Бесплатный фрагмент - Восемь метров любви

ПРОЛОГ

Чёрт! — любимый столик занят.

Первым побуждением было уйти. Но другое кафе далеко, а до заседания кафедры меньше часа. Кофейня на территории кампуса тоже не вариант — пообедать надо было нормально. Павел, когда был голоден, становился язвительным и сварливым. Очень рискованно в таком настроении идти на встречу с коллегами. Да и не любил он нарушать традиции.

Кафе полупустое.

Странно, что именно сюда кому-то приспичило сесть. «Тот самый» стол стоял недалеко от входа и в то же время как-то не на проходе. Это и делало место удобным — зашёл, быстро сел, спокойно поел: мимо никто не шастает.

«Что ж, сяду за другой, не выгонять же…»

За столиком спиной к Павлу сидела женщина с роскошными волосами. Может подсесть да познакомиться?

Для доцента кафедры социально-экономической географии городского университета Павла Андреевича Ку́ргана такие мысли уже лет двадцать были несвойственны.

Ха! Досада ушла, внутри возникло предвкушение чего-то.

Решено! И Павел двинулся навстречу приключению.

Подходя к пока незнакомой женщине, которая ела шашлык, Павел почувствовал беспокойство. По мере приближения стали возникать неприятные ощущения, очень знакомые, хотя и почти забытые: дыхание стало перехватывать, руки резко похолодели, хотя на дворе стоял непривычный для конца апреля жаркий день. Сердце учащённо забилось не то от воспоминаний, не то от… Внутри нарастала паника.

Надо было срочно что-то предпринимать.

Да нет, не что-то, а вполне конкретные действия!

«Немедленно ограничить поступление аллергена в организм» — этот совет маленький Павлик запомнил на всю жизнь. Фраза преследовала его в изредка возникающих депрессиях и часто повторяющихся ночных кошмарах.

Павел знал — необходимо срочно уйти отсюда. Не из кафе, а именно от неизвестной женщины. Только неизвестной ли?

Разворачиваться и выходить на улицу показалось Павлу сложнее, чем идти дальше. С трудом превозмогая нарастающие дурноту и слабость, он двигался на автопилоте вглубь кафе. Оглядел зал: ага, там… в самом дальнем углу возле второго выхода… туда сядет…

Правильно, что не ушёл из кафе. Павел был постоянным посетителем и находился в статусе любимого клиента. Практически весь персонал знал его в лицо. Поэтому, в случае чего, ему обязательно помогут. Даже скорую вызовут, если потребуется.

Вот, наконец, и нужное место.

Павел тяжело упёрся в столешницу, с трудом повернулся и плюхнулся на стул, почти упал.

— С вами всё в порядке? — вместо традиционного «вам как обычно?» обратился к Павлу официант.

— Что-то мне действительно нехорошо, — не открывая глаз и подавив возникшее вдруг раздражение, ответил Павел. — Принесите мне воды, пожалуйста. А дальше посмотрим по обстоятельствам.

— Конечно!

Само собой возникло воспоминание. У Павла всегда так было в минуты страха или сильного волнения.

Он, совсем маленький, бежит навстречу маме. Она подхватывает его и крепко обнимает. Павлик хохочет во всё горло — мамины распущенные волосы щекочут ему уши и шею.

Мама…

«Немедленно ограничить поступление аллергена...»

Не смогла она тогда ограничить это поступление. Не смогла. Или не успела. Никто так ничего и не понял.

Отец до сих пор считает себя ответственным за ту историю. Да и Павел прекрасно осознаёт, что живёт с комплексом вины. Хотя ни тот ни другой не помогли бы ничем: Паше тогда было два с половиной года, отец вообще находился в горячей точке.

«Надо открыть глаза. Даже если она узнала, сделаю вид, что вообще не обратил на неё внимание».

Перед ним стоял стакан с водой. Рядом терпеливо ждал официант.

Павел выпил таблетку. Последние двадцать с лишним лет он всегда носил лекарство с собой. Считал, что это было ненужной привычкой, а смотри-ка — пригодилось.

— Как обычно, — произнёс Павел. Официант кивнул и ушёл.

Через пару секунд организм стал медленно возвращаться в привычное состояние.

Разумные действия привели к нужному результату.

Но на смену уходящей панике резко пришла тревога другого свойства.

Павел медленно поднял глаза от скатерти и осторожно посмотрел туда — на любимый столик.

Точнее, на женщину за его любимым столиком.

А ещё точнее, — на любимую женщину.

Так вот он каким оказался — кусочек прошлой жизни, выкопанный судьбой-археологом.

Павел резко отвёл взгляд. И даже отгородился от мира, закрыв глаза и опустив голову на сцепленные руки.

Ему надо было окончательно прийти в норму, поэтому покинуть кафе сейчас он не мог бы физически. Но и дать ей узнать себя тоже нельзя — они обещали это друг другу!

Чёрт-чёрт-чёрт!..

И стол этот стоит неудачно: впереди бортик фонтана — не пересесть, не повернуться спиной к… прошлому.

Подходить нельзя, ни в коем случае!

Во-первых, они об этом договорились.

А, во-вторых, ему опять станет плохо. И не так, как сейчас, а как тогда — двадцать два года назад.

Не подходить, не смотреть, не думать.

Легко сказать! Он так долго привыкал к этому. Первые пять лет были невыносимо трудными. Однажды он даже сломал запястье, ударив кулаком об стену в приступе отчаянья. Вадьку — сынишку годовалого — напугал, бывшая жена долго ему это вспоминала.

Но год проходил за годом, эмоции постепенно улеглись, все происходившие события подтверждали ненаучную гипотезу «всё к лучшему».

Как-то раз вторая супруга привезла дочку на осенние каникулы. Погода была отвратительная, делать было решительно нечего. И девочка всё время зависала в интернете. Тогда-то она и показала отцу афоризм в какой-то социальной сети: время лечит, главное не сдохнуть во время лечения.

«Да, это про меня», — подумал тогда Павел, обнимая свою Иночку-кровиночку.

Принесли обед.

Как всегда вкусный, красиво сервированный.

Ситуация возвращалась к привычности.

Тревога отступила, мысли перестали мельтешить.

Отцу надо позвонить.

У них нынче в мае две невесёлые годовщины. Сорок лет как нет мамы и двадцать, как не стало бабусеньки.

Пока Павел ел солянку, к нему вернулась способность здраво рассуждать.

Прежде всего, необходимо решить, ходить ли сюда обедать и дальше?

Встреча — сегодня случайная — могла повториться.

И Павел не смог ответить честно, хорошо это или плохо.

Кафе хоть и не вузовское, но основной поток посетителей — сотрудники и студенты университета. Другие посетители были случайны и редки, особенно после недавнего локдауна. Вероятность повторения сегодняшней ситуации крайне мала. Ладно, пока он ничего менять не будет. А если… Что ж, будет обедать теперь за этим столиком, а не за тем. Да, далеко от основного входа, но это даже плюс: есть возможность для манёвра, меньше шансов столкнуться лицом к лицу.

Но если по очередной причуде судьбы встречи будут повторяться, то Павел, пожалуй, этого не выдержит.

Когда был съеден стейк с овощами, решение было принято. Отец — старый солдат — давно смотрит на него особым взглядом. Если бы не Костины разговоры, за которые Павел был благодарен, давно начал бы воспитательные беседы о важности момента… Видимо действительно пришло время.

«Наплевать на всё. Учебный год закончу и ага…» — решил Павел, допивая клюквенный морс.

ЧАСТЬ 1

Хорошо бы. Просто сидеть. Вдвоём. Пить чай. Говорить или молчать… знать, что мы рядом.

С. Лукьяненко, «Ночной дозор»

Небо было серым и набухшим. Как клейстер, которым бабушка клеила обои в горнице. Совсем не весеннее небо.

Настроение у Инки тоже было не весеннее.

С чего веселиться? Родители далеко, приедут только в субботу к вечеру. А сегодня утро среды. Школьные подружки тоже в городе. У них началась последняя четверть. Да и как они приедут к Инке? От городского вокзала четыре часа на электричке, потом час на автобусе. Кто их отпустит в такую даль?

Да и не надо Инке сейчас ни с кем видеться. Она, конечно, уже давно не заразная, но не хочется, чтобы её такую видели. Волосы отрастали очень медленно, рыжие неровные прядки торчали в разные стороны. В деревне их мыли дегтярным мылом. Так было надо.

Когда это случилось, папа был в длительной командировке. Тётка — папина младшая сестра — орала на всю улицу, что лишайная Инка заразит всех в доме.

Квартира, в которой жили Инка с мамой и папой, папины родители и семья тётки, была огромной. Дедушка был профессором, ему полагались дополнительные метры на кабинет. К тому же бабуля работала в городской больнице главврачом, что тоже существенно повлияло на размер их жилья. И, сидя в самой дальней комнате, Инка, возможно, не стала бы разносчиком стыдной заразы, но тихая мама никогда не спорила с тёткой. Поэтому быстро собрала дочь и увезла к своим родителям в деревню.

Потрясение Инка получила не шуточное.

Как же так случилось, что любимые кисы так её подвели?

Кошек Инка обожала. И поскольку дома держать животных было запрещено (всё той же тёткой), возилась с ними во дворе.

Но больше всего впечатлило Инку то, что она осталась без волос. Совсем. И если раньше Инке было всё равно, что происходит у неё на голове, то свой бритый череп ей совершенно не понравился…

***

Вагон электрички мерно покачивал Инну, унося в детство.

В деревне у бабушки и дедушки, маминых родителей, Инка раньше проводила каждое лето. А тогда, во втором классе, из-за болезни жила почти год.

Каждая поездка помнилась чем-то особенным. Таких воспоминаний накопилось у Инны много. Дальние походы за грибами и прогулки по сосновому бору недалеко от дома. Сбор лесной земляники на варенье и сосновых шишек для растопки самовара. Соседский мальчишка, выводящий по утрам корову, его бабушка, ежедневно приносящая парное молоко, дальний пруд с заброшенной мельницей…

Именно здесь, лёжа на сене и глядя на облака, Инка испытала тягу к путешествиям. И поняла папу. Поэтому и учится сейчас на географическом факультете.

Инна любит бывать в деревне. И только единственный — тот самый — приезд был омрачён этим «инцидентом», как сказал бы умный деда Гена. Но всё закончилось хорошо, и в третий класс Инка пошла уже в своём большом городе. Правда, в другой школе.

Деда Гена был занятым человеком, всё-таки доктор исторических наук, поэтому не особо вникал в домашние дела и события. Во всяком случае не каждый день интересовался жизнью семьи. И для него стало большой неожиданностью отсутствие на воскресном обеде Инки с мамой. Когда Геннадий Александрович выяснил все подробности, досталось всем и бабе Шуре, и тёте Свете.

— Не для того я в шестнадцать лет на фронт убежал, чтобы у меня в семье друг с другом воевали! — бушевал дед.

А неделю спустя, опять же на семейном обеде, объявил жене и дочери:

— Через месяц переезжаем.

Благодаря связям и в результате каких-то комбинаций, он разменял роскошную квартиру на две поскромнее, но тоже вполне ничего по тем временам. Одна из них, по замыслу деда, была для Инки с родителями.

Когда папа в ту осень вернулся из очередной экспедиции, то застал в доме разруху: тёткина семья была перевезена, мебель и библиотека грузились в машину. В новую квартиру перебрались и родители Инки.

