12+
Вещая акварель

Бесплатный фрагмент - Вещая акварель

Стихотворения

Объем: 108 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

1. Дебют

Встреча

Вот он, мой век!

С клюкой на чёрном фоне.

Он позвал меня, уходящий…

Как так вышло, что меня он позвал?

В образе седой…

В морщинных ссадинах от пуль-лет.

— Сядь ближе. —

И замерцали словесные слайды.

Я вижу: пустыни сабель змеиных.

Я вижу: солнце льющейся крови.

Я вижу: приподнятую чью-то голову —

И слова: «Нет, какие вы счастливые, вы ничего не знаете!»

Я говорю, что не тороплюсь больше никогда.

«Говори, говори же, моё Прошлое!»

Улыбка: «О, сколько историй! Сколько истории, ей-богу!..

Я расскажу ещё про Павлика моего….»

Наползающие сумерки.

Переполненная встречей.

Мимо слова, люди… которых давно нет.

1981 г

ххх

Сказать, не думая о слове,

Как о присутствующих, вовсе.

Как самому себе, почти без слов.

Так, словно тёплое набросить,

Иль, услыхав вдруг чей-то зов

Внезапный, никого не встретить.

Так лист, сорвавшись бы…

земли не повстречал:

Куда летел бы он — не знал,

К кому взывал — не знал бы ветер…

Мне продышать и в том найти упрёк,

Словно дотронуться к тому, что не потрогать.

И дрожь,

и дрожь, как изморозь от строк

Трещит у самого порога.

ххх

Младенец — месяц молодой,

Безумья всходы

Взрастут в тебе вместе с тобой

Грехом природы.

И все ступени — сон любви

Слепой и властной —

Пройдёшь — и страх, что на крови

Безмерно красной;

И стук в незапертую дверь,

В её никчёмность,

И ожиданием потерь

Порабощённость;

И будет смерти близкий час

Ступенью высшей

Безумья, вперившего глаз

Средь звёзд притихших…

А дальше? Дальше света —

Тьма-старуха,

знает всё сама.

Младенец — месяц молодой

Из тьмы проглянет.

Как сумасшедший за спиной

Тихонько встанет.

ххх

Зачем растаял снег?

Он выпал первым и прошёл стеной.

Его бессмысленный побег

Недуг встревожил мой.

И нынче снова он летит,

Брат к брату своему,

Как будто раны скрыть спешит —

Следов глубоких тьму.

А те, что на сердце легли,

Их боли не унять,

Они насквозь его прожгли,

Чуть зацепив тетрадь.

Цветы

И в небо щерились уже куски скелета,

Большим подобные цветам.

(Ш. Бодлер)

В них жизнь, иль смерть,

в цветах на стеблях тонких? —

Контраста яркого в пылу не превозмочь.

Вот жгуче-красным из конечностей бьёт ломких —

Какая выгнала их ночь?

Гнала наверх их ткань и влагу,

Их славу — пусть на краткий миг.

И всё же, прежде чем полягут,

Откроет всё прощальный лик:

Как продираясь телом худосочным,

Изломаны и кровью изошли,

Как, поспешая в мир этот порочный,

Его простив, покорно расцвели.

О, расцвели… волной неизгладимой.

О, прокатились… памятью под стон.

Что лепестки?

Слетают

на пол,

мимо,

И тень к окну отбросил круглый стол.

ххх

Только ночь. И сверчок в ночи.

Кто там шепчется — всё молчи.

Кто там время торопит вспять? —

Всё равно ничего не понять.

Звёзд просыпалась с неба горсть.

Долгожданный нейдёт к нам гость.

Туго стянута кожей дней

Тайна вглубь уходящих корней…

Скоро ль? Скоро пробью ключи?

Ночь. И — громко сверчок в ночи.

ххх

Заводите новый календарь!

Из раскрытых книг туманы хлещут,

Чтобы улетучиться, как гарь,

Взявшая дыханье наше в клещи.

Мир — в болезни. Свет — выздоровленье,

Приближаясь маленькой звездой,

Всё растёт — подкладывай поленья,

Успевай, Несрезанный чертой!

Всех своих немолотых сомнений,

Всех, не понятых тобой до конца,

Жарких и холодных погружений

В истину Бессмертного Лица.

1982 г.

ххх

Близко-близко, у сердца,

Дышит утро. И сны,

Не успев разлететься,

Входят в мир тишины.

