Бесплатный фрагмент - Вертоград

Глава 1. Пирамидальные тополя (лат. Populus pyramidalis)

Неробов встает с восходом — так и солнце приветствует гору, чьи седины оно прекрасно знает. Безжизненный пейзаж приобретает смысл. Зеркало фиксирует довольную улыбку, в телефоне крутится звонок будильника, а в голове — идея, что с внедрением искусственного интеллекта работа следователя потеряет смысл. После короткого движа, называемого физкультурой, идут водные процедуры с перепадом температур. На затуманенном зеркале Неробов изобразил сердечко со стрелой, которое затем стер. Его опередил голос жены.

— Твоя музейщица будет довольна.

— Не моя, а сама по себе.

— А ваш роман?

— Сто лет назад, когда тебя на свете не было, — возражает Николай Ильич.

В настоящем у него Ирина, которая вышла за него в возрасте двадцать лет. Сердечко — для неё, но чего толку объяснять. Если умная, поймет, но потом. С рождением детей она приобрела житейскую мудрость, но Неробов считал, что выводы у неё интуитивные, а потому непрофессиональные. Так он и сказал.

— А ты не жужжи, — бросила Ирина.

— Я просто бреюсь, чтобы выглядеть наилучшим образом.

Взгляд Ирины прекратил скитаться по деталям гардероба, остановился и замер на лице мужа — высветился новый предмет для обсуждения.

— Ты у меня красавчик, майор юстиции.

Неробов так удивляется, что едва не сбривает брови. А ведь он матерый следак.

Жена уже приготовила овсяную кашу, которая смотрится тягостной кучкой, а резиновая сосиска сворачивается в пыхтящую кучу комбикорма. Какие алгоритмы нагенерирует такой завтрак? Не лучше ли питаться чистым электричеством? Следователь молча съел завтрак, выпил кофе и просмотрел по планшету сводку происшествий по городу, которая официально не выводилась в цифровом виде, но кто смог настроить, пользовались.

Зазвонил телефон. Для семи утра рановато. Имя из списка контактов, «музейщица», Виктория Полевая. Реакция жены последовала незамедлительно:

— Опять Вика. И перед этим секретарша. И Гришина Инна, а затем Алла Александровна. — Удивительно, что Ирина сама верила в свои страхи.

Существовало правило: когда у неё возникали предчувствия, обычно они срабатывали.

— Намучаешься ты с Полевой, — пророчила она.

— Не знаю. Возможно, нажала на номер по ошибке.

Не рискуя вызвать недовольства жены, Николай Ильич не стал перезванивать.

— Чаю.

После кофе он обычно пил чай, причем жена ему заваривала ему липу с мелиссой для иммунитета — еще с тех пор, когда он работал дознавателем в полиции, практически не бывая дома, но это было раньше, до прокуратуры.

— Оперативная необходимость, говоришь? — Ирина вернулась к обсуждению соперницы. –Хитрая лиса.

— Ты забыла упомянуть Наташу Черноярову.

— Стажерка не считается, — отбрила супруга.

Неробов раздраженно похлопал по карманам, вспомнил о записке начальника. Накануне секретарша оставила ее на столе, но прочитать он так и не собрался.

— Чем займешься?

— Работаю по отказным материалам. Бумажки не видела? Дубровин передал ценные указания.

Николай Ильич приучил руководство дублировать свои просьбы письменными распоряжениями. Время непростое, и он предпочитал подстраховываться.

Ирина извлекла бумажку из письменного стола. Как она туда попала, лучше не спрашивать. Неробов прочел: «Найди меня утром» и убрал ее во внутренний карман.

Дурацкая просьба. Они и так увидятся с полковником на работе. Каждое утро Неробов заходил к нему в кабинет.

Жена окинула его взглядом:

— Старый денди.

— Без «старый».

— Просто денди.

— Нет, самурай.

— Новость! Кто ещё у нас самураи? Валентин?

— Пожалуй. Еще Василий, Ираклий.

— Абросимов?

— Пока не готов.

— А музейщица кто, гейша?

— Виктория Владимировна сама по себе. Я не виноват, что у меня харизма.

— Ещё одной крали я не выдержу, так и знай, — горестно изрекла Ирина. — Взял таблетки?

Нащупав упаковку в верхнем кармане, Неробов кивнул и вышел из дома. Погода радовала, и до работы он отправился пешком. Со стороны парка тянуло тополиной смолкой, первым подарком весны. Если бы не выбранная им профессия следователя, Неробов вполне мог бы стать садоводом. Вот и сейчас он сделает крюк, чтобы выйти к центральной аллее. Семь пирамидальных деревьев, семь тихих нот, стояли ровно и едва подрагивали ветвями.

Такие тополя нигде в области больше не встречались, их привезли переселенцы с юга. Весной деревья зеленели первыми и все разом — серебряные стволы, тёмные сережки, неповторимый аромат — всё это словно уносило на юг. Ветки и веточки создавали едва слышную музыку, которую уловил Неробов. Тревожная мелодия отозвалась на сердце дурным предчувствием.

Человек в чёрном драповом пальто нагружал древесным мусором тележку, которая из-за большого веса грозила опрокинуться.

— Доброе утро, — поздоровался с садовником Неробов. — Я бы посоветовал поправить ветки. Позвольте помочь.

Цветочная пыльца вызвала у него сильнейший чих с обильным слезотечением, во время которого ему открылось кино про человеческое жилье, а потом и трупы в мельчайших подробностях. Неробов сморгнул, возвращая картину сваленных бревен. На одном из них он сидел, а над ним склонялся человек, обрезавший ветви.

— Вам нехорошо? — участливо спросил мужчина.

— Спасибо, всё прошло. Не думал, что такой салабон. Я Николай Ильич. А вы?

— Отец Нектарий. Восстанавливаюсь после ковида. Вы ведь следователь Неробов?

Работник кутался в своё тяжелое пальто. Неробов уловил его учащенное дыхание и то, как неровно он дышал.

— А вы тоже по нашей части. Отставник? — Цепкий взгляд следователя определил военную выправку собеседника.

— Да, было дело, теперь подвизаюсь священником в монастыре. Получил благословение работать с растениями.

Нектарий взирает на мир с добротой, а вот у Неробова прищуренный взгляд, привык смотреть исподлобья, словно волк. Скрыть профессиональную хватку не удавалось.

Рядом стояла нагруженная тележка, и лёгкой ее не назовешь.

— В таком случае, возьмемся вместе.

Вдвоем они работали ладно, только священник часто останавливался перевести дух, все-таки он был не здоров. Избавленный от древесного сора пустырь преобразился: свежая трава засверкала яркими красками. Солнце струило лучи, которые ещё не стали жаркими, и Неробов подставляла им лицо, чтобы солнечный свет омыл его морщины. Ради этих сладостных минут он и любил выбираться на природу.

— Благословит вас бог, сын мой. — С этими словами Нектарий возложил руку ему на лоб.

— Да мы одного возраста.

— Так полагается. Когда на душе неспокойно, хорошо отвлечься на простую работу. Это помогает на время, но потом все равно приходится вернуться к нерешенному вопросу. Вы, наверное, по делам спешите?

— Ничего, подождут.

Взгляд священника скользнул в сторону и вверх, он поморщился — не к добру галки кружат над храмом.

Погода умиротворяющая, солнце пригревает и запахи щекочут ноздри — Неробов прикрывает глаза, как же не хочется торопиться. Под ноги падают багровые сережки, по ним мягко идти. И тут же раздается звонок это дежурный.

— Быстро работаем, Николай Ильич. Свежий труп. Где гостиница на площади, знаешь? Там все наши опера.

— Сейчас буду, а ты собирай группу.

— Уже на месте.

Тут следователь вспоминает про звонок Виктории, нажимает на быстрый набор, и на том конце сразу берут трубку.

— Аллё, это ты Ильич? — Голос знакомый.

— Ты-то тут каким образом, Андрюша? Что Полевая делает на твоем участке?

— Она в гостинице, в пентхаусе. Нас придали для усиления. А ты ее курируешь? — Капитан Абросимов по горячим следам начинает сбор информации.

— Никого я не курирую. И по телефону такие опросы не ведутся.

— Верно. Приезжай, посмотришь свежим взглядом.

Информация поступает, но неизвестно к кому. Да и вряд ли Неробова подключат, учитывая его близкое знакомство с «музейщицей». В общем, надо действовать быстро.

— Отец Нектарий, ваш грузовичок на ходу? Подбросите меня до площади?

— С Божьей помощью мы работу выполнили, так отчего бы и не прокатиться?

Ветер усилился, и зеленые верхушки тополей клонились, амплитуда их движений нарастала — так, если бы нёсся ураган, редкий для здешних мест. Ветер обрывал со свечей красные серёжки, которые неслись навстречу своей погибели вниз и шипели, вминаясь в мокрый асфальт.

Трескуче-шипящие звуки сопровождали Неробова всю дорогу до площади, где ждала его Виктория Владимировна и неизвестный труп.

Здесь возвышался единственный в городе небоскреб, бывший банк, а ныне — гостиница. После разговора с Абросимовым прошла четверть часа, но об убийстве прошел слух. Неробов попросил водителя притормозить, он хотел пройти, не привлекая к себе внимания.

У входа в гостиницу установили оцепление, но он предъявляет удостоверение следователя и проходит. Сотрудников правоохранительных органов тут хватает, только и разговоров про убийство. Опера незнакомые, таких из деревни набирают — худых, с широкими скулами, узкими глазами, кирпично-красных и очень дерзких. Их обычное занятие — разнимать мордобои. Неробов представляется и спрашивает Абросимова, того всегда вызывают на убийства.

Парень из оцепления двигает Николая Ильича локтем. Вот щенок сопливый.

— Ты кто, дядя?

— Следователь Неробов. Дайте пройти.

— Может, дадим, может, нет — как прикажут.

— У тебя вообще фляга свистит? — следователь отстраняется.

Когда в вестибюле появляется капитан Абросимов, он сразу хватает наглого гуся и выводит за наружное оцепление. Тот сопротивляется.

— Спасибо, Андрюша. Ужас, как смешно, — говорит Николай Ильич.

Настроение у него портится, хотя, казалось бы, дальше некуда.

— Нет, совсем несмешно, — возражает капитан Абросимов. — Бронь номера сделана на твое имя, 1239, люкс.

Они заходят в гостиницу через дверь с надписью: «Служебный вход», которая ведет в коридор и к площадке с лифтами. Тут обстановка аскетичная. Стены выкрашены зеленой краской, никаких зеркал не предусмотрено.

— Личность установили?

— Полковник Дубровин.

Неробов присвистнул:

— Есть задержанный? — спросил он.

— Полевая. Сейчас ищем сообщника. Найдется, куда денется.

— Грабители? — Николай Ильич проигнорировал фамилию Виктории.

— Людей на земле мы проверим, да только опера не верят, что разбой.

— Плотно работайте с персоналом, — инструктировал следователь. — Там не дураки работают. Что-то они видели.

— Портье отлучался с поста. Дежурная горничная спала. Постояльцев на этаже нет.

Они садятся на лифт и едут вверх, на двенадцатом этаже их встречают работники гостиницы, которые отводят глаза. Событие неприятное, и никому не хочется быть замешанными.

— Андрюша, возьми портье и пройдись по этажу, проверьте номера. Всякие бывают обстоятельства. Ты вот что скажи, кто дело возбуждал?

— Журавлев. Его Башаров послал.

— А тот каким боком?

— Против Дубровина копал, хотел его на взятке прихватить. Тут еще спецназ обещал подъехать на задержание.

Капитан идет уверенно, он знает дорогу. У него круглое лицо, не будь которого, он бы походил на индейца — молчаливостью, устремленным взглядом и длинными волосами, которые он закалывал на затылке. Абросимов выглядел молодо и его чаще принимали за музыканта, чем за оперативного уполномоченного.

— И? — продолжает Неробов.

— Что-то не срослось. Подогнали областных оперов, они на маршруте были, быстро подъехали. Видел их внизу? Смотрят на нас волком, как на убийц.

— Пошли их работать. Пусть опрашивают.

— Не выйдет. Тут Башаров командует, он к себе это дело прибрал. Говорил, что готовил операцию с самого начала.

Постоянное упоминание имени подполковника покоробило следователя.

Если Башаров говорил, что была взятка, значит, согласовал мероприятие наверху, а без веских оснований это не выйдет. Кто мог подложил мину Дубровину?

Дверь в люкс №1239 открыта, там работает следственная бригада. Неробов остается на пороге. Это чужая территория, а приглашения проходить не было.

— На месте происшествия задержана женщина, личность установлена, рядом труп мужчины, он опознан, полковник Дубровин, — докладывает эксперт.

Неробов заходит в номер. Опер, карауливший в коридоре, напомнил, чтобы он не оставлял отпечатков. Медэксперт протянул перчатки, которые следователь надел, хотя и не собирался ничего трогать. Порядок есть порядок.

Номер двухместный. В гостиной люстра, ковер, деревянные панели, на стене постер. Тело в спальне на полу. Огнестрел. Правая височная доля поражена, пуля застряла в теле. Пятно крови на полу, брызги — на стене. Следов волочения нет.

— Кто еще на выезде?

— Приезжал Башаров, но сразу ушёл после установления личности.

— Сколько выстрелов?

— Два. Причина смерти — после вскрытия, — коротко отвечают ему.

— Оружие?

— Ищем.

Всех их Неробов хорошо знает. Это ребята проверенные, сделают, как положено.

Чтобы не мешать фотосъемке, следователь заглянул в санитарный блок. На краю ванной обозначился кровавый след от ладони. Тело унесли. Узнав, что комната свободна, Николай Ильич перешел в спальню. Там стояла большая кровать и две тумбочки. Он заглянул под кровать, увидел чемодан, но не стал к нему притрагиваться.

А вот и Абросимов с новостями:

— Башаров встречает начальство из области. Про Маковцева что-нибудь слышал?

— Слышал, но это потом. Где Виктория Владимировна?

— Рядом, в соседнем номере.

Они устремляются по коридору. Дверь номера 1240 открыта. Виктория в спальне, лицо у нее заплаканное, но сейчас она успокоилась. Ее волосы убраны в пучок, одета она в строгий костюм — явно деловая встреча. На столе стакан с водой, принес кто-то из оперов, тут их хватает.

— Вика, как самочувствие?

— Ты меня знаешь, Коля, я не могла бы никого убить.

Неробов просит оставить их одних. Вряд ли Полевая тут причастна, хотя, может, что-нибудь интересное вскроется. Но это потом. Сначала он смотрит на ее руки. Смывов на пороховые газы не сделали.

— Всё, успокоилась? Теперь поговорить можем?

— Знаешь, Неробов, ты свои следовательские допросы брось. У меня душевная травма, не даю я согласия, чтобы меня опрашивали. Да и не хочу я с тобой говорить, пусть кого другого пришлют.

Сопротивление следует давить на корню. Дай ей волю, Виктория таких дров наломает.

— Рассказывай, но только коротко. У меня только пять минут, потом я уеду, и будешь ты говорить с человеком, которого пришлют. Вот ему и вешай лапшу на уши. А мне — коротко и по существу. Встреча с Дубровиным была заранее назначена?

— Неделю назад договорились на экспертизу иконы, изъятую в составе контрабанды, но точной даты не было. Вчера позвонили, назначили на семь утра, сплошная срочность и секретность. Ничего объяснять не стали, сообщили место и время.

— Что за икона?

— Почитаемая в наших местах. «Моление Богородицы в цветах», была написана в 30-х годах прошлого века, хранилась в Нагорном монастыре, после разгрома которого считалась утраченной. Я видела ее на репродукциях, но вживую — ни разу. Судя по стилю письма — это она. Я звонила тебе, чтобы сообщить, но ты не брал трубку.

Неробов пытается сообразить, как все сложилось, но давать расклад не торопится.

— Почему не перезвонила?

— Меня торопили. Я вообще не хотела ехать. Но они настаивали, ссылались на тебя.

Существовали эти люди или нет в реальности, бог весть. Выясним.

— Тебя забрала машина? Опиши ее.

— Обычная, белая. Людей я видела первый раз. Какие-то чернявые, нерусские лица.

— С кем разговаривала?

— Мужчина лет сорока, моложавый. Военный. Славянская внешность. Глаза близко посаженные, немного вдавленные, глубокие глазницы. Опознать смогу.

По словам эксперта, никакой иконы на месте происшествия не обнаружено.

— Дубровин?

— А мне откуда знать? Вроде бы он. Общались только по телефону. Судя по погонам, полковник. Он в другой комнате разговаривал с тем, кто меня привел, я разговор слышала.

— Что, потом не возникло никаких вопросов?

— Все быстро произошло. Дубровин с кем-то повздорил, тот ушел, хлопнул дверью, после чего полковник отменил экспертизу. Что-то у него не срослось. Я собиралась уходить, но тут раздались выстрелы — два, один за другим. Я решила, что сейчас и меня убьют, спряталась в шкаф. Это всё.

— Допрашивали?

— Да. Любовники ли мы с Дубовиным и чего мы не поделили? Но ты знаешь…

Николая Ильича огорчала ее болтливость: такого наговорит, что потом замучаешься объясняться.

— Молчи, Вика. Суетиться сейчас не самое время. Ни с кем не делись, не отвечай на вопросы. Анкетные данные можно. Отрицай связь с Дубовиным: не знала, не видела. Найму адвоката. Короче, буду работать.

Не хотелось обнадеживать заверениями, что скоро ее вытащит. Не время открывать свои карты, тем более что на руках у него ничего нет. В том-то и дело: он не знал, что затеял Дубровин.

В проеме двери появляется капитан Абросимов:

— Ильич, Башаров идет сюда.

— Не кипешуй. Что по машине, на которой приехала Полевая? На стоянке должна быть камера. Узнай госномера.

— Камеры не работали. Их включают в девять, когда заступает охрана.

— Не везёт. Ладно, теперь по автомобилю Дубровина. Где он ее оставил? Откуда взялась белая машина, которую прислали за Полевой?

— Работаем.

Неробов вспоминает присказку: «Если ты чувствуешь, что охота идет слишком легко, что след зверя сам попадается тебе под ноги, то знай: тот, кого ты наметил себе в жертву, уже смотрит тебе в затылок».

— Работай. Будет тебе премия за сегодня, — он пытается шуткой разрядить напряжение.

— Не знаю, посмотрим, что Геннадий Евгеньевич скажет.

В это время мимо них проходит упомянутая персона, крупный лысый мужчина, известный всему управлению склочным характером, так что приходится перестраиваться.

Капитан Абросимов импровизирует на ходу и докладывает о водителях такси, которые высаживали пассажиров возле гостиницы. Он предлагал опросить водителей экскурсионных автобусов, но Башаров молчит, предоставляя говорить Неробову. Тот велит искать одиночку.

Башаров вперился в Неробова взглядом, словно не видел ничего интереснее.

— Надо поговорить, Николай Ильич. Ты с Дубровиным долго работал, расскажешь, что знаешь. Как думаешь, заказное?

Неробов изображает смайлик недоумения.

Башаров, специалист по заказным убийствам, здесь без году неделя. Есть подозрение, что это его первая тяжкая статья. но он сразу устанавливает присутствие киллера. Существует этот человек в реальности, не существует — уже не дело следователя. Пусть с этой версией другие работают. Неробов хочет последовать за капитаном, но начальник его не отпускает.

— Докладывай.

При условии, что Неробов в статусе подозреваемого, Башаров все-таки полагается на его мнение.

— Тут действовало не менее четырех человек, возможно, пятеро. Один оставил след в ванной, замывал кровь. Если проверить Полевую, станет ясно, она это или нет. Скорее всего, нет. Смывы покажут.

— А второй?

— Мужчина. Возможно, приезжий. Его чемодан сейчас под кроватью.

Они направляются в спальню. Чемодана там нет, значит, постоялец номера успел сюда вернуться. А ведь прошло минут десять, не больше, да и в номере полно полиции. Кем он представился? Работником правоохранительных органов или гостиничной обслугой? В любом случае, ряженый, и хладнокровия ему не занимать.

— Дальше? — Башаров торопился.

