Бесплатный фрагмент - В городе из нарисованных слов…

Предисловие

Эта история произошла или вовсе и не происходила очень давно или совсем недавно.

Глава 1

Шел обычный июльский дождь…. Пресный воздух наполнился влагой до такой степени, что хотелось проткнуть его, иголкой, чтобы освободить от воды. Очередной неправильный день не предвещал людям удачу или наоборот. Капли спускались вниз прямо из серого облака, им не было больно разбиваться об теплый асфальт, об чьи-то ботинки, о мысли задумчивых прохожих. Кто-то промокнет, скажите вы. Ну и пусть…. Зачем нужен тогда дождь, если все останутся сухими? Он тоже так подумал. Кто этот «он», спросите вы. Главный герой? Не знаю, можно ли его едва считать таковым, но, все же, именно он решил выйти на улицу именно в этот день именно в тот момент, когда шел именно этот июльский дождь.

Его звали… Музыкант. Никто никогда не спрашивал его имени, люди просто жили с ним по соседству, здоровались, иногда даже интересовались здоровьем, но только из вежливости. А о нем знали только то, что он сидит целыми днями дома и сочиняет музыку. На каком инструменте он играл, спросите вы? Сказать трудно. Он был очень беден, и никаких инструментов у него дома не было. Всю свою музыку он сочинял в голове, а после старался записать ее в нотную тетрадь, если не успевал забыть. Но единственное что, в его голове она звучала, приблизительно, но так же, как звучит рояль. Он мечтал сочинить такую музыку, которая смогла бы понравиться всем людям, а он смог бы стать знаменитым и богатым и, наконец, купить себе инструменты.

Он вышел на улицу без зонта и страха промокнуть. Ему хотелось прочувствовать эту мелодию дождя на самом себе. Хотелось увидеть какую-то историю в сегодняшнем дне. Все предшествовавшие его великие музыканты вкладывали в свои произведения какие-то невидимые истории, которые человек при прослушивании должен был угадать. Как он позже заметил, истории у каждого человека на одну и ту же композицию рождаются разные, так как у каждого свои ассоциации и свои мечты, свое восприятие и свой вкус. Тем не менее, он тоже хотел стать великим, а по сему, никакой дождь ему не был страшен. Именно сегодня он сам себе пообещал придумать удивительную мелодию!

Открыв двери своей деревянной калитки и сделав первый шаг на брущатчатую улочку, выложенную из камней, как в Венеции, сам он, конечно же, никогда там не был, но ему определенно казалось что там именно такие улицы, он сразу же вступил в небольшую, но глубокую лужу. Старенький и не совсем целый от времени туфель потихоньку заполнился мутной на вид и холодной на ощущения дождевой водой.

— Видимо, наудачу! — Все с той же уверенностью сказал сам себе музыкант, скрипнул дверью и направился не спеша по улице….

Мимо него пробегали люди, вопросительно оглядывались на пока что еще сухого музыканта и смеялись от того, что дождь щекочет их кожу. Его черное кашемировое осеннее не по сезону пальто пригодилось ему кстати. В нем было не так холодно, хоть и было лето. Каждый шаг он делал очень спокойно, чем-то даже стараясь походить на облако, плывущее над ним. Он не знал, куда ему следовало идти в такую погоду. Казалось, для такой мелодии это должно быть такое удивительное место, такое не повседневное, что он решил отправиться в одно небольшое и не популярное заведение, которое попадалось ему на глаза не раз, но так и не хватало уверенности зайти туда.

Он повернул налево и пошел прямо, далее немного наискосок от старой колокольни, вверх по ступеням, где обычно торгуют цветами на выходных, и вдоль аллеи направо никуда не сворачивая. Он был в таком приподнятом настроении, что если бы он шел с кем-то, то сказал бы: «Обязательно запомните эту дорогу, когда в следующий раз захотите прийти в это удивительное место без меня». Но никого не было рядом, только маленький мальчик, лет шести, пробежал мимо него с мячом в руках и весь измазюканный глиной. От чего он немного улыбнулся.

Наконец-то он подошел к тому самому месту. Это было маленькое уютное непримечательное кафе, зажатое с двух сторон среди женского обувного магазина и администрацией городского управителя. Дамы, делающие себе приятно в обувном магазине справа, путем приобретения товаров, вовсе не отвлекаются на такие заведения, потому, что у них и так слишком сильно развито в такие моменты чувство поглощения. А у господ, заседающих слева, и так возникает желание закрыть это заведение и открыть вместо него что-нибудь свое приносящее доход. Тем не менее, оно все еще работало даже в такую погоду. Название этого кафе было сложно прочесть. Дело в том, что над навесом были установлены три буквы, которые соединялись в слово «ТРИ», а все следующее слово, состоящее из четырех букв — отсутствовало, были только дырочки на их месте. Но даже по ним нельзя было прочитать его название. Поэтому каждый посетитель додумывал свои: кто-то предполагал, что это «ТРИ ПИВА»; кто-то, что «ТРИ РАЗА»; а кто-то следом охотно шутил, что это «ТРИ ПИВА ТРИ РАЗА»! Кто-то утверждал, что это вовсе не слово «ТРИ», а аббревиатура — Таверна Ричарда Итхе, кто был таков Ричард Итхе, вопроса не возникало, именно поэтому это кафе считалось удивительным. Даже сам хозяин этого заведения затруднялся сказать, что же за буквы там были изначально, пропали они давно, а по названию это кафе никто и не знал. Все просто называли его «ТРЁШКА», как бы покашливая при этом. Сам же музыкант считал, что это было «ТРИ НОТЫ».

Стулья и столы, сделанные из деревянного переплета, стояли прямо под навесом на улице, всегда, даже в холодную погоду. Музыкант присел на самый передний стул за одиноким столиком. Отсюда открывался прелестный вид…. Сонный в такую погоду, но ответственный официант получил от него заказ — чашечку кофе.

— Сию минуту. — Послышалось в ответ.

Ему хотелось соблюсти все обряды, которые, скорее всего, делали его великие предшествующие его коллеги. Официант был точен в движениях, но не во времени, кофе было принесено минут через пятнадцать и поставлено одним точным движением на середину стола и прокручено по часовой стрелке так, чтобы ушко было прямо под правую руку посетителя. Но в одно мгновение официант увидел у него за пазухой краюшек нотной тетради и, решив, что он может быть левшей, подвинул ушко чашки в обратную сторону так, что оно стало прямо посередине между левой и правой рукой. Музыкант заметил этот момент и улыбнулся, но внутри, дабы не смутить его.

Он сделал небольшой глоточек еще слишком горячего кофе и выложил на стол из внутреннего кармана нотную тетрадь и карандаш. У него было одно правило: не браться за карандаш до тех пор, пока мысль не заблудиться в своем ходе, иначе он считал, что можно спугнуть ее зарождение. И вот он сидел за своим столом и наблюдал за тем, что происходит вокруг него. Чтобы себя не выдать он взялся двумя пальцами за ушко чашечки того самого припоздалого кофе, который еще не остыл.

В его взор попало сразу же множество людей, суетившихся в поисках сухого убежища. Они создавали такой ритм, что голова шла кругом, и нельзя было сосредоточиться на чем-то одном. Он искал, глазами и только лишь, искал тот момент, который породит в нем что-то особенное, искал ту частицу повседневности, которая не попадает под взгляд обычных людей. Капли падали с неровных крыш беспорядочно, без всякого рода ритмичности — нет, не то. Гражданин в деловом костюме, с поднятым над головой таким же деловым портфелем — нет, не он. Смотрящая в окно на мокрых людей прищуриным взглядом сухая и спокойная кошка — она всегда там сидит, даже, когда окно открыто и нет дождя. Он начал водить пальцами по боковой части блюдечка: вперед — назад…, вперед — назад. Плавные движения породили в нем желание делать так все время. Музыкант заметил машину, стоящую левее от входа в магазин женской обуви, точнее говоря не машину, а под машиной. Там лежала желтая и немного дворовая собаченка, спала долгое время, а на ее левое ухо падали капли, стекающие с выхлопной трубы. В них было что-то повторяющееся — «трынь…»…., через секунду еще раз также — «трынь…», и сразу же после этого с бампера упала еще одна собаке на хвост, только грустнее — «трын…», и так же через секунду еще раз — «трын…». Стоп! Точно ли? И опять только — «трынь…», и опять «трынь…», а потом снова с бампера в более низкий тон — «трын…»…, «трын…». Он схватил карандаш и где-то посередине нотных линий, не сначала, записал только что увиденное.