Сейчас мама с папой живут в деревне с бабой Тасей. Пару лет назад переехали, когда бабушке стало трудно одной управляться с домом. Инна осталась в квартире одна. Приглашала бабу Шуру с ней жить, но та отказалась. Хотя навещала внучку стабильно по субботам. Да и сама Инна частенько забегала к бабуле в больницу.

Вчера позвонила мама.

— Как ты, доченька?

— Хорошо, мам, — ответила Инна. — Завтра к вам собираюсь. Ждёте?

— Мы тебя всегда ждём, ты же знаешь. Для волос своих ничего не бери. Отец недавно с друзьями-геологами встречался, они ему из-за границы всяких модных штук привезли. Там и шампунь, и маска для волос, и… забыла название… как революционер…

— Кондиционер, мама! — смеясь, подсказала Инна.

— Во-во! Кондиционер.

— Всё, мама, я поняла, не трать деньги. Завтра приеду и наговоримся.

— Ольгу привози, ей тоже отдохнуть не мешает!

— Обязательно, если у неё не будет неотложных дел…

Неотложных дел у подруги не оказалось, и она согласилась поехать. Оля тоже любила бывать в гостях у Инкиной бабушки.

Инка с Олькой подружились в том самом классе, куда Инка перешла после болезни и переезда. Девчонки и жили друг от друга неподалёку. В кино вместе бегали, одни и те же фильмы им нравились, в одних и тех же мальчишек влюблялись часто, обеим Ольгина мама вязала шарфы и варежки, а Инкина шила выпускные платья. Словом, боевые подруги детства.

Инна улыбнулась, вспоминая маму. Наверняка опять нарядов ей наготовила целую гору. Матушка Инны была закройщицей и портнихой на все руки. Когда десять лет назад с Инкой случился тот «пердимонокль» (как сказал бы дедушка Миша — мамин папа, интеллигент, редактор газеты районного центра, уважаемый всеми местными жителями человек — Михаил Иванович Старков), Нина Михайловна к тому времени была ценнейшим сотрудником ателье. Поэтому начальство вошло в положение. И даже отгулы дали, чтобы дочь лечить.

Инна поёрзала, стараясь удобнее устроиться на лавке, и оглядела вагон электрички: напротив дремала Оля, за окном проплывали знакомые пейзажи.

Леса ещё были зелёными, хотя иногда, совсем изредка — вдруг! — промелькивала золотая верхушка берёзы. Через пару недель наступит сентябрь. Начнётся учебный год, закрутится всё, завертится… Нынче перед новым годом полевая практика будет, интересно, куда их отправят?

Кстати, о деревьях. Как там бабушкины любимцы поживают? Всё ли с ними там благополучно?

Эту историю Инка с Олькой услышали в очередной приезд на летние каникулы. Им было по двенадцать, как раз подходящий возраст, чтобы проникнуться и надолго запомнить.

Инка с детского сада знала и помнила, как выглядели листья у берёзы, дуба, клёна и тополя. Поэтому очень удивилась, когда, исследуя пространство за хозяйственной постройкой, увидела одно дерево, что росло на этой поляне прямо у забора.

— Бабушка, — позвала Инка. — А почему листья на этом дереве разные?

— А, это, — тихо, с печальной улыбкой сказала та. — В тот день, когда твоя мама уехала в город учиться на швею, мы с твоим дедом посадили деревья.

Дальше рассказ звучал как притча.

***

Посадили два дерева — американский клён и ясень. Посадили почти рядом, на расстоянии вытянутых рук друг от друга. Но ясень почти у забора, а клён всё же вглубь двора.

— Бог его знает, почему так получилось. Я уж и не помню. Кажется, я сначала ясенёк вкопала, как левая пятка подсказала. А дед твой сказал, что взрослое дерево потом забор порушит. Но выкапывать не стал. Зато клён всё-таки посадил подальше.

— А почему ясень не пересадили? — Олька с детства любила точность и порядок.

— Миша любил меня, разрешал мне много всяких глупостей делать. А тут дерево у забора, подумаешь!

Так и остались они — клён и ясень, один у забора, другой чуть поодаль.

Прижились. Росли сначала саженцы, потом деревца вместе и дружно. И выросли до вполне солидных полноценных деревьев, метров восемь в высоту.

Весной зеленели рано, летом стояли с густой листвой.

Осень красила их в одинаковый ровный золотой цвет, листву оба дерева сбрасывали одновременно.

— Как-то зимой… — будто слегка встревожась, продолжала бабушка, — тебе, Инна, тогда три с половиной года было… вдоль дороги копали траншею, и рыли мёрзлую землю рядом с забором, глубоко рыли. Уж и не помню, зачем. И весной стала я примечать, что ясень запаздывает от клёна-то зеленеть! Всегда враз распускались, а тут клён весь в листочках, а ясень голый совсем.

— И что?! — девчонки даже дышать забыли от волнения.

— Миша сказал, что корни ему, видимо, повредили, ясеню-то. Зимой, когда землю рыли. Я уж ревела-ревела от дурости своей, что близко к забору посадила. А делать-то нечего. Вот думаю, не забору порча от дерева, а дереву беда. Даже ругала деда, зачем моим капризам потакал…

— А дедушка что? — любопытству Инки не было границ.

— Сказал, что всё, что ни делается — к лучшему. Значит, так надо было.

Решили подождать до лета. Выход был один, если дерево не оправится, придётся убирать.

Время шло, ничего не менялось.

На три дня уехали к родне помогать сажать огород. Приехали затемно, а рано утром…

— Слышу, зовёт меня Миша, — заулыбалась бабушка. — Тася, кричит, Тася! Бросай всё, беги сюда! Я как была босиком да в рубашке, только шаль накинула, бегом к нему. Он стоит около ясеня, смеётся. А на ясене по нижним веткам зелень пошла!

И только дня через два стало видно, что на ясене листья не его, а кленовые.

Ещё дней через пять и верхушка стала заполняться листвой, молодой и яркой, уже родной, ясеневской.

С тех пор так и пошло. Весной сначала клён начинает распускаться, потом ясеню помогает: наполняет его своими соками, как будто искусственное дыхание делает. И ясень, зеленея понизу кленовыми листьями, позже сверху покрывался родными. Расти, правда, оба больше не стали.

— Так и стоят мои красавцы. Радуют меня, — вздохнула бабушка. — Уж и мама твоя, Инна, взрослая, и Миши нет, а у деревьев всё любовь продолжается.

— С любимыми не расставайтесь, — прошептала Инка, глядя на два дерева, о которых бабушка рассказала такую красивую историю.

— … всей кровью прорастайте в них… — произнесла Олька странные, но волнующие слова, услышанные невесть где.

***

— Как там, интересно, деревья наши поживают? — зевая, спросила Оля, словно подслушала Инкины мысли! — Давненько их не видела, года полтора, наверно, нет?

— Да, пожалуй, — согласилась Инна. — Мы новый год тогда на первом курсе вместе встречали. С тех пор ты там и не была.

С деревьями было всё в порядке. Это Инна с Олей выяснили первым делом, когда приехали.

— Фантазёрки вы мои! — засмеялась бабушка, когда, бросив сумки прямо у крыльца, они помчались на задний двор.

И клён, и ясень стояли «в расцвете лета» — скаламбурила Оля. Высокие, стройные, статные. Зелёные.

В первый же вечер за ужином, как всегда при встрече, разговор зашёл о «личном фронте». Не то чтобы родные стремились быстрее выдать Инну замуж, но интерес регулярно проявляли. А бабушка шутила, что мол в загс надо идти сразу после знакомства с подходящим кандидатом, а не ждать два года, как её слишком воспитанные родители.

Ольгу Инкины близкие не видели давно, поэтому в первую очередь стали интересоваться её амурами, «чай не чужая нам». Пока Инна уминала любимый шашлык — кроме папы мясо никто так не умел готовить, даже баба Тася, в прошлом повар шестого разряда, — Оля стала отчитываться:

— Замуж не собираюсь. Романы кручу, парней меняю, как перчатки.

— Сколько этих несчастных, которым ты разбила сердце? — шутливо интересовался Инкин папа.

— Не считала, — небрежно отмахнулась Олька. — Но все живы-здоровы.

— Что ж не выберешь-то никого, раз такой масштаб? — Папа продолжал шутить.

— У неё неразделённая любовь, — встряла Инна, складывая в свою тарелку поджаристые ароматные кусочки мяса с очередного шампура.

— Да ну? — неподдельно удивилась бабушка. — Как такое возможно? Кто ж такую красотулю не разглядел?

— Как раз разглядел. И дело не в красоте, — ответила Олька. — Я не его типаж. А девушек вокруг него толпы. Он, так сказать, всеобщий любимец.

— Красивый что ли? — усмехнулся папа.

— Да нет, дядя Витя. Не урод, но в привычном смысле не красавец. Он очень… обаятельный, что ли? Его, когда впервые видишь, то и внимания-то особо не обращаешь. Инка, на одном факультете с ним учится. Сто раз, наверное, мимо проходила, а даже в лицо его не знает.

— Он на курс старше, — пояснила Инна родителям и бабушке. — А я только однокурсников знаю.

Дальше три вопроса прозвучали практически одновременно.

— Как же ты с ним познакомилась, если вы на разных факультетах учитесь?

— Чем же ты ему не угодила?

— Почему он тебе так понравился?

Олька рассмеялась.

— Отвечаю по порядку. Я и Паша состоим в вузовском студсовете. Он от своего факультета, я от мехмата. И вот именно в общении его обаяние и проявляется. Вечно он что-то придумывает, проблемы решает легко и запросто. Не суетится, всегда спокоен, сдержан. И, как я поняла из разговоров с пацанами, надёжный, как теорема Пифагора.

— Короче, настоящий мужик, — подвёл итог папа.

— Точно, дядь-Вить! — согласилась Олька. — А чем я ему не угодила? У него какая-то детская психотравма, я не знаю, что там произошло. Мы всё-таки не близкие… друзья.

Оля говорила отстранённо, как будто не про себя. Инна не смогла бы так рассказывать о сокровенном.

— Что за психотравма? Причём здесь это? — всполошились мама и бабушка.

— Мы на выездной школе актива тусили ночью. И там у нас с психологического факультета препод такой клёвый. Днём он обычно тренинги ведёт, а вечером мы его раскрутили на интересную штуку. Он их классно умеет делать.

— Что за штуку? — не поняла бабушка.

— Всякие практики, эксперименты… — Оля неопределённо помахала рукой.

— Ой, стара я стала для современной жизни…

— После одного такого… м-м-м… типа ассоциативного теста, мы выяснили, какой сказочный герой живёт у нас внутри. Что-то вроде «альтер эго». И у Паши это оказалась Рапунцель.

— Господи, кто это?! — всплеснула руками мама.

— Тёть-Нин, это героиня сказки братьев Гримм. У нас она не очень популярна, но есть такая.

— И что с этой Рапунцель не так? — поинтересовался папа.

— Всё так. У неё волосы очень длинные. Это её фишка или фирменный знак, особая примета. А я, — вы же знаете, — всегда коротко стриглась.

А потом странно добавила:

— А сейчас очень коротко…

— Я никак в толк не возьму, причём тут волосы! — растеряно сказала бабушка.