— Стрелял кто угодно, не обязательно наемник, скорее любитель, непрофессионал. Судите сами. Он действовал с близкого расстояния, на него попала кровь жертвы, он стал замывать кровь, наследил. Сейчас пережидает в логове. На нем пороховые газы, так что он должен срочно вымыться и сменить одежду. Я бы предположил, что он приехал на машине, но ее нужно найти.

— Полевая — твоя знакомая?

— Друг. Обычно в таких случаях отстраняют от следствия, но я ведь собираю предварительные материалы.

— Расследование будут вести другие. Спасибо, можешь идти.

Все предсказуемо, тягостно и муторно.

Если бы Неробова спросили, много ли дел расследовалось в городе с участием наемных убийц, он бы не вспомнил ни одного. Бащаров, единственный специалист по заказным убийствам, занимался исключительно взятками. В провинциальной картине мира они составляли важную часть.

Несмотря на запрет Николай Ильич продолжает осмотр места происшествия и наведывается на пульт охраны. По словам Абросимова, там обитает сторож, тот и сейчас не в себе. В его показаниях интересен один момент. Он пытается отрицать, что отключил камеры на ночь, но его ложь видна невооруженным глазом. Сейчас он торопился исправить свой промах, и на мониторе мелькали фигуры оперов из оцепления, которые вели себя несколько агрессивно, более привыкшие не защищать, а карать.

— Что сказал мужчина, который велел прекратить наблюдение? — наседает Неробов на ночного охранника и получает описание мужчины лет сорока, моложавого, славянской внешности. Глаза близко посаженные, немного вдавленные, глубокие глазницы, — он повторяет слово в слово описание Виктории.

— Чем он объяснил распоряжение?

— Ничем. Предоставил удостоверение. Он из органов, — рапортует охранник.

— Как фамилия? Вы же смотрели его документы. В ваши обязанности входило записать его личные данные в журнал. ФИО, должность, место работы, точно время, к кому и цель посещения. Вас же инструктировали.

Охранник мямлит.

— Все произошло слишком быстро.

В коридоре шаги. Теперь сюда идет Башаров.

— Пффф, — улыбается Неробов. — Вот решил заскочить, ознакомиться с обстановкой прямо на месте. Будем сегодня совещаться?

— Сейчас мне неудобно. Давай ближе к обеду. Заканчивай тут.

Неробов получает у охранника видеозапись с наружной камеры. Собственно, там ничего нет, кроме мелькания оперативников, устанавливающих линию оцепления, но следователь копирует файлы, в том числе запись видео из коридора 12-го этажа, на котором можно рассмотреть оперативников, охраняющих доступ к месту происшествия. Если среди них и находился тот, кто изъял чемодан, не занесенных в список вещдоков, но Неробов его не увидел.

В номере шел обыск, опера занялись поисками чемодана.

Всё, теперь можно отправляться в отдел.

На улице грузовичок ждал Неробова на том же месте. Из открытого кузова доносилось благоухание: тополевые ветки испускали такой аромат, что ими была пропитана вся улица.

— Успели с работой? — спрашивает отец Нектарий.

— Она никогда не кончается, но я свою часть выполнил. Теперь в отдел. Прокуратура на соседней улице.

— Подброшу. Все равно по пути.

— Спасибо вам, отец Нектарий. Верно вы говорили, приходится возвращаться к нерешенным вопросам. Надеюсь, что все получится.

— Несомненно. Пока наши помыслы совпадают с господними, нас не победить.

Священник уповал на провидение, но юрист не мог позволить себе перекладывать обязанности на других.

Глава 2. Ноготки — (лат. Calendula officinalis)

В глазах у Неробова рябили цветные треугольники. Приступ начинался с помутнения зрения. В этом месте тополя росли особенно густо. Свой приятный нежный бархат выпустили почки. Неробов чуял их сильный смолистый аромат, ощущал тепло ствола. От тополя шёл резкий запах, и его скопилось столько, что человеку хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Вот только на майора Журавлёва весеннее колдовство не действовало. Он отличался непробиваемостью, в которой превосходил даже плитки мостовой.

— Есть что-нибудь по Митову? — спросил он про старое дело.

— Да так, — Неробов не торопился раскрывать карты. — Жаловался слежку и анонимные угрозы, но от конкретных вопросов увиливает.

— Ладно. Теперь им займутся другие. Я говорил с Маковцевым. Они ищут специалиста в отдел краж. Тебе надо подать заявление, может и сгодишься.

Неробов берется за ручку двери, и этот захват помогает ему удержаться на ногах. В глазах мутнеет, и он из последних сил удерживает сознание.

К счастью, припадок слабости остался незамеченным. Бригада вернулась с выезда на труп. Через открытую дверь туалетной комнаты было видно, как стажер Черноярова скребла руки под струей в раковине, но капитан Журавлев отличался нечистоплотностью, у него гнилостный труп, а он рук не моет. Когда он с грязными руками лез здороваться, Неробов его локтем оттолкнул: ковид сам знаешь.

— Эй, брат, закурить дай. Видишь руки грязные. У тебя есть, я знаю.

Неробов выщелкивает из пачки сигарету, раскуривает ее и сует в рот Журавлеву.

— Кайф! — бормочет тот.

Он мог стать специалистом по разбойным нападениям, нравится ему это. Может, поэтому он и не моет руки, что сам разбойник. Кабы не ловил преступников, сам бы вышел на промысел.

Неробов в бережном обращении не нуждался. Он был простой парень, быстро все схватывал.

— Давай сфотографируемся с тобой, Жула. Золотой ты парень.

— Выпил ты что ли, Неробов?

Журавлев уклоняется, прячась за сигаретой, но Николай Ильич успевает сделать селфи.

Вместе они входят в кабинет, и теперь у них равные шансы приветствовать несравненную блондинку Александрову, которая расчехлила свой летний гардероб и демонстрирует черно-белую коллекцию. Журавлев вылезает с комплиментом, как всегда глупейшим, на который Алла Анатольевна отвечает просто:

— Чмок.

— Это мне.

Журавлев утверждает, что воздушный поцелуй предназначен ему, тогда как Неробов уверен, что сотрудница смотрела именно на него. И эти мысли крутятся у него в голове, хотя он только что умирал, а часом раньше видел окровавленный труп своего начальника, не считая того, что его подруга задержана по подозрению в убийстве.

В комнате дежурных следователей только молодая девушка-стажер Наташа Черноярова, которая вела веселую жизнь и мечтала о том, чтобы выспаться. Дежуривший эксперт-медик учил ее расслабляться. В их компании Неробов выпил чашку сладкого чая с пряником.

Медик взялся ухаживать за Чернояровой, он побывал у неё дома и починил там унитаз. На следующий день они собирались на дачу обрезать яблони.

— Не стоит трогать цветущие деревья, — возразил Неробов, но его советы никому не требовались.

Второй раз он пил чай в кабинете следователей, где сидели хорошенькие женщины, которых он опекал. В центре внимания находилась Алла Александрова, неяркая блондинка, чья работа по ограблению магазина купальников пляж удостоилась благодарности в приказе и премии. Предыдущее дело она завалила, и ее включали в группу к опытному следователю. Под руководством Неробова она выяснила, что в краже замешана продавщица Лазуткина, ранее служившая в магазине и уволенная.

— А Лазуткину вы допрашивали? — спросила ее Черноярова.

— Что ты, Наташа! Я не знаю, как это делать. В смысле не понимаю, что требуется. Вот выйдет Николай Ильич, съест тортик и расскажет, что нужно.

— А где ваш тортик? — спросил Неробов.

— В магазине. Я просто подумала, что тортик нужно съесть, когда вернется Инна Николаевна.

Вместе со Неробовым следователь Александрова провела свой первый в жизни допрос. Никакая логика тут не прокатывала, и если даже дело удалось бы довести до суда, то максимум, что ждало бы Лазуткину, это год условно.

Неробов, который и распутал это дело, в подобной славе не нуждался, узнай товарищи, что он копался в женском белье и по величине чашечки бюстгалтера установил воровку, над ним бы смеялись до конца жизни.

А так триумф Аллы Александровой не нарушал гармонии следственного управления.

Следователь Гришина освободилась к обеду. Она работала в гостинице.

— Инна, расскажи мне, как было, — попросил Неробов.

— Я давала подписку, Николай Ильич. Делу присвоен особый статус. Подозреваемую задержали, ты с ней связан, поэтому тебя исключили из следственной группы.

— Ну и не надо, я и так узнаю.

— Ты этого не говорил. Не хватало еще, чтобы Геннадий Евгеньевич тебя за соучастие привлек. На телефоне Полевой вызов на твой номер. Понимаешь, что это значит? И по геолокации ты неподалеку находился, значит, имел возможность добраться до места убийства. Ты скажи, как тебя угораздило?

— Лучше скажи, откуда взялись новые опера, которых поставили в оцепление? — в тон ей спросил Неробов. — Вроде я всех знаю, а тут совершенно новые лица.

— Да, борзые ребята. Они прибыли из области с полковником Маковцевым. Спроси у Жулы, может, что скажет.

Майор Журавлев, Жула, находился в допросной. Неробов прислушался к доносящимся оттуда крикам: «Сволочь, садист», и решил не вмешиваться. Грубость Журавлева шокировала непосвященных. Только Дубровин способен был его сдержать, но теперь он находился в вечном отгуле.

Неробов постучал в дверь.

— А чего ты тут забыл? — раздался окрик Журавлева.

— Мы работаем с Александровой. — В обязанности Николая Ильича входило наставничество.

Такой разгул страстей — явный признак того, что Журавлев опять напортачил. Он допрашивал кого-то из иммигрантов-молдаван, а может это связано с исправительной колонией — тех и других он курирует. У него два дела в производстве, а у других — по десятку.

Получив указания, Алла Александрова собиралась в гостиницу опрашивать персонал. Она составила список горничных, чтобы никого не пропустить.

— Ты у старшей возьми расписание смен. Собери тех, кто работал накануне, расспрашивай, не заметили ли чего необычного. Убийство без подготовки не провернуть. А в том, что не взятку ему давали, а шли убивать — это факт.

В сообразительности Алле не откажешь. Кадры подбирал сам полковник Дубровин, царствие ему небесное.

Неробов размышлял над мотивацией преступления. Провернуть такое хлопотное дело можно только, если стоит вопрос жизни и смерти. Или по заказу. Надо проверить, с кем Дубровин пересекался последнее время. И рапорт по этим мыслям написать, пусть читают.

— Вас спрашивала Кукшина, уже два раза заходила, — лепечет стажерка Черноярова.

У нее только одно дело, расследование пьяного убийства, которое раскрывается на раз-два по горячим следам, но она не торопится, а ждет, когда Неробов освободится.

— Наташа, я буду немного занят, но обещаю, что вашим делом мы обязательно займемся. А пока съездите в офис мобильного оператора на Горького, там работает мой сын, надо передать ему видеозапись. Сделаете?

— Обязательно. Сразу и поеду.

Черноярова отбывает, и тут же появляется секретарша Дубровина, видно, стажерка к ней перед уходом заскочила и передала, что шеф на месте.

Светлые волосы Кукшиной свисают низкой челкой. Она улыбается Неробову. Он отворачивается. С чего это ему улыбаться?

— Николай… Ильич? — позвала она.

— Что вы хотели мне сообщить, Вероника?

— У меня приватный разговор.

Николай Ильич чувствовал себя неловко от женщины, не спускавшей с него глаз, ее взгляд вызывал мурашки по всему телу. У них была короткая интрижка, но всё осталось в прошлом.

— У меня тоже. Пустите меня в кабинет к шефу.

Ему нужно проникнуть в святилище Дубровина, чтобы посмотреть список дел, которыми тот занимался перед смертью. На столе сводка Люси Гореловой по преступности несовершеннолетних, сводка по нераскрытым кражам, справка по этнической преступности: армяне торговали, молдаване стоили дома и копали колодцы, поэтому конфликты имели в этой сфере деятельности. Отдельно сведения по задержанным, обоих отпустили. Распечатка по ранее судимому Бурденкову, которому предъявили скупку краденого, он был признан перспективным агентом и оставлен на свободе.

Чего-то не хватает.

Кукшина увлекает его за собой и по секрету рассказывает, что Журавлев только что заходил в кабинет полковника, мол ему приказал Башаров. Он и сообщил, что Павел Александрович убит. Но когда Вероника заглянула через щелку посмотреть, что он делает, то увидела, что Журавлев примеряет китель Дубровина, который хранился у него в шкафу.

— И что это значит? — подивился Неробов.

— Ничего. Померил, потом повесил обратно в шкаф и вышел.

Неробов стоял так близко от этой женщины, что и без прикосновения ощущал все её тайны: секретные звонки, тревожные сообщения, обещания — это, нежно улыбаясь, он впитывал вместе с её дыханием. Вероника уловила его сладостный порыв и затихла, тихо млея от истомы, охватившей её тело.

Всё это происходило, когда распускались тополя.

Но гармония длилась недолго.

— Какая связь между смертью Дубровина и тем, что кто-то мерил его китель. Чего ты хотела? — они переходили на «ты», когда были наедине.

— Узнать, вкусные ли были конфеты. Те, которые подарили на юбилей.

Букет из восковидных розочек на 60-летие вызвал у Неробова изумление, потому что ему ни разу не дарили мыла. Сколько ни пытался, он так и не мог намылить им даже руки, после чего отправил букет на помойку. Откуда ему знать, что это конфеты.

Вот и секретарша Вероника ему улыбается. У нее шефа убили, а она раздумывает, какой чай сегодня заваривать.

— Давай выпьем кофе на набережной, — предложил он. — Я угощаю.

По случаю хорошей погоды в обеденный перерыв все столики были заняты, и они держались за руки, чтобы не потерять друг друга в толпе. Их охватили посторонние запахи всех видов и оглушили разговоры, среди которых их собственная беседа сразу потерялась. В груди Неробова гудело, словно он проглотил старинный пароходный гудок. Где-то простудился, решил он.

По правую сторону простиралась река, покачивавшаяся сероватыми волнами. В свете неяркого солнца волжская вода приобрела бледно-золотой отсвет. Такой же цвет имели лица прохожих. Шагая рядом с Вероникой, Неробов удивлялся тому потустороннему существу, в которое превратилась его спутница.

— Тебе идет оранжевая юбка — она напоминает мне цветы. В детстве у меня было физическое недомогание, я слег в постель с высокой температурой. Мы жили в деревне, где лекарств не было, и вылечили меня настойкой из оранжевых цветов. Не обошлось и без духовных средств. Помню монаха, который излечивал крестным знамением и молитвой, другие наставники пользовались растительными сборами.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — бормотала Вероника, словно находилась в сомнамбулическом сне. — Это ноготки, то есть календула. Помогает при простудных заболеваниях, она и вылечила тебя от гриппа или ангины.

За разговором они не сразу увидели Маковцева, который в обществе солидного деятеля удобно расположился на веранде речвокзала, и с наслаждением поглощал блины со сметаной, радуясь жизни.

Неробов вспомнил длинный ряд грядок, на которых покачивались оранжевые чашечки ноготков, от них шёл стойкий лекарственный запах. Можно поразиться памяти, которая воскресила воспоминание о ноготках при одном взгляде на оранжевую юбку Вероники. Он явственно ощущал тонкий аромат календулы среди ароматов жареного мяса и сдобы, предлагаемых в рестораны на набережной. В витринах мелькали женские силуэты, похожие на бабочек с трепыхавшимися крыльями. Неробов не отводил глаз от тёмно-рыжего пятна, все прочие цвета разбегались в стороны, не задерживаясь, но женщина в оранжевом стояла на месте, терпеливо ожидая своего времени.

Тишина набережной была нарушена посторонними звуками.

— Вероника, расскажи мне то, что никому не рассказывала, — попросил Неробов.

Орлы из оперативного состава до нее не добрались. А ведь именно она бронировала отель для Дубровина. Собственно, номер предназначался другому, но заказала она.

Секретарша мало чего понимала, но в том, что сейчас следователь действует в её интересах, она не усомнилась.

— Блинчики? — предложил Неробов.

— Со сгущенкой. И кофе.

— Какого числа? — настаивал он.

Вероника записей не вела, но обещала вспомнить.

— Бронь была на тебя.

— Давай честно, золотце. Разве я тебя просил о брони?

— Я же говорю, Дубровин велел. Ты отсутствовал, тебе звонили из Москвы, он ответил от твоего имени. Помнишь, ты был занят с купальниками?

— Ты хоть только не напоминай.

Не дело следователя бегать по туалетам в поисках компромата, но только так и нашлись краденые купальники. Подозреваемой Лазуткиной простили девичьи шалости, уголовного дело возбуждать не стали, следователь Александрова оценила материал как малозначительный ввиду компенсации нанесенного ущерба.

— Ладно, что я тебя от работы отвлекаю, да и у самого скоро совещание. Хочу только напомнить, что с этого дня все поручения от моего имени раздаю я. Понятно?

Надо резко разделить функции. Один раз его подставили, но больше попадаться желания нет. Вероника вжимается в креслице на открытой веранде.

— Генерал какой-то плыл на яхте, вот шеф и суетился. Спасибо за блинчики.

Нет в этом городе генералов, исключая тех, кто вышли в отставку и купили домик.

— Ликаноров?

— Надо подумать.

— Я подожду. Еще закажем?

— Хватит. Я ни диете.

Наконец, осенило. Кто-то едет на яте. Это Хлебнов, который все делает в последнюю минуту.

Раз-два-три. Хлебнов на яхте едет в отпуск, но отель он бронирует через следственный отдел.

— Ладно, извини, Вероника. Обо всем доложишь следователю. Пойдешь на прием и изложишь подробно. А теперь нам пора.

Он встал и подцепил на ходу свою даму, которая украшала теневую сторону набережной своей оранжевой юбкой, как орденом.

Впереди столько дел. Неробов перехватывает следователя Гришину в буфете, чтобы поговорить по-дружески, при том, что друзьями они не являлись. Хотя оба длинные и худые — только одна средних лет, а другой — в возрасте.

— Приятного аппетита, Инна Николаевна, хорошо выглядите, — произнес Неробов весёлым тоном.

Инна одарила его тяжелым взглядом, который не сулил ей успеха среди мужчин.

— Следствие по убийству Дубровина ведет Заварзин, из области. Знаете его?

— Встречались, когда работал дознавателем. Он у себя все дела заваливал. А что, других, более эффективных не нашлось?

— Хотите сказать, что из всех экономически неэффективных бройлеров, что вырастила наша система, этот не дотягивает до медицинского минимума?

Лучше не скажешь.

— Еще Павел Александрович в область писал, следователя на усиление просил, но пока только одного Заварзина прислали, да и того на два месяца. Вот наш коллега, приехал опыт перенимать или своим делиться. Эффективный или нет, а прошу любить и жаловать, Николай Ильич.

На совещании присутствует городской прокурор и прокурорские следователи, а также полностью представлено убойное отделение уголовного розыска. Только Абросимов отсутствует, он все еще работает на месте преступления. Отдельным пунктом программы следует представление нового следователя, но про него уже все знают, и на теплый прием рассчитывать не приходится. Заварзину на любовь наплевать, «Бойлер» прислан в город поднимать раскрываемость и нежданно-негаданно угодил на свежее убийство.

В присутствии нового начальства Журавлев перестает изображать из себя ковбоя, который на всех забил, он теперь сама внимательность. Подмигивает Неробову, ему тоже пора включиться в игру добрых следователей.

— Вот Николай Ильич инструктаж проводит, — представляет его Журавлев.

Прозвище Жула он принес с прежнего места работы в области. Было Жура, но потом изменили, видно, лучше подходит.

Глаза темные, мутные, будто с перепоя. Не иначе, его по малолетке задерживали, размышлял Неробов. До колонии дело не дошло, но на учете значился. Потом исправился, военное училище закончил и теперь в органы правопорядка подался. Шрам на скуле, вокруг глаз темные круги.

Первым делом старший следователь Заварзин вызывает Неробова с Журавлевым для беседы.

— Что нового, сужу по сводке, — говорит он. — А вы тут сидите-посиживаете?

— Работаем на колесах, — отвечает Жула.

У него первого берут материалы на проверку. Он отдал бы все свои дела с превеликой радостью, но Заварзин их сразу возвращает, ставя пометку в своей книжке. Фиксирует ухудшение оперативной обстановки по городу.

— Труп, зато у нас затишье с кражами, боюсь, ненадолго, — бормочет Неробов.