Вдруг собака подняла голову, как бы пробудилась, но не совсем понимая, в чем дело, просто смотрела по сторонам и моргала. Он, было, подумал, что спугнул ее резкостью своих движений, но на самом деле ее разбудила подъезжающая машина, которая остановилась прямо перед ней. Из машины вышел лысоватый мужчина с недовольным лицом и закрытым зонтом в руках. Он недовольно хлопнул тяжелой дверью и, не раскрывая зонта, пошел медленно в сторону магазина женской обуви. Его ботинки шмякали по дороге, выражая уныние и вялость одинаково ровными шлепками, разбрызгивая одинаковое количество капель по сторонам. Зайдя в магазин, его ритм оборвался, музыкант даже не успел опомниться. Он только хотел что-то записать в своих нотах, как тот же мужчина вышел оттуда, придержав двери молодой и важной особе на высокой шпильке. Зонт мгновенно вспорхнул над ее головой, отбивая все капли, которые ее атаковали. Она шла быстро, стараясь наступать на асфальт сильнее, так как из-за дождя звон ее новых туфель мог быть не слышен. Мужчина едва успевал за ней, расплываясь в улыбке, он открыл дверь своей машины, дождался пока вся ее часть туда поместиться и только тогда закрыл зонт и сел сам. Машина отъехала, оставив после себя клуб темного дыма. Пес отреагировал на него чихом, облизал нос и дальше принялся спать.

Если бы тот молодой человек не производил бы шума хлюпающих ботинок, то, наверное, музыкант бы его и не заметил. Никто бы не заметил его, не только музыкант. Просто серая туча человека двигалась под дождем с другой стороны, создавая, своего рода, просто фон, просто звук одной не меняющейся ноты. Его руки в карманах, его опущенная вниз голова, его печальный взгляд — все говорило о том, что он бы с удовольствием растворился бы в воздухе, чтобы избежать встречи с существованием…. Музыкант пристукивал в такт каждому его шагу и заметил, что он идет, довольно, ровно в одном ритме. Наверное, он о чем-то очень сильно думает, так как в таких состояниях человек не подвластен шагу и ноги делают одинаковые промежутки и толчки, что создает ровный шаг. Эта ровность показалась ему специфической для особого участка, к примеру, перед кульминацией. Но только он начал об этом думать, как молодой человек скрылся из виду.

Этот человек напомнил музыканту одного странного парня, про которого он много раз слышал, но так, ни разу и не видел. Странность, по мнению музыканта, вещь очень интересная и необычная. Но на полпути этой мысли он оборвался….

Взгляд музыканта перехватил шум парочки, доносящийся с другой стороны. Он повернулся туда и увидел насквозь мокрого парня, который снял свой такой же мокрый пиджак и по воспитанности накинул на рядом идущую девушку, стараясь хоть как-то ее согреть, приглаживая параллельно ей размокшие на лбу волосы. Идти домой под дождем для них было бессмысленно, если только они не собирались промокнуть до ниточки, а они не собирались. С трудом обходя и перепрыгивая все потоки и ручьи, парень взял девушку на руки и перенес через большую лужу, которую никак нельзя было обойти или перепрыгнуть. Он внес и поставил ее мокрую под небольшой навес какого-то магазина с другой стороны улицы, который уже не было видно музыканту.

Он подумал, что это может быть начало хорошей истории с различными тональными переходами и изменениями. Он взял свой карандаш в руки, прокрутил его разок-другой, поставил в начало нового поля и провел тоненькую вертикальную линию, обозначив начало….

Перед кафе, начав свой путь недалеко от администрации, проезжала черная машина с одним единственным пассажиром сзади. В этом не было ничего необычного, но музыкант на секунду забыл про свою нотную тетрадь, увидев глаза пассажира. А точнее говоря, не увидев их. Мужчина с небольшой лысиной смотрел в окно, но с закрытыми глазами. Нельзя было сказать, что он спит или дремлет, но по его осветлившемуся от мысли лицу было видно, что он представлял себе что-то необычайное, неподвластное представлению любому человеку. Музыкант мог видеть его лицо всего лишь несколько секунд, но даже за это столь короткое время ему почему-то показалось, что у этого человека должны быть необычайные глаза, добрые глаза….

Эта противоречивость человека в дорогой машине, едущего со стороны администрации и его неподходящее к этому образу лицо, вызвали в его еле уловимой мелодии такое же противоречие, которое заставило его остановиться и поднять голову от нотной тетради.

Он совершенно не заметил, как кафе наполнилось людьми. Хоть это и было не популярное место, дождь стер это понятие на какое-то время. Музыканта ничего не отвлекало, никакой шум. Он пытался выполнить свое обещание данное самому же себе. Напряженно его карандаш давил на начало поля, но так ничего и не производил. Увиденные образы крутились и перекручивались, как мясорубкой, в идею, спор с самим собой давил на голову и мешал мыслить чисто. Он стал немного раздраженнее, карандаш крутился в руках быстрее.

— Откуда-то появилась концовка, но какое же должно быть начало, если это концовка…? — Срывалось противоречие.

— А может быть вот так? — И он сам себе предложил вариант.

— И что? — Сам себе же и ответил….

Он откинулся на спинку своего стула, продолжая свой диалог.

— Это не будет звучать…, здесь совсем не та задумка.

— Но почему? Попробуй. Что, этот мокрый образ слишком мрачен для людей?

— Да никто и не будет воспринимать это. Все очень просто, как-то натянуто…. Она бы точно не слушала….

Она? Кто эта «она»? Просто так проходила мимо этого самого кафе, под зонтом, в такую пасмурную погоду, но с таким чудесным настроением…. Девушка увидела, как музыкант пристально на нее смотрит, поэтому, чтобы скрыть свое смущение, она угостила его своей улыбкой и пошла дальше.

Потеряв свою последнюю мысль, музыкант взглянул в свою нотную тетрадь. Там были прорисованы только две парно повторяющиеся ноты «трынь…. трынь», «трын…. трын» и… все. Он печально вложил вовнутрь тетради карандаш, закрыл ее, медленно встал и пошел домой, по дороге, бездумно засовывая тетрадь во внутренний карман.

Дождь потихоньку стихал. В очередной раз музыканту не удалось сдержать свое обещание, даже не смотря на то, что оно было просто ради себя…. Он был подавлен, немного плаксив, но в дождь этого не видно, чуточку зол и до безумия самокритичен. Единственное, что ему удалось придумать по пути домой это название к этой композиции — «Человек, который не сдержал своего обещания!». Он даже не стал его записывать, ведь его-то он точно не забудет. Еще и эта «она»…, совсем с толку сбила…. Откуда она взялась… в нашем городе… в наших жизнях… в наших памятях… в наших мечтах…?

Как жить человеку в городе, томящемся в дождях и сырых солнечных бликах, в городе, в котором идеи превращаются в мечты, а мечты в воспоминания, в городе, где не один человек не выполняет своих обещаний, в Городе из Нарисованных Слов….

Глава 2

Он решил ехать к ней…. Пройдя турникет и удивив контролера отсутствием багажа, он протянул свой паспорт проводнице дальнего следования. Та посмотрела на фото, потом таким взглядом, не выражающим ничего, на него, потом опять на фото. Почесала языком внутреннюю часть зубов, что почти никак не было заметно.

— Влюбленный Парень? — Произнесла она то, что было написано в паспорте.

— Да.

— Проходите, ваше место номер 27. — И вручила ему паспорт обратно.

