я знаю — почему. Душа бессмертна. Смерти нет.
И в Царствие Небесное путь лежит через Смерть. И сам путь к церкви через кладбище напоминает: смерти нет. Это — просто этап на пути к Богу. Вот пройдешь сейчас по тропинке, минуешь кладбище, и попадешь — в храм. А там — хорошо. А там — сразу вспомнишь. Вспомнишь главное.
Не бойся, иди через кладбище. Оно — тлен, неправда.
Правда — впереди. Ты только войди и вспомни.
А пока мы шли по тропинке, будущая крестная тетя Рита учила меня молитве:
— Враг-сатана, отстань от меня! Есть у меня воисусова молитва…
Эта молитва меня пугала больше, чем «враг-сатана». Она казалась мне языческой, и совсем не совпадала с моим детским светлым восприятием христианства. Никой «враг-сатана» и не пристает. А вот тетя Рита делает странные вещи!
По выходным, например, подвыпив водки, она доставала из деревянного шкафа — из «стенки» — заранее купленный саван для своих похорон. И, хвастаясь, показывала свое «похоронное» маме. Это были простыни, нарядная одежда, и все, в чем ее будут хоронить. Она готовилась. Готовилась к своему будущему. Получается, будущем для нее была — смерть?
Тетя Рита жила в микрорайоне под названием Висим. Тогда он был еще новым. На панельном доме напротив ее дома крупными буквами было написано: «Цой жив!»
Я не знала, кто такой Цой. Может, какой-нибудь мученик? Или революционер?
Тетя Рита жила на первом этаже. А ее муж лежал на Банной горе. На Банную гору сдавали сумасшедших родственников. На самом деле у ее мужа был алкоголизм, но его взяли к сумасшедшим. Иногда он оттуда сбегал. И бродил под окнами собственной квартиры ночью.
Это было жутко, когда он мелькал в свете Луны в окне. Он заглядывал в свои окна на первом этаже. А там — были мы. Но он был очень тихим, не буйным.
Тетя Рита связала ему бежевый шарф.
Еще пару раз он заглядывал ночью в окна. И больше я никогда его не видела.
Кажется, его звали дядя Сережа.
2
Скучаю сейчас по густой траве, пряному разнотравью. Идти бы летом по полю, собирать полевые цветы. Войти в бескрайний простор, где взгляд ничем не остановлен. И в любую сторону расплывается горизонт.
А небо — огромное. Высокое. С редкими облаками.
Температура воздуха идеальная: плюс двадцать пять градусов.
А трава уже по пояс: ромашка, клевер, боярышник, пижма, люпины, Иван-чай, и еще много-много всего! Как богат северный край!
Случайно нахожу мяту по запаху. В детстве у нас за домом, внизу, в болотце, были густые заросли мяты. Мы собирали ее, вязали в пучки, а зимой заваривали мятный чай. С тех пор к мяте у меня очень трепетное отношение.
Люблю найти в густой траве зверобой или дикую мяту. Или просто остановиться. Сесть в траву. Слушать цикад. Но не успеешь расслабиться, потому что муравьи, и другие местные жители, которые тебя совсем не ждали, наползут в штаны!
3
В детстве мы покупали с сестрами сухой напиток «Йупи» и разводили его водой. Он был всех цветов радуги!
Вкусы тоже были разные: банановый, апельсиновый, вишневый. В детстве я и не догадывалась, что в будущем целых семь лет проживу в стране, где производят «Йупи».
А сейчас я в Чили. И тут все еще можно купить какой угодно «Йупи». Хоть со вкусом алое!
4
Набережная реки Камы. Самое романтичное место в городе в мои пятнадцать лет. Буквы там поставили: «Счастье не за горами!».
А мой опыт показывает, что как раз наоборот! Счастье — за горами! За морями! Счастье начинается далеко отсюда.
5
Ненавидела зоопарк. Тюрьма для животных. Я против любых зоопарков и против цирков. Вот бы зоопарки навсегда исчезли с лица Земли!
