Бесплатный фрагмент - Возвращение домой в Рио

Глава 1: Последний танец

1968 год, Рио-де-Жанейро.

В городе было шумно, но не как обычно. Это была не яркая энергия Карнавала и не легкий ритм уличной вечеринки самбы, наполнявшей воздух. Сегодня вечером улицы Рио пульсировали другой энергией, пропитанной напряжением и волнениями. Это был шум революции, города на грани, оказавшегося в тисках военной диктатуры. Народ Бразилии, молодой и старый, стоял на распутье, каждый со своими мечтами, но все они были объединены жаждой перемен. Правительство, находившееся теперь у власти, ужесточило свою власть. Улицы были заполнены протестами: крики, гневные песнопения и военные грузовики, грохотавшие по городу, как будто сам воздух пропитался гневом угнетенных.

Но для Маркуса сегодня вечером все это не имело значения. Ему было что праздновать. Он шел по узким извилистым улочкам Санта-Терезы, оживленного и богемного района, расположенного высоко на холмах над Рио. Здания здесь были окрашены в дикие цвета — ярко-желтые, ярко-зеленые и электрические синие. Это было место, где жили художники, музыканты и свободомыслящие люди, место, которое отказывалось задохнуться от жесткой хватки политических потрясений. Слабый запах кофе, жареного мяса и тропических фруктов сохранялся в теплом вечернем воздухе, смешиваясь с густой влажностью, которая цеплялась за все, даже после того, как солнце уже давно село.

Маркус не торопился. Его походка была неторопливой, голова высоко поднята, а мысли плавали в облаке счастья. В руке он держал свое ценное имущество — магнитофон. Привезенный из Штатов, он был предметом роскоши, выделяющим его среди других. Гладкая черная машина издавала ритмичные ритмы самбы, музыка эхом отражалась от мощеных улиц, ее ритмы заполняли пространство между зданиями, заглушая отдаленные крики протестующих и низкий гул военных грузовиков.

Маркус был высоким, эффектным мужчиной с темной кожей, блестевшей в свете уличных фонарей. Его тело двигалось с естественной грацией, ритм музыки брал верх, направляя его бедра во время ходьбы. Это было беззаботное движение, танец с улицей, как будто мир существовал только для него одного. Его улыбка была широкой и искренней — сегодня вечером не было места беспокойству, не было места страху. Его невеста Карла сказала «да». Мысли о ней, о ее мягком смехе, о ее нервной улыбке, когда она приняла его предложение, повторялись в его голове, как любимая мелодия.

Сегодня была его ночь, и ничто — вообще ничто — не могло ее испортить. Город мог гореть волнениями; диктатура может ужесточить свою хватку; протесты могли усилиться, но для Маркуса в данный момент все это не имело значения. Все, что имело значение, — это Карла, ее улыбка и жизнь, которую они собирались построить вместе.

Пока он шел, мир, казалось, пульсировал вокруг него, а музыка направляла его шаги. Он был свободен, неприкосновенен в своем счастье. Смех его друзей, ритмы самбы, обещание будущего с Карлой — все было так ясно, так ярко.

Но затем музыка прекратилась.

Это не было обычное затухание звука. Нет, это было внезапно — резко и устрашающе. Визг шин на тротуаре эхом разносился по узким улицам, слишком резкий и быстрый, чтобы служить чем-то иным, как предупреждением. В этот краткий, душераздирающий миг сердце Маркуса колотилось в груди, и время, казалось, растянулось перед ним, медленное и необратимое. Его ноги хотели сделать шаг назад, но мир двигался быстрее, чем он мог. Фары машины казались размытыми, слишком яркими и слишком близкими.

Отвратительный звук удара металла о плоть был последним, что он услышал. Его тело было брошено на землю с силой, заставившей мир закружиться, а воздух замер. Его бумбокс рухнул на тротуар рядом с ним, его последние, скорбные ноты все еще звучали, а ритм самбы теперь стал жестокой насмешкой над его разрушенной жизнью.

Лежа на улице, разбитый и задыхающийся, он слышал визг шин и затихающие звуки двигателя, мчащегося в ночь. Боль была огромной, но хуже всего было наступившее молчание, отсутствие музыки, которая всего несколько мгновений назад радовала его. Самба продолжала играть, но только в его угасающей памяти.

Глава 2: Между мирами

Глаза Маркуса распахнулись, и сначала он подумал, что ему это снится — или, может быть, у него галлюцинации от боли. Мир вокруг него был залит ослепляющим, всепоглощающим светом. Он моргнул, пытаясь понять смысл того, что видел. Это был уже не Рио. Это был даже не тот мир, который он узнал.

