Бесплатный фрагмент - Ты здесь чужой

ЧАСТЬ 1. ТАЙНОЕ ПРИСУТСТВИЕ

Глава 1. Шантаж. Версия Дэна

Антропоцентризм — серьезная ошибка человечества

В тот день, когда все начиналось, я никого не трогал, всего лишь ремонтировал личного кибершпиона. С виду он был вылитый белый голубь мира и лежал на столе как убитый, а на самом деле просто поломанный. Пришлось раздвинуть перья, вскрыть брюшко и заменить горелую микросхему, после чего птичка сначала конвульсивно дернула крылом, потом встала на дрожащие лапки и наконец бессмысленно закружилась на месте. Я уже собирался приступить к дополнительному программированию голубя, когда он вдруг приободрился, перепрыгнул на подоконник и улетел, оставив меня ни с чем.

Программа, заложенная в фальшивого голубя, возвращала его к хозяину — когда-нибудь, но скорее раньше, чем позже. Убедив себя в этом, я быстро успокоился и решил скоротать время, просматривая ленту новостей — работы все равно не было.

До прошлой недели я через день аккуратно приходил на фабрику Габы, занимался там рутиной и был доволен, не выслушивая лишних вопросов. Черт возьми, откуда мне было знать, что по ночам там штампуют контрафактные чипы? Я сам пользовался фальшивыми чипами — простую подделку можно найти на черным рынке, но я их не делал для других, и Габа не держал меня в доверенных лицах! Когда нагрянула полиция, я не стал ждать развязки и выпрыгнул из окна, которое выходит на задний двор. Во дворе давно копилась груда пустых коробок из гофрокартона, я рухнул прямо на нее с высоты второго этажа. Коробки с треском сложились, а я приземлился безвредно, но в облаке бумажной трухи. В конце концов, к нелегальным делам Габы я не имел никакого отношения, и отвечать за них было глупо.

После такого героического побега я и поменял свой фальшивый чип на другой (такой же фальшивый) при помощи лезвия, обычной шелковой нитки и стальной иглы, прокипятив все это в кастрюле, а порез заклеил пластырем, потом переехал на новую квартиру так быстро, как только сумел. Очередное пристанище оказалось сносным — конура в высотке, а это чертовски мешает любопытным заглядывать в форточку. Однако, то ли с чипом я перемудрил, то ли дезинфекция оказалась недостаточной — зашитый порез на руке воспалился, и побагровевшая конечность едва пролезла в рукав. Я понял, что дела обстоят неважно, и выбрал врача наугад, просмотрев в сети бесконечные ленты рекламных объявлений.

Доктор Ливнев оказался уже немолодым добродушным циником, не вполне трезвым. Славный медик не спросил ни имени пациента, ни документов страховой компании, зато он охотно взял деньги вперед, после чего усадил меня в старое, покрытое мелкой сеточкой трещин пластиковое кресло. Потом медик пощупал распухшую руку, выдернул пинцетом нитку и сделал сокрушенное лицо.

— Самолечением занимались?

Я только кивнул, стараясь без необходимости не подавать голоса.

— Анестезию будем оплачивать?

— Не-а.

— Не больно? Врете ведь, голубчик.

Врач, конечно, был прав, но я не хотел, чтобы мне кололи наркотик. Ливнев, конечно, понял, что к чему, но ковырялся в моей руке совершенно спокойно, даже не потрудившись отказаться от сигареты. Рану он почистил и зашил, оставив в ней трубочку для дренажа, вынутый чип бросил в колбу с розовой жидкостью.

— Хорошая работа, — кивнул он. — Гостевая схема, особых прав не дает, зато, если не распознают подделку, вас не вышлют за нелегальную иммиграцию. Двадцать процентов к сумме сверху, и я зашью вам эту штуку под лопатку.

Я машинально кивнул и с отчаянием уставился на отрезок дренажной трубки, который торчал из моего предплечья. Отказаться от нее было нельзя. Оставить в ране — значит, явиться к Ливневу снова. Доктор докурил сигарету и пустил дым в сторону окна, излишне доверчиво повернувшись ко мне затылком.

— Вы, преступники, бесконечно нервные люди, — ласково произнес он.

Чуть позже он быстро, как автомат, пересчитал деньги и деловым тоном добавил:

— Придете через сутки на перевязку. Сами в ране не ковыряйтесь, а то доковыряетесь до сепсиса.

Домой я добирался как всегда в одиночестве. Вагон трясло и качало, рука горела, мое восприятие обострилось, Я ощущал настроения случайных попутчиков так, будто видел цвет — их бледно-серую усталость или насыщенно-красную агрессию.

На пересадочной станции ко мне подобрался потрепанный тип в теплом не по сезону пальто.

— На два слова, пожалуйста, — захныкал он.

В крысиных глазках нищего блестели нехорошие огоньки — мне он сразу не понравился. Я не чувствовал мыслей этого типа, словно этих мыслей не было вообще, не мог ни напугать, ни отвлечь его, а поэтому дал ему возможность отвести меня в закоулок между запертым на ночь киоском и огромным контейнером для мусора.

— Вы были у врачишки, — снова быстро забормотал он. — Мы с ним соседи. Если столкуемся, я не скажу, что слышал и видел через дырку в стене. Не вздумайте меня обидеть, я полицейский осведомитель.

Тут он показал мне свою руку, вздернув замызганный рукав. На запястье у этого типа чернел особый браслет. Такое устройство и в самом деле носят осведомители. Придави он кнопку — и мой чип просканирует ближняя контрольная арка.

— Сколько вы хотите?

Этот человек назвал внушительную сумму. При желании я смог бы ее наскрести, но одна-единственная уступка превратила бы меня в дойную корову шантажиста.

Поэтому я взял его за локоть и почти потащил за собой, так, чтобы роли поменялись. Этот человек привык к совершенно другому поведению жертв, поэтому от моей активности слегка растерялся.

— Куда мы идем?

— К банкомату. Вы же хотели денег.

Вместе, чуть ли не изображая приятелей, мы поднялись из подземки наверх и зашагали под ярким полуденным солнцем. Он — в потрепанном пальто бродяги, я — в слегка потертой куртке небогатого гражданина. Хорошая компания.

На выложенной плиткой площади топтались голуби — много голубей, среди них сизые, белые, рыжие и смешанных оттенков. Они обгадили не только саму площадь, но даже ограждение фонтана. Плитка вокруг него оказалась слегка влажной и довольно скользкой. Тянуть дальше не было смысла, и я делал то, что сделать собирался — толкнул противника в фонтан головой вперед. Шантажист инстинктивно прикрыл темя руками и окунулся верхней частью туловища в воду. Вода, скорее всего, замкнула микросхемы браслета. По крайней мере, я надеялся, что замкнула.

— Ах ты сволочь! — сообщил мне враг.

Я не стал медлить и бросился удирать.

— Стой! — закричал он насколько отчаянно, настолько и бесполезно.

…Преследователь оказался выносливым — он гнался за мною до края площади, а потом еще целый квартал, на нас уже начали оборачиваться. Я перебежал улицу, надеясь отвязаться.

Красный автомобиль скользнул мимо, водитель за стеклом беззвучно обронил грязное слово. Я был уже на противоположной стороне улицы, когда за спиной раздался скрип тормозов. Потом еще скрип и скрежет металла. Я уже почти ушел, но все же оглянулся…

Шантажист лежал на мостовой, свернувшись клубком, будто мертвый енот. Полосы на его потрепанном пальто довершали сходство. Движение остановилось, автомобили уже образовали затор. Такого варианта я не планировал, но что случилось, то случилось. Больше всего беспокоила камера слежения на соседнем столбе, но с нею я ничего поделать не мог. Оставалось только уйти поскорее.

…Дома я отыскал аптечку и вдогонку ввел себе транквилизатор. Боль в руке унялась. Дешевая голографическая установка нарисовала мне камин с легкими сполохами огня. Ненастоящие искры отлетали от дров, которых не существует, а я сидел в пластиковом кресле и думал, как теперь поступить. Напрямую связать смерть осведомителя с практикой доктора Ливнева не так уж легко. Камера, возможно, зафиксировала мое лицо, но в мимолетной записи это бледное пятно с неопределенными чертами.

* * *

Рассматривая огонь, я крутил надетое на указательный палец стальное кольцо — миниатюрный навигатор портала между мирами, один из немногих оставшихся у меня кэйтианских предметов.

Несколько лет назад, когда я еще не покинул отечество, Маркус, мой друг и император Кэйто, гостил в нашем родовом имении на западном побережье. На второй день непогашенный кем-то костер запалил сухую траву равнины, и за несколько часов она выгорела дотла так, что мертвое пространство коснулось горизонта. По ночам там всегда дул ветер, поэтому искры густой тучей летели в сторону дома. Я нервничал, слушая, как лают псы и звенят в темноте ведра — слуги пытались поливать водой резные колонны главного входа. Маркус, не прячась, стоял на балконе, и сполохи пожара отражались в светлых, почти прозрачных глазах императора.

— Не беспокойся, Д-Эн, — сказал он тогда. — Понимаешь, все дело в миссии. Пока я не достиг цели, ничего плохого не случится.

Он говорил с пафосом и настолько твердо, что я почти поверил. Теперь, по другую сторону звездной бездны, моя собственная миссия настолько далека от завершения, что, по этой логике, я сам почти неуязвим.

Конечно, на самый крайний случай у меня имелся план бегства, но я не хотел им пользоваться, потому что собирался дождаться приезда Макото Акэти. Его фото экране планшета выглядело качественным — движение едва наметилось и не успело смазать черты полуазиатского-полуевропейского лица. Правую руку Акэти стиснул в кулак. На указательном пальце он носил кольцо, вроде бы, очень похожее на мое, но в этом месте снимку не хватило резкости. Вторая интересующая меня фотография оказалась траурной — обведенный черным портрет молодой женщины в альпинистской куртке. Тонкое, загоревшее до золотистого цвета лицо, в выражении которого — лишь мне заметный страх. Заголовок в новостной ленте: «Несчастный случай в горах. Шокирующие подробности смерти подруги миллиардера»

…К этому типу трудно подобраться в Эламе, но еще труднее в Гонконге.. Полдесятка его резиденций разбросаны по всему миру. Акэти — темное пятно, моя проблема и головная боль.

Ладно, черт с ним, с этим типом. Я отбросил навязчивое «плохое предчувствие» и решил просто отлежаться. Над городом шел ливень с грозой, я устроился на узкой раскладной койке, разместил руку поудобнее и принялся слушать шум дождя и рассматривать потрескавшийся потолок. Мои соседи здесь были обычные городские отбросы, которые набились в дешевый дом-башню плотно, будто сельди в коробку. В ближней квартире, кажется, началось вечеринка — там сначала играла музыка, потом визжали женщины и ругались мужчины. В конце концов эти люди передрались между собой и кого-то с грохотом приложили о стену, смежную с моей комнатой. Полиция, по счастью, нас не потревожила.

Уже после полуночи, когда эти дураки, наконец, затихли, я сквозь сон ощутил резкий толчок, скорее ментальный, чем физический, открыл глаза и уставился в темный угол комнаты.

Призрачный, как все образы, проходящие сквозь границу миров, Даркин Рейнен уставился мне прямо в лицо. Его силуэт жутковато накладывался на голограмму огня. Суеверному существу этот человека показался бы дьяволом, но это был не дьявол, а только мой старый враг к тому же, в изображении.

— Здравствуй, Д-Эн Вильер.

Он назвал мое настоящее имя, и меня передернуло.

— Убирайся. Как ты сюда попал?

Я разглядывал бледное лицо с отвращением, хотя по меркам оставленного мною мира Дар — довольно симпатичный представитель высших кругов Кэйтианы, что не мешает ему быть сволочью.

— Обстоятельства переменились, я вернулся из ссылки, возглавил Супрему империи и пришлось снова браться за дело, — сообщил он вежливо, но с издевкой.

Эти слова не походили на пустой блеф, потому что затраты энергии на наш разговор получались просто чудовищные.

— Ложь. Император никогда не вернул бы тебя.

— Император Маркус, к несчастью, скончался. Это большая трагедия для народа Кэйто.

