Бесплатный фрагмент - В мире Богов и Чудовищ

Отказ от ответственности.

Никакая часть этой публикации не может быть воспроизведена, распространена или передана в любой форме и любыми средствами, включая фотокопирование, запись или другие электронные, или механические методы, без предварительного письменного разрешения издателя.

История, имена, персонажи и происшествия, изображенные в этой постановке, вымышлены. Никакая идентификация с реальными людьми, живыми или умершими, местами, зданиями и продуктами не предполагается и не должна подразумеваться.

Глава 1

ДАРИНА, 23-й год н.э.,

Наши создатели не скрывают, почему они создали нас. Они хотели развлечения, веселья, утех. Для них это забава, для нас, обычных людей, пытка. Но, мы поклоняемся им, потому что альтернатива гораздо хуже. Они наши Боги, наши демоны, наши хозяева. В их холодных, далеких сердцах мы никогда не будем с ними равными. Все, что мы можем сделать со своей жалкой жизнью, это выбрать Бога, которому мы будем поклоняться издалека, и молиться, чтобы никогда не встретиться с нашими создателями, ибо нет худшей участи, чем поймать взгляд Бога.

Если это произойдет, то твоя история не будет иметь счастливого конца. Поэтому, в этом мире, мы прячемся от тех, кому поклоняемся. Потому что наше поклонение — это страх. В мире Идолов света и тьмы, мы смертные, пытающиеся выжить.

Мало кто знал мою тайну, и она уже привела к гибели родного мне человека. Может показаться, что число один не так уж и много, но, как можно измерить жизнь матери?

Иногда, стоя на узкой тропинке к нашей старенькой, пропитанной соленым воздухом избе, я смотрела на причал и видела, как все это происходит снова и снова. Сегодняшний день ничем не отличался.

Я смотрела на скрипучий причал и заново пережила худший момент в своей жизни. Мама, которую ранили прямо передо мной, как живой щит, призванный защитить меня — ее проклятие. Когда она сделала свой последний вздох, я стала обузой для своего старшего брата.

Я перевела взгляд на рынок, в самом сердце нашего маленького городка, на острове Малая Муксалма, архипелага Соловецкие острова. Я ненавидела первую субботу. Из-за этого, в деревне, становится многолюдно, а сейчас, в разгар весны, это последнее, чего кто-то хочет. Из моего места, в тени, все не так уж и плохо, но вонь тел, вспотевших после утренней работы, достаточна, чтобы свернулось молоко. Воздух мерцает от жары и влажности, и даже лужи, после вчерашней грозы, горячие, кружатся в радужных полосах масла и жира. Мой брат, Владимир, был где-то там. Смотрел ли он, когда-нибудь, на причал, как я, и вспоминал ли жестокий взмах меча, унесшего жизнь нашей матери? Или память о ней уже растворилась в смутных массах морских путешественников и торговцев?

Каждый год, сотни торговцев посещало нашу бухту. На острове Малая Муксалма добывается самая крупная рыба. Но, в тот день, когда умерла моя мама, причал был полон моряками, торговцами и пиратами, и они забрали с острова не только морепродукты. Пятнадцать лет слишком сильно усугубили печаль и горе. Я должна была что-то чувствовать. Я должна была все еще оплакивать ее. Тем не менее, несмотря на то, что я знала, что должна, я этого не делала. Поэтому, я притворялась. Всю свою жизнь, я притворяюсь, что я не Чудовище, что мой брат меня не боится, что я не позволила своей племяннице плавать одной, в море, на ее седьмой день рождения, не беспокоясь о том, что я никогда больше ее не увижу. Я притворялась, что мне не все равно, потому что должна была. Потому что, меня должно это было волновать.

Но, как бы я с этим не боролась, я не могла чувствовать себя, как нормальный человек. Тьма, внутри меня, оставалась достаточно долго, чтобы я назвала ее… себя…, Чудовищем.

Чудовище было похоже на меня. У нее были такие же волосы, каштанового цвета и глаза, фиолетовее и острее, чем у любого расколотого александрита. Но, Чудовище было пустым и жестоким. Чем сильнее скука, тем сильнее Чудовище боролось за то, чтобы выйти и поиграть. Скука, на этом острове, была гарантирована.

Жизнь на острове Малая Муксалма не давала ничего, кроме удаленности от Богов. Я должна была быть за это благодарна. По крайней мере, так мне говорила моя мама. Нет большего дара, чем жить вне света наших Богов. Из немногих воспоминаний о маме, которые у меня были, это было самое сильное, то, которое я прокручивала в голове, каждую ночь, и ловила себя на мысли, что я мечтаю о более важных вещах в жизни, чем домашние дела и работа.

Я напоминала себе об этом, подметая дорожку к скрипучей избе, в которой жила наша семья. Мой уставший взгляд должен был быть прикован к работе, но, я обнаружила, что наблюдаю за мерцанием горизонта, далеко, за морем. Затем, я подняла подбородок, к темнеющему небу, и вдохнула густую влажность надвигающегося шторма. Ветры начали сменяться с юга, предвещая еще одно долгое жаркое лето, которое пронесется, как горящий фитиль, над островом. И еще штормы.

Я вновь отвела взгляд на горизонт. Если внимательно присмотреться, то сразу после рассвета можно было увидеть слабый шепот нашего соседнего острова, танцующего над горизонтом. Но, рассвет уже давно миновал, и все, что я могла видеть, это тонкие розовые и красные оттенки приближающегося заката. Этот остров мало чем отличался от моего. И, все же, иногда, я задавалась вопросом, какая там жизнь, рядом с Богами. Оцепенев, я перевела взгляд на свои бледные руки, крепко обхватившие расколовшуюся метлу. Не думай об этом.

«Чем дальше от Богов, тем лучше», — сказала я себе. Возможно, однажды, вместо того, чтобы бояться себя, я поверю в себя. Ведь я, действительно, боялась себя. Моя тайна, которую я должна была скрывать.

«Дарина!» Я очнулась от своих мыслей. При звуке знакомого скрипящего визга мои тонкие плечи напряглись, а хватка на метле сжалась еще сильнее. На моих костяшках пальцев начали появляться белые точки.

«Дарина, ты где?!» — крикнула она снова, так громко, что бдительная черная ворона, сидевшая на заборе, у избы, внезапно, вспорхнула крыльями и полетела в сторону причала. Я смотрела, как она улетала, желая улететь вместе с ней. Убежать от многих вещей, но, в этот момент, я хотела убежать от нее — от ужасной жены моего брата. Вздохнув, я уронила метлу и протиснулась через входную дверь в нашу избу. Даже, несмотря на то, что дневное тепло еще сохранялось, в избе всегда было холодно, а морская влага оставалась внутри. «Что тебе нужно, Купава?» — рявкнула я, и ногой захлопнула за собой дверь. Мой раздосадованный взгляд увидел Купаву, стоящую на коленях, у уменьшающейся кучи дров. Ее седеющие волосы, были беспорядочно собраны на голове, а пучок был таким тяжелым, что начал спадать на круглое лицо. Жена моего брата не была красавицей, но не это вызывало у меня с ней проблемы. А, у меня, их было много. Купава осмотрела меня, с ног до головы, с явной насмешкой, прежде чем хлопнуть своей мясистой рукой по корзине для дров.

«Ты сегодня не набрала дров?» — язвительно спросила она.

Я скрестила ноющие руки на груди. «Очевидно, Купава, что нет.» — ответила я. Мне потребовалось собрать все свое усилие, чтобы не произнести несколько недобрых слов в ее адрес. Но, мы все согласились в одном — я, Купава и мой брат Владимир, что, в присутствии их сына, мы прикусим свои языки и не будем подавать плохой пример.

В прошлый раз, когда мы с Купавой начали ругаться, дело дошло до рукоприкладства. Если мы все собираемся жить вместе, нам нужно найти способы терпеть друг друга. «Ну, я не знаю, что подумает об этом твой брат?» — бросила она мне в ответ.

Властимир, мой храбрый и добрый племянник, посапывал на полатях у печи. Только потому, что он спал, в ядовитом тоне Купавы промелькнуло некоторое презрение.

«Мой брат, вероятно, задастся вопросом, почему Боги послали ему такую жену.» — ответила я с сарказмом. Я пожала уставшими плечами. «Поскольку, ты ничего не делала весь день, и ты ничего не будешь делать всю ночь.» — добавила я. Мои руки упали по бокам, и мой взгляд стал увядающим. «Все остальные, на этом острове, прекрасно умеют совмещать работу и домашние дела. Почему, ты не можешь?»

Именно это меня больше всего раздражало в Купаве. Она думала, что она имела право ничего не делать. Хотя, для этого не было никакой причины. Она не родилась в богатой семье и не была предназначена для великих свершений. Боги, мы жили на самом маленьком из островов архипелага. И, все же, она нашла способ уцепится за свою самоценность и важность.

«Быть молодой мамой непросто, Дарина.»

Купава оттолкнулась от половиц, ее тонкие, потрескавшиеся губы скривились во что-то уродливое.

«Это самая тяжелая работа. У меня не всегда есть время выполнять поручения, поэтому придется это делать тебе.»

Возможно, она была права. За Властимиром было нелегко ухаживать. Он был любопытным и активным малышом. Но, я не была ни матерью, ни женой, но выполняла и то, и другое, и даже больше. И, все же, опять эта фраза «молодая мама…»

«Властимиру четыре года, он не новорожденный.» — огрызнулась я.

Мои руки сжались в кулаки.

«Кроме того, помимо своих дел, я уже делаю большую часть твоих домашних дел, я присматриваю за твоим ребенком, и, к тому же, я работаю», — добавила я. «Все, что тебе нужно сделать, это пойти на рынок и купить дров и еды. Никто не просит тебя срубить дерево и наколоть дрова, Купава.»

«Работа!»

Она издала хриплый звук, похожий на звук откалывающейся коры дерева, в морозный сезон. «Певица — это не работа, Дарина. Это грязное увлечение. То, которое позаботится о том, что ты никогда не выйдешь замуж на этом проклятом острове.» Может быть, поэтому она меня и ненавидела? Не столько меня, сколько мою работу. Но, мне не было стыдно. Несколько вечеров в неделю я пела в постоялом дворе или на редком полуночном веселье, которое мы устраивали на острове. Теперь, когда я увидела, как ухмылка на лице Купавы превратилась в нечто более мрачное, чем я могла себе представить, я была в этом уверена. Она ненавидела меня за мою работу. Я пожала плечами. «Не все мечтают о замужестве», — сказала я и повернулась к ней спиной. Когда, я уже собиралась войти в дверь, Купава пробормотала слово, от которого я застыла на месте. «Мырзек.» Некоторое время, я стояла там, глядя на щели в двери. В горле застрял ком. Я задыхалась от ярости, захлестнувшей меня, от боли, потрошащей меня. Она назвала меня мерзостью.

Слово, которое было брошено в меня не потому что я работала певицей. Слово, которое никто из нас не должен был произносить на языке Богов. Купава рисковала моей жизнью, произнося это слово. Она могла раскрыть мою тайну. Ту самую тайну, за которую моя мама умерла, пытаясь меня защитить. Купава, с таким же успехом, могла бы плюнуть ей на могилу. Я медленно повернулась, чтобы посмотреть на нее через плечо, и вся моя спокойная ярость залила мое каменное лицо.

«Если ты, когда-нибудь, еще раз, произнесешь это слово, я отрежу тебе язык, пока ты спишь и скормлю его свиньям», — прошипела я.

Бледное лицо Купавы стало еще белее, и я обнаружила, что смотрю на испуганный призрак женщины. Не имело значения, выполню ли я свою угрозу или нет. Она мне поверила. Это все, что имело значение.

Прежде чем я успела повернуться к двери, она распахнулась, и вошел мой брат. Я отпрыгнула назад, прежде чем его массивное тело смогло сбить меня с ног. Я ударилась о стену. Купава ахнула, легкие нотки страха задержались на ее бледном лице.

«Боги, Владимир! Что с тобой?» — вскрикнула она. В ее сдавленном голосе прозвучал дрожащий гнев. «Властимир мог быть у двери! Ты мог бы сбить его с ног…» Владимир проигнорировал ее, и его лихорадочные глаза нашли меня. Я почувствовала, как мое сердце упало в желудок. Я знала этот защитный взгляд. Это означало, что произошло что-то страшное.

«Судно», — сказал он сквозь резкое дыхание.

«Черные паруса направляются в нашу сторону.»

Я прислонилась к стене, напряжение тянуло мое тело. И, действительно, когда я выглянула в пыльное створчатое окно, выходящее на пристань, я увидела беспарусное судно, в длину не менее семнадцати метров, корчащееся на горизонте.

«Боги, Владимир, ты чуть не напугал меня до смерти.» — я закатила глаза.

Я прижала руку к бьющемуся сердцу, словно пытаясь его успокоить. Но, Владимир не успокаивался.

Он схватил меня за плечи и встряхнул, в его глазах мерцало волнение.

«Черные паруса, Рина», — прорычал он.

Рина, так меня называл мой брат, когда нервничал либо волновался за меня.

«Моряки без документов. На этом судне могут быть Отроки.» Я выдохнула. Отроки, рукотворные дети одного Бога. «Не будь таким подозрительным, Владимир. Насколько нам известно, через наш остров проходит множество отроков — они просто не дают о себе знать. И я тоже.»

Купава выпучила на меня свои глаза. Я читала ее слишком легко. Поскольку, Владимир был в панике, что моя тайна может быть раскрыта, она боялась, что я скажу ему, как она меня назвала. И тогда ее ждет волна неприятностей.

Я почти сказала ему. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, как она будет извиваться и оправдываться. Чтобы смягчить некоторые колючие побуждения во мне, побуждения, которые никогда не утихали, как бы я их игнорировала, я отвернулась от них. Чудовище… Но, у меня не было возможности рассказать Владимиру, потому что не прошло и секунды, как в дверь постучали. Стук, который я знала лучше, чем собственную руку.

«Мила», — взвизгнула я и бросилась вокруг своего массивного брата.

Владимир не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить меня, когда я распахнула дверь и почувствовал дуновение прохладного воздуха, и сияющее овальное лицо.

Кудрявые волосы пшеничного оттенка, вились вокруг знакомого лица. Голубые глаза сияли ярче, чем летнее море по утрам. Мила быстро зашла в избу. Она оглядела пустую избу.

«Судно пришвартовывается», — взвизгнула она, хлопая в ладоши.

Я почти видела, как искры возбуждения пылают вокруг ее стройной фигуры.

«Владимир опередил тебя.» Я ухмыльнулась и закрыла шаткую дверь.

Ее лицо на мгновение потемнело, затем она снова оглядела пустую избу. Мила закончила осмотр, взглянув в окно, где тени судна приближались к нашему острову. «Владимир?» — произнесла она уныло, повернувшись ко мне.

«Он говорит, что судно плывет без парусов», — добавила я, пристально глядя на хмурый взгляд брата. Мила, какое-то время просто смотрела на меня. Я ненавидела этот взгляд, когда она так смотрела на меня, как будто в моей голове отсутствовала часть мозга. Затем, она широко и хитро улыбнулась мне. Ее улыбка растянулась от уха до уха. «Парусов нет», — подтвердила она.

Отсутствие парусов означало исключение надсмотра со стороны дружины, загадочную смесь пиратов, моряков и каперов. Возможно, на наш крошечный остров высадились даже нелегальные рыболовы, а это означало разврат и деньги.

«Госпожа Лучезара изменила наш график», — сказала мне Мила. «Сегодня вечером, мы работаем на вечернице.»

Каждый раз, когда судна приставали к нашему острову на ночь, мы устраивали вечерницу в полночь. Не потому, что мы были любезными хозяевами здесь, на Малой Муксалме. Это было ради развития купечества, на острове, и денег, которые мы могли выкачивать из путешественников. Я любила хорошую вечерницу. Тем не менее, мои губы сжались в линию. «Как певицы или…» «Как вдохновительницы.» Мила продемонстрировала мне свои ямочки и злобно подмигнула. Я загорелась, как фонарики ночью, моя собственная улыбка расплылась до ушей. Ни пения, ни представлений. Не будет настоящей работы, ни разливания напитков — нам собирались платить за то, что мы будем веселится. И подумать только, Купава осуждала мою работу.

Несчастная женушка что-то прошептала на ухо Владимиру и поджала Властимира себе под ноги. Должно быть, он проснулся, когда в избу ворвался Владимир, или возможно, мы с Милой разбудили его, своим, не слишком тихим ликованием. Но, чтобы бы ни шептала ему Купава, Владимир взял бразды правления в свои руки и заговорил за нее. «Если ты, сегодня вечером, работаешь на вечернице, не приходи домой. Останься у Милы или переночуй во дворе в бане.»

Я закатила глаза и бросила на него взгляд.

«Как будто я закончу до восхода солнца.»

Даже, если на этом судне спрятался отрок и, каким-то образом, он обнаружит, что я могу делать, мой племянник и его чрезмерно опекающие родители не окажутся в опасности. Кровь, которая окрасит берег острова, будет моей.

К тому же, мне было тяжело жить на этом изолированном острове, состоящем из одной деревни и одного леса. Судна на причале были единственным развлечением. Новые и незнакомые лица, которые всю ночь бродили по деревне под выпивку, музыку и украденные поцелуи, доставляли нам мимолетное счастье.

Мила схватила меня за руку, привлекая мое внимание к себе. Это мрачное выражение снова отобразилось на ее лице.

«О чем ты, опять, думаешь?» Ее голос был таким же тихим, как и Властимир у печи. «Владимир», — сказала я и лениво, указав через плечо на моего брата.

Она печально вздохнула, затем заставила себя ярко улыбнуться.

«Встретимся на работе», — решила она вдруг. «Тебе нужно сходить в баню.»

Она остановилась, чтобы обнюхать меня, и сделала ужасное лицо, от которого на моих губах скользнула улыбка. «И очень хорошо помыться.»

Фыркнув, я помахала на прощание напряженной троице у печи, а затем позволила Миле утащить меня обратно в центр острова.

Глава 2

К тому времени, когда из оживленной деревни и многолюдного причала зазвучала музыка, мы с Милой были готовы. Одна из девушек, в примерочной, заплела узкие пряди на моих каштановых волосах, а затем обвила свободные пряди фиолетовыми лентами. Теперь, мой полуизысканный образ был готов к блуждающим пальцам незнакомца.

Госпожа Лучезара обернула нас в черные, низко посаженные юбки, украшенные на бедрах звенящими ремнями с монетами, и черные сандалии, подошвы которых были такими тонкими и мягкими, что мы могли бы подкрасться к Богу, если бы не ремни с монетами. Открытые кофточки на бретелях, сотканные из шелковой ткани, слишком плотно облегали наши груди. Их края были отрезаны, что открывало взор на наши соблазнительные животики. Я начала нервничать, когда увидела темные тени острова через пыльное окно примерочной.

Позади меня Мила возилась со своими свободно ниспадающими светлыми кудрями. Они были слишком дикими, чтобы их можно было приручить, как гигантские лесные кошки.

«Как там вид?» — пробормотала она, пока госпожа Лучезара завязывала лямки сзади.

Улыбка затронула мой рот. «Суетливо и темно.»

Я чувствовала, как в мои фиолетовые глаза закрадывается озорство. «Сегодня вечером, вы здесь, чтобы заманить их», — напомнила нам госпожа Лучезара. «Развлекайтесь с ними, пощекочите их фантазии, а когда они будут готовы, отправьте их к нам.» Взглянув в окно, я кивнула.

Сегодня вечером, мы с Милой будем соблазнительницами. Мы будем развлекаться, танцевать, смеяться, а потом отправлять добычу в дом развлечений госпожи Лучезары, находящийся на холме, где было все, начиная от темных игровых комнат до частных спален наверху. Это было не для меня. Мне нравился азарт погони, но скука быстро одолевала меня, как только добыча попадалась на мою удочку.

Помните, что я говорила о скуке?

Я не могла выпустить Чудовище наружу.

Кроме того, я постоянно задыхалась из-за резкого запаха опиума в заведении госпожи Лучезары.

«Дай мне взглянуть на тебя.»

Я повернулась по команде госпожи, руки крепко прижаты к бокам. Она осмотрела меня, как всегда, тщательно. Она изучила нарисованные краской узоры, украшающие мои руки, мои губы, намазанные красным бальзамом и подведенные черным карандашом глаза, и даже понюхала мои руки, чтобы убедиться, что слабый запах морепродуктов перебивается мылом и духами. Торговцы мылом заработали на нас небольшое состояние.

Удовлетворенная госпожа Лучезара отправила нас в деревню с бутылками сикеры и скрученным табаком для трубок.

Но, у меня не было никакого намерения работать, сегодня вечером. Это было темное небо, расписанное темно-синими завитками и белыми сверкающими точками — волшебное небо для волшебной ночи.

Ночь, которая запомниться навсегда.

В темноте, надо мной, хлопают вороньи крылья, напоминая мне о старых простынях, которые я развесила сушиться на веревке, сбоку от нашей избы.

Каждый тяжелый взмах их крыльев звучал для меня как маленькие раскаты грома. Удивительно, что никто больше не услышал их за быстрыми барабанными боями, разносившимися по деревне.

Думаю, это только я обращала внимание на ворон. Они мне всегда нравились.

Я стояла с темноволосым пиратом, когда в небо взлетела гроза и спугнула последних оставшихся пернатых.

Угол моего рта опустился, когда я увидела, как яркие вспышки взорвались над головой с громовым грохотом, а затем яркие, ослепительные искры рассыпали небо.

«Не любительница потешных огней?» — спросил пират, подняв вверх свои девственные янтарные глаза.

«Мы их специально привезли. Наш подарок вашему острову за то, что вы приняли нас этой ночью.»

Огни фейерверков приняли форму белых и красных лилий.

Я сделала глоток из бутылки с сикерой, которую мы пили на двоих — дешевый чистый напиток, который может свалить вас с ног.

Острый напиток обжег мое горло и защекотал желчь в подложечной области, но я запила ее еще одним резким глотком. «Не совсем», — я кашлянула. «Они далеко не так прекрасны, как настоящее небо и звезды. Не знаю, зачем мы используем фальшивки, чтобы похоронить настоящую красоту.» Пират забрал у меня бутылку. Пока он пил, его любопытный взгляд скользил по моему лицу. Даже будучи молчаливым и прилежным, озорство, казалось, прилипало к его грязно-карим глазам.

«И они немного шумные. Распугали всех птиц», — призналась я, с жаром на щеках. Я пожала плечами. «Я думаю, это немного жестоко по отношению к ним.»

Пират улыбнулся и положил бутылку с сикерой на скамью, рядом с нами.

«Настоящей жестокостью было бы упустить такой момент.» В его глазах вспыхнуло беспокойство, когда он указал пальцем на нас, а потом, на звездное небо.

Огни в небе превратились из обесцвеченной лилии в скопления кровоточащих сердечек и идеальную круглую луну. Звезды, возможно, были фальшивыми, луна тоже, но свет иллюзии — нет. Белый лунный свет пронесся над островом и озарил каждый темный уголок, где были видны поцелуи и ласки. Я засмеялась, когда из-за пустого рыночного прилавка вылезла пара, раздетая до пояса.

«Значит, ты считаешь, что разговоры — это пустая трата времени?» — бросила я вызов, снова сосредоточив внимание на пирате.

Он улыбнулся, очаровательной, слишком нежной улыбкой и прислонился к высокому пню. Его локоть расположился слишком близко к бутылке с сикерой. «Если мгновение потрачено на что-то, кроме поцелуев, кувыркания в постели, убийств или воровства, то это ужасная трата.»

Смех, изо всех сил, старался вырваться из меня, но я лишь ухмыльнулась и покачала головой. Пираты взывали к Чудовищу. Они говорили с ней, а не с той «я», которой я притворялась.

«Ну, сегодня вечером, я не в настроении убивать или воровать», — сказала я и нервно потянулась к прозрачной бутылке рядом с его локтем. Одно неверное движение, и большой объем работы прольется на почву.

«А если уж я решу покувыркаться, то мне сначала нужно познакомиться с пиратом-убийцей, и быть с ним в знакомстве хотя бы один полный день.»

«Тогда поцелуи?» Его улыбка щекотала мой живот. Или в этом и заключалась его, не столь уж тайная, жестокость? В конце концов, он даже не вздрогнул, когда я назвала его убийцей.