Он сел возле окна, приоткрыл запыленные от времени шторы и подпер подбородок двумя руками, терпеливо ожидая отправления. Нежные светлые от вечернего солнца пушки, слетевшие с перезревших соцветий чертополоха, пролетали мимо в сторону, куда должен был отправиться поезд с минуты на минуту. Он не знал, ждет ли она его или нет, просто сел и поехал. Влюбленный парень ехал к той, которой не существует. Ее нет по настоящему, но ему настолько сильно верилось, что она есть, что он просто купил билет и поехал. Он думал, что где-то существует его та Единственная, которая его ждет и которую он когда-нибудь встретит. Но, не дождавшись этого момента, когда он встретит ее где-то на улице, решил поехать к ней сам. Многие из его поклонниц, практически все, его вовсе не интересовали, потому что они не были его единственной, как та, к которой он ехал, хотя бы потому, что единственная никогда тебя не обманет и не бросит….

Почему он поехал именно в этот город? Наверное, потому что он никогда раньше не бывал в Городе из Нарисованных Слов, а, следовательно, раз он ее никогда раньше не видел — она была там.

Уже темнело…. Из окна, проносясь, освещал его полные надежды глаза желтый бумажный свет. А он все ехал и ему нравилось. В голове у него рождались уже какие-то диалоги, начальные фразы, шутки, которые он всегда старался придумать заранее. Он думал, что лучше делать с руками: засунуть их в карманы и выглядеть немного вальяжным, или держать их за спиной и казаться сдержанным? С той мыслью он и заснул….

Первым делом, когда он проснулся, влюбленный парень заметил, что поезд не качается, за окном уже светло и людей в вагоне нет. Он проехал свою остановку, так как проводник обещал разбудить его, когда они будут проезжать центральную станцию. Где-то на окраине города, на станции, где еще сохранились фонари старого образца, такие шестигранной формы, невысокие, подвешенные на цепи к столбам, он стоял и наблюдал за работой железнодорожников. Он думал о том, что любой город для приезжего начинается с вокзала, поэтому о городе можно много чего узнать прямо по прибытию. Конечно, скажите вы, вокзалы все одинаковые: рельсы, вагонные составы, громкоговоритель на столбе, подземные переходы. Но можно увидеть много чего невидимого, то, что не заметно на первый взгляд, и то, что мы никогда не принимаем во внимание. Например, улыбаются ли люди на этом вокзале или нет — этим выражается общее настроение города; встречаете ли вы переходных музыкантов в подземном переходе — насколько этот город творческий или строгий; спросить у кого-нибудь на вокзале, даже если вы знаете дорогу, как проехать куда-нибудь — таким образом, вы сможете судить, сколько приезжих в этом городе. Но наш Влюбленный парень не стал ничего этого делать. Он не стал знакомиться с городом, тем более таким путем, ему не терпелось скорее приехать в центр. Туда, где больше людей. Он сразу же помчался на автобусную станцию.

Автобуса не было где-то минут десять, но он продолжал стоять и ждать. Был еще и другой автобус, который так же ехал в центр и отправлялся с другой станции неподалеку. Но он знал, что как только он пойдет на другую станцию, то автобус сразу же приедет на первую, а на другой станции начнутся задержки. Поэтому он ждал, переминаясь с ноги на ногу и постоянно оглядываясь по сторонам, то засовывая руки в карманы своих джинсов, то складывая их за спиной.

Наконец его терпение оправдалось, и он увенчал себя сидячим местом возле окошка в автобусе номер 14. Кондуктор принял из его рук определенное количество денег и вручил без всякого интереса надорванный билетик, добавив: «Сейчас принесу сдачу», — и удалилась. В автобусе играла какая-то старая музыка, ничего не подымающая в душах пассажиров кроме воспоминаний. Влюбленный парень вглядывался в лица обгоняемых ими людей, пропуская при этом всю ту красоту города, которая по-настоящему с первого взгляда поражает приезжих, и которая уже так давно приелась местным жителям. Не замечал стеклянные арки над входами в тихие и уютные дворы, не замечал маленьких симметрично расположенных окошек в подвальных помещениях и на чердаках многих зданий, сделанных в стиле местного столяра Бороды, который намеренно оставляет завитушки на брусках для окон, как бороды. Он так же просто пропустил мимо своих глаз замечательный Мост Откровений, названный так из-за своей длинны и невысокого расположения над водой, отражение в которой любого пешехода заставит быть откровенным даже с самим собой.

Люди заходили, оплачивали проезд и бездумно проходили вглубь автобуса, где было больше свободных мест. Они ничем не интересовали влюбленного парня, просто являлись наполнением того места, где находился и он. Никто его не смущал и ничего не спрашивал, хотя все, наверняка, заметили, что он приезжий. Как? Это трудно объяснить, но порой это просто чувствуется, порой непривычные этому городу слова или движения выдают тебя, такие как: способ завязывать шнурки — в некоторых местах люди садятся полностью, а кое-где принято просто закидывать ногу на какую-нибудь возвышенность и уж потом нагибаться. Местные жители, пользуясь автобусами каждый день, причем одними и теми же маршрутами, знают куда нужно сесть в солнечную погоду утром и вечером так, чтобы не было слишком жарко и солнце не светило прямо в глаза, в то время как приезжие садятся просто наугад.

Но наш герой вовсе не думал о таких мелочах. Тем более он о них не думал в тот момент, когда в автобус, вслед за очередными входящими пассажирами, вошла молодая женщина невысокого роста, с темными средней длинны волосами, с привлекательным лицом, хорошо держащее молодость, но плохо, по крайней мере, на тот момент, сдерживающее слезы. На ней были очень яркие большие красные бусы, обволакивающие тонкую и гладкую шею. Она резко села на свободное место в начале автобуса спиной к водителю и лицом ко всем остальным ехавшим. Ему понравились, хоть и стыдно было осознавать, ее бусы и привлекательность. Ее голова низко наклонилась, так что большинство из пассажиров не заметил ее состояния и не сочувствовал ей, в чем она собственно и не нуждалась. Влюбленный парень выглянул из-за сидевшего перед ним мужчины, и эта женщина открылась его взору полностью. Он наблюдал за ней только одним глазом, чтобы не быть пойманным. Ее голова так сильно склонилась вниз не стой целью, чтобы скрыть свои слезы, сколько для того, чтобы найти в своем кошельке нужную сумму для оплаты проезда.

Контролер начал что-то подозревать стоя перед ней около пяти минут, когда эта женщина все еще продолжала считать свои монеты. Вдруг эта женщина остановилась и просто, как-будто что-то вспомнила, перевела свой задумчивый мокрый взгляд в окно и замерла. Кондуктор, заметив ее скудное финансовое положение, спросил про оплату проезда, и только после этого она опомнилась, посмотрела на кондуктора рассеянным взглядом и не знала, что стоило ей делать дальше. Все это время он смотрел на нее. Вдруг автобус остановился и раскрыл свои двери, дав ей возможность избавиться от стыдного положения, и она резко выбежала из автобуса, ничего никому не объясняя. Кондуктор только фыркнул в ответ и присел обратно на свое место.

Влюбленный парень тоже выскочил вслед за ней, не дождавшись свою обещанную сдачу. Он не знал, зачем он это делает. Ведь он ехал к своей цели, а эти внеплановые остановки были ему вовсе ни к чему. Но ему определенно казалось, что ей нужна помощь, поэтому решил проследить за ней и узнать наверняка….

Видно было, что она совсем не ведает, куда идет и что собирается делать. Она переходила одну и ту же дорогу три раза, с одной стороны на другую, подвергаясь раздражительным сигналам проезжающих машин. Влюбленный парень старался не спешить и идти только по одной стороне, изредка поглядывая в ее сторону, чтобы не упустить. Теперь он держал свои руки в карманах, потому как ему казалось, что это самое не подозрительное их прогулочное положение. Когда она свернула на перекрестную улицу и пропала из вида, он заторопился и даже немного пробежался, но перед самым поворотом, как не в чем ни бывало, вернулся в прогулочный ритм и повернул за ней.