Дело об убийстве полковника у него забрали, и есть опасение, что оно пополнит картину нераскрытых убийств.

Артем Андреевич задает вопросы. Не имел ли Дубровин в последнее время конфликта с коллегами. Юрист не зря ест свой хлеб, он всюду успевает и опросил уже всех сотрудников. Кто-то ему сообщил, что полковник в последнее время ходил весь дерганый. Неробов представляется ему вероятным кандидатом в подозреваемые, поэтому он и оставил его допрос напоследок. Однако и Николай Ильич — человек непростой и быстро меняет условия игры. Удар еще не занесен, а он отбивает разящую руку.

— Сами придумали, Артем Андреевич? Рабочие разногласия в методах ведения следствия сводите к убийству из личной неприязни?

Заварзин прожигает его взглядом. «Бойлер» не привык встречать отпоры. По второму разу он повторяет доводы, не подтвержденные фактами, без которых его версия повисает в воздухе.

— Всё? — спрашивает Неробов. — Стесняюсь спросить, имеются ли еще какие улики?

В глазах собеседника он видит холодную решимость перегрызть ему горло, но оправдать эту ярость ему нечем. Такой неконтролируемый гнев встречается у алкоголиков, у которых есть только два пути — напиться или умереть. В следственных органах они долго не задерживаются.

Напав на жилу, Неробов считает нужным ускорить процесс:

— Еще раз увижу, что вы копаете под меня, Заварзин, отправлю вас туда, откуда приехали.

Сотрудник областной прокуратуры задает еще вопросы, не оставляя надежды затронуть болевой нерв, но потом отступает.

У Неробова происходит интересный разговор в канцелярии. Поскольку Заварзина только что назначили, ему полагается получать корреспонденцию, которую Вероника Андреевна доставляет ему в кабинет.

Секретарша с трудом сдерживалась, когда речь заходила об этом выдвиженце. Когда он проходил мимо, она специально опускала голову пониже, изображая крайнюю занятость. Заметивший ее неприязнь, Неробов попытался выяснить в чем дело.

— Коля, ты ему объясни, что я не его секретарша. Подведи ты его к лотку, пусть сам свои письма получает.

И теперь к обязанностям Неробова прибавилась еще одна: надо приучить щенка Заварзина к лотку.

— Вот это место называется лоток, Артем Андреевич. Отсюда будете брать свои письма, понимаете. Никто вам их носить не будет.

— А это кто? — Заварзин кивнул на капитана.

— Капитан Абросимов. Он пришел ко мне. Идемте, Андрей Андреевич, — и Неробов с Абросимовым уходят.

— Что, отчихвостили? — спрашивает капитан.

— Попался на глаза слепой Фемиде.

Впрочем, предположение Заварзина не такое и глупое и Неробову стоит его обдумать. Восхитительный план, чтобы от него избавиться. Отвергнув чужую мысль, Николай Ильич ее одобряет, но на своих условиях. Теперь ему нужно уединенное место, но в кабинете трезвонит городской телефон, и там мысли не расцветут и чакра не очистится. Он выкладывает свой мобильный на стол, теперь оба они звонят попеременно — сопровождаемый перезвоном, следователь выходит и запирает дверь. В кабинете опер состава свободно, все на выезде.

Действительно, на прошлой неделе отношения Неробова с покойным полковником резко ухудшились. Давно к нему не придирались по пустякам и не гоняли по всякой мелочи. А он-то считал, что завоевал на работе авторитет. Сорок лет трудишься на одном месте, а в один момент твой грааль превращается в потребительский мусор.

Такие истории составляют часть работы следователей. Дубровин считался товарищем, просто хорошим и довольно честным. Но в тот день он решил переиграть их отношения, и его взгляд был такой же, как у этого следователя-задиры, холодный, устремленный в себя. Неробов читал в нем намерение устроить разнос, уволить с работы, поставить к бетонной стене и расстрелять или убить собственными руками. Дубровин убирал руки за спину, чтобы не схватить его за грудки.

«Значит, ты считаешь, что тебе все можно?»

«В пределах компетенции, предусмотренной Кодексом».

Выглядел Дубровин нездоровым, его не красили ввалившиеся глаза, посеревшая кожа и седая щетина на подбородке. В последнее время он не высыпался и не следил за внешним видом.

«А если тебя лишить процессуального статуса, тогда и посмотрим, как ты будешь изворачиваться?»

«Вам ли не знать, что я юрист и подам жалобу, а в спорах работника с нанимателем суд склонен принимать сторону работника».

Вот и весь разговор. Сплошные нервы, а толку чуть. Никакой полезной информации.

Речь шла о подработке, которую Неробов вел на общественных началах. К нему обратился Тим Барщиков из театра, хлопотавший за актера Дьякова, осужденного по ст. 105 УК РФ (убийство). Бумаги на УДО были отосланы, но меры по ним не принимались. Понятно, что ходатайство можно переиграть разными способами, вот следователя и попросили посодействовать. Выяснилось, что документы на Дьякова были оформлены, но всякий раз их перекладывали в конец стопки, так что следователь, забиравший бумаги, оставлял последние на потом. У Журавлева (а это он занимался бумажной работой) имелась разнарядка на заявления на УДО. Неробову предстояло съездить в колонию и выяснить у Дьякова, кому тот перешел дорогу (налицо было процессуальное нарушение).

Неробов открыл свободный компьютер и составил план следственных мероприятий из четырех пунктов. Потом отправил на печать. Сохранять документ не стал.

Из кармана он достал записку Дубровина и принялся изучать его подпись. Пошарив в столе, он выбрал шариковую ручку с фиолетовой пастой, похожую на ту, чем пользовался полковник. Потом скопировал подпись на своем плане. Оставалось надеяться, что Вероника не читала записку, которую передал ей для Неробова начальник. В любом случае, Николай Ильич собирался утверждать, что ему передали утвержденный план мероприятий. Веронику тоже будут допрашивать, но она его не выдаст. В противном случае, он скажет, что секретарша перепутала. Одно слово против другого.

Стук в дверь, его вызывает Башаров. Это серьезный претендент на роль начальника СО, хотя за ним числятся серьезные проколы, так что вряд ли назначат. Пока он остается исполняющим обязанности.

Башаров распределяет среди сотрудников поручения, и против фамилии Неробова у него длинный список. Сейчас он осуществляет власть и сразу дает сотрудникам осознать всю тяжесть ответственности.

— Ну что, Неробов, допрыгался со своей любовницей? Вы вдвоем полковника замочили или это ее идея? — украдкой говорит он и не похоже, что шутит.

На идиотские остроты Неробов не отвечает, да и о чем разговаривать с невменяемым человеком, который гонит дичь.

— Пфф!

— Думал, раз ты работник следственных органов, то с тобой церемониться будут? — не унимается Башаров. — Нет. Ты уже на краю и последний шаг сделал. Теперь тебе только полагаться на милость товарищей, которые тебя вытаскивать будут. Если захотят.

Вот такой способ проводить служебные расследования, давить на психику. Льется поток агрессии, и никаких доводов к здравому смыслу.

— И если ты надеешься на свою шмару, то она уже в пропасти и ей не выбраться. Похоронена и забыта.

За окном кабинета шумели тополя и кричала сумасшедшая птица. В кабинете на Неробова орал толстяк.

Пора прекращать эту разнузданность психически нездорового человека, но Неробова интересует, что от него требуется взамен. И действительно после показательного выступления приходит черёд торговли. Башаров лелеет план закрыть одного коммерсанта, и сейчас он желает ордер на его задержание. Неробов только мигнул. Каков поворот!

Он просматривает содержимое тонкой папки, которую Башаров извлек из сейфа. Никаких протоколов, лишь фотографии и распечатки сообщений, перехваченных с электронной почты. Судя по фотографиям, этот Митов — импозантный мужчина и смелый, судя по всему. Вот только связался с сомнительными людьми. Все они присутствуют на снимках.

Контролер колонии Русу следователю известен. Теперь его нужно допросить. Это наглый тип, друг Журавлева, который сейчас находился у него в кабинете. Неробов стучится к Жуле и просит разрешения зайти. Русу пьет чай и повторяет уже известное из документов. Митов поставил ему партию телефонов, бывших в употреблении, что не соответствовало договоренности.

— Вообще-то у нас шла речь о телефонной станции, а такое барахло я и без него мог взять на рынке, — бубнит контролер.

Ну и как это называется? Неробов предпочитает объясняться с Башаровым.

— Нет, Геннадий Евгеньевич, это так не работает. Закрывать Митова по этому смехотворному доносу никто не возьмется. Не пойму я, чего вы хотите? Нанести вред своей репутации? Потому что Митов выйдет в тот же день, когда мы заключим его под стражу. У нас против него нет улик, разработки толковой и то нет. Какое может быть расследование?

Башаров пучит глаза и краснеет, как помидор.

— Мы ведь твою Вику Полевую можем и под убийство подвести. Согласен, мотивация не отработана, так ведь это дело времени. Напряжем людей, дело ведь резонансное.

Надо отдать должное Неробову, он сохраняет спокойствие. Глаза чуть прищурены, его ором не запугать, хотя слушать это неприятно.

— С теми материалами, которые у вас есть, дело не выгорит. Оно не совсем безнадежное, но тут еще хорошо поработать надо. Хотя я и не понимаю, зачем это надо, вроде ничего криминального Митов не совершал, да и человек он непростой. Наймёт адвоката, пойдут жалобы. Вы хотите геморрой, да еще с внутренним расследованием в органах? А насчет Виктории пока неясно, да и состояние аффекта обойти вам не удастся, так что она пойдет под домашний арест, а там опытный адвокат ее вытащит. А вы еще раз облажаетесь.

— Понятно, — говорит Башаров. — Всё сказал, специалист? А теперь слушай профессионала.

Что Митова пора закрывать, пришла команда. Башаров — человек осторожный, все поручения исполняет.

— А через Полевую и к тебе ниточка протянется. Воевать хочешь? Будет тебе война.

Этот разговор Неробову надоел.

— Состояние аффекта исключает продуманный план убийства. У вас разработки по Полевой нет, да и взята она с процессуальными нарушениями. Экспертизы в ее отношении не проводились, пороховые смывы не сделали, орудие преступления не найдено. И это не все. Она дала показания, а они не отработаны. Кто этим будет заниматься? Меня отстранят из этических соображений. Ладно, я пойду. Мне работать надо.

Пока это пустой трёп. Башаров угрожает просто за то, что сотрудник ему не подчинился, но человек он злобный и вполне может выместить гнев на Виктории.

Когда подозреваемую доставили на допрос к следователю, Неробов уже находился в кабинете Заварзина, удалось напроситься. Приходит она в той же кофте с юбкой, что была на ней в гостинице — точь-в-точь строгая учительница. Подтвердила, что ее вызвали как эксперта, требовалось заключение по иконе «Моление Богородицы в цветах», полученной полковником Дубровиным по наследству. Они назначали встречу дважды, ей даже перечислил на карту гонорар, но всякий раз экспертизу откладывали. С Дубровиным она толком не поговорила, ее встретили и проводили в номер к иконе. Что-то она слышала урывками, так что из её показаний приходится собирать пазл: Дубровин, икона, пентхаус.

— А почему в гостинице? — интересует следователя Заварзина.

Вика тянет, интересничает. Лестно считаться любовницей полковника, хотя бы и на время. Неробов терпеть не может, когда она врёт и выкручивается.

— Павел Александрович не хотел, чтобы его видели. И потом у него намечалась еще одна встреча.

На столе у Неробова альбомы с фотографиями преступного элемента, и Виктория начинает их листать. В большинстве встречались откровенно бандитские физиономии, но попадались и вполне приличные лица, не скажешь, что убийцы. Скуластые лица и узкие глаза выдают уроженцев здешних мест: у Неробова те же скулы и узкоглазость. Родственники жены спросили при первом знакомстве, не из якутов ли он.

Полевая никак не может определиться и запутывает и без того непростую ситуацию. Еще немного — и Неробов упадет-таки в обморок. Масштаб стресса больше, чем он способен выдержать.

Вике только бы сыщиком работать, никто бы ни в чем не разобрался.

— А вы меня подозреваете? — спрашивает.

— Ты же потерпевшая, — Неробов и рад бы ее утешить, но пока не знает общего расклада.

Заварзин интересуется, кто вызвал полицию. Дежурному звонила женщина из гостиницы, но имени не назвала.

— Понятно. А когда вы услышали выстрел?

Неробов выходит из коридора. В курилке ведутся умные разговоры. Просто поразительно, как из абсолютно бытовых вещей складываются криминальные сюжеты. Тут считают, что икона краденая и предназначалась на свадьбу для Сергея Русу, но Дубровин этот подарок перехватил.

— Слышь, Ильич, говорят, Дубровин этого контролера на дух не переносил, ты в курсе? — по протяжному заунывному голосу уже ясно, кто это говорит. Люся Горелова, инспектор по делам несовершеннолетних.

Коллеги высказывают предположение, что на самом деле Русу состоял при Дубровине вроде агента, поэтому они притворялись, что друг друга терпеть на могут — это требовалось для оперативных целей. Инна Гришина названивала контролеру Русу, чтобы договориться о молдаванах для ремонта. Заодно спросила про икону, но тот ответил, что ему ничего не известно.

Сегодня никаких следственных действий, кроме допроса Полевой, не запланировано. Телефон Журавлева не отвечает. Николай Ильич беседовал с дежурным, тот сказал, что майор отсутствует по оперативным делам, где и когда он вернется, никто не знает. Стало быть, выполняет личные поручения крокодила Заварзина, и сейчас при нём вроде той птички, что чистит зубы.

В своё время капитан Абросимов позвонил на его старое место работы Журавлева, навел справки. Погорел Жула на взятке, едва удалось замять, и теперь Башаров взял его под крыло. Поскольку раскрытий за ним не значится, он сидит без премии на голодном пайке, но ведет себя так, словно денег у него куры не клюют. Если исключить машину, подаренную тестем, и зарплату жены, то получится в сухом остатке обыкновенный дебил — ни материальных ценностей, ни духовных. Не с того начал жить ты, майор Журавлев. Впрочем, учить его поздно.

После совещания Неробов собирается в экспертную службу выполнить поручения от коллег. Следователи-женщины Инна Гришина и Алла Александрова в морг не любят ездить, предпочитая отправлять поручения. Стажерка Наталья Черноярова, которая на улице осматривала труп, тоже просила подъехать и посмотреть ножевое. Она молодец, в истерику не впадала.

По дороге Неронова перехватил дежурный.

— Вы про Жулу спрашивали? Он вернулся, сейчас в столовой.

Время пролетело быстро, вот и обед. Сидеть за столом в обществе грубого Журавлева мало желающих, хотя это полезный контакт, его тесть работает в службе ГИБДД начальником. Георгий Семенович сразу подходит к Неробову и предлагает тарелку свиного шашлыка. Дома Неробова таким холестерином не кормят, а потому он допускает небольшое злоупотребление. Теперь можно и выслушать, что просит Журавлев.

— Дел на полдня, а я тут зашиваюсь. Выпишу тебе следственное поручение. А ты мухой туда-обратно, Николай Ильич. Подпишешь, что скажут. — И подчеркнул особо: — Не надо вникать, просто бумажки. Во ФСИН сами разберутся

Неробову хорошо известны подобные фокусы.

— Сделаю, как положено, но сегодня я занят. Морг, потом еще с Наташей Чернояровой работать. Извини.

Собственно, всех дел съездить на другой берег реки и забрать из колонии документы на УДО. Взамен Жула сулил любую услугу. Любил он выехать на кривой козе, и всегда у него это получалось. В таких непростых обстоятельствах следователь Неробов пытался лавировать, что занимало у него массу энергии — поэтому он и оставался худым, сколько ни ел.

«У вас с преступниками противостояние, а я занимаюсь с ними любовью», — шутил Жула, отпуская какого-нибудь негодяя.

Остроты оставляли Неробова равнодушным. Что он, женщина, чтобы смеяться?

Имелся у Журавлева пунктик по поводу одежды. Длинное пальто, белый шарф. Вот Неробов и не удержался, чтобы его не поддеть:

— А знаешь, Жора, сейчас модны джинсы с расстегнутой ширинкой. Так их и носят.

— Забавно! — В глазах у коллеги появляется блеск, он уловил юмор и тяжело смеется. Рука автоматически сползает к брюкам. Проверяет. А Неробов обрушивает на него новые подробности: его жена подписана на канал с модными трендами. Он раз заглянул, кое-что запомнил. Вот и пригодилось козырнуть.

После обеда Жула опять уехал в район. Хотя он не афишировал свои поручения, просочились слухи, что история с телефонами являлись прикрытием, на самом деле все обстояло сложнее. Ходили слухи, что из колонии сбежал осужденный, хотя при построении состава численность не изменилась. Неробов предположил бы, что готовится бегство, но оно не состоялось. Не совпали необходимые факторы.

… — А что же не отказался? — растерянно спрашивает Гришина, которой претит мысль, что Николай Ильич будет работать на Журавлева.

— Я не красавица Александрова, чтобы ломаться, — отвечает Неробов.

Вечером Неробову звонила Виктория Полевая сообщить, что ее отпустили домой. Она дала показания следователю и снялась для блогера — видео с Викторией на фоне музейной витрины с иконами крутится в инете. Николай Ильич поискал изображение иконы «Моление Богородицы в цветах», но ее нигде не нашлось. Куда она подевалась с места преступления, неизвестно. В задачу следователя входит, чтобы этих неизвестностей стало как можно меньше.

Теперь осталось только идти домой ужинать, но прежде еще одно дело. Связавшись со знакомыми адвокатами, Неробов везде получил отказы. Кто-то завален делами и не может отложить присутствие в суде, остальные на выезде и неизвестно, когда освободятся. В Москву Неробов не хочет обращаться, тут нужен кто-нибудь из местных, знающих реалии, так что он отправляется к Бурденкову.

Антикварный магазин располагался в ветхом строении, которое ухитрялось оставаться в рабочем состоянии, несмотря на все урезания бюджета. Сооружение из красного кирпича было пригодно для чего угодно, но только не для обслуживания населения, зато оно было на бойком месте. В окне, зарешеченной прямоугольной дыре, виднелся силуэт господина в костюме и галстуке. Несмотря на поздний час дверь оказалась открытой.

Смотритель древних сокровищ звался Константином Петровичем Бурденковым. Он имел большие связи, только неизвестно, захочет ли он помочь.

В его магазине торговали тем же, чем и в других скупках: люстрами «Каскад», самоварами, приключенческой литературой. В витринах лежала военная форма, медали и знаки отличия. Стоял музыкальный агрегат на тонких ножках — радиола, кажется.

— Как идет бизнес? — поинтересовался у антиквара Неробов.

— Вы шутите? С перенесенным ковидом, с двумя закрытиями, с куар-кодами для покупателей. Одни клиенты умерли, другие оказались в изоляции. Год тяжеленный, адовейший.

Им приходилось столкнуться во время расследования кражи, с тех пор Константин Петрович зарекся иметь дело с ворами, и Неробов надеялся, что урок подействовал.

Изложив ему дело, следователь засомневался, понял ли тот просьбу. Тот молчал и не торопился с ответом.

— В общем так, ничего гарантировать не могу, но позвоните Джагаеву. Убийство непростое, в прокуратуре намечается серьезная конфронтация, и не каждый адвокат подойдет. Амир Асланович никому не подчиняется, и его может заинтересовать резонансное дело.

Ах, как прав антиквар. Нарисовывается противостояние, это даже непосвященным видно. Башаров против Дубровина, Русу против Митова, и никто ждать не хочет, всем нужны победы и желательно быстрее.

Есть и еще один вопрос по поводу иконы, но к Бурденкову никто не обращался. Он обещал поспрашивать у коллег.

— Вот еще что. В Юрьевце есть женщина, она хоть и на муниципальном окладе, но в искусстве разбирается. Просила, чтобы я направлял к ней клиентов, и мы договорились о комиссионных. Наведайтесь к той музейной даме.

Для Неробов было новостью, что Полевая сотрудничает с Константином Петровичем, но эту тему он не стал развивать.

— Ваш телефон у меня есть, если что, — только и сказал.

Ответ от Бурденкова поступил тем же вечером.