Я отстраненно задавалась вопросом, каково было бы быть настолько свободным, чтобы никогда не скрывать, кто ты есть на самом деле. Пираты и вороны могут свободно летать и плавать.

Я отогнала эту мысль, глотнув из бутылки.

Когда ободок бутылки покинул мои губы, я сдавленно кашлянула и предложила ему немного.

«Кстати, меня зовут Каспар.» Он поднес бутылку к губам, но не стал пить. Вместо этого его мерцающие глаза смотрели на меня, словно маленькие звездочки. «Теперь мы можем поцеловаться?»

«Пожалуйста…», — усмехнулась я. «Как будто мне есть дело, как тебя зовут.»

Его смех заглушили внезапные крики.

«Есть один! Я нашла еще одного! Здесь!»

Я подняла глаза, как раз, в тот момент, когда три тени скатились с холма и направились прямо к нам. Я приблизилась к скамье, сузив глаза. Когда, слишком яркое сияние вспыхнувших огней начало тускнеть, мое зрение осталось запятнанным белыми точками, затуманивающими мое зрение. «Дарина?» Девушка, идущая впереди, помахала нам рукой.

Мои плечи опустились, когда я тяжело вздохнула. Там были только Мила и еще несколько девушек из заведения госпожи Лучезары.

Затем, мое облегчение рухнуло под тяжестью того, что было в ее махающей руке — красной ленты.

Я узнала игру, в которую играли девочки, но мне это не нравилось, ни капельки.

«Мила», — огрызнулась я, когда она, пошатываясь, резко остановилась рядом с Каспаром. «Отойди…»

Слишком поздно.

Она схватила лицо Каспара и привлекла его для поцелуя, слишком страстного и тяжелого для середины вымощенной камнем тропинки, между центром деревни и каменистым берегом.

Каспар замер. Всего на секунду. Затем, его руки обвили миниатюрную талию Милы и прижали ее к себе.

Мой рот скривился, когда я посмотрела на них, в объятиях, прямо передо мной.

Он не был подходящей мишенью для их игры. Две другие девушки, которые пришли с Милой, знали это и стояли неловко по другую сторону от целующейся пары. Одна из них произнесла — «Прости», прежде чем они развернулись и понеслись обратно по тропе, чтобы найти своих жертв игры. Что, черт возьми, я могла сделать с их извинениями? Точно уж, не перемотать время назад. Я не могла принять их извинения и вернуться к началу ночи, чтобы найти другую мишень.

Ленточки и Поцелуи, вот как называлась эта игра.

У всех нас, кто работал в заведении госпожи Лучезары, были ленты, и мы раздавали их всю ночь. Это было своего рода заявлением — мужчины с фиолетовой лентой принадлежат мне. Но, я еще не обмотала Каспара лентой.

Все это время и силы, которые я потратила на него, были в пустую, и теперь, когда Мила накинула ему на шею свою голубую ленту, он будет добавлен в список Милы на этот вечер. Госпожа Лучезара подумает, что это она проделала всю тяжелую работу, хотя все, что она сделала, это украла сливочный крем с моего пирога.

В моих глазах вспыхнул красный цвет.

«Он мой», — прошипела я.

Она была слишком занятой и вовлеченной, чтобы услышать меня, поэтому я двинулась вперед и схватила обе их руки, словно тисками, готовая разорвать их на части…

Это была ошибка. Мне не следовало прикасаться к ним, особенно к нему.

Я вскрикнула от удивления.

Мила подавилась криком и отшатнулась от пирата.

Однако, Каспар не был пиратом…

Его кожа вдруг засияла. Затем, сияние померкло, прежде чем оно проникло в меня.

Ошеломленная, я наблюдала, как его сияние извивалось вверх по моей обнаженной руке, вдоль ключицы, а затем устремилось вниз по другой руке, где оно погрузилось в кожу Милы.

Я украла силу Каспара, его сущность. Своим прикосновением, я вытащила силу из его кожи и направила ее через свое тело в тело Милы. Владимир был прав. Мне следовало остаться дома. Оставаться живой. «Отрок», — прошептала Мила, недоверчиво глядя на Каспара.

Он выглядел таким же потрясенным, как и мы.

Но, у меня не было другого выбора, кроме как бросить все к черту и бежать от него как можно дальше.

Это то, от чего умерла моя мама, пытаясь защитить меня…

Никто не может знать, кто я. Похититель силы и дара. Никто не может этого знать, особенно отрок, дитя Бога.

Я схватила Милу за запястье сильнее, чем раньше. Ее кости скрипели под моей хваткой.

«Беги!» — закричала я.

Глава 3

Сапоги стучали по каменистой дороге, догоняя нас. Мы с Милой направились по тропинке к берегу.

Позади нас, Каспар крикнул своим товарищам-морякам. Вскоре, нас преследовало уже полдесятка его людей.

Я не могла позволить им поймать нас. Моя жизнь будет прервана так же, как и жизнь моей матери. Я была мырзеком, мерзостью, человеком с запретным даром. Даром, которым должны обладать только Боги и их дети, Отроки. Люди, вроде меня, не были нормальными. О нас настолько никто не слышал, что нас даже нельзя было назвать «редкими». Меня бы уничтожили просто за то, что я не могла контролировать то, кем я являюсь.

Поэтому, я побежала. Я побежала быстрее, чем могла себе представить, и потащила за собой Милу. Наши сандалии не были созданы для бега и тем более для бега по каменистому морскому берегу.

Мы забежали на пляж. Не прошло и секунды, как Мила вскрикнула, когда зазубренный камень порезал ей ногу. Она накренилась, упав на камни. На мгновение я заколебалась. Если я решу помочь ей, это может привести к тому, что меня легко поймают. Это может привести к моей смерти. Но, если я оставлю Милу позади, она сможет указать им направление к моей избе. Не то, чтобы я собиралась побежать домой. Это было слишком очевидно и глупо. Мои колебания уже стоили мне нескольких секунд.

Стон подступил к моему горлу, когда я схватила Милу за плечи и подняла ее на ноги. Я случайно взглянула поверх ее головы, где устье тропы было занято Каспаром и его товарищами, всего в нескольких шагах от нас.

«Давай», — прошипела я, заставив ее помчаться по скалам.

«Бегите вокруг!» Приказ Каспара прогремел над берегом настолько громко, что в моей груди появился бутон надежды. Что, если кто-то услышит его и придет, чтобы узнать в чем дело? Возможно, жители моего острова и не любили меня, но мы были одним целым, и они придут мне на помощь. Милу тоже не оставят одну.

У Милы была та же мысль.

«Помогите!» — кричала она, ее голос прерывался от тяжелого дыхания.

Барабаны, доносившиеся с холма, были слишком громкими, чтобы ее крики могли разлететься далеко. «Кто-нибудь, помогите нам! Мы внизу…» Крупный мужчина сбил ее с ног. Я услышала хруст их приземления. Я почти остановилась. Но, Мила была не той, кого они преследовали.

«Не она!» Голос Каспара гремел, как гром огненных фейерверков. «Другая! Хватай другую!»

Мои ноги никогда не двигались быстрее.

Я мчалась по берегу, уклоняясь от острых камней и маленьких ям. Каштановые волосы хлестали мое лицо, как плети ледяного ветра, но я не чувствовала укуса холода на своей коже. Я чувствовала только стук своего сердца в ритме деревенских барабанов. Я повернула вправо, направляясь к грубому кустарнику, ведущему к лесу.

Я не могла пойти домой. Отрок и его команда последуют за мной туда, и кто знает, что они сделают с моей семьей?

Если я побегу домой, я попаду в ловушку.

Лес был моим лучшим выбором.

Кусты приближались ближе, вместе с ними росла и моя надежда.

Но, прежде чем я успела добраться до холма, мне в бок врезалось тяжелое тело.

Меня сбило с ног.

Я упала. Взрыв боли разразился прямо над моим виском. Должно быть, я ударилась о камень при падении.

Я застонала и попыталась перевернуться на живот. Мясистые руки схватили меня за плечи раньше, чем я успела это сделать, и дернули меня за спину.

Всхлип застрял у меня в горле. Мое зрение помутнело, но я увидела их силуэты. Мускулистый мужчина, который сбил меня с ног, возвышался надо мной, со злобным выражением лица, наполовину скрытым выпуклой бородой. Вокруг меня скользило несколько теней, но, ни одна из них не выделялась так, как Каспар.

Каспар выделялся на фоне ночного неба. За его спиной нам насмешливо подмигивали настоящие звезды. Связь с моим сознанием ослабевала.

Постепенно, сон усилил свою власть надо мной, и я, изо всех сил, старалась не заснуть. Тем не менее, я видела, что трепет и восхищение не покинули глаза Каспара. Он смотрел на меня сверху вниз, изучая каждый сантиметр моего лица. Он не был моряком, как и другие тени рядом с ним.

Судно, пришвартованное к нашему острову, не была заполнен моряками, каперами или пиратами. Все было гораздо хуже. У меня внутри все сжалось от осознания этого. Они были сосудами Богов — отроками и идолопоклонниками. Те, кто выполнял волю Богов. Тех, кто разорвет меня на куски за то, кем я была.

По крайней мере, мой разум начал отделяться от тела раньше, чем они смогут причинить мне вред. Сон быстро приближался. Вдали я услышала крик — мое имя. «Мила…», — выдохнула я. Это было все, что мне удалось сделать, прежде чем ночное небо поглотило все целиком и оставило меня в полной темноте.

Я была заперта в четырех стенах из ржавых прутьев. Внизу, в двухмачтовом судне, с деревянных панелей, сверху, капала вода, а влага в воздухе была более холодной, чем самые дикие ветры на острове.

Все, что у меня было с собой в камере, — это ночной горшок с крышкой и грубое одеяло, которое царапало мою кожу и вызывало сыпь на голых руках. Пол покачивался в ритме плывущего по морям судна. Когда, я впервые проснулась, у меня возникла глупая мысль, что мне повезло, что я осталась жива. Но потом, я поняла, что я жива. Этому нечему радоваться.

Это означало, что это судно Отроков и покровителей везло меня в последнее место в мире, куда мог бы отправиться кто-то вроде меня…

Асия — Земля Богов.

Словно зажглась спичка, искра беспокойства пробежала по мне, до самых скрюченных пальцев ног. И дело было не в холоде. В одиночку, Отроки были зловещими созданиями, которых следовало избегать. Они были настоящими детьми Богов. Рукотворными детьми Богов. Грозными и мощными.

С того дня, как Отрок убил мою маму, я боялась их и всего, что они могли сделать. Может быть, я не избегала их так хорошо, как следовало бы, но страх навсегда остался во мне. Я навсегда запомнила тот день, когда страх вселился в мое сердце.

Я была маленькой девочкой, ребенком, вся в грязи. Моя одежда промокла от долгих часов игры в пенистой части моря. Два судна стояли пришвартованные в длинном деревянном порту. Мама уже слишком долго разговаривает с моряком. Она сказала мне оставаться на берегу, но начинало темнеть, мне было холодно, и я захотела познакомиться с торговцами.

Иногда, у них в продаже есть красивые шелка и ленты. Прежде чем побежать на пирс за мамой, я собрала несколько особенных ракушек.

Она всегда торгует с мужчиной, у которого добрые глаза и который носит черную ленту на запястье. Это значит, что он женат. Возможно, у него есть дети. Возможно, он поторгуется со мной.

Папы у меня нет, но мама мне однажды сказала, что папы, как пыль.

«Они повсюду, Дарина, но бесполезны.» Так что, я не печалюсь, что у меня его нет. Я споткнулась у ног мамы и посмотрела на торговца. «Что я могу получить за это?» — спрашиваю я его, и протягиваю сложенные в чашечки руки, на которых сложена куча красивых ракушек.

Мама бросает на меня мрачный взгляд, говорящий, что позже она меня отшлепает. Я дуюсь.

«Что там у тебя?» Мужчина с добрым лицом приседает и ковыряется в моих ракушках. «О, какие они красивые. Моей дочурке они понравятся.»

Моя надутость сохраняется, потому что он вытаскивает самую большую ракушку, ту, которую мне следовало положить в карман, прежде чем попытаться торговать с ним.

«Ты возьмешь сладкое?» Из кармана рубашки он достает — леденец!

Их привозят только из Асии. Самый большой остров в центре всего мира, где живут все Боги со своими Отроками и идолопоклонниками. «Этого достаточно, Дарина.» Мама забирает у мужчины леденец и жестом приглашает меня идти домой. Мне не следует прикасаться к незнакомцам или вообще к кому-либо. Мама говорит, что мои руки делают странные вещи и пугают людей. Я фыркаю и запихиваю ракушки в карман юбки. Они звенят, когда я делаю реверанс перед добродушным торговцем.

Он смеется, затем глубоко кланяется.

«Доброго дня, лебедушка», — говорит он, прежде чем я поворачиваюсь и тороплюсь обратно на пирс. Но, я не успеваю сделать и шагу, как спотыкаюсь о мешки с морепродуктами у ног мамы. Вот чем она торгует. «Семейное купечество», как называет это мой брат. Но, наше маленькое семейное дело заставила меня растянуться на пирсе, на передней стороне. «Осторожно!» Передо мной пара черных потертых ботинок.

Я щурюсь на нового путешественника. Он светиться на солнце, как фонарь ночью. Улыбаясь, новый торговец наклоняется, чтобы поднять меня.

«Нет!» — закричала мама.

Я чувствую, как костлявые пальцы мамы цепляются за мое плечо, как раз в тот момент, когда торговец поднимает меня на ноги. Затем, все становится тихо, очень тихо.

Слишком тихо. Я хмурюсь, глядя на маму.

Ее рука все еще крепко лежит на моем плече, а другой рукой она держит обнаженное запястье нового моряка. Я заметила, что он не носит ленточки.

Он смотрит на меня. Его глаза широко раскрыты и сверкают, как звезды ночью.

Его сияние тускнеет. Оно проникает мне в плечо, ползет по ключице, как будто пытается пройти через меня, чтобы добраться до мамы. Моряк переводит взгляд на то, как мама сжимает его собственное запястье, и выглядит растерянным.

«Простите меня.» Мама разговаривает с ним. Она не смотрит на меня. «Я ничего не могу с этим поделать», — говорит она. «Пожалуйста, у меня есть дети…»

«Мырзек», — шипит он на нее. Она отталкивает меня от него.

Я делаю шаг назад и испытываю внезапное желание уткнуться в ее пышные слои юбки. Мне не нравится, как смотрит на нее этот моряк.

Я оглядываюсь на торговца с добрыми глазами, который носит ленточку. Но, он больше не добрый. Он вытаскивает длинный меч, и поднимает его…

«Мама!»

Мой крик разносится ветром, когда лезвие рассекает воздух. Я пытаюсь оттолкнуть ее с дороги. Я не успеваю, и мама отталкивает меня от себя, я падаю на спину. Кровь полосит надо мной точками.

Меч широко рассекает ее переднюю часть и позволяет алому цвету летать по воздуху, также ярко, как и при убийстве ворон.

Прошли годы, прежде чем я по-настоящему поняла, что произошло в тот день. Эти моряки были Отроками. Детьми Богов. Они убили мою маму у меня на глазах, а затем оставили меня плакать над ее безжизненным телом, пока Владимир не утащил меня домой после захода солнца.

Всю мою жизнь именно туда был направлен мой страх.

Отроки.

Никогда, я бы не подумала, никогда, я бы не поверила, что мне придется ощутить леденящий страх перед Богом в своих костях. Потому что я не ожидала, что мой путь пересечется с Богом.

Глава 4

Судно морских путешественников должно был напугать меня. Воспоминание о крови моей мамы, пронзившей воздух, должно было свести меня с ума или, по крайней мере, я должна была с лихорадочным отчаянием желать покончить с собой, прежде чем меня доставят в Асию. Владимир хотел, чтобы я боялась. Он подталкивал меня к страху, в надежде, что, однажды, я изолирую себя, избавлюсь от любой угрозы быть обнаруженной. Он уже знает? Знает ли мой брат, что со мной стало? На небольшом острове Малая Муксалма, ночи в порту были единственной радостью, которую мы видели. Судна приходили, и начинались веселья. Вот так оно и было. И, я обожала музыкальные песни, насвистываемые прекрасными деревянными флейтами, и страстные танцы под бой барабанов, украденные поцелуи в темноте с мужчинами, которых я никогда больше не увижу, были сливками на пироге в портовую ночь. Только эта ночь в порту закончилась так, как я никогда не ожидала, и ночь, которую Владимир всегда боялся.

Я была такой глупой. Но осознание этого ничего не изменило. Я все еще была пленником Отроков. Холод взял верх над моей слабостью, и в сырой камере я натянула на себя одеяло. Эта рабочая одежда не предназначалась для путешествий по морю. Ремешок на моих сандалиях уже ослаб, и потертая ткань на широкой юбке разошлась, образовав небольшие разрывы. Я даже не была уверена, что хочу знать, как выглядит задняя часть моей кофточки.

Я не могла встретиться в таком виде с Богом.

Мне нужно было одеться подобающим образом. Так, как одеваются женщины, за пределами соблазнительных танцев и развлечений.

Это было глупо, но мне хотелось иметь с собой платья. Пышные юбки и лифы на косточках, ботинки на шнуровке и чулки.

Учитывая, где я жила и как мало зарабатывала, мои платья не были впечатляющими. Бедность холопства заставила нас облачаться в тусклые оттенки старого пергамента и выцветшие голубые тона, на которых виднелись далекие пятна, оставшиеся очень давно. Но любое из этих потертых платьев сделало бы для меня в этой камере две вещи — избавило бы меня от нервов, связанных с тем, как ужасно я буду выглядеть в глазах Бога, а также согрело бы меня достаточно, чтобы мои зубы перестали стучать.

Я пробыла в камере несколько часов, прежде чем кто-то пришел отвлечь меня от холода. Когда они это сделали, я почти не знала, чего ожидать. По ступеням, из мягкого дерева, тихо послышались шаги. Я сосредоточила взгляд на узком проходе, который изгибался ко мне.

Каспар спускался в свете слабых фонарей.

Он совсем не выглядел так, будто участвовал в драке или погоне. Его черное пальто до талии плотно облегало его худощавое тело, застегнутое на белые жемчужные пуговицы. Кем бы ни был его Бог, он не жалел средств на роскошь. Это я могла сказать по его синему пальто и отглаженным штанам, края которых были заправлены в ботинки с серебряными шнурками.

Мой голос был прерывистым. «Где Мила?»

Пока я теряла и приходила в сознание, когда меня вели к лодке, я вспомнила, как Милу тащили за мной. Я вспомнила ее крики.

Каспар остановился у решетки, темно-оранжевый свет фонарей осветил его лицо. Теплота, которая была вокруг него, на вечернице, до того, как все пошло наперекосяк, все еще оставалась в его янтарных глазах. Сейчас, он не смотрел на меня с враждебностью, несмотря на то, что я украла его силу, но благоговение исчезло из его взгляда.

Теперь, когда я знала, кем он был, его ленивая угрожающая натура казалась такой неуловимой. Но, она была там. «С Милой все в порядке», — сказал он, наконец. Я заметила, что его руки были в перчатках. Он схватился за разъедающую соль перекладину, когда наклонился ближе ко мне. Не то, чтобы это принесло большую пользу. Меня посадили в центре камеры. Ноющий холод пробрался до моих костей, и я не была уверена, что смогу пошевелиться, если даже он откроет дверь и позволит мне выбежать на свободу.

«Я не об этом спросила», — сказала я с вызовом в голосе.

По крайней мере, я попыталась придать своему голосу немного чувственности, но он был надломлен. Я не сделала ни одного глотка воды с самой вечерни. В моем пересохшем рту остался только мощный привкус сикеры.

Он снова уклонился от моего вопроса. «Признаюсь, я удивлен, что твой первый вопрос касался ее местонахождения. Вы с Милой не были близки на празднике.» Кожа его перчатки скрипела, когда он переместил свой вес, позволяя фонарям осветить злобную ухмылку, застывшую на его лице. «Скажи мне, она часто крадет твоих мужчин?»

Иногда.

«Ты не был моим мужчиной», — выплюнула я. Однако, я плотнее закутался в одеяло.

«И она тебя не украла», — соврала я, пожав плечами. «Насколько я помню, это ты нас украл.»

«После того, как ты украла мою силу.» Улыбка Каспара блестела, как жемчуг в лунном свете. «Но мы дойдем с тобой до этого.»

Холодок пробежал по моей спине. Он имел в виду, что его Бог доберется до этого, со временем. Тот, кого я не смогу пережить. «Твоя подруга держит мою силу в своем теле. Я хочу вернуть ее обратно», — продолжал он «А пока, я не хочу держать тебя тут взаперти. Нам бы не хотелось, чтобы ты заболела или умерла раньше времени, не так ли? Мы находимся на тщательно охраняемом судне, посреди Темного моря. Тебе некуда бежать, маленькая воришка.»

Его улыбка не дрогнула, но тьма завладела его глазами, и я внезапно, снова, оказалась на пирсе, глядя на некогда доброглазого Отрока, который зарубил мою маму мечом.

Мои пальцы сжались, а ногти глубоко впились в онемевшие ладони. Я поняла, что у меня пошла кровь, только когда почувствовала, как ее тепло распространилось по моим рукам.

Темное море не было водой, к которой хотелось бы прикоснуться, не говоря уже о том, чтобы нырнуть в нее.

Под абсолютно черной поверхностью находились сотни зверей, созданных Богами, задолго до того, как они создали нас. Любой, кто, когда-либо, переплывал небольшой группой через Темное море или, каким-то образом, оказывался за бортом… Что ж, больше о них никто не слышал.

Какие бы звери ни скрывались под бревнами этого судна, у них был вкус к плоти — человеческой или отроковской, это не имело значения. Только Боги были невосприимчивы к ним и к ужасу, который они причиняли.

Мой план переплыть все море и добраться до безопасного места на чужом острове сошли на нет.

Это не было чем-то вроде плана, но надежда иногда может быть глупой.

Каспар почувствовал, что я понимаю свою ситуацию, что даже вне этой камеры я все еще нахожусь в клетке.

В его глазах снова вспыхнул искренний огонь дружелюбия. Он отошел от решетки. Мои глаза проследили за ним, за угол моей камеры, пока он не остановился у зарешеченной двери. Из-за пояса, на котором висели несколько кинжалов в ножнах и пистолет, он снял обруч, нагруженный ключами.

Звон ключей был единственным, что наполняло судно, пока он медленно перебирал десятки ключей по одному.

«Ты найдешь Милу на палубе.» — сказал он тихо.

Он вытащил железный ключ из множества его двойников.

«Оставшуюся часть пути ты будете жить в одной каюте.» — добавил он.

Он поднес ключ от двери.

У меня перехватило дыхание, застряв в горле. Я так пристально смотрела на парящий ключ, что удивилась, что у меня из глаз не пошла кровь.

Затем, он вставил ключ в замок, и, долго глядел на меня, пока, наконец, повернул его. От этого звона сотряслись даже мои кости.

Я надеялась, что в каюте есть одеяла получше. Поскольку, если меня поведут на смерть, оставив в живых только для того, чтобы вернуть назад силу, которую я украла, тогда предпочту встретить свою смерть согретой.

Каспар прикреплял кольцо для ключей обратно на пояс, когда по лестнице застучали тяжелые ботинки.

Мы оба обернулись, чтобы посмотреть на узкий проход, ведущий от ступенек, и, мгновением позже, перед нами, пошатываясь, остановился мужчина.

Он был огромным. Он был таким широким, что его руки задевали ржавые прутья, а всклокоченные темные волосы касались влажного потолка.

Он пристально посмотрел на Каспара, и я осознала, что уже видела его. Это он сбил меня с ног, там на каменистом берегу моего острова.

Моя челюсть сжалась, а глаза сузились в щелки, как у змеи.

«Приближается судно.» Крепкий Отрок с мясистой головой поспешно двинулся к Каспару. Его слабое сияние выдавало в нем Отрока.

На мгновение, я задумалась, почему он светится, а некоторые Отроки вообще не светились. Было ли это что-то, что происходило, когда они были в состоянии повышенной боевой готовности? Как Отроки на причале, когда мою маму убили. Возможно, состояние наступающей угрозы может усиливать их силу.

«Летят красные паруса, господин», — добавил он грубо.

Каспар выглядел пораженным. «Красные?»

Вспышка паники длилась всего секунду, и я задумалась, мне это показалось, или ненадежные огни свечи сыграли со мной злую шутку.

