Бесплатный фрагмент - Возмездие

Девичье отражение

Есть местность, глаз она отрада!

Но не о ней вам всем рассказ.

А вот поведать, ясно, надо,

Как там скотинушку всё пас

По всем лугам, по косогорам

С кнутом большим через плечо

Молодцеватый с ясным взором,

Любя работу горячо,

Один трудяга‐отрок местный.

Был целый день всё на ногах

И в непогоду, в день чудесный,

В жару, и всё‐то в сапогах…

Вот потому под вечер, ясно,

Хоть молод, всё же уставал.

Гляделось стадо же прекрасно,

Привес, надой с того не мал.

Домой гоня, спешил напиться

Он в озерце, что по пути,

Ведь в нём прохладная водица,

Прочь от которой не уйти.

Но утолить чтоб жажду ею,

Он наклонял к отраде лик

И страстно пил с охоткой всею,

К ней с благодарностью велик…

Но лишь азарта тихли страсти,

Как в западне у горя был,

Пленяли душу ведь ненастья,

Что становился мир не мил:

---

Вода являла отраженье

Его, но… девичий был лик.

«Какое в жизни посрамленье! —

И он, подкошенный как, ник… —

Ну что в лице моём мужcкого?

В нём красной девицы черты,

А кто приветит‐то такого?

Ввек пленник горя маеты…

Какая девица полюбит?

В любви признаюсь — ринет в смех!

И все заржут, как в местном клубе,

Гвоздём их буду ввек потех,

Всю жизнь отвергнутым влачиться…

Зачем мой лик так кажешь, гладь,

И дух грызёшь, как злой волчицей,

Прочь счастья гонишь благодать?»

И впрямь, лицо — очарованье

Являло озеро всегда,

Но… то девицы обаянье.

Вот потому ему беда…

Он баламутил с горя воду,

Но успокоится лишь рябь,

Лицо девицы кажет сходу…

«Судьба! Меня ты не сатрапь,

А дай мне лик, прошу, мужчины,

В него ведь девы влюблены.

Душа, избитой как скотины…

Бешусь, как съевши белены!»

Вот пригонял порою поздней,

И утром с темью выгонял,

Не знать чтоб лыбившихся козней,

Не мчался б смеха буйный вал!

Быстрей от взоров всех чтоб скрыться

И не терпеть гнетущ позор,

И их в злорадстве оптом лица

Не видеть аж до мрака пор,

Когда они в сны удалятся,

Его с того забудут враз,

Не издадут сарказма клаца,

Ну и хихиканья гримас.

Но пить, коль пас, ему хотелось,

Ведь изнывал, ох, от жары…

Напиться к озеру нёс смелость

(Пасти не лёгкие труды!).

Так за скотинушкой походишь,

Что усталь вытянет язык…

А молодых годов всего лишь!

Вот жажды, жажды сразу пик!

И вновь касаются уж губы

Того вмиг озера, он пьёт

Отраду… Страсти эти любы,

Как будто впрок на целый год!

И так однажды страсть умеря,

Вновь видя лик свой не мужской,

Имел вид загнанного зверя,

Сидел печально, бит тоской…

Вдруг появилась чудо‐Дева,

В руках держала два ведра

Пустых… Всласть лился звук напева

Из уст её, была бодра!

Шла, зачерпнуть чтоб здесь водицы,

Уж очень здесь та хороша!

Невольно встретились их лица…

Его скукожилась душа…

Готов был, в ад хоть, провалиться!

Ведь некрасивый он типаж…

— Ты что грустишь? — ему Девица, —

Почто так скорби гложет блажь?

Он промолчал и отвернулся,

Готов был броситься на дно!

И не являл себя в том труса,

Мол, жить не жить — так всё равно…

Но Дева чувственная личность,

Вот хочет чем‐то да помочь.

Ему всё это необычность,

Бежать собрался, было, прочь!

Да та пристала уж серьёзно

И прицепилась, как репей:

— Вонзилось горе, знать, занозно,

Но ты пред ним ввек не робей!

Возьми в помощницы к себе ты,

И с горем справимся вдвоём,

Вмиг будут радости приветы,

С того, быть может, запоём!

— Мне не до радости и песен,

Смотри: отвратен мой как лик,

Хоть он, как девы, и чудесен.

А где в нём мужество? Вот сник…

И надо мной не насмехайся…

— Ты симпатичен, верь‐ка мне,

В тебе вся мужественность класса,

Ты богатырь вовсю, вполне!

Да встрепенётся вмиг любая,

Улыбкой только помани,

Полюбит страстно и без края,

Все будут в счастье ваши дни.

— Не веришь? — он ей всё перечит, —

К воде поди‐ка, посмотри, —

И хорохорится, как кречет,

Вулкан взорвался как в груди!

Идёт она, хоть осторожно:

А вдруг там чудо‐юдо зверь?

Проститься с жизнью, может, можно:

«Ну нет уж, только не теперь,

Когда юна я и красива,

Очаровательнейший вид!»

Идёт за ним, хоть чуть трусливо,

Себя крестивши, всё храбрит…

— Ну вот, смотри отображенье

На глади озера моё!

Оно — моё ввек посрамленье…

Могилы лучше бы быльё!

Подходит к берега та краю,

Головку клонит над водой…

И вдруг! Подобна стала маю,

Когда лик жизни молодой!

Улыбка — солнышка лученье!

В ладошки хлопнула! Восторг!

— Нашлась тарелка, без сомненья!

Печаль всю прочь теперь и морг!

Так вот куда вдруг укатилась,

Когда скользнула раз из рук…

Нашлась! Какая это милость!

И нет душе моей уж мук.

Но я её ведь не достану,

Как здесь большая глубина…

Доплыть как к донному мне стану?

Что упустила, то вина…

А не поможешь ли мне, милый,

Со дна тарелочку достать? —

И так в глаза смотрела с силой,

Что в нём взыграла благодать,

И он, скорее машинально,

Вдохнув побольше, в глубь нырнул!

И вот в руке уж капитально

Была тарелка… Счастья гул

На бережке его и встретил

Той Девы, зов чей ублажил.

Ах, лик её, как лучик, светел,

Очаровательнейше мил!

— Спасибо! То изображенье

Ведь на тарелочке моё.

Ужель несло всё отторженье

Его вон прочь всегда твоё?

Тарелка, знай, то мне подарок,

На ней, вот видишь, мой портрет,

Похож ведь, точен, чуден, ярок,

То на семнадцать дарен лет,

А не прошло ещё полгода.

Ну посмотри и нас сравни:

Он одного со мною рода,

И сотворён в такие дни,

Когда я вся — весны цветочек!

Мне будет память то навек.

Ступай, взгляни на гладь разочек,

Себя увидишь, человек,

Ведь моего там нет портрета,

В моих теперь опять руках,

Он как обновка, сласть привета,

Как мир чудесный в весь размах!

— И впрямь, похожи, идентичны…

Легка художника рука!

Твои, портрета симпатичны

Черты… Искусства высока

Изобразительная сила!

Портрет, тебя не отличишь,

Глядитесь чудно, дивно, мило!

Моя же радость — будто мышь,

От кошки что забилась в норку,

Вовсю от страха там дрожит…

Судьбу нести мне вечно горьку,

Лик не мужской несёт ведь вид…

Но захотел воды глоточек

Он на дороженьку испить,

Один, другой взглянул глазочек

На гладь… Обратно в всю‐то прыть

Отпрянул он от этой глади,

Увидев Юноши вдруг лик,

Он был в мужском во всём параде!

В испуг он впал с того вон вмиг,

Подумав, Юноша что сзади,

Вот отраженье и его…

Но Дева там лишь при параде,

И кроме них нет никого.

Кто отражался незнакомый,

А может, происк чей‐то здесь?

Ещё взглянул разок с истомой…

Но та же мужества вновь спесь!

Он погрозил отображенью,

Того такой же жест в ответ…

Тогда Пастух предался пенью…

Тот тоже пел, сомненья нет.

Того ударил он рукою!

Вон брызги вкруг! И волн круги…

Ведь воевал… с самим собою!

А тот, хоть это не моги,

Но повторял точь‐в‐точь такое ж…

Ну а Девица‐то вон в смех!

— Ха! Ха! Того зря беспокоишь…

И заливалась от потех!..

Пастух себя всё ищет в глади,

Того, что видеть ввек привык…

Усилья были лишь в накладе:

Не появлялся прежний лик.

— Не будь, наивный, ввек в обиде,

Ужель ни разу не видал

В любом‐любом на свете виде

Таких предметов, как зеркал?

— Да я был маленьким мальчонком

Всё с непоседливых всех сил,

И вот однажды ненароком

Мамаши зеркало разбил…

Ну и досталась же мне трёпка!

Ведь это к горю, говорят…

И срок прошёл совсем не робко,

Явился смерти страшный ад,

Мамаша, папа угорели…

На сеновале я же спал.

Достались жизни мне метели,

Ведь одинок был, слишком мал.

И зеркала все ненавидел,

Потом о них совсем забыл,

Что есть такие в блёстком виде,

Как будто канули вон в ил.

А тут гладь озера казала

Совсем не юношеский вид,

В него поверил я немало,

Мол, правду гладь та говорит…

Сей вид убил меня навеки,

Что жизнь не стала дорога,

Хоть закрывай прискорбно веки,

И к чёрту лезь хоть на рога.

Тебе спасибо! Явь открыла,

Мне самому с того смешно,

Себя дубасил что немило

На глади озера, оно

До дна, небось, всё хохотало!

Крутила палец у виска

Ты, хохоча в душе немало:

Моя нелепость высока.

— Да я не верю, всё играешь,

Меня стараешься развлечь,

Подвоха вижу в этом залежь,

А ну, вон сбрось насмешки с плеч!

Лукаво пальчиком грозила,

Что он оправдываться стал:

— Не сам, какая‐то всё сила

Взметнула действий этих вал.

Нет, не обман то, знай, ей‐богу!

Удостоверился с того

Зато, что счастья взял дорогу,

В душе и радость вот с сего.

Позволь, взгляну‐ка на прощанье

На лик, тарелка что несёт,

Что приносил одни страданья,

И это было мне не мёд.

Она её и протянула,

Взвив любопытства фейерверк:

А как посмотрит, может, снуло,

Вдруг безразличием померк?

Но любовался он лучисто!

То отводил, то приближал:

— Да, сходство видится тут чисто…

И был серьёзен в том, не шал.

Но неожиданно тарелка

Упала, выскользнув из рук…

Осколки брызнули тут мелко!..

Девица в горя стала мук,

Лицо ладонями закрыла…

И в плач пустилась вон навзрыд!

И Пастуху с того немило,

Его смущённый стал вдрызг вид…

Стоял с того оцепенело

И потерял вон речи дар…

Плохое, ясно, сделал дело,

Нанёс Молодушке удар…

А в это время с посошочком

К ним приближался Старичок

Слепой, стучал он им по кочкам,

Споткнуться чтоб о них не смог,

И в ямку чтоб не провалиться,

А потому шёл не спеша…

Но не к нему их никли лица,

Страдала каждого душа,

Что память дивная пропала…

— Пошто, мил‐детушки, печаль?

Те удивились всё ж немало:

Ужель пронзает взглядом даль,

Слепым ведь кажется он с виду?

Как горе‐горюшко узрел?

— Убейте горести вы гниду.

Почто от горя лик ваш бел?

Он над осколками рукою

Осуществил раз пять круги,

И прошептал с самим собою…

Вмиг нет страданий в тех пурги,

Они от чуда в сверхвосторге:

Сомкнулись все осколки враз!

Аль Старичка послали Боги,

Что от несчастья он их спас?

Но наяву всё так и было.

Прижала Дева вмиг к груди

Вновь возрождённое: «Как мило!

Эй. горе, вновь не приходи!»

Вздохнул тут тоже облегчённо,

Вновь возродился Пастушок.

На Старичка смотря влюблённо,

Благодарили… Чудо смог

Ведь сотворить в одно мгновенье,

Им радость дивную принесть.

От чуда ведь в благоговенье,

К нему любовь с того и честь.

Он им, должно быть, в назиданье:

— Чтоб не разбилась вновь она,

Явите мудрое старанье

Нести вдвоём, рука одна

Ведь сможет снова обронити,

А коли держите вдвоём,

То удержать премного прыти,

Не канет счастье вон на слом.

И он, стуча опять клюкою

По кочкам, ямкам и камням,

Своей пошёл вперёд тропою,

Дав счастье, в горе хоть и сам…

Рукой Пастух взял диво правой,

Она же левою взяла,

И понесли совместно, славой

Вон наградив его, крыла

Как будто к дому их стремили!

И все сказали: «То любовь!»,

Что в горя вспыхнула горниле,

А, значит, свадебку готовь!

И молодые уж сидели

Столов весёлых во главе,

И длилось это три недели,

И хмель гулял всё в голове!..

И каждый «Горько!» раз аж триста

Да возгласил от всей души,

И молодые это чисто

Вмиг исполняли. Хороши!

А если губы влезли в чарки

Всех‐всех гуляк до одного,

Молчавши тем, то пара жарки,

Да от желания всего,

Сама себе дарила блага —

Сласть‐поцелуи без конца…

Молчат все? Мы‐де в всей отваге!

Родился каждый в том в спеца.

Май, 2020 г.

Когда взъярённое светило…

Когда взъярённое Светило

С натуги впало в красный вид,

Взглянув на всех вокруг немило,

Пронзая жизненный их щит,

Сдаются все ему без боя,

Смиренно никнув перед ним

Под ужас дикий, плач, высь воя,

Ведь неохота гибнуть им…

И исчезают вмиг бесследно

Недавно чёткие следы…

Светило топчет их победно,

Ведь повелитель есть беды.

О них вон канут напрочь вести,

Не будут знать вовек имён,

За них никто не будет в мести,

Безумной яростью пленён.

Не будет их существованья,

А вместо них — лишь пустота…

Они все жертвы есть закланья,

На них Светила ввек пята.

Не помогли призывы к Богу,

И как спастись, не ведал ум.

Судьба спросила резко, строго,

Её злодейства был ведь бум,

Что не смогли уж и проститься,

Всё совершилось вдруг, в момент!

Небытие пришло — волчица:

Вот жили‐были все, вдруг нет…

---

Ну будут, может, лишь крупицы,

Что трудно даже и найти,

И тех склюют Вселенной птицы —

Усилий их в том ввек пути.

Неимоверного пыланья

На всём пространстве будет власть,

Смерть не разжалобят стенанья,

Всё поглотит жары вон пасть.

Вот и зловещая картина

Всех содрогает до костей,

Зла беспредельная лавина

Своих глотает же детей,

Как породила, так и съела

Вовек без жалости, без слёз,

Не втихомолку — разом, смело,

За то отсутствует ведь спрос.

Скитаться будут все останки,

Вон спотыкаясь чрез себя

С того, в вульгарной перебранке,

Всех‐всех подмяв, себя любя.

* * *

Вот так к Земле же приступило,

Заняв вокруг весь горизонт…

— Ну вот, Земля, тебе могила,

Отпора твой никчёмен фронт, —

И лижет губы, щёлк — зубами,

И слюни ливнями текут… —

Заране пыжься‐ка гробами,

Отныне в них лишь твой уют.

Не взглянешь уж голубоглазо,

И не войдёшь ввек в хоровод,

Ты будешь облаком лишь газа,

Твой жизни будет вон исход.

Слизну, как будто бы сметану,

Салфеткой губы промокну.

Вот твоему конец и стану,

Иди‐ка к вечному ты сну, —

И тычет лик свой раскалённый

На скромность девичью Земли… —

Живьём ты будешь враз сожжённой —

Мой аппетит в том! Не хули,

Настал ведь срок за всё расплаты,

Навек ты канешь в гиблый прах.

Твои ничто мне все солдаты,

Сражу, не влезут даже в страх.

Пронжу насквозь тебя рентгеном,

Сотру во прах в один момент,

Не удосужу даже пленом,

Несу добро, несу и вред,

Ведь довели до крайней точки

Все ваши подлые грехи,

Зла засолили много в бочке,

В натуре гадкой вдрызг плохи,

И нет в вас Совести и Чести,

Зверьём грызётесь всё за куш.

Достойны праведной вы мести.

Косьба сейчас настанет душ.

Конечно, жаль людей Великих,

Земле даривших ввек Прогресс,

Простите, Мудрые вы лики,

Во мне взыграл что злобный бес…

Я вижу, паника повсюду,

В предсмертной давке все вокруг!..

Уничтожать сейчас ведь буду,

Но то без долгих будет мук,

Уничтожаю ведь мгновенно,

От всех не будет и следа,

Ведь моего блажь это гена,

Ведь смерть моя — и всем беда.

Но… что я вижу, что такое?!

Фигура Девы на лугу…

Но почему она в покое,

А не в безумнейшем бегу,

Найти местечко чтоб спасенья?

Цветочки рвёт себе в букет!

Напева слышно исполненье…

Ах, молода! Семнадцать лет.

Любовь подарена Природой,

Святая, чистая, светла,

Когда следят уже за модой

И поцелуев ждут уста,

В глазах счастливые зарницы,

Сердечко радостно стучит!

Казалось, руки — крылья Птицы!

Очаровательнейший вид.

Она агонии не внемлет,

Цветами вся увлечена…

Она не в страха диком плене,

А сверхсчастливая она!

Летит невольная улыбка

На всё, что видят очи вкруг,

Любовь коснулась, значит, шибко,

Что не берёт её испуг.

Она вся‐вся — очарованье,

Картина в раме золотой,

В душе её высь ликованья,

Невинной выглядит, святой!

Как я увлёкся дивом этим,

Аль ожил Юности мил‐час,

Когда, нет‐нет, любовь вдруг встретим,

Закружит трепетно всех нас?!..

А ведь на самом деле было!

Казался радужным весь мир,

И всё‐то чудно, всё‐то мило,

Ведь встречен сердца был Кумир!

Какое Девы обаянье!

Ей подпевает дружно луг…

Ведь в ней Любви святой пыланье!

Ведь сердцу встретился мил‐друг.

Она поёт… Как голос чуден!

Струится песнь, как ручеёк…

Не знает, мир что где‐то труден,

Не рядом с ней, мол, он, далёк.

Цветов вокруг благоуханье,

Раскраской тешатся они…

Над ними Пчёлочек жужжанье…

Никто их с луга не гони!

Пусть увлекает красотою,

Любимой будет от души,

И Зла не давится пятою,

Эй, горе, прочь! К ней не спеши.

Да пусть живёт Любимой сладко

Всей жизни милые года…

Не блёкнет губочек помадка…

Ой, что я делаю, сюда

Зачем припёрлось с гадкой злобой,

Ужель такую чтоб убить?

Вовеки будет пусть зазнобой!

Дай, осажу свою вон прыть,

Во мне Вина проснулась, Совесть,

Дай, жар смертельный усмирю!

Её пусть длится чудо‐повесть,

Не загашу любви зарю,

Не поднимается на это

Моя зловещая рука,

Чтоб жизнь её смахнуть со света,

Да, Совесть стала высока,

Она сведёт с ума меня‐то,

Не даст отрадно мне светить.

Летит пусть Дева ввек крылато,

Ввек чувств прелестных будет прыть!

И отшатнулось вон Светило

Тут от Земли поспешно прочь!

Ведь так пред Девой стыдно было,

Что хоть беги постыдно в ночь…

Оно согнулось виновато,

Побитый будто блудный пёс…

Шло, шло и шло вон долговато,

И так нечистый вдаль занёс,

Что от стыда себя сжигало,

Теряя всю величину,

Осталось что его сверхмало,

Но искупило тем вину,

Хоть ростом с Карлика вдруг стало,

Пунцовый в белый канул цвет,

Заметен в Космосе уж мало,

И невелик с того стал свет…

Зато душа осталась чистой,

Не гложет Совесть, нет Вины,

Всё вспоминает лик лучистый

Той Девы — чувства так сильны!

И хоть уж имя «Карлик Белый»,

Но чувства эти велики,

Пленён ведь ягодкою спелой —

Той Девой, спрятавши клыки,

Глядит на Землю, на планету,

И тщится Деву разглядеть,

Её отрадную примету,

Желает быть счастливой впредь

И шлёт всё тёплые приветы

Ей, освещая в жизни путь,

Чтоб песни счастья были спеты,

Не скрыла душу, очи муть.

Май, 2020 г.

Кстати, тоже я хорош!

Мама, папа — кто родил.

Мама — диво, папа мил.

