Бесплатный фрагмент - Волшебный запах полыни

Семейный альбом

Нашим родным — с любовью,

Нашим детям — с надеждой…

Однажды осенью я шла дворами по каким-то своим надобностям, дорога пролегала неподалеку от обычной мусорки, организованной в каждом дворе. Стараясь «не вступить» и не вдохнуть специфических ароматов, я наткнулась взглядом на лежащий между мусорным контейнером и тропинкой старый семейный альбом. Его страницы стояли веером, ветер листал их, то приоткрывая, то захлопывая. Там были фотографии. Я оцепенела. Что это! Господи, что это?

Кто выбросил? Дети, внуки умерших стариков? Ну, не сами же хозяева. Может быть, это сделали новые владельцы квартиры, выбрасывая «хлам» прежних жильцов? В любом случае мне представилась самой вероятной версия, что хозяев нет в живых, а альбом выбросили не потомки, а чужие люди. Согласиться с тем, что так могут поступить наследники, было невозможно. На некоторое время я, в полном ступоре, забыла, куда и зачем шла. Не знаю, почему я не подняла этот альбом: побоялась лезть в грязную лужу? Теперь я жалею, что не сделала этого. А тогда я, повернув обратно в сторону дома, не могла отделаться от воображаемой картины: альбомы, фотографии моей семьи валяются где-то у помойки, их разносит ветер, забрасывая в грязные лужи. А мимо идут люди, идут люди…

Я начала лихорадочно думать, как сделать, чтобы такого не случилось со мной. И, грешница, подумала, что никто не даст гарантии от такой смерти памяти, собираемой и хранимой десятилетиями в каждой семье о родных, близких, если не предпринять каких-то, пока не знаю каких, мер. Дело в том, что жизнь за последние 15–20 лет так изменилась — ее формы, так называемые артефакты; что-то из физических форм перешло в формы виртуальные, не занимающие много места, не нарушающие современный стиль или еще что-либо. Иное просто стало немодным. Кажется, именно это произошло со старыми семейными альбомами. Многие их спрятали подальше в шкафы. Но выбрасывать, мне кажется, еще рано, и эти предметы не заслужили такой судьбы. Можно выбросить старый шкаф, диван, стулья, но память!

Что попусту рассуждать, нужно, пока не поздно, продумать собственные меры, чтобы ничто и никто — ни время, ни люди — не мог поглумиться над святынями.

Иногда кажется, что новая жизнь жестко и жестоко отрицает старую жизнь вместе с еще живыми ее носителями или вещественными знаками. Обижаются на молодежь старики, не находя себе места в новых, не всегда понятных реалиях жизни. Новодел вымещает или грубо растаптывает знаки старины. Новые города не предполагают комфортного существования стариков. В новом ритме и стиле жизни кажется, что, кроме стариков, некому будет печалиться об утратах памяти. Молодым некогда оглядываться.

Сейчас для меня наступило время готовиться к неизбежному, так как жизнь в общем-то прожита…

Я за собой числю большой долг перед своими родными: отцом, матерью, дедушками и бабушками. Не знаю, удастся ли мне хоть частично уберечь их, давших мне жизнь, от полного забвения, но я попробую.

Моя беда состоит в том, что в свое время я пренебрегала собиранием и сохранением знаков жизни моих родных и близких, а теперь, когда хватилась, поняла, что со смертью родителей и бабушек-дедушек безвозвратно потеряла бесценные сведения, те ниточки, которые могли бы связать нас — ушедших, живущих и тех, кто придет нам на смену.

Многие годы я посылаю в пустоту вопросы, которые не удосужилась в свое время задать своим родным. Но, несмотря на очевидную тщетность, я все задаю и задаю им эти вопросы, ответы на которые исчезли вместе с прошлым.

Единственное, что смягчает мою вину, это то, что не одна я такая бестолочь. У многих очень известных людей в их воспоминаниях звучит подобное запоздалое раскаяние.

Многие люди стремились сохранить память о своих близких, о себе. (Правда, чтобы быть уж совсем искренней, далеко не все, более того, некоторые считают мое теперешнее занятие пустой блажью, которой я занялась от безделья.) Раньше носителями такой памяти для потомков были дома, вещи, драгоценности, портреты, переходящие наследникам из поколения в поколение. В этих предметах жил дух времен, души прежних их хозяев. Они как-то влияли и на потомков, от чего-то их остерегали. В бедные советские времена некоторым доставались отчие домишки, «великим» устанавливали памятники, на домах, где они жили, вешали памятные доски.

Простые советские люди (была такая нация, ее потомки заселяют теперешние российские просторы) в городах заводили семейные альбомы, а в селах вешали на видное место общую рамочку, в которую собирали фотографии родни. Но времена безвозвратно меняются, даже память подвергается влиянию времени и моды, и сегодня в городском жилище практически невозможно увидеть семейную рамочку, а альбомы перекочевывают с почетных мест на дальние полки шкафов, а то и в чуланы. Трагическая судьба постигает старые семейные альбомы после смерти последних их хозяев, когда не то что чужие люди, заселяющиеся в жилье, а молодые наследники, родственники, чаще внучатого уровня, избавляются от этих реликвий, как от ненужного хлама.

Как больно видеть у мусорных ящиков такие альбомы! Ведь это все равно что выбросить на помойку часть чьей-то жизни со всеми ее радостями и бедами, надеждами и разочарованиями. Я думаю, никто из живущих не хотел бы, чтобы с дорогими знаками памяти о его жизни, жизни близких так обращались, чтобы фотографии крутил ветер вокруг мусорных ящиков, а случайные прохожие наступали на дорогие лица, втаптывая их в грязь… Но и вернуть традицию семейных вечеров с рассматриванием фотографий, сопровождаемым пояснениями, кто, когда, где, с кем, тоже не вернуть. И в новых интерьерах этим вещам, скорее всего, не найдется надежного места. Да ведь и новый образ жизни, более мобильный, менее склонный к основательному обустройству на одном месте, не способствует домашней «музеефикации».

Так что же делать? Слава богу, технический прогресс дает реальный шанс собрать, привести в порядок, систематизировать — и желательно сопроводить поясняющими текстами — снимки, рисунки, да что угодно! Да хотя бы сделать фотографии старого родительского дома, который придется снести, а на его месте построить новое современное жилье. У всех найдутся милые сердцу, знакомые с детства предметы: мамина любимая чашка, вышитая мамой или бабушкой салфетка, вязаный абажур, да мало ли что хранится в уголках дальних шкафов с риском быть когда-то выброшенным. Если уж нельзя сохранить сами вещи, то оставить хотя бы их «портреты» с «жизнеописанием» вполне можно.

Наблюдая перемены в отношении молодежи, в том числе моих детей, к традициям, очень долго сомневалась: стоит ли это все затевать, не подвергнется ли осмеянию или холодному равнодушию — что еще хуже — то, что было мне так дорого?

Но тут меня нежданно-негаданно подбодрили уважаемые мною люди — писатели, чьи высказывания я соблазнилась привести в моей работе с целью поддержания и моего духа, и самой идеи. Привожу здесь переписку с Людмилой Улицкой по поводу моего участия в ее проекте «Детство 49», позже переименованном в «Детство 45–53: а завтра будет счастье». Я счастлива безмерно оттого, что более чем из тысячи работ, присланных на конкурс, мой небольшой очерк попал в сотню отобранных для сборника. Привожу несколько цитат, подходящих к моему случаю.

Дорогая Юлия!

Спасибо Вам за присланные воспоминания. Мы даже не ожидали, какие яркие и интересные отклики вызовет наш проект. Очень надеемся, что книга получится очень интересной.

Всего Вам доброго,

Ваша Людмила Улицкая

29.08.2012

Дорогая Юлия Николаевна!

Закончилось время получения писем, и я уже с месяц как занята составлением книги. Ваше письмо замечательное! Я не смогу целиком опубликовать всё, что Вы написали, но, безусловно, возьму самое начало Вашего текста — где Вы идете мимо помойки… Во второй части книги я собираюсь дать несколько биографий, вот таких писем с семейной историей, и хотела бы туда вставить и Ваши воспоминания, в сокращенном виде. Мне жаль, что формат не позволяет напечатать всё. Но таков замысел — показать, что то, что называют «народом», — это собрание отдельных людей, а не аморфная масса, пригодная на строительный материал для какой-то неведомой нам истории, предположительно, великой. Шлю Вам привет и благодарность, у меня при чтении Вашего письма было чувство теплого общения и глубокого понимания.

Всего Вам доброго,

Людмила Улицкая

Дорогая Юлия Николаевна!

Среди многих полученных писем Ваше было для меня самым значительным, именно им и начинается сборник. Он выйдет в мае! Всего Вам доброго!

Людмила Улицкая

Т. Толстая (Slon.ru, 2012):

Грамотность ведь мешает человеку писать. Чем грамотнее он, тем больше его смущает масса прекрасных классических текстов. Как это — и я туда буду лезть? Что это такое? (Выделено мною. — Авт.) Это же очень тяжело. Тут нужно как-то затуманиться, задуматься и тихо петь твою песенку. А когда оглянешься — и твоя песенка устоялась, и ты — особая птичка, не такая, как другие. Когда человек начинает писать, он всегда себя относительно каких-то шкал меряет. И все страшно, все его пугает. Он боится, что его засмеют. Или что выяснится, что сам того не хотел, а он плагиатор, например. Или что все уже сказано, или он не понимает, что сейчас носят. Прежде всего надо перестать понимать, что носят.

Александр Генис:

Писатель — это искусный читатель своей жизни. И в этом состоит единственное призвание литературы.

Борис Жутовский:

Время — такая странная субстанция, в которой хочется пребывать как можно дольше и которая идет быстрее, чем хочется, и оказывается короче, чем кажется.

…Но надо готовиться к путешествию. Билет оплачен, поезд стоит: «Идут года, остатки сладки и грех печалиться! Как жизнь твоя? Она в порядке! Она кончается!» — как написал Игорь Губерман.

Когда я, по-советски комплексуя, видно не выдавив еще из себя совка, размышляла, стоит ли оставлять память о предках, среди которых, как оказалось, нет ни одного генерала (слава тебе, господи!), ни одного депутата (и за это отдельное спасибо). Во мне рос и рос какой-то неосознанный протест против признания «малозначимости» родных мне людей. Я ощущала какую-то неправду и несправедливость. Вот я даже и сейчас как будто перед кем-то, не знаю в чем, оправдываюсь.

И вдруг что-то сложилось! Ничего себе, маленькие люди, винтики да болтики. По жизням моих родных прошлись колеса всех российских исторических событий, оставив в их судьбах неизгладимые, в основном трагические, отметины. Нет уж, без таких, как мои родные, миллионов россиян никакое колесо истории не сделало бы и оборота, и не было бы никакой страны, ни великой, ни могучей. А была бы территория, переходящая из рук одних правителей в руки других. И что бы без них, не упомянутых в хрониках, делали все вместе взятые цари, генералиссимусы и генеральные секретари?

Вот представьте, был бы в семье какой-нибудь генерал или академик, да все вокруг них бы и крутилось: вот они такие и сякие, смотрите, дети, как надо жить! Учитесь и гордитесь! А так, в отсутствие в нашем древе гигантов жизненного успеха, я могу уделить каждому, кого знала и любила, столько внимания, сколько позволит моя память, без оглядки на чины и звания.

И ведь в каждой семье есть что сказать о близких. Я вдруг поняла, что они, наши предки, не только имеют право на память о них, но мы, как любящие их всех, обязаны сохранить хотя бы те крохи свидетельств об их жизни, что остались, и передать их своим детям.

Я, конечно, тревожусь, что станется с этими материалами, как распорядятся ими мои дети, внуки, но не думаю, что мои тревоги — повод для ничегонеделания.

Первоначальная моя скромная задумка была такая: сделать виртуальный семейный альбом, сопроводив фотографии комментариями. И я приступила к реализации своего плана. Но уже вскоре, собирая информацию и формируя альбом, я поняла, что никакой альбом не уместит и не отразит всего, что я знаю, что помню и что разыскала в интернете и в других источниках. Тексты превратились из обслуживающих фотографии комментариев в самостоятельные очерки, целые главы. Текст занял доминирующее положение, а я с этим уже ничего поделать не могла.

Книга сама заявила о своем праве на ее создание.

Дальше — больше. Оказалось, что собирательством семейных историй занимается множество граждан, что этим делом в последние годы занялись не только писатели, журналисты, известные люди, но и обычные, правда, в большинстве своем пожилые, как я, люди. Это объяснимо. Приходит время, когда смотреть в будущее не так актуально в личной перспективе, и человек поворачивается на 180 градусов и, всматриваясь в прошлое, находит там утешение и много чего другого. Сбережение народной памяти на основе частных историй семей объединяет граждан в большое общественное движение.

Народ пишет историю народа! Не историю государства, чему посвящены тысячи тонн томов, а народа. В чем уникальность и ценность наших (я уже включила себя в это народное движение) проектов: у нас нет нужды приукрашивать (ну разве что чуть-чуть), искажать, замалчивать. Мы пишем «по заказу» умерших родных и близких, а не ради чинов или славы. И «по заказу» своих потомков, которым нам нет резона врать. Государство в лице своих «подрядчиков» пишет свою историю, как историю побед и достижений, порой затаптывая и искажая историю своих предшественников во власти. Собственно, история народа никогда и не интересовала «государственников». Там главные герои — цари, князья, полководцы да президенты, а народу и его истории там нет места. Мы для них расходный материал или еще что похуже. Поэтому надеяться, что государство закажет написание правдивой народной истории, не следует. А мы своим детям обязаны рассказать, как и чем на самом деле жил народ. Я думаю, что когда-нибудь найдутся исследователи, которые по нашим отдельным историям напишут истинную историю народа российского. А другие из следующих поколений продолжат эту работу.

Уверена, историю народа может написать только сам народ.

Приняв решение о реализации проекта «Моя семья, семейный альбом», я начала с составления реестра исторических событий и катаклизмов, в которых, как мне доподлинно известно, непосредственно участвовали мои родственники.

Итак, оба моих дедушки, Скибин Федор и Сердюков Павел Иванович, служили в царской армии, участвовали во всех войнах.

Родители моего дедушки Павла Сердюкова и бабушки Надежды Петровны (в девичестве Лысенко) — Иван Сердюков и Петр Лысенко со своими семьями — участвовали в XIX веке в заселении Кавказа, предварительно отслужив Отечеству в царской армии по 25 лет.