Учитывая то, что я не ела и не пила воды с момента вечерни, а Темное море находилось, как минимум, в двух днях пути от острова Малая Муксалма, так что, возможно, мне нужно было немного позаботиться о себе, а не зацикливаться на Отроках и выражениях их лиц.

Каспар, на секунду, посмотрел на меня, разрываясь.

«Отведите ее в ее каюту», — приказал он коренастому.

Каспар вышел, двигаясь быстрее, чем на берегу, когда преследовал меня.

Красные паруса не говорили ни о чем хорошем. Даже я это знала, ведь я никогда не плавала дальше моего родного острова. Только судна Богов имели цветные паруса. Остальные, плавали без парусов или использовали белый, или черный цвет с вышитыми на них символами. Но цвета были и для тех, кто принадлежал Богам. Мама однажды рассказала мне, что мой отец приплыл на наш остров на судне с золотыми парусами. Но, я так и не узнала, какому Богу принадлежал золотой цвет.

Отцы они как пыль…

Розовый был цветом Страсти Любовника.

Владимир клялся, что однажды видел розовые паруса, целующие горизонт холодным утром морозного сезона. По сей день, он все еще настаивает на том, что видел их.

Я ему не поверила. Не тогда, не сейчас.

Серый принадлежал Хранительнице потерянных душ. Для некоторых эта Богиня была одной из самых добрых, и поэтому ее считали Богиней Добродетели, а не Богиней Зла. Но то, что она не была одной из худших, не означало, что она не была ужасной сама по себе. В конце концов, серый принадлежал ей, потому что это был цвет душ, затерянных в морях, или тех, кого она лично приняла в свои ряды.

Но красные паруса были неоспоримы.

Они принадлежали к одним из самых худших. Зла превыше всех остальных.

Мор. Абсолютное зло. Это Бог смерти, холода и болезней. Бог настолько жестокий и устрашающий, что, когда я осознала, что его судно приближается к нам, меня захлестнула волна недомогания. Я задавалась вопросом, был ли это его флот — еще одно судно, чьи паруса гордо развевались на ветру, который сопровождал нас в Асию.

Вести, возможно, уже дошли до Бога Мора. Боги были известны тем, что использовали орлов и воронов для передачи сообщений через моря. Возможно, он уже знал обо мне и о том, что я сделала, поэтому послал другое судно сопровождать нас.

Волны тошноты обрели собственную жизнь, и, вскоре, я согнулась пополам на заплесневелом полу камеры, тяжело дыша.

Рвота вырвалась из меня и растеклась по деревянным доскам между моими руками. Еще один импульс тошноты подтолкнул меня вперед, и я выплеснула все, что осталось в желудке. В основном желчь. Ее капли пачкали мои руки, и в горле остался непрекращающийся ожог.

Наконец, я подняла свой туманный взгляд и обнаружила мускулистого Отрока, стоящего у незапертой двери. В своем недуге, я не заметила, как он открыл ее, прислонился к решетке, скрестив лодыжки и руки, и наблюдал за мной.

Он не выглядел удивленным.

«Не виню тебя», — сказал он. «На твоем месте я бы тоже скорее очистился до смерти, чем встретил Бога, который тебя ждет.» Я съежилась и от его слишком правдивых слов, и от пробежавшей по мне желчи. «Тебе разрешено так говорить о своем создателе?» — пробормотала я, отвернувшись от него. Его борода дернулась, когда он усмехнулся. «Кто сказал, что мы все рождены от одного Бога?» Мои брови нахмурились. Я не имела ни малейшего понятия, что он имел в виду, но обнаружила, что мне абсолютно все равно. Меня отправляли на смерть, в буквальном смысле. Меньше всего меня волновала политика Отроков.

Он с важным видом вошел в камеру и, крепко схватив мою тонкую руку, поднял меня на ноги. Я покачнулась вместе с судном. Вертикальное расположение моего тела, стоящего на ногах, вызвало совершенно новое головокружение, и я не была уверена, что меня не вырвет на него. Возможно, это было бы не так уж и плохо. Он мог бы ударить меня за это, и я бы мирно ушла из этой жизни. «Двигайся вперед», — проворчал он, а затем потащил меня из маленькой тюрьмы в мою каюту, расположенную на следующем этаже.

Впервые, за долгое время я хотела, чтобы мое Чудовище взяло верх над мной. То самое Чудовище, которое родилось в тот день на пирсе, после того как я увидела, как кровь моей мамы разбрызгала воздух. С того дня, я страдала постоянным желанием проливать кровь, таким же образом.

Все эти годы Чудовище терпело крушение, но, когда она контролировала ситуацию, каждая моя эмоция превращалась в пустое небытие.

В роли Чудовища я была холодной и отстраненной. Мне нужно было, чтобы она заглушила мой страх, превратив его в эхо самосохранения. Все, что угодно, чтобы не чувствовать ужаса, от которого тряслись кости.

Но мой страх был слишком велик. И Чудовище не появилось.

Глава 5

В течении следующих двух дней я пробыла в тесной каюте.

Мила часто приходила и уходила, но редко разговаривала со мной. Я думаю, она винила меня в том, что оказалась здесь. Это я направила силу Каспара в ее тело, и именно из-за меня она тоже оказалась в ловушке на этом судне.

Хотя, на второй день, я начала сомневаться, что она в такой же ловушке, как и я. Казалось, ей почти нравилось выходить из каюты и бродить по палубе.

«Как будто мы плывем по черному песку.» Это была одна из немногих вещей, которые она мне сказала, и речь шла о Темном море.

Храбрость Милы удивила меня. Возможно, я даже немного завидовала этому.

Я боялась выйти из каюты и ходить среди молящихся и Отроков. Но, как только появлялись первые лучи солнца, ей не терпелось выбежать из слишком маленькой комнаты.

Когда Каспар пришел ко мне, я была одна в каюте, сидя на гнилом подоконнике. Окно было заколочено, но сквозь узкие щели я видела чернильно-черных ворон, стайки которых тянулись по голубому небу.

«С палубы вид лучше.»

Шелковистый голос Каспара проскользнул по каюте, и я подумала о скользких змеях.

«Ты уже не заперта в темнице, и как я уже говорил, Дарина, я не боюсь, что ты бросишься за борт. Не с тем, что скрывается под чернотой.»

«Мм.» Это был гибрид хрюканья и жужжания, который дернул мои плечи.

Меня не волновало Черное море и чудовища, скрывающиеся под ним. Кого я обманываю, конечно меня это волновало. За бортом была смерть. Ужасная, мучительная смерть, которая в любом случае привела бы меня к власти Бога — Хранительнице потерянных душ. Эта судьба не сильно отличалась от той, с которой столкнулась я. По крайней мере, таким образом, я могла бы удержать в скользкой хватке тот угасающий бутон надежды, который все еще теплился внутри меня.

«Мила на палубе», — легкомысленно добавил он.

Я просто хотела спокойно наблюдать за воронами. Каспару, похоже, было наплевать. Когда я посмотрела на него, он устроился на мягком кресле, по форме напоминающем сплюснутое яйцо на ходулях. Выглядело ужасно, но, на удивление, оно было достаточно удобным, чтобы можно было заснуть. Я знала это по опыту.

Онемение охватило меня. «К какому Богу ты меня везешь?»

Я наблюдала, как удивление подняло его бровь. После паузы, его лицо стало суровым, и он расслабился.

«Тот, которому я принадлежу.» Его глаза были такими же настороженными, как и его тон.

Принадлежу…

«Ты принадлежишь тому же Богу, что и этот коренастый Отрок? Тот, который отчаянно нуждается в бритье и хороших манерах.»

Может быть, нож к горлу тоже.

Бледные губы Каспара изогнулись, а глаза озорно сверкнули. Это напомнило мне те веселые секунды на полуночной вечернице, прежде чем все перевернулось с ног на голову, и мы с Милой оказались в вонючей, мокрой каюте, кишащей Отроками в самом смертоносном море в мире.

«Ведагор», — сказал он. «Его зовут Ведагор, и, если ты хочешь пережить это путешествие без сломанных костей и содранной кожи, советую тебе это запомнить.»

Хотя, он все еще улыбался, у меня возникло ощущение, что его предупреждение было слишком реальным.

Каспар вздохнул. «Кому я принадлежу, со временем станет ясно», — продолжил он. «На самом деле, завтра рано утром ты будешь стоять перед ним.»

Вздрогнув, я застыла на подоконнике.

Я наблюдала, как Каспар поднялся с кресла и поправил свое прекрасное пальто.

Завтра утром…

По щелям в окнах и небольшой порции еды, которая скоро наполнит мой желудок, я поняла, что сумерки уже недалеко. Уже через час небо должно было окраситься в красные и пурпурные оттенки. И это действительно оставило мне одну ночь жизни…

Завтра я встречу свою смерть.

Каспар поставил что-то крепкое возле двери.

Я вытянула шею и увидела край сундука, замок которого Мила целый час пыталась взломать прошлой ночью. Даже этот час, проведенный со мной вместе, не заставил ее много болтать.

«Умойся и оденься подобающим образом.»

Каспар присел к сундуку и отпер его одним из ключей, которые висели на его большом кольце.

«Независимо от того, как сложится твоя судьба, ты оденешься так, чтобы угодить и проявить уважение Богам.»

Он поднял крышку и встал высокий и стройный.

Я не сдвинулась с подоконника. «Я переоденусь после того, как умоюсь.»

Я бросила взгляд на крошечный металлический таз, в который едва могла втиснуться. Но, таз есть таз. Миле просто нужно будет помочь мне дотянуться до спины и, возможно, вымыть мне волосы. Каспар пожал плечами. «У тебя есть вся ночь.» Затем, его жестокая улыбка обратилась ко мне. «Сомневаюсь, что ты сомкнешь глаз.» Я побелела, и Каспар ушел. Но я была не одна. Чудовище начало открывать дверь, чтобы вырваться на свободу. Во мне была тьма. Она обвивалась вокруг моих костей, как матросский канат. Но тьма не обхватила мою душу, она исходила из моей души.

На острове Малая Муксалма, увидев, что моя сила сделала с моей мамой, я боялась высвободить свою тьму. Ведь она принесет только еще больше боли и ужаса, ранит глубже, чем время может излечить. Стоя у ограждения наружной палубы судна, я прокручивала все это в голове, снова и снова, чувствуя, как под моей кожей каждый прилив гнева танцует с ужасом.

Почувствует ли Мор нечто большее, чем мой секретный дар? Сможет ли он проникнуть в мою душу глубже, чем кто-либо, когда-либо осмелился бы, и вырвать из меня жестокость?

Это был не вариант. Чудовищу нужно оставаться быть скрытой. Наш путь на судне подходил к концу, и чем ближе мы подплывали к Асии, тем больше я в ней сомневалась.

Мор был Злом. Злым Богом, которого следует бояться больше всего на свете. Он может использовать мое Чудовище против меня. Заставить меня совершить жестокость, о которой я мечтала всегда. При этой мысли мои ногти сильнее впились в испорченную солью древесину.

Я почувствовала укол занозы, но укус боли не достиг моего каменного лица.

Внутри я боролась — рыдания и крики ужаса. Снаружи, я была статуей, той, о которой мы слышали от моряков, посещавших наш остров. Как они говорили, эти статуи были разбросаны по всей столице и, как говорили, были вылеплены из упавших звезд.

Будь то звезда-статуя или деревянная дубинка, это не имело значения. Внешне, я оцепенела, потому что, если я позволю небольшой трещине сломать поверхность, все взорвется. Скорее всего, я выброшусь за борт.

Возможно, мне следовало это сделать.

«Тоже не можешь заснуть?»

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это Мила подкралась ко мне по скрипучей палубе. Ее утренний голос был знаком, слаще ягод.

Она подошла ко мне и положила руку на мою липкую, слишком крепко вцепившуюся в деревянную перегородку. Желание отбросить ее руку было соблазнительным.

«Можешь ли ты поверить, что, когда судно причалит, нас отвезут к Богу?» — пробормотала она.

Меня охватила дрожь. Не нужно было притворяться, что это холодный ветерок моря. Мила боялась так же, как и я.

В этом не было никакой романтики или желания. Бог был чудовищем. Олицетворением настоящего зла. И меня везли к самому жестокому из них.

«Мне жаль, что я втянула тебя в это.» Мой шепот был холоднее, чем ее рука на моей. Вокруг моего рта задержались клубы воздуха.

Ожидая, что Мила заговорит, я почувствовала ледяной укус моей улыбки на своих щеках, сияющих ярче свежей крови.

Но Мила ничего не говорила. Мы стояли молча в течение долгих, протяжных ударов сердца.

Хотя, темное небо все еще собирало блестящую морскую пыль, казалось, на судне постепенно становилось светлее. Рассвет приближался. Слишком быстро. «Как ты думаешь, хуже умереть в этом море или от рук Мора?» — задавалась я вслух вопросом. «Мы всегда можем рискнуть и надеяться, что утонем до того, как водные звери схватят нас.»

Тем не менее, она молчала и убрала свою руку с моей.

Мила имела полное право винить меня в том, что произошло. И все же, мне так хотелось выкинуть ее за борт. Желание пронзило меня, как замерзшая кровь.

Я закрыла глаза. Неужели, я обречена бороться с этой жалкой стороной себя всю свою жизнь?

Но, мои дни были сочтены, и Чудовище было наименьшей из моих проблем.

Когда я открыла глаза и глубоко вздохнула, звезды, казалось, исчезли одна за другой.

«Я не злюсь на тебя.» Мила, наконец, заговорила.

Несмотря на свою уверенность, она продолжала пристально смотреть на горизонт, на котором начали прорастать розовые и фиолетовые пятна.

«Я просто… боюсь», — тихо закончила она.

Я сдержала насмешку.

Смерть Милы будет быстрой и, вероятно, безболезненной. Но моя?

Если Мор обнаружит мою темную сторону, прежде чем опрыскать Асию моей кровью, я подозреваю, что он использует ее против меня. В конце концов, он был Злом. «Я тоже», — прошептала я. На мгновение, нас окружила тишина. Ветры доносили отдаленные вороньи карканья, и я закрыла глаза, желая лучше услышать их мелодии. Мне хотелось вернуться, обратно, в свою каюту.

«Владимир был прав», — сказала я отстраненно. Голова Милы опустилась, и она издала мягкий, усталый вздох.

«Он сказал мне не идти. Я посмеялась над ним, но, он был прав.»

«Это должно прекратиться, Дарина.» Слезы заглушили ее голос. Она держала голову опущенной, не в силах заставить себя посмотреть на меня.

«Я не могу притворяться с тобой. Не сейчас.»

Я нахмурился, глядя на нее с вопросом в глазах.

Когда она, наконец, подняла лицо и встретилась со мной взглядом, мое нахмуренное выражение сменилось угрюмым. Я ненавидела, когда она так на меня смотрела, как будто я была слишком глупым ребенком, который ел песок и не мог нормально говорить.

«Владимир мертв.» Голос у нее был хриплый и скрипучий. «Он мертв уже три года.»

Моя челюсть сжалась, и в глазах загорелся огонь. Внутри, мои органы корчились. Я покачала головой и посмотрела на воду.

Но, Милу невозможно было игнорировать.

«Владимир, Купава, Властимир», — отчаянно продолжала она. «Лихорадка забрала их. Разве ты не помнишь?»

Тем не менее, моя голова тряслась, а лицо окаменело.

«Я разговаривала с ними сегодня утром в каюте. Ты была там.»

«Дарина, хватит.» Она схватила меня за подбородок и заставила меня посмотреть на себя.

«Ты знаешь, что их нет. Ты знаешь, что они больше не живут с тобой на острове, Дарина. В этой каюте их тоже нет. Там только ты и я. Только мы.»

В моих мыслях мелькнуло кладбище. Ощущение холода разлилось по моим венам, и я вздрогнула, отпрянув от Милы. «Я не хочу говорить.» Мой голос надломился от страха, и я так сильно вцепилась в перила, что мои руки начали неметь как от давления, так и от укуса холодного воздуха. «Можем ли мы просто постоять здесь вместе?» Прежде чем Чудовище взорвется внутри меня и выбросит тебя за борт в слепой ярости и кровожадности.

Краем глаза я увидела, как Мила кивнула, затем ее рука упала на мою. Она держала меня так крепко, что я подумала, не боится ли она, что я захочу выброситься за борт.

На этот раз, она не отстранилась от меня.

Я слышала истории об Асии, Стране Богов. Истории, которые нам рассказывали моряки о красоте этого прекрасного острова, самого большого по размерам, больше, чем любой другой в мире, и о том, как небо здесь сияло ярче, потому что оно подпитывалось энергией Богов.

Но, никакая история не могла подготовить ни Милу, ни меня, к тому, что мы увидели перед собой.

Остров не был похож ни на один другой, который я видела раньше. Казалось, он простирался за горизонт, где неровные горы врезались в облака. Туман окутывал сухие скалистые горы, которые, как я была уверена, были построены из пепла и костей.

Самая высокая вершина спускалась к туманному острову, сверкая небесно-голубым светом, — водопадом. Я слышала о них. Я видела их рисунки в книгах с других островов. Но, до этого, я никогда не видела ни одного своими глазами, и даже с большого расстояния он был великолепен. Был яснее, чем день в солнечный сезон. Когда мы подплывали ближе, я даже могла видеть зеленое дно моря.

Я ожидала, что здесь будет причал, где мы сможем пришвартоваться. Старые деревянные, сырые пирсы, по которым за долгие годы ступало слишком много морских путешественников.

Вместо этого, берег изогнулся полукругом, и там просто стояли, на якоре, судна. Осматривая чашу моря, я заметила небольшие гребные лодки, привязанные к деревянным столбам, а некоторые дрейфовали рядом со своими базовыми судами.

Мой желудок упал. Не потому, что я поняла, что мы будем грести в маленькой сырой лодке, когда сойдем с судна, а потому, что я увидела это… Столица. Яркая и красочная. Каждый наклонный и раздутый дом был окрашен в разные цвета, соответствующие цветам, олицетворяющим Богов. Некоторые, казалось, блестели, как краска на лице в сумерках. Мощеные улочки вились вокруг холмистого города, а рынка не было видно.

Куда вел водопад, было загадкой, потому что из-под земли торчали мшистые зеленые холмы. И это была только самая дальняя часть острова.

Наше судно приближалось к берегу с настоящим золотым песком, что заставило меня вспомнить рассказы моей мамы о пустынях и жарких пляжах, где, в период каждый грозы, ударяет молния.

«Так делают стекло», — рассказала она мне.

Стекло, мало чем отличающееся от прозрачной воды, журчащей у берега.

За городом, среди нежно лиловых деревьев, вырисовывался холм, не похожий ни на один другой вокруг него. Он был таким же сухим, как мой рот в тот момент, и цвета отшлифованной кости, тот, который используется для изготовления рукоятей кинжалов.

Белый, как кость, холм выделялся не только своим необычным цветом и тем, насколько он отличался от остального острова. В центре холма был высечен Дворец Богов. «Звездная пыль.» Голос Милы был наполнен удивлением. «Она действительно существует.» Она была права. Слухи о дворце Богов всегда пользовались спросом. Но всех их объединяло одно — в каждой версии дворец был построен из звездной пыли.

Раньше, я не верила в это, но теперь, когда увидела звездную пыль собственными глазами… Полночная синева, сияющая над небольшим морским уголком, красочным шумным городом и фиолетовым лесом, создавала атмосферу волшебства. Синева была прозрачной, как вода. Дворец Богов был построен из звездной пыли и располагался на сухом холме, сделанном из кости.

Никогда прежде, ничего не было так похоже на предзнаменование, как это.

На мгновение, когда гребную лодку спускали в теплую морскую воду и якорь бросали за борт, я надеялась, что у нас будет шанс сбежать.

Мы с Милой легко могли бы перекинуться через борт лодки и доплыть до берега.

Это был огромный остров. Достаточно большой, чтобы мы могли раствориться в нем и слиться с людьми. Но, в следующее мгновение, матросы оказались на палубе, проносясь вокруг нас, как саранча в солнечный сезон.

Этот проклятый Отрок быстро подошел к нам, так близко, что я почувствовала запах чернил, которыми были испачканы кончики его пальцев.

Прежде, чем первый из матросов успел высадить свои ботинки на деревянную гребную лодку, Каспар вместе с пятью стражниками вывел нас с судна.

Нас повели вниз, по пирсу, где ждала темная карета, окутанная в последние тени, цепляющиеся за ранний рассвет.

Нас впихнули в нее, не слишком любезно.

Густой воздух кареты пах разлитыми чернилами и несвежим табаком, и именно так она выглядела снаружи, с облупившейся краской и треснувшими пыльными окнами.

Тени скрыли нас в карете. Я подозревала, что мы и должны были двигаться вместе с последней тенью, мчась вверх по высокому холму, к дворцу, откуда открывался вид на мир.

Я раскачивалась вместе с каретой, чувствуя тепло всех, кто находился внутри, на моей влажной коже. Худший вид пота. Пот, от которого ты одновременно холодная и липкая, твое сердце бьется как барабан, а уши не могут быстро расслышать слова, когда кто-то говорит.

Дыхание стало для меня еще одной битвой, и от нескольких слоев моей мягкой юбки, цвета известковой глины, мои ноги стали липкими еще до того, как я села в карету.

Мои руки были невыносимо холодными и колючими. Мои подмышки начали потеть. Даже кожа на голове начала чесаться от того, что все мои волосы были заплетены в ужасно небрежную косу.

Если Каспар считал, что это «уместно», я не возлагала больших надежд на платья на этом острове. Даже Мила выглядела того же оттенка, что и ее болезненно-зеленое платье. Хотя, возможно, именно в такой ситуации мы оказались. Мне следует уделять больше внимания. Мила так крепко сжимала мое запястье, что, если бы не обжигающий взгляд Отрока, смотрящего на меня, или любопытные и испуганные взгляды встревоженных стражников, и, если бы я не была в оцепенении от собственного страха, я могла бы вскрикнуть или наброситься на нее.

Вместо этого, я подавила жестокие порывы Чудовища и позволила Миле крепко держать меня в качестве утешения. Я не могла утешить ее иначе. Платье, которое мне подарили, тоже не сильно помогло. До этого дня, корсеты были для меня ужасной историей. Но теперь, я была одета в один.

Путь в гору был столь же неловким и напряженным, сколь и тихим.

Карета наполнилась хриплым дыханием, редким скрипом изношенных сидений, на которых мы корчились, и где-то, во время пути, урчанием моего живота. И это был не гул голода. Это был звук, вызванный чистым страхом, который крепко прижался к моему животу. Чтобы отвлечься, я попыталась отодвинуть изъеденную молью занавеску и выглянуть в окно. Каспар отбил мою руку прежде, чем я успела взять в руки кусок ткани, и покачал головой в молчаливом предупреждении.

С тяжелой насмешкой, я откинулась на спинку сиденья и обвела взглядом противоположную скамейку. Между Каспаром и дверью втиснулись два крепких стражника.

Мое Чудовище выплеснуло кипящую ярость в мои покалывающие руки, пока я изучала одного из стражников.

Ведагор.

Желание вырвать его бороду дрожало у меня в пальцах.

Чувство, очевидно, было взаимным. Его губы скривились, когда он встретился со мной взглядом.

Я, первой, отвела взгляд. Не потому, что я подчинялась, я знала в каком положении я нахожусь и оно было прискорбным. Мне не нужно наживать новых врагов — одного Бога было достаточно.

Я снова переключила внимание на Каспара, который теребил выбившуюся нитку на рукаве. Из кармана его жилета был высунут белый конверт. В чернильных пятнах, на конверте, я увидела ворона. Это было смешно. Каждый раз, когда я созерцала облака в детстве, я всегда видела этих великолепных черных птиц. Но эти чернильные кляксы действительно выглядели как мертвые вороны.

Возможно, это мой разум сыграл со мной злую шутку. Иногда так случалось, как с Владимиром и даже Купавой и Властимиром. В этой карете, мой разум издевался надо мной невозможным желанием, которое мне всегда приходилось отбрасывать в сторону.

Что бы ни говорилось в письме, я могла сказать, что оно было написано в спешке. Я вспомнила запах чернил, которым пах Каспар перед тем, как отвезти нас в карету. На кончиках его пальцев все еще были черные пятна.

Охваченная ужасом, я попыталась догадаться, о чем говорилось в письме. И для кого оно предназначалось.

