Бесплатный фрагмент - Утопическая элегия

ИГОРЬ ТАРКВИМАДА
УТОПИЧЕСКАЯ ЭЛЕГИЯ
(ЭПОС)
Философско-теологическая фантастика
Введение

Здравствуй, уважаемый читатель! Я написал книгу — эпос «УТОПИЧЕСКАЯ ЭЛЕГИЯ». Скажу сразу, книга читается тяжеловато. Это потому, что бы ты, уважаемый читатель, не «проглотил» ее бездумно, как развлекательную бульварщину, а прочувствовал и проанализировал каждую фразу, каждую истину.

Исходя из перипетий жизни, я стал пытаться понять их, почему происходит все так, а ни как иначе. Что наша жизнь — цепь случайностей или определенная закономерность? Я открыл свою душу навстречу непознанному. Более пяти лет я получал информацию — истины от Всевышнего разума, а потом преобразовал их в форме книги, которую и хочу предоставить Вам, дабы и Вы познали истины. Эта книга по жанру — утопическая фантастика, не столько художественная, сколько философская и морально-нравственная. О том, как человек попадает в параллельный Мир — идеальное общество, без зла и насилия. В ходе общения с людьми индиго он познает процесс образования такого общества. В этой книги я постарался отразить все аспекты бытия душ в чистилище — на Земле. Надеюсь, что если Вы поймете ее и примете, это может отдалить уничтожение нашего Мира. Моя книга не сектантская догма, моя книга — путь к познанию, осмыслению и изменению с целью сохранения. Так же надеюсь, что моя книга поможет Вам избавиться от душевной боли, но это только тем, чья душа еще не полностью отдалась люциферу. Поможет Вам открыть свою душу Всевышнему разуму и тогда он укажет Вам, Ваш путь.

Об утопии и раньше писали философы-утописты, но поверте о том, о чем пишу я, раньше и помыслить не могли.

Книга состоит из трех частей. Первая — « Экзорцизм через аутодафе или лицензия на убийство». В этой части говориться о технической составляющей создания идеального общества, а именно путем введения закона «Лицензия на убийство». Вторая — «Суть бытия». В этой части говориться об образовании морально-нравственных устоях идеального общества, о создании чистилища — Земли и человечества, о нашем истинном — духовном Мире. Третья — «Аспекты бытия». В этой части рассказывается о сопутствующих аспектах нашего бытия в чистилище, т.е. существует ли предательство на Земле, надо ли бороться за любовь и надо ли давать советы другим, и так далее. В общем, надеюсь, безразличными Вы к моей книги, к познанию истин, не останетесь. И еще надеюсь, что Вы поймете, что все зависит от нас самих, но по воле БОГА, а не других людей. Постарайтесь понять мою книгу душой, а не разумом. А если Вам будет трудно, я всегда готов Вам помочь, у меня есть вопросы на все ответы. Да, если Вы увидите сумбурность в повествовании истин, то не судите строго, я не писатель, я носитель истин.

Если этот Мир Вас заинтересовал, пишите на почту — igor.tarkvimada@yandex.ru

В контакте: Игорь Тарквимада

В Одноклассниках: Игорь Тарквимада

Оглавление

Часть первая — «Экзорцизм через аутодафе или лицензия на убийство».

— Пролог

— Прибытие

— Справочное бюро

— Дом индиго

— Индиго Кев

— История Сории

— Айвон Бытиев

— Крезидентская программа Айвона Бытиева

— Последствия правления Айвона Бытиева

Часть вторая — «Суть бытия»

— Фатум

— Судьбу не обманешь

— Судьба и искушения

— Знаки

— Счастье

— Баланс

— Создание человека

— Время бытия в чистилище

— Человек

— Люцифер

— Прогресс

— Инквизиция

— «Ученые» и наука

— Вторые

— Параллельные Миры

— Йюда — честь или предательство?

— Добро и зло

— Лицемерие

Часть третья — «Аспекты бытия»

— Стадий

— Религия

— Духи

— Страх и паника

— Ожидание и терпение

— Бороться за любовь

— Супружество

— Совместимость душ

— Многоженство

— Чувство вины

— Советы

— Подаяние

— Предательство

— Игра

— Цель

— Цветы

— Возвращение

— Идеология и человек.

ЭКЗОРЦИЗМ ЧЕРЕЗ АУТОДАФЕ

ИЛИ ЛИЦЕНЗИЯ НА УБИЙСТВО

«Зависит все, что в мире есть

от поднебесной выси, лишь наша честь

от нас самих зависит»

ПРОЛОГ

Всякие совпадения или параллели с аспектами нашего Мира, историческими личностями, либо с Вами, дорогой читатель, которые Вы можете усмотреть — считать случайными. Это Мир, который полностью выдуман.

История о человеческом обществе, которого не было, нет и быть не может. Этот рассказ, я услышал, от одного человека, с которым ехал в поезде из города Н в город М. Звали его Николай. Он был высок, крепок телом и по общению было видно, что характер его был немного жестковат. Мы ехали с ним вдвоем, в вагоне СВ. И, как водится, в общении мужчин мы говорили о женщинах, о политики, об обустройстве общества и морали людей. О том, что мораль и нравственность человеческая падает и похоже подняться этим качествам человеческой души уже не суждено. Идеального общества на земле нет и быть не может, или хотя бы приближенному к идеалу. В процессе нашей беседы мы медленно и планомерно уничтожали бутылочку коньяка, которую я предусмотрительно захватил с собой. После очередной рюмки, Николай с некоторой хитрецой посмотрел на меня и, прищурив глаза, сказал:

— А Вы знаете, я однажды побывал в идеальном человеческом социуме!

— Да? И где? Неужто на Марсе побывали? — улыбаясь, спросил я.

— Нет, на Земле, — с серьезной задумчивостью ответил мне Николай. — Только похоже не на нашей Земле, а параллельной.

— Это как, побывали в параллельном мире? — при этом моя улыбка, похоже стала походить на слегка идиотскую, под пристальным и серьезным взглядом Николая.

— Да, параллельном, и, если хотите, могу рассказать.

— Я весь во внимании, — убирая со своей физиономии улыбку, сказал я, так как начал понимать, что Николай не шутит и для него все очень серьезно. — Пожалуйста, я Вас слушаю, — продолжал я. — Мне приходилось слышать о путешествиях в параллельные миры, но не от первого лица.

Николай устремил на меня пристальный взгляд и начал свой рассказ.

ПРИБЫТИЕ

Он начал свое повествование. Рассказ я буду вести от его лица:

— Это произошло год назад, я ехал ранней весной по дороге, которая проходила через лес. Чем дальше я углублялся в чащу, тем гуще становились заросли. И хотя погода была ясная и безветренная, вдруг появился ветер, правда, это был не совсем ветер, а разовое дуновение и легкая зыбка тумана. Вдруг, по непонятной мне причине моя машина остановилась. И хотя ни каких визуальных причин ее остановки я определить не мог, но она хоть и тарахтела, но с места не двигалась. У меня появился психологический дискомфорт. Я вышел из машины, осмотрелся, везде были густые заросли. Тогда я решил попробовать дойти до ближайшего населенного пункта и попросить о помощи, так как знал, что в районе 5 км. должно находиться какое-то поселение. В каком направлении оно располагалось, я не знал, поэтому решил идти по направлению, которое мне подсказывала интуиция.

Я стал пробираться через лесную чащу. Продвигался медленно, так как ни какой проселочной дороги или хотя бы тропинки не было. Не помню, сколько я шел; по моим подсчетам прошло около часа. Но я выбрался из лесной чащи и увидел населенный пункт, который не был похож, ни на город, ни на село, ни на какое-либо поселение, которое видел бы до этого. Во всем мною увиденном усматривалось что-то футуристическое. И как мне показалось, согласно моему внутреннему ощущению, над этим поселением ощущалось какая-то аура доброжелательности. Скажу честно, я испытал некоторое облегчение, как будто вернулся из одиночного плавания в привычную мне цивилизацию.

Подходя к этому городу, буду это поселение так называть, отметил для себя необыкновенную чистоту, порядок и одухотворенность, которую, казалось, можно было ощущать тактильно.

Приближаясь все ближе к городу, стал встречать людей, время было полуденное, поэтому прохожих было немало. Я стал все сильнее ощущать внутренний душевный подъем. Было такое ощущение, будто мне хотелось петь и летать. Вначале не понимал, что же происходит с моим духовным состоянием, а потом понял: все встречные мне люди доброжелательно улыбались. Было такое ощущение, что будто бы наблюдал одну сплошную улыбку. Все со мной здоровались и желали мне добра и благополучия. Первое, что мне пришло в голову, так это то, что я попал случайным образом в какое-то реалити-шоу, и меня принимают за одного из его участников. Но продолжая идти по улицам города понял, что этот город слишком большой для того, чтобы его весь использовали в каком-либо шоу. Город был прекрасен, было много цветов и деревьев. Здания были из сплошного стекла, а может, это было не стекло, а какой-то материал, который переливался всеми цветами радуги. Создавалось впечатление, что идешь по городу-калейдоскопу.

Проходя мимо одного такого здания, я засмотрелся и случайно столкнулся с мужчиной, идущим мне навстречу. Столкновение было настолько неожиданным и довольно энергичным, что ни я, ни он не успели сгруппироваться и болевые ощущения, как у меня, так и у него, судя по его эмоциональным гримасам, были довольно ощутимыми. И хотя в столкновении был виноват я, так как не смотрел куда иду, а он просто не успел отвернуться от нашего столкновения, но извиняться и предлагать свою помощь стал он, при этом держал себя за левую руку правой рукой и пытался сдерживать болезненную гримасу. К нам тут же стали подходить прохожие и с большим душевным участием предлагать любую помощь. Но столкновение для меня, для моего здоровья, оказалось несущественным. Боль вскоре утихла, и, не считая вымазанных брюк от падения, уже ничего не говорило об инциденте. Однако, мужчина с которым я столкнулся, еще пытался предлагать мне свои услуги в любой помощи и даже финансовую компенсацию. Скажу честно, мне было даже неловко от сложившейся ситуации. В конце концов, в столкновении был виноват я и извиняться должен был то же я. Но вследствии взбалмошного характера, я никогда этого не сделал бы и скажу честно, когда мы столкнулись, уже хотел схватить его за грудки и предъявить, мягко говоря, претензии, но его извинения произвели на меня обескураживающие действия, и, что чего никогда за мной не наблюдалось, стал сам извинятся перед этим мужчиной, при этом понимая, что совершаю что-то не свойственное для меня, для моего характера. И так, извиняясь и благодаря всех за душевное участие в моем падении, я стал передвигаться дальше.

Пройдя еще какое-то расстояние, решил немного отдохнуть и осмотреться, а так же попытаться осмыслить происходящее. Присел на одну из лавочек, которых было более чем в достаточном количестве. Достав сигареты, закурил. Стал ловить себя на мысли, что не наблюдаю ни одного стража порядка, да и вообще ни одного человека в любой униформе. Движение транспорта в городе было аккуратным и довольно не быстрым. Пешеходы тоже не пытались совершить какое-либо опрометчивое передвижение по дороге. Складывалось такое ощущение, что каждый боится друг друга, боится причинить другому человеку хоть малейшее неудобство. А может, это была величайшая степень уважения друг к другу. Полное отсутствие хамства и грубости.

Я никак не мог понять, что это такое — это очень огромное и масштабное шоу, или я попал в какой-то параллельный мир. Но в любом случае, скажу честно, шок был очень существенным для моего психики. Ходил по городу в состоянии легкого опьянения, с ощущением того, что с моей физиономии не сходит идиотская улыбка. При этом никто не шарахался от меня, каждый старался вежливо уступить мне дорогу и мило улыбнуться. В конце концов, от такого психологического перенапряжения я стал испытывать легкую тошноту и понял, что должен где-то остановиться и успокоить свой эмоциональный взрыв. Я зашел в ближайшее кафе. Сев за пустой стол, который находился у окна, стал смотреть в это окно и опять анализировать происходящее, но только сейчас, я как бы наблюдал этот мир со стороны. Это ощущение мне давало то, что я лицезрел на него через окно и на подсознательном уровне дистанцировал себя от мира, находящимся за пределами окна данного кафе. Я начал немного успокаиваться и психологически расслабляться. Из этого состояния меня вывел спокойный, вежливый, но довольно настойчивый голос:

— Мужчина что-то желает или просто хочет отдохнуть? Можем предложить стакан прохладной воды, на улице довольно жарко и Вы, наверное, хотели бы немного охладиться?

