В позабытом Богом месте
В позабытом Богом месте,
пять избушек да болото,
ветер гладит против шерсти
от заката до икоты.
В двух избушках — баба с лешим,
чёрт, уволенный из ада.
В третьей — бывший поп. Нездешний
(алкашня с больной простатой).
А в четвёртой девка-дура.
С пятым номером под лифом.
В пятой хате, для культуры,
жил поэт с учёным грифом.
Был у них такой обычай,
за хореи и сонетки,
гриф снабжал поэта дичью.
А поэт «снабжал» соседку.
А по средам и субботам,
четвергам и воскресеньям,
тот поэт с попом и чёртом
бился в рамс до посиненья.
В карты резались безбожно.
Тут же всё и пропивали.
Бабе с лешим били рожу.
Чтобы спирт не разбавляли!
В пятницу, поэт строфою
приучал народ к культуре.
В этот день он был в фаворе…
И понятен даже дуре…
В позабытом богом месте
пять избушек да болото…
Только места нет чудесней!
Для простого стихоплёта.
2011
Питиё с пиитом
Лупит люстру майский жук.
Утро в серой шапке.
На диване я лежу
и читаю тапки.
Потолок пора белить
и менять обои.
Мой корабль на мели.
Стонет от пробоин.
Ява тонкою струёй,
в животе лягушки.
Дай мне кружку, я с тобой,
сопитуха Пушкин.
Что нам буря, что нам мгла?
Нам помогут бесы
из стеклянного ствола
пристрелить Дантеса.
Я Есенина на днях
потчевал мадерой
и увёл его к блядям,
прочь из «Англетера».
Муха бьётся о стекло.
Ну а нам потеха.
Я весёлый и не злой.
Пью за ипотеку.
2012
Авитаминоз
В моём доме календарь-тварь
намекает, что вот-вот зима.
Я от скуки прочитал букварь
и не понял из него ни хрена.
Ни сюжета, ни красивых баб.
Ничего из того, что люблю.
Зашвырнул его в злобе за шкап,
а оттуда перепуганный глюк.
Как две капли похож на меня.
Те же тапки и лохмы волос.
Присмотрелся — зеркало, бля!
Ох, уж этот мне авитаминоз…
Ведь врачи говорили давно —
надо пить ЕБэЦэ витамин.
И тогда ни зимой, ни весной
ни тебе гонорей, ни ангин.
Каплей в чашу из крана вода
бередит мой простуженный нерв.
Витаминов дефицит в городах.
Но в избытке практикующих стерв.
2012
Абстинентная антиутопия
О, как приятно ранним утром
проснуться бодрым и здоровым.
Весёлым и проникновенно мудрым
без абстинентного синдрома.
Без мрачных дум о суициде.
В румяном и послушном теле.
С душой в гармонии и мире
на свежей пахнущей постели.
Вскочить и радоваться жизни,
под душем делая зарядку.
Петь о любви и об отчизне.
И в пляс пуститься… да вприсядку…
Но чёрта с два… не тут то было.
Мечты… вы неосуществимы.
И утро раннее постыло.
И бесы вместо херувимов.
Не то что в душ — в сортир проблема.
Не то что петь — стонать нет мочи.
И, снова, старая дилемма:
Кошмары дня иль ужас ночи.
2007
Буржуа а ля русс
Гладко выбрита кожа.
Парафиновый взгляд.
Ритуально ухожен,
Как пасхальный наряд.
Он тактично улыбчив,
Ненавязчив и сух.
Очевидно — любимчик
Начинающих сук.
Речь наигранно смачна,
Как мажорный аккорд.
Нагловат, как удачно
Растаможенный «ФОРД».
Он пока без охраны,
Но наполнен забот.
Куча важных карманов
Маскирует живот.
Не пресыщен, но сытый
Под присмотром отца.
И помечен копытом
Золотого Тельца.
2008
***
Век художника годами не измерить.
Век его в написанных холстах…
Так что календарные потери
он способен кистью наверстать.