Хорошо, если граница миров мешала Рейнену правильно оценить степень моего отчаяния. Смерть Маркуса, естественная или насильственная, все равно, означала катастрофу.

— Как это произошло?

— Несчастный случай. Подробностей не знаю. Ты же понимаешь, меня давно не было в столице.

В этих словах сквозили намек и угроза.

— Что-то еще?

— Дядя покойного теперь у власти, он доверил мне разобраться с запутанными делами Супремы. В том числе и с проектом портала. Не отворачивайся, смотри мне в лицо.

— Разве что-нибудь переменилось?

— Разумеется. Игры, которые ты ведешь, больше не находят понимания. Нам нужны сообщники в Эламе и канал для вторжения. Действовать нужно жестче. Если через неделю результата не будет, мы пошлем через портал другого человека и дадим ему самые широкие полномочия. В том числе и на силовые действия в этом месте, На любые действия. Ты понимаешь?

— Угрожаешь?

Голограмма уже угасала. Дар сухо улыбнулся и молча растаял, исчез в сгустившейся темноте, а я лопатками ощутил неприятный холодок.

Глава 2. Мир Кэйто, 5 лет назад, версия Дэна

Пять лет назад я еще жил в родном мире, и там, возвращаясь с прогулки верхом, увидел природное явление, которое почему-то считалось у нас предвестником несчастья. Это был смерч, серая крутящаяся коронка, которая двигалась со стороны моря вглубь побережья, пока не закрыла часть неба и не прошла стороной, едва не задев меня.

Через неделю императорский курьер привез распоряжение явиться в Кэйтиану и предстать перед императором Тэлием.

В столицу отправились мой отец, я сам и моя младшая сестра Рене — мы с нею были погодки. Тэлий тогда еще не совсем сошел с ума, сохранял военную выправку и на приветствия аристократов отвечал благосклонно, но глаза Величайшего показались мне странными. Взгляд блуждал рассеянно, перескакивая с предмета на предмет, с человека на человека и никак не мог остановиться. Принц Маркус замер чуть поодаль, скрестив руки на груди и, казалось, с тревогой наблюдал за этой сценой.

Отец побеседовал с монархом, получил опечатанный гербовыми печатями толстый пакет, и, как только мы оказались в нашем особняке в Кэйтиане, заметил не без иронии:

— Мне придется заняться воплощением мечты Величайшего. И, возможно, ответить головой, если она окажется неосуществимой.

Тогда это прозвучал как шутка.

С «мечтой» я был знаком только в общих чертах, проект Тэлия не касался военного дела, а смахивал на нечто среднее между оккультизмом и наукой. Сестра же, напротив, испытывала к таким вещам сильный интерес и помогала отцу, подолгу изучая толстую пачку бумаг, оказавшуюся в пакете, я же провел лето в столице со своими приятелями, в казармах военной академии.

К середине осени Тэлий перестал показываться на публике, однако приказы из его канцелярии по-прежнему доходили до нас. Иногда нищих бродяг с окраины хватали и куда-то увозили. На месте ярмарочного пустыря теперь все быстрее рос скелет нового здания. Он походил на гигантский черный куб и быстро обрастал плотью глухих, без окон стен. С крыши фехтовального зала академии видно было, как суетятся на большой высоте рабочие. Издали они казались муравьями. Потом здание достроили, там была только одна дверь. Ходили слухи, будто увезенные люди входят в нее и больше никогда не возвращаются.

Мне на все это было наплевать.

В наше имение на побережье я попал только поздней осенью, кое-как выбравшись из академии на десять дней. Мы с отцом встретились, и я вдруг заметил, что его щека дергается от нервного тика.

— Ты зря приехал, — жестко заявил он. — Оставался бы в казармах.

Рене кивнула без радости, прижала к губам палец, а потом поманила меня жестом.

Я молча вышел вслед за нею в сад, деревья уже сбрасывали листву, она почему-то осталась неубранной, а потому шелестела под ногами.

— Что случилось? — спросил я, едва мы остались наедине.

— Все пошло не так, — сказала мне сестра, в ее манере держаться проглядывали одновременно испуг, гордость и упрямство.

— Не удалось сделать то, что он хотел? — переспросил я, подразумевая под «ним» императора.

— Может быть, слишком хорошо удалось. — Рене задумалась, поворошила листья носком ботинка, а потом покачала головой. — Нет, я передумала, не стану рассказывать. Ты ничего в этом не понимаешь.

Я был тогда довольно легкомысленным, поэтому только хмыкнул. Ситуация не казалась мне ни опасной, ни странной.

— Хорошо, — легко согласился я и вернулся в дом, чтобы поздороваться с матерью, которая хворала сезонной лихорадкой и не покидала своей комнаты.

Уже под вечер, когда мы вдвоем с сестрой стояли на веранде, я снова увидел серый клуб пыли, на этот раз он двигался со стороны равнины, но это оказался не смерч, а самая обычная пыль, поднятая грузовым фургоном.

Фургон приблизился и остановился. Это была крытая брезентом машина с просторной кабиной и кузовом для солдат. Солдаты один за другим выпрыгнули на выложенную плиткой землю двора и столпились возле фонтана, набирая воду во фляги.

Офицер, который ехал в кабине, равнодушно отвернулся, не отвечая на приветствие, прошел мимо меня и Рене — высокий, затянутый в мундир, с накинутым поверх черным плащом, он медленно, палец за пальцем, стаскивал перчатки из тонкой кожи. Почему-то я очень хорошо запомнил эти перчатки. Они были чистыми, без единого пятнышка. Вслед за этим, высоким, в дом скользнул его помощник — невыразительный белесый тип, который нес кейс, прикрепленный к запястью стальным браслетом. Оба гостя уже прошли мимо, но я все стоял в оцепенении, не чувствуя, как сестра теребит меня за рукав.

— Дар Рейнен, — тихо сказала она.

— Разве?

— Вон тот высокий офицер, глава Супремы, любимчик императора.

— Наверное, он сильно боится, раз не ездит без взвода охраны, — заметил я довольно громко, и Рене сильно ткнула меня кулаком в бок.

Солдаты, впрочем, не обращали на наш разговор никакого внимания, потому что с интересом наблюдали за потасовкой двух гончих. Когда я подошел поближе, гвардейцы Супремы перестали смеяться и отвели глаза. Отец появился на пороге, приветствовал Рейнена, они вдвоем ушли в кабинет и закрылись там.

— Заносчивый ублюдок, — пробормотал я сквозь зубы.

…Этот самый Рейнен убрался через два часа, когда уже смеркалось. Я не знал, о чем они говорили с отцом, но был рад, что жутковатый полковник не остался погостить, и мне не пришлось делить с ним стол и кров. Рокот мотора приземистого фургона Супремы в конце концов стих и сменился простым шумом ветра.

— Ну вот и все, — подытожила наша старшая служанка Лин, прежде чем отправиться в деревню ночевать. — Полковник Рейнен, сразу видно, благородный человек, и людей своих не распускает. Уехали мирно, уток не крали, к посудомойкам не лезли, ничего не поломали, и даже солдаты в фонтан не мочились.

Я промолчал и заглянул в комнату матери, которой все еще сильно нездоровилось. Женщина-врач в сером балахоне ордена целителей сидела возле постели, держа в своих широких ладонях худую руку пациентки. Она подняла на меня взгляд воспаленных глаз и только покачала головой…

Темнело стремительно, бриз дул со стороны моря, а потом сменился легким ветерком с суши. Пахло горькой полынью и солью. К этому запаху примешивался оттенок дыма, возможно, тлела трава в степи.

Я лег спать, долго ворочался, потом забылся и увидел странный сон — про то, как Рене, не глядя под ноги, идет по узкому брусу, переброшенному через ручей. В видении ветер шевелил тростник в ручье, но не мог тронуть ни волосинки в ее прическе, ни края ее плаща — они все время оставались неподвижными, как у призрака.

Я очнулся, попробовал встать, но не сумел и понял, что это не пробуждение, а сон, вложенный в другой сон. Волной накатывал страх. Виски ныли. Везде — в пощелкивании магнитных часов, в шорохе листьев за окном, в гудении ветра я различал близкую угрозу.

— Очнитесь, милорд.

Голос походил на голос женщины-врача, и я проснулся мгновенно, избавившись от иллюзии ложного пробуждения. Рядом не никого не оказалось, но во дворе хрипло лаяли собаки, и переругивались чужие голоса. В двери дома колотили прикладами. Через мгновение раздались выстрел и короткий визг — одного из псов пристрелили.

Я быстро оделся и, не зажигая света, выглянул оконный проем. Двор заполнили солдаты в форме Супремы. Высокой фигуры Рейнена среди них не оказалось, или я просто его не заметил. Грохнул еще один выстрел. В двери дома теперь уже не просто колотили — их выламывали. В шуме и гаме мне послышался пронзительный крик сестры.

— Рене! Мама! — заорал я.

В коридоре стояла тьма, потом раздался треск, створки дверей рухнули, в пустой проем хлынул красноватый свет факелов. У меня не было никакого оружия, если не считать почти бесполезной каминной кочерги. Очевидно, людям Супремы приказали взять меня живым, только поэтому мне сразу же не пустили пулю в голову.

Я не стал драться с десятком противников, вместо этого добрался до лестницы на галерею, захлопнул за собой еще толстую деревянную дверь и под носом у врагов задвинул засов. Эта преграда не могла надолго их задержать, но давала мне небольшую фору.

В темноте галереи шевельнулась неясно очерченная фигура. Сначала мне показалось, будто это сестра, но с близкого расстояния я разглядел фартук и шапочку горничной.

— Где моя мать?

— Леди Кирти на веранде, внизу, она очнулась захотела подышать воздухом. Я и Сира выкатили ее кресло… простите, милорд, пришли солдаты схватили Сиру и…

— Ты сбежала и бросила мою мать? Да? Оставила ее там?

— Простите… я испугалась.

В за окном снова полыхнуло, оранжевый отблеск осветил безумно вытаращенные глаза и мокрое лицо служанки. Она пыталась еще что-то сказать, но подавилась слезами. Едва ли она оплакивала нас, скорее, смертельно боялась за себя. В отчаянии я сжал плечи девушки и тряхнул посильнее.

— Где лорд Вильер?

— Его убили. Там во дворе. Я видела.

Горничная тряслась от страха и пыталась вырваться из моей хватки, а я все не разжимал руки.

— Дэн, оставь ее!

Вспыхнула лампа. Сестра шла по галерее, держа в одной руке фонарь, а в другой — пистолет. Ее лицо почти не изменилось, щеки не побледнели, наоборот, они горели ярким, почти противоестественным румянцем.

— Поздно что-то менять. Нам нужно добраться до Кэйтианы.

— Зачем? Там полным-полно солдат Супремы.

— Там есть одна вещь, которая поможет нам перебраться в безопасное место.

Я выпустил горничную и на миг задумался. Отец был мертв, помочь матери я не успел, но еще мог защитить сестру.

— Пошли.

Мы добежали до конца галереи, а потом по приставной лестнице вскарабкались на чердак. Круглое окно выходило на задний двор и на конюшни. Во дворе горел одинокий фонарь.

— Вон там солдат, чуть левее… — шепнула мне Рене.

В доме прогремели выстрелы — возможно, кто-то из наших охранников попытался драться. Я воспользовался этим шумом как прикрытием, забрал у Рене пистолет и пристрелил солдата, потом мы спустились вниз по веревке с узлами, которая хранилась на чердаке.

…В этот момент мы с сестрой едва не погибли — невысокий парень в мундире Супремы выскочил во двор и прицелился мне в голову, я увидел его за долю секунды до выстрела, попытался вильнуть в сторону, и пуля прошла по касательной, задев волосы чуть повыше виска. Вторым пистолетным выстрелом я уложил и этого человека. Он упал ничком, лицом в лужу и затих, а мы оседлали лошадей и уже через пять минут скакали верхом в сторону Кэйтианы.

Позади шумела моторами погоня. По счастью, не все места на пустоши удобны для машин и почти все годны для лошадей. Я подал сестре знак, мы развернулись в сторону моря, сделали крюк и оторвались от врагов. Ветер разогнал облака, показалась мертвенно-бледная луна. Наш след в довольно высокой траве становился заметен, и двигаться приходилось, выбирая каменистые участки пустоши.

