Бесплатный фрагмент - Ветер с Севера

Часть 1. Ветер с Севера

Пролог

Ветер в ту ночь выл за окошком голодным зверем. Срывал с деревьев листву, кидался в окна, и маленькой Алеретт, дочери Рамиэля, герцога Месаины, казалось, будто они не в благословенной богами земле, омываемой с трех сторон теплыми морями и обдуваемой ласковыми ветрами, а на далеком Севере. Там, откуда была родом ее няня, когда-то давно угодившая в рабство, а с помоста работорговца попавшая в покои к маленькой герцогине.

За окном бесновалась непогода, но в малой гостиной было тепло и уютно. Потрескивал разожженный камин, слуги несколько минут назад принесли горячий травяной напиток с пирожными, и малышка, подойдя к резному столику, инкрустированному диковинным, привозимым с загадочного востока малахитом, взяла чашку из тонкого фарфора и отпила глоточек, затем села в кресло, и няня встала, чтобы укрыть ноги подопечной бархатным покрывалом.

— Бериса, — попросила ее малышка, состроив умильную физиономию, — расскажи мне о своей родине, Вотростене.

Няня, еще не старая женщина, остановилась, окинула юную герцогиню оценивающим, пристальным взглядом, и сторонний наблюдатель, окажись он в эту минуту в покоях, подумал бы, до чего же они обе разные.

Бериса была роста вполне среднего, крепкого сложения. В каждом движении ее чувствовались уверенность и сила. Было видно, что годы рабства не сломили, но закалили ее. Впрочем, по лицу ее, по умным выразительным глазам можно было понять, что образование она получила хорошее и вообще была весьма и весьма умна. Но, может быть, другие и не выживали в суровых условиях дальнего севера? Ее легко было представить если и не на светском балу, какие частенько давали в более легкомысленной Месаине, но на каком-нибудь заседании совета гильдии уж точно. И кто знает, как сложилась бы судьба Берисы, если бы ее отец, глава оной торговой гильдии, не решил однажды взять дочь с собой в поездку на восток. Поездку, из которой она уже не вернулась.

Совсем иное дело Ретта. Тонкая и легкая, как будто воздушная, с белокурыми локонами и голубыми глазами, она казалась посланницей богов в этом грубом мире, и каждому, кто приближался к маленькой герцогине, хотелось оберегать ее и защищать.

Но только сама Бериса да еще мать Ретты, женщина умная и властная, знали, что девочка вовсе не так проста, как это могло показаться со стороны. В движениях ее, в повороте головы, в серьезном не по годам взгляде читались ум и воля, унаследованные от матери. И когда, случалось, в ее присутствии говорили о делах, Ретта высказывала суждения, которые и мать, и отец одобряли.

— О Вотростене? — спросила Бериса, усаживаясь в кресло напротив и беря в руки вторую чашку. — Что же ты хочешь услышать?

— Что-нибудь интересное, — не задумываясь, ответила Ретта. — И страшное!

Няня улыбнулась.

— Что ж… Тогда слушай. Вотростен располагается далеко на севере, и отделяют его от Месаины два длинных горных хребта и Пустынные земли.

Девочка вскочила и, подбежав к полке, достала карту. Расстелив ее на полу, принялась уже более наглядно следить за рассказом няни. Вот их земля — Месаина со столицей Эссой — расположилась на треугольной формы полуострове и весь его заняла. Берег богато изрезан бухтами. С севера тянется длинный хребет, за ним пустыня, такая огромная, что можно подумать, там вместится спокойно с десяток Месаин, а то и больше. Потом еще один горный хребет, и к северу от него страна, о которой в Месаине мало кто знает, до того скрытны ее обитатели. Ну, а еще севернее тех загадочных земель лежит Вотростен. Тоже полуостров, только больше Месаины размером.

— Нужно родиться в наших землях, чтобы их любить, — тем временем продолжала няня. — Это суровый, безжалостный край, и люди в нем сильны. Лето длится чуть больше двух месяцев, не то что на юге. Когда долгими зимними ночами принимаются выть ураганы, то кажется, будто демоны вырвались из подземного царства на волю. Море там не замерзает круглый год и бьется о скалы, словно раненое чудовище.

— А почему оно не мерзнет? — живо спросила Ретта.

— Легенды гласят, будто первый князь, пришедший в северные земли, принес человеческие жертвы владыке вод, прося избавить народ от голода. С тех пор море там никогда не покрывается льдом и рыба в нем обильна. Но это только легенда. В наших краях рождается скудный хлеб, а леса густые и сумрачные. От всей души не желаю тебе когда-либо попасть туда.

Стекло в окне вздрогнуло от особенно резкого порыва, и Алеретт, поежившись, живо взобралась обратно в кресло.

— Расскажи мне еще что-нибудь, пожалуйста, о Вотростене, — попросила она.

***

10 лет спустя

Лохматое рыжее солнце с ленивой неторопливостью опускалось за горизонт, словно в насмешку окрашивая море, разбитый причал, а также то, что осталось от некогда цветущей Эссы, в нежные оранжево-розовые тона.

На одном из кораблей, стоявших на рейде в виду городских стен, показался высокий широкоплечий мужчина лет двадцати восьми — тридцати на вид с выделяющимися на лице умными зелеными глазами. У него были длинные, по северной моде, золотистые волосы с легкой рыжеватой искрой, усы и короткая аккуратная бородка. Оглядевшись по сторонам, он подошел к другому мужчине, такому же крепкому, но темноволосому, на вид ровеснику, до сих пор словно бы нарочно прятавшемуся в тени.

— Ну что, Аудмунд? — спросил с волнением в голосе ожидавший. — Как дела?

— Нам надо спешить, Бёрдбрандт, — последовал негромкий ответ. — Мой брат вот-вот ударит.

— Проклятая сука! — прошипел тот, кого назвали Бёрдбрандтом, и его собеседник кивнул, соглашаясь. Он явно понял, о чем идет речь.

— Бардульв некромант, и он уже попробовал крови, — вновь заговорил Аудмунд, плотнее закутываясь в плащ и натягивая кожаные перчатки с раструбами. — Крови людей. У него обширные планы насчет завоевания окрестных земель, и он теперь не сможет сдержаться. Он выпьет Вотростен до дна, чтобы заполучить вожделенную силу и достичь цели. И мы должны его остановить.

Бёрдбрандт выразительно огляделся по сторонам, и его собеседник качнул головой, давая понять, что они одни и их никто не услышит.

— Как ты думаешь, — спросил у Аудмунда его друг, — он будет просить о помощи Фатраин?

Тот в ответ коротко кивнул и вслух пояснил:

— Наверняка. Он уже сказал, что после заключения договора отправится в Рагос, чтобы навестить деда. Магистр, без сомнения, окажет Бардульву помощь. Теперь, когда больше нет моего отца, который много лет сдерживал жену и сына, а войска почти все тут, в Месаине, некромантам не составит труда незаметно проникнуть на территорию полуострова.

Аудмунд отчетливо скрежетнул зубами и так сильно схватился за фальшборт, что побелели костяшки пальцев.

— Я, в общем-то, понимаю, что виноват не сам Бардульв, а его покойная мамаша, эта проклятая сука Кадиа, — вновь заговорил он шепотом, тщательно сдерживая гнев. — Но нам от этого не легче. Она напоила сына человеческой кровью сразу после рождения, и тот был обречен. До сих пор Бардульв держался, но эта война предоставила ему слишком много возможностей, чтобы безнаказанно почерпнуть силы в крови людей. Он не устоял. Хотя я, признаться, до последнего все же надеялся на чудо. Но его не произошло. И совсем скоро Бардульв превратится в зверя.

И снова повторил:

— Нам надо спешить.

Некоторое время оба молчали, обдумывая сложившуюся ситуацию, и наконец Бёрдбрандт произнес, все так же тихо, но серьезно и торжественно:

— Ты сын князя и маршал Вотростена. Мы привыкли в бою видеть тебя впереди. Мы пойдем за тобой и на этот раз.

Аудмунд кивнул, принимая клятву товарища, и тот засуетился, спуская шлюпку на воду.

Догорали последние отблески заката. Небо темнело. Море шептало, лениво ударяясь в борт корабля. Хотелось отдаться этой ласковой неге и ни о чем не думать, но ни тот, ни другой не могли себе позволить подобной роскоши.

Вдруг Аудмунд ощутимо напрягся, обернулся и приложил палец к губам, делая знак другу. Тот кивнул, без слов давая понять, что увидел и понял, и через несколько минут на палубу вышел еще один мужчина. Невысокий и худощавый, с узкими холеными руками и с глубоко посаженными глазами на костистом, угловатом лице, он не был похож ни на одного из присутствующих. Ничем не стянутые темные волосы в беспорядке спадали на плечи.

— Уже уезжаешь, брат? — спросил пришелец у Аудмунда, и Бёрдбрандт перевел взгляд с одного на другого и обратно, словно оценивая.

Действительно, трудно было не поразиться, увидев их вместе. Бардульв, молодой князь двадцати двух лет, только недавно, незадолго до войны, взошедший на трон Вотростена, выглядел сущим мальчишкой по сравнению с собственным младшим братом, которому, несмотря на обманчиво взрослую внешность, шел всего лишь двадцатый год. Впрочем, тут тоже крылась своя загадка, ответ на которую заключался в расе матери Аудмунда.

— Еду, — ответил тот, явно решив без нужды не вдаваться в подробности.

Бардульв чуть заметно приподнял брови, но настаивать не стал, только сухо приказал:

— Когда в Вотростен прибудет моя невеста, встреть ее, как подобает.

Аудмунд приложил руку к груди и склонил голову в почтительном поклоне:

— Слушаю, повелитель.

1. Вести из города

Стоящие на рейде корабли Вотростена были хорошо видны из покоев юной герцогини Алеретт. Длинные и в чем-то даже изящные, с обитыми бронзой слегка приподнятыми носами и закругленной кормой, они всем видом внушали уважение, и она невольно залюбовалась их опасной красотой. Сейчас боевые башни с пространством для стрелков пустовали, а корабельные орудия и абордажный ворот — перекидной мост с железным крюком на конце — были тщательно укрыты, но Ретта прекрасно помнила, как буквально несколько дней назад эти вот корабли расстреливали их флот.

Ретта вздохнула и, устало прикрыв глаза, потерла виски. Запаха гари, долгие дни неотступно стоявшего над городом, уже почти не чувствовалось.

Теплый ветер шевелил легчайшие занавеси. Шелк обивки напоминал, что совсем недавно была другая, куда более легкая и приятная жизнь. Однако позолота канделябров уже успела потускнеть, и даже львиные головы дверных ручек, казалось, скалились не столь грозно, как прежде.

На море у Вотростена не было конкурентов, но увы, отец позволил себе об этом забыть. И не только об этом.

Герцог был человек, в общем, не злой, скорее, наоборот — слишком добрый и чересчур мягкий, местами даже легкомысленный. Книги и музыку он любил больше, чем что-либо иное, и эти недостатки компенсировались тем, что Рамиэль был младшим сыном. Править его никто не учил, но ему это и не было нужно. И только внезапная смерть его старшего брата поставила покойного ныне деда Ретты перед сложным выбором — либо самому жить вечно, что, конечно же, было невозможно, либо подобрать оставшемуся сыну умную жену, которая будет за него править. Так он и поступил.

…Тени сгущались, накрывая осиротевший, обезлюдевший город пыльным пологом, но не было тех, кто бы зажег огни. Если даже не считать того, что масло теперь стоило непростительно дорого, а значит, решительно невозможно было тратить его на освещение улиц, почти все люди сейчас находились либо на службе в армии, либо в госпитале. Последних, впрочем, было гораздо больше. Так много, что даже Ретта, в детстве забавы ради и с позволения матери изучившая лекарское искусство, с недавних пор трудилась в главном госпитале Эссы почти неотлучно. Теперь, к концу дня, тело у нее ломило, глаза слипались, но Ретта все не находила в себе сил отойти от окна, гадая, с какими известиями прибудет отец, отправившийся к Бардульву на переговоры.

О, если бы они с братом были дома, когда умерла от болезни легких их мать, герцогиня Исалина, и отец остался без ее мудрых советов! Но увы, тогда, год назад, сама Ретта путешествовала по Месаине с подругами и придворными дамами, а младший брат ее Теональд гостил у родителей матери, где обучался искусству управления страной. Оба они опоздали предупредить несчастье. Ретта примчалась в Эссу, когда война Рамиэлем уже была объявлена, а брата дед их просто-напросто не отпустил в самую гущу боевых действий. Теональд рвал и метал, но поделать ничего не мог. Все, что ему оставалось, — это слать отцу гневные, полные резких отповедей и наставлений письма. Читая их, Рамиэль краснел, но признавал правоту наследника, тяжело вздыхал и передавал послания дочери, чтобы та могла ознакомиться.

Разведка лорда Валерэна сработала из рук вон плохо — уже через неделю после объявления войны армия Бардульва блокировала Месаину с моря и с суши, и спешно приехавшей домой Ретте оставалось лишь беспомощно наблюдать, как воины северян выкатывают пушки и собирают осадные орудия. Народ все больше слабел от голода, ибо поля и склады продовольствия были первым, что враг приказал уничтожить. Конечно, достали вотростенцы далеко не все, но их пушки били очень старательно.

«Что это? — спрашивал Теональд в личных письмах к старшей сестре. — Преступное ротозейство или предательство? Кто внушил отцу мысль, что пора отбить у северян богатые золотом острова?»

Брат обещал разобраться, едва вернется домой, а Ретта и сама задавала себе те же самые вопросы. Сколько раз ее мать убеждала супруга, что не стоит трогать колонии северян и лучше бы оставить острова в покое, пусть даже они равно удалены от обеих стран и выглядят соблазнительно. Вотростен никогда не отдает своего. Но увы, едва ее не стало, как герцог Рамиэль тут же совершил роковую ошибку, решив, по-видимому, что старого князя больше нет, а новый — неопытный юноша, и совершенно не учитывая наличие у Бардульва ума, советников и умелого маршала.

Ретта тяжело вздохнула, отошла от окна и подумала, как много запросит Бардульв за мир. Молодой возраст князя больше никого не обманывал.

Дверь скрипнула, и в покои, осторожно ступая, словно боясь кого-нибудь разбудить, вошла няня.

— Что это ты в темноте сидишь? — спросила она, снимая шаль, и потянулась к лампе. — А я к тебе с новостями. Походила тут по улицам, послушала кое-что.

Ретта вопросительно подняла брови. Вид у Берисы был серьезный и крайне загадочный. А если учесть, что в городе теперь чаще можно было увидеть вотростенские патрули да отпущенных на берег матросов, то послушать старую няньку и впрямь стоило.

Между тем Бериса зажгла светильник, за ним другой, забрала у пришедшей служанки поднос с двумя порциями скудной каши и травяным отваром и только потом, устроившись в кресле у разожженного подопечной камина, принялась выкладывать добытые сплетни:

— Для начала могу сказать, что, вероятнее всего, Бардульв скоро покинет Месаину.

— Ты уверена? — встрепенулась Ретта.

О, если бы это было так, как сразу бы изменилась их жизнь к лучшему! В голове герцогини одна за другой стали рисоваться самые радужные перспективы. Они еще успеют посеять хлеб и собрать урожай, хотя бы один. Успеют наскоро подлатать дома. Конечно, это не поднимет из руин страну, однако, по крайней мере, поможет пережить грядущую зиму. А уже потом можно будет начинать строиться.

Ослепленная радостными видениями, Ретта даже зажмурилась от удовольствия. Вновь появятся на столах персики, гранаты, хурма и инжир, будут восстановлены разоренные виноградники. Какие восхитительные известия!

Однако Бериса еще не закончила. Дождавшись, пока воспитанница вернется из мира грез назад на землю, няня продолжала:

— Думаю, тебе это тоже будет интересно: объявление войны застало Вотростен накануне какой-то внутренней драмы. Полагаю, это одна из причин, по которым Бардульв не станет медлить.

— А что у них случилось? — удивилась Ретта.

До них в Месаину никакие вести на этот счет не доходили.

«Впрочем, мы о многом не знали, не только об этом», — напомнила сама себе Ретта и вновь обратилась в слух.

Бериса огляделась по сторонам, наклонилась и сделала воспитаннице знак приблизиться. Та с готовностью подалась вперед.

— Он некромант, — прошептала Бериса. — Так говорят.

— Кто? — испуганно ахнула потрясенная Алеретт.

Хотя она уже заранее догадывалась, какой последует ответ. Бериса посмотрела ей в глаза и кивнула, подтверждая догадку:

— Бардульв. Некромант, испробовавший крови людей.

Ретта схватилась за голову, мысли ее смешались.

— Некромант…

— Да.

История хранила немало примеров, когда некроманты пробовали черпать силу в крови людей, и никогда это не заканчивалось ничем хорошим. Они уже не могли остановиться и убивали все больше и больше, пока топор палача или кинжал наемного убийцы не обрывал их жизнь. Но некромант у власти?

Радужные видения мгновенно растаяли, словно дым от костра. Конечно, он теперь не уйдет навсегда, но непременно вернется позже, когда ему понадобится восстановить силы.

— Возможно, все дело в его матери. Даже наверняка. Уж тут-то я могу поведать не понаслышке. Она с Фатраина, дочь магистра Джараака. Народ княгини Кадиа славится сильными колдунами, и старый князь Эргард женился на ней лишь потому, что остро нуждался в войске. Что ж, свою помощь он получил.

— Бардульв его единственный сын? — поинтересовалась Ретта.

К ее удивлению, няня покачала головой:

— Нет. Есть еще младший, эр-князь Аудмунд. Он незаконнорожденный.

Герцогиня поморщилась. Несмотря на мотивы, побудившие ее родителей к браку, Исалина и Рамиэль прожили всю жизнь в любви и согласии, поэтому теперь их дочери не доставляло удовольствия выслушивать истории об адюльтерах. Хотя, конечно, Ретта при дворе за восемнадцать лет жизни навидалась всякого.

Бериса между тем продолжала:

— Никто не знает, как это произошло. Бардульву едва исполнился год, когда его отец ушел в поход. Вернулся он с младенцем на руках. И должна тебе сказать, что о брате князя тоже ходят странные слухи.

— Какие же?

— Точно никому не известно, однако подозревают, что его мать была рысью.

Ретта не удержалась и вскрикнула от удивления:

— Как такое возможно?

Няня пожала плечами:

— Во всяком случае, старый князь привез сына именно из земель оборотней. Он официально усыновил мальчика и беззаветно любил всю жизнь.

— Признал сына?

Ретта была фраппирована.

— Ну да. Княгиня, конечно же, ненавидела Аудмунда, но ничего не предпринимала. Или просто не могла ничего сделать, что тоже вероятно. Говорят, брат равным образом настороженно относится к нему. Несмотря на юный возраст, Аудмунд на редкость сильный воин и талантливый полководец. Он маршал Вотростена и, пока не умер его отец, частенько водил войска на битву.

— Сколько ему теперь?

— Должно быть, около двадцати лет. Я уже давно сбилась со счета, но он немногим старше тебя. Все это только слухи, девочка, но я даже не знаю, право, кто же из братьев на самом деле опасней.

За окном уже успело стемнеть. Молчали цикады. Не было слышно ни выкриков подгулявших прохожих, ни звуков песен.

Ретта вздохнула и покачала головой. Что ж, по крайней мере Бардульв скоро покинет Месаину, и за это стоит благодарить отца богов Вийюту. Как будет дальше — узнают потом.

За спиной тихонько приоткрылась дверь, и в покои проскользнули несколько фрейлин. Одна из девушек забрала опустевший поднос, другие начали готовить постель ко сну. Достали ночную рубашку с пышными, тщательно отглаженными кружевами и приблизились, дабы помочь герцогине разоблачиться.

— И правда, шла бы ты спать, девочка, — проворчала Бериса. — Уже еле на ногах держишься.

Ретта коротко кивнула в ответ. Дел у нее больше на сегодня не было, а потому она молча позволила помощницам расплести ей волосы и уложить в постель.

— Спокойных снов, — пожелала воспитаннице няня и поцеловала в лоб.

Вскоре светильники были затушены, и спальня опустела.

Ретте не спалось. Колыхались от ветра занавеси и листва за окном, отбрасывая на паркет кривые, длинные тени. Герцогиня смотрела на них, пытаясь угадать фигуры, и в размытых очертаниях ей чудились то крылья сказочного дракона, то разверстая пасть, то чьи-то клыки. От духоты вскорости разболелась голова, и Ретта встала, распахнула высокое окно и вышла на балкон. Укрытый благосклонным пологом ночи, город спал, нервно вздрагивая во сне, и можно было легко представить, что и не было этого изматывающего, страшного года, и что мама жива. Вот сейчас откроется дверь, и Исалина войдет, по привычке спрашивая, что тут происходит и почему дочь в столь поздний час до сих пор не спит.

Ретта улыбнулась воспоминаниям и, не желая огорчать маму, пусть даже и оставившую этот мир, вернулась в постель.

Скоро ей удалось забыться тяжелым, беспокойным сном. Снились ей бои, чьи-то гневные крики и пронзительно-зеленые кошачьи глаза на мужском лице. И Ретта никак не могла понять, что же эти видения означают.

2. Госпиталь

Утро началось для нее, как всегда, с первыми лучами рассвета. Распахнув глаза, Ретта позвонила в колокольчик и отрывисто бросила пришедшим на зов заспанным фрейлинам:

— Одеваться.

Те послушно полезли в шкаф.

— Вы сегодня снова пойдете в госпиталь, ваше высочество?

— Да.

Девушка постарше извлекла рабочий наряд Ретты — зеленое хлопковое платье. Вторая заплела волосы госпожи в тугую толстую косу и уложила их венцом.

— Можете идти, — отпустила их герцогиня, когда с утренним туалетом было покончено.

Девушки сделали реверанс и безмолвно испарились.

Встающее из-за крыш золотистое солнце силилось разогнать густой туман. Корабли Вотростена все так же покачивались на рейде, и Ретта подумала, что пора бы уже отцу дать знать, как у него дела и как продвигаются переговоры на флагмане северян. Само собой, Бардульв обещал безопасность герцогу, но все же война еще не закончилась, а потому Ретта допускала любой теоретически возможный вариант развития событий.

Внизу под окнами раздались резкие, отрывистые команды и топот ног — это как раз сменился караул.

Дверь распахнулась, и в покои герцогини вошел гвардеец. Коротко кивнув ему в знак приветствия, та взяла сундучок со снадобьями и первая покинула комнату. Страж направился вслед за ней.

Фрейлин герцогиня с собой в госпиталь никогда не брала. Их глупые охи, закатывания глаз и демонстративные обмороки раздражали Ретту и отвлекали от работы лекарей, у которых, без сомнения, было более важное и нужное занятие, чем хлопотать над балованными девицами.

Убиравшиеся во дворце в столь ранний час служанки приветствовали госпожу глубокими реверансами. Та любезно здоровалась с каждой девушкой, и они в ответ желали ей доброго дня.

Впрочем, мог ли день на войне быть добрым? Философский вопрос, и в иное время Ретта охотно бы его обсудила. Вероятно, да, если считать хорошим день без десятков и сотен новых раненых. День, когда стоны пациентов будут раздаваться не так громко, как прежде.

Дар или проклятие? Ретта с детства чувствовала души и боль людей, и ей было почти физически тяжело видеть, как умирает какой-нибудь парень с чистым, на редкость добрым сердцем, еще совсем молодой. Он мог бы жить долго и счастливо, встретить любимую и родить детей. Но, конечно, уже не встретит, умерев в тяжелой атмосфере и зловонии городского госпиталя. И такое случалось практически ежедневно. И она ничего, абсолютно ничего не могла со всем этим поделать, несмотря на свое высокое положение — только немного, в меру собственных возможностей, облегчить страдания. И она приходила в госпиталь снова и снова, проводя там дни напролет, с раннего утра и до позднего вечера. Рамиэль подобных занятий дочери, разумеется, не одобрял, но Ретта не обращала на его ворчание никакого внимания. Не отец ли всему виной? На этом безмолвный поединок взглядов обычно заканчивался, и герцог первый опускал глаза.

Утро разгоралось, и Ретта торопилась, прибавляя шаг. Под ногами противно чавкала грязь, юная герцогиня то и дело обходила помои, которые давно уже никто не убирал, и с грустью смотрела на обшарпанные, с выбитыми окнами и проломленными стенами дома. Еще совсем недавно Эсса по праву считалась красивейшим городом Месаины. Чистые широкие мостовые, увитые диким виноградом дома, многочисленные цветы, пестрые краски и шпили башен; и синее, теплое море почти у самых стен, где-то вдали сливающееся с небесами. Теперь же на разбитых мостовых чаще всего копошились тщедушные дети вперемешку с тощими же свиньями и собаками, цветы иссушил летний зной, дома побили осадные машины Бардульва, и густой, тяжелый смрад плыл над все еще окруженным городом.

— Осторожней, госпожа! — услышала она голос гвардейца и поняла, что, задумавшись, едва не споткнулась о валяющийся поперек дороги труп тощего старика.

Стражник поспешно оттащил его в сторону, и путь продолжился, а Ретта подумала, что, встреться ей сейчас Бардульв, она с удовольствием бы высказала ему о работе вотростенских патрулей. Впрочем, Месаина пока еще не признана побежденной, а также не успела стать колонией северян, поэтому генерал-полицмейстер для выволочки тоже вполне подходил.

«Вот этим я по возвращении домой и займусь», — твердо пообещала она себе.

Так, за невеселыми размышлениями, они незаметно дошли до госпиталя.

Первоначально местный странноприимный дом представлял собой просто длинное низкое прямоугольное здание, окруженное крохотным садиком, неопрятным и неказистым. Было это около ста пятидесяти или даже двухсот лет назад — точную дату основания Ретта не помнила. Денег на строительство и содержание лечебного дома для нищих и бездомных однажды дал потерявший после долгой болезни любимую жену аристократ. Постепенно здание разрасталось, были пристроены флигели и новые этажи, основана школа для лекарей. Главный госпиталь Эссы превратился в одну из жемчужин города с роскошной лепниной на потолках и стенах залов и тщательно спланированным садом.

Однако теперь, в конце войны он больше напоминал помесь склада с конюшней, а от былой красоты остались лишь воспоминания: палаты, залы, даже подсобные помещения и сам сад — все было забито ранеными до такой степени, что иногда просто свободно пройти казалось серьезной проблемой. И над всем этим — над стонущими солдатами, над переломанными и гниющими конечностями, над перебинтованными головами стоял непереносимый, густой смрад, от которого не спасало даже постоянное проветривание помещений.

Ретта толкнула дверь, переступила порог, и на нее сразу обрушился гул голосов.

Поначалу слегка терявшаяся, теперь она совершенно привыкла и уже без стеснения промывала и перевязывала, очищала раны и при необходимости брила волосы, если младшие служители были заняты.

Оглядевшись по сторонам, Ретта поискала взглядом мастера Малиодора — того самого лекаря, который и обучил ее в свое время целительскому искусству. Однако он первый заметил ее и помахал рукой:

— Доброе утро, девочка! Рад видеть, ты как раз вовремя. Присоединяйся, мне нужна твоя помощь.

— Сейчас иду, мастер! — ответила Ретта и пошла мыть руки.

Малиодор был бодрый старик лет примерно шестидесяти пяти с длинными седыми волосами, стянутыми в высокий пучок. Ходили слухи, что то ли бабка его, то ли мать вели происхождение из восточных земель, однако отец его совершенно точно был младшим отпрыском одного из знатнейших семейств Месаины. В юности покинув родину, Малиодор в течение двенадцати лет путешествовал, а вернулся уже опытным лекарем и вскорости возглавил и сам госпиталь, и школу при нем.

По его приказу полы и стены здесь регулярно мыли, ткань для перевязки и инструмент кипятили, а белье меняли раз в три дня. И как младшим служителям удавалось поддерживать установившийся порядок в столь невыносимых условиях, какие сложились теперь, для Ретты оставалось поистине загадкой.

— Что случилось? — спросила Ретта, подходя к длинному, покрытому облупившейся зеленой краской столу, на который двое дюжих солдат как раз укладывали гвардейца.

— Смех сквозь слезы, — охотно начал делиться с ученицей Малиодор. — Мало нам ран и порубленных северянами конечностей, так еще и воспалившиеся отростки привозят.

— Это тот, о котором вы мне рассказывали? — уточнила она и, взяв со столика поменьше зерновой спирт, помыла им руки.

— Именно, — подтвердил старый мастер. — Тот самый гнусный маленький червячок, который дает о себе знать обычно в самый неподходящий момент. Говорят, наш бравый гвардеец до последнего сопротивлялся отправке в госпиталь, и лишь клятвенные заверения командира, что он сможет вернуться в бой сразу же, как позволят лекари, помогли бедолаге смириться с печальной участью. Его уже напоили вином, так что можно приступать.

Малиодор протянул руку, беря со стола небольшой, остро отточенный ножичек, и Ретта поняла, что вступительная часть окончена и начинается дело.

Лежавший на столе гвардеец был еще не стар — всего лет тридцати с небольшим. Ретта чувствовала, да это и так было в общем понятно из рассказа мастера, что нынешний пациент действительно чист душой. Сколько их таких герцогиня перевидала в стенах лечебницы? Десятки, сотни? И сколько умерло от воспаления вот этого самого отростка? Много. И отдавать еще одного Ретта точно была не намерена.

Мастер тем временем разрезал живот больного, и она потянулась за пинцетом. Двое дюжих солдат стояли рядом, чтобы держать бедолагу в том случае, если он вдруг вздумает прийти в себя.

К счастью, тот вел себя вполне смирно, и операция шла своим чередом, как и жизнь в госпитале. Сновали туда-сюда младшие служители; молодой лекарь что-то сосредоточенно втолковывал школяру, а тот слушал, смиренно опустив глаза.

Ретта прислушивалась к звукам с улицы, между делом заодно размышляя, какие условия может потребовать Бардульв для заключения мира. Дань? Единовременную или постоянную? Или, может быть, часть территорий? Хотя зачем они ему, если разобраться? Месаина столь удалена от Вотростена и его колоний, что удержать вновь приобретенные территории князю будет крайне сложно. Значит, все же, вероятнее всего, дань. Но в каком размере? Что понадобится отдать, чтобы собрать необходимую сумму? И оставит ли Бардульв в Эссе гарнизон? Впрочем, все эти размышления носили больше отвлеченный характер. Какой смысл рассуждать, не имея на руках текста договора?

Ретта вздохнула, откинула с лица упавшую прядь, а Малиодор между тем наложил последний шов, сверху повязку и объявил восхитительно бодрым, даже радостным голосом:

— Ну все, готов. Забирайте!

Солдаты подхватили гвардейца и понесли его в сторону как раз недавно освободившейся койки, а старый лекарь, вымыв руки в тазике, заметил мечтательно:

— Может быть, твой отец подпишет договор, и поток пациентов наконец иссякнет? А, малышка? Что скажешь?

Он посмотрел на ученицу и заговорщически ей подмигнул:

— Пойдем поедим? У меня был припасен кусочек свининки. Сочный! Вот увидишь, тебе понравится!

Ретта намеревалась было вежливо отказаться, но после операции всегда хотелось мяса, а потому она позволила себя обнять и увести в огороженный невысокой ширмой уголок, где они с аппетитом поели.

Время резвыми конями бежало вперед. К Малиодору то и дело подходили с вопросами младшие лекари, и Ретта, прибрав следы их скромного пиршества, поспешила в общий зал — работы там хватало на всех.

В основном, конечно же, это были перевязки разной степени сложности, отличавшиеся одна от другой лишь уровнем однообразия манипуляций. Снять старые повязки, обработать рану, наложить мазь, перебинтовать. Ничего хоть сколько-нибудь занимательного или интересного. Только вот пациенты, безусловно, попадались разные. Одни лежали спокойно и смирно, не желая мешать целителям, другие принимались молоть языками и выкладывать всю подноготную, включая историю семьи до седьмого колена, так что к вечеру частенько от таких разговоров начинала всерьез болеть голова. Некоторые вели себя достойно, не издавая ни единого звука, даже если целителям приходилось очищать рану от омертвевших тканей или убирать нагноения. Другие же начинали громко стонать, даже когда к их коже присыхал небольшой кусочек бинта.

Пот заливал глаза, ломило спину. Ретту на перевязках сменил только что вернувшийся из деревни неподалеку молодой лекарь, и она, кивнув благодарно, отошла в сторонку, где стоял тазик для умывания, и с облегчением и непередаваемым удовольствием ополоснула лицо.

Молодые и старые, аристократы, купцы и крестьяне. В главном госпитале, казалось, смешались все имеющиеся в стране сословия. И удивительно, почти никто не требовал для себя особых условий. Хотя, конечно, бывало всякое. Но редких скандалистов быстро и ловко ставил на место Малиодор.

— Сестренка, — послышался тихий голос, и Ретта, обернувшись, увидела молодого парня не старше восемнадцати лет с перебинтованной рукой. — Не поможешь мне? Хочу письмо родителям написать, а самому неудобно с такой-то рукой.

— Разумеется, — согласилась Ретта и, взяв перо и писчие принадлежности, устроилась у кровати и принялась записывать под диктовку солдата.

Новости его были, в общем, все те же самые, что и у других страдальцев в его положении. Живой, руки-ноги на месте, голова цела. Лекари обещали отпустить его скоро домой на побывку, и это действительно была правда. Надписав на чистой стороне адрес, она запечатала послание и сказала:

— Его отправят с утренней почтой.

— Спасибо тебе, — поблагодарил солдат.

Она улыбнулась:

— Теперь отдыхай.

Тот послушно закрыл глаза, Ретта же отнесла и положила письмо в специально отведенный для этих целей ларец.

— Шла бы ты домой, девочка, — заметил Малиодор, приблизившись и покачав головой. — Вечер уж наступает. Устала ведь, на ногах не стоишь.

Красное солнце и впрямь висело уже над самыми крышами. Еще один день, словно выпущенная стрела, просвистел мимо. И когда только успел? Ретта провела ладонью по лицу и ответила:

— Пожалуй, вы правы, мастер. Пойду я.

Стражник, все это время терпеливо ожидавший госпожу, подобрался и вытянулся по стойке смирно. Ретта, впрочем, заметив его движение, привычно махнула рукой, разрешая расслабиться.

— До свидания, мастер, — попрощалась она.

— До свидания, девочка, — отозвался Малиодор. — Надеюсь, вести будут хорошими.

Герцогиня вопросительно подняла брови, но старый учитель ничего пояснять не стал, лишь загадочно и ободряюще улыбнулся. Гвардеец распахнул дверь, и Ретта вышла на свежий воздух. Свежий, конечно же, лишь по сравнению с атмосферой госпиталя.