Мой дедушка Павел Иванович Сердюков участвовал в Первой мировой войне, отслужил в царской армии шесть лет.

Он же активно участвовал в Октябрьской революции, в Гражданской войне, устанавливал советскую власть в Буденновске.

Мой отец, Скибин Николай Федорович, пришел с фронта инвалидом и умер, не дожив до 40 лет. Оба его брата, Илья и Семен, погибли. Мой дядя по маме, Аркадий Павлович Сердюков, участвовал во Второй мировой войне и стал инвалидом и, хотя он дожил почти до 70 лет, всю жизнь сильно болел.

В конце концов я уверилась в том, что собрать и сохранить, что возможно, — это мой долг, а вот опустить руки и сказать самой себе, что это никому, кроме меня, не нужно, — это будет моим грехом как по отношению к ушедшим, так и по отношению к моим потомкам. С чего это я за них решила, что они наплюют на все и всех, что никому из моих детей, внуков, правнуков не захочется заглянуть в прошлое? Ну и что, что сегодня они, не скрывая скуки, выслушивают рассказы о моих бабушках и родителях. Разве я могу поручиться, что через год-два-три, десять или двадцать лет кто-то из них не спохватится и, даже хотя бы от скуки, не захочет заглянуть в наше общее прошлое. И что же они увидят, кроме, в большинстве случаев безымянных, бессловесных, пожелтевших, а то и попорченных временем, снимков? Вот и придется им кусать локти, как сейчас это делаю я.

Сегодня у тех, кто верит в необходимость сохранить все возможное о прошлом своей семьи, имеется фантастическая возможность сберечь драгоценные крохи памяти о родных и близких, не загромождая свое жилище массивными альбомами, смешными рамочками, не портя новые интерьеры. Все просто: компьютер, сканер, редакторская или издательская программа, компоновка фотографий, сопровождение фото текстом, запись на современные съемные компактные носители, пара экземпляров на бумаге, как напоминание родне о наличии электронной версии. Места занимает такая семейная электронная память не больше дамского кулончика, а качество при определенном старании — ни в какое сравнение с бабушкиными альбомами.

Здесь возникают два беспокоящих обстоятельства. Первое: маленькую вещь и потерять легче, поэтому автор должен озаботиться, чтобы флешка не была выброшена при ближайшей уборке дома. Сделать, например, несколько копий и упрятать их в разных местах. Можно положить на хранение флешку в какую-нибудь специальную красивую шкатулку. Второе серьезнее: техника так стремительно меняется! За последние годы сменилось несколько поколений носителей — где теперь дискеты? В новых компьютерах уж и дисководов нет. Вероятно, радикально изменятся и компьютеры, и съемные носители. Но выход наверняка найдется. На худой конец, выручат родные бумажные экземпляры. Да и с потомками надо будет поработать, убеждать их в том, что память человеческая не меньшая ценность, чем другие блага.

Хотим мы этого или не хотим, но целый пласт семейной культуры, связанный с созданием, сбережением семейных альбомов, уходит со временем, когда хранимые в альбомах фотоснимки были практически единственными зримыми свидетельствами частной жизни людей, их отношений. Собирательницами и хранительницами этих семейных фотодокументальных архивов, устроительницами просмотров снимков, сопровождаемых комментариями, чаще всего выступали мамы или бабушки. Потом подключались дети, пополняли альбомы персонами и фактами — так развивалась документальная история семьи.

Приход в гости всегда сопровождался просмотром альбомов. Пока хозяйка хлопотала на кухне и накрывала стол, кто-то из членов семьи, развлекавших гостей, доставал альбом, скрашивая ожидание угощения. Вокруг где-нибудь на диванчике собирался кружок зрителей, и начинался просмотр с рассказом: кто, когда… Это был целый пласт домашней жизни, народной семейной культуры.

Таким посиделкам положило конец появление телевизора… Ну да что горевать, это реальность.

Дело в том, что фотография ведь не просто мертвая картинка, сохранившая образы уже ушедших из жизни людей. Это на самом деле запечатленные, остановленные реальные мгновения чьих-то жизней, искорки прошедших времен. Очень жаль, что в большинстве случаев хозяева альбомов не оставляли подробных комментариев к фотоснимкам: кто, когда, по какому поводу и так далее. Иногда делали записи на обороте фотографий — имена, даты, место снимка. Эти записи значат очень много, они оберегают эти реликвии от обезличивания, от полного забвения персонажей, изображенных на снимках. Увы, даже такими скупыми записями не всегда сопровождаются снимки, что печально. Впервые серьезно о судьбе домашнего фотоархива я задумалась в связи с продажей в 2013 году нашего просторного дома, в котором было предостаточно места для всего на свете, накопленного за полвека существования нашей семьи. Но когда было принято решение о переезде в скромную по размерам квартиру, первой проблемой стало: а куда девать все наше добро — книги, разные милые безделушки и т. д. Оказалось, что мы обросли массой как необходимых в быту предметов, так и множеством вещей, без которых мы вполне можем обходиться. Раньше мы не выбрасывали, что нам не очень нужно в данный момент, а сносили в подсобные помещения и часто просто забывали о них. Бывало, годами не вспоминали. Перед переездом в течение пары месяцев мы ревизовали свое имущество, отбирая только то, без чего в новых условиях малогабаритной квартиры мы обойтись не сможем. С остальным (чуть ли не 70 процентов нажитого добра) решили расставаться радикальным образом, отбросив ностальгические эмоции, связанные с памятью об обстоятельствах, при которых приобретались все эти вещи. Большинство из наших вещей приобреталось еще при советской власти. То есть в эпоху тотального дефицита всего на свете, кроме газеты коммунистов «Правда». Теперь все иронически вспоминают о тех временах, когда даже покупка рулона туалетной бумаги сопровождалась нешуточными волнениями (хватит, не хватит), в случае удачи — ощущением маленькой радости. Такими радостями была наполнена вся наша жизнь: достала курицу, купила тушенку, выбросили сапоги и т. д. и т. п. А что сейчас? Ни тебе очередей, ни дефицита, ни блата… Скучно… Накупила всякого барахла, а радости, счастья нет. У всех всё есть. Не добыла в жестокой битве в многочасовой очереди, а просто пошла и купила. Для женщин добывание пищи для семьи было сродни ежедневному подвигу. Нет, что-то мы с этим потеряли. Но странно, по этим «счастливым» временам не скучаем. Я во всяком случае.

Покупали часто впрок, а то ведь другой случай может долго не представиться. А отсюда затоваривание шкафов и кладовок. В общем, иногда я ощущала себя Коробочкой и Плюшкиным в одном лице. Но семью надо было одевать, кормить, лечить, учить.

Итак, вернусь к ревизии. Самое болезненное решение принималось в отношении нашей домашней библиотеки, которую мы собирали десятилетиями. С какими трудностями было связано собирание любимых книг, написано множество текстов такими же, как мы, книгочеями. Ночные очереди у книжного подписного магазина, спекулянты, перевозка многокилограммовых чемоданов с Дальнего Востока, из Монголии, из Москвы. Иногда удача улыбалась в каком-нибудь деревенском магазинчике, где попадался бестселлер, за которым в городе гоняется интеллигенция. В общем, наша библиотека — самое главное богатство нашей семьи. Долго думали, что делать. Оставлять себе, стискивая свое личное пространство до раскладушки? Но когда вам за семьдесят, уже хочется вытянуть больные ноги, сесть или лечь поудобнее. Мы с мужем постоянно достаем что-то с полок, перечитываем, потихоньку ностальгируем. Дети уехали, возвращаться в Ставрополь как будто не собираются. Да ведь сегодня можно найти любую книгу в интернете, при этом выбор не ограничен, места в доме не займет ни сантиметра. Молодые практически не пользуются бумажными изданиями. И тут мы с мужем подумали почти одновременно: конечно, с каждой книгой у нас связаны какие-то ассоциации, каждая из них как член семьи, у каждой своя история и свое место. Но мы за отпущенное нам время уже не успеем даже бегло перечитать своих любимых авторов. И наши замечательные книги будут лежать невостребованными, как элемент интерьера. Что делать, какое принять разумное решение, чтобы библиотека не пропала из-за не зависящих от нас обстоятельств, а хорошо, чтобы она попала туда, где ею воспользуются, где она, может быть, скрасит кому-то жизнь, утешит. Мы стали рассуждать, где сейчас читают книги: в школах — там свои библиотеки; библиотеки не берут — своих излишек; больницы — да! А вот еще тюрьмы, конечно же, тюрьмы! А в тюрьмах есть еще и больницы. У меня нет комплексов, что мои любимые книги будут брать в руки преступники. Неплохо осведомленные о состоянии нашей правоохранительной системы, мы имеем основания предполагать, что в наших тюрьмах и следственных изоляторах находится чуть ли не половина невинно осужденных. Мы, наша семья, не можем реально ничем помочь узникам, но, если удастся, мы можем облегчить им тяготы заключения, дав возможность читать хорошие книги.

Приняв такое решение, я разыскала своих бывших сослуживцев, один из которых составил мне протекцию в ставропольской тюрьме, а другой — в больнице следственного изолятора. Вскоре оттуда приехали молодые люди, которые проворно погрузили и увезли по 600 томов в каждое учреждение.

И еще одно соображение: если даже закоренелый преступник возьмет в руки любую из наших книг, хуже он не станет. А хорошие книги и написаны для того, чтобы мы становились лучше. Я, может быть, наивно, верю в это.

Еще несколько десятков любимых книг подарили друзьям, ну а самые-самые взяли с собой в наше новое непросторное жилище. Есть авторы, с которыми, как с родными и лучшими друзьями, невозможно расстаться ни при каких обстоятельствах.

Мы не жалеем о своем поступке и надеемся, надеемся…

Это мое совсем не лирическое отступление не относится к семейным альбомам, накопившимся более чем за полвека в количестве одиннадцати штук!

Когда я погрузилась в свой проект, вырисовался и жанр: книга — семейный альбом. Первоначальный замысел — фотоальбом с комментариями — из-за огромного объема разнообразных материалов независимым от меня образом перерос в книгу-альбом. Ведь детям следует узнать не только из учебников, но и от нас, свидетелей и участников, о жизни городов и нашей страны, и не только. Успеть бы.

И еще одно соображение возникло: ведь альбом, а тем более книга, — это хорошие, искренние памятники людям, которым они посвящены. Часто могилы наших родных разбросаны по разным городам и странам, посетить и поклониться им не всегда и не у всех будет возможность по разным причинам. А этому памятнику всегда найдется достойное место в доме потомков.

Взгляд в прошлое

Те, кто открыл эту книгу, кто бы он ни был, — внучка наша Саша, или другой потомок, или вовсе чужой, посторонний человек! Перед тобой отрывочные упоминания о нескольких десятках человек, составлявших маленький ручеек жизни на протяжении доступных автору рамок времени и объема памяти о них, родных, близких, любимых и не очень.

Этот ручеек с великим трудом и великими страданиями пробивался сквозь толщу времени, сквозь войны и лишения, беды, несчастья, болезни, поддерживал свое течение редкими удачами и краткими добрыми временами, а вернее сказать, надеждами, часто напрасными, на приход этих добрых времен. Он то расширялся, то сужался, порой грозя совсем исчезнуть, затеряться в песках времени, в забвении, то снова пробивался и начинал свой ток сначала, борясь за свое право на продолжение жизни рода, начавшегося в незапамятные времена.

Сегодня меня тревожит, не иссякнет ли этот ручеек, сможем ли мы сохранить его и передать своим детям, внукам. Наша ли это задача — хранить эти струйки жизни?.. Ведь задача человека не только в том, чтобы продолжить род и вырастить здоровыми детей, но и в том, чтобы передать им память и опыт ушедших предков. Проникнутся ли наши дети? Вопросов много, да кто бы на них ответил…

Если попробовать проследить хотя бы в пределах доступного нам времени судьбу одного-двух родов, то становится грустно. Например, семья, родоначальником которой был мой дедушка Павел Иванович Сердюков.

Судя по записи в дедушкином паспорте, он родился 22 июня 1882 года. Бабушка Надежда Петровна (урожденная Лысенко) родилась в 1891 году, а по семейным сведениям, — на Спас, следовательно, в начале августа. У них было трое детей: моя мама, Ксения 1911 года рождения, первенец, вторая дочь Вера 1914 года рождения и младший сын Аркадий, появившийся на свет, судя по дедушкиному паспорту, в 1922 году, а по другим данным, в 1921-м. Дата рождения моей мамы тоже в разных документах разная. Верная, скорее всего, в ее свидетельстве о рождении, выданном в странном месте, но об этом я подробно напишу в главе, посвященной моей маме.

Когда я пишу эти строки (2012–2017 годы), от троих детей дедушки и бабушки в живых, конечно, не осталось никого, а из внуков я, дочь старшей дочери Ксении, моя дочь, их правнучка Анна и моя же внучка, их праправнучка Саша 24 лет от роду; по линии второй дочери Веры не осталось никого, так как дочь Юля умерла еще в младенчестве, а Юрий, любимый внук бабушки, умер в 1966 году, и этот ручеек иссяк; а у младшего сына Аркадия здравствуют дочь Наталья (внучка) и ее сын Даниил (правнук) 25 лет от роду. Сын Аркадия Владимир, единственный из родни, живет с семьей в Буденновске, у него двое детей: дочь Ирина (правнучка) и сын Павел (правнук). Итак, сейчас (2017 год) дедушкин род представлен тремя внуками (я, Наталья и Владимир), четырьмя правнуками (Аня, Даниил, Ирина и Павел) и тремя праправнуками (Саша, Владик и Соня), то есть всего в живых потомков Сердюковых на 2017 год имеется десять человек (могло быть и больше):

*дедушка и бабушка — Павел и Надежда;

*дети — Ксения, Вера, Аркадий;

*внуки — (Лена), Юля, (Юра), (Юля), (Наталья), Наталья, (Павел), Владимир (в скобках — умершие до 2013 года). Слишком много рано умерших;

*правнуки — Анна, Даниил, Ирина и Павел;

*праправнуки — Саша, Владик, Соня.

Среди нашей родни нет больших начальников или разбогатевших коммерсантов. К коммерции, торговле наши родичи не проявили наклонностей. Высшее образование получили я, моя дочь Анна и ее дочь Саша и внучка дяди Аркадия Ирина.

Очень хочется верить, что наше дерево, родовое древо, не засохнет, не сломается под ураганами жизни, которыми так обилен российский климат.

Что такое родина?

Самое трудное — решить, с чего начинать.

Начну с места, где я появилась на белый свет.