— Баба Тася, волосы очень даже причём! — уж очень отчаянно воскликнула Оля. — Мы когда все свои результаты озвучивали, по желанию, то парни, с кем Паша часто общается, в голос заржали. Да, говорят, Павло у нас известный фетишист!

— Фу, — поморщилась Инна.

— Я потом тихонько порасспрашивала, там какая-то трагедия была, в раннем детстве. И на этом фоне у Паши сформировалось… как бы это сказать?.. короче, он предпочитает девушек с длинными ухоженными волосами. Вот Инка бы ему стопудово понравилась.

— Инкины волосы тоже результат детской психотравмы, — грустно сказала мама. — После той истории как одержимая носится с ними. Сейчас в магазинах чего только нет, а раньше ведь всех изводила. То ей пивные дрожжи подавай, то яблочный уксус, то репейное масло.

— До сих пор яично-горчичную маску делаю! — с шутливым пафосом выпалила Инна.

— Ну да, ну да, Рапунцель ты моя, — ласково сказала мама, погладив Инну по голове.

***

Всё время, что Инна с Олей провели в деревне, погода стояла изумительная. Для августа необычно тёплая. Купаться, понятно, поздно, но спать на сеновале вполне было можно.

Особенно хорошо было вечером: сладковато-пряный запах сена успокаивал. Через проём двери, что вела на чердак сарая, в антрацитовом небе были видны бело-жёлтые звёзды. Активность звездопадов стихла, но всё же нет-нет да какая-нибудь звёздочка срывалась с места. И девушки с криками «вон-вон, смотри» самозабвенно загадывали желания.

В один из вечеров, с трудом отвернувшись от ночной затягивающей бесконечности, Инна спросила:

— Олежа, а почему бы тебе не отрастить волосы? Ты любишь его, я же чувствую! Разве тебе трудно совершить подвиг ради того, чтобы быть с ним рядом?

— Знаешь, Инка, любовь — это не про то, как любой ценой удержать человека. Это способность искренне желать ему счастья, даже если он не с тобой. Давай спать.

До отъезда оставались считанные дни.

Родители утром ушли за грибами, бабушка занялась огородом. А Инне с Олей сказала:

— Идите, девоньки, в бору погуляйте. Чего на дворе сиднем-то сидеть? Я без вас здесь со всем управлюсь. А вы шишек для самовара заодно наберите, вечерком чаёк самоварный попьём с душицей да зверобоем.

«Девоньки» пошли.

Сосновый бор находился за дорогой, напротив дома. Переходишь грунтовку и сразу наискось — утоптанная тропинка, ведущая в центр деревни. А если пойти прямо, то недалеко чудом сохранилась деревянная танцплощадка ещё с шестидесятых годов. Мама рассказывала, что, когда была девчонкой, и «бегать на танцы» ей было не по возрасту, она, лёжа на диванчике, слушала песни Ободзинского и мечтала.

Инна не застала таких танцев, но на том месте постоянно что-то проходило. То какие-то мероприятия и праздники, то собрания жителей деревни по важным вопросам. Находиться днём на пустой танцплощадке было как-то особенно, как будто запретно, а потому притягательно.

Оля собирала сосновые шишки для вечернего чаепития, а Инна сосновые иголки для своих процедур с волосами.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь крону сосен, создавали узнаваемые черты полотен Шишкина. Становилось даже нереально, словно находишься внутри картины «Корабельная роща». Инне отчаянно захотелось, чтобы всё у всех было хорошо.

— Олежа, но ведь ты даже не пыталась!

Оля оглянулась

— Ты опять про Пашу? — Вздохнула. — Да пыталась я, Ин, пыталась. Я даже знаю, какого цвета у него глаза.

— Ого! Когда это ты успела?

Ещё лет с шестнадцати для них с Олькой знать цвет глаз парня означало сокровенность и высокую степень близости.

Рост, телосложение и цвет волос всем видно. А чтобы узнать цвет глаз, надо и подойти близко, и прямо в лицо посмотреть.

На всё это решиться надо!

— Готовились нынче к студвесне — к вузовскому концерту, всем табором ночь провели в актовом зале: декорации готовили, костюмы шили, репетировали… К пяти утра все никакие были. Стали расходиться по домам. И Паша вдруг позвал меня с собой. Вроде как к другу, который жил недалеко, но сегодня не ночевал дома. Ну, понимаешь… Но между нами не было ничего. Мы пили чай и разговаривали. Кухонька там совсем малюсенькая была. Поэтому сидели очень близко. И я всё время смотрела ему в глаза. Они у него интересные: на сером фоне жёлтые кляксы…

Дурёха Олька!

Зря, что «не было ничего», надо — чтобы было.

Оля задумчиво пробормотала:

— … ты чужая дорога, ты счастье чужое… И вроде всё так замечательно начиналось, я уж думала, что… а он вдруг ни с того ни с сего стал рассказывать о себе. Что рос без матери, с отцом и бабушкой. Что у мамы были роскошные волосы. Хотя может это и не так, потому что совсем маленький был и вряд ли помнит, какие волосы были у мамы на самом деле. Но что с тех пор любовь, счастье, семья и уют в его представлении прочно связаны с красивыми женскими волосами.

— Олежа, так он тебе специально это говорил! Он тебе намекал, чтобы ты волосы отрастила!

— Да конечно, Инна! Конечно! Говорил он мне всё это специально. Но для того, чтобы объяснить, почему он… почему мы не можем быть вместе.

— Ты его неправильно поняла!

— Я его правильно поняла, — усмехнулась Оля.

— И всё равно, — упрямо возразила Инна, — надо было бороться за любовь!

— Я тогда вдруг поняла, что у меня нет шансов удержать его рядом с собой. Если бы я вас познакомила, Паша точно ушёл бы к тебе. Зачем усложнять ситуацию?

— Ты моя подруга, Олежа, неужели ты думаешь, что я смогла бы у тебя парня увести?

— Поверь, когда вы встретитесь, ты перед ним не устоишь. И сердце твоё разобьётся как хрустальная ваза, которую мы с тобой уронили с балкона в шестом классе. Хотя… думается мне, именно у тебя есть все шансы прибрать Пашу к рукам.

Вечером бабушка лихо управлялась на кухне с ужином: одновременно готовила жарёху, варила грибовницу и пекла пироги с грибной начинкой. Мама с Олей перебирали грибы. Папа разжигал самовар. Все были при деле. Кроме Инки.

Она пыталась кому-нибудь составить компанию, но от её помощи все отказались. К Ольге и маме было не подсесть, бабушке она мешала перемещаться от стола к печке. Папа вообще над ней посмеялся.

Инна пошла к любимым деревьям. Скоро уезжать, надо насмотреться на них, наполниться их любовью друг к другу и миру.

Для Инны деревья стали символом самоотверженной любви. Ни больше, ни меньше. Сюда Инна приходила думать. Размышлять о прошлом, делать выводы из происходящих событий.

Глядя на ясень с разными листьями — своими и кленовыми — Инна думала о том, как в жизни всё просто и непросто одновременно. Одно дерево помогло другому в трудную минуту, а два человека из-за какой-то ерунды (подумаешь, короткие волосы!) не могут быть вместе.

Инке проще — она знает, что такое любовь без взаимности. С первого класса так. Если ей нравился мальчик, то ему нравилась другая девочка. Если мальчик оказывал знаки внимание Инне, то ей самой он был совершенно не интересен. Поэтому Инна привыкла.

А Оля всегда успешно строила отношения. Поэтому Инна понимала, что фактически отказ пресловутого Павла больно ранил её подругу.

— Принцесса-Инесса! — раздался громкий окрик папы. — Иди к нам, ужин готов, самовар на подходе.

За три дня до начала учебного года стали собираться домой в город.

Больше всех хлопотала бабушка.

— Я приготовила гостинцы Сане. Привет ей от нас передай. Пусть в гости приезжает на мой юбилей. Господи, до шестидесяти дожила… Олюшка, тут вот твоим. Сможете дотащить-то?

— Вряд ли, баб-Тась, — Оля оглядывала гору котомок, которая к моменту отъезда приобрела устрашающие размеры. — Может, я родителей попрошу нас встретить на вокзале? Но отсюда нас придётся дяде Вите провожать.

— У меня есть идея, — вдруг придумала Инна. — Я бабе Шуре позвоню. У неё есть знакомый с машиной, пусть он нас встретит в городе.

Но всё устроилось лучше, местный папин друг как раз ехал в город и согласился довезти девчонок с поклажей от деревни прямо до Инкиного дома.

Бабе Шуре Инна всё-таки позвонила, потому что все сумки остались здесь, у неё в квартире. Олины тоже. До города они доехали к вечеру, и разъезжать по разным домам было поздно. Олька заночевала у Инны, а утром ускакала по каким-то делам, сказав, что всё добро заберёт как-нибудь позже.

— Там есть что-то скоропортящееся? — прежде всего спросила баба Шура. — Раньше, чем послезавтра с машиной не получится, мальчика нет в городе.

— Ничего страшного, бабуля, — сказала Инна. — Всё, что может испортиться, я пока убрала в холодильник.

— Тогда ты приходи ко мне послезавтра, Инна. Где-нибудь в районе обеда. Я познакомлю тебя с мальчиком, машина у него своя, он всё устроит. А Тасе я потом позвоню.

***

Через два дня, сразу после первых в этом году учебных занятий, Инна пришла к бабе Шуре в больницу.

Когда-то Александра Климентьевна была здесь главврачом. Сейчас трудилась доцентом на кафедре хирургии при клинике. Оперировать перестала, всё-таки ей было шестьдесят пять. Но часто консультировала по «интересным случаям».

Зайдя в приёмную перед кабинетом, Инна увидела молодого человека, темноволосого, худощавого, с тонкими чертами лица и серьгой в левом ухе. Скорее всего, сверстника Инны, плюс-минус пару лет. Тот сидел на кушетке и что-то рисовал карандашом в блокноте.

Парень поднял на Инну взгляд — ого! какая затягивающая чёрная бездна… — и спросил:

— Ты — Инна?

Инна кивнула.

— Александра занята сейчас, у неё там куча студентов. Поэтому ждать не будем, поехали.

Парень встал и направился к двери. Но внезапно остановился, как будто что-то вспомнил:

— А! Я — Костя, если что.

— Слушай, Костя Если Что, — удивилась Инна, — а ты кто?

— Пойдём, по дороге расскажу.

— Ну, пойдём…

Инна спускалась по служебной лестнице и гадала, откуда бабуля выкопала этого Костю. Когда они вышли из здания больницы, Костя направился к ярко синей машине. Цвет был необычным, и логотип на капоте — незнакомым…

— Что это за машина?

Костя остановился, повернулся к Инне и терпеливо произнёс:

— Ситроен эксара, хетчбэк 98-го года выпуска…

— Достаточно было сказать «Ситроен», из остального я всё равно ничего не поняла. Константин, будь проще, и люди к тебе потянутся…

— Боже сохрани! Я не дверная ручка при входе в супермаркет, чтобы ко мне тянулись. Садись давай, — Костя снисходительно вздохнул.

Сели в машину.

— Французская машина, вроде? — не смогла сдержать любопытства Инна.

— Да. Я во Франции её и купил. В Марселе.

— Прям в самом Марселе?! А ты что там делал?

