Бесплатный фрагмент - В поисках артефакта

В поисках артефакта

Глава 1

Чудный летний вечер. Примитивно, тривиально, но что поделаешь, если так оно и есть? Именно его я и наблюдаю из своего окна, совершив необходимую прогулку по окрестностям. Моцион. Вокруг треугольного пространства, достаточно ухоженного, именуемого, скорее всего, парком, внутри которого располагаются несколько соединенных между собой прудов, с неизменными рыбаками и любителями пива по берегам… И монастырь на островке, соединённый с материком недоступным в обычные дни для простых смертных мостком, и два конкурирующих между собой прихода.

Вообще-то я не большой дока в этих вопросах, то есть профан, но знающие люди просветили. Каждый обзавёлся собственной церквушкой, конкуренция. И, не дай бог, дабы не остаться без паствы и подношений, вывесили такие скромные объявления — мол, купленные не в данном храме свечки как бы ни являются благословенными. Обе церквушки огорожены симпатичными заборами. В дверях, вместо привратников, бравые отставники в камуфляжной форме. Они кучкуются возле напоминающих пограничные полосатых будочек. Периодически переговариваются меж собой по радиотелефонам, будто продолжают нести службу и стоять на вахте. Смысл искать бесполезно, последнее обстоятельство вызывает лишь легкую улыбку. Но говорит о том, что люди не могут оторваться от предыдущего бытия.

Ведь это хорошо?

В церковные врата то и дело проскальзывают молодые девчонки в чуть прикрывающих попки юбочках — только условно, на ходу натягивающие на голову платки. Мне сказали, что женщинам не положено входить в храм с непокрытой головой. Смешно, но про попку ничего не сказано. Ещё несколько довольно-таки странных типов. С удивительно отстранённым выражением лица — но целеустремлённым, парадокс, и жиденькими бородками.

Я не задерживаюсь, прохожу мимо рыбаков, упорно сидящих на берегу пруда на трёхногих раскладных стульчиках. Здесь бы я остановился, посмотрел. Но не рекомендуется — нельзя ни смотреть на улов, ни задавать вопросы, иначе клёв спугнешь. А так — тепло, что же не сидеть.

Прогулка вокруг прудов по дорожкам, лихо пробегающим по свежей зелени, способствует созданию благостного настроения. Некоторые лица кажутся знакомыми, и не удивительно, где ж ещё гулять местному населению. Даже сборщики посуды с аккуратными тележками.

Данную местность принято называть Средней рогаткой, только ни про Большую, ни про Малую рогатку мне слышать не доводилось. А вот прочих слухов полно — говорили, что здесь вообще Бермудский треугольник, люди пропадают. Может и так, но мысли точно растворялись, идешь сам себе, и просветляешься.

Закончив круг, я перехожу Московское шоссе и направляюсь домой. Спешить некуда.

***

Часы показывают около десяти, следить за временем нет никакой необходимости, телефон не разрывается от настойчивых звонков, поэтому сегодня вечером я абсолютно свободен. Уточняю — вообще-то это не окно, а эркер. Окно доходит не до самого пола, а заканчивается примерно в сантиметрах тридцати до него. В чем плюс? А в том, так что, случайно задев ногой, не разобьешь стекло. Балконное пространство не так велико, эркер отделяется от кухоньки дверью без порожка. На балконе у меня складной столик из поперечных реечек, два стула. Особо не развернёшься, но много ли одному надо? Да, ещё компьютерное кресло. Но два-три человека помещаются элементарно. Правильно, вы догадались — именно там я, так сказать, в теплое время принимаю пищу, обозревая сверху зелёную лужайку перед домом. Соседний дом закрывают высоко выросшие и ещё не упавшие деревья.

Несколько групп берёзок, под сенью которых собираются местные и прохожие. Очень удобное место — качели, со всех сторон закрытый уголок, берёзки вытянулись, с трёх сторон невысокие кустики, так что создаётся иллюзия замкнутого пространства, уединённости. Обозреть происходящее можно только сверху, например, с верхних этажей нашего дома, разве что пробежать взглядом — ага, собрались доминошники, они тихие, или случайно забредшие любители зелёного змия или просто выпить пива.

Сверху видны силуэты, я, пробегая взглядом, замечаю, что место не пустует. Несколько мужиков, экспрессивно жестикулируют. Увлеклись и стучат костяшками. Сейчас это уже становится редкостью, любители находятся почти везде, пусть и не столь активные. Домино становится настоящей экзотикой, но страсти порой бушуют нешуточные. Штамп, но что поделаешь. Вокруг столика на принесенных от магазина ящиках — двухлитровые бутылки с пивом, они скоропостижно пустеют, мужики привычные и убирают за собой посуду, пластиковые и бумажные пакетики. Ещё советское воспитание не мусорить возле своего дома. Те, которые доминошники. Не все, молодежь набежит, глотнет, бросит на землю и не задумается об экологии. А труд-то небольшой, отнеси в мусорные баки, метров пятьдесят, так нет. Ведь придут снова…. Это слегка портит пейзаж. Но утром придут дворники -гастарбайтеры и уберут.

Вид из эркера имеет ещё одно преимущество — я могу видеть стоящую прямо под окном машину. Моя древняя «Ока», чудом затесавшаяся посреди весьма солидных авто. Сомневаюсь, что кто-нибудь на неё покусится. Что, спрашиваете, почему я езжу на такой непрестижной? А на чём, собственно? Внедорожник прожорлив, только на него одного работать будешь. А я целый день колешу по городу, места для одного вполне хватает и маневренность соответствующая, даже приткнуться легко. Впереди — я, собственной персоной, сзади — сумка с инструментами, которую я на ночь забираю домой, дабы не смущать и не спонсировать народ. Пока меня машина устраивает, но неизбежно придется раскошеливаться на новую — нужно поддерживать определённый статус, понимаете. Что, теперь каждый сантехник, что ли, должен гонять на джипе? Нет, я не сантехник, хотя, что тут плохого, и сейчас нахожусь в состоянии перманентного поиска. Но принято считать — если человек ездит, к примеру, не на «Тойоте», или, по крайней мере, «Форде» — значит, у него дела неважные. И зачем иметь с ним дело, с неудачником, если и так будет доволен малым. Не лучше ли пригласить более успешного? И чтобы ходил не с сумкой, а с дипломатом, дресс-код — ну, просто обязателен, люди с ума посходили. Таковы правила игры, придётся подфартить клиентам. Мысль подсказала — в этом тоже есть свой плюс — престижность неизбежно побуждает клиента платить больше. Правильно, кто бы возражал. То есть, все процессы взаимосвязаны, незримо и не… потом.