Сейчас в ходу слова «малая родина», при этом имеют в виду чаще всего населенный пункт, в котором родился человек, где прошли его нежные детские годы, место, к которому человек необъяснимо возвращается и возвращается своими мыслями и чувствами, как к чему-то особенному, драгоценному.

Магнетизм родных мест, где начинается жизнь любого человека, не ослабевающий, а усиливающийся к концу жизни (так случилось у меня), захватывает, притягивает и рождает желание не только эмоционально понять, но и узнать как можно больше обо всем, что происходило здесь в течение твоей жизни и задолго до твоего рождения.

Где границы малой родины? И что такое родина вообще? Хорошо бы определиться, а то у нас в наших идеологизированных головах столько путаницы, что заблудиться легко, а выпутаться не просто. Вот, например, очень многие мои сограждане путают понятия «государство», «страна», «родина», «отечество». Причем, те, кто имеет отношение к власти или хочет ей, власти, потрафить, смешивают смыслы слов преднамеренно, я бы сказала, злонамеренно, чтобы втолочь «простым» гражданам в головы, что они обязаны испытывать одинаково позитивные чувства ко всем субъектам, этими словами обозначаемыми. Да и большинство «простых» соотечественников (и я в том числе, буквально до последнего времени) не дают себе труда разделить в сознании свои представления и отношение к сим предметам. А кто не согласен, тот не патриот, а иностранный агент и «пятая колонна».

Странную задачу ставят себе идеологи «патриотизма»: заставить людей любить места, где человек никогда не был или был проездом, с которыми у него не связано ничего личного. Но хуже всего, что люди поддаются убеждению, что, например, свое государство и его властные структуры надо любить так же, а то и больше, чем свою родную деревню, город, улицу.

Я же думаю, что любовь к своей Родине той же природы, что и любовь к матери, и кричать о ней с трибун на митингах нелепо.

Решила я для себя определиться: что же для меня есть моя малая родина. Вернее, просто родина. И выяснила, что как раз мои дом, улица, город, река, степь вокруг города для меня роднее, чем необозримый Советский Союз. Во всяком случае, в моем сердце они занимают больше места.

При размышлении о родине вообще всплыло слово прародина. И хотя я до сего дня не задумывалась о том, есть ли она у меня, но эта тема вдруг обрела и смысл, и интерес в связи с тем, что происходит последние месяцы и уже годы в Украине.

Я, конечно, знаю, что Сердюковы, Лысенко, Жуки, мои ближайшие родственники, родом из Украины. Об этом свидетельствовали рассказы моей бабушки Надежды, а также язык, на котором говорили дедушка и бабушка, дядя Аркадий и моя мама, когда она общалась со своими родителями. Это, конечно, не чистый украинский язык, но уж явно не русская речь. Они все между собой балакали.

Я всегда любила (наряду с русскими старыми народными) украинские песни. Обожаю украинский юмор. И всегда с удовольствием слушаю, хотя и не все понимаю, украинскую мову. Эта любовь, конечно, связана с детскими впечатлениями, так как я проводила много времени у бабушки и дедушки и пропитывалась атмосферой их речи. И сейчас украинская речь звучит для меня как мелодия из детства. И недавно я подумала: так вот же моя прародина! Ну конечно! Я очень близко принимаю все, что там, в Украине, происходит. К сожалению, у меня с уходом из жизни моего главного информационного источника о прошлом семьи, моей бабушки, — хохлушки-говорушки — исчезла и возможность заглянуть в историю семьи поглубже и узнать, из каких мест в давние времена вышли наши переселенцы на Кавказ. Помнятся названия Воронеж, Полтава.

Слово «родина» отпечаталось в моей голове с юных пионерских лет в виде стихотворных и песенных строчек как нечто обязательно великое, величавое, необъятное и даже грозное… Помните? «Величава, неприступна… Родина моя», «Но сурово брови мы насупим…». Так с насупленными бровями и живет моя большая родина. Все врагов выискивает-высматривает.

Термин «малая родина», получивший широкое хождение в последние годы, у меня тоже вызывает вопросы и смутные сомнения, но все же мне легче ассоциировать это понятие с моей реальной — не великой, а тем более не величавой, но бесконечно любимой родиной… И я решила сосредоточиться на описании именно того кусочка земного шара, который мне знаком с первых дней моей жизни, исхоженный вдоль и поперек, по кривой и косой за первые двадцать лет моей жизни, прошедшие там, на родине моей, частью которой я сама себя пожизненно ощущаю.

Однако дело в самом начале застопорилось на внятном описании места, где этот кусочек Земли разместился. Предполагая, что потенциальный читатель может оказаться родом из других краев, захотелось описать наши места так, чтобы, к примеру, и африканец при желании мог представить их хотя бы в общих чертах, каковы их приметы и особенности, чем можно зацепить читателя, чтобы уже на третьей строчке чтение не было прекращено.

Начнем со всем известного: во-первых, это Северный Кавказ, юг России, между северными овалами Черного и Каспийского морей, немного ближе к Каспию. Это если крупными мазками.

Теперь поподробнее. Хотя наши места и относятся к Северному Кавказу, но к собственно Кавказу, ассоциирующемуся с высокими крутыми горами, быстрыми хрустальными реками и величественными лесами, имеют слабое отношение. Правда, в ясную погоду на закате можно увидеть сверкающую белизной, удивительную, кажущуюся сказочной, плывущую в небе цепь Кавказского хребта и — о, чудо! — венчающий ее Эльбрус! Там, в той горной стране, наверняка все прекрасно, волшебно, сказочно. Глядя на эту картину, можно было мечтать о далеких прекрасных странах, о красивой интересной жизни, да мало ли о чем. «Юля, хватит мечтать о небесных кренделях», — прерывает мою сказку мама. Надо делать домашние задания. Этот сказочный пейзаж, видный из наших плоских мест в хорошую погоду, особенно в предвечерние часы, тоже был частью моей родины.

У нас в Прикумье в основном почти плоские, переходящие в полупустынные прикаспийские низменности, безлесные степи, ровные, продуваемые жесткими, летними, несущими пыль ветрами, песок со стороны Калмыкии. Весенние и летние пыльные бури несли беды сельскому хозяйству и неприятности жителям-степнякам. У ветров были собственные имена: «астраханец», понятно, дующий с февраля по апрель со стороны Астрахани, и «сурб-саркис», тоже зимний (конец января — февраль), получивший имя армянского святого по дате его чествования. Не исключаю, что оба эти ветра — один и тот же или близнецы-братья, герои мифологии двух этнических групп населения — армян и славян. Больша́я часть территории наших степей носит название Черные земли. Оно как нельзя точно характеризует эти места. Страшные рассказы циркулировали у нас о гибнущих в зимние метели путниках, чабанах. Оттуда на грузовиках вывозили замерзших овец, лошадей сотнями тысяч. Песня «Степь да степь кругом…» — это о реалиях степной жизни, не зря она трогала до слез и бывала обязательной в репертуаре домашнего песнопения, традиция которого умерла в 60-е годы ХХ века. Вот такие «веселые» места и приютили мою неуютную, но бесконечно милую моему сердцу родину. У нас нет прекрасных лесов, чистых ласковых рек, величественных гор. Казалось, что здесь всегда было пыльно, жарко или очень холодно, что знойные или ледяные ветры всегда хозяйничали, не встречая препятствий. Зябко или знойно, скучно было, есть и так будет всегда. Ну что тут напишешь интересного!

Но однообразие описанных картин наших мест было неожиданно нарушено. В один из моих ностальгических приездов в Буденновск я поделилась с Галей Король-Мельниченко (теперь Фроловой), моей одноклассницей и соседкой по квартире на улице Садовой, 60, о своих планах написать свои воспоминания о нашей жизни и наших местах. Она с пониманием приняла мои слова и со свойственной ей деловитостью посоветовала мне обязательно найти книгу Рубена Емельяновича Аджимамедова «Страницы истории Прикумья с древнейших времен». Вернувшись в Ставрополь, я разыскала в краевой библиотеке книгу (это был единственный, дарственный, экземпляр), изданную, судя по всему, за собственные средства автора тиражом 3000 экземпляров, напечатанную Буденновской типографией в 1992 году. Книга небольшая, всего 172 страницы.

Я очень рада, что узнала об этой книге. Именно с нее и началась моя интернет-архивно-библиотечная эпопея по добыванию, где только можно, достоверных сведений о родных местах. Примерно через полгода моих «путешествий» по просторам и закоулкам многочисленных исторических, литературных и другого рода источников я была потрясена, во-первых, их изобилием, а во-вторых, огромностью, боюсь сказать — величием, исторической фактуры, относящейся непосредственно к земле, лежащей буквально у меня под ногами! Наряду со жгучим стыдом от своего исторического невежества, я испытала такой душевный подъем, такой энтузиазм, что и сама испугалась масштаба задачи, логично вытекающей из моего нового знания. По силам ли мне собрать эти знания в увлекательный и в то же время компактный материал, который увлечет моих потомков, для которых я и затеяла свой труд, не только на чтение, но, может быть, и на более серьезное и глубокое изучение истории родов, родин-прародин? Да и успею ли я осуществить задуманное — ведь мне уже семьдесят пять лет! Но что теперь поддаваться сомнениям и колебаниям, я уже слишком глубоко погрузилась в свою идею, чтобы отступать. Глаза боятся, а руки делают. Надеюсь, что фрагментарные сведения, приведенные мной, послужат пробуждению интереса к богатейшей истории Прикумья. В Википедии и в огромном количестве исследований история этих мест как центра важнейших исторических событий Средневековья и более ранних эпох представлена очень широко.

Подвижник Рубен Аджимамедов

Главное, что я вынесла из чтения книги Р. Аджимамедова, что сам автор — человек удивительный, абсолютный энтузиаст-исследователь истории родных мест — проделал огромную работу, что прекрасное, увлекательное изложение, высокая концентрация описанных событий заслуживают высочайшей оценки.

Не заинтересоваться самим автором, моим земляком, было невозможно, и, убедившись в удивительности судьбы этого человека, не могу удержаться, чтобы не привести небольшой кусочек его биографии. Русский мальчик, примерно полугодовалый, оставлен в вагоне поезда №11 на железнодорожной станции Минеральные Воды в 1915 году. Указывается дата рождения 29.07.1915 г. Взят на воспитание в армянскую семью (судя по фамилии отца), крещен в армянской церкви города Святой Крест. Точная дата рождения, а также первоначально данное имя, вероятно, неизвестны. Приемными родителями ему даны имя Рубен, отчество Емельянович, фамилия Аджимамедов. Биологические родители-славяне, дай бог им счастья, скорее всего, и знать не знали, какого сына они подарили добрым людям и стране.

Приемная мать Ольга Герасимовна (судя по имени — русская) умерла в 1957 году. Рубен окончил институт имени Плеханова, в 1936–1939 годах работал на Колыме, на Чукотке, в Якутии. С 1939 по 1946 год — армия, Харьковское военно-авиационное училище, закончил 1-ю Рязанскую высшую офицерскую школу ночных экипажей авиации дальнего действия, воевал; был советником посольства СССР в Иране, Югославии, на Кубе; с 1978 года — на пенсии, написал три книги по экономике геологоразведочных работ, более пятидесяти очерков по истории Прикумья. Многие годы собирал и изучал исторические материалы, результатом его исследований стала книга. Несмотря на небольшой объем, она оценивается многими другими исследователями как серьезный научный труд, о чем свидетельствуют многочисленные ссылки на эту работу. Такими людьми следует гордиться и «малой» и «большой» родине и воздавать им должное за их подвижничество и неподдельный патриотизм. Повезло ему, повезло приемным родителям, повезло нам всем, в том, что, казалось бы, слепой случай так счастливо создал эту судьбу.

Несмотря на трагическое, скорее всего, начало жизни Аджимамедова, мало хорошего обещавшее дорожному подкидышу, судьба его сложилась наполненной и, по-моему, счастливой. Несчастный человек не прожил бы такую богатую биографию, не взялся бы за ту работу, можно сказать, миссию, которую он возложил на себя в стремлении исследовать и донести до сограждан сведения о прошлом территории, на которой мы живем, будучи убежденным, что знание этого прошлого необходимо для любого гражданина и особенно для молодых людей. Его небольшая по объему, но не по содержанию книга, по моему мнению, значимый поступок человека, сделавшего целью своих трудов просвещение людей, своих земляков. Мне кажется, что было бы очень хорошо издать его книгу большим тиражом, чтобы ее прочитал каждый школьник, живущий в Буденновске, и вообще, в наших краях. Это на самом деле живо и увлекательно написанная книга, которая очень убедительно описывает бури и вихри событий, страстей и трагедий, побед и поражений, войн и великих переселений народов, сменяющих друг друга; при этом центр этих исторических пертурбаций располагался непосредственно на прикумских территориях или вблизи них.

После прочтения этой книги у меня создалось такое впечатление, будто я посмотрела удивительный исторический сериал о прошлых эпохах, охвативший почти полтора тысячелетия. Воздух наших мест переполнен памятью об описанных автором и другими исследователями событиях. Наши края мне долго казались неинтересными, унылыми. Плоский рельеф, неуютный засушливый климат, хозяйничающие холодные или пыльные знойные ветра, бедный растительный и животный мир. Ну о чем можно тут рассказывать? Степь, она и есть степь. Оказывается, так скучно здесь было не всегда. Вот что пишет Д. Л. Иванов в книге «Влияние русской колонизации на природу Северного Кавказа»: «Свели леса, всё распахали», «…быстро вытеснили кочевников». О животном мире: «В древние времена здесь жили дикие быки-туры, антилопа сайга, дикие ослы, лошадь тарпан, бурые медведи, дикие кабаны, барсуки, фазаны, лисы, волки, корсак и всякая мелочь; гадюки, медянки, ящерицы, черепахи и даже удавы и питоны». Насчет удавов и питонов — ну, не знаю.

Неужели все, о чем писали многие авторы о наших местах, это было? И куда подевалось? На бескрайние цветущие степи, не знавшие плуга, в великолепные, полные дичью леса, не знавшие топора и огнестрельного оружия, пришли «цивилизаторы» — наши предки. И за 100–150 лет сравняли с землей в прямом смысле всю природную роскошь этих мест. Похоже, колонизаторы не думали, не гадали, что их действия по «освоению» и «преобразованию» природы выльются в ее уничтожение. Увы, эта же манера в отношениях «царя природы» с природой процветает и поныне.