— Там была моя выставка. Персональная. — Костя с усмешкой посмотрел на Инну. — Художник я. Что, Александра тебе про меня не рассказывала?

— Нет, — растерялась Инна.

Во даёт бабуля! Художник с персональной выставкой в Марселе у неё за личного водителя!

— Ты сейчас прямиком из Франции? — догадалась Инна, вспомнив разговор о том, что «мальчика нет в городе».

— Нет, во Франции я был весной, в марте. А сейчас я вернулся из Испании.

Бог ты мой! Этот «мальчик» колесил по свету, как Инна пешком по городу.

Она попыталась скрыть удивление и растерянность.

— А почему Ситроен? Почему не другую?

— А ты знаешь другие? Какие? — развеселился Костя.

— «Пежо», «Рено» … — начала перечислять Инна.

— Верю, знаешь, — издевательская улыбка исчезла. — Это образ из детства. Не знаю, слышала ты или нет песню Высоцкого «Баллада о машинах»? Мамуля очень эту песню любит. Там в самом начале перечисляются названия машин, последним упоминается «Ситроен». Мелким я запомнил только последнее слово. Когда понял, что песня про автомобили, залип именно на эту марку. А когда появилась возможность, сразу и купил.

— Просто купил? На свои?!

— Разумеется. Мои родители медики. Высококвалифицированные, глубоко профессиональные и широко востребованные. Но, всё равно, доход у них — сама понимаешь. Так что, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

— А откуда такие доходы у тебя?

— Выставки и заказы.

— И что, у нас художники миллионы зашибают?

— Не все. И не зашибают, а зарабатывают собственным творчеством и упорным трудом.

— Что и прошлогодний дефолт тебя не коснулся?

— Почти нет, у меня большая часть доходов в валюте.

Доехали до дома Инны, поднялись в квартиру.

— Квартирка знатная, — заметил Костя. — Я так понял, ты тут одна обитаешь?

— Да, мама с папой в деревню переехали, а баба Шура… в смысле, Александра Климентьевна, решила, что мне одной лучше будет.

— Ну да, ну да… — покивал головой Костя, — невеста с приданым. Так. Что грузим в первую очередь?

— Сейчас, — Инна начала выставлять на середину комнаты всё, что было приготовлено для бабули. На реплику про невесту решила пока не реагировать.

Наконец, всё было погружено.

— Нам надо на Красно… — начала было Инна.

— Я знаю, где живёт Александра, — быстро сказал Костя.

Пока машина выруливала со двора, Костя молчал. Но как только выехали на дорогу, сразу же взял Инну в оборот:

— Так, теперь ты рассказывай. Я знаю только то, что ты внучка Александры. И, вроде бы учишься на географическом. Я это запомнил, потому что мой друг там же учится.

— А что тогда рассказывать? Всё основное, мне кажется, ты и так знаешь.

— Ну… — стал размышлять Костя, сосредоточено глядя вперёд, — например, какие у тебя планы на будущее? Бизнес или семья-дети?

— Тебя бабуля подговорила? — засмеялась Инна, вспоминая традиционные семенные разговоры.

— Нет, хобби такое. У меня есть две коллекции: разнообразные внешности людей и личностные установки. Первое — профессиональное, второе — наследственное, моя мамуля клинический психолог. И на досуге я пытаюсь комбинировать внешность и какую-нибудь черту характера или мечту. А потом пишу портрет. И ты знаешь, молодая бизнесвумен с рыжими волосами выглядит совершенно не так же, как молодая рыжеволосая мамочка с двумя детьми.

Чем больше говорил Костя, тем больше изумлялась Инна. У неё до сих пор не было среди знакомых ни художников, имеющих собственные машины, ни сверстников, зарабатывающих на такие машины.

Да и вообще людей, собирающих «на досуге» необычные коллекции.

— Я пока особо ничего не планирую, мне вуз закончить надо, — начала Инна. — Но когда-нибудь — да, хочу иметь семью и детей. Очень хочу.

— Сколько детей хочешь?

— Старшего сына, потом близняшек-дочек. А потом, может быть ещё одного сыночка.

— На счёт близняшек уверена? Были в роду?

— Не знаю, может и были, — беспечно ответила Инна. — Но даже если и не было, то что? Если чего-то хотеть, то обязательно исполнится.

— Исполнится, — согласился Костя. — Если это зависит только от тебя.

Подъехали к дому, в котором жила баба Шура.

— Давай так, — предложил Костя. — Ты сейчас поднимешься, пусть двери откроют, а сама спускайся и машину карауль. А я сумки перетаскаю.

— Хорошо, — согласилась Инна.

Через полчаса всё было сделано.

— Теперь куда? — спросил Костя, усаживаясь в машину.

— Так всё, наверное…

— Сандра сказала, для подруги твоей надо что-то отвезти.

— А ты можешь? — обрадовалась Инна.

— Так в чём проблема? Не я ведь тащу — машина везёт.

— Погоди, — Инна задумалась. — Их, наверное, пока никого дома нет. Олежа хотела только вечером зайти.

— А куда спешить? Я до пятницы совершенно свободен… Поехали, поедим где-нибудь.

И, заметив смущение Инны, Костя успокоил:

— Угощаю.

— А почему Сандра?

— Её так все студенты называют.

Они сидели в кафе, ели и болтали.

Даже в выборе еды Костя оказался оригиналом — заказал долму. Инна ограничилась традиционным «Цезарем».

— Как случилось, что ты стал личным водителем бабули?

— Я в детстве руку правую ломал неудачно, перелом был сложный. Две операции делали. Первую там, где всё случилось. А потом здесь Александра всё исправляла. Словом, она мне руку спасла. Так что моё нынешнее профессиональное благополучие, в том числе, и её заслуга. Поэтому, когда я сел за руль, то сразу сообщил ей об этом: мол, если что надо, говорите.

— Представляю, сколько ты её возишь!

— Да нет, она не злоупотребляет этим.

Инна не заметила, в какой момент между ней и Костей рухнул барьер отчуждения. Невероятно, что ещё пару часов назад Инна даже не подозревала о существовании Кости. А сам Костя в начале знакомства, как показалось Инне, был снисходительным и немного надменным.

Сейчас же они непринуждённо говорили обо всём на свете: о новых книгах российской королевы детектива и отечественного фантаста, о Майкле Джексоне, Мадонне и Бритни Спирс, про новую моду на многослойную одежду и возвращающуюся популярность скандинавских свитеров с орнаментами…

Поспорили о грядущем через четыре месяца миллениуме — начинает ли он новое тысячелетие или завершает текущее?

Невообразимым образом, — как это всегда бывает в разговорах, — вышли на военные проблемы, мировые и внутренние.

— В Коста-Рике вообще нет регулярной армии…

— Это где?

— Ты что, — поразилась Инна, — там же «Парк юрского периода снимали»!

— Ну и что? — ответил Костя, не переставая есть. — Я не географ, не эколог и не политик, мне можно не знать. Так где находится Коста-Рика?

— Рядом с Никарагуа и Панамой.

Костя перестал жевать, глядя куда-то в пространство.

— Подожди, Никарагуа не в Африке что ли? А Панама вроде где-то в западном полушарии… Честно говоря, я вообще думал, что Коста-Рика — это часть Италии.

Инна хохотала так, что на них стали оборачиваться. Но Костя нисколько не смутился. Он спокойно и невозмутимо доедал свою долму.

Постепенно Инна успокоилась.

— Нет, Костя, — сказала Инна, утирая слёзы, — это всё находится в Центральной Америке.

— То есть с Панамой я угадал?

— Ну, разве что с Панамой. Ты же так много путешествуешь, как ты можешь географию не знать?!

— А зачем? Поезд или самолёт сами доставят до места назначения. Без моего участия.

— Ты как Митрофанушка: зачем знать, если куда надо извозчик довезёт.

— Типа того. Мне, правда, больше нравится фраза Аль Капоне «Я даже не знаю, на какой улице Канада». Тебя надо познакомить с моим другом, он тоже всё время ржёт надо мной. Будете вместе развлекаться.

Инна поскучнела: Костя был ей симпатичен. Очень. Но — видимо это её карма! — опять игра в одни ворота.

— Не страдай, — Костя внимательно посмотрел на Инну. — Ты не в моём вкусе. Говорю сразу, пока не влюбилась.

— А ты думаешь, я хочу в тебя влюбиться?

— Хочешь.

— Как ты это понял?

— Я же тебе говорил: мамуля психолог. Я вырос на психотипах и психопортретах. Можно сказать, я читать научился на маминых психологических статьях. Так вот желание в меня влюбиться у тебя есть, а шансов на взаимность нет.

— Скажи, а ты всегда такой прямолинейный?

— Всегда. В природе и так хватает неправды, зачем создавать лишнюю?

— Ты, наверное, хотел сказать в мире? В человеческом мире хватает неправды.

— Я хотел сказать именно то, что сказал. В природе.

— Мне всегда казалось, что ложь человеческое изобретение.

— Отнюдь. Во-первых, чтобы изобрести, нужны предпосылки для этого. Если мы врём, то где-то в глубинах ДНК у нас заложена способность к этому. А во-вторых, ты же знаешь про хамелеонов, зайцев, меняющих цвет. А птицы, притворяющиеся ранеными, чтобы отвлечь хищника от гнезда? Что это, если не ложь пусть и для выживания? То-то.

— Проехали. Давай вернёмся к твоим предпочтениям. Так кто в твоём вкусе?

— Мой женский идеал актриса Ирина Апексимова. Ей бы только стрижку покороче. Думаю, с возрастом она придёт к такому стилю, он соответствует её внутренней сущности.

Инну как подбросило.

— Слушай! А моя подруга, к которой мы едем, как раз такая! — воскликнула она. — Чёрные волосы, очень короткая стрижка…

У неё молниеносно возник план: знакомим Костю с Олежей, и та забывает обожаемого Павла.

— Стоп-стоп-стоп! — замахал руками Костя, — остановись в своих фантазиях.

— У меня что, на лбу всё написано?

— Нет, у тебя в глазах всё проносится, — засмеялся Костя. — Плюс мимика, эмоции, моторика… словом, догадаться нетрудно.

Где-то рядом что-то зазвонило.

Костя достал из кармана телефонную трубку, извинился и вышел из-за стола.

Однако!

Мобильные… или сотовые? — Инна не знала, как правильно — словом, такие навороченные телефоны были в её окружении экзотикой.

— Прости, — сказал Костя, через минуту усаживаясь обратно за стол, — агент звонил из Питера по поводу следующей выставки, не мог не ответить.

— У тебя, я смотрю, очень насыщенная жизнь!

— Да, на скуку не жалуюсь.

— Когда всё успеваешь?

— Это несложно, если заранее спланировать жизнь.

— И что, круглый год по жёсткому расписанию живёшь?

— Ну да, а что такого? Ты тоже так живёшь: семестр, сессия, каникулы. Потом по новой. Нельзя сказать, что я стопроцентно придерживаюсь графика. Бывает, что в разгар какой-нибудь поездки приходится срываться и возвращаться домой по всяким причинам. Или наоборот: сидишь на даче, и вдруг срочно просят приехать куда-нибудь в Новосибирск. Или в Калининград. Или, скажем, в Монголию. Но это редко бывает. В общем и целом, режим устоявшийся.

— Костя, сколько тебе лет?

— Как и тебе — девятнадцать.