Возможно, из-за этих метаний я и потерял направление. Равнина вдруг показалась мне незнакомой. В конце-концов кобыла сестры захромала. Мы убедились, что погоня отстала, и спешились. Я предлагал Рене взять моего жеребца, но она упрямилась и предлагала ехать вдвоем.

Я просил ее, ругал и дошел до того, что почти готов был побить. В конце концов она уступила, сверкнула в мою сторону гневным взглядом, вскочила в седло и, не прощаясь, ускакала. Я остался там, где был, и разыскал себе укрытие среди камней, но сначала прогнал хромую кобылу как можно дальше.

Ночью я валялся среди камней и разглядывал рисунок звезд. Наверное, к этой ночи относится пробуждение моих паранормальных способностей, пришедших от матери из рода Кирти.

Вначале был чужой внимательный взгляд. Поблизости затаился некрупный степной волк, и я вдруг ощутил, что легко понимаю несложные мысли хищника.

Кроме волка на пустошах находился еще кое-кто. Эта тварь не имела ни тела, ни определенного облика, однако, рассматривала меня с пренебрежительной насмешкой. Мое сознание корчилось в тревоге, не умея избавиться от наваждения, а невидимый и бестелесный насмешник продолжал висеть надо мной в пустоте.

Утром зверь исчез, не оставив следов. После мысленного контакта с волком и тем, другим, непонятным существом во тьме, меня слегка лихорадило, солнце почти не грело и так медленно ползло по горизонту, что казалось — вечер не наступит никогда.

…Я выждал сутки и вернулся в имение следующей ночью. В деревне рычали псы, под этот рык и в основном по запаху гари я разыскал остатки нашего дома…

Разломившаяся и изуродованная крыша придавила обломки стен. Камни в естественном состоянии не могут гореть, но их чем-то полили — воздух отдавал не только паленым, но и пронзительным запахом жидкого топлива. Я опустился на колени. На миг показалось, будто я нащупал в темноте чью-то мертвую руку, но это оказалась шелковая перчатка с оторванным пальцем.

Разобрать развалины в одиночку невозможно. Я почти свихнулся, но все же это понимал это, поэтому встал и ушел. Наверное, я так и добрел бы до Кэйтианы, но муж служанки Лин догнал меня и пригасил ночевать в свой деревенский домик. Позже я понял, что этот парень и его жена повели себя как настоящие смельчаки, но тогда я лишь равнодушно сказал им «спасибо».

Утром я одолжил у этих людей старую лошадь и ускакал на ней в Кэйтиану. Наш столичный дом стоял пустым, без следов обыска и взлома. Сестры в нем не оказалось. Я ждал ее три дня, готовый ко всему, но не дождался. Каждую ночь я думал, что за мною явится гвардия Супремы, и тогда хотя бы станет понятно, что случилось с Рене, но за мною так никто и не явился, как будто последнего выжившего Вильера специально оставили в покое…

Тела моих родителей из-под остатков рухнувшего дома откопали крестьяне. Останки матери так сильно обгорели, что я едва опознал покойную по кольцу на скрюченном пальце. И ее, и отца похоронили в семейном склепе, дворяне из соседний имений на траурную церемонию не явились. Впрочем, я их и не звал. Причин ненавидеть Рейнена у меня уже накопилось достаточно, но история и на этом не закончилась.

…Ровно через три месяца меня пригласили на опознание в главный морг столицы. Я думал, что увижу там сестру, но нашел лишь труп старшей служанки Лин. Мертвая и голая, эта женщина лежала навзничь на бетонной плите, на посиневшей ступне болталась бирка, а на скулах так и не высохли слезы. Это казалось невероятным, но они не исчезали очень долго.

— Несчастную убили бандиты, — объяснил мне сержант уголовной стражи. — Это их преступная работа. Тело нашли в канаве.

— А муж?

— По документам — рекрутирован в императорскую армию два месяца назад.

— А их дети?

— Не найдены, ничем не могу помочь.

…На кремации служанки снова присутствовал только я один. Ее незнатному праху места с склепе не полагалось, покойную поместили в длинный ящик без крышки, а сверху прикрыли черной пленкой. Эта конструкция совсем не торжественно съехала в топку…

Я много раз спрашивал себя — почему все это произошло? И никогда не находил ответа. Если отец и участвовал в каком-то заговоре, он скрывал его от меня очень тщательно. Сестра исчезла бесследно и унесла с собой тайну. Меня же не тронули, наверное, потому, что сочли легкомысленным ничтожеством.

Рейнен все же навестил меня в компании своих гвардейцев. Он не тратил слов, просто схватил меня за предплечье, и ткнул моей растопыренной рукой в раскрытую священную книгу и заставил повторить клятву верности императору Тэлию. Я пошел на свой первый компромисс — не бросился на врага, не дал повода себя убить, а просто повторил эту чертову клятву. Мне хотелось выжить и когда-нибудь плюнуть на его могилу.

Письма друзей и все бумаги в доме я уничтожил. Встреч со знакомыми избегал. Однажды мне прислала записку моя невеста, леди Кэн. Я прикинул, не сжечь ли и этот конверт, но все же явился в условленное место. Кэн стояла под навесом, дождь стекал по капюшону толстого плаща, по распрямившимся концам обычно кудрявых волос.

Кэн всегда была сентиментальна, поэтому принесла яд на двоих, маленькие белые гранулы в плоской коробочке, но я отказался от романтического самоубийства, отобрал у нее пилюли и выбросил их в темноту, чем сильно обидел девушку.

— Мы могли умереть вместе, — в ярости сказала она, — А теперь я умру одна, в бесчестье и горе.

Я промолчал и не поверил. Сцена была нелепая. Даже не знаю, кого я в тот миг ненавидел сильнее — императора или Рейнена, на мой взгляд, правитель Империи и его начальник Супремы стоили друг друга.

Однажды вечером мне под дверь сунули еще одну записку. Я прочитал ее и сжег. Пешком добрался до назначенного места. Это был имперский пантеон, ночью там редко кто появлялся. На пороге и в самом деле, тонким слоем лежал нетронутый снег. Внутри здания двумя рядами выстроились статуи давно мертвых правителей. Вскоре в отдалении затеплился зеленоватый свет фонаря, и в этом холодном ореоле и появился принц Маркус. Он сказал, что император болен и сошел с ума, что от его произвола страдают многие кэйтианцы. Принц меня ободрил и осторожно намекнул — скоро все изменится, но нужна поддержка, и я поклялся ему в верности — совершенно искренне и охотно. Маркус собирался сместить отца с трона, объявив его недееспособным безумцем. Вероятно, так бы и случилось, но вмешалась судьба, и мой друг получил власть после естественной смерти Тэлия. Прежний император, чей организм истощили наркотики и разврат, скончался прямо в главном зале дворца, тем самым избежав моей отложенной мести. Маркус взошел на трон и немедленно отстранил Рейнена от должности.

Я воспользовался этим и, в надежде отыскать свою сестру, мгновенно получил доступ к архивам Супремы.

Я почти не спал несколько дней, перелистал сотни томов и тысячи страниц, но не нашел ничего.

— Нужно допросить самого Рейнена, — сказал я, наконец, своему другу, двадцативосьмилетнему императору Кэйто.

Маркус слегка поморщился, тень неудовольствия появилась в светлых глазах и в изящном изгибе губ.

— Послушай, Дэн, — произнес он мягко, но со скрытым раздражением. — Рейнен все отрицает, он говорит, что непричастен к пропаже твоей сестры. Ты же не думаешь, что мы на основании одних подозрений начнем пытать имперского аристократа?

Почему бы нет? — вертелось у меня на языке.

— Если мы сделаем нечто такое, то уподобимся нашим врагам, — уже пожестче заявил Маркус. — К тому же, похищать твою сестру у Рейнена нет причин. Она не была ни его любовницей, ни предметом особой ненависти. Сейчас сложное время, нужно проявлять предусмотрительность и не увеличивать число наших врагов. Однако, я понимаю твое горе и обещаю — даже если Дар не был причастен к исчезновению твоей сестры, за ним числится достаточное число преступлений. Этот человек будет осужден и ответит за все. Ты же не сомневаешься в моих намерениях, дорогой Дэн?

Конечно, я не сомневался. Ходили слухи, будто в лабораториях Супремы обнаружили нечто ужасное, но я-то знал, что это было лишь скопище непонятных машин.

Уже после этих событий моя бывшая невеста леди Кэн появилась в столице со своим новым мужем — магнатом, поставлявшим оружие для элитных подразделений, расквартированных в столице.

— Ты струсил, ты отступился, — вскользь упрекнула меня она. — Это было так обидно! Нам обязательно надо было умереть вместе.

Слова этой дамы происходили из уязвленной гордости и досады, не более. Мне было все равно.

Подпортило мне настроение лишь одно обстоятельство — Дар Рейнен до самого суда свободно разгуливал по улицам столицы. Он нанял лучших адвокатов, казалось, ничего не боялся и делал вид, что плевать хотел на мстителей. Я подошел к нему. Он молчал. Я собирался дать ему пощечину, но передумал — уличная драка не соотносилась ни с размерами, ни с качеством моей ненависти, а он заметил это и сказал с тонким цинизмом:

— Я не приму твой вызов на поединок. Если попытаешься прикончить меня просто так, то под судом мы окажемся вместе.

— Я тебя не трону, оставлю это дело палачу, — ответил я, рассчитывая, что такой ответ бывшему советнику Тэлия не понравится.

Впрочем, Дара Рейнена так и не казнили, только лишили имущества и сослали в далекую провинцию. Позже я видел своего побежденного врага только один раз — издали, из своей машины, когда оказался в тех краях по собственным делам. Опальный глава Супремы сидел на берегу, сунув удочку в воду и ссутулившись. Он походил на черную, усталую птицу, выглядел несчастным и вызывал в основном презрение. Я даже был рад, что он все еще жив и мучается от поражения.

Жаль, что мои паранормальные способности тогда не сработали.

Если бы я предвидел будущее, то остановил бы машину, вышел и убил Рейнена на месте. Это стоило бы мне карьеры, ну да и черт с ней, но прошлое уже не переделать.

Теперь мне трудно смириться со смертью Маркуса. Он был умен, талантлив и, наконец, именно он меня спас, удержал от глупостей.

Маркус получил государство в упадке. Когда надо, он проявлял твердость, когда надо, шел на компромиссы. Он успел сделать многое, но ушел не вовремя, был убит в самом расцвете сил. Так исчезает главная фигура, сбитая ловким шулером с отполированной доски…

Глава 3. Настоящее время, Земля, Элам. Версия Дэна

Доктор Ливнев встретил клиента (то есть меня) хмуро, — наш личный медик в очередной раз оказался немного пьян.

— Полиция тревожится, — с сухой усмешкой сообщил он. — У меня машиной размазало соседа. Редкостная дрянь был покойный, но при этом осведомитель. Не ясно, кто пристроил его под колеса. Это не ваша работа, случаем? — добавил он он явно в шутку.

«Работа» была как раз моя, но я благоразумно промолчал.

— Если вы собрались прикончить и меня тоже, то лучше откажитесь от этой затеи, а то всех убьете, один останетесь, — ехидно добавил доктор.

Это опять была шутка, и опять, помимо желания Ливнева, она попала прямо у в цель.

Он уже вынул дренаж из моей руки и бойко делал повязку.

— Ну не хотите делиться секретами, и не надо, у меня своих секретов полно. С вас полторы тысячи. Или, хотите сказать, дорого?

— Нет, терпимо.

Я отдал деньги и прислушался — за дверью легко и часто стучали чьи-то ботинки. Ливнев медленно покачал головой, отрицая свою вину. Нос дока, и так красноватый, от возмущения сделался еще краснее..

— Какой вы нервный пациент. Кстати, лифт не работает, и эта девица, не запыхавшись, пробежала пять этажей. У женщин чаще бывает здоровое сердце.