Далеко над морем противно кричали чайки, к городу подступал милосердный вечер, пряча в складках темного покрывала разруху и боль. Мраморные колонны прозрачно розовели в закатных лучах, и можно было легко вообразить, будто вот-вот заиграет музыка и юные девушки заведут протяжную, нежную, мелодичную песню, как часто бывало в прежние времена. Всего год — а кажется, будто минули столетия, и мирная, беззаботная жизнь с веселыми ярмарками и поэтическими состязаниями подернулась пыльной, густой, удушающей пеленой.

Ретта вздохнула и ускорила шаг. От скорбных воспоминаний толку не было никакого, лишь сильнее начинало болеть сердце.

Впрочем, по сравнению с утренним временем улицы стали как будто более оживленными. Кто-то вернулся с дневных работ либо просто часть солдат распустили по домам? Но что это могло означать, если не то, что в их службе больше не было необходимости? И не значит ли это?..

Додумать мысль она не успела — из ближайшего проулка выбежал вестовой и, заметив герцогиню, поспешил к ней.

— Моя госпожа, — начал он торопливо, останавливаясь перед Реттой и вытягиваясь по струнке, — герцог вернулся час назад.

— Где он?! — не сдержав нетерпения, вскрикнула та и резко подалась вперед.

— У себя в кабинете.

Алеретт подобрала юбки и побежала во дворец, едва разбирая дорогу. Отец вернулся! Какие известия он привез?

Дыхание ее сбилось, волосы растрепались. Она перепрыгивала через клумбы и тощих кошек, испуганно смотревших ей вслед.

— Поворот, госпожа! — крикнул гвардеец. — Налево!

И она послушно свернула в указанном направлении.

Дворец, до последнего камня, до малейшей выщербины знакомый и бесконечно родной, предстал ей, словно видение принцессы Грезы: окутанный прозрачным туманом и розовыми вечерними лучами.

Ретта остановилась и несколько минут стояла, впитывая волшебную, чарующую картину всем существом, каждой клеточкой измученного, исстрадавшегося тела. Отчего-то казалось, что больше родной дом таким она никогда не увидит. Но что может быть глупее и нелепее подобной мысли?

Вновь ускорив шаг, она вошла в парадный холл, в изобилии украшенный вазами и скульптурами юных дев, вручила сундучок со снадобьями ближайшему стражнику и побежала на второй этаж.

Именно там, в дальнем конце тихой, уединенной галереи, убранной в соответствии со вкусами герцога картинами и музыкальными инструментами, располагался его рабочий кабинет. В мирное время здесь можно было встретить много народу: министров, просителей, успешно миновавших первый кордон из секретарей, и придворных дам, стреляющих по сторонами глазами. Однако теперь вокруг было на удивление пустынно и тихо, если не считать, конечно, лейб-гвардии, по-прежнему стойко несущей бремя охраны герцогских покоев.

При виде Ретты они брали на караул, и та неизменно приветливо кивала каждому из встреченных стражей. Последний предупредительно распахнул дверь, и герцог Рамиэль, до сих пор задумчиво смотревший в окно, обернулся, а увидев дочь, побледнел.

— Что случилось? — в нетерпении спросила Ретта, подбегая ближе и заглядывая отцу в глаза. — Какие вести?

Тот заметно смешался, и она внутренне похолодела. Что же произошло?

— Присядем, дочка, — мягким голосом сказал Рамиэль, указывая на пару кресел у стола.

Ретта села, терпеливо ожидая, а герцог устроился напротив, достал бумаги, некоторое время читал их, будто впервые видел, а потом отложил в сторону и потер затылок. Ожидание становилось невыносимым.

— Понимаешь, — заговорил он наконец, — нам, по сути, нечего было предложить Бардульву. А ему с нас взять. Переговоры шли сложно. В конце концов князь согласился удовлетвориться единовременной кабальной данью, которую, право, я даже не представляю, из каких средств платить. Но речь не об этом.

Рамиэль встал и подошел к карте, что висела на стене напротив стола. Заложив руки за спину, долго стоял, что-то высматривая и время от времени шевеля губами. Наконец произнес:

— Ведь князь молод.

Ретте показалось, что он продолжал разговор, который до сих пор вел сам с собой мысленно, но на всякий случай ответила вслух:

— Я знаю.

— Это хорошо, — кивнул герцог и снова потер затылок. — Понимаешь, я у него спрашивал, зачем ему это надо. Он сказал, что вовсе не для того, чтобы дополнительно нас унизить, и что я могу быть совершенно спокоен на этот счет. Мне кажется, девочка, все дело в том, что окрестные властители не горят желанием отдавать за него своих дочерей, а жена Бардульву все же нужна.

Тут Рамиэль обернулся, и Ретте показалось, что в алеющих закатных лучах глаза его полыхают каким-то мистическим, нереальным светом, так что она даже всерьез испугалась, хотя никогда себя не считала трусихой.

— В общем, дочка, — вздохнул герцог, — Бардульв предложил, и я согласился. Ты должна будешь стать его женой. Я продал тебя. Завтра утром он начнет отводить от Месаины войска. Прости меня, так получилось.

В этот момент закат окончательно прогорел, и на кабинет как-то внезапно упала тьма. Дверь осторожно приоткрылась, и один из слуг вошел, чтобы зажечь светильники, но Ретта этого уже не увидела. Она встала, слегка покачнувшись, и поспешно ухватилась за спинку кресла. Перед глазами плыло, но она ценой неимоверных усилий сохраняла неприступный, надменный вид.

Некромант! Предел мечтаний, что и говорить. Каково это — пойти под венец с человеком, который в любой момент может убить тебя, едва твоя жалкая жизнь станет ему не нужна? Интересный, должно быть, окажется опыт.

Герцогиня гордо, саркастически усмехнулась и, не проронив ни слова, направилась к выходу. Отец молча глядел ей вслед.

Ретта миновала две галереи, поднялась на третий этаж дворца, в свои покои. И только войдя и плотно притворив за собой дверь, наклонилась, скорчилась, словно ее раздирала изнутри невыносимая боль, и закричала. Закричала беззвучно, но от того не менее страшно.

Бериса, увидев воспитанницу, бросилась к ней:

— Что такое, девочка? Что случилось?

Ретта вздохнула тяжело, приходя в себя и вытирая невольно проступившие на глазах слезы, и ответила:

— Он отдал меня в жены Бардульву.

Затем распрямилась и вдруг, плавно осев, упала без чувств.

К ночи Ретта слегла с лихорадкой.

3. Сборы

Ретте казалось, что она куда-то бежит. Впрочем, нет — она совершенно отчетливо это ощущала.

Кругом раскинулся лес — непроходимо-густая, окутанная тишиной чаща. Высокие, иссохшие деревья упирались острыми, словно лезвия мечей, верхушками в серые небеса. На голых ветвях не росло ни единого листочка или иголочки, кора облетела, зато под ногами стелился толстый, пышный, колючий ковер из пожелтевших и опавших прошлогодних игл.

От земли поднимался серый густой туман. Вязкий, точно фруктовый кисель, что в детстве так любила Ретта. Можно было подумать, будто неведомый повар плеснул, не глядя, и оставил на мутно-прозрачном полотне несколько неравномерных по густоте серых пятен.

Ретта бежала, то и дело оглядываясь себе за спину, и казалось ей, что от страха сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Первобытный, непереносимый ужас распирал изнутри, рвал грудную клетку. Она падала, раздирала руки и колени в кровь, но сразу же снова вскакивала и неслась еще быстрее. Волосы растрепались, ветки хлестали по лицу, оставляя царапины, но она не обращала на это никакого внимания. Из потрескавшихся, кровоточащих губ рвался истошный, леденящий душу крик.

А за спиной, за жидкой границей мертвых деревьев вставала первобытная тьма. Откуда пришла она? Из каких теснин поднялась? Вряд ли кто-то из ныне живущих мог ответить на подобный вопрос. У нее были очертания, сходные с человеческими — высокий рост, фигура, будто укрытая плащом, а еще глаза. Два горящих факела, нестерпимо ярко пылающих среди древесных крон. Они наступали, становились ближе и ближе, и тьма расползалась, обнимая выпирающие из земли корни деревьев, увалы, пни и колючие кусты, стекая в овраги.

Куда бежала, Ретта вряд ли могла бы сказать, но она понимала, что остановиться означает умереть. Впереди блестело непонятное сине-серое марево, и она стремилась туда в безумной надежде, что сможет спастись.

Марево росло, превращаясь в полосу прибоя. Ретта выбежала на берег, оглянулась в последний раз, желая убедиться, что у нее есть небольшой запас времени, и, вдохнув поглубже, нырнула в море.

Вода обожгла и почти сразу вытолкнула на поверхность. Внезапная радость опьянила, придав сил, и Ретта поплыла, мощными гребками бросая тело вперед. Берег стремительно отдалялся, море волновалось, взбивая густую пену, и вот, когда уже начало казаться, что дыхания не хватает, волна приподняла ее и выбросила на песчаный, отлогий пляж.

Впереди, на расстоянии полета стрелы, начинался густой живой лес. Непонятная сила подхватила Ретту и понесла. Все, что она могла разглядеть, — это рыжая шерсть гигантского зверя да огромные мраморные валуны, поднимавшиеся из земли. Словно великаны начали строить нечто неведомое, но потом бросили, и следы их трудов поросли травой, и теперь осталась лишь тень былого величия.

Внезапно в чистом, голубом небе закричала птица. Ретта подняла голову, проводила ее глазами, а потом вдруг раскинула руки и полетела все выше и выше. Небо становилось ближе, земля уменьшалась, а в груди росла непонятная, беспричинная на первый взгляд легкость, и хотелось петь. А Ретта все кружилась и кружилась в диковинном танце, и крылья, огромные и белоснежные, росли за спиной.

Она тихонько покачивалась на облаках. Со всех сторон лился золотистый свет, прозрачный воздух звенел и искрился. В душе царили покой и умиротворение, и Ретте казалось, что так было, есть и будет всегда.

Однако со временем до нее стали доноситься звуки. Сперва далекие и обрывистые, постепенно они становились все ближе и громче. Взволнованные. Негодующие. Голоса юных девушек и взрослых мужчин. Поначалу Ретта никак не могла понять, кому они принадлежат. И о чем идет речь? Кажется, спорят или горюют о чем-то. Море. Корабль. Смысл казался понятным и близким, однако почему-то ускользал, словно живая рыба из рук.

— Выпей, девочка, — тихо шептал знакомый, родной голос, и она послушно приоткрывала губы: обладатель его не способен был причинить ей вреда, в этом Ретта была уверена.

Потом она стала различать наступление ночи и дня: просто время от времени перед глазами то начинало темнеть, то светлело. Голоса становились все оживленней, и в конце концов ей стало невозможно интересно, что же такое вокруг происходит. И Ретта открыла глаза.

Конечно, удалось ей это далеко не сразу — поначалу веки не поднимались, и можно было подумать, будто их налили свинцом, до того они стали вдруг тяжелы. Но прошло время, и, немного передохнув, она поняла, что теперь вполне может попытаться совершить это без преувеличения героическое усилие.

— Ваше высочество! — звонко и радостно воскликнула одна из фрейлин, всплеснув руками, и на лице ее, наивном и юном, расцвело выражение искреннего счастья. — Вы проснулись! Сейчас, подождите, я позову госпожу Берису!

Девушка умчалась, громко хлопнув дверью, однако не прошло и пяти минут, как в гостиной вновь послышались шаги, и няня герцогини со всех ног вбежала в комнату.

— Малышка моя! — улыбнулась она светло, подбегая и глядя Ретте в лицо. — Наконец! Очнулась!

И, не удержавшись, обняла и крепко расцеловала воспитанницу. Та в ответ тоже улыбнулась слабо, но на большее у нее пока не хватало сил; затем попыталась что-то сказать, однако звуки так и не сорвались с потрескавшихся, пересохших губ.

— Сейчас, подожди минутку, — всполошилась Бериса.

Подойдя к столу, нянька налила воды из графина в фарфоровую, расписанную крупными розами чашку и поднесла больной, немного приподняв ей для удобства голову.

Ретта с благодарностью посмотрела на старуху, отпила пару глотков, но потом закашлялась и сделала знак, что пока больше не хочет пить. Однако теперь, по крайней мере, появился голос.

— Сколько? — чуть слышно поинтересовалась она, и Бериса, присев на стул рядом с кроватью, расправила складки юбки.

— Ты была без сознания десять дней, — сказала она и взглянула вопросительно, по-видимому ожидая новых расспросов.

И те не замедлили прозвучать. Очевидно, хотя Ретта пока еще была не в силах пошевелиться, мысль работала почти так же хорошо, как до болезни.

— Отец?

— Раздавлен твоей внезапной хворью и ждет известий.

Больная в ответ нахмурилась, некоторое время молчала, а потом решительно покачала головой. Бериса неодобрительно поджала губы:

— Не слишком ли резко вот так поступать, деточка? Да, он виноват, не спорю, и все же он твой отец.

Ретта слегка прикусила губу, думая над словами няни, а та, поднявшись, распахнула окно, и в спальню ворвался чистый, свежий морской воздух.

— После, — наконец прошептала герцогиня, очевидно имея в виду отца и предполагаемую встречу с ним, а потом спросила: — Бардульв?

Бериса вновь уселась на прежнее место и заговорила:

— Наверное, это можно счесть хорошей вестью: князь несколько дней назад покинул Эссу. Блокада снята, однако на сборы у нас осталось не так уж много времени — не больше недели, а учитывая твое состояние, так и всего ничего. А еще столько разных дел, которые необходимо сделать перед отъездом!

Ретта движением век дала понять, что совершенно согласна с няней. Однако теперь скудные силы ее иссякли, и она прикрыла глаза, отдавшись во власть блаженному покою.

Дверь снова тихонько приотворилась, и вошли фрейлины с двумя подносами в руках. Бериса, завидев их, встала и велела поставить ношу на стол. Обмакнув батистовое полотенце в чашу с розовой душистой водой, она подошла к постели и обтерла Ретте лицо. Затем со второго подноса взяла кувшин и налила в чашку ароматного куриного бульона, которым немедля с помощью фрейлин и напоила подопечную.

Кажется, больше пока желать было нечего. На губах Ретты расцвела слабая, но совершенно очевидно радостная улыбка. Девушки ушли, забрав с собой оба подноса, а нянька, взяв с одного из столиков лютню, уселась в кресло и запела. Не колыбельную, нет, для этого Алеретт была слишком взрослой, но одну из песен, что в прежние годы любила петь герцогиня Исалина. Больная слушала, и перед глазами ее вставали счастливые, безмятежные сцены детства — игры с матерью и младшим братом, совместные прогулки по дворцовому саду, вечерние чтения книг у камина. Ретта слушала, постепенно уплывая в страну снов, и реальный мир со всеми его горестями и бедами становился дальше и дальше, по крайней мере, на некоторое время.

Не прошло и четверти часа, как она уже крепко спала. Только на сей раз это был здоровый, без малейших признаков болезни, отдых.

***

Силы к ней возвращались медленно, постепенно, шаг за шагом. Сперва Ретта начала присаживаться в постели, затем стоять, обеими руками держась за спинку кровати, потом смогла при поддержке няни пройти с десяток шагов до кресла и сесть, закутавшись в плед и плотно обхватив ладонями чашку крепкого ароматного чая.

Соловьи под окна еще не успели вернуться, конечно нет. Однако в распахнутое окно залетал свежий прохладный ветер, остро пахнущий солью и водорослями, а на рейде не было мрачных теней боевого флота северян.

Впрочем, стоит ли теперь делиться на Вотростен и южан? Ведь с недавних пор они ей не чужие. Ретта хмыкнула и плотнее, по самые глаза, закуталась в теплый плед. Могла ли она подумать еще в начале войны, как именно для нее все закончится? Отъезд из родного дома, свадьба. Хотя, конечно же, она всегда знала, что ее судьба — договорной брак. Она ведь дочь герцога, и такое понятие, как долг, для нее не пустой звук. И все же она не предполагала, что ее вот просто так отдадут победителю, как военный трофей. Хотелось бы знать, спрашивал Бардульв о внешности будущей нареченной или для него подобные мелочи не имеют значения?

— Няня, — позвала Ретта все еще слабым голосом вышивавшую у окна Берису, — дай мне, пожалуйста, лютню.

Та встала и пошла за инструментом. В будущей жизни эта северянка может стать воспитаннице серьезной опорой, поняла герцогиня. А вот брать служанок с собой не стоит. Зачем обрекать бедняжек на жизнь в чужой, незнакомой стране? С фрейлинами тоже придется проститься. Получается, только Бериса. Конечно, князь не захочет унизить будущую жену и даст ей помощниц после прибытия. Или все же нет? Как угадать, что у него в голове и как он намерен поступать впредь? Вопросы, вопросы… А ответов нет, как ни ищи. Значит, остается только ждать и надеяться.

Дверь тихонько открылась, и три любопытные фрейлины осторожно заглянули в покои молодой герцогини. Заметив, что та не спит, проскользнули внутрь и поставили на столик поднос:

— Вот, полакомьтесь, ваше высочество. Сегодня повар приготовил совершенно изумительный малиновый пудинг. Сказал, что специально для вас старался. И еще вкуснейшие пирожки.

— Благодарю, — улыбнулась Ретта и сделала знак подать ей блюдце.

Девушки радостно бросились выполнять поручение. Дождавшись, пока госпожа подкрепит силы, забрали посуду и понесли на кухню, чтобы лично передать повару сердечную благодарность герцогини. Может быть, по такому случаю у него найдется еще немного пудинга, уже для них?

А та, проводив их взглядом, вновь взяла в руки лютню, подтянула колки и коснулась струн.

Музыка лилась из души, из самых потаенных и сокровенных ее глубин, и все, что требовалось, — это подобрать более-менее подходящие ноты. Конечно, в искусстве импровизации Ретта прежде не была сильна, но теперь играть уже знакомый, написанный каким-нибудь композитором мотив не хотелось.

Музыка выходила неровная, как и настроение исполнительницы. То она текла неспешно и плавно, то взвивалась бурным аккордом, подобно горной реке, а после разбивалась легким каскадом. Бериса слушала, качая головой и ласково улыбаясь, и можно было подумать, что ей слышится в порывистом напеве призыв к жизни, к воле и свету. Молодая кровь брала верх, и хотя страх по-прежнему гнездился в глубине сердца Ретты, все же герцогиня улыбнулась светло и искренне, когда некоторое время спустя дверь отворилась и в малую гостиную, куда допускались только избранные приближенные, вошел Малиодор.

— Мастер! — воскликнула она, откладывая инструмент и протягивая обе ладони.

— Здравствуй, девочка, здравствуй, — проворчал старик, наигранно хмуря брови. — Что это тебе вздумалось заболеть?

Впрочем, лукавая, веселая смешинка в глазах противоречила строгому, суровому тону. Малиодор крепко пожал руки ученицы и в знак почтения поцеловал.

— Ну, рассказывай, как себя чувствуешь, — велел он решительно и сел рядом.

Бериса отложила шитье и вышла, чтобы не мешать разговору, а Ретта начала рассказ.

— Вот, мастер, — закончила она, — не получилось в этот раз добрых вестей.

— Как же не получилось? — удивился старик. — А конец войны?

— Но…

Малиодор сделал знак молчать, и Ретта привычно послушалась.

За окном все так же ярко светило солнце, и было странно думать, что светит оно отныне для всех, кроме нее самой. Больше она не принадлежит югу, и следует вырвать из сердца все то, что до недавних пор было дорого. Творения архитекторов, сады, музыка — что толку в них? Впрочем, может, стихи и музыку она возьмет с собой. Но об этом потом. На эту тему она еще успеет поразмыслить после.

Тем временем Малиодор заговорил:

— Так ли уж страшно то, о чем ты думаешь?

— Вы о будущем? — не поняла Ретта.

Старик кивнул и почесал бровь:

— О нем, родимом. Понимаешь, я прожил длинную жизнь и могу сказать, что фантазии наши обычно оказываются куда страшнее реальности. У жизни есть ограничения и рамки, в отличие от воображения, которое, как правило, ничем не стеснено. Вот и подсовывает оно нам всяческие ужасы. Да, я тоже слышал, что Бардульв некромант. Но так ли уж ты уверена, что боги потребуют от тебя самоотречения и невосполнимых жертв? Может быть, есть какой-нибудь выход из положения?

Ретта резко подалась вперед:

— Какой?

— Ну откуда ж я знаю? — развел руками Малиодор и все так же лукаво, заговорщически улыбнулся. — Я ведь не Вийюта, и даже не вотростенская Великая Мать Тата. Эти ответы тебе предстоит найти самой. Просто поверь старику, обдумай все тщательно и будь наготове.

— Хорошо, мастер, — отозвалась Ретта. — Я сделаю, как вы просите. Еще один последний раз.

— Ну вот и славно.

Оба замолчали, и герцогиня посмотрела в окно. Может быть, старый учитель прав? Но какая жизнь ее ждет? Кто скажет?

Однако все приятное имеет свойство рано или поздно заканчиваться. Пришла и им пора прощаться.

— Кто знает, увидимся ли мы еще когда-нибудь, — заметил мастер Малиодор, вставая и от всей души пожимая ладони Ретты. — Вспоминай старика.

— Непременно, учитель, — пообещала она. — Ваших наставлений я никогда не забуду.

— Буду молить богов о твоем счастье.

— Прощайте, мастер, — прошептала Ретта и порывисто, но крепко расцеловала старика в обе щеки.

Целитель ушел, а герцогиня еще долго сидела, глядя в окно и стараясь не думать о том, что этот визит стал определенным рубежом в ее жизни. Дольше откладывать и тянуть нельзя. Хочется или нет, надо брать себя в руки и начинать собираться. И для начала сделать самое необходимое. То, чем следовало заняться, по большому счету, уже давно, если бы мысли ее не витали все это время столь далеко от Эссы.

Протянув руку, Ретта взяла со стола колокольчик и позвонила. Ждавшая, по-видимому, под дверью Бериса вошла в ту же минуту и остановилась, вопросительно приподняв брови.

— Мой брат уже знает? — спросила Ретта.

Голос герцогини был по-прежнему тих и слаб, однако глаза смотрели уверенно и решительно.

Нянька в ответ покачала головой:

— Еще нет. Твой отец опасается гнева наследника. Он понимает, что реакция Теональда может быть весьма бурной.

Ретта вздохнула и прикрыла ладонью глаза. Слабость герцогского характера даже ее время от времени приводила в изумление. Однако, как бы то ни было, брат должен знать — оставлять отца без присмотра никак нельзя, а она через несколько дней уедет.

— Предупреди гонца, чтобы был наготове, — приказала Ретта. — И подай мне перо и бумагу.

Бериса помогла воспитаннице устроиться поудобнее, затем подошла к бюро из орехового дерева, достала необходимое и поставила на низенький круглый столик. Ретта кивнула, давая понять, что теперь все в порядке, и тогда старуха выскользнула из покоев, плотно притворив за собой дверь.

Герцогиня же, взяв в руки перо, задумалась. Несмотря на горячий нрав, Теональд был юношей весьма умным и осмотрительным. Даже если, прочитав письмо, он взорвется гневом, что достаточно вероятно, он все же не кинется домой в тот же миг, очертя голову. Нет, сперва брат позаботится о надлежащей охране, посоветуется с дедом, вышлет вперед разведку. И только после этого начнет собирать вещи. А это значит, что можно просто изложить ему все, как есть.

Ретта решительно обмакнула перо в чернила и начала выводить:

«Любимый брат мой, пишу тебе, дабы сообщить весьма прискорбные известия. Нет, с нашим отцом и со мной все в порядке, на этот счет можешь быть совершенно спокоен. Тем не менее, есть то, что заставляет мое сердце обливаться кровью.

Мирный договор с Вотростеном заключен. Но, милосердные боги, на каких условиях! Ты сам хорошо понимаешь, что заплатить дань, пусть даже единовременную, Месаине нечем. А ты еще не слышал, сколько Бардульв запросил! Наши города в руинах, экономика уничтожена, и я день и ночь молю Вийюту послать благоприятную погоду, чтобы мы могли собрать хоть один урожай до наступления холодов. Впрочем, обо всем этом ты либо уже знаешь, либо догадываешься.

Но и это еще не все. Подготовься, Теональд, и вдохни поглубже. Отец меня отдал в жены Бардульву. Через несколько дней я уезжаю, и, скорее всего, мы больше никогда не увидимся. Это то, что действительно приводит меня сейчас в отчаяние. Но, может быть, боги все же будут благосклонны, и наши пути еще когда-нибудь однажды пересекутся? Мы не можем знать, но я обещаю молить богов день и ночь.

Однако не думай обо мне теперь, любезный брат, тут ничего уже не исправишь, а лучше поспеши домой. Без тебя Месаина погибнет, ибо кто же еще позаботится о ней и спасет? Ты один отныне ее хранитель, не считая богов.

Теперь прощай, и снова и снова умоляю тебя — поторопись.

Твоя единственная сестра Алеретт.

P.S. Пожалуйста, не будь слишком суров с отцом — он очень переживает, что довел до такого».

Тяжело вздохнув, Ретта отложила перо и прикрыла глаза. Послание вышло непривычно кратким, и, тем не менее, оно было завершено. Можно отправлять.

О, как хотелось бы ей поделиться с братом всем тем, что гнетет ее! Они привыкли делить печали и радости пополам. Может быть, Теональд посоветовал бы что-нибудь, подсказал выход из положения. Но подобные излияния, безусловно, не для депеш. А это значит, остается только запечатать и передать письмо гонцу, что уже с полчаса ждет под дверью.

За окном успели сгуститься первые сумерки. Тело ломило от усталости, и Ретта подумала, что сборы она начнет, пожалуй, уже завтра утром. Что ж, у нее осталась еще одна, последняя ночь, дабы проститься с прежней, теперь навсегда оставшейся в прошлом жизнью. Перемены неизбежны, так уж заведено, хотя и не всегда желанны. Что ждет ее? Никто не знает. А это значит, нет смысла гадать.

Вновь позвонив в колокольчик, она передала письмо вошедшей Берисе:

— Для брата. Пусть поторопится.

Нянька кивнула и быстро вышла из покоев, словно тень растворившись в темноте коридоров.

Хотелось есть, и Ретта принялась размышлять, что именно сегодня приготовит повар. Быть может, мяса? Сочного, жареного, с густой подливкой, тающего на языке. Как это было бы восхитительно! Да, надо будет обязательно попросить мяса.

И еще непременно искупаться. Сегодня же. Сразу после ужина.

***

Утро выдалось мрачным и серым, под стать хмурому настроению самой Ретты. Жидкие белесые лучи проглядывали время от времени сквозь густые, тучные облака, однако прогнать тяжесть с сердца герцогини они, конечно же, не могли.

В дверь постучали, и одна из фрейлин, самая младшая и бойкая из всех, спросила:

— Ваше высочество, мы вам нужны с утра? Мы хотели сходить за город на виноградники.

— Нет, — решительно покачала головой Ретта. — Оденете меня и можете быть свободны.

Девушки заметно обрадовались и проворно бросились к шкафу выбирать платье.

Вот еще одна и, пожалуй, пока что самая значимая проблема из всех, что перед ней стоят. Климат в Вотростене суровый, а ее наряды из легких тканей. Безусловно, в Месаине тоже случались зимы, но только мягкие и бесснежные, и Ретта серьезно сомневалась, спасут ли ее собственные платья от пронзительных, холодных ветров.

Конечно, будь у нее побольше времени, все вопросы наверняка удалось бы решить. Но где взять здесь и сейчас, в разоренной стране, необходимые ткани? Купцы еще не успели привезти товары, а имевшиеся запасы давно иссякли. Значит, и в этом ей придется положиться на милость будущего супруга.

Герцогиня украдкой вздохнула и резко дернула головой, когда причесывавшая ее фрейлина уж слишком сильно потянула прядь.

— Простите, ваше высочество, — поспешила извиниться та.

С трудом дождавшись, когда девушки закончат, Ретта сделала нетерпеливый жест, приказывая убираться вон, и те проворно ретировались, плотно прикрыв за собой дверь.

Всего два дня. Уже послезавтра ей предстоит направиться навстречу новой жизни. А готова ли она? Конечно, нет.

Алеретт подошла к распахнутому окну и долго смотрела, как в гавань входят вотростенские фраггаты. Всего только два, и этого более чем достаточно. Ни один пиратский корабль из тех, что шныряют во Внешнем море, не рискнет приблизиться к судам северян.

На улицах возникло было некоторое оживление, но потом резко схлынуло. Видимо, люди, опасаясь нечаянно навлечь гнев Бардульва, предпочли убраться подобру-поздорову, просто на всякий случай. Что ж, их можно понять — война закончилась совсем недавно, всего несколько дней назад, и впечатления были еще свежи.

В дверь постучали, и Ретта со вздохом отошла от окна.

— Войдите! — пригласила она.

Дверь отворилась, и в комнату вошел отец.

— Здравствуй, девочка, — заговорил он тихо, избегая при этом смотреть в глаза. — Как ты?

На герцога было больно глядеть. До недавних пор красивый и моложавый, он резко постарел за последнее время, а в глазах застыли тоска и печаль.

Пару мгновений Ретта молчала. Она не знала, о чем ей следует говорить с отцом.

— Уже в порядке, — наконец ответила она. — Болезнь отступает.

— Ну вот и славно.

И снова повисло неловкое, скупое молчание. По-видимому, не только дочь, но и ее отец никак не могли подобрать слов. Все было сказано еще в тот роковой для них обоих вечер. И что добавишь? Взывать к дочерней любви бесполезно — той семьи больше нет. Наконец Ретта просто подошла к отцу и крепко обняла, положив голову ему на плечо. Он стиснул ее в ответ и тяжело вздохнул:

— Прости меня, если сможешь. Наверное, я все же был не слишком хорошим отцом, хотя, видят боги, я очень старался.

— Все в порядке, папа, — сказала она и улыбнулась искренне, хотя и слабо, — никто не мог бы сделать для нас с братом больше тебя.

Она сели на диван и долгое время молчали, размышляя каждый о своем. Слова явно были бы лишними и пустыми. Однако и эти объятия, и общие, весьма нелегкие думы казались исполненными глубочайшего смысла и самого оживленного, искреннего общения.

Когда солнце перевалило зенит, вошла Бериса, и герцог встал:

— Меня ждут дела. Не буду больше отнимать у тебя время. Надеюсь, мы еще увидимся до отъезда.

— До свидания, папа.

Они вновь сердечно обнялись, и герцог вышел, а Ретта, проводив его взглядом, направилась к шкафу. Надо было все же отобрать платья.

А кроме одежды их ждали еще необходимые мелочи и, самое главное, целительские принадлежности Ретты. То, с чем она не согласилась бы расстаться ни при каких обстоятельствах. Предоставив няне укладывать в сундук яркие, по-южному изящные наряды, герцогиня лично взялась упаковать каждый инструмент, каждую хрупкую керамическую баночку, дабы корабельная качка впоследствии не повредила их.

А еще не следовало забывать о лютне и книгах. То, без чего она предпочла бы не покидать отчий дом.

4. Легенды

Сундуки с вещами слуги унесли еще утром. Ретта в последний раз оглядела покои, проверяя, все ли необходимое взяла с собой. Кажется, ничего не забыла, включая небольшую коленную арфу, а также медальон с портретами родителей.

«Интересно, как сейчас выглядит Теональд?» — подумала вдруг она.

Последний раз Ретта виделась с младшим братом давно, больше трех лет назад, и теперь он уже отнюдь не ребенок, но юноша. Почти мужчина.

«Может быть, потом, когда обустроюсь на новом месте, попросить брата прислать портрет?»

Но это все, конечно же, будет потом.

А пока она смотрела, как солнечный зайчик играет, отражаясь от зеркала, как весело кружатся в луче света крохотные пылинки, и думала о том, что больше никогда, совсем никогда не увидит родного дома. И хотя она всегда знала, что этот грустный день однажды наступит, все же мысль оказалась неожиданно тяжела.

За спиной всхлипнула одна из фрейлин, и Ретта, обернувшись, подошла к девушке и обняла ее.

— Прощайте, госпожа, — загомонили вдруг разом все остальные.

— Вспоминайте нас!

— Счастья вам, ваше высочество!

— Мы будем молиться за вас!

Подошла Бериса и взяла в руки целительский сундучок воспитанницы. На дворцовой площади забили барабаны, запели трубы, и толпа, собравшаяся, чтобы проводить герцогиню, вдруг зашумела, разразившись выкриками.

— Пора, — спокойно и отстраненно объявила Алеретт непонятно кому, словно все происходило теперь не с ней, а с кем-то другим.

Может быть, с какой-нибудь другой Реттой? Или это она сама смогла неведомым образом покинуть тело и теперь со стороны наблюдает, как герцогиня, подобрав юбки и распрямив плечи, выходит из покоев и спускается вниз по широкой, украшенной живою листвою и мраморными цветами лестнице?

Солнечный луч ударил прямо в глаза. Ретта неловко моргнула и огляделась по сторонам. На лицах безмолвно взиравших на происходящее мужчин читалось отчаяние, женщины тихонько плакали, прикрывая глаза уголками шалей, а дети застыли крохотными неподвижными изваяниями, еще плохо понимая, по-видимому, что же делается вокруг.

Вновь забили торжественный марш барабаны, стоявшие на карауле гвардейцы сделали шаг вперед, и герцог Рамиэль, терпеливо ожидавший неподалеку, подал руку, намереваясь сопроводить дочь на корабль.

Ретта украдкой пожала ладонь отца. Серьезные статс-дамы, надевшие по такому случаю свои лучшие украшения, важно выстроились позади в соответствии с заслугами мужей и собственным возрастом, и торжественная процессия тронулась в сторону гавани.

К счастью, идти им предстояло не слишком долго, однако герцогиня все равно старалась как можно реже оглядываться по сторонам. Меньше всего она хотела запомнить город в его нынешнем состоянии — разрушенным и убогим. И хотя тела с обочин уже успели убрать, а грязь вымести, разбитые дороги и стены спрятать было куда тяжелее.

По мере приближения к причалу толпа редела, но самые смелые и настойчивые долго еще махали ей руками и платками вслед, выкрикивая добрые пожелания и навсегда прощаясь.

Ни роз, ни лент, ни витых арок на их пути, само собой, не было. Как отличался ее отъезд от прибытия в Эссу много лет назад ее матери Исалины! Тогда три дня подряд длился праздник, а народ угощали за счет казны, не считая расходов.

«Но в то время и обстоятельства были другие, — одернула сама себя Ретта. — Да и проводы — повод куда менее радостный».

Жидкое золото небес редело и растекалось, уступая место голубизне моря. Дворцовый почетный эскорт остановился на границе порта, и Ретта увидела, что там ее уже ждет другой, вотростенский.

«Счастливый», — прочла она название судна, с которого были спущены сходни. Второй, застывший на рейде в отдалении, носил гордое именование «Князь Эргард».