«Мырзек.»

«Украла мою силу.»

«Приготовьте камеру пыток.»

Что-то вроде того.

Бог Мор был одним из десятка основных Богов пантеона. Одного его имени должно было быть достаточно, чтобы я вылетела из кареты на улицы столицы Асии.

Тем не менее, я боролась с надеждой, что, может быть, он просто решит быстро убить меня. Бог, у которого, возможно, есть немного порядочности. Может и немного, но достаточно, чтобы избежать пыток тела и души.

Из раздумий меня вырвало шипение вытаскиваемого клинка. Мои широко раскрытые глаза инстинктивно обратились на Ведагора. Но, он лениво сидел на скамейке и барабанил короткими пальцами по бедру. Мерцание серебра привлекло мой взгляд к Каспару. Именно он вытащил клинок, кинжал цвета кости, украшенный морскими ракушками, выкрашенными в золото, и вырезанными словами на древнем языке, древнем, как Боги.

Каспар смотрел прямо на меня.

Рядом со мной Мила напряглась, и напряжение охватило всех нас пятерых.

Каспар указал на мои сложенные руки сверкающим кинжалом.

«Дай мне руку.»

Я перевела настороженный взгляд на сидящего, рядом с ним, стражника, который вытащил из кармана золотую бутылку размером не больше моего большого пальца. Я не знала его имени, но мне это и не требовалось, они все были одинаковыми. Я только знала, что он не Отрок. Он не светился и не одевался, как двое других.

«Что ты собираешься сделать?» — ошеломленно прошептала Мила глядя на Каспара.

Я посмотрела на нее широко раскрытыми глазами.

Что она делала, допрашивая Отрока?

Может она и целовалась с ним на берегу, но для Каспара это ничего не значило. Боги и Отроки жили тысячами лет, с мимолетными романами и потерянными возлюбленными, но, им никогда, по-настоящему, не было дело до кого, не говоря уже о соблазнительнице, которую он поцеловал на каком-то далеком клочке земли.

Я толкнула ее локтем, достаточно сильно, чтобы сделать ей предупреждение.

Заткнись, иначе мы обе пострадаем.

Медленно, я откинула рукав платья, до локтя, и вытянула руку. Пальцы Каспара, все еще в перчатке, обвили мое запястье.

У меня возникло ощущение, что эти Отроки больше не были заинтересованы в близком контакте со мной.

Он поднес острое лезвие ближе к моей обнаженной коже, и когда оно прижалось к моей руке, по моему позвоночнику пробежала дрожь.

Мила прыгнула вперед и выбила кинжал из его рук.

Он упал на носок моего ботинка.

Прежде, чем я или Каспар смогли двинуться вперед, чтобы поднять кинжал, рука Ведагора метнулась вперед и ударила Милу по лицу. Я услышал ее хныканье, прежде чем она ударилась о дверь от его силы.

«Какого беса…?» Я бросилась на него, моим единственным оружием было мое Чудовище.

Мои ногти впились ему в лицо, как раз в тот момент, когда Каспар оторвал меня от Отрока.

Когда меня швырнули, обратно, на сиденье, вместе со мной полетели кусочки лица Ведагора, застрявшие у меня под ногтями.

Ведагор так дико на меня посмотрел, что я была уверена, что он меня тут же убьет. Разрубит меня на кусочки и комочки.

Он попытался схватить меня своей гигантской рукой…

«Остановись!» Каспар протянул между нами кинжал. Медленно, он перевел свой темный взгляд на Ведагора. «Хочешь потом объяснять ему, почему она такая кровавая, после того как ты закончил?» Ведагор колебался. Ярость, охватившая его глаза, горела ярче огня, но рот открывался и закрывался, как у золотой рыбки. Затем, он опустился обратно на сиденье, его раскаленный взгляд все еще был прикован ко мне.

На этот раз, Каспар не стал спрашивать. Он схватил мое запястье и, в мгновение ока, провел кончиком лезвия по внутренней стороне моей руки.

Я вздрогнула.

На линии надреза появилась кровь, сначала медленно, затем малиновая струя потекла по моей руке.

Тихий стражник прижал золотую бутылку к тыльной стороне моей ладони. Как река в море, моя кровь заполнила бутылку за считанные секунды. Стражник закупорил ее и передал Каспару. Я прижала руку к груди, наблюдая, как Каспар спрятал кинжал и бутылку в карман пальто. Затем, он вытащил носовой платок, который предложил мне. С ухмылкой, исказившей мое лицо, я схватила носовой платок и обмотала им порезанную руку.

В карете воцарилась ужасная, мертвая тишина.

Даже, после того, как мы перешли от бега, под упряжкой лошадей, к ровной рыси, сдавленные рыдания Милы и мое собственное учащенное сердцебиение были единственными звуками, наполнявшими карету.

Некоторое время, мы ехали медленным темпом. Мне показалось, что прошел час. Это казалось вечностью. Но вечные мгновения никогда не длились так долго, как сама вечность, и, в конце концов, карета остановилась.

Каспар распахнул дверь.

Я вздрогнула, готовясь к ударам холодного ветра снаружи. Но, его не было.

Вместо этого, над нами пронесся теплый ветерок, мало чем отличавшийся от тех, что дул от зажженных печей.

Лицо Каспара не отражало удивительно теплую погоду. Он был весь нахмурен и поджал губы, когда выскочил за дверь.

Он передал конверт ожидающему слуге, облаченному в алые доспехи. Слуга исчез из поля зрения, а Каспар повернулся к нам, все еще находящимися в карете.

Даже Ведагор не пошевелился ни единым мускулом.

Суровые глаза Каспара встретились с моими.

«Если мне придется вытаскивать тебя самому, то тебе это не понравится.»

Вблизи, дворец казался еще более потрясающим, чем издалека, с судна.

Карета была припаркована у входа с мощеной дорожкой, опоясывающей каменный фонтан, из которого текла бело-голубая вода.

Ночные фиолетовые пятна окрасили грубые лиственные деревья, окружавшие тропу. Между ними я могла различить ярко-белый мрамор, принявший форму беседок с арочными концами.

На другой стороне круглой тропы вырисовывался дворец.

Я думала, что истории о стенах дворца, построенных из звездной пыли, были всего лишь слухами. На судне, я поняла, насколько я ошибалась. И теперь, когда я стояла перед ним, на меня обрушилась волна благоговения.

Никогда прежде, я не видела более настоящего оттенка полуночной синевы, даже в ночном небе. Оно было испещрено сверкающими серебряными пятнами и тайнами. Сияние оранжевого света исходило из огромных окон до пола, изогнутых золотыми арками. И это был, только, вход. За фасадом дворца возвышался еще один этаж, по крайней мере, на два уровня выше первого. Так продолжалось до тех пор, пока задняя часть дворца не достигла вершины густых белых облаков.

Я сглотнула.

Если бы мне не предстояло встретиться со своим создателем и со смертью, я могла бы подумать, что этот дворец самое замечательное, романтическое место во всем мире. Даже фиолетово-синие облака, которые кружились в небе, казались нарисованными прямо над домом Богов. Возможно, так и было.

Это было так же красиво, как и ужасно, потому что только Боги могли жить в таком великолепии, и это внезапно напомнило мне, где я была.

Это напоминание было паническим ударом прямо в живот.

Каспар шел впереди, по тропе. Двигаясь молча, Ведагор оказался так близко к моей спине, что я могла чувствовать исходящее от него тепло и улавливать легкий запах фруктов в его дыхании, доносившийся до меня. Я кротко посмотрела на него. Его угрюмого взгляда было достаточно, чтобы мои плечи напряглись настолько, что завтра мое тело обещало болеть в мышцах. Не то чтобы у меня было завтра. Но, прежде, чем повернуться назад от него, я убедилась, что мог взгляд нашел Милу. Она спряталась между Ведагором и молчаливым стражником, маленькая и тихая, как мышь. Ее покрасневшая щека уже начинала становиться багровой.

Моя кровь закипела, горячая и злая. Даже красота фонтана, мимо которого мы прошли, не могла отвлечь меня от высвободившейся ярости, бушующей внутри меня.

Этот ублюдок, Отрок, ударил ее так сильно, что кровь застыла в уголке ее рта, а на половине лица вырос гигантский синяк.

Затем, я подумала о своем собственном следе, который я оставила на Ведагоре, в драке.

Моя рука коснулась носового платка, который перевязывал порез на руке, дойдя до запястья. Осторожно, я прижала к нему пальцы. Тихая гримаса исказила мое лицо, и я прижала больную руку к груди.

Когда мы достигли гладких мраморных ступеней дворца, Каспар даже не оглянулся, чтобы посмотреть, идем ли мы за ним или нет. Он вальсировал по ним так, будто они принадлежали ему, и прежде, чем его ботинок успел коснуться последней ступеньки, двери распахнулись.

Двое слуг, одетых в штаны оттенка слоновой кости, рубашки и жилеты, держали дверь открытой для нашей недовольной и напряженной компании. Ни один из них не проявил ни единой эмоции, когда мы следовали за Каспаром. Это были статуи, которые смотрели прямо друг на друга, не мигая, когда мы проходили мимо их поля зрения.

Я поняла, что мы все зашли внутрь, только тогда, когда услышала тяжелый стук закрывающихся толстых дверей, цвета звездной пыли.

«Ждите здесь», — произнес Каспар.

Приказ, видимо, был направлен на Ведагора, который воспользовался случаем и схватил меня за руку, притянув к себе поближе. Я споткнулась о слишком широкий подол юбки.

Его мясистая рука удержала меня, прежде, чем я смогла упасть лицом вниз посреди большого открытого пространства.

Чтобы отвлечься от страха, глодавшего мои нервы, я огляделась по сторонам.

Наверху, с жемчужно-белых балконов, открывался вид на твердый мраморный пол, на котором мы собрались. Колонны поднимались от первого этажа к нижней части балконов, как будто поддерживая их, но каждая из колонн была искривлена, как старые деревья, готовые умереть и освободить место для следующего поколения.

Вдоль стены, огибающей самое сердце приветственного зала, были разбросаны двери, скрытые тяжелыми бархатными занавесками или серебристыми прозрачными портьерами. Была даже длинная узкая кожаная дверь, зажатая между двумя бронированными статуями. Я вздрогнула, подумав, что это была за кожа и, что еще хуже, что скрывалось за этой дверью.

Прямо, напротив нас, была широкая высокая лестница с красным ковром, от одного взгляда на которую, я сразе же почувствовала себя утомленной.

Через некоторое время, Каспар вернулся.

Я не могла понять, что было написано на его лице. Оно было далекое и суровое. И оно было направлено на меня.

«Следуй за мной.»

Мясистые, слишком сильные пальцы соскользнули с моей руки.

Я нерешительно взглянула на Ведагора. Его глаза сузились в смертоносные щелки. Тем не менее, он один раз кивнул головой. Иди, говорил он мне. Задержав взгляд на слезящихся глазах Милы, я повернулась к ним спиной и последовала за Каспаром по массивной лестнице.

За ней, широкий коридор тянулся дальше, чем могли видеть мои глаза.

Свет заливал коридор от левой стены. Бесконечная стена арочных окон, выходящих в зеленый двор, покрытый листвой.

Чем дольше мы шли, тем больше я была зачарована.

Повсюду, во дворе, были удивительные вещи. Романтические скамейки, расположившиеся в пучках фиолетовых кустах роз. Внешние бани достаточно большие, чтобы вместить всю мою деревню. Там были большие деревья, листья и ветви которых, сияли голубее, чем стены дворца, и даже кролики с розовой шерстью, бегали среди белых кустов.

Я была очарована, пока мы не приблизились к небольшой группе людей в коридоре.

Ни на меня, ни на Каспара не было обращено ни одного взгляда.

Двое, из четырех, мужчин, несомненно, были Отроками. Они не светились. Их выдавала одежда — серые приталенные пальто, разделяющиеся сзади на мягкие округлые складки, и серебристые кожаные сапоги, доходящие до колен.

Двое других мужчин тихо плакали, опустив головы. На них практически не было одежды. Лишь свободные серые штаны прикрывали их от бедер до пят, но остальная часть тела была обнажена под светом, льющимся из окон.

Когда мы проходили мимо них, я вытянула шею, чтобы получше рассмотреть, что было в руках Отроков. Мои губы сжались, когда я увидела, что это были коллекционные деревянные карточки, мало чем отличающиеся от обычных игральных карточек, которые использовали в игровой комнате госпожи Лучезары.

Но эти карты были необычными.

На них не было нарисовано ни Отроков, ни Богов, ни воевод, ни цифр.

Внезапно, меня охватила тошнота, и я подумала, что меня вырвет прямо на пышном алом ковре под ботинками.

Отроки не обменивались коллекционными карточками. Они торговали людьми. На лицевой стороне карточек были удивительно точные портреты лиц двух полураздетых мужчин, которые стояли с Отроками — и портреты двигались. Как и настоящие люди, лица на карточках плакали.

И карточки перешли из рук в руки.

Отроки торговали своими слугами и прихожанами, теми, кто отдал свою жизнь за то, чтобы существовать в присутствии этих благочестивых, могущественных существ, как если бы они были не чем иным, как керамикой и тканями.

Мои глаза начали гореть, обещая слезам вырваться наружу.

Это было смешно, и я не собиралась оплакивать незнакомцев. Но, я знала, что это значило для меня.

Если Отроки могли так легкомысленно торговать людьми, которые были к ним привязаны и, даже, любили их, то что мог сделать со мной Бог? Бог, который был мне незнакомцем?

Мне было интересно, захочет ли он вообще, чтобы я, каким-то образом, вернула силу Каспару.

Я вспомнила его слова. Твоя подруга хранит мою силу в своем теле. Я хочу его вернуть.

Возможно, именно этого и хотел Каспар, но можно ли сказать то же самое о Боге? Этот Бог мог бы разозлиться на своего Отрока за то, что он позволил этому случиться, а что, если он решил из-за этого выбросить Каспара на улицу? Я умру гораздо раньше, чем ожидала. В конце концов, это были не просто Боги — они были Чудовищами. И я знала Чудовищ лучше, чем саму себя.

Недалеко от Отроков, которые торговали людьми, Каспар вошел в красную дверь между двумя настенными фонтанами, выходящими в теплый, пахнущий медом коридор.

Пока я не вошла в эти теплые объятия, я не осознавала, насколько мне было холодно. Снаружи была паровая баня, но внутри дворца было такое ощущение, будто морозный сезон повсюду преследовал залы и коридоры, кроме этого места, куда можно было попасть только через определенно зловещую дверь кровавого цвета.

Я обняла себя и попыталась держаться ближе к Каспару.

Стены здесь были темнее, проход стал уже. И хотя тепло и вкус меда в воздухе осмелились убаюкать меня чувством безопасности, в моем сознании зазвучала тревога.

Это был трюк. Потому что человек никогда не может быть в безопасности ни в одной части этого дворца. Каспар резко остановился. Я чуть не врезалась ему в спину. Я схватилась за ребристую колонну, чтобы удержаться на ногах, и наблюдала, как Каспар повернулся ко мне лицом. На его лице застыло жестокое выражение. «После тебя.» Он указал на алые занавески, спрятанные за колонной.

Я оглядела их и не могла не подумать, что ткань, похоже, была испачкана самой настоящей кровью.

«Ээээ…» Я позволила своей руке соскользнуть с колонны.

Широко раскрытые глаза обратились на Каспара, и все, что мне удалось сделать, это оцепенело покачать головой.

Его рот сплющился.

«Аххх!» Я вскрикнула, когда он прижал меня к себе.

В мгновение ока, мои руки были прижаты к бокам, а затем меня подбросило в воздух. Этот бес перекинул меня через плечо, как мешок с зерном. Я не пыталась бороться. Страх парализовал меня. Как только я оказалась через его плечо, Каспар сделал несколько шагов вперед, отдернул занавески и зашел внутрь. Каждый мускул моего тела дернулся.

После столь изнурительных дней, меня бросили на плюшевый диван в золотой комнате.

Каспар вышел сквозь занавески оттуда, откуда мы пришли. Я не знала, ждал ли он в коридоре или вернулся к Миле и Ведагору.

На мгновение, я задумалась, как она себя чувствует. Мучил ли ее Ведагор в наше отсутствие? Ударил ее еще раз? Пытал ее?

Но, сейчас, я не могла об этом думать, мне и так было, о чем беспокоиться.

Я не смогла расслабиться, ни на секунду, несмотря на убаюкивающее мерцание бархатных занавесок и приветливое тепло ревущего огня.

Я не могла расслабиться, потому что передо мной был мужчина, стоявший лицом к пылающему мраморному камину. На его руке, в черной перчатке, болтался хрустальный стакан, наполненный кровью.

Алый военный мундир до бедер, сшитый серебряными нитями, волосы, цвета самого темного — демонстрация его великой силы.

Между нами не было ничего, что создавало бы преграды, поэтому я смогла увидеть его плотно облегающие угольно-черные бриджи и серебряные ботинки с вырезом по щиколотку.

Он мог бы быть обнаженным и, все равно, от него исходило бы невыносимое, удушающее присутствие власти.

Я это сразу поняла. Он смотрел в огонь так, будто меня, только что, не бросили на диван позади него. Передо мной был сам Бог Мор.

Глава 6

Ногти впились в мягкий вельветовый диван, я задержала дыхание и застыла.

Я нахожусь в присутствии Бога.

Я смотрела на него, ожидая, когда наступит тот смертельный момент, когда он повернется, чтобы посмотреть на меня, и наполнит мое тело смертельным зельем.

Вот так он это сделает?

Своего рода подпись — его вечный след на моем теле.

В рассказах говорилось, что его зелье превращало тело в черно-синий цвет, гнилое и избитое, прежде чем оно делало последний вздох.

От этой мысли у меня сжались пальцы ног в ботинках, и у меня возникло невыносимое желание убежать и воспользоваться ночным горшком.

Я не знаю, заметил ли он меня вообще. Я была всего лишь грязным пятном на свежеобитом диване, на которое не обращали внимания до тех пор, пока это пятно не решили удалить.

Дрожь зацепила меня за крючок. И дело было не в холоде. Не с пылающим пламенем, на противоположной стороне уютной комнаты, поджаривающим мою бледную кожу.

Я задавалась вопросом, был ли это тот самый охватывающий ужас, который испытывали те, кто стоял перед смертью, глядя на своих палачей. Пожалуйста… Я почти выдавила слова, которые должны были остаться внутри меня, в ловушке. Пожалуйста, пощади меня. Прояви милосердие, которого у тебя нет. Прежде, чем я смогла предать себя такой ужасной ошибкой, как разговор с Богом, Мор двинулся с места. Он захватил все мое существо такой обычной вещью.

Мор поднес хрустальный стакан к губам. Я услышала тихий глоток крови… потом почувствовала это.

Гул пульсировал по моим венам. Я закрыла глаза от головокружительной волны, хлынувшей мне в голову. Это было почти так, как будто он пил мою кровь.

Сделав резкий вдох, я перевела взгляд на злобную красную рану на своем запястье. Носовой платок, должно быть, упал, когда Каспар втащил меня в комнату, словно мешок с зерном. Медленно, я снова перевела взгляд на хрустальный стакан, который был в руках Бога.

Это была моя кровь.

И он пил ее, смаковал, как хорошее вино.

Почему?

Но вопросы задавали Боги, а не мы. Не простые смертные, созданные от скуки, давным-давно, и еще не уничтоженные.

Спустя долгое время Бог Мор бросил стакан в огонь.

Я вздрогнула от оглушительного звука взрывающегося кристалла, а затем съежилась.

Пламя вспыхнуло яростно-красным и обжигающе-синим.

Мои вены заледенели.

Бог Мор не удосужился взглянуть на меня, но его голоса было достаточно, чтобы прижать меня к месту.

«Значит, это ты украла силу моего Отрока?»

Под ледяным тоном его голоса скрывались волны утомительного любопытства и древние потусторонние акценты. Он как будто мог видеть меня в пламени, которое все еще танцевало сине-красным цветом.

Я открыла рот, ответ застрял в горле, язык не двигался. Но, Бог Мор оборвал меня прежде, чем я успела произнести какую-нибудь жалкую чепуху. «Это не вопрос. Ты забрала силу у моего Отрока. Сила, которая тебе не принадлежит. Когда ты забираешь у того, кто принадлежит мне, ты берешь у меня.»

Если это было возможно, я сжалась еще сильнее.

И Бог Мор, наконец, повернулся ко мне.

Мой желудок перевернулся при виде его.

Ничего подобного я не ожидала.

Бог Мор улыбнулся, все его острые зубы и губы были запачканы моей кровью, как будто он был готов откусить меня или кого-то еще, если уж на то пошло.

Темные пряди волос свисали ему на лоб, совершенно не похожие на мои. Мои волосы выглядели мутными по сравнению с его волосами, которые излучали неземной блеск, как будто каждая прядь была наполнена чистой магией. Даже его кожа сияла сильнее, чем у любого Отрока, как будто его лично поцеловало солнце. Его рука теребила серьгу в форме павлиньего хвоста.

Спереди, его алый военный мундир блестел ярче серебряными нитями в виде падших звезд и расстегнутыми кристаллизованными пуговицами. Черная шелковистая рубашка, которую он носил под мундиром, была полностью расстегнута и растрепана, как будто он провел год в драках и слишком интимных объятиях, прежде чем проклясть меня своим присутствием. Внушительный, он стоял прямо даже в своей ленивой позе. Я боролась со своим блуждающим взглядом. Слишком сильно он пытался упасть на часть его обнаженной мускулистой груди, которая, казалось, блестела в свете свечей и камина.

Но что украло у меня дыхание, так это его глаза.

Цвета луны. Две сияющие луны, бледнее нитей, вплетенных в его алый мундир, светились на меня без тени доброты. Они захватили меня блестящей интригой, более опасной, чем я могла себе представить. Улыбка Бога Мора сменилась ухмылкой, а мои кости заболели от холода страха. Эти глаза выглядели неправильно. Чужеродно. Как будто они было нарисованы на идеальной скульптуре, созданной из разбитых мечтаний и кровоточащих сердец.

Он был одновременно красотой и смертным грехом.

Мой взгляд упала на пол, и я склонила голову в максимальном поклоне, согнувшись на диване.

На самом деле, мне следовало бы броситься к его ногам, в ботинках с острыми носами, но, у меня было ощущение, что ему не понравится, если я уйду с того места, где меня бросили.

Я была там, где он хотел.

Мои плечи тряслись, синхронно, с дрожащими губами.

«Ты съеживаешься от страха, как смертная», — протянул он. Ледяной ожог его глаз охватил мою дрожащую спину.

«Ты выглядишь так же, как и смертная», — добавил он.

«Твоя бледная кожа тусклая, волосы и глаза безжизненные. И все же, на вкус, ты не похожа на смертную.»

Богатые нити ковра приковали мой взгляд, но я нахмурилась.

Вкус. Он, должно быть, имел в виду мою кровь. Вкус, который ему настолько не понравился, что он бросил стакан в камин размером со стену.

Я должна была почувствовать некоторое облегчение. По крайней мере, теперь, он не истощит меня, выпив всю мою кровь. Но, мое лицо стало суровым, и, честно говоря, я была оскорблена. Думаю, это правда, когда говорят, что мы все ищем одобрения наших Богов.

Даже потерявшись в тумане страха, предвкушая раннюю смерть и страдания, кто не хочет, чтобы они понравились своему Богу?

Бог Мор сделал шаг ко мне. Тихий звук его серебряного ботинка по мягкому ковру вызвал у меня холодок по спине.

«Ты не Бог», — сказал он. «Но и не Отрок. Тем не менее, ты украла силу. Мою силу.»

Он подошел ближе, серебряные ботинки мигали, словно лезвия, готовые сразить меня, смяв ковер, за который цеплялся мой взгляд.

Мои руки сжимали юбку, которая пронзала воздух морской солью и кровью. Одно неверное слово, один неправильный звук, дыхание или взгляд — и моя голова, отрубленная, покатиться по ковру.

Невольная жертва Бога.

«Как ты сделала это?» — потребовал он, голосом острее пиратского меча.

Мои ногти впились в плоть ладоней, прежде чем я смогла поднять на него взгляд. Я сразу же пожалела, что сделала это.

Лун больше не было, его глаза бушевали, как волны, разбивающиеся о скалы, и я знала, что смотрю в бесконечную опасную пропасть Зла. Бога, которого следует бояться больше всех остальных, Бога, который несет только разрушение и питается ужасом и душами людей.