Где вздыхают негромко

Окна сонных домов.

Где ломается кромка

Под печатью шагов.

Где железная птица,

Рассекает, трубя,

Наши тысяча тридцать —

От меня до тебя.

2. Пыль и ветер

Накануне

О, что-то случилось…

О, что-то такое случилось…

В заснеженный март

обвалилось громовое небо!

И молньей озлилось.

И молньей как-будто озлилось.

Оскалилось молнией в окна

смешно и нелепо.

Быть может, сей росчерк

Грядущей весны небывалый

Всё тот же союз подтверждает

их с вечными льдами,

И я не ошиблась, рождаясь,

как небо, обвалом,

И с молньей в руке

Средь сугробов, бредущих грядами.

А может быть, это —

страшнее, сильней и желанней —

Рождается что-то,

к земному приблизившись краю…

Но вижу воочию — вспышкой

оконных посланий

Последняя тьма иллюзорной

мечты догорает.

Подражание
Маяковскому

Сгрудились века у двери —

Симфонии, распределённые

по нашим голосам!

Лучей лун и солнц волоса

Спутались с глянцем языковых вериг.

Толпа!

Лба сморщины:

«Уж, коль вместе мы,

Каждое «я» вместимо,

Чтобы отдельно звучать,

дельно, проще!

А потому пока смолчу.

Смычку

вручу

отмычку.

А там! Под ликование криков,

В дыхании безудержном

Ворвусь — всеми — со всеми

В открытое!

Брошу веселье,

весеннее,

висение

В ожидании небывалых сдвигов!

О, Время!

Пока буду тянуть «ре-е» — «ми-и»,

В гареме мыслей моих —

Не по-женски. не для женщин иных —

Изведай верность горенью.

1982—83 гг.

ххх

Отчего Вы в шляпе, такая? —

вопрос прозвучал уныло.

Простите, какая?

Не слишком свежая?

Не слишком милая?

Не яркая… и не быстрая…

Нет, знаете ли, воздуха,

такого, истого,

Чтоб всласть напитаться

и вдоволь напиться.

Нет тени щадящей, от жажды укрыться.

И самого главного…

главного самого нет —

душе покоя.

Чтобы на ночь гасили свет,

А она не знала, что значит такое.

Светлячком бы порхала в ночи,

Кинув дряблое тело.

Я бы ей приказала — Молчи! —

И она бы не смела…

И тогда бы прелестным цветком

Зацвела б эта кожа.

И махала бы я лепестком

Вам и на Вас похожим.

Вот и бреду такая,

Смешно, в этой шляпе, унылые

Вопросы в душе сжигая,

Не слишком свежая, не слишком милая.

1984 г.

Предвесеннее

Переполнится страстью и мукой

Вся душа, словно ветка к весне.

Закружи, послезимняя вьюга,

Но тебе не воспрянуть вполне.

Вот предчувствий ласкающий локон

Выбиваясь, взыграл на ветру.

Ни лучей, ни распахнутых окон —

Затаённую слышу игру.

Слышу, как извиваются выси,

Словно жадно впиваются в лёд;

Слышу свежесть нетронутой мысли,

Даже слово её не вспугнёт.

Тишины разнимая ладони,

Проскользнёт вдоль движенья ветров

И, как будто случайно, обронит

Свой неясный и тёмный покров.

1984 г.

ххх

В такую нескончаемую сырость

Прощаться тяжело и уезжать

(Поэтому весеннюю игривость

Легко нам за отвагу принимать).

И тощие обветренные ветки

Цепляются, скользя по рукаву.

И лист летит — последний, редкий —

В ещё зелёную траву.

1985 г.

Невозвратное

Всякая минута — день рожденья.

Всякая минута — день кончины.

Мы живём — секунды и мгновенья —

Нашей жизни долгой величины.

Оттолкнусь от волн реки — по берегу

Поплыву, песок сгребая пятками.

И всклокочет кровь тоской по Тереку

Ниоткуда, странной вдруг повадкою.

До того ещё, когда обмолвились,

То не сердце — конь стучал копытами,

Не дожди, а слёзы пролились

По отринутому, потому забытому.

Потому сознанием не выношено.

Только кровь намёками, как иглами…

Это дерево никем не выращено,

Оно чёрными повисло силами!