Матросы торжественно выстроились по обеим сторонам широкой ковровой дорожки, однако подвижные глаза их с искренним, почти детским любопытством рассматривали будущую пассажирку.

Пропел рог, по звучанию схожий с охотничьим, и Ретта, обернувшись к отцу, в последний раз обняла его.

— Хорошего пути, дочка, — пожелал Рамиэль и поцеловал ее в лоб. — Напиши мне, как доберешься.

— Хорошо, папа, — пообещала она. — Прощай.

— До свидания.

Бериса, до сей поры молча следовавшая позади, выступила вперед, и в этот момент седой, в годах, офицер в кожаном доспехе подал руку герцогине, представившись:

— Я капитан этого судна, Клеволд. Добро пожаловать на борт, княгиня.

— Я пока еще не княгиня, — отметила та.

Капитан, впрочем, на прозвучавшее заявление ничего не ответил, а Ретта порадовалась, что в детстве выучила вотростенский язык.

«Ненужных знаний не бывает, запомни, дочка, — говорила Исалина упрямившейся малышке. — И язык такой страны, как Вотростен, необходимо знать».

«Но зачем? — удивлялась она. — Ведь он на другом конце света!»

Но мать настояла. И сейчас, прощаясь с родиной, дочь подумала, не была ли Исалина провидицей? Или то был просто богатый жизненный опыт? Как бы то ни было, теперь она не испытывала ни малейших неудобств при разговоре и за это была благодарна той, что дала ей много лет назад жизнь.

Опираясь на руку капитана, Ретта осторожно ступила на сходни. На мачтах трепетали пурпурные паруса с белыми девятиконечными звездами, и это означало, что фраггаты военные.

— Быть может, у нас на «Счастливом» не столь комфортные условия, как на торговых кораблях, — говорил между тем капитан, — но в столь беспокойное время нельзя пренебрегать безопасностью. Именно поэтому эр-князь Аудмунд приказал послать за вашим высочеством нас.

— Я понимаю, — ответила Ретта вслух. — И полностью согласна с господином маршалом.

А про себя удивилась, отчего не будущий супруг, но его брат озаботился вдруг проблемой благополучности ее путешествия? Но это был, безусловно, не тот вопрос, который стоило задавать капитану судна в первый же день их вынужденного знакомства.

На палубе, как и внизу, стояли матросы, выстроившись в два ряда. Блестели начищенные пуговицы и пряжки. Грозно зияли открытые жерла пушек. Абордажный ворот недвусмысленно предупреждал всякого, что к судну лучше не приближаться, если дорога жизнь.

Вдруг один из членов команды выступил на шаг вперед и, к немалому изумлению Ретты и, похоже, самого капитана, протянул ей букет:

— Для будущей княгини от команды «Счастливого».

Рука Алеретт дрогнула. Такого приема она не ждала, конечно же, нет. А точнее, просто не думала о том, как отреагирует на ее появление в Вотростене ее будущий народ.

— Спасибо вам, — прошептала она. — От всей души благодарю.

Сухоцветы, хлопчатник, шишки. Букет, который будет храниться долго и никогда не завянет. Ценный дар.

Команда разразилась приветственными криками, а капитан повел пассажирок в сторону кормы. Распахнув дверь, он вошел в просторную каюту с большим квадратным окном и объявил:

— Моя каюта. На время путешествия она в вашем распоряжении.

Ретта ступила следом и огляделась. Узкая койка, стол, стул. Все на случай качки привинчено к полу. Подвесная койка у стены, по-видимому, предназначалась для няни. На потолке и стене крепились два светильника. На столе стояли миска с яблоками и кувшин воды. В общем, конечно же, было видно, что каюту в обычное время занимает военный, однако Ретте показалось, что удобней жилья ей еще не встречалось.

Ее собственные сундуки с вещами терпеливо ожидали прихода хозяйки в углу, а рядом с ними располагался еще один, незнакомый.

— Я подумал, что вам захочется в пути развлечься, — пояснил капитан, перехватив ее вопросительный взгляд. — К сожалению, романов или баллад на борту «Счастливого» не имеется, но есть труды по истории и географии, рассказы знаменитых путешественников об обычаях других народов. Возможно, вам будет интересно.

— Благодарю вас, капитан Клеволд, — вполне искренне ответила Ретта. — Ваша предупредительность удивительно своевременна. Я действительно хотела бы что-нибудь почитать о моей будущей стране.

В конце концов, нужно же ведь чем-то занять бесконечные дни пути.

— Сколько нам плыть? — решила сразу уточнить она.

— Если все будет хорошо, то дней десять, — сказал капитан. — Если что-то понадобится — зовите.

— Непременно.

— Обед по расписанию через два часа. Вас устроит?

— Вполне.

— Хорошего отдыха.

Капитан вышел, а Ретта вздохнула с облегчением и сняла плащ. Бериса тут же забрала его и уложила в сундук.

— Ну что, в путь? — спросила герцогиня у няни.

— В путь, — ответила та и подмигнула.

***

На палубе послышался топот ног. Загрохотали поднимаемые на борт сходни.

— По местам стоять! — раздался зычный крик, нимало не похожий, впрочем, на капитанский. — Отдать швартовы!

Ретту разбирало естественное женское любопытство: что же сейчас происходит на палубе? Несмотря на то что детство и юность ее прошли в морской державе, водным путем она путешествовала не так уж часто, и зрелище пока еще не успело приесться.

— Может быть, сходим посмотрим? — предложила она няне.

Бериса кивнула, подала легкий плащ, и обе женщины вышли на палубу, где уже царила хорошо слаженная подготовительная суета.

— Осторожней, княгиня! — предупредил капитан, заметив пассажирок.

Ретта молча сделала знак рукой, призывая не обращать на нее внимания, и перевела взгляд на берег. Там, на далеко выдававшемся в море пирсе, все еще толпился народ. Она вгляделась, ища отца, и помахала ему.

— Поднять якоря! — раздалось за спиной.

Паруса наполнились ветром, корабль дрогнул, и можно было подумать, что это гигантское морское чудовище пробуждается от тяжелого многолетнего сна.

Команда работала слаженно и почти бесшумно. Ретта с удовольствием наблюдала, как быстро и ловко лазают по реям и вантам матросы, и думала о том, что это в самом деле было безумием — надеяться на воде одолеть Вотростен.

«Счастливый» развернулся бушпритом к морю. «Князь Эргард» дрогнул, ложась на параллельный курс, и вдруг с борта второго корабля раздался двойной залп.

— Салют в вашу честь, — пояснил капитан и сразу же вновь поспешил вернуться к команде.

Соленый ветер свежел, трепал подол платья, норовил вырвать прядь волос из прически. Берег таял вдали, фигуры становились все меньше и меньше. Ретта стояла, и ей казалось, что прошлое, все долгие годы детства и юности, затягивается туманом, скрываясь из глаз и из мыслей. И что же толку скорбеть и оглядываться назад? Прошлое минуло и больше никогда не вернется. Но вот этот корабль и люди, что составляют его команду, и сам Вотростен — все это теперь и есть ее жизнь, отныне и навеки. И она была к ней готова с детства. А это значит, что нужно постараться их получше узнать. О чем они думают, чем живут? Десять дней — большой срок, при желании можно успеть многое. Так почему бы не начать действовать прямо сейчас?

— Ваше высочество, — услышала Ретта голос капитана и обернулась. — Обед прикажете подать вам в каюту?

— Нет, отчего же, — отозвалась она и поплотнее запахнулась от свежего ветра в тонкий плащ. — Мне бы не хотелось никого утруждать. Если для нас с няней найдется местечко за общим столом, то мы охотно присоединимся к команде.

Если капитан Клеволд и был шокирован, то виду не подал.

— Слушаюсь, княгиня, — ответил он.

И удалился, оставив Ретту размышлять, что речь и манеры выдают в капитане благородного человека. Впрочем, может ли быть иначе на столь крупном, сложном для управления судне? А ведь он еще и военный, а значит, должен уметь вести бой. И кстати, не означает ли это все, что он мог бы рассказать ей о будущем супруге и его семье? Что-нибудь более существенное и определенное, чем пустопорожние слухи?

Взяв себе на заметку при случае постараться расспросить капитана, Ретта снова обратила взгляд к берегу.

Плавание, судя по всему, ожидалось каботажное. Оба корабля уже успели изменить курс, и теперь по правому борту проплывали извилистые, изрезанные длинными бухтами берега, а по левую сторону расстилалась бескрайняя морская гладь, пронзительно-синяя, сверкающая в золотых солнечных лучах приветливыми, яркими бликами.

— Обед подан, княгиня, — объявил капитан и, склонив голову в легком поклоне, подал Ретте руку.

Прозвучал сигнал корабельного колокола, и в сторону кают-компании, расположенной по соседству с временным жилищем Ретты, потянулись свободные от вахты моряки. Кто из них офицер, а кто подчиненный, на первый взгляд было не разобрать. Теперь, когда торжественная церемония встречи закончилась, все казались одетыми одинаково небрежно. Или просто удобно? Приглядевшись, она подумала, что второе определение, пожалуй, будет более верным.

За длинным общим столом, как оказалось, сидели все без разбору. Не было привычного для Месаины деления на офицерский стол и солдатский. Одно и то же для всех мясо, сыр, свежие яблоки, галеты и чай.

Капитан подвел Ретту к месту во главе стола, сам же уселся с противоположного конца.

— Приятного аппетита, — пожелала Ретта, доброжелательно улыбнувшись, и приступила к обеду.

Матросы нестройно, но очевидно одобрительно загудели и последовали ее примеру.

Трапеза началась.

***

Команда разошлась по своим местам, а Ретта вернулась в каюту и, затеплив светильники, залезла в оставленный капитаном сундук.

Книги об обычаях и географии иных стран она решила оставить на потом, теперь же начать с того, что действительно занимало в данный момент все ее мысли, — с истории Вотростена.

Томик был небольшим по размеру, в кожаном переплете, с потемневшими от времени пергаментными страницами. Обширные сведения из него ей почерпнуть вряд ли удастся, и все же для первого серьезного знакомства с будущей родиной это было, возможно, действительно то, что требовалось.

Ретта устроилась поудобней на стуле, с благоговейным трепетом погладила корешок и перелистнула первую страницу.

От Месаины ее будущий дом отделяют две высоких горных гряды и бескрайняя пустыня. Быть может, именно поэтому он до сих пор во многом остается загадкой для южан?

Самой Ретте тоже, как и всем прочим, север казался окутанным густым покровом тайны. И вот теперь постепенно туман рассеивался, и мир, величественный и манящий, обретал очертания.

Вотростен — край искусных мореходов, где люди рождаются «ногами в воде». Не только мужчины, но и женщины могут в случае необходимости встать у руля и провести практически любой корабль сквозь ловушки и мели. Полуостров, расположенный на самой северной оконечности материка, омываемый холодными полярными течениями. Край мощных льдов и пронзительных ветров, там сосны упираются кронами в небо, а леса растут столь густо, что не всякий зверь может проложить себе дорогу сквозь чащу.

Но как прекрасен бывает Вотростен по весне, когда, сбросив белое снежное одеяло и пробудившись от сна, одевается в яркое, буйное разнотравье! Голубые, белые, алые, желтые — цветы самых разных форм и оттенков покрывают поля и горы, и запросто может показаться, будто какой-нибудь безумный живописец встал в одну из ночей и разлил краски, превратив весь мир в художественное полотно. И тогда все живое окрест начинает славить жизнь. Птицы и звери спешат произвести на свет и вырастить потомство, и люди стараются им не мешать — охота с весны до осени в Вотростене строго запрещена.

Но увы, короткое лето быстро заканчивается. Облетают лепестки, наступают с моря ветра и вьюги. Хрупкие, нежные цветы и деревья увядают и осыпаются, впадая до следующего года в глубокий, беспробудный сон, и только самые стойкие в конце концов побеждают холод и смерть и дают жизнь плодам.

Короткое лето не позволяет кормиться за счет сельского хозяйства, поэтому основу рациона северян составляют мясо и дары моря. Фрукты, овощи и хлеб, впрочем, тоже присутствуют, но в основном привозные и не столь обильно, как в других частях света. Однако имеются в изобилии местные орехи, мед и ягоды: морошка, голубика, клюква, брусника. Наливные краснобокие и ярко-желтые яблоки всю зиму украшают стол, а уникальная северная капуста, сочная и мясистая, служит богатым источником витаминов наравне с диким щавелем, черемшой и другими дикорастущими травами. Произрастающий в горах голубой лен дает масло в пищу и ткани. И конечно же, сыры, в приготовлении которых вотростенские женщины весьма искусны, — без них также невозможно представить стол северянина.

А еще вотростенки ткут удивительные по красоте шерстяные ковры, которые, несмотря на высокую стоимость, славятся на всем континенте.

Земные недра там хранят обильные запасы металлов и драгоценных камней, а мужчины-вотростенцы, помимо мореходства, великолепно разбираются в металлургии и кузнечном деле.

Боги же северян… О, они суровы и загадочны, как и сам край, что дал им жизнь.

Что Ретта знала о них? Почти ничего, кроме пары наиболее широко известных имен. И поэтому теперь она с особым интересом перевернула страницу.

Говорят, что в начале не было ничего — ни земли, ни неба, ни света, ни тьмы. И времени тоже не было. Была лишь она — Великая Мать Тата. Она пребывала в Великом Ничто, и не о ком было заботиться ей или любить, не с кем поговорить.

Богиня скучала. И вот в один прекрасный момент она открыла глаза, огляделась по сторонам и глубоко вздохнула. И от этого дыхания появилось белое облачко. Тата улыбнулась, подняла голову и повела плечом.

И тогда начался танец. Облако кружилось вместе с ней, свиваясь в спираль, и богиня, взмахнув рукой, отделила от него земную твердь и придала ей форму шара.

Но суха и камениста была земля, и тогда Великая Мать отделила воду и, плеснув щедро, разлила по тверди океаны, моря и реки. Забурлила радостно влага, растеклась по низинам, долинам и террасам.

Но не было еще того, что вода могла бы питать, и тогда насадила Тата кусты и травы, яркие цветы и густые леса. Улыбнулась богиня, полюбила свое творение и решила украсить. В небесах развесила она яркие звезды, ожерельями раскидала холмы и горы. На равнинах и в лесах расселила зверей и птиц, а вслед за ними и людей — разумных созданий.

Великая Мать танцевала, и танец этот был полон света и жизни. Но скоро Тата начала уставать, и свет, испускаемый ею, стал постепенно меркнуть. И тогда создала она солнце, дабы светило оно и согревало землю вместо нее.

И все же по ночам по-прежнему оставалось темно, и тогда пожаловались богине люди, любимейшие ее создания. И вздохнула Тата, вняв горячим мольбам, и сотворила луну, которая светила бы ночами в отсутствие солнца отраженным светом.

Но в конце концов тяжело ей стало одной управляться со столь большим хозяйством, и тогда породила Тата пятерых сыновей, дав им жизнь без помощи мужа.

Первым на свет появился Скререх, бог грозный и мрачный. Ему отдала мать небесную сферу и все дела и науки, что из оной проистекают.

Следующим родился Фейрман, вечно юный бог земли, лесов, земледелия и всех ремесел, что с ними связаны.

Залграутт, третий сын, получил от матери в управление море и морские науки.

Молгат стал владеть подземным миром.

Самый же младший, Шарзал, взял в управление мудрость людскую, а также военное дело и прочие науки и ремесла, которые оказались по каким-либо причинам не подвластны старшим братьям.

Себе же Тата оставила верховную власть над миром, а также любовь во всех ее проявлениях — то, без чего прекратилась бы самая жизнь. Она лично помогает женщинам во всех их делах и благословляет новые семьи. Жрецы и князья, многократно видевшие Великую Мать своими глазами, говорят, что является богиня в образе прекрасной молодой женщины с двумя толстыми светлыми косами, в длинном платье и в меховой накидке на плечах.

Тата начало и конец всему. Она дает жизнь и она разрушает, уничтожая отжившее. Она была в начале мира и будет в конце, когда все прочее уже исчезнет и обратится в ничто, из которого вышло.

5. В море

Дверь тихонько отворилась, и в каюту вошла Бериса. Ретта улыбнулась и отложила уже дочитанную книгу.

— Ну как? — спросила няня, ставя на стол поднос с чаем и галетами. — Интересно?

— Очень, — подтвердила она. — Я зачиталась.

Солнечный свет за бортом уже успел померкнуть, хотя вечер еще не наступил. Сколько же она просидела?

Ретта встала и подошла к окошку. Берег все так же неспешно проплывал мимо, однако ландшафт успел измениться. Эсса окончательно скрылась за горизонтом, и теперь перед глазами проходили холмы и долины, время от времени прорезаемые извилистыми заливами. Все давно до боли знакомо, но ей сейчас казалось, будто видит она привычные с детства пейзажи в первый раз. Постепенно опускающееся к горизонту солнце ласкало берег, окутывая его золотистым прозрачным маревом, и Ретта стояла, запоминая, стараясь сохранить в сердце восхитительную картину утраченного отныне навсегда мира.

Коротко вздохнув, она отвернулась, прошла обратно к столу и взяла протянутую няней кружку:

— Благодарю.

С палубы доносились громкие голоса, слышались взрывы бурного смеха, и такие привычные, знакомые звуки вселяли в душу умиротворение и покой. Словно кто-то неведомый протягивал руку, давая точку опоры и помогая перешагнуть через пропасть.

Бериса взяла книгу, очевидно намереваясь ее убрать, и Ретта решила задать вопрос, который во время чтения ей не давал покоя:

— А скажи, кто из ваших богов управляет темными сторонами жизни?

— Чем-чем? — удивилась нянька и обернулась к воспитаннице.

— Ну, например, глупостью или ложью. Или кровавой, несправедливой стороной войны?

— Хм, — задумалась Бериса и почесала бровь.

Ретта заинтересовалась. Кажется, ответ оказался не столь прост, как ей было сперва подумалось. Во всяком случае, кое-кого он явно озадачил. Наконец северянка усмехнулась иронически и ответила:

— Девочка моя, а зачем в таких делах нужны помощники? С глупостью или ложью люди и сами прекрасно справляются. Боги необходимы, чтобы направлять к добру и свету, а не толкать к тьме.

— Что ж, теперь понятно, — улыбнулась Ретта.

Несомненно, логика в воззрениях вотростенцев была, и она подумала, что вполне готова принять подобную точку зрения. Хотя в Месаине, например, пантеон был куда как более сложным и разветвленным, и в нем без труда можно было найти покровителей почти для всех пороков и недостатков людских. Последнюю мысль она высказала вслух.

— Вместо того, чтоб работать над собой, — ответила воспитаннице едко Бериса, — сваливаете ответственность на богов, вот и все. И гордиться тут совершенно нечем.

Алеретт рассмеялась и, поставив на стол пустую кружку, снова полезла в сундук. На этот раз внимание ее привлек один небольшой пергамент, свернутый в рулон. Он был мало похож на серьезный, подробный научный труд и тем не менее лежал вместе с остальными книгами.

Устроившись на крышке сундука, она прочитала название и поспешила развернуть пергамент. Аст-Ино. Территория оборотней. Страна, которая для жителей Месаины была громадным размытым белым пятном. Однако Вотростен граничит по суше с их землями, хотя и отделен от них грядой высоких, поросших лесами и лугами гор, и, соответственно, северянам про соседей кое-что известно. Правда, тоже не слишком многое.

Люди-рыси. Что за создания эти загадочные и, несомненно, разумные существа? Проблема во многом заключается в том, что те живут чрезвычайно замкнуто и не очень охотно идут на контакт.

В окрестных землях лишь знают, что они сильные бойцы и могут оборачиваться в любое время по своему желанию, сохраняя таланты и разум человека. Впрочем, в зверином облике оборотни напоминают рысь лишь отчасти, размеры и массу сохраняют людские, и все же именно это именование закрепилось за ними на удивление прочно.

Соседям точно известно, что взрослеют котята быстрее человеческих детей и к двенадцати годам уже полностью вырастают, живут же рыси в среднем в полтора раза дольше. Звериная ловкость делает их выдающимися воинами и в людском обличье. В человеческой ипостаси рыси могут заводить общее потомство с людьми — и мужчины, и женщины, — в звериной же только с себе подобными, однако в обоих случаях у них рождаются исключительно котята-оборотни. Ходят также неподтвержденные слухи, что оборотни передают имеющиеся у родителей знания потомству, как цвет волос или глаз, и что родившийся котенок, взрослея, лишь вспоминает полученное. Отношения же оборотней с магией остаются загадкой. Вот, собственно, и все, что в окрестных землях знают о них.

«Кажется, брат князя — оборотень? — подумала Ретта, сворачивая пергамент и глядя невидящим взглядом в пространство перед собой. — Похоже, здесь кроется еще одна тайна. Как старому князю Эргарду удалось заполучить столь необыкновенного сына? И это та загадка, ответ на которую очень бы хотелось найти. Хотя бы просто потому, что ужасно любопытно!»

Она вернула свиток в сундук и задумчиво перебрала содержимое. А это что? Еще одна тонкая книжица. Ретта перелистнула несколько страниц. Фатраин, родина княгини Кадиа.

Пол слегка накренился, светильник под потолком качнулся, и Ретта поспешила усесться со своей находкой к столу, чтобы продолжить чтение со всем возможным удобством.

От Вотростена Фатраин отделяет лишь узкий пролив. И именно там живет большинство известных миру колдунов.

Маги. В северных землях о них хорошо известно. В столице островного государства Рагосе имеется даже Академия магии. Их уважают и опасаются, но мало кто любит, а некромантов открыто ненавидят, поскольку те черпают собственные силы в смерти живых существ. Магистр Джараак — их нынешний правитель.

Соседний полуостров колдуны навещают редко, в основном по приглашениям князей, однако их охотно зовут в иные прибрежные государства. Вотростен же опирается не на магию, а на меч и на силу князя.

Ретта прикусила губу и задумчиво закрыла последнюю страницу. Какой причудливый, многогранный, противоречивый мир, и отныне ей предстоит попытаться стать его частью.

Солнце тем временем уже окончательно опустилось за горизонт. Последние алые блики погасли, и море погрузилось в густую, чернильно-черную тьму, лишь кое-где разгоняемую прибрежными светильниками да отблесками корабельных огней.

Сможет ли она? Сумеет ли? Стать не чем-то чужеродным, не просто тем, кто отдан на заклание, словно жертвенный телец или голубь, но частью естественной и гармоничной? Кто знает. Ответов нет, и в будущее смотреть она не умеет. Но раз уж ей суждено прожить в Вотростене все отпущенные ей богами годы, то она будет стараться. Изо всех своих скромных сил.

***

— Скажите, княгиня, сегодня вы тоже будете играть на арфе?

Вопрос прозвучал неожиданно и был встречен взрывом бурного веселья. Бериса тихонько хмыкнула себе под нос, а Ретта подняла взгляд и посмотрела через стол, чуть заметно приподняв бровь.

— Буду, — ответила она и приветливо улыбнулась, — если вы, конечно, не возражаете.

Спросивший, матрос уже в солидных годах, еще, впрочем, очень ловкий и крепкий, добродушно усмехнулся в усы и кивнул:

— Ничуть не возражаем. Даже, можно сказать, рады.

Прочие сидящие за столом члены команды все разом загомонили и одобрительно загудели. Ретта весело посмотрела на капитана Клеволда, и тот, перехватив ее взгляд, выразительно пожал плечами, снисходительно и как-то по-отечески усмехаясь и словно говоря всем своим видом: «Как дети, право же. Взрослые дети. Ну что с них взять?»

Но Ретта, в общем, нисколько не возражала. Каждое утро она, позавтракав, выходила на палубу, чтобы размяться немного и подышать свежим воздухом, и, если погода позволяла, устраивалась поближе к корме вместе со своей арфой. Сначала команда поглядывала на пассажирку с некоторым недоумением, но вскоре привыкла, и теперь появление будущей княгини с инструментом в руках вызывало оживление в рядах серьезной на первый взгляд, собранной и деловитой команды.

Всю минувшую ночь они были вынуждены простоять на рейде. Легкий туман, поначалу не вызывавший тревоги, к вечеру столь сгустился, что капитан, по ночам всегда лично управлявший судном, приказал остановиться и бросить якорь.

Но теперь в окошко радостно светило солнце, играя на воде золотыми бликами, и Ретта с удовольствием предвкушала приятный день.

Каша и сыр с яблоками уже были съедены. Руки дружно потянулись к галетам и кружкам с чаем, как вдруг дверь чуть слышно скрипнула, и проскользнувший внутрь матрос поспешно подошел к капитану и, склонившись, принялся шептать ему что-то на ухо.

— Прошу прощения, княгиня, — заговорил вскоре капитан Клеволд, — но, с вашего разрешения, я вас покину — дела.

Ретта встала, давая понять, что считает завтрак законченным, и капитан торопливо вышел. Команда вернулась к прерванной появлением посыльного трапезе, а герцогиня вновь села и обернулась к Берисе.

— Думается мне, что впереди сложный участок, — высказала предположение нянька. — Мы ведь приближаемся к островам.

— Похоже на правду, — согласилась та и заметила: — День слишком хорош. Пойдем на палубу?

— Пойдем, девочка. Сейчас принесу твою арфу.

Ретта поставила на стол пустую кружку и направилась к выходу. Если накануне утром погода не слишком способствовала приятным прогулкам, то и дело посылая резкие порывы ветра, то сегодня промешкать казалось непозволительным преступлением. Теплый бриз ласково обдувал лицо, «Счастливый» летел вперед, рассекая волны. Однако Ретта вскоре заметила, что скорость в самом деле снижается. Прошло еще немного времени, и впереди показалась россыпь крохотных темных точек. Острова. Старая нянька оказалась права.

— Вот, возьми, — как раз сказала та, протягивая инструмент и придвигая поближе к фальшборту пару стульев.

— Благодарю.

Ретта села, устроилась поудобнее и подтянула колки.

— Говорят, у князя в замке тоже арфа есть? — вдруг послышался голос одного из матросов.

— Да в замке, надо думать, чего только нет, — ответил его сосед и заметно помрачнел. — Княгиня Кадиа вроде была страсть какой охочей до этого дела.

Первый матрос подумал мгновение, потом плюнул и вернулся к работе. Ретта промолчала — разговор явно не предназначался для ее ушей, да и велся, по совести говоря, тихо. Однако она не могла не отметить тот факт, что упоминание имени Бардульва не вызывает восторга у его подданных, не говоря уже о почившей матушке.

Острова приближались. Ретта разглядывала их, пытаясь угадать очертания, а музыка, напевная и плавная, лилась прямо из сердца. Она внимала ей, угадывая мотив, а потом переводила услышанное на язык струн. В этот раз выходило нечто легкое и светлое, почти ажурное, словно месаинские кружева, выходящие из-под рук искусных мастериц.

Бериса улыбалась ласково одними глазами, разглядывая воспитанницу, а Ретта смотрела на проплывавший берег, на вдающиеся далеко в море песчаные косы и думала о том, что грядущий брак уже не вызывает у нее прежнего панического ужаса. Хотя, конечно, кандидатура князя, пусть даже молодого и полного сил, по-прежнему не вызывает у нее сколько-нибудь приятных эмоций. Что говорить, быть женой некроманта — плачевная участь. Но есть ли хоть малейшая возможность ее избежать? Что, если мастер Малиодор ей солгал, и судьба не приготовила никакой лазейки? Тогда действительно останется лишь взойти на супружеское ложе, подобно жертве, как ее учили и как велит долг.

Ретта вздохнула, и музыка дрогнула, разразившись звенящим каскадом. В самом деле, брак ее собственных родителей был счастливым, но многим ли девушкам из благородных семей так везет? Герцогиня была достаточно умна, чтобы не питать иллюзий. Пусть жизнь идет, как ей уготовано то богами, она же поглядит и решит потом. Ни к чему расстраиваться и портить такой замечательный, уютный день.

Корабль накренился на левый борт, обходя очередную мель, но вскоре вновь выровнялся, а Ретта спросила у няни:

— А почему мы не отойдем подальше от берега?

— Потому, — заговорила северянка, — что участок с мелями совсем небольшой, а подальше в море начинается длинный хребет подводных скал. Не слышала ни разу?

— Нет, — ответила Ретта весело и беспечно пожала плечами. — Ведь я дочь герцога. С чего бы мне взбрело вдруг в голову изучать в подробностях навигационную карту?

— И то верно, — согласилась нянька. — А вот я слышала, хотя родом и не из ваших мест.

— Так ведь ты же…

Договорить, впрочем, она не успела — свободные от вахты матросы вдруг закричали, бросившись к левому борту, и она услышала их дружный радостный крик:

— Дельфин!

Ретта вскочила, отложила в сторону инструмент и побежала вслед за остальными. Там, впереди, то взлетая в воздух, подобно птице, то вновь ныряя, играл дельфин.

— Хороший знак, княгиня, — сказал капитан, уже успевший спуститься с мостика.

«Значит, мели пройдены», — поняла Ретта, а вслух ответила:

— Ваши бы слова да к ушам богов донести.

— Тата никогда не посылает знамения просто так, — серьезно заметил Клеволд.

Герцогиня кивнула, молча принимая слова капитана к сведению, а потом поинтересовалась:

— Разве море не во власти Залграутта?

— Вы правы, однако будущее в руках Великой Матери.

— Я поняла. Спасибо вам.

Вскоре капитан удалился, явно намереваясь вновь заняться делами, а Ретта спросила Берису:

— А ведь ты тоже наверняка умеешь управлять кораблями?

Старуха улыбнулась серьезно и слегка снисходительно:

— Конечно же, деточка, я ведь тоже из Вотростена, если ты не забыла.

— Расскажи, — попросила Ретта.

Нянька оглянулась:

— Тогда, может быть, мы присядем?

Они вернулись к оставленным у правого борта стульям, и Бериса, чуть помолчав и собравшись с мыслями, начала:

— Мои детство и юность прошли в Асгволде, столице Вотростена. Это совсем недалеко от моря, хотя и не прямо на берегу, как стоит Эсса. Я море любила с младенчества.

Няня замолчала ненадолго, погрузившись в воспоминания, и на лице ее блуждала светлая, мечтательная улыбка. Ретта не мешала ей. Куда спешить? Ведь впереди у них еще множество дней пути.

Нос корабля чуть вздыбился, поймав волну, Бериса моргнула и продолжила рассказ:

— Отец нас с братьями часто брал по делам в порт. Да мы и сами бегали постоянно посмотреть, как заходят суда, глазели на капитанов. Самых прославленных и отважных все, конечно же, знали по именам. А уж как гордились, когда удавалось заполучить любой мало-мальски серьезный знак внимания! Если кого-нибудь между делом потрепали по голове, то разговоров потом хватало на целый день. Но, конечно же, поездки с отцом были для всех настоящим праздником. Ведь в такие дни мы могли не просто посмотреть издали, но и лично подняться на борт, а потом, когда будут закончены все дела, повыспрашивать у команды и чему-нибудь поучиться.

Когда ребенок чуть подрастал, ему давали первую простенькую в управлении лодочку. Малыш учился…

— И ты тоже? — уточнила Ретта.

— Конечно, — улыбнулась старуха. — Чем я хуже других? Потом, когда ребенок входил в возраст, его отдавали в морскую школу в порту. Там опытные, но уже отошедшие от дел капитаны обучают всякую мелкоту. Девочки бегают заниматься наравне с ребятами. Никогда ведь не угадаешь, какие знания могут пригодиться в жизни.

Няня усмехнулась, невольно повторив давние слова герцогини Исалины. Впрочем, ни она, ни Ретта не обратили на этот факт никакого внимания.

— Каждый год у нас проходят соревнования молодых капитанов. Я тоже в них в свое время участвовала. Для вотростенцев это всегда праздник. Собирается народ со всех концов страны, устраиваются шумные ярмарки. Праздник проходит в начале осени, в день основания Вотростена. В эту пору уже начинают дуть ледяные ветра, да и Залграутт шалит, так что испытание отнюдь не формальное.

— А много бывает погибших?

Бериса покачала головой:

— Никогда еще не бывало — боги не допустили бы. Вот пощекотать нервы — это да, с большим удовольствием. Мне, правда, лично тогда ни разу не удалось победить, но вот третьей и четвертой приходить доводилось.

Ну, а после состязаний начинается ярмарка. Шумная и веселая, на целых две недели. Выступают уличные артисты из самых разных стран, приезжают купцы. Чего там только не встретишь! Впрочем, конечно, как и на любой другой ярмарке. Но ты ведь понимаешь, что для меня тогда тому осеннему празднику не было равных?

— Понимаю, — кивнула герцогиня. — И это естественно.

— Согласна, девочка. Отец нам с сестрой покупал шелка и украшения, братьям доспехи с кинжалами. Продавали лошадей, восточные сласти, диковинные фрукты из южных стран. И конечно же, по вечерам всегда начинались танцы.

Она вздохнула, и Ретта подумала, уж не приглашал ли Берису какой-нибудь молодой и симпатичный купец пройтись с ним кружочек-другой под музыку? Впрочем, спрашивать вслух не стала. Зачем бередить старые раны?

— А потом он мне покупал печенное в меду яблоко, — задумчиво продолжила няня, и Ретта так и не поняла, идет ли речь об отце, или все же о том, о ком старуха наверняка сейчас думала. — А если я замерзала, укрывал теплой накидкой.

Точно, любимый, поняла девушка. Как смогла она пережить такую ужасающую разлуку и не сойти с ума? Почему тот юноша не искал ее, как искали отец и братья?

— Он потом погиб, — вдруг сказала Бериса и подняла глаза. Лицо ее просветлело. — Ну да что тут грустить — слишком много лет прошло. А те дни были веселые, девочка, и я каждый из них вспоминаю с радостью. Все до единого.

6. Шторм

Погода хмурилась уже второй день. Стылый, промозглый ветер забирался за воротник, то и дело начинал накрапывать моросящий дождь. Впрочем, солнце время от времени все же показывалось, однако налетавший ветер вновь быстро нагонял обильные, тяжелые тучи.

Время обеда еще не наступило, хотя с камбуза уже доносились пленительные, манящие запахи свежей выпечки.

«Возможно, не будет ничего худого, — подумала Ретта, — если я схожу попросить всего один пирожок?»

Оглянувшись на няню, она поймала ее одобрительный, заговорщический взгляд и решительно направилась в сторону носа корабля. Туда, где, собственно говоря, и располагалась кухня.

— Можно? — спросила Ретта, постучав, и распахнула дверь.

Повар услышал звук и оглянулся, нахмурившись, но увидел гостью, просветлел лицом и ответил вполне приветливо:

— А, это вы, княгиня. Заходите, заходите. Чем могу помочь?