Я повернул голову от окна и увидел стоящую рядом официантку. Это была девушка 20—25 лет, мило улыбающаяся. И было ощущение, что ее улыбка и слова заботы и внимания не являются каким-то формальным предложением профессионального работника, а искренняя и душевная забота, и внимание доброго человека. Это ее внимание опять вернуло меня в мир реальности и скажу честно, чуть не заплакал от мгновенного перехода от одного эмоционального состоянии в другое. Я бы сказал даже больше, не просто не заплакал, а у меня чуть не вырвался возглас рыдания. У меня кажется, начался тремор губ и рук. Это мое состояние естественно было замечено девушкой, и она тут же стала призывать всех находившихся в кафе, к оказанию мне помощи. Мне, пришлось долго объяснять, что мой видимый легкий дискомфорт организма от жары и сейчас все пройдет. Кое-как мне удалось успокоить всех людей, находящихся в этом кафе. Я извинился, что заставил всех волноваться и от души благодарил, потому что видел, их забота и волнение обо мне были не поддельными, а искренними. Когда, наконец, все успокоились и расселись по своим местам, я подозвал к себе заботливую официантку и спросил, как ее зовут. Ее звали Яия. Предложил ей сесть рядом со мной, на что она согласилась без тени какого-либо неудовольствия, но при этом сказала, что может побыть рядом со ной, если мне это так необходимо, но только до тех пор, пока ее не позовут, и при этом извинилась. Поблагодарив ее, стал эмоционально и сбивчиво пытаться ей объяснить, что мой автомобиль сломался за несколько километров от города, и мне пришлось довольно долго идти по дороге под солнцем, и от этого получил небольшой тепловой удар. Тут я снова увидел в ее глазах волнение и дабы предотвратить повторную всеобщую заботу обо мне, быстро ее успокоил, сказав, что сейчас уже все хорошо, но ни как не могу понять в каком я городе и в какой стране. Снова заметив волнение в ее глазах, быстро предотвратил заботливую панику о моем здоровье, и просто попросил, чтобы она мне назвала название страны и города. В глазах Яии появилось неподдельное недоумение, я бы сказал даже ужас. Она прошептала:

— Вы шли под палящим солнцем несколько километров, и Вас никто не подвез, не предложил Вам свою помощь? — прошептав эти слова, она даже немного съежилась, словно испытав огромный страх и ужас, и слова эти были столь крамольны, что могли вызвать конец света.

Не понимая, что здесь страшного от того, что люди не помогают друг другу, так как это естественное состояние людей, я все же автоматически стал объяснять, что мне предлагали помощь, но я отказывался, хотел прогуляться, но не рассчитал свои силы и попросил все таки ответить на мой вопрос о стране и городе.

Яия сказала, что страна их называется Сория, город Гелиус. Я стал интересоваться дальше и спросил:

— А давно ли люди этого города ведут себя так неестественно, то есть с таким неподдельным уважением и заботой друг к другу? — и тут во мне стало просыпаться чувство злобы на сложившуюся ситуацию, и я закончил свою фразу следующими словами: — Где же естественные человеческие чувство и эмоции — хамство, злоба, грубость? Почему я не наблюдаю их проявление в окружающих меня людях. Почему все какие-то рафинированные?

Тут я увидел, как глаза Яии стали округляться, зрачки расширятся, губы стали трястись. Поняв, что совершил, что-то страшное, крамольное, жуткое, такое, что может уничтожить мир, будто я на ее глазах нажал ядерную кнопку, стал смеяться, от чего ужас на ее лице стал еще ужаснее, как бы это не звучало тофтологически, но это было именно так. Она решила, что человек на ее глазах сходит с ума. Смеясь, я стал объяснять ей, что просто шутил, но похоже моя шутка не удалась при этом, я стал осыпать ее комплиментами, говорить, что она молода и прекрасна и ей необязательно понимать примитивный юмор мужлана в возрасте (мне было около 50 лет). Я стал извиняться за свой примитивный, глупый юмор. После чего спросил, есть ли здесь какой-либо клуб или заведение, где общаются люди по интересам, что-то в роде, как тем, кому за…, что бы я мог с ними пообщаться на наши возрастные темы.

Все еще находясь под воздействием шока, который Яия испытала от общения со мной и моих «шуток», она все таки сказала, что сейчас не может вспомнить такие заведения, единственное, что она может мне подсказать, так это то, что существует некий дом, где проживают люди зрелого возраста, что-то типа дома престарелых, при этом сочувственно глядя на меня, пояснила:

— Может, там Вы найдете своих собеседников и слушателей своих шуток.

Я почувствовал в ее фразе какой-то сарказм, и она как будто то же поняла, что испытала это чувство, чувство сарказма и, словно испугавшись всколыхнувшихся в ней эмоций, быстро ушла.

СПРАВОЧНОЕ БЮРО

Посидев еще какое-то время в этом кафе, я вышел на улицу и спросил у первого прохожего мужчины, не знает ли он, где находится дом престарелых и как туда попасть. Мужчина посмотрел на меня с нескрываемым удивлением. Правда не стал меня спрашивать, зачем мне это надо, видно в их обществе не принято было интересоваться тем, что их не касается. Где находится дом престарелых, он мне не смог сказать, так как сам не знал, но подсказал, как дойти до местного информационного бюро и даже попытался меня проводить, но я вежливо отказался. Чувства и эмоции, которые меня захлестывали, не позволяли мне вести с кем бы, то, ни было непринужденные беседы, а быть невежливым, даже в этом плане, мне уже и самому не хотелось. Подсознательно, я стал замечать, что и во мне стали происходить какие-то морально-психологические метаморфозы. Похоже, аура благожелательности этого города стала и на меня воздействовать.

И так, получив от этого мужчины полную информацию о том, как добраться до информационного бюро, я двинулся в указанном направлении. Сначала, я должен был сесть в автобус на ближайшей остановке (маршрут автобуса мне был объяснен), а потом, выйдя на указанной остановке, как раз увидел бы здание, в котором на первом этаже находится информационное бюро. Когда я зашел в автобус, то первое, что меня немного шокировало (я говорю немного потому, что я уже стал привыкать к ситуации всеобщего взаимоуважения в этом городе), так это то, что на местах для сидения сидели только женщины и девушки, все мужчины стояли, ни одной стоящей женщины я не видел. Правда, сидел один молодой парень на свободном месте, так как ни одной стоящей женщины не было. Но как только я зашел в автобус, он тут же вскочил и предложил мне присесть. Скажу честно, я даже немного оскорбился. В конце концов, я сильный мужик и не привык, что бы мне, таким образом, акцентировали внимание на моем возрасте. Я считал свой возраст еще возрастом полного расцвета сил. Парень встал, вежливо предложил мне сесть. Я с нескрываемой долей легкого негодования отказался. Парень был слегка ошарашен моим отказом, а особенно нотками негодования в моем голосе, и стал с явным чувством непонимания обводить глазами присутствующих в автобусе. Я тоже стал смотреть на мужчин с долей ожесточенности и немедленного жесткого ответа в случае оскорбительного взгляда, сарказма или издевки. Но как я не пытался, не силился увидеть данные эмоции, я видел только искреннее недоумение по поводу моего поступка. Почему я не принял, а главное жестко отказал в оказанном мне уважении в виде заботы о моем возрасте. Скажу честно, с одной стороны я испытывал сам неподдельное уважение к этим людям, а с другой опять раздражение, что все естественное, пусть и негативное, но естественное состояние человеческого характера исчезло. И тут мельком в моем мозгу пролетела мысль, которую я не стал задерживать: «А может добро и есть, то естественное состояние человека, а все остальное искусственная химера?». Надо было задуматься, но тут объявили мою остановку, я не стал зацикливаться на этой мысли, вышел из автобуса под недоуменные взгляды всех пассажиров.

ДОМ ИНДИГО

Как только я зашел в помещение информационного бюро, ко мне тут же подошла молодая девушка с аппаратом в руке, похожем на терминал для пластиковых карточек и нежным, вкрадчивым голоском поинтересовалась, какую информацию я хотел бы получить. Я сказал ей, что мне необходимо узнать место нахождения дома для престарелых, а потом, глупо улыбаясь, добавил, что хочу найти собеседников по возрасту. Девушка со скромной улыбкой ответила, что я еще не так стар, чтобы искать собеседников в доме для престарелых, но тут же произвела какие-то манипуляции с аппаратом, который был в ее руке, и почти сразу из него появился небольшой лист бумаги, на котором был адрес и подробная схема движения от информационного бюро до дома престарелых — «Дома Индиго» (так он назывался), с указанием технических средств передвижения и оптимального их использование.

Я хотел бы вкратце описать работу этого информационного бюро. В нем нет стационарных работников, которые сидели бы за своим столом в отдельной ячейке и в окошко с надменным одолжением информировали бы людей по интересующимся их вопросам. Здесь все было по — другому. Как только заходил посетитель, к нему тут же подходила девушка с аппаратом, который я описал выше, вежливо интересовалась вопросом посетителя и тут же предоставляла ему информацию, как это было со мной. Никаких очередей, никаких ожиданий, ни какого пренебрежения и надменности. Все решалось быстро, качественно и с взаимным уважением.

И так, получив лист пути следования, я отправился по указанному адресу. Не буду подробно останавливаться, как я добирался, скажу только, что по всему моему пути происходили практически те же ситуации, что и во время моего пути в информационное бюро, только теперь я был более корректен, дабы не обидеть окружающих.

Я подъехал к довольно величественному зданию в стиле Барокко, что предавало ему некую таинственность и глобальное философское состояние. Здание состояло из 13 этажей. Число 13 считалось здесь счастливым числом. Когда я вошел в здание, меня встретил мужчина, довольно зрелого возраста, но крепкого телосложения и уверенного в поведении. Он спросил меня, с какой целью я посетил данное заведение или может быть, я являюсь чьим-то родственником.

— Нет, просто я впервые в Вашем городе и меня очень сильно удивляет все здесь происходящее.

Я даже не стал ничего придумывать по поводу своего визита, так как мне было уже наплевать на свое дикое воззрение и не понимания происходящего, что я открыто об этом сказал и хотел только одного, как можно быстрее получить ответы на происходящее вокруг меня. Я спросил, а нет ли здесь умудренного жизненным опытом человека, который ввел бы меня в геополитическую ситуацию данного города, обрисовал бы мне морально-нравственный облик людей этого города. Старался говорить, как можно спокойнее и корректнее, так как все происходящее, слащавое взаимоуважение и взаимная забота уже выбивали меня из психологической колеи, мягко говоря. В общем бы, одним словом, поставил бы мои мозги на место, ибо я не могу понять, где же прячется хамство, грубость, презрение друг к другу, так свойственные человеческому обществу, в котором я был до появления здесь, все то, что делает человека «человеком» моего социума. Этот мужчина-администратор, улыбнувшись, снисходительно сказал мне:

— Успокойтесь, я с трудом Вас понимаю и поэтому отведу в комнату №1. В ней находится наш долгожитель, человек, который живет дольше всех и знает о зарождении нашего общества больше кого бы то ни было.

Здесь я опять был немного удивлен тем, что этот администратор, при всей моей несуразности объяснений по поводу своего появления в этом обществе, не принял меня за сумасшедшего и не отнесся ко мне с презрением, и не выставил меня вон, как это принято в моем бывшем обществе, а все таки попытался мне помочь, препроводив меня к тому, кто хоть что-то мне может объяснить. Администратор подвел меня к двери с номер 1 и жестом руки предложил открыть эту дверь и войти в комнату.

ИНДИГО КЕВ

Постучавшись в дверь под №1, я осторожно приоткрыл ее и заглянул в комнату.

— Здравствуйте, позвольте войти?

Не получив ответа, обернулся и посмотрел на администратора, но тот с улыбкой махнул мне головой, мол заходи, все нормально, ты ни кому ни чем не помешаешь. Я зашел. В комнате была легкая темнота. Постепенно мои глаза стали привыкать к сумраку комнаты. Я огляделся. Комната была примерно 20 квадратных метров. Убранство ее было аскетичным, хотя не лишенного скромного изящества. Я увидел стол, а за столом в кресле, слегка напоминающим небольшой трон, сидел человек. Это был мужчина. От двери, где я стоял, сложно было определить возраст этого мужчины. Но, что мне сразу бросилось в глаза, так это то, что он был совершенно белый, белые одеяния, белые волосы, белое лицо. Сидел он в пол-оборота к двери, поэтому я, вначале увидел только его профиль. Нос был с горбинкой, а верх уха слегка заострен, что придавало ему подобие эльфа. Но когда он повернулся ко мне, я от легкого шока даже немного дернулся, так как у него толи отсутствовали, толи были тоже белые ресницы и брови, а так же у него были белые зрачки. Морщин на его лице, я не заметил. В общем, его с полной ответственностью можно было принять за существо неизвестной цивилизации.

Я подошел к столу, за которым он сидел, и еще раз поздоровался. На меня смотрели глаза, создающие ощущение пустых глазниц. Но эти «пустые глазницы» словно приковали мой взгляд, и я отчетливо у себя в мозгу услышал слово: «Здравствуйте!», — хотя рот мужчины был закрыт. Вначале я подумал о чревовещании, но потом понял, что дело здесь не в чревовещании, а в передаче мыслей на расстоянии. В общем сплошная мистика. Сказать, что я был ошеломлен, значит, ничего не сказать. Он видно понял мое психологическое состояние и не стал далее тревожить мою психику. Дальнейшая беседа продолжалась путем разговорной речи.

Чтобы как-то отрешиться от мистического настроения, создающего легкий внутренний душевный дискомфорт, я стал пытаться определить возраст этого мужчины. Все — таки я попросил встречу с возрастным человеком, своего рода аксакалом, а передо мной был человек неопределенного возраста. Вся эта ситуация вводила меня в какой-то легкий психологический ступор. Из этого ступора меня вывел голос: «Присядьте, пожалуйста». Я с радостью осознал, что слова были озвучены голосом. Сев у стола, за которым сидел этот человек, я опять услышал голос: «Зачем вы пришли, что Вас интересует?».

— Здравствуйте, — произнес я еще раз, как заевшая пластинка.