6
В детстве я мечтала быть кинологом. Кинология — это наука о собаках. Я знала все породы собак. У меня была книга о кинологии, и журналы о собаках.
Но потом мне попалась книжка «Гадание по руке», о хиромантии. И я собралась делать карьеру гадалки, когда вырасту!
До сих пор кое-что могу сказать, взглянув на линии руки.
Потом еще я захотела стать модельером. И мы с подругами из класса ходили на внеклассные уроки к нашей учительнице труда Нине Григорьевне. Кружок назывался «А ну-ка, девочки!».
Мы даже участвовали в районом конкурсе показа мод в ДК «Гознак» и заняли второе место! Естественно, почти все сшила сама Нина Григорьевна. Но она упрямо делала вид, что мы тоже внесли лепту.
Но в итоге я стала филологом.
Иногда я бываю в центре Сантьяго. Живу я в районе Лас Кондес, где все «чистенько да гладенько». А хочется иногда буйства и разнообразия красок.
И тогда приезжаю в центр. Слушаю, что говорят гадалки. Говорят какие-то заученные фразы, гадают штампами. Неинтересно!
Вот если бы я была гадалкой! Я бы такое им рассказала! Я бы, кстати, обещала человеку только хорошее! Да так, чтобы он непременно в это хорошее поверил! Ведь во что веришь, то и случается!
А тут… Люди не верят сами себе. Не хотят брать ответственность за свою жизнь. За свою единственную, неповторимую жизнь!…
Верят гадалкам. Да еще таким бездарным. Кто-то другой, без образования, фантазии, без мозгов, говорит им что в их жизни случится. Бред, если вдуматься.
7
В конце ноября мне очень нравилось ходить по застывшим лужам. Они крепко замерзали. И по этой прозрачной ледяной корке можно было преспокойно ходить своими детскими ногами!
И заглядывать внутрь замерзшей лужи: как красиво там внутри все застыло!
И сухие листья в разных позах, скованные льдом, до весны. И сухая жухлая трава, как живая! И сучки, и мусор. И первые заморозки — трава в снегу!
Это было волшебно.
Позже похожую визуальную эстетику я видела только в фильмах Тарковского. Я была счастлива. В мире есть люди, способные видеть природу как Великую Тайну и Волшебство.
8
В детстве у меня была Самая Главная Мечта — увидеть Северное сияние. Мне казалось, ничего важнее этого быть не может. Обязательно надо мне было увидеть Северное сияние.
И, представляете, — до сих пор так и не видела!
9
Детство было бедным. Но тогда многие жили небогато. И особо нужды я не ощущала. Ели мы самую простую еду.
Летом, например, собирали малину, землянику, лесные ягоды. И делали малину с молоком. И сейчас бы малину с молоком сделала! И когда у меня будет ребенок — обязательно ему буду готовить!
Часто жарили картошку со «шкварками». «Шкварки» — это кусочки сала.
Летом собирали дикую редьку, щавель, зелень и делали зеленую окрошку. Варили суп из крапивы. Для тех, кто не знает: на вкус он похож на грибной суп. Но варить его я рекомендую только из молодой крапивы!
А однажды, мне было лет восемь, я прочитала в журнале, что из одуванчиков можно делать салат!
И взрослые, поверив мне на слово, сделали салат из одуванчиков! Его приправили кубанским растительным не рафинированным маслом, добавили крупную соль, и съели на ура!
Еще в детстве мне очень нравилась кабачковая икра! Недавно я была в Перми, и очень хотела купить себе банку икры.
— Ты знаешь, как ее делают? — спросила подруга
— Нет
— Туда во время тепловой обработки попадают опарыши!
«Однако, тоже — белок!», — подумала я. А вслух ничего не сказала. Не хотелось спорить.
Наверное то, как мы были бедны в детстве, я осознала только сейчас.
Живу в Чили. Тут много еды, качественной, разной. Я могу себе многое позволить. А некоторые люди покупают тут еду на кредитные карты. И, пожалуй, это хорошо, что есть такие возможности — купить в кредит, если нужно, для тех, кто хочет.