С обращением «княгиня», впервые произнесенным капитаном и подхваченным вскорости всей командой, она уже давно перестала бороться. Хочется им, в конце концов, — так пусть называют.

На столах лежали чеснок и лук, всегда обильно подаваемый на стол, на сковородках аппетитно шкворчало мясо. В кастрюле что-то булькало, а компот уже был разлит по кувшинам.

— Меня привлек в ваши владения чудесный запах, — созналась Ретта и улыбнулась чуть виновато, словно извиняясь за то, что отвлекает занятых людей ничего не значащими пустяками. — Могу я попросить у вас пирожок?

— Конечно, — расплылся в счастливой улыбке повар.

Запустив пухлую руку под полотенце, он проворно извлек пару румяных пирожков и протянул герцогине и ее няне:

— Вот, держите. С капустой и луком.

— Благодарю вас! — ответила довольная Ретта, и Бериса с явной охотой присоединилась к ее похвалам.

Обе, не желая дольше мешать, поспешно ретировались на палубу, где и воздали должное искусству корабельного повара.

Море волновалось, вздымая пенные буруны, и Алеретт отметила, что капитан, обычно в это время отдыхавший перед ночной вахтой, сегодня не торопится покинуть палубу.

— Скоро уже Вотростен? — спросила она у няни.

На лице старухи появилась мечтательная улыбка:

— Верно, деточка, скоро уже прибудем. Завтра-послезавтра, если Залграутт будет милостив, обогнем мыс, а там и до дома рукой подать.

Ретта заметила так тепло и ласково прозвучавшее слово няни «дом», но поправлять не стала — пора бы уж и ей к нему привыкать.

Качка усиливалась, и она ухватилась за поручень фальшборта. Чайки кричали пронзительно и громко, летая практически у самой воды.

— Должно быть, в Вотростене летом такая погода не в диковинку? — поинтересовалась Ретта.

— Совершенно верно, — подтвердила няня. — Климат у нас на редкость переменчив. Есть даже поговорка: «Если тебе не нравится погода в Асгволде, подожди с четверть часа». Но все же и ясные дни бывают довольно часто, так что ты уж слишком сильно-то не грусти, девочка. Привыкнешь, я думаю.

— Надеюсь на это, — прошептала Ретта и зябко поежилась.

— Быть может, княгиня, вам стоит уйти в каюту? — спросил капитан, подходя к пассажиркам. — Ветер усиливается.

— Он задержит нас? — спросила та, и голос ее, к собственному весьма немалому удивлению, дрогнул.

Она прислушалась к себе. И правда странно, но хочется поскорее попасть в Вотростен. Словно тянет, зовет или манит что-то. Вкус опасности? Долг? Или простое женское любопытство? Как бы то ни было, дело уж точно не в воде вокруг и не в разыгравшейся непогоде — она выросла рядом с морем. Что значат для нее такие пустяки, как возможный шторм?

— Весьма вероятно, — не стал отпираться и увиливать капитан. — Но здесь неподалеку есть бухта. Не переживайте, княгиня, мы доставим вас по назначению в целости и сохранности. «Счастливый» выходил и не из таких передряг.

В голосе его прозвучала нежность, словно он говорил о близком, родном существе.

— Скажите, капитан Клеволд, — поинтересовалась Ретта, — а почему корабль называется именно так?

— О, это замечательная история, — оживился тот, и из уголков глаз его разбежались тонкие лучики морщин. — Корабль тогда едва успели заложить, когда на верфях вдруг случился пожар. Один из складов зажегся от молнии. Гроза была страшной. Девять судов разной степени готовности оказались начисто уничтожены огнем. Но один, десятый, гордо стоял невредимый, как ни в чем не бывало. Тогда его и решили, недолго думая, назвать «Счастливым». И он свое название много раз оправдал. Из каких только бурь и переделок не выносил команду! И в пурге, и в бою ему нет равных. Ни о чем не беспокойтесь, княгиня, этот мальчик вынесет вас из беды, как на крыльях, и привезет в Вотростен.

Ретта стояла, не сразу вернувшись после вдохновенного рассказа в реальный мир, а потом протянула руку и погладила осторожно и ласково обшивку борта. И ей почудилось, будто она уловила сердцем отклик, словно корабль был живым существом.

«Наверное, нечто подобное и чувствуют моряки, — подумала она. — Хотя, конечно, куда мне до них».

На мостик проворно взбежал старший помощник, что-то отрывисто приказал боцману, тот крикнул зычно, и матросы полезли на мачты убирать, судя по всему, часть парусов. Однако капитан по-прежнему стоял, невозмутим и спокоен, и Ретта решила, что наступил как раз удобный случай, чтобы задать пару вопросов на интересующие ее темы.

— Скажите, пожалуйста, — начала она, — ведь вы, вероятно, знаете мою будущую семью?

Капитан Клеволд кашлянул:

— Встречать приходилось. И в бою, и на дворцовых приемах. Хорошо или нет, правда, судить не берусь.

— Тогда, быть может, вы что-нибудь расскажете мне о них? О князе Бардульве и его брате. Что они из себя представляют?

Долгое время капитан молчал, и Ретта уже подумала, что он не ответит. Однако, когда уже она как раз хотела извиниться за бестактный вопрос, заговорил:

— Что я могу вам сказать, княгиня? Бардульва ненавидят, ведь он некромант. Некромант, попробовавший человеческой крови. Вы знаете, возможно, а может, и нет, что быть магом — для вотростенца само по себе более чем достаточная причина для глубокой, всеподавляющей неприязни. Однако ваш будущий супруг все же сын князя Эргарда, он наделен личным мужеством, да и человек, в общем, от природы весьма неплохой. Наверное, сложись все иначе, Вотростен смог бы смириться с ним. Он сильный князь.

— О да, — согласилась Ретта, невольно поежившись от леденящих воспоминаний, — в этом мы уже имели возможность убедиться.

— Но его мать, княгиня Кадиа, напоила сына человеческой кровью вскоре после рождения.

— Но зачем же ей это было надо? — изумилась герцогиня.

Если все обстоит именно так, как говорит капитан, она должна была понимать, что ни к чему хорошему это не приведет? Или нет? Быть может, маги иначе глядят на мир?

— Некромант, — начал объяснять капитан, — который не питает силы от крови людей, не будет сильным магом никогда, он обречен топтаться внизу магической лестницы и питаться жалкими крохами с трудом накопленной энергии. Возможно, она желала для сына лучшей, с ее точки зрения, участи. Но породила бурю. Теперь, когда Бардульв…

Капитан осекся, и Ретта невольно вздрогнула, так резко переменился его тон:

— Простите, княгиня, но это все же не та информация, которую мне хотелось бы передавать его будущей жене. Если хотите, спросите у Аудмунда.

— Непременно, — согласилась Ретта, — как только увижу эр-князя. А кстати, вы не знаете, когда это произойдет?

— Сразу по прибытии. Он встретит вас.

— Хм, — промычала Ретта неопределенно, но вслух мысль, безусловно, развивать не стала.

Не супруг, не кто-либо из старших женщин, но брат? С точки зрения самой Ретты это было, конечно же, верхом неприличия. Однако вина, в чем бы ни заключалась причина столь странного поведения, ложилась на самого Бардульва, а не на нее.

«Ну и пусть тогда князь сам переживает», — решила она с тщательно скрываемым злорадством. Вслух же спросила:

— А что же брат Бардульва? Что он за человек?

«То есть не человек», — поправила тут же саму себя Ретта мысленно. Но это были уже, само собой, несущественные подробности.

При упоминании имени Аудмунда лицо капитана сразу разгладилось, и Ретта не преминула отметить про себя этот факт.

— Эр-князь совершенно другое дело. Он любит Вотростен всей душой, и тот ему отвечает взаимностью. Солдаты и командиры хорошо его знают. Вы слышали ведь, княгиня, о расовых особенностях его матери?

— Вы правы, до меня доходили слухи, — не стала отпираться Ретта.

Капитан покачал головой:

— Это не слухи. Аудмунд оборотень, это вам с уверенностью скажет любой вотростенец. Да вы и сами поймете все, когда увидите его.

Он очень умен, и к тому же талантливый полководец. За время походов воины успели довольно хорошо его узнать. Уже в три года он лихо ездил на лошади, сопровождал войска вместе с князем Эргардом. К восьми годам отец доверил ему командовать небольшими частями под присмотром более опытных командиров. А в двенадцать Аудмунд стал маршалом Вотростена. Народ любит эр-князя. Солдаты готовы пойти в огонь и в воду, если он поведет. Вы знаете, он довольно безжалостен и скор на расправу, но никто никогда не мог бы обвинить его в несправедливости.

— Например? — тут же уточнила заинтересовавшаяся историей Ретта.

— Например, два года назад мы вели войну. В один из вечеров в расположение лагеря пришел перебежчик. Аудмунд выслушал его внимательно, но сразу после разговора самолично казнил.

Герцогиня поежилась. Она с трудом могла представить подобное действие со стороны отца. Хотя, конечно, сказать, что не понимает мотивов маршала, она не могла. Предавший раз передаст снова. К тому же кто может дать гарантию, что он не послан лазутчиком?

— А еще примеры случались? — спросила она.

— Это было чуть раньше. Аудмунду тогда исполнилось шестнадцать лет. Был морской бой, мы пошли на абордаж, и вот один мальчишка, еще совсем сопливый молодой солдат, увидел мага. Что с ним тогда случилось! Он побелел, потом позеленел, словно его сейчас вырвет, и бросился в воду.

Ретта вскрикнула.

— Не пугайтесь, княгиня, он не погиб. Бой происходил недалеко от берега. Но дело все в том, что вода блокирует силы магов.

— Не знала этого.

— Конечно, не знали — фатраинцы не афишируют. Но вотростенцам хорошо известна эта их особенность. На море они не в состоянии использовать преимущество в магии и дерутся, как все остальные. Мальчишку поймали и привели к Аудмунду. Он приказал поначалу выпороть его, но потом, когда все уже было готово к экзекуции, внезапно ее отменил и передал солдату письмо для матери с настоятельной рекомендацией наказать самолично.

— И впрямь милосердно. У нас за дезертирство его бы ждал трибунал.

Клеволд неопределенно пожал плечами:

— Да как вам сказать. Позор отправки из армии в отчий дом стал для бедолаги гораздо худшим наказанием. Невеста его бросила в тот же день, а прежние товарищи так затравили, что парня пришлось вынимать из петли. Палки бы он пережил. Однако, хотя Аудмунд родился с мечом в руках, это вовсе не означает, что он солдафон — эр-князь хорошо образован. Лишь боги знают, где он почерпнул свои знания, — старый князь Эргард презрительно относился к книжной науке. Я думаю, тут дело в личности матери Аудмунда. Однако какова бы ни была причина, факт, несомненно, остается фактом — он хорошо знает литературу, поэзию и историю, неплохо разбирается в самых разных науках.

— Он поддерживает отношения с родней из Аст-Ино?

В ответ капитан, к великому изумлению Ретты, покачал головой:

— Не знаю, княгиня, не буду вам лгать. Никто не может проследить за котом, если он этого не хочет.

— Вы любите его?

— Как и все. Мы соседствовали с оборотнями всегда, всю историю Вотростена, и вот что хочу вам сказать — они ни разу еще никому не причинили вреда. Рыси лишь защищают котят и собственные земли. Они даже в наемники не соглашаются идти, хотя, видят боги, очень многие мечтали бы их нанять.

— Я поняла вас, — проговорила Ретта, все так же задумчиво глядя вдаль. — Благодарю за интересный разговор. Он мне многое помог понять.

— А раз так, — заметил капитан Клеволд, на этот раз преувеличенно грозно посмотрев на непослушную пассажирку, — не стоит ли вам удалиться в каюту? Погода не благоприятствует беспечным прогулкам.

— Вы правы. Считайте, что я уже ушла.

Ретта посмотрела, как «Князь Эргард», подойдя ближе к берегу, убирает паруса, и подумала, что в самом деле не следует, пожалуй, мешать команде.

Где-то в отдалении прогрохотал гром, и капитан Клеволд, извинившись, поспешил на мостик.

На носу со скрипом отворилась дверь камбуза, и повар с подносом в руках поспешил в сторону каюты Ретты.

Постепенно начинал накрапывать дождь, с каждой секундой все усиливаясь, и стало ясно, что в самом деле, похоже, грядет буря.

— Капитан приказал подать вам обед сюда, — пояснил повар, расставляя на столе тарелки с кружками.

— Благодарю вас, — откликнулась Ретта.

Сняв плащ, она передала его няне и поспешила к столу. Конечно, невысокие бортики по краям стола не дадут тарелке упасть на пол, но это пока. Качка усиливается, так что стоит поторопиться.

Разумеется, ни ее саму, ни Берису уговаривать не пришлось — готовили на корабле отменно, и обе они с удовольствием воздали должное и густому ароматному супу, и жареной свинине с чечевичной кашей.

— Я сама сейчас отнесу на кухню, — сказала няня, когда тарелки с кружками опустели.

— Хорошо, а я тогда займусь вещами.

За окном успело окончательно стемнеть, и можно было подумать, будто вслед за утром сразу наступила глухая ночь. И лишь гроза с раскатистым громом, молниями и проливным дождем напоминали, что происходящее не имеет ни малейшего отношения к естественной смене дня и ночи.

Ретта тщательно проверила, закрыты ли окна, убрала со стола в сундук книги и рукописи и огляделась по сторонам, думая, не надо ли что закрепить, пока не начался шторм.

Корабль слегка накренился, разворачиваясь в сторону извилистой глубокой бухты, и она вглядывалась в проплывающие мимо скалистые берега, гадая, как долго может продлиться нежданная буря. Но выходить на палубу, чтобы спросить команду, было бы, конечно, чистейшим безумием.

Она, безусловно, не могла видеть, что происходит на борту «Счастливого», лишь слышала топот ног, возбужденные голоса и грохот чего-то тяжелого, зато более-менее видела хорошо подсвеченного огнями светильников «Князя Эргарда». Матросы крепили пушки и такелаж, возились с вантами, то и дело спускались зачем-то в трюм.

Снаружи послышался характерный скрежет, и Ретта поняла, что «Счастливый» тоже вслед за собратом стал на якоря.

Дверь вновь открылась, и вошла няня с солидным мотком веревки в руках.

— Ну-ка, помоги мне, — скомандовала она и принялась подтаскивать сундук Ретты к ножке стола.

Вдвоем они возможно надежней укрепили его, тщательно проверили содержимое, обернув в тряпицы хрупкие склянки.

Море у входа в залив густо пенилось, и «Князь Эргард» временами совсем скрывался из вида. Корабль раскачивало все сильнее, и Ретта предпочла улечься на койку. Бериса помогла ей устроиться поудобнее и привязала к светильнику пару крепких петель, чтобы воспитаннице было за что держаться, сама же предпочла устроиться на полу.

В открытом море ветер срывал верхушки волн, с остервенением кидая их на прибрежные скалы. Ветер выл подобно голодной волчице, и Ретта, закрыв глаза, принялась фантазировать, что она не в море сейчас, а в Вотростене. За окошком зима, беснуются ураганы, а она сидит у камина в кресле и греет руки. Конечно, обстановку зала она могла лишь вообразить в меру собственных возможностей, но здесь и сейчас картина выглядела вполне достоверной.

На палубе раздались громкие голоса, и Бериса, поднявшись на ноги, выглянула в окно. Долго вглядывалась она в темноту, щуря глаза, и наконец сказала:

— Похоже, какой-то торговый корабль попал в беду. Не выживет.

— Почему ты так думаешь? — встрепенулась Ретта.

— Его относит в открытое море. Вон как мотает — словно скорлупку.

Что-то натужно заскрипело, послышался зычный крик капитана, и вскоре звуки голосов вновь утихли. Ветер на верхушках скал трепал деревья, словно ленты на женском платье, и настойчиво пытался пригнуть кроны к земле. Иногда это ему вполне удавалось.

Трудно было следить в такой обстановке за ходом времени. Полчаса ли прошло или четверть суток — Ретта равно допускала обе возможности.

— Все, утонул, — сказала Бериса, имея в виду, должно быть, тот самый корабль торговцев.

Сама герцогиня никак не могла понять, как няня что-то там различает — тьма за окном казалась ей сплошным чернильным пятном. Но, по-видимому, для северянки это было не совсем так.

Бериса вздохнула и вернулась на место, и Ретта спросила:

— Тебе случалось прежде попадать в шторм?

— Безусловно, девочка, — подтвердила та. — Как же иначе? С нашей-то погодой. Только, сама понимаешь, давно это было.

Вскоре ветер как будто утих, и Бериса, прислушавшись, сказала:

— Сменил направление. Ты сама как, хорошо себя чувствуешь?

Алеретт обратилась с легким удивлением к собственному телу и ответила в конце концов:

— Да, вполне.

— Ну и славно, — довольно пробормотала старуха. — Морская душа. Если привыкнешь — станешь в Вотростене своей.

Ее воспитанница усмехнулась, поначалу намереваясь сказать что-нибудь ехидное, но потом передумала и просто сменила положение, ухватившись для удобства за одну из петель.

В щель под дверью потихоньку начала просачиваться вода.

— Страшно подумать, что с нами было бы, окажись корабль в открытом море, — заметила Ретта.

Бериса отмахнулась:

— Выжили бы. Шторм страшен только в том случае, если команда неопытная да гнилой корабль. Ни первое, ни второе к нам не относится.

Оптимизм няни вселял уверенность. Впрочем, волны заливали окно все реже, качка постепенно стихала, и в конце концов даже молодой герцогине стало ясно, что буря проходит.

В желудке голодно булькнуло.

— Как думаешь, когда нас накормят? — спросила она.

Бериса задумалась:

— На горячий ужин прямо сейчас мы вряд ли можем рассчитывать — конечно, у повара не было возможности ничего приготовить. Но яблок он нам наверняка выделит, так что дождемся, девочка, не переживай. Сейчас немного развиднеется, и я схожу. Еще несколько дней, и мы в Вотростене.

Ретта встала, откинув в сторону одеяло, и подошла к окну. Горизонт светлел, и даже она уже могла различить очертания корабля, деревьев и прибрежных скал.

«Князь Эргард» покачивался на волне как будто целый и невредимый. Матросы сновали по палубе, цепляясь за надстройки и снасти, приводя корабль в порядок, и она предположила, что на «Счастливом» происходит, должно быть, то же самое.

— Как думаешь, когда мы выйдем в море, нам разрешат половить рыбу?

Бериса ухмыльнулась:

— Поговори с капитаном. Команда, должно быть, обрадуется ухе, сваренной из пикши или сазана, что лично выловила княгиня. Насчет удочек я, конечно, не могу сказать, а сети уж точно на борту есть.

Нянька встала, оправила одежду и выскользнула за дверь. Ретта же, открыв свой сундук, принялась проверять его содержимое. У двух бутылочек с лекарствами откололось горлышко, но в целом потерь удалось избежать.

Мысли Алеретт унеслись вперед, к цели их путешествия. Она прижала руки к груди и задержала дыхание. Сердце колотилось, норовя пробить ребра и выскочить из рук. Ну вот и остались позади все препятствия. Дальше, должно быть, они доплывут без приключений. Как встретит ее новый дом? Как примет эр-князь Аудмунд? Что скажет будущий супруг?

Неопознанная мысль метнулась испуганной птицей в голове столь проворно, что Ретта не успела ее поймать за хвост. Она побледнела, вздохнула глубоко и, подойдя к окошку, ухватилась за стену.

Что ждет ее там, впереди? Кто подскажет?

7. Прибытие в Вотростен

И все же Ретта не заметила вовремя, когда окончательно сменился пейзаж. Просто вдруг однажды, выйдя утром на палубу, она осознала, что море вокруг больше не бирюзовое, а свинцово-серое, тучи нависают над головами, подобные ирреальным, призрачным городам. Словно те загадочные древние страны, о которых когда-то давно рассказывала в детстве няня и которые ушли, оставив в сердцах тоску и светлую печаль об иных, более счастливых, легендарных и героических временах.

Однако здесь, почти на самом краю света, древние легенды вдруг оживали, воочию вставая перед глазами, и сердце замирало, охваченное трепетом и восхищением. И все невозможное казалось возможным.

Белая пена набегала на каменистый берег, облизывала пеструю гальку и поросшие мхом валуны. Ровная береговая линия сменялась то и дело гигантскими заливами, и няня объясняла увлеченно, стоя рядом с воспитанницей:

— Это фьорды. Видишь, как глубоко тянется? Он длинный и извилистый, словно девичья лента. Здесь, на юге Вотростена, их много. А чуть дальше побережье становится уже более ровным.

— Должно быть, в таких местах удобно прятать флот на зиму.

— Верно, деточка, — одобрительно кивнула старуха, — тут много гаваней. Правда, с моря их не видно.

А какие на берегу росли деревья! Никогда не видела Ретта ничего подобного. Словно сказочные великаны, вздымались высокие, стройные сосны. Мощные, с раскидистыми кронами, они, казалось, упирались макушками в самые небеса, подобно древним, преданным стражам. Как много они знают, если их расспросить? Сколько на их веку прошло эпох? Должно быть, немало.

— Надо полагать, они знали еще те времена, когда на северном побережье никто не жил, — предположила Ретта.

Бериса кивнула:

— Вполне возможно. Если не все, то многие.

Корабль качало на волнах. Он птицей летел вперед, взрезая пенные шапки, и цель их короткого путешествия с каждым часом становилась все ближе. У Ретты от волнения дрожали руки, а по спине бегали мурашки. Она то и дело прятала пальцы под плащ и до рези в глазах всматривалась в горизонт, словно силясь разглядеть неведомое нечто.

— А это что? — спросила она и указала на постепенно растущий по левому борту остров.

Высокий и скалистый, он обрывисто спускался к самой воде, и все берега его, все вершины и выступы были густо засижены пернатыми. Толстоклювые кайры и краснолапые чистики, бело-черные люрики и напоминающие чаек глупыши — кого только не было на этом удивительном, с первого взгляда непригодном для жизни острове.

— Это птичий базар, — охотно пояснила Бериса. — У нас на севере много таких островов. Море в этом районе богато пищей, и вместе, само собой, проще отбиваться от коварных хищников.

Птицы кричали, галдели, словно бойкие торговки на рынке, и явно азартно спорили о чем-то. Потом они, резко сорвавшись, ныряли в воду и появлялись спустя какое-то время с рыбой в клюве.

— Удивительно, — пробормотала себе под нос Ретта, и Бериса, посмотрев на нее, понимающе улыбнулась.

— Север не может не очаровать, когда узнаешь его поближе. И тогда на такие мелочи, как короткое лето и суровые зимы, перестаешь обращать внимание.

Вскоре стало понятно, что «Счастливый» вслед за «Князем Эргардом» снижает скорость. За спиной скрипнула палуба, и герцогиня обернулась к спустившемуся как раз с мостика капитану.

— Мы высадим вас здесь, княгиня, — заявил тот.

Ретта с недоумением поглядела на берег. Все тот же камень, подступающие практически к самой воде леса.

— Что, прямо тут? — не удержалась все-таки от вопроса она.

Капитан Клеволд понимающе блеснул глазами, но вслух бросил лишь короткое:

— Да.

Несколько минут Алеретт молчала. Слова отчего-то никак не хотели подбираться. Наконец она заметила, слегка поежившись от налетевшего особенно резкого порыва ветра:

— Честно говоря, я представляла себе Вотростен страной, — она замялась на миг, но все же продолжила: — более цивилизованной. С портами и причалами.

— Все так и есть, — согласился капитан. — Но у меня на этот счет имеется однозначный приказ эр-князя Аудмунда.

Ретта сощурилась:

— Что ж, раз так…

Продолжать мысль она не стала, все и так было предельно понятно. Конечно, подчиненный не мог ослушаться приказа маршала.

— И все же, — заметила она, — загадочный человек этот младший брат князя. То есть не человек.

Ее собеседник молча кивнул, кажется соглашаясь с подобным выводом, и, обернувшись, начал отдавать приказания.

Вновь на палубе засуетились матросы. Оба судна бросили якоря, и тогда Ретта, посмотрев на берег, заметила, что от темной линии леса отделилась группа в полтора десятка человек, всех до единого одетых в кольчуги.

— Вас ждут, — заметил капитан Клеволд.

Море шумело, азартно бросаясь на борт корабля, и потому она не сразу расслышала, что именно ей говорят, а сообразив, кивнула несколько растерянно:

— Да… Да, хорошо.

— Эй, принесите вещи княгини! — зычно крикнул капитан, и двое матросов кинулись исполнять поручение.

За борт начали спускать шлюпку, и Ретта, бросив взгляд на берег, заметила, как от группы людей отделился высокий светловолосый мужчина. Вся фигура его, посадка головы, скупые, отрывистые жесты — все дышало уверенностью, и герцогиня подумала, что это, должно быть, и есть Аудмунд. Хотя, конечно, она могла и ошибаться.

Наконец в лодку был спущен трап, и Ретта, спустившись следом за няней, заняла место на корме.

— До свидания, княгиня, — попрощался за всех капитан Клеволд, и та, обернувшись, помахала команде рукой.

Матросы стояли на палубе, вытянувшись по струнке, и взглядами провожали недавнюю пассажирку. А лодочка сорвалась с места и легко заскользила в сторону побережья. Ретта кусала губу, а тот, кого она определила, как Аудмунда, подошел к самой воде и, как только шлюпка мягко ткнулась носом в пологий берег, подтянул ее и подал руку.

— Добро пожаловать в Вотростен, — поприветствовал он, помогая сойти. — Я эр-князь Аудмунд, брат князя Бардульва. А вы, должно быть, и есть Алеретт, герцогиня Месаины?

— Да… да… — пробормотала Ретта, неучтиво глядя на собеседника во все глаза, а потом не удержалась и воскликнула: — Это младший?!

И сразу же сердце ее затопила холодная, липкая волна страха. Ведь он зверь! Ретта чувствовала это сердцем, всем своим существом. Кто знает, как он отреагирует на подобную грубость?

Но Аудмунд, к ее великому изумлению, совершенно не рассердился. Глаза его слегка сощурились, из уголков глаз разбежались тонкие лучики морщинок, и, наконец, он рассмеялся вполне тепло и искренне:

— Да, я младший.

Ретта смешалась:

— Простите меня.

— Все в порядке, герцогиня, не стоит извиняться — ваше удивление вполне естественно для южанки.

Она кивнула с благодарностью и еще раз, более пристально, оглядела эр-князя. Как оказалось, знать в теории, сколь быстро оборотни взрослеют, и убедиться собственными глазами — вещи совершенно несопоставимые. И, наверное, ей предстоит привыкнуть не только к этому.

Топтавшиеся в отдалении воины Аудмунда переглядывались, старательно пряча легкие ухмылки в усы, и Ретта смущенно и чуть растерянно опустила глаза. Какое в этом краю все незнакомое и чужое! Природа, лица… И даже тот, кто стоял напротив и выглядел на первый взгляд как человек, на самом деле таковым не являлся. Капитан Клеволд оказался совершенно прав — она почувствовала сразу. Ее скромный дар просто вопиял. Но, удивительное дело, она абсолютно не ощущала в Аудмунде зла. Видела в нем зверя, но отнюдь не тьму.

Быть может, давала о себе знать усталость и длительное путешествие на корабле, забравшее все силы, но Ретта вдруг почувствовала, что голова ее идет кругом. Няня суетилась около сундуков, обстоятельно втолковывая что-то вполголоса одному из воинов, а брат князя просто стоял и терпеливо ждал, пока она придет в себя.

Прямо за спиной мерзко крикнула чайка. Ретта вздрогнула от неожиданности и подняла глаза. Во взгляде Аудмунда читались понимание и участие. И все же…

— Могу я что-нибудь сделать для вас, герцогиня? — спросил он.

Та в ответ покачала головой:

— Нет, благодарю вас. Я уже в порядке.

— Тогда, пожалуй, нам стоит заняться делом. Скажите, пожалуйста, у вас есть с собой теплые вещи?

Ретта растерянно и немного смущенно оглядела платье.

— Теплее этого нет, — извиняющимся голосом проговорила она.

Аудмунд нахмурился:

— Это скверно. Погода у нас даже летом может преподносить сюрпризы. Когда мы доберемся до Асгволда, вы сможете подобрать себе на первое время что-нибудь из вещей прежней княгини. Пока же могу предложить разве что свою рубашку.

Ретта чуть заметно улыбнулась и вновь покачала головой:

— Спасибо вам, Аудмунд, но мне бы не хотелось с первой же встречи вас грабить. Пока обойдусь тем, что есть. Если я вдруг замерзну, то сразу же сообщу вам.

— Ловлю на слове. Бёрдбрандт, — позвал он, обернувшись, одного из воинов, помогавшего Берисе устроить вещи Ретты, — как там у тебя?

— Все готово.

— Только везите очень осторожно, — предупредила ворчливо старуха. — Там хрупкие вещи. Разобьете — пеняйте на себя.

— Как скажешь, мать, — невозмутимо согласился тот, кого назвали Бёрдбрандтом, и вразвалочку пошел к своей лошади.

Море волновалось, с легким шорохом набегая на берег, и Ретте вдруг почудилось, что оно хочет им рассказать о чем-то.

Густой подлесок тонул в тени. Она поглядела на солнце и поняла, что до вечера остается не так уж много времени. Интересно, как много им нужно сегодня проехать?

— Скажите, Аудмунд, — вновь обратилась она к эр-князю, — мы теперь отправимся в столицу?

— Совершенно верно, — подтвердил тот. — Как раз лесом параллельно берегу.

Ответ этот, впрочем, Ретту не удовлетворил, напротив — породил новые вопросы:

— Но почему мы не продолжили путь на корабле?

Ретта предполагала, что маршал в этот раз ее вполне может проигнорировать. В конце концов, он ведь и не обязан объяснять ей каждый свой шаг. Однако он снова ее удивил, ответив без колебаний:

— Потому что в районе пролива теперь неспокойно. Один бы я отправился, не раздумывая, но вами рисковать не могу.

— Вы боитесь чего-то? — удивилась она.

С минуту Аудмунд молчал, пристально вглядываясь в подлесок, и наконец поправил ее:

— Скорее, не доверяю кое-кому. Однако, — добавил он уже совсем другим тоном, — нам пора отправляться. Скажите, герцогиня, вы умеете ездить верхом? Или предпочтете конный паланкин?

Ретта вспыхнула и воскликнула с возмущением:

— Конечно, умею!

— Отлично, тогда одной проблемой меньше.

Воины в это время как раз готовили лошадей к поездке. Приглядевшись, она заметила и вьючных, и заводных. Большинство стояли под мужскими седлами, но на двух красовались дамские. Их-то и подвели им с няней.

— Вот, на время поездки он ваш, — заявил один из солдат, молодой рыжеволосый парень лет восемнадцати на вид с веснушками на щеках и лукавой смешинкой в глазах. — Его зовут Астрагал.

Вороной конь косил на Ретту любопытный черный глаз, всхрапывал и чуть приплясывал на месте от нетерпения.

— У вас найдется кусочек яблока? — спросила она Аудмунда.

Тот понимающе кивнул и полез в карман:

— Вот, держите.

— Благодарю вас.

Ретта протянула лакомство Астрагалу, и конь, тщательно обнюхав, принял подношение, бережно забрав его с ладони теплыми губами. Она погладила его по шелковистому носу и подумала, что, в общем, компанию вполне можно назвать приятной.

— Вы готовы? — уточнил Аудмунд.

— Да, вполне.

— В таком случае…

Он подошел, опустился на одно колено и подставил руки, сложив их и вытянув перед собой. Ретта замялась на мгновение, не решаясь наступить, и беспомощно огляделась по сторонам. К прискорбию, никаких пней поблизости не наблюдалось. Бёрдбрандт разглядывал их с нескрываемым любопытством.

— Становитесь, не бойтесь, — подбодрил ее Аудмунд. — Поверьте, я удержу вас — я сильный.

— Не сомневаюсь, — вырвалось у Ретты.

За спиной раздалось сдавленное фырканье. Аудмунд оглянулся, и Бёрдбрандт подавился смешком.

— Вам удобно? — вновь обернулся эр-князь к уже сидящей на спине Астрагала Ретте, и ноздри его как-то чутко, совсем по-кошачьи дрогнули.

Та уже было открыла рот для ответа, как вдруг в этот самый момент облака на мгновение разошлись, и на землю брызнул яркий сноп солнечного света. Зрачки Аудмунда вдруг сузились, превратившись в две узкие вертикальные щелки. Ярко-зеленые глаза зверя на мужском лице! Это их она видела тогда во сне, еще в Эссе!

Ретту бросило в холодный пот, но огромным усилием воли, вспомнив все манеры, которым ее учили в детстве, она сумела взять себя в руки и ответить спокойно и доброжелательно:

— Да, вполне. Спасибо вам, Аудмунд.

— Отлично. Тогда в путь.

Воины вскочили на лошадей, и их маленький отряд тронулся.

Тропка поначалу вилась вдоль берега, и Ретта имела возможность беспрепятственно любоваться суровой, величавой красотой волн, столь отличных от теплого, ласкового южного моря. Кони мерно ступали, однако в воздухе, казалось, было разлито напряжение, природу которого она никак не могла понять. Эти взгляды, тишина вокруг…

«Тишина! — неожиданно поняла она. — Вот в чем дело!»

В этот момент из чащи послышался рык зверя, судя по всему крупной кошки, и Ретта испуганно вздрогнула. Аудмунд отозвался уверенно и спокойно:

— Не бойтесь, герцогиня. Те, кто издают эти звуки, для вас не опасны.

Она невольно с подозрением покосилась на командира отряда, но все-таки предпочла поверить его словам. Как же иначе? И потом, так ведь спокойней — знать, что у него все под контролем.

— А почему не поют птицы? — все-таки решилась спросить она спустя какое-то время.

Ведь они в лесу, пусть даже северном. И ни единой пичуги не пискнуло с момента ее прибытия!

Аудмунд прищурился и бросил отрывисто:

— Они чувствуют то же самое, что и я.

И уже в который раз обвел взглядом горизонт и кромку леса. Ретта поежилась.

— Что же это? — рискнула на всякий случай уточнить она.

— Опасность. Сила некромантов. Птицы ее ощущают и перестают петь.

Ретта не сразу нашлась, что ответить. Такая откровенность ее обескураживала, а смысл слов пугал.

— Но ведь они в Фатраине? — рискнула все-таки уточнить она.

Аудмунд не ответил.

Справа, совсем рядом, вновь раздался оглушительный рык. Маршал заметно дернулся и бросил быстрый взгляд вглубь леса. От давящей тишины, нарушаемой лишь голосами хищников, от беспокойства едущего бок о бок полузверя Ретте стало не по себе.

Вдоль берега они ехали, однако, совсем недолго. Очень скоро в лесном массиве показалась неширокая, извилистая тропа, и Аудмунд скомандовал:

— Поворачиваем!