И плоды его — бесплотные, голодные —

В росчерках израненные листики,

Не дописанные до истины…

И дожди песочат их безводные

1989 г.

Посвящается моей бабушке,

Анне Кузьминичне Терновской

ххх

Анной наречённая…

Жизнь грозой прошла.

Всходит солнце горнее —

Вот и умерла.

Небеса колышутся

Пред тобой.

Прямо к небу движется

гроб с толпой.

Как стекло прозрачное —

Вдребезги! — лазурь.

`Идут новобрачные

Сквозь источник бурь.

Просят жизни вечной —

Жив и мёртв —

Каплей — Мрак Предвечный —

С ложки мёд

Им в уста алкающи.

Что теперь им свет?

Гроб во тьму толкающим,

`Идущим во след.

1990 г.

3. Маяк

У зеркала

Ты называешь меня тучкою своею

За мои серые глаза.

Вот и печалей не развею —

И плачу, словно небеса

В июне

тёплыми дождями.

И ночами

Тревожно сердце громыхало вдалеке.

Ты слышал? Это от молчания

И тишины, накопленной в тоске.

Ты слышал, чувствовал ли? —

Молнии к твоим тянулись берегам!

ЯзЫками безмолвными

Глубоко вскрикивали там.

ххх

Всё говорит о том.

В полётах птицы.

Листва слетает и кружится —

И не уляжется притом

Никак, ей ветер

Скучная помеха.

Лишь в небе жгучая прореха

Лучами светит.

И блик мерцающий

Один —

Моёй надежды господин —

Согреет и приветит.

Всё говорит о том…

Темнее ночи.

И встречи долгие короче

Стали, тих стал дом.

И ожидания всё горше:

Сегодня жду, а завтра больше

Уже не жду.

Приду.

В бреду все сны.

И сна-то нет.

Средь ночи зажигаю свет

(так до весны),

Спускаюсь лестницей —

бегом! —

За непослушным поводком.

И отрок-пёс

Предчувствий нос

Задрал на первый свой мороз…

Всё говорит о том.

ххх

За зелёной этой аркой,

За оврагом, во бору,

В тон букашечкой неяркой

Тёплую обнять кору.

На корнях сосны взнесённой

Покачаться к плоти плоть:

«Ты ошибкою прощённой

В рай прими меня, Господь!

Пусть кочевник — воплощенье

Прихоти своей — смахнёт

И под ногтем кровь отмщенья

В свою глушь перенесёт».

Повторение

И должно явиться Слово.

Появиться из пучины.

И неведомою плотью

Устрашающей личины

Испугать — и удалиться,

Шею длинную скрывая.

Чтобы в нас, по нашим лицам,

Было видно — оживаем:

Каждой судорогой страха,

Звуком нечленораздельным,

И под вымокшей рубахой

Этим потом неподдельным;

Каждым жестом, взор прикрывшим,

В самого себя вглядеться,

Чтобы чувствовали — дышим,

И — так странно! — бьётся сердце.

Оттого, что позабыто

И утрачено Начало

И концом пера изрыта

Почва в поисках немало

И должно явиться Слово.

Появиться из пучины.

И неведомою плотью

Устрашающей личины

Испугать — и удалиться…

Чтобы в нас, по нашим лицам…

Оживаем…

Бьётся сердце…

ххх

А в природе беспредметный разговор —

Слово Божье, просто так оно летит.

И, вступая в перекличку или спор,

всё шуршит, свистит, щебечет и трещит.

И никто не ищет смысла — нет нужды —

В недосказанном, невнятном — предрешён.

И оттал-киваю-щийся от воды,

Пеликан, как Моцарт, отрешён.

Не придёт, счастливчик, в голову ему

И подумать — «Вот я, птица-пеликан!»

Что какой-нибудь в завистливом дыму

Сеть ему готовит и капкан.

А и зверь голодный если налетит,

Не из зависти — как Вы же на бифштекс.

И дуэт страстей их предварит

Высшей справедливости гротеск.

Так, в прекрасной бессловесности кружась,

Шум и голос музыкальных ищут форм.

Каждый — логика другого, отродясь

Не убийца, не доносчик и не вор.

ххх

Между закатом и зарёй

Во тьме ночной никто не спит.

И, словно он с землёй сырой

Самой без страха говорит.

Тысячелетья вороша,

Не успокоится душа.