Век поэта это рифмы… строки…
что застыли трапом в небесах.
И, порою, продлевают сроки
звонким ритмом в чьих-то голосах.
В каждой строчке он родится снова.
В каждой рифме — оживёт поэт…
Не забудь! В начале было Слово.
Лишь потом… буфет и туалет.
2007
Видение
То ли сон был, то ли явь — не пойму,
но такое ощущение странное,
что в чистилище попал я вдруг.
И вишу — не взлетаю, не падаю.
И народу тут много всякого.
В основном, алкаши да бабники.
Как и я висят и не вякают.
Своей очереди ждут, похабники.
А вокруг гудят какие-то трубы.
Всё уныло, расплывчато, мрачно.
И рванины, истлевшей — груды.
Вобщем, как-то всё неудачно.
Здесь иначе проходит время.
Вроде вечность, но как-то быстро.
Хоп, и голый я. Стою на коленях.
В главном зале. Гектаров на триста.
В центре зала висят весы,
на высоком кресте распятые.
А вокруг лишь упыри, да псы.
В балахонах с кровавыми пятнами.
И готовый уже к покаянию,
вдруг увидел я камни разные.
Каждый камень равен деянию.
Благородному иль безобразному.
И за день мною прожитый каждый,
эти камни, крупные, мелкие,
с тяжким грохотом сыпятся в чаши.
Справа, слева, чёрные, белые.
Вон булыжник — обидел женщину.
Вон за то, что стрелял сигареты.
Белый камень! — монету дал нищему
И за то, что забыл об этом.
Грохотали булыжники, падая.
Запах серы смешался с миррой.
Чаши прыгали. Левая. Правая.
В зале слышался хохот и вой.
Вдруг, всё стихло. Весы на нулях.
В зале — шёпот и тихие речи.
Я хотел улизнуть втихаря,
Но меня ухватили за печень.
И, наверное, главный вампир
Прогнусавил: «грешок один знаю —
Этот олух без закуси пил
И поэтому, вот что считаю:
Нужно в ад его сплавить закуской,
Чтобы впредь неповадно другим»,
А защита в ответ — он же русский.
Он в России родился и жил.
Снова чёрное с белым заспорило,
Но о чём-то сакральном, своём.
Вдруг, как буд-то обрушилось море
И раздался небесный гром.
Всё исчезло. И крест. И зал.
Я один, в тишине на диване.
Но не голый, а в том, в чём спал.
То есть в брюках, с носками в кармане.
Толи сон был, толи явь — не решу.
Но осталось ощущение странное,
Словно, я всё также вишу.
То есть — не взлетаю, не падаю.
Будто я всё также вишу.
Не взлетаю… Так ведь и не падаю!!!!
2007
Всё хорошо
Всё хорошо, когда рулят
интеллигенты-эрудиты.
Не то, что деды-инвалиды,
как с пол-страны тому назад.
Решив гуманность проявить,
они указ прислали (слышал?):
клаустрофобов хоронить
в больших гробах, совсем без крышек.
Всё хорошо, когда в наш дом,
так ненавязчиво и мило,
стерильно лезет «телемыло».
Всепобеждающим добром.
Меняем аватар, как маски.
В навязчивой идее фикс.
Шекспир писал дурные сказки
Жизнь — это кавер и ремикс!
Всё хорошо, когда в окне
пейзаж из жидкого кристалла.
А кибервОин ждёт сигнала
к несуществующей войне.
Наш мир постиг азы бессмертья.
В часах не кончится песок.
Пока на том и этом свете
по проводам блуждает ток.
2009
В Копенгагене поганая погода
В Копенгагене поганая погода.
Гаги гадят прямо на лету.
На планете мало кислорода.
Отменён полёт на Катманду.
Что то в мире тихо происходит.
Лыжи в лужах. Старый новый год.
Колосится хрен на огороде.
Дядька врёт, что в Киеве живёт.
Снова немцы окружают Питер.
С нашими бухают под Москвой.