Бёрдбрандт с пятеркой воинов поехал вперед, Ретте определили место в середине отряда, остальные всадники прикрывали тыл. Сам же командир постоянно перемещался: то его фигура виднелась в голове их маленькой кавалькады, где он переговаривался о чем-то с воинами и, судя по всему, разведывал обстановку, то оказывался далеко в хвосте.

Впрочем, иногда эр-князь как будто успокаивался и ехал рядом с Реттой. Удивительно, но в такие минуты она вздыхала с облегчением, словно присутствие рядом оборотня само по себе являлось гарантией надежной защиты от какой-то неведомой опасности.

«Но что же все-таки у них тут происходит?» — подумала герцогиня с некоторым удивлением и чуть заметно покачала головой в ответ собственным безрадостным мыслям.

Может быть, она попала из огня да в полымя? Война? Измена? А может быть, нечто, для чего и вовсе пока не существовало названия? Чего ей ждать? Одно было очевидно — разведка лорда Валерэна сработала не просто плохо, а отвратительно — ведь что бы тут в Вотростене ни намечалось, в Эссе обязаны были об этом знать. Но никаких докладов не последовало.

«Надо будет непременно написать обо всем брату, — в конце концов решила она. — Пусть разберется, что происходит в ведомстве внешней разведки».

Ветви деревьев смыкались над головами, образуя раскидистый зеленый шатер, тени сгущались, и было понятно, что ночь стремительно приближается, однако их сопровождающие внешне не проявляли по этому поводу ни малейших признаков беспокойства.

Ретта с неподдельным интересом оглядывалась по сторонам и, помимо сосен, разглядела ели, кусты орешника и…

— Лопух! — воскликнула она с искренним удивлением и восторгом.

Аудмунд, в этот момент как раз ехавший рядом, обернулся и несколько удивленно приподнял брови:

— Ну да, лопух. А что вас так удивило?

Ретта смутилась собственной бурной реакции, но все же нашла необходимым пояснить:

— Понимаете, — немного сбивчиво заговорила она, теребя в волнении повод, — это как привет с родины. Такая знакомая сорная трава, которая у нас в Месаине бесконтрольно растет вдоль дорог, и встретить ее здесь, на севере, я просто не ожидала. Не знаю почему. Простите.

— За что, хотел бы я знать? — ответил ей Аудмунд, и глаза его весело блеснули. Странно, но, несмотря на сумерки, она видела их совершенно отчетливо. — Я прекрасно вас понимаю и смею заверить — лопухов в Вотростене много. Их даже употребляют в пищу. Незаменимая приправа в наших условиях, должен сказать. Так что видите вы его совершенно точно не в последний раз.

Ретта улыбнулась. От слов Аудмунда, приветливых и беззлобных, стало чуточку легче на душе.

«А ведь это еще и лекарственное растение, — подумала она. — Надо будет, пожалуй, приглядеться к здешним травам повнимательней. Только не сейчас, конечно, а при свете солнца».

Вскоре Аудмунд объявил:

— Заночуем в лесу.

— Прямо тут? — удивилась Ретта.

— Совершенно верно. Через четверть мили есть подходящая поляна. Там мы будем в полной безопасности.

— А… — начала она, однако, подумав немного, закрыла рот. Время было явно не самое подходящее для глупых вопросов, да и Аудмунд не производил впечатления человека, который действует по наитию. Точнее, не человека. И почти сразу же перехватила его одобрительный взгляд.

Про себя же Ретта решила, что будет для удобства продолжать называть его человеком. Хотя бы просто потому, что слово «оборотень» в подобном контексте в ее устах звучало бы весьма странно. Много ли она видела, например, людей-рысей, чтобы рассуждать, как те обычно действуют? Одного-единственного, и того пока не слишком долго знала.

Решив таким образом пусть не самый важный, однако все же мучивший ее вопрос, Ретта заметно успокоилась и снова принялась оглядываться по сторонам.

Маршал опять ускакал вперед, и она подумала, что без него ей все-таки не слишком уютно. Или дело в чем-то другом?

Она вздрогнула, вдруг осознав, что тот самый дар, от которого обычно не бывает никакой пользы, на этот раз просто вопит во весь голос. В чем дело? Тьма? Ретта прислушалась к собственным ощущениям и поняла, что совершенно явственно чувствует непонятную злобу, исходящую от кого-то из членов отряда. От кого же?

Она вглядывалась в лица, стараясь угадать, однако все ее попытки оставались безуспешными. Было ясно только одно — дело вовсе не в тех, кто уже успел обратить на себя при встрече ее внимание. Аудмунд и тот рыжий парень были чисты, словно снег в горах, о котором рассказывала няня. Бёрдбрандт вроде бы тоже, но тут Ретта до конца уверена не была.

Но может, ей просто примнилось от усталости? Такое ведь тоже нельзя исключать. Хотя сейчас, когда она стала размышлять, ей казалось, что она ощутила тьму еще на берегу, но за всей последовавшей предотъездной суетой не придала ей значения.

Ретта еще раз незаметно огляделась. На первый взгляд все как будто было спокойно. Командир отряда сосредоточенно вглядывался в быстро темнеющий просвет между деревьями и не проявлял признаков беспокойства. А раз так, то не стоит, пожалуй, прежде времени поднимать тревогу. Завтра, отдохнув хорошенько, она еще раз попробует обо всем поразмыслить.

Вскоре лес расступился, и глазам их предстала обширная круглая поляна.

— Наконец-то, — вздохнул с заметным облегчением Аудмунд и обернулся к Ретте: — Сегодня ночью вы будете спать спокойно, герцогиня. В лесу мы все под надежной охраной.

Люди радостно загомонили и начали спешиваться, а маршал крикнул зычно:

— Бёрдбрандт, займись караулами!

— Внутренний периметр? — уточнил тот, посмотрев внимательно на командира.

— Да. Бенвальд!

Бёрдбрандт передал поводья одному из солдат и направился в сторону леса, на зов же Аудмунда откликнулся тот самый рыжий парень.

— На тебе ужин, — велел ему маршал.

— Слушаюсь!

— Давайте я помогу вам спешиться, герцогиня.

Аудмунд подошел к лошади Ретты и протянул руки, явно намереваясь ее подхватить. Всего одно мгновение она колебалась, а потом вдохнула глубоко и спрыгнула прямо в объятия эр-князя.

— Благодарю вас, — откликнулась она и, когда тот ее отпустил, поспешила перевести тему: — Скажите, а здесь в самом деле настолько опасно? Ведь вы же на своей земле.

В глазах Аудмунда на мгновение промелькнула глубокая печаль и давящая душу тоска. Однако исчезло это выражение столь быстро, что Ретта всерьез задумалась, уж не пригрезилось ли ей? Наконец он ответил:

— Здесь опасно с тех самых пор, как умер мой отец. Но сейчас вы можете не думать об этом — я сам обо всем позабочусь. Просто не забывайте о мерах предосторожности и не выходите за пределы поляны. Палатку вам сейчас поставят. Если же я вдруг понадоблюсь, то вы всегда можете послать за мной одного из солдат, что будут вас охранять.

— А если мне понадобится привести себя в порядок? — уточнила она. — И вообще…

— Для этих целей вон за теми кустами сейчас огородят пространство. Там будет вода и все необходимое.

Ретта посмотрела в указанном направлении, где за кустами лещины уже суетились люди, а сам Аудмунд направился к своему коню и, расседлав, принялся водить его по периметру поляны. Она проводила мощную фигуру маршала долгим взглядом и покачала головой.

— Ну что, сольешь мне? — спросила она Берису.

— Конечно, девочка. Пойдем.

С огромным удовольствием Ретта умылась и после даже почувствовала себя как будто слегка обновленной.

Солдаты тем временем накидали в центре поляны толстый слой лапника, постелили сверху ковры и теперь начинали растягивать палатку, на вид достаточно просторную.

Аудмунд, закончив выгуливать своего красавца-коня, достал щетку и принялся его чистить, нашептывая ему время от времени на ухо что-то явно ласковое. Конь довольно фыркал и время от времени тыкался хозяину в ладонь. Тот улыбался, и лицо его буквально светилось неподдельной лаской и нежностью, так что Ретта даже залюбовалась, не в силах отвести глаз. Судя по всему, коня соседство полузверя ничуть не смущало, в отличие от нее самой.

В сторону палатки пробежал еще один солдат с целым ворохом шкур. От костров доносился аромат еды, и в животе у нее голодно булькнуло. Что ни говори, а ела она еще на корабле.

Наконец Аудмунд закончил обихаживать своего коня и, накрыв его попоной, полез в седельную сумку за морковкой.

— Госпожа, — обратился к Ретте один из солдат, — ваша палатка готова.

— Благодарю вас.

Внутри их с няней ждали мягкие тюфяки с накиданными сверху пушистыми шкурами и даже крохотный круглый столик посередине.

— А ничего так, — одобрительно проворчала Бериса, входя следом за подопечной. — Уютненько.

Та невольно прыснула и, опустившись на самодельное ложе, с удовольствием вытянулась. Все тело после поездки немилосердно ныло.

— Можно войти? — раздался на удивление бодрый голос Бенвальда.

«То ли ему дорога нипочем, — подумала Ретта, — то ли он всегда такой жизнерадостный».

Вслух же ответила:

— Заходите!

Солдат протиснулся внутрь и принялся расставлять на столике тарелки с кружками. Густая, наваристая каша с фруктами, сыр, хлеб и ароматный напиток из местных трав.

— Спасибо, сынок, — поблагодарила старуха.

— Да не за что, — по-прежнему весело отозвался тот.

— Простите, а мяса у вас не найдется? — поинтересовалась Ретта, взглянув на предложенные блюда. — Жареного или хотя бы вареного.

Бенвальд вмиг стал серьезным:

— Простите, госпожа, но летом охота в Вотростене строго запрещена.

— А вяленое или соленое? — не сдавалась она.

Однако тот вновь покачал головой:

— Извините, герцогиня, но Аудмунд приказал в походе давать мясо только воинам.

Брови Ретты удивленно приподнялись:

— А мы в походе?

Но солдат не смутился ее чуть насмешливого взгляда:

— Господин маршал не давал разрешения отвечать на такие вопросы. Если хотите, спросите у него сами, а мне он, случись вдруг что, оторвет голову.

— Хорошо, спрошу непременно.

— Приятного аппетита, госпожа.

Солдат ушел. Полог палатки опустился на место, а няня пробормотала задумчиво:

— Причем ты знаешь, милая, я вовсе не уверена, что это был лишь словесный оборот.

Ретта встрепенулась, будто очнувшись от сна, и удивленно посмотрела на Берису:

— О чем это ты?

Северянка с деланым безразличием пожала плечами:

— Об оторванной голове. Он ведь оборотень, не забывай, а оборотни очень сильны. Однако стоит ли говорить о таких вещах на ночь глядя? Еще кошмары приснятся. Утром обсудим. Давай лучше ужинать.

На поляне раздавались голоса, было уютно и как-то мирно. Ретта наконец позволила себе расслабиться и, присев поближе к столу, с удовольствием воздала должное пище. Бериса последовала ее примеру.

Делать было, в общем-то, нечего. Книг под рукой не имелось, разговаривать Ретта не хотела, а что касается музицирования, то Аудмунд, скорее всего, не одобрил бы подобное занятие. Значит, не стоило и пытаться.

Няня завозилась на своем ложе, устраиваясь поудобнее, и Ретта сочла это хорошей идеей. Она легла и укрылась, надеясь уснуть.

Однако сон не шел. Звуки лагеря уже давно смолкли, а она все ворочалась, то погружаясь в полудремотное состояние, то опять просыпаясь, глядела в потолок и поневоле слушала, как перекликаются вдалеке часовые. Промаявшись так какое-то время, тяжело вздохнула, встала и, накинув плащ, вышла из палатки. Часовой у входа встрепенулся, но, увидев, что подопечная никуда не уходит, успокоился. Тучи уже успели разойтись, и на небо высыпали звезды. Почти такие же, как дома — обильные и яркие. Еще один привет из родных краев.

Ретта улыбалась — мысль, что Вотростен, возможно, не так уж и чужд, как ей прежде казалось, дарила успокоение.

— Я отойду на пару минут, — проинформировала она часового и направилась в сторону того огороженного участка.

Когда с делами уже было покончено, она вышла, напоследок еще раз ополоснув в бочонке руки, и вдруг услышала голоса, доносящиеся со стороны орешника. В одном из них она узнала Бёрдбрандта:

— …Мне кажется, ты все же слишком уж сильно перед ней расстилаешься.

— Бёрди, сделай, пожалуйста, такое одолжение, — спокойно, даже лениво проговорил Аудмунд, — заткнись.

Ретта прыснула беззвучно и продолжила путь к палатке.

На этот раз она крепко проспала до самого утра.

8. Аудмунд

Сквозь неплотно задернутый полог палатки внутрь прокрался солнечный лучик. Замер ненадолго у самого порога, словно не решаясь войти, потом заскользил осторожно по коврам, высвечивая замысловатые вензеля и причудливых птах, забрался на ворс одной из шкур и, не растерявшись, осветил лицо спящей Ретты.

Та поморщилась, не открывая глаз, и на лице ее появилась чистая, светлая и радостная улыбка. Она попыталась перевернуться на другой бок, но от наступившего утра было уже не спрятаться. Тогда она широко зевнула, потянулась от души, разминая затекшие за ночь члены, и открыла глаза.

— С добрым утром, — в шутку пожелала Ретта сама себе, садясь на постели.

Бериса еще спала, и она не решилась беспокоить няню — безусловно, той в силу возраста поездка давалась куда труднее, чем молодой герцогине.

Быстро одевшись, Ретта приподняла полог и выскользнула на поляну.

Там уже вовсю царила утренняя суета. Воины занимались лошадьми, приводили себя в порядок, и Ретта решила последовать их примеру.

В бочку, как оказалось, кто-то успел уже натаскать свежей воды, и она сердечно поблагодарила того неведомого ей воина за заботу.

Когда с необходимыми утренними делами было покончено, она устроилась поближе к костру и принялась причесываться.

Хотя дома в Эссе ей всегда помогали в таких делах фрейлины, все же совсем беспомощной она не была. И хотя сама Ретта вряд ли смогла бы соорудить собственными силами какую-нибудь сложную прическу, тем не менее заплести пару кос и уложить их венцом она вполне могла. В этот раз, однако, она решила ограничиться просто одной косой.

В котелке над огнем что-то уютно булькало, остро пахло черным перцем, гвоздикой и карри.

«Вероятно, у них тут должны быть хорошо налажены торговые отношения с востоком, — подумала Ретта. — Конечно, самое необходимое в Вотростене имеется свое, но те же специи ведь делают привычную пищу куда более вкусной».

Она потянула носом, принюхиваясь к соблазнительным ароматам, и колдовавший над завтраком Бенвальд спросил не без затаенной гордости:

— Нравится запах, правда?

— Очень, — не стала отпираться Ретта и поинтересовалась, оглядевшись по сторонам: — Скажите, а где сейчас Аудмунд?

Только теперь она поняла, что не видит маршала. Бенвальд пожал плечами:

— Должно быть, отправился проверять внешние посты.

— А далеко они?

— Двести шагов вглубь леса.

До двухсот считать она определенно умела, а потому Ретта решила не беспокоить никого из солдат, у которых, судя по всему, и без нее хлопот было хоть отбавляй.

Перебросив заплетенную косу за спину, она поднялась и, подобрав юбку, направилась не спеша в указанном направлении.

Узкая нахоженная тропинка юркой змейкой вилась меж деревьев. Утро играло солнечными лучами в каплях росы, застывших на листьях и кончиках травинок, словно спешило показать гостье все, на что оно способно.

Пения птиц по-прежнему слышно не было, однако в отдалении уютно журчал ручей, и Ретта пошла на его зов, не забывая, впрочем, считать шаги. Но, в конце концов, если она зайдет не туда, ее ведь остановят стражники, верно? Конечно, герцогиня не была настолько наивна, чтобы полагать, будто ей удалось ускользнуть от охраны — скорее всего, за каждым ее шагом следят, только пока она не делает ничего недозволенного.

По пути Алеретт остановилась, чтобы полюбоваться ветками орешника. Ничего особенного, безусловно, из себя кустарник не представлял, однако теперь, посреди загадочного, манящего своей новизной северного леса зрелище показалось ей удивительно красивым и необычным.

Она опустила взгляд, чтобы перешагнуть через выступающий корень, и вдруг заметила на влажной земле четко отпечатавшиеся следы сапог. Аудмунд? Или кто-нибудь из солдат?

Любопытство победило, и она пошла осторожно в том направлении, куда вел след, раздвигая попадающиеся на пути ветки и пристально вглядываясь в просвет впереди.

Конечно, это не было похоже на поляну. Просто деревья чуть расступились, образуя прогалину, и Ретта вдруг отчетливо увидела силуэт. Огромного, размером со взрослого человека, кота, чем-то отдаленно напоминающего рысь.

Алеретт похолодела и приросла к месту, словно одна из парадных статуй дворца в Эссе.

Перед зверем на корточках сидел Аудмунд. Он шептал ему о чем-то чуть слышно и ласково гладил по мощной шее, по крупной голове. Кот в ответ зарычал, ткнувшись мордой в самое ухо маршала, и Ретта могла бы поклясться, что в ворчании этом она слышит ласковые, нежные нотки. Вдруг зверь утробно взрыкнул и широко облизал лицо Аудмунда. Тот засмеялся и со всей силы обнял зверя, ткнувшись ему лицом в самую шею. Тут кот заметил, что за ними наблюдают, отрывисто рыкнул и, выскользнув из объятий, скрылся в чаще. Аудмунд встал и медленно обернулся. С минуту он стоял и смотрел, не мигая.

— Это, — начала было Ретта. — Это…

— Это был оборотень, — договорил за нее Аудмунд и сделал шаг вперед. Герцогиня непроизвольно отступила. — Отец моей матери.

— Но ведь это же зверь! — вырвалось у нее.

— А вы бы предпочли встретить здесь некроманта? — уже более резким голосом спросил эр-князь.

Повисло неловкое молчание, и Ретта немного беспомощно огляделась по сторонам.

— Нет, — покачала она головой. — Конечно, нет…

Аудмунд молчал и смотрел внимательно, по-прежнему не мигая. Словно ждал чего-то.

На травинку опустился жук с блестящими зелеными крылышками, пожужжал недовольно, словно выискивая и не находя чего-то, и улетел. На прогалине вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь журчанием далекого ручья.

«Может быть, именно теперь наступил подходящий момент, чтобы задать вопросы, — поняла Ретта. — Хотя бы часть из них».

Она подняла взгляд и посмотрела на Аудмунда. Ноздри его как раз чутко вздрогнули, и в глазах отразилось непонятное, загадочное нечто, чего она никогда не замечала у людей.

— Скажите, пожалуйста, — заговорила она тихим, слегка дрожащим от волнения голосом, — в Вотростене ненавидят одних некромантов или всех магов вообще?

— Всех до единого, — ответил маршал и заметно расслабился.

Поза его утратила напряжение и приобрела ленивую вальяжность.

— Но ведь с обычными магами вы как-то уживаетесь? — уточнила она.

Ведь князья приглашали их в Вотростен, пусть лишь время от времени, и вряд ли только с целью прикончить торжественно на глазах у всех.

— Верно, по необходимости, — согласился эр-князь. — Безусловно, обычных магов у нас тоже не жалуют, однако у них есть перед некромантами существенное преимущество — они пользуются лишь той силой, что им дала природа. Может быть, присядем? Разговор намечается длинный.

Он широким жестом указал на поваленное дерево и, сняв плащ, расстелил на стволе.

— Благодарю вас, — откликнулась Ретта и постаралась устроиться возможно удобнее.

Аудмунд сел рядом, и она на одно короткое мгновение вздрогнула, однако быстро забыла о собственном дискомфорте и близости полузверя, столь захватывающим оказался рассказ.

— Понимаете, герцогиня, — продолжал между тем ее собеседник, — маги делятся на два типа. Обычные, мы их для удобства называем природными, и некроманты. Природные маги могут черпать энергию из окружающей среды, чтобы восстановить силы. Любой камень, дерево и даже сама земля активно им помогают в этом. Конечно, должно пройти какое-то время, однако не так много, чтобы проблема стала критичной. Если же им необходимо восстановить энергию срочно, то на помощь природному магу приходит Асцелина, или Слава Зари — мощнейший артефакт, хранящийся в Академии Фатраина. Они его почитают практически как святыню. Он может быстро наполнить силой истощенного мага, от него же они заряжают амулеты, если хотят всегда иметь энергию под рукой. Но для некроманта оба эти источника недоступны.

Аудмунд вздохнул и устало потер переносицу. Выдохнул и застыл, глядя куда-то вдаль, однако Ретта серьезно подозревала, что он, скорее всего, ничего не видит перед собой, целиком погрузившись в безрадостные мысли.

— Некроманты, — продолжил вскоре он, — черпают лишь ресурсы собственного тела. Конечно, со временем энергия, необходимая им для работы, восстанавливается, однако если расход был велик и требуется срочно восстановить силы, они убивают людей. В противном случае некромант может умереть.

— А животные? — спросила негромко Ретта. — В них некроманты не могут почерпнуть сил?

Наверное, она надеялась, что Аудмунд скажет «да». Ведь, в самом деле, невозможно представить, что кто-то может цинично и хладнокровно рассматривать людей как своеобразный аналог пищи. О какой вообще любви тогда с их стороны может идти речь? Кто видел когда-нибудь, чтобы человек питал пылкую страсть к курице или барану?!

Но эр-князь уверенно покачал головой:

— Кровь животных дает им жалкие крохи. Только жизни людей могут быть полезны.

— Какая страшная участь, — проговорила Ретта.

— Согласен с вами. И в амулетах накапливать силу, подобно прочим, некроманты не могут.

— Но, — растерялась герцогиня, — как же выжил ваш князь во время войны с нами?

Аудмунд обернулся, посмотрел на Ретту, и в глазах его промелькнула такая темная и бескрайняя бездна боли, что у нее на мгновение закружилась голова.

— Оставлять вас в неведении, полагаю, было бы преступлением, — спокойно, с расстановкой проговорил Аудмунд. — Приготовьтесь, герцогиня, ибо то, что вы сейчас услышите, может стать причиной ночных кошмаров.

— У меня достаточно крепкие нервы, — ответила она твердо, решив не заострять излишнего внимания на недавней лихорадке. Проще сделать вид, будто ее не было.

— Хорошо. Тогда вот вам факты. Я сам был им свидетелем. Бардульв убийца. Вы хорошо помните, сколько пленных попало к нам?

— Полагаю, тысячи три, — ответила она, судорожно вспоминая сводки с фронта.

— А сколько вернулось?

— Не знаю, — покаялась Ретта. — После подписания мира мне было немного не до того.

— Понимаю. Можете потом проверить мои слова у отца и брата — они подтвердят. Пока же я скажу вам — вернулось мало. Не больше двух сотен.

— Но куда же могли подеваться тысячи человек? — воскликнула Ретта, уже догадываясь об ответе.

Тот факт, что князь Вотростена успел попробовать человеческой крови, не вставал перед нею прежде во всей ужасающей наглядности.

— Мой брат их убил, — безжалостно, не оставляя места для сомнений, отрезал маршал. — Вы не знаете, герцогиня, как это происходит. Выбранную жертву связывают, чтобы не оказала сопротивления, некромант подходит, читает заклинание на языке Фатраина и протыкает яремную вену ритуальным ножом. Кровь устремляется из раны наружу, но течет она не вниз на землю, а вдоль лезвия к магу. Потом, дойдя до руки, испаряется, а некромант впитывает силу, словно ребенок молоко на ночь. Когда несчастная жертва падает без дыхания, некромант полон энергии и готов действовать.

— Какой ужас, — прошептала Ретта.

Голова закружилась, но она смогла достаточно быстро взять себя в руки.

— А если отобрать нож? — ухватилась она за последнюю надежду.

Аудмунд усмехнулся подобной наивности:

— Не поможет. Ритуальным ножом может стать любой острый предмет, над которым прочли специальное заклинание. Некроманты опасны, никогда не забывайте об этом, герцогиня. Ваша жизнь в их глазах стоит немного, и в выборе между собственной силой и вами они выберут силу. А мой братец персонально, чтоб ему пропасть, мечтает о троне Фатраина.

— Но зачем?

— Ну как же, ведь там он среди своих, среди равных. А тут, по его мнению, ему приходится управлять навозом. Скотом.

Аудмунд сжал кулак, так что побелели костяшки пальцев, и голос его завибрировал от еле сдерживаемого гнева. Ретта пытливо поглядела ему в лицо и спросила:

— Кроме силы некромантов, за что еще вы не любите магов, Аудмунд? Должно быть что-то еще.

Маршал глубоко вздохнул и заговорил уже более спокойно:

— Вы в курсе, герцогиня, откуда взялись пролегающие между нашими странами Пустынные земли? В Вотростене их называют Потерянными.

Вопрос был явно с подвохом. Ретта задумалась, вызывая в памяти все, чему ее учили в детстве, и сказала наконец:

— Какая-то давняя война магов. В наших летописях о ней рассказывается не слишком подробно.

Аудмунд горько искривил губы:

— Война, вы правы. Две тысячи лет назад маги уничтожили красивейший, плодородный край, и мой народ, точнее те, кто смог выжить, были вынуждены уйти на север, в единственные никем не заселенные на тот момент земли.

— Ваш народ? — быстро спросила Ретта, изучающе посмотрев в зеленые глаза полузверя. — Но какой именно?

Впрочем, тот с ответом не колебался:

— Народ моего отца. Когда они основали Вотростен, оборотни уже жили на своих нынешних территориях. Хотя и они пришли когда-то издалека, из Внешних Земель, но только много, много ранее.

Ретта сжала пальцами виски и на мгновение прикрыла глаза.

— Простите, Аудмунд, мне необходимо обдумать услышанное.

— Понимаю, — легко согласился тот, вставая. — Думайте, герцогиня, время пока есть. Но его не слишком много, так что поторопитесь. А теперь пойдемте в лагерь — нам пора завтракать и сниматься.

Ретта кивнула, и эр-князь протянул ей руку. Тут солнце окончательно взошло над лесом, и он взглянул вверх, в небо, подставляя лицо ласковому теплу. Зрачки его сузились, превратившись в две узкие вертикальные щелочки, и Ретта инстинктивно отпрянула, вновь испугавшись стоящего перед ней полузверя. Но тот все еще терпеливо ждал, и тогда Ретта, дрогнув, сделала несмелый шаг вперед и медленно, готовая в любую минуту отдернуть руку, вложила пальцы в протянутую ладонь оборотня. Тот приветливо улыбнулся и сжал их. И тут в памяти ее всплыли слова капитана, что никто не может проследить за котом, если он этого не хочет. Но тогда получается, что Аудмунд знал о ее приближении и просто-напросто позволил себя увидеть? У него должен быть острый слух и тонкий нюх, ведь он зверь. Но тогда какова его цель? Ретта почувствовала, как голова у нее начинает кружиться от бесконечных вопросов. Что ж, потом, в спокойной обстановке, она еще поразмыслит обо всем произошедшем. И, возможно, до чего-то додумается. А пока заметила вслух:

— У меня есть имя. Алеретт. Или просто Ретта. Пойдемте в лагерь, Аудмунд. Я проголодалась от всех этих волнений.

И они вместе двинулись прежним путем. Оборотень бережно поддерживал ее, сам отводил нависающие над дорогой ветви, так что Ретте делалось немного неловко, однако вслух она ничего не говорила. Ведь как ни крути, а подобная забота всегда приятна.

Солнце успело подсушить росу, высветить подлесок, расплескаться по листьям орешника. Хотелось присесть где-нибудь поблизости на кочке и никуда не уходить, а просто любоваться и грезить, пока еще есть возможность. Вот только очень жаль, что птицы по-прежнему не поют.

«Может быть, Аудмунд специально все подстроил, чтобы иметь возможность поговорить? — размышляла тем временем Ретта. — Но ведь он не мог знать, что я отправлюсь его искать? Значит, заслышав мои шаги, на ходу подстроился и воспользовался подходящей возможностью?»

Версия выглядела вполне логично и, конечно, представляла маршала в выгодном свете. Что ж, значит, можно на этом и успокоиться, во всяком случае пока.

В просвете между деревьями показалась фигура часового, и Ретта почувствовала, как просыпается в груди веселая злость на собственную глупость и беспечность. Отправляясь совсем недавно из лагеря, она даже не удосужилась оглядеться по сторонам, а ведь воин наверняка стоял там же, где и сейчас! Поведение, с ее точки зрения, совершенно непростительное для герцогини! Что ж, кажется, не зря когда-то матушка Исалина сетовала, что дочь слишком много переняла от своего отца.

«Но может быть, — пришла ей в голову мысль, — он просто спрятался, завидев меня? Тогда, конечно же, дело другое».

И все же… Что, если в кустах и в самом деле прятался бы не оборотень, не стражник, а некромант? Или медведь, что ничуть не лучше.

Ретта покачала головой и ответила на заинтересованный взгляд Аудмунда:

— Все в порядке, просто сама себе удивляюсь. И кстати, — решила задать она только что возникший вопрос, — те внешние посты, там ведь были?..

Она не договорила, но он понял ее мысль и согласно кивнул:

— Там были оборотни. Они всю ночь охраняли нас.

Некоторое время Ретта молчала, обдумывая сказанное, так что даже часовой, в пределах видимости которого они стояли, скоро начал с интересом на них коситься. Наконец очнулась и посмотрела на Аудмунда:

— Спасибо, — прошептала она и с благодарностью сжала пальцы спутника.

Тот кивнул, пожав их в ответ, и они пошли прямиком к поляне, с которой доносились оживленные голоса.

— У нас все в порядке, — доложил Бёрдбрандт, едва завидев командира. — Сворачиваем лагерь.

— Хорошо, — лаконично отозвался маршал. — Тогда завтракаем и отправляемся.

— Понял.

Палатки на прежнем месте уже не было, так же как и ковров со шкурами. Один из воинов подбирал последние ветки лапника, а Бенвальд, как раз накладывавший в миски завтрак, прокричал:

— Командир, идите скорей! У нас еще даже остыть не успело!

«Все-таки, несмотря на рассуждения об оторванных головах, — подумала Ретта, — отношения у него в отряде далеки от формальных».

Сама она к подобному, конечно же, не привыкла. Но, странное дело, такая вот веселая суета и дружеские выкрики, обращенные к командиру, — все это скорее нравилось, чем вызывало оторопь.

— Скажите, а мне порция каши найдется? — спросила она с улыбкой, подходя к костру. — Всего одна — я много не съем.

Бенвальд хохотнул и протянул ей одну из мисок:

— Хоть две, госпожа.

— Благодарю вас, — ответила она и перехватила одобрительный взгляд оборотня.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, не мигая, пока, наконец, Ретта не опустила в смущении взгляд и не приступила к завтраку.

Бериса чуть в стороне паковала сундук, тихонько ворча себе под нос. Подошли двое солдат и забрали вещи Ретты. Няня, выговорив им что-то вдогонку, отряхнула руки и тоже села есть.

Утро было спокойным и мирным, так что казалось невозможным представить, будто совсем рядом на расстоянии пары миль бродит опасность.

— Хотелось бы мне знать, — заметила вслух она, — как выглядит этот лес во всей красе, с птичьим пением.

— Послушаете еще, — отозвался Аудмунд, тоже усердно работавший ложкой, — если, конечно, будет желание.

— Думаю, что будет, — ответила Ретта.

Молодой солдат, на вид чуть больше двадцати лет, очень серьезный, черноволосый и черноглазый, стал тушить костры. Подойдя к бочке, примостившейся на краю поляны, заглянул внутрь и крикнул:

— Командир, тут еще осталась вода!

— Не выливай! — мгновенно среагировал Аудмунд и, поставив уже пустую миску на землю, приказал: — Ну-ка, слей мне!

И принялся стаскивать с себя куртку с рубашкой. Солдат с готовностью ухватился за ковшик. А оборотень отошел в сторонку и принялся с удовольствием намываться, периодически громко, почти как настоящий кот, отфыркиваясь.

Картина была волнующая и завораживающая. Конечно же, обнаженный мужской торс был не тем зрелищем, к которому успела привыкнуть в Эссе юная герцогиня. Перевязки в госпитале, безусловно, не в счет — там все иначе. В пациенте, сколь бы красив он ни был, никогда не видишь мужчину — того, кто может заставить кровь бежать по жилам быстрее, это просто объект для работы.

Но здесь, в лесу Вотростена, на залитой ярким утренним солнцем поляне, она наблюдала, как моется Аудмунд, как мышцы его напрягаются под загорелой кожей, и чувствовала, что отчаянно краснеет, однако все равно не могла оторвать взгляда от крепкой, сильной фигуры брата князя.

Аудмунд вытерся старой рубашкой и полез в сумку, выудив оттуда новую, видимо ту самую, что накануне предлагал Ретте, оделся и снова, как недавно в лесу, замер, подставив лицо свету. На губах его играла легкая, мечтательная улыбка, во всем облике, в каждом взгляде и жесте читались уверенность и сила, и Ретта вдруг осознала то, на что накануне из-за собственной усталости и переживаний не обратила внимания — что Аудмунд не только командир отряда и брат князя, но и весьма привлекательный мужчина. Подумала и опять покраснела.

«А Бардульв, — вдруг подумала она, — легко убьет меня, когда я рожу ребенка».

Ведь после этого ее жалкая жизнь больше будет ему не нужна. Мысли ее разбегались. Возможно, то, что рассказал Аудмунд, произвело слишком сильное впечатление, однако охватившее ее душу смятение никак не хотело улечься.

Удивительно, но, кажется, Ретта была близка к тому, чтобы пожалеть. Пожалеть о том, что боги послали ей в мужья не того брата. С Аудмундом, несмотря на его полузвериную природу, ей вряд ли пришлось бы оглядываться и дрожать — до сих пор все его поведение говорило за то, что маршал Вотростена человек чести. Да и солдат не обманешь, уж это она хорошо понимала — недостойного командира они никогда не будут любить.

Аудмунд обернулся, посмотрев ей в глаза, но она не стала смущаться и опускать головы. Напротив — выдержала взгляд с достоинством.

— Ну что, Алеретт, — спросил он, подходя ближе, — вы готовы ехать?

— Да, — ответила она.

Тогда он протянул руку, и Ретта без колебаний вложила пальцы в ладонь полузверя. Ну, почти без колебаний. На одно короткое мгновение душа ее все же дрогнула, но ведь это не в счет, правда?

— По коням! — крикнул эр-князь и повел Ретту к терпеливо ожидавшему ее Астрагалу.

Воины загомонили и бросились выполнять приказ командира.