— Когда ты успел сделать свою жизнь такой упорядоченной?

— Не знаю, само получилось.

— Слушай, а у тебя вообще есть недостатки? Ну, кроме географической безграмотности, — Инна находилась в каком-то прибабахнутом состоянии.

— Есть, — коротко ответил тот. — Я, когда волнуюсь или лишнего выпью, начинаю чушь нести.

— Какую?

— Разную.

— Ну какую — разную? Материшься? Или комплименты всем раздаёшь?

— Хуже. Я начинаю говорить афоризмами.

— Чем?!

— Афоризм — это…

— Костя, я знаю, что такое афоризм, — успокоила Инна, — я просто удивилась. И как это у тебя получается?

— Не знаю. Мамуля пыталась мне это объяснять, но я художник без высшего образования, а не её аспирант-психолог, поэтому не понял ничего. У меня это с детства, все близкие привыкли. Ну что? Поехали к твоей в моём вкусе подруге Олеже?

Но сначала, разумеется, заехали снова к Инне за вещами. Пока Костя с сумками спускался к машине, Инна позвонила Оле.

Задыхаясь и захлёбываясь от переизбытка впечатлений, Инна вкратце пересказала всё самое главное, что должна была знать подруга о новом знакомом. Та слушала не перебивая. И завершила хладнокровным:

— Жду.

Они почти подъезжали к Олиному дому, когда…

— Да твою ж!.. — процедил Костя, резко тормозя перед растрёпанной тёткой, которая внезапно выскочила на дорогу перед машиной откуда-то сбоку. — Без головы может быть всадник, но не лошадь!

Инна очумела сразу от всего: и от резкого торможения, и от осознания возможной, но не случившейся беды. И от странного возгласа Кости.

Вот о чём он говорил — афоризмы в минуты стресса!

— А ты каждый раз одно и то же говоришь? — еле шевеля губами, пробормотала Инна.

— Нет, лучше никогда, чем поздно… — Костя сделал три глубоких вдоха и три медленных выдоха. — Ты в норме?

— Оригинально — нет слов! Да, я в норме, бабуле только не говори ничего?

— Разумеется!

К Оле в квартиру поднимались вместе. Инна молча позвонила, также молча зашла в квартиру.

— Ин, ты чего?

— Погоди, она сейчас как котлета. — Костя зашёл следом. — У нас тут небольшое недоразумение произошло.

— Какая котлета?! — изумилась Оля.

— Оль, мы тётку чуть не сбили! Нормально? Недоразумение!

— А котлета при чём?!

— Забудь, — смущённо произнёс Костя. — Оля, срочно нужен горячий чай с коньяком.

Олька кивнула и быстро ушла в кухню.

— Коньяк-то есть? — громко спросил Костя. — А то я могу сбегать.

Он поставил всю поклажу в угол и подошёл к Инне, которая без сил упала в кресло.

— Есть, — ответила Оля. — У меня всё есть, включая счастье и желание работать.

Костя удивлённо повернулся в сторону кухни.

— Я в другом варианте эту фразу слышал.

— Знаю, — Олежа зашла в комнату с чашкой чая и бутылкой. — Держи, дозу сам определи.

Минут через десять Инну отпустило. Чай с коньяком растопили в ней любопытство.

— Костя, а ты часто попадаешь в стрессовые ситуации?

— Бывает, — флегматично отозвался тот, внимательно изучая книги по математике на Олином стеллаже.

— И что, каждый раз новыми фразами сыплешь?

— Наверное, да.

— Наверное?

— Ну, я сам не всегда всё помню, иногда совсем не помню. Но те, кто рядом в такие моменты, говорят, что я не повторяюсь.

— Откуда ты знаешь столько всяких афоризмов?!

— Это длинная история, как-нибудь потом. Ты как?

Инна подумала, что Костя не уходит из-за неё. Вроде все дела сделал, вещи довёз, первую психологическую помощь оказал…

Сказать, что с ней всё хорошо? Но тогда он уйдёт. И всё.

«А с Олежей я их так и не познакомила толком!»

— Если ты в порядке, — без паузы продолжил Костя, — то предлагаю поехать ко мне.

— Оля, это Костя, — не успев перестроить мысли, быстро сказала Инна.

— Я догадалась, — улыбнулась Оля.

— Не, не в порядке, — внимательно посмотрел Костя на Инну. — Иначе бы так не тормозила.

— Зато ты отлично тормозишь! — Инна не упустила случая поддеть Костю.

— Хорошая шутка, уже быстро реагируешь. Ну что, девчонки? Поехали?

— А не хватит ли эмоций на сегодня? — с сомнением покачала головой Олька.

— Нет-нет, Олежа! Поехали! Со мной всё нормально, а с Костей очень интересно! Поехали!

— Оля, почему Инна зовёт тебя Олежей? — очень по-деловому спросил Костя.

— Меня так папа зовёт.

— А он почему?

— Когда родители меня ждали, им все предрекали мальчика. И старые бабки-родственницы, и врачи с акушерками. Даже случайные люди в очереди за молоком. Папа придумал имя для сына, а родилась я. Но он не расстроился. Очень меня любит.

Что-то Оля разговорилась, это было ей несвойственно.

— Но зачем Олежей звать? Оля — и Оля.

— Он говорит, что называл меня Олежей до моего рождения, а значит, я привыкла к этому имени. Поэтому менять имя — это стресс для младенца. Ну что, я собралась. Поехали?

Инна была рада, что вечер не заканчивается, что и Олька, и Костя вместе с ней. Давненько она не была в таком приподнятом настроении!

Захватили кое-какие гостинцы из деревни. («И зачем я их на пятый этаж тащил?!»)

— Кстати, а тётка, которую вы чуть не сшибли, как выглядела? — садясь в машину, спросила Оля. — Крашеная блондинка в мелкую химию?

— Кажется да, — вспоминая, подтвердила Инна. — А ты что, её знаешь?

— Это наша местная городская сумасшедшая. Она всем под колёса бросается.

— Господи, зачем?!

Что за день-то такой: одно событие удивительнее другого!

— Да кто ж её знает? — Оля пожала плечами.

— Она в самом деле душевнобольная или баба со странностями? — уточнил Костя.

— А это не одно и то же? — спросила Инна.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — задумалась Оля, — но не смогу ответить тебе на этот вопрос. Я её не знаю.

— А тогда откуда знаешь, что она под машины бросается?

Инне показалось, или подруга от Костиного вопроса слегка смутилась?

Всё-таки показалось, потому что Оля безмятежно ответила:

— Соседи говорят…

— Оля, а тебя… мы ведь на ты?.. не беспокоит моя бессознательная реакция на стресс? — спросил Костя, когда они, отъехали от Олиного дома и повернули на дорогу, соединяющую этот район с центром города.

— А тебя беспокоит, что меня это может беспокоить?

— Есть немного.

— Рекурсия, однако… Да не парься. Вон Меладзе в своих песнях такие перлы выдаёт, что твоя… м-м… чудесатость просто мелочь.

— Что у Меладзе не так?

— А ты прислушивался к тому, что он поёт?

— Скорее нет, чем да. Мелодию намурлыкать могу, а про что песня — даже не скажу.

— Вот-вот. А там интересно иногда бывает.

— Например?

— Даже не знаю, надо ли тебе говорить? А то всё уйдёт в твой подсознательный арсенал.

— Слушай, но любопытно же! Говори!

— В одной из песен у него цыганка «увезла счастье» в арбе. Я понимаю — рифма, поэтическая условность, но…

— А чем тебе арба не нравится?

— Константин, у цыган кибитки. Арба — это среднеазиатская двухколёсная телега.

— И что?

— Костя! Двухколёсная! А у цыган повозки всегда на четырёх колесах! Надеюсь, не надо объяснять — почему?

— Мне кажется, ты придираешься. Арба, кибитка, телега… какая разница, главное песня душевная.

— Кстати, о душе, как тебе: «душа — это сердце моё»?

— В какой это песне?

— Там, где она красиво вошла и красиво ушла. И разбила ему душу, ла-ла-ла, а «это сердце моё». Как вообще можно разбить душу?

— Твоя логичность не мешает тебе жить?

— Совершенно не мешает! — с видом триумфального победителя улыбнулась Олька.

— А наслаждаться разными пустяками?

— Тоже нет. Например, я обожаю романы Хмелевской. Это такие замечательные пустяки, причем, вполне логично написанные, заметь!

Инна забавлялась. Ей было известно Олино мнение по поводу текстов современных песен.

— Костя, я знаю, что у тебя в анамнезе ещё и географический кретинизм? — невинно спросила Оля.

Инна укоризненно посмотрела на подругу: зачем уж так-то?

— Да, — согласился Костя. — Дубай от Домбая раньше не отличал. Где находится остров Святой Елены выучил только после фильма «Сибирский цирюльник», до прошлого года думал, что Португалия находится в Южной Америке. И долго не понимал, как до Нижнего Новгорода можно добраться вверх по Волге.

— Но это же очевидно! — Инна недоумевала, как такие элементарные знания кто-то не мог понять.

— Не всё, что кажется очевидным, является таковым, — заступилась за Костю Оля. — Например, линия скорейшего невертикального спуска с верхней точки до нижней не прямолинейная, а кривая. Циклоидой называется.

— А разве кратчайшее расстояние между двумя точками это не отрезок прямой?

Костя легко вёл машину и получал видимое наслаждение от болтовни с Олей. И вот это было Инне совершенно очевидно.

— Ты как в анекдоте: от забора до обеда. Задача ставится найти не кратчайшее расстояние, а путь, по которому спуск произойдёт в кратчайшее время. Поиск брахистохроны. — Оля объясняла Косте терпеливо, как первокласснику.

— Всё-таки интересно, как ты в школе географию-то учил? — вклинилась Инна.

— По картинам великих художников.

— А материки как запомнил?

— У бати есть карта старинная. Красивая, похожа на гобелен — так и выучил.

— Покажешь карту? — у Инны проснулся профессиональный интерес.

— Мы едем в студию, не домой.

В студию! — чудеса продолжаются.

— Ты там живёшь?

— Нет, живу я с родителями, за рекой. А работаю в центре.

— Это прямо в том доме? — догадалась Инна.

— В каком?

— Ну, у которого весь пятый этаж это мансарды для художников. Белый такой...

— Да, в нём.

— Я думала, что они только для заслуженных деятелей, — задумчиво заметила Оля.

— Так я, в некотором роде, заслуженный. Но ты права, при советской власти они были только для членов союза. А позднее уже для тех, кто смог купить.

— Ты, значит, смог, — не усомнилась Инна.

— Смог. В рассрочку, правда.

— А в каком подъезде твоя студия?

Оля спросила странным тоном: безразличный голос совершенно не вязался с подтекстом. Инна знала, что Олежа никогда не задавала «лишних» вопросов. В каком подъезде у Кости студия они выяснят минут через пятнадцать. Зачем спрашивать о том, что станет сейчас известно? Такие вопросы может задавать девушка, которая кокетничает с парнем, а значит, совершает массу бездумных действий и произносит кучу бессмысленных слов. Но тогда не с таким же равнодушием!

— В первом от въезда во двор.

Инна резко повернулась к Оле — настолько этот вопрос показался необычным, — и увидела, как та прикрыла глаза. Черты лица обострились, между бровей легла лёгкая морщинка.