Но я замечаю, давно замечаю, что при всех возможностях, у местных жителей очень часто полностью отсутствует фантазия, изобретательность.
У них нет своих сказок. Есть, но — испанские. Оставшиеся со времен испанской короны.
Нет, или очень мало чего-то своего, настоящего, аутентичного.
Есть свои сказания у мапуче, потомков индейцев. Но у чилийцев — нет.
А у меня в детстве постоянно были собаки и кошки. Природа, высокие деревья, качели на деревьях, щемящие душу тополя в светлой июньской ночи, сказки Пушкина, сказки Бажова, сказки братьев Гримм, «Нарния» — книжка соседки Веронички. Папа у нее — бородатый хиппи. И книжки разные, интересные!
У меня были «секретики» из зеленого бутылочного стекла и расплющенным цветком под ним, прыганье по крышам гаражей с воплями, прыганье в резиночки, прыганье в классики!
А кружки! Постоянные кружки ИЗО, художественная школа, кружок мягкой игрушки, и все это — почти бесплатно!
А кино! Как я любила «Три мушкетера» с Боярским! Я так рыдала, когда Миледи отравила Констанцию! Как можно жить в таком мире, где коварная Миледи запросто может отравить милую, кудрявую Констанцию? Как?
А ручьи, луга, широкие реки, костры с картошкой, на велосипеде вдоль поля, и никакого тебе интернета.
А чилийские дети смотрят только диснеевские мультфильмы. А это — совсем не то…
Определенно, не так страшна бедность материальная, как страшна духовная нищета. Вот что по-настоящему страшно. Когда есть деньги, но нет ни фантазии, ни собственных идей.
10
Почему-то сейчас вспомнилось, что на мой день рождения, который приходится на шестнадцатое апреля, в логу у ручья обычно зацветали подснежники.
Однажды дядя Толя, работающий на свиноферме, принес целую охапку, и сказал:
— Это Свете! У нее сегодня день рождения! Вот и подснежники расцвели!
Трепетно люблю всю жизнь подснежники. Люблю ландыши — они росли у нас в огороде!
Люблю тюльпаны. И еще больше полюбила, когда прочла в дневниках Одри Хепберн, что во время оккупации она ела луковицы тюльпанов и спаслась от голода. Тюльпаны спасли будущую актрису от голодной смерти.
Еще люблю гладиолусы. В Чили они ассоциируются со смертью. Кладбищенские цветы. Я очень веселилась, когда узнала. Ну, как у нас — гвоздики. Все равно их покупаю, как увижу.
11
В детстве, когда все еще были живы, я очень любила лазать по деревьям.
Однажды мы с сестрами нашли густую и высокую лиственницу в овраге, за домом бабы Кати.
Лиственницы прекрасны тем, что у них много веток, по которым очень удобно лазать. Легко можно добраться до самой верхушки.
Часто я забиралась на дерево одна.
Оно было высоким. С вершины открывался обзор на дома за логом, на поляну. Я была защищена густой листовой, меня не было видно. Но я видела все вокруг.
Сидеть на дереве было невероятно уютно. Я так мечтала о домике на дереве!
Простор! Уют! А если пожевать молодые мягкие иголочки лиственницы, то можно ощутить приятную кислоту.
Сидела на этой тайной лиственнице часами. И было так хорошо!
Я была уверена, что жизнь — прекрасна. Хотя бы потому, что существуют такие вот волшебные деревья, как наша лиственница!
12
Тополя мне тоже очень нравятся!
— А за окном шелестят тополя: нет на Земле твоего Короля!
Но у тополя круглый ствол, залезть на тополь нереально сложно. И крона начинается совсем наверху, высоко.
Однажды летом мы заночевали у тетки. А рядом с ее домом росли стройные, высокие тополя.
Летняя ночь была такой светлой. Я лежала на кровати и смотрела в окно. Все уже спали, а я — нет.
Лежа в уютной постели, слушая сопение родных, я смотрела в окно на тополя. Она качались на ветру, шелестели, словно о чем-то переговаривались.