9. В дороге

На первый взгляд все шло как будто точно так же, как и вчера. Впереди отряда ехал Бёрдбрандт с пятеркой воинов, Ретта с няней в середине, и со всех сторон их окружал густой, кажущийся южанке непролазным лес, и по-прежнему не слышалось стука, посвиста или цвирканья его пернатых обитателей. Вот только оглушительная, вязкая тишина по непонятной причине больше не давила на слух. Страх ушел из сердца. Быть может, причиной этому было солнышко, проглядывающее сквозь густые резные кроны, или утренний разговор, который многое прояснил для Ретты? Или же она просто хорошенько отдохнула за ночь? Как бы то ни было, настроение ее в это утро было замечательным.

— Скажите, Аудмунд, — с любопытством поинтересовалась она у командира отряда, как раз ехавшего рядом, — какие птицы обитают в обычное время в Вотростене? Ужасно любопытно, а попробовать определить по голосу я, понятное дело, пока не могу.

Ретта, словно бы извиняясь, пожала плечами.

Оборотень сощурился:

— И впрямь досадно, что вы упустили столь интригующее, на редкость увлекательное развлечение. Когда я был маленьким, то любил играть в такую игру — убегал в лес, ложился под каким-нибудь деревом или кустом и старался отгадать, чей голос до меня доносится. Потом лез проверять, ведь в детстве оборотень еще может перепутать.

— А… — начала было она и осеклась.

Перед мысленным взором возникла картина: вот юный рысенок карабкается по стволу высокого дерева, ловко цепляясь за кору когтями, находит гнездо, со вниманием, обстоятельно изучает, а потом, недолго думая, съедает содержимое, и изо рта его торчат перья.

Аудмунд, вероятно по лицу догадавшись о ее мыслях, расхохотался:

— Стыдитесь, Ретта, как можно такое предполагать! Я ведь все-таки оборотень, а не зверь.

Однако, несмотря на нарочитую суровость тона маршала, глаза его смеялись, поэтому она в ответ просто беспечно улыбнулась и пожала плечами.

— А птицы, — продолжал тем временем ее собеседник, — на севере обитают самые разные. Хотя наверняка не так много, как в Месаине. Гуси и казарки, лебеди и огари, шилохвосты, нырки, гаги, глухари и тетерева.

Аудмунд вздохнул, и в глазах его на короткое мгновение появилась тоска.

— Если бы вы проезжали этой дорогой весной, то оглохли бы от птичьего пения. Теперь же… Не знаю, но очень хочу верить, что голоса крылатого народа однажды в нашем краю еще зазвучат. Вы понимаете, Ретта, я не могу допустить, чтобы все вот так просто безвозвратно погибло.

Лицо его исказила острая судорога непереносимой душевной боли. Герцогиня в волнении закусила губу и, не дрогнув, посмотрела прямо в глаза Аудмунда:

— Вы уверены, что они уничтожат Вотростен?

— Наверняка, — коротко кивнул он. — Им нужна кровь людей, нужны богатства, спрятанные в недрах — металлы, камни и золото. И совершенно точно не нужны птицы и звери. Возможно, не все колдуны таковы, однако магистр Джараак беспринципная сволочь, уж простите за грубость. Пока у власти в Фатраине стоит он, пытаться договориться о чем-либо или взывать к разуму и совести бесполезно.

— А среди некромантов здравомыслящие люди встречаются часто? — озвучила Ретта неожиданно заинтересовавший ее вопрос.

— Не очень, — честно ответил Аудмунд. — Обычно все же среди природных магов.

— А если, — она запнулась, но после короткого колебания все же решилась продолжить мысль, — если убить магистра?

Совсем рядом раздался рев зверя, и герцогиня могла бы поклясться, что слышит в рыке огромной кошки смех.

Маршал обернулся, бросив быстрый взгляд вглубь чащи, и на губах его заиграла ухмылка:

— О боги, Ретта, вовсе не обязательно кричать о подобном вслух. Поверьте, я рассматриваю решительно все возможности. Но далеко не каждую из них можно воплотить в жизнь прямо сейчас.

— Понимаю, — ответила она и оглянулась на сопровождающих воинов.

Бёрдбрандт ухмылялся, и она была почти уверена, что тот все слышал и, скорее всего, одобряет идею. Остальные либо не уловили их разговора, либо не обратили на него внимания. Но, странное дело, мысль о тьме, что она почувствовала накануне вечером, вновь проснулась в душе. Как будто неприятно кольнуло где-то внутри, в районе сердца. Что, если в отряде предатель, и он-то как раз услышал ее слова? Тогда им всем могут грозить серьезные неприятности. Впрочем, жалеть о глупости или кусать локти было уже поздно. Следовало присмотреться к каждому из воинов повнимательнее и, если что-нибудь выявится, рассказать Аудмунду.

Тот тем временем проехал вперед, спешился и, бросив поводья одному из солдат, скрылся в чаще.

— Он, наверно, хороший следопыт? — спросила Ретта у Бёрдбрандта, проводив взглядом маршала.

— Конечно, — мгновенно отозвался тот. — Один из лучших.

«Что, в общем, неудивительно, — додумала она. — Раз он зверь».

Повисло молчание. Мерно покачивались разноцветные венчики и метелки трав, купаясь в солнечных лучах, словно стремились показать себя гостье во всей красе. Делать пока было нечего, и она принялась от скуки присматриваться к растениям, что попадались в пределах видимости. Кроме вездесущего лопуха встречался бадан — растение, которое мастер Малиодор советовал применять как кровоостанавливающее и мочегонное средство, а также использовать при некоторых видах воспаления.

«Полезная трава, — размышляла Ретта, искренне радуясь, что нашла ее в Вотростене. — После, когда представится случай, нужно будет съездить и пополнить запасы».

Или не ждать, а просто попросить того же Аудмунда выделить ей воинов для охраны.

Тропа чуть расширилась, образуя некое подобие поляны, и Ретта заметила покачивающиеся невдалеке головки кровохлебки. Хороши при кровотечениях, воспалениях, поносе. Старый мастер учил ее делать отвары и настои, заставляя назубок запоминать, какая часть растения для чего именно может быть полезна.

«Надо будет попросить няню рассказать мне о северных лекарственных травах подробнее, — подумала Ретта. — Наверняка я еще многого не знаю».

В этот момент справа зашуршало, и из кустов выбрался Аудмунд. Он потряс головой, почти как настоящий кот, и подмигнул Ретте. Та рассмеялась.

— У меня для вас новости, — заявил он, садясь на коня и подъезжая ближе. — Вам понравится.

— Какие же? — не удержалась от вопроса та.

— Мясо, — коротко пояснил он. — А именно, вяленый фазан. Подарок от оборотней.

Сердце Ретты радостно подпрыгнуло:

— Неужели это правда?

— Конечно, — пожал плечами Аудмунд. — С какой бы стати я стал шутить такими вещами? Я в разговоре с дедом упомянул, что вы просили мяса, и они решили поделиться собственными запасами. Хотя охота летом у нас и запрещена, оборотни питаться только кашами не могут и не собираются. Но и браконьерство не в их стиле — они захватили небольшой запас с родины.

— Спасибо им, — прошептала Ретта чуть дрогнувшим голосом. — Передайте, пожалуйста, мою сердечную благодарность.

— Обязательно, — пообещал явно довольный ее реакцией Аудмунд. — Сразу же, как только увижу.

Солнце тем временем уже успело забраться в зенит. Мысли Ретты были легкими, а настроение благодушным. О будущем муже и его сородичах-магах думать совершенно не хотелось.

«И в конце концов, разве есть в этом такая уж насущная необходимость? — размышляла она. — Пусть события пока идут своим чередом, а мыслями о Бардульве я еще успею испортить себе настроение. Потом, когда он появится в пределах видимости. Рано или поздно ведь это случится?»

Хотя, конечно, лучше бы позже, чем раньше, но тут уж повлиять на ситуацию было не в ее силах. Да и бесконечно убегать от проблемы не выйдет. Ну, а пока почему бы не позволить себе немного расслабиться?

Решив таким образом, Ретта расправила плечи и огляделась по сторонам. Воины, не занятые в данный момент дозором, все же в большинстве своем ехали молча и сосредоточенно, тревожно вглядываясь в подлесок. Один только Бенвальд весело щурился, явно погруженный в какие-то собственные загадочные думы, и время от времени пытался достать ветки растущих вдоль обочин кустов. Ретта ждала, что Аудмунд одернет солдата, однако маршал, к ее немалому удивлению, молчал.

Наконец Бенвальд сорвал недозрелый орех и радостно гикнул. Ехавшие с ним рядом воины заозирались, и во взглядах их можно было прочесть снисходительное умиление. А тот, убрав добычу в карман и подобрав поводья, вдруг начал насвистывать какой-то веселый мотив. Поначалу Ретта не обратила на шалость солдата никакого внимания, однако вскоре поняла, что высвистывает он, судя по всему, какую-то песню.

— Это называется художественный свист, — охотно пояснил Аудмунд, заметив ее вопросительный взгляд. — Он в нем большой мастер.

Ретта задумчиво закусила губу:

— Для меня, конечно, подобное искусство внове. В Месаине не любят свистеть, считая подобное занятие плохой приметой.

Аудмунд с искренним недоумением пожал плечами:

— Красота ничем не может оскорбить богов, в этом уверены в Вотростене. Конечно, если ты новичок, то лучше тренироваться в безлюдном месте, где никто не услышит, ну а мастер вполне может позволить себе усладить слух товарищей и не быть с позором изгнанным.

«Еще одно отличие наших народов», — подумала Ретта и прислушалась к свисту внимательней.

Даже не зная сюжета песни, его, безусловно, можно было нафантазировать. То звуки походили на топот лошадиных копыт по камням, то отчетливо слышался шум ручья. Мотивы, напоминающие разговор или скрежет стали наводили на мысль, что в песне речь шла о каком-то походе.

Дозорные по-прежнему ехали молча, внимательно и слегка настороженно присматриваясь к дороге, и можно было подумать, что они и вовсе не слышат экзерсисов Бенвальда, однако прочие охотно подхватили забаву и принялись напевать.

Слышать песню на чужом языке Ретте было непривычно и как-то странно. Оказалось, она может разобрать далеко не все словесные обороты, когда они шли в непривычном порядке.

«Кажется, мне еще есть, куда расти», — подумала она.

Однако общий смысл слов был вполне понятен. Действительно, армия отправилась в поход, и сюжет от куплета к куплету отличался лишь тем, что менялся антураж. То они шли пешком, то плыли на кораблях. Потом армия непонятным образом залезла в горы, но Ретта не стала уточнять, как именно, не желая отвлекать пустыми вопросами Аудмунда — тот как раз подъехал к Бёрдбрандту и о чем-то с ним разговаривал. А няня и сама подпевала вполголоса.

«Лучше потом немного подучу язык и попрошу еще раз мне спеть эту песню», — решила она.

Бёрди наконец коротко кивнул в ответ на слова командира, и тот, осадив коня, вернулся к спутницам и спросил:

— Вы как, герцогиня, не слишком устали?

— Пока еще нет.

— Хорошо, — кивнул он. — Примерно через час мы выйдем к реке, там и сделаем тогда привал.

— Поняла вас. Действуйте так, как считаете нужным, Аудмунд, не оглядывайтесь на меня. Легкие неудобства я вполне могу пережить. Было бы глупо с моей стороны лезть в дела, в которых я совершенно не разбираюсь, — такие, как безопасность пути или обустройство лагеря.

— Благодарю вас, — вполне серьезно ответил он ей и снова переместился в голову их небольшой колонны.

Остро пахло шишками, сосной и свежей зеленью. Аромат проникал в легкие, кружил голову, и Ретте тоже вдруг захотелось махнуть рукой на все приличия и запеть. Но, конечно, пока позволить себе подобного она не могла. Не считая того, что вотростенцы не знают языка Месаины, что они подумают о таком поведении герцогини?

«Или же это все отговорки, и дело в самой обыкновенной стеснительности?» — подумала она, однако выяснять правду не стала.

Она ехала, и на лице ее блуждала светлая, немного мечтательная улыбка. Бенвальд закончил с песнями и принялся читать стихи. Речь в них шла о белках и лебедях, о погонях и кораблях, о дамах, и Ретта понимала их содержание не в пример лучше.

— Просто стихи короткие и простые, без хитрозамудреных коленец, — пояснила Бериса воспитаннице.

— То есть в то, что мои знания языка улучшились, ты не веришь? — сощурилась та.

— За четверть часа? — ехидно уточнила нянька. — Нет, конечно.

Ретта вздохнула.

«Впрочем, радует хотя бы то, — подумала она, — что нет проблем с пониманием обычной речи. А песни и стихи, безусловно, не к спеху».

Вскоре они доехали до обещанной Аудмундом реки.

Лес тут раздавался, образуя довольно обширную прогалину, и снова начинал расти густой стеной впереди примерно на расстоянии мили. Широкая река выныривала из подлеска, делала крутую петлю и вновь исчезала в зарослях.

— Айтольв! — окликнул эр-князь одного из воинов, и Ретта, оглядевшись, заметила, что на зов вышел крепкий, кряжистый мужчина лет сорока на вид с чуть заметной сединой в темных волосах.

— Займись обедом, — приказал маршал.

— А я? — тут же спросил Бенвальд.

— А ты ради разнообразия пока в дозоре постоишь.

Бёрдбрандт ухмыльнулся и спешился.

— Караул на тебе, — велел ему Аудмунд.

— Понял.

Бенвальд же было приуныл, но уже через несколько секунд лицо его вновь осветилось радостной улыбкой, а глаза заблестели.

Воины занялись лошадьми, а тот, кого назвали Айтольвом, передал поводья одному из соседей и отправился разводить костры.

— Достань полотенце, — попросила Ретта няньку.

Старуха полезла в седельную сумку:

— Вот, держи.

— Спасибо.

Она отошла в сторонку, чтобы никому не мешать, и принялась умываться. Коса то и дело норовила соскользнуть со спины прямо в воду, но возвращаться за шпильками или просить о помощи Берису не хотелось. Кое-как, порядком намучившись, ей все же удалось привести себя в порядок и не искупаться. Довольная пусть незначительным, но все же достижением, Ретта вернулась к остальным и, отдав полотенце, принялась размышлять, чем ей заняться.

Часть отряда стояла на постах, охраняя лагерь, часть занималась лошадьми, и ни тем ни другим ее помощь явно не требовалась. Немного подумав, она отправилась к Айтольву, который как раз вешал котелок с водой над огнем. Рядом, над соседним костром, уже исходил паром второй.

— Моя помощь случайно не нужна? — поинтересовалась Ретта, присаживаясь на корточки.

Тот поднял взгляд и посмотрел на герцогиню откровенно скептически:

— Да нет, наверное. А впрочем… Вон в той сумке, с драконом, лежат травы для чая. Отберите пока на свой вкус.

— Хорошо, сейчас, — с готовностью откликнулась Ретта, радуясь, что поручение для нее все же нашлось.

Шиповник. Из него получится напиток с приятным кисловатым вкусом. А у отвара из перечной мяты нежный, приятный аромат. Цикорий, лимонник, имбирь… В конце концов Ретта отобрала зверобой, душицу, мяту, крапиву и мелиссу и передала Айтольву.

— Благодарю, — отозвался тот.

Ретта заглянула внутрь котелка. Там булькала гречневая крупа.

— Скажите, а в обычное время вы чем занимаетесь? — поинтересовалась она. — Если не секрет, конечно.

— Да какой секрет, — пожал тот плечами. — Я капитан лейб-гвардии.

— Ого! — не удержалась Ретта и новым взглядом осмотрелась по сторонам.

Зрелые и молодые, серьезные и веселые. Кто-то хмурится, сосредоточенно копаясь в седельной сумке, кто-то точит меч, пользуясь передышкой. Но кто все эти люди, чем они живут и дышат и в каких войсках служат в свободное от похода время? Этот вопрос она и задала собеседнику.

Аудмунд тем временем накормил и напоил своего коня и, оставив его на попечение одного из воинов, скрылся под пологом деревьев.

Айтольв, не прекращая помешивать кашу, попросил:

— Госпожа, не могли бы вы подать вон из той сумки сушеные грибы?

Ретта с готовностью бросилась исполнять поручение, а собеседник тем временем начал рассказывать:

— Кто чем занимается? Ну, из пятнадцати человек двенадцать — командиры.

— Так много? — удивилась Ретта.

— Ну да.

— А зачем же Аудмунд взял их столько?

Айтольв чуть заметно осклабился и пожал плечами:

— Как вы понимаете, влезть маршалу в голову я не могу. Однако предполагаю, что ему нужны были не те, кто привык лишь исполнять приказы, но люди, умеющие самостоятельно мыслить и принимать решения в сложных, нестандартных ситуациях. А дерутся солдаты и командиры совершенно одинаково, если что.

— Понимаю, — отозвалась Ретта. — И, наверное, вы правы. А остальные трое?

Айтольв высыпал грибы в кашу и принюхался. Кивнув одобрительно, продолжал:

— Бенвальд новобранец, в армию поступил перед самой войной, но уже успел неплохо себя показать. К тому же его легкий, веселый нрав — само по себе полезное качество для любого отряда. А двое других часто побеждали в состязаниях — они сильные и ловкие ребята.

«Интересно, кто из них носит в душе тьму?» — подумала с некоторой долей недоумения Ретта.

На первый взгляд как будто никто не вызывал подозрений. Значит, позже, во время дневного перехода, надо будет попытаться «послушать» всех еще раз, более тщательно.

Наконец обед был готов и разложен по мискам. Воины отпустили коней пастись и, рассевшись кругом костра, усердно заработали ложками. Айтольв извлек из сумки и раздал им по солидному куску вяленого мяса, а подошедший как раз Аудмунд протянул еще одно блюдо Ретте:

— Вот, держите. Обещанный подарок от оборотней. Тот самый вяленый фазан.

— Благодарю вас, — ответила герцогиня, и голос ее чуть дрогнул от волнения.

Таких подарков ей, конечно же, прежде никто не делал. Дарили шелка и жемчуг, драгоценности, духи и изысканные приправы. Но мясо, которое самим людям-рысям пригодилось бы гораздо больше, чем ей, было тем даром, значимость которого переоценить невозможно. Так же, как и заботу Аудмунда.

— Благодарю, — повторила она, и маршал немного неловко кивнул в ответ.

Кажется, его и самого смутила реакция подопечной.

10. Водопад семи радуг

— Так, все — привал окончен, — объявил Аудмунд, — собираемся и вперед.

Бёрдбрандт встал, проворно собрал посуду и направился к реке мыть ее. Бенвальд, Айтольв и еще пять воинов стали готовить лошадей, а Ретта, пользуясь случаем, спросила у Берисы:

— Скажи, а ты не знаешь, кто такой Бёрдбрандт?

Няня пожала плечами и посмотрела на подопечную с нескрываемым интересом и столь же искренним недоумением:

— Почему, знаю. Бёрди старший сын одного из советников, с младенчества, считай, при дворе. Не только я — его полстолицы узнает в лицо. А что случилось?

— Да так, — решила она пока не вдаваться в детали, — думаю кое над чем.

Значит, скорее всего, тьма и правда не в нем. С какой стати бы наследник столь знатного рода стал служить врагам? Хотя убедиться все равно не мешает.

Воспользовавшись тем, что объект ее интереса тушит костер, Ретта подошла к нему ближе и прислушалась. Нет, не он. Бёрдбрандт совершенно определенно не фонил тьмой, и в душе его ощущалась скорее искренность и добродушное лукавство, чем опасный обман.

— Могу я чем-нибудь помочь? — поинтересовалась она вслух.

Сын советника оглянулся и несколько удивленно приподнял брови:

— Да нет, мы уже и сами все сделали. Но за предложенную помощь спасибо.

Большинство воинов уже гарцевали в седлах. Ретта подошла к Астрагалу, погладила его по шелковистой шее и извлекла из сумки кусочек моркови. Конь заинтересованно всхрапнул и потянулся за лакомством.

«Надо бы мне самой научиться за ним ухаживать», — решила Ретта.

Все равно ей на стоянках решительно нечего было делать, а сидеть на подушках и терпеливо ждать, пока ее обслужат, не позволяла совесть — ведь все работают, включая эр-князя и аристократов! А она чем лучше?

«Решено — сегодня же вечером попрошу Аудмунда меня поучить».

Тем временем оборотень подошел и уже привычно опустился на колено, чтобы помочь ей сесть в седло. Поставить ногу на протянутые ладони Ретте, что ни говори, было трудновато. Нет, не физически, а морально. Но и создавать провожатым каждый раз проблемы было как-то не с руки.

Украдкой вздохнув, она все же наступила на предложенную опору, и Аудмунд легко ее подсадил.

— Благодарю вас, — сказала она, подбирая повод, и невольно вздрогнула, заметив, что зрачки его вновь превратились в узкие вертикальные щелки. Кажется, к полузвериной природе брата князя привыкнуть будет гораздо труднее, чем к его приветливому, благородному нраву.

Оборотень посмотрел внимательным, долгим взглядом, затем кивнул, давая понять, что услышал и принял слова признательности, и в свою очередь вскочил на коня.

Отряд тронулся, и Ретта принялась «прислушиваться» к душе каждого из невольных спутников.

Айтольв. В нем суровость и серьезность. Скорее всего, многое повидал. Но никакой тьмы и близко нет.

Бенвальд. С этим все просто — прозрачен, словно только что вымытое оконное стекло. Кроме веселья чувствуется серьезность и благоговение перед прославленным командиром. «Точно не он, — подумала Ретта. — Едем дальше».

Она немного придержала коня и поравнялась с воином лет двадцати пяти на вид. Предельно серьезен и собран. Вообще за все время поездки не улыбнулся ни разу. На мизинце левой руки шрам, отчего палец торчит в сторону под неестественным углом. Темноволос и голубоглаз — необычное сочетание в любом конце света. И вдобавок ко всему кристально чист.

«Интересно все-таки, кто из них? — размышляла Ретта. — И каковы мотивы?»

Одного за другим она вычеркивала воинов из воображаемого списка кандидатов в предатели. Или в лазутчики? Интересно, может ли быть этот загадочный человек магом?

От последней мысли Ретте стало не по себе, по спине побежали мурашки. «На ближайшей стоянке сообщу обо всем Аудмунду! — решила она. — В конце концов, он эр-князь и маршал, вот пусть и разбирается».

Однако дело следовало довести до конца, и она постаралась как можно незаметнее подъехать к очередному воину, уже девятому по счету. И поняла, что ей в конце концов повезло.

Нет, ее не обдало в один момент волной тьмы, как можно было бы ожидать: солдат явно маскировался и старался ничем не выдать своих истинных намерений. Однако в глубине его души она нащупала тонкую ниточку раздражения, осторожно потянула за нее и нашла, наконец, ту самую тьму, что была целью поиска.

Ретте показалось, будто ее окунули в смолу — настолько неприятным оказалось ощущение. Она присмотрелась внимательней — самый обыкновенный, совсем не примечательный облик. За все время он ничем не обратил на себя внимания, а увидь такого в толпе — забудешь через несколько минут.

«А впрочем, — вдруг подумала Ретта, — мама говорила, что настоящий разведчик именно таким и должен быть. Выбрать кандидата с примечательной, запоминающейся внешностью — значит заранее обречь задание на провал».

Выходит, дело сделано, и искомый носитель тьмы найден. Ретта вздохнула с облегчением. Теперь, пока они не доехали до места вечерней стоянки, можно и расслабиться.

— Сегодня мы остановимся раньше, чем вчера, — объявил Аудмунд. — Как раз будет удобный для лагеря ручей. Только не вздумайте пить из него, не вскипятив воду, — она слишком холодна.

— Хорошо, я постараюсь не забыть, — ответила Ретта и, в свою очередь, задала заинтересовавший ее с недавних пор вопрос: — Скажите, а почему нам не встречаются хищники?

Действительно, ни разу с момента ее прибытия не слышала она вой волка, не замечала медвежьей спины.

Аудмунд пожал плечами:

— Они боятся оборотней.

— Вот как?

— Именно. Они чувствуют то, чего не понимают, — сочетание хищной силы и разума, а потому избегают нас. Ни один дикий зверь не в состоянии выдержать прямой взгляд оборотня. Поэтому, герцогиня, пока рядом я и мои сородичи, на свидание с волками можете не рассчитывать.

— Меня зовут Ретта, — проворчала она просто для того, чтобы сказать хоть что-то: смысл слов Аудмунда непонятно почему пугал. Может быть, дело в том, что для нее это все внове и она, в отличие от вотростенцев, просто не привыкла к такому соседству?

Аудмунд довольно осклабился, и можно было подумать, что он достиг цели. Нарочно ее поддевает? А впрочем, даже если маршалу и захотелось немного развлечься столь несерьезным образом, то почему бы и нет? Имеет полное право.

Солнце постепенно начинало прятаться за облаками, и Ретта решила, что краткая передышка подходит к концу.

«Главное, чтобы дожди не начались, — забеспокоилась она. — Застрять в лесу или ехать под ливнем — не самые приятные перспективы».

А впрочем, Аудмунд в первый день говорил о конном паланкине. Кажется, дождь это то, о чем ей точно не стоит переживать, — у ее провожатых наверняка все предусмотрено.

Мысль оказалась весьма утешающей, и вскоре Ретта начисто забыла о воображаемых проблемах.

— Няня, — обратилась она к ехавшей неподалеку Берисе, — может, позанимаемся?

Осознание того, что она не поняла до конца песню, не давало ей покоя. Если она собирается прожить жизнь в Вотростене, навыки знания языка следовало довести до совершенства.

Старуха согласилась, и таким образом они скоротали до вечерней стоянки время. Когда Аудмунд объявил привал, Алеретт даже обрадовалась — няня ее гоняла безжалостно.

— Завтра продолжим, — пообещала она, уже оказавшись на земле.

— Как скажешь, — ответствовала Бериса и направилась к сундукам.

Воины вновь принялись готовить палатку, а Ретта подошла к Аудмунду, возившемуся с собственным конем.

— Не поучите меня ухаживать за Астрагалом? — попросила она. — Хочу быть полезной.

— Это похвально, — ответил оборотень, и она снова не поняла, шутит он или говорит серьезно.

Темнота все больше сгущалась, однако яркий, радостный свет костров разгонял тени.

— Для начала с конем необходимо пошагать, — объяснял Аудмунд, и Ретта, расседлав, взяла своего под уздцы и стала ходить по краю поляны. — Затем укрыть попоной и дать сена, можно моркови. Через полтора-два часа покормить. Воду, если конь не накидывается на нее и не горячий после шагания, можно просто в денник поставить. Хотя у нас тут денников, конечно, нет.

Ретта честно выполняла все, что ей объяснял Аудмунд, иногда переспрашивала, уточняла, но в целом учитель, кажется, был доволен и вскорости объявил, что урок усвоен и ее конь в полном порядке.

— Завтра перед поездкой его тоже необходимо будет отшагать, — напомнил он.

— Хорошо, — кивнула Ретта и отряхнула руки. — Я запомню.

— Ну вот и славно. А теперь ужинать.

Бенвальд, колдовавший над котелком, как раз объявил, что все готово и можно налетать. Воины радостно зашумели и потянулись за ложками.

— Сегодня у нас уха, — заявил он с гордостью.

— Тоже от оборотней? — спросила Ретта Аудмунда.

— Конечно, — подтвердил тот. — У нас ведь не было возможности порыбачить. А коты просто послали к морю двоих, и те добыли ужин себе и нам.

Перед глазами невольно встала картина, как две огромных рыси сидят на берегу, держа в передних лапах удочки, и Ретта хмыкнула. Зрелище выходило, что и говорить, впечатляющим. Аудмунд, догадавшись, видимо, о предмете ее веселья, тоже ухмыльнулся и покачал головой.

Уха оказалась густой и наваристой. Дело, разумеется, было не в том, что Ретта сильно проголодалась, хотя желудок уже недвусмысленно намекал, что он не прочь подкрепиться. Но какие же ароматы плыли над поляной!

— Бенвальд, вы прирожденный повар, — вполне искренне похвалила она, пристраивая поудобнее миску на коленях.

Довольный солдат протянул ей толстый ломоть хлеба.

— Спасибо, госпожа. Я вот недавно как раз подумывал, что потом, когда состарюсь и выйду в отставку, открою харчевню в Асгволде.

— Полагаю, что процветание твоему заведению обеспечено, — заметил Аудмунд, устраиваясь с противоположной стороны костра.

— Ваши бы слова до ушей Таты донести, — отозвался Бенвальд.

Дальше ужин продолжался в молчании — все усердно работали ложками, и слова по этой причине просто не успевали покидать уста.

«Интересно, — размышляла между тем Ретта, — чем занимаются воины на привалах, когда рядом нет неудобных спутниц в лице герцогинь?»

В самом деле, вряд ли в ее присутствии они могли себе позволить азартные игры или неприличные истории. Но что она вообще знает о жизни в армии? Даже о месаинской не слишком много. Можно сказать, вообще ничего. И няню спрашивать бессмысленно — откуда бы купеческой дочке вдруг стали известны такие подробности?

Она отставила в сторону опустевшую миску и потянулась к кружке с травяным отваром. Вот еще любопытный момент — они всегда пьют нечто подобное или, случается, перепадает что-нибудь по-настоящему горячительное?

В раздумьях, кого бы расспросить на столь щекотливую тему, Ретта начала оглядываться по сторонам.

— Что-то потеряли, герцогиня? — поинтересовался Бёрдбрандт.

Аудмунд тем временем поблагодарил Бенвальда за старания и направился к скинутой на землю седельной сумке.

— Леди, здесь же армия, — ответил Бёрдбрандт, когда Ретта изложила ему суть вопросов. — Аудмунд такие кости устроит, что мало не покажется. Если вдруг переход был не обременителен и сил осталось еще достаточно, он непременно найдет занятие, можете быть уверены. В карауле стоять, отхожее место готовить, оружие чистить. Также можно потренироваться копать укрепления.

— Я поняла вас, — ответила Ретта, пряча улыбку. — Благодарю за разъяснения. Кажется, я действительно дала маху.

— Бывает, — рассеянно махнул рукой Бёрди. — Откуда бы вам знать?

Темнота за границей костров клубилась, все сильнее сгущаясь, и Ретта подумала, как дозорные различают хоть что-то? Но спрашивать второй раз не решилась. В конце концов, если б они ничего не видели, в дозоре не было бы никакого смысла. С кошаками, впрочем, все и так понятно, ну а люди? Тренировки?

«Должно быть, так», — решила она.

Аудмунд наконец выудил что-то из сумки и направился к ручью. Приглядевшись, Ретта с некоторой долей удивления узнала рубашку.

— Неужели стирать собрался? — спросила она вслух, сама не зная кого.

Впрочем, ответ все равно последовал:

— А что тут такого необыкновенного? — удивилась Бериса.

— Но…

Что ни говори, она с трудом могла представить, чтоб генерал в Месаине собственными руками стирал белье.

— Кошки капризны в этом отношении и не переносят грязи, — начала объяснять нянька очевидные, в общем-то, вещи. — Однако слуг я поблизости не наблюдаю. Значит, остается только стирать самому.

— Логично, — пробормотала Ретта, задумчиво наматывая прядь волос на палец.

Аудмунд тем временем принялся намыливать грязную рубашку. «Вот, кажется, тот самый благоприятный момент для разговора», — поняла она. Встав, она огляделась по сторонам, проверяя, не идет ли кто в ту же сторону, и пошла к ручью.

Звезды обильно рассыпало на небе. Они покачивались в воде, загадочно мерцая, и можно было легко вообразить, будто не существует ни войн, ни магов, а только эти вечные огоньки в небе, музыка и еще, пожалуй, красота.

«А всему остальному и незачем быть на свете», — подумала Ретта.

Остановившись на берегу, она некоторое время внимательно наблюдала за размеренными, уверенными движениями оборотня, и от осознания близости опасного зверя мороз бежал по коже.

— Аудмунд, — позвала она наконец вслух вполголоса, — у меня к вам серьезный разговор.

— На какую тему? — поинтересовался тот, по-прежнему сосредоточенно пытаясь отстирать какое-то пятно.

Мешать ему Ретта, конечно, не стала, а просто уселась рядом на корточки:

— На тему загадок.

Эр-князь заинтересованно обернулся:

— И?

— Понимаете, — принялась по возможности обстоятельно объяснять она, — у меня есть дар. Не самый полезный в жизни, но и не причиняющий особых хлопот. Я чувствую души людей — добро, зло.

— Та-а-ак, — протянул Аудмунд. — Я вас внимательно слушаю, Ретта.

Занятия он, впрочем, своего не прервал. Она хотела было поначалу обидеться на такое невнимание, но потом поняла, что не стоит давать солдатам повода заподозрить, что разговор был серьезным.

— Так вот, — продолжала она, — один из ваших воинов вызывает у меня беспокойство.

— Кто именно?

— Тот, неприметный. У костра сидит третьим справа.

Аудмунд быстро обернулся, приглядываясь, и вновь вернулся к процессу стирки.

— Он ничем не обращал на себя моего внимание в походе. Но вот в чем дело — в глубине его души я чувствую тьму. Остальные как на ладони, а он словно прячется. Однако когда я предложила убить магистра, всплеск тьмы последовал сильный.

Эр-князь тщательно отжал рубашку и расправил, приглядываясь, словно проверяя, хорошо ли отстирал.

— Благодарю вас за информацию, Ретта, — проговорил он тихо. — От всего сердца.

— Он маг? — с тревогой в голосе спросила она.

Но Аудмунд, к ее удивлению, отрицательно покачал головой:

— Совершенно точно нет — я бы знал. Оборотни чувствуют этих тварей. Однако это не значит, что он не может на них работать.

— А вдруг он только собирается предать?

— Может быть все что угодно, но я бы поставил на шпиона. Вотростенец, любящий магов, — явление совершенно немыслимое. Поймите, я не идеализирую сородичей — все дело в истории Вотростена. Однажды вы и сами это поймете, когда подробнее с ней ознакомитесь. Пока же могу заверить, что каждый вотростенец с молоком матери впитывает ненависть к колдунам. Поэтому… скорее всего, шпион. Но я разберусь, уж в этом можете быть уверены. Так что выбросьте всякие тревоги из своей хорошенькой головы.

— Я дочь герцога, а не безмозглая кукла! — возмущенно фыркнула Ретта.

Аудмунд вполголоса рассмеялся и примирительно поднял руки:

— Простите меня, признаю — сказал глупость. Как насчет того, чтобы завтра в качестве компенсации съездить посмотреть на водопад семи радуг?

Ретта, сложившая было демонстративно руки на груди, передумала обижаться и подняла взгляд на Аудмунда:

— А что это?

— О, это местная достопримечательность, — загадочно улыбнулся он. — Водопад, над которым одновременно может быть видно до семи радуг сразу. Говорят, что перед поездкой нужно загадать желание и посмотреть, сколько их для тебя зажжется. Чем больше, тем благоприятней ответ Таты.