Пока же продолжается чудесный вечер, ветра почти нет, зелень — в том самом бесподобном цвете; если принюхаться как следует, можно почувствовать запах свежескошенной травы. Хотите, верьте, хотите — нет, но у нас во дворе постригли травку, целый день тарахтела газонокосилка под управлением залетного гастарбайтера, и вот — да, слева небольшой стожок, уже начинающий подсыхать и приобретать бесподобный оттенок. Сиди и наслаждайся. То есть, самое время заняться муторным, но необходимым делом.

Раскрываю настежь окно, и снова почти на лоне природы. Разгар белых ночей, завтра клиенты, если и будут, то в экстренных, особо оплачиваемых случаях, так что сегодня вполне могу засидеться допоздна, позволить себе приговорить бутылочку пива. Я достаю их холодильника бутылку «Охоты», 8.5, дабы поглотить её, закусывая ломтиками брынзы. Почти пятый этаж позволяет мне ходить дома в шортах, в рваной, но мягкой футболке, а то и вовсе без неё — кому интересен полнеющий и лысеющий мужичок? Пока процесс только наметился и под контролем.

Так вот, о пиве. Одна бутылочка, и та — перед выходными, в обычные дни любой момент может зазвонить мобильник, и что тогда? Небольшая доза алкоголя слегка расслабляет, сбивает мысли, перемешивает их, потом же, как масло сбивается, рождая нечто новое, хотел сказать — разве я неправ, но не буду, какие сомнения. И не мешает ясно соображать. «Охота» будет в самый раз, для тех, кто понимает, ну, пейте «Хольстен», «Миллер», но ни в коем разе самую популярную марку. Ну, «Миллер» тоже входит в число моих предпочтений, не скрою. Мой образ жизни предполагает почти абсолютную трезвость, ну и хорошо.

Чур, меня, чур. Ни рекламы, ни антирекламы.

Гляжу в окошко. Взгляд вправо. Доминошных сидельцев меж березок сменили две девчушки, которые, судя по жестикуляции, что-то горячо обсуждают. Что ж так поздно? Ага, тоже пьют пиво. Я почти наверняка уверен, что это одна из популярных в этом сезоне марок, но…. У меня — своя компания, да.

Наливаю пиво в высокий бокал, пока пена оседает, раскладываю на столике телефоны и список. Клиентов много, знакомых — не то, чтобы очень, но тоже достаточно. Посему я завел два, вернее — три. Третий практически не использую почему — не скажу, кому интересно, а мне надо. Предварительно подготовил рингтоны, пора уже каждому клиенту присвоить свой. И, главное, запомнить, и не перепутать. Одному надо прямо сейчас, гнать, не дай бог простой и упустит шанс заработать. Другой, наоборот запаслив — у него стоит запасной аппарат, свободная касса подготовлена. Пересел — и никаких проблем. С такими клиентами хорошо работать — раз в месяц, два, профилактику сделаешь, что-то почистишь, настроишь, в крайнем случае заменишь микросхему и — свободен. Зато к ним буквально летишь — такие зря тревожить не станут, если уж позвонили — случилось нечто экстраординарное. И парадокс — веерные клиенты, распальцованные, к тому же и жадные…. Лишний стольник подкинуть, это я образно, ни за что, скорее удавятся. Но внимания требуют — чисто бояре. Каждый мелкий клерк, менеджер — белая рубашка, галстук, чёрный костюм. Вид, как у официантов, гонору — не передать, а, небось, зарабатывает на порядок меньше меня, или того же сантехника, и, по сути, ничего из себя не представляет. Я только посмеиваюсь, и делаю свою работу. А лучше всего, конечно клиент простой — где и кофеёк, и не выдрючивается, и бутылочку коньяка — я их уже начал солить — к празднику.

Так, вот таким — самые милые мелодии, и, значит, первая категория. Так что, в соответствии с пристрастиями, делю клиентов на группы, учитывая и территории, присваиваю приоритеты.… Иногда приходится сомневаться, переделывать — что ж, это дело обычное.

Перекуриваю, бутылка постепенно пустеет, передо мной только одна, за следующей, однозначно, не пойду — лениво, хотя холодильник напротив. Или все-таки открою дверцу?

Ещё бокальчик, к ящику идти неохота, больно чудный вечер, и назавтра планов нет. Ноутбук напрасно ждёт, сегодня я к нему не прикоснусь. Наполняю последний на сегодня бокал, скоро десять. Пойти, что ли, опять прогуляться? Нет, лень. К тому же я ошибся — часы остановились, меняю батарейку — уже половина одиннадцатого. Летом, в белые ночи, день переходит в ночь почти незаметно. Просто посижу у окна, может что-то дельное придёт в голову. Эх, хорошо бы… Я допиваю пиво, закусываю остатком брынзы…. Спускаться вниз и искать себе компанию — не для меня.

Но тут противно гудит сигнализация — точно моя, даже к бабке не ходи, на слух. Я бы и не ставил, но, когда мотаешься по городу, иногда приходится оставлять в ней аппараты, а они, понимаешь, не бесплатные и чужие. Инструмент тоже не всегда будешь таскать с собой. Здесь же, повторяю, «Ока» никому не интересна. Наверное, просто сигнализация сработала. Иду в комнату за пультом, наклоняюсь, высовываясь в окно, нажимаю кнопку сброса. Вой прекращается. Поворачиваюсь, глаза пробегают по всему периметру обзора, сканируя пейзаж, на автомате…

Нечто, происходящее меж берёзками, фиксируется. Не в памяти, а так, в некоем оверлее…. Я вижу привстающую девушку, натягивающую джинсы. Гм, интересно. Сомнений в том, что она делала, хотя я мог наблюдать не более пары секунд верхнюю голенькую часть бедра, не оставалось. Что ж, естественно. Особенно после пива…. Но — правильно, теперь — вы верно мыслите, — как говаривал известный комментатор, очередь за второй. Её можно и запечатлеть, благо телефон под рукой, да и камера…. Только как это сделать? Не будешь же сидеть наготове, уставившись в одну точку и подкарауливая момент.

Особенность — то, что я имел возможность обозреть — пусть мгновенно — совершенно незаметно почти со всех других точек — как я сказал, небольшая площадка огорожена кустиками, выше — нависающими ветвями… Ага, если поставить камеру, только незаметно, можно узнать много интересного. Случайно, конечно.