Даже, если бы мы были мертвыми скелетами, этот широкоплечий, с каменным лицом и горящими глазами Бог, все равно не был бы более добродетельнее.

Конечно, я всегда знала, что Мор — жестокий и злобный Бог. Но та искра надежды, которая по глупости задержалась во мне, погасла быстрее, чем я успела сделать резкий вдох.

«Я…» Мои зубы прикусили губу настолько сильно, что из нее потекли капли крови. Меня подвели не мои слова. Это была моя смелость. Где-то на судне, она уплыла по ветру, оставив меня на произвол судьбы.

Боги Зла были самыми неумолимыми и порочными. Они создали столько смерти, что остались острова, города и деревни, затерянные в памяти о них. Поэтому, когда они создали жизнь, как Каспар — его Отрок, она была более ценной, чем стены из звездной пыли, запирающие меня.

Наконец, мне удалось глубоко и хрипло вздохнуть, и я почувствовала жар слез на своих щеках.

«Я… я не знаю.» Я вздрогнула от своих слов. «Это произошло. Я не знаю, к-к-как.»

Бог Мор долго изучал меня, и я слышала каждый щелчок огромных высоких часов на стене.

Тик. Тик. Тик. Его рука медленно потянулась. Так медленно, что казалось, он наслаждался ростом моего страха с каждым ударом часов. Он наслаждается этим. Его рука, в перчатке, приблизилась ко мне так близко, что я смогла уловить запах свежей кожи, обернутой вокруг его пальцев. На кончиках его пальцев были надеты, острые как бритва, серебряные ногти.

Мне было интересно, носил ли он зелье с собой, за которое все его так боялись. Или для него зелье было обычным оружием, и он убивал своих ненавистных врагов лишь одним прикосновением своей руки?

Ведь для него, я была всего лишь деревенской воровкой, мырзеком, подлежащем уничтожению. У меня перехватило дыхание, когда кончики его пальцев достигли моего подбородка. Удивительно, но его прикосновение было нежным. Затем, он провел кончиком серебряного ногтя по моей коже.

Свирепость его глаз удерживала мой взгляд, а тело напряглось. Острый ноготь опустился в мое пульсирующее горло, медленнее, чем тиканье часов.

«Я могу разорвать тебе глотку прямо здесь», — сказал он. Его голос был приглушенным шепотом угроз и пролитой крови. «Я мог бы убить тебя тысячу разными способами, где бы ты не находилась.»

Ноготь врезался глубже. Кровь капала, а затем пролилась у меня спереди, на грудь.

Я подавилась хныканьем.

«А теперь, расскажи мне все.»

Я не готова была умереть.

Богу Мору было наплевать на то, чего я хочу. И поскольку, моя жизнь, в буквальном смысле, была в его руках, когда его острые перчатки с ногтями проливали кровь на мою шею, я играла в его игру.

Я рассказала ему все. Ему ни разу не пришлось на меня давить. Все, что приходило в голову, вырывалось изо рта в воздух. Я рассказала ему о том, как моя мама, впервые, узнала, что я отличаюсь от остальных детей. Это было на берегу, когда я играла с детьми пирата в воде по щиколотку. Мы столкнулись друг с другом в игре, когда бегали друг за другом и произошло перемещение силы.

Маме удалось заставить их замолчать с помощью ракушек и монет.

Но второй раз…

Она умерла, чтобы защитить мою тайну.

Бог Мор ничего не говорил, когда я рассказала ему все это.

Я рассказала о своем отце — человеке, которого я никогда не знала и никогда не узнаю, и о том, как я избегала прикасаться к посетителям голыми руками, чтобы оставаться скрытой. Если я и прикасалась к кому-нибудь, то вдали от других и только по одному.

Затем, я рассказала все о полуночной вечернице.

Вскоре, я уже рыдала, рассказывая ему свою историю, настолько потерянная в страхе, что едва заметила, как он прижал горлышко хрустальной бутылки к углублению между моими ключицами и собрал в нее мою кровь.

Слова больше не выходили из моего рта. Мое лицо исказилось во что-то мрачное, и я обняла себя руками, пытаясь унять неистовые рыдания, сотрясающие меня.

«Я услышал достаточно», — скучающим голосом сказал Бог Мор и повернулся ко мне спиной.

Послышался хлопок, когда пробка бутылки встала на место.

Сквозь густые слезы, я смотрела, как он осторожно поставил бутылку на столик у камина.

«Каспар.»

Я сама его почти не слышала, но каким-то образом Каспар услышал, как его хозяин зовет из коридора, и он пробрался сквозь занавески, прежде чем меня потрясло еще одно рыдание.

«Приведи мне другую», — сказал Бог Мор.

Занавески зашуршали, когда Каспар выбежал в коридор. Я ожидала, что его не будет долго. Но мне удалось подавить только два рыдания, прежде чем он вернулся и толкнул Милу в комнату. Мила, должно быть, уже была там и ждала в коридоре. Возможно, она слышала все, что я рассказала Богу, возможно, слышала, как я рыдаю, словно ребенок с порезанной ногой. Бог Мор стоял к нам спиной и лениво взмахнул рукой в перчатке.

Каспар шагнул ко мне.

Я вздрогнула, когда он схватил меня с дивана и потащил к Миле.

Ее налитые кровью глаза выглядели более опухшими, чем подушки, на которых я сидела, и, по ее прикрытому взгляду, я подозревала, что она полностью не присутствовала со мной, в тот момент, а была глубоко в себе, утопая в отчаянии.

По-прежнему, стоя спиной к нам, Бог Мор вытащил откуда-то прекрасный носовой платок и начал счищать мою кровь со своего острого ногтя.

«Верни то, что украла.»

Простое указание. Приказ, которому должно было быть легко подчиниться.

Чем лучше я это сделаю, тем легче будет наша смерть.

И все же, я понятия не имела, как это сделать.

Трижды у меня была «украденная» сила. Из одного маленького мальчика в другого. Из Отрока-матроса в мою маму. От Каспара в Милу. Мне ни разу не приходилось ее возвращать. И это казалось совершенно невозможным. Как? Это слово застряло у меня в горле.

Я проглотила его, зная, что произнести это было бы смертным приговором. Нас либо бросили бы к морскому чудовищу или, что еще хуже, отравили бы зельем Бога Мора.

Рядом со мной, Мила дрожала сильнее, чем ветка во время грозы. Ее пальцы сжались на животе и, наконец, она повернулась, чтобы посмотреть на меня.

Мне следовало бы извиниться. Если не ртом, то глазами. Вместо этого, я позволила страху сиять из меня в тихих слезах и водянистом, мрачном взгляде.

Этим взглядом я сказал ей — «Это конец».

Каспар повернулся к нам, снимая перчатку, палец за пальцем. Это было мучительно медленно, и он все время смотрел на меня своим суровым взглядом. Наконец, когда перчатка соскользнула с него и он сунул ее в карман пальто, он протянул мне руку.

Я случайно посмотрела на Бога Мора.

Испуг пронзил меня, как молния в песке, он уже смотрел на меня. И не было ничего дружелюбного в его кварцевых глазах, только острые углы и смертельные обещания.

Я сделала долгий и глубокий вдох, который наполнил меня настолько сильно, что корсет протестующе задрожал. Тогда, я протянула свои руки. Они тряслись так же сильно, как и руки Милы. Она схватила меня за пальцы, достаточно сильно, чтобы я вздрогнула.

Она не извинилась.

Каспар был мягче. Он нежно коснулся моей второй руки.

Прерывисто дыша, я закрыла глаза и попыталась заблокировать волну энергии, которая захлестнула меня.

Сила Каспара меня подталкивала. Так было всегда. Когда я прикасалась к двум людям одновременно, сила устремлялась в человека, который не обладал магией. Так было всегда.

Как я внезапно… изменила это?

Мне нужно было просто переместить его силу назад. Напряжение пульсировало в моем черепе и ослабляло колени.

«Сконцентрируйся.» Я узнала ледяное безразличие в голосе Бога Мора. «Сосредоточься так, как будто от этого зависит твоя жизнь.» И это так и было… Его намеки не остались незамеченными. Во всяком случае, они только еще больше напугали меня и заставили потерять контроль над собой.

Сила Каспара ускользнула. Я почувствовала, как она устремилась вверх по моей руке, отчаянно пытаясь дотянуться до Милы, находившейся, с другой стороны. «Нет…» Меня пронзил резкий вздох. Я направила силу обратно вниз, в Каспара, и меня накрыла головокружительная волна.

Я пошатнулась вперед. Никто не пытался меня поймать. Но, я не открывала глаз, мне нужно было сосредоточиться.

Как будто от этого зависела моя жизнь.

Поэтому, я продолжала пытаться.

Я попробовала поискать энергию в их руках, испытывая необычные ощущения.

Рука Каспара напоминала цветочный мед.

У Милы… Это было похоже на теплую, свежеиспеченную булочку. Чем сильнее я концентрировалась, тем лучше я чувствовала влагу — и вот что это было. Влага. Вода, мёд, рассыпчатое тесто. Я глубоко вздохнула. За считанные минуты, я узнала, что такое сила в моих ладонях и как не дать ей пройти сквозь меня.

Облегчение наполнило мои внутренности, но я отогнала его в сторону. Я не могла позволить этому нарушить мою концентрацию.

Я не нарушила концентрацию даже тогда, когда тепло крови разлилось у меня в ноздрях. Я не могла. От этого зависели наши жизни.

Я крепче сжала своей липкой рукой руку Милы.

«Держись», — хмыкнула я.

И тогда я схватила.

Где-то в моем теле, возможно, в моем разуме, часть меня потянулась к теплой, рыхлой текстуре Милы и я ухватила…

Агония разразилась внутри меня.

Я вскрикнула и упала на колени. Мне удалось удержать их руки в своих. Сдерживая волны боли, бушующей внутри меня, я стиснула зубы и вытащила эту текстуру из нее.

«Это работает.»

Голос Каспара был не таким холодным, как у Бога Мора. Некоторое волнение успело прорваться сквозь щели.

Но, я чувствовала, как Бог Мор медленно приближался ко мне сзади, словно зверь, нападающий на свою жертву.

«Больно…» Эти слова прозвучали сдавленным ворчанием. Боль никогда не присутствовала при воровстве силы. Но теперь, мои внутренности горели, как в огне.

На мгновенье, воцарилось молчанье. Затем, я услышала тихие шаги, приближающиеся к моей спине.

Бог Мор говорил тихим голосом, таким мягким и нежным, что я почти подумала, что это должно было успокоить меня.

«Это сила, вернется туда, где ей место. Поверь мне, я обещаю, что боль, которую я причиню тебе, будет намного хуже, если ты потерпишь неудачу.»

Из меня вырвался резкий вздох. Моя хватка дрогнула, но я попыталась взять себя в руки. Затем, меня захлестнула густая, горячая волна.

Я больше не ощущала влажной текстуры руки Милы. Еще какое-то время я держалась, искала, но, честно говоря, не могла больше выдержать ни секунды боли. В Миле ничего не осталось. Я отпустила их руки, и мои глаза открылись. Согнувшись пополам, я тяжело дышала.

Перед моими глазами плясали белые точки, а уши донимал слабый жужжащий звук. Кровь, и еще кровь. Она намочила переднюю часть моего платья, и ее пятна остались на ковре.

Я поднесла тыльную сторону дрожащей руки к носу и вытерла. Рука стала малиново-красной.

«Дарина», — произнесла Мила тоном скользким от слез. Она присела ко мне и положила руку мне на спину. «Дарина, с тобой все в порядке?» Со мной все в порядке? Ты шутишь? Я потянулась к ее руке и позволила себе упасть на нее. Мила поймала меня. «Я в порядке», — выдавила я, но едва могла держать глаза открытыми. Каждое медленное, туманное моргание менялось, словно книжка с картинками. Я моргнула. Каспар посмотрел на свои руки, на его губах играла легкая улыбка, и он согнул пальцы. Мила прижала меня ближе и начала успокаивающе поглаживать мою руку. Я моргнула. Каспар смотрел на меня сверху вниз, склонив голову набок. Его взгляд на секунду встретился с моим, затем, он поклонился и попятился от меня.

Я моргнула.

В поле зрения появился алый военный мундир. На меня смотрело красивое, гордое лицо. Глаза цвета луны, танцующие с тенями и кинжалами.

Я моргнула.

Бог Мор с безразличным видом перевел свое внимание с меня на Каспара.

«Найди им комнату в покоях смертных.»

Бог Мор посмотрел на меня совершенно непроницаемым взглядом.

Я едва могла сфокусировать на нем свой затуманенный взгляд. Тьма подкрадывалась с краев.

«Я еще не закончил с тобой.»

Я моргнула.

Темнота.

Глава 7

Я проснулась в холодной темной комнате.

Меня прижимало толстое одеяло, не такое грубое, как на судне. И все же, оно было достаточно шершавым, чтобы заставить меня вылезти из-под него.

Приподнявшись на локтях, я позволила туману в глазах медленно исчезнуть. Теневые формы начали проясняться в темноте.

Я была в узкой незнакомой комнате.

Окно, которое находилось напротив меня, было закрыто тяжелой, изъеденной молью занавеской, а рядом с ним стояла медное корыто, с поцарапанными краями, придававшая комнате чувство холода и бесчувствия.

Разорванная бумажная ширма должна была обеспечить купальне некоторую приватность. Но, несмотря на все разрывы и дыры в бумаге, я могла видеть корыто так же ясно, как и узкую, жесткую кровать, на которой я сидела. Рядом с моей кроватью стояла такая же идентичная кровать, а между ними стоял плесневелый деревянный столик. И все же, несмотря на пыльный воздух и застоявшуюся вонь старой похлебки, в моей груди расцвело чувство надежды. Это место было больше, чем у меня когда-либо было для себя. Но, и с неописуемым осознанием, я поняла, что жива.

В моей голове эхом отозвался далекий голос Бога Мора. «Я еще не закончил с тобой…»

Этот цветок облегчения в моей груди увял. Его лепестки опустились к моему животу и превратились в свинец.

Что еще можно было сделать со мной?

Я выполнила задачу, которую поручил мне Бог Мор, какой бы невыполнимой она ни казалась. Ценой моей пролитой крови и невыносимой боли, которых я никогда раньше не знала, я вернула силу Каспару.

Так что же еще ему было нужно?

Точно уж ничего хорошего.

Я не доверяла хитрому разуму Отрока, не говоря уже о хитром и жестоком уме Бога. И я так хорошо знала свое Чудовище, ведь жестокость была мне не чужда. Иногда, она подпитывала мое тело, мой вечный неутолимый голод. Чудовища тянутся во тьму… Я выбросила эту мысль из головы, протирая глаза. Сон, по-прежнему, угрожал утащить меня, обратно, на жесткий матрас и скрипучий каркас кровати. Я заставила себя встать, расправив напряженные мышцы плеча. «Ты проснулась?» Произнес тихих уставший голос. Я собрала все оставшиеся у меня силы. «Мила?»

«Дарина!»

У меня перехватило дыхание, когда я повернулась.

Я обнаружила, что смотрю на дверь, окутанную мраком и тенями, спрятанную в темном углу комнаты. Поскольку, тяжелая занавеска заслоняла дневной свет снаружи, я до сих пор не заметила двери.

Она распахнулась.

Поток духов, на мгновение, приглушил затхлый запах в комнате.

Мила стояла в дверях.

Ее лицо смягчилось от облегчения. Но, в тоже время, ее глаза наполнились печалью, когда она пошла ко мне, решимость в каждом ее быстром шаге.

А потом, меня подхватили ее сильные руки.

Я никогда, особо, не обнималась.

Мила знала это. Она уважала это. Я поняла, что она, должно быть, боялась за меня, пока я была без сознания, и ей просто нужно было обнять меня.

Тем не менее, я не ответила взаимностью. Мои руки были прижаты к бокам.

«Я не думала, что ты проснешься.» Мои немытые волосы заглушали ее голос. Я была уверена, что услышал слезы в ее словах. «Я столько раз пыталась тебя разбудить, Дарина. Ты спала целую вечность…»

«Ладно, ладно», — пробормотала я и попыталась вырваться из ее рук. «Я тоже рада тебя видеть.»

Она кинула на меня испепеляющий взгляд, но все же отпустила меня и сделала шаг назад. Я могла бы выдержать любой взгляд в мире, если бы это означало, что меня больше никто не обнимет.

«Вечность?» — повторила я, оглядываясь на кровать. Мои усталые кости и пульсирующая голова призывали меня снова лечь спать. «Как долго это в реальном времени?»

«Три дня.»

Пальцы Милы дернулись. Как я жаждала кровати, так и она жаждала снова обнять меня.

Но, я попытаюсь избежать этого. Я упала обратно на изножье кровати, вне ее досягаемости, и уставилась на нее со всей усталостью, которую чувствовало мое тело. Мила опустилась на основание своей кровати, наши колени почти соприкасались. «Ты собираешься рассказать мне или нет?»

«Рассказать, что?» Я закатила глаза. «Какого беса мы здесь делаем? Почему мы еще живы? Что там за дверью?»

Мила бросила на меня озадаченный взгляд.

«Ночные горшки стоят за дверью», — ровным голосом сказала она.

«И да, я имела в виду и то, и другое. Почему мы живы, почему мы в этой комнате, а не под острым мечом палача?»

«Я та, кто спал несколько дней, как ты и сказала.» Я пожала плечами, веки тяжелели с каждой секундой. «Откуда мне знать?»

Я не уверена, что хочу это знать. «Да, я знаю», — фыркнула она. «Никто мне ничего не говорит.» Я посмотрела ее. «Кто приходил к нам?» «С тех пор, как нас привели в эту комнату?» Мила вздохнула и подняла взгляд к небу. «Одна и та же служанка приходила дважды в день, чтобы опорожнить ночные горшки. А та, что побогаче, я думаю она главная, проверяла тебя, когда мне приносили еду.»

Я покосилась на нее. «Каспар?» Темнота, в мрачной комнате, мешала мне бодрствовать, словно она хотела убаюкать меня снова. Мила покачала головой. «Не видела его с тех пор, как он принес тебя сюда и потащил меня за собой.» Я не была уверена, имела ли она в виду, что он действительно потащил ее за собой. Но, я бы не удивилась, если бы он это сделал.

«Ублюдки», — пробормотала я. «Все они.»

Мила вяло кивнула, и отстраненное уныние застыло в ее глазах. Между нами повисла жуткая тишина.

Она разрушилась после долгого момента, когда Мила пробормотала.

«Это та часть, где мы даем друг другу надежду. Составляем план нашего побега.»

Мое мрачное лицо повернулось к ней.

Никакой надежды не светилось в моих фиолетовых глазах, отражение которых я уловила в пыльном блеске вазы на столе. В этом искривленном металлическом зеркале я выглядела такой же серой и мутной, как и все вокруг.

Надежды не было. По крайней мере, я не могла ей ее дать.

И побег был невозможен.

«Есть ли у тебя какие-либо идеи?» Я спросила, хотя бы для того, чтобы подшутить над ней.

Мила ничего не сказала.

Со звуком, похожим на смешанный вздох поражения и боли, я заставила себя снова подняться на ноги и медленно подошла к толстой, грязной занавеске, закрывающей окно.

Я отодвинула ее в сторону. Она было тяжелее, чем я ожидала.

Вид, из нашего покрытого грязью, окна был не похож на тот, который мы видели по пути во дворец. Мы увидели плавный изгиб костяного холма, в который был врезан дворец.

«Мы в ловушке.» Отчаяние грозило разрушить меня. Мои пальцы скользнули по краю занавески, пока моя рука не повисла сбоку, в поражении.

«Мы находимся, буквально, между дверью и стеной сплошного холма.»

Мила поерзала на кровати. «Дверь также заперта», — пробормотала она. «Будь он проклят», — пробормотала я. «Будь проклято все это.» Мила ничего не сказала. Я позволила пыльной занавеске упасть на место, но не раньше, чем мельком увидела ворону, слетающую по склону холма, зажатую между дворцом и костяной стеной. Щель была едва достаточно широка, чтобы ворона могла пролететь через нее.

Даже вид вороны не мог вызвать улыбку на моих потрескавшихся губах или дать надежду в моем иссохшем сердце.

Я отвернулась от нее и оглядела комнату.

Здесь, я была благодарна только за одно. Уединенность ночных горшков.

Дома, мы пользовались ночным горшком в главной комнате, когда было слишком темно или сыро идти в туалет в саду. Я в полной мере воспользовался новообретенным уединением и потащилась через комнату к двери. Мое тело не требовало ночных горшков, оно требовало уединенности маленького чулана. Я не хотела, чтобы Мила видела, как я плачу.

Должно быть, я провела в чулане достаточно времени. Когда я закончила плакать в свои окровавленные и сухие руки, и вернулась в комнату, я обнаружила, что в там были две служанки.

Мила слонялась вокруг одной, наполняющей корыто.

Она выглядела так же, как и я, жаждущей наконец искупаться. На ее обожженных рыжих кудрях собрались частички грязи и крови, оставшиеся после того, как Ведагор дал ей пощечину, а ее щеки были залиты слезами.

Миле требовалось нечто большее, чем просто искупаться, чтобы смыть с нее прилипшую грязь. Нам обоим требовалось больше.

У подножья моей кровати вторая служанка, осторожно, опустила стопку белых коробок, перевязанных шелковистыми красными лентами. Мы с Милой переглянулись. Мои глаза выражали подозрение, а ее медовые давали ответ на вопрос, который я не задавала. «Идолопоклонники», — прошептала она через всю комнату.

Идолопоклонниками были добровольные смертные, которые проживали во Дворце Богов и предпочитали прожить свою жизнь в полном рабстве.

Я мало знала об идолопоклонниках, но знала, что существует множество разных типов.

Говорят, что некоторые живут под обетом молчания — монахи. А другие, как две служанки в нашей комнате, существовали в полном монотонном состоянии. Они были обычными людьми, как и их скучная жизнь в рабстве.

Они не сказали ни слова, никому из нас. Они даже не встретились с нами взглядами.

После того, как они ушли и заперли за собой дверь, Мила не дала мне возможности спорить о том, кто первым помоется. Она уже засунула ногу в теплую воду и сняла через руки потертое платье.

Мой рот скривился, и я бросила на нее язвительный взгляд. Это я была с кровью на лице. Кровь была только на ее волосах.

Я вздохнула и обратила внимание на коробки, лежащие на полу у кровати. На верху стопки лежала записка с единственной подписью.

Бог Мор.

Стоя на коленях, перед коробками, я, осторожно, сняла ленты и мельком подумала о том, что они значат для некоторых. Замужество. Обязательство. Доступность.

Я собралась с духом, почти ожидая, что на меня брызнет зелье из божественной упаковки. Ничего не произошло. Я взглянула внутрь коробки и… нахмурилась. Подарок был покрыт слоем белых и красных лепестков роз. Некоторые из них я, осторожно, отмахнула в сторону. «Что там?» — спросила Мила. Угол моего рта опустился вниз. «Ботинки. Пара ботинок и… лепестки роз.»

Все еще нахмурив бровь, я вытащила из коробки ботинок и повертела его в руках.

Мягкая жемчужно-белая кожа целовала кончики моих пальцев. Сбоку, блестели алые шнурки, украшенные мелкими рубинами.

«Этого не может быть», — пробормотал я про себя.

Мила выпрямилась в корыте, ее грудь виднелась из-за медного края. Ее нахмуренный взгляд соответствовал моему.

«Зачем ему присылать тебе ботинки?» Спустя некоторое время, я засунула ботинок обратно в коробку, а затем разорвала две других. Лепестки роз, ослепительно белые и кроваво-красные, летали по комнате, словно блестки на полуночной вечернице. Они были в каждой коробке, и мне приходилось копаться в них, чтобы добраться до подарков.

Во второй коробке лежали фиолетовые чулки и цельное нижнее белье, сотканное из тончайшего и мягкого кружева, которого когда-либо касались мои пальцы.

Последняя коробка, шире, чем моя новая тюремная койка, захватила мое дыхание.

Я не осмелилась прикоснуться к ее содержимому немытыми руками.

Первым, что захватило мое дыхание, была черная накидка с серебряной нитью, подол которой заканчивался чуть выше нагрудника, но с рукавами, доходившими выше запястья.