— Мы уже здоровались.

Легким усилием воли я сбросил с себя оковы небольшого внутреннего оцепенения и выпалил одной фразой:

— Где я нахожусь, что здесь происходит, и почему все люди морально-сахарные? — после некоторой паузы я задал еще один вопрос. — А сколько Вам лет? — а потом добавил. — И, что это за заведение? Правда, мне сказали, что это дом Индиго, но что это такое?

Наступила небольшая пауза, которую он прервал.

— Меня зовут Кев.

Тут я понял, что сам не представился и не спросил его имени.

— Мне 147 лет, — продолжал он.

От слов о его возрасте у меня кажется, зашевелились волосы на голове и глаза стали шире лица, а еще меня немного удивила его имя, но этого он, кажется, не заметил. Я стал более пристально всматриваться в его лицо. Кожа на его лице и руках была как у младенца. Перехватив мой взгляд, он понял мое недоумение.

— Да, я вижу Вы и впрямь не местный и похоже Вы не местный не только нашей местности, но и нашего времени.

И словно не нуждаясь в моем ответе, он продолжал:

— Наши ученые научились сохранять внешний облик человека молодым довольно долго, но внутренние органы человека не поддаются омоложению и стареют естественным путем. Но иногда людям, несущим в себе некоторую информацию, будь — то история, философия или другое гуманитарное направление, предоставляется возможность получить вакцину, которая некоторым образом продлевает, так сказать, жизнь внутренних органов человека, частично омолаживая весь его организм. Эта вакцина очень дорога, так как она вырабатывается путем физико-химических действий с органами человека только, что ушедшего в «мир иной».

От этих слов, плюс сумрачное состояние комнаты, я стал испытывать сильную тошноту и ощущать онемение конечностей — рук и ног. Страх с такой скоростью стал сковывать меня, что я почти перестал дышать. Произошел сильнейший спазм моих дыхательных путей, и я стал терять сознание. И только одна мысль была в моей голове: «Все, я здесь, что бы стать донором этой вакцины. Меня вели».

Видно поняв, почему я нахожусь в таком состоянии, он сказал:

— Не бойтесь.

Это слово я услышал через слуховые рецепторы своего тела и оно, как взрыв атомной бомбы, прозвучало у меня в мозгу, от чего я словно вышел из оцепенения. Я стал дышать. Скажу Вам честно, я испытал такое счастье, которое никогда не испытывал. Счастье было каким-то физическим, как будто меня выкопали из ямы, где я был закопан живьем. Да, я понимаю, что одно слово, неподкрепленное ни какими действиями трудно было принять за правду. Но, то ли очень этого хотелось, то ли оно было каким-то гипнотическим, но оно меня оживило. Я стал усиленно дышать, будто только что явился из утробы матери и это были мои первые вздохи.

— Не бойтесь и успокойтесь, — услышал я его голос еще раз. — Я Вам сейчас все объясню. Раз Вы человек ниоткуда, почти никто, то я буду звать Вас Немо. Вы позволите мне Вас так называть? — скромно улыбаясь, спросил он.

Ну что ж пусть будет так, я НЕМО.

— Ага, — прошептал я. — Да, конечно, в принципе я и есть ниоткуда и никто, зовите меня Немо, — сказал я уже более отчетливо.

Кажется, уже и сам стал верить, что я ниоткуда и никто.

— Так вот, — продолжил Кев, — возможность стать донором для вакцины надо заслужить, человек должен быть высочайшего морального уровня, чист душой и благонравен. Отбор очень жесткий в смысле морально-этических и духовных норм. Почти, как в доисторические времена, когда приносили в жертву, т.е. отправляли посланца к Богам — самых лучших мужчин и женщин. Человек сам предлагает себя, так как знает, кому пойдет его вакцина — людям, которые поддерживают высочайшую духовно-нравственную составляющую нашего общества. Тем, которые поддерживают моральный облик нашего социума. Человек приносит себя в жертву будущему своего мира. Прошедшие этот отбор объявляют об этом во всех средствах массовой информации. Их считают почти как спасителей цивилизации, и не только за то, что они добровольно приносят себя в жертву спасения людей, но и как самых духовно чистых граждан. Так, что не льстите себе надеждой, Вы не подходите — уже не скрывая улыбки закончил Кев.

Но я уже пришел в себя от пережитого шока и произнес:

— А почему Вы так решили? — с нескрываемым циничным сарказмом спросил я. — Может рожей не вышел для Вашего обЧества?

Но он не стал мне парировать на мою реплику, просто продолжал, улыбаясь, смотреть на меня, правда, улыбка его была доброй и успокаивающей, никакого пренебрежения я в ней не усмотрел, да еще его белые глаза создавали ощущение умиротворенной бесконечности.

— И так, я надеюсь в полной мере ответил на Ваши вопрос о моем возрасте? — все также улыбаясь, проговорил Кев.

К счастью, он перестал пользоваться своими телепатическими возможностями, а говорил, как нормальный человек, что также способствовало в какой-то мере устранению внутреннего дискомфорта.

— Теперь о месте Вашего пребывания. Это Индиго Дом. Своего рода дом — интернат для величайших людей нашего общества. Но только каждый в своем специализированном направлении: философии, теологии, морализации, истории и так далее, я, например, имею величайшие познания в области истории и образования нашего общества.

При этом ни тени смущения и скромности я не усмотрел на его лице и не услышал в его голосе. Но это не было самолюбованием. Это была просто констатация факта. А его взгляд словно говорил: «Так есть и сомнений здесь быть не может».

— Что ж, — сказал я, — специально придав своему голосу легкий видимый сарказм, — просветите меня о Вашем обществе, что это за Рай на Земле, — повторил я свой первый вопрос, который озвучил при встрече с этим человеком, но если честно с легкой ноткой недоверия, которая появилась у меня после всего, что я здесь услышал. Потому, что где-то в глубине души у меня стало расти сомнение, а не в сумасшедшем ли я доме.

Но Кев, словно не замечая моего сарказма, недоверия и других, я бы сказал негативных эмоций, начал свое повествование.

ИСТОРИЯ СОРИИ

— История народа Сории началась очень давно, и я бы даже сказал парадоксально. В старые времена происходило много войн: «но для меня это было неудивительно, в истории моей цивилизации происходило тоже самое». — Одни народы, — продолжил он, — захватывали другие, менялись названия народов, слабые принимали названия более сильных, либо захватчики признавали и применяли к себе-то название, которое исторически закрепилось за той территорией, которою они захватывали. Только наш народ, племена нашего народа дошли до такой степени унижения, раздора и злобы по отношению друг к другу, что дошли до того, дабы не уничтожить, друг друга полностью, призвали добровольно себе хозяина. Призвали с целью, что бы он призванный ими властелин, правил ими и создал государство. Они добровольно отдали себя инородному властелину. Добровольно признали себя рабами и по духовному своему состоянию, и по физическому. И назвали они себя именем инородным — СОРИЯ и стали они Сорийцами, хотя до этого у них были другие племенные названия — алвянские, и позабыли они свои алвянские рода и племена. Поначалу иноземцы объединили племена алвянские под новым именем «Сория». Но вскоре уже среди объединенных племен Сорийских начались междоусобные раздоры. Опять застонала бывшая алвянская земля, а теперь уже Сорийская. И опять потребовался алвянским племенам — Сорийцам, иноземный правитель. Но теперь уже не пришлось им призывать к себе добровольно хозяина. Сам к ним пришел властелин иноземный « с раскосыми и жадными глазами», как сказано в наших летописях. И хотя Сорийцы вроде бы и сопротивлялись иноземным захватчикам, но разделены они были, не было среди них единства, и покорены они были. Так что хоть и недобровольно они иноземного хозяина на свою землю призвали, но раздробленность их гипотетически можно признать добровольным рабством. Бог решил угомонить разбушевавшихся Сорийцев. И как отец наказывает всех разбаловавшихся и дерущихся между собой детей, чтобы успокоить их, так и Бог направил гнев свой на Сорийскую землю, дабы утихомирить ее, чтобы Сорийцы не перебили сами себя. Да, зло было неслыханное на Сорийской земле с приходом врагов.

— Кев, я не понял, — перебил я его, — Вы сейчас рассказываете о своем мире или в искаженной форме освещаете мой? Что-то подобное происходило и в Мире, откуда я прибыл.

— Я говорю о своем, но параллели могут существовать. Так вот, прошло время, много времени, и опять начали объединятся Сорийцы под властью чужеземцев. Но, к сожалению, закрепилась у Сорийцев рабская натура, плохо стало жить Сорийцам без кнута. И повелось в истории Сории, как злой правитель над ними, так чтят они его и восхваляют, как добрый правитель, так гонят они его. Если кто нес им свободу, забивали они его и гнали со своей земли, а кто сильнее их угнетал, лебезили и пресмыкались перед ним. Как-то герой одной летописи решил каторжников освободить, разогнал он их стражников, а с них оковы сбил, так они его в знак «благодарности» камнями закидали. Чем сильнее правитель угнетал народ Сории, тем величественнее был он для них. Если же правитель доброту проявлял к ним, дураком его считали. Как-то пришел на Сорийскую землю новый враг, царем у них Аполион был. И хотел тот Аполион освободить крестьян Сорийских от рабства, в котором они были у своих Сорийских господ. Так крестьяне Сорийские, все как один, на борьбу с этим Аполионом поднялись и побили его, а потом гордились, что не позволили снять с себя оковы рабства. А господа их в знак благодарности еще сильнее гнет свой над ними усилили.

Шло время, власть менялась, то одно политическое направление было, то другое, но рабская натура Сорийская не исчезала, потому что рабом проще быть. По приказу ешь, по приказу спишь, по приказу работаешь и не надо ни о чем думать. Все за тебя решают. Не надо думать, что плохо, а что хорошо, за тебя это решат и скажут. Пусть забивают кого-то, значит он плохой. Главное, что бы меня не трогали. Пусть в рабстве, на коленях, но кормят же. Что называется по принципу, «Авось, была, не была».

Время шло. Появился на Сорийской земле новый правитель — Талий. Талий этот вроде бы и слова говорил правильные, хорошие, о счастье народном, знал он, что народу надо, как счастливым его сделать. Заслушался его народ Сорийский, возвеличил его, чуть ли не Богом его провозгласил. А Талий этот полстраны в тюрьмы и лагеря каторжные посажал и все это под эгидой борьбы со злом. А те, кто в лагеря каторжные еще не попали, считали, что правильно он делает, он их же от зла оберегает, пока сами там не оказывались. Но все равно считали его Богом, так как кормил он их и поил, и сроки жизни им отмерял, и не надо им было, ни о чем думать, жили как бараны в стойле, ели и спали, пока их не убивали. Не нужна им была свобода, при которой самим надо было думать, что такое хорошо, а что такое плохо. А вдруг ошибешься? На кого тогда вину свою сваливать? Вдруг сам виноват окажешься? А себя винить очень тяжело! А так хозяин все за тебя решит и виновного найдет, и накажет, а тебя еще покормит. И вся забота только и есть, что сидеть трястись, что бы вдруг сам виновным не оказался. А, что бы им не оказаться надо сильнее прогибаться перед хозяином, раболебствовать усерднее. Чтоб подольше пожить, да послаще поесть. А это все проще, чем встать с колен и трудом своим честным, а не лизоблюдством хлеб насущный себе добывать и решать самому, что же такое хорошо, а что такое плохо, а что еще хуже, сам окажешься плохим человеком и делаешь все плохое не по указке хозяина, а по велению своей черной души, тогда отвечать придется и перед людьми и перед Богом, а отвечать то ой как не хочется, ой как не хочется признавать себя подонком, ведь исправляться надо будет. А так живешь подлецом и вроде вины твоей в этом нет, потому что так хозяин велит, а у тебя вроде бы, как и выхода нет, что я могу сделать, от меня ничего не зависит, у меня выхода нет — я раб. А выход есть всегда. Только этот выход уж больно тернист, больно может быть, а я больно не хочу лучше уж пусть другому больно будет, а я позлорадствую.

Хотя, конечно, в качестве некоего оправдания духовно- нравственного состояния Сорийского народа, хочу сказать, что на его моральный облик повлияла еще и геополитическая ситуация. Геополитические интересы Сории всегда были важнее личностных. Это происходило от того, что Сория в начале своего зарождения всегда была под гнетом из вне. Поэтому Сорийский народ не обращал внимание на местное закабаление, а старался избавиться от внешнего. Так во всех странах нашей планеты происходили крестьянские восстания против закрепощения, и только в Сории крестьянин покорно молчал и не протестовал против внутреннего рабства. Так как его всегда отвлекали на внешнего врага и интересы государства, так сказать, геополитические интересы, власть имущих всегда ставились выше интересов народа. Постоянный страх перед внешним врагом и защита от него у Сорийского крестьянина зависела от его господина, и поэтому рабское закабаление на первом его этапе у смерда ассоциировалось с защитой от внешнего врага. По принципу долгосидящего заключенного — лучше я буду в тюрьме, где кормят, поят, одевают, предоставляют крышу над головой, водят на работу, говорят, когда отдыхать, ограждают от всех житейских проблем, только бы не идти в общество, где надо самому о себе думать, заботиться и решать проблемы.