Нехорошо, я отбросил глупые мысли и потянулся ко второй бутылке, завтра выходной, высплюсь по-настоящему. А сначала посетим удобства. После — расхотелось, надо бы включить ящик, посмотреть, что там…. Но… весьма часто мои планы прерывались внешними событиями. И сейчас второй телефон, предназначенный исключительно для личных переговоров, выдал резкий звонок. Настроил так специально, чтобы хватать сразу. Ясно, меня и кто-то из приятелей, если таковыми можно считать знакомых, с которыми перезваниваешься несколько раз в год, а видишься ещё реже. Так…. Я не гадаю, кто конкретно, не проверяю номер.

— Вовка, ты? — Вовка — это, естественно я, а кто же мог быть.

— Ну, привет, Вовка, — мой собеседник — тёзка, только не Семенович, а Степанович, и посему общаться просто.

***

— Вовка, привет! — несмотря на прошедшие годы, манера общения не изменилась, как и желание при первой возможности подколоть друг друга.

— Алаверды.

— Ну, как жизнь?

— Нормально, — а что он мог спросить, и что я должен был ответить?

— Новости на литературном поприще есть? — знает, что я по-прежнему максимум на что решаюсь, так выложить свои опусы в Интернет.

— Вот, написал про красную шапочку.

— Детям до восемнадцати читать можно?

— А как же, ты же иногда смотришь телевизор.

— Смотрю. Он понял, что я застрял на прежнем уровне и продвижения не намечается.

— Творческий кризис, говоришь? — я так не говорил, но вынужден был согласиться.

— А ты не хочешь новый сюжет? — я уже привык к его приколам и поддёвкам и сказал спокойно:

— Ну, давай. Всё равно у меня, — он прав — застой, в основном занимаюсь квартирой, работой и подработками. Идей — абсолютно никаких.

— Ну, пожар знаешь?

— Чур, меня, чур.

— Так вот, слушай….

Он излагает идею — мол, пожар, где-то, какой-то мужик лезет в дом, что-то собирает в рюкзак или сумку, выбирается, но не успевает добраться. А потом некто находит торбу, раскладывает вещи.

— Ну, разве не найдется желающих подобрать и вернуть владельцу?

— Это было бы слишком просто. Короче, находятся какие-то вещи, а по ним восстанавливается история.

— Что-то мутновато, какая история?

— Ну, допустим, семьи, — то есть, он собирает самое ценное. Иначе зачем рваться в горящий дом?

— И что ты хочешь?

— Напиши что-нибудь, восстанови последовательность событий.

— А что там было? Какой рюкзак?

— Ага, так тебе всё и скажи, тогда вообще делать нечего. Пошевели мозгами (ещё один намёк на то, что я опять застрял в тупике), придумай что-нибудь. Я понимаю, он искренне хочет меня подтолкнуть, но сопротивляюсь.

— У тебя самого как с идеями?

— Есть, надо бы встретиться, расслабиться.

Это уже ближе к телу, кто бы возражал,

— Хорошо, встретимся, но ты мне задал задачку. Опять не высплюсь. А как же. Мне даже невозможно представить, что такого может быть в доме, ради чего человек — пусть даже не слишком нормальный, может рисковать жизнью. Разве что… Я на секунду призадумался… артефакты…. но откуда они у простого обывателя? Алтай? Археологическая экспедиция, раскопки под Новгородом, пардон, под Великим Новгородом, или Нижним, один хрен. И вдруг обнаруживается нечто. Смысл непонятен никому. Нет, не пойдет. — Послушай, Вован, для меня это не реально. А ты сам-то пробовал?

— Что, идём по второму кругу? Ладно, да, но ничего не смог выжать, кроме сюжета. Ты-то мастер по ситуациям, идея бесплатная.

Мой тёзка, как и я, страдавший графоманией, пишет короткие и очень интересные рассказики, благо образование позволяет. Отнюдь не литературное, этому научиться нельзя. Говорит, что я дал некоторый толчок его творчеству. Пусть так, я не претендую. Где-то я ему завидую — чёрт возьми, читать абсолютно интересно, простая ситуация легко и непринужденно обыгрывается, речь истекает плавно, так не умею и не сумею, хоть колом бей. И он получил приз на конкурсе «Золотая буква», куда уж мне. Я же просто закручиваю сюжет и веду его, зачастую не ведая продолжения. То есть, из каждого моего опуса получается нечто вроде триллера. Народ, читая, увлекается, думая, что вот-вот наступит развязка. Знал бы случайный читатель, что и автору неведомо, что станет с героями дальше. Я имею перед ним неоспоримое преимущество, но лишь в том, что начал процесс бумагомарательства несколько раньше, а так…

Дальше раздачи знакомым и попыток сбросить в Интернет ни у меня, ни у него не дошло. Мешала лень, а также интуитивное осознание определённого уровня бездарности. Самоуничижением заниматься не след, и мы — а также друзья — хвалили друг друга, чем и заканчивалось.

— А всё же попробуй.

— Обязательно.

Затронуто самолюбие, понятно, как так, не смогу! Но на сей раз, похоже, меня ждет афронт, несмотря на присущую самоуверенность и некоторый избыток свободного времени. О, чёрт…, надоедливый звонок в дверь. То есть, любой звонок заставлял меня задумываться — кого ещё могло принести по мою душу? Скорее всего, это соседский мальчишка, повадившийся звонить по каждому поводу, а то и вовсе без оного. И, естественно, его сопровождает ужасно мерзкая собачка, на длинном поводке. Та стремиться проникнуть на мою законную жилплощадь. Так и подмывает пнуть её под бок. Пацан это особенный, даже «здравствуйте» или «извините» звучит в его устах как насмешка. И вопросы типа — это не вы ли оставили в коридоре, не ваша или машина въехала на газон, не вам ли пришло письмо. Причём «вы» звучало именно с маленькой буквы.

Кто ещё может интересоваться моей скромной особой в сей поздний час? Сантехник или газовщик только по вызову, письма кладут в почтовый ящик, у всех соседей — ключи и таблетки от входной двери. Прижимаю трубку, смотрю в глазок — на сей раз никого.