Свет был мягким, но подавляющим, окружая его одновременно далеким и непосредственным. Постепенно яркость начала тускнеть, и Маркус понял, что он больше не на улицах Санта-Терезы. Это не был знакомое ему место.

Он стоял в бесконечном зале, стены которого простирались далеко во всех направлениях. Воздух был густым, пропитанным странным чувством безмятежности и предвкушения, которое было почти удушающим. Пол был гладким и белым, все люди вокруг него были одеты в одинаковые белые одежды. Их были сотни, возможно, тысячи, они шли стройными рядами к столам, за которыми стояли фигуры в светящихся одеждах, обрабатывая каждого человека одного за другим. Некоторые люди сидели тихо, ожидая своей очереди, их лица были спокойными, без видимого беспокойства. Во всей этой сцене было какое-то потустороннее спокойствие. Не было ни криков, ни гневных голосов, ни протестов — просто жуткая тишина, заполняющая пространство.

«Какого черта?» — пробормотал Маркус себе под нос, и его голос эхом отозвался в тишине.

Он огляделся вокруг, пытаясь понять, что происходит. Все — его воспоминания о Рио, музыка, уличная жара — казалось таким далеким. Его как будто вырвали из самой реальности и бросили в мир, которого он не понимал.

Он потянулся, чтобы схватить за руку проходившую мимо женщину, но она не отреагировала. Как будто она его даже не видела.

«Привет! Где я? — крикнул он, и на этот раз его голос прозвучал громче. Но никто не ответил. Никто даже не посмотрел на него.

Паника поднялась в его груди. Он побежал через зал, отчаянно ожидая ответа, какого-то знака признания. Он подошел к группе людей, стоящих в очереди, размахивая перед ними руками, пытаясь привлечь их внимание. Ничего. Они продолжили свой путь, как будто его там и не было.

Он словно был невидимкой, призраком в чужом мире. Стены, казалось, сомкнулись вокруг него, тишина удушала. Где он был? Что происходило? Была ли это смерть?

Наконец к нему приблизилась фигура в белом. Он был высоким, спокойным и излучал тихую власть. Лицо его было спокойное, почти доброе, но в глазах была несомненная усталость — как будто он все это уже видел.

— Успокойся, — сказала фигура успокаивающим, но с оттенком окончательности голосом. «Ты умер».

Эти слова поразили Маркуса, как удар под дых. Я умер, я мертвый? Нет. Он не мог быть мертв. Всего несколько минут назад он был жив, гулял по улицам Рио, и его жизнь была впереди. Это не могло быть правдой.

— Нет, нет, нет, — Маркус недоверчиво покачал головой. «Вы ошиблись. Я только что был в Рио. Я должен быть с Карлой. Мы поженимся».

Фигура вздохнула, выражение его лица смягчилось.

«Я знаю, что это сбивает с толку, но это правда. Вы умерли. А теперь вам придется подождать. Это часть процесса».

— Чего ждать? Голос Маркуса дрожал от настойчивости.

«На обработку. Чтобы двигаться дальше.

«Нет!» — крикнул Маркус, его голос дрожал от паники.

«Я не хочу двигаться дальше. Отправьте меня обратно! Я не могу быть умереть. Этого не может быть!»

Фигура оставалась спокойной, хотя на лице его промелькнула тень нетерпения. «Это так, Вы умерли.»

Но Маркус не слушал. Он протиснулся мимо фигуры и лихорадочно побежал через зал. Ему нужны были ответы. Ему нужно было понять. Стены простирались перед ним, бесконечные и непреклонные, лабиринт, из которого нет выхода. Он чувствовал биение сердца в горле, давление нарастало, пока он шел вперед.

В конце концов появилась еще одна фигура, на этот раз суровая и нетерпеливая, как будто поведение Маркуса уже надоело.

«Если ты не можешь спокойно ждать, — сказала фигура, как будто это было предупреждение, — мы можем отправить тебя обратно».

«Да!» — воскликнул Маркус отчаянным голосом. «Отправьте меня обратно. Куда угодно, только чтобы подальше отсюда».

Губы фигуры изогнулись в легкой, почти жалостливой улыбке. «Очень хорошо.»

А потом все потемнело.