Ну а папа, мама, я —

Это будет уж семья.

Кстати, тоже я хорош!

В чём‐то даже и пригож.

Мама часто говорит:

— У тебя прекрасный вид!

Это коли влезу в грязь…

С уважением: «Вылазь!

Нужно думать головой.

Отмывать пошли домой».

Льётся струйка, мирно речь…

Маму надо ввек беречь,

Не расстраивать вовек,

Мама славный человек!

Вкусный дарит нам обед,

А улыбка — мил‐привет!

С папой дружно мы едим,

Соревнуюсь тут я с ним!

Надо с папу подрасти,

Быть, как он, всегда в чести,

Мастер он на руки все,

Дом с того во всей красе!

Я помощник тут как тут!

Мой и виден славный труд,

Папы дело — исправлять,

Хвалит враз: «Ну вот… опять…»

Я читаю без помех,

Хоть ногами книжку вверх

И держу — удобней так,

Ведь я в чтении мастак.

Труд на кухне виден мой,

Хвалит мама: «Ты на кой

Сыпанул в варенье соль?

Сам и есть теперь изволь!»

У меня, как солнца, вид:

— Не хочу я, мама, сыт,

Угощаю от души,

Есть сама ты поспеши!

Может, сшить себе рубаху?

Нитки взял, иголки с маху,

У иглы ушко нашёл,

Заработал, будто вол…

Нитку час в ушко вдевал,

Да усилий сник вон вал…

Лучше нитки размотать,

Этак метров двадцать пять!

Их разматывать легко,

Нитки кучей — высоко!

Намотать решил, в том спец!

Обмотался сам вконец…

Принялась тут вызволять

Мама с жаром: «Ну опять

Не в своё ты дело влез,

Как на то толкает бес…»

Я ж совсем не виноват,

В нитяной попал что ад,

Нитка так длинна была,

Это всё её дела…

* * *

Так вот дружно и живём

Мы семейкою втроём,

Мама — диво, папа мил,

Ну и я не крокодил.

Май, 2020 г.

Русская поступь, русский язык!

Среди лесов непроходимых,

Вокруг озёр, речушек, рек,

Холмов средь, гор неодолимых

Родился русский человек.

Как территория обширна,

Он широченной стал души,

Ввек жил раздольно, жил он мирно,

Не как медведь в лесной глуши.

Себе он сам дарил богатства,

Не пялил хищнический глаз

Ввек на чужое. Мир и братство —

Был поколениям наказ.

Он добрый увалень, доверчив:

Как сам, мол, в мире все честны,

Дела решал на честном вече,

Вот результаты не пресны.

То демократии рожденье

Давало вече испокон,

То к справедливости всё рвенье,

Ввек почитаем был закон.

Народ терзали ввек набеги

Всех кровожаднейших вкруг орд,

Труда лишая, мира, неги,

Чтоб был рабом, ввек не был горд.

Мертвили зверски, вон сжигали,

Вкруг кровь и пепел, слёзы, прах,

Поганя близи все и дали…

Но стойкий в ратных был делах

Народ российский в градах, весях,

Он возрождался вновь и вновь.

О нём былинно, песни, лейтесь,

Корону храброму готовь!

Сам зная горести, невзгоды,

Он с состраданием к всем был,

Спасал пленённые народы,

В том не жалея вечно сил.

В делах он дерзок небывалых,

Что не подвластно прочим всем,

Хоть и кичатся, суть — отсталых,

В хвосте плетутся ведь совсем…

То он взмыл выше колокольни,

Впервые в мире сделав шар,

Его безудержные кони

Неслись быстрей всех, взвивши пар!

Он встал однажды с русской печки,

Окно в Европу прорубил,

В делах ввек не было осечки,

От речки в море вышел, мил,

На кораблях под парусами,

Всех обалдевших изумив:

«Чаво там… Сделали, вишь, сами,

Рулю вот морем, горделив!

И побеждаю в всех сраженьях,

Врагов пускаючи ко дну…

К тому ж, шаг мерится в саженях

Всех дел да стопочку одну».

Запомнил мир слова отныне,

Что рубанули как с плеча:

«Мечом грозите мил‐Гордыне?

Падёте сами от меча!»

Язык России — песня, диво!

Её чарующ ввек мотив,

Как сон тиха… Журчит бурливо,

Очарованье прихватив!

Простор всех мыслей изложенья —

Не заскорузлый говор как,

Где вправо‐влево нет движенья,

А есть искусственный лишь мрак.

Язык то русский звал к Свободе,

Взывал, чтоб всем иметь блажь благ —

В том цель была всегда в народе,

Под красный сплачивался флаг!

То он звучал: «Вся власть Советам!

Даёшь в стране Социализм!

Вперёд по Ленинским заветам!

Капитализм ждёт катаклизм».

То он взывал идти на стройки,

Развал в Державу превратить.

В войну с фашизмом был он стойкий,

В прах осадил нацизма прыть,

Сказал, что правое ввек дело

Ведь наше. Враг и был разбит!

Взметнулся русский голос смело

Вперёд всех, был среди орбит

Досель неведомой стихии,

Весь мир «Поехали!» стал знать.

То СССР честь и России,

Отчизне, милая что мать.

Какую кладку предложений

Из кирпичей прелестных слов

Русь создала нам для общений

Трудиться, жить, спасать свой кров!

Мы в этой речи будто рыбки

В своей излюбленной воде,

Вот потому мудры, не хлипки

Вовеки в жизненной среде.

Беречь язык, как наши зубы,

Его от грязи очищать,

Его лелеять чудо‐срубы,

Речь с молоком дала ведь мать.

Язык враги вон вырвать тщатся,

России дух чтоб задушить,

Не видел каждый чтоб в нём братца,

Вперёд движенью режут прыть.

Они рычат вокруг, оскалясь,

Змеищей жалят изнутри,

Чтоб удушить Прогресса завязь.

На то они и упыри.

Рядятся, блеют всё ягнёнком,

Но каждый хищнический волк,

В миру монет они презвонком,

От них Отчизне гадкий толк.

Её считают лишь добычей,

У них нет Родины вовек,

Урвать побольше — их обычай,

Да устремить в загранку бег,

И там шипеть погано, злобно

На ту Страну, что родила,

Ведь цель их — жить ввек двуутробно,

Совсем Отчизна не мила,

Чужда её им жизнь вовеки,

Грызут её, не вносят труд,

Отравы гонят, мути реки

Всё на неё и кровь сосут.

Ползите прочь — дышать свежее

Всем без зловония нам здесь,

Отчизна ведь нам всех милее,

Врагов сбивает напрочь спесь!

Она живёт авторитетно

День ото дня, от часа час,

В любви у мира беззаветна,

Балует благами всех нас.

Не потеряет аксиому:

Опора ей — всегда народ,

Знать, благ нести к его ввек дому,

Чтоб шла сама всегда вперёд!

Мы ворковать с ней вечно будем

На чисто‐русском языке,

Ведь мы российские все люди,

Её судьба у нас в руке.

Она растит нам чудо‐крылья,

Мы в Завтра ринемся в полёт!

Себе добудем изобилья

И жизнь построим, будто мёд.

Не отщепенцы от родни мы,

Нам быть, как Предкам, во чести,

Не будем ввек и одолимы,

Не будем слепо вдаль брести.

В том помощь — ум российский, дерзкий,

Мы Справедливостью полны,

Авторитет с того ввек веский,

России нет милей Страны.

Враг прёт со всех сторон, зверея?

Призывен клич, речь не нова:

«За нами то, что нет милее, —

Народ, Россия и Москва!

Так постоим, как Предки наши,

Врагу ни пяди не дадим,

Сомнём его! Жить будем краше,

Победным ведь владеем им,

Отчизны милым языком мы,

А то успех, наш монолит.

Сей не забудем аксиомы,

Наш в том величественный вид».

Май, 2020 г.

Свобода по‐скотски

В великом стаде вот и плотном

Порядок высший был и строг,

И Скот не жил ввек беззаботным,

Надой, привес и был высок.

Ходил по травке шелковистой,

Её старательно щипал

И запивал водицей чистой,

Под сень ложился на привал…

Не позволял ей делать шалость

Уйти куда‐то вон вразброд

Пастух. Ну так и полагалось,

И всё из года так всё в год.

Была всегда скотина в холе,

С того хозяев всех восторг!

Ведь под контролем на просторе,

Тому порядку не был торг.

Цела была всегда скотина,

За ней строжайший был ведь глаз.

Вот стадо — чудная картина,

Приятно видеть, без прикрас.

* * *

Раз Пастуха болезнь немило

В постель свалила, занемог,

Он бледен был, гляделся хило,

И жар трепал его высок…

Осталось стадо сиротинкой…

Но Бык воскликнул вдруг — вожак:

— Пойдём пастушечьей тропинкой,

По ней гонял всегда нас так!

С утра же был, ох, непорядок:

Кто как хотел, так и вставал,

Ведь на Свободу каждый падок,

Порядок сбора был и мал.

— Ну что так долго вы все спите?

Глядите, Солнца уж зенит!

В вас вмиг не стало прежней прыти, —

Ворча, им Бык всем говорит…

— А мы теперя демократы,

Свобода мыслей, разных дел,

Хотим молчим, творим дебаты,

Ведь Пастуха нет. Каждый смел!

Все собрались к полудню с горем,

Да разморила тут жара…

А потому решили вскоре:

— В тени, в тени лежать пора!

Что не паслись, скелетам сходны…

И вмиг упал надой, привес:

С Свободой мысли сумасбродны,

Как будто всех попутал Бес.

Назавтра встали спозаранку,

Ведь поднял их рогами Бык.

Но лишь покинули стоянку,

«Даёшь Свободу!» — вновь их крик, —

Долой луга! Пшли в чащу леса,

По мху побродим… Холодок!

И все с какого‐то вон Беса

Туда направили шажок…

И заблудились тем же мигом,

Ведь забрели в такую глушь,

Что в страх ввела и стала игом,

Ну нет пути, хоть лес утюжь…

К тому ж, напали Волки злые!

Загрызли многих, стали есть…

Они да мяса страсть лихие!

Скота Свободы пала честь.

Не досчитались, хоть считали,

Скотины многих‐многих душ.

— Нельзя ходить в лесные дали,

Там Волки, дикая там глушь…

— А что пробраться в огороды?

Ведь мы свободны все сейчас!

Решать самим, мы не уроды,

Свобода радует ведь нас.

И забрели, все потравили

Посадки… Ужас у людей!

В труда ведь были все горниле

И напряжённейших всех дней…

Прочь гнали палками скотину,

Дубася яро по бокам

И колотя отменно спину,

И бья с размаха по ногам!

Потом лизала та ушибы,

Леча свирепую тем боль…

— Скотина! Завтра не могли бы,

А то терпеть уже доколь,

Пойти на пасеку за мёдом,

А то вода всё да трава…

Сейчас хвала ведь всем Свободам,

Скотина делать всё права.

Пришли. А там рои роятся,

Их выпускает, ждёт леток…

— Вали рогами ульи, братцы!

Из них и вытечет медок.

Но только к ульям подступили —

Теперь Свобода ведь во всём,

Азарт ведь раньше был весь в иле,

Теперь твори, при напролом! —

Как Пчёлы дружно налетели

И жалить стали всех подряд!

Задор пропал скота артели,

Был ведь ужалений сверхад!

Копыта вон наскипидаря,

Ревя, помчались все‐то прочь!

Распухла каждого вон харя,

И зуд терпеть уж всем не в мочь.

И долго вздрагивали в стойле,

Всё вспоминая ужас Пчёл…

Не любы все Свободы роли.

Но скот того и не учёл,

Хотел её он вновь назавтра,

Она же тут, не за горой,

Явилась чётко, будто мантра,

Да и не поздненькой порой,

Когда пошли все к водопою,

А это был знакомый пруд,

Куда скотина и слепою

Могла дойти за пять минут.

Попрыгать в воду захотелось

С разбега, прямо с бережка!

Нашлась в одной такая смелость,

И с ней, была хоть и тяжка,

Вон с бережка и сиганула!

Воды в все стороны всплеск вмиг!

Вон из пруда вода не снуло

На берег пала напрямик…

То всем понравилось донельзя,

Скотина каждая спешит,

В азарт свой скотский вся залезя,

С того азартнейший всех вид,

С разбега плюхаться в водицу,

Ведь как приятен сей полёт!

Вон из пруда вода стремится

За берегов высокий борт

Вон убежать аж ли до донца,

Осталась жижа где лишь, грязь…

Фу! Но скотине там не пьётся,

Ил засосёт… Вон все вылазь!

Не удалось вот и напиться,

Веселье было, дела нет.

Э‐эх! Скотина, ты тупица,

Когда ума придёт рассвет?

Но надо что‐то сотворити,

Свободой пышет коли ум!

И вот скотина с всей‐то прыти

Взъярила танцев дикий бум!

Вот все‐то дрыгалися нервно,

Как будто шабаш был, психоз!..

И даже не было им скверно,

Коль встал у них у всех вопрос:

А не дойти ль до туалета,

Блюсти чтоб в танцах чистоту

На танцплощадке, а не где‐то,

Терпеть уж все невмоготу…

Все сотворили оптом, разом,

Ногами жижу растолкли,

Ведь танцев заняты экстазом,

Вот жижа сделала в всех «пли!»

И облепилась вся скотина

И стала крапчатою вся…

Ох, неприглядная картина,

Вдрызг животом вовсю тряся!

Так все залепленными были,

Что ужаснулись, нос зажав,

Их все хозяева… Быв в силе,

На то имея много прав,

Они всех драили вон шваброй

С густою мыльною водой,

Терпеть их запах мог лишь храбрый.

Сего добра сползло горой…

Пришлось кропить одеколоном,

Никто и в обморок не впал,

Мытьё ведь было по законам,

Коль вид отвратный, честью мал.

Ну и намаялись с скотиной…

И были рады, коль Пастух

С кнутом и тяжкою дубиной

Явился, выздоровевши вдруг.

И появился скрупулёзный

Вновь за скотиною контроль,

И нет Свободы сразу звёздной,

А подчиняться‐ка изволь!

Опять надои и привесы

Пошли все в гору, удивив,

Не подбивали больше Бесы,

К тому хоть норов был бурлив,

Была Свобода под контролем,

Чтоб и скотине, всем во вред

В беде не пыжиться уж боле,

Контроль — он важный элемент..

Разгул безудержной свободы

И вседозволенности пик

Скотов рождают лишь породы.

А должен быть Контроль велик

И принуждение к Порядку

Да Воспитания рука,

Чтоб не стремились лезть на грядку,

С чего потрава велика,

Чтоб мяса дали высь, надоев,

Чтоб шли туда, куда ведут,

Не пёрлись в стан скотов‐изгоев,

Не в вечном общем коих труд,

Не самоволье‐разобщённость,

Где блага тянут на себя,

Вон грабя напрочь всю сплочённость,

Честь, Совесть зверски не любя.

Май, 2020 г.

Антиподы

Двух друзей вели вдаль ноги…

Осторожен Первый был,

А Второй ввек не в тревоге,

Лез в превратный вечно пыл.

Первый делал всё разумно,

А Второй же вкривь да вкось,

Делал кое‐как, неумно,

Вот конфузно и жилось.

Первый был весьма серьёзен,

В всех делах с того и толк,

Крах с того не брал ввек грозен,

Как овечку хищный волк.

Рассудительность Второго

Шла делам наперерез.

Вот итога ввек плохого

Был рабом, как гадил бес.

Первый учится серьёзно,

Лезет в корень всех наук,

К счастью мчать чтоб паровозно!

Чтоб не знать незнаний мук.

А Второму‐то учёба,

Ну, со слов его, лишь вред:

— Без неё огромность зоба

Может быть на радость лет,

Лишь протекция была бы,

Должность‐высь что разом даст,

Связей были чтобы хабы…

Но… схватил Контроль зубаст,

Всё повытряс из карманов,

За решётку посадил,

Чтоб стране не знать изъянов,

А лететь всегда с всех крыл,

Взяв коррупцию за ворот

И на свалку отнеся!

Вот и принцип друга вспорот,

Вот верёвочка и вся.

Надо жить вовеки честно,

Совесть сроду не кривя,

Ввек не будет в жизни пресно.

Вон законы прочь зверья!

Первый чёток, безупречен

Весь в труде, даёт Прогресс,

В том наградами отмечен,

Жизнь полна его чудес.

Не дрожит, ведь злодеяний

Подло, тайно не вершит,

Он во власти всё исканий

Добрых дел, в том гордый вид!

Он не прячется от Правды,

Ведь подруга жизни всей,

Все ему вовеки рады,

Не в укоре он людей.

Потому живёт спокойно,

Нет ни в чём его греха,

Жизнь размеренна, достойна,

Не шпигует потроха

Он свои казнохищеньем,

Потому спокойно спит.

А Второй же с подлым рвеньем

Всё грызёт страны вдрызг щит,

Сквозь дыру к добру пробраться

Чтоб, нахапать и удрать,

На добро взвив жадность клаца —

В том жизнёшки благодать!

Первый женится, семьёю

Крепкой, милой наделён,

Окружён детей гурьбою…

А Второй с полсотни «жён»

Уж сменил, да всех без ЗАГСа,

Но живёт всё бобылём,

Жизнь не жизнь, чернил как клякса,

Жизни вот итог кулём.

Одинок с того, бездетен:

«Ввек обуза ведь они!»

Для себя живёт на свете,

В детках видит только пни,

Нет в нём к ним сердечной ласки,

Кутит, ест, вовсю самец!

Срок придёт, закроет глазки…

Вот жизнёшки и конец.

Был лишь паспорт в жизни личный,

Самого вот не видать,

Стать имел и голос зычный

Хоть, — вся в этом благодать.

Наследил весьма довольно,

Грязь за ним мчим отмывать,

Головы ведь колокольня

Всё творила благодать

Для веселий лишь, для брюха,

А на всех вон наплевать,

Не вострит на беды ухо

Их, страна уже не мать,

Ищет жизнь всё пуха легче,

Уползает прочь, шипя,

От страны своей далече,

Там имеет вид репья

К всем барбосовым наскокам

На его Отчизну‐мать,

Что в житье своём высоком,

В обороне — твердь, мощь, рать!

Первый друг живёт средь массы

Трудолюбия людей,

Он в делах не точит лясы,

Нет презренных в нём идей,

Потому страны строитель,

Вносит в мощь весомый вклад.

Ученик он и учитель.

Ненормальностям не рад,

Беспощаден к ним извечно,

Жизнью жил всея страны,

Ведь любил её сердечно,

Ввек пред нею без вины.

Он излишков был противник,

Ведь они ему — не цель,

В Завтра верить был не циник,

Чтоб не село ввек на мель.

Потому авторитетен,

Почитаем был средь всех,

Не замечен в мире сплетен,

Средь порядочности вех

Находился ежечасно,

Злу в пути не уступал,

Жизнь текла с того прекрасно,

Был в труде вовек удал.

Вот и разные дороги

С другом, путь хотя один.

Тот в хапужьей всё берлоге,

Ждать лишь выгод господин.

Наставляет друга Первый,

Чтобы праведно тот шёл

Прямо лихо правой, левой!

В общем деле был б, как вол.

Мимо уха всё летело,

Всё усмешечка у рта:

— У меня иное дело,

Ввек ему — вширь ворота!

* * *

Вот идут вперёд, вдруг камень

Посреди пути лежит…

Вот у Первого вмиг пламень

Тут желанья: портит вид

И опасность он движенью,

Значит, надо прочь убрать!

Но Второй пленён был ленью:

— Делать то не благодать…

Обошёл, себя хваливши,

Вот какой, мол, он умён!

Ах, ума в нём выше крыши!

Вдаль пошёл спокойно он…

Первый камень тот в сторонку

Да и сдвинул вон с пути,

Взвив с препятствием сим гонку,

Чтоб свободно всяк идти

Мог бы твёрдою стопою,

Камень ею не задев,

Шёл б дорогою прямою,

Был б опасности отсев,

Нанесёт что камень травму.

Вот доволен Первый друг,

Заровнял под камнем яму,

Чтоб избечь паденья мук,

И догнал Второго вскоре,

Вместе вдаль вдвоём идут…

Вкруг цветов разлилось море!

Но Второй топтать стал тут:

— Посмотрел их. Всем не надо

Восхищаться, созерцать,

Мне досталась вся отрада, —

Взорам был других, что тать!

Так идут в любезном тоне,

Рядом речки быстрый бег!..