Странно. Выхожу на площадку, у двери никого нет, только снизу слышится шум. Снова извиняюсь перед приятелем — Вован, подожди пару минут, какая-то хрень. Спускаюсь этажом ниже — ну да, ремонт, летом, пусть и в неурочное время. Всё заставлено козлами, завалено стройматериалами. Лениво разбираюсь с неловкими таджикскими строителями, которые ну вдруг внезапно совсем позабыли русский язык. Всё же выясняю — они параллельно проводили Интернет, кабельное, днем штробили стену, что-то отключили, включили — аут, делают-то не по схеме, где её взять, а на глазок. Ну, разве не ясно, что надо всё делать постепенно, сделал — проверил, и перешел к следующему. Так нет, разворошили все, концов практически не найти. Комментирую происходящее приятелю, соболезнует, небось, и сам оказывался в подобной ситуации. Он смеётся — вот и причина для пожара, покурят, бросят в угол или замкнут провода по дурости. Типун тебе на язык, я ремонт делаю, все, давай, по телефону, на брудершафт.

Мы синхронно прикладываемся к пивку. А потом договариваемся встретиться на буднях — завтра утром он вывозит семейство на дачу, у них там вполне сносный дом, он остается один и сможет оторваться, пощекотать душу и поговорить в приятном обществе. Хоть разок. Ну-ну, опять нажрёмся и повод не вспомним. У меня, если признаться, такое же настроение, несмотря на кажущуюся свободу. С другой стороны, не понимаю, зачем ему было связывать себя снова, едва избавившись от брачных, так сказать, уз? Но — не спрашиваю. Не пытаюсь вторгаться в столь деликатную сферу. В свое время он некоторым образом спас меня от подобной напасти, уведя невесту, или почти.

Прожили они по нынешним меркам довольно-таки долго, прижили двух пацанов, ныне уже взрослых. Я долго переживал, пытаясь не выдать свое состояние, зато навсегда избавился от юношеских иллюзий относительно женщин — ибо его таки бросили, вот тебе и семейная жизнь. И сего наблюдения со стороны оказалось достаточно, чтобы не заразиться подобным вирусом. Прививка, вакцина, испытанная не на себе.

В общем, нынешней ситуацией и своей независимостью я вполне доволен. Ныне же вообще не вспоминаю о своей, так сказать, убитой в зародыше страсти. И отношения к женщинам соответствующие. Я заговариваюсь лишь, для того чтобы…

Попрощавшись с другом, опять выхожу на балкон перекурить, да помыслить. Но собираюсь продолжить заочный разговор. Ну, а как ты представляешь, ради чего человек мог бы рисковать жизнью? Что могло остаться ценного? — нет, пока никаких мыслей. — Вот и у меня, а сюжет интересный… — Конечно… Я лихорадочно соображаю — что есть у меня такого, ради чего, и не нахожу, просто не могу придумать. Но мне опять даётся не более пяти минут… опять звонок, хватаю не успевшую остыть трубку.

— Это Вовка, а ты жив? А то, думаю, уже побежал на пожар.

— Ну, тебя, местное идиоматическое выражение, — думать начал.

— Так сразу?

— А что прикажешь делать?

Пепел с сигареты падает на пол, он у меня пока цементный, от старых хозяев, ждёт своей очереди, надо бы положить плитку, да руки не доходят. Хватаю сигарету, тихо матерюсь про себя, а он посмеивается — ну, что интересного? Будто сидит на моем месте и смотрит моими глазами. И не зря — вот совпадение — уже вторая девушка совершает аналогичный ритуал. Сейчас могу лицезреть весь процесс целиком — вплоть от стягивания джинсов, она как бы нагло поворачивается ко мне — элемент эксгибиционизма?

— Ты, что опять замолчал? — приятель продолжает разговор, я автоматически включаюсь, это сложно, — мне частенько приходится вести подобные диалоги, разыгрывая несостоявшиеся сцены. Но в данном случае мы находимся в реальном контакте. Что ж, я развиваю мысль, да, он, естественно спрашивает с большой заинтересованностью, я отвечаю, рассказывая о приключившимся наблюдении.

— Ну, ты такой же…

— А как же…

Мы подыгрываем, друг другу, вспоминая о бушующих гормонах, хотя время объективно прошло, вспоминаем парочку историй, место им в совершенно ином повествовании, и чувствуем, что необходимо более близкое общение. То есть, выпить и поговорить, пока мозги не будут затуманены превышающей наши возможности дозой.

Но всё хорошее заканчивается, я опять остаюсь один, с новыми и не совсем адекватными моему состоянию мыслями. Спокойствие было нарушено, я понимаю, что идея, возникшая в голове приятеля и протранслированная мне, более чем нетривиальная, не могла не затронуть. И даже не тем, что можно сделать оригинальный сюжет.

Я задумался и понял, что так, с лету, не могу представить, ради чего мог бы совершить подобное. Даже за чем я мог так стремительно и безрассудно броситься в горящий дом. Нет, не за кем, а за чем. За кем — понятно, человек есть человек, а остальное….

Придётся поломать голову, благо времени до упора, никто не мешает, даже на работе, если не считать телефона. Собственно, с этого и я начал.

На улице по-прежнему светло. Начало июня, белые ночи. Я сижу в своем эркере, на столике передо мной — недопитая бутылка пива и очередная чашечка кофе. Под берёзками опустело, может, заполночь кто и заглянет распить бутылочку пивка. Ну вот, очередная компания забрела посидеть в уютном уголке с пивком, несмотря на поздний час. На столике появилось ещё несколько бутылок.

Утром сосредоточенный пенсионер — бурундучок с сумкой на колесиках объедет все закутки, не пропустив ни одной пустой бутылки, а ещё лучше — металлической банки. Типа санитар природы. И всё будет чисто.

Когда я жил, где-то на Краснопутиловской, было грязнее. Здесь район получше, не зря переехал в старый — но после капремонта — сталинский дом, продав двухкомнатную квартиру в хрущёвке и чуток добавив. Почему так случилось, может, расскажу и позже. Здесь же я стал счастливым обладателем высоких потолков, тёмной комнаты три на два, с малюсеньким окошком, считающейся нежилой. В ней я оборудовал себе рабочее место, что было весьма удобно — стеллажи, полочки, аккуратно разложенный инструмент, измерительные приборы. Ноутбук же я таскал за собой по квартире, когда выдавалось свободное время, кропал очередной опус.

Квартира моя на четвёртом, практически пятом этаже, удобная, обставленная старой мебелью, с которой у меня не хватило воли, нет, простого желания расстаться. Или просто не обращал внимания — только телевизор купил новый, да кровать в углу комнаты — гости приходят редко, а диван — так его надо раскладывать каждый день. С этим всё ясно. О старой мебели — я, конечно, перебрал — шкаф типа шифоньер, трехстворчатый, с отделениями для одежды и белья. Соответственно три дверцы, всё разложено по полочкам, рубашки, брюки, пиджаки, куртки — каждая на своей вешалке, даже рубашка на рубашку не повешена. Порядок.