Я остался в кресле, в состоянии обманчивой расслабленности. Вскоре сквозь тонкую дверь послышался треск — кто-то рвал ленту, которой полицейские опечатали соседнюю дверь. Ливнев ехидно рассмеялся.

— Что, боитесь? Не запирайтесь, я вас, проходимцев, вижу насквозь. У покойного был широкий круг знакомых. К тому же он — мелкий стяжатель, такие с собой не кончают.

«Проходимцев» я пропустил мимо ушей. Доктор сильно мне помог, за деньги, конечно, а еще за возможность иметь собеседника для обсуждения своей философии.

— Вы с ним дружили?

— С кем, со стукачом? Вы меня оскорбляете. Ну, иногда заглядывал в дырку. У дырок в стене, знаете ли, такое свойство — к ним можно прикладываться с любой стороны.

— Много интересного?

— Да, так себе. Этот Джек умел писать.

— Он что, романы писал?

— Нет, не романы, но кое-что вроде того — доносы про запас. Даже вклеивал в книжечку фотографии тех, кого собирался шантажировать. Девушка, шаги которой вас так напугали, его, так сказать, соавтор. Я им платил иногда, но не очень много. Я не того масштаба личность. Неденежный.

— Шутите?

— Да мне, приятель, не до шуток. Иметь такую парочку под боком — не самое большая радость в жизни.

Правдивость Ливнева в данном случае была вне подозрений.

— До свидания, — поспешно попрощался я.

— Надеюсь, вы не станете убивать бедняжечку, — с кислой иронией предположил доктор. — А то меня, пожалуй, замучают угрызения совести…

Я быстро спустился вниз по лестнице. Двор выглядел замусоренным и был совершенно пуст. Дальше улица становилась все уже и упиралась в заброшенные дома, настоящие трущобы, изъеденные грибком. Тут тоже было пусто, женщина успела удрать. Я отыскал под забором из сетки дыру и протиснулся в нее, обдирая плечи и вытирая своей курткой этот грязный лаз.

…Женщину стукача я догнал в узком безлюдном проходе между задней стеной ангара и руиной наполовину разобранного дома. Она даже не оглядывалась до самого конца, пока я не схватил ее за шею и не затащил развалины. Жертва почти не дергалась, и я развернул ее лицом к себе.

Глаза у нее оказались красивого разреза, но совершенно пустые. Длинные пальцы с когда-то ухоженными, но теперь сломанными ногтями прижимали к груди сверток. Я отнял сверток и отложил его сторону.

— Ты извращенец, что ли? — сиплым шепотом спросила она и попыталась принять «соблазнительную» позу.

Выглядело все это жалко. Я держал женщину за виски, мешая ей отвернуться и видел все — ее страхи и желания, короткую историю никчемной жизни и бесконечные компромиссы.

— Джек был твой парень?

Она кивнула. Вернее, согласилась мысленно.

«Мой муж».

— Зачем ты приходила?

«За бумагами. Их можно продать. Меня выселили. У меня нет денег».

Она не лгала. От свалявшихся волос и грязной блузки пахло потом и дешевым местным наркотиком.

— Джек умер. Где ты теперь живешь?

«Под заброшенным мостом»

— У тебя есть друзья?

«У меня никого нет».

Наверное, стоило ее убить. Почти любой кэйтианец, оказавшись на моем месте, свернул бы шею никчемной бродяжке. В этой руине труп могли не найти. Она такая легкая и истощенная, что, наверное, высохла бы до состояния мумии.

— Запомнила меня?

«Ты большой, страшный»

Хорошее описание… Особенно если учесть неконкретность и несходство с оригиналом.

— Я из полиции. Будешь шарить в чужих вещах или болтать — поймаю и упеку тебя туда, где не дадут таблеток.

Она заплакала. Я выпустил тонкую грязную шею и ушел, напоследок забрав сверток с бумагами. Следовало вернуться домой и помыться. Скорее всего, от этой женщины я нахватался блох.

* * *

…Дома, уже после душа, я разобрал бумаги, отнятые у подружки стукача, и нашел страницу со собственным портретом (снят в кресле у Ливнева в профиль). Джек не оставил под фото никаких заметок, там значилась только дата моего визита к врачу. Очевидно, парень сформировал это «досье» наспех. Черт с ним. Одной проблемой меньше — то хорошо. Я отодрал край паркета и сунул бумаги в устроенный под полом тайник.

Оставалась проблема Дара Рейнена, но для сеанса связи следовало выбрать мощный источник энергии. Я использовал электронную карту города, быстро отыскал то, что нужно, положил коммуникатор и и инструменты в кейс и запер за собою дверь.

…Подходящая подстанция электросети Элама оказалась невелика, неряшлива снаружи, внутри пахла горелым пластиком и обслуживалась маленьким кибером. Он ткнулся в мой ботинок и откатил прочь. Жирная крыса вразвалку отправилась в угол и затаилась там, наблюдая. Я опасался получить удар током, поэтому надел толстые резиновые перчатки. Через пару минут слабое свечение, предвестник сеанса связи, повисло прямо в пыльной темноте.

…Дар Рейнен возник в виде объемного изображения головы. Голова нахмурилась — пускай. Раздражение врага играло мне на руку.

— Добрый вечер, полковник.

— Ах, это ты… Если хочешь поговорить — давай, я тебя слушаю.

— Думаешь, избавился от меня? Не выйдет. Можешь вербовать дураков и посылать их через портал в другой мир, сам понимаешь, какая их тут ждет участь.

Даркин оглядел меня бесстрастно, изучающе и довольно равнодушно. Ему было все равно. Или он сделал вид, будто все равно.

— Чего ты добиваешься, Вильер?

— Разумного подхода к делу. Если Маркус умер, пускай это подтвердит второй человек. Из тех, кого я знаю в лицо.

Мой враг не смутился, наверняка предвидел такой оборот.

— Хорошо, — без особой спешки согласился он. — Кого предпочитаешь увидеть? Правда, выбор не большой, у нас довольно поздно, и я не стану посылать за теми, кого сейчас нет в Супреме.

Мне очень нужен был мой друг Шэм, но я не хотел его подставлять, поэтому просто ответил:

— Устроит любой человек, знакомый мне, но не из твоих приспешников.

— Приспешников? У меня таких нет. — Рейнен улыбнулся с отсутствующим видом, будто думал о чем-то другом.

— Ладно, — внезапно согласился он. — Конечно, такое недоверие оскорбительно, но ты никогда не отличался вежливостью.

Рейнен исчез из поля зрения. Появился другой человек, я даже смог его припомнить. В Супреме этот белобрысый парень с невыразительным и простым лицом ухаживал за химерами. Он заметно трусил и краем глаза косил куда-то в сторону, наверное, на самого Рейнена.

— Что происходит в столице? — быстро, чтобы не дать ему опомниться, спросил я.

— В Кэйтиане траур, господин, — ответил этот парень с сильным крестьянским акцентом.

— Что ты делал сегодня?

— Мыл клетки.

— С самого утра?

— Нет. Утром я ходил посмотреть на нового императора, потому что…

— Хватит! — Дар оттеснил прислужника и целиком занял весь кадр. Я успел заметить страх на лице парня, перед тем, как оно исчезло.

— Ты удовлетворен?

— Нет.

— Считаешь, я тебе лгу?

— Да.

— Мне надоели уговоры, Вильер. В конце концов, умрешь ты в другом мире или все же вернешься и будешь казнен — мне все равно.

Я показал изображению Дара свое кольцо и позволил рассмотреть его как следует.

— Я уничтожу эту вещь, тем самый прерву связь, и ты меня больше не отыщешь. К тому же сдам ваши планы властям Элама. Скажу им, что портал может работать в обе стороны. Так что ждите гостей с этой стороны.

— Не посмеешь. Это измена Империи.

— Посмею.

— Тебя это не спасет.

— Конечно. Но зато тебя уничтожит.

— Только попробуй напоследок хлопнуть дверью!

— Именно так я и сделаю.

Даркин помедлил, разглядывая меня с сомнением, но, к сожалению, без особого страха, он словно взвешивал что-то в уме.

— Проваливай, — наконец, нехотя отозвался мой враг. — Ты слишком взвинчен сейчас и не можешь понять, во что ввязался из-за своего упрямства. Ты успокоишься и поймешь, что был неправ. А я пока подумаю. Потом еще поговорим.

Коммуникатор погас. Результат оказался очень неплох — он давал мне немного времени. Я быстро собрал инструменты в кейс и ушел, не обращая внимание на крутящихся под ногами грызунов. Отсрочка — это моя частичная победа. Если разговор с Акэти пойдет в том русле, которого хочу я сам, у меня появится возможность вернуться в Кэйтиану. При личной встрече с Рейненом, я больше не буду колебаться и сделаю то, что должен был сделать еще годы назад. А пока следовало вернуться домой раньше, чем закроется подземка…

* * *

…Все остальное я запомнил только урывками.

Да, я ушел в наступающую ночь с приятным чувством решимости.

Да, Маркус был мертв, но в некотором общем смысле я продолжал следовать его целям, хотя и вносил в них свои коррективы.

Да, продолжая действовать в том же духе, я мог и сам умереть, но не особенно печалился об этом, потому что давно привык к риску.

Так я прошагал несколько кварталов пешком и только тогда заметил «хвост». Меня догоняли не полицейские, а местная шпана, которая выбрала подходящую с их ублюдочной точки зрения жертву. В этом месте улица сужалась, вода, загнанная в ливневую канализацию, гремела где-то под ногами, отделенная от прохожих толстой плоской решеткой.

Я остановился. Преследователи тоже остановились. Потом приблизились. Потом, как это водится, напали.

Я уклонялся о ударов и бил в ответ, используя физические навыки и отчасти паранормальные способности. Мне тоже перепадало, но вполне терпимо, и противники пострадали больше. Кончилось это безобразной несправедливостью судьбы — во тьме появились мигалки патрульных машин, вооруженных блюстителей прибыло человек пять, я даже не подумал с ними связываться.

Мой поддельный чип был надежным, внешний вид — приемлемым, а одна ночевка в камере — не ахти какая неприятность. Словом, я позволил им затолкать меня в арестантский фургон. Кейс с инструментами, брошенный в самом начале драки, оставался в грязи до тех пор, пока его не подобрал полицейский-стажер. Мои противники-подельники, уличная шпана, оказались в том же фургоне, мне предстояло провести в их компании длинную и бесполезную ночь, к тому же в духоте и дискомфорте, хотя это не имело большого значения.

Я сидел за решеткой «обезьянника», рассматривал ноги проходивших мимо дураков-полицейских, испитые рожи товарищей-преступников и был уверен, что все обстоит сносно. Помнится, меня даже забавлял юмор ситуации — Кэйтианский аристократ и пришелец из чужого враждебного мира арестован за уличную драку.

Тощий оборванец робко попросил сигарету. В этот миг я понял, что кольца на моей руке больше нет. Возможно, оно свалилось от удара или его незаметно украли. Обычному куску металла грязь повредить не может, но навигационное кольцо нуждается в контакте с владельцем. Сколько такая вещь пролежит, не испортившись, в грязной луже? Едва ли долго. Я не мог его вернуть, не мог даже обшарить карманы бродяг, не начиная новой драки. Если я не отыщу свое кольцо, то никогда не вернусь домой и не смогу отомстить Рейнену.

По ту сторону решетки мелькнул мундир и чье-то бледное лицо.

— Офицер! — заорал я что было сил. — Офицер! Подойдите ко мне!

Глава 4. Измененная. Версия Деми

Сегодня я поняла, что забываю собственное детство. Вот Артиса и все, что он сделал со мной, помню хорошо. Но чуть глубже в прошлое — и там пусто, словно в выпитом стакане.

Сегодня утром, после завтрака, я в который раз изучала свою ладонь с тыльной стороны. Кожа там гладкая и мягкая, ногти плоские, розовые, но это только на первый взгляд. Однажды, в одном паршивом городке, в глухой провинции меня попытался кадрить парень, которого я совсем не хотела. Он действовал грубо, но я старалась избегать скандалов на людях, а потому зашла с ним за угол. После начала моей трансформации он еще пару секунд тормозил, потому что был пьян. А потом поглядел на мою вдруг ороговевшую кожу и сразу умолк. И руки убрал, видимо, противно стало. С глазами и зубами у меня, наверное, тоже начались проблемы, потому что парень вскрикнул от испуга и сбежал.