Скорее мир она обрушит,

Как тесно скроенный наряд.

Т а м всюду рубища горят…

Человеческое

Всё темно во мне, неясно.

Вязко тянутся слова.

И приблизиться опасно —

Я, как мёртвые, жива.

Только что не вспоминают

И поминок не справляют.

Зло покуда причинить

Ещё могут, может быть…

Но почти уже не могут —

Телу выдана броня.

Только в ней не перед Богом

В нужный час предстану я.

Дух бродяжит и теснится

Средь небес, и, если — «да» —

На мгновенье с телом слиться, —

Иль ненастье, иль беда.

Крепок дух мой. Тело вяло.

Дух бредёт средь звёзд устало,

Следом кнут в его руке

(След кровавый на песке)

С наконечником свинцовым

И всегда на всё готовым.

Он чужую стерпит боль.

Друг, прости! Пойми, любовь!

То погонщик величавый,

Мышц его кляни игру!

Человечью гонит славу

К новым пастбищам кровавым —

Гости будут на пиру.

ххх

Ну, давайте: я читаю вам стихи…

Пропадаю я, наверно, за грехи.

Всё сливается, как валится из рук,

В неотвязно-непрерывно-ровный звук.

То звонок мне — и на подступах гонцы:

Гулливые бойкой тройки бубенцы!

Прозвенели, словно выели висок…

Из измученной берёзы хлещет сок;

Из бутылки позабытой — через край! —

С мошкарою, мутным зельем —

прямо в рай

Этюд

Метели буянные,

Шумные, пьяные —

Январские бури —

февральский прелюд.

Бежать ли от вас,

иль искать в вас приют?

Но душ наших

клавиши фортепьянные,

То будто воспрянут,

то вновь опадут,

Встревожены ритмом

синкопы гарцующей,

Рассеяны темой

подъездных дверей.

И эхом,

обрывки пространства

связующим,

Нам — вымысла жести

пунктир негодующий

И звуки — фермата

продрогших зверей.

Ветру…

Ветер! Ветрище!

Седой старичище!

Воешь всё, сердишься,

Ветер-ветрище?

А я не люблю,

когда громко вслух.

Пред тобой с мольбою

В ноги — бух:

— Не вой, не ворчи,

Даром треск в печи.

Под ногами у тебя —

Снега.

Пред тобою — человек.

Легка

Одежонка на нём,

рвань.

Вон зевает, засыпает,

Глянь.

Ветер! Ветрище!

Седой старичище,

На него что ль сердишься?

Ветер-ветрище.

А в чём повинен он —

Суд стихий! —

Тем, что жизни сон —

В стихи?

А след его заметаешь

зачем?

Громок, ветрище,

Громок, а нем.

Ветер-ветрище!

В уши свищет.

Спасёт ли убежище?

Ветер-ветрище:

«Всех — на упокой!

Крыши все — долой!

Дороги — замести!

Никого не спасти!» —

Но того всегда спасало,

Кто ветру —

«И этого ветра мало!»

Защищена

стенами четырьмя.

Но ничего, ничего

ветра окромя

Нет — внутри ли, снаружи.

Кружит, вьюжит!

Штор опахала.

— И этого ветра мало!

Колыбельная
соотечественникам

Я песнь вам

спою

ожидания:

«Не чуя затекших ног,

Мы в храме пустом мироздания —

Священный не стоптан порог

Народов живой вереницею.

Мы — первые здесь из живых.

И — титульною страницею

Кроваво-нарядной для них.

В грехах перед дьяволом — или

Пред Богом предстанут они.

А нас в этом храме взрастили —

Века пролетали, как дни!

Страданием пестуя выи,

Кровавя нам розовость губ.

Как роз лепестки огневые

Росли мы. И вот он — сруб

Свежайший, в бутоне. Бутонные!

А срок нам расцвета — мечта!

В нас Божия благость бездонная —

И дышащая пустота.

Желанны и счастью, и горю,

Добром ли растоптаны, злом,

Нам сладостно и на просторе,

И в бездне нам сладок излом.

И этот сквозняк, что свищет —

Нам сладок — сквозь щели: весть!

Мы ждём Тебя, Благостный Нищий,

Как Ты, пригвожденные цвесть.

ххх

Сентябрь, заморозки, роза…

Словно, целуя, расцвела…

Я говорю сквозь тон вопроса,

Что все окончены дела,

Что собран урожай, и лишь среди пустого

Поля — родитель твой, шипастый куст.