Каждая из полочек имеют своё назначение. Ещё кресло — с кожаной, где-то потертой обивкой, в него сядешь и утопаешь, вставать не охота. Удобно, сколько ему лет — не припомню, но мне рассиживаться особо некогда. Разве что… ладно, позже. И тройка венских стульев — говорят, они снова вошли в моду. Мне оставалось только ошкурить, немножко лака — и как новенькие, что я и проделал на досуге. На кухне стоят, да, очень удобно. И гости, случайно или не случайно забредшие в мой дом, собираются именно там. На всякий случай есть ещё и табуретки, временно размещаемые в тёмной комнате, сиречь — чулане. С кухни же легко выйти на балкон, перекурить.

Комната же — святое место, кровать. Если бы был диван — другое дело, да. Пришли, плюхнулись, нажали кнопку — медитируй на здоровье перед телевизором. Диван же приходилось бы раскладывать каждый день, что я и проделывал почти всё прошлую жизнь. Вот почему, а не потому что можно подумать, ибо представителям прекрасного или не очень, пола доступ в мою обитель был закрыт. То есть, вообще не приходили, незачем.

Впрочем, поскольку моё жилище удобно для встреч и посиделок в мужской компании, комнату приходилось использовать тоже — при больших и неконтролируемых сборищах наступает момент, когда имярек доходит до абсолютной кондиции. Временно обездвиженный складируется в горизонтальном положении. И он уже не мешает остальным доходить до подобного же состояния. Разве плохо? Отдохнув, коллега через некоторое время отойдёт и присоединится к компании.

Извините, я не говорил, почему завел именно кровать? Не по досужей лени, каждый день раскладывать диван, а просто — только дожив до данного возраста, я впервые — не помню, как было в младенчестве — получил настоящее ложе в индивидуальное пользование и не желаю делить его ни с кем.

Небось, кто-то из психотерапевтов нашёл бы замысловатое название синдрома для объяснения сложившейся ситуации, но вы понимаете, посещение подобных эскулапов не входит в мои планы. Именно потому, что я осознаю этот факт как непреложный. Может, и так, но для меня удобство на первом месте.

Теперь пора вернуться собственно к дому, в котором имею возможность и счастье проживать. В свое время он был практически несбыточной мечтой для простых смертных. Типа сталинский, или почти сталинский. Родом где-то из шестидесятых, или чуть ранее, годов. Видите, я сомневаюсь, но, как необходимые аксессуары признак, присутствуют и пилястры, и карнизы, украшающие облик дома, присутствуют и соответствуют, наряду с полуколоннами на третьем этаже. Стены завидной толщины, то есть, зимой не промерзают, летом же, наоборот, обеспечивают необходимый комфорт. Изначально положенный паркет, и уродливые газовые трубы на кухне, самим своим присутствием таящие опасность.

Несомненное преимущество, о котором, я, быть может, забыл упомянуть — потолки повыше, кухня побольше, почти квадратная, да и подсобные помещёния к месту. Подъезд тоже на уровне, вполне цивильный. И над входной дверью — она сейчас уже металлическая, с кодовым замком, новое веяние, козырек на манер портика. Лестница широкая, можно спускаться хоть цугом, хоть в ряд с поклажей, лифт, хоть и древний, но работает исправно, стены не исписаны — любители граффити поселились в другом месте. Из этого следует вывод, что и жильцы постепенно меняются, дом наполняется новым содержанием, становятся солиднее…. Вы понимаете.

Организовано ТСЖ со строгим председателем. Этажей семь, в подъезде — а их всего четыре — по шесть квартир на каждом. По воле проектировщиков они изначально разбиты на два бокса — направо и налево, по три квартиры. Стоило ли удивляться тому, что почти каждый бокс — по мере роста состояния блага жильцов и их договоренностей, превратился в отдельное имение, со своей внешней дверью. Вообще-то неплохо, когда ты как бы оказываешься в локальном пространстве, отгороженным от остальных трудящихся.

Итак, в боксе, кроме моей, самой скромной, ещё двухкомнатная квартира, напротив, и ещё одна — четырехкомнатная. Исторически сложилось, что мы все въехали почти одновременно, квартиры освобождались по разным причинам и, после ремонта, создавалась иллюзия нового дома.

Мне примерно полгода пришлось приводить квартиру в надлежащий вид, на данный исторический момент я заменил только сантехнику и кухню, вместе с загаженными трубами, следами проживания тараканов, и не только в углах. Полы в кухне не выдерживали никакой критики — будто на них проливали всё и вся, я снял протертый линолеум первым делом, положил плитку на слой ветонита. Посему мне пришлось временно поселиться в доставшиеся в наследство смежные комнаты в Кировском районе, периодически наведываясь в новую для меня квартиру, и удивляясь, с какой скоростью незначительный ремонт высасывает мои сбережения.

Паркет в комнате и коридоре я решил не менять, только отциклевал и покрыл лаком. Обжился, что было просто одному, главное и единственное — не разбрасывать вещи и не зарастать грязью. Столкнувшись с реальностью, пришлось выложить почти трёхмесячный заработок, дабы привести доставшееся мне владение в относительный порядок. Стараясь сэкономить, я сам, не покладая рук, сделал достаточно много. Почти евроремонт. Осталось заменить стеклопакеты, но это пока не горит. В принципе, не особо понимаю, зачем это нужно — не шумит и не дует. Но так принято. Соорудив определенный задел, я зажил как бы счастливо. Не верите? И правильно делаете — опять невольно цитирую забытую телепередачу, всегда находится нечто, отравляющее бытие. Если на это не обращать внимания, то ничего страшного.

С соседями общались мало, все заняты, так, здравствуйте, до свидания, вежливо, и все. Как водится, обменялись телефонами — мало ли что может приключиться. Это показалось мне правильным и естественным.

В четырёхкомнатной живёт скромный, но весьма представительный мужик, наверняка босс, очень вежливый и представительный, лет на пять-семь постарше меня, с женой. Дети и внуки, как я понял, жили отдельно, а сами соседи были тихими. Изредка у них тоже бывали гости, такие же солидные люди, приезжали дети с внуками, но тихо. Я же говорил про стены, да? Звуконепроницаемые. Солидная квартира была в глубине коридора, заранее предназначенная не для совсем простых людей. Скромный сосед меж тем ездил на «Lexus». За рулем, сидел исключительно сам, никаких наемных водителей. Скажу, что это в плюс.