Всем этим богатством — злостью, силой и возможностью в минуту сильно подурнеть, меня как раз и наградил Артис.

Познакомилась я с ним, кажется, лет в пятнадцать, когда еще ходила в муниципальную школу для бедных, где научиться можно было разве что потреблению дури. В тот год моя мама сбежала с любовником в соседний округ и даже не звонила, а папаша, если не сидел в баре с друзьями, то валялся дома пьяный. Когда я продавала вещи, он этого не замечал. Сначала удалось сбыть кое-какие мамины платья, но деньги быстро кончились, и потому пришлось спереть папино обручальное кольцо прямо у него с пальца — хорошо, что он его не пропил.

Настоящие неприятности начались после того, как мой парень Крис, убегая от полицейских, выбросил пакет, за который его могли отправить в тюрьму для малолеток. Пакет принадлежал одному типу по кличке Кокс, и Крис сразу же задолжал этому Коксу кучу денег.

Мне на Кокса было плевать, и дурь я почти не пробовала, но Крис был моим первым парнем, и когда он попросил помочь ему обчистить богатый дом в соседнем городке, я согласилась.

Мы не знали, кто там живет, точнее, Крис мне не сказал. Ночью он вскрыл окно и мы залезли на первый этаж. Пока я собирала в мешок серебряные вещички, мой парень вытащил очень хорошую электронную отмычку и попытался сунуться к сейфу, но, видимо, одной отмычки оказалось маловато, потому что в особняке сработала сигнализация.

Враки, будто в такие минуты гудит сирена, стояла полная тишина, просто нас обоих в минуту скрутили такие мальчики, о сравнению с которыми Кокс — просто безобидная мартышка.

Криса били сильнее, меня же не колотили по крайней мере по лицу, наверное, чтобы не портить товар. Отлупив, нас закрыли в подвале порознь, и я ревела там почти до самого утра, не столько от боли, сколько от страха и злости.

Утром дверь открылась и меня поволокли куда-то на верхний этаж, в те комнаты, которые мы даже обворовать не успели. Вот там я впервые увидела Артиса.

Он носил очень дорогую рубашку, сидел в очень дорогом кресле и курил сигару, наверное, тоже дорогую, но я в сигарах тогда не разбиралась. У Артиса были слишком черные волосы, слишком светлые глаза и особая улыбка, похожая на оскал. Рядом, на обычном стуле устроился какой-то белесый невыразительной внешности тип в джинсах. Артис протянул руку (я еще успела заметит у него на среднем пальце кольцо-печатку), взял меня за подбородок и заставил поднять опухшее от рева лицо.

— Сойдет? — спросил он у белесого.

Тот дернул плечом и брезгливо сморщился.

— Ослаблена. Труслива. Скорее всего, родители — дегенераты и алкоголики. Боюсь, у нас она и полгода не протянет.

Я не сомневалась, что эти люди собираются продать меня в шлюхи — куда-нибудь в бордель подальше, где меня никто не отыщет, и где я потихоньку издохну. Чем так, лучше, если убьют сразу, поэтому я изо всех сил укусила Артиса за руку.

Охранники лупили меня по чему придется, это было больно, но от боли зубы сжались ее крепче. Белесый мужчина в джинсах охнул и попятился. Артис же, не издав не звука, схватил меня второй рукой за шею и придавил за ушами, отчего челюсти разжались сами собой.

Кожу этому типу я все-таки прокусила, причем, глубоко. Он равнодушно стряхнул алые брызги на белый ковер.

— Лион, ты, кажется, говорил, что она ослаблена… Да это настоящая бешеная сучка.

Я облизывала испачканные кровью Артиса губы и чувствовала себя скорее уж затравленной лисой.

— Я не буду вашей шлюхой.

Артис коротко хмыкнул.

— Ты, детка, не годишься мне даже в посудомойки.

— Возможно, она подойдет как пробный материал, — вмешался тот, кого звали Лионом. — по крайней мере, для первых экспериментов… Правда, немного старовата, но сойдет.

Артис коротко кивнул, вытащил платок и приложил к руке, которая все еще кровоточила.

— Хочешь получить настоящую работу? — уже деловито спросил он, — Если будешь покладистой и умной, мы отпустим твоего друга, а у тебя появятся деньги и многое другое.

…Был этот Артис по сути бандит, пусть и выбившийся в полуэлиту. Но, если не отворачиваться от темной части собственной души, то следует признать — хоть и сбежала я от босса через пять лет, все же о тогдашнем выборе не пожалела. Несмотря на весь будущий кровавый ужас, несмотря даже на то, что потом сделали с Крисом — все равно не пожалела ничуть…

…Если же вернуться к старой истории, то Лион проработал со мною два года — примерно столько ушло на биологическую модификацию. Денег это стоило громадных, а результат получился немного не тот. Способность выживать, конечно, сильно выросла, ловкость, сила — все как надо, зато внешность у меня в момент опасности становилась не лучше, чем в фильме ужасов. Да что там в момент опасности… иногда стоило сильно психануть, и зрачки делалась вертикальными, кожа роговела, а на руках вырастали когти.

Лион от этого тащился и называл меня «наша химерочка». Артис держался поспокойнее, и, если эти эксперименты по выживанию затеял ради себя любимого, то скажу точно — двинуть по накатанной мною дорожке он не решился, уж очень броским на вид получился результат.

Но это только в передрягах. В нормальном состоянии была я девушка ничего так, все при мне, к тому же научилась носить приличные платья, получать удовольствие от музыки и книг, а так же пользоваться дорогой косметикой, пистолетом и ножом.

Артис тоже мною пользовался — и как телохранителем, и как киллером, и как шпионкой, а потом и как одной из любовниц, потому что ценил экзотику во всех проявления и моих вертикальных в кое-какие пикантные моменты зрачков не пугался…

В общем, все шло терпимо и весело, о будущем я и не думала. Босс меня выделял из других, называл жемчужиной коллекции и живой бы точно не отпустил. Впрочем, я и не хотела уходить, потому что привыкла к его деньгам и ко всему, что можно за деньги купить. Временами было немного погано, временами кроваво и сильно погано, а потом Артис устраивал большую вечеринку с фонтаном шампанского, или даже соколиную охоту… такой уж у него был вкус. Курорты и другие лучшие места мира смешались у меня в голове.

Я бы прожила у Артиса в питомцах еще сколько-то — пока бы его не грохнули, или пока бы не грохнули меня, но судьба распорядилась иначе.

Письмо от моего первого парня, от Криса, пришло на тайный сервер, о котором даже Артис не знал. Там было немного «соплей в сиропе» о том, как нам раньше было хорошо, я все это пропустила и сосредоточилась на главном…

По словам Криса получалось, что босс меня трахал, обманывал и собирался вот-вот продать. Покупателем выступала военная корпорация, так как я единственный удачный образец человеко-рептильской химеры, и деньги за меня предложили хорошие, а также прощение некоторых артисовых грехов.

Своему бывшему я верила, но как бы и не вполне, однако, факт, что он слишком много знает, меня и насторожил…

…Нелепо, но спустя годы мне все труднее вспоминать лицо Криса — черты словно тают, и все попытки удержать их в памяти дают только бледное подобие. Зато я помню огромный зал и нас двоих под куполом…

Мы встретились в пустом недостроенном вокзале. Мой первый парень сказал мне, что с дурью давно завязал и у него все лады. Что работает на владельца «Акэти Энртерпрайзис», в общем, на хозяина, по сравнению с которым мой Артис — обычный бандит. Еще Крис сказал, что все еще любит меня и хочет спасти, хотя и понимает, что со мной сделали. Нет, конечно, ему не все равно, и он охотно бы отомстил, но моя переменчивость по части вертикальных зрачков и внезапно прорезавшихся когтей, это очень даже интересно…

Если Крис врал, то красиво врал.

Боюсь все же, что именно врал.

По его словам, стоило лишь согласиться — и ждали меня новые документы, и новая жизнь, и никакой больше крови, и его, Криса, любовь-морковь. Я вдруг подумала — а почему бы нет… Новый Крис был хорош, свободный и раскованный, со светлыми волосами и чуть нахальной улыбкой, загорелый, дорого одетый. Мне вдруг захотелось удрать с ним, не оглядываясь, не оставляя ничего интересного за спиной. Чтобы поддержать марку, я медлила, через цельное, во всю стену стекло рассматривала силуэты двух вертушек и плела Крису что-то о трудном выборе (уже понимая, что согласна).

В этот момент полыхнул взрыв, и острые осколки стекла полетели веером. Это, мать ее, сработала ловушка.

Я успела прикрыть руками лицо, потом упала на колени. Мои руки опалило огнем, из кожи торчали острые осколки. Крис захрипел от боли, его ноги превратились в кровавое месиво… Он, вроде, просил его не бросать, но у меня началась полная трансформация в рептилию, а это не способствует сообразительности. В общем, Крис так и умер у меня на руках, или на когтистых лапах, но я даже в этом не уверена, потому что память будто подернулась туманом.

Так я и сбежала от Артиса — зализывая раны, щуря вертикальные зрачки на закат, и не потому, что очень уж хотела, а потому что поняла — иначе мне конец.

С того дня момента миновало уже четыре года. Мне стукнуло двадцать пять, я все еще в бегах, в чужом мрачном городе. Недавно переделанные фальшивые документы очень хороши — настолько хороши, что позволили устроиться в местную охрану, что-то вроде муниципальной полиции. Ирония вышла неплохая — я тут ловлю такую же шпану, какой сама была в ранней юности. Артис наверняка не успокоился, и гулять приходится с опаской. Вчера вечером возле подъезда меня встревожила облаченная в черную кожу девица. То, что блеснуло у незнакомки в руке, показалось мне пистолетом, но это был только смартфон. Когда к девице подъехал парень на байке, сделалось еще хуже — мои когтистые пальцы уже искали оружие, нижние клыки оттопырили губу. В таких случаях не знаешь, что лучше — глядеть во все глаза или стеснительно прятать лицо.

По счастью, парочке на меня было плевать. Подружка байкера уже карабкалась на заднее сиденье, потом обняла парня покрепче, и он придавил газ…

Оставалось только выдохнуть и вдохнуть. На этот раз ложная тревога.

Я побрела в свою убогую квартирку, решив больше не нарываться. Темнело тут по-южному быстро. Старая стена соседнего дома оказалась вся заляпана свежим граффити. Пожарную лестницу оплел настоящий дикий виноград, частично облагораживая сцену разрухи. В этом вся суть Элама — еще красивая местами оболочка и сердцевина, пораженная гнилью.

* * *

Утром, на службе, мне пришлось отчитываться перед незнакомым инспектором безопасности. Инспектор выслушал доклад, снизошел до короткой речи о стратегических задачах, а потом выдал мне, будто ценность, файл с ориентировками на местную третьесортную шпану.

Зато командир у меня оказался основательный и категоричный мужик.

— Я краток, дочка. Людей у нас мало, поэтому берем почти всех, и все-таки… порою ты резковата, биография твоя — темновата, а потому сходи-ка на гражданский тест и проверься на лояльность, иначе тебе доступа к документам больше не видать, и вообще, все мозги за…, в смысле, будет волокита.

— А если провалю?

— Только попробуй нагадить, всерьез пожалеешь. А я пока даю тебе старт и свободный вторник в придачу…

* * *

Они собирались влезть в мое подсознание, но я не возражала. Нате, пожалуйста, получите ведро дерьма. Лояльность городу проверить хотите — ну, проверяйте. Вся моя, обращенная на Артиса нелояльность, к городу отношения не имела, да и все равно значила не больше, чем прошлогодний снег.

Центр тестирования — одинокое здание посреди площади Госалы. Фасад у него без окон и без архитектурных изысков, зато датчики исправно отреагировали на мой приход и дверь ушла в стену.

— Вытирайте обувь о стерилизующий коврик. Оставьте вещи и верхнюю одежду в контейнере.

Со мною явно разговаривал автомат. Куртку я стащила, уложила, куда надо, и осталась в футболке. Вокруг — ни души и почти идеальная чистота.