Видят, в ней что кто‐то тонет:

Помоги, мол, человек!

Был Второй не в власти стресса:

Мол, спасателей то долг!

Не был в жалости он пресса,

Отвернулся и умолк…

Сил, спастись чтоб, нет в бедняге…

— Я плыву к тебе, дружок! —

С состраданьем, в всей отваге

В воду сделал вмиг прыжок

Первый! В малую секунду

Утопающего спас…

Рассусоливать не буду,

Мол, в роду всегда у нас

Приходить на помощь людям,

Даже жертвуя собой:

— Путь к сему у нас не труден,

С благородной мы судьбой.

Был спасённый, как рождённый

Изумительнейше вновь,

Ведь от смерти был спасённый.

Славу спасшему готовь!

— Вот как мы спасли беднягу! —

Восклицал вовсю Второй,

Будут чествовать отвагу

Нашу, каждый ведь Герой!

Обнял Первого спасённый,

Душу радостно излив,

Друг теперь, мол, он законный!

А к Второму в чувствах крив…

И друзья пошли вновь дальше…

Разговор — путь скоротать.

Из кармана растеряши,

Шёл что мимо, разом, глядь,

Кошелёк, деньгой набитый,

Да и выпал невзначай…

Тут Второй стал боевитый,

Жадность ведь лилась чрез край,

Кошелёк тот шустро поднял

И к себе вселил в карман,

Дельце это ведь доходно,

Заживёт теперь, как пан!

Потерявший шёл вдаль мило

И не знал, что потерял…

Будет жизнь теперь постыла,

Горя будет страшный вал!..

Но Второй себе лучится:

— Повезло так повезло!

Позавидуют все лица:

Ай, удачи ремесло!

Первый этого не видел,

Вот Второго не судил,

Потому тот не в обиде,

Мчал вперёд со всех‐то крыл!

Мимо Дева шла… Колечко

Да слетело вдруг с руки…

Дар то Милого сердечка!

Не узрела, нет тоски…

Но увидел это Первый,

Поднял, отдал разом той,

Чтоб не тратила вдрызг нервы,

Ведь подарок дорогой!

Нет, не надо наживаться

Да на горюшке чужом,

Счастьем радуясь‐эрзацем,

Совесть вон сдавив комком!

Путь лежит пред ними длинный…

Вдруг Медведя слышат рёв!

Страшен, явный, не былинный,

И среди его оков

Видят малого Ребёнка,

Вот‐вот напрочь детку съест…

Тот кричит от страха звонко,

Съеден будет ведь в присест…

Первый ринулся на помощь,

Стал ребёнка отбивать!..

Но Медведь не смирный овощ,

Он взъярившаяся тать!

Первый с ним всё силил схватку,

Тот опешил: «Что за зверь?

Раздавлю сейчас вон всмятку

Без своих на то потерь!

Нет в борьбе отменней аса,

Я чем, мощный богатырь,

Лапой двину — вмиг вон трасса

Вдаль средь леса будет, вширь!»

Видя злобу эту, Первый

Да на хитрость тут пошёл:

Почесал рукою левой

Бок Медведю, тот не зол

Вмиг и стал, а засмеялся:

— Ха‐ха‐ха! Да хи‐хи‐хи!

Вмиг не стало злого аса,

Вот Ребёнка не плохи

Оттого дела и стали,

Он вовсю помчался мочь

За далёкие за дали,

Всё бежал стремглавши прочь!

А Медведь всё хохот силил,

Аж до слёз вошёл, в экстаз!

Первый в хитрости был силе.

А Второй душонку спас,

С страха спрятался в колодец,

Опустившись вмиг в ведре!

Род его — труслив народец

Был по всякой ведь поре.

Хохоча, в лес косолапил

Развесёленький Медведь!..

Вот в его и не был лапе

Первый, помощью гореть

Стал и вытянул Второго

Из колодца. Шли опять…

Вкруг гляделись нездорово

Люди что‐то… Умирать

Стали быстро, стали оптом,

Вирус гадкий их косил,

Клал в гробы, как бы по сотам,

С ним бороться нету сил —

Вывел так Злодей всемирный,

Страны все чтоб захватить,

Их вогнать в гробы дубиной,

Кровожадности в нём прыть.

Вирус грозно всё‐то скачет

К сотням лишь от одного,

Нет вакцины, ох, тем паче…

Мрут вот люди оттого…

Изоляция — лишь выход,

Маски всюду на лицо,

Всё сидеть в квартирах тихо,

Позалазя в бельецо…

Первый маской поприкрылся,

Тем спасаючи себя.

Взъерепенился, как Крыса,

Независимость любя,

Вон Второй, мол, то лишь сплетни,

Потому и не указ,

— Вирус — смерть? То всё лишь бредни,

Ха‐ха‐ха! Да ну всех вас…

Ходит браво! Пандемия

Ищет только дураков,

Ведь они вовек тупые,

Заражают — будь здоров!

Оттого страдают люди

Все безвинные подряд,

Вот и меркнут напрочь груди,

Лёгким, органам вмиг ад…

Вот и Вирус насмерть косит,

Истребляючи людей

Всех в чудовищном покосе,

Он не гонится взашей…

А Второй идёт, храбрится!

Да с ехиднейшим смешком:

— Весь народ вовек тупица,

Ум пришиблен, как мешком.

Вирус тут ему подножку!

Вмиг Второй с того упал,

Бравость сплющилась в гармошку,

Силой духа стал вдрызг мал,

Сил всех нету сбросить Вирус,

Придавил ведь тот стопой,

Вот с того и жизни минус,

Нет её ещё одной…

* * *

Медицина всё же вскоре

Путь спасения нашла,

Вмиг не стали люди в горе,

Вновь втянулись все в дела.

Был и Первый в их когорте,

Равный в мощи он людей,

Вирус ведь не взял зло в когти,

Ум людей его сильней.

Июнь, 2020 г.

Цветок искусственный поспорил…

Цветок Искусственный поспорил

Раз с Настоящим: «Кто из нас,

Вон будет выброшен и вскоре

Из рук людских да и из ваз?»

— Смотри, вовеки я не вяну,

Являю яркую красу,

Я не подвержен ввек изъяну,

Я восхищенье всем несу!

Мой каждый‐каждый лепесточек

Не опадает, будто лист…

Не блёкну я средь тёмных ночек,

Средь них я красками лучист!

Берут все в дальнюю дорогу,

Чтоб скрасить долгую в ней жизнь,

На демонстрациях все в ногу

Со мной идут, поднявши ввысь!

С меня сметают все пылинки —

Забота эта не на грош,

И по моей всё гладят спинке…

Вот потому всегда хорош.

— А я рождён красой‐Весною,

Когда жизнь в радостном цвету!

И люб я Пчёлок дружных рою:

Ко мне спешат на всём лету!

Нектар приносит им отраду,

Несут в свой храм они пыльцу,

Творят в нём мёд — души усладу…

Я люб ввек каждому лицу,

---

Ведь я естествен, ароматен —

Благоуханье всех пленит…

Колор мой чист, я этим знатен,

Хотя не вечен в срезе вид.

Как Человек, живой я точно.

А ведь к живому льнёт живой,

Душе и люб с того я прочно.

Да что мне спорить‐то с тобой?!

Давай‐ка встанем рядом вместе.

Вон видишь, Юноша идёт…

Тому пусть будет больше чести,

Кого возьмёт, — тому почёт!

Вот тот и впал вон в соблазненье,

Вперёд повыпятивши грудь!

Его возьмёт, мол, без сомненья,

Не сомневался в том ничуть.

Глаза закрыл уж от блаженства,

Что будет, будет вот в руке…

Но… нет к нему её и жеста,

Невидим будто, вдалеке…

Взяла рука с благоговеньем

Лишь Настоящий мил‐цветок,

Взор озарялся с восхищеньем!

Как будто жизни был исток.

И протянул он Деве милой,

Прекрасной Девице‐красе —

Любил так Юноша с всей силой

Её мгновенья жизни все!

И приняла та со смущеньем…

(Но лучезарен был ведь взгляд!).

К груди прижав с благоговеньем:

— Ах, как чудесен аромат!..

И закружилась в лёгком вальсе,

И дивный слышался напев —

Была так в счастья милом трансе!..

В душе любви был разогрев!

Стоял вручивший, всласть влюблённый,

Не мог отвесть от Девы глаз,

Как волшебством заворожённый:

Любовь второй рождает раз.

Скрепились сладостно ладони,

В свой рай пошла вдаль пара, вдаль…

А вот Искусственный был в коме,

Обиды был удар! Печаль…

Упал вон с горя… Одинокий,

Повыцвел, хлёстан был дождём…

Тут Дворник шёл с метлою бойкий,

Помёл его вон кувырком

И заточил тут в пасть вон урны,

И всё ворчал себе под нос:

— Какие люди некультурны,

Тьма неопрятных развелось,

Бросают всё, что вдруг приспичит,

Себе, другим всегда во вред…

Ох, безалаберны все нынче,

Творцы себе, другим всем бед.

Цветок поддерживал то с горя,

В нутре сей урны вдрызг ворча:

— От них, от них всем горе вскоре,

Уж тлеет жизнь моя — свеча…

«Так их! — Искусственный взвыл в урне,

Теряя жизни капли сил… —

Когда бы каждый был культурней,

То на руках меня б носил!»

Июнь, 2020 г.

Обезьянье искусство

— Эй, звери! Спешите! Спешите быстрей

В театр, чьих зрелищ не будет милей!

Артистов в нём славная диво‐когорта,

Для вас выступать им любезно охота! —

Звучал зазывающий бодрый призыв.

И зрителей полный был мигом наплыв.

Садились аж по двое сразу на кресло,

Всем было, конечно, с того, ох, не тесно…

И так увлекательный пьесы был ход,

Что зритель в эмоциях не был, как Крот.

Артистов великое было старанье,

У них вдохновенья взметнулось пыланье!

Что зритель участником пьесы вмиг стал —

Искусства взметнулся отраднейше вал,

Что в кроне сидевшая вдруг Обезьяна

В экстаз припустилась, запрыгала рьяно!

— Артисткой, как все тут, я тоже хочу!

Искусством владеть чепуха, по плечу,

Лишь стоит освоить на сцене движенья —

Всего‐то и только лишь в этом уменье.

И спрыгнула с дерева в тот же момент,

Впитала сценический вмиг элемент —

Точь‐в‐точь повторяла движенья артистов.

Ах, труд до чего же был в этом неистов!

То лапою дрыгнет, притопнет ногой —

Её жест синхроннейше с ними такой,

То спереди встанет артистов, то сзади,

А всё подражания только лишь ради,

---

Примкнётся то слева, то правый где бок,

Всё с тех повторивши, свершит кувырок!

И зрители диву дивятся, смеются:

— Ах, что вытворяет! И всё‐то не куце.

И хлопают в лапы и дико свистят!

И каждый до слёз был от этого рад.

На сцену инжир всё летит и бананы —

Признанье заслуги то есть Обезьяны.

Она и зазналась, задравши вон нос:

— Какой на меня изумительный спрос!

Знать, стану я главной теперь и ведущей.

И всем подражает артистам всё пуще…

Всё видевши это, жюри из Ослов,

Подбросить чтоб зрителям сценок‐обнов,

Ей начало втискивать главные роли.

И вкруг хохотали все аж ли до боли!

И был от сих пьесок огромнейший сбор.

И слава её воссияла с тех пор,

Скакнула до дальних до всех закоулков!

И годы звучала в прекраснейших муках…

* * *

В жюри восседали почтенно Пеньки,

На них же Ослы, что умом далеки…

Они Обезьяне приботали званье

«Отменное диво», ну, знать, за старанье.

И нос Обезьяны стал выше ушей,

Рекламы фанфарят лишь только о ней,

Журналы ей глянец наносят на фото,

Всем около встать с ней приятно охота…

Медаль ей повесили Славы на хвост,

Горланили оптом хвалебнейший тост!

Артисткой легонько заслуженной стала,

Поклонников шлейфом ходило немало,

Вселили в отменное чудо‐дупло,

Уютно, прохладно, а в холод тепло.

Искусства как мэтру, его ремесла,

Ей транспорт вручили — лихого Осла,

Ни‐ни чтоб пешочком, а ездила б вскачь!

В езде вот и стала безумный лихач!

Ей уши Ослиные были рулями,

Копыта летели безумнейше сами!

Порядок не нужен ей был и закон,

Пускалась на транспорте резво в обгон,

Для храбрости выпив бутыль самогона,

Добавив наркотиков граммочков оно.

— Дозволено всё мне и чужд мне запрет!

Впадала в психический буйнейший бред…

Презрела поклонников, это, мол, быдло,

Картошку не ела, лизала повидло.

Турне совершала всегда на Осле,

Концертила в буйном своём ремесле.

Однажды, успех свой, всегда как, «обмывши»,

Нет ехать культурно, нет ехать потише,

Осла погнала в залихватский галоп,

Столкнулась с Букашечкой милой лоб в лоб!

И разом Осла и её повредила,

Им было от боли совсем уж немило…

Букашка скончалась… Осёл повреждён,

Влачил обездвиженно ноженьки он…

Такое прискорбное выпало дельце…

А что с Обезьяной? Целёхонько ль тельце,

Пройдёт ли вон мимо суров‐нагоняй,

По новой, наездница, лихо гоняй?

— Я публику быстро найду за болотом,

Там буду трудиться в охотку и с потом,

Где благ тьма, свободы, желаний посев,

И каждый в богатстве, и каждый там Лев,

На прежнее место оскалясь клыками:

«Да чтоб очутиться вам, твари, всем в яме!»

Всё пыжился Суд за погибель привлечь,

Снести ей, разбойнице, голову с плеч,

И воля была в том орав Насекомых

Желали ей мер от души лишь суровых!

— Не трогать! — Лягушки пустились все в крик, —

Вклад в диво искусства вложила велик,

Ей всё позволительно, всё‐то ей можно,

Ужимки глядятся вовек не сапожно.

Вот жить на свободе лишь только вольна,

Да сгинет над нею всей кары война!

Ей пальчик болящий быстрей забинтуйте,

На трон вознесите из критики мути,

Не будет в искусстве изгоем она:

Вся публика дико в неё влюблена! —

Её приглашают далёкие кроны,

Готовя на маковку прелесть короны.

* * *

Туда Обезьяна шмыгнула вприскок!

Там славу ли встретит, погубит ли Рок?

Одно достоверно, одно лишь известно,

О кронах своих там визжала не лестно.

Июнь, 2020 г.

Бобёр и ГЭС

Однажды из дебрей болотных Бобёр

Повылез на Речки Великой простор,

Свои чтоб справлять интересы.

Толкнули на это, знать Бесы,

А то захолустье и тина вокруг…

У Речки же не было этих всех мук,

Леса всё толпятся вдоль Речки…

— Ах, выгода! Нет в том осечки.

Деревья — отрада вовек для зубов,

Из них я плотины ввек строить готов,

Известно, отменно что строю,

Чтоб жить залихватски с семьёю

В надёжнейшей хатке, что я возведу,

Вход скрыт под водою, а верх на виду,

Тьма комнат, с запасом — кладовок,

Ведь в этом я мастер и ловок.

Вода же на Речке приятно чиста,

От ила отмоюсь в ней вплоть до хвоста,

Чесать буду радостно брюхо,

Ведь в хатке комфортно и сухо.

Осяду я в устье, протоков тьма где,

Где слава раздолью, обилью еде!

Займусь же я этим сим летом,

В блаженстве и буду моментом:

Всю Речку до устья себе подомну,

За свой интерес с ней вступлю вмиг в войну,

Ввек буду до самых окраин

Законный, всесильный хозяин.

Ой, что это быстренько строится… ГЭС?

Народ в труд с азартом великим вон влез…

Взметнулась, гляди‐ко, махина!

Она мне не радость‐картина,

Она перекроет мне доступ воды,

И в прах полетят все заботы‐труды…

И в ил превратится всё русло,

Мне жить будет, ох, заскорузло.

Плотину мне надо, конечно, снести.

Да буду я в этом в великой чести!

Зубов ведь моё остропилье —

В момент вон применят усилье,

Разрушить плотину чтоб махом и враз,

Ведь грызть я отменнейший мастер и ас!

Зубов тьма лишь вдрызг обломалась…

Плотине ущерб, хоть б на малость!

— Раз снизу теченья снести не могу,

Бед сверху теченья ввалю, знать, врагу,

Напором воды ГЭС я смою,

И в этом готов, ясно, к бою!

Плотину поспешно Бобёр обошёл

И начал запруду творить, будто Вол,

Деревьев ведь уйма — в том благо,

Была ведь в задумке отвага!

И, точно, воды к ГЭС поток перекрыт.

С того горделивый Бобровый стал вид:

Его веселил вид картины,

Затихли ведь разом турбины…

И нет электричества, нет в проводах…

Вот сила какая в Бобровых делах!

Добился над мощью победы,

Такие нанёс ей вот беды…

А вод пред запрудой рос, рос всё объём…

В запруду он бился напористо лбом!

Дрожала, трещала запруда…

— Ну вот, ГЭС, тебе будет худо!

Он валит деревья, в запруду кладёт,

На ГЭС чтоб мощнее был вод всех налёт!

И воды вот рушат преграду…

Смывают моментом всю кряду!

Несутся к ГЭС, будто девятый сам вал!

И шанс устоять ей ничтожнейше мал…

Но воды Бобра подхватили,

Стоять им, ох, не был он в силе,

О тело плотины был мощный удар —

Поток так нахрапист был, грозен и яр!

Бобёр потерял что сознанье…

Но это не всё наказанье.

Он втянут в момент был в открывшийся шлюз,

Надёжный, достойный их, славный союз,

Плотина напор и сдержала,

Его ей не ведомо жало.

Бобёр же из шлюза был выплюнут вон:

Поток изливался могуче, силён!

Кружил, углублял всё злодея,

Понёс, утопив, вдаль сильнее,

Что тот за минуту всего лишь одну

Пошёл, обездвижен, безвольно ко дну…

Проститься не смог что со светом.

И где‐то вдали, по приметам,

Разбрюзгшийся труп опознали его,

Брезгливо поморщась от вида сего…

На ГЭС бушевали турбины,

Воды ведь им любы стремнины!

И мчал электрический к людям вновь ток!

И радостен был их настрой и высок!

Всё трудится ГЭС и поныне,

Её нет мощнее твердыни.

* * *

Наука то будет болотным Бобрам,

Идти против ГЭС ввек им будет лишь срам.

Плотинам стоять величаво.

Хвала ввек их стойкости, слава!

Июнь, 2020 г.

Взрыв долготерпения!

Ведь, как известно, у Природы

Нет вовсе белых Муравьёв,

Её не дали миру роды

И не являла в том трудов.

Но ошарашен взор был мира,

Когда увидел таковых

Среди безудержного пира,

И получив от них под дых.

В них было алчное нахальство,

Оно давало блага, власть

И положение начальства,

Опору, чтобы не упасть:

Солдат, суды, конечно, тюрьмы,

Само‐собою, палачи,

Чтоб возмущённых бросить в урны,

Не лезь, мол, против. Ввек молчи!

Откуда ж белыми вдруг стали,

Ведь был, как всех, их чёрный цвет?

В разбое жвалы крепче стали,

Чем добивались вмиг Побед,

Других себе и подчинили,

Их под себя добро сгребя,

Кто против был, был вмиг в могиле,

Ведь защитить не мог себя.

Но надо большим отличиться,

Их вид толкал чтоб прочих в дрожь,

В почтенья высь, а не в крупицу,

Чтоб величавы были, вошь —

---

Все подневольные другие,

А потому Приказ — лизать

(И были в этом чтоб лихие!)

Тела сей банды, что есть знать.

И так лизали те усердно,

Что краска чёрная сползла

С тел, белый цвет пришёл победно,

А с ним тех пыжилась казна,

А значит, блага, положенье

И вседозволенность их жвал,

Всех больше, больше униженье,

Что срок их жизни стал вон мал…

По сути, стали так рабами

И у Судьбы аж ли на дне.

А ведь таких явили сами,

Вдруг оказавшись в западне

Сей касты Белой притесненья

И жизнь уж горькую влача,

Без благ и прав, к себе почтенья,

Под пяткой клана‐палача,

Чей Муравейник был огромным,

Где чернь строителем была,

Что по халупкам страшно скромным

Ютилась, влезши вся в дела

И блага Белых умножая,

Не евши много к ряду дней,

Истощена была, больная,

Глумились Белые над ней,

Жилось которым ввек не пресно,

Объёмны, в холе животы,

Владели всем и вся поместно,

Благ Короли. А все скоты,

Они и жить, мол, не достойны,

Но Белым пусть дают доход.