Так, продолжим.

Напротив — почти дверь в дверь — обитало вполне обычное для современности семейство — относительно молодая мать с не слишком симпатичным сыном, о котором я уже упоминал, и его бабушкой. Куда ж без неё и невоспитанной комнатной собакой. Раньше мне казалось, что только срабатывание сигнализации может безмерно раздражать, но выяснилось, что я заблуждался. Собачий лай проникал сквозь любые стены. Этот Тобик меня донимал почти непрерывно. Неужто нельзя хоть немножко помолчать, не демонстрировать ежеминутно преданность хозяевам? Впрочем, я зря привязываюсь к нему — попробуй-ка, посиди в одиночестве целый день…. Но правильнее — сигнализировать в решающий момент. Собака реагировала на каждый хлопок входной двери или остановку лифта — тоненьким и мерзким голоском. Типа ситуация изменилась, о чем и докладываю. Я и так-то не люблю собак, причина неважна, хотя имеет место быть, а вот таких мелких и мерзких особенно. К тому же, исключительно из вредных побуждений, она выбрала коврик перед моей дверью и, регулярно, возвращаясь с выгуливания, тёрлась об него, оставляя клочья шерсти. Не понимаю, как можно так часто линять.

Меня так и подмывало пнуть её, чтобы навсегда запомнила и больше не зарилась на мой любимый коврик и не лаяла. Проще всего решить вопрос — придушить её ненароком, или прихлопнуть дверью. Но сделать это мне не позволяла врожденная интеллигентность и толерантность, чем я могу вполне гордиться. Это любой подтвердит. В том случае, если кому-то взбредёт заинтересоваться моей скромной особой…

Вопрос. Почему я много внимания уделяю себе — для того чтобы как-то приступить к заинтриговавшей — что тут скрывать — теме. Итак, напротив обитает семья, которую можно назвать неполной — мать с сыном и бабушка. Причём интересно — все примерно одного роста, нет, мамаша немного повыше и не объёмная, а, скорее, наоборот. Пока. Пацан, толстенький, таких обычно в школе дразнят «жиртрестом», вплоть до окончания, или пока тот не покажет зубки или кулаки. Случается, что жирок внезапно превращается в накачанные мускулы, и тогда держись, недавние обидчики, получите по полной схеме. Но это произойдет совсем не скоро.

Женское воспитание по определению не может привести к положительному результату. Возможно, бывают исключения, не беру на себя смелость быть пророком, не наблюдал. Со своей стороны я, конечно, не возражал, что в коридоре, прислонившись к моей стенке, стоит велосипед, это даже правильно, иногда он возился с ним, неловко орудуя ключами, пытаясь настроить цепь. Пусть старается, пригодится, может быть. Но все-таки он мне казался странным. Похоже, его настоящим хобби было выскакивать каждый раз, когда открывается входная дверь, и высматривать, кто пришёл.

Я понимаю, пацан целый день в школе или под бабушкиным присмотром, общения не хватает. И ещё выгуливает этого противного пса, который облюбовал мой коврик. Может, посыпать его крысиным ядом? Мать весь день на работе, столкнулись с десяток раз, не более. Обычно в очках, в два-три раза тоньше своей бочкообразной мамаши. С длинными распущенными мелированными волосами до пояса. Она весьма элегантно выскальзывала из длинной серебристой «Тойоты». Явно не по росту. Что свидетельствовало, по крайней мере, о неплохом достатке. Но, как мне показалось, особого лада в семействе не было — скорее всего, мальчишка постепенно рос, и возникали проблемы — доводилось слышать, как соседи громко переругивались, но мне-то что — я замыкался в своей ракушке, защищавшей меня от посторонних звуков и суеты. Кроме, разумеется, вышеупомянутого Тобика.

***

Итак, о моём жилище уже почти всё известно, для полноты впечатлений следует рассказать о ночующем под окном транспорте. Ибо это в некотором роде дополняет картину о проживающем в доме контингенте. Несколько достаточно крутых тачек — компанию «Опелям», «Маздам», «Тойотам» составляли старые ухоженные раритеты — «Волги», ГАЗ-21, и даже престарелая «Победа», с новеньким двигателем о двести лошадок. Что до людей, то среди населяющих дом трудящихся трагически неизбежно были и простые люди, вроде меня, случайно затесавшегося в столь элитное общество. Расслоение действовало положительно, народ был не слишком общительным, но вежливым. Такое положение меня вполне устраивало.

Владельцы раритетов застолбили себе место в гаражах на территории двора, построенных ещё до времён застоя. Новые же машины занимают почти всё пространство, даже газоны. Я, правда, приватизировал, ну, почти, себе местечко, как раз по размеру моей «Оки», почти на газоне между деревьями — других претендентов на него не оказалось, поскольку более солидная машина не въедет. На мое место никто не претендовал.

О чём это я? Да, женщине лет так тридцать пять — сорок, с небольшой поправкой на малорослость. Она тоже только вежливо здоровалась, как и другой сосед. Мы вовсе не докучали друг другу. То есть, если бы не её чрезвычайно активный сыночек и доставшая меня болонка, всё было бы почти идеально. И место, и дом, и двор…

Таким образом, я выстраиваю диспозицию. И нет ничего необычного в том, что в качестве места действия рассматривается место моего пребывания, именно с которого я наблюдаю за заоконным пейзажем. Вы уже сели на раскладной стул на моем балконе? Так вот, теперь и вы можете видеть — как раз за несколькими берёзовыми участочками, пятиэтажку. Прошу обратить внимание — подъезд затруднен из-за скопившихся перед домом, и даже на газонах машин, тем не менее, летом большинство куда-то разъезжается. Пятиэтажка же была построена в эпоху ранних хрущевок, и качество было несколько выше последующих проектов, как всегда у нас. Она весьма удачно отгораживает дом и двор от проезда, соединяющего две магистрали. Я тщетно пытался узнать, как он называется, но не нашёл ни одной таблички на домах, хотя он довольно-таки широкий и метров так триста в длину. Нет, ошибаюсь, таблички таки на месте. Только дома относятся к тем улицам, которые пересекает это проезд. Это я так, к слову.

Так вот, дом наш стоит углом, но во дворе, что является неоспоримым преимуществом. Сквозной проезд во дворе закрыт, а выход на магистрали прикрывают два больших дома, тоже сталинских, так что наш квартал является некоторым своеобразным анклавом. Один из этих домов — с башенкой, точь-в-точь, как на углу Московского и Благодатной, символизирующий растущую мощь советского государства. Но не будем отвлекаться.