Сорийцы, раболепствовали перед своими господами, но никогда не склоняли головы перед внешним врагом, бились до последнего, не думая о том, что несет им иноземец: добро или зло. Сориец, лучше умрет, чем поклонится врагу, который придет к нему со злом. Генетическая непримиримость внешнего навязывания, не позволяла Сорийцу принять иноземную волю. Если Сорийскому человеку грозили кулаком, то этот кулак, не пугал его, не подавлял его волю, а действовал, как красная тряпка на быка, и, в конечном счете, этот кулак оказывался в глотке грозящего. Но в тоже время Сориец, всегда принимал с распростертыми руками страждущего и отдавал ему последнее, так как душа Сорийца соответствует размерам его родины, а родина его большая и не оскудеет она никогда, и можно раздавать все и всем, но только добровольно, от души.

Тут Кев немного задумался, а потом продолжил с еле заметной улыбкой:

— Но вернемся к сухой истории без лирики, а то я Вас, наверное, немного утомил своим экскурсом в духовность Сорийского человека.

— Нет, нет нисколько, — ответил я, — продолжайте говорить, что считаете необходимым, тем более некоторые ассоциации у меня появляются и с историей моего мира.

— Хорошо, — опять начал свое повествование Кев. — Так вот, как-то пришел на Сорийскую землю новый правитель, звали его Ардачев. Человек вообще-то неплохой, конечно у него были недостатки. Он был человек, по большому счету, наивный, но не лишенный амбиций. И вот он решил, что может дать Сорийскому народу свободу. Дать рабу свободу своим волевым решением. Но придя к такому решению, он не проанализировал сущность Сорийского человека. Не проанализировал историческое развитие Сорийской нации, что только под жестким гнетом своего господина Сориец чувствует себя комфортно. Он может возмущаться, быть недовольным оковами, которые на нем надеты, роптать, но подсознательно понимать, что без оков, он станет не управляем. Как говорится, не приведи Бог пережить Сорийскую необузданность. Ведь свобода у Сорийца ассоциируется с вседозволенностью, безнаказанностью. Что собственно и произошло. После объявления свободы начался беспредел и неимоверный разгул преступности, отношения между людьми стали по принципу «человек, человеку — волк». Кто сильнее, стал отнимать у более слабого и гордиться этим. Кто много нахапал материальных ценностей, кто потерял совесть и нравственность, теми стали восхищаться и называть их «сильные мира сего», а те, кто продолжал честно работать, но не мог похвастаться большими материальными благами, так как не стал торговать своей честью и совестью, тех стали называть неудачниками, лохами. И произошло дикое расслоение в Сорийском обществе. Одни разбогатели, но потеряли нравственность, совесть и душу, а другие обнищали, и от этой нищеты некоторые приобрели злобу и зависть. И хотя на первом этапе насильственной свободы еще были люди с честью и совестью, но со временем их становилось все меньше и меньше. Страна разваливалась.

Тут Кев с хитрым прищуром спросил меня, пристально вглядываясь в мое лицо, будто анализировал мои экстрасенсорные возможности:

— А как Вы думаете, кого обвинили во всем происшедшем? Кого закидали камнями?

— Ну, исходя из предыстории, которую Вы мне поведали, я думаю того, кто дал Вам свободу.

— Точно. Потому что он не подумал, что Сорийский народ, народ от Бога. Имея невзгоды и горести, отсутствия избытка материальных благ, он тем самым имел огромную духовность и нравственность. Ибо невзгоды и отсутствие излишеств очищают душу от скверны, так как, не имея излишеств, человек испытывает сострадание к ближнему. Невзгоды даются Богом для очищения души потому, что когда человек испытывает боль от плохого, что есть в его жизни, он понимает боль другого человека, когда другому плохо. Сорийцы, возненавидели своего освободителя, по большому счету не от того, что кто-то стал богатым, а кто-то нищим и у большинства населения исчезла уверенность в спокойном и стабильном будущем. Нет. Они возненавидели его от того, что он лишил их общения с Богом. Он своей свободой выпустил все их пороки наружу. И вроде бы хочется быть с Богом, чистым душой, но пороки так сладки, что от них трудно отказаться. Сладко жрать и много спать, вот что стало хотеться Сорийцу, побольше отнять у другого, но при этом хочется быть с чистой душой, а это несовместимо, значит, надо искать виновного, из-за которого душа зачерствела и естественно козлом отпущения стал Ардачев. Всегда легче обвинить другого, чем себя.

Ведь, что технически произошло? А произошло следующее: было стойло баранов, был пастух, который пас этих баранов, охранял их, кормил, резал иногда по необходимости, когда много резал, когда мало. Бараны полностью зависели от этого пастуха, пастух и его собаки защищали баранов от волков, у баранов всегда была еда и вода. Пусть еда была и не изысканная и не в огромном избытке, но она была и всем хватало. Все были в равной ситуации, никто не ел больше остальных. Бараны блеяли, возмущались, ведь за стойлом были прекрасные пастбища с сочной зеленой травой, и баранам хотелось этой травки, им было мало того, что им давал пастух. Они думали, что оказавшись на этих зеленых лугах, они будут все в той же безопасности, как в стойле, что платить им ни за что не придется. И вот пастух открыл им стойло, и они, как и подобает баранам, ломанулись все на зеленые полянки, но только путь туда оказался не из легких. Кого-то зарезали волки, ведь баранов уже никто не охранял, кого –то задавили, кого-то покалечили во время бега к этим полянам. А кто-то просто опоздал на эти прекрасные угодья. Раньше прибежали более сильные бараны и уже не пускали туда других, а все ели сами. Но и у них не все было сладко. Они иногда на этих полянах убивали друг друга. И что же, в конечном счете, оказалось? А оказалось, что для огромного большинства баранов эта свобода, за которую они сами ратовали, оказалась фатальной. Они думали, что будут наслаждаться зеленой травкой, но она оказалась только для избранных. Тогда они стали сожалеть о своем старом стойле, что хоть и не изысканно и не всегда сочной травой их кормили, но кормили и охраняли и в обиду не давали более сильным баранам, пастух старался соблюдать равенство. А теперь они на свободе, где нужно самим добывать себе еду, и стойла прежнего уже нет. Значит, кто виноват — пастух! Дал свободу, а едой не обеспечил. Прогнали Ардачева, сделав его козлом отпущения.

Пришла новая эра, назвали ее эрой демократии, что означает власть народа.

В этот момент в интонации Кева, я отчетливо ощутил нотки издевки над фразой «власть народа» и словно извиняясь за эту промелькнувшую нотку в своей интонации, его глаза сказали мне: «это ни я смеюсь над этой фразой, это власть имущие над ней смеются, ибо это утопический нонсенс».

— Естественно, — продолжал Кев, — ни о какой власти народа речи не шло. Просто народу на уши повесили новую лапшу. Но лапша была крепкая, как сталь и народ ее принял. Ее быстро с ушей сняли и поставили ее вокруг народа, соорудив из нее подобие клетки, почем в принципе, Сорийский народ уже начал скучать. Стали народу навязывать новые ценности, так как духовность и нравственность были уничтожены, то нужна была замена. Первая была циничная, лицемерная — искусственное навязывание веры в Бога. Вера была словесная. Мол, скажи, что веришь в Бога, лоб перекрести и делай что хочешь, совершай любые подлости, ты уже полноценный гражданин общества. Нравственность и духовность тебе не нужны, они тебе будут только мешать. Второе — это искусственный патриотизм, когда на словах все кричали, «Да здравствует Сория!», «Мы счастливы», как кричали в одном старом телешоу для душевнобольных, при этом выгоняя кого-то с этого шоу, по принципу, когда кому-то плохо, то мы счастливы, практически это телешоу обобщала духовную сущность всего Сорийского общества. Кричали «Сория вперед!». А на деле? А на деле, Сорийцы чуть ли не в рот заглядывали иностранцам. Думали только об одном, побольше хапнуть денег и уехать из Сории. Органы власти разъедала сильнейшая коррупция. Профессиональное обучение упало на самый низкий уровень. Дошло до того, что в стране практически исчезла медицина и другие профессии, потому, что учились в высших учебных заведениях только за взятки. У человека был диплом, но не было знаний. Силовые структуры перестали бороться с преступностью, они стали ее только контролировать, а что еще хуже, государственные силовые структуры сами стали очагами преступности. Форменная одежда силовых структур стала заимствоваться у иноземцев. Были удобные сапоги, стали керцы, были фуражки, стали диболки и так далее.

В этот момент у меня промелькнула мысль: « похоже на наши берци и бейсболки».

— Стыдно признаться, — продолжал Кев, — даже неприличный жест презрения, который использовал только Сориец, когда кисть одной руки клалась на локоть другой, тем самым символизируя мощь Сорийского мужика, Сорийцы забыли, а стали использовать, для выражения неприязни, примитивное выставление среднего пальца, заимствованное у иноземцев. Тем самым оскорбительно уменьшая силу Сорийца. И основное — это создание видимости свободы выбора господина. Был барь, стал крезидент.

— Ого, как у нас, только у нас «царь» и «президент».

Но Кев, словно не услышал меня и продолжал:

— Крезидента вроде бы как выбирал сам народ. Человек, который хотел стать крезидентом, позиционировал себя и рассказывал, какие блага он даст народу, как он будет руководить этим народом. Если несколько человек выдвигали себя на пост крезидента, то они должны были не только сказать, что они сделают для «блага» народа и осветить свою линию правления, но и по возможности очернить другого кандидата в крезиденты, показать его несостоятельность, а себя превознести. Вот для этого и были придуманы, так называемые, дебаты кандидатов в крезиденты. Одна из таких дебат и стала судьбоносной для всего Сорийского народа. Диаметрально перевернула душу Сорийца и все наше общество.

Тут Кев опять остановился, но после небольшой паузы продолжил свою терраду:

— Что ж, все это было предисловие, что бы Вы поняли, какими были Сорийцы, их нравственность, их духовность, их так сказать, психологический базис. Что бы Вы поняли, какой глобальный перелом произошел в духовности Сорийца. Можно сказать, появился другой Сориец. Это можно сравнить с тем, как из гусеницы появилась бабочка. И все это сделал один человек, который досконально изучил психологию Сорийца, разложил его на составляющие, познал всю суть Сорийца, даже узрел самые потаенные уголки души Сорийца.

АЙВОН БЫТИЕВ

— Кто был этот человек и откуда, толком никто не знал, — продолжал Кев. — Просто человек из народа. Звали его Айвон Бытиев. Все необходимые процедуры по выдвижению себя на пост крезидента, как самовыдвиженца, он успешно прошел. Никаких компрометирующих материалов в отношении его выявлено не было. Хотя установить его родных, близких, знакомых не представилось возможным. Создавалось ощущение, что появился он ни откуда. Но так, как материалов, компрометирующих его личность, не было, его зарегистрировали в качестве кандидата на пост крезидента. Он был темной лошадкой и так, как он себя до этого момента ничем не проявил, его не принимали всерьез и практически не воспринимали, как конкурента другим претендентам на пост крезидента.

Начались дебаты, их стали освещать в средствах массовой информации.

На первых дебатах все сразу начали говорить о развитии экономики, о повышении уровня жизни простого гражданина страны и так далее, в общем стандартные фразы и банальная болтовня, говорили о том, чего они никогда не сделают. Подошла очередь озвучить свою крезиденскую программу и Айвону Бытиеву. Несколько секунд он молча обводил взглядом своих оппонентов и ведущих дебат, и всех присутствующих, а потом озвучил свою первую фразу:

— Надо убивать!

В студии, где проходили дебаты, воцарилось гробовое молчание, длившееся около минуты, как будто все сразу поняли, что пришел конец старой жизни, и наступила траурная минута молчания.

— Что, что? — выдавил из себя ведущий.

— Я говорю надо убивать, — повторил Бытиев, — убивать преступников, бандитов, хамов, негодяев и так далее, очищать общество от подонков.

— Вы, Вы понимаете, что Вы сказали, Вы сейчас говорите о разжигании ненависти в обществе, о кровопролитии, — прошептал опять ведущий, словно боясь своих слов.

— Ну почему же. Когда преступника казнят, это же не говорит о разжигании ненависти в обществе.

— Да, но его казнят по приговору суда.

— А кто избирает суд?

— Как кто, народ.

— Правильно, вот я и предлагаю то же самое, только чтобы приговор приводился народом без посредников, то есть суда.

— Но это, же самосуд?

Тут в студии поднялся очень сильный шум, скорее это был не шум, а ураган эмоций. Стали кричать все соискатели крезидентского кресла. Кричали, возмущались, хотя создавалось такое ощущение, что они просто балдели, так как у них появилась общая жертва, на примере которой они бы могли показать свою высочайшую нравственность. Им вообще-то была безразлична психология этого человека, им была безразлична и нравственность, как своя и уж тем более его, а на народную нравственность и духовность они вообще чихали, но им надо было поднять свой рейтинг, а тут вдруг появилась такая безграничная возможность. Можно говорить о том, что не требует определенной конкретики и зарабатывать на этом голоса избирателей. Некоторые даже создавали видимость того, что они хотят выбросить из студии Айвона Бытиева, вскакивали со своих мест, делали шаг вперед и опять садились. В общем со всем своим великолепием играли на публику. Бытиев сидел в своем кресле и спокойно наблюдал за всем происходящим. Первые дебаты закончились. После этих дебат рейтинг Айвона, конечно, был, что называется «ниже некуда». В обществе стали появляться высказывания даже о физическом устранении Айвона Бытиева. Негодование было огромное. Да, конечно, многие приняли высказывания Айвона с истинным негодованием, все их естество не могло принять такого подхода к человеческим отношениям. Были такие, которым было все равно, но они хотели показать окружающим, что они высоконравственные личности и тоже негодовали, культивируя свое тщеславие. Пресса просто захлебывалась от злости. Общество практически стало соответствовать тем высказываниям, что сделал Бытиев о нем.