— Интересующий вас образ предложили одному коллекционеру, но он просил не называть своей фамилии, тем более, что сделка не состоялась. Поскольку он не знал продавца, то отправил его с иконой к Виктории Полевой, которая выполняет для него экспертизы.

Вика об этом ни словом не обмолвилась.

Утром становится известно, что по убийству Дубровина сформирована следственная бригада во главе с полковником Маковцевым, следователем из области, которого прочат на место убитого Дубровина главой следственного отдела. Об этом человеке известны только незначительные детали, но сам факт, что его перевели из области в районный город, указывает на прегрешения, которые он должен загладить ударным трудом.

После совещания можно возвращаться к насущным делам. Стажерка Черноярова ждет совета, и Неробов направляет ее к участковому с поручением допросить грузчиков в соседних магазинах, там убийцу должны знать. Пропойцы не уходят далеко от дома. Верно, подозреваемый работал грузчиком, и нашлись свидетели драки, произошедшей за распитием водки. Неробов вписывает в протокол их имена, избегая упоминать своего осведомителя, благодаря которому и раскрыл дело. Теперь можно писать заключение и передавать дело в суд. А с этим Наташа прекрасно справляется, у нее отличный слог.

Чуть позже звонит адвокат Джагаев, который спрашивает, как можно связаться с клиенткой, и получает подробное описание, как добраться до музея. «Не надо, просто скиньте мне геолокацию», — бросает адвокат. Когда Неробов предлагает ему делиться информацией, тот скептически хмыкает.

— Можно добиться досудебного соглашения, если доказать, что захват Дубровина был спланирован, — говорит Неробов, но адвокат не намерен попусту тратить свое личное время.

О том, что у него заслуженная репутация, Неробов убеждается в течение этого дня, вернее, его первой половины, потому что еще до обеда Амир Асланович подтверждает, что в операции в гостинице использовали бойцов из антитеррористического подразделения под видом оперов оцепления. Он спрашивает, располагает ли Неробов видеозаписью штурма гостиницы. Есть, и она вполне приличного качества, позволяет распознать лица.

— Я бы и сам мог установить личности бойцов, если бы знал, с чем сравнивать, — говорит следователь, но Джагаев отвечает, что с этим прекрасно справится компьютерная программа.

— А вы ничего не боитесь, Амир Асланович? — спросил Неробов.

— Так я же адвокат, мои услуги всем могут понадобиться. И от меня зависит, отправится ли человек домой или на кладбище.

Неробов даже крякнул от такого откровения. А ведь ничего не возразишь.

Видеозаписи хранятся у его сына Дениса, и, памятуя привязанность адвоката к скоростным перемещениям, Николай Ильич скидывает ему геолокацию младшего Неробова.

Он успевает закончить разговор с Джагаевым, как в кабинет ему стучит Гришина, коллеги собираются на встречу с новым начальством, однако Неробов не готов продемонстрировать дружеские чувства. Он ждет звонка Джагаева, чтобы все тщательно проверить, но уверен, что предчувствие его не обманывает. И он получает истинное наслаждение, когда ему звонит адвокат и подтверждает, что на видеозаписи с камер опознаны бойцы из антитеррористического отряда.

— Я прямо сейчас отправляю запрос, — уверенно говорит Амир Асланович, — но считайте, что ваша знакомая практически свободна. Позвольте выразить восхищение вашим методам работы. Буду рад дальнейшему сотрудничеству.

Дополнительная информация позволяет Неробову сориентироваться. Операция в гостинице с захватом Дубровина на взятке проводилась под руководством Маковцева, который держал спецназ в машине в ожидании прибытия Митова. Тот на место не приехал — вероятно, его предупредили. Так что мужчина с близко посаженными глазами — это не он. Пока убийца делал свое черное дело, целая команда ждала отмашки. Это Неробов не со зла, а просто для того, чтобы понимать, под началом какого человека ему предстоит работать.

Кому помешал Дубровин, тоже вопрос. Если бороться со взяточниками, то начинать надо с старшего следователя Журавлева, которого неизвестно каким ветром задуло в СО. Похоже, в условиях кадрового голода Дубровину на шею удавку набросили, раз ему пришлось на Жулу согласиться.

Пока новое начальство Неробова не беспокоит, но к вечеру раздается звонок:

— Это Маковцев. Встретимся полвосьмого. А в восемь совещание, вы присутствуете.

Вячеслав Михайлович уже всем представился, один Неробов остался неохваченным, вот ему и хотят преподать урок за непослушание. Лучше бы Маковцев провел разбор операции, которую сам же завалил.

В кабинете царит сумрак, но форточка открыта, и Неробов подходит поближе вдохнуть свежего воздуха.

— И это ваша единственная версия? Серьезно? — рокочет начальственный голос, все разгоняясь. — Вы отпускаете единственную подозреваемую, хотя у вас нет другой версии.

— Почему нет? По убийству работает подполковник Башаров, это его вотчина, заказные убийства.

— Как это удобно, все свалить на товарища. А самому можно не работать.

— Мне удобно. Только не я это придумал, что заказные убийства берет он. На текучку Башарова никогда не бросают.

— И сколько заказных убийств он закрыл? Я скажу! Ноль. Так что лучше вы подключайтесь и колите эту Полевую.

— Мне это неудобно по этическим соображениям. Она моя подруга.

Это признание и услышала Кукшина, которая зашла спросить, принести ли кофе. До чего же пронырливая особа. Мало ей подслушивать. Так нет, собственными глазами желает посмотреть. В ее присутствии Маковцев сразу повышает голос:

— Давайте, это я буду думать, что удобно, а что неудобно. С ней будут работать ваши коллеги, для вас другое поручение. Найдите оружие, из которого сделал выстрел подлый убийца. Не простим ему смерть нашего дорогого Павла Александровича. Правда, Вероника Андреевна?

Секретарша стоит как вкопанная.

Неробов готов прослезиться от такой прочувственной речи. Еще вопрос, не Маковцев ли навел. Не подвернись ему эта должность, выгнали бы его из органов. Кстати, надо бы поинтересоваться деталями.

— Вячеслав Михайлович, а что я могу сделать?

Тут до Маковцева доходит, что при служебном разговоре присутствует посторонний, и он отсылает секретаршу.

— Вас аттестовали как мастера агентурной разработки. Полевую завербовали. Так что пройдитесь по своим каналам и доставьте пистолетик мне — в коробке с красной ленточкой. — Вячеслав Михайлович смеется своей шутке. — Сами-то ничего не можете без подсказки.

Если Неробов и ждал подходящий момент, то вот он.

— Что это? — Маковцев машинально берет служебную записку из его рук.

— То, что на сей день удалось доказать. Дубровин стал жертвой мошенничества, организованного его коллегами. Приложения готов предоставить по первому требованию. Показания секретарши Дубровина, бронировавшей отель, ночного сторожа, опознавшего сотрудника спецслужбы. Кстати, вы еще не дали объяснений по поводу привлечения отряда по антитеррорру. Всё это для того, чтобы сфабриковать дело против полковника Дубровина, принципиального защитника нашего города.

— Что?

— Или мне отправить эти материалы сразу в службу собственной безопасности? Башаров будет не в восторге, но ведь я могу прямо его областному руководству передать. Пусть там узнают, какие методы практикует следственный отдел у них в районе.

Входит секретарша, приносит кофе. Маковцев вкрадчивым голосом говорит:

— Спасибо, Вероника, мы уже поговорили. Больше не буду вас беспокоить. А кофе вы оставьте. Я выпью.

О строптивом Неробове он наслышан, поэтому и в бригаду его не включил, вменяя тому близкую дружбу с подозреваемой, хотя факт близости является недостоверным. Рассчитывать на понимание Неробову не приходится, надо работать с тем, что имеет. Тем более, что капитан Абросимов в группе задействован, и от него информация поступает без задержки.

Теперь надо подождать. Неробов представляет, как после такого пресса он вырисовывается в кабинете у Маковцева и говорит: «Давайте я на вас поработаю, а то у меня пятно на профессиональной репутации, да и вообще, мне в подполковники пора». Ну и как это будет выглядеть?

— Чего ты там про ширинку говорил? — говорит Абросимов, переговорив с майором Журавлевым. — Он говорит, что ты совсем спятил, Ильич.

— А ты как думаешь, Андрюша?

— Что ты никогда ничего не делаешь просто так. А, неважно…

— Задумывалось как насмешка, но не получилось. Значит, он посчитал это как знак деградации? Плоский юмор, недовольство и брюзжание.

— И еще он сказал, что утром тебе стало плохо. Лицо побелело, и ты чуть не упал.

— А он молодец, наблюдательный. Ловко всё обставил. Только ведь и мы из этого пользу извлечём. Недооценка противника чревата провалом. Ладно, потом сам поймешь.

Так что сейчас Неробов со сцены уходит, предоставляя действовать адвокату Джагаеву, который сражается за репутацию музейного работника Виктории Полевой. По судебному решению в качестве меры пресечения в отношении подозреваемой избирается домашний арест. А это значит, что у Неробова есть два месяца, чтобы доказать ее невиновность.

— Нам повезло, что ее дело так быстро рассмотрели в суде, — говорит защитник Полевой. — С вами приятно работать, Николай Ильич, а вот про клиентку так не скажу. Если не секрет, кем вам приходится мадам?

— Мы с ней в фазе друзей детства, — отвечает тот.

Тем временем к двери приходит Александрова и кричит:

— Не пора ли к столу? Пора резать тортик.

Неробов кладет трубку:

— А ты молодец, ловко все с судьей провернула. Настоящий переговорщик. Не только человека спасла, но еще и с пользой для следствия поработала. Теперь эта Полевая… короче, спасибо огромное.

— Хорошо, я передам маме.

А мама у нас кто? А мама у нас судья.

Потом и Гришина подключается:

— Сколько можно работать?! Некогда чай попить.

Неробов расцветает от женского внимания. Теперь бы с Викторией разобраться. Что-то адвокат не весел: одну угрозу отвёл, но пользы пока не принёс. Неужели в Вике дело? Она всегда была с придурью, что-то на сей раз выкинула? Хоть в охранники к ней иди. Прямо сейчас надо и ехать.

И похвалив угощение, Неробов срывается в Юрьевец.

Полевая проживала в частном доме, соседствующим с музеем двором, где была разбита клумба с подснежниками и пролесками. Место для них было выбрано очень удачно: крохотные луковички давали побеги под лучами солнца, а соседние постройки защищали их от холодного ветра с реки. Половина местных жителей ходили в музей, чтобы посмотреть, не зацвели ли там подснежники и не запоздает ли весна.

Прием посетителей для Виктории ограничили решением суда, вот и он не входит в число лиц, которые имеют к ней доступ.

Неробов молчит и покусывает ус. Он не следователь, не дознаватель и не относится к контролирующим органам. Он не может позвонить поскольку она может использовать телефонную связь лишь для вызова аварийно-спасательных служб в чрезвычайных ситуациях, для вызова скорой помощи, для общения со следователем, судом и контролирующим органом.

Когда открывается дверь, он не может не переступить порог.

— Я привез продукты.

Вызов доставщика ей разрешен, но на улице о многом не поговоришь. В отношении ее квартиры применяется аудиовизуальный, электронный и иных технических средств контроль, однако Виктории на это плевать. Она сразу пускается выяснять отношения.

— Ты ведешь себя так, Коля, словно я провинилась перед тобой. В чем? Или для следователей вообще безвинных людей не бывает? Тогда я рискую никогда перед тобой не оправдаться.

— А ты попытайся помочь следствию. Не всё же мне на себе тянуть, надо и тебе оказать содействие.

И тут она срывается. Слишком часто она слышит призывы о помощи, вот и не выдерживает.

— А я кто, чтоб тебе помогать, агент под прикрытием? Я работник культуры, а телефонные мошенничества — это ваш профиль. Люди из-за вас страдают.

— Чего там про икону, Вик? — пора направить разговор в мирное русло.

— Там много чего было, золотая и серебряная утварь, церковное шитье, резьба по дереву. Короче, знали, за что меня дергать. Я сначала отказалась. Раз такая ценная коллекция, пусть спецов из центра вызывают, предложила им одного московского эксперта. Нет, говорят, нам для предварительной оценки и дальше бла-бла-бла. Дала им себя заболтать, согласилась, приехала. Я вообще-то рисковая.

— Это я знаю. А Дубровин тут при чём?

И тут Вика начинает ржать:

— В смысле?

— Он что, подбивал к тебе клинья? Не томи, выкладывай!

— Почему-то никто не верит.

— А ты всем рассказываешь?

— А что, стоит рассказать? Как мы с ним встречались в гостинице и проводили время? А что это запрещено законом?

— И как часто вы это проделывали… встречались?

— Дважды в неделю.

— Тогда Дубровин оформил бы номер на себя, и эту бронь я найду. Не сомневайся. На тебя должен быть пропуск, и я это проверю в гостинице. И по камерам тоже прослежу ваш приход и уход. И если ты врешь…

— Да ты чего, Коля, шуток не понимаешь?

— А если без шуток?

— Я и сама удивилась, когда меня вызвали в гостиницу. Объяснили, что место выбрано из соображения безопасности. Внизу охрана, проход по пропускам. А будет Дубровин, не ожидала. Он тут какого черта? Ты мне про него рассказывал, осёл с копытами, к культуре не имеет никакого отношения. Это надо было постараться, чтобы нас свести.

— Ты приехала. Что дальше?

— Он явился в мундире, мы стали беседовать, всё, как ты говорил, осел ослом, только копыта итальянские. Человек, что должен икону принести, запаздывал, и меня отправили в спальню. Никакой коллекцией нет. В номере вообще никого, кроме меня и Дубровина. Ждем полчаса. Потом дверь открывается, входит человек в черной маске-балаклаве и начинает палить в Дубровина: раз-раз! Я под стол залезла, но он меня не тронул. Потом он ушел. Я вылезла. Кругом кровь, и все желтое от солнца.

— Стрелять в тебя ему было незачем, ему подозреваемая требовалась. Или я ему нужен, чтобы через тебя на меня надавить. Скоро узнаем. Ладно, а пистолет он с собой забрал?

— На полу не видела, может, в коридоре выбросил.

Вика в деталях рассказала, как ее возили на место происшествия, чтобы она показала, как все было, но там к ней особо не прислушивались. Провели мероприятие для галочки.

— Ты давай поактивней работай, Коля, а то мне репутацию загубишь. Я ценный специалист, поэтому меня пока не увольняют. Во второй раз я на такое место не устроюсь. И насчет мошенников меры прими.

В этом она права. Мошенники совсем распоясались в городе, и надо что-то с этим делать, пока они тут всех не поубивали.

Весь следующий день Неробов ведет прием по личным вопросам, в большинстве граждане жалуются на кражи и телефонных хулиганов. Жула, назначенный Маковцевым ио помощника руководитель следственного отдела, от этой работы уклоняется.

В ходе опроса складывается невеселая картина. Преступным путем выманены от 50 тысяч до двух миллионов, последнюю сумму у старушки забирают молодые люди под видом работников банка, чтобы положить её на секретный счет. Они не попались на глаза соседям, так что и свидетелей не нашлось. Расписки молодые люди не оставили. Выдача денег прошла добровольно. Теперь старуха тихо сходила с ума и выла. Хорошо, что секретарша пришла на помощь и утащила посетительницу к себе пить чай.

За шесть часов приема Неробову не удалось решить ни одного дела. Проанализировав рост правонарушений, он сделал вывод, что в районе орудует банда, и набрасывает план следственных действий в отношении сделок с телефонным оборудованием, который докладывает Маковцеву. Прийти к общему мнению им не удается, потому что Вячеславу Михайловичу звонят по делам, и он выходит из кабинета, оставив на столе предписание Неробова без своей визы. Оно обязывает все компании информировать следственный отдел города о сделках с телефонным оборудованием в обязательном порядке под страхом административного наказания. Поставив росчерк от лица Маковцева, Неробов передает Веронике приказ для согласования с прокуратурой.

Мера своевременная.

Контролер ИК-4/2 Русу приходит в кожаной куртке, в которой у него много общего с уркой. Его раскрась хоть ярко-бирюзовым, хоть маджентовым, все равно урка: глазки маленькие, скулы широкие, а сам худой. Волосы коротко подстрижены. Русу ходит черно-серо-коричневый, улыбается, словно успешный жлоб-предприниматель. Вот такой гусь свободно ходит по следственному отделу, и ведь пропускают.

А перед тем он специально постоял в садике перед управлением минут пять, поздоровался с нужными людьми. С некоторыми его связывают экономическими отношениями.

— Вот поступит новое оборудование, и мы развернемся.

Любит Русу наобещать, напустить тумана.

Неробов проходит мимо, явственно ощущает идущие от него волны, которые отражает и отправляет обратно. Они не знакомы близко, чтобы ручкаться.

— Что, смотришь, имя мое забыл?

Неробов поднимает голову, но это прилетело не ему, а капитану Абросимову. Теперь их трое, а это почти команда. Только лада в ней нет. Попытка Русу интегрироваться в следственный отдел не удается, зато он вполне ладит с Журавлевым и Маковцевым — они разговаривают на одном языке.

На этот раз контролер Русу направляется прямо в кабинет Неробова и делает запрос по делу Митова. Неробов не сразу вспоминает про предпринимателя.

— Вам-то до всего что за печаль, Сергей Ефимович? Дойдет дело и до его телефонов.

В них все и дела. Согласно новым правилам, для приобретения телефонного оборудования требуется виза прокуратуры, и Русу расположился у кабинета Маковцева, ждет. Однако новый начальник уехал и неизвестно, когда вернется. Еще до конца рабочего дня у Неробову явился Башаров с документом, завизированным полковником Дубровиным после смерти, и этот документ он демонстративно рвет на части. Спроси Неробова, тот сказал бы, что без исходника вполне можно обойтись, потому что Кукшина сделала массу копий, а скан отправила в область на согласование.

— Я так смотрю, ты никак уняться не можешь, Неробов. До хрена краж нераскрытых, а ты в сыщика играешь.

— Э! Убийство Дубровина связано с кражей, — возражает Николай Ильич.

Башаров так зол, что разбрасывает белые клочки вокруг себя, словно это лепестки роз.

— Убийством занимается знаешь кто? Заварзин. У него и возможности для того имеются.

— Так он вряд ли что раскроет. Агентурных данных у него нет.

Башаров пожимает плечами:

— А этого не потребуется. Про коррупционную составляющую слышал?

— То есть икона — это взятка? От Митова? И его сюда притянули? А всю схему, случайно не Жула придумал?

Башаров сворачивает разговор из опасения наговорить лишнего.

— Теперь это забота Заварзина, а тебе надо думать о своей репутации. В рамках версии твоего сговора с Полевой, ваши контакты фиксируются. Не очень умно изображать доставщика пиццы или еще кого. Во ФСИН не дураки сидят.

Неробов размышляет. Всё решено. Русу хочет посадить Митова, и следственный отдел ему в этом помогает.

Через окно он видит вишневый «Мерседес», в который садится Русу.

Для тех, кто еще не владеет ситуацией. В СО взяток не берут и не дают. За небольшим исключением — но это, как и везде.

На выходе Неробов пожимает руку дежурному.

— Бывай, до завтра.

— Что делаешь вечером? — спрашивает офицер.

— Включу фильм ужасов, чтобы как-то успокоиться.

Проходит несколько дней, и Башаров снова становится вменяемым. За это время полковника юстиции Маковцева утвердили на должность начальника СО, вот Башаров и успокаивается. Смирился, что ему руководящая должность ему не светит. Однако вредной натуры это не изменит, и он придирается к Неробову. Его трясут, и он трясет.

Обещанную премию за купальники не выдали.

— Вот так и работай на скупого, заплатит дважды, — изрекает Неробов.

Убийство Дубровина от него забирают, этим занимаются следователи из области, которые работают у Заварзина. Назначили Полевой смывы рук, это через неделю после преступления. Всю неделю она рук не мыла.

Башарова оставили на хозяйстве, и он просматривает текучку. В производстве серьезных дел нет, и у него руки чешутся начать новую компанию.

— Пора закрывать Митова, — предлагает он Неробову.

Очень хочется ему посадить предпринимателя под предлогом взятки, но Неробов возражает:

— Нет состава преступления. Да и в суд такое дело не передать. Облажаемся.

Но приказ есть приказ, хоть и устный (а устных приказов Неробов очень не любил), и Неробов берёт предпринимателя в разработку.