«Стирали» с лица земли не только природу, но целые удивительные города. Примером трагической судьбы такого значительного и влиятельного города является судьба средневекового города Маджар, существовавшего на территории, где сейчас находится Буденновск. В научном и общественном пространстве идут нешуточные споры о правомерности признания преемственности судьбы сегодняшнего Буденновска с судьбой Маджара. Причины наличия или отсутствия преемственности этих двух городов разные: понятна точка зрения тех, кто считает, что история Маджара закончилась его разрушением и исчезновением в прямом смысле с лица земли. Армянская диаспора считает началом основания города заселение Святого Креста в 1799 году согласно указу Павла I. Большевики вели историю своего государства от Октябрьской революции.

Но вот ученые и некоторые писатели, и я присоединяюсь к этим авторитетам, позволяют себе иметь мнение, отличающееся от официального. Читатель, если он заинтересуется удивительной историей этих мест и воспользуется многими доступными любому источниками, составит собственное мнение. Ведь мы пишем не «единый» учебник истории по заказу Министерства образования.

Большая история

История Маджара

Город Маджар.

Конфессиональный состав: мусульмане, христиане (православные, католики), иудеи

Маджар, Маджары — золотоордынский город в XIII–XVI веках на Северном Кавказе, находившийся на месте современного Буденновска (бывший город Святой Крест). Центр пересечения транзитных торговых путей из Закавказья в Северное Причерноморье и Поволжье.

В «Дербенд-наме» («Истории Дербента»), дагестанском историческом сочинении XVII века, Большие и Малые Маджары упоминаются с VIII века как города Хазарского каганата.

В период расцвета (XIII–XIV века) город был крупным ремесленным и торговым центром в составе Золотой Орды, в 1310–1311 годах имел особый статус, чеканил собственную монету. Население имело смешанный этнический состав: тюрки, русские, аланы, евреи и др. О Маджаре упоминают Абу-л-Гази-хан (в повествовании, 1282) и Абу-л-Фида в своей географии (1321).

Найденные археологами на территории Маджарского городища монеты местной чеканки с именем хана Джанибека свидетельствуют, что в период его правления (1342–1357) город являлся главной резиденцией хана Золотой Орды. С убийством Джанибека (1357) в Золотой Орде наступает «смутное время» междоусобиц. Какое-то время город входил во владения темника Мамая. Существует легенда, что именно из Маджара Мамай выступил в свой исторический поход против Руси, который закончился его поражением на Куликовом поле. С 1380 года Маджар переходит во владения соперника Мамая — хана Тохтамыша. После распада Золотой Орды, с 1459 года, город входил в состав Астраханского ханства.

Путешественник Ибн Баттута о Маджаре

Арабский путешественник Ибн Баттута, посетивший Маджар в 1333 году, оставил в путевом дневнике, известном как «Подарок наблюдателям по части диковин стран и чудес путешествий», запись:

«Город Маджар большой, один из лучших тюркских городов, на большой реке, с садами и обильными плодами. Мы остановились там в ските благочестивого, религиозного, престарелого шейха Мухаммеда Эльбатаиха, родом из Батиаха Иракского».

В своих заметках Ибн Баттута еще раз упоминает город Маджар, ставя его в один ряд с крупнейшими золотоордынскими городами. Характеризуя Узбек-хана, он говорит: «Владения его обширны и города велики. В числе их: Кафа, Крым, Маджар, Азов, Судак, Хорезм и столица его Сарай».

Хроника научных исследований

Развалины Маджара в 1793 г. (рис. П. С. Палласа)

1717 — посещение его развалин врачом Шобером по поручению Петра I. Молдавский князь Кантемир «начал переводить разноцветныя бумаги, найденныя в больших свертках близ Каспийскаго моря, в развалинах древняго города „Маджары“».

1723 — первое описание развалин Маджара капитаном артиллерии Иоганном-Густавом Гербером.

1742 — экспедиция в составе художника Михаила Некрасова и топографа Андрея Голохвостова для зарисовки развалин и составления их плана.

1772 — детальное описание развалин составил член Петербургской академии наук Самуил-Готлиб Георг Гмелин.

1773 — сделал описание и составил карту Маджара член Петербургской академии наук Иоганн-Антон Гильденштедт.

1773 — описание Иоганна Фалька, члена Петербургской академии наук.

1793 — описание и рисунки мавзолеев члена Петербургской академии наук Петра Палласа.

1798 — в Маджарах побывал почетный член Российской академии наук граф Ян Потоцкий. Его труд «Voyage dans les steppes d’Astrakhan et du Caucase» (Paris, 1829) описывает: «Руины Маджар занимают… до двух миль в диаметре… Малые Маджары отстоят от Больших на двенадцать верст.

1804 — Маджар посетил член Петербургской академии наук Яков (Исаак) Иванович Шмидт.

1808 — член Петербургской академии наук Клапрот описал гробницы и монеты. Клапрот известен своим истолкованием названия города, услышанном от местных жителей: «Их главный город, который должен был быть великолепным, назывался Кырк Маджар, который на их языке означает „сорок каменных зданий“ или „сорок четырехколесных арб“». «Мажарами» («маджарами») в южной России назывались большие четырехколесные телеги, своеобразные «дома на колесах».

1828 — посетил и упомянул в путевых заметках французский натуралист Шарль Годе.

1829 — оставил записи о Маджаре член Петербургской академии наук Петр Иванович Кеппен.

1830 — посещение городища Яном Шарлем де Бэссом.

1837 — посещение городища Карлом-Генрихом Кохом.

1841 — статья на немецком языке члена Петербургской академии наук Карла Максимовича Бэра «Старинное изображение руин Маджара».

1848 — описание городища арабистом Авраамом Самуиловичем Фирковичем.

1856 — инструментальная съемка развалин, составление плана с описанием членом Русского географического общества Агафангелом Петровичем Архиповым.

1877 — Шестаков П. Д. Напоминание о древнем городе Моджаре. — Труды IV археологического съезда. Казань.

1906 — «Мажары, один из древнейших городов Северного Кавказа» — статья Григория Николаевича Прозрителева.

1907 — археологические раскопки под руководством члена Московского археологического общества Василия Алексеевича Городцова.

1910 — статья Г. Н. Прозрителева «Развалины древнего хазарского города Мажары».

1925 — раскопки сотрудников Ставропольского краеведческого музея.

1927 — посещение членом Ставропольской этнолого-археологической комиссии Ф. Маметхановым.

1940 — раскопки под руководством Татьяны Максимовны Минаевой.

1953 — очерк Т. М. Минаевой «Золотоордынский город Маджар».

1960 — раскопки археологов А. Л. Нечитайло и Е. Е. Ивашова.

1961 — инженер Н. П. Ивлев передал в дар Ставропольскому краеведческому музею личную коллекцию маджарских артефактов.

1961–1970 — Эдвард Васильевич Ртвеладзе с группой сотрудников совершил около 20 выездных раскопок.

1962 — раскопки археологов Л. И. Лаврова, А. Л. Нечитайло, Н. Г. Волкова.

1965–1974 — периодические публикации Э. В. Ртвеладзе в журнале «Советская археология».

1967 — статья научного сотрудника института этнографии АН СССР В. П. Алексеева «Антропологический состав средневекового города Маджара и происхождение балкарцев и карачаевцев».

1972 — статья Натальи Григорьевны Волковой «Маджары. Из истории городов Северного Кавказа».

1989–1991 — раскопки археологической экспедиции кафедры археологии МГУ.

1993–1994 — работа археологической экспедиции МГУ. На берегу Кумы была обнаружена мощная стена из сырцового кирпича длиной около 10 метров.

1995 — публикация М. Г. Крамаровского «Драконоборец из Маджар» (Эрмитажные чтения 1986–1994 памяти В. Г. Луконина).

2004 — XXIII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа в Москве.

2008 — статье В. П. Лебедева и В. М. Павленко «Монетное обращение золотоордынского города Маджар».

Только в списке научных исследований, использованных мною при работе над текстом, 27 позиций. Какой богатейший материал для просветительской работы! Какой фантастически увлекательный материал хоть для учебника истории родного края, хоть для литературных произведений. Конечно, в последнее время появились доступные читателям книги, статьи. Интересуются ли теперешние школьники всем этим богатством, рассказывают ли учителя реальную историю родных мест?

У меня один вопрос — не знаю, к кому. Почему за десять лет учебы (1948–1958) в школе ни один учитель не рассказал об этом? Почему нас держали в невежестве? Почему история моей страны для нас, школьников, начиналась только с «Великой Октябрьской социалистической революции»? Ну, по царям и помещикам, кровопийцам народным, проходились. Да, было татаро-монгольское иго. И всё! Собрав толику имеющихся материалов, в какой-то момент я ужаснулась своему невежеству. Я мало что знала о родине, не о той большой и великой, а о так называемой малой, но на самом деле главной в жизни человека. Многие ученые и путешественники во всем мире в течение столетий интересовались, изучали, описывали события, происходившие в местах, где я провела двадцать первых лет своей жизни. Им было важно и интересно все, что здесь происходило в давнем-давнем прошлом, они искали и находили следы соплеменников, родственников, по крупицам собирали и факты и артефакты как свидетельства тех времен, пытались составить цельную, по возможности, непрерывную историческую картину; исправляли неточности и ошибки. Они спорили и до сих пор спорят между собой. Я топтала эту землю, по которой за тысячелетия прокатились известные просвещенному миру великие события, я дышала тем же воздухом, которым дышали люди, завоеватели и покоренные, и не подозревала, что только своим присутствием в этих местах уже составляю крошечное звено, от которого тоже должно что-то зависеть, иметь смысл и объяснять наше существование именно в этих местах, именно в эти времена. Невероятно! Но я ни о чем не догадывалась. Кума и Кума, степь и степь, пыль, жара — что здесь может быть интересного? Так думали и продолжают думать многие. Но, слава интернету, там сегодня можно найти очень много интереснейших сведений, узнать об энтузиастах изучения родной истории, которых становится все больше, высказать им благодарность за борьбу с забвением и невежеством. Было бы желание.

Ради справедливости следует вспомнить ныне покойного учителя истории Владимира Яковлевича Сербиненко. По собственной инициативе с небольшими группами добровольцев старшеклассников он пытался организовывать что-то вроде раскопок на территории Маджар. Находили черепки, монеты.

История Буденновска

На месте современного Буденновска люди селились с незапамятных времен, этнический состав жителей и государственная принадлежность города менялись в разные эпохи. Датой основания города официально принят 1799 год, с которого российские подданные жили здесь уже непрерывно.

Древняя хронология

2-е тысячелетие до н. э. — Майкопская археологическая культура.

VI–III века до н. э. — сарматское поселение.

II–III века н. э. — аланское поселение (в районе современного проспекта Буденного).

Средневековье

VIII — нач. XVI века (1250 г.): на месте современного города основан крупный хазарский, позже золотоордынский город Маджары (Маджар), что в переводе означает «каменный дом».

1314 год — казнь князя Михаила Тверского в ставке Орды около города Тетякова (в нынешнем Дагестане, около города Дербента).

Между Средневековьем и Новым временем

Конец XVI — первая треть XVII века — Можаров Юрт является одной из главных ставок Казыева улуса (Малая Ногайская Орда).

1633, июнь — июль — Московское правительство организует большой поход на Казыев улус под руководством князей В. И. Туренина и П. И. Волконского. Маджары, заблаговременно покинутые ногаями, упоминаются как сборный пункт союзников: помимо московского отряда, по указу государя, к этой рати должны были присоединиться 20 детей боярских из «низовых» городов, 200 стрельцов из Астрахани, служилые люди с Терека, донские и гребенские казаки, Большие Ногаи, кабардинские князья и шамхал.

1670-е — возле Буйволы́ была найдена неучтенная деревня, в которой оказалось 70 человек мужчин и ни одной женщины. Все они назвались «лицами, не помнящими родства» и вскоре скрылись от властей в неизвестном направлении.

1688 год — около 1,5 тысяч беглых казаков староверов с Дона под руководством атамана Льва Маницкого и чернеца Пафнутия построили рядом с Маджарским городищем земляной город среди леса, со рвом, валом, а для обороны изготовили деревянные пушки с железными обручами. С той поры «воровской город Маджар» является убежищем для беглых казаков с Терека и Дона.

1689 год, июнь — совместный поход войска Маницкого и азовского бея на Дон с целью вывести донских казаков из-под контроля Москвы: «…Приходили в верхние казачьи донские городки раскольщики, чернец Пафнутий да Левка Маницкий со многими раскольщики и горскими черкасы…». В 1695-м Маницкий был схвачен и расстрелян в Черкасске.

1696 — с Кумы на Кубань во владения Крымского ханства ушла основная масса кумских казаков. В 1708 году, объединившись с некрасовцами, кумчане составили ядро кубанского казачества.

Середина XVIII века — последние казаки- староверы покидают Прикумье.

1769 — на Маджарском городище генералом де Медемом учреждается пограничный пост из одной роты Астраханского полка.

1785, 10 июля — начало заселения немцами Старых Маджар.

1789 — на территории Маджара проживало 347 человек из числа саратовских переселенцев.

1791 — большая часть немцев покидает Маджар, возвращаясь в Саратовскую губернию или переселяясь в другие населенные пункты Кавказского наместничества.

1797 — 50 армянских и 20 грузинских семей обращаются в Астраханское губернское правление об отводе им пустующих земель «по реке Томузловке и от устья ее вниз по течению реки Кумы, левого берега до устья реки Буйволы́». Правлением дано добро, и из 70 семей тридцать переселяются на это место, образовав поселение и назвав его Карабагла (по имени своей родной местности Карабах, в то время находящейся во владении Персии).

Эпоха «заштатного города»

1799 — указами императора Павла I от «1 дня генваря и 15 дня апреля» определялись условия выделения земель из казенных дач и необходимого количества леса для переселенцев из Персии и Дербента.

1799 — официальная дата основания города.

1819 — из маджарского кирпича возведена армянская церковь Святого Георгия Победоносца (1819–1935).

1822, 28 апреля — Сенат рассматривает вопрос об упразднении ввиду ничтожности населения «мнимого города» Святого Креста. Решение отложено.

1826, 28 апреля — Сенат принял решение город не уничтожать, но оставить «заштатным».

1833 — в городе Святой Крест проживает «армян и грузин 114 душ, немецких колонистов 78 душ» (по данным сборника «Наш край 1777–1917 гг.»). И. Ф. Бларамберг обозначает поселение как «деревня Грузинская».

1842 — в город переселяются 309 армянских семей, живших в армянских селениях Малахалинском, Каражалинском, Дербентском и Парабичевском.