Итак, с другой стороны дома — школа, окружённая невысокими посадками, со спортивной площадкой, примыкающей также к детскому садику, меж домами — пешеходные дорожки, проложенные самими жителями, а заасфальтированные позже, так что двор казался выложенный неструктурированной мозаикой…. Скажу вам, умно сделано. Аккуратно постриженные кусты, островки берёзок. И несколько дубков — удивительно, что те покрывались листвой раньше, а желтели позже традиционных тополей и берез, но что есть, то есть. Идешь, и наступаешь на хрустящий желудь. А прошлой осенью я обнаружил ещё и каштан, с острыми скорлупками плодов. Они разбиваются, падая на асфальт.

С противоположной стороны квартала — ряд из трёх пятиэтажек, стоящих несколько наискосок, это ещё более ранние хрущёвки, первые, с ещё более качественной отделкой стен, до сих пор плиточки держатся. Наверное, не так воровали цемент. Но не знаю, как там внутри. Оттуда, даже спрыгнув с четвертого этажа — если попадёшь не на асфальт, имеешь небольшой шанс на спасение. А если будешь находиться в комнате над балконом — это другое, совсем другое дело. Целый этаж выигрываешь. Ну, а со второго этажа вообще без проблем. Разве что ногу сломаешь, если не ныряешь головой вниз. Отпадает, или…

Если заблокирован выход на лестничную клетку, остаётся выход через окно. Однако если некто решил вернуться в дом, неважно, с какой целью, то на тот момент — сколько он пробыл в квартире, нужно выяснить, взрослый мужчина определенно оценит степень опасности, и наметит путь к отступлению. Но состояние аффекта — а он, судя по его действиям, наверняка пребывал в нём. Не обращает внимания ни на грозящую опасность, и способен на такие вещи, о которых в реальной жизни и не помышлял. Большинство действий выполняются на автомате, реакция становится чуть ли не мгновенной…

Из этого следует — первоначально поступал вполне осознанно, понимая, что идет на риск. Значит, ему это было крайне необходимо. А дальше…

Гм, — это я про себя, — если рассмотреть в качестве объекта одну из пятиэтажек — вполне реально. А если пятиэтажка напротив — тогда я мог бы, как сейчас, наблюдать процесс из окна — естественно, я бы не помчался на улицу — наверняка первыми прибудут пожарные, подъезд относительно удобный, однако ж, не протолкнуться — пространство может быть заставлено машинами.

Мысль уводит меня в другую сторону — нет, не пожарные будут первыми, сначала сбегутся случайные прохожие. Бабки, сидящие на скамеечках перед подъездами, мамаши с колясками, — от них какая помощь, разве что передвинутся подальше, и будут вздыхать — мол, довели народ, всё горит. И даже писающие девочки днём не появятся. Если где-то ремонт — пока что робкие и не ассимилировавшиеся таджики. У тех свои семьи, далеко, их надо обеспечивать… Они-то наверняка не полезут, рисковать ради чего, не у них же горит, хотя всё может быть.

Нет, это не вариант. По лестнице ни в жизнь не подняться, если та объята пламенем. Гореть может всё — от пластика, которым отделаны кухни и балконы, до деревянных дверей, кое-где осталась обивка дерматином — а это вонь и чад, дышать вообще нечем…. Но, допустим, он рискнул и успел таки подняться на свой этаж, а если нижнюю дверь заклинило? Тогда — ломиться в любую из квартир, если те, конечно, не защищены металлическими дверями. А соседи? Они наверняка покинули свои жилища, захватив самое ценное. А те, кто на работе? Да, слишком много возможностей и вариантов. Допустить можно всё что угодно…

Так, предположим события развивались примерно в таком дворике. Из этого следует — я пока делаю только механистическое описание. Так, как говорил тёзка — четвёртый — пятый этаж? И оттуда нельзя спастись? Предположим, что…

Пожалуй, на сегодня хватит, разработкой диспозиции займемся позже. Я оставляю приоткрытым балконное окно, ставлю на стопор — несмотря на тихую безветренную погоду, может налететь порыв ветра, и прощай, стеклышко. Мужики под берёзками продолжают бесконечную беседу, но я не спущусь вниз…

Лёгкий душ — и в койку. Завтра… Нет, не буду думать о подаренном сюжете. Поехать, куда-нибудь, что ли? Отдохнуть, так сказать, на лоне природы? На всякий пожарный — вот такая коллизия, собираюсь позвонить Петровичу, назовем его так, хотя имя не имеет значения. Но он меня опережает — на трубке определяется номер — ну, конечно. Я уже представляю — он человек семейный, наверняка решит отправиться на дачу. Предчувствие меня не обманывает, так оно и есть, вдобавок я получаю четыре адреса, где, кровь из носу, нужно быть с утра, не то они не смогут открыться. Меня, конечно, отблагодарят, я даже не ворчу — мои планы, как всегда, виртуальные, ни на кого не завязанные, и я соглашаюсь. Не потому что я такой хороший, а, скорее, от безысходности. Он не поедет, его начнут пилить и так далее.

В довершение ко всему я снова слышу проникающий сквозь любые стены тоненький лай — все, блин, у проклятого Тобика, наверняка понос, надо выгулять. А уже первый час. Да. Сажусь у окошка с сигаретой и наблюдаю. Через некоторое время появляется соседка, пёсик на длинном поводке — попробуй, отпусти одного, кто-нибудь покрупнее однозначно сожрёт, бежит вперёд, принюхиваясь, наконец, пристраивается. И опять лает, теперь не только для меня — мужики из-под берёзок оборачиваются в его сторону, но ненадолго. Вырвавшаяся на природу болонка мелкая вырывается и тянет за собой хозяйку. Кто-то из заседающих встаёт, нетвердо покачиваясь — знать, доза оказалась приличной, собачонка с лаем набрасывается на супротивника, получает пинка (солидарен), снова пищит. А что ей остаётся? Хозяйка, в красных спортивных брючках и фиолетовом, совершенно не гармонирующим с остальным, топике, что-то пытается сказать — думаю, типа «не трожь собачку, чмо», начинается лёгкая перебранка. Что-то подсказывает мне, дело неладно — как бы и ей не вмазали мимоходом, приняв за девчонку из-за маленького росточка и длинных распущенных волос. Весьма вероятно, через пару десятков лет она по объему догонит свою мамашу, к бабке не ходи. Что жаль, девчонка симпатичная, если не больше.