Готовят Белые всё войны,

Всё алчность их зовёт в поход!

С того вокруг все обнищали,

Уж ничего с них не сдерёшь.

А потому прельщали дали,

Где куш сграбастаешь хорош!

Для Белых здесь уж нет пространства,

Ведь разорили всё вокруг,

Поистощились чудо‐яства,

Добыть их было много мук,

Хоромам тоже стало тесно,

Невольно вдаль нацелен взгляд

Увидеть то, где всё чудесно,

Туда пуститься Белый рад!

И вот приятностей сих ради,

Они азартно разбрелись,

С всех ног спешили к сей отраде,

Покинуть вон свою чтоб близь,

Освоить райские все дали,

Где много пряностей, еды,

Блаженство чтобы пожинали

Средь изумительной среды.

Инстинкт взыграл вот в них зовущий,

Остервенело чтоб идти:

— Туда! Туда! Там чудо‐кущи!

Азартно были уж в пути…

Конечно, в разных направленьях

Да при оружье мощных жвал,

Чтоб побеждать врагов в сраженьях,

На них обрушив мощи вал!

Себя грозой всех возомнили,

Ведь агрессивны до усов,

Противник был чтоб вон в могиле,

Попал чтоб в плена на засов.

Кичились панцирем ведь белым,

Что не замаран был в труде,

Негоже быть им закоптелым,

Сидеть без пищи, на воде.

У них огромнейшие жвалы,

Клешни повыросли всех ног,

Жевать, жевать всегда удалы,

Богатства хапая всех впрок.

Они пред всеми Великаны,

Громада — тело, грузный вес,

Маячат, будто истуканы,

А в души их вселился бес.

Всё тело было лишь из ртища,

Что беспрестанно всё жевал,

Вторая часть — то животище.

Ввек аппетит в них не был мал.

Глава над ними — то Царица,

Чьё имя было Промфинанс,

Приказ к соскам своим кормиться

Давала в день по сотне раз.

Один сосок вливал жестокость,

Другой агрессией поил,

Вселял последующий строгость

Ко всем, кто ей ввек не был мил.

Взывал немедля всех к захватам

Сосок‐нахал очередной,

Давал приказ вмиг стать солдатом

И озверевши мчаться в бой!

Приём — обязанность — сей пищи,

К соскам вот строем шли всегда,

И поглощали сок их ртищи —

Такая лишь была еда.

Вот потому от них вкруг ужас,

Разор, ад бед, тьма слёз и кровь…

Они ж мертвили всё, натужась,

И так из года в год, всё вновь.

Вот потому и всех подмяли,

Вон превративши их в рабов.

Пустились алчнейше вон в дали,

Там уложить всех в тьму гробов.

Им вседозволенность присуща,

За зло ответственности нет

Всегда, с того ярясь всё пуще,

Лишь добиваться чтоб побед.

К одним из них дошёл слушочек:

За ширью озера есть Рай,

От всех не скрыт он на замочек,

Иди, свободно забирай!

Но переплыть неодолимо,

К тому ж, никто и не пловец.

Ужель тот Рай пройдёт вон мимо

Их алчных душ? О боль сердец!

Нашёлся всё‐таки смышлёный,

Ума в том выказал он прыть:

— Не быть печали в этом оной,

Я знаю, ширь как ту проплыть!

С деревьев надо лишь листочки

Всего‐то только и отгрызть,

На них ту ширь без проволочки

Осилим, радостно корысть

И утолим свою по полной,

На берег ступим мы другой,

Все земли вотчиной законной

Своей и сделаем, ногой,

Уж захватив, придавим нашей,

Подмяв её на все века,

Кто встанет против, — будет павший,

Ведь наша сила велика.

* * *

На листьях вот и переплыли,

Пустили жвалы сразу в ход,

Клешни все, был чтоб вон в могиле

Аборигенный всякий сброд

Что представляли все собою

В развитье низший, блёклый род,

Все цветом были с краснотою.

На них и двинулись в поход,

Их Муравейники сносили,

Уничтожали вон самих,

Ведь не могли стоять те силе,

Хоть каждый дрался за двоих!

У Белых жвалы были больше,

Клешни всех резали, как ткань.

Судьбы печальней нет тех горше,

Тянули с них безбожно дань.

С земель родных их оттесняли,

Запасов, ценностей грабёж,

Как скот, их гнали нагло в дали,

И Красных был велик падёж…

Свои хоромы возводили,

У Красных не было сих прав,

А если были, то в могиле.

Ох, было много в них орав…

Но не был тружеником Белый,

Знал есть да только убивать,

А за него труд Красный делай,

Рабом он стал. В том благодать

Была всем Белым: труд бесплатный,

На них кричи, жаль, погоняй!

Рабов чем больше, — больше знатный,

Вот Белым жизнь — отменный рай.

Уничтоженье поголовно,

Чтоб не мешали Белым жить.

Вот Красных жизнь уж вся бескровна,

Сопротивленья хоть и прыть.

Была устроена охота

За каждой красной головой,

Не ограничена в том квота,

Вот был и Красных вкруг убой…

Но безнаказанность и алчность

Рождали больший аппетит,

Иметь чтоб в жизни экстра‐смачность.

С того у Белых жуткий вид:

— А где б рабов добыть побольше,

Чтоб гнули спины днём и в ночь

И приносили уймой гроши,

А огрызаться бы не в мочь?

Не как здесь Красный, честью гордый,

А был б послушен и смирён!

И не взрывался буйной шкодой

До бесконечности времён?

И крутят, вертят головами,

Антенны выпятив усов…

Ведь только выживут с рабами

За счёт их тягостных трудов,

Ведь Белых царственная каста,

Знать, каждый должен им служить,

Пред ними кланяяся часто,

В трудах являючи сверхпрыть!

Ну и на дерево залезли,

Чтоб сверху видеть всё вокруг,

В том действий не было полезней,

Взбирались хоть со тьмою мук…

Пространство водное узрели,

Что разлилось и вширь и вдаль…

Восторгов вырвались вмиг трели,

Исчезла напрочь вон печаль:

Там, за водой, на горизонте

Маячил дивный Материк!

К нему пробраться все в охоте,

«Завоевать!» — раздался крик…

Спустили на воду скорлупки,

Представил Грецкий что Орех,

Они прочны для вод, не хрупки,

Вот плыть на них вдаль и не грех.

Уселись. Мощь работы вёсел

Их через ширь воды несла!

Корабль каждый якорь бросил,

Отняв работу у весла.

Вмиг жвалы стали всех на взводе,

Клешни ощерились зверьём!

И все в разбойном уж походе:

— Вот где рабов мы наберём!

А, глядь, те вкруг все в чёрном цвете,

Как будто вымазала грязь…

Все‐все, что были на примете,

— А ну, в скорлупки, чернь, залазь!

Им ноги крепко посвязали,

И запечатал рты им кляп.

Грести заставили их в дали,

Ведь каждый был невольник, раб.

Кусали, чтоб гребли быстрее!

Забыв нарочно их кормить,

А то и вздёрнув вон на реи,

Где Смерть являла тут же прыть.

Так довезли и вновь за дело!

Конвейер был доставки душ,

Торговля ими всё кипела,

Иметь их Белый был ведь дюж,

Ведь это собственность, как вещи,

Все без Свободы, крова, прав,

Витал, носился Бес зловещий,

Давил их волю, как Удав.

С утра трудились и средь мрака,

А у всех Белых лишь кутёж!

И Чёрный был им, как Собака,

От притесненья вдрызг скулёж…

Росло у Белых достоянье,

Купались в роскоши, еде,

К себе желали величанья!

А Чёрных жизнь всегда в беде,

По спинам их ходили плётки,

И голод страшно был гнетущ,

Срок жизни был весьма короткий

Среди хозяйских райских кущ,

Ведь подневольные все слуги,

Ничто был каждый, как отброс,

Сгорали жизни их с натуги,

Убьёт Хозяин — ноль и спрос.

Рабовладельческая шайка

Живёт за счёт Рабов труда:

— Давай, Раб, труд вовсю вздымай‐ка,

Не то в момент придёт беда!

Твоя вся чёрная работа

Из года в год, из часа в час,

Твой вид — безумная нам рвота,

Все блага только лишь для нас.

На ваших бодро спинах скачем,

Взбодря клешнями вам бока,

Добро иметь чтоб, стать богаче,

Ведь тяга к ним сверхвысока.

Мы запрягаем вас в телеги,

Тюки навьючивши добра,

Нам быть от них чтоб в томной неге

С утра и снова до утра.

На что имеет право Белый,

То Чёрным, Красным ввек табу,

Пинок под зад им скороспелый,

За возмущенье — быть в гробу,

Ведь вы ничтожнейшая каста

Без всяких жизненных всех прав,

Судьба с того грызёт зубасто,

С того имейте смирный нрав.

И вереницей спешно мчатся,

И ищут, носят всё еду,

Клешней боятся Белых клаца,

Чтоб не накликать вмиг беду.

Попробуй съесть съестное что‐то,

Найдёшь, несёшь что на горбу,

Пусть с голодухи и охота,

Вмиг явит Смерть на то табу.

Под небом лишь — ютиться право,

Под ливнем, холодом, жарой,

Вот жизнь никчёмна, как отрава,

Иди с того хоть на убой.

Сгонялись вон с скамеек Белых,

По тропам их идти — запрет,

В клешнях вмиг будешь очумелых

И пищей станешь на обед.

Но Белый ум смотрел всё в Завтра,

И он смекнул, сообразил,

Уничтожать рабов что трата,

И внешне к ним стал вроде мил…

Создать позволили им семьи,

Рабов в хозяйстве стала б тьма,

Глумились, ясно, надо всеми,

Они тупого, мол, ума.

Вот семьи Чёрным только в радость,

Отрада в них, хотя б на миг,

При этом душ была парадность,

Стихал от боли тяжкий крик…

Семья же Белым вот обуза,

Ведь жить старались лишь в себя,

В своё бездоннейшее пузо,

Вовсю безделье лишь любя.

С того, глядь, численность их меньше

Вдруг стала, чем их всех Рабов,

Как подшутил над ними Леший,

Всё меньше, меньше средь годов…

К тому же, семьи однополы,

А всей традиции закат,

Над нею меч завис крамолы,

Её спихнули напрочь в Ад.

То идиотская их мода,

Вот род их напрочь угасал…

Спасенью не было уж брода,

С того и род их стал вон мал.

Тут ужаснулись и решили

Чуть рабства снизить дикий пар,

Не быть однажды чтоб в могиле,

Чтоб не хватил расплат удар.

Права даруем, мол, свободны!

В душе злорадства же угар:

— Но вы ничто. Мы благородны!

В труде взвивать вам вечно пар.

Позволим слугами трудиться,

Но где есть Белый, Чёрный — вон!

Отвратны, мол, все ваши лица,

Вы Муравьиный низший клон.

Вот Чёрных тяжкая работа,

Оплата мизер, нет и той,

Зато в труде обилье пота,

Да всё под Белою пятой…

Абориген как — друг их Красный —

Что был прорежен, без земли,

Он также жизнью жил ненастной,

Вот ввек и был всё на мели…

Живут в теснине Резерваций,

Чуть ступишь прочь, так сразу смерть.

А Белых клан вкруг ходит цацей,

Его задеть никто — не сметь!

Вот жизнь такая год из года.

У Чёрных, Красных рос всё дух,

Взывала к Счастью их Свобода,

Порвать неравенство вон в пух!

Крепилось твёрдо Единенье,

Самосознанья дух всё рос,

Разбить неравенства вон звенья.

Борьбы был отблеск буйных гроз.

Ведь доносил им Ветер запах,

С какой‐то пряной стороны,

Где нет Свободы в злобных лапах,

Где Муравьи подряд равны…

Они с блаженством то вдыхали,

Желали, было чтоб у них

Такое ж, жили не в подвале,

И Белый не был б адский псих…

Судьбу свою вершить хотели,

Они такие ж Муравьи,

Хоть цвет другой и был на теле,

Такие ж дети у Земли.

По существу, и нет различья,

А значит, все равны вокруг,

Знать, угнетать и нет приличья,

И преступленье — гнать в Ад мук.

К тому ж, есть срок долготерпенью,

К тому ж, копился силы пар,

Чтоб быть под Счастья дивной сенью,

Кулак к тому растил удар.

Сил равновесья уж ничтожно,

Любой подвох бы вызвал взрыв!

Гляделся он бы уж не ложно,

Стал б беспощаден и бурлив!

Уж Чёрных, Прочих — поселенья,

И за Районом уж Район…

Свои порядки там, правленье,

Своя охрана и закон.

Туда не суйся, гонор Белый!

Ты там никто и твой там крах,

Хотя и будешь нагло‐смелый,

Вон разнесут тебя во прах!

Их Муравейники — халупки,

Создать хоромы нет ввек средств,

Вот осыпаются и хрупки

Все с края пышнейших соседств

И в окруженье изваяний

Героев Белых и солдат

В чинах великих, высших званий,

Что принесли не Белым ад…

Детей пугали малых ими,

Чтоб обходили стороной,

Не почитали ввек святыми,

Ведь касты были те иной.

На них и пыжилась всех злоба,

И был в их сторону плевок,

У тех бездонная утроба:

— Не чти таких вовек, сынок.

И так в цветных всех поколеньях

Был ненавистный к Белым взгляд,

Хотя стояли на коленях

Пред ними. Душ то не парад.

Но сила духа всё же зрела,

А там, глядь, смелость родилась,

Отпор чтоб Белым дать умело,

С себя чтоб сбросить кличку «мразь».

В протестах были чудо‐дрожжи,

Глядишь, хоть мал, но в том успех.

И Белый, чуя силу, в дрожи,

Глядь, он ничтожен средь их всех.

А потому спешит к насильям,

Убийствам, ярый взвив террор

Со всем свирепейшим двужильем,

В разбой пускаясь и разор.

Но есть конец долготерпенью,

И исчезает напрочь страх,

И раболепье к униженью,

И тяга в равных быть правах.

И вырывается наружу

Вдруг возмущенья дикий пар!

Вдруг смелость, свойственная мужу,

Несёт врагу что свой удар!

Все взъерепенились стихийно,

Жилища Белых разрушать

Вон принялись все самостийно,

В себе борьбы почуяв рать!

Пошли свирепые погромы

И статуй Белых напрочь снос:

— Долой неравенства законы!

И задирали гордо нос!

То месть была за все страданья,

За рабство многие века,

Пустились души их в исканья

Уж жизни лучшей, велика

Была их в этом разом тяга,

Но где та жизнь? «Громи подряд!» —

На это лишь была отвага,

Безумный ненависти взгляд.

И Белых тут же принуждали

Встать на колени пред толпой,

Что в рабства были тех вон трале,

С забитой жили все судьбой…

Вот тут‐то вздрогнул каждый Белый

И… на колени с дрожью встал,

Стал вон забитым, уж не смелым,

И даже ростом стал вон мал…

— Над нами вам то надруганье,

За смерти, тягостнейший гнёт!

«Самих вон в рабство!» — душ пыланье…

— Пусть поживут, как будто скот!

Пустились все молниеносно

Богатств всех Белых на захват…

— Ушли от рабства, хоть и поздно! —

Ликует каждый, страшно рад!

Они не приняли культуру,

Чужда религии тех суть,

Лояльны что, — то верить сдуру,

Ведь Белых строй знал, как всех гнуть,

А потому антагонисты,

Ну и извечные враги.

Вдруг стали смелостью лучисты,

В том вставши с правильной ноги.

В своём неистовом азарте

Громили всё и вся подряд,

В том Чёрный, Красный были братья,

Пылал огонь, витал вкруг смрад…

— Рабами сделаем мы Белых!

Пусть в униженья канут ад

И поживут в отвратных нервах,

Ума другой их будет склад.

— Мы отомстим за поколенья,

За надругательства, их пресс!

Громи вон Белых строя звенья,

Добьёмся жизненных чудес!

Громили вон всё без разбора,

И даже Прочих лавки тож,

Не помогала мощь забора,

Грабитель был в них каждый вхож.

Призыв «Не рушить!», вскрик хозяйский

Их слёзно, братьев как, просил…

Но нет сочувствия и ласки,

А всем стоять, ох, нет ведь сил.

Вот под одну разгром гребёнку,

Безумный ненависти вал!

Друг перед другом шли в том в гонку,

Стихийный гневный карнавал…

Поднялся Чёрный раб и Прочий

На свой решительнейший бунт

Вон против Белых в злобе очень,

С отрадой вырвавшись из пут

Над ними злого притесненья,

Свою вдруг силу ощутив,

Восстав от мрачного гоненья

И давши смелости прилив.

Пошли по трассам заповедным,

Где только Белый мог идти,

Их был поток в том непоседный,

Иного нет уже пути!

Кричали, буйствовали, лозунг

Звучал над ними, мчался вдаль,

Всем Белым нёс с того угрозу:

— Вперёд! Их всех вдрызг измочаль!

Вмиг стали жертвами хоромы:

— Их надо напрочь растащить,

Взвинтите буйные погромы,

Да не утихнет в этом прыть!

С душою Белый, нет, не Зайца,

Давал решительный отпор,

Желал Владыкою остаться,

А бунтарей пустить всех в мор.

Но силы тех превосходили,

Сметали всё вон на пути,

В борьбы пылали все горниле,

Теперь уж с ними не шути!

В момент хоромы разобрали

И растащили по себе,

Оставив Белых вон в опале,

Предав растерзанной судьбе.

Свои жилища возводили

И поселяли в них уют,

Довольно жить ведь всё в могиле!

К себе запасы все уж прут,

Конфисковали что у Белых,

Еды — её объёмный склад,

И в этом не было несмелых,

И делать каждый то был рад!

Запасы вмиг опустошили

Из всех хором вон в тот же миг,

Тут слабый даже был в всей силе

Под дикий вопль, взъярённый крик!.

Вмиг добрались до Королевы,

Наверх повытащили враз

Под улюлюканье, напевы

И очумелый перепляс:

— А посадить вон в каталажку,

Пустую миску дать под нос,

Пусть в ней себе поищет кашку,

Ведь дармовой всю жизнь был спрос.

И Королевы сдулось тело,

На свалку выбросили вон,

С того бесившись оголтело,

Во всём теперь ведь их закон,

Ведь жизнь имела их значенье

С сего момента и вовек:

— Пал плен и наше заточенье,

Сломали рабства злобный стек!

Теперь мы сами Властелины,

Унизим Белых до рабов,

Пусть поедят одной мякины,

Вот радость будет для их ртов!

Теперь на них начнём кататься

И грузы тяжкие возить.

А ну, взнуздай их крепче, братцы,

Пусть нам свою покажут прыть!

Их растрясём жирок моментом,

Во всём пусть служат ныне нам,

Да в ножки кланяясь при этом,

Забудет каждый, что был хам.

Ведь мы на лучшее достойны,

За надруганье отомстим,

На цепи их посадим клоны

Да и возрадуемся сим!

И вмиг на Белых поуселись,

Погнали с гиком, с смехом вскачь,

Вон изгоняя чванства ересь:

— Теперь, клан Белый, ты поплачь!

Усохнешь с голода и муки,

От надругательства плевков,

Стенанья будут, плача звуки

От мщенья нашинских оков.

Вовек ты будешь в униженье,

Да всё на уровне — тьфу! — Тлей,

И даже жди уничтоженья,

Рабом среди ночей и дней.

Мы в этом все неудержимы,

Мы свергли вас, мы взяли власть,

Грозны, вовек непобедимы,

Нам всем отвратна Белых масть.

Теперь владеть мы будем миром,

Во всём, всегда мы — гегемон,

Не зарасти теперь вам жиром,

Вон извели Владык в вас тон.

На нас трудиться вам отныне

Во всём, захочет что душа,

Мы заживём во всей гордыне,

Для нас жизнь будет хороша,

Займём мы ваши все хоромы,

Отрадно ляжем на постель,

Полны блаженнейшей истомы,

И не слетит с своих петель

Уж Счастье, добытое нами,

Есть вдоволь будем наконец,

И так всегда и так веками

На радость наших душ, сердец.

Всех, что за Белых выступали,

Да покарает мощность жвал,

Что будут, ясно, твёрже стали,

Ваш гонор сбивши наповал.