Прошло пару дней, ажиотаж стал спадать, истерия угасала, тщеславие было насыщено и вдруг стали появляться высказывания людей в поддержку мнения Айвона. Правда, это были высказывания не 100% поддерживающие Бытиева, но уже не осуждающие его, а пытающиеся понять его мысли.

Наступили вторые дебаты. В студии, где они проходили, вначале была полная тишина. Правда, некоторые из претендентов на крезиденсткое кресло саркастически улыбались, поглядывая на Айвона Бытиева. Первому слово дали Айвону. Он выдержал некоторую паузу, а потом начал говорить:

— У нас в стране люди стали быдлом, хамство и презрение друг к другу достигло высочайшей величины. Чем больше человек сделает зла другому, тем больше восхищается собой, тем больше мнит себя вершителем судеб. Каждый старается сильнее подавить другого. Хамство и насилие, как духовное, так и физическое процветает в обществе. В общественных местах практически невозможно появляться. Толкнуть, ударить, осмеять, унизить и проявить свое презрение к другому — стало нормой. И все это происходит от безнаказанности. Безнаказанность — вот то чрево, из которого появляются все низменные и порочные деяния человека. И чтобы прекратить появление сего негативного, надо уничтожить это чрево. Аннигилировать источник зла. И никакое духовное воспитание, нравственные наставления не помогут, пока не будет страха перед наказанием. А вот через страх наказания за содеянное, начнет появляться осознание того, что мы несем и делаем другим. Появится ощущение наших деяний к другим, на себе. И человек испытает на себе все «радости и наслаждения», которые он, своею подлостью, доставляет другому человеку. Нравится ему, когда ему бьют морду, что ж бей другим и с торицей получай «вознаграждения», а не нравится, не бей другого.

Представьте себе, — продолжал Бытиев, — идут два человека, мужчина и женщина, а навстречу им толпа отморозков. Подошли, побили мужчину, надругались над женщиной, унизили их человеческое достоинство и пошли дальше, смеясь и довольствуясь своими поступками. Ведь они доставили боль другими, тем самым возвеличив себя в своих глазах и глазах других таких же подонков. Они показали свою силу перед беззащитными. Или, скажем, идет бабушка, а такая же группа отморозков ее толкнут, осмеют и будут счастливы от того, что унизили и оскорбили другого более слабого, тем самым проявив свою силу. Унижение и издевательства над более слабыми и беззащитными стало нормой. Я бы мог приводить тысячи примеров оскорблений, надругательств и унижений, и все это потому, что закон не принимает карательных мер к этим подонкам. А ведь они еще похваляются своими подлостями в средствах массовой информации. И что же общество, что же закон, а ничего, занимается только увещевательными методами. Каждый думает, а что я могу сделать, только бы меня это не коснулось. А если коснется, что тогда? Поэтому, на негодяев надо воздействовать их же методами, чтобы они вкусили все прелести своих поступков, или просто их уничтожать, как сорную растительность. Надо создавать летучие отряды, которые могли бы принимать оперативные меры воздействия к этим ублюдкам. Выявлять фигурантов по фактам таких деяний и локализовать их. И даже можно делать это публично, да бы и у других негодяев отбить желание попадать в руки истинного правосудия.

Есть такая притча. Пришел крестьянин к правителю государства и говорит, налоги огромны, люди голодают, а мне терять нечего, и я скажу Вам правду. После этого он во всей красе нецензурных фраз отозвался о правителе, его семье и всех его деяний, обо всем, что дорого было правителю. Слуги покраснели от стыда, слушая слова крестьянина, наложницы упали в обморок, прекрасное дерево, цветущее у входа в дом правителя засохло и престало плодоносить. Выслушав крестьянина, правитель издал указ. Первый — вырвать крестьянину язык, за сквернословие, ибо сквернословие — грех. Второй — понизить налоги в государстве. Потому, что правда всегда остается правдой. Так вот и Вы можете вырвать мне язык, но истину не утаишь.

На этот раз не было ни какого гвала, бесноватых истерик, а было задумчивое молчание. Но создавалось ощущение, что это молчание разрывало тишину на части. Претенденты на крезиденство настороженно поглядывали друг на друга и на Айвона. Изредка махали головами, и было трудно понять, то ли они были недовольны террадой Бытиева, то ли они впервые узнали, что происходит в их стране и, таким образом, проявляли свое недоуменное недовольство.

Айвон Бытиев изучающее осмотрел всех присутствующих, словно пытаясь понять, какие же чувства и эмоции он разбудил у присутствующих своим выступлением, а потом добавил:

— Это я еще не затронул отношение власти и исполнительных структур к своему народу. Думаю, Вы знаете, что здесь дело обстоит таким же образом, только немного в корректной форме. Хамство, пренебрежение и безразличие — вот какие критерии определяют отношение между человеком, наделенным какими-то полномочиями или частичной властью, и простым гражданином общества, хоть в чем-то зависящим от него. Любой, занимающий маломальскую должность во власти или исполнительной структуре, начинает с пренебрежением относиться к зависящим, в чем-то, от него людям. Потому, что знает, за свое высокомерие он не будет наказан, и та боль, которую он доставляет, своим хамством, другим, на нем не отразится. А польстить свое тщеславие, возвысить себя в своих мерзких глазах над другими, своим презрением к ним, ой как хочется.

Бытиев замолчал. Его оппоненты, словно нехотя, но все же стали ему немного апеллировать. Говорить, что слишком он категоричен, надо быть немного по лояльнее и все в таком духе. Но прежней эмоциональной какофонии уже не было. Их реплики походили скорее на необходимую обязательность, а не на проявление их истинных чувств и эмоций. Они понимали, что против правды не попрешь.

После этого выступления Айвона на дебатах, его рейтинг стал расти. Уже не было негодующих высказываний в его адрес, а были либо поддерживающие его, либо пытающиеся его понять. Народ стал высказываться в поддержку Айвона Бытиева. А если и были те, кому не по нраву оказалось такое выступление, то они стали тихо и шепотом высказывать свои протесты, дабы не подпадать под карающий меч негодующего народа. Забурлило общество, проснулся народ. Люди поняли, что их воляпроявление не будет формальное. Впервые, как говорил один из правителей нашей страны, кухарка может управлять страной посредством своего голоса, и он будет услышан, а не «спрятан под сукно». И может быть, именно ее голос станет основополагающим в выборе крезидента.

КРЕЗИДЕНТСКАЯ ПРОГРАММА АЙВОНА БЫТИЕВА

Наступил третий день дебатов кандидатов в крезиденты. Но надо сказать, что это были не столько дебаты, сколько общение с одним кандидатом. Монолог Айвона Бытиева. Все соискатели сидели молча и не шевелясь, как завороженные смотрели на него. Словно боялись, что любая их реплика, любое их движение может подействовать, как динамит на дамбу, сдерживающую огромный поток людского негодования, и этот поток смоет их, если вдруг они посмеют, хоть чем-то возразить Айвону. Страсти были накалены до предела. Единственный, кто посмел нарушить этот вакуум звуков, был ведущий дебатов.

— Уважаемый Айвон, — почти заискивающе и дрожащим голосом спросил он, — пожалуйста, скажите, а есть ли у Вас программа Вашего крезидентского правления? — В его голосе был четко улавливаемый акцент на фразе «крезидентского правления», словно это был уже свершившийся факт.

— Да, — сказал Айвон Бытиев, — программа одна, конкретная! — Он выжидательно замолчал, медленно и пристально обводя взглядом присутствующих, будто ожидая, кто же посмеет его поторопить с ответом, но смельчаков не нашлось. Все сидели и смотрели на Бытиева, как под гипнозом. — Если я стану крезидентом нашего многострадального государства, — он опять выдержал паузу, как будто хотел услышать, что слово «если» здесь совершенно лишнее, но никто не посмел ему перечить, — если я стану крезидентом, я издам один закон. Закон будет действовать безукоризненно, который решит все проблемные вопросы и моральные, и духовные, и экономические. Нормализует отношение между властью, исполнительными структурами и народом. Закон, который уровняет без всяких нюансов богатого и бедного, президента и нищего, знатного и безызвестного, создаст истинную демократию. Закон, который позволит искоренить из нашего общества ложь, подлость, хамство, высокомерие и другие негативные составляющие отношений. Изначально этот закон покажется Вам жестоким и бесчеловечным, подобием суда Линча. Но величайшее его отличие от всех других законов то, что применение его и исполнение зависит только лично от человека, индивидуума. Человек сам решает, когда и при каких обстоятельствах его применить и исполнить. Никакие устои общества, социальные рамки не повлияют на его исполнение. Человек и закон, без посредников. Органы правопорядка, судьи, исполнительные органы наказаний не будут мешать его исполнению, интерпретируя его по своему желанию. Этот закон позволит слить дурную кровь из нашего общества, как когда-то это делали целители, выпуская дурную кровь из человека, дабы его кровь обновлялась и стала лучше, тем самым вылечивая человека. Так вот, повторюсь, изначально он Вас шокирует, но впоследствии он искоренит зло и вылечит душу человека. Наступит царство добра через зло. Этот закон — необходимое зло. Не будет зла, не будет и добра. И когда вся грязь смоется с нашего мира, это закон сам собой исчезнет. Исчезнет необходимость в его применении. И не надо больше будет придумывать никаких законов, что бы сдерживать основной закон, существующий сейчас в нашем социуме — закон под названием «человек, человеку — волк», потому что единственным и основным законом станет неписаный закон — «человек, человеку брат и друг». Все люди — одна семья. Радость одна на всех, и боль одна на всех.

Айвон опять замолчал, опустив голову, но никто не посмел его потревожить, все, затаив дыхание ждали. Те мгновения, которые он затратил на свое молчание, всем показались вечностью. Бытиев медленно поднял голову, взгляд был, словно стержень, одновременно пронизывающий всех и каждого в отдельности. Он опять заговорил, медленно, растягивая каждую букву, будто желая, чтобы не только фраза, но и каждая буква засела в мозгу и душе человека:

— Э-т-о-т з-а-к-о-н н-а-з-ы-в-а-е-т-с-я л-и-ц-е-н-з-и-я н-а у-б-и-й-с-т-в-о!

Эта фраза произвела на присутствующих эффект термоядерного взрыва, только без звукового и визуального сопровождения. Каждый услышавший эту фразу ощутил сдирание кожи с его чувственно-эмоционального тела. После этой фразы, которая прозвучала во всех средствах массовой информации, в прямом эфире, по всей стране, наступила гробовая тишина, подобие минуты молчания. И трудно было понять, то ли это была траурная минута молчания по почти ушедшему прошлому, то ли эта минута отделила прошлое от будущего, минута начавшая отчет начала непознанного, таинственного, страшного, так как таинственное всегда пугает, тем более таинственное добро, идущее под эгидой зла.

Айвон Бытиев опять замолчал. Но в данном случае его молчание было своего рода просьба о помощи, ему нужно было подтверждение его правоты. Он как будто осознал, что перешел мост возврата и этот мост сгорел у него за спиной, и теперь у него нет обратной дороги, слишком уж его заявление, линия его выступлений, и категоричность решений подвела историю к барьеру, перешагнув который человечество не сможет обратно возвратиться. И хоть в своем виденье будущего он видел почти рай, но 100% гарантии он не мог в этом дать даже самому себе. Все, что он говорил, была теория. А практики не было. Хотя…, тут он вспомнил некоторые исторические факты, которые помогли ему, как утопающему, уцепиться за «спасительную соломинку», которые отдаленно можно назвать прародителями его теории. Он вспомнил исторический факт, когда один из правителей города приказал своим слугам отлавливать и убивать по ночам разбойников, когда были узаконены поединки чести — дуэли, посредством которых всегда можно было наказать подлеца и хама. Постепенно уверенность в своей правоте стала к нему снова возвращаться, и он опять начал излагать свою теорию справедливого общества:

— Я понимаю, что мгновенно ничего не произойдет. Первое время будет хаос и беспредел. Но со временем, все урегулируется. В конце концов, я не первый в истории, кто хочет подлеца, силовыми методами, в рамках закона, поставить на место. Вспомните дуэли, вендетты, рыцарские поединки, определяющие виновного. Когда слово честь и справедливость были на вершине человеческой духовности, путь к которой шел через безграничные тернии пороков. Как бы там ни было, но благодаря этим факторам, человеческая нравственность и мораль частично очистилась от скверны. Я же предлагаю всего лишь заключительный этап. Этап, который позволит человеку вернуть себе изначальное имя — создание Божье, без Люцеферских примесей. Без пороков, которыми наградил человека Люцефер. Да, это будет очень сложно и болезненно, ибо пороки въелись в нас, как клещи, и рвать их надо будет с кровью, в прямом и переносном смысле.