Мне тогда казалось, время идет так медленно. Ползет. И еще так долго ждать, пока я вырасту. Так долго, целую вечность!
То мгновение с тополями было таким длинным, бесконечным. Это были девяностые. И когда я пыталась сосчитать, в каком году я стану совершеннолетней, то всегда удивлялась — начнутся двухтысячные годы! Новое столетие! О, как это еще не скоро, что даже думать об этом не имеет смысла! Лучше спать!
А сейчас мне тридцать семь лет. И я все еще помню эти шелестящие тополя светлой летней ночью. И сейчас мне хочется, чтобы время для меня замедлилось.
Например, за один день проживать — два. Но внешне для других это — один день.
В моей жизни все в замедленном действии, с опозданием. Как это выглядит со стороны, для других — «с опозданием». А для меня — в самый раз. В самое мое время. Все случается, когда должно случится.
Пусть и теперь мое время не торопится. Сейчас мне хорошо. Как хорошо быть мной. Как интересно быть мной. Изнутри и снаружи. Сейчас мне все, как надо. И я сама себе — как надо.
Время, время мое, растягивайся и замедляйся! Спешить нам некуда!
13
lovehate
— Отпусти меня, Пермь!
— Сначала ты отпусти меня, Светос!
14
Вера Некрасова, Лана де Ириарте, Светлана Асхатова, Светос, Светильник, Светозавр — видите, вас так много! А я — один!
15
— Света, ты помнишь, тот тягучий год, время суеты и смуты? Когда все было размыто и перемешано, как краски в картине Моне «Ватерлоо»? А в воздухе густым сигаретным дымом висела тревога и страх неизвестного — густой, хоть ножом режь.
Как мы в тот год, в ту долгую зиму, перебрав по крупицам наши счастливые воспоминания, в малейших деталях рассказав о них друг другу, рассматривали каждую из них, приближая к окну, на тусклый зимний свет, поворачивая гранями, отчищая от шелухи.
А перебрав, не нашли ничего лучше, как дробить эти крупицы-воспоминания еще мельче — в волшебную пыль.
Чтобы затем, ссыпать ее в холщовый, с красной татарской вышивкой, мешочек. И уехать в Ильин день далеко-далеко за город, возможно туда, где когда-то жили вогулы с горящими глазами? Так далеко, чтобы добраться туда можно было только к ночи.
Там, в глухом местечке, оставив скудные вещи в деревянном доме у какой-нибудь восьмидесятилетней Параскевы Пятницы, выйти в дикое поле, ночью, когда уже воздух жадно всасывает, как диковинку, сигаретный дым, и, раскрыв мешочек, пустить волшебную пыль по ветру.
Выдержать паузу, выкурить последнюю сигарету. И уйти, по росе, не оглядываясь, навсегда с того поля. Говоря в последствии что-нибудь этакое:
— Время стерло воспоминания в волшебную пыль, а ветер — развеял по свету!
Так вот, что ты делаешь второго августа?
16
«Райский сад» — так, оказывается, называется парк рядом с прудом в Мотовилихе. Рядом с местом, где я выросла.
Для меня в детстве он был, скорее — «адский сад». Там сидели наркоманы. По нему было тоскливо, одиноко и страшно ходить.
А он, оказывается, — «райский!»
Также, как и буквы на Каме: «Счастье не за горами!»
Но мой личный опыт полностью опровергает это утверждение! Счастье, — в моем случае! — именно что за горами!
Еще Антон Чехов в своей пьесе «Три сестры» красноречиво намекал на тоже самое. Именно Пермь угадывается как место жительства трех сестер, где они непрестанно повторяют:
— В Москву! В Москву!
Только уехав в дальние страны, я нашла дорогу к себе. И по-другому взглянула на город детства, на Пермь.
Да, я понимаю, что дело, скорее всего — не в городе, не в месте, а в самом человеке, в его внутреннем образе города. В Перми у меня есть друзья, которым там очень хорошо живется. И они счастливы именно в Перми. Но я рассказываю о моем личном опыте. И моя жизнь в Перми не всегда была радостной.