Проще было бы спросить у Русу, который с Митовым ведет дела. Он заказал ему телефонную станцию, и тот готов был отгрузить поставку, но тут пришло письмо из прокуратуры, что в области орудует крупная банда телефонных мошенников и все поставки телефонного оборудования берутся под контроль. В случае несанкционированных отгрузок предприниматели идут за соучастие. Дело осложнялось еще и тем, что еще в этом месяце силовики обвинили заместителя главы администрации в получении взятки на пару с зам. руководителя одного из городских предприятий. Обоих подозреваемых суд отправил его в СИЗО на 2 месяца. И без этих криминальных наслоений обстановка в районе весьма сложная, и в центре переплетенных связей размещается движитель в образе Башарова.

— А если организовать прослушку? — он настойчив, как пневмомолот.

Это такая глупость, что Неробов расстроен.

— Дело не возбуждено, а без того мы не можем заказать экспертизу, да и оперативных действий тоже не ведем. Хотите геморрой заработать на процессуальных нарушениях? Где план следственных мероприятий? Он у вас не прописан. Полный трешак, как говорят мои дети.

— А если неофициально? Для служебного пользования?

И тут Башаров вымахивает свой козырь. Щелкает ботинками, словно репетирует свое появление на ковре у Маковцева. Щёлк-щёлк. Он так бесится, словно у него месячные.

— Вас учить всему надо, Неробов.

И включает на телефоне воспроизведение аудиозаписи. Неужели он сам записал?

Разговор ведут двое мужчин:

«Алло, ты меня слышишь? Линия надежная?»

«Говори уже».

«Заказ отменяю, короче. Митов уже купил».

Неробов делает удивленные глаза: и в чем тут, позвольте спросить, состав преступления?

— Нам надо к Русу подобраться. Лучше это сделать прямо в колонии. Есть у нас заявления на УДО, кто-то должен съездить их забрать, а заодно поговорить. Кто-то что-то видел, кто-то захочет рассказать.

Башаров удивил! Предлагает Неробову потрудиться агентом под прикрытием. Это знакомо, он работал в молодости дознавателем. Предложение следует хорошо обдумать, и Неробов, дотошный следователь, высчитывает риски и отмечает едва заметные выгоды. За этими профессиональными терзаниями он не забывает позвонить домой и предупредить о задержке.

Его звонок чрезвычайно взволновал Ирину Валентиновну, и тревога привела ее к сыну в офис, где Дениса можно было застать в любое время дня и ночи.

— Тебя отец прислал? — обрадовался он. — А то какая-то девица спрашивает у меня видеозапись, ничего не объясняя. То ли ей отдать, то ли у нее взять. Где ключ, а?

Ирина Валентиновна знала, что ключ этот — голова Николая Ильича.

— Ладно, давай кассету. Ты голову поломал, пусть другие потрудятся.

— Какая кассета, мам. Их уже сто лет не используют. Это флешка. Тебе папину отдать, ту, фирменную, с его работы, или на свою переписать?

— Давай ту, что есть. Не будем оставлять электронных следов.

Помнится, ту же фразу произносил Николай Ильич, так что она всё крепко усвоила.

Майор Журавлев, чья карьера после назначения Маковцева стремительно шла вверх, опрашивал коллег на предмет их контактов с Неробовым, которого он примеривает на роль то ли свидетеля, то ли подозреваемого.

— А что, Георгий Семенович, разве вас на должность Башарова назначили? По части собственной безопасности? — не удержалась от замечания Инна Гришина.

— Вам про купальники рассказать? — удивилась Алла Александрова.

И только дисциплинированная Наташа Черноярова не стала ничего скрывать и рассказала, что Неробов послал ее в офис сына с видеозаписью, изъятой из гостиницы. Пока Жула допросил Дениса, ничего не знающего и невинного, криминалисты обыскали его компьютер, но не нашли электронного следа от той записи.

Неробов сидел на лавочке в саду возле управления. Он глядел на распаханную землю и трогал комья носком ботинка, словно пробовал её на ощупь. Он знал, что его срок подходит к концу и его ждут, но всячески оттягивала момент возвращения, чтобы насладиться красотой земли. Подснежники выходили первыми вместе с голубыми пролесками, но он любил их больше, потому что подснежники являли собой торжество наивности. Тонкие цветы, которые росли среди снега, казались столь хрупкими, что их могли сломать ночные заморозки, но волнение было излишним. Вот Неробова бросил на цветы любопытный, хотя и настороженный взгляд. Кого славили белые подснежники — не на наивные ли попытки людей, веривших в справедливость?

А муза рада музе без ума да разума. Хороший палиндром, да жаль, кто-то раньше его сочинил.

Не вовремя зазвонил телефон, и он ответил на звонок еще прежде, чем разглядел номер, чертыхнулся. Журвлев, будь он неладен

«Нет, Николай Ильич, это не у меня, а у тебя тут интерес. Видел твою супружницу у музея в Юрьевце. Приехала с Полевой разбираться».

Новости у Жулы старые. Ирина успела поговорить не только с Полевой, но и с Вероникой Андреевной и даже с Лялей Лазуткиной.

Утром Ирина Валентиновна говорит мужу, что ей потребуется машина. Права у нее имеются, но сама она садится за руль крайне редко. Проплутав по предместьям К*, она выезжает на дорогу, ведущую к Юрьевцу. Даже получив от мужа заверение, что он прекратил всякие контакты с Викторией Полевой, супруга Неробова не успокоилась. Не то, чтобы у нее имелся план, как вывести благоверного на чистую воду, но кое-какой действия она наметила. Теперь она намерена расспросить музейщицу о том, что произошло в гостинице и какое отношение к этому имел Неробов.

Рассчитать всё не удалось, для доверительного разговора был выбран неудачный момент. Вокруг Полевой крутился ушлый молодой человек, которого не смущали условия домашнего ареста.

— Это мой жилец Сергей Александрович, — заносчиво похвалилась Виктория Владимировна. — Он мне с хозяйством помогает. К тому же на гитаре играть умеет.

Паренек неохотно удаляется, чтобы дать им поговорить, но не уходит далеко. Присутствие жильца немного успокоило Ирину, а потом встревожило. Рожа молодая, все время скалится на Викторию. Что ему надо от пожилой кокетки? Ирина повернулась к двери спиной, чтобы он не подслушал из коридора, и еле шепча спросила музейщицу:

— Зачем ты врешь?

— Да что ты, в самом деле? — ухмыльнулась Полевая. — Всё было, как я и говорила. Придумать это невозможно.

Виктория врала, и непонятно, зачем она это делала.

Вечером Ирина сомневается, рассказать ли Неробову о событиях этого дня.

— Что у нас есть от бессонницы? — спрашивает он.

Жена заваривает пустырника. У Неробова трясутся руки, дергается глаз, появляется бессонница. Стоит позаботится о его здоровье, но сам он этого делать не будет.

Когда он засыпает, Ирина просматривает видеозаписи с камер, на это у нее уходит вся ночь. Она составляет словесные портреты людей, которые там появляются. Один, полковник Дубровина, ей известен. Личность второго нетрудно вычислить, про него часто упоминает Николай Ильич. Ирина открывает поисковик и находит фотографию Митова. Точно, это он.

Эти двое встречались ежедневно на протяжении двух недель.

Ирина будит Неробова и хочет рассказать об этом, но он только машет рукой:

— Не сейчас. Спать.

Утром она всё ещё сидит перед компьютером.

— Уже проснулась?

Она смотрит перед собой невидящим взором. Время идет, а она так и не решила, то делать дальше.

Глава 3. Лиственницы (лат. Larix decidua)

Неробов шел по аллее из лиственниц, наблюдая особое строение их коры. Также и кроны этих деревьев не сливались в единый образ, а собирались из отдельных паззлов, каждый своей формы. Это придавало лиственницам диковатый вид, напоминающий о тайге, откуда они родом. Ровные ветки как будто хотели исправить впечатление от обрезанных тополей, они простирали во все стороны идеальные параллели, настолько точные, что по ним впору было учить геометрию.

Неробову, преуспевшему в точных науках, это особенно нравилось. Из него мог бы выйти математик, и решение заняться юриспруденцией отец воспринял как шутку, но Николай Ильич уверял, что ему действительно по душе профессия следователя. Ещё больше ему нравилась мысль, что он станет раскапывать таинственные преступления.

Математикой пришлось пожертвовать, но при случае он любовался лиственницами с их безупречно ровными ветвями. Это помогало отвлечься от беспокойных мыслей.

Беда состояла в том, что Неробова не включили в следственную бригаду, и сведения он получал из вторых рук, то есть через капитана Абросимова. По словам портье, в забронированный на имя Неробова номер никто не заселялся, чему явно противоречил чемодан под кроватью, виденный им самолично. Как он и ожидал, при первичном осмотре этого чемодана не обнаружили, как и мазка крови на ванне — этого в протоколе не значилось. Значит, в номере побывало постороннее лицо, кто-то убрался и вынес чемодан. Портье предположительно тоже в деле, и если бы Неробов вел следствие, он бы добился правды.

Николай Ильич попытался намекнуть Башарову, что надо получше расспросить дежурную смену в гостинице. Но получил отпор:

— Не мешай мне работать.

Разговора не вышло. Слушать глупости и вранье ему не хотелось.

Чтобы успокоиться, Николай Ильич отправился прогуляться. Парк стоял в тишине — без ветра, без праздничных огней. Тут ему и попались лиственницы. Своё пристрастие к ним следователь объяснял так. У лиственниц имелись черты, свойственные елям, но отличие составляла мягкая травяная нежность хвои, которая меняла картину мироздания, а возможно, её дополняла. Вот и про Неробова говорили, что он как-то особенно мягок, а это черта среди следователей встречалась крайне редко.

К десяти утра у него был вызван первый посетитель, антиквар Бурденков, который уже явился и ждал в коридоре.

— Вы по вчерашней краже меня дёрнули? Я ни при делах.

Вот артист! Про вчерашнюю кражу даже Неробов не знает, не успел прочесть сводку, а этот уголовный элемент уже в курсе.

— С этим мы еще разбираемся, а вот по Нагорной вопрос конкретный имеется. У тебя со скупщиком конфликт был? Сразу же после этого его и грабанули.

— Вы-то Николай Ильич, с каких это пор барыг слушаете? Вам эти сплетни не к лицу. Вы у нас светило юриспруденции!

— Светило — это ты, Константин Петрович. Знаешь, сколько тебе по совокупности эпизодов светит? Когда отрабатывать начнешь?

— Разве я отказываюсь сотрудничать? Я всем сердцем!

В глаза Бурденков мог улыбаться, что не помешало бы ему настрочить жалобу в прокуратуру. На крайний случай Неробов имел план следственных мероприятий, подписанный Дубровиным, но отправлять на графологическую экспертизу этот документ ему не хотелось.

— Каково происхождение иконы? — прямо спросил он.

— А разве вам Полевая не сказала? Вы же с ней, — и продавец потер пальцами в неприличном жесте.

— Ну, ё-моё, Константин Петрович, а еще интеллигентный человек, высшее образование имеешь. Ты-то откуда знаешь? Или свечку держал?

— Про икону меня уже Журавлев спрашивал. Башаров тоже звонил, грозил, что меня закроют, если я что утаю. Вы, стало быть, третий.

Бурденков — интеллигент в первом поколении и грабитель — в третьем. Его прадед участвовал в экспроприации монастырских сокровищ, так что его сведениям можно доверять. Образ из монастырских сокровищ, «Моление Богородицы в цветах» при погроме найти не удалось. Все остальное — из области фантазий.

«Найди меня утром», — написал Дубровин в записке. Это напоминало крик о помощи.

Для Неробова оставался загадкой интерес к иконе Журавлева и Башарова, прежде не имевших дел с предметами искусства. Да и скорость реакции впечатляла. Следователь Журавлев в нарушение субординации через голову старшего товарища вломился в кабинет Дубровина и забрал все бумаги. Что предпринял Башаров, неизвестно, он всегда проявлял осторожность. Крикливый Жула мог дать ему сто очков вперед по напористости.

Сейчас эти двое заперлись в кабинете у начальства. Секретарша — единственная, кто может объяснить, чем они там занимаются.

— Сразу включились в работу. Ищут деньги.

Ах, да, Башаров — это собственная безопасность, он ловит всех на взятках, раскрывает преступления среди работников следственного отдела.

Неробов прикидывает, как бы поделикатней выспросить про возможное наследство Дубровина и роняет вопрос, не отлучался ли полковник недавно на похороны. Нет, Вероника не слышала о каких-либо умерших родственниках, но только вдова Дубровина может сказать точно. Неробов берет у нее адрес. Значит, придется ехать к вдове, а заодно спросить и не вел ли ее муж расследование, о котором никому не говорил.

Расследование в тупике, но дело набирает оборот. После обеда звонит вдова Дубровина, интересуется ходом следствия. Башаров ведет с ней продолжительную беседу, но она просит переключить ее на следователя Неробова.

В настоящее время вдова живет на даче, и ей удобно, чтобы он приехал сегодня же. Это неудобно Неробову, жена которого некстати взяла машину, чтобы ехать по хозяйственным делам, так что все надежды на такси, которое придется ждать десять минут. Неробов сбросил заказ, потом повторил его. Пришел новый ответ. Такси подъедет через две минуты. Прекрасно.

Через пять минут никакой машины на месте не оказалось, а у него с карты списали двести рублей.

Это была первая неприятность на сегодня, но не последняя. Когда Неробов добрался до города на частнике, его остановили на посту ДПС при выезде из города. Водитель побожился, что ничего не нарушал.

— Поедем по кольцевой дороге, — предложил он.

По кольцевой они просочились на загородную дорогу, а за ними неслась машина с сиреной. Упрямству Журавлева можно было позавидовать. Так они и прибыли на дачу вдовы — такси в сопровождении эскорта.

Вдова, одетая во все черное, поджимала ноги в белых кроссовках. Она говорила тихо, казалась кроткой и погруженной в себя.

Следователи сразу распределяют обязанности: Неробов остается для беседы, а Журавлев сразу отправляется в кабинет разбирать архив Дубровина. Он возвращается с чемоданом, набитым вещами, и уезжает.

Вдова пожимает плечами. Поговорить им не удается, то и дело звонят с соболезнованиями.

— У вас телефон звонит. Ответьте, — напоминает Неробов.

— Что, простите?

— Я говорю, телефон звонит очень громко. Вас не раздражает? Меня так — очень. Так как насчет наследства? Ваш муж получал наследство?

Неробов проследил, как длинная, тонкая рука с индийскими браслетами и самодельной фенечкой достала телефон. Но женщина его разочаровала. Она не ответила на звонок и сбросила вызов.

— Нет, вы ошибаетесь. Никакой иконы мы не получали.

Вместе с Неробовым они выпивают по бокалу вина, после чего следователь уходит.

За всеми следственными действиями он едва не забывает ознакомиться с протоколами, которые достает Абросимов. Осмотр места происшествия составлял Башаров, и его нельзя признать удовлетворительным. Орудие преступления не найдено. Да и показания свидетелей ничего не проясняют.

Неробов дает поручение своему стажеру:

— Наташ, ты могла бы договориться с горничной, чтобы она тебя пустила в номер 1239. Мне туда нельзя. Пока, во всяком случае.

— А чего там смотреть?

— Не смотреть, а осмотреться. Из вещей эксперты взяли всё, что нужно, а вот поработали с персоналом недостаточно. Тебе надо узнать, кто из служащих чем занимался. Особенно, что не входило в профессиональные обязанности. Мы вот у себя оказываем друг другу услуги, меняемся дежурствами, так и они тоже. На память не надейся. Фиксируй письменно.

Она была достойной ученицей и без лишних вопросов отправилась выполнять задание. К вечеру она отчитывалась в своих действиях: нанесла визит портье, взяла у него показания и тут же подтвердила их свидетельствами дежурных на этажах.

— Слишком все гладко, они повторяют друг друга, — решил Неробов, выслушав ее отчет.

Наташа молчала. Она тоже склонялась к тому, что это сговор, но не торопилась первой высказывать суждение.

— В первую очередь найди горничную, которая дежурила на этаже в то утро.

Сам он планировал заняться камерами. Их отключил человек, который в этом разбирался. Неробов планировал прибегнуть к услугами фирмы, которая устанавливала тут видеонаблюдение, но день прошел, а он так и не собрался туда позвонить.

Вместо этого Неробов отправился к Вике Полевой. Жена недовольна. По телефону она говорит, что не надеется на его нравственность. То, что Викторию освободили из-под стражи, еще не значит, что она будет бросаться на чужих мужей, отвечает Николай Ильич.

Виктория Полевая дома, она успела принять ванну и носит длинный халат, прикрывающий ногу с электронным браслетом, но приподнимает его, чтобы показать свои оковы.

— Увы, я не свободна, милый друг.

— Все равно хорошо, что тебя выпустили, — говорит Неробов, который на суде не был, но ему получил полный отчет от Амира Аслановича.

В полиции Виктории попортили кровь, и в качестве жертвы ей одного Джагаева недостаточно, она желала бы паланкин и парад плешивых карликов следом, но за их неимением изливает весь гнев на Неробова.

— Извини, что отняла у тебя время. Совсем необязательно тащиться в такую даль, чтобы меня посетить. Не стоит расстраивать твою жену.

Как мило, пережитые волнения заставили ее думать о неприятностях, которые она доставляет другим людям.

— Чего Ирине расстраиваться. Я тут по работе. Приехал тебя допросить.

— Меня уже допрашивали.

Николай Ильич слушает в который раз ее скучный рассказ и думает, мог ли он любить эту пожилую женщину в халате. В кресле покоилось распростертое тело девицы, которая некогда занимала его мысли — он был до того увлечен ее прелестями, что не заметил, как поразительные черты ее внешности и характера выродились в что-то чуждое, к чему он больше не имел отношения. Или он любил другую женщину, которой она была раньше. А Вика считает, что она и есть та женщина.

— Вика, тебя надо передопросить. Получены новые сведения, и в их свете первоначальные показания выглядят… странно. Я бы предположил, что ты кого-то покрываешь. Напомню, что ложные показания делают тебя сообщницей. Тебе грозит повторное задержание, и боюсь, это будет вовсе не домашний арест.

— Я поняла. Спрашивай. Я расскажу. Не знаю, с чего начать, все так неожиданно произошло.

— Вспоминай подробности. Портье отсутствовал, мы это точно знаем. Он пришел в половине девятого.

— Я очень волновалась. Не удивительно, что кое-что позабылось. Совершенно точно, я прошла через проходную, поднялась на лифте. Но вот в коридоре определенно находились люди. Я помню горничную. Она показалась мне смешливой, несерьезной. Какое мне до этого дело? Порой запоминаются какие-то глупости.

— Ты с ней говорила?

— Нет. Только с полковником Дубровиным. Он предложил, чтобы я располагалась в номере, и обещал, что икону сейчас принесут. Ему докучал какой-то мужчина, они кричали друг на друга. Чтобы не слышать их брань, я прибавила звук у телевизора.

— Дальше не торопись. Обдумывай каждое свое слово. Я рассчитываю на твою внимательность.

— Да, действительно, тогда я поторопилась, когда сказала, что стрелял второй мужчина. Из коридора были слышны шаги и голоса. Слов я не запомнила, только шум, хлопанье дверей. Потом крики, извини, мат. И выстрел. Теперь я уверена, что стрелял тот, кто пришел.

— Сколько их было? Один? Двое?

— Наверное, двое. Они производили слишком много шума.

— Может быть, смешливая горничная?

— Нет, крики мужские. Они ужасно выражались. Я испугалась, что тоже могу пострадать, но обошлось.

— А икона? — Неробов дословно следовал по вопросам ее первого допроса, о как же ее нынешние ответы отличались от первоначальных.

— Я ее видела мельком, когда все закончилось. Ее держала в руках горничная, сказала, что передала одна дама, но я велела отнести ее обратно. Полковника убили, я была в состоянии нервного шока и совершенно не знала, что делать дальше. Это я уже позже поняла, что речь шла об «Моление Богородицы в цветах».

Неробов пробует ее успокоить:

— Милая, скоро все закончится.

— Какая я тебе милая? — В ее словах нет злобы, только усталость.

— Пардон, Виктория Владимировна.