По всей видимости, она продолжала плакать, так как со спины было видно, как она вытирает свое лицо то одной, то другой рукой, размазывая при этом свой аккуратный макияж. Его что-то влекло за ней. Не ее привлекательность и даже не чувство сострадания к ней, хотя таковое в нем присутствовало, но он не мог ответить что конкретно. Просто какое-то устоявшееся в нем решение выяснить, почему она плачет.

Люди начали обращать на нее внимание и оглядываться ей вслед. Наверное, подтекшие элементы ее красоты выдавали ее состояние. Рука нервно потянулась к маленькой сумочке, что весела на левом плече и хаотично телепалась во время ходьбы, и достала маленькую пудреницу с зеркалом внутри. Из-за того, что происходило это все на ходу, пудреница выпала у нее из рук и, раскрывшись, заставила остановиться женщину в негодовании и ругательствах на саму себя.

Влюбленный парень остановился. Вначале он подумал, что это был бы неплохой повод подойти к ней и помочь, но потом решил на время спрятаться за деревом.

— Еще подумает, что следил за ней…, обидится…. — Подумал он вслух про себя.

Дерево было не достаточно толстым, поэтому если присмотреться, то можно было увидеть, как у дерева появились нос вверху и носки запыленных туфель внизу. Она подняла свою пудреницу, которая чудом оказалась целой и из которой, странным образом, ничего не высыпалось, посмотрелась в зеркало, и в мгновение он увидел отражение одного ее глаза смотрящего в его сторону и понял, что, по всей видимости, она заметила его. Он сразу же спрятал свой нос и половинку лица за деревом и оскалил зубы на самого себя за нетерпение. Она встала и пошла дальше, спокойно спрятав пудреницу обратно в сумочку. Где-то посередине улицы она резко свернула в узкий проход между двумя маленькими ресторанами и исчезла из его вида.

Он последовал за ней. Проходя то место, где она уронила пудру, он не заметил и крупинки пыли или чего-то еще, что обычно остается после перевернутых пудр. Он, конечно, не так часто сталкивался с такими делами, но знал, что пудры это очень коварные вещи. Его сознание наполнилось недоразумением и вопросами….

Подбежав к тому месту, куда она свернула, влюбленный парень, как и в предыдущий раз, замедлил свой ход, засунул руки в карманы джинсов, на манер прогулочного варианта и повернул в узкий проход между двумя маленькими ресторанами, где стояли мусорные баки и коробки….

Перед ним предстала совершенно не та картина, которую он ожидал там увидеть. Не то чтобы влюбленный парень ожидал там увидеть что-то особенное, но совсем не ожидал увидеть такое. Перед ним стояла та самая женщина, за которой он следил, со сложенными руками на груди и повернутая к нему лицом. Рядом с ней стоял простой мусорный бак, который присваивается каждому ресторану для мусора и других пищевых отходов, на него мягко и так по-дружески опирался крепкий мускулистый парень, с бейсбольной битой в руках. Этот парень на нее вовсе не нападал, даже наоборот, ждал ее команды, чтобы напасть.

Влюбленный парень решил было сделать шаг назад, но как только он обернулся, то увидел у себя за спиной еще одного такого же крепкого и такого же с битой парня. Отступать было некуда…. Шок проник его от коленных чашечек до живота и где-то там остановился.

— Отдавай кошелек. — Плавным и приятным женским голосом сказала она.

Она стояла со скрещенными на груди руками, слегка улыбалась, демонстрируя ему свою красивую улыбку на накрашенном лице. Думать ему пришлось недолго, так как после трехсекундной паузы один из парней начал уверенное приближение в его сторону. Влюбленный достал из своего внутреннего кармана кошелек, не раскрывая его, протянул вперед и посмотрел на нее ненавидящим взглядом. Парни остановились. Женщина подошла к нему, чтобы забрать добычу. Легко и немного игриво схватившись за уголок кошелька двумя ухоженными пальцами с необычным маникюром, она улыбнулась ему и сказала:

— Женские слезы — такое сильное оружие…! — И пошла в другой конец переулка, где ее поджидала машина. Эти парни куда-то резко испарились. Машина быстро уехала из его вида, ограниченного двумя стенами по бокам. Наш герой остался стоять совсем один….

В первые секунды он хотел просто закричат от обиды и разрушить все вокруг, но обошелся всего лишь ударом ноги по мусорному баку. Он прошелся пару шагов в одну сторону, в другую, оперся об стенку, присел, опять встал, еще раз ударил мусорный бак — в общем, осознал, что с ним произошло. Тяжело оказаться в незнакомом тебе городе, да еще и без копейки в кармане. Он вдруг начал проверять, а не осталось ли где-нибудь в карманах заначки или обещанной сдачи, похлопывая себя по карманам куртки и брюк.

Вдруг за мусорным баком послышался шум. Какое-то шуршание целлофановых пакетов. Он остановился. Заглянул за него и увидел закутывающегося в пакеты и целлофан бездомного, пробудившегося после удара ногой по баку. Он не мешал его процессу, просто смотрел и не мог сопоставить это с тем, что минуту назад произошло с ним. Наконец он решился спросить его:

— Простите…, — откашлялся влюбленный парень и продолжил, — вы, кажется, видели, как меня тут только что ограбили? Может мой вопрос покажется вам глупым, но мне больше не к кому обратиться. — Бездомный продолжал, не обращая на него внимания, укутываться в пакеты. — У вас случайно не найдется пару монет на проезд, у меня совсем нет денег….

Вдруг бездомный резко остановился и повернулся в его сторону в той полусогнутой позе, в которой застал его этот вопрос, с ошеломленным лицом. Нелепость все происходящего отняла у него дар речи на какое-то время.

— Если бы у меня были деньги на проезд, то я бы ехал…. А так — я пью. — И он продолжил заворачивать свое большое неуклюжее тело в целлофан, согревая себя открытой рядом стоящей бутылкой дешевого спиртного. — Дождь будет…. — Произнес он с укором, но когда повернулся, то никого уже не увидел.

Он шел, сам не зная куда, встречая противоположный ветер прищуриванием глаз.

— Никому нельзя верить в этом городе…! — Подумал он и прекратил анализ того, что произошло.

Ему больше не думалось, как правильно надо держать руки: в карманах, для вальяжности или за спиной, для сдержанности, интуитивно одним симметричным движением они легли в карманы. Как странно, что это положение рук сочетает в себе одновременно и прогулочное состояние со щепоткой расслабленности и негодование с полной чашей злости.

Сгущались тучи над городом и, по дикой случайности, над всеми ее жителями. Можно было наблюдать некое ускорение в движениях людей на улице перед надвигающимся событием. А влюбленный парень не обращал на это внимание и даже не думал ускорять свой шаг. Куда было спешить? Что теперь делать?

Мокрый асфальт потихоньку сменялся брусчаткой, оставаясь все так же незамеченными ногами влюбленного парня. Дождь намеревался поливать его до тех пор, пока вся его кофта не промокнет и он был не против. Отчеканивая свой шаг равномерно среди разного количества и глубины луж, мимо него проплывали какие-то странные люди, странные заведения, одно из которых имело даже какое-то странное название из трех букв и четырех гвоздиков: «ТРИ ….». Все время, проходя мимо этого заведения, он чувствовал на себе взгляд какого-то странного парня в черном не по сезону пальто, который не шевелился и пристально наблюдал за ним. Но он не стал оглядываться на него или еще что-то, так как ему в голову пришла интересная мысль.

Раз та женщина смогла ехать в автобусе, не оплачивая проезд, может быть и он тоже сможет, пусть не так долго, но, по крайней мере, до центра можно дотянуть. Идея показалась заманчивой и вполне единственной в данной ситуации, не смотря на то, что он был очень скромным. Не возвращаться же ему обратно ни с чем? Он приехал, чтобы найти свою Единственную, а для этого, как известно, надо бороться иногда даже с самим собой.

Шаг его заметно ускорился, избегая больших луж и потоков воды, руки выпрыгнули наружу, чтобы накинуть капюшон на изрядно промокшую голову. Остановка оказалась не далеко от того места, где его «подловили на красоту и беспомощность». Автобус под все тем же номером 14 подъехал и, пред тем как войти в него, влюбленный парень попытался сделать задумчивое выражение лица, которое является хорошим оправданием, чтобы забыть оплатить проезд. Он знал, что такая задумчивость будет выражена в медленных непредугаданных движениях и перемещениях по салону до конкретной точки в глубине автобуса, куда сложнее всего пробраться контролеру.