— Закрепите шлем ремнем у подбородка.

Устройство связи с машиной полностью закрыло лицо, изображение всплыло перед глазами.

— Даете ли вы предварительное согласие на прохождение теста Госалы?

Голос у Машины оказался мягким и вкрадчивым, дублирующая строка объемного текста, сверкая гранями, вылезла из пустоты.

— Отдаете ли вы себе отчет, что предложенные вам тестовые испытания способны причинить вам моральный, а также физический дискомфорт?

— Да.

— Мы не отвечаем за возможный ущерб вашему сознанию. Вы подтверждаете свое согласие, несмотря ни на что?

— Да начинай уж, машина…

* * *

…Он (она? оно?) стартовало жестко. Я оказалась на галерее смутно знакомого, богато обставленного дома — растерянная, оглушенная треском стрельбы. Дяди в дорогих костюмах, похожие на киношную мафию, вовсю отстреливались от полицейской группы захвата короткими и длинными очередями. Я попыталась вникнуть в события, постепенно вживаясь в это мираж. Трансформация в иллюзорном мире, слава богу, не наступила. Ствол в руках оказался неизвестной модели, на теле, как в шутере, облегающий костюм из эластичного волокна, а поверх — легкий бронежилет. Командный компьютер бойко гнал информацию на экран шлема. Пули выбивали каменную крошку из стен, наглядно намекая, что если я сниму шлем, то получу удар по башке.

В центральную зону моя полицейская группа прорывалась с боем, этот, второй зал прятался где-то за поворотами галерей, но я странным образом видела, что там происходит.

Мужчина (высокий, прекрасно сложен, в осанке высокомерие и уверенность) откинул полу дорогого пиджака и привычным движением вынул пистолет. К нему жалась некая роскошная брюнетка в вечернем платье и с точно таким же, как у мужчины, стволом. Галерея закончилась. Я ворвалась в зал, и тут определитель «свой-чужой» отключился из-за неразрешимой задачи: я глядела на Артиса и на его брюнетку — свою собственную идеальную копию.

За такое промедление я по закону жанра получила сполна — Артис выстрелил, бронежилет помог, но не слишком, и я повалилась на пол.

Больно было так, что из глаз искры посыпались — оставалось только лежать и хватать воздух ртом. Сквозняк уносил из зала остатки порохового дыма. Во внезапно наступившей тишине раздался стук башмачков. Девочка, разряженная в кружево кудрявая куколка, похожая одновременно на Артиса и на меня, ойкнув, переступила через руку раненого полицейского и, подобрав подол, засеменила дальше. Я попыталась встать. Тот, через кого переступила малышка, зашевелится тоже. Я хорошо видела его искаженное лицо и ствол в окровавленной руке.

— Страшно, страшно… — залепетала девочка, обращаясь к Артису, который тут же заслонил ребенка и женщину собой. На губах моего бывшего босса появилась знакомая злая ухмылка, на лице с высокими скулами — готовность защищать свою собственность.

Ловец за их спинами медленно, будто бы во сне, принял годную для стрельбы позу. Я понимала, что если сейчас дернусь — получу пулю от Артиса, если не дернусь — штурмовик достанет пулей кого-нибудь из них троих: девочку, ее отца или «меня другую». Я выстрелила, больше не задумываясь. Одновременно со мной спустил курок и мой любимый босс, и я не успела увидеть результат…

Иллюзия погасла.

— Тестирование закончено, можете снять шлем и получить чип, — раздался синтетический голос.

…В раздевалке я едва не забыла куртку, а потом вышла под ясное небо, шатаясь, будто пьяная. Если Машина не мухлюет, значит, мне всегда хотелось платье в пол, замуж за Артиса и хорошенького ребенка. И это при всем при том, что мой дорогой хозяин посылал меня убивать и воровать, а на пьянках показывал своим друзьям ради хвастовства, в том числе с когтями и голой.

За ближайшим углом я согнулась пополам. Без сомнения, превращение в химеру рвоте не помеха — меня вытошнило так, что внутри сразу стало пусто и легко.

* * *

— Вот и славненько, вот и хорошо. Приступим к нашим делам.

Иен, наш инспектор по внутренней безопасности, вынул из нагрудного кармана ретро-очки в тонкой металлической оправе.

— Хотите конфетку? — внезапно просил он, потом пошарил в другом кармане и протянул мне самый настоящий леденец.

— Результат неплохой, индекс лояльности немного выше среднего, уровень допуска будет повышен, — продолжил он как ни в чем ни бывало.

Иен сделал свое дело и ушел, сбросив груз проблем. Шеф с облегчением вздохнул и принялся окучивать мои мозги.

— Не все тебе возиться с обычной шпаной, займись происшествием в сто тринадцатом районе. Там наш осведомитель попал под автомобиль, может и не совсем случайно. Не упрямься, может, отыщешь ниточку.

Получив служебный планшет я ретировалась, чтобы перекопать досье на знакомых покойного. Сто тринадцатый район вообще был специфический. Производство контрафактных чипов, убийства, разбои, изнасилования, грабежи. Там же «работали» дешевые проститутки, имелись и не вполне легальные казино. Ломбард в сто тринадцатом больше всего напоминал бункер и почти так же держал оборону. Где в этой каше подрывные элементы, где нелегальные мигранты, а где простые уголовники — не разберешь. Нельзя сказать, что перспектива копания в таком дерьме меня прельщала, но куда деваться, если вся жизнь будто взаймы.

* * *

…Ближний сосед мертвого осведомителя, доктор Ливнев, обосновался на отшибе, в здании, предназначенном под снос, но еще довольно крепком, только донельзя безобразном. К этому нестыдливому хирургу тянулся ручеек клиентов самого разного пошиба. Меня доктор встретил, с рассеянным видом вытирая руки салфеткой.

— Абортов не делаю, — твердо заявил он. — Лицензии нет.

— Я из отряда ловцов, вот мой жетон.

— Ловчиха? Тогда тем более, никаких абортов. Ордер на обыск у вас есть? Нету? Тогда валите отсюда, а не то занесете инфекцию в перевязочную.

У меня появилось сильное желание уложить этого нахала лицом на пол и пройти внутрь безо всякого ордера, но пальцы опять зачесались, кожа словно одеревенела, во рту стало щекотно, и я сдержалась.

— Аборт сделай сам себе, а у меня только вопросы. Не будешь отвечать — поедешь в участок, там и поговорим.

— Ну зачем такая агрессия! Ради бога спрашивайте, но не более двух минут. Время — деньги, даже у врачей.

— Какого рода у вас практика?

— Шью разбитые морды. Иногда лечу алкоголизм. Уколы дозволенных средств, вправление вывихов, бытовые переломы, исковерканные носы. Наблюдаю хронические внутренние болезни, но это только второстепенный доход.

— Ваш сосед был вашим пациентом?

— Джек? Нет. Он никогда не жаловался ни на что, кроме отсутствия денег.

— У него были враги?

— Были. Назывались абсент и кокаин. Стоили дороговато.

— Вы слышали, как умер Джек?

— Попал под автомобиль. Люди под кайфом часто невнимательны.

— К нему приходили друзья?

— Бог с вами. Откуда мне знать? Во всяком случае, я его другом точно не был.

…Мне следовало уходить, было совершенно ясно, что доктор больше ничего не скажет. Я попрощалась и спустилась по лестнице, но ушла не слишком далеко, вместо этого свернула за полуразобранное здание. Там пахло кошками и пылью, провалы выломанных окон зияли будто глазницы черепа. Система вентиляции не работала, но, судя по схеме на планшете, ее уцелевшие трубы соединялись с коммуникациями квартиры Ливнева. В этом неприветливом месте я быстро разделась догола, закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Больно не было, ощущения притупились. Мир оцепенел, а потом пришел в норму, вот и все. Хотела бы я улыбнуться, но оказалось нечем — не пастью же. Ментально я все еще оставалась немного человеком, но ощущала тело длинным и гибким, брезгливость к пыли и вони притупилась.

Ничего-ничего… Лезем, стараемся, бывало и хуже.

По счастью, на широкие технические полости в этом доме не поскупились, не иначе как, всю конструкцию перестроили из старой фабрики. Вид сверху, сквозь решеточку вентиляции открывался интересный. Кабинет доктора как на ладони. В нем потертое пластиковое кресло, в тазу блестят ампулы со сломанными шейками, там же — марлевые салфетки в зловещего вида бурых пятнах. Рентген в дальнем углу — компактный, высококачественный. Установка для стерилизации — великолепная. Такими же пользовался личный врач Артиса, а он знал в хирургии толк. Получается, что Ливнев жил внешне бедно, но за закрытыми дверями — вполне обеспеченно, хотя соучастия в убийстве стукача это, конечно, не доказывало. Больше ничего интересного я не заметила, а потому медленно вернулась в руину, на этот раз пятясь задом наперед.

В этом помоище было темно, но уже не так тихо, как прежде. Неопрятное существо активно перебирало мою сброшенную одежду, напевая себе под нос и временами почесывая чумазую шею. Ради хорошей шутки я подобралась сзади и кое-как ворочая пастью прошамкала:

— Вещи отдай.

Воровка обернулась, а потом уронила мои штаны и сама свалилась в мусор следом.

— Ты глюк, ты ведь точно глюк?

Она все пятилась, пытаясь не поворачиваться ко мне задом, а я тем временем закончила обратную трансформацию из рептилии в человека, отряхнула одежду и натянула ее на себя.

— Я обычная девчонка, а тебе что показалось?

— Н-не знаю…

— Как тебя как зовут?

— Ани.

Женщина заикалась от страха. У нее оказались красивой формы, но испачканные и исцарапанные руки, тонкий изящный нос, немного испорченный сросшимся переломом.

— Ты где живешь, Ани?

— Под мостом.

— Тебя выгнали из дома?

— Моего мужа убили. Квартиру опечатали, я не могу туда вернуться.

В картотеке ловцов осведомитель значился холостяком, но женщина с упорством загнанного существа повторяла «муж». Болезненное состояние делало ее не интересной никому, кроме людей из самого низового криминала. Она была так истощена и потрепана, что не годилась даже в проститутки.

— Я есть хочу, — пробормотала Ани, инстинктивно обозначая правду. — Слушай, зачем тебе такая старая футболка? Отдай ее мне.

Я, конечно, не собиралась ради этой особи ехать домой голой по пояс, поэтому сунула ей в середину грязной ладони мелочь, завалявшуюся в кармане, и Ани тут же плотно сжала кулак, радуясь мимолетной удаче.

— Круто! Если хочешь поболтать, приходи. Я буду ждать тебя под мостом, — пообещала она уже запросто, а я ретировалась, пока это существо не дошло до состояния новой истерики.

Вот собственно, и все. Ани могла кое-что знать, но ее показания слишком легко оспорить в суде. Не исключено также, что стукач умер самым естественным образом, в невменяемом состоянии попав под колеса.

Дома я тщательно помылась, стараясь больше не думать о загаженной руине. Потом пересмотрела записи, снятые с камер наблюдения вокруг места гибели «потерпевшего».

Толпа как толпа. Незнакомый мне человек перебегает дорогу, невероятно ловко уворачиваясь от машин. На вид не старше двадцати шести — двадцати восьми лет. Волосы светлые, пепельного оттенка, крашеные или настоящие — не поймешь. Лицо трудно разглядеть в движении.

А вот и наш покойный осведомитель, он, видимо, следуя дурному примеру, торопится следом. Светловолосый уже на другом краю тротуара и делает несколько шагов в безопасную зону.

Я замедлила воспроизведение.

Стукач все еще на проезжей части, он изображает неопределенный жест, словно силясь поймать кого-то в воздухе, низкий длинный автомобиль задевает его бортом, живая кукла валится, переворачивается, катится до тех пор, пока не исчезает под колесами обгоняющей машины. Все укладывается в доли секунды.

Да, все. Или же не все? Еще один повтор. Стоп! Вот оно. У парня-блондина на руке профессионально сделанная повязка. Камера показывает только часть профиля и затылок. Ухо, скула, щека, висок, лицо. Если найти и допросить других прохожих, попавших в видеоролик, можно составить фоторобот светловолосого. Ну и что это даст? Он нашего стукача и пальцем не трогал — под колеса не толкал, драки не было, улик никаких.

