Бесплатный фрагмент - Тёмка Жачкин в Стране Дураков

Тёмка вырвал из тетрадки лист с огромной красной двойкой в нижнем углу. Как-то само так получилось.

«Подумаешь! — подумал он. — „Не „лыжы“, а лыжи! Не „ласипет“, а велосипед!“ Не всё ли равно кататься?»

Там были и ещё какие-то замечания, но он не стал тратить на них время. Сложил привычно листок пополам. Потом перевернул, Потом снова сложил. Посмотрел, что вышло. Оказалось: голубь.

— Ну что ж, тогда лети!

Голубь взвился над троллейбусными проводами, мимо двух кошек на крыше — чёрной и рыжей с пятнами — и зайчиком заплясал-запрыгал в бездонном синем небе.

— Эгеге-эй! — закричал Тёмка и, задрав голову, помчался следом. Живые голуби на телемачте посмотрели, сказали друг другу: «Кур-лу-мур» и полетели себе куда надо.

А внизу красота. Как по линейке нарисовано шоссе оловянного оттенка. Машины тараканами: туда-сюда. Река сине-серебристая с чёрным. Петли вьёт, хочет всё собой накрыть, да не получается ни фига. И вдоль неё — леса просыпающиеся поблескивают светло-зелёными кляксами.

В стороне башня из дыма — такая прозрачная, что на фоне неба её и совсем бы не увидел, если б воздух вокруг не кривился как испорченное стекло. Земля под башней вспыхивает звёздами — то жёлтыми, то оранжевыми, то синими, то зелёными. То фиолетовыми, то ослепительно белыми.

Налюбовавшись, Тёмка посмотрел вверх. Небо. Одно только небо с жарким до боли солнечным диском. Он понял, что очутился там, где никогда ещё в жизни не очутывался. Или не очутался? В общем, где никогда ещё не бывал — выше аж самого дыма!

— Ой, — сказал он.

И сразу почувствовал, что снижается. Тогда он крикнул:

— Ай! — и кубарем покатился по склону, покрытому жёстким дёрном.

— Уф-ф!.. — выдохнул он наконец, оказавшись во влажной изумрудного цвета лощине и всласть растянувшись на густом пахучем травяном ковре. Небо над головой приветливо сияло, а солнце, хотя и такое же яркое, уже не жгло, а ласкало его белобрысую голову.

На краю луга, у самой опушки, кругами ходила привязанная коза. Тёмка пошёл к ней. Не то, чтобы она ему нужна. Просто, как он видел сверху, в той стороне должна быть река. А рядом с ней вполне может найтись неглубокое озерцо, в котором вода уже достаточно тёплая, чтобы искупаться.

Увидев мальчика, коза с тихим блеянием опрокинулась на спину и засучила ногами, на концах которых что-то ярко блестело. Подойдя поближе, Тёмка увидел, что это подковы. От удивления он остановился, забыв про все озёра на свете. Он даже потрогал бы их, если б не боялся получить удар куда-нибудь в живот. Да ещё подкованной ногой! Коза, довольная произведённым ею впечатлением, встала и принялась хрупать свои донники, подорожники и прочие лисохвосты — всё, что успело вырасти к этому дню.

Берёзы и тополя с молодыми лоснящимися листиками ещё не давали тени, но прохладу уже обеспечивали и при этом пахли остро и завлекательно. Пройдя по вымощенной переплетёнными корнями тропинке, Тёмка вышел на небольшую поляну. В центре её сидел лохматый мальчишка примерно тёмкиных лет в трусах и взрослом пиджаке. В руках он вертел сильно поношенный сапог размером с хороший портфель.

— Здорово, — сказал Тёмка. — Я Тёмка.

Мальчишка сунул картофелевидный нос внутрь сапога, что-то там вынюхивая.

— Как тебя зовут? — не унимался Тёмка.

— Кто как, — пробубнил мальчишка, не вылезая из сапога, отчего ответ прозвучал негромко и невнятно.