Глава 3: Перерождение

Тьма была удушающей. Оно давило со всех сторон непроницаемой стеной, тяжелой и неумолимой. Каждый вдох, который он пытался сделать, казался густым, как будто сам воздух превратился в плотную, гнетущую субстанцию. Его грудь сжалась, легкие кричали об облегчении, но ничего не приходило. Он оказался в ловушке этой пустоты, этого странного, удушающего пространства, которое, казалось, сжималось к нему с каждым мгновением. Его тело казалось маленьким — слишком маленьким — и совершенно незнакомым. Его конечности были жесткими и неподатливыми, как будто они больше не принадлежали ему. Он не мог двигаться так, как хотел, не мог ни потянуться, ни повернуть, ни даже поднять руки. Как будто само его существование сгустилось, превратилось в нечто хрупкое, беспомощное.

Его мысли представляли собой кружащийся хаотичный беспорядок. Они то появлялись, то исчезали из ясности, разрозненные и фрагментированные. Он не мог их схватить, не мог удерживать ни одну нить дольше нескольких секунд, прежде чем она ускользнет. В один момент он был уверен, что находится в Рио, в следующий — он тонул в этой бесконечной, всепоглощающей пустоте. Что со мной происходит?

Мир вокруг него — если это было то, чем он был — казалось, сворачивался сам в себе, скручиваясь и поворачиваясь таким образом, что это не имело смысла. Он не чувствовал под собой твердой земли, не чувствовал знакомого тепла бразильского солнца, которое всегда целовало его кожу. Он чувствовал себя призраком, мимолетной тенью в мире, который ему больше не принадлежал. Его собственное тело было далеким, забытым существом, пустой оболочкой, которая, казалось, никогда по-настоящему не принадлежала ему.

Потом произошел сдвиг. Внезапное движение, как будто сама тьма задрожала, и он впервые почувствовал присутствие чего-то — или кого-то — вокруг себя. Тишину прорвал резкий, внезапный звук — пощечина. Громкий треск, шлепок по коже, а затем… порыв воздуха. Холодный, острый, волнующий. Он прорезал густой туман, окружавший его, и он ахнул. Воздух — свежий, настоящий, плотный — наполнил его легкие. Его грудь расширилась, боль в теле пульсировала при каждом вдохе.

Но даже когда он вдохнул, мир вокруг него оставался размытым. Глаза его распахнулись, но формы, цвета — все — было искажено, как будто он видел это через запотевшее окно. Все было неправильно. Это было… слишком много. Слишком много цветов, слишком много фигур, движущихся одновременно, сталкивающихся, смешивающихся друг с другом в вихре неразберихи. Голова у него закружилась от усилий сфокусироваться. Он ничего не мог понять. Ничего не казалось правильным. Он попытался пошевелиться, сесть, но его тело отказывалось подчиняться. Его конечности казались тяжелыми и слишком слабыми, чтобы поддерживать его. Он оказался в ловушке, подвешенный в мире, который, казалось, вышел из-под контроля.

Тогда его охватило страннейшее чувство — ощущение смещения, ощущение, будто он больше не принадлежит телу, в котором обитал. Он как будто видел мир из-за завесы, отделенной от всего окружающего невидимой силой. Это не я, подумал он. Это не то место, где я должен быть. Он пытался кричать, кричать, но ничего не выходило. Его голос был неправильным. Так неправильно. Это был не тот голос, который он знал. Это был маленький, хрупкий, высокий звук, который, казалось, эхом доносился где-то глубоко внутри него, но никогда не достигал поверхности.

И тогда истина обрушилась на него, как будто в его сознании распахнулась дверь. Он чувствовал — ясно и неоспоримо — правду о своем положении, о том, кем он был сейчас. Он больше не был Маркусом. Нет. Он не был тем человеком, который танцевал на улицах Рио, который гулял по залитым солнцем пляжам, который смеялся, любил и жил в мире музыки и тепла. Этого больше не было. Эта жизнь была… стерта.

Я возродился. Эта мысль прозвучала в его голове, как отдаленный барабанный бой, становясь громче с каждой секундой. Осознание этого поразило его, как волна, разбивающаяся о берег, подавляющая своей силой. Он чувствовал, как правда оседает в его груди, сжимая его ледяными пальцами. Он больше не был самим собой. Он больше не был Маркусом.

Мир вокруг него казался странным — слишком большим, слишком огромным, и все же он был таким маленьким. Его конечности дрожали, слабые и несогласованные, пока он изо всех сил пытался понять, что только что произошло. Мира, который он когда-то знал, больше не существовало. Оживленные улицы Рио, смех его друзей, музыка, которая наполняла каждый уголок его жизни, — всего этого теперь не существовало. На ее месте оказалась холодная, чуждая реальность, окружавшая его, удушающая своей незнакомостью.