— Тебе плохо? — встревожился Костя, взглянув на Ольгу в зеркало заднего вида.

— Нет, всё нормально, — она открыла глаза, лицо её было прежним, но каким-то отстранённым.

— Сейчас приедем, — Костя лихо свернул с центральной дороги в проулок.

И правда, дворами доехали за семь минут.

— Боже, как вы живёте на этих пятых этажах! — стонала Инна, поднимаясь.

— Нормально, я привык.

— Я тоже, — поддакнула Оля.

Поднялись. Костя открыл замок:

— Прошу!

Оля поднялась первой, Инна покоряла последний пролёт.

— Еду на кухню? — из недр студии послышался голос Ольги.

— Ага!

Инна вошла в прихожую. Костя возился с дверями сзади, а Оля входила в крохотную кухню, которая была прямо по коридору. Уверенным жестом Оля включила там свет.

— О! Ты нашла, где на кухне выключатель!

— В таких планировках они всегда в одном и том же стандартном месте.

— А ты бывала в такой студии? — удивилась Инна.

— Я бывала в похожей квартире, — ответила Олька с беспечной улыбкой.

Инне показалось, что Костя хочет что-то возразить.

Он даже головой начал движение, будто сейчас помотает ею из стороны в сторону, когда с чем-то не согласен. Но «на полпути» передумал и промолчал.

— Проходите сюда, — секунду спустя пригласил Костя, открыв двустворчатую дверь из коридора в большой холл.

Да нет, не холл — мастерскую!

В мастерской было, как в мастерской.

Хоть тут сегодня совпали ожидания и реальность.

На высоких стенах висели портреты. Огромное количество всяких портретов. Приглядевшись, Инна поняла, что в каждом из горизонтальных рядов были расположены изображения одного и того же человека. Но при этом все они отличались. Иногда чем-то неуловимым. А порой очень даже существенно.

Внимание Инны привлёк стоящий на полу около двери портрет юноши, почти подростка. Лицо, если не всматриваться в детали, было невзрачным. Но антураж картины — яркая длинная змея на плече, лес на заднем плане — делали этого паренька романтическим героем фантастического боевика.

Память всполошилась и забурлила — что-то было в её жизни очень похожее. Было…

Подошла Оля.

— Очень эффектно, согласись! — спросила Инна, кивая на портрет юного мачо. Та не ответила.

— Красиво, правда? — повторила Инна, поворачиваясь к подруге. Та смотрела на портрет не мигая. Лицо застыло.

Что с ней сегодня такое?

Оля медленно перевела глаза на Инну.

— Да, правда красиво и очень эффектно. — Оля резко развернулась, отошла от Инны. — Эпично тут у тебя, Костя. Это всё итоги твоего хобби?

— Ты когда об этом узнать успела? — удивился Костя.

— Извини, это я разболтала, — Инна смутилась.

— А ты когда успела?

— Ты же сам мне рассказал!

— Нет, не узнать. Разболтать когда успела?

— Ну, мы это умеем! — оживилась вдруг Олька. — Скажи, Костя, а на заказ ты что рисуешь?

— Пишу, — как будто на автомате поправил Костя. — Тоже портреты. Чаще всего. Иногда эскизы театральных декораций. Бывает, что пейзажи, но редко.

— А портреты рису… прости! пишешь в своём же стиле?

— Да. Образ на выбор клиента. Но и консультирую, разумеется, чтобы чудовища на полотне не вышло.

— А эти работы, которые у тебя получаются как результат хобби, ты выставляешь?

— Да.

— Продаёшь?

— Если кому-то понравится, то почему — нет?

— Но ведь это… комплект, серия своего рода. Причём, абсолютно уникальная. А без одной-двух картин не полная.

— Так она изначально не полная. — Костя сел на тахту и посмотрел на почти законченную картину в подрамнике около окна. — Эта полнота практически недостижима. Ты же математик. Скажи, сколько существует комбинаций, если только типов внешности по Кибби тринадцать, плюс все оттенки цвета волос, плюс цвет глаз и цвет кожи, а ещё форма причёски или стрижки… А теперь все социальные атрибуты, которым несть числа, включая одежду и тип ткани, из которой она сшита… жизни не хватит всё написать.

Костя помолчал.

— Да и не жалко, если честно. Эти портреты, скорее выброс энергии, которая мешает жить.

— Не поняла…

— Неважно, долгая история. И неинтересная. Может, стол накроем? Я сейчас тут всё устрою, а вы с кухни несите сюда посуду, еду… разберётесь, в общем.

Костя решительно встал и открыл встроенный шкаф, в котором стояла складная мебель.

Сидели хорошо.

Костя угостил Инну с Олей модным вермутом. Инна попробовала, Оля отказалась. Она совсем не пила алкоголь.

Сам Костя тоже не стал пить под предлогом «за рулём», но Инна подначила:

— Нет, ты боишься, что афоризмами говорить начнёшь!

— Не без этого, — согласился Костя, потёр руки и откинулся на спинку дивана. — Ну, девушки? Чем будете заниматься, когда закончите вуз?

— Это ты коллекцию пополняешь? — уточнила Оля.

— Да.

— Я хочу заняться организацией туризма, — с воодушевлением начала Инна.

— Экстремального?

— Нет. Я люблю комфорт: дома отдыха, круизы на теплоходах, автобусные путешествия…

— А как же без палатки у костра? У тебя ж отец геолог! — Костя весело смотрел на Инну. — Сандра как-то говорила, что ты тоже этой романтикой болела.

— Было такое, — согласилась Инна. — Ну, во-первых, папа всё-таки мужчина. А во-вторых, глядя на маму, которая постоянно его ждала, я поняла, что не хочу доставлять близким таких переживаний. А респектабельный туризм — это, в основном, совместный семейный отпуск. Так что…

— А если вдруг случится так, что тебе надо будет выбирать: семья или работа? Ты чем будешь жертвовать?

— Работой. Семья дороже!

— А ты? — Костя повернулся к Олеже.

— Передо мной выбор точно не стоит, я для себя в семейной жизни не вижу смысла. Во всяком случае, пока. Поэтому мой вектор жизни направлен… не на карьеру в традиционном понимании… на любимое дело.

— А как же отрицательное отношение общества к такой позиции? Не смущает?

— Меня смущает только одно отрицательное отношение — тангенс тупого угла, если он стоит под квадратным корнем. Всё остальное — моё личное дело.

— А родители как на это смотрят? Они кто у тебя?

— Папенька токарь, матушка инженер. А на желание, точнее нежелание выходить замуж, они смотрят нормально. Если человек ответственно и аргументированно подходит к выбору стиля жизни, что в этом плохого? Они уважают моё решение. Я в принципе не предназначена для семейной жизни, зачем делать несчастным и себя, и другого человека?

— Понятно, на нашем заводе брак не в моде… Жаль. А я хотел замуж тебя позвать, — на полном серьёзе сказал Костя, глядя прямо в лицо Оле. — Ты имей это в виду, когда поймёшь, что пришло время. А ещё подумай над тем, чтобы стать моей натурщицей. Я бы тебя как гетеру написал, тебе очень походит этот образ. Причём не портрет, а в полный рост. Ты вызываешь мужской интерес и неудержимое влечение.

— Ты здесь и с натуры пишешь? — спросила Оля, ни на секунду не смутившись ни от Костиной тирады про замужество, ни от смелого предложения.

— Да, вон и подиум есть, — Костя кивнул в угол.

— И натурщицы у тебя тут часто бывают… — не столько спросила, сколько почти констатировала Оля.

— В том смысле, который ты сейчас вкладываешь, пока не было ни одной. Ты будешь первая, если захочешь.

— Опять, если захочешь… — вздохнула Ольга.

— Что значит опять?

— Не бери в голову.

— Примешь положительное решение, дай знать.

— Я подумаю, — Оля внимательно смотрела на Костю.

А Инна боялась шелохнуться от такой неслыханной откровенности. В голове пульсировало, она чуть не задохнулась от нарастающего волнения. И только молча переводила глаза с Оли на Костю и обратно.

— Подумай, — кивнул Костя. — Так каким любимым делом ты хочешь заниматься?

— С помощью математики улучшать жизнь людей.

— Ого! А такое возможно? — удивился Костя.

— Можно, — уверенно ответила Оля. — Методик — море, разных и на все случаи жизни. Но честно — не знаю, как всё это лучше организовать. Поэтому, пока думаю. Скажи, Костя, ты, как я поняла, сейчас не учишься. А учился?

— Разумеется. Три года в художке.

— Почему три, а не четыре?

— Я экстерном закончил. Мне там особо учиться-то нечему было. К тому времени я почти всё знал и умел. Разве что какие-то совсем редкие нюансы.

— Хочешь сказать, что тебе некуда расти?

— Нет, ты неправильно поняла. Традиционное обучение предполагает определённый круг базовых классических знаний и формирование опыта на заданном уровне. Сложно в четыре года впихнуть изучение и освоение всех существующих на сегодняшний день инструментов художественного изображения. Но базой я владел годам к двенадцати. А совершенствоваться, постигать или даже изобретать что-то новое, как ты понимаешь, можно всю жизнь.

— А высшее почему не хочешь получать? Или хочешь?

— Не хочу. Зачем? Всё, что надо, у меня есть. Высшее образование необходимо для статуса «профессиональный художник». Так мне этот официоз никуда не упёрся. А что по этому поводу думает кто-то левый, для меня также важно, как для тебя твоё замужество.

Костя говорил без бравады. Это вызывало уважение.

— Ты в Испанию и Францию ездил, — внезапно вспомнила Инна, — а где ещё был?

— Да что ж такое! Всё обо мне да обо мне! Давайте про вас, девочки!

— Нет, Костя, мы с Инной обыкновенные.

— Так и я обыкновенный.

— Нет, ты загадочный! Так где же ты был?

— Да много где. Европу, пожалуй, почти всю исколесил.

— А что ты там делаешь в своих поездках?

— Смотря где. В Париже, например, живёт кутюрье знакомый. Мы с ним разрабатываем дизайн тканей для его коллекций. Иногда я консультируюсь у него при создании театральных костюмов. В Абхазии изучаю творчество Александра Шервашидзе. В других местах по обстоятельствам: или выставки, или заказы.

— Как же скучно я живу, — с лёгкой завистью протянула Инна, — ты путешествуешь, картины такие замечательные пишешь, Оля в студсовете тусуется, постоянно занята, то одно мероприятие, то другое…

— Да нет, всё, — очень решительно заявила Оля, глядя при этом почему-то на Костю с каким-то необычным выражением лица. — Навеселилась, хватит.

Костя после Олиных слов тоже странно на неё смотрел.

— А в Америку ты ездил? — Инна хотела перетянуть Костино внимание.

— Нет, там пока не был. Зато бывал в Японии. Хватит обо мне. Расскажите, какие увлечения есть у вас? Инна?

— Нет, у меня нет особых увлечений. У Олежи есть.

— Да? И какое?

— Я замечаю интересные номера автомобилей: репдигиты, палиндромы…

— Ох, ты ж, ёжики колючие! У тебя профдеформация, Оль.

— Как и у тебя.

— Согласен.

Память у Инны опять вдруг всколыхнулась.

— Костя, а мы с тобой в кафе говорили о неправде. Мне показалось это интересным. Расскажи подробней. Я раньше не слышала об этом.

Оля заинтересованно подняла бровь, Костя улыбнулся.