17
В Перми меня никогда не покидало чувство тревоги. Все время нужно было чего-то опасаться, остерегаться.
Никогда и нигде больше мне не было так страшно. Как будто в любой момент из-за угла мог выскочить кто-то, кто сильнее меня, и утащить в неизвестном направлении.
— Несет меня Лиса за темные леса! Котик-братик, приходи, пом
оги!
Только у меня не было ни Котика-братика, ни родителей.
И я постоянно ощущала свою беззащитность. Нужно было быть очень осторожной, а лучше — невидимой. Как бы чего не случилось! Как бы чего не вышло!
А если случится беда — никакой поддержки не жди. «Сама виновата», скажут.
В Перми у меня был страх просто выйти из дома. Подъезды в домах были в моем детстве такие страшные, темные. Что до выхода на улицу нужно было преодолеть еще этот страшный коридор. Не удивлюсь, если у кого-то моего поколения были точно такие же страхи.
У всех тогда начали появляться железные двери. За ними можно было укрыться от «упырей» и «вурдалаков». Можно было работать, не выходя из дома, под защитой гладкого, холодного металла!
Я отчаянно завидовала тем, у кого были свои личные квартиры, защищенные металлическими дверями от любой нечисти! У подруги Светы, например, была такая квартира. В высоком тереме — в доме на Слудской горке!
Живет Света в тереме. В терем тот сначала нужно попасть, набрав код: «48»
Потом в лифте подняться на восьмой этаж. А потом пройти через железную дверь, и дверь обычную. Там уже мне ничего не угрожало!
Там Света принимала гостей на кухне. Вот бы и у меня была своя квартира! Своя кухня!
А на улице, даже если идешь по делам днем, все равно нужно было быть очень внимательной. Как-то я переходила дорогу у Драм театра. И прямо на меня, не обращая внимания на зеленый свет светофора, ехала женщина на джипе.
Наверное, высокая посадка и высокое социальное положение мешали обзору. Кто-то там дорогу переходит, какая-то букашка?
Постоянное ощущение тревоги. Как мы с друзьями говорили про это «местное явление»: приехал в Пермь и «палево» — ощущение тревожности — включилось само, как подключается домашний вай фай!
Может быть, это ощущение потому так сильно именно в Перми, что в Пермском крае со всех сторон зоны?
А во время СССР — еще и особые лагеря для политических заключенных. Не знаю. Но как сформулировал мой друг- художник, ощущение это — «региональное, энергетическое», и о нем знают многие пермяки.
18
В Перми никому не надо объяснять, что такое «розочка». Это когда бутылка разбивается об стену здания, или о дерево. И из ее горлышка и торчащих из него осколков получается опасный, острый «цветок» — «розочка!».
Моя подруга Света, гуляя ночами по Комсомольскому проспекту с юными кавалерами, никогда не допивала пиво до конца:
— Если кто-то нападет, хлопну бутылку об стену, сделаю розочку! Попробуй, подойди!
Как будто все время могло что-то произойти. Что-то нехорошее. Но, к счастью, обычно случалось хорошее!
Но это чувство постоянной тревожности впервые покинуло меня только в Азии. Там было совсем не страшно, даже ночью одной. Это было таким новым, таким приятным чувством. Мир, оказалось — безопасный и добрый!
19
Сейчас странно, но всю жизнь мне казалось, что мое детство было ужасным. Сейчас уже я так не считаю.
Современные психологи «учат» нас думать, что во всем виноваты родители.
Но я уже не согласна. И многие тоже перестают так думать, особенно когда сами становятся родителями.
Родители любили, как умели. И как могли. И делали все, что могли.
Они сами были, так называемыми, послевоенными детьми.
Многие годы я помнила о детстве только плохое.
И вот недавно, из завесы детского беспроглядного одиночества, тоски, грусти, и других невеселых слов, вспомнилось нечто иное.
Вдруг вспомнилось, что у нас дома были качели!
Мы жили в деревянном доме рядом с заводским прудом. Напротив дома был диспансер для алкоголиков. Алкаши всегда были тихие и безобидные, придавленные чувством вины. И выглядели, в целом, как обычные потерянные забулдыги.