Конечно, были и такие,

Которых Белый обласкал,

Служить ему во всём лихие,

Ему растили капитал.

— Им нет за то вовек прощенья,

Они ведь предали своих,

Их тоже всех в закабаленье,

К столбу позорному всех их!

Проникли в гущу всех восставших,

Глядь, шайки жуликов, воров,

Им дармовой хотелось каши,

В разбое каждый будь здоров!

Они имущество терзали,

Громили, смерти аж неся,

С добром неслись азартно в дали!

Добыча радовала вся.

Все провокаторы донельзя,

Вон раздували в всех психоз,

Наживой только яро грезя,

Да чтоб её был тучный воз.

То принцип всяческого сброда —

Идти под видам, мол, борца

За Счастье милого народа,

За крах вон Белого дворца.

Они, конечно, паразиты,

К добру на спинах мчались масс,

С того и были тучно сыты,

Вон не скрывая наглых глаз,

Среди борцов как бы вкрапленьем,

Презрев восставших, их борьбу,

Свою бы лишь с остервененьем

Иметь счастливую судьбу.

Вот потому громили яро,

По‐изуверски Белых строй,

Уж не снижая битвы пара,

Неслись безумнейшей гурьбой!

— Отмщенье взвей за наше рабство,

За униженье ниже пят,

Не отомстить — головотяпство,

Устроим Белым сущий ад!

Искореним их род проклятый,

Сотрём всех напрочь в порошок,

Долой надменность всех их статуй,

Сноси их, рушь, вали вон с ног!

Под улюлюканье сносили

И разбивали на куски:

— Что чуждо нам, замкнись в могиле,

Швыряй всех Белых в жвал тиски!

Свалили статую, что Чёрный

В честь Чёрных как‐то изваял.

И были Скульптора, ох, стоны…

И хоть он силою был мал

Стоять сей массе изуверства,

Собой скульптуру он прикрыл,

Как будто та его невеста,

И к ней любви стремил весь пыл…

— Да он не Чёрной, видно, плоти,

За Белых он. Его души!

И стал он жертвой в их охоте.

— Лояльность к Белым в нём круши!

И все набросились, зло били,

Пока совсем он не обмяк…

Вот‐вот уж скорбно быть в могиле,

Где воскреситься уж никак.

Толпа же дальше шла безумства,

Остался Скульптор лишь лежать,

А вкруг разгром, вкруг стало пусто…

Всё растерзала буйства рать.

Но кто‐то вдруг из заточенья,

Куда вогнал всех Белых страх,

Увидел Скульптора мученья

Среди злодейских грозных плах,

К нему и вышел и склонился

И головою покачал…

Ведь Смерть стояла вкруг, не киса,

Звала того на свой причал.

Он поднял на руки беднягу,

В свой дом скорёхонько унёс,

Имел, конечно, в том отвагу,

Ведь был б с него суровый спрос.

Лечил, лечил его побои,

Здоровье в норму приводил,

И уходили напрочь боли,

И возрожденье стало сил.

У Белых Чёрный стал так гостем,

В заботе был, как о самих,

Вот и не стал он на погосте,

Пред ним был Белый не как псих.

Он был сочувствием пронизан,

В заботе был, как о родном,

Не перед злом он был подлизой,

Внёс от души его в свой дом.

И всё с сочувствием лелеял,

Вон проклиная вдрызг разбой,

И он был Чёрных всех милее,

Совсем не враг к нему, не злой.

— Долой кровавое вон мщенье,

Будь каждый каждому ввек брат!

К Единству будет всех стремленье,

Да будет каждому всяк рад!

Должны жить в Дружбе все великой,

Взаимовыгоду иметь.

Пусть не проткнётся каждый пикой

Злодейских сил, да стихнет плеть!

Дивился Скульптор речи этой,

Стал понимать явлений суть,

Идеей этою согретый,

Вон из души гнал напрочь муть,

Что ткнула в жизни в заблужденья,

И понял: в Братстве надо жить,

С того не быть закабаленья,

Прогресса, Дружбы будет прыть!

Бунты стихийные развязны,

В них необузданный содом,

Все истеричны, безобразны,

И свой же рушат этим дом.

Он удивился этой мысли,

Был смыслом ясным поражён,

В нём зародились духа выси,

И он то принял, как Закон:

— Да, жить всем нужно в дружбе вечной,

Не строя козни никому,

Был рад сей мысли я сердечной

И благодарен в том уму.

И воссиял! Рождались планы…

И он уверовал, что так

Должны и жить на свете кланы

Всех Муравьёв, иначе — брак

Грядёт у мира в отношеньях,

Несправедливость будет, кровь,

Рабом стоянье на коленях,

Разбой и Смерть нагрянут вновь…

И он, сей мыслью осенённый,

Из дома вылетел стрелой:

— Собратья! Замысел свой чёрный

Да укротим, его долой!

А явим всем консенсус милый,

Клешни же все долой вон с глаз,

Ввек не кичась пред всеми силой.

Я призываю, Братья, вас

Явить к всем жертвам снисхожденье,

Жить с ними в мире, сообща.

Поверьте, будет наслажденье,

За жизнь вовек не трепеща.

Зло родилось в верхушке Белых,

Им свой ничто есть рядовой,

Вот не нашлось средь них вдруг смелых

Вступить с верхушкой чтобы в бой.

Они, как мы, все на закланье,

И мясо пушечное лишь.

Войдём же с ними мы в братанье,

А неприязни скажем «Кыш!»

Договорить вот не успел он…

Какой‐то Чёрный важный брат

Вскричал: «Врагом его ум сделан,

Знать, он предатель, гнусный гад!

Вон распороть его на части

И на помойку их швырнуть,

В том примем все, взъярясь, участье,

На том и кончит подлый путь!»

И был растерзан на кусочки

Ваятель дивнейших скульптур,

Да без заминки, проволочки,

Ухода всех на перекур.

Семья же Белых, что леченье

Ему сочувственно дала,

Вон испытала тож мученье,

От них осталась лишь зола,

Сожгли ведь заживо в кострище,

Пустившись в танец вкруг него,

Поднявши ухарски усищи,

Укора нет ведь ничьего.

Победой было упоенье…

— Всех Белых надо истребить,

Вогнав их в тяжкие гоненья,

С того и Смерти будет прыть!

Их из хором вон извлекали,

Из тайников и из щелей,

Ловили близи их и дали,

Расправы не было ввек злей.

Глядь, род всех Белых уничтожен,

Ни одного уж члена нет,

Ведь кары не было ввек строже,

То Чёрных был успех Побед!

Но посмотрите: Руководство

У них откуда‐то взялось,

На лик напяля благородство

И взяло власть ни на авось,

А узурпировало прочно,

Его понудя почитать

И восхвалять, мол, непорочно,

Ума и силы в нём ведь кладь.

Оно вмиг стало всех богаче,

Подмяло напрочь всех других,

Отбросом жили что, иначе,

Уклад их жизни тяжко лих.

Власть завела себе охрану,

Создав карателей полки —

Привить почтение к их сану,

Суды ярились, под замки

Негодных оптом трамбовали

И вырывали вон язык.

Страна богатства и печали,

Где роскошь, нищенский где крик…

Цвела коррупции вкруг плесень

И кумовство и тайный блат,

Одних кошель монетой тесен,

Масс нищета и жизнь, что ад.

Вот в кабалу они попали

К богатым, цветом, как они,

Ходили кои, будто крали,

А массы были, будто пни,

Иметь работу все готовы

Любую, чтоб не умереть,

Неся богатым куш, обновы,

Прав не имея, благ всех впредь.

Их жизнь — богатым услуженье,

Что те заставили лизать

Их панцирь, взвивши в том уменье,

Доставив тем сверхблагодать,

Что чёрный цвет исчез хитина

И стал, Луна как будто, бел.

Ах, тел прелестнейших картина!

Никто ж из масс себе не смел

Позволить этого вовеки,

Властям, богатым в том лишь честь,

Вот массы — чёрные калеки,

Удел которым тяжкий несть.

Вновь клан явился Белой масти,

Все остальные — чернь и сброд,

Одним — земной рай, все напасти —

Другим, ведь бедный напрочь род.

А потому рабом невольно,

То не заметивши, и стал,

Был в угнетении довольно,

А сбросить вон, успех был мал,

Ведь жил друг с другом разобщённо,

Справлял всяк личный интерес,

От гнёта пот струил солёно…

Клан Белых жил средь благ‐чудес,

Лишаться их отнюдь не смея,

Ведь для себя сграбастал власть,

А что богатств, её милее?

Вот потому инстинкт всё красть.

И это опухоль на теле

Всего семейства Муравьёв,

Что выживают с горя еле,

С того и вид ввек нездоров,

Но покорясь же, подневольно

Несли телам богатых лоск,

Что белизной хвалясь довольно,

Хвалили свой отрадно мозг.

А массам что дало восстанье?

Замена гнёта вновь на гнёт.

Вновь клана Белых вкруг сиянье,

Бесправья масс невпроворот,

Сменили Белых вновь на Белых,

На горб что сели массам вновь,

Скакали в скачках очумелых,

Всласть истязая спины в кровь!..

Клан Белых — это проходимцы,

Он был искусственно зачат,

Ввек в арсенале нет землицы,

Хоть он обильем и богат,

А потому к ней нет претензий,

— Винитесь сами, Муравьи,

Что в кабалу такую влезли,

И то позор есть всей семьи.

Свою вы силу осознайте,

В душе взмечите вольный дух,

Идя решительно к расплате,

Чтоб разнести всех Белых в пух!

Ведь Братство, Равенство, Свобода

Должны вас ввек сопровождать,

А в кабале нет к Счастью брода,

В борьбе свою крепите стать!

Перед своей изрёк так казнью

Тот Скульптор честно, от души,

Чтоб все, не мучаясь боязнью,

На Белых в бой шли: «Их кроши!

Они на вас ведь паразиты,

Груз непомерный, кровь сосут…

Все осмелейте, будут биты,

Усильте натиск битвы крут!

Пред ними ввек не лебезите,

В лакеях быть вам не чета,

Побольше смелости и прыти,

Грудь по‐бойцовски сверхкрута!

Все ваши души — ввек бесценность,

Во всём, везде имеют вес,

С себя вон скиньте гнёта бренность,

В мир благ идите и чудес!

А эту нечисть всю осиля,

Имеет хоть и белый цвет,

Не будьте, будто простофиля,

Пусть будет равенства привет,

Друг к другу высшее почтенье

И состраданье, помощь всем,

Умрёт навек закабаленье,

Всяк будет счастлив и не нем,

Да проживёт всю жизнь отрадно

В благополучии весь срок,

Пройдёт счастливым и парадно,

Авторитетом лишь высок».

— Почто не внемлили сей речи,

Его безжалостно убив,

Ведь подставлял в беде нам плечи?!

Любви его был к нам прилив.

И все поникли виновато…

И призадумались всерьёз:

— Была напрасною расплата,

Ведь жизни суть он нам всё нёс.

Октябрь, 2020 г.

Повеление страстей

Конь вперёд летит стрелою,

Искр салют из‐под копыт!

Всадник страстью сверхбольшою

По желанной ведь горит!

Вкруг аулы да ущелья,

Гор великих стать… Но прыть

Не влечёт ничьих веселий,

Девы мило соблазнить,

Нет, его совсем не могут,

У него одна ведь цель,

Не прервать вперёд дорогу,

Вот и мчит от всех отсель!

Конь то чует, как летучий,

Устремляет страстно бег!

Взад ущелий мчатся кручи,

Что живут который век…

Скачке даже не преграда

Ни туман ни темень‐ночь,

К милой ведь примчаться надо,

Без неё ввек жить не в мочь.

Освещает путь вот факел,

Разрывает напрочь тьму.

Светел путь с того, не в мраке,

Мчать легко вот посему

Сквозь дожди, жару и холод,

Диких бурь наперекор,

Быв терновником исколот, —

Так безудержно был скор!

— Неотложное, знать, дело

Гонит молодца, что он

Отказался напрочь смело

От застолья, где мил‐звон

Всех бокалов слышен наших,

Песен дивнейших мотив,

Танцев буйных, что нет краше!

Что ж, скачи вперёд, ретив! —

Провожали гордым взглядом

Все, кто был навеселе, —

Знать, джигиту это надо.

Мчи вперёд, сиди в седле!

— А на нас и не взглянул он,

Будто мы и не краса,

Проскакавши всем аулом!

Тем ужалил, как оса,

Самолюбие задевши,

Обаянье в нас и стать

Не заметя, будто леший,

Будем долго горевать…

Но какой он сильный, статный!

Покорил у нас сердца,

Обаятельный! Приятный!

Не забудем мы лица,

Будет ночью сладко сниться,

Вкруг искать всё будем днём,

Сердце мчит к нему, как птица!

Грёзы, грёзы всё о нём…

Так шептали девы тайно

И мечтали встретить вновь,

Ведь в себя их чрезвычайно

Всех влюбил, вселил любовь

По себе, зажёг пыланье

Чувства дивного, что мёд…

Но продолжил он старанье

Мчать вперёд, вперёд, вперёд!

Скрыла даль, лишь слышен цокот

Жеребца стальных подков!..

Дев пугал всё горя клёкот

Да склонял красу голов…

А он мчал, не погоняя,

Конь сочувственно летел!

— Чудо мира! Дорогая!

Мчу к тебе быстрее стрел!

Без тебя мне не живётся,

Ясный день как будто мрак…

Ты сияние, что солнца,

Мой цветочек, дивный мак!

С нетерпеньем жду я встречи,

Видеть ангельский твой лик,

Чтоб любить, любить всё крепче, —

Страстью так к тебе велик!

Мысли все заполонила

Ты, прелестная, одна,

Без тебя мне всё немило,

Без огня жизнь, холодна…

Утолю тоску я встречей

С разлюбезнейшей моей,

Будут взгляды, будут речи,

Будет жизнь вовсю милей!

Мчу с безудержным порывом

Я к тебе, отрада‐сласть!

Вот уж сакля над обрывом…

Как моя бушует страсть!

Я взбегаю по тропинке,

В саклю мигом уж иду

К распрекраснейшей картинке,

Как цветочек во саду!

Видит он, что дверь открыта…

Внутрь влетает, страшно рад!

Вдруг! Душа его убита,

В ней смертельный сразу ад…

Та, всегда что так желанна,

В непробудном тлеет сне

И не дышит, бездыханна…

— Горе! Горе, — вскрикнул, — мне…

Грусть‐тоска её сразила,

Жизнь прервав во цвете лет…

Как с тобою было б мило!

Ты в ночи мне чудный свет.

Вот и рухнули все грёзы…

Пред холодной, неживой

Я стою… В душе занозы…

Смерти выдвори постой,

Встань, прелестное созданье,

Видом дивным осчастливь! —

Вдруг взметнулось в нём желанье,

До рассудка напрочь вкривь,

Жизнь сгубить вон молодую,

Без любимой чтоб не жить,

Потеряв её, Святую…

Как всегда, в свою он прыть

Вырвал вмиг кинжал из ножен

И вонзил по рукоять

В сердце вон своё, с кем хожен

Жизнь всю, чудо‐благодать,

Вон упавши с милой рядом…

Кровь ей капнула на грудь,

Вон прожгла её… Парадом

Воскресила сердца жуть,

Что его навек сковала,

И оно забилось вновь!

Воссиял лик девы ало,

И воскресла в ней любовь!

Губки вспухли розой ало,

Чудо‐грудь явила вдох…

И она отрадно встала!

Лик же мигом стал вон плох:

У её прелестных ножек

Милый мёртвый возлежал,

К ней промчав премного стёжек,

А теперь ввек не удал…

И трясла и целовала,

Призывала живо встать!

Слёз пролито уж немало…

Не приходит благодать.

Дева вон заголосила!

Истеричности прилив…

Вдруг неведомая сила

Гонит вон, где был обрыв…

— Жизнь без милого ничтожна,

Будет в солнце даже мрак,

Всё веселье будет ложно,

Нет! Не жить мне в горе так…

И она вниз головою

Вон с обрыва уж летит

С превеликою тоскою…

В том её бесстрашен вид.

* * *

Долго эхо разносило

Вкруг отчаяния крик,

Горе страстнейшего пыла…

Потрясения то пик.

Всё блуждало по ущельям

И рыдало без конца

Вопреки вокруг весельям

Без фигуры и лица…

Скорбь услышав, путник некий

Вздрогнет, встанет и замрёт:

— Горя, знать, всё в мире реки,

А когда ж его исход?

И пойдёт себе, вздохнувши,

С мыслью долгой о себе…

Эхо ж лезло в душу, в уши…

— Тяжко было, знать, тебе.

* * *

А у кельи старец белый

Вкруг ребяточек собрал,

Ведь рассказчик он умелый,

Гнал историй дивных вал…

Вдруг среди его рассказа

Кто‐то крикнет; «Чу! Шакал

Вон завыл с всего экстаза…»

— Нет! — другой, — камней обвал

Звуком страшным будоражит, —

Ближе к старцу и примкнёт,

Ведь в испуга сильном раже,

Старец в бедах ведь оплот.

— Успокойтесь! Это эхо

Скорби чьей‐то бродит вкруг…

Жизни, знать, была помеха,

Принесла душе что мук.

Вот и бродит бестелесно

По ущельям, где всё мрак

И раздолью, ясно, тесно,

Не утихнет ввек никак,

Тело гиблое покинув

И рыдая в полный крик!..

Кажет скорбную картину,

Взрыв ведь горя так велик.

Знайте, детки, в жизни часто

Явит горе в душу прыть,

Люди вскрикнут что вкруг: «Баста!

Мы с того не можем жить,

На себя наложат руки,

Мир покинув буйный наш,

Часто где вбираем муки —

Наш извечнейший багаж.

Надо стойким быть к невзгодам,

Не попасть к ним в тяжкий плен,

Минуть их вон мимоходом,

С действий их не впавши в тлен.

* * *

Всё внимают детки старца,

Мысль мотаючи на ус,

Как вне горя им остаться…

Будет так! Ведь всяк не трус.

Видит это седовласый,

Говорит им: «Ну, ну, ну…

Укротите, детки, лясы

И фантазии струну».

* * *

Эхо ж всё рыдало тяжко,

Быв в кровавейших слезах…

Милый мёртв, она, бедняжка,

Ужас в их застыл глазах…

Август, 2020 г.

Как Волку не повезло…

Лес вокруг… А в нём опушка.

А на ней краса‐избушка,

В ней покой всегда, уют.

Дружно всей семьёй живут

С уважением, без срама

Папа, Дочка, ну и Мама.

С ними Бабушка живёт.

Дружный, искренний народ.

Все всегда в своей работе,

О других всегда в заботе.

Потому любовь и лад,

Ввек друг другу каждый рад.

Ну а Дочке‐поскакушке,

Ясно, надобны игрушки.

И покупки для других.

Вот купить чтоб, значит, их,

Папа с Мамой в город едут,

Возвратиться чтоб к обеду.

Ну а Бабушке помочь

Их осталась чудо‐Дочь.

— Пирожки испечь с малинкой

Надо б, Внучка. Той тропинкой

Ты сходи за нею в лес.

Теста сделаю замес.

Внучке то, конечно, счастье.

Загорелись сразу страсти!

И лукошко в ручку взяв,

Средь азарта буйных лав

Вмиг помчалась в лес тот щедрый!

Вкруг дубы, берёзы, кедры…

Всё по тропочке идёт

Да прямёхонько вперёд,

Где есть заросли малины,

Лучше нет её картины!

— Будет, будет мой успех,

Принесу я сласть для всех.

Только вымолвить успела,

Позабыла это дело,

Ибо… «Зайчик вон сидит…

Ах, какой пушистый вид!»

У него же на макушке,

Стражи как, торчали ушки.

— Вот бы с ним мне поиграть,

Обрести чтоб благодать!

И сошла к нему с тропинки

Поиграть с ним без заминки.

Но лишь только подойдёт,

Он — прыг‐скок! — спешит вперёд.

Там опять себе присядет,

Любопытства, значит, ради:

— Ай да девочка‐краса!

Поиграть с ней — чудеса.

Но к нему та лишь шажочек,

От неё он вмиг прыжочек!

И за дерево, кусток…

А потом совсем утёк!

Но уж Девочка в азарте,

Хочет с Зайкой поиграти!