Вдруг новые звуки — голоса — прорвались сквозь густой туман его мыслей. Сначала они были далекими, приглушенными, как будто шли издалека. Он попытался сосредоточиться, услышать, что они говорят, но они были слишком далеко от его досягаемости. Он напрягся, его разум отчаянно пытался понять, осмыслить эти слова, которые казались ему такими чужими. Язык звучал резко и незнакомо его ушам. Он не знал этого языка, никогда его не учил, но, пока он слушал, с ним начало происходить странная вещь. Слова начали обретать смысл. Поначалу в его голове медленно складывались фрагменты предложений. Она маленькая, но выживет… Она маленькая, но выживет.

Голос, произнесший эти слова, был женственным, мягким, но настойчивым, наполненным такой уверенностью, от которой волосы на затылке встали дыбом. Он чувствовал тяжесть этих слов, наполненных смыслом, но не мог понять, почему они были произнесены. Они не предназначались для него. Ему здесь не место. Он не должен был быть таким… этот.

Глава 4: Новый мир

Его сердце бешено колотилось, быстрое стук в груди смешивалось с растерянностью и паникой, охватившими его разум. Мне нужно вернуться. Мне нужно найти дорогу назад. Это не моя жизнь.

Но мысли были мимолетными, ускользая так же быстро, как и приходили. Пути назад не было. Никакого побега. Он чувствовал, как тяжесть его нового существования — его нового, хрупкого тела — давила на него. Он оказался в ловушке.

Мягкая рука — грубая, но нежная — протянулась, подняла его и заключила в незнакомые руки. Ощущение было одновременно чуждым и интимным, как обещание, связь, о которой не просили. Голос продолжал звучать успокаивающе, но в его сознании он звучал как отдаленное эхо. Руки, державшие его, были мозолистыми, твердыми, но в них была и нежность, инстинктивная забота, от которой у него болело сердце. Это не было оттенком той жизни, которую он знал. Ни объятия матери, ни руки, которые когда-то с комфортом прижимали его к себе.

Но, тем не менее, это было все, что у него было сейчас. Новый мир, новое тело, новая жизнь. Все это было странно, все это было неправильно. И все же он не мог избежать этого.

Тело ребенка — его тело — все еще дрожало от холода, но теперь, благодаря теплу рук, которые его укачивали, дрожь утихла в глубокую, ноющую тишину. Он снова мог слышать голоса, теперь уже яснее, когда руки, которые его держали, мягко двинулись, передавая его кому-то другому.

Кто эти люди? Почему это происходит со мной? Мысли его кричали, но рот мог издавать только слабые, жалкие крики новорожденного. Его губы задрожали, его крошечное тело погрузилось в холодные объятия кого-то нового. Она была там, стояла перед ним, ее лицо было искажено усталостью, но в то же время странной, ожесточенной нежностью.

— Она такая слабая, — пробормотала женщина, ее голос был наполнен чем-то, чего Маркус — или Мария, как он был сейчас — не мог понять. Она такая слабая.

И когда он был прижат к этой новой матери, к этому незнакомцу, воспоминания о его прежней жизни — жизни, к которой он никогда не мог вернуться — нахлынули на него. Улицы Рио. Тепло солнца на его коже. Улыбка Карлы. Ритм самбы, когда-то наполнивший его душу. Все это, свежее и яркое, все еще здесь, как будто это произошло только что.

Но сейчас это не имело значения. Прошлое ушло, и ему осталась лишь хрупкая реальность настоящего.

Мне нужно вернуться, — подумал он снова, но слова были подобны шепоту на ветру, затерянному в пустоте. Он больше не был Маркусом. Теперь он был Марией, а Марии не было места ни в Рио, ни в том мире, который он когда-то знал.

Никто не мог его услышать. Никто не знал, кем он был на самом деле.

Мне нужно вернуться, — уже в отчаянии думала она, но эта мысль казалась сном, чем-то, чего никогда не достичь. Пути назад не было. Было только это. Эта новая реальность, которая была одновременно чуждой и ужасающей, но в то же время… странно, несомненно реальной.

Теперь она была Марией. И мир, который он когда-то знал, жизнь, которой он когда-то жил, был не чем иным, как угасающей мечтой, далеким воспоминанием, к которому он больше не мог прикоснуться.

И когда ее нежно укачивали в объятиях этой женщины, Мария поняла, что пути назад к Маркусу нет. Из этого нового мира не было выхода. Будущее ушло, и теперь ее жизнь находилась в руках незнакомцев.

Глава 5: Взросление в чужой стране