Айвон Бытиев на мгновение замолчал, но для человечества это мгновение было веком. Никто не посмел нарушить эту тишину. Даже в удаленном уголке страны боялись, а вдруг их легкое движение, мимолетная фраза создаст звуковую волну, которая собьет Айвона с истинного пути спасения, и человечество рухнет в пропасть, в пропасть дикости и быдлости, на краю которой оно сейчас балансирует, и это может быть нарушено фразой, движением. Человечество окажется в этой пропасти, из которой уже никогда не сможет выбраться на вершину нравственной и духовной чистоты. Можно сказать, в данный момент человечество оказалось в вакууме звуков и движений, и даже складывалось впечатление, что и мыслей. Люди стали как губки, они просто впитывали всю ту информацию, которую нес им Бытив, не подвергая ее анализу, словно боялись это делать из-за неосознанного, подсознательного страха, которому подвергается кролик перед удавом.

Но Айвон был слегка подавлен. Первая эмоциональная эйфория, которая была у него при появлении мысли о спасении человечества путем применения лицензии на убийство, стала слегка растворяться в потоке конструктивного анализа. Как сделать это четко и грамотно? Примут ли люди осознанно возможность единичного безнаказанного убийства. Не повлечет ли эта безнаказанность к всеобщему, всепоглощающему невозвратному хаосу. Не уничтожит ли этот хаос те маленькие зачатки нравственности и духовности, что еще остались у человечества. Нет, нет и еще раз нет, он не мог ошибиться, он спасет людей. А если нет? Если волна безграничной свободы в решении быть или не быть чужой жизни, так накроет людей, что они уже никогда не смогут выбраться на берег чистоты и добра. Что ж, если так, то значит, так тому и быть. Значит, не имеют право люди существовать, значит, эта цивилизация губительна, прежде всего, сама для себя. При той ситуации, которая сейчас существует, души человеческие не очищаются, а медленно и уверенно сползают в черную дыру морально-нравственного забвения. Цивилизация в агонии и либо координальными методами надо ей помочь выжить, либо добить, третьего не дано.

Мысли неслись у него с ураганной быстротой. Все его тело охватила внутренняя дрожь. Тошнота подкатила к горлу. Но нет, он не мог ошибиться. Ведь были же в истории человечества люди, которые отдавали свои жизни за счастье и жизни других. Принимали муки, дабы оградить от этих мук других. Говорили истину, зная, что за истину их убьют. Нет, он не мог ошибиться, ведь и сейчас они слушают его, с надеждой, что он несет им панацею, которая спасет цивилизацию. Они устали от грязи, им хочется чистоты. Они выделили его из когорты других претендентов, они просят его о помощи, они ловят каждое его слово. Все, поздно бояться и отступать, теперь только вперед. Делай, что должен и будь, что будет. Они хотят идти по истинному пути. Главное, на первоначальном этапе помочь им, указав этот путь, но самое главное и может это будет самым тяжелым, помочь им не сойти с этого пути. Не пойти по пути пороков и соблазнов зла, так как этот путь является зеркальным отображением и идет параллельно пути спасения и только в самом конце он заведет их в пропасть.

— И так, — с глубоким вздохом, словно очнувшись, продолжал свою речь Айвон Бытиев, — подхожу к освещению сути и аспектов закона «Лицензия на убийство». Суть закона заключается в следующем: каждому человеку при рождении дается лицензия на 1 законное убийство. Что это значит? Человек родился, ему дается свидетельство о рождении и лицензия, которая при достижении им совершеннолетия выдается ему на руки. Эта лицензия на убийство позволяет ему в любой момент, в любой ситуации, по его желанию безнаказанно убить любого совершеннолетнего человека, невзирая на его пол, возраст и статус. Эта лицензия позволяет совершить так называемый «самосуд» только один раз в жизни. Естественно, если человек совершит что-либо подобное еще раз, то он будет сам незамедлительно казнен. Вы можете сказать, что такая вседозволенность, пусть и разовая, может развить в человеке чувство безграничной безнаказанности. Но суть как раз и в том, что только раз, один раз человеку позволительно совершить такое деяние, и человек естественно будет хранить это разрешение на самый исключительный, экстремальный случай, когда его уже достанут так, что несправедливость, применяемая по отношению к нему, будет сжигать его дотла. Потому, что скажем, если человеку наступили на ногу и он от злости реализует свой шанс на безнаказанное убийство, то когда по отношению к нему будет применено гораздо большее зло и несправедливость, то он уже не сможет безнаказанно отомстить за себя или за своих близких. Поэтому, эта лицензия на убийство будет развивать в человеке не безграничную вседозволенность, а чувство самосохранения и терпимости, она будет являться сдерживающим фактором для зла, жестокости и нетерпимости. Каждый здравомыслящий человек, будет понимать, что если я кого-то оскорблю, нахамлю, обижу, доставлю боль и зло, отнесусь несправедливо то, кто знает, а может у того, кого я обидел, есть нереализованная лицензия и он может реализовать ее именно по отношению ко мне. Может с моей точки зрения, мои действия ничего предосудительного и не несут, но тот, по отношению к кому они будут направлены, примет их за величайшее оскорбление и тогда все, фатальный конец. Поэтому каждый будет думать не только о своем отношении к той или иной ситуации со своего статусного места в обществе, физического состояния своего тела (я сильней, мне все дозволено), со своих моральных и нравственных принципов и так далее, но и будет стараться понять психологическое состояние другого, что бы не дай Бог его чем-то обидеть, оскорбить или унизить. Да, повторюсь, неадекватность восприятия такой ситуации на первом этапе может вызвать какой-то всплеск неконтролируемого хаоса, насилия. Но как говорится, лечения без боли не бывает, когда рвут зуб, всегда больно и течет кровь. Хотя если подходить объективно, то и в наше время насилия не меньше, только в некоторых случаях оно латентно. То есть идет насилие над душами людей, что не менее страшно, чем насилие над телом, так как насилие над душой в конечно счете приводит к насилию над телом. Но впоследствии люди начнут адекватно воспринимать происходящее, и я уверен, придут к логическому и духовному пониманию ситуации, и, в конечном счете, не только через духовное воспитание, которое как показала история бессильно перед нравственностью человека, а еще через искусственное насаждение страха перед физической расправой приведет человечество к морально-духовному взлету.

Бытиев замолчал, выжидательно осматривая окружающих его людей, будто ожидая апелляции на его терраду. Он был весь напряжен словно барс, приготовившийся к прыжку на того, кто хотя бы движением выдаст свое несогласие с ним. Но вся студия молчала, и тишина эта безмерно давила на слуховые перепонки. Да же онлайн голосование «за» или «против» застопорилось. Молчала вся страна. Шок был огромен.

Выждав некоторое время, Айвон продолжил. Но теперь его выступление было не столь эмоциональным, а скорее слегка уставшим:

— Теперь, я хотел бы осветить Вам гражданско-правовые и административные аспекты моей крезиденской программы, — на слове «крезидентской» он сделал акцент, а потом выжидательную паузу, может кто-то возразит ему, не торопится ли он позиционировать себя как крезидент. Но нет, все молчали и даже его оппоненты, казалось, примирились с этим. — Так вот, не всегда надо решать вопросы координальными методами, бывают ситуации, когда сложно определить виновного человека, или ситуация произошла по халатности, а не по злому умыслу. И в такой ситуации использовать лицензию либо не к кому, либо виновных несколько. Так что же делать в таком случае? -Айвон обвел всех взглядом и усмотрел в устремленных на него глазах легкое недоумение. — Хорошо, — продолжил он, — попробую привести Вам некоторые примеры. И так, идет, скажем, человек зимой по улице, упал, сломал ногу. Упал потому, что ответственная организация, будь-то частная или государственная не очистила тротуар от снега и льда. Либо он упал при входе в какое-то здание, или на него упала сосулька с крыши, или по халатности человеку не оказали своевременную медицинскую, или административную, или силовую органами правопорядка помощь, или скажем, человек, находясь в общественном помещении, пострадал от пожара этого помещения, понес материальные убытки по халатности или неисполнения своих обязанностей той или иной организации или должностным лицом и так далее. В общем, случаи, в которых человек или его имущество пострадали без прямого воздействия на него другого человека или организации. Одним словом, гражданско-бытовые и административные нарушения, где человек несет не столько моральные и физические, хотя и они конечно присутствуют, а больше материальные убытки, в прямом или косвенном виде. Что ж происходит в таких случаях в настоящее время? Пострадавший должен сам доказать, что он пострадал, должен практически сам найти тех, по чьей вине он пострадал и доказать это. Подать в суд и пройти все судебные тяжбы. Потом дождаться решение суда, а оно будет на стороне тех, кто больше даст взятку. И даже если суд будет на стороне пострадавшего, это еще не говорит о том, что виновные возместят пострадавшему материальные убытки, применяя всякого рода юридические нюансы. И это, как Вы сами видите сплошь и рядом. Как правило, виновен во всем сам пострадавший, мол, оказался не в то время и не в том месте. Что же предлагаю я. Пострадал человек в той или иной ситуации, по вине какого-то другого человека или организации в независимости частной или государственной, идет в медицинское учреждение, берет документ, подтверждающий причинения ему физического ущерба. После чего с этой справкой идет в единую организацию, назовем ее верховной коллегией исполнения справедливости и по предъявлению медицинской справки потерпевший от виновного незамедлительно, без всяких судебных тяжб, получает от виновных лиц все, что он считает необходимым, и никто не вправе за него определять сумму компенсации его страданиям, только он сам, так как только он сам может решить сколько стоят его страдания и пострадавший может забрать хоть все, что есть у виновного, это его право. Человек поскользнулся на обледенелом пороге магазина, так как работники этого магазина не удосужились убрать лед, и сломал ногу, он пострадал. Он может в качестве компенсации забрать себе этот магазин. Человека сбивает автомобиль, при желании пострадавшего, виновный обязан будет отдать ему все свое имущество, без учета степени виновности. Факт есть и этого достаточно. Это так же может происходить и при нанесении материального ущерба. Скажем, к примеру, на машину какого-то гражданина упало сухое, аварийное дерево. Автомобиль пришел в негодность. Стоимость автомобиля небольшая, но пострадавший может востребовать у организации, которая обязана была, но не приняла мер по устранению этого дерева, любую сумму, хоть забрать себе всю эту организацию. И так далее. Случаев, как Вы сами понимаете, к сожалению, может быть очень много. Но все это как бы в общих чертах. Естественно, данный пункт моей программы, требует более щепетильного подхода, более внимательной обработки. Но в общих чертах именно так, как я Вам озвучил.

— Извините, что перебиваю, — произнес ведущий, — но может произойти экономический коллапс, финансовая чехарда. Если скажем, сосулька упадет на какого — нибудь бомжа, он заберет себе организацию обслуживающую здание, с которого упала сосулька и развалит его или пропьет, ведь он же ничего не умеет.

— Ну, во — первых…, а бомж, что не человек, его можно гнобить и с презрением относиться к его жизни? Бомжы разные бывают. Не зарекайтесь, судьба и Вас может сделать бомжом. Во-вторых — эта организация и так уже можно сказать развалина. Зачем нужна такая обслуживающая организация, которая не выполняет должным образом свое дело. И в третьих, а именно это и есть суть данного аспекта моей программы, которую я хотел Вам раскрыть отдельно, но Вы своим вопросом подвигли меня к этому сейчас. Так вот, суть именно в том, что бы, как Вы говорите, не происходило финансового хаоса. Суть в том, что этим самым, я стабилизирую и экономическую ситуацию, и мобилизую отношения к своим человеческим и профессиональным обязанностям. Не хотите ничего терять, искорените халатность и безразличие. Все начнут с высочайшей ответственностью относиться к поставленным им задачам, как профессиональным, так и человеческим, ибо испугаются при их неисполнении потерять все. Со вниманием и добросовестностью выполнять свои обязанности, как физического лица, так и должностного. Поэтому, если руководитель организации, обслуживающей дом, не захочет, что бы бомж забрал у него его организацию, то он посбивает все сосульки на этом доме, уберет лед и снег в зоне соей ответственности, буде систематически следить за качеством технического состояния дома, что бы ни дай Бог, кто –либо пострадал по его вине, а потом забрал у него все, что он имеет. И не надо здесь ни каких контролирующих организаций, которые ходили бы и искали какие-либо нарушения, а потом пытались бы привлекать к ответственности нарушителей. Потому, что как правило, часто бывает из-за юридических нюансов привлечь к ответственности сложно и нарушители это знают, и, не боясь пренебрегают своими обязанностями, а люди страдают, — на мгновение остановившись, Бытиев продолжил. — Да, в общем, как-то так! — и обвел всех скромной улыбкой. — Я, конечно, понимаю, — слегка задумчиво сказал Айвон Бытиев, — что сразу сложно будет при принятии моего закона изменить психологию человека. Сразу люди не станут высокодуховными и морально чистыми. Поэтому убрать сразу все государственные контролирующие и карающие органы не получится. Конечно, они какое-то время еще будут нужны. Все- таки, пока человеку мало одной лицензии и пока у человека духовность практически — ноль, еще востребованы будут контролирующие и карающие органы. Но, я уверен, — тут Айвон возвысил свой голос и даже как показалось присутствующим, он толи немного взлетел, толи привстал в кресле, — да, уверен, что наступит такое время, и я думаю, что оно наступит очень скоро, по крайней мере, я на это надеюсь, когда не страх за свою жизнь или за потерю материальных благ заставит человека быть человеком, относиться без хамства, с уважением и вниманием к другим, а его высочайшая духовная и морально-нравственная чистота. Которая, пусть может и будет достигнута под гнетом страха, который, как цунами смоет всю мерзость из нашего общества и наших душь, тем самым предоставив последующим поколениям чистые поля, для засева их любовью и заботой друг к другу.