Толь ловить удачу, то ли триппер.
То ли похмелиться и в запой.
Жарят жаб в трущобах Сингапура.
Дышат смрадом Вологда и Рим.
Геи пишут правду на заборе
и друг другу каются в любви.
Чёрт-те что на свете происходит.
Не на шутку взъелась наша Мать.
Нам зарплату выдают в гандонах…
ты ж опять надумала рожать.
2010
Слава героям
Семён Помидоров ушёл из запоя
в раннее утро, в чистых штанах.
Выдохнул ветер, вдохнул перегара
и понял, что это всё та же страна.
Тот же узбек продаёт чебуреки.
С той же улыбкой и в том же ларьке.
Так же спешат по делам человеки.
И не спешат облака вдалеке…
Слава — героям! Слава!
Люди кричали вокруг.
Сёма смутился — так я же не баба.
Мужик я и, значит, могу!
Гордо зашёл в магазин за кефиром.
Гордо прошёл через водочный строй.
Даже, не глядя, прошёл мимо пива
Так поступить может только герой.
Слава — героям! Снова
люди кричали вокруг…
Гордо шагал Семён Помидоров.
Думал, что это ему…
2014
***
(Да простит меня Пушкин)
Боря матом небо кроет.
Сильно чешутся мудя…
Словно звери землю роют.
Парень плачет как дитя.
Отдохнёт слегка и снова —
поперёк и вдоль волны…
Наловился вшей лобковых.
Аж шевелятся штаны.
Выпей, Боря! Вот и кружка.
Бабы, Боря, вечный зуд.
(вспомни чем закончил Пушкин)
До добра не доведут.
2009
Про Кирилла и Мефодия
Два друга запойных, Кирилл и Мефодий,
сидели, как водится, в пьяном дыму.
Девятые сутки небриты, в исподнем,
несли ахинею и спали в хлеву.
Над ними смеялись купцы да бояре.
Соседи кругами ходили, крестясь.
Мефодий как выпьет, так в пьяном угаре,
глаголит невнятно, словами давясь.
Да и Кирилл, если выпил, не лучше.
Мычит, как немой, да кивает башкой.
А если, уж, спьяну чего и озвучит,
то, как говорится, хоть, падай, хоть, стой.
И я вам скажу, по секрету природы,
Кирилл мог такие слога выдавать!
Он знак выговаривал мягкий и твёрдый
(не говоря уж про всякую ять).
Трезветь не хотелось им — весело вроде.
Но трудно по пьяни друг друга понять.
Вот тут-то Кирилл, а, может, Мефодий,
вдруг начал бубнить и чего-то писать.
К концу подходила вторая неделя.
Весь стол был изрезан в каких-то крючках.
Всё то, что, по пьяни, один наемелил
вторй накарябал, означив в словах.
Вот так появились смешные фигуры:
Хер, аз, буки, веди и прочая ять.
Их правда потом покромсала цензура,
но Русь научилась читать и писать.
На стенах подъездов и на заборе
мы выразить можем душевный полёт.
Вы братия наши, Кирилл и Мефодий!
За это вам слава, любовь и почёт.
2007
Друг мой доктор
У меня есть доктор — друг.
Это вам не слесарь.
Первокласснейший хирург!
Двигатель прогресса.
За удачу пили с ним
перед операцией.
Он кишки мне перешил
за минут пятнадцать.
Мне не нужен был наркоз.
Мы ж с ним по поллитра…
Разбодяжили цирроз
медицинским спиртом.
В нашем тихом городке
только ветер свищет.
Друг мой, доктор, знает всех…
Жителей кладбИща.
2011
Если спросят меня
Если спросят меня — Для чего ты живёшь?
Я отвечу — а шёл бы ты лесом.
Кто ты, падла, такой, что вопрос задаешь
да с паскудным таким интересом?
Для чего я живу… А спросили меня,
для чего вы меня породили?
Может я не хотел, чтобы день изо дня,
этой шнягой мой мозг выносили?