Некоторых можно было видеть выпивающими в кустах.
А дальше, вниз по улице — хлебозавод.
В крошечном ларьке продавали свежеиспеченный хлеб. Он дымился еще в руках, когда мама или папа отламывали большой ломоть от румяного каравая с хрустящей корочкой для меня!
А еще там были очень вкусные «ромовые бабы», с коньячной пропиткой. Никогда больше я таких вкусных не ела. Даже покупать перестала — совсем не то делают!
А дома была железная перекладина. И на нее отец повесил качели.
И я помню, как я качаюсь на этих качелях. Качаюсь, качаюсь, и все мне кажется, что я могу так без остановки качаться! Раскачиваюсь сильно-сильно, чтобы коснуться носком потолка, но… чуть-чуть не дотягиваю!
Мне казалось, это такая роскошь! Качели прямо дома! Даже во двор идти не надо! Могу ногами до потолка достать, если захочу! А могу улететь на качелях прямо в окно, а оттуда — в пруд!
Но в пруд не стоит, потому что я лично — не умею плавать! Да! Все умеют, а я — нет!
И вот так, неожиданно, с воспоминания о качелях, начали подниматься из океана памяти светлые воспоминания. Они тоже есть! Там не только мрак и одиночество, там много солнца!
Но почему-то устройство памяти таково, что боль заслоняет собой все остальное, весь обзор. И пока ее не уберешь, — ничего другого и не увидишь. Когда из-под земли пробивается родник, сначала выходят палки и камни.
Качели вешали для нас не только дома, но и на улице. Например, летом были качели в овраге у ручья. Было очень радостно лететь над ручьем с обрыва, сидя на палке, привязанной к прочной веревке!
Вот бы для взрослых такие качели мне где-нибудь попались!
Вот бы сейчас найти такую качель, но для взрослых. Чтобы могучее ветвистое дерево над обрывом. А на нем — качель!
20
Помню удивительной красоты сон. Во сне я — в Африке. На большом и шумном водопаде. Прямо на одном из порогов водопада растет огромный, могучий Баобаб.
Ветви его огромны и узловаты, и простираются во все стороны! Он растет свободно и смело.
Он был мощным и сильным, самобытным и свободным, как языческое божество.
Брызги водопада создавали завесу из капель. В ней играла, переливаясь, радуга.
Я не видела себя со стороны, но я видела как каждая капля между моих ветвей играет словно бесценный кристалл. Как в каждой из них играла радуга. Как в каждой из них была заключена своя Вселенная. Столько смысла и простоты. Все же ясно: жизнь прекрасна, и будет такой всегда.
Я точно знаю — я была в Африке.
Это был прекрасный сон!
21
Где живут забытые мечты?
В детстве у меня была добротная мечта — стать заслуженным кинологом РСФСР. Штудировала книги по дрессуре, и знала как давать кличку собаке, чтобы она вписалась в ее родословную.
В какой момент мне расхотелось быть кинологом? И куда ушло это желание?
Может быть, существует Страна Забытых Желаний? Куда уходят, и где хранятся заветные, но — забытые?
Ведь это то, чего мне по-настоящему хотелось в детстве, и я это хорошо помню! Потому что выжигание по дереву, бадминтон, дзюдо, кружок мягкой игрушки — были лишь временными увлечениями. (Вот до сих пор интересно, — куда пропал мой выжигатель? А аппарат для просмотра «Диафильмов»? Где он сейчас? И где купить такой-же?)
22
Лето здесь никогда не закончится!
А теперь я — «котовод».
Из Перми нам сестрой пришлось уехать. И наш кот теперь живет у чужих людей. И мне страшно, что когда я вернусь, он изменится. Из своенравного и высокомерного кусаки превратиться в ласковую подушку. Потому что мой кот кусач, умен, и, я вас уверяю, у него даже чувство юмора есть!