ПОСЛЕДСТВИЯ ПРАВЛЕНИЯ АЙВОНА БЫТИЕВА

Я сидел как в ступоре. С одной стороны, я понимал логичность действий Айвона Бытиева, а с другой вроде бы, как и беззаконие, путем узаконивания самосуда. Но, в конце концов, врач только определяет болезнь и методы ее лечения, а больной сам решает принять это лечение или отказаться.

— Вот, как-то так, — вывел меня из потока моих мыслей голос Кева.

— Что, извините? — спросил я.

— Я говорю, таким образом, Айвон Бытиев стал крезидентом Сории.

— То есть, Вы хотите сказать, людям захотелось мочить всех направо и налево? — с нотами недоумения и на повышенном тоне спросил я. — Неужто Вашему обществу захотелось кровавой вакханалии?

— Да, похоже, Вы меня плохо слушали, перед кем я здесь распинался, — уже с еле сдерживаемой злостью ответил Кев. Но потом, успокоившись, продолжил. — Людям, как раз и не хотелось ни какой вакханалии, им захотелось помощи. Когда ребенка порят ремнем по мягкому месту за баловство, это же не говорит о том, что ему хотят зла, наоборот его наставляют на путь истинный, только ребенок этого не понимает, а народ Сории это понял и принял.

— Хорошо, — с апатией сказал я, так как все это мне казалось ужасным, — продолжайте.

— А что продолжать, — практически без эмоционально продолжал Кев, — Айвон стал крезидентом, за него проголосовало около 100% населения Сории. То, что он говорил, он сделал.

— А как же происходил сам процесс использования лицензии?

— Да как, были созданы государственные организации, в которые приходили люди со своими лицензиями, сдавали их, им выдавали однозарядные пистолеты, на подобие старых, пищальных. Использовать их можно было только раз, потом их надо было сдать. Пистолет регистрировался за человеком, который получал этот пистолет и если этот пистолет еще раз использовался, человек, за которым он был зарегистрирован, подлежал немедленному уничтожению. Максимальная убойная сила у него была до 5м. Так, что реализатор лицензии и его жертва были на расстоянии близкого визуального контакта. Убийца, должен был смотреть в глаза своей жертве, что приводило к эмоционально-психологическому изменению в человеке, и обязательно все должно было происходить в общественном месте, что бы другие люди видели, что происходит с душевным состоянием убийцы и убиваемого, дабы с четкой ясностью анализировать свои поступки и деяния. Конечно, первоначально была, как Вы сказали, кровавая вакханалия. Ненависть и злоба переполняли людей. Кто-то практически сразу использовал свою лицензию, а потом уже с нарушением закона убивал своих обидчиков. Но, за незаконное убийство казнили публично, без выискивания смягчающих обстоятельств у убийцы, без определения объективных причин. Так как человеку была дана лицензия, и он должен был использовать ее только в крайнем случае, жизненно необходимом для него, а он, может быть, использовал ее по пустяковой причине. А вот убийство, за которое его казнили, может и было для него жизненно необходимым, но он использовал свою возможность на пустяк и поэтому люди стали понимать, что образно говоря, казнили человека за убийство не являющейся необходимым. И вот, мало по малу, люди стали менять свою психологию. Стали происходить случаи, когда в момент реализации лицензии, люди не стреляли, все-таки не так просто убить, глядя в глаза жертве. Они стали оттягивать возможность использования своей лицензии на более необходимый для них случай, т.е. стали более терпимыми к другим. В тоже время стали с большим анализом относиться к своим поступкам, стараясь по возможности не огорчать других, пытаясь понять отношения других к своим поступкам, тем самым создавая меньше негативных ситуаций. Люди стали меняться, я имею ввиду духовное их состояние стало меняться. Вначале, терпимость и сдерживание своих пороков было искусственным, а потом, в следующем поколении они были как условные рефлексы и так далее. И вот поколение за поколением, терпимость, доброта, уважение, забота, в общем, все положительные качества человека стали его естественным состоянием его души. Люди забыли, что такое злоба, презрение, хамство и подобные им чувства по отношению к другим. Надобность в лицензии сама собой отпала. В начале, когда психология человека стала меняться, их стали использовать все реже и реже, потом постепенно их перестали брать, а теперь люди уже и не помнят, что им помогло стать людьми.

— И, что, — спросил я, — вообще не бывает хоть иногда всплеска эмоций, не уж то все стали атрофируемые?

— Ну почему же атрофируемые? Скажем, если Вы едите по ровной, гладкой дороге, у Вас появляются какие-либо негативные эмоции по отношению к этой дороге? Вы даже можете себе позволить бросить руль, и Ваш автомобиль будет все равно идеально продолжать свое движение. Правильно?

— Да, — согласился я.

— Ну, тогда, раз Вы бросили руль и просто сидите, не управляя автомобилем, а он движется дальше, значит вы атрофируемый?

— Ну почему? Просто хороший автомобиль, хорошая дорога, нет никакой опасности.

— Хорошо, — продолжил Кев, — а если дороги все разбиты, ямы и кочки, Вы сможете бросить руль, и не появятся ли у Вас негативные эмоции?

— Ну что Вы задаете глупые вопросы, — с легкой обидой сказал я, — Вы сами все понимаете.

— Понимаю. Вот и в нашем мире атрофируемых нет. Просто у нас хороший автомобиль и едет он по хорошей дороги. Поэтому у нас нет негативных эмоций. Вот, в общем-то, и все.

Образовалась временная пауза. Молчал он, молчал и я.

— Скажите, — первым нарушил молчание я, — не уж-то так все просто, — убей и стань хорошим?

— Да что ж Вы такой непонятливый, — уже с нескрываемым раздражением ответил мне Кев. — Не уж-то Вы не поняли в чем суть. Хотя по большому счету я как бы Вам раскрыл техническую сторону образования нашего общества, но были еще философские течения, которые также вносили существенную лепту в образование морально-нравственного облика нашего социума, и под давлением этих философских течений у людей образовалось моральное восприятие бытия.

— Что ж, я никуда не тороплюсь и готов уделить Вам время, выслушивая Вас, — правда моя фраза получилась несколько саркастической.

Кев скромно улыбнулся.

— А это уже ни ко мне. Я историк, а философы другие индиго. Вам нужна комната №2.

— И что, я могу с легкостью сейчас уйти в комнату №2 и меня примут?

— Ну, я же Вас принял, — улыбаясь сказал Кев. — Да и вообще, у нас запретов нет.

Если честно, мне не очень хотелось уходить от Кева, но я хотел понять, что же еще подвигло это общество к исцелению от скверны и идеальному бытию. Я не хотел верить, что только низменные желания убивать и самосохраняться создали на земле Рай. Ведь человек же не животное. Я хотел верить, что что-то еще, а именно душевные качества, а не только разум помогли человеку стать человеком.

Я искренне поблагодарил Кева, встал и пошел к двери, обернувшись, я увидел, что он смотрит в окно, куда-то в даль, может он смотрел в будущее, а может в прошлое, потому, что и то, и другое определяет настоящее.

Я вышел в коридор, тихо закрыл за собой дверь в комнату Кева и направился к администратору, что бы он указал мне путь в комнату №2, да, ни дорогу, ни саму дверь, а именно путь к этой двери.

Да, путь, каков он будет этот путь дальше???

СУТЬ БЫТИЯ

«Я в Бога не верю, я знаю, что он есть»

ФАТУМ

Я подошел к администратору, мои глаза были устремлены на него, но его я не видел. Я был в прострации и полностью отрешен от окружающего мира. Внешне спокоен, но внутри возбужден, как ураган. Мысли неслись в моей голове со световой скоростью, не успевая, цепляться друг за друга и создать логическую цепочку мышления. Было такое ощущение, что материальная оболочка исчезла, а остался только водоворот эмоций.

— Ну, что Вы получили информацию, которую хотели? — слова, будто пронеслись в бушующем потоке нейронов моего мозга. От этих слов сознание постепенно стало сливаться с моей материальной оболочкой.

— Что, что Вы сказали? — произнес я и стал медленно осмысливать окружающую меня ситуацию.

— Я говорю, Вы узнали то, что хотели узнать? — снисходительно, и по — доброму улыбаясь, опять проговорил администратор.

— Частично, — произнес я с напряженным лицом, но уже с нормализующимся эмоциональным состоянием. — Мне раскрыли исторические предпосылки образования Вашего общества, а вот для познания духовной его составляющей, посоветовали обратиться к другому индиго — философу, в комнату №2. Укажите мне, пожалуйста, этот путь.

— Ну что Вы, я только укажу Вам комнату №2, а Ваш дальнейший путь укажет Вам тот, кто находится в этой комнате.

При этих словах у администратора были хитро прищуренные глаза, которые будто говорили мне: «Ты только стал дышать, а теперь иди, открой глаза своей души, и пусть она познает свет».

Он повел меня к двери с №2, которая была почти рядом с дверью, из которой я вышел, тихо постучал и открыл ее передо мной. Я стоял вне решительности и с легкой опаской смотрел на администратора. Из комнаты не прозвучало ответа с разрешением войти, а дверь уже передо мной открылась. Лицо администратора не выражало ни каких эмоций. Он просто стоял и держал своей рукой открытую дверь, ожидая, когда я уже в нее войду. И я вошел. Дверь тут же за мной захлопнулась, правда без шума, словно никакого движения за моей спиной не произошло. Комната была точно такой же, как у Кева. Царил такой же полумрак. Убранство ее было так же аскетично. Но, что больше всего меня поразило, так это то, что за таким же столом, сидел Кев. Я был ошеломлен. Это, что за шутки. Водить меня по разным комнатам, но к одному и тому же человеку. Это, что театр одного героя? Сказал бы мне сразу, что он еще и философ, и не надо было бы устраивать этот променаж или они тут, таким образом, хотят раздуть во мне эйфорию чувств и эмоций. Я было, уже хотел оправдать их ожидания и излить на Кева все свои ощущения от сложившейся ситуации, как вдруг отчетливо услышал:

— Входите, Немо.

Эти слова мгновенно застопорили все мои бурные негодования.

— Входите, входите, я Вас жду.

Я стал медленно подходить к говорящему. Благо дело, что он говорил человеческим языком, а не использовал телепатические возможности.

Чем ближе я подходил, тем больше убеждался, что это Кев. Фактура была идентична.

— Кев, что за шутки, могли бы…, — но закончить свою фразу я не успел.

— Я не Кев. Меня зовут Фатум.

— Да ладно, к чему весь этот цирк. Хотя конечно, если Вы только не идеальный близнец, — в эти слова я постарался вложить как можно больше сарказма и издевки. — Если Вы не Кев, то, как же Вы тогда узнали, кто я и откуда узнали, что я к Вам приду?

— Я не Кев, я Фатум, — еще раз спокойно и без эмоционально произнес сидящий передо мной человек. — Кев мне все о Вас рассказал. Кто Вы, о чем интересуетесь и что Вы идете ко мне.

— Да? Не уж-то? И как же он это сделал, позвольте спросить? Может, отстучал через стенку? — сарказм и издевку в своем голосе, я намеренно усиливал.

Тут человек, который назвал себя Фатум, пристально посмотрел на меня и у меня в голове прозвучали слова: «А Вы догадайтесь?».

Боже, какой же я болван. Они же телепаты. Как все просто. Стыд и ярость за свое мерзкое поведение охватили меня. Я готов был провалиться сквозь землю.

— Извините, — произнес я почти шепотом, с опущенной головой, как нашкодивший ребенок.

— Проходите, присаживайтесь за стол, — с улыбкой произнес Фатум.

Все также с опущенной головой и, не поднимая глаз от стыда за свое недоверие к Фатуму и Кеву, я пошел и сел за стол.

— Вы меня, пожалуйста, извините за мое недоверие к Вам, — уже более отчетливо произнося слова, продолжал, — но Ваш внешний вид меня очень сильно обескуражил. Вы же копия Кева.

— Да, мы все индиго похожи друг на друга. Можно сказать, что внешне мы копии.

— Но как…?

— Вы уже знаете про вакцину, которая продлевает жизнь индиго.

— От куда Вы …?

— Я же Вам уже сказал, что Кев мне все рассказал. Я думаю, не стоит больше задавать глупых вопросов. Так вот, эта вакцина не только продлевает жизнь, но преображает нас внешне в идентичных людей. Надеюсь, знакомство закончилось, и я могу поведать Вам то, о чем Вы хотите узнать, т.е. о духовной составляющей нашего общества. Предысторию и технологическое образование нашего социума Вам поведал Кев. Но я надеюсь, что Вы понимаете, на одной технологии, как и на одной идеологии невозможно создать идеальную субстанцию бытия. Все живое разделено на две части, как Инь и Янь. И только при их воссоединении образовывается стержень, держащий всю структуру созидаемого. Вот и наш мир и человек, как индивидуум в отдельности были образованы насаждением технологических рычагов воздействия и духовных, о которых я готов Вам рассказать. Вас это еще интересует?

— Да, конечно, если бы меня это не интересовало, я бы здесь не находился.