1884 — основан православный Мамай-Маджарский Воскресенский монастырь, строившийся 12 лет (1888–1900). Слова архитектора Григория Кускова: «Поистине Дом Божий и Врата Небесные!»

Нельзя не согласиться с такой оценкой при виде этого величия и красоты.

1902 — построены первые три артезианских колодца для снабжения города питьевой водой.

1910, 28 декабря — перенесение уездных учреждений Прасковейского уезда Ставропольской губернии в город Святой Крест, преобразование города из заштатного в уездный, переименование уезда в Святокрестовский. В городе проживало 15154 человека, в том числе мужчин — 7147, женщин — 8007. Русских и украинцев было 10685 человек, армян — 4414, грузин — 86, поляков — 26, немцев — 13. В городе было 1987 домовладений, 4 церкви, 4 врача, 9 школ, 30 торговых заведений, 18 промышленных предприятий.

1914 — в мае сдается в эксплуатацию железная дорога от Георгиевска до Святого Креста.

---

Революция и Гражданская война

1917 — 31 декабря устанавливается советская власть советов в уезде.

Первый оратор в списке большевиков П. Сердюков — это мой родной дедушка Павел Иванович Сердюков, отец моей мамы. Так что революция не обошлась без нашего участия. Равно как и последующая Гражданская война, и коллективизация, и все голода́, и войны.

1919 — 17 января в Святой Крест, оставленный без боя красными, вступает «Дикая дивизия». Захвачена в плен отступавшая часть кавказской бригады И. А. Кочубея. Военно-полевым судом командир третьей кавбригады 11-й армии Иван Антонович Кочубей приговорен к смертной казни через повешение.

1920 — 18 января в Святой Крест вошли красные. В городе 67% неграмотного населения.

В жилых и хозяйственных помещениях монастыря открылась городская больница.

Советская эпоха

1921 — город Святой Крест переименован в город Прикумск Терской губернии, Святокрестовский уезд — в Прикумский уезд.

В этом же году — начало НЭПа.

1933 — создается Прикумское отделение Противочумного института.

1935 — переименование города Прикумска в город Буденновск.

1941 — 22 июня фашистская Германия напала на Советский Союз. 23 июня со станции Буденновск ушел первый железнодорожный состав с мобилизованными.

В это время мы с моей мамой готовились к важному событию — моему появлению на свет. Оставалось каких-нибудь полтора-два месяца. А тут такое началось! Ведь, как уверяли и до сих пор уверяют власти, ничто не предвещало: коварно (!) без объявления войны (!) гитлеровцы вторглись на территорию СССР. Менее чем через год фашисты заняли родной Буденновск. Вот и думай, выходить в свет или пересидеть лихие времена? Но мама решила, что лучше пусть будет нас двое, а с Леной уже трое, как-нибудь переживем. Надо признаться, что время —12 августа 1941 года — мы выбрали для моего рождения не самое удачное. Да и место под стать: старый корпус городской больницы — часть разрушенного большевиками Мамай-Маджарского монастыря — известной уже в новые времена на весь мир после захвата бандой Басаева. Хорошенькое начало новой жизни, ничего не скажешь. Эмоции и мысли моей мамы в эти дни-месяцы-годы я представить не берусь.

1942 — 2 августа эвакуация учреждений и населения из города. 18 августа город занят оккупационными войсками, в нем расквартирована румынская часть.

Насчет эвакуации населения есть вопросы. Нам никто не предлагал эвакуацию. Семьи начальства, да, эвакуировали. Ценности вывозили. А население — какая ценность? У мамы на руках двое детей: пятилетняя Лена и годовалая я. И мамины родители. Пять месяцев под фашистами.

1943 — 11 января оккупанты оставили город, не приняв боя с подошедшими частями Красной Армии.

14 ноября город Буденновск переименован в город Прикумск в связи с запретом называть населенные пункты именами здравствующих вождей.

1964 — образовано предприятие «Прикумские электрические сети».

1969 — строительство нового больнично-поликлинического комплекса в районе старой больницы.

1973 — город Прикумск переименован в город Буденновск.

1975 — начато строительство Прикумского завода пластмасс (ПЗПМ).

1987 — пущена железная дорога Буденновск — Благодарный протяженностью 72 км.

1995 — нападение чеченских террористов на город.

Что в имени твоем?

Город, город, как тебя зовут?

Когда я начала писать для своих близких воспоминания о времени, местах, о родных мне людях, мне пришлось погрузиться в материалы, связанные с моей родословной, с историей и географией тех мест, откуда я родом. Мое погружение повлекло за собой удивительные открытия и породило множество вопросов, ответы на которые могли бы оказаться полезными не только для меня. Об одной из таких тем мне хочется порассуждать.

Только за время моей жизни в моем родном городе на протяжении 20 лет имя его по воле неизвестных мне людей поменялось трижды: родилась я (согласно записи в свидетельстве о рождении) в Буденновском районе Орджоникидзевского края. «Это где?» — спросит любой человек. А нигде! Нет такого места. А я, да и многие мои земляки, которые там родились в 40-е годы ХХ века, мы есть, а такого места рождения нет. Я всю жизнь в документах пишу, что я уроженка города Буденновска Ставропольского края. И всякий раз сомневаюсь в достоверности данного факта. Я жила и училась в Прикумске, а оканчивала среднюю школу уже опять в Буденновске. А мои бабушка, дедушка и моя мама родились в городе Святаго Креста. Дедушки и бабушки моих армянских сверстников хорошо знали, что по-армянски название города звучит как Сурб Хач, то же самое, что по-русски Святой Крест, начинался же город как Карабаглы, то есть основанный выходцами из Карабаха. Все это (далеко еще не все!) имело место на одном небольшом пятачке у пересечения реки Кумы и озера (реки) Буйволы́. И это если еще не заглядывать лет на 600–700 вглубь Средневековья, когда именно на этом месте кипели события, связанные с расцветом и закатом Золотой Орды и с возникновением и упадком Великого шелкового пути, а одним из важнейших центров, в силу своего географического положения, был золотоордынский город Маджар, располагавшийся точно в том же месте, что и мимикрирующий бесконечной сменой имен Карабагла — Святый Крест (Сурб Хач) — Прикумск — (Куйбышевск) — Буденновск — Прикумск — Буденновск. А куда девать документально подтверждаемую связь судеб Маджара и Михаила Тверского, чьи поруганные останки на пути из Орды на родину на ночлеге в Маджаре вызвали сполохи религиозных мифов и поклонения, а также способствовали присвоению городу спустя 480 лет после этих событий имени Святого Креста? Создается впечатление, что город пытается убежать от своего прошлого, сбросить тяжкий груз, возложенный историей за многие века, и с каждым переименованием начать жизнь с чистого листа.

Мне нравится, что народная память сохранила два названия районов моего города: Карабагла и Буйвола́. Этих имен нет в официальной документации ни советских, ни теперешних времен. Но местные жители всегда пользовались ими. Мои дедушка и бабушка жили на Буйволе́, а родственники моей подружки Нилы Лемзяковой — на Карабагле. А мы — просто в центре. Разве лучше было бы, если бы советская власть назвала районы, как по всей стране, — Ленинским да Октябрьским? Слава Всевышнему, что у них руки не дошли. А Кума? Ведь это название реки пришло к нам от жителей Карачаево-Черкессии, где она берет начало у горы Кум-баши (Песчаная Голова) Так что же, переименовывать? Кстати, Интернациональную улицу в моем детстве называли Армянской. Чем Армянская хуже Интернациональной? Я точно знала, что моя подружка Алла Хабарова живет на улице Армянской, и Юра Каракулов, и Гарик Саркисян — мои одноклассники. Но вслух произносить «Армянская» было почему-то нельзя. Только шепотом. А вслух — да, на Интернациональной. Сейчас это смешно и убого. Но так было. Большевики победили не только царизм, но и стерли с лица земли храмы всех предыдущих веков и даже ненавистные им имена. Местные жители могут еще добавить в эту народную копилку. Прикумчанин В. Мадатов в своих воспоминаниях о городе называет не только новые названия улиц, но и старые, пишет, кому принадлежали старинные дома в досоветское время. И это все сохраненное в памяти, милые, очеловеченные, очень теплые приметы родины. Как можно уничтожать имена? Человек не может жить без имени. Даже домашним животным мы даем имя. А что же за родина без имени, с которым ты вырос, которое навсегда впечаталось в твою память? А в нашем случае чуть ли не десяток имен, и на какое же ей, родине, отзываться, когда ее сын или дочь позовут на помощь в трудную минуту? Это все равно, если бы у матери и отца было бы по десятку имен, назначаемых, например, по поводу вступления в какую-нибудь партию, окончания школы или института, назначения на важную должность и т. д. Скажете, абсурд? А с городами, с которыми многие и многие поколения людей связаны вечными и неразрывными душевными, кровными нитями, мы не так поступаем? Просто берем и бездумно обрываем эти живые нити связи людей с родиной. Ну и еще о человечьих именах: иметь несколько имен, вероятно, удобно шпионам, разведчикам или преступникам. А человеку обычно дают одно, иногда два имени. Так должно быть и с именами городов, деревень. Имя города, деревни, села или хутора, улицы или переулка, речки, горы или озера, — это живая часть родины, память о ней. Уничтожать имена — значит уничтожать память, уничтожать родину. Если это делается по умыслу, то это преступление, а если по недомыслию, то этому должен быть положен конец.

---

Сошлюсь на основательный труд В. З. Акопяна «Город Святой Крест. Между прошлым и настоящим» (http://budennovsk.org/):

«Город, оставаясь на одном и том же месте, «переезжал», меняя «прописку» за время советской власти неоднократно. Красные создавали новые политические образования — советские республики: с лета 1918 года Ставропольская и Терская объединены в Северо-Кавказскую Советскую республику с центром в г. Екатеринодаре.

В августе центр республики «переехал» в г. Пятигорск.

В 20-е годы г. Святой Крест был приписан к Терской губернии.

В 1925 году создан Северо-Кавказский край с центром в г. Ростов-на-Дону.

В 1934 году Северо-Кавказский край разделен на два края: Азово-Черноморский и Северо-Кавказский, в котором остался уже теперь не Святой Крест, а Прикумск, при этом центр края «перемещался» из Пятигорска в 1936 году в г. Орджоникидзе, с декабря 1936 года — в Ставрополь, переименованный в 1937 году в Ворошиловск, а край — в Орджоникидзевский. Но с 1943 года край стал Ставропольским.

Теперь конкретно об интересующем нас городе.

Город Святой Крест по представлению Терского губисполкома переименован в Прикумск. Но коренные жители предпочитали, как и раньше, называть свой город Карабаглы.

Еще один казус: в 1935 году, как привыкла советская власть, от имени ничего не подозревающих трудящихся (но не по их поручению) власти хотели увековечить память В. Куйбышева и назвать теперь уже Прикумск Куйбышевском».

Складываем и это не состоявшееся не по вине жителей название в коллекцию.

«Как всегда, никто не возражал, продолжая называть город по-прежнему — Карабаглами!

Но вдруг в этом же году планы резко поменялись в связи с визитом в Прикумский уезд С. М. Буденного, только что получившего звание маршала СССР! И вместо Куйбышевска, опять же «по просьбе жителей города Прикумска», Прикумск превратился в город Буденновск!».

Похоже, что у этих таинственных «жителей неизвестно как теперь называемого города» семь пятниц на неделе.

Но и у начальства зуд переименования невезучего города никак не утихал.

А в 1956–1957 гг., когда потребовалось занять четкую позицию (на стороне Никиты Сергеевича Хрущева или на стороне оппозиции), 74-летний Маршал Советского Союза Семен Михайлович надумал уклониться от политических игр, то есть отсидеться потихоньку в сторонке, у него в 1957 году была отобрана игрушка — город его имени. Трудящимся, просившим назвать их родной город именем героя Гражданской войны, правда, не жившего и не воевавшего в наших краях, объяснили, что текущая политика партии направлена против увековечивания имен ныне живущих героев и крупных государственных деятелей. Город опять стал Прикумском, но не навечно.

Вот и В. Акопян интересуется, не знаю, у кого, вероятно, у тех таинственных жителей, от имени которых и по просьбе которых город никак не обретет свое настоящее имя, что наконец-то станет не только родным для жителей, но и символом их родины: «Надолго ли?»

Правильный ответ: ненадолго. Так как через 16 лет «по очередной просьбе граждан», но с подачи маршала Гречко (см. статью директора Буденновского краеведческого музея И. Г. Шакуна) городу в 1973 году, как раз вскоре после смерти Семена Михайловича, возвратили имя Буденновск.

Могу поспорить, что названия Карабагла, Кума и Буйвола́ и даже почти забытый Святой Крест переживут всю эту чехарду и останутся родными метками любимого города навсегда. И даже Маджары — как изюминка и привет из Средневековья.

Дорогие мои земляки! Может быть, в самом деле, как справедливо говорит Виктор Акопян, хватит экспериментировать? Давайте успокоимся, сядем за круглый стол, обсудим наши дела и обратимся к жителям с предложением всем миром честно выбрать имя нашему любимому городу из уже имеющихся. Хватит отдавать такие важные решения начальству, как это было всегда. Ведь имена нашим детям мы даем сами, не спрашивая мэра или губернатора. А чем имя города хуже? Тем более что от начальства мы уже имеем то, что имеем.

Если бы такой «стол» состоялся и меня пригласили бы участвовать, я бы высказалась за два варианта: город Святого Креста и Прикумск. У этих имен есть серьезные исторические и географические основания. В качестве запала для дискуссии я бы предложила, может быть, парадоксальные или, возможно, кажущиеся скандальными варианты: Святой Крест на Маджарах или Прикумск на Маджарах. Почему бы потомкам армянских переселенцев не предложить название основанного ими города на месте, имеющем древнюю историю, — Карабаглы?

В истории места всем хватит, не так ли? Павел I в своем указе не стеснялся в документах обозначать место, где надлежит основать новый город переселяющимся армянам: на Старых Маджарах. И ведь реальность такова, что часть зданий в моем родном городе — армянская церковь и православный монастырь, во-первых, возведены из материалов, изъятых из останков Маджар, а во-вторых, современные постройки города стоят в прямом смысле на Маджарах. Так почему мы стесняемся или боимся указания на прошлое? Неужели опасаемся, что потомки ханов Тохтамыша, Узбека, Мамая прискачут сюда с претензией на эти земли? Подземная часть древнего города навсегда погребена под кварталами современного города. И с этим, кажется, ничего поделать уже невозможно. Новое поглотило старое, не оставив о нем следов.