Он незаменим в холодную погоду для создания уюта. И ему далеко не все люди нравятся. И особенно хорош он, когда сидит у раскрытого окна осенью, ночью, когда из асфальта поднимается дневное тепло, а запахи еще летние. В такие моменты он похож на маленького Бэтмана со своими черными ушками на затылке.
Это первая такая странная осень — наступает сентябрь, а я — даже и не заметила!
А ведь это мои самые любимые месяцы: сентябрь с октябрем! Ясное холодное небо начала октября — лучшее время, чтобы гулять по пожелтевшим полям!
А сейчас сидишь, стало быть, на пляже, на малайском острове Перхентиан, и думаешь:
— Сегодня же первое сентября!
Все самое важное и интересное начинается осенью. Осенью я всегда спокойна и вдумчива. Осенью я люблю ходить в любимом черном плаще дизайна Султаны Французовой. Осенью в это время пары еще только начинаются, и все ходят не столько на лекции, сколько — покурить и обсудить лето! И вместо дома идут в кафе «Горыныч», что на Перми Второй.
Ах, что делается, по университету сейчас, наверное, ходят красивые дети на длинных ногах, с дымящимися сигаретами между тонких пальцев. И все пришли в новой, стильной одежде, сочно рассказывают друг другу, как прошло лето, и, все это — без меня.
Как сейчас там по-осеннему красиво. Или еще лучше: серенько и дождь накрапывает. А у подруги в деканате куча забот, богатые родители с просроченными платежками, мамы с валидолом, как там пахнет свежезаваренным кофе, и какая под столом стоит бутылка коньяка. Все помню.
Осень всегда приносит самые интересные, баечные истории. Осенью ум и воображение заостряются. Осенью я никогда не искала смысла в жизни, потому что осенью мне итак очень нравилось жить. Даже в Перми. Каких-то пару недель, когда можно было жить и дышать.
А здесь — на острове — осени нет и не будет! Лето здесь никогда не закончится, никогда.
И я еще не знаю о том, что это — бесконечное лето — так быстро надоедает!
Что я, на самом деле, очень люблю перемену времен года, и особенно — осень.
И что бесконечное лето — такая же утопия, как и словосочетание «идеальный человек».
Для картинки в журнале — хорошо. Для реальной жизни — не очень.
23
Не забыть!
Вчера дома у Светы пили чай. И на дне моей чашки чайные листья начали складываться в разные фигурки, как калейдоскоп: лошадки, кролики, водопады.
И вдруг — ни за что бы не поверила сама, если бы не столько свидетелей! — чаинки сложились в улыбку!
Призвав людей, как натура маловерная, я убедилась в мини-чуде: глаза, и рот из чая улыбались мне со дна чайной чашки!
Считаю это добрым знаком в дальнюю дорогу!
24
Была подруга Ксента-налей-абсента! И — была подруга Света. Была — и нету…
25
Мой сокурсник Котя был фотографом. Первая свадьба, которую он снимал, — свадьба моей подруги Ксенты.
После ЗАГСа в ДК Гагарина все гости поехали по городу. А потом, почему-то, — в Балатовский лес.
До сих пор помню эти кадры: сестры Гавс, две необъятные тумбы, танцуют на скамейке легкомысленный Канкан. А на той же скамейке, в углу рядом с урной, сидит наркоман в черных очках. Кругом — битое стекло.
И, конечно, венцом брачной фотосессии стала поездка на Каму, в самое романтичное, по моим юным представлениям, место в Перми. Неожиданно оператор, снимающий свадьбу, сказал мне:
— Вы тут — самая красивая!
Я так удивилась. Потому что чувствовала себя какой угодно: самой одинокой, самой грустной, самой потерянной на этой свадьбе, самой чужой… Но никак уж не «самой красивой».
В ресторане была упитанная тамада, похожая на молочного поросенка, но — без яблока (вместо него был микрофон!), со стандартными конкурсами.
Подруга выходила замуж за циркача, глотателя огня. Хотя, наверное, правильнее будет сказать — «изрыгателя огня». Технически, он не глотал огонь, а наоборот, выпускал его из себя.
Мать циркача еще в ЗАГСе начала ныть и причитать, на что жених неожиданно громко сказал:
— Мама! Пошла на фиг!