Встретившись на входе глазами с кондуктором, его прошибло страхом быть опозоренным привселюдно, но он смело отвел глаза в сторону, и задумчиво продолжил свой путь. Первые две остановки ему даже показалось, что он заплатил за проезд и что ему не о чем волноваться, так спокойно все было. Он смотрел в окошко, разглядывал прохожих и стал интересоваться проплывающими мимо зданиями с удивительной архитектурой и необычными окошками в стиле неизвестного ему местного столяра Бороды. Влюбленный подумал, что про него просто забыли и дабы убедиться в этом, решил взглянуть в сторону кондуктора. Именно это его движение и вызвало приближение тучной особы, занимающейся сбором средств за проезд в его сторону.

В этот момент подоспела третья остановка автобуса и в салон вспорхнула молодая девушка с мокрыми аккуратно приглаженными волосами и села на свободное переднее сидение спиной к водителю и лицом к пассажирам. На ее лице были то ли еще не скатившиеся капельки дождя, то ли слезы, подчеркивающие ее неведанное горе, выражающееся всхлипами и вытираниями покрасневшего носа.

Эта картина заставила позабыть влюбленного парня про надвигающуюся опасность и выглянуть из-за кондуктора одним глазом, чтобы оглядеть ее полностью. Чувство мести и грубых высказываний в ее адрес грело его щеки и горло.

— Как умно, — подумалось зловеще ему, — это, наверное, бизнес такой: отнимать у приезжих деньги путем женских слез, — «Самого сильного оружия», — отдалось эхом фраза той самой женщины в его голове. — В дождь даже придуриваться не надо, что плачешь….

Тем временем кондуктор подошла к нему вплотную и сказала мужским баском:

— Оплачиваем проезд.

Его злость и ненависть посыпались и превратились в невинность, так же как и задумчивость его превратилась в злость, когда он увидел ту девушку. Он не знал что ответить, опустил голову вниз, засунул руки в карманы и стал там что-то искать. Девушку нахлынули слезы, она стала оглядываться по сторонам, прикрыла лицо рукой, но, к счастью, автобус сделал четвертую остановку, и она решилась выбежать на улицу, не перед кем не извиняясь за толкания. Влюбленный увидел это и понял, что надо делать. Он рванул за ней к выходу, оттолкнув при этом кондуктора в сторону.

— Безбилетники! — Закричала кондуктор вслед, выбежавшему на улицу парню и девушке….

Она уверенно шла вперед, местами бежала, все так же держа при этом одну руку на лице, закрывая его от слез. Влюбленный парень шел полу боком за ней, не сводя своих яростных глаз с нее. В голове у него пробежала успокаивающая мысль: «А что? Кошелька-то у меня все равно нет….», и он дальше проскальзывал мимо мокрых деревьев и ручьев, капающих с крыш. Наконец она резко свернула в похожий переулок и исчезла из его поля зрения.

— Ну, уж нет…. — Подумал про себя он. — Второй раз я на эту удочку не попадусь. — Ему представилось, что он может там увидеть, так как знал, к чему все идет.

Влюбленный думал, как же их проучить, как же их наказать за то, что они с ним сделали…. И, наконец, придумал. Не далеко от переулка, когда он к нему шел, он проходил небольшой старый домик, вокруг которого был деревянный забор. Он решил, что там никто не живет и оттуда можно позаимствовать одну палку для самообороны и наказания преступников. Он вернулся туда, и, убедившись, что на него никто не смотрит, выбил штакетину ногой. На улице никого не было, но после удара и треска выломанной палки, откуда-то послышалось легкое откашливание, как бы, обозначая присутствие. Он оглянулся и никого не увидел поначалу, но прямо посередине двух досок, между которыми была выбитая доска, виднелось лицо незнакомого пожилого человека, пристально наблюдавшее за парнем. Испуг поначалу охватил его, но потом он понял, что этот пожилой мужчина его не догонит, к тому же, он стоял за забором. Разум указывал на все эти преимущества, но совесть не позволяла ничего сделать. Единственное что он нашел сказать это:

— Мне по нужде! — И резко убежал к переулку.

Влюбленный парень не знал, как войти туда. Они определенно были там, так как его дела со штакетиной не заняли более минуты. Вымогатели никогда не оставят свою жертву. Он решил напугать их или хотя бы застать врасплох. Он прислонился спиной к углу прохода, плотно сжал палку двумя руками, занес ее над своей головой и решил посчитать до трех. Один…, два…, три!

Влюбленный выбежал на середину прохода, размахивая палкой во все стороны, крича при этом, как на войне, когда солдаты идут в жестокий бой. Он так сильно и громко кричал, что сам испугался своего крика, выронил палку из рук и обратно забежал за угол. Когда он скрылся, то осознал, что ничего из того, что он представлял себе там увидеть — не было, а была пустота, и кто-то сидел возле стенки с закрытым лицом. Все что успел увидеть этот кто-то, сидящий возле стенки, когда поднял голову от своих рук, это лежащую палку на земле и пустоту вокруг нее.

Доверие не доверилось ему, и он решил проверить увиденное еще раз. Только краюшек влюбленного глаза показался из-за угла и увидел, как на мокром от дождя асфальте сидит та самая девушка из автобуса и плачет, склонив голову на руки. Ему стало невыносимо жалко ее и стыдно за себя….

«Что же делать?». Неожиданное осознание увиденного мешало думать быстро. «Может просто подойти и поздороваться? Нет, нет…. Не так». И он куда-то побежал.

Его длинная рука срывала цветы разного сорта, иногда с корнями и землей на них. Нарвав их столько, сколько доставала его рука между двух штакетин, он встал и в очередной раз увидел то же самое лицо пожилого человека, наблюдающее за ним. Теперь он вовсе не чувствовал себя стыдно, так как ему показалась эта ситуация знакомой, даже хотелось улыбнуться ему. Но, не сделав этого, он просто стыдливо сказал:

— Мне по нужде!

— Знаю я ваши нужды! Ты что, решил здесь все свои нужды справлять, что ли?! — Вспыхнул старик, но не успел продолжить, как парень убежал со скоростью человека, укравшего цветы в чужом палисаднике.

По ее покрасневшему носу текли капли огорчения и несправедливости, добавляя еще больше влажности окружающей среде. Вдруг, необычайно приятные запахи ударились об нее, возбудив в ней интерес к ним. Она подняла свою тяжелую от плача и погоды голову и увидела разного цвета и рода цветы прямо у себя перед лицом. Комочки еще мокрой земли падали с корней ей прямо на сандалии, отчего ей стало щекотно, и она подвинулась ближе к стенке и увидела парня сидевшего перед ней с цветами. Любопытство победило плач. Где-то с минуту они просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова, он с легкой и приятной улыбкой на лице, она — в недоумении.

— Кто вы…? — Наконец спросила она, все так же изучая его своим недоверчивым взглядом.

— Я…? Я? Э…, я, — не знал он, как начать, — я просто случайно увидел, что вы плачете, и решил поддержать вас…. Вот…. — И он протянул ей все с той же милой улыбкой свой букет.

Все с той же недоверчивостью она еще раз посмотрела на него и аккуратно взяла букет в руки, подтягивая ближе к себе. Мокрые корни оставляли земляные следы на ее гладких голенях, но глаза ее выражали только один вопрос:

— Зачем…? — Немного мягче спросила она.

— Мне стало вас жалко, понимаете, и просто…. Почему вы плачете?

Этот вопрос, видимо, опять вернул ее к причине огорчения и на глазах снова появились капельки. Заплаканное лицо нисколько не стало менее привлекательным. Он смотрел в него открыто, пытаясь понять, неужели это…. Победив свой ком в горле, она печально произнесла:

— …Я не хочу возвращаться домой…. — И она снова заревела и опустила голову на руки, всхлипывая и труся от этого головой.