И еще мне показалось странным название православного Мамай-Маджарского Воскресенского монастыря, построенного в 1884 году (в разных источниках разные даты), не исключено, что с использованием материала из развалин Маджара, притом что Золотой Орды, которая когда-то здесь все определяла, нет уж лет триста! Тут тебе и Мамай, и Маджары, и Воскресение, и православие. И ничего, все уживалось. И только большевики не терпели даже упоминаний о ценностях, тем более духовных, прошлой, разрушенной ими жизни.

Некоторые исследователи высказывают опасения по поводу необходимости переименования города, обосновывая их возможным возникновением претензий со стороны потомков кочевников на российские территории. Мне кажутся эти страхи сильно преувеличенными. Читая книгу, мне хотелось вступить в полемику по каждой позиции аргументов по этому поводу с В. Акопяном. Что же касается топонимической войны, то разве «гирлянда» имен города за такой короткий срок не возникла в результате более чем полувековой топонимической войны царских и большевистских властей по выкорчевыванию из памяти народа имени их новой обретенной Родины? И разве разумным потомкам основателей города с поддержкой разумных властей не пора ли прекратить эту войну? И поправить навороченное. Иначе кто даст гарантию, что следующим властителям города не захочется увековечить за счет нашей памяти имя еще какого-нибудь «героя»?

Включение имени прагорода Маджара, упоминание безымянных поселений и стоянок кочевников, оставивших хоть какой-то малый знак в наших краях, вписавшихся в общую историческую цепочку событий этих мест, никак не может «заменить» историю города Святой Крест, чего серьезно опасается В. Акопян. Но дополнить ее, отразить многообразие форм и граней человеческой истории на богатейшем историческом материале, имеющемся в распоряжении многих исследователей, вполне достижимо. Думаю, ни о какой «замене» никто и не мечтает. Речь может идти лишь о непрерывности истории наших мест, о передаче исторических знаний новым поколениям граждан города. Сортировать достоверно известные события, имевшие место в наших местах, на важные и неважные, позитивные и негативные, ненаучно и неперспективно. Учеными-путешественниками, исследователями — добыты сведения о 600–700-летней истории наших мест. Этим знаниям нет цены, поэтому наша задача использовать драгоценные сведения в целях просвещения, не допуская уничтожения памяти народной.

---

Своей роли и доли в уничтожении, наряду с татаро-монголами, казачьими дружинами, по мнению многих ученых, великого исторического и архитектурного памятника Средневековья не хочется признавать ни армянской, ни русской диаспоре. Не хочется оповещать мир о том, что стены армянского храма, православного Мамай-Маджарского монастыря, фундаменты, печи и другие постройки жителей сел Покойное и Прасковея, города Святой Крест сложены из растасканных зданий Маджара. Ни местные, ни краевые власти на протяжении двухсот лет не заботились не только о реставрации, но и об обозначении места, о неразграблении города-памятника. Кстати, царские власти, разрешая жить в этих местах новым поселенцам, ставили условие сохранения руин города Маджара. Но за отсутствием контроля местные делали, что хотели. Такой исторической жемчужины, каким был Маджар, поискать, а судя по нашему отношению — грош ей цена в базарный день.

Горько слышать, что спорят не о том, как сохранить хотя бы историческую память, если уж не получилось сберечь сам памятник древности, бездумно разрушенный целый город ради сиюминутных нужд. Согласна, не все версии и оценки разных авторов приемлемы, и можно продолжать спорить в поисках истины бесконечно. Спорить, приводить аргументы, а не подозревать друг друга в недобросовестных намерениях. И не делить утраченную историю на «нашу» и «не нашу», а восстанавливать ее по крупицам как единую историю, часть общечеловеческой. Я думаю, что в этой общей истории должно хватить места и Мамаю, и разным кочевникам: гуннам и хазарам, ногайцам и сарматам, аланам и половцам, как и Михаилу Тверскому, и новым переселенцам, и будущим жителям наших мест.

Я лично считаю, что не следует вычеркивать из истории ничего — ни людей, ни города. Не мы строили и не нам разрушать. А уж если так получилось, что разрушили, то не оправдываться, не сваливать вину друг на друга, а попытаться восстановить связь времен.

---

Для подкрепления моего непрофессионального взгляда приведу сведения о живших в наших краях народах, почерпнутых из книги Аджимамедова «Страницы истории Прикумья с древнейших времен», г. Буденновск, 1992 г.:

«Вероятные наши предки киммерийцы (условное название доскифских народов), потом явились скифы и их родня — савроматы и сарматы. В IV–V веках появились ираноязычные аланы, а в 375–378 годах аланов вытеснили гунны. Именно гунны, тюркоязычные племена, а также сарматы, аланы и другие народы во II–IV веках на территориях между теперешними Черным, Азовским и Каспийским морями стали участниками великого переселения народов. В итоге на территории Прикумья остались племена гуннов-акациров («лесных людей»). В VI веке сюда пришли тюрки, покорившие и аланов и утигуров. В VI–VII веках здесь появились булгарские племена. После нашествия гуннов из Восточной Европы явились тюркоязычные хазары. Хазары покорили гуннов, булгар и другие народы Северного Кавказа. Неоднократно делал попытки покорить эту территорию Арабский халифат, но ничего не получилось. В 965 году киевский князь Святослав разорил Хазарию, в результате усилилась кавказская Алания и заняла терско-кумские степи и Черные земли, где издавна основным занятием населения был выпас скота. Агрессивные тюркоязычные половцы, враждовавшие с русскими, прибыли из-за Каспия в 1055 году. В 1111 году Владимир Мономах сокрушил половцев и изгнал их за пределы своих южных границ и предпринял попытку загнать за «железные ворота» — в Закавказье. Отходя на юг, половцы закрепились на предкавказских степях (в зоне рек Кума, Маныч, Калаус, Егорлык). Они отобрали у алан, друживших с Россией, терско-кумские степи и Черные земли. Но окончательно половецкое господство в южных степях рухнуло только в 1117 году, когда там начались восстания подвластных половцам племен — торков и печенегов. Спасаясь, половцы повсюду уходили без боя кто куда: в Венгрию, за Дунай, в Грузию и Абхазию, даже за «железные ворота» кавказских перевалов. До XIII века юг России, избавленный от набегов половцев, жил своей, в основном кочевой, жизнью.

Но в XIII веке относительное спокойствие живущих здесь кочевых народов было нарушено нашествием новых грозных сил — татаро-монгольских завоевателей.

В 1222 году отряды войск Чингисхана под начальством Джэбе и Судэбея через Северный Иран вторглись в Закавказье. Разбив грузин, они вышли на земли аланов и кипчаков (половцев). Пообещав половецким ханам часть добычи за отказ от союза с аланами, монголы сначала разгромили аланов, а потом и «союзников» половцев, которые вынуждены были обратиться за помощью к русским. В сражении на реке Калке 6 июня 1223 года монголы разгромили русско-половецкие войска. Половцы бежали, бросив русских. Со стороны монголов эта битва была своего рода рекогносцировкой перед задуманными большими походами Чингисхана, в том числе перед полным завоеванием территории Северного Кавказа его внуком Батыем. Чингисхан умер в 1227 году во время похода против тангутского государства Си-Ся. Перед смертью он распределил свои владения между четырьмя сыновьями. Батыю достались наряду с Западной Сибирью и Хорезмом Кипчакская степь в Южной России. Вот и до наших краев добрались.

С Батыем на самом деле шло не войско, а целый народ в несколько сот тысяч человек со своими семьями, кибитками, табунами лошадей, стадами верблюдов и овец. До 1240 года длилась война с сопротивлявшимися захватчикам половцами, аланами и черкесами. Уцелевшие аланы перебрались в горы Центрального Кавказа. Прямыми потомками алан являются ираноязычные осетины.

Не дойдя до «моря франков» (Атлантического океана), как завещал Чингисхан, Батый повернул обратно и занялся основанием государства, известного как «Золотая Орда» со столицей Сарай Бату, или Старый Сарай. Границы Золотой Орды простирались от Иртыша до Дуная, включая Крым и Северный Кавказ до Дербента. Батый занялся организацией жизни, строительством торговых и ремесленных центров. Тут и понадобился центр на важном торговом пути, в том числе для администрирования новых территорий. Этот центр должен был находиться вблизи Нижнего Поволжья, быть достаточно удаленным от гор, заселенных непокорными горцами, а также иметь хорошие природные условия для скотоводства, земледелия, виноградарства и садоводства. Всем этим условиям отвечало Прикумье, поэтому здесь был размещен важный административный и торговый центр. Так возник город Маджар, остатки городища которого расположены на территории нынешнего Буденновска.

По своему торговому, административному и геополитическому значению город Маджар в источниках XIII–XIV веков сопоставим с такими городами, как Сарай, Азов, Кафа (Симферополь), Хорезм. Через Итиль (Волга), Маджар, Кумару, Клухорский перевал, Сухум пролегал кратчайший караванный путь из Хорезма в Византию.

В Маджаре чеканили свою монету, торговали с ближними и дальними городами и государствами; в городе работал водопровод, были построены великолепные дворцы, мечети, минареты. По значению и красоте город пытался спорить с Самаркандом и Бухарой».

Что имеем — не храним, потерявши — плачем

Об этом говорят многочисленные источники. И возникает вопрос: да не выдумки ли это? А если это правда, то куда все подевалось, оставив новым поколениям поселенцев лишь едва различимые контуры городища, обломки стен, битые черепки и кое-что по мелочи — монеты, глиняные фигурки. Помню, году так в 1950-м я, Нилка Лемзякова и Надька Пискунова в саду противочумного отделения хоронили мертвую птичку. Выковыряв небольшую ямку, наткнулись на что-то твердое. Глубже наши щепочки не проникали, да и силенок не хватало. Решили позвать на помощь мальчишек. Пришли Левка Шумков и Генка Лемзяков и в одну минуту выкопали статуэтку шестирукого Шивы! Привет из Золотой Орды и Индии! Статуэтку под каким-то предлогом забрал Генка, только мы ее и видели.

По мнению историков, походы завоевателей-разрушителей, время и невежество переселенцев, в последующие времена заселявших эти края (особенно в XVIII–XIX веках), ограниченность царских вельмож способствовали полному разрушению древней жемчужины. Ни местные, ни краевые (губернские) власти не препятствовали использованию древнего кирпича и камня для строительства домов новых переселенцев. Вот так мы, потомки, потеряли шанс любоваться прекрасными творениями древних зодчих. Остались лишь упоминания в исторических документах, собранные на развалинах артефакты — в витринах музеев, несколько рисунков.

Читателям, которые заинтересуются историей Прикумья более глубоко и для тех, кто захочет изучать историю на профессиональном и исследовательском уровне, имеется огромное количество исторических источников, перечисление которых заняло бы слишком много времени и места. Здесь поможет интернет.

Родина несчастная моя

Наш городок с нелепым названием Буденновск в годы моего детства и юности (до 1960-х годов) по своим показателям для жизни коротко можно охарактеризовать как место, которое следует покинуть при первой же возможности. Летом пыль и зной, весной и зимой — ветры, холод, грязь, безводье, полное отсутствие каких бы то ни было признаков развития. Почти никаких промышленных предприятий, учебных заведений (кроме педучилища и ФЗУ), из учреждений культуры — один ДК. Нас даже Ставропольский крайдрамтеатр — теперь он академический! — на моей памяти гастролями не удостаивал. Правда, были три библиотеки — детская, городская и районная. Вот здесь-то и находилось окно в большой и прекрасный мир. Для меня эти три места по мере моего взросления и были самыми главными в родном городе. Наиглавнейшей оставалась городская библиотека, размещавшаяся в старинном кирпичном здании на углу улиц Октябрьской и Павла Прима.

Индустриализация?

«Ставролен»

Я хотела коротко пройтись по обозримой для меня истории родного города, да на полпути ударилась в детали жизни своей в тех краях и забыла завершить, закруглить обзор трагических событий, сопровождавших жителей города на протяжении нескольких веков и не отпускающих и поныне. Как будто кто-то за что-то проклял и хочет добить, уничтожить это гиблое место.

Ну, посудите сами. Я уже писала о безработице и беспросветности городской жизни на протяжении десятилетий. Похоже, что даже власти как-то проснулись и, почесав загривки, однажды произнесли: что ж это наши бездельники ничем не заняты, надо бы им что-то этакое построить, пусть займут руки и головы производством товаров народного потребления. И начали строить знаменитый, вроде даже самый большой в Европе, как мы любим, Прикумский завод пластмасс. Теперь это называется «Ставролен». Заметьте, в городе Буденновске — Прикумский завод! Не успели достроить в Прикумске, как город стал опять Буденновском. Но это, в общем, пустяки по сравнению с тем, что, приступая к стройке, забыли спросить у геологов, на чем стоять-то будет гигант химической индустрии? То бишь на каком основании, что там за грунты?

Вы будете смеяться или плакать, я не знаю, но оказалось (уже потом оказалось, когда почти все возвели), что безобидные на вид лессовые суглинки, которыми сложены террасы и Кумы и Буйволы́, являются высокопросадочными породами, которые, при попадании в них воды, превращаются в натуральную жидкую кашу. У них красивое название — эоловы отложения. Этот Эол надул за многие века, а может быть, тысячелетия, столько пыли вперемешку с солью из Каспия и Маныча, что, как только попадает в этот грунт вода, она эту соль мгновенно растворяет, и тысячелетняя пыль, которая в наших отроду безводных местах держалась на этой соли, как на скелете, оплывает и никак не хочет держать на себе никакой тяжести. Эти эоловы отложения представляют собой соляной скелет, заполненный минеральной составляющей. Как мне рассказал самый большой специалист по просадкам, профессор, доктор геолого-минералогических наук, академик РАЕН Борис Федорович Галай, Буденновск, или Прикумск, я уже сама запуталась, является столицей мира по просадкам! При замачивании сооружение может провалиться на целый метр, а то и более! Знай наших! Так вот, пока всухую шла великая стройка, сваи, опоры и прочие конструкции держались в этом спрессованном лессе вполне устойчиво и вертикально, но когда пошли водные подпитки территории: протечки, утечки, — короче, замачивание грунта, то все конструкции на огромной территории зашевелились и поползли, и не дружно, например вертикально вниз, а вразнобой и как попало. Дорога из Ставрополя проходила мимо стройки века, и пассажиры автобусов могли видеть совершенно фантастическую картину «танцующих» свай, опор, плит и других конструкций, просевших в волнообразном ритме. Просели бы как-нибудь равномерно, так нет же… Легко вообразить ужас и отчаяние строителей, когда почти выстроенное гигантское предприятие вдруг ни с того ни с сего взбунтовалось и давай плясать камаринскую.