— Похоже, в Вашем обществе духовность застопорилась, если конечно она у Вас вообще присутствует?

— Присутствует, но все в меньшей и меньшей степени. Наше общество практически стало от него отказываться. Жажда материальных благ и пороков, как плесень поглощает оставшиеся малые ростки духовности. Ведь человек, который имеет хоть малую толику духовности не будет, остервенело желать материальных благ невзирая на то, как он уничтожает все вокруг себя ради жажды наживы. Поэтому духовность монотонно и планомерно изживается из нашего общества. У кого еще осталась честь, тот становится изгоем.

— Да, — немного задумавшись произнес Фатум, — и в нашем обществе происходило что-то подобное, только после введения закона «Лицензия на убийство», когда люди под страхом искусственной непредсказуемости потери жизни стали задумываться о сути бытия, стали появляться носители истины к которым, с начала с легкой неохотой, а потом все больше и больше стали прислушиваться и в конечном счете истина в том объеме, в котором нам ее предоставил всевышний разум, была принята обществом, и люди стали жить по законам этой истины. Вот так практически и образовался наш идеальный мир. Между прочим, без ложной скромности скажу, один из моих пращуров был одним из носителей истины, получая ее от всевышнего разума и передавая людям. Конечно, были и другие носители истины. Я же являюсь аккумулятором почти всех основополагающих истин, которые на сегодняшний день даны нам всевышним разумом. Я говорю «на сегодняшний день», потому что не все истины могут быть доведены до человечества, так как не ко всем люди могут быть готовы сегодня, и не все могут восприниматься адекватно. И так, об истоках духовного образования нашего общества, вернее о появлении истин в нашем обществе, об их зарождении, я начну повествование со слов моего пращура, стараясь с большей точностью донести его слова.

Фатум на какое-то мгновение замолчал, пристально глядя на меня с легким видом пренебрежительного недоверия, словно думая: «А стоит ли рассказывать что-то. Даже если он и принесет нашу духовность в свой мир, сможет ли этот мир измениться, познать и принять эту духовность, судя по его эмоциональному поведению, мир этого Немо безнадёжно погряз в человеческой черствости и нравственной пустоте». Но почти сразу во взгляде Фатума появилась искорка надежды: « А вдруг, вдруг это общество не безнадежно нравственно и духовно разложилось, вдруг он сможет столкнуть свой мир с балансира над пропастью и спасет его, вдруг он станет первым носителем истины, так пусть же сам в начале ее познает».

— И так, повторюсь, мой пращур был один из немногих, кому поступала информация от всевышнего разума. Эта информация была истина сути бытия человеческого общества, без навязчивых искусственно придуманных догм, которые требовали своего исполнения, которые навязывались как нормы поведения, которые как языческие Боги требовали жертвоприношения, хотя исполнение этих догм не приводило к духовному прозрению. Из-за их навязчивости, их воспринимали, как формальное показушничество. Этот духовно-нравственный и нормативно-правовой формализм разъедал, как религию, т.е. духовную составляющую общества, так и нормы поведения в обществе, т.е. бытовую составляющую. Да, не спорю, некоторые из них были необходимы, дабы не разрушились основы социальных устоев.

Ту истину, которую нес мой пращур и подобные ему, не надо было беспрекословно исполнять, не задумываясь о ее сущности, нет, ее надо было просто познавать и пропускать через свою душу, которая должна быть первичной у человека, а разум должен быть вторичен. Но в Вашем обществе, Немо, похоже, у человека разум первичен, а душа …., похоже, она у Вас вообще забыта. Так вот, эти истины, которые несли носители, они не навязывались, не требовали исполнения, они просто были даны людям, как желающему пить дается вода, желающему дышать, дается воздух, и люди приняли эти истины потому, что без них стало трудно жить, почти как без воды и воздуха.

Процесс принятия истины у моего пращура был не мгновенный, это не было мгновенным озарением, нет, путь познания был долгим и болезненным, болезненным для души. Каждый удар судьбы, он старался проанализировать, не роптать, не жалеть себя, а понять, почему это происходит, является ли это наказанием или наставлением на дальнейший жизненный путь, или это спасение от чего-то худшего. Но чем больше он анализировал «подарки» судьбы, тем больше ему открывалось сути происходящего в нашем мироздании. Анализ его судьбы, стал для него букварем, который научил его читать книги нашего создателя. Тот объем информации, который он стал получать из вне познанного, стал «распирать» его эмоционально-душевную субстанцию. И дабы не произошел эмоциональный взрыв, который мог бы привести его к параноидальному состоянию, он стал писать и доносить свои познания людям, которые вначале не понимали его и других носителей, а потом приняли их истину и стали людьми, какими Вы их могли наблюдать, следуя сюда. Но не только «подарки» судьбы помогли ему познать истину, с ним также происходило много мистических ситуаций, столкновения с существами потустороннего мира, все это его также сподвигло на осмысление происходящего вокруг, его закономерность, отсутствие хаотичности, а значит на принятия твердой уверенности в существовании создателя нашего мира, мира чистилища — Бога. Да, именно, в твердой уверенности в существовании, а не в вере в создателя, ибо вера ведет к сомнению, а познание сомнения не допускает.

— Стойте, стойте, Вы хотите сказать, что искоренили в своем обществе веру, но ведь вера дает надежду, а надежда придает сил для борьбы, для борьбы по улучшению своего существования?

— Да, верно, дает сил для улучшения своего существования. Но дело в том, что для каждого человека улучшение своего существования индивидуально и если для одного оно может улучшиться безболезненно для других, то для другого его улучшение может оказаться ухудшением другим. Скажем, если один захочет стать богаче, т.е. улучшить свое материальное существование и предпримет для этого какие-то действия, то эти действия для другого могут оказаться негативными, он может оказаться беднее и его жизнь может стать хуже. Каков критерий правильности действия человека? Вера, вера в то, что каждый считает свои действия верными и его душу не осудят, а кто-то верит, что вообще нет судьи, и тогда все безнаказанно.

Вера предлагает альтернативу. Представьте, в помещении расположенном на некоторой высоте в здании, пусть, это, к примеру, будет пятый этаж, стоят три человека. Один держит в руке камень, и ему очень хочется бросить этот камень на улицу, а двое других дают ему советы, бросать этот камень в окно, на улицу или нет. Один советчик советует бросить камень, так как он верит, что под окном никого нет, и ни кто не пострадает, камень просто упадет на землю. Другой советчик говорит, что там стоит человек, ибо он верит в это и, кинув камень, можно попасть в человека стоящего на улицы и сделать этому человеку больно. Что сделает человек с камнем, чью примете веру? Одна вера может принести зло, другая зла не принесет. Тогда, первый советчик, говорит, не верь, даже если и попадет камень в человека стоящего на улицы, то все равно не страшно, так как человек на улицы не узнает, кто в него кинул камень и расплаты за брошенный камень не поступит. Второй советчик настаивает, что на улице, под окном стоит человек, и этот человек сможет найти комнату, из которой бросили камень. Так, что же делать человеку с камнем? Чью веру принять? Будет расплата или нет? Тогда второй советчик предъявил неоспоримые, хотя и косвенные доводы о существовании человека на улице, стоящего под окном. Первым доводом был голос доносящейся с улицы, который подтверждал наличие человека на улицы, вторым доводом оказались воздушные шарики, медленно поднимающиеся с земли в небо, а это означало, что их кто-то держал, а потом отпустил. И задумался человек с камнем: «А вдруг там и правда кто-то есть и мой брошенный камень, кому-то причинит боль? А вдруг этот человек знает, где я нахожусь, и потребует ответа за мой бросок камня?». Вот так и в жизни, можно сделать зло и не верить в расплату, потому, что веришь, что ее не будет. А если знаешь, хотя бы по косвенным уликам, о наказании за зло, тогда задумаешься, делать его или нет.

До появления носителей истины, люди верили в создателя, а как я уже говорил, вера есть сомнение. Сегодня веришь, а завтра можешь усомниться. Ведь вера не доказуема, одни верили в создателя, а другие нет, ни то, ни другое было не доказуемо. А если усомнился в создателе, то и усомнился в его строгом контроле, и значит не перед кем отчитываться за свои деяния, значит, не будет и наказания. Поэтому можно, лицемерить, воровать, быть подлецом и негодяем, ведь ни кто не призовет к ответу, авось пронесет. Вот поэтому все беды происходили именно от веры. Вера искусственно насаждалась. Люди не понимали в чем суть веры. Просто верь и все. Людям говорили, делай это и не делай этого, это плохо, а это хорошо, это грех, а это благодать. А почему? Все объяснения были догматическими канонами, которые люди, в глубине своей души, не понимали. Не понимали сути деяний. Почему это плохо, а это хорошо, просто потому, что так сказали? Почему плохо воровать, почему плохо убивать, почему плохо лицемерить? Почему хорошо помогать, почему хорошо давать подаяние, почему хорошо отдать свою жизнь за другого? Хотя все эти постулаты можно поменять местами и хорошее может стать плохим, а плохое может стать хорошим. В каких случаях это может быть? Как надо поступать в том или ином случае, что может быть основополагающим критерием поступка. На все эти вопросы дает ответ не вера, а познание. Поэтому носители стали разрушать тягу к вере, которая являлась лишь ширмой, прикрывающей вакханалию человеческих эмоций и желаний, основанных на страстях и пороках. Из-за того, что Бог явно не проявлял себя, позволяя людям самим искать пути очищения, не вмешиваясь в человеческое бытие, люди решили, что Бог это сказка и вера в Бога превратилась верой в его отсутствие и значит надеждой на безнаказанность. Поэтому носители стали заменять веру познанием истины.

Так вот, информация пошла к людям. Но носители не насаждали, не навязывали свои познания истины, они лишь являлись ее передатчиками, тем самым не вызывая у людей отторжения, которая вызывала вера из-за ее насильственного, необъяснимого насаждения.

То, что говорили носители, повторюсь, не являлось непреложной истиной, это не догма, это путь, путь к познанию бытия существования, да только путь, ибо цель этого пути спасение души и, следовательно, всего бытия человеческого — Земли, той цивилизации, которая существовала. Как ученые, которые когда-то пытались понять материальную сущность бытия, так и носители, пытались понять духовную сущность бытия. Они не убеждали в своей правоте, так как по сути своей являлись скептиками по жизни и с уважением относились к скептицизму других. Материалисты прошлого времени распускали глупые слухи о существовании так называемых инопланетян, как о существах с других планет и цивилизаций. Носители, конечно, знали, что это глупости, но официально в этом не разубеждали, так как принявший истину сам поймет, что инопланетяне, это нонсенс.

— Послушаете, Фатум, не знаю, как у Вас, в Вашем мире, но в моем мире существование инопланетян практически не оспаривается и все почти уверены, что они существуют. Некоторые даже утверждают, что вроде бы сталкивались с ними.

На лице Фатума появилась снисходительная улыбка.

— Немо, Вы сейчас сами себя слышали, «практически не оспаривается», «почти уверены», «даже утверждают», «вроде бы сталкивались». Все эти фразы говорят не о познании, а о вере. И я, так понимаю, что у Вас не все верят в инопланетян.

А то, что появляется на земле и что люди принимают за инопланетян, я объясню Вам несколько позже. Интеллектуальный контакт с тем, что появляется на Земле, невозможен, как невозможен интеллектуальный контакт между муравьями и человеком, какого бы высокого уровня муравьи не достигали в своем социуме. А если уж совсем быть точным, то, как между программистом и «человечками», бегающими в созданной им программе.

Так вот, носители, всегда утверждали о реальности существования, только того, что сами видели или трогали. Поэтому, так как они систематически сталкивались с существами из потустороннего мира, в их жизни часто происходили определенные мистические ситуации, а также происходила предопределенность жизненных ситуаций, то они стали утверждать, что существует судьба, великий разум — Бог и духовный Мир — Мир душ, которым управляет Бог. Бог создал человека — конгломерат души, оболочки, т.е. тела, разума и еще одного составляющего, который, каким-то образом люцифер подсунул Богу и тот его принял — это интеллект.

И так, тело есть оболочка души, красивое оно или уродливое это лишь только от того какие испытания должна пройти душа. Здесь я хотел бы Вам в вкратце раскрыть, что есть духовный мир, более подробно я Вам расскажу позже.

Когда-то была высочайшая цивилизация, которая в последствии перешла на духовно-эфемерный уровень и Великий РАЗУМ, который мы называем Богом — это наивысший индивидуум этой цивилизации, достигший высочайших вершин неподвластных разуму человека, создал ЧИСТИЛИЩЕ, т. е. Землю для понимания духовного развития души, т.е. ее чистоты, потому что достигнутый уровень «жизни» эфемерной цивилизации таков, что не позволяет определить благонравие и пороки души, ибо нет ни каких ситуаций создающих боль, радость, искушения, поэтому и создана Земля, где душам приходится проходить испытания. И так, приходя на Землю душе уже определены те или иные радости и горести, определен путь с проблемами и наслаждениями. В зависимости от того, как человек, т.е. душа в оболочке, будет «распоряжаться» данными ситуациями и зависит душевное состояние человека. Слушайте, Немо, а Вы знаете, почему кричит ребенок, когда рождается?

— Как сказать, я не врач, но слышал, что таким образом он наполняет легкие воздухом или что-то в этом роде.