— А, так водопад священный! — догадалась Ретта.

— Именно так.

— А если едут несколько человек?

— Не имеет значения. Каждый видит свое число радуг над водопадом, даже если глядят все одновременно.

— Тогда какие могут быть сомнения? — с энтузиазмом воскликнула она. — Конечно, мы поедем!

— Отлично! Крюк придется сделать совсем небольшой, всего в пару миль, так что в пути мы не сильно задержимся. И знаете, если вдруг вас кто спросит, о чем мы тут так долго беседовали, скажите, что вы просили научить вас стирать.

В глазах Аудмунда прыгали смешинки — это она заметила даже в темноте.

— Хорошо, — согласилась она послушно. — А чем в Вотростене стирают?

Оборотень, уже протянувший руку, чтобы помочь ей встать, в голос расхохотался:

— О боги, Ретта! Мылом, конечно, чем же еще!

Алеретт уронила лицо в колени и вслед за эр-князем захохотала.

Сидящие у костра стали заинтересованно оглядываться.

— Все в порядке, — успокоил их Аудмунд, — можете начинать загадывать желания.

— А-а-а, так мы едем к водопадам? — обрадовался Бенвальд.

— Именно.

Ретта ухватилась за протянутую ладонь и легко поднялась на ноги. Вместе они пошли к костру, где солдаты уже начали строить планы на грядущий день. Бёрдбрандт чуть заметно ухмылялся себе под нос, и вид его в целом был весьма загадочен. Бенвальд сосредоточенно загибал пальцы, и можно было подумать, что вопросов к богине у него накопилось немало.

— Это хорошо, — пробормотал Айтольв и погладил короткую бороду. — Мне тоже есть о чем спросить.

— А бывает так, что ни одной радуги над водопадом не видно? — вдруг поинтересовалась Ретта.

— Конечно, — ответил ей Аудмунд.

— И что это значит?

Эр-князь пожал плечами:

— Тут уж каждый трактует, как ему хочется. Некоторые сразу отказываются от задуманной затеи, а кто-то, случается, возвращается к проблеме чуть позже. Иногда во второй раз радуга зажигается. Ну, а если Тата промолчала три раза, тут уж точно лучше выкинуть зловредную идею из головы — ничем хорошим она не кончится.

— Понятно, — ответила ему Ретта. — Благодарю за разъяснения.

— Да не за что.

И она принялась размышлять, какой вопрос ей задать Великой Матери. Понятно, конечно, что он должен, так или иначе, касаться Вотростена. Но что же ее интересует?

Пальцы слегка подрагивали от волнения, и Ретта подумала, глядя на звезды над головой:

«Кажется, ответ очевиден — хочу быть счастливой в браке. Вот о чем спросить надо».

Хотя, если вспомнить о кандидате в супруги… Какое уж тут можно ждать счастье? Однако она ведь может только гадать, будущее же в руках Таты. Вот она завтра и поинтересуется у богини, что та думает на сей счет.

— Наверное, стоит сегодня пораньше лечь спать, — высказался Бенвальд. — Чтоб завтрашний день поскорей наступил.

— Хорошая мысль, — поддержал его Аудмунд. — Ретта, ваша палатка готова.

— Спасибо. Добрых всем снов.

Воины нестройно загудели, и они с Берисой отправились отдыхать.

Поутру же первым делом она направилась готовить Астрагала к поездке. Почистила его, напоила, дала овса. Когда собственный завтрак, состоящий из жареной рыбы, сыра и хлеба, был съеден, вновь вернулась к коню. Теперь следовало с ним походить и поседлать, как объяснял Аудмунд.

— Проверьте, пожалуйста, все ли я правильно сделала, — попросила она в конце концов одного из солдат, что чаще других занимались лошадьми.

— Сейчас, госпожа, — с готовностью откликнулся тот.

А Ретта, уступив место, погладила Астрагала по шее и прошептала:

— Ну как, поедем смотреть, что нас ждет, дружище? Ты думаешь, день будет хорошим?

Конь в ответ закивал, словно пытался выразить согласие.

— Все в порядке, — объявил наконец ее невольный конюх.

— Благодарю вас.

Солнце с утра то пряталось за легкими облаками, то сияло ярче, чем в южный полдень. Ретта щурилась, закрывая глаза от света ладонью, и ждала, пока Аудмунд скомандует отправление.

Бериса тем временем укладывала последние вещи в повозку, солдаты приводили в порядок место стоянки. Всюду царили радостное оживление и суета.

— Ну что, Ретта, готовы? — поинтересовался оборотень, подходя к собственному коню.

— Вполне. Жду с нетерпением.

— Тогда вперед!

Из зарослей раздался негромкий рык рысей, и можно было предположить, что они тоже устали ждать отправления.

— А они не будут подходить ближе? — спросила Ретта, когда отряд уже ехал по лесной тропинке.

— Кто? — уточнил Аудмунд.

— Ваши сородичи.

— А вы очень хотели бы их увидеть? — приподнял он вопросительно брови.

В глубине глаз отчетливо плескалось лукавство. Она честно подумала над вопросом и покачала головой:

— Пожалуй что нет.

— Вот и ответ тогда на ваш вопрос.

«Должно быть, это и есть главная причина того, что мы поехали сушей. На корабле обеспечить защиту с помощью оборотней было бы не в пример труднее. А магия… она ведь еще ничего не значит. Кто захочет — найдет способ достичь цели. Особенно если его не связывают по рукам и ногам такие неудобные понятия, как честь и совесть».

Сосны тем временем все больше редели, постепенно сменяясь кедровым стлаником. Тучки окончательно рассеялись, и солнце щедро изливало на землю свои лучи.

Время от времени кусты поблизости начинали шевелиться, и если присмотреться, то можно было заметить мелькающий тут и там клок рыжей шерсти. Однако Ретта, естественно, предпочитала не разглядывать прячущихся рысей и, хотя ей было по-прежнему не по себе, уверенно глядела вперед, в сторону горизонта, где что-то отчетливо голубело.

— Мне кажется или там река? — наконец задала она вопрос Аудмунду.

— Вы абсолютно правы, — кивнул оборотень. — И нам предстоит ее преодолеть. А по другую сторону есть удобная, протоптанная тропа, ведущая как раз к водопадам.

Ретта задумалась. Вероятно, от того ответа, что ей скоро дадут, будет многое зависеть. Нетерпение в груди разгоралось, и она с трудом удерживалась от порыва перейти в галоп. Во-первых, на столь каменистой тропе это само по себе может быть опасно, а во-вторых, не хотелось доставлять нежданных проблем провожатым.

Астрагал тщательно выбирал, куда поставить ногу, и время от времени недовольно фыркал.

— Кажется, он предпочел бы почву помягче, — заметила Ретта вслух.

— Ничего, — отозвался ехавший впереди Аудмунд. — Когда доберемся до водопада, тропинка снова станет удобной. И да, на вашем месте я теперь не был бы столь внимателен.

«Значит, рыжие кошки будут переправляться на тот берег первыми», — поняла она.

Эр-князь подъехал, взял Астрагала под уздцы, и Ретта обратила глаза к небу.

В кустах с обеих сторон зашелестело, однако вскоре звуки стихли. Шуршал гравий, кони мерно пофыркивали. Прямо над головой летала птица, и Ретта не без удивления узнала ласточку. Значит, они тоже прилетают на север, чтобы вывести потомство.

— Удивительно, — пробормотала она.

Но ей никто ничего не ответил. Оглядевшись по сторонам, она поняла, что все готовятся к переправе. Аудмунд спешился и передал поводья своего коня Бёрдбрандту.

Река была отнюдь не широкая, но норовистая: справа и слева виднелись перекаты, да и сам брод оказался весьма каменистым.

— Держитесь крепче, — распорядился маршал и, дождавшись, пока Ретта обнимет Астрагала за шею, взял его под уздцы.

Вода с азартом плескалась, стремясь перелиться за край сапог, однако шаги оборотня были твердыми и уверенными. Конь, поначалу явно волновавшийся, успокоился, почувствовав сильную руку, и уже без страха ступил в воду.

Оказавшись на противоположной стороне, он радостно заржал и обернулся, словно хотел похвастаться перед сородичами достижением. Аудмунд погладил его и достал из кармана кусок яблока. Астрагал охотно забрал предложенное угощение.

Вскоре переправились и остальные члены отряда.

— Теперь куда? — спросила Ретта.

А впрочем, она и сама уже успела заметить широкую тропу, прорубленную в зарослях стланика, и ответ Аудмунда лишь подтвердил ее догадку:

— Именно туда.

Дорожка змеилась, постепенно забирая все выше и выше. По обеим сторонам голубели незнакомые цветы, и Ретта решилась, пользуясь случаем, уточнить:

— Что это?

— Северный лен, — отозвался Аудмунд. — Наши предки его вывели еще до катастрофы с прародиной и рассадили на полуострове. Он отлично прижился, а потом и сослужил хорошую службу. Во всяком случае, в тканях и канатах недостатка нет.

— Спасибо за разъяснения, — поблагодарила она.

Скоро стланик сменился елями. Поначалу тонкие, с каждой пройденной милей они становились все выше и толще.

— Стоять, — скомандовал Аудмунд и пояснил, обращаясь к Ретте: — Ну вот мы на месте.

— Но…

Ничего похожего на водопад поблизости не наблюдалось. Впрочем, прислушавшись, она вскоре уловила отдаленный шум.

Оборотень подошел и помог спешиться.

— Ну что, идемте? — спросил он Ретту, и на лице его светилось почти детское нетерпение.

Она и сама ощущала, как в глубине души растет восторг. Ведь это самое настоящее чудо, о подобном она прежде слышала только в сказках!

— Иди, малышка, — отозвалась Бериса, заметив взгляд подопечной.

И тогда Ретта, вдохнув поглубже, двинулась следом за Аудмундом. Через несколько сотен шагов деревья расступились, и она не смогла сдержать восхищенный возглас.

На противоположном конце поляны, оказавшейся подножием высокого обрыва, в ярком свете стоящего в зените солнца блистал водопад. Справа и слева обрыв понижался, сбегая вниз полукругом наподобие дворцовой лестницы, вода каскадами прыгала, резво убегая в сторону моря, а на самом верху, там, где вздымались к небу вековые сосны, сверкали радуги.

— Семь, — прошептала Ретта, для верности еще раз пересчитав.

— Да, семь, — последовал тихий благоговейный ответ.

— Вы тоже столько видите? — обрадовалась она непонятно чему.

— Именно так, — подтвердил Аудмунд, и на лице его Ретта разглядела непонятное выражение — смесь восторга и решительности.

«Интересно, что же он такое загадал?»

Впрочем, было ясно, что ответа узнать пока, увы, не суждено. Разве только потом, когда пройдет время. Пока же…

Она прикрыла глаза, стремясь сохранить волшебное мгновение в сердце, и услышала тихие слова над самым ухом:

— Еще совсем чуть-чуть, и мы дома. Всего несколько дней. Вы готовы, герцогиня?

Ретта задержала дыхание, прислушалась к внутреннему голосу и сказала в конце концов:

— Да, готова.

Аудмунд кивнул, словно ничего другого не ждал, и ответил чуть слышно:

— Отлично.

И снова повисла всеобъемлющая, звенящая тишина. И можно было подумать, что само время остановилось в ожидании грядущего.

11. В доме кузнеца

Когда их маленький отряд выехал на равнину, солнце успело окрасить западную часть небосвода в густые оранжево-розовые оттенки. Темная полоска леса у горизонта тонула в туманной дымке, будто окутанная узорочной шалью, и от края до края, насколько хватало глаз, простирались волнующе прекрасные вересковые поля. Сиреневые, фиолетовые, розовые метелки цветов сливались в причудливый, многообразный узор. Полосы то закручивались в спирали, то собирались в сложный орнамент, то вдруг разбрызгивались далеко в стороны широким веером.

— Здесь явно приложил руку садовник, — высказала посетившую ее мысль Ретта.

Аудмунд кивнул:

— Вы почти угадали. Вереск — священный цветок Фейрмана, и создание по весне таких вот узоров — часть ежегодно проводимых обрядов.

— Как интересно, — с благоговением в голосе прошептала Ретта.

Осторожно посмотрев на Аудмунда, она заметила, что хмурые складки на его лице разгладились, в глубине глаз затеплилась нежность, и было совершенно очевидно, что он с трудом сдерживает порыв пустить коня в галоп.

На западе синела тоненькая, чуть заметная полоска моря, сливаясь с постепенно темнеющим небом, золотые блики играли на воде, и можно было подумать, что какой-то неведомый мастер щедро рассыпал целую пригоршню бриллиантов, желая украсить и без того совершенное художественное полотно.

Со стороны порта через поля тянулась широкая мощеная камнем дорога. Далеко на востоке вставали холмы, и она петляла лентой, то скрываясь из глаз, то вновь появляясь. На расстоянии нескольких миль начинались городские предместья, и если хорошенько приглядеться, то можно было посреди крыш различить высокие серые островерхие башни, судя по всему каменные.

— Это Асгволд, столица Вотростена, — пояснил Аудмунд. — Замок построен нашим первым князем и носит его имя. Позже название перекинулось на весь город.

Он достал из седельной сумки подзорную трубу и начал что-то сосредоточенно изучать. Наконец, опустив ее, нахмурился и покачал головой:

— Знамен я никаких не вижу — выходит, брат отсутствует.

Он передал трубу Ретте, и та в свою очередь смогла в подробностях различить высокие зубчатые стены с бойницами и металлические ворота.

— Значит, в самом деле — грядет буря? — спросила она, возвращая прибор маршалу, и сердце ее дрогнуло.

Тот сдержанно кивнул.

— Скоро, как вы думаете?

Долгую секунду Аудмунд молчал, а потом ответил:

— В самое ближайшее время.

Ретта вздрогнула: от этого зловещего, тихого шепота мороз пробежал у нее по коже. Оборотень с силой сжимал поводья, и на скулах у него играли желваки.

— Понимаете, герцогиня, — наконец вновь заговорил он, — я хорошо помню, как это было. Помню, как измученные, голодные, падающие от нечеловеческой усталости люди пришли в этот край. Кончалась осень, дни становились все холоднее, а ветра резче. Это было две тысячи лет назад.

— А вы…

Ретта заговорила, но, не закончив фразы, смолкла. Неужели память оборотней простирается столь глубоко? Ведь это же невообразимая бездна лет! А для разумных кошек все происходило словно вчера? От подобной мысли сделалось немного неуютно, и она поежилась, плотнее запахнувшись в плащ.

Аудмунд продолжал:

— У них не было ни еды, ни домов. Ничего, что помогло бы им пережить зиму, до которой оставались считаные дни.

Он поднял глаза, и Ретте почудилось, что в них блестят слезы, хотя голос эр-князя по-прежнему оставался спокойным и ровным.

— Мой предок был там — он командовал отрядом оборотней. Только не думайте, пожалуйста, что кошки просто стремились помочь, вовсе нет. Хотя, конечно, им было жаль тех, кто не по своей воле навеки потерял родной дом. О нет, у рысей был свой вполне корыстный интерес, и именно поэтому их повелитель послал своих лучших мастеров помочь беженцам. И, как видите, расчет оправдался — уже двадцать столетий мы живем по-соседству в добром мире и согласии.

Ретта слушала, затаив дыхание, не сводя с лица Аудмунда внимательных глаз. А тот продолжал:

— Я хорошо помню князя Асгволда — я видел его глазами моего предка-оборотня. Это был еще совсем молодой человек, не так давно женившийся, потомок императорского дома Далиры по женской линии, а точнее сын сестры императора. Он был благородный мужчина и замечательный ученый. Растерянный, уставший, как и все, но не сдавшийся. Люди-рыси помогли беженцам построить первые деревянные дома и запастись едой на зиму. Вы понимаете, Ретта, память оборотней такова, что мне кажется, будто я сам лично присутствовал там. И я не могу, никак не могу позволить погубить все это!

Теперь Аудмунд почти рычал. Глаза сверкали от гнева, но, странное дело, Ретте вовсе не было страшно. Напротив, она всей душой понимала мотив, что движет им, и чувствовала в сердце горячий отклик.

— Я не могу допустить, чтобы жизни их, жертвы их оказались напрасны. Я скорей умру, чем позволю магам одержать победу и заполучить Вотростен!

Голос оборотня звенел, он говорил, не скрываясь, и воины за их спинами благоговейно внимали искренней клятве брата князя.

— Когда-нибудь позже, — уже гораздо тише продолжил он, — я расскажу вам эту историю. Обязательно.

— Я буду ждать.

Аудмунд выдохнул и устало потер переносицу, постепенно приходя в себя и возвращаясь из дебрей прошлого в реальный мир. Воины тихонько загомонили, заржали кони. Ретта заметила, что по дороге через поле неспешно едет телега с укрытым тканью грузом.

— Я полагаю, вы хотели бы отдохнуть и привести себя в порядок, прежде чем въезжать в город? — спросил эр-князь.

Она скорбно оглядела себя. Платье измялось и покрылось пылью, голова давно не мыта, а в желудке бурчит. Хороша княгиня, нечего сказать — в самый раз ворон в поле отпугивать. Что подумает народ, увидев ее в таком виде? Нет, опозориться решительно невозможно!

— Да, вы правы, — согласилась она.

— В таком случае, предлагаю заехать в дом к кузнецу. Это здесь, неподалеку, за городской чертой, — предложил Аудмунд и, оглянувшись, позвал: — Бенвальд!

— Слушаю, повелитель!

Непривычного обращения оборотень то ли не заметил, то ли не подал вида.

— Езжай в замок и передай советникам, что завтра прямо с утра мы с госпожой Алеретт въедем в город.

— Слушаюсь! Не беспокойтесь, я непременно обо всем доложу! — И с этими словами солдат, подобрав поводья, рысью припустил в сторону Асгволда.

— А мы куда? — уточнил Бёрдбрандт, задумчиво глядя вслед посланцу.

— А вы с нами — завтра все вместе и въедем, — откликнулся Аудмунд и перевел вопросительный взгляд на друга. — Ты как будто бы приуныл? Что случилось?

Ретта не без удивления покосилась на Бёрди. Наверное, только тот, кто давно его знает, мог вот так сходу заметить перемены в настроении. На первый взгляд все как будто осталось по-прежнему, однако теперь она видела, что блеск в глазах потух и появилось выражение неуловимой печали.

— По отцу соскучился, — совершенно неожиданно для Ретты ответил на вопрос сын советника. — Больше года уже не видел.

Аудмунд и сам, явно задумавшись о чем-то, сник. Быть может, вспомнил, что собственного отца ему увидеть больше не суждено? Как бы то ни было, он подъехал к Бёрдбрандту и положил ладонь ему на плечо:

— Я бы вас всех отпустил, но ты же понимаешь, что мы не можем сегодня остаться без охраны? Еще всего одна, последняя, ночь, а завтра утром ты уже будешь дома.

А Ретта вдруг подумала, что все ее провожатые едва успели вернуться с войны и скучают кто по родителям, кто по женам с детьми. Ей поневоле стало неловко, что именно она явилась причиной задержки, но Аудмунд прав — что, если их неведомые враги, от которых ее столь усиленно охраняют, узнают, что стражи стало вдвое меньше? Они ведь тогда могут рискнуть напасть.

— Все в порядке, — отозвался Бёрди преувеличенно бодрым голосом. — Завтра наступит уже совсем скоро. Ты прав.

И они все начали забирать вправо, к виднеющемуся впереди на расстоянии пары миль хутору.

— Вы знаете, Аудмунд, — покаянным тоном заговорила Ретта, одновременно с искренним интересом разглядывая крепкий тын и виднеющиеся над частоколом крыши строений, — стыдно сказать, но я никогда прежде не видела деревенских домов, и мне теперь ужасно любопытно.

Эр-князь рассмеялся, негромко и добродушно, и заметил вслух, чуть пожав плечами:

— Я нисколько не удивлен. С какой бы стати дочь правителя начал кто-то водить в жилища крестьян? А в самой Эссе их, естественно, нет.

Перед глазами ее встала столица Месаины в лучшие свои годы, увитая виноградниками, осыпанная цветами и обласканная солнцем, и в душе бывшей герцогини шевельнулась тоска.

— Вы правы, — прошептала Ретта, усилием воли прогоняя непрошеные видения, — но ведь целительству меня обучали.

— Это все же другое, — заметил Аудмунд и уточнил, чуть приподняв брови: — А вы разбираетесь в искусстве лечения?

В голосе его легко читался искренний интерес, и она ответила не без гордости:

— Конечно, и очень неплохо. Меня учил лучший лекарь столицы.

Оборотень сощурился, зрачки его сузились, а ноздри вздрогнули, и Ретта вдруг испугалась, не сочтет ли он ее слова пустым бахвальством? Но Аудмунд вдруг широко улыбнулся и проговорил, совершенно по-кошачьи осклабившись:

— Так вы в самом деле ценное приобретение.

Алеретт чуть было не задохнулась от возмущения, но сил выяснять отношения в данный момент не было, а запустить в маршала чем-нибудь тяжелым не позволяло воспитание. Поэтому она просто выдохнула и, поразмыслив немного, рассмеялась вместе с ним легко и непринужденно.

— Эй, хозяин! — неожиданно заорал Айтольв во всю мощь легких, — открывай скорей, пока мы тебе ворота не подпалили!

Остервенело залаяла и почти сразу смолкла собака. Ретта удивленно оглянулась на Аудмунда, ожидая от него какой-нибудь резкой реакции, однако он, как оказалось, ничуть не рассердился, а просто сидел, упершись ладонями в колени, и ухмылялся.

«Ну ничего себе приветствие», — подумала удивленно Ретта.

Однако еще сильней она поразилась, когда в ответ на столь нелюбезную реплику с той стороны тына донесся вполне дружелюбный утробный бас:

— Вот сразу видно, что это свои приехали. От врагов такого точно не услышишь — колдуны б, они сразу двери выносить начали, а не молоть языками.

Воины в ответ дружно расхохотались. Во дворе послышались торопливые шаги, засовы натужно скрипнули, створки распахнулись, и навстречу отряду вышел здоровенный кряжистый детина со стянутыми налобной лентой волосами и испачканным сажей лицом.

— Ну здравствуй, Аудмунд, с возвращением. Очень рад видеть тебя и эти вот похабные рожи, — мужик широким жестом обвел явно наслаждающихся пикировкой солдат и спросил: — А ко мне какими судьбами? Неужто дело есть?

— Я тоже рад тебя видеть, Холварс, — приветливо улыбнулся ему в ответ оборотень. — Ты не будешь возражать, если мы до утра воспользуемся твоим гостеприимством? Мы привезли в Асгволд невесту князя, и если наши покрытые пылью и копотью физиономии вряд ли кого-то сильно шокируют, то даме просто жизненно необходимо передохнуть и привести себя в порядок.

Подобные слова из уст оборотня, умывавшегося минимум дважды в день, звучали как слишком явное преувеличение, но Ретта уже успела понять, что пикировка носит исключительно дружеский характер, а потому пропустила все ехидные слова мимо ушей.

Хозяин же, услышав столь необычное заявление, переменился в лице:

— Невесту князя? Что ж вы молчите! Конечно, тут даже разговору никакого не может быть! Добро пожаловать, госпожа! Сейчас, моя жена вам все приготовит. Эй, Дэгрид, иди сюда!

Кузнец заметался, а потом махнул рукой и поспешил в сторону дома, по-видимому распоряжаться. Эр-князь, спешившись, привычно подошел к Ретте и подставил руки.

— Спасибо вам, — поблагодарила она, легко спрыгивая в траву. — Скажите, это ведь был хозяин дома? Я угадала?

— Все верно, — кивнул Аудмунд, ласково поглаживая по носу Астрагала. — Он живет здесь со своей семьей — женой, дочерью и двумя сыновьями. Парни уже взрослые и помогают отцу в кузнице.

Ретта кивнула, давая понять, что слушает со всем возможным вниманием, и огляделась по сторонам. Наверное, именно таким она и ожидала увидеть простое жилье: широкий двор с непонятными одноэтажными строениями без окон, будка, из которой выглядывал недружелюбно зыркавший в сторону гостей кобель, несколько куриц, блеющая где-то в отдалении коза.

Дом, однако ж, был крепкий и довольно большой, в два этажа.

— Должно быть, кузнец — человек зажиточный, — предположила она.

— Само собой, — подтвердил Аудмунд.

Солдаты занялись лошадьми, а высокопоставленную гостью с маршалом выбежавший хозяин пригласил внутрь:

— Проходите, проходите, — приговаривал он, — у нас и комната как раз для госпожи найдется. Только, Аудмунд, уж прости — тебя придется уложить на лавке.

— Тоже мне проблема, — отмахнулся тот, — я в случае чего и у камина на коврике поспать могу.

Ретта так и не поняла — шутит он или говорит всерьез.

Они миновали длинные полутемные сени и прошли в горницу. Камин, о котором только что говорил Аудмунд, оказался знатный, с полукруглым, облицованным серым камнем зевом. Прямо над ним под потолком висели пучки засушенных трав, вдоль стен протянулись широкие лавки, укрытые длинными и узкими узорчатыми коврами, у двери справа высился деревянный шкаф с резным растительным орнаментом на дверцах. В центре комнаты размещался стол с затертой практически до зеркального блеска столешницей. Ретта пригляделась. Блестящие медные светильники, витые чугунные ручки, кувшины на полке, у поставца кочерга с лопатой. В переднем углу у окна расположилась божница с вырезанной из дерева женской фигурой.

«Должно быть, Тата», — догадалась она.

Над огнем свистел, гордо пыхая дымом, важный пузатый чайник. Остро тянуло ароматом трав. Хотелось скинуть с плеч груз забот и тревог, растянуться на лавке поближе к теплу и тихонько блаженствовать, ни о чем не думая, задумчиво глядя на язычки пламени.

Вдруг дверь в противоположном конце комнаты отворилась, и невысокая, худощавая, вся словно бы высушенная временем и северными ветрами женщина, торопливо вбежав, остановилась и неловко склонилась перед гостями:

— Спальня для госпожи готова.

— Это хорошо, — пробормотала Бериса, неслышной тенью возникшая за плечом.

Ретта обернулась и посмотрела на няню. Оказывается, пока суть да дело, та успела достать из сундука и приготовить все необходимые им вещи: смену белья, разные мелочи и купальные принадлежности, новое платье и даже шкатулку с украшениями. Герцогиня было сделала движение, чтобы забрать хотя бы часть груза, но Бериса только дернула плечом:

— Иди уже.

Поняв, что настаивать бессмысленно, Ретта вернулась к хозяевам.

— Как вас зовут? — спросила она женщину.

— Дэгрид, госпожа.

— А меня Ретта.

Жена кузнеца подняла голову, и большие карие глаза ее сверкнули так ярко, что на миг показалось — от их блеска можно ослепнуть.

— Моя дочь уже занимается ужином, — сказала она. — Пойдемте, госпожа, я провожу вас в комнату.

Ретта вопросительно поглядела на Аудмунда, и тот кивнул:

— Идите, отдыхайте и ни о чем не думайте. Когда будет готов ужин, за вами пришлют.

— Хорошо, эр-князь.

И, подобрав юбки, поспешила следом за провожатой.

Хозяйка сняла со стены один из светильников и стала подниматься по узкой деревянной лестнице. Ступени чуть слышно поскрипывали, и от этого звука на душе делалось уютно и как-то мирно. Сквозь распахнутое окно доносилось кудахтанье куриц и громкий смех солдат.

— Сюда, госпожа, — пригласила Дэгрид, распахивая перед гостьей дверь.

Ретта вошла и с облегчением выдохнула. Отдых. То, чего ей, несмотря на всю заботу и предупредительность провожатых, так не хватало в последние дни: настоящая кровать с чистым, тщательно накрахмаленным бельем и мягкая даже на первый взгляд перина.

— Воду для купания вам сейчас принесут.

Хозяйка глядела с некоторым беспокойством, словно опасаясь, что может чем-нибудь не угодить невесте князя. Мысленно отметив про себя этот весьма важный, по мнению Ретты, факт, она поспешила успокоить:

— Все просто чудесно. Спасибо вам за заботу.

— Не стоит благодарности, госпожа, — сразу же расплылась в улыбке Дэгрид. — С вашего позволения, я пойду распоряжусь.

— Конечно, ступайте.

Дверь тихонько закрылась, и Бериса, внимательно оглядевшись по сторонам, принялась хозяйничать. Проверила постель, развесила на спинке стула одежду, осмотрела стоящий у стены сундук.

— Кажется, комната эта принадлежит одному из сыновей Холварса, — заметила вслух няня. — Дочь его явно не стала бы держать у себя в спальне молоток, обломок старой подковы и кусок цепи. Зачем ему этот хлам, хотела бы я знать? Надеется когда-нибудь в будущем переплавить?

— Почему бы и нет? — пожала плечами Ретта и подошла к окну.

Солнце уже успело почти полностью скрыться за горизонтом. Небо налилось густой синевой, и кое-где постепенно начинали проклевываться первые звезды, и лишь пара или тройка факелов во дворе разгоняли тени.

Вновь, уже в который раз, послышался взрыв хохота, и она пригляделась внимательней к происходящему. Двое воинов из числа ее провожатых кормили лошадей, а Холварс стоял рядом, что-то им говорил и выразительно водил руками в воздухе, описывая то круги, то волнистые изгибы, то прямые линии. От нечего делать она попыталась поугадывать, о чем идет речь, но не преуспела и оставила это пустое занятие.

— Скажи, а прежняя княгиня была действительно скверная женщина? — спросила она у няни.

— Кадиа-то? — встрепенулась Бериса, оставив в покое холщовую сумку, в которой только что сосредоточенно копалась. — Да второй такой стервы нарочно будешь искать — не найдешь. А ты почему интересуешься?

— Да вот поведение хозяйки навело на мысль, что она меня опасается. И поскольку сама я в Вотростене в первый раз, естественно зародились подозрения насчет предшественницы.

— А-а-а, — понимающе протянула старуха. — Ну, так-то да, ты права. Кадиа уже давно бы подняла шум.

— Из-за чего, например?

— Белье не шелковое, посуда не золотая, комнату не украшают цветы. Да мало ли поводов может отыскать вздорная баба, которой и вообще по жизни угодить невозможно?

Ретта еще раз оглядела предложенную ей спальню, уже более внимательно. Добротная кровать, стол, стул. У стены сундук и короткая лавка. С легким недоумением герцогиня Месаины пожала плечами. А что еще можно ожидать увидеть в жилье кузнеца? Это ведь не дворец. А вслух заметила:

— Довольно милое жилище.

— Ну, это по твоему мнению. А вот она…

Договорить нянька не успела: дверь распахнулась и два крепких, рослых парня втащили огромную бочку, уже до половины заполненную водой, и несколько исходящих паром ведер.

— Вода для княгини, — объявили они, пристраивая ношу посреди комнаты.

— Ага, хорошо, — мгновенно оживилась Бериса. — Вылейте воду в бочку и ступайте. Спасибо, мальчики.

«Мальчики» переглянулись и поспешили выполнить поручение.

— Если что-то еще понадобится, то только кликните, — заявил тот из них, что выглядел старше.

— Хорошо, обязательно, — ответила Ретта. — Можете идти. Спасибо вам.

Они неловко поклонились и поспешили удалиться, по пути чуть не вышибив плечом дверь. Герцогиня проводила их взглядом, решив как-нибудь при случае сказать хозяевам, что кланяться ей совершенно не обязательно. Видно ведь, что они к этому делу совсем непривычные. Ну и зачем тогда начинать?

Бериса попробовала локтем температуру и объявила наконец:

— Все отлично, можешь купаться.

Что Ретта с большим удовольствием и сделала. Проворно расплетя волосы, она скинула грязную одежду и забралась в бочку. Вода приняла истомленное тело, смывая пыль, пот и дорожные тяготы. Няня подала мочалку и мыло и принялась помогать воспитаннице. В конце концов та, спустя почти полчаса, вышла и, надев предложенное Берисой простое домашнее платье, устроилась у стола и принялась сушить волосы.

«Интересно, чем теперь занимается Аудмунд?» — подумала она.

Как получилось, что маршал Вотростена стал занимать в ее мыслях так много места, вытеснив оттуда даже страх перед будущим супругом? Такова ли была его цель или это лишь случайный побочный эффект их длительного пребывания бок о бок?

«А впрочем, что толку гадать? Все равно ведь не скажет».

Но, какова бы ни оказалась на самом деле причина, Ретта искренне обрадовалась, услышав спустя какое-то время голос эр-князя из-за двери:

— Ужин готов.

— Я сейчас иду! — крикнула она, поспешно вскакивая.

Бегло осмотрев себя, она заплела уже сухие волосы в ставшую за последние дни привычной косу и распахнула дверь. Аудмунд терпеливо ждал ее за порогом. Взгляды их пересеклись, и Ретта снова, уже в который раз, дрогнула перед пристальным, непохожим ни на что взглядом зверя. По спине ее пробежали мурашки, и все же она не смогла устоять перед безмолвным приказом и послушно вложила пальцы в протянутую ладонь.

— Я готова, — прошептала она.

Бесконечно долгую секунду оборотень молчал. Наконец сказал просто, не отводя глаз:

— Вы прекрасны.

Ноздри его чутко вздрогнули, и Ретта невольно порозовела, смутившись от такого напора. Душа ее заметалась. Никогда прежде за все прошедшие дни не вел он себя подобным образом. Что изменилось теперь? Осознание, что уединение их подходит к концу? Уже завтра на них обоих навалятся дела и обязанности. Но что скрывается за этими узкими вертикальными зрачками, она так и не смогла угадать. Однако какова бы ни была цель Аудмунда, в одном его подопечная была уверена наверняка — в оценке личности и характера брата князя она не ошиблась. А потому, хотя пальцы ее еще немного дрожали, она уверенной походкой спустилась вместе с ним вниз.

— Приятного аппетита, — пожелала Ретта, входя.

Холварс с Дэгрид, их дети, а также все свободные от караула воины дружно встали при ее появлении, и она с достоинством кивнула им в ответ. В горнице все было как будто точно так же, как минувшим днем, и все же кое-что неуловимо изменилось. Она пригляделась и заметила скатерть в бело-синюю полоску, укрывавшую стол, и кувшины с цветами. В центре стола возвышался большой каравай хлеба, и она смутилась, поняв, как дорого, должно быть, встало хозяевам их гостеприимство. А впрочем, возможно, мукой поделился Аудмунд? Тогда, конечно же, дело другое.

На соседнем блюде лежала остро пахнущая приправами жареная рыба, в которой Ретта не без некоторого удивления опознала осетра. Помимо главных блюд стояла капуста, ставший уже привычным сыр, яблоки, яйца и молоко, которому она обрадовалась практически как ребенок.