— Что-о?! — удивился Тёмка. — Барак?

— Для тебя может и Барак, а вообще-то Абак, — ответил мальчик, вылезая из сапога. — А тебе не всё равно?

Тёмка не нашёлся, что возразить. Ему и в самом деле было всё равно, как зовут мальчика — «Неполноценный Дом» или «Старинные Счёты». То ли дело его имя — Артём! Что «Здоровяк», что «Посвящённый Богине Артемиде» — и тем и другим вполне можно гордиться. Или хотя бы похвастать при случае.

— А что ты тут делаешь? — спросил он Абака.

— Всё ему расскажи! — сощурил тот небесного цвета глаза.

— Да ла-адно! — протянул Тёмка. — Подумаешь, секрет.

— Секрет не секрет, а какой же дурак свои места выдаёт.

Абак поставил сапог перед собой, вытянул из кармана белую нитку, из другого микроскопический крючочек и стал прилаживать одно к другому. Покончив с этим, он отломил от ближайшего дерева ветку, привязал нитку к её концу и сел, опустив крючок в голенище сапога.

— Это ты… Зачем? — в тёмкину голову вползло смутное подозрение. Вернее, целых два смутных подозрения, но о втором он пока опасался даже подумать.

— Тс-с! — Абак приложил палец к губам.

— Чё «тс-с»? Ты чего это делаешь?

— Не видишь? — зло прошептал мальчик. — Рыбу ловлю. Не шуми тут.

— Да какая рыба! — почему-то тоже шёпотом зашипел Тёмка. — Вода-то у тебя где?

— При чём тут вода! Тише, тебе говорят.

— Да как же без…

— Ну ты! — обозлился рыболов. — Вот только попр-робуй, спугни. Только попр-робуй. Я ть-тебе!..

Дошептать он не успел. Сапог зашевелился, подпрыгнул несколько раз, и из него показалась большая мокрая голова с круглым перламутровым глазом.

— Тяни! — пронизывающим до костей фальцетом закричал Абак. — Тяни же! Уйдёт!!!

Тёмка двумя руками уцепился за сапог и стал стаскивать его с рыбы.

— Ты будешь тянуть или нет?! Откуда ты такой взялся?

— Н-не сла-азит! — срывающимся от напряжения голосом прокричал мальчик.

— Сильней! Сильнее дёргай, тебе говорят! А-а, дай сюда!..

Рыба, приоткрыв рот, взирала на их возню равнодушными глазами. Когда им наконец удалось вытряхнуть её на траву, она издала нечто похожее на вздох облегчения.

— Уф! — рыболов стёр со лба бисеринки пота и с гордостью посмотрел на добычу. — Ух, кака-ая!

Рыбина, раза в два крупнее сапога, из которого появилась, вальяжно вильнула хвостом.

— Жадничать не надо, — заметил Тёмка, пытаясь унять дрожь в руках, что возникла от непривычных усилий. — Куда такую махину!..

Добытчик презрительно посмотрел на мальчика и сплюнул сквозь зубы.

— Ты, я погляжу, вообще не рыбак. «Куда такую»! Разве удержишься, когда такое счастье в руки прёт!

Рыбина снова вильнула хвостом и свободным глазом посмотрела на Тёмку, как ему показалось, свысока.

— А чего в реке не ловишь?

— Вот и видно, что ты не рыбак, — с достоинством отозвался мальчишка. — «В реке». В реке любой дурак поймает. А потом: из реки мы бы её не вытащили. Ушла бы. Да, чего доброго, и нас с собой утащила. «В реке-е»! Не доросли мы с тобой ещё, в реке-то ловить. Читал я, как одного старика рыба чуть-чуть в речку не утащила. Во дела!

— Не в речку, а в море! Я тоже читал.

— В речку, в море… Не всё равно?