Но того простыл уж след,

Потому нигде и нет…

Ищет вкруг со всех‐то ножек…

— Ой! Что вижу: это ж Ёжик!

Вот бы с ним мне поиграть,

Обрела бы благодать!

Тот, конечно, застеснялся…

Вдаль не делаючи брасса,

А свернулся вмиг в клубок,

Позакрылся на замок.

А Игрунья умоляла

Развернуться… Только мало

Эти просьбы лезли в уши…

Но он бил на то баклуши,

Лишь лежал, ворча сердито…

Ох, терпенье всё избито!

«Как с таким‐то мне играть?

Ну тебя!» — ручонкой — хвать! —

По нему с обиды, было,

Но ручонке то немило,

Был больнющий ей укол

От иголок: Ёжик зол!

Припустилась громко в слёзы,

В ручку впились ведь занозы,

Их попробуй извлеки!

Горя боли велики,

Кулачками тёрла глазки…

Видит Бабочек.. Как в сказке,

Разноцветный их окрас…

К ним свой сделала вмиг брасс!

А они вокруг порхали!

Были все такие крали,

Что Девчоночка лучит:

— Их волшебный, чудный вид!

К их весёлой карусели

Мчит, завлечь ведь так сумели

И игрой свели с ума…

— Да я Бабочка сама!

Ручки стали, будто крылья!

Приложу свои усилья,

С ними в небо я взлечу!

Будет мне то по плечу.

Те ж ещё чуть попорхали,

Улетели дружно в дали!

Стала Девочка одна,

Уж на игры не годна,

Смотрит вкруг: тропинки нету,

Ей свою вон скрыв примету…

Испугалась… Снова в плач,

Слёз поток бурлит горяч…

Ротик в громком скорбном крике!

Страхи колют, будто пики…

Припустилось тельце в дрожь…

Как судьбы миг нехорош!

Меж деревьями металась…

Но итога ни на малость,

Поиск тропки очень плох.

Поосела с горя в мох…

Стало ей совсем немило,

Лик свой ручками прикрыла…

Слышит, шум прошёл в кустах…

Волк то! Мигом впала в страх,

Потеряла дар вон речи,

Сотрясались нервно плечи…

Волка искрятся глаза,

Зубы — хищная гроза!

Пар спешит из волчьей пасти,

Жертвам Волк несёт напасти.

Он донельзя очень яр!

Детку страха бьёт удар…

— Сам обед ко мне явился.

Съесть — и нету компромисса,

Хоть обед и слишком мал!

В животе моём аврал…

Не пройдёт одна минутка,

Проглочу тебя, Малютка! —

Умиленья был так пыл,

Что глаза свои закрыл,

Сей момент уж предвкушая,

Ибо пасть его большая,

Вкусный будет, мол, обед…

Но, открыв глаза, той след

Поисчез, как канул в воду…

Волк не знал такого сроду,

Стал искать её следы,

Не ушла чтоб от беды…

Рыскал, нюхал, злясь нещадно:

— Растерзаю беспощадно,

Утолю я брюха сыть!

Поиск снова силил прыть,

Вид имел он Беса, Чёрта —

Так съесть Девочку охота!

За деревья, за кусты

Заглянул: «Ну где же ты?

Как сквозь землю провалилась…

Не придёт к тебе, знай, милость!»

Землю яро стал он рыть…

Но прервал вдруг с визгом прыть:

Поломал о камень когти.

Больно стало волчьей плоти,

Он безумнейше завыл,

Ярый взвивши хищный пыл!

Вновь зарыскал меж кустами,

Раздвигая их когтями,

Всё деревья обегал…

Поиск не был всё ж удал.

Дело в том, что был Спаситель,

Он со злом и стал Воитель.

Он‐то Девочку и спас

Да без лишней мути ляс.

Он над Девочкой и Волком

На суку сидел высоком.

Жалко жертву, ведь мала,

Мысль, спасти как, вмиг была…

Волк с закрытыми глазами

Ведь стоял. Она с слезами…

Тот Спаситель — Паучок,

Крошку он спасти и смог.

Опустил он паутинку,

Ею Девочку‐картинку

Поднял вмиг к себе на сук,

Спас её от смертных мук.

— На суку здесь посиди‐ка,

Не дрожи, не плачь велико,

Попритихни, ни гугу!

Не слети‐ка в пасть к врагу.

Вот и Волк её не видел,

Как исчезла, был в обиде,

Что обед свой упустил,

Вот и рыскал с всех‐то сил…

Волка вкруг когда не стало,

Паучок опять удало

Вновь Малютку опустил,

Был сочувственным он, мил.

Указал он направленье,

К тропке делать чтоб движенье,

К нужной, знамо, не иной,

А по ней уж и домой!

Ну признательности глыба

В ней была к нему, спасибо

Говорила от души.

Оба были хороши.

На прощанье подарила,

Поклонившися премило,

Пару Мух, и Паучок

С аппетитом съесть их смог.

Был на Волка он сердитый,

Оставался ведь не сытый,

Паутины ибо сеть

Наглость рвать имел тот впредь,

Пробираясь меж кустами.

Не плетутся сети сами,

Это сложный, тяжкий труд,

Долго вяжут их и ткут…

Паучок с того и в плаче…

Волк ведёт себя ж иначе,

Он впадает в наглый смех,

Ведь в лесу сильней он всех!

Потому творить всё может,

Относясь ко всем всё строже.

Спасши Крошку, Паучок

Волку тем влепил щелчок,

В дураках оставлен серый,

Отомщён он полной мерой.

Вот и Девочка идёт

По тропинке всё вперёд…

По краям — кусты малины

Изумительной картины,

Урожай все ветки гнёт,

Дивный вид имеет плод,

Он отменно ароматен

И на вкус — Ах! Ах! — приятен,

В ротик просится что сам,

Ведь ему приятно там…

А малинки всюду море!

Набрала лукошко вскоре,

Вид доволен и игрив!

Впала в песенки мотив…

Так пришла она к избушке,

К милой Бабушке‐старушке,

Тесту что взойти дала,

Знает ведь свои дела,

Превратила сласть‐малинку

В пирожковую начинку,

Вот удались пирожки

С лёгкой Бабушки руки!

Испекли лишь пирожочки,

Слышат чьи‐то вдруг шажочки

На крыльце… Открылась дверь…

— Папа, Мама то, не Зверь!

Привезли они подарки

И игрушки ладны, ярки,

Разбежались что глаза…

Вдруг у Доченьки слеза:

— В лес теперь ходить я трушу,

Напугал мне Волк там душу,

Чуть меня не проглотил,

Ведь ещё я малых сил

Оказать сопротивленье,

Волка злобы ведь каленье.

Но меня спасти всё ж смог

Храбрый, смелый Паучок.

Волк меня ещё всё ищет,

Не хочу его быть пищей…

— Успокойся‐ка, не плачь,

Ведь к нему пришёл Палач,

Что его схватил жестоко,

Вон сковав в мгновенье ока,

То в охотничий капкан

Он попал, ведь он профан,

Потерявши осторожность.

Не имел с того возможность

Из капкана вон удрать,

Позастрял Волчара‐тать…

Вмиг Охотники скрутили,

Был хоть Волк в отменной силе,

В зоопарк отвёз конвой,

В клетке там он и живой,

Смотрит, ясно, озверело…

Но у зла он не у дела.

Вновь открыты всем пути

Без опаски в лес идти,

Ведь пришла всё ж к Волку взбучка.

Потому и Дочка‐внучка

Смело ходит снова в лес,

Много дива где, чудес,

Уйма спелых чудных ягод,

Соберёшь в момент аж на год!

Лезет сам там в кузовок

Гриб большой и мал Грибок…

* * *

Дочь обходит паутинки,

Совесть ведь не дикой Свинки,

Помнит ввек её кто спас.

В паутинки те не раз

Благодарно Мушек клала,

Обманул ведь тот удало

Волка‐хищника в момент,

Зверь хоть страшный элемент.

Август, 2020 г.

Неразумный хряк

Что желудей приятен вкус,

Известно, ясно, многим Свиньям,

Под Дуб спешат на перекус

С азартом бодрым и усильем.

И обронил что наземь Дуб,

Всё поглощают алчным рылом,

Не извлекая из скорлуп,

Быв в удовольствии премилом…

Друг перед дружкою спешат,

Чтоб желудей съесть больше, больше,

Не кум друг другу и не брат,

Чтоб не казалась жизнь в том горше.

Но есть наличия предел,

Ведь желудей не сбросит оптом

Весь урожай Дуб, вот у дел,

Где б их найти, они заботам

Покорены, нюх рыщет, глаз,

Бряцают жёсткие копыта…

И затихает вон экстаз,

Ведь не наелось Свинство сыто.

Ну а на Дубе желудей!

И аппетитно все глядятся…

Вот Хряк находчивых идей,

Увидев их, надумал вкратце,

Что если Дуб сей потрясти,

Их упадёт весомо много.

Пошёл по этому пути,

Блюдя задумку эту строго.

---

Но как ни тщился сотрясать,

Всё Дуб стоял неколебимо.

И не слетала благодать

На землю оптом кучей зримо…

С того взъярился напрочь Хряк!

И ум повыдал вновь идею,

Ведь в том он не был, что простак:

— Вон повалить тогда сумею!

И стал он корни подрывать,

Их отгрызать остервенело,

Уж видя в этом благодать,

Ведь дело буйно закипело…

— От Дуба вон все, Свиньи, прочь!

Мой урожай весь желудёвый,

Ведь я один свалить охоч

Сей Дуб сам силою бедовой.

То Свиньям строгий был приказ,

Ведь Хряк в узде держал их строгой.

От Дуба сделали все брасс,

Не стать чтоб массой им убогой.

И Хряк продолжил подрывать,

Свалить чтоб Дуб вон с желудями,

Он корни рвал, как будто тать,

Их из земли взметал клыками!

И дрогнул Дуб всё ж вековой

И непривычно зашатался,

Тряхнув кудрявой головой,

Не крепыша стал вид и аса…

Хряк, видя то, вон впал в экстаз,

Подрыв корней вовсю усиля,

Ведь в действе был не лоботряс,

А в неуёмной ярой силе!

И так увлёкся, пропустил

Момент, когда тот вдруг качнулся,

Стоять не стало ведь уж сил

Пред ярым действием укуса…

И рухнул с гордой высоты,

Вон придавив собою Хряка…

Вкруг завизжали все скоты:

— О горе! Дуб его, однако,

Расплющил тяжестью своей…

— Зато теперь его нет власти,

Чем жизнь нам стала — ах! — милей…

И взвив обжорства мигом страсти,

Все к Дубу ринулись, визжа,

На желудей набросясь кучу!

Их честь покрыла напрочь ржа,

И аппетита взбивши бучу,

Тож Хряка слопали в момент:

Еда доступна дармовая,

Она их пастям мил‐клиент,

Сыть брюху экстрадорогая…

Мол, всё равно он пропадёт,

А допустить сие напрасно.

— Съедим, возрадуем живот!

Ведь мёртв, то делать не опасно.

* * *

Ввек к недоступному не лезь,

Нет в голове ума коль грамма,

Своя же прыть собьёт вон спесь

И бросит напрочь в омут срама.

Сентябрь, 2020 г.

Возмездие

О мать, родимая планета!

Среди светила ты подруг…

Жизнь от тепла его и света

Твоя бурлит и сердца стук.

Пышна под ним твоя Природа,

Неисчислим животный мир,

Людской Прогресс — ему песнь‐ода,

Оно живому ввек кумир.

Под ним спешит всё народиться

И вволю жизнь свою прожить,

Её ты дивная Столица,

Где буйных действий вечно прыть,

Наставник их, конечно, разум,

Какой же он, в том дел итог

Есть, не подвластен что ввек сглазу,

Авторитетом, знать, высок.

Но имя вот твоё никчёмно,

По каталогам — просто «Три»,

Так окрестили вероломно,

Сказав: «С себя ввек не сотри!»

И ты с того слезами мокла,

Ввек заскорузлый был удел…

— Мечтаю зваться я не блёкло!

И возглас сей, конечно, смел.

Своё ты чудо породила

С вершиной разума — людей,

Они творцы, их в этом сила,

В умах бесчисленность идей.

---

То к ним пришла необходимость

С деревьев на землю вдруг слезть,

Она явила всем им милость,

Вложила творчество в ум, честь,

Вон от стихий вселив в пещеры,

Заняв охотой для еды,

Они сообществ пионеры,

Цивилизации следы

Вкруг них являлись чётко, веско,

Стараясь жизнь им улучшать,

Надраив радость их до блеска,

А нападёт коль злобы тать,

Вступить в борьбу с ним всем и яро

За жизнь, жилище, прелесть благ,

Чтоб месть врага бы покарала,

А чтобы помнил вечно враг,

Он вкруг земель своих границы

Закрыл крепчайше на засов —

Тем государств зажёг зарницы,

Чем оградил от бед свой кров.

Другие тоже по‐хозяйски

Огородили все себя,

Чтоб жить в тиши, довольстве, ласке,

Свободу радостно любя.

* * *

Инстинкт бывал схватить добычу

Вон из‐под носа у других,

Предавшись яростному кличу,

Оставить жертв чтоб всех нагих,

Всё достояние разграбив,

Себе всех волю подчинив,

Чтоб спотыкались на ухабе,

Ввек был несчастий всех прилив.

Вот территория подмята

Войны кровавым сапогом

И гибла, чахла от захвата,

И чад пожарищ был кругом…

Но были праведные силы,

Где справедливости престол,

Спасали мир весь от могилы,

Сажали страны все за стол,

Прийти чтоб разом к примиренью,

И равный с равным как, дружить,

Не возгорясь к закабаленью,

Торговли равной взвивши прыть,

Ведя сотрудничество в сферах,

Что составляли интерес,

В взаимовыгодных манерах,

Да чтоб подвоха спал бы бес.

Всё больше стран к такому льнули,

Их экономика цвела,

На переплав сдавали пули,

Всех были мирные дела,

Дышалось счастливо, свободно

И с верой в завтрашний мил‐день,

Не возгордившись сумасбродно,

В трудах была позором лень,

Звучали песни над планетой,

Свободу славя и любовь,

Всегда взаимностью согретой,

Рождалась Будущего новь,

Крепчали Дружба всех и Братство,

И твёрд доверия был стан,

Ввек козней не было, злорадства,

И в душах ссор не жил туман,

С душой открытою шли в гости,

Друг друга радовал успех,

Других не мысля на погосте,

Ведь зла желать всем — тяжкий грех.

Была науки высь открытий,

Сиял искусства фейерверк!

Пик был промышленности прыти

И агробум не средь калек.

Иссяк вон зависти источник,

Чужое жажда захватить,

Заглох наветов напрочь склочник,

Была всех благ и счастья сыть.

Одною жили все семьёю,

Где каждый каждому друг, брат,

Не жаля ближнего змеёю

И не толкая подло в ад.

Всех было равенство сословий

Во всех возможностях, правах,

Творцами были чудной нови,

И планы счастья в головах…

Вот мир желанный был народам,

Ликуя, радостно дышать,

Идя в Грядущее походом,

Где лучше, больше благодать!

Друг к другу твёрдое доверье,

Плечо надёжное в беде

И к цели всех не суеверье,

Приём радушнейший везде,

Отдача всех коопераций

И всем и опытом обмен

На благо стран всех, мира, наций,

И нет границ меж ними, стен.

---

* * *

Но нет семейки без урода,

То там то сям очаг хапуг

Урвать старался от народа

Со всех хапужнических рук

Итог труда всеобщей воли

И тайно в свой тянуть загон,

Не зная совести и боли,

Что нарушает сим закон.

Их в этом цель животной страсти,

Чтоб жить за счёт других людей,

Им жизнь без этого — напасти,

Ведь мнят себя всех‐всех умней,

Напыжась, выглядят культурно,

Глаголят дивные слова,

Живут врагами всем и шкурно,

На то качаючи права.

Им мир труда отвратно тесен,

На дармовое мастера,

Связала группки их всех плесень,

В людей порядочных игра,

Они проникли в руководство

И завели вокруг тьму слуг,

И нет в них чести, благородства,

Добра им дорог личный тюк,

В культуру влезли и в искусство,

Их охраняет адвокат

Единоличнейшее буйство,

На Правду делая накат,

Остервенело огрызаясь,

Впадая в гнусный, подлый лай,

Грызя Грядущего вон завязь,

Себе, себе лишь строя рай.

Они оракулы неправды,

Учёных степень им в том щит,

Кишат на теле стран, как гады,

Святош повыпятивши вид.

Но власти мощь, укор народа

За ворот их берут порой,

Ведь те зловредная порода:

Терпеть никчёмность‐то накой?

И разбегаются, как крысы,

Те от ответа вдаль и вон,

К чужим краям примчав, как лисы,

Плюя в Отчизну, как закон,

И грязи выливши ушаты

Остервенело на неё.

Международные пираты

Они, идейное гнильё.

Всё мечут алчущие взоры

С чужих земель найти услад,

И рыщут по миру, как воры,

Найти такой чтоб сердцу клад.

И видят там, за горизонтом,

Необозримых вод где гладь,

Земля раскинулась, где мотам

Грядёт житуха‐благодать!

Да, благодать. Аборигенов

Изгнать с родимой вон земли

Без состраданья напрочь кренов,

К тому ж, те в золоте цвели,

Их храмы были золотыми

И золотой богов статут,

И за себя стоять лихими,

Пойти в рабы? Скорей умрут!

Был золотой круг мирозданья,

Времён точнейший календарь,

Друг к другу было почитанье,

Что привилось их душам встарь,

Отважны, стойкие в сраженьях,

Была в них гордость, сила, честь,

Успех во всех хозяйства звеньях,

Врагам отпор всегда и месть.

Но огнестрельного не видно

У них оружия. То шанс

Поработить их всех постыдно,

В слуг превративши вон зараз.

Была кровавая их бойня

И достояния грабёж,

Хоть те стояли и достойно —

Абориген так был хорош!

С земли их зверски изгоняли:

Что перед пулею стрела?

Вот кровь и боль вокруг, печали…

То геноцида суть была.

Всё урывал завоеватель,

Что попадалось на глаза,

Чужое брать он был старатель,

Прошёл по землям, как гроза!

Но ни один из местных пленных

К врагам в прислугу не пошёл

В годах влачиться вечно бренных,

За что их ждал острющий кол.

Завоеватели в задумке,

Что так нахапали земли,

Что обработать вряд ли руки

Свои те земли все могли.

Но где им взять на то наёмных?

Прошёл, на счастье, вдруг слушок,

Рабов добыть что можно чёрных

Почти за так, не за мешок

Червонцев, важностью покрытых,

В морской прибыть лишь стоит порт,

Хоть истощённых и не сытых,

Но всё ж какой‐то был в них сорт.

Там торговались, брали в цепи

И на плантации вели,

Закрывши на ночь туго в крепи,

Рабами стали ведь земли.

Эксплуатация нещадно

Рабсилы чёрной сей была,

Ходил кнут, стек по ней изрядно,

С того плачевые дела…

Коль не трудились в силу, ловко,

Вмиг был смертельный приговор:

В момент на шею им верёвка,

На ней болтались, будто сор…

Но не одной землёй быть сытым,

Должна промышленность расти,

Другое всё. «Мы имениты!

К богатству, знати взять пути!

Нужны во всём специалисты,

Деньгой их надо привлекать,

На то ведь мы капиталисты,

Они дадут нам благодать.

Аборигены не способны

На то, тем более рабы,

Они враги, их души злобны,

Мечтают нас загнать в гробы».

Пообещали благ всем горы:

— Подкупим нужных нам людей,

Что на богатства падки, скоры,

И нет иных на то идей.

Свою валюту мы возвысим,

Она, мол, золоту родня,

Имей её, богатства выси,

Отрадно души всех маня,

Любому чётко покорятся,

И каждый будет господин

Среди простых трудяг‐эрзаца,

Покорный вид чей будет спин.

И эта весть пошла по свету

И взбудоражила умы,

Мечтали что иметь монету,

А не прорехи от сумы.

И корабли и пароходы

Везли желающих битком,

Иметь мечтали все доходы,

Ловить, как бабочек, сачком.

Глаза горели, были речи

Лишь об успехе «там» большом,

И распрямлялись гордо плечи:

— Не будем жить «там» нагишом,

А заведём своё враз дело,

И прибыль влезет в кошелёк,

А с ним и жить уж можно смело,

С ним путь приятен и далёк.