Долго тот брак не продлился…
Юность. Чистилище
26
Когда Крошка Енот опаздывает, он пишет сообщение: «Я задерживаюсь! Попиши пока стихи!».
Я планировала, мечтала: бегать по утрам, кататься на роликах, есть овсяную кашу на завтрак, выбросить старый хлам, прочитать все недочитанные книги, повидать тех, кто еще остался тут, в Перми, написать письма…
А в итоге: я весь день пью чай, скучаю и пересчитываю друзей на пальцах одной руки, и переживаю из-за всякой ерунды!
27
Есть такие люди — только вспомнишь о них, и на душе светлее, и лучше, и радостнее жить! А они в это время могут быть в других городах, и даже — на других континентах.
Они умны, веселы, жилисты, сами все знают и никого слушать не станут, у них красивые обветренные лица, им больше двадцати пяти ни за что не дашь, они — мои любимцы. И чувство юмора у них прекрасное! У каждого в жизни должны быть такие люди.
28
Как обычно, самым трудным для меня оказалось — не обращать внимание на пустое. И — отпускать не своих людей.
Никого не пристегивать специально, не дружить «в доску». Кто-то отсеялся, кто-то просеялся, кто-то изменился, изменив меня. С одной подругой у нас и вовсе случился «Догвиль».
Из важного: постоянные напоминания из прошлого, что все сбывается. Все запросы, точно сформулированные и отправленные в Высшие инстанции, в Небесную Канцелярию — доходят. И тут самое главное — хорошо понимать, что ты хочешь дальше.
Очень хорошо знать себя, вот что нужно для этого. И потом еще — действовать. Не суетливо, а созерцательно. Сохраняя связь с Центром. Я хочу когда-нибудь попасть «в поток», как это сейчас модно говорить, что бы это не значило!
Я желаю всем делать только самое важное. И больше быть с близкими. И — быть близкими.
А прямо сейчас я хочу успеть чокнуться бокалом аргентинского шампанского, которое мне тут бурно рекомендовали, по московскому времени и загадать желание под бой курантов!
29
Сегодня мне исполнился тридцать один год. Светке Соколовой из песни — и того меньше!
Когда я, пятилетняя, слышала песню: «Розовые розы! Светке Соколовой! Ей сегодня тридцать лет!» — я думала:
— Ужас! Какой-то загробный мир!
Потому что больше тридцати в попсовых песнях нет, не бывает. А что там, после тридцати, во Вселенной Попсы? Небытие?
Шкала ценностей поменялась за эти годы. И на листочек я выписала все, что сделала, и что не успела к этой «страшной» цифре.
И что вижу? Трудности превращаются в благословения, неудачи становятся продолжением удач. Хочу, чтобы сбылось мое новогоднее желание, загаданное три раза, по трем городам, на Краю Земли у Ушуае, на Огненной Земле. Дальше на старых картах Патагонии — только драконы!
Хочу меньше спать, и больше быть в осознанности. И тогда различного рода учителя и гуру, вместо раздражения, будут вызывать умиление. Хочу закрыть все социальные сети, жить в реальности, возможно ли это?
Неплохо бы доучить испанский для того, чтобы читая гламурный аргентинский журнал сороковых годов прошлого века «Para ti», — не спотыкаться на новых словах. Хочу белые ночи и мчать с друзьями на велосипедах по полям и лугам Павловского парка. И самое главное, хочу чтобы все мои родные и близкие — Роби, Наташа, Лена, Паша, Нил — были здоровы и счастливы! Да будет так!
Дзынь!
30
Снится сон. Во сне я как будто — молодой мужчина. Мне девятнадцать лет. Я в маленькой мастерской, заваленной деревянными досками, пишу иконы.
В душе моей свет и покой.
Стук в дверь. У меня — много работы, но я открываю. Пришла неизбежность.
Бесцеремонно входят люди. Агрессивные. Они что-то мне говорят. То, что я существую на Свете — они считают ошибкой.
Во сне меня убивают. Убивают быстро.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.