Накидка лежала на темно сиреневом платье с пришитым корсетным лифом, разрезающим талию. У юбки не было подъюбника, но она шла слоями, толстой ткани и слоями прозрачных струй жжено-сиреневого цвета, и раздвигала ногу до самого бедра.

Мои щеки запылали. Даже наша танцевальная одежда не обнажала кожу над чулками.

Медленно, я посмотрела на Милу и подняла коробку, направив ее на нее.

«Зачем?» Все, что она сказала. Точно. Зачем? Зачем одевать меня в самые потрясающие наряды, которые я, когда-либо, видела, если он все равно собирался меня убить? Возможно, он не убьет меня сегодня или завтра, но время приближалось. Я еще не закончил с тобой. Он еще не закончил со мной.

Но, мое время подходило к концу, и моя кровь украсит любую красивую одежду, которая будет надета на мне в этот день.

Вода выплеснулась из корыта, когда Мила снова погрузилась в воду.

«Кажется, пустая трата.»

По крайней мере, она была нагло честна в самые худшие времена. Ее утонченная резкость была одной из причин, почему она осталась моей подругой. Она, как и очень немногие другие на острове Малая Муксалма, могли выдержать пребывание рядом со мной. Даже моя собственная семья не могла.

Наша дружба была такой же натянутой, как и любая другая. Не то, чтобы у меня было много здоровых отношений, с которыми можно было бы сравнивать мои и Милы. Но, я всегда могла рассчитывать на нее.

Она никогда не выдавала мою тайну. Секрет, который мне никогда не следовало рассказывать ей много лет назад, когда мы были простыми молодыми девушками, которые просто пытались общаться.

Тем не менее, я не пожалела, что рассказала Миле о том, как умерла моя мама, или о том, что в этом, действительно, была моя вина. Ни разу, она не произнесла ни слова об этом другой душе. И за это она была обречена. В конце концов, она была здесь, в этой комнате, со мной, не так ли? Мое проклятие убьет меня. И оно потянет за собой Милу. После того как Мила искупалась, вода стала практически холодной. Я быстро умылась. Холодная, остаточная вода, от других, всегда вызывала у меня мурашки по коже. Мытье, в поте и грязи чужого тела, никогда не казалось мне таким уж чистым.

Когда я вытиралась за рваной ширмой, снова пришли служанки и принесли нам ужин, рисовую кашу и кусочки вареной свинины. Мясо, которого я никогда не ела до этой ночи. Оно быстро стало любимым. В основном, я жила на обычной островной диете. Рыба, птица, грибы, ягоды и импортная пшеница для приготовления хлеба. Я решила, что свинина будет прекрасным блюдом на ужин. Через некоторое время, после того как мы поужинали, Мила уснула.

Ее глубокий сон оставил меня одну в безжизненной и темной комнате.

Некоторое время, я снова перебирала коробки, перечитывала сообщение от Бога Мора и смотрела на костяную стену холма через окно.

Вороны прилетали и улетали. Я наблюдала за ними долгое время.

Усталость сковала мои внутренности и пыталась потянуть за собой веки.

В темноте, я вернулась к кровати и упала на нее, готовая погрузиться в долгий кошмар. Но сон так и не пришел.

Несколько часов я ворочалась. Слушала тяжелую тишину, нарушаемую только хриплым храпом Милы. Я ждала объяснений по поводу коробок с подарками, ждала, что Каспар или Ведагор ворвутся и убьют меня. Что произойдет что-то ужасное.

Как раз, в тот момент, когда усталость взяла надо мной верх, и я, наконец, начала засыпать, дверь распахнулась и вошли три служанки, чтобы разбудить меня.

Глава 8

Эти настойчивые служанки вынудили меня принять подарки, посланные Богом Мором, которые, несомненно, были колючей веревкой у меня на шее.

После того, как Каспар настоял на том, чтобы я была одета в соответствующую одежду, я почувствовала себя более уязвимой, чем когда-либо, когда шла за двумя молчаливыми стражниками, сопровождающими меня, которые, как я и подозревала, были смертными, как я и Мила, поскольку поверх их более простой одежды они носили плетеные цепи доспехов. Каждый мой шаг развевал прозрачную юбку моего платья и обнажал правую ногу, длинную и прикрытую прозрачным сиреневым чулком до середины бедра. Оттуда, до кружевного края нижнего белья, где заканчивался разрез, виднелась обнаженная молочная кожа.

Я не стала прикрывать ногу, пока мы шли по коридорам, обратно, в центральный зал, в который я, впервые, попала, когда нас с Милой привели в дворец. Я была слишком занята одергивание подола укороченной накидки, доходящей чуть выше груди, которая оставляла много декольте между ним и началом моего черного лифа.

Конечно, само платье, со всеми дополнениями было, несомненно, самым великолепным из всех платьев, которые я, когда-либо, видела. Но на мне оно было неправильным. Мои каштановые волосы были зачесаны в пряди и свободно падали на спину. В таком наряде мне следовало бы заплести волосы в косу или что-нибудь более подходящее для заключенной и незамужней девушки, бродящей по Дворцу Богов.

Однако, мои возможности были ограничены.

Либо так, либо плюнуть в лицо подаркам Бога Мора и прикрыться тем старым одеянием из сундука на судне. У меня было подозрение, что это не пошло бы мне на пользу. Когда мы прошли через большой центральный зал в другой коридор, я заметила еще больше Отроков, с коллекционными карточками, и услышала шепот, доносившийся из маленьких укромных уголков, за колоннами и из ниш, которых я не могла видеть.

Через полчаса движения, по извилистым и узким коридорам, я пришла к выводу, что ботинки, которые прислал мне Бог Мор, были сделаны из облаков и перьев. Возможно так оно было, поскольку, после столь длинного расстояния, которое мы прошли, мои ноги не болели.

Молчаливые стражники оставили меня у двух кремовых дверей, в конце другого зала, вдали от коридоров смертных. Слишком далеко, чтобы я могла самостоятельно вернуться обратно.

Одна из дверей была приоткрыта. Из щели просачивался клин сверкающего бледного света.

Неуверенно взглянув на обоих стражников, я потянулась к двери и толкнула ее. Через несколько секунд, вспышка света залила зал, как будто само солнце жило в этой великолепной комнате.

И она была потрясающей.

Арочный потолок зала был выше парусов судна. Вся столица на берегу Асии, от стены до стены, могла бы поместиться здесь, как минимум дважды. Колонны вырастали из твердого мраморного блестящего пола, украшенные сверкающими бриллиантами и золотыми лентами.

Я вошла внутрь.

Один из стражников закрыл за мной дверь, но я была слишком очарована величественным залом, чтобы обратить на это внимание.

Стены были увешаны гигантскими портретами в рамах из цветных кристаллов. Я поняла, что это портреты Богов.

Под ними были расставлены столы и святыни. Это была комната для богослужений.

Я обошла ближайшую стену, изучая портреты.

Некоторых Богов я узнала по старым табличкам моей мамы, которые были заполнены старинными историями о Богах, легендами об их деяниях и гибели, а также некоторыми слабыми набросками их лиц, обычно выполненными в любимых цветах Богов.

На этих портретах, изображения Богов были гораздо точнее. И изображения двигались. Точно так же, как коллекционные карточки Отроков.

Из массивной золотой оправы на меня смотрела Богиня Макошь. На ней был надет золотой рогатый головной убор, и я, на мгновение, вспомнила, что в деревянных табличках моей мамы говорилось, что Макошь была Богиней колдовства и хозяйка перехода из этого мира в мир Иной.

Ее резкий взгляд заставил меня броситься к следующему портрету.

Следующей была почитаемая Богиня Лада. Богиня любви, плодородия и красоты. Подношения были переполнены святынями под рамой, и в ее честь горело более десятка свечей.

Я прошла к следующему портрету. Богиня Мания одарила меня очаровательной улыбкой, от которой у меня заколотилась сердце и странные безумные мысли появились в голове. Я задохнулась от тяжелого вздоха. Если это был эффект только ее портрета, я бы не хотела когда-либо узнать, насколько можно сойти с ума, если увидеть ее вживую.

Истории о Богини Мании прочно связали с Богами Зла. Движимая силами возмездия, она могла довести любого до безумия, гибели души, после которой погибала сама внутренняя сущность человека и последующие перерождение не представлялось возможным. Даже другие Боги ее побаивались. Меня охватила дрожь, и я поспешила к следующему портрету. Теплота заменила во мне нарастающую панику. Я взглянула на портрет с добрым лицом, улыбка которого была такой же откровенной, как и его жестокие глаза. «Белобог», — прошептала я с благоговением. Отец отцов. Прабог. Тот, кто по летописям участвовал в творении мира, даровал другим Богам дар создания жизни. Так были созданы Отроки и смертные. Морские чудовища. Все живое в этом мире восходит к нему.

Я никогда не поклонялась Богам.

Я всегда боялась их.

И все же, каким-то образом, я обнаружила, что смотрю на это светлое белое лицо со всем изумлением, на которое только способна, и лишь отдаленно осознаю, что вытащила искривленную жемчужину из своего ржавого старого браслета.

Я опустилась на одно колено и поместил жемчужину посреди его переполненной святыни.

В ответ, портрет склонил голову, как бы благодаря меня.

Если и существовало такое понятие, как Бог Добродетели, он был тому доказательством.

Я поклонилась так глубоко, как только могла, прежде чем двинуться дальше.

Некоторые портреты меня вообще игнорировали. Но были и те, кто пугал меня, либо насмехался надо мной.

Я продолжала идти, избегая взглядов злых Богов, пока не нашла его. Возможно, самого злого из всех.

Бог Мор.

Он уже смотрел на меня сверху вниз, как будто ждал, пока я доберусь до него, как будто его портрет узнал меня. Выражение его лица сменилось чем-то вроде легкого любопытства, зияющая бездна вечности.

Я взглянула на его святилище и полки, на которых были размещены подношения. Свечи мерцали малиновым и черным, освещая десятки свежих алых яблок, сложенных на стеклянных тарелках. У его портрета были разложены всевозможные подношения. От драгоценностей и фруктов до аккуратно сложенной поношенной одежды, и прядей волос, скрепленных кусками бечевки.

Его приношения были одними из самых обильных в зале поклонения. Возможно, это так выглядело на фоне другого, одинокого портрета, под которым алтарь был пуст. На портрете, который висел рядом с портретом Бога Мора, лицо другого Бога было сожжено. Судя по виду, много лет назад. Выцветшие черные края загибались в обожженную рамку. Для этого Бога не было ни полок, ни свечей.

«Призрак.»

Запретное слово соскользнуло с моего языка прежде, чем я смогла его остановить.

Возможно, мои знания о Богах на острове Малая Муксалма были не лучшими, но не имело значения, кто вы и откуда. Мы все знали об изгнанном Боге Призраке.

«Предатель», — раздался позади меня голос, гладкий, как шелк.

Я обернулась, внезапно насторожившись. Даже, когда я увидела, что это был Каспар, я не смогла расслабиться.

Я произнесла запретное слово.

Это преступление каралось смертью в костре над горами Богов.

Однако, Каспар не держал в руках никаких цепей, чтобы увести меня на смертную казнь. Отрешенный взгляд его глаз не казался слишком угрожающим. Он медленно приближался ко мне, не отрывая глаз от обгоревшего портрета. «Бог, которого со временем забудут», — сказал он. «А у тебя есть дела поважнее, чем затерянные истории.» Взгляд Каспара внезапно стал резким. Он жестом пригласил меня следовать за ним. Я тихо пошла за ним, осторожность пронзала меня, моя кожа покалывала тысячами тонких игл.

Я никогда не представляла себе, что в центре комнаты для богослужений будет стоять гранитный стол, на котором будут стоять странные предметы, которые определенно не вписываются в общую тему вокруг меня.

Усталость меня измотала.

«Что еще от меня нужно?»

Каспар остановился возле стола и осмотрел разложенные на нем предметы. Он не ответил.

«Я уже сделала то, ради чего ты меня сюда привел.» Я подошла к нему сзади.

«Я вернула тебе твою силу. Я рассказала свою историю Богу Мору. Чего еще ты хочешь от меня?»

Каспар сделал паузу, его рука в перчатке зависла над старинным ожерельем. Состаренный металл обрамлял зеленый драгоценный камень, слишком темный, чтобы быть изумрудом, и слишком полированный, чтобы быть старше самого ожерелья.

Рядом с ним, в угольной чаше, лежала россыпь белого блестящего порошка и ряд кинжалов, рукояти которых были изношены и потерты с годами.

Каспар посмотрел на меня, через плечо, осторожным взглядом, в глазах которого сверкнуло веселье.

«Мырзека, как ты, может постичь одна из двух судеб», — сказал он. «Смертный приговор или оставить на… содержании.» Он тщательно подбирал это слово.

Это вызвало у меня волну болезненной паники.

«Содержании?» — слабо повторила я. «Как птицу в клетке?»

На это Каспар ничего не сказал и бродил вокруг стола, пока тот не оказался между нами.

Он имел в виду то, чего я боялась?

Хотел ли Бог Мор оставить меня?

Но, конечно, это имело смысл. Вроде, как бы, наверно? Я имею в виду, что подарки, внезапно, обрели смысл. Комната, которую делили мы с Милой. Служанки, которые приносили нам еду, и, ну, тот факт, что я еще жива.

Пока жива…

«Что я могу для него сделать?» Я выпалила шквал слов, задушенных шепотом. И тут мысль промелькнула у меня в голове. В панике, я схватилась за край твердого стола. «Неужели я… я… Отр…?»

Я не могла спрашивать такие вещи. Было бессмысленно, нелепо и совершенно высокомерно даже думать об этом.

Каспар уловил мои мысли и произнес слово, которое я была слишком трусливой, чтобы произнести. «Отрок?»

Его насмешливой улыбки хватило, чтобы мои щеки запылали.

«Нет», — сказал он. «Отроки рождаются из части своего создателя. Мы созданы их руками, высоко над луной, и навсегда несем в себе частичку их душ.»

Может быть, подумала я, именно поэтому Отроков не так много, как смертных. То, что Каспар называл душой Бога, на самом деле было их силой. И силы, которую можно было дать, было не так много. Как мать — она могла дать очень много жизней своим детям, прежде чем ее собственная закончится. «Отроки — дети Богов», — продолжил он, теребя обложку книги в кожаном переплете. Рукопись. Возможно, одна из первых когда-либо написанных. «А ты была создана в смертном теле, смертной женщиной.» Он поднял на меня свой ведущий взгляд. «Ты не Отрок.» Я с трудом сглотнула и заломила пальцы. Нервная привычка, которую я переняла у Милы. «Тогда кто я?» Жестокая ухмылка Каспара вернулась. «Я уже говорил тебе. Ты, Дарина, мырзек.» Мерзость. Я почувствовала тяжесть своего сердца в груди. И все же, я так и не приблизилась к пониманию того, что сделало меня такой, кем я была.

Может быть, он был прав, может быть, это все, кем я была. Аномалия, возникшая в толпе смертных.

Разочарование быстро охватило меня и мои плечи упали, как у марионетки, хозяин которой бросил ее.

Каспар отложил рукопись, которую пролистывал.

«Мы здесь не для того, чтобы отвечать на твои вопросы», — сказал он. «Мы здесь не для того, чтобы потворствовать тебе или твоим страхам. Сегодня, ты будешь обучаться и все.»

Нахмурившись, все мое лицо превратилось в нечто ужасное, похожее на сморщенный изюм. «Обучаться?»

«Дрессированные домашние животные живут дольше всех», — мрачно сказал он.

Я побелела от ужаса.

«А теперь… начнем.» С очаровательной улыбкой Каспар толкнул через стол древнее ожерелье с зеленым камнем, а затем и простое серебряное кольцо.

«Обучение» было расплывчатым словом, не имеющим большого веса и вызывающим большие ожидания. Это то, чему я научилась на первом уроке дома.

Каспар хотел, чтобы я держала в одной руке рукопись, в другой, ожерелье, и…

«Делай то, что ты делаешь.»

Не самые ясные указания, внезапно, свалились на меня.

Никакого упоминания о моей семье, никаких разговоров о том, кем я была и почему я стала такой, даже никаких гарантий, что мы с Милой будем в безопасности. Ничего, кроме этих указаний, не слетело с его бледных губ.

После долгих мучений, я, наконец, швырнула рукопись и ожерелье на стол и издала разочарованный звук.

«Как я должна знать, что мне делать, когда ты ничего мне не говоришь?! У меня в этом совсем нет опыта!» — простонала я и запустила пальцы в волосы.

На мгновение, я закрыла глаза и сосредоточилась не на древних артефактах, а на том, чтобы успокоиться.

Чудовище не терпелось выйти и пошалить.

Я не доверяла моему Чудовищу взять вверх, и, с каждым разом, становилось все труднее восстанавливать контроль над ней, если только я не теряла сознание на полу теплой гостиной Бога.

«Еще раз.» Каспар так резко отдал мне приказ, что я вздрогнула и опустила руки по бокам. «Попробуй еще раз.»

«Попробовать что?» — прорычала я. «Еще несколько часов подержать два старых заплесневелых куска хлама?»

«Делай, что делаешь», — прошипел он мне. Его карие глаза сверкнули янтарем, как свирепый взгляд дикого зверя, и я вздрогнула. «Ладно, как скажешь.» Мужество покинуло меня, и мой голос превратился во что-то вроде мышиного писка. Первым делом, я схватила рукопись в липких руках. Прежде, чем дотянуться до ожерелья, я остановилась, когда меня осенила мысль.

Ощущается как мед…

Вот как ощущалась сила Каспара на его руке. Мед. Сила, которая осталась в Миле, ощущалась так же, только разбавленная другими влажными вещами, такими, как слишком влажная испеченная булочка. И, если память мне не изменяет, коридор, ведущий в гостиную Бога Мора, пах медом.

Я прикусила внутреннюю часть губы и вдохнула через ноздри, долго и глубоко. Затем, я кивнула себе. Я могу это сделать. Наверно… Яростный взгляд Каспара обжег мое лицо, когда я взяла рукопись в руки и закрыла глаза. Стараясь, изо всех сил, не обращать внимания на его громкое присутствие, я использовала эту странную досягаемость внутри себя и потрогала кожаную обложку. Меда не обнаружено.

Это было похоже на… чернила и смерть, глубоко погребенные под пылью времени.

Время тикало мимо нас. В комнате не было часов, но я услышала беспокойный вздох, исходящий от одного из слишком громких портретов, и шорох пальто Каспара.

Это было бесполезно.

Мое лицо было угрюмым, когда я открыла глаза и бросила рукопись на стол.

Я ответила на выжидательный взгляд Каспара.

«Я чувствую силу внутри нее, где-то глубоко. Но она… темная. Слишком темная, чтобы я могла ее увидеть.»

Это не имело смысла даже для меня. Объяснять, как работает моя сила, Отроку, когда я даже сама не знала, как она работает, было не только сложно, но и утомительно.

Чудовище жаждало ударить его по лицу.

Но затем, я уловила движение у входа.

Каспар проследил за моим взглядом.

Прислонившись к колонне, стоял Бог Мор. И он не выглядел довольным. Жестокий взгляд застыл на его выразительном лице, от которого у меня похолодели кости и согнулись пальцы ног.

Его глаза скользнули вниз к подаркам, в которые я была одета. Но стол заслонил мою нижнюю часть. После ледяного взгляда, он снова пристально посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, как мои внутренности затвердевают.

«Слабая.»

Он произнес одно слово. Одно слово от Бога, который пощадил меня, по крайней мере, на данный момент. И это было слово, которое разорвало мои внутренности на части.

Я опустила глаза на стол, когда они начали становится мокрыми.

Он мог не видеть, как слезы щипали мои глаза, но скрыть свекольный оттенок моего лица было невозможно.

Мне не пришлось долго склонять голову от стыда, потому что, в одно мгновение, сапоги Бога Мора ударились о мраморный пол, и шум исчез. Он ушел. В комнате повисло тихое, неловкое напряжение. Даже портреты были неподвижны.

Я взглянула через плечо на портрет Бога Мора и, наконец, поняла, что, если бы взгляд мог убивать, я бы давно распрощалась с жизнью.

Каспар снова привлек мое внимание к нему. «Некоторые из нас никогда не получат одобрения, но мы ищем его всю свою жизнь», — сказал он мне тихим голосом, слишком тихим, чтобы портреты могли услышать его. «Это наша движущая сила.» Нахмурившись, я изучала Каспара, его далекий отстраненный взгляд на лице.

«Помни, кто они», — добавил он.

«Они не твои родители, не любовь всей твоей жизни. Из всех своих творений, они меньше всего заботятся о смертных.»

«Как они могут ожидать от тебя такого?»

Мила была в ярости. Она мерила шагами комнату, от двери до занавешенного окна, и слишком часто проводила руками по волосам. «Ты использовала только свою… свою… ну, ты знаешь.» Она остановилась, чтобы дико жестикулировать в мою сторону. «Сила или как ты ее там называешь. Ты использовала ее всего два раза в жизни?»

«Три раза», — тихо поправила я.

Она едва сбавила шаг.

Я сидела на кровати, поджав ноги под ягодицы, и ковырялась в остатках обеда, который принесли нам служанки, чуть больше часа назад. Они скоро вернутся, чтобы забрать тележку с тарелками и кувшинами. «И они ожидают, что ты вдруг все это освоишь?» — недовольно ворчала Мила. Это было забавно. Впервые, с тех пор, как нас увезли с острова Малая Муксалма, я не была истощена до глубины души и не беспокоилась о том, что скажу или сделаю что-то не то, что может закончиться тем, что моя голова окажется на блюде.

И я, наконец, почувствовала, что Мила постепенно становится собой.

«Я имею в виду, они же видели в каком состоянии ты была после того, как ты вернула силу Каспара?» Мила остановилась, с раздражением у тележки, и выхватила последнюю булочку из хлебницы.

«Я видела», — продолжила она. «Чёрт, я думала, ты умерла. Или умрёшь.»

«То же самое подумала и я.» Я подбодрила ее своим полупустым бокалом пшеничного вина. Оно было отвратительным и кислым, и во рту у меня было ощущение слизи, но это помогло немного заглушить панику, которая нарастала во мне уже несколько дней.

Чудовище могло было взорваться в любой момент. Чем дольше я смогу держать его в подчинении, тем лучше.

«И что ты должна делать?» Мила драматично бросилась к изножью моей кровати.

Я отпила крепкого вина. «На моих уроках?»

«На твоих уроках, в твоей жизни», — сказала она, взмахнув рукой.

«Каспар все время был в перчатках и следил за тем, чтобы он всегда находился вне моего поля досягаемости.» Я пожала плечами.

«Очевидно, что бы они ни хотели, чтобы ты сделала, ты должна сделать это, не касаясь индивидуума, обладающего силой.»

Я промычала.

«Ты не можешь больше трогать Каспара.» Мила села, поджав ноги под себя, и пристально посмотрела на меня. «Что ты еще можешь сделать?»

«Сидеть здесь, позволить им кормить и одевать меня, и ждать моего смертного приговора?»

Рот Милы скривился в сторону.

Она замолчала на мгновение. Долгое мгновение.

Мы оба знали, что выхода из этого нет. В конце концов, исход будет один — смерть. Я поставила стакан на поднос и вздохнула. Мила пыталась. Пыталась отвлечь нас от того, что приближалось, пыталась помочь мне осознать, что может быть нашим единственным выходом из неминуемой смерти.

Я дала ей повод надеяться.

«Эти вещи на столе, в зале богослужения…» Мила мгновенно оживилась, и в ее глазах загорелась надежда. «…старше нас. Я имею в виду… старше смертных, я думаю. Я могла почувствовать это, когда коснулась их.»

«Что ты почувствовала?» — прошептала она.

«Смерть.»

Так много смерти. В рукописи, в моем сознании. Повсюду. «И чернила, и секреты, и.… вечность.» Я покачала головой, словно пытаясь отогнать мысли. «Я не могу этого описать. Я сама едва понимаю. Но чего бы Бог Мор не ожидал от меня, это связано с силой вещей, а не людей.

«Может быть, ты нужна ему для чего-то большого?» Пламя надежды разгорелось ярче, превратив оттенки ее глаз в жженую ржавчину. Ее разум бурлил за этими яркими глазами.

Жалость пронзила мое нутро.

Чувство безысходности нам совсем не помогало. Надежда была всего лишь замаскированным отчаянием.

Бог Мор во мне не нуждался. Я только подпитывала волю Милы к выживанию. Ее надежду.