Роза! Целую бархат твой бордовый

Обветренных и потемнелых уст.

Мы обе жрицы полутонов.

Сентябрь нынче хмур и зол.

Нераспустившихся бутонов

Хрусталь — твой гиблый ореол.

4. Магнитный город

Красота

Ясна, как устав монастырский.

Как инока бытность проста.

И мощью сверкнув богатырской,

Мерцает её немота.

И словом из слова изъятым,

Сверхзвука, сверх-смысла полна.

Открыта, подъята, распята —

И жертва, и плач, и вина.

Надежда победить

Надежда победить? —

Как дорого, как глупо…

Себя, других винить

Потом и бегать с лупой

Всё больше по следам

Своим. И будет грустно.

Истребуем, но — т а м —

Законность лож Прокруста.

А здесь мы сотворим

Действительность без боли, —

Как двери отворим,

Спасаясь от неволи,

Где будет легче сметь,

Где дум поток осажен…

Ни грамма слова «смерть»

Не выгадать продажей!

Где слово-боевик

Проходит слов болота,

А пуля-слово «миг»

В подтекст садится плотно.

А слову «победить» —

Тем цветом придорожным —

Один удел — дружить

С пыль-словом «невозможно».

Над пылью и цветком

Бог-Слово год от году

Возмездья тёмный ком

Подхватывает с лёту.

1999 г.

Юмореска

Под низким окошком

Стремительных мальв

Что город возрос

В одну ночь незаметно.

Так рано. Но тихим

Лучом отогрета

Некрепкого раннего

Сна полутьма.

Так рано. А шмель

уж не спит, и косматым

Гулякой несётся по всем кабакам:

То — нет всё, и нет,

Выползает — помятый.

То вылетит сразу,

Схватив тумака.

Ах, он искушает!

Прыг! — цепкой былинкой

На спину ему:

«Искуситель-злодей!

Там, в розовой мальве —

Скрип старой пластинки.

И слышно из белой —

Уплачено, пей!»

Гуляка весёлый

Пузатый и бедный,

Так коротко лето,

Давай поспешим,

Покуда жив город,

Столь хрупкий и бренный,

Покуда мы живы:

И я — и ты жив.

Вокал

От музыки-Марины

до моря недалёко.

А голос так высоко —

высокогорья голос

Встречал открытой бездной

и боль предвозвещал,

И силу беззащитности вселял;

И всплески волн октавных,

и монолиты пенья,

И многоструйное небес теченье!..

И грудь разверстая плыла к ним

жадным ртом —

Мир рушился

телесный

за бортом.

ххх

Господь рассыпал, как намёки,

Небесных Царствий кружева.

А тень лежит на солнцепёке —

Резка, черна и не жива.

Хотел ли быть непримиримым, —

Вопрос, как снадобье вкушал.

И замысел, Им здесь творимый,

Тогда пред умыслом вставал.

И жгла насущность наказанья.

Но искры Божии кругом,

Кругом рассыпал Он, спасая,

Назад сзывая в Отчий дом.

И там, где тень отображала

Походы подлые врага —

Томился тальник, и дрожала

Река, чуть тронув берега;

Паук невинную интрижку,

Плетя, в засаде серебрил;

Тропа вилась, бежал мальчишка,

На крыльях курточки парил;

Звенели краски, струи, струны,

Букашки, бабочки, птенцы —

В своих заботах многотрудных —

Свистки, трещотки, бубенцы…

Они, как тонкие знаменья,

Сигнал, примета, тайный жест

Юродивой, хитросплетений

Земных и — около — веществ

Летучий знак, что всё готово,

Всё ждёт, чтоб вражий пал редут…

И шлёт таинственное слово

Всему увиденному тут.

Поэту Н. Якшину

Урок

Там соловьи не поют.

А здесь — поют.

Пустыньки моей приют:

Фьют… фьют…

Издали — где нам с тобой! —

Душу лаская, —

«Вот тебе тут и покой», —

Песня такая.

Хочешь, зажмурься и верь,

Ты, моя детка.

Только не верь — суховей,

Мёртвая ветка.

Здесь, у живого леска,

Ты притаись, и кроткой

Тенью ученика

Слушай, — и, вырвавшись ноткой,

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.