— Хм, — улыбчиво произнес парень и, представляя себе что-то, посмотрел на часы, — ну, что ж…, в принципе…, это можно, я думаю…, устроить….

— Что?! — Раздраженно переспросила она.

— Нет, нет! Ничего. Так, почему вы не хотите возвращаться домой?

— …Дело в том, — продолжала через всхлипы девушка, — что сегодня утром я решила надеть в университет мою любимую цепочку, мне ее еще бабушка подарила, а ей ее бабушка, это наша семейная реликвия. Она очень дорогая. И, как назло, мои подружки весь день делали мне комплементы и хвалили эту цепочку, что я и забыла даже, что надо быть осторожней…. — Она виновато опустила голову вниз. — В общем, когда я вышла из университета, то цепочки на мне уже не было…. А если мама вдруг узнает, то она меня убьет…. — Плач опять покорил ее огорчением.

— Вот так да. А вы подружек своих спрашивали? — Сказал он, а сам в это время думал о том, что это не совсем поможет на самом деле и еще о том, что она прекрасна и что….

— А как же! Да, кто сознается…? К тому же, пошел дождь все разъехались сразу….

— Вы знаете, — произнес он через паузу, — а ведь мы с вами друзья по несчастью. Меня сегодня обокрали! Кошелек увели….

— Да вы что?! А вы в полицию обращались? — Заботливо спросила она.

— Нет. А смысл? Я ведь сам его отдал…. — И он даже улыбнулся.

— Как так «сами»?!

— А вот так…. — Вспомнив это, он немного призадумался, а она смотрела на него в недоумении.

Но тут до него дошла интересная идея. Влюбленный парень расстегнул свою кофту, снял ее, далее открыл быстрыми движениями несколько пуговиц своей рубашки и оголил шею. Девушка не знала, зачем он это делает, но наблюдала за этим с интересом. Он снял с шеи свою довольно толстую золотую цепочку, аккуратно застегнул ее обратно, сложил в руку и протянул ей.

— Вот! Возьмите! — Радостно произнес он, оценив свои действия наперед. — Вместо той утерянной!

— Нет! Не возьму! — Резко при этом отталкивая его руку, но мягко держась за нее.

— Не переживайте, кошелек-то у меня насильно требовали, а это — я сам. — И он опять плавно протянул свою руку в ее руке к ней.

— Да вы что?! Нет…. А что я маме скажу?! — Мягче отвела она его руку в своей руке.

— …А скажите…, что свою цепочку вы по дикой случайности потеряли, а эту — нашли! Вот такая вот судьба! — И он опять протянул их руки к ней, с такой уверенностью и радостью, которая представлялась ему, пока его рука была в ее мягкой руке.

— Даже не знаю…. — Неуверенно произнесла она и уже не стала отталкивать его руку назад. — Как-то неловко мне…. — От чего-то, в ней проснулись те чувства, которые никогда раньше и не засыпали в ней, их просто не было. «Что это?» — Подумала она. — «Зачем я об этом думаю?»

— Берите. — Так же настойчиво сказал он и улыбнулся, заглядывая в ее прекрасные рассеянные от тумана слез глаза.

— Спасибо…. — Тихо произнеслось из нее. Она откинула свои «злые» мысли назад, аккуратно взяла цепочку двумя тоненькими пальцами и положила ее в свою маленькую ручку. — Как я могу вас отблагодарить?

— Я уже отблагодарен — вы перестали плакать!

Она рассмеялась и смущенно опустила голову вниз. Он был настолько доволен своим поступком и тем, что происходит с ним, что не смущался более долго смотреть на нее.

— А давайте с вами сегодня встретимся, — «Что?!» — Подумалось ей. — «Зачем это?!», — вечером, у нового памятника в центре города. Тут не очень далеко. Знаете где это?

— Постараюсь найти, в любом случае!

— Я не помню точно, но это где-то на пересечении улицы Вечной и улицы Старокофейной.

— Хорошо! — Не мог сдержать он свою радость. — Я буду вас ждать там….

Он по-джентельменски помог ей встать, мягко придерживая ее за одну ручку. Она отряхнула свою юбку от сглаженостей, продолжая держать его цепочку в руке. Надвигался момент прощания или недолгого расставания, который, как бы то ни было, сделает их неуклюжими и неловкими. Они оба прижимали свои губы к своим зубам. Он спрятал свои руки за спину и опять подумал о том, как уникально в себе сочетает этот жест сдержанность и одновременно скромность. Она же просто держалась одной своей свободной рукой за подол юбки и колыхала ей понемногу.

— Ну, что ж, тогда увидимся.

Она еще раз улыбнулась его неотводному взгляду, помахала ручкой и пошла домой….

Влюбленный парень ничего ей не сказал в ответ. У него просто не сформировались слова внутри, так как все его тело было наполнено лишь одним словом, которое он так ждал почувствовать — Единственная….

Когда девушка зашла домой, то, наконец-то, перевела дух. Она шла домой, не останавливаясь довольно быстро. Послышались шорохи на кухне, и она проследовала туда усталой походкой. За столом седела ее старшая сестра. Она пересчитывала какие-то деньги, а рядом лежал мужской кошелек. Ее сестра была старше ее по возрасту, но этого не было заметно по ее внешности. Ее лицо, которое так хорошо держало молодость, носило аккуратный макияж, а тонкая и гладкая шея — яркие большие красные бусы.

— Ну, что? — Спросила она вошедшую девушку.

— Вот…. — И она швырнула на стол золотую цепочку влюбленного парня.

— Ух, ты! Ученица превзошла своего учителя! А ты говорила «не буду, не буду…».

— Ну, ты же знаешь, что женские слезы — это такое сильное оружие!

И они обе сильно рассмеялись, хоть одна из них и не смеялась довольно искренне….

Вечер выдался невероятно теплым. Улицы подсвечивались теплым согревающим душу желтым светом. Машин становилось меньше, а людей больше, поэтому гул моторов заменялся бурчащими разговорами. Влюбленный парень ходил по улицам города и спрашивал случайных прохожих о том, как пройти туда-то и туда-то. Если бы он обратил внимание на людей еще на вокзале, то понял бы, что в этом Городе из Нарисованных Слов полно приезжих.

— Простите, вы мне не подскажите, где здесь установлен новый памятник?

— Да. — Ответил один из прохожих, выражавший интерес к помощи, но при этом, даже не сняв свои темные на пол лица очки, делающего ого похожим на муху.

— Мне сказали это прямо и потом направо?

— Да.

— Но официант из кофейной лавки напротив, сказал, что не направо, а за этим кварталом налево.

— Да.

— Так направо или налево?

Прохожий немного призадумался и ответил:

— Да, все правильно. — И пошел дальше.

Влюбленный парень уже начал паниковать, как вдруг мысли о том, что она скоро придет, согрели его панику и успокоили. Холодным умом он увидел вдалеке на здании затертую табличку Улица Старокофейная. Он помчался туда, что есть сил. А вдруг она уже там? Не хорошо будет, если он опоздает на первую встречу. Он не решился назвать его встречу «свиданием». Придя туда, он увидел перекресток, о котором, видимо, говорила ему девушка, увидел улицу Вечную, но единственное, чего он не увидел, так это памятник. Несмотря на это, он стал прямо посередине перекрестка и выглядывал во все стороны.

Все его тело было наполнено лишь одним словом, которое он так ждал почувствовать и тем более произнести — Моя Единственная….

Глава 3

Жизнь капала в его ладони, а он держал пальцы не плотно, и она сочилась мимо него….

Не было у него ни жены, ни детей, сказать так, что б собачонку рядом с ним кто приметил или другого какого-нибудь зверька — некому, так как ни с кем он и не водился. Поговаривали, что он ведет переписку с кем-то из-за границы, но никто этого «кого-то» никогда и не видел….