Может, быть я хотел ветерком полевым
и под юбки заглядывать девкам?
А ты душу мне травишь вопросом тупым
И ведь точно я вижу — с издевкой.
Для чего ты ко мне прицепился, наглец?
Для чего мол живешь-проживаешь…
Просто жду. Как и все, что наступит пиздец…
Я как все.. Ни хрена я не знаю.
2013
Злая доля
Распустив по ветру бороду,
шёл с котомкой за спиной
по дороге, прочь из города,
мужичёк немолодой.
Взгляд печальный и трагичный
устремлён куда-то вдаль.
Под беспечный щебет птичий
нёс вселенскую печаль.
Злая долюшка мужицкая…
до каких же самых пор,
над его душой глумиться
будет взяточник и вор?
«Есть предел ли этим бедам?
Этой прОклятой нужде…?» —
Небо он спросил об этом,
выдрав клок на бороде.
Горе брызнуло слезами
по загубленной судьбе.
И горела пред глазами…
Флешь рояль в руках крупье.
2010
Измена
Мы с тобой на кухне клеили обои.
С розовым орнаментом, с голубой каймой.
Ты обои гладила розовой рукою.
Словно бархат нежной с веной голубой.
Тут-то я и вспомнил о своей измене.
Позапрошлым летом в западной стране.
Мы тогда с тобою отдыхали в Вене.
Ты тогда, усталая, отказала мне.
Разозлился сильно. Словно хрен с горчицей
ложкою столовой сдуру проглотил.
В общем, огорчился и пошёл к австрийцам…
И за оккупацию крепко отомстил.
За страну разбитую, да за покалеченных
брал поочерёдно австриянок в плен.
Австрия… Германия… Всё одно неметчина.
Шнапс, сосиски, пиво… В общем тот же хрен.
А когда под утро я припёрся мутный,
еле-еле тёпленький, понял, что попал.
Весь в губной помаде. Пересыпан пудрой…
Трое с лишним суток длился трибунал.
Из огня да в полымя! Штирлиц нервно курит.
Выскочил, ей-богу, потным из воды.
Главное я понял, вот что значит любит…
В общем, лучше дома. Только я и ты.
2011
Иронично-патриотическая
Наши люди легче чем нейтроны
всюду без препятствий проникают.
И от Гибралтара до Гудзона
всех народов разум поражают.
Пьёт всегда с размахом наш мужчина.
То что немцу смерть — ему с утра.
Популярней русской матерщины
водка, балалайка и икра.
В смокинге помятом от «Версаче»
и в трико спортивном «Адидас».
Босиком, по мраморной удаче
он бухать ворвался в бизнесс-класс.
Только мир не это удивляет.
Поражает весь народ Земли
То, что мы, такие раздолбаи,
долететь до космоса смогли.
2008
Исповедь Кащея, или правда об Агасфере
Когда мне было 40 лет мне оторвало руку.
Но выросла она опять на следующий день.
Я с этим феномЕном побежал в науку.
Наука мне ответила, что это поебень.
Сказала мне с упреком, что надо похмеляться.
А лучше без премудростей — взять и протрезветь.
Ну вот вам крест, клянусь Москвою, братцы.
Всё так и было, чтоб мне околеть.
А в 50 меня грозой убило.
На мне сгорели майка и трусы.
Но я воскрес и шёл в чем мать родИла
среди берёзок средней полосы.
Я много раз тонул и разбивался,
но, та, с косой, брезгливая, видать.
Разит с меня за километр братцы.
Вам ветер скажет где меня искать.
Секрет мой прост, налей, скажу по чести.
Да не совру, шоб мне в аду сгореть.
Бессмертье дал мне чёрт. Живу уже лет 200.
За это он мне запретил трезветь.
И вот шатаюсь-маюсь, то пью, то похмеляюсь
Меня не удавить не утопить.
Мне быть бы генералом. Бесстрашным. смелым, бравым
Но говорят им запрещают пить.
2010.
Карма страны (пародия на Маяковского)
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.