И я снова услышала, как слова Каспара эхом отдаются в моей голове.

Мырзек может встретить одну из двух судеб. Смертный приговор или быть на содержание. Как птица или домашнее животное.

Нельзя было отрицать, что Бог Мор проявлял ко мне определенный интерес. Вероятно, он был заинтригован моим необъяснимым проклятием. И хотя это сохраняло меня в живых, на какое-то время, но, у интереса Бога, ко мне, был срок годности. Я оттолкнула от себя поднос и упала обратно на кровать. «Что ты делала сегодня утром?» Мне нужно было отвлечься от неизбежного.

«Большую часть времени я смотрела в окно.» Задумчивое выражение лица Милы сменилось одинокой скукой. «Знаешь, между дворцом и холмом летает много ворон. Я видела, по крайней мере, с десяток, в течение часа.»

Легкая улыбка коснулась моих губ. Вороны были моими любимыми.

Иногда, я задавалась вопросом, была ли я тоже их любимицей. Я видела их повсюду, в небе или на столбе, на дереве, на парусах судна. А теперь, они нашли меня, спрятанную здесь, в задней части дворца, высеченного в костяном холме.

Пока Мила рассказывала мне о своем мучительно медленном утре, я задавалась вопросом, как долго они собираются держать ее взаперти в этой тесной, душной комнате, где ей нечего делать и некуда идти.

Она была здесь только из-за меня. И все дело было во мне, не так ли?

Мила была рычагом воздействия на меня.

Если я сделаю что-то глупое, например, попытаюсь убежать или напасть на кого-нибудь, не только я пострадаю за это, но и она тоже.

Это было самое главное. Потому что, если Мила сбежит из дворца, я не думаю, что они будут тратить много усилий на ее поиски. Я буду уничтожена, стерта с лица земли. Она будет… проигнорирована. Тьфу, Чудовище опять поднималось наружу. Пыталось забраться мне в голову. Заставить меня думать о вещах, о которых я не должна была думать.

Моя челюсть сжалась, когда я боролась с импульсами, пробивающимися сквозь меня.

Столкни ее с кровати.

Приставь нож к ее горлу.

Убери рычаг, а затем думай только о себе.

Я толкнула Чудовище обратно в темные ямы, где ей самое место.

«Дарина.» Мила щелкнула пальцами перед моим лицом.

Я моргнула, на мгновение вздрогнула, потом посмотрела на нее. «А?»

«Я спросила, тебе холодно? Ты вся дрожишь.» Мила повторила с обеспокоенным видом.

Я посмотрела на себя. Она была права.

Открытые части тела моего платья были покрыты мурашками, а руки на коленях дрожали. «Я в порядке», — отмахнулась я. «Может, тебе стоит согреться в горячей воде купальни. В этой комнате холодно.» Она сморщила нос, окидывая взглядом комнату. «И сыро.»

«Позже. Каспар сказал, что у меня еще один урок после обеда. Я помоюсь, когда вернусь. Кто знает, может, мне понадобится купальня после этого. Могу вернуться вся в крови.»

«Не надо.» Мрачное лицо Милы стало серьезным. «Не говори об этом так, будто в этом ничего страшного и ужасного. Не говори!» — твердо добавила она и подняла руку, чтобы остановить меня. «Не говори об этом вообще. Я уже устала от всех этих страхов и нездоровых разговоров.»

Это была справедливая просьба. Но у меня не было возможности согласиться.

Дверь скрипнула, и сначала я подумала, что это служанки, которые пришли убрать тележку с обедом. Потом, я подняла глаза и увидела холодное лицо Каспара.

Мила взглянула на него через плечо. Румянец покрыл ее лицо.

Он прислонился к дверному косяку, скрестив лодыжки, и позволил своему взгляду, всего на мгновение, скользнуть по ней.

Я нахмурилась, смотря на них.

«Надеюсь, ты поела.» Он снова притворился, что Милы не существует, и что она не скрывает свой румянец, отворачиваясь от него. «У нас осталось несколько часов.»

«Отлично», — пробормотала я себе под нос. Предупредительный взгляд Милы не остался незамеченным. Я закатила глаза в ответ. Но, я убедилась, что слегка приобняла ее, когда уходила. Это было настолько близко к объятию, насколько я могла дать. Урок прошел так же, как и первый. Ужасно.

Но я, все же, узнала кое-что новое. Рукопись ощущалась, как и прежде. Чернила, смерть, тайны и вечности. В ожерелье я не чувствовала ничего. Абсолютно ничего. Это был драгоценный камень, который эхом отдавался в моей руке и в моих костях меланхоличной песней пустоты.

Было уже далеко за полночь, когда Каспар закончил свой урок.

Он сам проводил меня обратно в залы смертных.

Мы поднимались по последней лестнице, когда я набралась смелости спросить его.

«Почему Мила заперта в комнате весь день?»

Каспар посмотрел на меня краем глаза. В его ответе проскользнуло безразличие. «Таков был приказ.» «Ей скучно.» Это было все, что я могла сказать в ответ. Когда дело доходило до борьбы за чужие интересы, я колебалась из-за полного отсутствия опыта. «Мне все равно», — ответил он.

«Конечно, не все равно», — настаивала я. «Но мы не заперты в камере или подземелье. Ты был тем, кто вытащил меня из маленькой темницы на судне, и ты никогда не помещал Милу в эту темницу с самого начала. Так почему же мы заперты сейчас?»

Он снова бросил на меня мимолетный взгляд, окаймленный нахмуренными бровями. Но я видела, что его можно было переубедить по тому, как его губы сжались в тонкую линию.

«Это не мое решение», — твердо сказал он.

Ну, это закрыло эту тему. Последнее, чего я хотела, это чтобы Каспар побежал к своему хозяину и рассказал ему все о моих требованиях.

Как будто у меня было недостаточно угроз моей жизни, о которых стоило бы беспокоиться. Каспар не сказал ни слова по пути в мою общую комнату с Милой. Хотя, когда он открыл дверь, чтобы впустить меня, он задержался в дверном проеме на несколько секунд дольше, чем нужно. Как только он понял, что Мила спала, он ушел, даже не оглянувшись.

Я поджала губы. Я не была уверена, что мне это нравится.

Что-то определенно зарождалось там, и это ощущалось как еще одна проблема.

У меня и без этого было полно проблем и проклятий.

Я залезла в кровать, полностью одетая, и пожелала, чтобы глубокий сон, без сновидений, поглотил меня.

Я отключилась за считанные секунды.

Глава 9

Не легко было привыкнуть к тому, что в дверь вбегают служанки с тележками, нагруженными завтраком и свежими ночными горшками.

Дома, я просыпалась рано и успевала только съесть немного недоваренной каши и выпить слабо ароматизированный чай, прежде чем мне приходилось заниматься своими делами.

Здесь, все делали за меня.

Этим утром, горничные позаботились о том, чтобы я помылась первой.

Мила сидела, надувшись на своей кровати, пока служанка втирала мыльную ароматную жидкость в мои волосы. Это было сенсационно. Не буду лгать, может быть, быть пленницей Бога не так уж и ужасно. По крайней мере, пока.

После того, как я вытерлась и оделась, Мила заняла мое место в мыльной ванне с водой. Ни одна служанка не мыла ей волосы. Вместо этого, служанка провела меня к моей кровати, на которой лежала стопка коробок.

«Еще платья?» Мое изможденное лицо обратилось к старшей служанке, которая стояла у двери, наблюдая за служанками.

Но, она на меня не смотрела. Она опустила голову и, вместо этого, смотрела на грубый красный ковер. Завернувшись в мягкий халат, я опустилась на колени возле коробок и подавила желание немедленно их открыть. Было слишком много глаз, и я не хотела, чтобы отчеты доходили до Бога Мора о моем рвении увидеть, какие подарки он мне прислал на этот раз. Я заставила свою руку успокоиться и потянулась за конвертом, засунутым между верхней алой лентой и самой маленькой коробкой. Мое имя было написано на нем красивыми курсивными линиями и бордовыми чернилами, которые могли сойти за кровь. Я понюхала конверт, просто чтобы убедиться.

Определенно, чернила.

Я разорвала алую печать с выгравированным на ней клеймом Бога Мора. Внутри было два письма.

Первое было кратким.

«Здесь, ты должна носить защиту.»

Мои брови нахмурились. Я перечитала его раз, два, но оно не имело для меня большего смысла, чем в первый раз.

Затем, я взглянула на маленькую коробочку, с которой шел конверт с письмом.

Я откинула крышку, и на меня полетели обесцвеченные лепестки роз.

Я съежилась и выплюнула один изо рта.

Когда я взглянула на коробку, сквозь лепестковый дождь, я поняла, что это. Это была пара перчаток цвета кости, достаточно тонких, чтобы сойти за вторую кожу. Я напевала себе под нос и выбросила первое письмо. Поскольку, я уже открыла одно, я решила, что имеет смысл открыть и остальные. Пока служанки были здесь. Они позаботятся о том, чтобы подарки были уложены, как следует, в паршивом деревянном шкафу, в углу, и позаботятся о сотне лепестков роз, разбросанных вокруг меня.

Так я себе говорила.

На этот раз, коробки оказались тяжелее.

Чем глубже я копала, тем больше находила. Платья, нижнее белье, чулки, сапоги. А еще лучше — штаны по щиколотку, черные, пепельно-серые и пара белее морской пены, блузки и пальто, все черные и красные. Но настоящие подарки находились в более громоздкой коробке, находящейся внизу кучи.

Хлопковые одеяла. Пуховые одеяла. Мягкие подушки, чтобы положить на них голову ночью. Достаточно даже, чтобы поделиться с Милой.

Я была довольна. Для заключенного, я преуспела в плане подарков. Чудовище тоже было удовлетворено. Ей еще предстояло вырваться на передний план и напугать меня.

Как ни странно, подарки, похоже, ее умиротворили.

И все же, я пожалела, что прочитала второе письмо. Мне нужно было бы подождать, пока не получу удовольствия от остальных коробок, прежде чем портить себе настроение словами Бога Мора.

«Каспар передал мне твою просьбу. Дверь твоего временного проживания останется незапертой. Твоя подруга может бродить только по коридорам смертных. Ни шагу дальше. Поскольку, это была твоя просьба, ты наследуешь полную ответственность за твою подругу. Не заставляй меня сожалеть об этой услуге, Дарина. Это было бы серьезной ошибкой.»

Тяжелый свинцовый болт упал мне в живот, и я оглянулась на Милу, моющуюся в купальне.

Как я и думала. Если она сделает что-то глупое, то я буду той, кто за это заплатит.

Незапертые двери, хотя и были хороши для Милы, которая уже ушла бродить по залам смертных, были не столь благоприятны для меня. Стражники не ждали меня в то утро, для сопровождения в зал для богослужений, где меня ожидала очередная тренировка. Служанка принесла мне записку. «Я надеюсь, ты помнишь дорогу.» Сначала, я подумала, что ее послал Бог Мор, но почерк был другим, с острыми краями и кривыми линиями. Единственным другим объяснением было то, что записка исходила от Каспара, который, как я представляла, ждал меня с коллекцией угрюмых портретов в зале богослужений. Я с трудом нашла центральный зал. Сначала, я три раза завернула не туда, вернулась обратно, и только с четвертой попытки нашла центральный зал. Дальше найти дорогу оказалось немного сложнее, чем я ожидала.

Каким-то образом, я оказалась в грязном старом коридоре, покрытом паутиной, стены которого были выкрашены в черный цвет. Комки пыли прятались под тем, что когда-то было богатыми занавесками, сотканными из самого темного шелка, когда-либо созданного.

Заброшенность наполнила воздух запахом затхлых тканей и заплесневелых ковриков. Хотя портьеры были раздвинуты, солнечный свет не мог проникнуть сквозь грязь на сероватых окнах.

Мне следовало бы развернуться и вернуться в центральный зал, но что-то, в этом заброшенном коридоре, призывало меня.

Я и мое Чудовище чувствовали себя какими-то связанными. Это было в моих костях. Внезапная, пустая хватка, которая ощущалась и как дом, и как одиночество. Пощипывая запястье перчатки, я побрела, дальше по коридору, к черной статуе, стоявшей впереди в тени. Я уже опоздала на свой урок с Каспаром. И все же, я не повернула назад.

В этом коридоре все страхи смерти и вполне реальная возможность того, что однажды с меня заживо сдерут кожу, казалось, ускользнули в тени под ногами.

На меня нахлынула волна свободы.

Часть меня хотела навсегда спрятаться в этом заброшенном коридоре.

Я не могла понять, что меня здесь привлекало. Тут были тени, которые, казалось, обвивались вокруг меня, тьма, которая болела от пустоты души, пыльный воздух — все это не было таким уж привлекательным. Однако мысль о том, чтобы уйти так скоро отсюда, прорезала дыру в моем сердце, которую могли заполнить только эти грязные стены.

Я остановилась у черной статуи.

Время разрушило половину фигуры статуи, и вокруг нее, на полу, рассыпались куски черного камня.

Если бы я, достаточно сильно, прищурилась, я могла бы смутно различить тень того, что когда-то было лицом. Тьма была слишком густой, чтобы увидеть что-то большее.

Тихо, как змея, кто-то подкрался ко мне сзади. Я не знала, что кто-то там есть, пока не раздался изысканный, шепчущий голос.

«Ты заблудилась, маленькая воришка?»

Я напряглась. Каждая мышца в моем теле напряглась. Даже дыхание отказывалось выходить из моего горла.

Медленно, я заставила себя повернуться и посмотреть на незнакомца. И он был незнакомцем.

Светло-пепельные волосы спадали на поразительно красивое лицо. Пронзительные черные глаза смотрели на меня, как озеро разбитых черных алмазов.

Я изучала его, оливкового оттенка, кожу, которая выглядела такой гладкой, что мне пришлось бороться с желанием коснуться его щеки. На его розовых губах играла озорная улыбка, но за ней не было злобы. Незнакомец прислонился к обрушившейся колонне и скрестил лодыжки.

Темные кожаные сапоги сжимали края его бриджей. Большую часть его одежды скрывал плащ, длиной до колен, белее, чем его волосы, поэтому я даже не могла предположить, какова его роль здесь, во дворце.

«А еще лучше…», — протянул он, затем остановился, чтобы провести языком по своим жемчужно-белым зубам, — «…ты что, глухая?»

«Н-нет.»

Мрак коридора несколько скрывал мое розовое лицо, но я не могла скрыть в голосе взволнованный страх.

«Прошу прощения.» Насколько я могла судить, он мог быть Богом или Отроком, и я только что угодила в котел неприятностей.

«Я где-то запуталась в переходах и… не могу найти дорогу обратно в центральный зал.» Он долго и тихо смотрел на меня. Все, что я слышала, был резкий свист наружного ветра, пронизывающего щели в окнах. Ни разу, легкая улыбка не соскользнула с его губ. Черные глаза изучали меня из-под густых длинных ресниц, и я подумала о двух пропастях, собирающих грозовые тучи, которые могут поглотить меня.

«Это очень опасное место, чтобы позволить себе потеряться. В этих тенях таятся всевозможные враги.» Я сглотнула и сделала небольшой шаг назад. «Я… мм…, мне действительно следует… идти.» Я облизнула пересохшие губы и попыталась обойти его. Его острый взгляд следовал за мной. «Я опаздываю на встречу с кем-то», — нервно добавила я.

Незнакомец хмыкнул. Одинокий, отрывистый звук пронзил мои внутренности и подействовал на нервы. В этом звуке было так много всего, как будто он пытался мне что-то сказать.

«Каспар всегда ненавидел, когда его заставляли ждать», — сказал он, и его взгляд скользнул вниз, к моему бьющемуся сердцу, чуть выше выреза моего платья. Я покраснела еще сильнее.

«Он не был создан для нетерпения. В этом вся сложность с Отроками — после того, как они созданы, они не так уж отличаются от вас смертных. Их черты невозможно контролировать.»

Я не была уверена, должна ли я испытывать облегчение или ужас. Он знал Каспара, и он знал его достаточно хорошо, чтобы говорить о его чертах характера. Не говоря уже о том, что в его разговоре проскользнули знания об Отроках.

Кем бы он ни был, он был достаточно важен, чтобы знать эти вещи.

«Тогда я, определенно, не должна заставлять его ждать», — сказала я, голос вырывался из меня хриплым дыханием.

Несмотря на то, что я знала, что должна бояться этого человека, страх не зацепил меня так, как это было с Богом Мором. Возможно, именно коридор заставил меня, по глупости, греться в горьком вкусе его присутствия.

Может быть, он тоже был Богом, задавалась я вопросом? Тот, кто обманывал людей, навязывая им обманчивые чувства безопасности и защищенности, которые можно было получить только в теплых объятиях матери.

Он приподнял бровь, изучая меня. Этот взгляд приковал меня к месту. Каждая частичка моего разума кричала мне бежать, бежать от него как можно дальше. Но, чем дольше он смотрел на меня, тем сильнее моя кожа покалывала от волнения, и мне хотелось упасть в его объятия.

Я вздрогнула, когда он наклонился ближе и поднес свою гладкую загорелую руку к моему лицу. Я осторожно наблюдала, как его рука приближается.

Только у морских путешественников я видела такую оливковую кожу. На моем острове все были бледны, как неиспользованная кисть для красок.

Он был прекрасен. И, в то же время, смертельно опасен.

«Как зовут питомца Мора?» Его палец скользнул по моему плечу, прикрытому теплой накидкой, убирая прядь волос с пути.

Хотя, он коснулся меня поверх одежды, я почувствовала, как каждая частичка моей кожи подпрыгнула, а мое дыхание сбилось. «Дарина.»

«Дарина», — повторил он. В моем животе вспыхнул огонь. «Приятно познакомиться.»

Его кончики пальцев скользнули по моей покалывающей руке к моей руке в перчатке. Он поднял мою руку между нами.

«Демьян», — представился он, затем прикоснулся губами к моим костяшкам пальцев.

Меня пронзила волна силы, и я ахнула.

Незнакомец, Демьян, замер, его улыбка переросла в ухмылку, и тайна сверкнула в его черных, как ночь, алмазных глазах.

Это ощущение, все еще струящееся по моим венам, было непохоже ни на что, что я когда-либо чувствовала раньше. Я была в перчатках, когда он держал мою руку в своих и прикасался губами к моим костяшкам пальцев, но все же, я чувствовала что-то в нем.

Мы были одинаковыми? Или он был просто исключительно могущественным Богом, которого мне нужно было избегать любой ценой? «Лучше беги, Дарина.» Его мягкий тон не помог успокоить бушующий внутри меня огонь. «Каспар не склонен к прощению, и еще меньше — к оправданиям.»

Я оцепенела, кивнула и выпустила руку из его хватки.

Я обошла его, едва не споткнувшись о собственные ноги, как дура. Но когда я повернулась, чтобы спросить дорогу в зал богослужений, тени забрали его.

Демьян исчез.

Глава 10

Дни утомительных занятий ни к чему не привели, поэтому Каспар попробовал другой подход. Однако, проблема заключалась не в подходе.

Мой разум представлял собой запутанную неразбериху между Богом Мором и загорелым незнакомцем. Ни одного из них я не видела уже несколько дней.

Мне хотелось вернуться в мрачный коридор, но страх брал вверх.

Мне следовало держаться подальше.

Я это знала и понимала. Но, несмотря на это, я все равно снова пыталась найти коридор. Может быть даже, несколько раз. Но его, как будто, никогда и не было. Он исчез, как и незнакомец.

Тем не менее, я узнала кое-что о Демьяне с тех пор, как встретила его. Он не был Богом. Его лица не было ни на одном из портретов в зале богослужения, а я просмотрела все. «Сосредоточься.» Каспар вырвал меня из моих потерянных мыслей своим колючим тоном. Я перевела взгляд на него, затем посмотрела на наши сцепленные руки. Это был его новый подход. Прикосновение.

Никаких перчаток, никакой защиты, только один предмет в моей другой руке. Ожерелье. Проблема была в том, что мое проклятие не рвалось забрать силу из его руки и направить его в ожерелье. Это лучше срабатывало с людьми, чем с предметами.

На моем лице отразилось раздражение.

«Я концентрируюсь.»

«Плохо.» В его тоне слышалось предупреждение.

Я не осмелилась огрызнуться ему в ответ.

Крепче сжав руку Каспара и ожерелье, я сделала глубокий вдох и переступила с ноги на ногу.

Все, о чем я могла думать, это о Боге Море, Демьяне и таинственном исчезающем коридоре.

«Сосредоточься!»

Я вскрикнула и подскочила на месте. Широко раскрытые глаза метнулись к разъяренному лицу Каспара. Он слишком крепко держал мою руку, чтобы я могла ее отдернуть.

«Я знаю, что твои мысли блуждают. Я чувствую запах перемен вокруг тебя.»

Ох.

«У меня много всего на уме.» Я вложила в свой тон столько сарказма, сколько могла себе позволить, расширяя граница предела терпения Каспара.

Пока я была жива.

«Если ты потерпишь неудачу, у тебя будет больше проблем.» Его глаза были такими же темными, как и его угроза. Я втянула воздух, черпая остатки терпения, которые, казалось, были раздроблены в пыль, и расправила плечи. Я могла это сделать. Каспар был прав. Мне просто нужно было сосредоточиться. Мед скользнул по моей липкой ладони, в которой я держала руку Каспара. Только, на этот раз, эта сладкая сила не вырвалась из него и не пробежала сквозь меня. За его силой не было никакой суеты.

Я переключила внимание на ожерелье. Пустота. Не было таких ощущений, как в коридоре, где я встретила Демьяна и его прикосновение губ к моим костяшкам

Жестокий голос Бога Мора раздался со стороны входа. Опустив ресницы, я подняла слегка свой взгляд, чтобы заметить его у колонны. На его лице было холодное выражение. Дрожь пронзила все мое тело, но я, все же, попыталась склонить голову. Но затем, меня ударила волна, такая сильная, что отбросила меня вперед на стол, и я выплеснула свой обед на древние артефакты.

Лицо Каспара скривилось. Он прижал драгоценное ожерелье к себе и отпрянул, словно моя рвота могла перекинуться на него.

Бог Мор оттолкнулся от колонны и медленно двинулся к нам.

С моих влажных губ сорвались всхлипы.

Когда головокружение отступило, я смогла лучше разглядеть гордого Бога, приближающегося ко мне. Он даже не взглянул на Каспара, который опустился в глубокий поклон.

Меня удерживал только стол. Если бы я снова попыталась поклониться Богу Мору, у меня не было ни малейшего сомнения, что я бы рухнула на пол. Переместив вес, мне удалось опереться боком на стол и повернуться лицом к Богу Мору. За его спиной я едва заметила, как его портрет ухмыляется мне.

Настоящий Бог стоял передо мной, глядя на меня так, словно я была той самой рвотой, что разбрызгалась по всему столу.

Его взгляд только усилил мою дрожь.

«Всемогущий.» Голос Каспара был таким же тихим и слабым, как и моя убывающая энергия. «Она не добилась прогресса с книгой. Я надеялся, что если она будет практиковать и освоит телесную сущность в объекте, она сможет научиться делать то же самое с реликвиями…»

Бог Мор заставил его замолчать, подняв руку в перчатке, и не сводил с меня своего ядовитого взгляда.

Итак, Каспар нарушил правила. Бог ясно сказал ему, что мне следует работать только с предметами на столе, а не с силой Отрока.

Я поняла, что мне абсолютно все равно. По крайней мере, я прогрессировала, а это означало остаться в живых еще на один день. По крайней мере, я надеялась на это…

Бог Мор протянул руку к моему лицу.

Перчатка, обхватывавшая его длинные пальцы, не имела острых как бритва ногтей. Вместо этого, ткань казалась мягкой на ощупь, словно сделанной из облаков, висящих над дворцом.

«Ты порадовала меня, Дарина.»

Его ледяная похвала заставила мое сердце остановиться на мгновение.

Я сглотнула и осмелилась поднять взгляд на его прозрачные кварцевые глаза, окутанные густыми ресницами.

Он, был столь же красив, сколь и смертоносен. И хотя, его бледность напоминала мрамор, его поразительная красота не меркла рядом с красотой Демьяна. Они были противоположностями, и оба заставляли мое сердце стремительно бежать в ногу со временем.