Вызвали, наконец, экспертов, геологов и т. д. Линии каркаса корпусов выглядели как американские горки. На спасение стройки были брошены лучшие геологические умы, возглавил эту работу профессор Борис Федорович Галай. Что-то пришлось разбирать, что-то спасли. Мороки было много, денег из-за безграмотности проектировщиков и изыскателей ушло пропасть. После этого Прикумск стали называть мировой столицей просадочности. Так приходит слава. Как-то поправили, что-то демонтировали, но скандал был на весь белый свет, денег ушло на ликвидацию этого ужаса много, а сколько голов полетело, не знаю. В конце концов завод достроили и запустили. Вот тут-то и начались райские кущи уже для аборигенов. По слухам, на стройку привлекали зеков, бывших или настоящих. Так как в городе не было специалистов химической промышленности, — откуда им взяться в городе, вся промышленность которого состояла из хлопкопрядильной и текстильно-галантерейной фабрик, — для приезжих специалистов построили целый микрорайон вблизи завода. Откуда только не понаехало народу, и всё бы ничего, да вечерами по городу, где до стройки все всех знали, стало ходить неуютно. Стали крепче запираться, а по темноте больше сидеть дома и детей с вечерних улиц отваживать. Но и это как-то пережили со временем.

Было и хорошее. Многие горожане устроились на работу не то чтобы специалистами, а разнорабочими. Тоже, если нет другой работы, неплохо. Какие-никакие, а заработки. Для многих образованных моих земляков появилась возможность пригодиться на родине и стать известными в городе и крае специалистами, руководителями. Завод, понятно, стал градообразующим предприятием, а это, сами понимаете, обязывает терпеть некоторые неудобства, связанные с его деятельностью. В общем, город из захолустья превратился в промышленный центр со всеми издержками, характерными для таких городов. Со временем стало напрягать, что дым от завода идет на город. А куда еще ему идти, если роза ветров вытянута с востока на запад, и восточный ее лепесток ложится прямо на город. Так что дышите, дорогие граждане, глубже, но, если можете, реже. Позже до меня стала доноситься тревожная информация: город выходит, вслед за Невинномысском, флагманом краевой химической промышленности, в лидеры по онкологии. Об этом стали говорить между собой, в основном с оглядкой, не только горожане, но и врачи, появились публикации в местной прессе. И что же народ? А что народ — мрет потихоньку. На площади не выходит, в суд на власть не подает. Страх? Медленно вымирать не так страшно, как сказать правду начальству? Это по-нашенски.

Вот и пожары, случавшиеся на этом предприятии с человеческими жертвами, никаких отрицательных воздействий, как уверяли власти, на экологию, здоровье населения не производят. Ну да, чисто оздоровительные события.

Меня, как и многих людей, поражало, что люди, вероятнее всего крупные специалисты и важные персоны, умудрились принимать решения по серьезным вопросам без достаточных исходных характеристик: геологическое строение, расположение объекта и возможное его влияние на здоровье населения, ну и многое другое, о чем мы не можем и догадываться. О каком здоровье населения мы говорим, когда о нем кто-то заботился? Ведь Буденновск не является исключением.

---

К примеру, в Ставрополе все предприятия в северо-западной промышленной зоне, включая химические производства, расположены строго по лепесткам розы ветров, несущим дым прямо на спальные районы, на реликтовые ставропольские леса с ветрами, окутывающими зловонным химическим дымом огромный жилой массив.

Сколько пустых, не обеспеченных содержанием слов тратится чиновниками, принимающими судьбоносные решения в «неустанной заботе» об обычных гражданах, об их счастье, благополучии и здоровье, и как же мало в них смысла и правды! В 1990-е годы все эти зловонные заводы почили с миром, люди потеряли работу, но приобрели чистый воздух. Как-то совместить хорошее с полезным у нас никак не получается. Или работа плюс болячки, или здоровье, но безработица.

Но вернемся в Буденновск. Кстати, завод стоит на хвостовой части нашего озера Буйвола́, то есть выше зеркала озера по рельефу. А как известно, вода стекает сверху вниз, поэтому, если кто-то станет уверять, что гигант химического производства никак не загрязняет воды озера: ни поверхностными стоками, ни фильтрационными, ни канализуемыми, — не все поверят. Я буду в числе неверящих. Уж если чудо природы мирового значения Байкал не сумели оградить от стоков ЦБК, то откуда возьмутся безупречно очищающие стоки химпроизводства в нашем случае.

И кто будет защищать никому неизвестное, кроме нескольких тысяч местных жителей, озерцо, тратить огромные деньги на надежные и дорогостоящие очистные сооружения? Сколько лет и какие люди бились за чистоту Байкала, пока удалось что-то сдвинуть с места?

И к слову, рискует ли кто-то ловить и есть буйволинскую рыбу? Помнится, водился и сазан, и белый амур, и всякая помельче рыбешка.

---

Трагедия в Буденновске 1995 года

Атака террористов под руководством Шамиля Басаева, 1995 г.

Четырнадцатого июня 1995 года боевики Шамиля Басаева захватили заложников в больнице Буденновска. Шесть дней они удерживали в здании местной больницы почти 1600 человек. Жертвами теракта стали 147 человек, около 500 были ранены.

Материалы, размещенные мною ниже, могут показаться читателю слишком объемными. Но я, прочитав не раз свидетельства непосредственных участников событий, людей, заинтересованно следивших за происходящим практически в прямом эфире, у всего мира на глазах, решила, что при сокращении будет искажена общая картина трагедии. Поэтому я прошу читателя набраться терпения и прочитать весь материал. Этого нельзя забыть. И я даже не знаю, извлекли ли мы, как народ огромной страны, какие-либо уроки из этой истории.

Освобождение заложников в Буденновске: документы и комментарии блогеров (из интернета)

Олег Орлов, член Совета правозащитного центра «Мемориал» (17 июня 2015, 14:05)

Двадцать лет назад, 18 июня 1995 года, в Буденновске в результате переговоров с Шамилем Басаевым, командиром отряда террористов, засевшего в больнице, удалось добиться освобождения более полутора тысяч заложников, которых заменили полутораста заложниками добровольными.

Штурм, предпринятый спецподразделениями ФСБ и МВД накануне, на рассвете 17 июня, провалился. Несколько попыток атаковать больницу, в которой засели прикрывшиеся «живым щитом» террористы, привели к потерям среди как нападавших, так и оборонявшихся, но более всего от огня пострадали заложники — до 30 погибших, много раненых.

Эта история наглядно проявила характер вечного противостояния в России двух непримиримых общественных сил — гуманистической и бесчеловечной. К великому сожалению, государство в лице своих военачальников всегда не на стороне населения. В данной ситуации размер трагедии и количество жертв удалось снизить только благодаря решительности премьер-министра Черномырдина, смелости правозащитников и добровольных заложников, подвергавших свои жизни смертельной опасности ради спасения пациентов и персонала больницы, мирных жителей города. Жаждавшие штурма военные готовы были не считаться с возможными жертвами, и в этом состоит ужас: мы все заложники этих «героев», готовых расплачиваться нашими жизнями за славу и звезды на погонах. Это подтвердили впоследствии и Дубровка, и Беслан.

Странно, очень мало говорилось и писалось о виновниках из госструктур, которые допустили, что бандитская колонна, прошедшая беспрепятственно многие километры и населенные пункты, взяла город. Мы, граждане любого города, села ли, беззащитны, хотя так называемых правоохраняющих развелось больше, чем правозащищаемых. Беда!

История пока получается не очень веселая.

Пора приступать и к географии

Следующая запинка случилась с определением части света, в которой расположен описываемый дорогóй моему сердцу кусочек Земли. В Европе или в Азии? Знающие люди скажут: да что здесь думать — в Азии, конечно! Ведь граница Европы на юге России проходит по Кумо-Манычской впадине, а всё, что южнее этой линии, — Азия. Ну, во-первых, не все даже очень ученые так думают, а во-вторых, не всем почему-то хочется считать себя азиатами. Как-то больше хочется считать себя все-таки европейцами. Тем более что европеоидная раса в классификации Я. Я. Рогинского и М. Г. Левина, она же кавказоидная или евразийская раса, укладывается в границы территорий частей света, спор о которых тянется давно и не утихает. Хотя все эти границы, как остроумно отметил историк Алексей Миллер, являются элементами воображаемой географии.

Во-первых, границ как таковых, означающих для государств линии, препятствующие проникновению «чужих» на их территорию, на планете Земля самой природой не предусмотрено, если не считать таковыми линии русел рек или горные цепи. Животным, птицам, насекомым наплевать на эти странные линии, нанесенные людьми на своих картах. Для них, насекомых и животных, не имеет никакого значения, европейцы они или азиаты.

Люди же, особенно в XXI веке, чудовищно политизировали эту тему, превратив ее из чисто географической в этнополитическую. Под этим подразумевается принадлежность и приверженность человека к религиозным, общественным канонам той или иной территории, той или иной национальности, обычаям, неписаным правилам поведения. В поисках научно обоснованного ответа на вопрос пришлось мне заняться изучением доступных источников. И поняла я, что граница на протяжении веков, с тех пор как стали ее наносить на карты, бегала туда-сюда, с юга на север и обратно, с запада на восток и обратно, многократно, но споры об истинном ее положении продолжаются и поныне, хотя, как я четко помню из школьных учебников, граница лежит по Кумо-Манычской впадине.

Но вспоминается в этом смысле и мнение, что следует южную линию Европы проводить по Главному Кавказскому хребту. Подобные споры велись и ведутся также и в отношении линии восточной границы — по Уральским горам, при этом, как и по Кавказу, спорят: по вершинам проводить линию или по наружной линии подошвы гор. Мне, как неспециалисту, уже смешно. Ведь каждая из приграничных сторон будет считать правильной наружную от себя границу. И будут вечно и бесконечно делить несчастную, ни в чем не виноватую гору. Похоже, что эта история конца иметь не будет, поэтому, пока специалисты будут продолжать искать истину в горах и на равнинах, я позволю сама себе определить местоположение моей личной малой родины — в Европе.

Теперь логично будет коротко сообщить читателю, что такое эта самая Кумо-Манычская впадина. Это линия, проведенная, не знаю кем первым, по руслу реки Кумы с переходом на ось Манычского озера. А тут уже рукой подать и до территории, ради которой и затеян этот разговор — города моего.

Если кому-то из моих случайных читателей захочется узнать, где же находится мой Богом забытый городишко, сделать это очень просто, даже находясь на другой стороне земного шара или, например, в космосе. В новостях о погоде показывают весь земной шар, в том числе можно видеть и точку между Каспийским и Черным морями, где расположен знаменитый, захваченный когда-то басаевцами город, на берегу незнаменитой речки Кумы, в месте впадения в нее речушки, под странным названием Буйвола́. По ходу течения Буйволы́ к названию добавляются «говорящие» определения: она то Сухая, то Мокрая. Озеро, образованное плотиной, по которой проложена дорога, соединяющая город с селом Покойным и далее со всеми степными краями, тоже называется Буйвола́. С Прикалаусских высот стекают и впадают в Куму речки Томузловка и Мокрая Буйвола́. Кума — самая мутная из всех рек края. А может быть, и не только края. Озеро Буйвола́, образованное путем запруды реки Мокрая Буйвола́ имеет зеркало площадью 540 гектар. В XVII–XVIII веках в этих местах было много лесов, даже строевых.

Вот что пишет Р. Аджимамедов: «Бассейн реки Кумы составляет 25,5 тыс. кв. км, что равно 33% от площади Ставропольского края. Длина речной сети, относящейся к бассейну Кумы, — 3982 км. Длина самой Кумы (Кум-Баши — Песчаная голова) 575 км. Притоки — Подкумок и Золка — горные».

---

Кума

Этимология

Название в основном производят от тюркского слова «кум» (песок). В своем нижнем течении Кума действительно протекает по пескам. В XI–XIII веках вдоль ее берегов располагались половецкие ставки, по названию реки половцы сами себя прозвали «куманами». Ныне живущие в северном Дагестане кумыки также носят имя, подаренное им рекой. Осетины называли реку Идон.

Характеристики

Кума берет начало на северном склоне Скалистого хребта у села Верхняя Мара́ в Карачаево-Черкесии. До Минеральных Вод Кума — горная река. С выходом на равнину приобретает спокойный характер с множеством меандров (протоков). При выходе на Прикаспийскую низменность разбивается за городом Нефтекумск на несколько рукавов, которые, как правило, не достигают Каспийского моря.

Питают реку главным образом атмосферные осадки. Среднегодовой расход воды — 10–12 м³/с у станицы Суворовской. Вода Кумы отличается большой мутностью (за год выносится около 600 тыс. т взвешенного материала) и широко используется для орошения (Терско-Кумский и Кумо-Манычский каналы). Сток в среднем и нижнем течениях зарегулирован Отказненским водохранилищем (у села Отказное). В летний меженный период Кума разбирается на полив в богатой Кумской долине (от станицы Суворовской до города Нефтекумска).

Ледостав длится от конца ноября — начала декабря до начала марта. В прошлом были характерны высокие весенние паводки.

---

Поселения

На Куме расположены следующие поселения, имеющие более 10 тыс. жителей: станица Суворовская, город Минеральные Воды, станица Александрийская, село Краснокумское, село Солдато-Александровское, город Зеленокумск, село Архангельское, село Прасковея, город Буденновск (логичнее бы — Прикумск), село Левокумское, город Нефтекумск и несколько десятков более мелких поселений общей численностью в 350 тыс. человек.

Ностальгическое

Эта история началась давно, многие события и лица забыты, кажется, навсегда, и как будто не могут никаким образом влиять на настоящее. Но нет-нет, да и всплывает в самый неожиданный момент что-то «оттуда», из той чистоты, святости дум и мечтаний, где не подлежало сомнению, что будущее в твоих руках, что всегда и во всем будешь хозяйкой если не обстоятельств, то уж собственной жизни и линии поведения в ней, что всё и вся с каждым днем будет лучше, красивее, умнее, а сама ты в этом вымечтанном раю не ударишь в грязь лицом, а взгляд твой будет открыт и ясен своей искренностью и безгрешностью.

«Хватит мечтать о небесных кренделях», — возвращает меня с облаков будущего голос мамы.