И подкупался так учёный,

Политик, нужный инженер,

И власти враг своей законной,

Искусства спец, коль в нём не сер,

Квалификации высокой

То есть все были на подбор,

Не с примитивной заморокой,

Не как отброс, ненужный сор.

И в этом были результаты:

Ввысь экономика росла,

И были многие богаты

За счёт родного ремесла,

И возгордился веско каждый

Вон за страну здесь уж свою,

Презревши всех с великой жаждой,

У нищеты что на краю,

Ведь были распри тех и войны,

Погибель масс людских, разор,

Знать, уваженья не достойны,

Да плюс болезни, голод, мор…

А здесь нет войн вовек обширных,

Захватчик ввек не нападал,

И смерть не ездила на спинах,

Знать, не смывал всех горя вал.

А тут подъём всего, как в сказке,

Вовек великий, яркий бум,

В довольстве жизнь, а не в опаске,

И в том всей нации есть ум,

А знать, она других всех выше,

Должна иметь, как главной, роль,

Всем скажет «цыц!» — вмиг будут тише,

— Так, вечно так, весь мир, изволь!

С того и нация кичится,

Вон презирая напрочь всех,

Хотя всех наций есть в ней лица,

Они её во всём успех,

Но сверхстрадают аппетитом,

Всего бы больше лишь иметь,

Ходить в шелках, едой набитым,

Стремиться к этому вновь, впредь!

На мира зарятся богатства,

С того потерян аж покой,

Миссионерские вон братства

В мир проникают вкруг гурьбой,

Себе духовно подчиняя,

Прибрать чтоб блага там к рукам,

Текла река чтоб золотая

От тех… «Так надо дуракам!»

Вот и жируют грабежами,

Эксплуатацией тех стран,

Чьё руководство под вожжами,

Глава предатель и тиран,

Презренный раб, марионетка,

Не в услужении стране

Своей, не сын её и предка,

А вдрызг подобный сатане,

Он ту политику проводит,

Укажет что хозяйский перст,

Он нелюбим в своём народе,

Он жизнь его волчарой ест.

А чтоб сидел злодей на троне,

На то хозяйских уйма баз

Военных, вот народ и в стоне,

Без благ, но зла вокруг экстаз.

Хозяин в роли гегемона,

Всем миром мыслит завладеть,

Не зная чести и закона,

Насилья взявши в руки плеть,

Ведь новый он завоеватель,

Такие были, есть пример,

Стран, жизней он живоглотатель,

Кровавый он легионер.

Он насаждает миру войны,

Кроит он страны на куски,

За жизнь с того все беспокойны,

В плену все страха и тоски…

Он человеконенавистен,

Он человеческих враг масс,

Он лжец, он против мира, истин,

Его лишь прав на всё указ.

Он подчинил себе Природы

Стихии, всех чтоб убивать,

С того страдают все народы,

Стихии ведь не благодать,

Они все губят достиженья,

Разруху, смерти принося,

Бессильны с ними все сраженья,

От них земля в руинах вся…

Взрывает он земли разломы,

Чем тектонических вон плит

Зловредно рушит все хоромы,

Сим миру ужас норовит

Принесть глобальным изверженьем

Вулканов, всё, что возвели,

Разрушить вон землетрясеньем,

Сравнять до уровня земли,

Взродить смертельные цунами,

Чтоб всё разрушенное смыть,

Людей топить зло под волнами,

Угробя жизни их всю прыть…

Всех экономика ущербна,

Его ж с того на высоте,

Ему того вовек потребно,

Он весь в разбойной маете.

Ведь грабить мир — в том цель, стремленье,

Рот беспощадно всё жуёт…

Страна лишь стала потребленья,

Как дирижабль, людей живот —

Так обуяло ожиренье,

Что не пролазят даже в дверь,

Вон испытуя в том мученье…

Попробуй вес их туш измерь!

Замыслил численность народов,

Потенциальных как врагов,

Он сократить, лишить их родов

Вовеки вечные веков,

Он напустил на всех болезни,

В которых вирус зол, микроб,

Сгубили мир чтоб весь помпезней,

Людей швыряя зверски в гроб,

Себе привив противоядье,

С того и гоголем глядит,

Он член безбожного исчадья,

Его отвратен, гадок вид.

Он насекомых заражает,

Чтоб те губили всех подряд,

Смертей чтоб были урожаи,

А гегемон злорадно рад.

Продукты экспорта он травит

Людей здоровье подорвать,

Оно не стойкое к отраве,

Вот чахнет тела чудо‐стать…

Биологических настроил

Лабораторий тьму везде,

Неся тем миру крах, как Трое,

Сидя вдали в своём гнезде.

Бросает в бой он подло гадов,

Ползут с отравой в мир они…

Чтоб ужас был его, плач адов,

Вон от него лишь были б пни…

Создатель наглых также санкций,

Он экономик враг тех стран,

Его что против провокаций,

Что независимый свой стан

В борьбе отстаивают чётко,

Ведь не приемлют сей диктат,

Экономическая плётка

Народы гонит в смрадный ад,

Являя дикую разруху,

Крах достижений, нищету

На радость алчнейшему брюху,

Что поглощает на лету

Стран независимость, рабами

Своими нагло учинив,

Кровь поглощая, рвя клыками,

Вот и свобода вся их — миф.

Он в хаос мир бросает, козни

Плетя, поймать чтоб в злобы сеть,

Чтоб подчинился, жил навозней,

Да смог насилие терпеть.

Возвёл террор в ранг государства,

Всем неугодным — только смерть,

Вредит, мол, мне сия ведь паства,

Вот не могу её терпеть.

Идёт всеобщая прослушка

Своих шакальнейших «друзей»,

Чтоб их прибила враз хлопушка,

Да насмерть вон! Ему милей.

Политик гибнет от отравы,

Но вдруг бывает и отстрел…

Ему не нравились их нравы.

А то агрессией насел!

Исподтишка плетёт раздоры,

Чтоб лбами всех вокруг столкнуть,

Чтоб грызлись вечно, были ссоры,

Зарос бы напрочь дружбы путь.

А значит, были б вон слабее,

Чем он, Великий гегемон.

И были б все его плебеи,

Скакал на них с того б всё он!

Шпионы нос суют в секреты,

Убийц же роль — с пути сметать,

На стойких гнать вовсю наветы

И клеветы обрушить рать,

Являя мир однополярный,

Всех остальных стопой подмяв,

Себе создавши рай шикарный,

А всех лишив законных прав

И гробя жизни беспощадно,

Чтоб «золотой» был миллиард

Людей: «Земле иметь накладно

Ведь больше, с ними будет ад,

Они мне вражеская сила,

Попробуй всех сдержи в узде…»

Нет, гегемону то немило:

— Лишь смерть должна их взять везде!

Оставить только для прислуги,

Чтоб самому по‐царски жить,

Душа к свободе всех потуги,

Их недовольства сбивши прыть.

Лишь на земле одна держава

Да заимеет мощь и власть,

Другим на жизнь не будет права,

А будет коль, — то в ножки пасть

Мои, их вечно лобызая,

Прося их жизни не лишать…

Моя натура к миру злая

И ввек не скрюченная стать.

* * *

Но гегемон вон просчитался,

Позиций страны не сдают,

Их честь высокого ведь класса

И жажда жить без вражьих пут.

Они хоть меньших экономик,

Но держат порох ввек сухим,

Защиты ладят грозный ломик,

Чтоб дать отпор врагу вон им

И защитить родную хату,

Есть атом, с ним нельзя шутить,

Отпор дадут вон супостату,

Собьют агрессии всю прыть.

Но видят миру всю угрозу,

Что гегемон всем зло несёт,

Встают в решительную позу,

Чтоб защитить уют, народ.

Друзей, соратников всё кличут

Встать гегемону вопреки,

Дать бой нахальному величью,

Глядь, силы есть. И велики!

Лишь было б твёрдое в них мненье,

Сплочённость что должна быть в том,

Чтоб охладить агрессий жженье,

И под врагом не жить скотом.

А гегемон бушует нагло,

Своею силою кичась:

— Тебя ждёт крах навеки, тягло,

Передо мною ты карась,

Поджарю что на сковородке,

Предрешена твоя судьба,

Мир покорю своей я плётке,

Ему наступит враз «труба».

Ты по моей уж чахнешь воле,

К исчезновенью будь готов,

Мой взгляд над миром взвит соколий,

Сгори вон весь, подброшу дров!

Зараза всем передаётся,

Всех губит напрочь, наповал,

На это я не с видом жмотца

Вздымаю действий зверских вал!

Не устоять под мощью миру,

Осуществляется мой план,

Занёс над ним свою секиру,

Он от своих погибнет ран.

Моё останется лишь царство

Одно на всей земле, на всей,

И все ко мне стекут богатства,

И будет жизнь мне всё милей.

Я создал базы для агрессий,

Они политику вершат

Без долгих прений, нудных сессий,

А вмиг ввергают мир весь в ад.

Готовы атома заряды

Попасть в любую мигом цель,

Чтоб шли побед моих парады,

Враги садились все на мель.

Не ждут в экстазе пусть пощады,

Я победитель! Мне ли суд?

Живу в сиянии бравады —

Такой я в действиях весь крут.

Уже погибли миллионы

От козней всяческих моих,

Мне не страшны ничьи препоны,

Ай да мне слава, в них я лих!

На всех я встану континентах

Ногою властною своей,

Один я буду на портретах,

Душе моей с того милей.

Да, гибнут люди, страны в крахе,

Земли вокруг пустынный вид…

Косою смерти только взмахи!

Её за то не гложет стыд.

* * *

Цивилизации кончина…

Ужели будет сиротой

Планета, вон склонясь до тына

Пред смертью тяжкой головой?

Ужель погибнет чудо‐разум,

Что мать‐Природушка дала,

Не укротит он всю заразу,

Его покинет вон хвала?

Ужель людей предназначенье

Друг друга только убивать

И доставлять одни мученья,

Душив их дух и скрючив стать?

Ужели нет нигде той силы,

Чтоб гегемона охладить

И не поднять его на вилы,

Безумства снизивши тем прыть?

Ужель погибла сила духа,

Чтоб повела на правый бой?

Укор ей — вкруг одна разруха

И страны, жизни под стопой

Вдрызг озверевшего тирана,

Остатку жизней то плевок,

Существовать с того не пряно,

Ведь блага, счастье уволок

Всех гегемон, идя по трупам

Кроваво в царствие своё,

Давя объёмистым всех крупом,

А вслед за ним — одно быльё…

Где государства, люди, страны,

Чтоб твёрдо выстоять пред ним

И сохранить блаженства станы,

Ужель злодей непобедим?

Ужель все впали в разобщённость

И сник отпора их кулак,

Убила вон порабощённость,

Ужель силён не в меру враг?

Ужели каждый сник вон в норке

Отдельной, спрятавши свой нос,

И слёзы скрыли взгляды зорки,

Пустились трусами все в кросс?

Да для чего тогда и жили

И появились все на свет?

Ужель смиренно быть в могиле,

Оставить тленный только след?

Народы мира, эй, очнитесь!

И все задумайтесь всерьёз:

Союз ваш будто славный витязь,

Что не боится вражьих гроз,

Идёт сквозь них вон несогбенно

Вперёд, повыпятивши грудь,

И побеждает, несомненно,

Вдаль продолжая смелый путь!

Да пусть в вас истина родится,

Бесценна жизнь что ваша ввек,

Паря свободно, будто птица,

Стой за себя ввек, человек!

И три страны очнулись трезво:

— Не погибать без боя нам,

Не отдадим жизнь безвозмездно,

А сгинуть попусту — ввек срам.

Объединить нам надо силы, —

Решили тайно главы стран, —

Ведь сообща мы ввек не хилы,

Проверим, враг ли грозный пан?

И так и сяк они рядили,

Сопоставляя мощность сил,

Стоять что будет вражьей силе,

Смертельный сделать ей распил.

И был искусственный на круче

Идеи этой интеллект,

Вовсю трудился он могуче,

И важный выдал он аспект,

Взломавши тайны гегемона

В его секретнейших сетях,

Не испытавши в том препона,

И выдал истину, что крах

Того возможен всё ж, конечно,

Координаты выдал баз

Военных всех вон безупречно,

Ведь ум искусственный был ас.

Принять же главам лишь решенье

Осталось, данные имев.

Конечно, было в том сомненье,

Народов будет ведь отсев,

В бою ведь это неизбежно,

Возьмут ответственность они ль,

Взъярится суд, чуть что, безбрежно,

Народы выпадут коль в пыль?

— Ведь человека жизнь бесценна,

Её дороже в мире нет.

Но гегемону непременно

Должно за зло держать ответ!

Иль все мы канем напрочь в пепел —

Покажет скоро то судьба —

Иль будет он посажен в крепи,

Где за решёткою ходьба.

Но от него освободится

Землице надо насовсем,

Хоть шанса есть одна крупица,

А что борьбой, в том нет дилемм.

Три государства‐миролюба,

Вернее, высшая их власть,

К свободе, счастью однолюба,

Решила первою напасть

На гегемона превентивно,

Взяв всю ответственность за бой,

Иное думать и наивно,

В котором будет масс убой,

Вон к гегемону не причастных,

Ведь на планете баз не счесть,

Погибнут в муках все ужасных,

Хотя душа чиста, есть честь.

— Нас, горемычные, простите

Что к смерти все помчите бег,

Планету, милую обитель,

Спасём для счастья всех навек!

И долго всё решали главы

Один единственный вопрос:

А начинать войну ли правы,

А не пойдут ли под откос

Все превентивные их планы,

Ведь не агрессоры в веках,

А миролюбия титаны,

Борьба за мир всегда в руках,

Оборонялись только вечно

От всех захватчиков всерьёз,

Что нападали бессердечно,

Но поражения курьёз

Тех ждал, конечно, непременно,

Ведь победить нельзя народ,

Что не заложник ввек у плена,

С врагами в бой всё шёл вперёд!

Какой ответственности бремя,

Начав войну, ведь понесут,

И лишь итоги в том и время

Оценят их кровавый труд.

И всё метались в том решенье:

Начать священную борьбу,

Начать великое сраженье,

Чтоб защитить земли судьбу?

Ведь будет в прах исчезновенье

Цивилизации среды,

Коль не прервать над ней глумленья,

Не отвести вон от беды.

Решили всё ж единодушно,

Признав ответственность свою,

Что бой начать, конечно, нужно

С врагом в любом земли краю!

Мобилизацию вершили

Военных всех наличных сил,

Чтоб были яростны в горниле

Борьбы, чтоб враг не победил.

Должна, конечно же, внезапность,

Чтоб цели сразу поразить,

Что сметены. Иметь в том ясность,

Огня поддерживать всё прыть!

— Да будь, борьба, благословенна

И принеси нам лишь успех,

Цивилизации нетленно

Чтоб жить на радость вечно всех.

И так рядили дни и ночи,

Да всё без сна, всё тет‐а‐тет —

Так на вопрос такой охочи

Найти лишь правильный ответ…

На том согласно порешили,

Что надо смело начинать,

Не быть чтоб миру вон в могиле,

Не отступать вовеки вспять!

И три страны, наметив цели

Для каждой только лишь свои,

Со всею честью, как умели,

Вступили разом все в бои!

Ракетным шквалом накрывали

Расположенье вражьих баз,

Заполонили близи, дали

Что на погибель мирных масс.

И авиация насела,

Была атака зло ракет,

И бомбы делали их дело,

Врагу спасения уж нет.

И корабли в врага метали

Ракетный грозный свой удар!

И пшик от вражьей стало стали,

И дальше больше — взвил лишь пар.

Врага с орбит со всех разили,

Уничтожали с‐под воды!

Опешил он, покорен силе,

Его всё таяли ряды…

Все были пункты управленья

Вон уничтожены зараз.

Порвались слаженности звенья,

С чем боевитый дух угас,

Настало паники безбрежье,

Врага остаток побежал…

Ведь нападение медвежье,

Хоть огрызайся тыщей жал.

Громила праведная сила

Чудовищ гадких вон сплеча!

Один им путь — навек могила,

А жертвам мирным, ох, свеча…

Но вдруг!.. Закончились припасы

Всех бомб, снарядов и ракет…

— Ужели смерть людские массы

Теперь уж ждёт? Прощай, рассвет

Надежды нашей на свободу,

Должно быть, жизни то конец,

Не возродимся, значит, сроду

Погибель будет всех сердец…

Ужель теперь за гегемоном

Последний выстрел, нам, знать, смерть,

Всем по его жить ввек законам,

Безвольно впавши в круговерть

Его безудержной расправы,

Поднять не смеючи голов?

Иль на него уж нет управы,

Всесильный он средь всех веков?

И ждут зловещие разрывы

Ракет врага… Но что‐то нет.

Их не слышны вокруг подрывы,

— Над злом ужель творцы побед

Мы неожиданнейше стали,

Его повергли напрочь в прах?

Знать, не бывать нам ввек в опале,

Знать, пропадёт смертельный страх,

И сможем вновь мы возродиться

И раны, боли залечить,

И воссияют в счастье лица,

Не порвалась жизнь, будто нить.

Мы соберём себя остаток,

Сраженья пепел вон стряхнём,

И жизни путь нам будет сладок,

В труде не будет лени, дрём.

Хотя ряды и поредели,

Мобилизуем все себя,

Пойдём безудержно все к цели,

С пути препоны отгребя.

Досталось троице, конечно,

В сраженье лиха выше мер,

— Громил и нас враг бессердечно,

Ведь он не милый кавалер.

Но превентивностью убили

Враз основную мощь его,

Тем подведя его к могиле,

Из мира вышвырнув сего.

Средь гегемонии был сводов,

Весь мир отвратно презирал.

Проспал решительность народов.

Ведь их взметнулся мщенья вал!

Погибли многие, все нищи…

И уж не верили в успех,

Порастопырили глазищи,

Забыли, что такое смех.

Но тут искусственный вдруг выдал,

На то и есть он интеллект,

Врага что нет уже как вида,

Разгромлен напрочь как объект.

И все восторженно лучили,

Объятья, радость, счастья высь:

— Победа! Враг навек в могиле.

Успеху боя поклонись.

Но подсчитав свои резервы,

Поникли грустной головой,

Вон пав в отчаяния нервы,

Разор хозяйства ведь большой…

Людских ресурсов стало меньше,

Аж раза в два… О горе! Жаль.

Вот населенья стали плеши,

Вмиг возродишь его едва ль…

— Всего чинить начнём прорехи,

С ноля почти что поднимать,

Наметим планов важных вехи

И будем верить в благодать.

Но одиноко не осилим:

Ресурсы каждого малы…

А надо, надо быть нам в силе,

Успехи знали чтоб хвалы.

А потому объединиться

Всем странам надо для труда,

Чтоб отозвался он сторицей,

Всеобщий труд — не ерунда.

Одни одно вершили чтобы,

Ресурс используя, что есть,

Но только высшей, знамо, пробы,

Не уронив свою в том честь.

Своё творили чтоб другие,

По дружбе всем, что есть, делясь.

Вот времена пройдут лихие.

И каждый будет не карась

Перед невзгодами, в подъёме

Всех экономик будет пик,

Народы будут уж не в коме,

Всех благ зато объём велик.

Успех то всех коопераций,

Торговли равной то дела,

Между собой доверье наций,

Чтоб жизнь отменно расцвела,

Успех не падал б по наклонной,

Вела чтоб дружба верный путь,

Властей успех бы был законный,

Прогресс не мог бы вон уснуть.

Как хорошо не знать подвоха

Ни от кого, хотя б на миг,

Обман, предательство — то плохо,

Ввек дружбы честной славен лик!

На месте логова вражины

Всю землю с честью распахав,

Полей раскинулись картины,

Где урожаев был устав.

Голодных нет уже в помине,

Продукт промышленный всё рос,

Все блага дивные отныне,

И дефицит не вздёрнул нос.

Во всём лишь только крепли связи,

Как жизнь всех стала хороша!

Раздор? Доступно это разве?

Спокойна будь во всём, душа.

Воспоминанья содрагали,

Коль гегемона вспомнят вдруг…

Но прочь летели все печали,

Его ведь нет уж страшных мук,

Их вон история уж скрыла,

И впала память в смутный сон…

Ведь так вокруг сейчас всё мило,

Не стало рабских напрочь зон.

Теперь уж девственность Свободы

Беречь, ликуя, почитать!

Не закоптить её вон своды,

Не допустить, пришёл чтоб тать

Его бы воля всех сломала,

Повергла в дикий снова крах.