— Я тебя в гости не приглашала, Николай Ильич, так что попрошу на выход.

— Ёлки-палки. Так и поухаживать нельзя.

— Хочешь ухаживать, вызывай меня на допрос повесткой, — она уже закусила удила и несет сама не зная что. — Твоя жена знает, что у нас роман?

— Роман? Откуда? Нет. Она не в курсе. У нас с тобой свои дела, незачем ее беспокоить.

— А какие у нас дела?

— Разбираемся, чего ты тут награбила.

— И откуда ты такой наглый взялся?

Неробов опасался рассердиться и потерять над собой контроль, это уверило бы Викторию, что он сохраняет сильные чувства к ней.

— Так ты с Ириной или со мной?

Неробову не хочется ее обижать, но тут приходится быть резким.

— Мы с тобой друзья, ты не забыла? Я прошу тебя не лезть в мою семейную жизнь.

— Я проверяла. Вдруг ты передумаешь?

— Я все решаю сразу. Ты, пожалуйста, не звони мне домой. Ирина нервничает. Что ты творишь?

— Я хочу устроить свою жизнь.

— Вот и отлично. Не имею ничего против. Не буду ревновать.

— Все верно. Это дело мое и никого не касается.

Ей хочется его обнять, но, когда она протягивает ему руку, он ее пожимает. Они товарищи, вот и хорошо. Если у нее появится кавалер, Неробов станет ревновать. Не будет с ним знакомиться. Главное, чтобы Виктории было с ним хорошо. Чтобы она не влипала в авантюры. Чтобы не приходилось ее вытаскивать.

Он не высказывает своего пожелания вслух на случай, вдруг оно не исполнится.

— Спасибо, что похлопотал, на работе за мной сохранили место. Вот только домашний арест съел все накопления. Взяла жильца, чтобы прокормиться.

— Вот и хорошо.

— Я читала книгу Абрелина и, знаешь, там описан интересный случай с этой иконой…

Неробов ее больше не слушал. Да и домой пора.

Все же он опять опоздал к ужину. Жаркое остыло.

— У Виконьки своей обедай, а то и перебирайся к ней. Она тебе два раза звонила, пока ты мылся в ванной.

— Представляю, каким тоном ты сказала: «Он моется в ванне».

— Вот только не надо оправдываться, всё сваливать на работу. Имей мужество сознаться, если набедокурил.

— Работа у меня такая, Ирочка, с людьми встречаться и разговаривать.

— И что тебе может рассказать Викуня?

— Спроси, чего она мне не желает поведать. Про своего таинственного друга, который привез ее к месту убийства, а потом загадочным образом удалился. Про человека, который оставил кровавую тряпку в ванной, а потом убрал ее. Про человека, который забыл свой чемодан под кроватью. В протоколах обыска эти детали не упомянуты.

— У тебя верный глаз, Коля. Куда им всем до тебя. А твою Полевую я сама расколю.

Ирина входила в роль жены следователя.

Глава 4. Казацкий можжевельник (лат. Juniperus sabina)

Еще утром они составляли список саженцев, за которыми приходилось ехать в монастырь, и он выходил длинным, так что Ирина старалась ничего не забыть. Неробов прислушивался к её шепоту.

…Туя, казацкий можжевельник, примулы, лилии и астильбы…

Получив импульс от её губ, в которые ударяли языком, цветы и кустарники распространялись по долам и весям, пропуская сквозь себя провинциальную жизнь.

Весь город ездил в монастырский сад за растениями из года в год, там у Ирины имелось немало хороших знакомых, которые разделяли её страсть к садоводству. Однако сегодня поездку пришлось отложить. В субботу Неробову потребовался капитан Абросимов. По телефону он ответил, что сидит на работе. Николай Ильич не поленился проверить. И верно, Абросимов заперся у себя в кабинете, ел и курил.

— Ты ешь или куришь? — спросил его следователь.

— А что?

— Хочу спросить, не забыл ли ты про рыбалку.

— Нет.

Абросимов рассказал, что Валентина покинула дом, когда он был на работе. Абросимов разговаривал с таксистом, который ее перевозил. Чемоданы и сумки побросала в багажник и на заднее сиденье автомобиля.

— В положении обманутого мужа рыбалка — самое то, — заключил Абросимов.

Он активировал аккаунт кашеринга, при этом жалуясь, что у него не хватает времени сдать собственную машину в ремонт.

Николай Ильич попросил о консультации.

— Что случилось?

— Заказал такси, оно не явилось, а с меня списали 200 руб. Будем писать жалобу?

Абросимов пролистал историю на телефоне Неробова и выдал заключение.

— О злом умысле нет речи, просто агрегатор указал твою геолокацию на другой стороне дороги. Проще говоря. машина тебя подождала, потом уехала.

Вместе они написали жалобу в службу такси, в ответ им принесли извинения и вернули списанную сумму, начислив бонус в сто рублей.

— Подумать только, с геолокацией у них плохо, — не переставал сердиться Николай Ильич, чувствуя, что скоро успокоится.

Он и в заношенной одежде выглядит красавчиком, хотя и корчил из себя заправского рыбака. Накануне они сговорились поудить на водохранилище и договорились о лодке. «Должны же быть у людей, занятых тяжким трудом, просветы в жизни!»

Через открытые ворота пролегала дорога в монастырский парк, который раскинулся на берегу, прежде бывшем выпасом для коров. Заросли кипарисов, голубых елей и рододендронов прикрывали церковные постройки, но белые стены храма просматривались с любой точки, и со всех сторон к нему вели аллеи, обсаженные войлочной вишней и казацким можжевельником.

Вместе с Абросимовым они сидели на бережке под монастырем, где оставляли снасти. Кто-то из конкурентов их порезал, и это вызвало у Неробова тоску. Он надолго замолчал.

— Тебе не скучно, Ильич?

— С какой стати? Я люблю одиночество и получаю от него удовольствие.

Сегодня он решил окончательно завязать с рыбалкой. Сегодня он идет в последний раз, да и то из-за друга.

— Чего-то ты такой бледненький, Андрюш? — поинтересовался Неробов.

Не было никаких причин сорокалетнему мужчине вешать нос, тем более в воскресенье.

— Да так, по мелочи. С невестой разъехался.

— Говори.

— Что хорошего расскажешь?

Абросимов прикрыл глаза рукой, мысленно воскрешая ссору с Валентиной. Она началась с щедрой порции ругани, которая сменилась громоздкими оправданиями, а потом рёвом.

Всё произошло из-за его незапланированного прихода домой. И чего его понесло на квартиру, как будто он не мог пообедать в другом месте? Первое, что его удивило, невеста оказалась дома в разгар рабочего дня. Прежде за ней такое не наблюдалось. Абросимов мысленно отметил следы присутствия чужого, внутренний розыскник имел привычку всё фиксировать, и в ней, как в блокноте выстроился список погрешностей: стулья не на своих местах, небрежно брошенная одежда. Он мог бы поклясться, что кроме работающего телевизора и течи из неисправного унитаза не слышал ничего: ни шагов, ни шуршания шин, но следы чужого присутствия были очевидны. Две чашки на столе, бутылка из-под вина под столом, и главное — аромат одеколона. Платонический персонаж оживал прямо на глазах.

С поличным нарушителя взять не удалось, но капитан был уверен, что это любовник.

— Ты его выследи, — посоветовал Неробов.

— Это непременно. — Увиденная картина его не отпускала.

Когда Николай Ильич всматривался в свои глубины, то Абросимов со своей работой показался бы просто школьником.

А что симпатичный Андрюша? Не женат, а нежен. Такой вот вышел палиндром.

На живом лице капитана появилась довольная улыбка. И даже отказ Неробова от рыбалки его нисколько не огорчил. Ничего, там видно будет.

В силу неуживчивого характера Абросимов постоянные конфликтует с руководством, за что получал взыскания. Он грозился уйти на вольные хлеба, чего его друг не одобрял.

— Можешь попробовать в охранном бизнесе, — предлагает ему Неробов.

К Неробову едет генерал из Москвы. Хлебнов его фамилия.

— Ты что, себе подмогу против Маковцева вызвал? — Абросимов не ожидал такого поворота.

— Будет генерал мелкими сошками занимается. Он по Волге приплывет, город посмотрит. Свожу его на регату, он это любит.

Спасибо болтливой Веронике, новость успела просочиться и гуляет по кабинетам.

Журавлев заходит к Неробову:

— Ничего лично к тебе не имею и предъявлять не буду. У каждого свой бизнес. Не знал, что ты экскурсии для генералов делаешь. Когда они приезжают?

— А тебе что за печаль? — Неробов не хочет с ним обсуждать своего друга Хлебнова.

— Такой уж я человек масштабный.

— У них яхта в регате участвует. Там и повидаетесь. Ладно, у меня выезд. Невельская, 7.

Не нравился ему интерес Журавлева, не нравился, и все тут.

Следуя указаниям стажерки, Неробов доехал до реки Казохи, откуда начинался сектор частной застройки. Невдалеке виднелись пятиэтажки поселка Нефтебаза, к которому шел резкий спуск, но он побоялся ехать по грунтовке, которая могла оказаться пешеходной дорожкой по краю оврага. Оставив машину, он отправился пешком. Длинные тени поднимались от земли, то давали о себе знать ели. Ветви раскачивались, словно хотели сообщить нечто важное. Что-то двинулось за спиной у Неробова. В тень густую камнем кануло, и ничего — ни единого луча света, ни единого предмета, но всё — мрак кромешный.

На зелёной лужайке открылось место, огороженное кустами можжевельника и ещё голого кустарника. Тропинка привела Неробова к безымянному причалу на Волге, и тут же его окликнула стажерка Черноярова, она вела наблюдение за мазутным пятном из реки Меры, которое дрейфовало в направление городского пляжа. Сегодня она одна была по служебному делу.

В Межрегиональное управление Росприроднадзора поступало обращения граждан по вопросу загрязнения нефтепродуктами районных городов, и прибыли спасатели для его устранения. При обследовании реки было установлено, что под водой имеются металлические фрагменты, предположительно от старой затонувшей баржи.

Наташа ныряла с этой баржи в поисках источника загрязнения. Абросимов к ней присоединился. Ну и само собой остальной лагерь находился неподалеку: Инна Гришина с дочкой Миленой и Алла Александрова.

— Откуда добирался? — спросила Гришина.

— С Казохи. Машину пришлось оставить наверху.

— С Нефтебазы ближе, но местные нам об этом не сказали. И улицы Невельского нет, практически это зады огородов. Позагораем, а?

Неробов загорать с ними отказался и устроился в стороне удить рыбу порванными снастями, там шума меньше, и он набирает номер Митова. Тот не отвечает, и Неробов идет далее по списку поставщиком телефонии. С рыбой ему везет больше, и Николай Ильич предъявляет улов, в обрывках сетей торчат рыбешки.

— Это телевизор. Здешние мужики не утруждают себя удочками.

После этого рыбалку пришлось свернуть, поскольку молодые судачки, извлеченные из телевизора, могли быстро протухнуть, так и не дойдя до кухни.

— Разве это не запрещено? — возмутилась Гришина.

— Ловля сетями — да. А тут сплошная рвань. Как прошла съемка?

Наташа подключила к телефону видеокамеру Go Pro для подводной съёмки, и они с Абросимовым наблюдали несколько минут биения жизни под водой.

— Была выдвинута версия, что нефтепродукты попали в реку из неё. В результате следственный действий она не подтвердилась, — заключил Андрей Андреевич.

— А что утверждают специалисты? — лениво спросил Неробов, млея под горячим солнцем.

— Не исключают, что выброс мазута произошёл с одной из фабрик в соседней области. Так что мы передаем дело в область, — заключила стажерка.

Неробов начал рассказывать, как он вчера играл в теннис. У него был постоянный партнер, который жил в Наволоках. Раньше он работал адвокатом, поэтому имеет доступ к конфиденциальной информации. Так вот, он сообщил, что из колонии устроили побег киллеру, потому что кто-то в их городе нуждался в его услугах. Так что не исключено, как раз в этот момент заключенный и совершает побег.

— Это Джагаев?

Наташа Черноярова, чья работа сводилась к оформлению хулиганов и пьяниц, сразу заинтересовалась. Она не оставляла надежды заполучить громкое дело.

— Вы поверили, что вам сказал этот болтун? — Инна постоянно всех критиковала.

— Нет, вы его не знаете. Он не из нашего города. Мультипликационный персонаж.

— А почему тогда вы удите рыбу, Николай Ильич?

— Или что? Прикажете ловить киллера? Так еще неизвестно, кому это дело достанется. Понаблюдаем, а там посмотрим. Информация лишней не бывает, а верить или нет, тут мы посмотрим. Понаблюдаем с самого начала. Видите, яхта идет. Отвязалась что ли?

Стажерка с огорчением выдохнула. Она уже решила, что им предстоит громкое дело, связанное с мафией.

После разговора она начала подозрительно относиться к рыбачьим лодкам, которые сновали по реке. В камышах она заметила пустую лодку, набрала номер рыбоохраны и поинтересовалась, не произошло ли чего-нибудь стоящего внимания. Ей отвтеили сказали, что об угоне лодки сведений не поступало. Все тихо.

— Так что там с яхтой? — Инна Гришина вглядывалась в сиреневую даль.

Судно пришвартовалась на причале возле колонии. Почему такое возможно?

— Вероятно, на ней прибыл с проверкой высокий чин ФСИН, — предполагает Абросимов.

— Знаю я этого чина высокого. Генерал Хлебнов, мой однокашник по институту, — говорит Неробов.

Он почуял охотничий азарт и готов был сам бежать на яхту, которая замедлила ход и остановилась у мостков. Рыбалка кончилась. Подарив судачков Инне, он отправляется встречать друга.

Генерал Хлебнов любезно предлагает подобрать Неробова и разворачивает яхту. У руля его друг Иван Акимов, а Хлебнов с ним рядом за капитана, так что Неробову можно вздохнуть спокойно.

От Акимова пахнет речной свежестью, видно, успел пройтись по реке. Что он искал на среди берез?

— Встречался с другом.

— И?

— К чему вам знать подробности? Ведь вы его не знаете, поэтому не следует останавливаться на этом эпизоде.

Что тут ответить? Смотри в оба? Или это самому Неробову надо смотреть в оба.

С некоторым опозданием Митов присоединился к участникам регаты, совершавшим тренировочный проплыв перед берегом. Его приветствовала световым сигналом небольшая яхта, и он несколько раз зажег и погасил огни тоже в знак знакомства.

— Я на реке, — отвечает Митов вместо приветствия. Он дает гудок, который Неробов слышит по телефону. Точно такой же гудок доносится с реки. Водитель катера слышит двойной сигнал и сразу соображает: — А вы тоже тут гуляете? Сейчас за мостом будет пляжик, на нем остановимся, вижу вашу яхту.

Неробов смотрел на катер, который уходил по реке, за ним светло-коричневым шлейфом клубилась водная пыль. Жаль, что разговор не сложился.

Митов не испытывает радости от разговора с ним. Ему еще надо поужинать и готовить катер. Беседа со следователем в его расписание не вписывается. Когда он спрашивает, по какому делу его будут допрашивать. Неробов не знает, что ответить. Просто зашибись!

— Я все понимаю, просто занят очень. Не волнуйтесь, я вам позвоню. Мне и самому интересно. Свяжемся после регаты. — С этими словами Митов садится на катер и направляет его

к другому берегу.

— И кто это был? — удивился генерал Хлебнов.

— Наш чемпион Митов

— В газетах много пишут на этот счет. — Ты его знаешь? — Михаил Иванович не прочь познакомиться с фаворитом гонок.

— Откуда? Предприниматели идут по линии экономической преступности, а я — по уголовке, — отшучивается Неробов.

Катер уходит, не дождавшись их, а они втроем загорают на пляже. А потом прощаются, и Хлебнов отправляется в гостиничный номер спать, у него режим. С ним уходит и Акимов, про которого Николай Ильич слышат первый раз в жизни, ну да мало ли на свете Акимовых.

— Выглядишь ты как-то странно, Николай Ильич. Волосы в траве. На костюме щепки, — недоумевала жена. — Что за рыбалка у вас такая была?

— На яхте плавали, — отвечает Николай Ильич и ложится спать.

«Если у меня катаракта, ещё не значит, что я ничего не вижу», — часто прибавляла жена Неробова Ирина, кокетничая своим слабым зрением (что документально не было подтверждено).

Не говорить же, что он выезжал на труп, а потом пришлось ехать в прокуратуру. В десять вечера Неробов составлял план следственных мероприятий по убийству. Наташа Черноярова рядом писала свой отчет.

— Дату пока не ставь.

Еще неясно, в рамках какого уголовного дела ведется расследование.

После работы Неробов падает от усталости, но у него остается еще одно дело. Он заходит в круглосуточный магазин. Там никого нет, кроме продавца и старика, который просит продать ему бутылку.

— Здорово, Толяныч, — приветствует Неробов своего агента.

— Возьми беленькой, — слышит он шепот. — Это от меня к твоему столу.

Алкоголик прищуривается, не веря своей удачи, да и Неробов не вчера родился, чтобы попасться на крючок. Толяныч протягивает руку, потом опускает. Так он стоит некоторое время, еще не теряя надежды. По его состоянию можно предположить, что он оприходовал не менее литра пшеничной, это заметно по векам, сейчас они полуопущены, и никакая сила не может поднять их вверх. После третьей бутылки один глаз закроется.

— Садись в машину, — командует Неробов.

Он и сам не знает, зачем его зовет. Ирина не заинтересована в подобных гостях, но других желающих приютить Толяныча нет.

Когда Неробов вернулся домой, его уже ждал генерал Хлебнов, и голос Ирины звучал оживленно.

— А это кто? — немедленно реагирует она.

— Мой проблемный друг. У него чуть на застолье.

— Что, без нас начали? — сразу вступает Толяныч, ныряя в привычную среду.

— Вот-вот, чего нас не дождались? — подхватывает Неробов.

— Злой ты, Коля, — включается в игру генерал. — Да мы с Иринушкой беседуем только.

— А чего вы на кухне! Идем в залу, сейчас футбол будем смотреть! — в кои веки Неробову повезло попасть на трансляцию.

Ирина удалилась к себе. Сама она мужских попоек избегала и футболу предпочитала чтение книг. К тому же она не любила семечек подсолнечника, а потому входила в комнату, если только крики становились особенно громкими. Что у них такое болит, что трое взрослых людей лежали на ковре и орали.

— Здоров ли ты, Коля? — беспокоилась она.

— С утра ничего не болело. Ты не ходи пока. Когда ты входишь, Ир, играет тревожная музыка.

Во втором часу ночи она отправилась в постель, чтобы беспробудно проспать восемь часов. Она не знала, насколько жестоко, зачем и за какие грехи, возвращался в свои 60 лет к жизни следователя Неробов, но эта перемена доставила ему радость. Сквозь сон она слышала его слова:

«Я прекращаю всякие церемонии, и с сегодняшнего дня начну вас учить любить, если не себя, то хотя бы справедливость!»

Закончив с чаем, они подъедали содержимое холодильника.

Это как нужно было провести ночь субботы, что воскресным утром в окно пахнуло пивом с соседней квартиры.

— Из тебя, Неробов, вышел бы футбольный судья, отлично бы справился, лучше тех козлов, — игриво заметил Михаил Иванович, запивая пиво водочкой.

Чего умел Миша Хлебнов? Он получал необходимый и технически правильный результат по разработке технологии, не вдаваясь во все нюансы конкретного процесса. Ну и, пожалуй, убедительно болтать «просто о сложном», даже по теме, с которой знаком поверхностно.

И только Толяныч смотрел хмуро.

— Слушай, Ильич. Я вот что хочу спросить. Нельзя ли вместо тебя мне какую-нибудь красотку куратором.

Лучше бы помолчал, дурачок. Вон как Ирина насторожилась. А ведь уже легла спать.

Неробов брился и разглядывал себя в зеркало. Словно это был вовсе не он, а двойник из его расследования, умелый и энергичный парень. В совершенно бесцветной и аскетичной обстановке утреннего города он выглядел на удивление чистым и ухоженным.

Поутру за Хлебновым приехал Акимов и забрал его отсыпаться в гостиницу.

Неробов помог довести его до такси.