Жил он просто: стол, стул, кровать да лампа, которая горела у него на столе и днем и ночью. Она озаряла его комнату удивительно мягким светом ночью, придавая комнате мистичности и вдумчивости. А днем она создавала необычную атмосферу за столом, оттеняя его желтым от белой комнаты. Одевался он вполне обычно, так же, как и все. Старался есть обычную еду, пить обычную воду из-под крана, хотя дотошные врачи-алкоголики настоятельно рекомендовали не делать этого, так как считали это вредным для здоровья.

Он обычно, как и все, не расчесывался по утрам, а просто приминал волосы руками, обычно незаметно от посторонних глаз локтем поправлял сползающие брюки, обычно во время дождя вдыхал влажный полный озона воздух в себя и радовался свежести, обычно, читая книгу, старался дочитать до следующей главы, а если не получалось, то до ровного абзаца на начале страницы слева. Так же, как и все, он старался незаметно сплевывать чаинки, которые попали в рот, обратно в чашку, так же старался убираться редко, но основательно, так же обычно не любил своих соседей, как и они не любили его. Но вот что действительно ему удавалось делать необычно так это то, что все свое время, где бы то ни было, он претворялся словом «НЕУДОБНОСТЬ».

При одном только взгляде на него это сразу становилось понятно, но, все же, этого было мало. Если он садился на стул, где-нибудь в публичном месте, то это было так неудобно, что люди, которые это замечали, нехотя привставали и садились более прямо на стуле, так же косо поглядывая в его сторону. Иные вообще раздраженно вставали со своих мест, чтобы пройтись или сделать что-нибудь неважное, но чтобы до этого неважного нужно было пройтись!

Когда он присоединялся к какой-либо из своей немногочисленной компании, то все в ней очень быстро становились неуклюжими и безмолвными, как чужие. Как люди, которые, находятся вместе, но не знают о чем поговорить друг с другом, в тоже время и не хотят разговаривать. Иногда доходило до того это молчание, что сигареты, дымившиеся между пальцев в руках курящих, полностью обрастали пеплом, который никто не решался струсить в открытую. И они так и догорали, не доставив никакого удовольствия курильщикам.

Абсолютно все люди в городе просто невероятно приходили в раздражение и даже бешенство, когда оказывались с ним вместе на одной улице. Выражали свое недовольство не громко, в его присутствии, но по мере удаления от нашего героя говорили все громче и громче, и, в конце концов, переходили на крик и ультразвуковой писк. По этому, с легкостью можно было определить, где находиться наш герой претворяющийся словом «НЕУДОБНОСТЬ».

Он также продолжал свою переписку с кем-то из-за границы. Это происходило очень интересно. Он писал письмо каждую неделю, да и отправлял, сразу же, не медля. Адрес был указан заграничный, даже другого континента, занимавший подробным описанием улицы, района, города, региона, провинции, области и так далее половину конверта. Единственное что, так это тот интересный факт, что такой улицы и такого дома и вовсе не существовало…. Письмо туда шло почти месяц и, не найдя своего получателя, отправлялось обратно отправителю тоже почти месяц. Получив это письмо через два месяца с кучей новых штампов заграничного вида, он читал его сызнова, как-будто впервые видел. Очень возмущался или радовался событиям, описанным в письме, и тут же писал ответ!

Никакое поведение или реакция окружающих никак его не задевала, и он также продолжал притворяться словом «Неудобность», выражая его всей своей сущностью. Зачем он это делал, спросите вы? Об этом знал только он сам, и никому не доводилось его даже спросить об это, а ему и не доводилось отвечать на такой вопрос. Однако, не смотря на все эти странности нельзя было не признать его актерское мастерство перевоплощения.

И вот, наш актер, который непреклонно продолжал притворяться словом «Неудобность» так же по воли случая жил в Городе из Нарисованных Слов. Многие жители, встречая его на улице, желали пожаловаться в городское управление полиции на него за то, что он настолько безобразный. И в полиции и в городской администрации уже давно знали про него и каждый раз, встречая жалобы жителей, громко и уверенно обещали покончить с ним раз и навсегда и просто вышвырнуть его из города. Но никто даже не решался к нему приближаться, так как многие просто боялись, что он заразный и что эта «Неудобность» может перейти и на них.

Поэтому актер мог спокойно гулять везде, где ему возжелается. В этом городе было очень много мест для прогулок, как в вечернее время, так и нет. Прелести перевоплощения в разные образы города днем и ночью поражали своим талантом актера. Он восхищался, как город может быть чист и невинен, светел и просторен днем, как он жарит людей своими солнечными скважинами между домов, а потом заманивает их отдохнуть в тенистые уголки безлюдных улиц. Как копоть от машин в жаркие дни развивается над дорогой, искажая при этом дальние картинки в танцующую анимацию. И как в то же самое время, точно такой же город, будто подмененный злым братом близнецом, перевоплощается в логово таинств, криков молодежи, темных улиц изредка заманивающих прохожих показаться в фонарном освещении. Для того чтобы словить такие моменты актер гулял весь день, с нетерпением ожидая смены дня ночью. Он так боялся пропустить это овечерение города, что выходил гулять заранее — с утра. Он очень сильно любил город. Даже не смотря на то, что это был Город из Нарисованных Слов, и никто в этом городе не выполнял свои обещания.

Утренний город открывал ему еще и небывалые знакомства со своими тайнами. Например, только рано утром и только на улице Вечной возле пешеходного перехода можно встретить гитариста, еще не успевшего толком разложиться и настроить свой инструмент. Поэтому для разминки и настройки он играет не всеми узнаваемые мелодии, которые приелись с момента их появления, а какие-то свои очень приятные необычные произведения. Часто утром встречаешь бездомных, которых подкармливает легким бутербродом или просто кофе без сахара повар ночного ресторана, который только собирается закрываться. Вообще много бездомных он замечал именно с утра. Проходя по пересечению улицы Вечной и улицы Старокофейной, он заметил спящего паренька на прохладном утреннем асфальте. Паренек был слегка не побрит уже несколько дней, но вовсе не выглядел, как бездомный. Паренек вызвал в нем интерес, но он решил его все-таки не будить. Солнечная полоса опускалась к его голове все ниже и собиралась ослепить его собой меньше, чем через час. Поэтому, актер написал ему записку и положил ее перед ним под камень:

«Уважаемый бездомный, или просто заблудившийся человек, если вы голодны, то постарайтесь не опоздать на раздачу горячего кофе без сахара и легких вчерашних бутербродов у задней двери ночного ресторана напротив. В противном же случае, вы всегда можете прийти ко мне домой по адресу Улица Малоизвестная, дом 1, и угоститься немногим, что у меня есть. Или же, если вам что-нибудь нужно, вы можете написать мне по этому адресу письмо. Я очень люблю письма. Не переживайте, я весьма скоро отвечаю и, для общего сведения, даже веду переписку за границей. Всего доброго!»

Хоть актер и доставлял неудобства и неприятности городским жителям, ему всегда хотелось радовать людей, какими-нибудь мелочами. От того, что он делал приятно другим, ему самому становилось приятно, так он и помогал людям и делался счастливее.

Вслед за этим он заметил очередную вещь, которую он замечает каждый день, что недалеко от того самого паренька, власти города уже второй год обещают поставить памятник, но кому конкретно, зачем и когда именно никому не сообщают. Хранитель города или городской глава — Мэр, во всех своих обращениях к народу просто стоит на трибуне и молчит, поэтому сложно понять, в чем именно причина. Какая-то мысль по поводу всего этого проскользнула мимо него, но тут же потерялась, так как показалась ему абсурдной.

Солнце постепенно заливало город светом, и он шел к нему, пытаясь отдаться теплу, чтобы согреться. Машины увеличивали поток себя на дорогах, люди делали бесполезные утренние пробежки, а рабочие бурили асфальт для тех, кто именно сегодня взял выходной и хотел выспаться. В нем проснулось удивительно бодрое желание посетить какое-нибудь интересное место, такое, чтобы отвлечься от шарахающихся от него повсеместно людей. Вся эта реакция никак не могла повлиять на него или заставить перестать делать то, что он делает, но с другой стороны, в такие моменты он всегда себя чувствовал безумно одиноким. Ему становилось грустно и казалось, что он никому не нужен, что он один….