* * *

В тот день трансформация сильно меня вымотала, а впереди маячило ночное дежурство. Появилась идея вернуться домой и подремать, но сон не шел, я лежала плашмя на диване, разглядывала темнеющее небо за окном и предавалась не очень приятным воспоминаниям.

С момента побега игра в кошки-мышки с Артисом не всегда шла гладко, а может, все свои неудачи и неприятности а теперь приписывала ему.

Однажды, в одном занюханном городишке в мой мотель позвонил вкрадчиво-острожный незнакомец и предложил работу. В ресторан с ним я не пошла, от предложенной работы секретарши отказалась, но он со своими дружками все же вломился ко мне в номер и уверял, будто мы старые знакомые, но я не помнила ни черта и выгнала их, а потом еще раз выгнала…

Через неделю вечером грубые мужики заволокли меня в старый в лодочный сарай, потому что «нет», сказанное в такой ситуации, уже не имеет достаточного веса.

Вероятно, к Артису эти парни никакого отношения не имели, потому что явление моей химеры потрясло их неглубокие души. Враги опешили и начали изрыгать мат сразу на двух языках. Это и вправду было смешно. По дороге в мотель я хохотала до слез. Человеческий облик почти вернулся, но рубашка оказалась изодранной в хлам и, когда я придерживала ее на сиськах, обнажалась остаточная чешуя на боках.

Победа, впрочем, не решала никаких проблем, в первую очередь финансовых.

Уже гораздо позже, жарким вечером, в маленькой, пыльной, охваченной революцией стране, мрачноватый красавец Мануэль угощал меня текилой на террасе конспиративной хибары. Он очень хотел знать, как я проникаю в места, закрытые для любых людских визитов, но так ничего и не понял. В полусотне километров южнее, не территории, контролируемой противниками Мануэля, стоял некий секретный склад. Там, на прожаренных солнцем пустошах, среди песка, камней и жесткой травы моё альтер эго становилось естественной частью пейзажа — здоровенной ящерицей…

…Этого парня убили через полгода. Убивали нехорошо, гораздо хуже, чем всех остальных людей из его группы. Тех заурядно поколотили прикладами, а потом перестреляли у стены барака, а Мануэль мучился, и я слышала его вопли, когда, прижимаясь к земле брюхом рептилии, отсиживалась в кустах.

Глава 5. Ночные поиски. Версия Дэна

Едва ли мое кольцо находилось в кармане у кого-то из бродяг — их всех обыскали на входе. Скорее всего, оно осталось, втоптанное в грязь, на месте драки.

— Офицер! — закричал я. — Офицер! Подойдите ко мне!

— Не ори.

Чрезмерно дергаться не стоило, в такой ситуации легко добиться ударов по почкам и административного срока за сопротивление властям. Дежурный ловец по другую сторону решетки оказался смуглой худощавой женщиной. Странные для эламитов длинные волосы она заплела в две косы. Ловчиха не была ни красивой, ни безобразной — только довольно странной. Молодая. Явно агрессивная. С легкой путаницей в сознании, копаться в которой я не решился. Я очень устал и понимал ее настроение — такое настроение не сулило мне ничего хорошего. Дама была зла и едва прятала досаду.

— Офицер! Мне очень плохо, — сообщил я, пытаясь выглядеть правдивым. — У меня приступ.

— Чего приступ — хитрости?

— Малярии.

— Уймись. Или взаправду хочешь к врачу?

К врачу я не хотел, потому что врач обнаружил бы порезы от четырех удаленных чипов, и на руках, и на спине.

— Простите, я не то хотел сказать.

Когда она внезапно провела ладонью по моему лбу, я не успел уклониться.

— Нет у тебя никакой температуры. Даже градусник не нужен.

Да уж, прокол. У меня сильно намокло лицо — от жары в «обезьяннике» и от волнения.

— Офицер, погодите. Тут вопрос репутации, или даже жизни и смерти. Я потерял одну вещь.

— Разве у таких, как ты, еще осталась репутация?

Как она на меня смотрела! Как на лжеца и пустое место.

— Я потерял служебные документы. Из строительной компании. Они были при мне, флэш-карте. Я их вытряхнул из кармана в водосток…

В эламских компаниях строгие правила секретности, и наказания за халатность довольно жестокие. Захочет она проверить, работаю ли я в такой компании — пускай. Числюсь я в штате фиктивно и пока недолго — ну и что тут такого?

— Офицер! Отвезите меня туда, я только подберу… Мне страшно. Это касается больших людей. Двести пятый сектор, улица Тенцинга, пожалуйста.

Теперь ловчиха изучала меня довольно странно — и снисходительно, и скептически, ее взгляд скользнул по моей руке. Ну и что? Один шрам — не повод для подозрений. А вот четыре шрама на теле… По счастью, Элам любит поиграть в гуманизм и здесь без веских причин не раздевают арестантов. Умницы, молодцы. Поступайте так и дальше.

— Офицер, вы так добры. Как я могу к вам обращаться?

Ее имя оказалось написано на жетоне — Демиена Кора.

— Ладно, — буркнула она хмуро и надела на меня чертовки неудобные наручники. — Если все это просто гон, ты сильно пожалеешь.

Наручники я мог разомкнуть и содрать, подобрав где-нибудь кусок проволоки, но с этим спешить не стоило. Второй охранник глядел на ловчиху Демиену с невысказанным обожанием. Если бы не симпатия этого парня, он бы не позволил меня увезти, он и тогда боялся последствий. За порогом участка моросил мелкий дождь.

— Садись на в машину.

Я сел.

Несмотря на поздний час, город не спал, огромная платформа подвешенного в магнитом поле ресторана плыла над головами людей, оставляя за собой еще более темную, чем асфальт, тень. Но на такой скорости я сумел разглядеть только нижнюю часть платформы, да и то мельком.

Возможно, все напрасно. Возможно, я застрял в том мире до самой смерти. Когда-нибудь умру и встречусь с мертвым императором Маркусом по ту сторону Великого Перехода. Впрочем, эта возможность гипотетическая, ведь я никогда не верил в бессмертие. Однако, если он все-таки существует, увижу ли я по ту сторону смерти маму, отца, Рене или Кэн?

Через миг я ужаснулся собственной странной забывчивости, потому что отнес свою невесту Кэн к миру мертвых, хотя мы всего лишь расстались навсегда.

— Ладно, слезай, герой, приехали, — сообщила Демиена Кора.

Под ногами шмыгнула серое, крупное, покрытое мокрой шерстью существо. В некоторых кварталах Элама по ночам полно крыс.

Обычно близкое присутствие навигационного кольца вызывало легкое покалывание в ладони. Сейчас ничего такого не произошло. Под ногами оказался лишь мокрый асфальт и некоторое количество неубранного киберами мусора.

Ловчиха заметила мое отчаяние и только покачала головой.

— Эй, ты чего?

— Я ничего, мэм.

Мисс Кора — явный эмпат, хоть и не телепат, и насторожилась она не зря. Момент для побега выпадал очень даже подходящий. Никакой надобности убивать — достаточно придавить ей точку пониже уха, потом подобрать безмолвное тело и положить на сухое место, чтобы не испачкались косы.

— Как думаете, мэм, вещь, провалившуюся в водосток, можно отыскать?

— Безнадега.

Я уже свыкся с мыслью, что без кольца в потенциале смертник, но смертник имеет право хотя бы не ковыряться в дерьме. Демиена, видимо, заподозрила нехороший замысел с моей стороны, поэтому что грозно нахмурилась. При других обстоятельствах я бы продлил удовольствие и посмотрел на эту забавную злость подольше.

— Зачем вы работаете ловцом?

— Мне так удобнее.

Ответ был честный и без фанатизма, но не самый красивый. Меня посетила интересная идея — забыть на время о проблеме с кольцом, и просто сбежать из города, забрав эту Демиену с собой, но за такое предложения я мог запросто получить от нее по почкам.

— Все бесполезно. Верните меня в камеру, офицер.

— Ну как скажешь, жулик, я не против.

* * *

…В камере я провел отвратительную бессонную ночь, а раним утром уже стоял под пасмурным небом, не удостоенный даже долгого административного ареста. Расхристанная толпа освобожденных забулдыг медленно выползла за порог и растворялась в пейзаже. Я задержался ненадолго, жадно глотая свежий утренний воздух.

— На, возьми визитку, — предложила мне Дэмиена Кора, — Будут проблемы — заглядывай. А в небо не смотри, оно тебе не ответит…

Ирония в том, что моя созданная Порталом внешность очень нравилась женщинам этого мира. Вот что значит, идеальная реконструкция.

Я забрал ненужную мне визитку, вежливо сказал «спасибо» и ушел. Дома принял душ, переоделся, приготовил себе завтрак, съел его, упал на кушетку и до полудня спал без снов, а проснувшись, решил, что к Ливневу больше не пойду. Он славный человек, но мягко говоря, не герой. В последнее время доктора корчило от моих появлений, и приходилось прикладывать к душевным ранам хирурга целебный денежный пластырь. К тому же, моя рука уже зажила, а поиск потерянных артефактов — не докторская задача.

Если кольцо все-таки поднял случайный прохожий, у него вырисовывалась интересная перспектива — проснувшись однажды ночью, увидеть голограмму Дара, который ожидает увидеть меня. В рамках здешних суеверий Дара, пожалуй, могли принять за чёрта, и при хорошем раскладе ему предстояло выслушать молитву, а его изображению — получить в лицо стакан воды.

Я же получил проблему цейтнота и цугцванга одновременно. Кэйтианский коммуникатор, как и другие инструменты в кейсе, осел в вещественных доказательствах центрального управления корпуса ловцов. Во всяком случае, мне эти вещи почему-то не вернули. Кольцо предстояло искать в сточных водах Элама, поэтому остаток дня я решил потратить на встречу с очень перспективным в этом смысле человеком.

* * *

…Бывшую подружку покойного осведомителя я нашел под мостом. Ани сидела прямо на земле и чесала кудлатую голову ногтем. В костерке у нее перерабатывался пластиковый мусор. Клубы удушливого дыма вырывались из-под моста — издали можно было принять их за пожар.

У меня возникло сильное желание разметать зловредный костерок, но лучше этого не делать — ну его к черту. Ани демонстрировала полную неспособность меня вспомнить. Хорошенькое дело — ведь в прошлую встречу я едва не свернул ей шею. У девушки вообще оказалось туго с памятью, но я все же показал ей собрание сочинений покойного шантажиста.

— Твое?

В пустых до этого момента глазах Ани загорелся интерес. Она попыталась чумазой ладонью сцапать бумаги.

— Отдай!

— Нет.

— Ты из ловцов, да?

— Конечно, — небрежно соврал я и показал рекламную карточку оружейного магазина, которую ее раздраженные дымом глаза легко приняли за документ. Ани призадумалась, очевидно, над тем, наследовать ли ей карьеру покойного любимого.

— Если будешь мне платить, я буду тебе стучать, — наконец, изрекла она.

Мне же от нее ничего не требовалось, кроме помощи в обыске канализации, однако я кивнул одобрительно и вкратце описал, какую штучку следует найти для начала. На испитом лице бродяжки отразилась мучительная умственная работа. Потом она рассмеялась, обнажив все еще красивые и ровные зубы.

— Если ты, красавец, уронил это в дыру, то нужно искать в клоаке, а бичи могут задешево пошарить в дерьме. В канале, в самом узком месте у них сеть. Каждую ночь ее трясут, потом сортируют… Но если штучка была интересная, она уже у старьевщиков.

* * *

— Давай, давай, шевелись, — приказала Ани.

Мы спустились в коллектор через мало заметный люк в тупике и размеренно зашагали друг за другом. Коллектор был высокий, три-четыре метра и квадратный в сечении. Посередине — русло, возле стен — узкие «тропинки». Поток воды был неглубокий, но судя по мусору на прутьях лестницы, он иногда поднимался до потолка. Полутьма убаюкивала. Я светил фонарем и рассматривал сзади фигурку Ани. Она прекратила понукать меня и вместо этого заиграла на замызганной и потертой губной гармошке. Монотонные звуки, монотонное движение, монотонный шум воды.