— Извольте. На самом деле мысль не моя и не новая. Она описана в узкоспециализированных книжках. Психологи о ней знают. Если коротко, то любое искажение действительности… не важно, враньё это или утаивание чего-то, то есть ложь и секрет, очень напрягают психику человека. Чтобы снизить психологическую нагрузку, человек подсознательно старается минимизировать источники раздражения. Начинает сторониться конкретных людей или перестаёт ездить в некоторые места. В горы там или к морю, с чем у него ассоциируется эта тайна. Избегает разговоров на определённую тему. Всё это и приводит к разным по сложности последствиям.

— Короче, сбивается система координат. — Оля понимающе кивнула.

— Можно и так сказать. В повседневной жизни, как минимум, необходимо напрягать память, чтобы помнить, что и кому ты соврал. Это утомительно. Поэтому я предпочитаю всегда всё говорить прямо, как есть.

…Время пролетело быстро, как взмах ресниц.

— Костя, спасибо за вечер, нам пора, — Оля встала. Её слова прозвучали для Инны неожиданно.

Для Кости, кажется тоже.

— Оставайся. — Костя поднялся следом и взял Олю за руку. — Я напишу вас более похожим, чем вы есть…

Да что же это происходит!

— Костя, ты не волнуйся пока. Сегодня я не останусь. — Оля отказалась мягко, но твёрдо.

— Ну нет так нет, — легко отступил Костя после секундного молчания. — Я отвезу…

Но Оля возразила:

— Нет, мы сами доберёмся.

— Боишься, что всё-таки уговорю тебя вернуться и остаться на ночь?

— Не боюсь. Я решения редко меняю. Или не сразу.

— Машину я всё-таки вам поймаю, — тоном строгого родителя сказал Костя.

— Ладно, но заплатим мы тоже сами.

— Как скажешь, логичная и симпатичная… Оставьте здесь всё, я сам потом уберу.

***

Сентябрь, поначалу робко входя в город, к десятому числу захватил всё пространство. То, что недавно было лето, прочно забылось. Пары, пары, пары…

— Внимание, студенты! — замдекана географического факультета постучала по столу ручкой, хрестоматийный учительский жест. — В учебном плане третьего курса произошли изменения. В этом семестре вам будет читаться педагогическая психология, всё-таки не исключено, что некоторые из вас в будущем пойдут работать в учебные заведения. Практика переносится с декабря на май. Лекции будут три раза в неделю, в конференц-зале. В том, где ряды полукругом, не перепутайте. Преподаватель приходящий, из другого вуза. Не копите долгов, в конце семестра не набегаетесь сдавать.

Как потом выяснила староста третьего курса, лекции по этой самой педагогической психологии читать им будут одновременно с четвёртым курсом. Именно из-за него была такая интенсивность — выпускников надо было обязательно отправить на полевую практику в декабре, потому что с февраля уже начиналась преддипломная… И понятно, почему в конференц-зале: ни в одну нормальную аудиторию они в таком количестве не вошли бы.

— Там что-то напутали в прошлом году. Или что-то изменилось… Короче, я не вникала, — стрекотала староста. — А чтобы не перегружать преподавателя нас объединили.

Инна без эмоций отнеслась к этой ситуации. Ну как это могло повлиять на её жизнь? Понятно, что никак. Подумаешь, новая дисциплина. Да и объединение с другими курсами и даже факультетами тоже не новость. Всякое бывало.

Лекции по педагогической психологии неожиданно очень понравились.

Лектор — Денис Олегович, доцент и кандидат психологических наук — оказался интересным человеком и компетентным преподавателем. Он не отчитывал информацию, а беседовал со студентами.

Наверное, в его родном вузе так было принято. А может, это был его индивидуальный педагогический стиль.

Инна с ответами на вопросы лектора не лезла, хотя мысленно всегда на них отвечала. И ей было приятно, что в большинстве случаев она была очень близка к правильному ответу.

— Запомните, молодёжь, абсолютно истинного ответа не может быть ни на какой вопрос! Всегда надо помнить о контексте, невысказанных условиях, которые понимаются вроде как «по умолчанию», но воспринимаются разными людьми совершенно неоднозначно. Надо помнить о подмене понятий, намеренной или неосознанной, о том, что все мы разные, в конце концов. Но есть некоторая степень приближения к истине. Кстати, сокращать дистанцию между истиной и собой не всегда является благом, учтите это.

Такие мимолётные «уроки жизни» возникали частенько и вызывали у студентов географического факультета детский восторг. Может потому, что лекции Дениса Олеговича очень отличались по характеру от всех тех, которые у них до сих пор были. А может это было личное обаяние преподавателя.

Одним из самых активных участников возникающих на лекциях разговоров был какой-то четверокурсник. На третьем курсе парней Инна знала всех. А голос был незнакомым.

Инна не видела того, кто говорил — он всегда сидел на самых дальних рядах амфитеатра у стены слева. Она же любила первые места и центр: и видно всё, и слышно. Ответы этого четверокурсника были очень созвучны тем, которые появлялись в голове у Инны. Она даже иногда удивлялась: просто слово в слово её мысли повторял чужой мужской голос.

Неужели такое бывает?

Через месяц Инне казалось, что она этого человека знает давным-давно. Она воспринимала его, как «второе я». Временами создавалось впечатление, что какая-то часть её души отделилась в далёком прошлом, до появления Инны на свет, и начала жить своей жизнью.

Это было странно, нереально и волнительно.

Был случай на лекции по мотивации поведения подростков.

— Денис Олегович, — раздался знакомый голос, уверенный в праве быть в этом мире. — А можно избежать педагогической ошибки, если понимать истинные причины действий ребёнка?

— Не только педагогической, не только ребёнка. Можно избежать любой ошибки в жизни, если знать причины, побуждающие человека действовать определённым образом. Проблема в том, что, как правило, любая человеческая активность полимотивирована. То есть к конкретному результату — действию, поступку, речевой коммуникации — нас с вами приводит не один конкретный мотив, а система взаимодействующих мотивов. В этой системе что-то имеет приоритетное влияние, а что-то — фоновое. Но, как бы то ни было, все мелочи, так или иначе, являются причинами того, что с нами происходит. Причина — это начало всех начал. Причины есть у всего: у облачной погоды и пробки на дороге, хорошего настроения и сломанного пальца. Причина есть даже у географии месторождений нефти.

В аудитории засмеялись.

— Поэтому, чисто теоретически, ответ на ваш вопрос — да. Зная мотив, можно избежать педагогической ошибки. Но это всё равно трудно. Потому что в бой дополнительно вступают сопутствующие факторы. Например, состояние педагога или родителя в данной конкретной ситуации. И у этого состояния, и у этой ситуации в свою очередь тоже есть определённые причины. Кроме того, необходимо учитывать различные обстоятельства времени и пространства, включая окружающих людей или состояние природы.

«И тем не менее, надо стараться понять ребёнка!»

— Всё же мне кажется, что педагоги и родители должны пытаться понимать, почему ребёнок совершает какие-то поступки, пусть даже и… не совсем благовидные, — было понятно, что этого студента в самом деле волнует обсуждаемый вопрос.

— Абсолютно согласен, именно поэтому вы все и слушаете мою дисциплину!

Студенты опять засмеялись.

Как-то раз на лекции вдруг возникла дискуссия о том, как реагировать на то, что ученик на уроке отвлекается, например, складывает из бумаги лягушек.

Посыпались ответы:

— Удалить с урока…

— Вызвать родителей…

— Отправить к директору или завучу…

«Глупости какие!» — раздражилась Инна. Сегодня она задержалась у научного руководителя и не успела занять место в первых рядах. Поэтому сидела очень высоко, что вызывало у неё дискомфорт.

«Какие родители, какой директор? Урок хотят сорвать? Пока учитель занимается одним учеником, урок пропадёт для всего класса. Надо попросить этого ребёнка сделать этих лягушек на весь класс, штук сто! И сказать, что за это ему будет поставлена оценка в журнал».

— Я бы подошёл к нему и тихо, чтобы никто больше не услышал, попросил сделать сто штук таких лягушек. И что за эти сто лягушек ему будет пятёрка в журнал. За пятьдесят — только четвёрка, а будет меньше тридцати, то двойка. Надо посчитать, какова там скорость изготовления этих лягушек, что бы точно не смог сделать…

До боли узнаваемым голосом говорил русоголовый парень, тремя рядами ниже. Инна его хорошо разглядела, потому что сегодня сидела у окна, а он — у противоположной стены. На нём был модный светло-серый свитер с оленями. По внешности же молодой человек был ничем не примечателен. Совсем ничем. По улице Инна прошла бы и внимания не обратила.

— Кто это? — ошеломлённо спросила Инна у сидевшей рядом однокурсницы.

Из недр души поднимался сладостный страх.

Неожиданно Инна поняла, что Олька была абсолютно права, и уже догадывалась, что именно ответит соседка.

— Ты чего, Горова? — удивилась та. — Это же Пашечка Курган!

Пары закончились.

Инна вышла из корпуса.

В ярком солнечном свете качались быстро — в раз! — облетевшие к началу октября деревья. Перед корпусом была отличная лужайка, на которой группками там и тут росли красивые плакучие берёзки. Инна любила там сидеть на лавочке в летнюю сессию: уютно и удобно.

Неподалёку стояла яркая, экзотическая — знакомая! — машина. Костина.

Очень интересно!

Что он тут делает?

Скорее всего, к другу приехал, о котором говорил.

Из-за угла здания вышел Костя.

С Павлом.

Вот это поворот!

То есть Костин лучший друг и есть Павел?

Павел Курган, любимец почти всех вузовских девушек, Олькина несчастная любовь?

А Костя лучший друг Павла.

Уж не в Костину ли мастерскую приводил он Ольгу?

Так вот почему с ней тогда происходило что-то странное и непонятное!

Павел с Костей сели в машину и уехали. А Инна стояла на крыльце корпуса и не могла поверить в такой зигзаг жизни.

День был явно судьбоносным.

Получается, что к знакомству с Павлом она двигалась одновременно с трёх сторон: Олиной, Костиной и своей.

Надо же!

Это требовалось обдумать, неспешно и обстоятельно.

Но всему мешала мечущаяся в голове, как мотылёк в банке, мысль: Инна всё-таки влюбилась в того, кого безответно любила близкая подруга!

***

…Кап…

…уже утро? а что темно так? впрочем, осень же…

…кап…

…дождь или с крыши капает после ночи?..

…кап…

…хорошо, что никуда не надо…

…кап…

…встать или нет?..

…кап…

…да, мелкий и редкий дождик…

…кап…

…пасмурно, и настроение такое же…

…кап…

…с Олежей надо поговорить…

…кап…

…узнать, как она? Всё ещё…

…кап, кап…

…страдает или отвлеклась…

…кап, кап…

…пусть бы всё-таки с Костей…

…кап-кап…

…у них всё получилось…

…кап-кап…

…она ему точно понравилась…

…кап-кап-кап…

…вон какие разговоры…

…кап-кап-кап-кап…

…откровенные вёл…

…кап-кап-кап-кап…

…даже Инна ему была…

…кап-кап-кап-кап-кап…

…не помеха…

Дождь разошёлся, его гулкая дробь заглушила тревожные мысли. Инна принялась за привычные воскресные дела.