Мысленно пускать слюни на смертоносного Бога и таинственного, опасного незнакомца, из теней, было рискованно. Мне отчаянно нужна была возможность потянуть время, прежде чем я брошусь не на того бессмертного и окажусь мертвой. Пальцы Бога Мора, в перчатках, достигли линии моей острой челюсти и погладили.

Мои ресницы затрепетали от его прикосновения, и тихий порыв дыхания вырвался из моих губ.

Большим пальцем он стер каплю рвоты с моего подбородка. Мне вдруг захотелось, чтобы мраморный пол утащил меня под себя и похоронил под тяжелыми камнями позора.

Я тихо и блаженно вздохнула.

Определенно слишком много времени прошло между попытками начать нормально дышать.

«На сегодня хватит», — сказал Бог Мор.

Но это не было большой наградой. День уже почти закончился.

Бог Мор нежно потянул меня ближе. Я пошатнулась, под чарами его лунных глаз.

Его лицо, медленно, приблизилось к моему.

«Ты заслужила отдых.» Мое сердце колотилось по ребрам от такой же паники, как и от того, что бурлило у меня в животе. Я задавалась вопросом, не заболела ли я снова или, не подкосятся ли мои ноги, и я упаду к ногам Бога. Все, что я могла сделать, это оставаться неподвижной, как доска, сжав руки по бокам.

Даже Каспар превратился в призрак. Такой тихий и незаметный, что его можно было бы считать невидимым.

Затем, Бог скользнул взглядом по моим губам.

Пожалуйста, поцелуй меня.

Пожалуйста, не целуй меня.

Я не могла принять решение. Но, даже, в моем измученном страхе, я слишком хорошо осознавала тошноту, все еще покрывающую мой язык. Держу пари, Боги никогда не болели.

Бог Мор приблизил свое лицо к моему. Мята. Его дыхание пахло мятой.

Мое сердце замерло.

Нет, нет, нет.

Бог Мор не мог поцеловать меня. Он был ядом, болезнями, отравленным зельем. Если бы его губы коснулись моих, мне пришел бы конец. Я была бы мертвой за считанные секунды.

С испуганным звуком, я отпрянула, вырвавшись из его хватки.

Ярость на мгновение озарила его ледяные глаза. Но затем, я моргнула, и он был таким же спокойным, как портрет, с каменным лицом, на стене.

«В другой раз», — пообещал Бог, с таким же ядом, как и то, что окрасило бы его прикосновение.

Я смотрела, как он выходит из зала богослужений, и тяжелый ком сжался в моей груди.

Я только что совершила самую серьезную ошибку в своей жизни. Никто не отвергал Бога, даже если это означало смерть от его прикосновения. Это просто было не принято.

И бледное лицо Каспара с этим согласилось.

Между нами наступило молчание. Даже после того, как Бог Мор ушел, ни Каспар, ни я некоторое время не разговаривали.

В конце концов, Каспар отложил ожерелье в сторону, стараясь не касаться лужи рвоты. «Ты его слышала. На сегодня ты закончила.» Я замешкалась у стола. «Может, мне…» Я неловко указала на покрытые рвотой реликвии. Каспар покачал головой. «Я попрошу кого-нибудь все убрать.» Я поджала губы и кивнула. Я не слишком хотела возвращаться в комнату. Мила весь день проводила в общей комнате или столовой. Это были те места, о которых она, в последнее время, говорила чаще всего.

Поскольку, Бог позволил нам немного свободы, Мила проводила большую часть времени вдали от нее. Если бы не уроки с Каспаром, я бы, возможно, начала чувствовать себя одинокой.

Каспар какое-то время изучал меня.

«У тебя есть привилегии сада», — сказал он, наконец. «Ночь еще не наступила.»

Я пожала плечами, вздохнув.

«Я не знаю, как его найти, даже если бы захотела.»

«Но ты этого хочешь.» Он вытащил сложенный кусок пергамента из внутреннего кармана своего пальто.

«Вот, возьми. Это набросок карты свободных к посещению зон дворца.» Прежде, чем я успела ее у него забрать, он отдернул свою руку в сторону. «Не выходи за пределы», — предупредил он. Кивнув, я схватила карту и сунула ее в просторный карман моей слишком пышной юбки. Не из моих любимых.

«Могу ли я взять с собой Милу?» — спросила я.

Улыбка Каспара была полна секретов и зелья, как у его создателя.

«Ты не узница. По крайней мере, не в том смысле, что ты сидишь в клетке с железными прутьями. Хотя Бог Мор проявил к тебе интерес, другие Боги здесь могут быть не столь добры в своих интересах.» «Итак…» — я подняла бровь, — «мне не брать Милу с собой?» «Она, в отличии от тебя, не находится под его защитой.» Я коротко промычала, затем направилась к выходу из зала богослужений. Прежде, чем я дошла до дверей, Каспар крикнул мне вслед. «Не беспокойся о Миле. В этом дворце, у нее много друзей и развлечений.»

Я беспокоилась не о Миле.

Даже с картой, коридоры и бесчисленные залы дворца были запутаны, как старый клубок ниток в кошачьих лапах. И, не то чтобы я искала его или что-то в этом роде, я не могла найти и следа теневого коридора на карте.

Я ждала Милу в комнате, когда принесли ужин, но она не появилась. Служанка, с мышиным лицом, которая часто мыла мне волосы и чье имя, как я узнала, было София, сказала мне, что Мила, в тот день, обедала в столовой смертных.

«Не беспокойся о Миле. В этом дворце, у нее много друзей и развлечений.» Я вспомнила слова Каспара.

Меня пронзила волна ревности, и она переросла в кипящую злость, заставившую меня маршировать по коридорам, после ужина.

Карта была надежно спрятана в кармане моей пышной юбки. Я достаточно хорошо ее изучила, чтобы знать дорогу. Все, что мне нужно было сделать, это добраться до главного зала, обойти лестницу и следовать по коридору, стены которого, с одной стороны, были покрыты стеклом, выходящим на потрясающий сад, который я, впервые, увидела, когда прибыла во Дворец Богов.

Я направлялась в зал, когда со стороны лестнице послышалось кудахтанье девушек. Я сравнялась с ними, как раз в тот момент, когда они спустились на площадку. В воздухе витал сильный запах спиртного.

Они остановились, заметив меня, я ждала возможности протиснуться мимо них.

Смертные. Я могла это определить по обычной жестокости в их глазах, по тому, как напиток действовал на них, и по тусклому, очень смертному блеску их кожи. Кроме того, они шатались по коридорам смертных, так что… Одна из четверых девушек вышла вперед.

Скорее пошатнулась.

Тон ее кожи напомнил мне Демьяна. Только глаза у нее не были яркими черными алмазами, как у него. Ее глаза сверкали, как голубое озеро ярким солнечным днем, и в ее стройном теле не было мускулов.

Она принесла с собой вонь дорогого спиртного, такого, которое остров Малая Муксалма получал только по импорту один или два раза в год. Наша деревня была слишком мала для слишком частых визитов судов.

«Это ты.» Никакого приветствия или представления. Ее обвинение сопровождалось ударом в мою грудь. «Новая кукла Бога Мора.» Ревность пересилила выпивку. Этим запахом пахло от всех четверых, и их взгляды были прикованы ко мне. Струйка гнева поднялась у меня в груди. Я посмотрела на красное пятно на коже, в которое она ткнула, всего в сантиметре от моего шелковистого лифа.

Медленно, я подняла свои темнеющие глаза обратно на нее. «Не трогай меня.»

Мне не хватало еще одного врага в этой яме со змеями.

Белокурая, бледнокожая девушка, стоящая позади голубоглазой, рассмеялась. Она выглядела так, будто была родом из того места, где в основном был туман и дождь. Остальные девушки запели саркастическую симфонию из ооохх.

«Малуша.» Это была бледнокожая девушка, которая заговорила. Она подтолкнула высокую стройную девушку ближе ко мне. «Ты позволишь ей говорить с тобой таким образом?»

Малуша сделала угрожающий шаг ко мне, и мерзкая улыбка исказила ее лицо.

«Что ты думаешь, Преслава? Стоит ли нам преподать ей урок?»

Преслава, бледнокожая, дико ухмыльнулась.

«Малуша, да?» Я приподняла бровь, на моем каменном лице появилось скучающее выражение. Но, внутри, я кипела. Готовая броситься на нее и ее подстрекающую свиту. «Слушай», — вздохнула я. «Меня зовут не Новая Кукла Бога Мора, не Питомец Бога Мор и не Воровка. Меня зовут Дарина, Рина, если хочешь.»

Я сделала уверенный шаг к ней.

«В этом дворце, я не могу поправлять всех, кто неправильно произносит мое имя. Слишком много Отроков и Богов, понимаешь. Но, что я могу сделать, так это поправить тебя. И, в отличие от других, которые толкают меня весь день, я могу выбить тебе зубы, если ты еще раз ко мне прикоснешься.»

Я нацепила улыбку на свое лицо, до ушей. «Поняла?»

Ошеломленное лицо Малуши превратилось в нечто уродливое. В мгновение ока, она толкнула меня прямо в грудь, так сильно, что я врезалась в стену позади меня.

Ярость раздула мои ноздри и впилась ногтями в ладони. Она нарастала во мне, сжимая мое колотящееся сердце ледяным кулаком.

О нет…

Чудовище…

И…

Внезапно я успокоилась.

Мое дыхание смягчилось и превратилось в гармоничный ветерок, а сладкая улыбка тронула мои губы. Малуша моргнула. В ее глазах промелькнуло смущение. Даже другие девушки обменялись озадаченными взглядами. Медленно, я вытянула шею. Но Преслава хихикнула в мой адрес. «Что она делает?»

Я обратила на нее свою милую улыбку и убрала пряди волос с лица.

Мой ответ прозвучал леденящим голосом. «Показываю тебе, кто я на самом деле.»

Я выдохнула расслабленным взглядом, улыбка все еще не сходила с моего лица, прежде чем я бросился на Малушу.

Я крепко схватила Малушу за плечи, всего на мгновение, прежде чем нанести первый удар. Я ударила ее головой прямо в нос.

Кость хрустнула у меня на голове, и мне это нравилось.

Это меня взволновало. Возбудило. Самое веселое, что у меня было за последние дни. Меня обхватили руки. Но, я не была удовлетворена и ударила снова. И снова. И снова. Пока алая кровь не заполонила мое поле зрения, пролитая на красивую оливковую кожу. Наконец, руки оттащили меня от безвольной девушки, распластанной на окровавленном ковре. Я позволила им оттащить меня.

Я боролась со своим Чудовищем, за контроль, в кратком порыве ликования, и крепко схватила ее, забрав контроль назад.

Я отшатнулась назад.

Три девушки, с мокрыми от слез глазами, толпой ринулись к бессознательной Малуше, на полу. Кровь скопилась вокруг нее, вытекая из ее губ, носа и огромной раны на брови.

Чудовище наигралось вдоволь.

Именно поэтому, мне приходилось все время сохранять контроль. Одно проскальзывание Чудовища, сквозь маленькую щель, и кровь, каким-то образом, всегда проливалась.

«Просто держитесь от меня подальше», — пробормотала я, затем поспешила мимо них.

Мне нужно было побыстрее попасть в сад, хотя бы для того, чтобы уйти, как можно дальше, от последствий.

Я понятия не имела, кто такая Малуша, или кем она была для Бога Мора. Я могла действительно все испортить. Мне нужен был воздух. Я никогда не забывала, где я была, но с тех пор, как я встретила Бога Мора, во всей его жестокости и красоте, я позволила себе забыть о чистом чуде того, где я была.

Дворец Богов.

Снаружи, в садах, было трудно забыть то, что цвело вокруг меня. Даже стены дворца, из звездной пыли, выглядели более величественными и волшебными, чем я помнила.

Я сидела на мшистом каменном блоке, который был близок к тому, чтобы присоединиться к щебню у моих ног. Блуждая взглядом по саду, я наткнулась на раскрошенный кусок камня.

Сиреневые и синие деревья росли по всему саду, что на первый взгляд казалось хаосом природы. Но, они росли по порядку, в цветовой гамме — синие, сиреневые, синие, сиреневые. Эта плантация из сине-сиреневых деревьев была настолько длинной, насколько я могла видеть в полуночно-синем свете, падающем со сверкающего неба.

С такого близкого расстояния, звезды казались большими, как выгоревшие на солнце камешки, посаженные в темно-синюю бархатную простыню. Но, какая бы красота ни окружала меня, я не могла оторвать мысли от уродства внутри стен дворца. Мне не только пришлось маневрировать, чтобы обеспечить свою безопасность вокруг Бога и его верного Отрока, выживать на изнурительном пути, который они мне проложили, мне еще пришлось столкнуться с целой толпой девушек, которые, без всякой причины, ненавидели меня. Ну, теперь у них была причина, но раньше то ее не было.

Дома, на острове Малая Муксалма, люди не так уж и отличались.

Кто бы мог подумать, что настанет время, когда я буду скучать по острову Малая Муксалма? Не я.

Конечно, я хотела вернуться домой. С тех пор как меня украли Отроки, с того берега, я не хотела ничего, кроме как остаться на острове, где был мой дом. Но, я никогда не скучала, так сильно, по нему, до этой ночи.

Я имею в виду, что были времена, когда мне хотелось вырвать глотку Купаве или оставить Властимира, на улице, на холоде, когда он слишком долго плакал. И у меня не было сомнений, что они были рады избавиться от меня. Им больше не нужно было укрывать в своем доме мырзека. Это все, что было важно для них. На острове Малая Муксалма, я почти всегда чувствовала себя одинокой. Самое интересное, что здесь, во Дворце Богов, я чувствовала себя точно так же. Одинокой. Не на своем месте.

Знакомый леденящий голос вырвал меня из раздумий.

«Дарина.»

Я резко подняла голову и стала искать его в темнеющем саду.

Бог Мор поднимался по каменным мшистым ступеням.

Они огибали бассейн, наполненным ослепительно зеленым водопадом. Из бассейна, с прозрачной водой, пробились маленькие ростки круглой земли с травой, более зеленой, чем лесные деревья в сезон дождей.

Когда он достиг вершины, его лунные глаза сверкали, через мощеное крыльцо, на меня. Я соскользнула с камня и быстро наверстала расстояние, которое было между нами, сделав самый глубокий поклон, который могла выдержать моя спина.

«Пройдись со мной.»

Его команда провисела в воздухе всего секунду, прежде чем я бросилась в его сторону. Может быть, немного компании с ужасающим Богом отвлечет меня от ямы одиночества внутри.

Даже Мила больше не ждала, чтобы поесть со мной, а ей только что предоставили свободу ходить по коридорам.

Бог медленным шагом обогнул скопление ручьев. Я шла в ногу с ним и подражала ему, сцепив руки за спиной.

Я понятия не имела, что следует делать и как себя вести, когда идешь рядом с Богом.

«У тебя кровь на голове.» Его свирепый взгляд был устремлен вперед, на изгиб приближающегося моста. «Я надеюсь, что ты не из неуклюжих.» «Я не из неуклюжих.» Слова вырвались прежде, чем я успела себя упрекнуть. «Всемогущий», — добавила я, подумав. На его покрасневших губах скользнула ухмылка. А может, они были запятнаны кровью. «Всемогущий — это титул, который Отроки дают своим Богам.»

Жар бросился к моим щекам. Я опустила взгляд вниз.

«Мор подойдет.»

Я смогла только кивнуть в ответ.

«Теперь, ты расскажешь мне, как кровь попала тебе на лоб?»

На мгновение, мои губы сжались, а сердце подпрыгнуло в груди. Но потом, я тяжело вздохнула и подумала, а в чем смысл скрывать?

Не похоже, что это останется тайной. Бог все равно узнает. «У меня произошла небольшая потасовка.» Мое признание остановило его на месте, и он устремил на меня свой сверкающий взгляд. «Одна из девушек в коридорах смертных», — объяснила я, переплетая пальцы за спиной. «Малуша. Она…»

Что она на самом деле сделала?

Толкнула меня? Дразнила меня? Высмеивала меня? Было ли что-нибудь из перечисленного достойно избиения, которое дало ей Чудовище?

«Малуша.» Он произнес ее имя, устало вздохнув, и меня охватило облегчение. Ни намека на привязанность не было в его тоне. Одобрение отсутствовало.

С ее пылкой ревностью я задавалась вопросом…

Я не знаю, что я вообще хотела знать. Все, что я знала, это то, что я была освобождена. И немного рада. И очень глупа. «Идолопоклонники, порой, могут считать себя выше своего положения», — сказал он. «Она им является?» — спросила я робко. Не объект твоего вожделения?

«Малуша была воспитана в моем храме своей матерью.» Он продолжил свою прогулку. Я шла рядом с ним.

«Те, кто родились в храме Бога, иногда возвышаются над поклоняющимися, которые приходят к нам. Они так легко забывают, что, хотя они и родились в наших храмах, их никогда не выбирали.»

Улыбка осмелилась коснуться моих губ. Я скрыла ее, опустив взгляд.

Мор повернулся ко мне.

Мгновенно, мои плечи напряглись, и я посмотрела на него, затаив дыхание.

«Не бойся моего присутствия, Дарина.»

То, как он произнес мое имя, заставило мой желудок перевернуться.

«Это только сделает твое время со мной намного сложнее, чем оно должно быть.»

Я нахмурилась.

«Страх перед Богом должен возникать только тогда, когда ты впадаешь в немилость», — сказал он и заправил прядь волос мне за ухо. «Оставайся в моей милости, и тебе будет нечего бояться.»

Я не почувствовала себя, особенно, уверенной после его последних слов.

«Пойдем.» Его рука нашла мою поясницу и задержалась. «Я хочу, чтобы ты увидела.»

Мор провел меня через мост и по узкой тропинке, покрытой розовыми ветвями и падающими лепестками.

В конце тропы возвышался пруд.

Каменные статуи крылатых воинов окружали розовую воду. В пруду стояла женщина, закутанная в прозрачное платье-халат, которое зажгло мои щеки и вызвало необычное чувство похоти в моем животе.

Боги были слишком хитры. Все, что ей нужно было сделать, в тот момент, это улыбнуться мне, и я бы сделала для нее все, что угодно.

Думаю, не помогло то, что возбуждение, все время, вспыхивало во мне в этих проклятых стенах из звездной пыли. Нужно вывести это из моей системы. Я опустила ресницы и держала взгляд настороженным. Богиня улыбнулась, увидев, как мы выходим на тропу, и вылезла из пруда.

Ее серое платье-халат мерцало под звездами. Казалось, оно менялось и двигалось, как тени, рожденные в свете.

Мои глаза расширились. Я посмотрела на воду. Что-то тяжелое охватило мою грудь, когда я поняла, что мерцание над прудом было ненормальным. Не от отражения луны или сверкающих звезд. Это были души. Смертные души. Я сделала шаг назад. Я не успела отойти так далеко, как хотелось бы.

Рука Мора, на изгибе моего позвоночника, была твердой, как свинец.

«Окаяна», — сказал Бог Мор.

Для меня это прозвучало как приветствие. Я не знала Бога с таким именем. Но, полагаю, они не стали бы бегать и называть друг друга длинными титулами. В ее случае, я предположила, что этот титул означал Хранительница потерянных душ.

Я смутно задалась вопросом, есть ли у Бога Мора другое имя, потому что, если оно было, Окаяна его не произносила. Ее улыбка была теплее полуденного солнца, когда она двинулась к нам. Я напряглась, прижавшись к Мору. Я бы побежала, если бы его рука не удерживала меня на месте.

Хранительница потерянных душ не была одним из Богов, известных своей жестокостью. На самом деле, она была одной из доброжелательных Богов, добродетельной.

Но, с другой стороны, ее храм имел репутацию, который терял множество новых прихожан, которые внезапно посвятили себя ее служению.

Эта мысль заставила меня задуматься, сколько же у нее таких маленьких прудиков.

Мор наклонил ко мне лицо. «Это Дарина.»

«Какая ты красивая.» Богиня практически танцевала передо мной с ноги на ногу, ее паучьи серые пальцы сгибались. Я не сомневалась, что она боролась с желанием схватить меня и утащить в свой пруд душ.

Нет уж, спасибо.

Я прижалась к Мору поближе.

Меня должно было удивить, что его рука нежно легла мне на поясницу, или даже то, что его глаза наполнились теплом, когда он посмотрел на меня сверху вниз, но, в тот момент, я была слишком занята тем, что не сводила с Хранительницы настороженного взгляда, чтобы обращать на него внимание. Я боялась, что, если он отпустит меня на секунду, я исчезну навсегда.

Но Мор, все же, отпустил меня.

Его рука скользнула по моей спине, к изгибу моей щеки. Хотя, на его перчатке и не было острых железных ногтей, но, кончик его пальца скользнул, по линии моей щеки, к моим губам, словно острие ножа.

На мгновение, дольше, чем нужно, он просто изучал меня. «Оставь нас.»

Его внезапное холодное отстранение, от меня, вывернуло мои внутренности, словно они были не более чем мокрая одежда, которую нужно вывесить сушиться.

Я была такой глупой, ожидая, что он посвятит мне еще секунды его времени… или желая этого.

Я низко поклонилась, сначала Богу Мору, потом Хранительнице.

Как только я выпрямилась, я не теряла времени и ушла быстро оттуда, пока пруд не стал моим новым домом.

И только тогда, когда я, шатаясь, вышла на каменное крыльцо, я поймала себя на мысли, что Мор так быстро отпустил меня, потому что то, пруд, который он мне хотел показать, на самом деле, пугал меня. Вероятно, это будет не первый раз. У меня возникло чувство, что Бог будет пугать меня часто и, в половине случаев, он даже не будет об этом знать. Я откладывала возвращение в покои смертных так долго, как позволяли мои глаза.

Часы, проведенные в блужданиях по водопаду и ручьям в садах, в конце концов, утомили меня. Даже короткого сна, под темно-фиолетовым сливовым деревом, было недостаточно, чтобы оживить меня. Слишком много моей энергии утекало во время моих уроков.

В конце концов, я поплелась, обратно, через дворец. Ночь поблекла до темно-розовых тонов, пока я поднималась по бесконечным лестницам в этом лабиринте. Мои ноги кричали от усталости, с каждым шагом, наказывая меня обещаниями, более сильными, болями завтра.

Пока я шла по коридору в свою комнату, я сохраняла рассудок настолько, насколько мог выдержать мой затуманенный, усталый мозг. Богу Мору, возможно, было все равно, что я ударила головой одного из его поклонников, но это не облегчало никаких болезненных спазмов в моем животе. Эти девчонки были не из тех, кто просто так оставит это. Вступив с ними в потасовку, я нарисовала большую, более четкую мишень на своей спине.

Я задавалась вопросом, была ли эта мишень теперь такой большой, что она простиралась и до Милы.

Я протиснулась в комнату, делая тяжелый шаг вперед, и позвала ее.

Тьма окутала комнату своими холодными объятиями.

Захлопнув за собой дверь, я подождала, пока мои глаза привыкнут.

«Мила?» — снова позвала я. Я начала сбрасывать с себя укороченную накидку.

«Ты в купальне?»

В комнате раздался только шорох моей накидки, приземлившейся на ковер. Ответа не было.

Она не могла все еще быть в залах смертных. Я не бродила по ним много, но, насколько я знала, там было не так много мест, куда можно было пойти. Особенно всю ночь. А рассвет уже начал пробираться сквозь щель между занавесками.

Может быть, она тут была и уже ушла. В конце концов, меня не было в комнате всю ночь.

Я вздохнула, в кромешной тьме комнаты, а затем вытянула руки. Я ощупью прошла через комнату. Прежде, чем я смогла рухнуть на кровать, мне пришлось воспользоваться ночным горшком, и у меня не было другого выбора, кроме как сбросить это платье со своего тела. Служанки были не слишком рады, когда я спала в платьях, потому что они становились помятыми.

Пальцы вытянулись, я шаркала, пока ладони не прижались к чему-то твердому.

Перегородка.

Это была моя первая мысль. Я касалась перегородки, скрывающей корыто купальни. Но это была не рваная бумага и не щепки дерева, которые давили на мои руки.

Это была кожа и.… мышцы.

Я ахнула.

Я отскочила в темноту. Мои ботинки зацепились за подол платья, и я пошатнулась. Прежде, чем я успела восстановить равновесие, две крепкие руки выскочили из темноты и схватили меня за руки.

Сначала, последовал удар головой.

Обжигающая, горячая боль взорвалась за моими глазами. Жар крови хлынул по моему лицу, словно поток.