Все чаще возвращаюсь «туда», когда удается остаться наедине с собой. Что тянет туда? Или что толкает «отсюда»? «Туда», «отсюда»… Все переместилось — время, место… Сказать бы правильнее в «тогда», да ведь тянет именно в «туда», которого, увы, не стало безвозвратно. Смириться с тем, что та жизнь ушла насовсем, невозможно. Кажется, что должна быть у каждого человека где-то потайная дверца, через которую можно хоть ненадолго вернуться, хотя бы заглянуть в оконце в те дорогие сердцу времена, дать сигнал ушедшим родным: я помню о вас, мне плохо без вас, я люблю вас так же сильно, как и тогда, когда мы были вместе.

Ну, ладно, время ушло, но место осталось, вот оно, именно здесь мы были вместе, дышали этим воздухом, видели эти дома, небо, землю. Казалось, стоит только сесть в рейсовый автобус и через четыре с половиной часа будешь «там». И тогда ходи, смотри, вспоминай, тревожь душу сколько угодно. Куда оно денется, место? Так, да не так. А и вовсе наоборот. Оказывается, время надежнее хранится в сердце, в мозгу ли, не знаю, и все там в целости: и дом, и двор, и улицы, люди, что жили в этом городишке в то время, чужие и свои, родные и знакомые. И раскаленная пыль по щиколотку на дороге, и армянские саманные хаты-сакли под камышом, с прохладными голубыми глиняными полами, с бурьяном во дворах и на крышах, акации, мужественно переносящие вместе с людьми и холод, и безводье, и ветра, и зной. Миражи и пыльные смерчи. Расплавленный, ленивый мозг, вялые мышцы, полная апатия, нет никаких желаний, кроме одного — добраться до Кумы, а лучше до Буйволы́ и…

Но вот подъезжаю к тому месту. Нет его. То ли глаза другие, то ли мешает что-то новое. Чужое, чего в твоем месте не было, а крохи старого, твоего потерялись и даже стыдливо прячутся за современными приметами. Ему, прошлому, как будто неловко, что оно еще совсем не исчезло, так оно неказисто и жалко, мое бедное, далекое, но такое дорогое детство.

Моя Кума

Буденновск трудно представить без двух водоемов, которые являются его естественными границами: это река Кума — с востока и искусственное озеро Буйвола́ — с северо-запада. Буйвола́ образована в давние времена как запруда в устье реки Мокрая Буйвола́, впадавшей когда-то в Куму. По ее имени неофициально называется район города, примыкающий к ее берегам. Мои дедушка и бабушка имели дом «на Буйволе́». Там на протяжении примерно 120 лет было наше родовое гнездо — рода Сердюковых. О Куме известно, что она начинается у отрогов Скалистого хребта, точнее у горы Кум-Баши (песчаная голова) на территории Карачаево-Черкесии. Название произошло от корня слова «песок» на наречиях местных народов. И действительно, иногда кажется, что в ее струях воды меньше, чем глины или песка. Кстати, длина нашей реки 802 км, не намного меньше длины знаменитой Кубани — 870 км. А шума-то сколько! Просто Куме не повезло с водосбором. Почти все многоводные горные речки впадают в Кубань, а со степей много воды не нацедишь. Хотя, судя по некоторым старинным описаниям, были времена, когда на Прикумье произрастали могучие леса, а река описывалась как полноводная. Сейчас в это трудно поверить. Конечно, по мере уничтожения лесов исчезала и многоводность.

Ее, Кумы, трехликий портрет следует описывать особо: во-первых, для горной части, где она проявляет свой горский нрав; во-вторых — для среднего течения, где ее натура противоречива, так как еще не утратила горной вспыльчивости, но и не умиротворилась окончательно, что произойдет с ней, в-третьих, в самом нижнем течении, когда остатки не разобранной на орошение полей воды увязнут в прикаспийских песках и камышовых плавнях. В наших школьных учебниках писали: исчезает в песках. То есть не добирается до Каспия, как было когда-то очень давно, в полноводные времена.

В верховьях Кумы я не бывала, видела ее не выше поселка Левокумка, что примыкает к городу Минеральные Воды. В этом месте она схожа с «нашей» Кумой — извилистая, один берег или оба обрывистые, вода мутная, неспокойная.

Для меня эта незнаменитая и мало кем воспетая речка в моем детстве (лет с 5 до 12) играла очень большую роль, она значила для жизни детворы и молодежи города порой не меньше, чем родители и учителя. И для многих выросших в зоне ее влияния она осталась как бы живым существом. Для меня именно так. Попробую объяснить. Мы, дети, жившие от реки не очень далеко, дружили с ней, ждали с самой ранней весны встречи, бурно обсуждали начало купального сезона. В нашем сообществе считалось, что «официальное» начало сезона — 2 мая, на так называемую «маевку», а раньше вода уж совсем холодная. Отчаянные пацаны соревновались между собой и хвастались, кто раньше в этом году искупается. Вода в Куме в любое время года, хоть и в самый июльский зной, была обжигающе холодной, особенно при первом погружении. Вряд ли эта ее «холодность» объясняется тем, что она берет начало с вершин Скалистого хребта, от снегов и ледников. Где этот скалистый хребет и где Буденновск — летняя степная жара в состоянии согреть и не такую реку. Кроме этого обстоятельства — ледникового происхождения, воду студили многочисленные родники, питающие ее русло.

Мы знали несколько особенных участков реки, где купаться было, как бы сейчас сказали, круто. Это Жорикова яма, она славилась водоворотами и большими глубинами. Там проводили время самые отчаянные мальчишки. Поближе к мосту (дорога на Прасковею) находились Первые Пески и Вторые Пески. Я пишу эти неофициальные названия с большой буквы, потому что для нас это были очень важные места. На карте этих названий не найти, но они в нашей памяти «увековечены».

Еще одно интересное место — район «живого» моста у знаменитой на весь мир больницы. Там Кума делает крутой поворот вогнутым обрывистым берегом к территории больницы. До революции на этом месте стоял Мамай-Маджарский православный мужской монастырь, разрушенный большевиками и растащенный местными жителями «по камушку». В свое время для строительства монастыря не постеснялись «добывать» прекрасный долговечный «мамайский» кирпич с остатков строений города Маджара. А следующие «благодарные» потомки, большевики, поступили с монастырем так же, как строители монастыря со святынями Средневековья. Наглядная история о преемственности поколений!

Вот и место — старый корпус больницы, откуда 12 августа 1941 года начались мои пути-дороги по жизни. Этот больничный корпус — единственное строение от построек и служб Мамай-Маджарского монастыря, сохранившееся до сих пор. До обрывистого берега Кумы отсюда метров пятьдесят.

Под «живым» мостом потоки мутной серой непрозрачной воды свиваются в месте поворота в самые невероятные, меняющиеся рисунки: жгуты, воронки, завихрения, — беспрерывно и неуловимо завораживающие взгляд. При переходе по этому мосту на другой берег взрослые предупреждали детей: не смотри в воду! А как не смотреть? Во-первых, мост дырявый, а под ноги-то смотреть надо, чтобы не провалиться в дыру. И главное, буйство мутных, извивающихся, ежесекундно преображающихся водяных струй колдовски, как магнитом, против воли притягивало взгляд, манило узнать, что или кто там в глубине управляет этим непостижимо таинственным местом.

---

Чему учила нас наша коварная «учительница»? Прежде всего осторожности. Обвалы берегов, водовороты, судороги от ледяной родниковой воды, коварные плывучие пески, способные затянуть в глубину неосторожного купальщика. Учились по рассказам бывалых мальчишек, пропадавших на реке все лето до поздней осени, и на собственном опыте, когда попадали в нелегкую ситуацию. Усиливало опасность еще и то, что вода была совершенно непрозрачной, и невозможно предугадать, куда тебя вытащит быстрый поток. На Песках другие дела. Один берег там пологий, песчаный. Песок мелкий, бархатный. Здесь, около пологого берега, вода течет спокойно. Ты входишь в прохладную воду по этому бархату на небольшую глубину, окунаешься, чтобы привыкнуть к холодной воде, расслабляешься и вдруг обнаруживаешь себя не на мелководье, а «по шейку» и на быстрине, и тебя тащит поток к противоположному обрывистому берегу, куда и смотреть-то страшно. Начинаешь барахтаться и вопить во все горло. Ну, выбираешься кое-как на трясущихся ногах. В другой раз будешь поаккуратней. Выбирались не все.

Хуже всего попасть в водоворот да еще и в родниковые ледяные струи. Может свести судорогой ноги, а уж воронки так закружат, что потеряешь из виду и берега, и небо.

Еще одно проявление характера нашей речки — это обвалы круч, случающиеся периодически в разных местах. Дело в том, что русло (пойма) сложено из мощных эоловых отложений лессовидных суглинков, особенностью которых является высокая устойчивость их структуры в сухом состоянии и способность мгновенно разрушаться при замачивании. Обрывистые берега реки, сложенные этими отложениями, спокойно держат вертикальное положение, но чуть потоком реки подмоет подошву, на которой откос держится, огромные глыбы, теряя опору, отваливаются от массива и рушатся в воду. Известно много случаев, когда гибли дети и неосторожные взрослые, неосмотрительно попадающие в опасную зону, — то ли находясь на краю обрыва и не замечая трещины, то ли купаясь под кручей в тот момент, когда кусок ее отваливался от крутого берега. Попасть в это время в это место не пожелаешь никому. Но угадать, когда и где это произойдет, тоже никому не дано.

Много тонуло в Куме в те годы и детей, и взрослых. Но о существовании плавательных бассейнов мы и не подозревали, а к любой воде нас, как детей всего мира, тянуло непреодолимо. Вообще-то, строго говоря, купанием наше барахтанье в мутной воде назвать сложно, так как после него волосы покрывались серым тонким налетом, на теле, на трусиках откладывались следы реки. Поэтому, чтобы дома не быть разоблаченными с порога, после «купания» мы, заметая следы, разыскивали родничок, бьющий поблизости от берега, и худо-бедно ополаскивались чистой холодной водой. Не знаю, догадывалась ли мама о моих приключениях, но выволочек по этому поводу я совсем не помню.

В общем, нрав у Кумы отнюдь не благостный и не добренький, не ласковый. С ней всегда надо быть начеку, не забывая не только о радостях, но и о коварстве. Тем не менее мы ее любили как строгую, хоть и не всегда справедливую учительницу. Я не была отчаянной девицей, но в компании с подружками, невзирая на запреты родителей, ходила купаться на Куму каждое лето регулярно, до самого нашего переезда из противочумного отделения, то есть до 1952 года. Живя в 200 метрах от Кумы, можно было маме сказать, что ты то у одной подружки, то у другой, то от улицы Садовой (теперь Гирченко) идти стало далеко, а врать труднее. Тем более что мои новые одноклассницы в таких приключениях не участвовали.

Повзрослев, я прервала дружбу с речкой, но всегда помнила о ней, как об одной из лучших подружек моего раннего детства. Много позже я прочитала стихи о нашей незадачливой родине учившегося в нашей школе на пять лет раньше меня Эдуарда Коновалова. На меня так повеяло родными краями, цветами и запахами, проняло до слез.

Эдуард Коновалов скоропостижно умер в 2010 году. Судя по его стихотворениям, он очень любил наши степные края, тосковал по ним. Я думаю, что стихи очень хорошие, искренние. Напечатаны в газете «Советское Прикумье» 1 января 1983 года. Привожу их здесь.

Там речка желтая Кума…

Одноэтажные дома.

Ясенелистных кленов ряд,

Да пыльный, ветхий палисад,

Да тягостный дремотный зной,

Акаций запахи весной…

И величавы, и чисты

Наивной юности мечты.

Давным-давно покинул я

Те материнские края,

Где рос средь сверстников своих,

Где родился мой первый стих,

Где встретил первую любовь,

Где я узнал разлуки боль.

За дальней далью те края

И юность нежная моя.

Но я, через бездонность лет,

Упрямо здесь ищу свой след.

Вот прежний мой родимый дом —

Я узнаю его с трудом.

Он перестроен — это пусть,

Я все ж рукой его коснусь.

И вспомню запах тех годов

Чрез бездну лет, чрез эту новь.

Многоэтажные дома —

И та же желтая Кума.

Вот старые мои друзья.

Ужель таков теперь и я?

Давным-давно покинул я

Те материнские края,

Но город тот нейдет с ума,

Где речка желтая Кума.

Автор выразил свои очень личные чувства в словах, которые тронут любого человека, выросшего в наших незатейливых, но таких милых краях. И у каждого, прочитавшего стихи, на словах «Кума», «акация», «белолистка», «полынь» непременно возникнут и дорогие сердцу образы и запахи — и пыли, и акации, и полыни.

Буйвола́

Было бы несправедливым не вспомнить еще об одном из немногих источников детской летней радости — озере Буйволе́. Именно так — озеро Буйвола́, с ударением на «а» и соответственно спрягаемым. На самом деле это не озеро, а очень древняя запруда в самом устье реки Мокрая Буйвола́, построенная, не знаю (не нашла) кем, недалеко от места когдатошнего ее впадения в нашу Куму. Район города, примыкающий к берегу озера, в народе так и называется — Буйвола́. Мои дедушка и бабушка жили на этой самой Буйволе́, на улице Кооперативной, переименованной в Кочубея, а до революции бывшей Коммерческой, Базарной, в двух кварталах от берега Буйволы́.

Я часто бывала у дедушки с бабушкой, и летом всегда появлялся соблазн сбегать с подружками на озеро. Долина, в которой расположилось озеро, широкая, с очень пологими берегами, поэтому до глубин, где можно было поплавать, надо было долго идти по илистому дну. Вода на мелководье сильно прогревалась, и купаться в ней было большим удовольствием. Удовольствие немного портил толстый слой ила и камышовые пеньки, нет-нет да и попадавшие под ногу. Позже власти сделали на берегу что-то вроде пляжа, засыпав дно от берега речным песком. Это уже другой уровень комфорта! Почти пляж. Буйвола́, в отличие от Кумы, не собирала человеческие жертвы в силу своего ласкового характера, но один утопленник за ней все-таки числился. Как-то участник веселого пикника на берегу, не сумев удержаться на ногах, упал в воду лицом вниз, а ноги остались на берегу. Не в силах перевернуться или позвать на помощь, он, бедняга, так и погиб в том месте, где воробью по колено. И друзья не хватились: лежит человек, отдыхает, на помощь не зовет. Но озеро не виновато.

После строительства завода пластмасс, нужно узнать, можно ли там купаться. Или, например, есть буйволинскую рыбу, если таковая теперь водится там.