Тёмке показалось, что наступил самый момент, чтобы задать торчавший в нём колом вопрос.

— Слу-ушай, — осторожно проговорил он. — Можно у тебя спросить? Я тут видел…

Он осёкся, опасаясь быть осмеянным.

— Ну? И чего ты там такое видел?

— Видел… Как будто у козы… Там…

— И чего у неё там? Баян, что ли?

— Подковы! — набравшись храбрости, выпалил он.

— Да не тяни ты кота за хвост! Чего спросить-то хотел?

— Вот и хотел спросить: зачем они.

— Что значит «зачем». Копыта же.

Абак пожал плечами и отодвинулся, всем видом выражая нежелание тратить время на собеседника, задающего какие-то совсем уж глупые вопросы.

На поляне выросла фигура человека родительского возраста, без пиджака и в одном сапоге. Волосы его крашеными пиками торчали в разные стороны, а нос наподобие клоунского — до того красный и круглый, что так и хотелось дёрнуть за него, чтобы проверить, настоящий ли.

— Здорово, ребятня! — приветствовал он мальчиков голосом, напоминающим радиопомехи. И, обернувшись персонально к Тёмке, прибавил:

— Жух Абакович.

— Артём, — представился Тёмка, поднимаясь на ноги. — Абакович — это ваша фамилия или отчество?

— Абакович — это моё сынчество, — ответил дядька и шмыгнул носом, отчего тот подпрыгнул до узкого бородавчатого лба.

— А что такое «сынчество»?

— Это то же, что ваше «отчество», только гораздо лучше. С ним никто никогда не сможет забыть о сыне. Верно, сынок? — он потрепал Абака по щеке, попутно стряхнув с неё несколько мелких травинок.

— А… Наоборот? — вслух задумался Тёмка. Он вдруг вспомнил о своём отце, которого никогда не видел, но от мамы знал, что он где-то есть. Дома он часто ломал голову, пытаясь сообразить, почему этот отец, если он и вправду где-то есть, никогда о нём не вспоминает. И вот наконец нашлась разгадка. Оказывается, потому, что у него нет сынчества! И теперь уже скорее всего никогда не будет.

Тёмке стало грустно, но тут ему пришло в голову, что отсутствие в доме отца иногда бывает очень даже кстати — например, когда приходится вырывать листы из тетрадок — и он мгновенно успокоился.

— Наоборот?.. — задумчиво произнёс Жух Абакович. — Наоборот, конечно, без отчества сложнее.

Тёмке показалось, что мужчина при этом не то всхлипнул, не то вздохнул. Но в ту же секунду он воскликнул своим обычным бодрым голосом.

— Но всё равно. С сынчеством лучше. По крайней мере, правильнее!

— А если не сын, а дочь? — полюбопытствовал Тёмка.

— У кого дочь, тот имеет дочество, — взмахнул руками Жух. — Чего тут непонятного! Вот это добыча!

Он потрепал рыбину по хвосту. Та приподняла крышку жабры и выпустила из-под неё большой пузырь, похожий на мыльный.

— Ну что, господа. Позавтракаем и в путь!

— Сырую рыбу есть нельзя, — со знанием дела произнёс Тёмка. — Особенно речную. В ней глисты бывают. Во-от такие!

— А кто тебе сказал, мальчик, что мы собираемся есть её сырую.

Жух стал быстро-быстро тереть друг о друга ладони.

— Запоминай, незнакомец, — подмигнул он Тёмке. — Так ты всегда согреешь себя в самый трескучий мороз.

Тёмка увидел, как ладони дядьки стали вырастать. Затем они начали похрустывать, парить и наконец засветились красным. Он подсунул одну ладонь под рыбину, другой накрыл. Рыба зашипела, зашкворчала, покрылась корочкой — и изжарилась.

— Великому Дондууку, — уважительно произнёс Жух, оторвал рыбью голову и нанизал её на сук серебристого тополя. Затем отломил от тушки большой кусок.