Всем с татем надо без забрала

Бороться, ввергнувши вон в прах!

Пусть Совесть, Гласность да воссядут

На светлый, праведный свой трон,

Зло взявши в вечную осаду,

Ввек нанося ему урон.

Так будьте бдительными, люди,

Не дайте злу вновь прорасти,

Беспечно бывши в милом чуде,

Да будет зло ввек не в чести!

Да, были жуткие потери

Людей, в прах канули они…

Хотя того ведь не хотели,

Их за потери не брани.

Ведь жертвы в этом не напрасны,

Они Свободу принесли,

И в этом подвиге прекрасны,

Они Герои всей земли,

Что зло навек с себя стряхнула

И стала чистою, легка,

Прочь отвела злодея дуло,

Всем счастья выдав на века,

Вокруг светила в хороводе

Очаровательном теперь,

Всех радость в том не на исходе,

Открыта к ней всегда им дверь.

Планета жизни, всем желанной,

Всех равноправия и благ,

Любви чистейшей, беспрестанной,

Задорный где народов шаг,

В труде на всех, где прыти много,

Где нет тревоги никогда,

Где честно, праведно и строго,

Нет горя, даже иногда,

Летит любимою орбитой

У звёзд, планет всех на виду,

Их восхищением обвитой,

У гегемона не в аду,

Ведь стала, жертвуя собою,

В том героинею, пример

Другим, готовым тоже к бою,

Чтоб жизни путь их не был сер,

А лёгок, радостен, приятен

Без зла колдобин под ногой,

И без печали, горя пятен,

Чтоб каждый не был, как изгой,

В своей стихии колыбельной,

А в полный вырос дивный рост,

Конечно, в неге беспредельной,

На радость чтобы не был пост.

Да будут сладостны орбиты

Планет, светил и всех людей,

Прекрасной жизнью будут сыты

Сейчас и всех грядущих дней!

А победителям ввек слава!

О жертвах мысли пусть живут,

Что дали жить прекрасно право

Без изуверства, рабских пут.

* * *

Планета имя вон сменила:

«Очарованье» — так звучит

Для взоров, душ отныне мило.

И всех лучистый, счастлив вид!

Август, 2020

И вот хозяйкой в чащу леса…

И вот хозяйкой в чащу леса

Пришла осенняя пора

И наведя обилье стресса,

Вон просит Лето со двора,

Бразды взяла себе правленья

На весь положенный ей срок,

Пришло ведь Лета уж затменье,

В свой удалилось уголок

И там сидит себе до срока…

А Осень, яркий новосёл,

Вселилась в кроны уж высоко,

На травяной ступила пол,

Пустивши красок разноцветье

Своим художеством вокруг,

И так в веках, во все столетья,

Не зная в творчестве ввек мук.

Деревьев кроны карнавальны,

Какой чарующий наряд!

Стал жизнерадостным печальный,

Ведь фейерверку цвета рад.

Срывает Осень все листочки,

Легко парят те до земли,

В ковёр сложась без проволочки…

Такое творчество хвали!

Все листья, травы разноцветны,

Высь буйства красок ластит взор,

Они ярки и все заметны,

Ведь волшебства вокруг простор!

---

Лист — диво блещет золотое,

Всласть ослепляючи глаза,

Лист — пламя видно огневое,

Над всем же неба бирюза,

Тут, там листы глядят охристо

На отдых павши, птичий свист

Раздастся тонко вдруг и чисто,

Парашютирует вниз лист,

К другим примкнувши чудным пазлом,

Между деревьев уложась,

Вон превратясь в картину разом.

Дождь спит всё в облаке, и грязь

В низинах чахнет безутешно,

На тропках сушь всё под стопой.

В макушках крон, вверху, поспешно

Промчится ветер вдруг лихой!

Его ведь удаль озорная,

И вон в момент умчится вдаль,

Где крон ватага уж другая,

И их нарушит вмиг печаль,

Оставив дивнейшую свежесть,

Которой радуется грудь,

В душе с того родится нежность

И дальше в лес зовёт всё в путь…

Глядь, Белка делает припасы

Лесных, ей миленьких, даров,

Не точит юркая в том лясы,

А в гуще всех своих трудов,

Мелькает хвост её пушистый

То по стволам, а то средь крон —

Так побегушкой ловкой, быстрой

Всё силит жизни бодрый тон.

Нет‐нет, повиснут паутинки,

Вон преградив собою путь,

Ткут Паучки их без заминки

И не боявшися ничуть,

На них летают, как пилоты,

Всем «бабье» лето принеся,

А с ним и дивные красоты,

Видна палитра коих вся.

Снимает лес свою одежду,

Стоит, стесняясь, обнажён,

Храня в душе своей надежду,

Нарядным будет что вновь он,

Весну листом чтоб встретить нежным

И шевелюру отрастив,

К ней с восхищением безбрежным,

Пуститься в рост опять, ретив,

Вновь встать чтоб пышною стеною,

Всю напрочь скрывши глубь свою,

Сейчас же, Осени порою,

И у Зимы уж на краю,

Он чётко, ясно вглубь глядится

Без всех помех и далеко,

Что все неопытные лица,

Желанье коих высоко

Ходить, любуясь красотою,

Не потеряются в лесу.

Шуршат листочки под стопою,

Являя чудную красу,

Ковёр их мягок, дивно пышен,

И по нему пружинист шаг,

С чего азарт не станет тише,

Не успокоится никак…

И то всё Осени подарки,

Всё от её цветных красот,

Их сотворила без помарки,

Достигнув творчества высот,

Что оторвать не можно взора —

Так мастерством он восхищён,

Ведь рукодельница узора,

Так восхитителен ведь он!

Она сейчас вокруг хозяйка,

Её величественен труд,

Он мастерства и воли спайка.

Волшебный, красочный уют…

Её прелестнейшие ножки

Под барабанный Дятла бой

Ступают мило по дорожке,

Наряд цветаст и дорогой…

И в этом Осени прописка,

Она законная на срок,

Зима, глядите‐ка, вон близко,

Горстями сыплет уж снежок,

Красоты жизни засыпая,

Пустившись в длинный белый кросс!

Прощай‐ка, Осень золотая!

Мороз трескучий кажет нос.

А по тебе воспоминанья…

Тебе, красавица, салют!

Скорбит с тобою расставанье…

С тобою встречи снова ждут,

Ты принесёшь вновь красок буйство,

Ведь мастерства твоя в нём высь,

Очарование искусства.

Возрадуй взор, вновь покажись!

Август, 2020 г.

На всякое зло…

Донельзя наглый раз Комар

Пустился в похвальбушки,

Ведь злобы был в душе удар:

— Да на нос я Лягушке

Спокойно сяду и к ней в рот

Не попаду, поверьте,

Хоть просижу так целый год

У мира на примете!

«Да ну?!» — вскричал собратьев рой, —

Унизь за нас Квакушку,

Навеки будешь ты Герой

Со славой по макушку».

И стал Комар летать вокруг,

Звеня с натуги нудно,

Её доставить нервам мук,

Ему чтоб было чудно…

Лягушки был спокойный взгляд

И ноль к нему вниманья…

Взбодрился он с того и рад,

Усилил докучанье…

Потом совсем уж осмелел,

Вон взгромоздясь на спинку:

— Смотрите, я какой пострел,

Что дух её в заминку

С того растерянно попал,

Ведь нет рта на спине‐то,

На ней и буйный мой аврал

На удивленье света.

---

Потом пришпорю, как Коня,

На ней и прокачуся,

В опор её вперёд гоня,

Не буду с видом труса!

Но то Лягушке нипочём,

Сидит себе спокойно

И лупоглазит, как Сычом,

Сей важности достойна.

«Ах, так?!» — угар пройдохи вслух,

Вмиг встал в барраж вкруг уха

Лягушки, мучая ей слух,

Мол, ей то оплеуха.

Но та спокойно всё сидит,

И нет в ней раздраженья.

Вскипел Комар и стал сердит,

Обиды стало жженье…

С того совсем он обнаглел,

Ей на нос поуселся…

— Вот я какой, глядите, смел,

Творец Лягушки стресса!

Но та не в панике совсем,

Спокойно созерцала,

Терпенью не было дилемм

Как будто, вот и вяло

Гляделась, мукой не гнетясь,

С того и не опешив,

Комар как будто важный князь,

Злодей, подобный Лешим.

И возгордился вон Комар

Под братьев восхищенье,

Где был и млад, где был и стар,

Его в том прославленье!

Хотели крикнуть все «Ура!»,

Хвалы взвив фейерверки,

Мол, Гимн создать ему пора,

Прославивши навеки!

Но ужас выдавил их крик

(«Ох, и злодейка Ляга,

Взметнула резко что язык!»).

Прилип к нему бедняга,

В момент в её попал живот

И там пропал бесследно,

Создатель зла невпроворот…

Да, зло творить ведь вредно.

* * *

Не тронь спокойствие ничьё,

Не испытуй терпенье,

А то Комар как, в небытьё

В одно падёшь мгновенье!

Октябрь, 2020 г.

Однажды Муж благочестивый…

Однажды Муж благочестивый

В командировку послан был.

— Да там не будь, как Конь, ретивый,

А сбавь неверности весь пыл! —

Его Жена так наставляла,

Грозила пальчиком ему, —

А то покажется немало,

Я меры жёсткие приму!

— Да что ты, милая? Как можно!

Ведь я навеки однолюб.

Да там и делать это сложно,

Работа ведь сорвёт вон пуп!

И укатил, легко вздохнувши:

Свобода личности грядёт!

Ведь там найдутся Крали‐клуши.

— Там их в резерве целый взвод.

И соблазнял… Был соблазнённым.

Была охота из охот,

Старался с ними быть влюблённым,

А не никчёмный будто кот.

А те такие были пышки,

Что вызывали аппетит,

Да всё нелепые глупышки:

«А вдруг жениться сноровит?»

* * *

Да вот на Ведьму он наткнулся,

Да, да! Бывает это всё ж.

Отверг её. Больнее гнуса

Укус его ей был, как нож,

С размаха в сердце вдруг вонзённый!

Грядут отверженные месть.

«Ну проходимец ты прожжённый!

В тебе собью я Мужа честь

И вон жестоко покараю,

Измену что покажет вид

Твой, честь что будет с краю,

Позором будешь ты забит».

Но он нахально посмеялся:

— Да кто докажет, что гулял?!

Ведь нет здесь отдыха и часа,

Труда, работы лишь аврал,

С чего придёшь, протянешь ноги,

Вмиг погрузившись сразу в сон…

Был Ведьмы взгляд острей остроги,

Ехидства в ход пошёл клаксон,

Она Змеёю зашипела:

— Знай, ядовит мой ввек укус…

Своё коварства знаю дело,

Езжай домой, не дуя в ус,

Тебе там мною приготовлен

Вдруг неожиданный сюрприз,

С него ты станешь вмиг безволен,

И обострится чести криз.

* * *

Вернулся в дом сей Муженёчек,

Жена осмотр ему, допрос

Вмиг учинила за разочек,

Больнее жаля ярых ос…

— А ну, докладывай не лживо,

А сохранил ли верность мне,

Иль похождений зрела нива

Да на неверности Коне

Ты всё скакал и хвост трубою?

Как взгляд её пронзал насквозь!

— Да я… всё время жил тобою!

Сомненья, милая, отбрось.

Да не ходил я там «налево»…

И только сделал этот сказ,

В момент, как в чуде был посева:

Один, второй его вдруг глаз

Налево глянули, застыли,

Вон косоглазие явив:

Не верь, Жена, мол, этой были,

То ложь его, конечно, миф.

А он вовсю не унимался:

— Да, да! «Налево» не ходил,

Не проявлял я в этом аса,

Ведь мне семейный образ мил,

Твои напрасны все тревоги,

Да разве сделать это смог?

Сказал лишь это, сразу ноги

Да повернулись влево, вбок…

И так застыли напрочь стопы

И не смотрели уж вперёд,

Как будто были остолопы:

«Не верь, Жена, — сказали, — врёт».

— Да прекрати в себе ты муки

И подозрения впредь все…

Сказал лишь это, сразу руки

Не стали, как у всех, в красе,

А отклонились влево разом,

А вот обратно — неуспех…

Жена вон взвинчена экстазом

Средь возмущения доспех!

«Нет, нет!» — мотал он головою,

Чтоб подтвердить правдиво сказ, —

Всё я мечтал там быть с тобою,

Да каждый миг, да каждый час!

Поверь же мне, ну сделай милость,

Любви мой пыл к тебе глубок.

Сказал лишь так, как отклонилась

Вон голова налево вбок

И так нелепо и застыла,

Как будто шеи анкилоз,

И было видно, что постыло

И больно даже аж до слёз…

Жена вон влезла в изумленье,

Так поразил его вон вид,

Что вмиг закралось подозренье,

Что он неправду говорит.

— А ну, пройдись‐ка, Муж, направо,

Тем подтверди всю правоту!

Стоит, среди как ледостава,

Идти куда невмоготу.

Был в замешательстве глубоком…

Помимо воли влево ход

Он начал было боком‐боком,

Как краб всю жизнь свою идёт…

И тем открыл свою неверность.

Коллапс сознания Жены…

Что в возмущенья впала бренность,

Все нервы ведь возбуждены1

Она пощёчиной огрела!

И зарыдала вон навзрыд…

Смотрелся он вон закоптело,

Вдрызг ошарашенный был вид…

Ужасный тут раздался хохот!

Окно само открылось вдруг.

То Ведьмы дух впал в страшный грохот,

Без ног поспешных и без рук

Вон улетел злорадно, смело,

Вокруг швыряя едкий смех!

Ведь то отместки было дело,

Что он отверг её. Успех!

Дух к ней умчался вмиг, доволен.

Муж шоком напрочь поражён,

Стоит понур, вконец безволен…

Вот предавать своих как Жён!

Над ним корпели всё Хирурги,

Предать нормальный телу вид…

Безрезультатны все потуги,

Ходить лишь влево норовит.

А потому и вид дефектный.

Кому такой‐то будет мил,

Ведь красотою неэффектный?

А потому Жена с всех сил

Вон от него и убежала!

Стал одиночкой жизнь корпеть,

Ходил уродливо и вяло…

Урок таким, как он, то впредь!

Ведь козни Ведьмы неизбежны,

Вдруг разразятся, будто гром!

* * *

Дела да будут все безгрешны,

Честь, совесть милые кругом.

Октябрь, 2020 г.

Перерожденец‐отщепенец

И наречён был мальчик Ваней

В честь деда, Зимний что подмял,

Народ чтоб не был ввек в капкане

Самодержавия, аврал

То был всей волюшки народной,

Что в кабале уж жить не мог,

Бесправный, рваный и голодный,

Унижен, власти всё пинок

Он получал, ведь был отбросом

И от рождения рабом,

Вот жизнь лежала под откосом,

В грязь угнетенья ткнувшись лбом…

Вдруг речи дивные услышал,

Они зажгли средь мрака свет.

Большевики то, говоривши,

Воззвали встать от тяжких бед,

Расправить съёженные плечи,

Возвысить гордое чело,

За счастье ринуться вон в сечи:

— Вставай‐ка, город и село

И оскорблённый дух солдатский!

Достойны лучшей вы судьбы,

Режим с себя вон сбросьте адский

Путём решительной борьбы,

Да, видно, лишь вооружённой,

Ведь он цепляется за власть,

Но властелин он незаконный,

Его одна лишь в жизни страсть,

Закабаливши вас нещадно,

Богатства, блага получать,

Стремясь иметь их оптом жадно,

Всё возвышая эту кладь,

А вас всё время погоняя,

Как безответный, серый скот.

Вот жизнь хозяев золотая.

Но вымирает весь народ…

Большевики сей дух вселили

Во всех, построивши в ряды,

Пример явив в борьбы горниле,

Не оплюют их все суды,

Ведь защищали интересы

Всех угнетённых строем масс,

Их не пугали в этом стрессы,

Репрессий власти перепляс

И жесточайшие расправы,

За ними вот и шёл народ

Освободиться от отравы

На бой отважно лишь вперёд!

В борьбе металась вся Держава,

Жестокий, яростный был смерч!

Народу жить достойно — право,

И в этом волю не отсечь.

Борьбы безжалостные вихри

Сметали многих на пути —

То белых, красных, что затихли…

А не хотели ведь сойти

Ни перед кем с своей дороги,

Но власть народ всю захватил,

Тому завидовали боги,

На то ведь не было в них сил.

Народ вовеки ведь всесилен,

В борьбе никем не победим,

Хоть стан врагов с натуги взмылен.

Гордись, земля, бесстрашным им!

Он власть взял в руки по закону,

Всего создатель и творец,

Нет, не подвержен он уклону

Явить грабительский дворец,

Закабалить кого‐то тяжко,

Справлять свой шкурный интерес,

Себе во всём всегда поблажка,

Всех остальных бросая в стресс,

Ведь только Равенство и Братство

С свободным взглядом и душой

Ввек принесут стране богатства

И Счастье мерою большой.

Всё всенародным ныне стало,

А значит, поровну делёж,

Работать всем, да вон не вяло,

А то хозяйства вмиг падёж,

Руководить, трудиться чётко,

Чтоб пересиливать свой план,

Его не сникла чтоб походка,

Страны крепился чтобы стан,

Ведь ей досталась вдрызг разруха.

Единоличник одолеть

Не мог, в нём мало в этом духа,

Разруха силилась бы впредь.

Вот все природные богатства,

Заводы, фабрики в руках

У государства, будто яства,

Чтоб строй народный не зачах.

И стал Ванюша октябрёнком,

Ребёнком, значит, Октября,

И в убеждении глубоком,

Живёт что счастливо, не зря,

Социализма государство

Своих лелеет ведь детей,

Создав прекрасное им царство

Во имя праведных идей,

Что к ним почтение и ласка,

Игрушек множество, забот,

На сон грядущий чудо‐сказка

И уйму сладостей в их рот.

Им были игры и веселья,

Им прививали милый труд,

Росли ведь Завтра поколенья,

Ведь в Коммунизм они войдут!

В них убеждения зачатки,

Народный строй что лучший друг.

Вот и все счастливы ребятки,

Их хоровода весел круг!

Они сочувствием горели

К всем угнетённым на Земле,

Освобождения метели

Желали взвить, чтоб в кабале

Те не томились беспросветно,

С Свободой за руку пошли б,

Объём всех благ приняв приветно,

Забыв страданий, горя всхлип.

* * *

Подрос тут Ваня, двери школы

Вон распахнулись широко…

Где парты — грамоты престолы,

Парить чтоб в жизни высоко!

Но за ученье — ни копейки!

То государства щедрый дар,

Текут пусть к детям знаний реки,

Чтоб по незнаньям был удар.

Ведь надо грамотных людей нам,

Чтоб государства силить мощь,

Быть в убеждении идейном,

Его ресурс чтоб был не тощ.

Корпел в учении Ванюша,

Он верил в завтрашний свой день,

В делах не будет, будто клуша,

Иль под ногами, будто пень.

Он был в учении примером

И в поведении хорош,

А потому стал пионером,

Знать, в коллектив стал дружный вхож,

А значит, он не одиночка,

Плетётся что от всех в хвосте,

Для дел общественных, что кочка,

В своей лишь личной маете.

А пионер — вперёд идущий,

Чтоб жизнь повсюду улучшать,

Росли благ, счастья чтобы кущи,

К тому страна взывала — мать.

Иван вот помощь ветеранам

Борьбы за жизнь, социализм

Нёс всё в усилье беспрестанном,

Повергли ведь капитализм.

Он старикам, старушкам помощь

Всегда оказывал за так,

Дрова носил и нужный овощ,

И в этом деле не обмяк.

Он хлама, мусора завалы

С родной вон улицы убрал,

Ведь делать доброе запалы

Зажглись в нём, был хотя и мал.

И то субботников рожденье,

Бесплатный, славный это труд,

В таком сам Ленин наслажденье

Уж получал, усильем крут.

Помощник Ваня по хозяйству,

Чтоб папе, мамочке помочь,

Не представлял лентяев касту,

Трудясь ядрёно, в всю‐то мочь.

И стал он старостою класса,

Была чтоб в классе благодать,

Чтоб дисциплину знала масса,

Учёбы балл чтоб был лишь «пять».

Гляделся в том авторитетно,

Все с ним считались, не кичась,

Науки льнули к ним приветно

Во весь учебный милый час.

По порученью вёл собранья

Всегда уж староста Иван,