— Очень соскучилась по молоку, — с некоторой долей смущения объяснила она Аудмунду и остальным.

— Кто бы был против, — добродушно улыбнулся оборотень, снова становясь самим собой. То есть таким, каким она его знала все время поездки.

Он торжественно усадил ее во главе стола, сам сел в противоположном конце, и хозяева, дождавшись, пока брат князя и его спутница сядут, сами поспешили занять места.

Солдаты, нимало не церемонясь, расселись у стен на лавках, и завязался наконец разговор. Поначалу неловкий, он с каждой минутой становился все оживленней. Гости расспрашивали о том, что происходит в Вотростене, интересовались об общих знакомых, имен которых Ретта, само собой, не знала, и скоро Холварс и Дэгрид отбросили мешавшую всем стеснительность и принялись, в свою очередь, засыпать приехавших с войны вопросами.

О боевых действиях, впрочем, говорить опасались, возможно не желая расстраивать будущую княгиню, однако охотно выспрашивали об обычаях и жизни в Месаине, и тут Ретта смогла, к огромному своему удовольствию, поведать вотростенцам несколько интересных с ее точки зрения историй. О песенных конкурсах и состязаниях по игре на арфе, в которых зачастую участвовали и женщины тоже, о военных парадах, ежегодно проводимых в честь одной из прошлых побед в столице. Охотно рассказала о своем брате, сколь он умен, несмотря на возраст. Тут глаза Аудмунда блеснули, губы тронула чуть заметная улыбка, однако в облике его при этом отчетливо читалось одобрение, и Ретта поняла, что он просто умиляется ее сестринскому восторгу, хотя в целом согласен.

— Скажите, а Бенвальд… Он не с вами разве приехал? — задала вопрос до сих пор молчавшая дочь хозяина, быстроглазая девушка лет семнадцати.

Старший брат поднял голову от тарелки и посмотрел на отца, а Аудмунд ответил:

— Его я отправил с поручением в Асгволд.

Глаза девушки блеснули радостью, но вслух она не сказала больше ни слова, вновь смущенно потупив взгляд.

Ретта поставила на стол опустевший стакан из-под молока и поблагодарила хозяев.

— Если никто не возражает, я теперь отправлюсь спать.

— Конечно же, госпожа, — ответила ей хозяйка, поднимаясь с очевидным намерением проводить.

Аудмунд дал знак всем оставаться на месте и, встав, подал Ретте руку.

— Вы были на высоте, — серьезно сказал он, уже когда они стояли перед дверью ее комнаты. — Спокойно спите и ни о чем не думайте — мы по-прежнему начеку. Завтра уже будете в замке.

— Но что же дальше? — спросила она тревожно, подавшись вперед. — Мне стыдно признаться, но я боюсь остаться без вашей опеки.

Глаза оборотня блеснули в темноте, и Ретта вздрогнула, однако ставшая уже привычной робость перед опасным хищником смешалась в груди с каким-то новым, незнакомым и непривычным чувством.

— Все будет хорошо, — сказал он наконец. — Я позабочусь.

— Спасибо.

Еще минуту они стояли, каждый думая о своем, а потом герцогиня толкнула дверь и вошла в комнату. Через несколько минут к ней присоединилась Бериса, и обе женщины, измученные долгой дорогой, смогли предаться блаженному, спокойному, сладкому сну.

И только стражи под стенами дома до самого утра несли караул да раздавался время от времени в отдалении грозный рык людей-рысей.

12. Асгволд

— А, проснулась наконец, — обрадовалась Бериса, когда Ретта поутру открыла глаза. — Теперь давай-ка, красавица моя, вставай поживее, надо одеваться и поскорее завтракать. Посмотри, как солнце уже высоко.

Нянька захлопотала, упаковывая вещи, а ее воспитанница, широко улыбнувшись, потянулась сладко, зевнула и, откинув одеяло, вскочила:

— С добрым утром.

Со двора доносилось лязганье оружия и нестройные голоса. Подойдя к окну, Ретта выглянула и увидела, что воины, сопровождавшие ее все эти дни, как раз приводят себя в порядок. Кто-то чистил сапоги, кто-то проверял оружие. Надраенные кольчуги ярко блестели в утренних лучах, кони гордо помахивали расчесанными хвостами.

Бериса, отложив подходящие украшения, гребень и платье, подхватила дорожные сумки и выбежала за дверь. В это время ворота внизу распахнулись, и один из сыновей кузнеца, взгромоздившись на козлы, начал выводить телегу со двора.

«Должно быть, вещи сейчас повезут в замок», — поняла Ретта, и сердце ее обдало волной холода.

Возможно, только сейчас она со всей отчетливостью поняла, что обратной дороги больше не будет. Она уже не сможет остановить процессию, развернуть коня и вернуться домой. Нет, ее сундуки доставят в Асгволд, отнесут в будущие покои, и ей останется только войти в новый дом и постараться занять в нем свое, подобающее статусу, место.

Тяжело вздохнув, Ретта опустила глаза. Бериса выбежала во двор, пристроила на телегу сумки и принялась что-то втолковывать вознице. Тот сосредоточенно покивал, потом подобрал поводья и поехал не торопясь к встающему в розовой утренней дымке городу.

Дверь тихонько скрипнула.

— А где Аудмунд? — спросила Ретта вошедшую няньку.

— Обходит посты, к завтраку явится. Ну что, одеваемся?

— Да, пора уже.

Бериса проворно подхватила ковшик, намереваясь слить воспитаннице воды. Умыться, переодеться, уложить волосы. И не в косу, а в более сложную, изысканную прическу. Ведь первое впечатление самое важное, и Ретта твердо решила, что постарается понравиться по возможности и горожанам, и советникам, и придворным дамам, если они тут есть.

Зеркала в комнате, само собой, не наблюдалось, поэтому она, когда с одеванием было покончено, взглянула на собственное отражение в воде. Бледность за ночь вроде ушла, и Ретта немного пощипала щеки, чтобы придать им румянец.

— Добавь еще жемчуга, — велела она, и Бериса, выбрав длинную розовую нить, принялась украшать волосы подопечной.

С платьем, как и следовало ожидать, возникла проблема. Хотя оно было нарядным, пошитым специально для торжественных выездов, но все же слишком легким.

«Ну да делать нечего, — решила, мысленно махнув на все рукой, Ретта. — Погода, кажется, обещает быть хорошей, а значит, до замка я вполне смогу доехать, не околев».

Наконец она, еще раз критически оглядев себя, осталась довольна. Если прежняя княгиня, как все вокруг утверждают, была столь плоха, значит она, Алеретт, просто обязана произвести впечатление воздушного, трепетного создания. Будущие подданные должны решить, что новая властительница совсем другая. И, кажется, теперь у нее есть все шансы добиться поставленной цели.

Во дворе зашумели, и Ретта, выглянув в окно, увидела, что появился, наконец, Аудмунд: в блестящей кольчуге и алом плаще, отороченном мехом, с тщательно расчесанными волосами, стянутыми широким медным ободом, напоминающим по форме налобную ленту.

— Это что, корона эр-князя? — спросила она Берису.

— Ну да, — подтвердила та, поглядев во двор. — Такую диадему носит обычно старший принц.

— А как выглядит сам княжеский венец?

Старуха вздохнула, и выражение лица ее стало благоговейно-мечтательным:

— О, ему уже две тысячи лет. Его носил князь Асгволд еще в те года, когда жил в Далире до катастрофы. Это плетеный серебряный венец с изумрудом, напоминающий по форме виноградную лозу. Его возлагают на голову во время коронации всем князьям Вотростена.

Ретта попыталась вновь воочию представить себе эту бездну лет, и древнюю корону, прошедшую сквозь невзгоды и бури, но воображение ее спасовало.

«Однако, — подумала она, — такую реликвию в Месаине бы тоже хранили, будь у нас нечто похожее».

На лестнице раздался топот сапог, в дверь постучали, и Ретта крикнула:

— Входите!

На пороге появился Аудмунд, заполнив собою весь проем, и вновь в глазах его, обращенных к ней, прочла она то же странное выражение, что и накануне.

— Вы истинная княгиня, — проговорил через некоторое время с явным восхищением в голосе оборотень и добавил: — Вот, возьмите — это вам прислали из дворца.

Он протянул ей плащ, похожий на тот, что носил сам, с меховой опушкой, только небесно-голубого цвета. Ретта оглядела его и с восторгом выдохнула:

— Очень красив! Спасибо вам, князь!

Ни она, ни он не заметили слетевшую с ее губ оговорку. Или Аудмунд услышал, но не подал вида? Как бы то ни было, он подошел, закутал ее в принесенный плащ, и руки его, широкие и тяжелые, легли Ретте на плечи.

— Вы истинная княгиня, — повторил он шепотом, глядя прямо в глаза, и, хотя от голоса его по коже побежали мурашки, отвести взгляд ей не хватило сил.

Бериса отошла, делая вид, что увлечена собственными сборами, а эр-князь, отодвинувшись немного, подал руку:

— Спустимся вниз? Завтрак ждет вас. А после в путь.

— Хорошо, — согласилась она, послушно вкладывая пальцы в его ладонь. — А как же остальные?

— Парни уже поели. А я ждал вас.

— Спасибо.

Ретта первая в смущении отвела глаза. Аудмунд бережно сжал ее руку, и они пошли вниз.

В залитой мягким утренним светом горнице хлопотала Дэгрид, расставляя на столе миски.

— С добрым утром, — поздоровалась герцогиня.

Хозяйка, завидев гостью, расплылась в радостной улыбке:

— С добрым утром, госпожа. Проходите, садитесь, уже все готово. Вот каша овсяная с фруктами. Могу, если хотите, мед добавить.

— Спасибо, не стоит. Все хорошо, не переживайте.

Ретта уселась и оглядела стол. Рядом с исходящим паром чугунком стоял хлеб, блюдо с яблоками и кувшин молока.

— Кушайте, кушайте, — приговаривала хозяйка, пододвигая ей и Аудмунду наполненные до краев тарелки. — Когда еще вас в этом вашем замке накормят.

Она уселась на одну из лавок, вытерев руки о передник, а Ретта с эр-князем с удовольствием воздали должное угощению.

— У нас все готово, — доложил вскоре, распахнув дверь, Бёрдбрандт.

Ретта допила последний глоток молока и поставила на стол пустую чашку.

— Спасибо вам за гостеприимство, — поблагодарила она хозяйку, вставая.

Аудмунд поднялся вслед за ней:

— Благодарим от души.

— Ну что вы, не стоит. Какие пустяки, — откликнулась Дэгрид.

Эр-князь подал Ретте руку, и оба вышли во двор. С помощью спутника она села на Астрагала, нетерпеливо косившегося и бившего копытом, и поглядела на стоящего в стороне, недалеко от кузницы, Холварса:

— Спасибо, что приютили нас. Я этого не забуду.

— Даже говорить не о чем, княгиня. Нам было приятно принимать вас.

— До встречи.

— Заезжайте еще, коли возникнет нужда.

Воины повскакали на лошадей, и хозяин бросился открывать ворота. Плечом к плечу выехали с кузнецова двора Ретта и Аудмунд, вслед за ними Айтольв с Бёрдбрандтом, а после уже и остальные попарно.

Солнце било прямо в глаза, окутывая город розово-золотым густым поистине волшебным светом. Алеретт щурилась, то и дело приставляя ладонь к глазам козырьком, и любовалась открывшейся панорамой.

— Очень живописное место, — заявила с улыбкой она.

Аудмунд усмехнулся добродушно:

— Людям свойственно украшать свой дом.

— Да, вы правы, — согласилась она.

И все же было в этом утре нечто такое, что заставляло сердце взволнованно трепетать в груди. Хотелось то ли петь, то ли звонко смеяться, подняв глаза к небу, а то и все вместе, одновременно. Может, дело было в густом запахе меда и трав или в заливистом птичьем пении? Или просто в том, что она хорошо отдохнула за ночь?

— О боги, птицы! — встрепенулась Ретта, изумленно обернувшись к эр-князю.

Она так привыкла к молчанию пернатых, что теперь даже не сразу осознала, что поют дрозды. Поют звонко и радостно.

— Верно, герцогиня, — с улыбкой ответил Аудмунд. — Они приветствуют вас.

И опять она не поняла, шутит он или совершенно серьезен.

Развернув лошадей, кавалькада направилась прямо через поля в сторону города. Бёрдбрандт торопился, то и дело норовя вырваться вперед, и маршал над ним добродушно подтрунивал.

— Отец твой и сам, поди, в нетерпении, — говорил он.

— Наверное, — серьезно соглашался Бёрди, не отрывая глаз от растущего с каждой минутой города.

Скоро Ретта стала различать дворы, клубящийся над трубами дым, фигуры людей.

— У города нет стен? — спросила она.

— Нет, — ответил ей Аудмунд. — Хотя еще лет сто назад были.

— И что с ними стало?

— Обветшали, и прадед мой приказал их разобрать.

— Почему? — удивилась Ретта. — Не лучше ли было отремонтировать?

Оборотень пожал плечами:

— За две тысячи лет Вотростен ни разу не вел войн на собственной территории. Именно поэтому на починку решили не тратиться. Впрочем, мой отец собирался отстроить новые, да все руки не доходили — постоянно появлялись дела поважнее.

— Понимаю, — проговорила Ретта и, заметив впереди слева строение, спросила: — Что это?

Аудмунд поднял руку, давая сигнал остановиться, и пояснил:

— Это храм Всех Богов. На этом самом месте чудом спасшиеся беглецы из Потерянных земель разбили свой первый лагерь. Взгляните поближе.

С этими словами он достал из седельной сумки подзорную трубу и протянул Ретте. Та раскрыла ее, поднесла к глазам и присмотрелась внимательней.

Храм стоял за пределами города на высоком холме. Иных строений поблизости не наблюдалось, и поэтому осмотру ничего не мешало. Высокий и круглый, из серого камня, окруженный двумя рядами колонн, образующих галерею, он своим видом напоминал свечу, и островерхая, блестящая на солнце медная крыша лишь усиливала впечатление.

— Ее, надо полагать, регулярно чистят? — спросила Ретта у Аудмунда.

— Вы угадали, — кивнул оборотень. — Жрецы занимаются этим лично. Храм — место, где обитают боги, когда нисходят на землю. Так они говорят. И негоже держать его в запустении. Там внутри алтари Таты и ее пяти сыновей.

Она снова поднесла трубу к глазам, на этот раз присматриваясь внимательней к кладке. Было видно, что камень стар. Очень стар. Внизу полоса была заметно темнее.

— Стены за столько времени сильно ушли под землю, и уже при моем отце их откопали, вернув первоначальный вид.

— А можно будет мне заглянуть внутрь? — спросила Ретта. — Не сейчас, конечно, а как-нибудь потом.

— Безусловно. В любой момент, когда захотите, княгиня.

Она внимательно посмотрела на Аудмунда, и он встретил этот взгляд, гордо расправив плечи и подняв голову.

— Я поняла вас, — наконец проговорила она и, вернув подзорную трубу хозяину, пустила Астрагала вперед.

Скоро до них стали долетать голоса. Отряд свернул и поехал по земляному тракту в сторону главного въезда в город.

С правой стороны тянулись деревянные дома: иногда чуть покосившиеся, иногда добротные и вполне крепкие, покрытые чаще всего тесом, а иногда и травой.

— Такие крыши хорошо сберегают тепло, — пояснил Аудмунд, заметив недоуменный взгляд Ретты. — Да и шума меньше.

— Но если траву разметает ветром? — спросила она.

Оборотень чуть заметно покачал головой:

— Она хорошо закреплена.

Сквозь покосившийся деревянный тын с прорехами были видны снующие по двору курицы. Калитка распахнулась, и чумазый пацан в рубашке не по размеру, скорее всего с отцова плеча, выглянув на улицу, закричал:

— Она едет!

Воины засмеялись, а со двора выбежала не старая еще, в застиранном платье женщина и уставилась на Ретту во все глаза. Степенно вышедший следом за ней мужик, увидев Аудмунда, чуть склонил голову, и оборотень вежливо кивнул в ответ.

— С возвращением! — радостно закричал мужик, раззявив щербатый рот.

И жена его визгливо закричала, вторя супругу:

— Рады видеть вас, князь!

Аудмунд помахал рукой в ответ. Из соседних домов начали торопливо выбегать жители. Кто с руками, перепачканными мукой, кто с инструментами или половниками в руках. Шустрые мальчишки, сбившись в ватагу, побежали впереди процессии, вопя во все горло:

— Князь приехал! Князь Аудмунд!

Ретта хотела было спросить у маршала, но потом просто махнула на все рукой. Абсолютно ясно, что жители столицы не могли не знать, кто в данный момент носит корону Вотростена. Значит, такое обращение было намеренным.

Женщины настороженно провожали будущую госпожу взглядами, и та совершенно явственно читала в них немой вопрос: чего ждать от нее? Кто она такая? Какова по характеру? И прямо сейчас она, конечно, не могла им ничего рассказать, лишь приветливо улыбалась и кивала время от времени.

Вскоре убогие хибары начали сменяться более крепкими и добротными строениями, и Ретта поняла, что они приближаются к главному тракту.

На беленом, покрытом черепицей доме висела табличка с изображением рулона ткани и ножниц.

— Это мастерская ткача? — на всякий случай уточнила она.

— Абсолютно верно, — откликнулся Аудмунд. — Здесь начинается ремесленный квартал. Плотники, гончары, сапожники и прочий работный люд.

Пахло сдобой и травами, свежими кожами и доской. Женщины, стоявшие у ворот и смотревшие им вслед, одеты были куда более опрятно. Однако радость на лицах была та же самая, что и в квартале бедноты.

— С возвращением, господин! — крикнул вслед им пузатый мужик, и народ, стоявший плотной стеной, подхватил.

Бойкая девчонка лет семи на вид с неровно заплетенными тоненькими косичками проворно протиснулась меж ногами взрослых и, подбежав к Астрагалу, протянула букет.

Конь важно фыркнул, останавливаясь, а Ретта наклонилась, принимая подношение:

— Благодарю.

— С приездом, княгиня!

Та с приветливой улыбкой кивнула, устраивая букет перед собой, а толпа разразилась криками радости.

— Кажется, Бенвальд не только советникам рассказал, — заметил Бёрдбрандт вполголоса.

Аудмунд кивнул:

— Скорее всего.

Вскоре копыта лошадей зацокали по камням, и процессия свернула на одну из центральных улиц, по которой могли свободно разъехаться две телеги.

Здесь заборов никаких уже, как и следовало ожидать, не было. Дома стояли, плотно пригнанные друг к другу, и лишь таблички над входом давали понять, живет ли внутри булочник, пекарь или скорняк.

Все чаще встречались дома членов торговой гильдии. Они легко угадывались по богатству отделки, по занавесям на окнах и цветам в горшках, украшавших подоконники. Вдоль дороги торжественно выстроилась, сверкая начищенными до блеска доспехами, замковая стража, однако это ничуть не мешало жителям, собравшимся за их спинами, радоваться столь редкому, необычайному зрелищу. В конце концов, не каждый ведь год в страну приезжает будущая княгиня! Да еще в сопровождении маршала, по которому все в столице, похоже, успели соскучиться.

Они выехали на площадь, дорога вильнула влево, начав взбираться на холм, и Ретта смогла, наконец, разглядеть верхушки башен. До замка оставалось уже совсем немного.

У одного из домов стоял мужик с телегой и кормил лошадь, пользуясь вынужденной остановкой. Фонтан в виде охотничьего рога выбрасывал к небу струйки воды. Солнца, впрочем, было почти не видно из-за островерхих крыш ввиду раннего часа.

— А где дома знати и казармы? — спросила Ретта.

Аудмунд махнул рукой вправо:

— Там, ближе к замку.

Они прибавили шаг, перейдя на рысь. Город плавно обтекал холм, избегая, однако, на него взбираться, и скоро глазам герцогини предстали высокие, вполне крепкие и мощные стены, ров с перекинутым над ним мостом, в данный момент опущенным, и восемь мужчин, выстроившихся перед ним в ряд.

— Это советники, — шепотом пояснил Аудмунд.

Самому молодому из них было на вид лет сорок. Все, как один, величественные и представительные, словно древние короли, на их фоне тот же эр-князь выглядел беспечным юным мальчишкой. Процессия остановилась возле того, что стоял впереди всех, высокого и седовласого, и Аудмунд объявил:

— Знакомьтесь, Ретта, это Горгрид, главный советник еще со времен моего отца. Человек опытный и столь умудренный, что я лично всегда робею перед ним.

Выражение лица вельможи мгновенно переменилось, в глазах, утративших серьезность, зажглось озорное лукавство, а эр-князь, словно не замечая этого, невозмутимо продолжал:

— А еще просто лучший человек во всей стране.

— Вот ведь обормот, — прокомментировал, уже откровенно ухмыляясь, старший советник.

И тут Бёрдбрандт все-таки не выдержал и нарушил торжественность момента громким возгласом:

— Отец!

Подобно выпущенной стреле слетел он на землю и бросился прямо в распахнутые объятия Горгрида.

— Отец, — прошептал Бёрди, и тот со всей силы стиснул сына.

— Мальчик мой…

Ретта улыбнулась и деликатно отвела глаза. Быть может, здесь, на Севере, в самом деле все немного не так, как в других частях света? Пронзительные ветра выдувают из душ наносное и лишнее, оставляя только то, что действительно имеет значение? Во всяком случае, ей определенно не приходилось видеть прежде, чтобы здоровенный детина от роду лет эдак тридцати столь бурно приветствовал родителя после годичной разлуки.

Горгрид крепко расцеловал сына и сказал решительно, взлохматив ему волосы:

— С тебя подробный рассказ.

— Непременно, отец, — ответил сияющий, словно начищенный меч, Бёрди. — Сегодня же вечером.

Тот обнял его одной рукой, прижав к себе, и обернулся к терпеливо ожидающим в стороне воинам:

— Благодарю вас всех за превосходную службу. Теперь вы можете отдохнуть и навестить родных, если хотите. Но я надеюсь, что вы все прибудете сегодня на обед, что состоится в замке. Разумеется, уже в качестве гостей, а не сопровождающих герцогини.

— Непременно придем, — ответил за всех Айтольв.

Однако церемония представления еще не была завершена.

— Ну, так вот, — заговорил Аудмунд, и внимание присутствующих вновь разом обратилось к нему. — Горгрид, как я уже сказал, второй человек в Вотростене после богов и князя. Именно он управлял страной в наше с братом отсутствие. А теперь позвольте представить вам остальных. Лорд Весгард.

Эр-князь указал на стоящего чуть поодаль мужчину лет примерно пятидесяти со следами былой красоты на лице. Золотые волосы еще не успели поблекнуть, а возраст выдавали скорее ум и опыт в глазах, чем морщины.

— На его широких плечах управление лесами и сельским хозяйством. Наверное, нет такого в подконтрольном ему ведомстве, чего бы он не знал. Совершенно незаменимый человек.

Возможно, последнее заявление было только знаком уважения, однако Ретта просто-напросто отмахнулась от подобных мыслей, решив не вдаваться в детали, и вежливо кивнула советнику в знак приветствия.

— Очень рада знакомству, — вслух сказала она.

— Взаимно, госпожа.

— А это Кьярбьерн, — объявил тем временем Аудмунд, указывая на худощавого, чем-то отдаленно напоминающего гончего пса мужчину с мышиного цвета волосами и серыми глазами. Его в целом невыразительная фигура дышала недюжинной волей и силой. — Он командует внешней разведкой.

Ретта с невольным уважением посмотрела на лорда. Самый молодой из встречающих, притом явно занимается своим делом не первый год, ведь всех их назначал еще князь Эргард.

«Надо полагать, что человек он в самом деле незаурядный», — сделала вывод Ретта и поприветствовала не менее радушно, чем его предшественников.

Аудмунд представлял советников одного за другим, а Ретта думала, позволено ли ей будет вникать отныне в государственные дела, как она привыкла делать в Месаине. Какое место ей отведет будущий супруг? Если бы речь шла об Аудмунде, она бы уже сегодня, не откладывая в долгий ящик, обсудила с ним свои будущие обязанности. Но Бардульв? Какой он видит собственную жену? Просто женщина, что исправно рожает детей, или нечто большее?

Князь по-прежнему вызывал в ее душе трепет. Но не тот, что порождал вид его младшего брата, вовсе нет. То был страх. Животный ужас. Всего два слова — некромант и маг, произнесенные шепотом, и вот уже Ретта готова бежать что есть мочи, куда глаза глядят, в леса и поля. Или хотя бы под защиту маршала. Но только как можно дальше от Бардульва.

«Быть может, мастер Малиодор прав, и воображение наше рисует ужасы, которых в действительности нет и быть не может? Но только опасность отнюдь не призрачна. И что же делать теперь? Что я могу, ведь я чужестранка и разглядела пока только самый краешек пестрого лоскутного одеяла под названием жизнь в Вотростене. Но стоит ли переживать? Ведь Аудмунд обещал, что обо всем позаботится, — значит, надо просто довериться ему и ждать».

— Да, кстати, Аудмунд, — заговорил Горгрид, когда с представлением советников было покончено, — у нас есть для тебя крайне интересные новости.

Как-то сразу все вокруг пришло в движение. Провожатые поспрыгивали на землю и начали заниматься лошадьми, советники принялись вполголоса переговариваться, и Ретта поняла, что торжественную часть на этом можно считать законченной.

Горгрид сделал знак, и все неспешно двинулись в сторону замка, беседуя уже на ходу.

Миновав ворота, Ретта не без интереса огляделась и увидела сад. Конечно, не тот, к какому она привыкла в Эссе. Было бы странно обнаружить под окнами розовые кусты или, например, пионы. Однако вдоль посыпанных гравием дорожек были насажены елки, а также спирея, кизильник, можжевельник и дерен белый. В дальнем конце виднелась небольшая беседка, увитая девичьим виноградом.

Горгрид продолжал:

— Пока вы там ровняли с землей ни в чем не повинные города, я задал себе вопрос, что за шлея попала под хвост Рамиэлю. Простите, герцогиня.

— Да все в порядке, — успокоила та вельможу. — Я и сама задаюсь тем же вопросом, так что не стесняйтесь.

— Благодарю.

Бёрдбрандт хмыкнул.

— Так вот, — продолжал старший советник. — Я велел Кьярбьерну разузнать по возможности на этот счет, и результаты, я думаю, тебя удивят. Он доложит сразу же, как только ты будешь готов.

Глава внешней разведки молча кивнул, подтверждая это заявление, и Аудмунд предложил:

— Например, сегодня часа в четыре, после обеда. Что скажете?

— Я буду у вас к назначенному времени.

— Отлично. Вы тоже приходите, Ретта.

— Благодарю, непременно.

Они прошли сквозь распахнутые тяжелые двери из орехового дерева и оказались в холле.

— О, боги! — изумленно ахнула Ретта.

Довольный произведенным впечатлением, Аудмунд блеснул глазами.

Наверное, она ожидала чего-то иного: мрачных серых стен, холодных и сырых помещений. Скорее всего, она просто не давала себе труда задуматься. Но как бы то ни было, а позолоченные колонны, наборный паркет из драгоценных пород дерева и расписанные плафоны под потолком явились для нее полнейшей неожиданностью.

— Очень рад, что вам нравится, герцогиня, — улыбнулся Горгрид. — Да, кстати, кабинет Аудмунда на втором этаже по коридору направо. На всякий случай, если когда-нибудь потом вам понадобится его увидеть. Хотя, конечно, любой стражник вас проводит. Сегодня же за вами придут.

— Благодарю за заботу, — с достоинством ответила Ретта.

Этот старый вельможа определенно нравился ей все больше и больше.

Они поднялись по полукруглой мраморной лестнице, словно обнимающей холл, на второй этаж и свернули налево.

— Жилые помещения в левом и правом крыле пролетом выше. Там комнаты фрейлин, статс-дам, советников, а также более мелких служащих, — пояснял Аудмунд. — Покои князя и его семьи в центральном донжоне. Туда мы сейчас и направимся.

— А женский двор в Вотростене имеется? — полюбопытствовала Ретта, с интересом разглядывая висящие в коридоре гобелены.

— Нет, — решительно покачал головой Горгрид. — После смерти княгини Кадиа в нем не было необходимости. Конечно, теперь, после свадьбы князя, будет собран новый.

— Я бы сама хотела им потом заняться, — поспешила вставить она.

С ее даром она, увы, не могла находиться в компании кого попало. Мужчины переглянулись как-то особенно выразительно, и наконец Аудмунд ответил:

— Разумеется, Ретта. Вы сами отберете себе подруг.

— Благодарю вас.

Оторвавшись от созерцания вышитых бело-розовых птиц, поющих в зарослях роз, она заметила, что прочие советники и стражи уже успели отстать и теперь ее сопровождают лишь Аудмунд, Горгрид и няня.

— Вы встретитесь с ними вновь за обедом, — пояснил маршал.

— О, понимаю — дела и семьи, — кивнула она.

— Именно так.

— А там что?

— Тронный зал.

Ретта сунула любопытный нос в приоткрытую дверь. Наверное, такое она ожидала бы увидеть в Месаине. В зеркалах и золоте отделки, в хрустальных светильниках отражался свет, слепя глаза. В дальнем конце зала на возвышении стоял обтянутый бордовым бархатом трон.

— Скоро там будет еще один, — заметил тихонько Аудмунд, подойдя со спины. — Ваш.

Она подняла на него глаза и посмотрела внимательно. На его каменном, нарочито бесстрастном лице ничего нельзя было разглядеть. Ретта вздохнула, так и не ответив, и опустила глаза.

— А вон та комната, — нарушил неловкое молчание Горгрид, — признаться, моя любимая.

— И моя тоже, — оживился эр-князь.

Они прошли чуть дальше по коридору и ступили в небольшое, отделанное панелями из красного дерева помещение.

Наверное, увиденное можно было охарактеризовать одним словом: уют. Широкий камин, отгороженный расписным экраном, пара массивных стульев, низенький круглый столик, медвежья шкура на полу. На гобелене потрепанный бурей корабль боролся с ветром, но на горизонте уже виднелась тонкая полоска земли, и было ясно, что моряки спасутся.

— Я бы сюда, пожалуй, никого не пускала, — задумчиво заявила она.

Мужчины дружно рассмеялись.

— Согласен с вами, — поддержал Горгрид.

— А это кто? — поинтересовалась Ретта, указывая на картину, висящую над камином.

— Мой отец, — чуть помолчав, ответил ей тихо Аудмунд.

Она подошла и пригляделась внимательней. На портрете князю было чуть больше сорока лет. Тот же золотистый цвет волос, что и у младшего сына, тусклые синие глаза, суровая складка меж бровей. Руки в кожаных перчатках покоились на навершии меча. Все в нем дышало мощью и силой. Ретта невольно обернулась и посмотрела на Аудмунда, сравнивая.

— Вы с ним очень похожи, — наконец сказала она.

— Спасибо, — поблагодарил эр-князь, и можно было подумать, будто он в самом деле ждал этих слов.

— В тронном зале висит такой же, только в полный рост, — пояснил Горгрид. — Сейчас, быть может, вы хотели бы осмотреть свои покои?

— Да, с удовольствием, — обернулась Ретта.

Они вернулись в начало коридора и поднялись на два этажа. Повсюду на пути их следования стояла стража.

«Похоже, заблудиться и в самом деле будет проблематично», — подумала она.

А вслух спросила:

— Здесь только мои комнаты?

— Теперь да, — отозвался Горгрид. — Бывшие покои Кадиа с другой стороны. Сейчас они закрыты. Аудмунд обитает этажом выше, а ваш будущий супруг, наоборот, ниже.

— Главное, не перепутай, где кто, — пробормотала Бериса, и Горгрид, не выдержав, в голос захохотал.

— Няня! — возмущенно воскликнула порозовевшая Ретта.

— Значит, наша разведка на твой счет не ошиблась, — заметил довольный Горгрид. — Бериса, старая ты плутовка. Признаться, не ожидал увидеть тебя вновь, да еще прибывшей с юга.

Герцогиня с удивлением перевела взгляд с няньки на советника:

— А я думала, что вы незнакомы.

— Ну почему же, — пожал плечами советник. — Было дело. Правда, давно. Скажите, Алеретт, как вы смотрите на то, чтобы назначить Берису вашей статс-дамой? Ее происхождение вполне позволяет.

«И в самом деле, — подумала та. — Здесь, на родине, конечно уже ни о каком рабстве не может быть и речи».

А вслух ответила:

— Я не против.

— Ну, вот и решили. Завтра утром, — продолжил Горгрид, — к вам придут модистки, так что готовьтесь. А пока до обеда можете отдыхать. Или погулять по замку, если будет желание. Вот, держите, это от покоев Кадиа.

С этими словами советник достал ключ из внутреннего кармана, который Бериса тут же забрала и поспешила спрятать.

— Хорошего отдыха, — сказал тихо Аудмунд, и Ретта, обернувшись, посмотрела ему прямо в глаза.

— Спасибо вам за все, князь.

13. Загадки

Шаги на лестнице постепенно стихли. Ретта коротко вздохнула и толкнула дверь. Страхи, которые она всю дорогу от себя гнала, накинулись с новой силой, словно свора голодных псов. Вот, наконец, и Асгволд, столица Вотростена, но что же дальше? К чему готовиться ей, чего ждать? Все те же вопросы, на которые боги не торопились посылать ответы, а единственный из людей, кто мог бы прояснить ситуацию, тоже не спешил являться ей на глаза. Отчего, кстати? Есть более важные дела, чем встреча будущей жены? Скорее всего. И это уже само по себе было тяжким оскорблением. Даже несмотря на то, что вместо него прибыл Аудмунд.

Ретта возмущенно фыркнула и тряхнула головой. Положение, безусловно, складывалось возмутительное. Все правила приличия, которым ее обучали и в Месаине, и на родине матери в Треане восставали против подобного обращения. И теперь, окончательно убедившись, что будущий муж думает в данный момент о чем угодно, но только не о ней, мысленно поставила напротив его имени жирный минус.

— С приездом в Вотростен, ваше высочество, — в один голос поприветствовали ее ожидавшие в комнате две служанки, склонившись в почтительном поклоне. — Господин Горгрид прислал нас в ваше распоряжение.

— Рада познакомиться, — улыбнулась Ретта. — Советник очень добр и внимателен.

Девушки переглянулись, и на лицах их появилось робкое выражение облегчения и затаенной радости.

Бериса прошла вслед за воспитанницей и поставила холщовую сумку с вещами на пол.

— Сундуки уже привезли? — деловито уточнила она.

— Да, утром, — подтвердила одна из служанок. — Мы их уже разобрали.

— Очень хорошо, — с довольным видом покивала старуха. — В таком случае, быть может, вы теперь покажете нам покои?

— Только сначала закройте окно, — попросила Ретта.