— Коля, опять в костюме? — удивляется Ирина. — Вроде бы у тебя отпуск.

Неробов улыбается, ему так привычней. На время регаты он взял дни за свой счет.

Просто заскочу в одно место, Ир. Это по старому делу. И всё — никаких расследований. Будем радоваться жизни!

В морге ему надо поговорить с экспертом насчет неопознанного трупа. Выяснилось, что напрасно торопился, расследование передали Гришиной. Она уже на ногах.

— Что не спится, Инна Николаевна?

Выглядит она мрачно, и шутки не поддерживает.

— Если коротко, то труп не криминальный: уровень спирта в крови у утопленника зашкаливает, в желудке слизь от рыбьей чешуи. Вот отчет, короткий.

— Вещи можно посмотреть?

— Какая-то бумажка в целлофане. Текст не читается, то есть следы фиолетовой печати. Смотри. Поищи пропавшего рыбака. Лет 50—60, одна нога короче другой, на левой, перелом недавний.

— Если это рыбак, остается найти его плав средство. И чего людям не живется? — бормотал Неробов, осматривая бумажный комок. — А ведь это справка по инвалидности. Передайте Чернояровой, чтобы поискала среди инвалидов. Пусть набирается опыта. У самой как?

— Беда, хоть увольняйся, — вздыхает Гришина. — Всю ночь названивала Милашке. Пришла домой утром.

— Сколько ей?

— Тринадцать исполнилось. Я ее контролирую, но она уходит из дома, говорит, что к отцу. Я так больше не могу. В школе ее называют безотцовщина. А что я могу поделать?

— А поговорить?

— Попробовала, но только стану нажимать, грозится выпрыгнуть в окно.

— Причина?

— У нее новая подружка, ей восемнадцать лет, крутит с парнями и курит вейп. Неужели между ними есть что-то общее? Но они гуляют в одной компании, курят. Миленку застукали в школе с вейпом, вызвали меня, а когда я пригрозила запереть ее дома, она пригрозила выпрыгнуть в окно. Скажи. Это нормально?

— А поговорить с той девушкой пробовала?

— Бесполезно. На ней пробы ставить негде.

— Если она стала притягательной для мошенников, то есть один способ — перцовый баллончик, — советует Неробов.

Недавно они задержали шутника, который терроризировал работу школы. Баллончик был их трофеем. Из вещдоков его изъяли, поскольку уголовного дела на несовершеннолетнего не завели.

Гришина сказала, что только больной на голову может дать в школу ребенку баллончик, однако взяла совет на заметку. Ей требовалось время, чтобы обдумать проблему.

За всеми этими заботами Неробов едва не пропустил начала регаты в воскресенье.

…Из-за его опоздания рулевой разгоняет яхту на максимальной скорости 48 узлов, если бы не гнали так, то бы ничего и не случилось. За штурвалом генерал Хлебнов, но у него замедленная реакция, сказывается отсутствие навыков из-за стажа руководящей работы. Им наперерез устремляется гидроскутер с седоком, и тут на помощь приходит Анисимов, он перехватывает штурвал и уводит яхту от столкновения. К счастью, все целы.

Со стартом регаты катера словно спустили с поводка, и они несутся вперед, следуя ровно, пока какой-нибудь не вырывается вперед. Это фаворит регаты Митов. На нем теплый белый свитер с синими полосами и белые джинсы, а на голове — капитанская фуражка. Неробов следит за катером Митова, который вначале шел бок о бок с яхтой, но потом потерял управление и врезался в опору моста.

Яхта быстро вырвалась вперед, оставив аварию позади, но Неробов остановил гонку. По его приказу катера водоохраны оградили место происшествия, не давая никому приблизиться, а молодые яхтсмены ныряли возле разбитого катера в поисках пострадавшего. Когда Митова вытащили, он был мертв.

Следствием установлено, что в акватории реки Волга в районе моста во время проведения регату произошло столкновение. В ходе спасательных работ обнаружено тело 47-летнего мужчины. Следователем проведен осмотр места происшествия, назначены пожарно-техническая и медицинские судебные экспертизы, одной из версий причин пожара является неосторожное управление катером. По результатам проверки будет вынесено процессуальное решение.

Усталый следователь транспортного отдела соображает не очень хорошо. По случаю регаты он на ногах с шести утра. И все, что ему хочется, это уйти домой. Все дела — на завтра.

— Устрой мне встречу с кем-нибудь из обслуги Митова, — попросил его Неробов.

— И вообще, чего ты, Ильич так напрягся? Хлопочешь за кого? Вроде бы подозреваемых нет? Или правду говорят, что ты с генералами всюду ходишь?

На глупые вопросы Неробов не отвечает, стоит на своем.

— А все-таки плавательное средство осмотреть надо. Вдруг это подстава?

А транспортник ему чуть в горло не вцепился, что он такое сказанул, вроде как подколол его, упрекнул в непрофессионализме.

Долго искать встречи не пришлось. Ребят из обслуги в любое время можно было встретить в порту, где они предлагали туристам совершить увеселительную прогулку.

Судя по тому, как руку грело солнце, день уже был в полном разгаре.

Поток белого света врезался Неробову прямо в глаз. Он сильно прищурился. Стал оглядываться.

— Прогулка по реке? — обращается к нему речной бог в тельняшке.

Положительный кивок, и к посетителю сразу возник интерес.

— Работал на яхте?

— Я капитан.

От него шёл густой горький аромат дыма. Накурился до одури. Целый день в безделье. Любитель поговорить. Из его слов выходило, что судно пригнали из Костромы, так что рассказ Хлебнова о прохождении шлюзов — не более, чем художественный свист.

Команда, капитан и два матроса, работала с хозяином яхты не один год, они оставались на борту, когда яхту сдавали в аренду. Но гостям команда не нужна, так им и сказали.

«Там был парень, он яхтсмен. Он спросил лоции, это всё что его интересовало».

Про того парня Николай Ильич и то мог рассказать больше. Он выглядел тяжёлым и твердым, а за спиной у него висела кобура с пистолетом.

Откуда появились гости? Однако речники имен не называли. Что там были за люди, они не знали.

— Как на борту оказался подполковник Акимов? — спросил Неробов.

— Мы знаем, что он нездешний.– говорил один из членов команды, другие его поддерживали.

Членов экипажа проверили, у них алиби. Им не предъявили претензий, поскольку они отсутствовали, выполняя предписание. Однако уходя, они поставили яхту на сигнализацию, этого требовали правила.

— Так что в случае проникновения сюда приехала бы полиция — с мигалками и сиренами, — сказал капитан.

Вроде, пейзаж не сильно изменился: всё та же желто-серая вода, примятая местами, летнее голубое небо, украшенное мягкими пушистыми облаками и грязно-зелёные штаны капитана, усеянные коричневыми пятнами, кое-где неровно порванные.

Пожалуй, хватит с него прогулки, решил Неробов и попросил высадить его на бережке. Теперь пора поговорить с генералом.

Хлебнов не в настроении и склонен винить во всем себя.

— Если бы я так вчера не надрался, то всё было бы хорошо. Меня проверят на алкоголь, сочтут виновным. Мне надо уехать. Акимов перегонит яхту обратно. Он все уладит от моего имени.

Хлебнов так устал, что переключает режим ручного управления, и яхта замедляется, словно погружается в сон, и все приходят в себя только, когда судно плавно входит в песок, и у них не получается сдвинуться с места. Неробов звонит в транспортную полицию, и скоро приходит буксир, который вытаскивает их с мели, а потом увозит катер Митова.

Неробов невозмутим, как всегда.

— Это не случайность, Миша. Никто не смог бы убить самого проблемного человека в городе.

В чем-то товарищ прав: в сухом остатке они имеют труп, который придется на кого-нибудь повесить. Следствие ведут транспортники. У следователя складывается полная картина убийства предпринимателя. Встретившись с помехой, он старается избежать яхты, но не желает терять скорости. Резкая глиссада катера мешает скорректировать движение, и лодка уходит к мосту. Ничего криминального, несчастный случай.

Всё бы ничего, но Неробов своими глазами видел в каюте коробки с оборудованием. Что-то по телефонии. Акимов везет на яхте телефонную станцию неизвестному лицу. Решил совместить бизнес с прогулкой. С бизнесменом Митовым тоже темная история. Он телефонами торговал. Есть ли тут какая связь?

Спросить у Акимова и вызвать в перспективе плохое к себе отношение по поводу абсолютно бытовых рутинных вещей? Или просто прекратить медитировать на каждую красную тряпку.

Катер Митова отбуксировали в служебный эллинг, но и на следующий день его никто не хватился, а потому впору спросить о результатах экспертизы. Постановления на нее еще не выдавали. Механик довольно быстро находит неисправность в тормозах. Это, конечно, вносит определенность, но предстоит собрать доказательства: кто и почему и каким образом. Короче, много еще вопросов осталось. И следователь возбуждает уголовное дело проверку по факту убийства с применением технических средств.

У Неробова на телефоне пропущенные звонки от Журавлева. Пропустив еще один, он сам набирает номер.

— Тебя хочет видеть Вячеслав Михайлович.

— Маковцев?

— А ты знаешь другого Вячеслава Михайловича?

— Я занят. На работе увидимся.

Он не торопится. Пускай всё идёт своим чередом, усугубляется, обостряется. Он подождет.

Ему нужен номер дежурной части транспортного отделения. Капитан, который расследовал убийство, отказался дать ему свой прямой номер.

«Мы выполняем свою работу, но удовольствия мне это не доставляет из-за таких, как вы», — заметил он.

В полиции порта энтузиазма Неробова не поддерживали. Позвонили в Кострому, запросили записи камер. Камеры в порту не работали.

Неробову передали дело из транспортной прокуратуры. Помимо кучи непроцессуальных бумажек, в него было вложено заключение эксперта. Неробов выписал два следственных поручения — на освобождение из-под стражи рыбака и допрос вдовы Митова. Начинать приходилось заново.

С утра к Неробову посетитель. Тот самый рыбак, которого задержал Усольцев — загорелый, с залысинами.

— Этот Усольцев ваш прямо зверь. Я думал он меня растерзает. Ты лучше скажи, убийцу Митова задержали? У нас в изоляторе только про это и говорят — что или жена с любовником или партнер по бизнесу. Там жулики битые. Ты бы этих жиганов порасспросил, может, что и подскажут.

— Ты извини, что так вышло. Меня к этому делу не подпускают, поэтому заминка вышла.

— Ладно, могли бы и не отпустить, если бы про сети узнали, — рыбак был настроен добродушно. — Я тебе вот, что скажу. Мне товарищи говорили, мы с ними вместе рыбачим на Ёлнати, что у бомжей появился новый товарищ, из злодеев, беглый. Крови на нем нет, уверяет. Ты бы съездил досмотреть, а то какая гнида попадется.

Вдове Митова сообщили о смерти мужа, но еще прежде она узнала из новостей о крушении катера и обзванивала больницы и морги. Она жила в Быковке, и Неробову сразу указали на ее дом, самый заметный в деревне. Верх двухэтажного коттеджа зарос диким виноградом, называемым девичьим. Из-за теплой погоды он дали первые ростки, из которых раскручивались широкие листья, еще зеленые, которые осенью начнут краснеть. Лоза не знала устали, она выпускала все новые побеги, которые бурели на концах, вознаграждая себя после утомительного зимнего молчания. Они довершали царственный наряд дачи, которая прикрывалась одеялом из резных листьев и дремала под полуденным солнцем.

Вдова прореживала виноград с изгороди, удаляя пасынки и лишнюю листву, которая повисли на лозе всей тяжестью и тянули их к земле.

Неробов окликнул ее с улицы.

— Мы можем поговорить?

— Я мало что могу рассказать, честно. Никогда не любила эти гонки на катерах.

— Она оказалась такой красоткой, что Неробов вспомнил версию жиганов про жену с любовником. Однако в окружении Митова никого из судимых не нашлось: транспортники проверили сторожа на стоянке и механика, который обслуживал катер. В выданной ими информации не нашлось ничего серьезного.

— Скажите, а на катере у вас имеется навигатор?

— На машине — точно есть. А на катере — не уверена. Нет, точно, нет.

Ее показания объясняли, почему Митов опоздал к старту. Перед выходом его задержал телефонный звонок партнера, который требовал отгрузки товара. Всё утро он звонил не переставая, Митов не брал трубку.

— Он бы и тогда не взял, но я случайно нажала «Ответить», когда подавала ему телефон. Разговор велся на повышенных тонах, Святослав Григорьевич возразил, что это невозможно. По новым требованиям прокуратуры, документацию по телефонным станциям следовало отправлять к ним с указанием пункта назначения товара и контактов сторон. Решили закончить разговор после регаты. Митов был недоволен, ему испортили настроение.

— Где у вас лодочный сарай? — спросил Неробов.

Он уходил, получив подробное описание гаражей на реке Казоха, которые удалось найти довольно быстро. В воскресный день там было полно народа, а сейчас пусто, и он может спокойно поговорить со сторожем.

— Что случилось? — в ужасе спрашивает он, но это и сам Неробов хотел бы знать.

Он задает вопросы, на которые сторож едва успевает ответить. Когда Митов выводил свой катер из арендуемого эллинга, к нему обратился мужчина, но Святослав не стал с ним церемониться. Он собирал спасательный комплект — жилет и пробковый круг, которые были предусмотрены правилами нахождения на воде. За нарушение правил участников дисквалифицировали.

— Святославу Григорьевичу не понравилось, что его отвлекли. Он попросил оставить его в покое, но проситель оказался настойчивым. Только после моего вмешательства его удалось спровадить.

— А где сейчас катер?

— Вдова его продала, как только получила предложение, от которого не смогла отказаться. Но не больно и выгодная покупка, если учитывать ремонт».

А компенсацию за ремонт кто будет выплачивать, не отставал Неробов.

«Какое там!»

Катер оказался пустым, дверь в каюту сломана.

Хозяйка радовалась, что вернула его, и теперь выставила на продажу.

— А до Костромы дойдет? — спросил Неробов.

— Это часа три в один конец. Соляры не хватит.

Если допрос Митовой ничего не прояснил, то ответы из БТИ дали более осмысленную картину: Митов являлся не только единственным домовладельцем, но и все недвижимое имущество было записано на него. Автомобили — два легковых, микроавтобус и два грузовика тоже являлись его собственностью. Пока оперу Абросимову не удалось установить, отписал ли погибший какое имущество на свою жену-красавицу, да и в суде наводили справки не подавал ли Митов заявление о разводе. Всех адвокатов уже проинструктировали на предмет такой версии. Где-нибудь, да протечет.

Первая зацепка пришла из салона красоты, который посещала Митова. Алла Александровна не стала поручать деликатные допросы операм и разматывала самостоятельно версию о том, что у Митовой есть любовник. На это указывал список дорогостоящих процедур, включая и зону бикини. Она получила разрешение на детализацию звонков с телефона вдовы и слежку за ней по геолокации. Последнее не имело смысла, пока не ясно, с передвижениями какого фигуранта ее сопоставлять. Неробов не торопил, этой версии надо дозреть.

Неробов хотел бы признать правоту жиганов из СИЗО, но ему жалко делиться лаврами.

Вечер он проводит на яхте с генералом Хлебновым и его другом Акимовым, которые интересуются ходом следствия, которые Николай Ильич излагает, не вдаваясь в детали. Генерала можно понять. Сейчас он свидетель, но его могут переквалифицировать в подозреваемого, и он хочет знать, чем ему это грозит.

— Транспортная полиция разберется, — уклончиво говорит Неробов, немногословный в присутствии Акимова, с которым у него отчего-то возникла неприязнь.

— Не очень-то она землю роет, — возражат генерал.

— Землю — нет. У них там, скорее, голубая целина.

Акимов узнал, как добраться до Быковки и вызывает такси; он рассчитывает поговорить с вдовой Митова, уверенный, что та сможет рассказать про мужа. Генералу никуда не хочется ехать, и он предлагает подождать здесь, в беседке на берегу. Неробов составил ему компанию.

Они садятся с Хлебновым вдвоем, это впервые за много лет. Старый товарищ долго молчит, глядя на ракитник. Которым зарастает Казоха.

— Удивляюсь я, Коля, двадцать лет не виделись, а ты даже не позвонил ни разу.

— Это ты в Москве пропал, я-то никуда отсюда не отлучался. Тебе и не по чину со мной дружить.

— Что же, теперь к тебе и обратиться нельзя?

— Спасать я умею. Для этого и держат. Если только ты хочешь спастись.

Когда Хлебнов излагает свою просьбу, Неробов просто крякает. Генерал довольно убедительно расписывает, что Неробов должен помочь в проведении расследования и указать на преступника, который напал на Митова. Сам Хлебнов делает все, чтобы попасть за решетку. У него на яхте телефонная станция, принадлежащая Акимову.

— В общем так, Акимов хотел провернуть сделку, но она не состоялась. Из-за ДТП яхту будут обыскивать. Я не хочу, чтобы телефонную станцию у нас нашли.

— Тогда выкини ее на помойку.

— Боюсь, Акимову это не понравится. Она стоит больших денег.

И Хлебнов рассказывает, как готовилась поездка. К нему пришел Акимов и сказал, что может взять напрокат яхту. С этим полковником они нечасто виделись. Чем он занимался, Хлебнов не знал, пропадал все время по командировкам.

— А чего согласился?

— Расходов никаких.

— Дурак ты, Михаил Иваныч, — говорит Неробов.

— Яхта красивая, Коль. А я никогда на таких не плавал. Думал, хоть разок в жизни кайф испытаю.

Пора уже закончить с жалобами и заняться сбором доказательств, что кандидатура Хлебнова выбрана для прикрытия, но товарищ не дает ему договорить и продолжает толковать, какой важный тип этот полковник Акимов.

Неробов подгоняет машину поближе к яхте и перегружают в багажник коробки с телефонной станцией. Генерал счастлив и несет какую-то ахинею, но от второго застолья Николай Ильич отказывается, говорит, что ему хватит. Уже ясно, что именно ему придется заканчивать дело, которое не он начинал.

С Денисом они сидят с утра. К ним заглядывает Ирина Валентиновна, интересуется, почему они не вышли к завтраку. Неробов тоже беспокоится. Денис простудился, голова у него гудела, а нос сильно распух.

— Это мне не помешает, — уверяет он.

Дома сейчас — самое безопасное место. Отсюда они выйдут на связь с ИК-4/21.

— А оттуда смогут определить, где мы?

— Нет, мы направили звонок через телефонную станцию. Он должен прийти в ИК, а к тому времени его закроют или… мы переберемся в другое место. Не бойся. Я работаю.

Денис всегда был совой. С утра его лучше было не трогать. Он или читал, или сидел за ноутбуком. Чем ближе к вечеру — тем он становился активнее. Десять вечера — для него это был разгар рабочего дня.

— Мы живем в мире, придуманном жаворонками, — жаловался он, — проклятое наследие индустриальной эпохи, когда весь город по гудку просыпался к шести утра к первой смене.

Он считал, что дело не в том, что жаворонки любят утро, а совы — ночь. Он считал, что у сов и жаворонков время течет по-разному.

У жаворонков время бежит вприпрыжку, а у сов идет медленно и размеренно.

Поэтому Неробов переживал, а его сын терпеливо ждал развития событий.

Все бы ничего, но неясна роль Акимова в этой ситуации. Сам он выхода на местных не имеет, просто согласился оказать кому-то услугу.

— Так твой Акимов кто? Типичный порученец. Имеет доступ к административному ресурсу, советует, страхует. Делает работу для других. Опять имеет доступ к денежным средствам. Он рискует не просто так. Ты мог бы намекнуть, кто тут замешан и как.

— Не грузись, Коля. Свои косяки мы сами исправим.

Врет, конечно, Миша. Давно бы улизнули с Акимовым, если бы в полиции с них не взяли подписку о невыезде.

— Придется тут задержаться.

Адресок гостиницы он не оставил, но на то Неробов и сыщик, сам найдет. А он ничего и не искал специально, само находилось. Николай Ильич только-только пытался разобраться, в какой жизни живет. Детективы, которые давали объявления в Интернете, казались Николаю Ильичу богами, владевшими личным сайтом, со связями и доступом к базам, они имели работу, а он — только выговоры от начальства. Казалось странным, что, дожив до шестидесяти лет, он так и не научился заводить отношения с людьми. Не имел он такого опыта, что делать, а ведь кто-то и вовсе умирал, ничему не научившись. Так что Николай Ильич еще имел шансы успеть пройти выучку.