Я высовываюсь в окно — что, говорю, проблемы? Ручки-то чешутся, силёнок хватает. Собственно, у меня нет никакого желания вмешиваться, но проклятый инстинкт защищать своих, — а соседи вольно-невольно ими являются, действует. — Нет, — она слышит мой голос, — всё нормально. Вроде инцидент исчерпан, женщина возвращается, я отслеживаю, пока она доходит от дома, её никто не преследует.

Забираюсь под душ. Сон не идёт — мне представляются пожары, огонь, спасение. И даже во сне — тоже, вроде всё складывается. Только одно не проясняется — почему человек вернулся, и за чем. На этом фрагменты снов обрывается. Пожалуй, только последний, но я его не досматриваю — будильнику по барабану, отсчитывает время, я, злой, встаю — он сознательно положен на столик, чтобы не погасить, протянув руку.

Глава 2

Спросонья не понимаю, ведь сегодня выходной день, потом припоминаю ночной разговор с Петровичем. С трудом продираю глаза, умываюсь, две минуты — душ, успеть что-то закинуть в желудок. Сумка приготовлена с вечера, на ходу выпиваю кофе — так, в полтинник — к половине девятого, остальные — до одиннадцати успеть, если не будет экстренного, — тогда уж всё пропало, вызова.

Подхожу к машине. Блин, колесо спущено. Запаска у меня есть. Но трачу минут десять лишних… Суки, колесо явно проколото, кому нужен мой драндулет. Извините. И ещё что-то нацарапали… Хулиганье… Совсем распустились.

Надо спешить, я легко завожусь, немного опаздываю. Хорошо, что в субботу утром улицы полупусты. Маршрут проработан, но это ничего не значит — «Полтинник» находится в Кировском районе, а остальные точки — в Невском, но тут выбора нет.

Не буду останавливаться на профессиональных вопросах, однако несколько конвертов, назначенное свидание, наконец, удовлетворение от качественно выполненной работы — простите за тавтологию, я не робот, присутствуют. Ну и два набитых едой пакета совсем кстати — небольшие магазины предпочитают расплачиваться натурой, ведь в выходной день я работаю в большей степени на себя на вполне законном основании. Так принято, договариваться можно только со мной или с Петровичем. Но ведь не это является основным источником моего дохода.

***

Ура, завтра свободен и никуда не поеду, хоть трава не расти. По дороге растрачиваю один из конвертов — утешительно. Истинно левое радует. Возвращаюсь, ставлю машину, вспоминаю, что на ней что-то нацарапано. «Вот тебе, нехрен за девушками подглядывать». Дескать, меня засекли и таким образом решили поквитаться. Мне становится смешно, я даже не расстраиваюсь. Но, может, вчерашние чиксы поиграли в эксгибиционизм, сознательно. Машина. А, я высовывался, дабы отключить сигнализацию. И вычислить просто. Ну ладно, закрашиваю…. Всё одно менять пора и уже выбрал модель. Через пару недель буду ездить в новой, а пока довольствуюсь, чем есть.

Смотрю на часы — половина второго, пора позаботиться о хлебе насущном. Вроде всё есть, кроме него. Забыл. Признак наступающего склероза? Иду в магазин через улицу. Новая вывеска, вернее, транспарант — «Мы открылись!» Вот какое счастье! Похоже, весь город заразился вирусом. Что, мы должны писать от радости и умиляться подобному, рождённому в убогом мозгу одного из гениев от рекламы слогану? Небось, напряг последнюю извилину, или рассчитывает на таких же идиотов? Неужели непонятно, что такое навязчивое желание присоединить трудящихся к столь важному событию может вызвать лишь раздражение?

Я не иду под красный с белыми буквами стяг, а подхожу к киоску с надписью — «Хлеб по цене производителя», пусть это и не совсем так, но хлеб, действительно, всегда свежий, и даже мой любимый ленинградский батон. Никак не могу запомнить, как точно он сейчас называется, но вкус не изменился. Сдобный, с изюмом и орешками, корочка иногда отслаивается. В соседнем киоске беру бутылку «Хольстен» и выпиваю по дороге из горла, и ещё парочку про запас — поставлю в холодильник. А в чрезвычайной ситуации метро — до него минут десять — выручит, на свидание ездить на моем поцарапанном заморыше просто неприлично.

Сажусь за домашний ноутбук — он у меня довольно-таки простой модели, не буду рекламировать, в отличие от того, лёгкого и суперсовременного, который ношу с собой — мне пришлось изрядно раскошелиться. Но в нём вся база данных и прочая, интересная мне информация. Касаемо работы. Так вот, домашний ноутбук удобен и устойчив, но достаточно тяжёл, чтобы его можно было таскать за собой по квартире.

Я уютно устраиваюсь на балконе, но понимая, что солнце будет бить прямо в экран, перемещаюсь в комнату. Завожу новый файл, называю — вернее, за меня называют — документ номер один, пусть так, в этой папке, потом переименую. Что-то мне подсказывает, удачи в моём предприятии не будет. Ну не могу я найти достаточный повод, для себя, чтобы броситься в пожар! Что ж, это, в принципе, можно отложить, рассмотрим сначала диспозицию. Я повторяюсь, но что поделаешь, коль мысли неосознанно возвращаются к заданной мне загадки.

Случайно мой взгляд падает на шкаф. Он, наверное, диссонирует с современностью, полированный, отражающий, словно зеркало, пусть искажённо, мою комнату. И встроенное же зеркало в шкафу. Да… Можно, конечно, вспомнить, как он покупался, как копились деньги на столь значительное приобретение, как я вёз его на старую, очень старую квартиру, приворачивал ножки, а потом, когда дерево рассохлось, клал на бок и скреплял столярным клеем. При этом из него доставались вещи — мои, тех, кто делил со мной жилплощадь. Некоторое время шкаф казался достаточно просторным, потом опять заполнялся, как говорят, под завязку, и что? Было ли в нем что-то, ради чего стоило? Я задаю себе вопрос и отвечаю отрицательно.

Вот комод — да, тот ещё старше, я помню его с малолетства. На нем вечно стояли коробочки из-под конфет, набитые старыми квитанциями, письмами; бутылочки и флакончики с духами, некоторые высохли… «Красная Москва» в форме кремлевской башенки. Ещё — вазочки с цветами. В ящичках — они непременно запирались на ключ, хранилось нечто таинственное, но доступа туда не было. Иногда мне удавалось подглядеть — перевязанные ленточками свёртки, — может, письма, газеты?

***