В такие моменты человек обычно вспоминает о тех, кто когда-то его радовал. О каких-то забытых старых друзьях или знакомых, о людях из прошлых жизней, о холодных родственниках. Но даже такого человека не нашлось бы, если б он решился поискать. Единственное, что его всегда радовало — это искусство. Он очень любил его. Поэтому, актер решил пойти в небольшой молодежный художественный центр, находящийся не далеко, где по утрам проводят выставки молодых художников, еще не знаменитых или уже потерявших стремление к славе.

Две пышные, уставшие от своей легкой работы дамочки в искусственных париках, так как это был дом искусств, стояли у входа и проверяли наличие билетов стандартной фразой: «Билет, пожалуйста», произнося ее ярко накрашенными фиолетовыми губами. Эти губы постоянно подкрашивались грубыми движениями довольно жирным слоем, так как в свободное время от спрашивания билета они занимались рассказами друг другу интересных новостей местного производства — сплетен.

При виде актера, который притворялся словом «Неудобность», они просто отошли в сторону и дали ему пройти, потому, что хорошо знали из местных новостей местного производства — сплетен, что его лучше не трогать. Провожая его взглядом, они сильно и безумно неудобно прижались к входным дверям и стояли так, пока тот не скрылся за поворотом коридора.

Галерея была очень просторная и широкая. В ней находилось множество работ разных стилей и характеров, размеров полотен и мастерства. На окнах преобладали красные шторы из бархата и стены тоже были покрыты бархатными обоями. Поэтому организаторы очень строго относились к аренде мест и своевременной уплате за продажи картин. Удивительной ее особенностью было нахождения художников рядом со своими картинами. С ними можно было пообщаться, задать какие-то вопросы, которые покажут, что у вас есть деньги, а у автора — желание продать картину.

Например, один из постоянных посетителей данной галереи мистер Бен, прославленный среди местных художников по прозвищу мистер Носок, всегда задавал одни и те же вопросы художникам, важно поправлял свой галстук, который вовсе не подходил к его единственному светло-желтому костюму и единственным синим носкам. После долгой беседы с художником он всегда обещал купить какую-нибудь его картину, если не найдет лучше в этой галерее, шел дальше и так же дико восхищался или критиковал следующего, но никогда не сдерживал своего обещания. Однажды уборщица этой галереи зашла убираться в мужской туалет и увидела, как мистер Бен поправляет дырку на своих единственных синих носках так, чтобы дырка была зажата между большим и средним пальцем на ноге. Так мистер Бен стал мистером Носок. Именно его встретил наш актер при входе в главный зал.

Организаторами были, вполне похожие на контролеров у дверей, две дамочки преклонного возраста в светлых коротко стриженых париках, с красными губами от помады и с глубокими морщинами от вредности. Напудренные бледные лица оттеняли их красную помаду, поэтому казалось, что они слегка в неважном состоянии здоровья. Несмотря на их внешний вид, хитрости и уловки им удавались сполна. Даже в таком чистом, на первый взгляд, месте, где искусство молодых, не нуждающихся во славе талантов, просто желает зрителя, они умудрились построить коммерческую прибыль. Мало того, многие художники были не совсем обучены мастерству, и зрители часто жаловались на качество картин, выставляемых в галерее, так как платили за билеты. Поэтому дамочки придумали такой ход: в день выставки, через несколько картин среднего качества вставлять картины ужасные, вообще не требующие внимания — тогда посетители или в их понятии покупатели будут смотреть на ужасные картины, ужасаться и говорить на картины среднего качества, например: «А они еще ничего…» или «Ну это уж куда лучше, чем та…». Расчет этот работал почти всегда безукоризненно.

Глухота помещения заставляла только смотреть по сторонам и думать в себе. Он так и делал. Художники не обращали никакого внимания на него, как на не совсем обычного человека, им было неважно кто перед ними, если этот «кто-то» купит картину. Его мысли заняло интересное наблюдение: большинство художников выражали в своих работах одно и то же — родной город, какая-то загородная природа, узнаваемые места. Люди покупают эти картины, вешают их на свои стены, потом идут на работу. Они едут по городу и видят то, что у них висит на стене, они работают и из окна работы видят то, что они видят каждый день по дороге на работу, а когда они после рабочего дня возвращаются домой, то они видят на своих стенах то, что видят каждый день из окна и то, что они видят каждый день по дороге туда, где они видят каждый день то, что висит у них на стене.

С другой стороны, люди сами в этом виноваты. Они просто стали настолько типичными, что художник, который хочет продать картину, чтобы заплатить за аренду, должен угадать, что именно понравиться покупателю, его вкус. А так как он почти у всех типичный и одинаковый, то они и не стараются делать чего-нибудь изощренного. Но, несмотря на то, что многие ряды были безумно похожи тематикой, идеей и даже тонами и красками, все равно находились такие художники, которые наряду с посредственными работами выставляли работы для истинных ценителей искусства.

Очень интересно было наблюдать, когда актер, проходя среди всех этих рядов, резко остановился и, даже чуть было, не потерял свою роль от того, что увидел, но, будучи актером, он собрался с мыслями и сдержал себя. В самом конце коридора, где заканчивались красные шторы и бархатные красные стены, где стоял старый никому не нужный потертый шкаф, на фоне белой плохо выкрашенной стены стояла маленькая девушка, а рядом с ней стояла на стуле, а не на пюпитре, ее маленькая картина. Она: и девушка, и картина, кардинально отличалась от всех остальных чем-то особенным и малоуловимым….

Ее голова была повернута вправо и вниз, а взгляд опущен в никуда и еще немного в сторону. Она задумчиво печалилась и слегка краснела, так же, как и краснела еще буквально перед началом выставки в кабинете двух организаторов преклонного возраста в светлых коротко-стриженых париках, с красными губами от помады и с глубокими морщинами от вредности. Дамочки упорно ругали ее, заставляя ее горло сдерживать глоток, который мог проявить слезы.

— Ну, что это?! — Громко и властно говорила первая дамочка. — Что это такое?! Разве это картина? Что это? — И она потрясла ею перед лицом девушки, а потом развернула картину к себе и еще раз посмотрела на нее. — Облако….

— Без всякой идеи и смысла вы срисовали облако, просто…, просто, которое даже ни на что не похоже! — Завопила еще более противным голосом вторая дамочка.

— Вы… — Хотела что-то возразить девушка, но не успела поднять своего взгляда в их сторону, как ее прервали.

— Художник, — заговорила первая дамочка, начав при этом не спеша расхаживать по кабинету, — художник должен вкладывать в картину смысл…! Вы его вложили? — Она остановилась и бросила морщинистый взгляд в молодое лицо девушки. — С позиции моего опыта работы в культурных заведениях, с высоты моих знаний, которые я приобрела, соприкасаясь с искусством, я могу сказать вам только одно:…

— Нечего ей говорить, раз она такая бестолковая! В нашей галерее выставляются такие замечательные картины….

— Вот именно, что выставляются, а не продаются! — Наконец выхватила слово девушка. — Значит они не такие уж замечательные….

— Что?! — В один голос пропищали дамочки.

— Если моя картина продастся хотя бы за неделю, то я отдам вам всю плату и, в следующий раз, буду иметь свое собственное место в галерее, а если нет…, — ветерок сомнения колыхнул ее накипевшую злость выражаемую уверенность, — а если нет, то я все равно отдам деньги за аренду за всю неделю!

— Конечно, отдашь! Куда ты денешься! Иди! Номер места 327!

— А… — показала она рукой на пюпитр для картины, которых было куча в их кабинете.

— Они все арендованы, — сухо произнесла вторая дамочка. — Можешь взять стул….

И она опять отчаялась от такой вражды к ней и опустила свою голову так же вправо и вниз, а взгляд опустила в никуда и еще немного в сторону, когда актер подошел к ее номерку 327. Так как она смотрела вниз, то перед глазами у нее постоянно появлялись только мужские грубые ботинки и женские аккуратные туфельки на маленьком тонком каблучке, какие были особенно модны в этом городе. Они подходили, не останавливаясь на месте, делали разворот и уходили из ее поля зрения.