— Раньше Михаил меня не вспоминал, а тут телефон нашел и специально позвонил. И разговаривал уважительно, о тебе расспрашивал, — передавала Ирина.

Неробов с Хлебновым росли в одном городе, так что вполне могли бы знаться в молодые годы. Просто в то время, когда Неробов играл в теннис, Михаил Иванович катался на велосипеде по берегу Волги. Так распорядилась судьба: одному подарила велосипед, а другому — теннисную ракетку.

Неробову хотелось бы знать, что именно успела выболтать его женушка.

И хотя с возрастом Ирина смотрелась бледновато, Неробов продолжал ею восхищаться — в немалой степени за неприхотливость и бесхитростность. Она искренне радовалась, что так удачно нашла заказ для мужа. Ее веселая убежденность, что все будет хорошо, мешала ему отказаться. Дело представлялось ему безнадежным. Кроме этого, сама мысль находиться у кого-то в подчинении выводила Неробова из себя.

— Вот у меня и появился клиент, — он боролся с тоской.

— Нет, потерпевший, — возразила жена.

— А вы подумайте получше, Ирина Валентиновна, мало ли что может выясниться. Например, убийство Митова подстроил кто-нибудь из его домашних.

— Быть такого не может, — стояла на своем жена.

Хлебнов встречается ему на набережной в рыбачьем прикиде и ничем не напоминает генерала. В таком виде его не хотят пускать в ресторан, а ему как раз необходимо выпить пива.

Он жалуется, что им с товарищем пришлось задержаться в городе.

— Знаешь, такое ощущение, что ваш Башаров не торопится работать. Уважаемого человека убили, а его это не особенно волнует. Приходится за ним ходить. Вы все тут такие неповоротливые?

Это значит только одно: Башаров не получил приказа. Дело не согласовано.

— Не дуйся, Хлебнов. Давай покатаемся по городу. Если у тебя есть время. А то ты уже три дня здесь, а города не видел. За двадцать лет у нас многое изменилось.

— Нет. Давай ко мне. Накатим еще. — Уже вечность ни с кем не разговаривал.

У себя в номере он налил в стаканы коньяк и подвинул один Неробову.

— Вот, — сказал он. — Коньяк.

Комната была темной, и верхний свет не горел, а света от ночника хватало на то, чтобы осветить стол, где стояла бутылка коньяка. Если что и видно, то это коньяк.

— Пей, — настаивал генерал.

— Ладно. А потом вызовем электрика, а то какое-то безобразие…

— Вызывал уже. Жду второй день. Не в этом дело. Знал бы, как я устал.

Номер был пропитан парами коньяка. От усталости Хлебнов спасался коньяком, что вызывало еще большую усталость.

— А как Иван Кондратьевич? — попробовал отвлечь его Неробов. — Нашел своего друга?

— Я его давно не видел. Он меня в свои секреты не посвящает, как и ты, — тут Хлебнов придвинулся, от него пахнуло немытым телом и тоской.

— Проще обратиться в полицию, — предложил Неробов.

— Акимов считает, что это не поможет. Не могу судить. Я ведь не знаю, кого он ищет. Вряд ли это обычный человек.

— Это точно.

Хлебнов тяжело дышит, сказывается лишний вес.

— Я больше тебе доверяю. Коля. Акимову веры нет. Ему непросто будет уговорить меня на совместную работу. Я сто раз подумаю, прежде чем согласиться. А лучше забыть про знакомство и выкинуть его из головы.

Неробов кивает.

— Я бы тоже так посоветовал бы, но горячиться не стоит. Или вы, генералы, все такие прямолинейные? К тому же он тебя так не отпустит, раз чего-то ему от тебя надо. Вот поймем, а потом планы будем строить.

Так что дальнейшее пребывание Хлебнова проходит спокойно и однообразно. У него появляется время выдохнуть спокойно. Да и Неробову кажется, что он бездельничает, ничего существенного не происходит.

У коллег из экономического отдела он расспрашивает про предпринимателя Митова.

— Если бы он не умер, его бы посадили. Против него возбуждено уголовное дело о коммерческом подкупе в особо крупном размере.

Вернее, уголовное дело возбуждено в отношении руководителя проекта «Лето на Волге» АНО «Центр развития туризма и гостеприимства И*** области». Он обвиняется в совершении трех эпизодов преступления, предусмотренного ст. 204 УК РФ (коммерческий подкуп). Используя служебное положение, он предоставлял индивидуальным предпринимателям преимущества при заключении договоров по оказанию различных услуг в рамках проведения фестиваля «Лето на Волге», а также при реализации иных проектов во время событийных мероприятий. За свои действия фигурант незаконно получал от индивидуальных предпринимателей денежные средства в качестве коммерческого подкупа в общей сумме более 5 млн рублей. Он оговаривает несколько партнеров, в их числе Митов.

Обращался ли предприниматель в налоговую службу? Да. неоднократно. Он жаловался в прокуратуру, что в налоговой неоднократно искажали суммы налогов. Прокуратура обязана представить случаи нарушений, указать, что к ним привело, и потребовать наказать сотрудника, который в этом виноват. Нарушений не было выявлено.

Теперь его отправили работать на дно реки.

— А тебе что за интерес? — неприязненно спрашивает Усольцев. — Случай понятный, для транспортной. Или у тебя другой расклад?

— Сам разложишь, Иван Фомич, что ты там у экспертов надыбаешь! — говорит Неробов.

— Вы там у себя следите за нашим делом?

— Следим-следим.

— Так криминала нет, несчастный случай. Кстати, тебя Гришина разыскивала, а телефон отключен. Что-то у вас стряслось.

Остается надеяться, что отсылка к экспертам не останется незамеченной, а пока Неробов перезванивает Гришиной, она в дороге. Ее дочку Миланку видели у торгового центра.

— Я приеду, мне тут рядом, — пообещал Неробов. — А ты не торопись. Зайдешь через полчаса после меня.

Он останавливает машину на пустой парковке и пытается сообразить, где искать девочку. В этот час торговый центр закрыт, и вряд ли их пропустил охранник. Неробов поднимает глаза вверх. На крыше несколько человек. Одна фигура стоит отдельно.

Он вызывает охранника. Ему надо на крышу, но служивый не хочет неприятностей. Уж лучше помолчал бы, раз не знает, что у него делается на крыше.

— Покажешь, где выход на чердак, а потом вызывай полицию.

Они садятся на лифт. Секунды бегут, но кажется. Проходит вечность.

— Мне идти с вами? — охранник не рвется в герои, и Неробов отправляет его встречать подмогу.

На крыше ничего не изменилось. Видно, они тут стоят довольно долго. Милена не может решиться на последний шаг.

— Милашка! — кричит он.

На голове у нее наушники, чтобы не было страшно.

Он продолжает кричать. Наконец, услышала. Остальные тоже. Их четверо, все парни, лет 16-ти или чуть старше. Той девушки, о которой упоминала Инна, нет.

— Что тут у вас? — Неробов старается их разговорить.

— Тебе точно докладывать не будем, — отвечает один.

— Чем она проштрафилась? Проиграла «морской бой» или дала отворот поворот?

— Вали отсюда, козел.

— Вы выбрали не ту девушку. Ее мать — следователь прокуратуры.

Он идет к Милене. Они так ошарашены его вмешательством, что не решаются вмешаться, расступаются в сторону, давая ему дорогу.

Он берет девушку за руку.

— Милашка, все хорошо?

Она дрожит.

— Мы сейчас спустимся с крыши. Я позвоню ее матери через четверть часа. За это время вы уберетесь отсюда. С крыши, из города, лучше — из области. Вас везде будут искать. Время пошло.

Они быстро идут. На этот раз Неробова толкают, но он заслоняется рукой. Сочится кровь. Лезвие прошло боком, но костюм порван. Но не это сейчас важное. Девушка молчит, и он боится потерять с ней контакт.

— Милашка — ты девушка-супермен. Живешь в фантазиях. Зачем ты полезла на крышу?

А вот и мама вместе с полицией. Он сдает Милану ей в руки и садится в машину.

Чтобы немного успокоится, он звонит своему знакомому в транспортную полицию.

— Что там эксперты, Иван Фомич?

— Все, как обычно. Топливо, смазка и коврики, — Усольцев Иван Фомич на работе, читает заключение экспертизы, но ничего не может понять.

— А телефонная станция? — нетерпеливо восклицает Неробов, которому не хватает именно этой детали.

— Какие телефоны, какая станция, ты чего? — сердится Усольцев.

Похоже опередил следователь его в своих пожеланиях. Но это не беда, был бы акт экспертизы, а уж криминалист отправит его куда следует, и дело от тупого Усольцева передадут в следственный отдел. Если повезет, оно попадет к Неробову.

— Не бери в голову, про телефонную станция я по ошибке сказал. Никак не оторваться от писанины.

Капитан Усольцев исподволь изучает Неробова, а тот –­ его. В транспортной полиции немного шансов выдвинуться, так что для них резонансное дело — хороший шанс выдвинуться. Вот только опыта в расследовании сложных дел у них никакого.

— Ты лучше расскажи, как все случилось.

— Врезался в опору моста. Возле той опоры его и нашли. Мы взяли человека на лодке, устанавливаем личность.

Свидетели у них есть, но к ним Неробова не подпустят.

— Средних лет, загорелый, с залысинами на лбу? Одет в рыбацкий камуфляж?

— Откуда знаешь? — оживился Усольцев.

— Это я его поставил место происшествия охранять. Митов прямо на моих глазах разбился, если нужно, я тебе фотографии покажу, там не резко, правда, съемку вел с борта яхты, а та полным ходом шла. По пути я рыбака встретил и отправил охранять катер, пока мародеры не растащили. Так вы его и задержали?

Усольцев расстроился. Он позвонил и долго кому-то что-то втолковывал. Не факт, что рыбака отпустят, они не хотели лишиться своего единственного подозреваемого, но Неробов дал понять, что так дела не оставит.

Все дело за экспертом. Если он подтвердит неисправность плавательного средства, значит, это убийство. Дело с такой квалификацией город может забрать себе, но формально оно в ведении транспортной полиции, и они вправе оставить его себе.

Усольцев не дурак, стережется. Может еще и стукнуть кому-нибудь.

К огням центрального района прибавилась пара новых огней, это его преследователь. Вместе они колесят по ночному городу. Время от времени Неробов смотрит в боковое зеркало, на месте ли его неизвестный спутник?

Вот простой человек Неробов, а вся его жизнь у города под пристальным наблюдением.

Домой он возвращается поздно.

— Чего так долго? Тебя обыскались все, — выговаривает Ирина. — Тебе криминалист звонил. По делу Митова подвижка. Утром вам дело передадут.

— Тормоз испорчен? — уточняет Неробов.

А поскольку пугать жену он не хочет, то объясняет:

— Я сегодня с экспертом виделся, он и рассказал.

— Я уже к дому подошел, а тут Хлебнов машину прислал. Попросил, чтобы я одно дело разрулил.

— Опять на пьянку позвал, а ты и повелся. Надо сразу говорить, что больше не пьешь.

— Но по маленькой можно.

— Вот именно, что по маленькой, — недовольно бурчит Ирина.

Под ее надзором Неробов приступает к полночной трапезе. С ними за столом Денис. Он работает в техническом отделе, но дома может неделями не появляться и не давать о себе знать.

Он третий сын, но в отличие от остальных неженат. Живет отдельно, на телефонные звонки не отвечает, но мессенджер WhatsUp постоянно отслеживает, так что когда Николай Ильич ему пишет: «Встретимся?» приходит мгновенный ответ: «Приезжай!»

Денис работает программистом и из-за компьютера не вылезает. Девушки у него нет, про личную жизнь неудобно расспрашивать. Этим пусть Ирина занимается, если ей интересно.

Все они сидят за крохотным кухонным столом, касаясь друг друга плечами. Денис утыкается носом в тарелку с борщом. Он прислушивается к разговору и умудряется при этом читать с телефона. Отвечает он через раз.

После ужина Неробов говорит сыну:

— Удивляюсь, как ты все на лету хватаешь. Вроде бы и не слушал, внимания не обращаешь, а все знаешь.

— Я даже тут телефонную станцию проверил. Ерунда, на сотню номеров рассчитана. Можно, конечно, посадить и двести операторов, но тогда качество связи ухудшится.

— А к чему такой интерес к чужому имуществу?

— Просто станция эта у тебя в спальне под кроватью стоит. Затянули белым материалом и думаете, что скрыли. Обивка просвечивает, я и прочитал.

— Хм. Новая модель? Наверное, навороченная.

— Нет, довольно простая. Если помочь чем, пап, ты прямо говори, не стесняйся.

— Ишь помощник выискался. Иди матери помогай чай пить.

Денис продолжает смотреть в телефон.

— В принципе, можно в нее войти. Я бы зарезервировал там номер для оперативных целей.

— В таком случае, принимай расследование. Теперь ты главный, разбирайся сам.

Денис взялся за ум и выходит утром на пробежку, словно кмс по легкой атлетике. Он бегает наперегонки с собаками, велосипедистами и общественным транспортом.

— Не пора ли ему купить машину? — спрашивает Ирина.

— Нет, пусть и дальше бегает.

Утром управление гудит как улей, только и разговоров о событии в торговом центре. Неробов располагает записями с камер наблюдения, также он предъявляет фотографии малолеток, взятые из картотеки правонарушителей, и протокол допроса охранника. Бандиты вызваны повестками, но ни один не явился, все в бегах. Инспектор по делам несовершеннолетних Горелова Людмила сидит в кабинете у Башарова, дает убедительные объяснения своей снисходительности в отношении молодых блатарей. Досталось ей сегодня!

Инна Гришина выглядит героем.

— Я их посажу, — громко грозит она, когда Люся выходит из кабинета.

Возбужденное в отношении малолетних нарушителей дело квалифицируется ст.110 УК РФ Доведение до самоубийства. Это по новому эпизоду, а если еще разбираться в гореловских фальшаках, на которые возбужденная Инна напустит полицию, то участи Люси не позавидуешь.

Неробов направляется к Гореловой с ветвью мира, не в его правилах добивать оступившихся товарищей.

На столе у Люси кремовый торт, а в руках — нож.

— Однако! В какой роскоши вы влачите существованье!

Она смотрит зверем и размышляет то ли вонзить лезвие в сердце Неробову, то ли впиться в горло зубами. А ведь он проводит несколько дней в попытках обойти законные решения прокурора об отменах Люсиных постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел в отношении малолетних преступников.

— Это ты, Неробов, — сказала Люся с набитым ртом, собираясь чай. — У меня обед, а по делам заходи позже.

Только похоже, что сегодня ей придется обходиться без подружек из следовательского отдела. Она была неправа, когда потворствовала своим подопечным, и разнос у начальства это подтвердил. Эпизодов у нее выше крыши, а Башаров еще не закончил расследование. Конечно, не она одна в этом замешана, но тут ничего предвидеть нельзя. Гришина так это не оставит.

— А я и от тортика не откажусь? Кто принес? — спрашивает Неробов.

— Жула.

Неробов мягко вынимает у нее из руки нож и находит ему лучшее применение –нарезанные им куски смотрятся идеально.

— А за какие-такие заслуги Журавлев осыпает вас тортами.

— Это ты его спроси. — У Люсеньки глаз заметно дергается, должность инспектора по делам несовершеннолетних дает о себе знать. Но она изо всех сил старается соблюдать спокойствие.

— Так он соврет, — и Неробов заливается, как петушок.

— Присоединяйся. Но про дела ни-ни.

Его хорошее настроение передается всем:

— Так Гоша к нам часто захаживает, — сразу сдает помощница Люсеньки, молоденькая Дарья. — Вроде как курирует нас от прокуратуры.

Ключевое слово — «вроде как». Совсем заморочил Журавлев девчатам голову.

— Верно, это же я его послал, — сразу нашелся Неробов. — Вы ведь ему справку сделали, так? Он с нею куда-то усвистал, а мне она позарез требуется.

— Говорила же, все дела — после обеда, все настроение испортил, — куксится Люсенька.

Но Неробов напорист и шутлив, одним словом — неотразим, так что противостоять ему невозможно. Он ведь не уйдет, пока не добьется своего. И вот в его руках улов — лист из принтера, где распечатаны фотографии и адреса трех нарушителей, осужденных условно. А вот и Халдиков по прозвищу Халдей, которого опознала Милена Гришина.

Люся увлекает его в соседнюю комнату:

— Ты чё творишь, Неробов? Какого хрена ты попёрся на крышу? Тебя эти недоразвитые разводят, а ты поддаешься. Отстань от Халдикова. Я кому говорю?

— Думаешь, девочки тебя поддержат? Тут тортами от них не отделаешься. У Гришиной пострадала дочь, так что твоего Халдикова она загрызет.

Её случай — по ведомству Башарова, но Неробов тоже может заняться. Из допросов родственников стало известно, что с малолеток берут деньги и закрывают их уголовные дела. Все идет через Горелову. Тут Неробов много всего нароет, а Люся брать на себя не будет и сдаст своего покровителя. Но сейчас она не намерена помогать Неробову с информацией и старается скрыть свои отношения с бандой.

— А что взамен, Люся?

Никакие деньги не идут в сравнение с ценой, которую ей придется заплатить. Но Неробов никогда не жадничает.

— Что у тебя есть на Лазуткину?

Люся уходит в свой кабинет и дуется. Никому не нравится, когда забирают славу. Даже если эта слава и присвоенная. Она приподнимает губу: «Мы в расчёте?» Неробов пожимает плечами. Лазуткина — совершеннолетняя, и не подпадает под юрисдикцию отдела Люси, но отдавать такой кадр той не хочется.

— Вполне. Если вы с Журавлевым оставите Лазуткину в покое. Ты хороший человек, Люся. Оступилась, с кем не бывает. Но пора снова встать в строй.

Приказать ей Неробов не может. Обеденный перерыв заканчивается, за разговором чай остывал, здесь редко выпьешь чай горячим.

Каждый год одно и тоже.

— Что я-то могу сделать? — обреченно вздыхает Люся.

— Почини мне пиджак. Сама понимаешь, никакой химчистки. Там кровь и следы ножевого. Сама.

Его отвлекали малолетками и Миленой, а смотреть надо было в другую сторону.

С опозданием следователь из транспортной прокуратуры начинает опрос свидетелей, но никак не найдет пассажиров яхты. Неробов не может ему помочь, потому что он катит на машине с женой в село Парское за саженцами — ему предстоит искупить свою вину. Он уже ездил за рассадой в Починок, но в последнюю минуту Ирина отказалась покупать рассаду капусты, а ничего хорошего там не оказалось. В Парском тоже не сложилась покупочка, и приходится ехать в Кострому. У Неробова глаза выпучились, когда он об этом узнал.

— Тебе полезно прогуляться, остыть немножко. А то Вика Полевая тебя разгорячила.

— Что?

— Она ко мне забегала, в руке подснежники, эдакая Маргарита без Мастера. Ясно, что положила на тебя глаз.

Неробов закатывает глаза, такого лютого допроса он врагу не пожелает.

Как оказалось, в Кострому съездили не зря — и рассады купили, и дело сделали.

Расследованием смерти Дубровина его преемник не занимается под предлогом того, что он знакомится с отделом и вникает в дела. Очень удобная позиция. Неробов наблюдал, как новый начальник обнимал Журавлева и долго тряс руку Башарову, с которыми раньше встречался на областных мероприятиях. Неробова он встречал прохладно, коротким приветствием. Маковцев не располагал к откровенности. Для начала я ничего о нем не знаю, думал Неробов. Возможно, он окажется неплохим человеком и проявит себя в деле.

На работе кадровые подвижки: письменным приказом Неробова перевели в отдел по расследование краж. В нем числится только один человек, и это он.

— У вас хорошо получилось с купальниками, вот и продолжайте в том же духе, — смеется Маковцев.

Что такого сделал Неробов, чтобы над ним потешались? Не иначе, как это Журавлев надул что-то в уши новому начальству. На новом совещании Неробов выдвигает версию, что Дубровина убили при попытке кражи иконы, и передает план следственных действий. Маковцева эта версия устраивает, и он подписывает документ.