***

Инна мучилась неделю. На очередной лекции, получив подтверждение, что «он — это тот самый единственный», она решилась на объяснения с Ольгой.

Придя домой, Инна первым делом стала ей звонить.

— Оль, мне поговорить с тобой надо, — отважно начала Инна, сжимая в потной руке телефонную трубку. — Ко мне или к тебе? Или где-то?

— Давай к тебе. Хочешь, я с ночевой приеду.

— Я-то согласна, но у меня разговор такой… не простой. Не знаю, захочешь ли ты потом остаться.

— Что, в Пашку влюбилась? — даже не видя подруги, Инна поняла, что та улыбается.

— Как ты… догадалась? — от ужаса голос засипел.

— Я не догадалась, а просчитала. Жди, вечером я приеду. И останусь на ночь.

Инна выдохнула.

— Ну что, выкладывай, — весело начала Олька, не успев зайти в квартиру.

— Только не обижайся, Олежа! — пролепетала Инна. — Если бы я знала, что это он, я бы никогда, веришь?

— Я пока ничего не поняла, — Оля разделась и пошла на кухню. — О! Мой любимый чай. А я тебе шоколад вкусный принесла. А есть что поесть?

Оля по-свойски начала хлопотать, накрывая на стол.

— Конечно есть, — Инна начала помогать, время от времени обречённо посматривая на подругу и вздыхая.

— Ты сама не разводи трагедии. Первый раз что ли? Вспомни, в пятом классе чуть не поубивали друг друга…

— Оль, ну ты что сравнила?! Пятый класс и взрослую жизнь…

— Ой, да ладно, взрослая жизнь, — беспечно отмахнулась Оля, с блаженством вытягивая ноги и откидываясь на спинку кухонного диванчика. — Сколько у нас с тобой женихов-ухажёров ещё будет? Со счёту собьёмся.

— Оль, — осторожно начала Инна, — а ты с Костей поддерживаешь отношения?

— С чего бы?

— Но он же открытым текстом предлагал тебе остаться с ним. Я была уверена, что ты ему понравилась.

— Я тоже так думала, но видимо нам с тобой это только показалось. Во всяком случае, никаких шагов он до сих пор не сделал. Встретиться не пытается, хотя знает, где я живу. Захотел — давно нашёл бы меня и уговорил… Так что, нет. Никаких отношений. Пока. А ты что спрашиваешь? Зубы заговариваешь или что-то конкретно интересует?

— И то, и другое, — созналась Инна. — Костя мне говорил, что ему нравится вполне определённый женский типаж. И ты — это один в один. В смысле, одна в один… Ну, короче, это ты!

— Ок, приму к сведению, — кивнула Оля, аппетитно жуя бутерброд с толстым куском ветчины.

— А что касается меня… — Инна набрала воздуха и выплеснула Оле все свои думы и сомнения.

— Не вижу никаких препятствий для ваших отношений, — внимательно выслушав Инну, сказала Оля и стала заваривать чай. — Я так поняла, что тебя тревожат две вещи. Первая — твоя невезучесть в любви. Но Инка, я говорила — ты обладаешь таким важным и уникальным артефактом, как роскошные волосы. Помнишь, я рассказывала про это? Попадись ему намеренно на глаза. Так, чтобы не увидеть тебя он не смог бы. А когда увидит, то, стопудово не обойдёт тебя вниманием. Поэтому сначала организуешь знакомство, а потом посмотрим. Я тебе не соперница. Да и пережила я эту ситуацию. Он же мне популярно всё объяснил, а я девушка с мозгами — математическую логику единственная в группе с первого раза на «отлично» сдала. Так что — вперёд, действуй!

Стали укладываться спать. Напряжение, которое в последние дни не давало Инне нормально жить, ушло. Предвкушение чего-то волнительного разливалось в воздухе, как запах духов из разбившегося флакона.

— Знаешь, Олежа, — мечтательно сказала Инна, — было бы здорово, если бы мы подружились парами: я и Паша, ты и Костя. Они друзья, мы подруги.

— Резон в этом есть, — сонно пробормотала Оля, — но как Павел будет чувствовать себя в моём присутствии?

«А я об этом забыла…», — подумала засыпающая Инна.

Всё-таки хорошо, что у Павла с Олей не было ничего серьёзного. А цвет глаз — это просто цвет глаз, что они — дети что ли в самом деле?..

Назавтра Инна специально села на первый ряд сбоку, сразу возле входа. Это был единственный путь к другим местам в конференц-зале, так как здесь начинались ступеньки, ведущие на верх амфитеатра.

И оказалась права: как только Павел зашёл, его взгляд остановился на Инкином лице. Инне даже показалось, что Пашины глаза вспыхнули от удивления и восхищения.

Инна сделала вид, что ей надо выйти, встала и пошла навстречу Павлу. Она подошла совсем близко. И уже собиралась споткнуться, чтобы «как бы падая», ухватиться за Павла. Но не успела. Павел споткнулся сам. Более того, он схватился за ворот своего модного свитера и, тяжело дыша, привалился к стене.

«Прекрасный способ показать мне, какая я сногсшибательная», — довольная собой оценила выходку Павла Инка.

Первый шаг был сделан. Надо было закрепить успех. Но каждую лекцию садиться на одно и то же место было неразумно: всем бы стало ясно, что она «бегает» за Павлом, а этого не хотелось. Хотелось, чтобы он первый подошёл.

Инна стала занимать место у окна, напротив входа. Но не садилась, а стоя ждала, когда придёт Павел.

Павел, входя в аудиторию, искал её глазами и улыбался, когда их взгляды встречались.

Пару раз в коридорах корпуса, проходя мимо Инны, Павел всем видом показывал, как ему плохо от её неземной красоты, но это было неоригинально. Как-то не вязалось это шутовство со сложившимся образом Павла.

Завтра общая лекция была первой парой. Инна придумала, что сделает: она придёт пораньше и попробует невзначай встретить Павла на улице. Если получится. В конце концов, попытка не пытка. Сама подойдёт и познакомится.

А что? Ждать его инициативы «до греческих календ?» — как сказал бы деда Гена.

Утро было прохладным. Инна даже пожалела, что не оделась теплее. Она подходила к корпусу, который по случаю раннего времени был почти тёмным.

— Инна!

Инна обернулась на окрик. Неподалёку стоял Павел.

На всей университетской аллее, рядом с которой стоял их географический корпус, они были одни.

— Паша?

Пока Инна приближалась к Павлу, от его улыбки у неё оттаивало всё: сердце, уши, руки…

— Я вижу, мы знаем друг друга… — начал Павел.

Но внезапно побледнел.

— Как некстати, — пробормотал он. — Опять происходит что-то не то…

Павел попятился, прижав руки к груди. Прислонился спиной к дереву и начал глубоко дышать.

— Извини, Инна, — с трудом проговорил Павел. — Так себе начало знакомства, но…

— Тебе может помочь?! — От испуга Инна стояла столбом.

Дурочка.

— Нет-нет, сейчас пройдёт. Ты иди, займи нам с тобой места, я знаю, ты любишь сидеть поближе. Я приду сейчас…

Нам с тобой! Это не просто знак или намёк, это разрешающий сигнал светофора, поднятый шлагбаум на переезде, за которым финиш и бесценный приз…

Инна, пока шла сначала до корпуса, потом по коридорам, многократно прожила момент, который наступит через десять минут: Паша заходит, идёт к ней, садится рядом, берёт за руку, потом на лекции она будет чувствовать его плечо, бедро… дальше мысли начинали путаться, и она возвращалась к началу своих фантазий.

…Но на лекцию Павел не пришёл.

Остаток дня Инна провела в раздрае: что могло произойти?

Всё ли с ним в порядке?

Что могло помешать им продолжить знакомство?

Вечером в квартире у Инны зазвонил телефон.

— Слушаю.

— Хочу реабилитироваться. — Сердце прыгнуло выше неба, упало на тёплый ковёр под ногами и затрепыхалось лохматым собачим хвостом.

— С тобой всё хорошо?

— Да, Инна, спасибо. Со мной такое бывает, но сейчас не об этом. Я приглашаю тебя на свидание. Пойдёшь?

— Конечно пойду, — задорно ответила Инна, улыбаясь как Чеширский Кот.

— Тогда выходи, я жду тебя у подъезда. И оденься тепло, на улице холоднее, чем утром.

Чем утром! Он всё помнил, он не виноват!

Инна как истребитель пронеслась по квартире, выключая-закрывая-задвигая… Попутно одевалась и вспоминала, где лежит её любимая шапка, которая ей очень шла. Шапка была под цвет волос, какая-то лохматая, словом, очень походила на причёску. И при этом грела. То, что надо. Сумка, ключи, перчатки… Сапожки, наверное, а не кроссовки. Под куртку тёплый шарф, на голову замечательную шапку…

Всё, готова!

Инна оглядела себя в зеркале, глянула на часы — уложилась в пятнадцать минут, молодец! — и выскочила из квартиры.

Павел стоял под фонарём. Всё по правилам.

Как там положено по классике жанра: под часами или под фонарём? Вот, под фонарём он и стоял.

Инна поняла, что её мысли путаются. Она остановилась, едва выйдя из подъезда, чтобы перевести дыхание. В груди стало вдруг тесно, как дрожжевому тесту в маленькой кастрюльке.

Павел пошёл ей навстречу.

— Добрый вечер!

— Добрый вечер…

Как долго они могут стоять, глядя друг на друга? Вечность…

Вдалеке загудела машина.

Инна очнулась. Павел, кажется, тоже.

— Как ты узнал, где я живу? А телефон?

— У меня есть секретный осведомитель.

— А, — осенило Инну, — Костя!

— Он самый, — весело подтвердил Павел, — ну что, Инна, двинемся?

— Двинемся, а куда?

— Предлагаю сначала прогуляться. Потом, когда ты замёрзнешь, зайти в кафе, а потом… Потом придумаем!

— Согласна!

И они пошли рядом. Инна даже не отследила, в какую сторону они пошли: какая разница, если она с Пашей?

До кафе в этот вечер не дошли.

Инна так была впечатлена всем происходящим, что никакой холод её не смог одолеть. На многочисленные Пашины вопросы «Ты не замёрзла?», она отчаянно мотала головой: в кафе придётся что-то есть или пить, а отвлекаться от разговора с Пашей и отвыкать от ощущения «рядом мужское плечо» совершенно не хотелось. На самом деле Инне было действительно тепло. Да что там, ей было жарко, как в знойный летний полдень!

Ночью, когда эмоции притихли, заваленные тяжёлым одеялом — в квартире тоже похолодало, — Инна стала размышлять: от чего она в такой нирване?

Гуляла же она раньше с молодыми людьми.

И в кино с соседским мальчиком ходила. На первом курсе в кафе с однокурсником сидели…

Но всё это было обыденно.

Не витально, как сказал бы дедушка Миша.

А с Пашей была сказка!

Как первое впечатление от стереофильма!

Поняла — первый раз в жизни с ней случилось взаимное притяжение! Тот самый редкий единственный в жизни случай.

Это было настолько внове для Инны, что она опять и опять вызывала в памяти каждый миг прошедшего вечера. И заново проживала. Инна испытала такое неистовое желание сохранить и развить эту взаимность, что остановить её в этом стремлении смог бы только мчавшийся навстречу локомотив.

Но и в этом случае отступать она не собиралась.

***