Так мы шли довольно долго. Тот, кто нам нужен, дал о себе знать миганием фонаря. Ани предупредила, что его зовут Старьевщик. У Старьевщика оказался цепкий взгляд и испитое лицо без возраста. Он сидел на выступе старой кладки и вертел в пальцах монету. Судя по солидным размерам — антикварную. Монета крутилась по довольно причудливой траектории, зрелище такой ловкости заворожило даже меня так, что я трудом отвел взгляд.

— Говори, но покороче, — предупредил Старьевщик на элами, но с протяжным акцентом незнакомого мне языка.

— Необходима одна вещь.

— Какая?

— Кольцо.

— Мне нужно знать цвет, размер и материал. Вас, думаю, интересуют платина или золото? Конечно, то, что попало в отстойник, пойдет дешевле, чем новое, но, может быть, я захочу иметь надбавку за срочность. Заказывай, мы достанем хоть что, особенно если искать на поверхности, на свалке твердых отходов.

— Мне необходимо не кольцо вообще, а конкретное кольцо, которое я несколько дней назад уронил в водосток в районе улицы Тенцинга.

— Обручальное что ли? Памятное? Фамильное?

— Да.

Старьевщик захохотал, показав воспаленные красные десны.

— Ерунда, — объяснил он, отсмеявшись. — Ты видел поток воды? Сколько раз с тех пор шел дождь? Его никогда уже не найти. Такое невозможно.

Ани, втравившая меня в безнадежную затею, съежилась, будто опасается разжиться пощечиной.

— Ну, он сильно просил… так что я… — неопределенно буркнула она, потрогала свою щеку пальцем и кивнула с мою сторону.

Старьевщик уперся в мои зрачки взглядом. Я легко читал его ощущения — глухое недоверие, своеобразное презрение к дилетанту, немного алчности и сильная усталость организма, в котором день за днем, но неотвратимо нарастает распад. Через некоторое время Старьевщик отвел глаза и вытер веки тыльной стороной кулака.

— Черт! Если есть желание, можешь купить себе вещь из моей личной коллекции. Имеется хорошо сохранившаяся техника старых моделей.

— Не надо.

— Зря. Она редкая. Через двадцать лет будет стоить кучу денег.

…У меня был никудышный прогноз насчет моей выживаемости через двадцать лет…

— Не хочешь, ладно…

Старьевщик потерял ко мне интерес и сделал вид, будто изучает свод и изъеденные сыростью стены. Следовало дать ему немного денег «за беспокойство» и ретироваться. Я так и поступил.

— Ну, извини, — пробормотала Ани, когда мы уже топали вдвоем прочь.

Она опять заиграла на гармошке, оглашая подземелье мелодией своего, возможно, сочинения.

— Хочешь, покажу тебе кое-что? — через долгое время предложила она.

Я уже по горло насытился сюрпризами, но возвращаться в пустую комнату и предаваться отчаянию не хотелось.

— Ладно, пошли.

Уже на поверхности, в каком-то местными богами забытом закоулке, она приоткрыла малозаметный люк.

— Давай туда! Сначала вниз, потом вперед. И держись как следует, а то кости переломаешь.

…Кабельный лаз оказался узким и низким, я мог перемещаться внутри, только согнувшись в три погибели.

— Тут довольно далеко, — беспечно объяснила мне девушка.

— Ты давно этим занимаешься?

— Чем?

— Спускаешься в катакомбы.

— Я это делала еще тогда, когда жила с родителями, а потом перестала, потому что Джек мне запрещал.

Я уже понял, что она говорит о человеке, причиной смерти которого послужил я.

— Джек меня колотил, — добавила Ани, — поэтому я послушалась. Он говорил, что это не приносит денег.

— Теперь, когда Джек умер, почему бы тебе не вернуться к родителям?

— Ты думаешь, я им очень нужна?

— А разве нет?

— Нет.

Ани умолкла и ее спина в заношенной куртке каким-то невероятным образом изобразила обиду.

— Ты вообще странный, — объяснила она немного погодя. — Не как нормальный человек.

— Почему?

— Ну, есть такие как я, или Джек, или старьевщик. И мы с одной стороны. А ты с другой. И между нами стекло — толстое-претолстое. И ты сквозь него смотришь, вежливый такой и высокомерный, и все, что не с твоей стороны стекла, тебе ведь по фиг.

Ее гипертрофированная обидчивость меня развеселила, несмотря не негодное настроение.

— Вот и сейчас, — объяснила Ани. — Ты даже засмеяться по-настоящему не хочешь.

— Я не собираюсь над тобой смеяться.

— Ладно, не ври.

Низкий лаз уже почти кончился, в конце него оказалась решетка. Здесь пахло пылью и резиной, эта странная пыль с резиновым привкусом неприятно скрипела на зубах. Я посмотрел сквозь толстую решетку вперед и вниз и сначала ничего не разглядел, кроме темного пространства и редких, колющих глаза огней. Потом я понял, что это тоннель. Ани придвинулась ближе и зашептала мне прямо на ухо, смешно щекоча его на этот раз более-менее чистыми волосами:

— Та часть метро, где никого не бывает. Закрытая ветка для всяких шишек. Она почти всегда пустая, но охрана тут есть — и датчики, и люди. Ой, смотри.

Сначала раздался грохот, потом появился яркий свет. Поезд, очень короткий, всего из двух вагонов, проехал мимо, сильно замедлив ход. Скорость была такой низкой, что я видел лица людей в роскошном вагоне. Я смотрел вслед, пока огни не погасли. Ани прижалась ко мне в темноте, но не чувственно, а по-товарищески. При таком тесном контакте я ощутил течение ее мыслей, и, как ни странно, в них преобладала музыка. Музыка показалась такой реальной, что я слегка опешил.

— Часто здесь так?

— Поезда очень редко. Кто-то приехал со стороны.

Я видел приезжего и узнал его лицо по фотографии. Макото Акэти собственной персоной. Мои попытки застать этого человека в Эламе всегда кончались неудачей. Он не имел здешнего гражданства, поэтому не попадал в систему электронного учета. Он не был официальным политиком, поэтому не подчинялся протоколам и редко показывался перед телекамерами. Но Акэти был богат и влиятелен этом в мире, где люди поклоняются деньгам.

— Давно здесь такая возня?

— Сегодня первый день, — все так же тихо ответила Ани.

Я не сказал ей про Акэти в вагоне, но но ощутил соблазн выломать решетку и спуститься в тоннель.

— Пойдем обратно, — попросила девушка.

— Угу.

Мы попятились, но я до последнего смотрел, как сияют колючие огни поезда.

— Ладно, пока, — меланхолично сказала Ани уже на поверхности. — Я, конечно, знаю, что за посредничество взяла с тебя дорого, но ты ведь не сквалыга и не собираешься отнимать у бедной девушки сдачу.

Да, конечно, я ничего такого делать не собирался, поэтому попрощался и ушел, а она, кажется, смотрела мне вслед, во всяком случае, отзвуки мыслей Ани говорили именно об этом.

* * *

…История с Макото Акэти получила интересный оборот. Если он сейчас в Эламе, то действовать следовало быстро. Уже дома я просмотрел списки дорогих отелей, нарисовал секретную линию метро и наложил ее на электронную карту города.

…Первое подходящее место называлось «Эверест», второе «Мажестик», других, чуть менее подходящих оказалось еще с полдесятка. Возле каждого их них находилось какое-нибудь официальное здание, возле «Эвереста», например — министерство внутренних дел республики Элам.

Я был доволен, насколько может быть доволен человек на краю катастрофы. Конечно, более десятка отелей, это не то, что один, это многовато для поисков наугад, но скопировать списки постояльцев можно путем взлома. Мне оставалось только зайти к Акэти под благовидным предлогом или даже без оного…

Что делать, если этот человек откажется от сотрудничества или не сумеет мне помочь? Любой вариант ответа порождал новую ветвь событий, и в любом финале неизбежно маячил Даркин.

Я провел около часа, ковыряясь в информационных потоках, и нашел то, что требовалось За окном уже стояла чернильная тьма, в эти часы, не подходящие для деловой жизни, Акэти или был у себя, или пошел в ночной клуб.

Я запер квартиру, вышел на улицу, поймал такси, собираясь дождаться полуночи в маленьком ресторанчике неподалеку от «Эвереста». Хорошенькая, яркая, словно бабочка, шлюшка попыталась подсесть ко мне за стол, но, пока девушка прикуривала, я аккуратно почистил ее мысли. Получилось крайне удачно — красавица тут же забыла обо мне и нацелилась на разодетого в пеструю хламиду толстяка.

В полночь я расплатился и ушел. Нужный мне отель оказался высоким зданием, шестиугольным в сечении. Сквозь запертую прозрачную дверь виднелись красивые скульптуры и отделка холла в стиле «ретро».

— Могу я увидеть господина Макото Акэти?

— Такого здесь нет, — ответил без запинки портье, но его ложь я видел так отчетливо, как если бы табличка «лжец» болталась у него на груди.

Этот человек устал, и я до предела усилил это состояние. Он вздрогнул и «поплыл», пытаясь удержаться на ногах, пришлось отвести жертву вглубь холла и уложить там на диванчик. Меня замутило, такие манипуляции с чужим сознанием — почти предел моих же способностей. Комнаты Акэти находились на втором этаже, Близ верхней ступени лестницы маячил силуэт массивного человека. Его скуку выдавала поза — спина прижата к стене, взгляд обращен в сторону окон.

— Срочно нужна ваша помощь.

— Чего-чего? — ошеломленно спросил здоровяк.

— Я портье. Мой сменщик почему-то отключился.

— Не понял. Проходи мимо.

— Там, внизу, человек, которого я должен был сменить, упал в обморок.

— Меня не касается охрана отеля, я работаю только на Акэти.

— Нужно срочно вызвать скорую, но ни один телефон не работает, — беззастенчиво продолжил врать я. — К тому же, на монитор идет сигнал как при взломе двери, а я не вижу посторонних. Может быть, вы посмотрите, что там сломалось в этой хреновой системе?

— Мне нельзя уходить с поста, — ответил парень, но уже обеспокоено, и я ментальным импульсом усилил эту тревогу. — Ты точно не мог дозвониться — ни в техническую службу, ни в скорую? А в полицию?

— Связи нет.

— Хорошо, я проверю, а ты пока карауль выходную дверь.

…Будь этот охранник чуть менее старательным или чуть более умным, он не поддался бы на такой несложный прием. Однако, его доверие к автоматике отеля оказалось небольшим, а стремление охранять клиента — очень сильным, меня же опасным он явно не посчитал. Парень ушел, а я сделал то, что и собирался сделать с самого начала — постучал в дверь номера Макото Акэти.

Стояла тишина.

У меня возникло нехорошее предчувствие насчет зря потраченных усилий.

Одновременно с третьим стуком я услышал голос Акэти, и то, что он произнес, пронзило меня холодом близкой опасности.

— Я не ждал вас так рано, — спокойно сказал он.

Интерлюдия. Разборки в разгар осени. Версия Деми

В служебном помещении стояла тишина, в утренних лучах медленно кружилась пыль, а я проверяла списки задержанных прошлой ночью. В них значилась уличная шпана, безработные, двое мелких служащих, один подсобный рабочий с ювелирной фабрики. Политических радикалов нет, нелегальных мигрантов — тоже. На этом обыденном фоне данные моего ночного арестанта, так называемого Дэна Мартина, выглядели повеселее.

Интересны они были в основном своей скудостью. Работа в строительной компании — не фикция, но устроился он туда недавно на одну шестнадцатую штатного места. Где был раньше? Сведений нет. Откуда явился? Да черт его знает. Адрес после смены квартиры совсем еще свеженький…

Главное, не заиграться. Слишком увлекаться поисками преступников мне ни к чему, нельзя забывать — я прячусь под личиной полицейского от мести Артиса, а вовсе не несу миру добро. Не уволят, и то хорошо…

Для хранения вещей в управлении был приспособлен подвал. Учетчик пенсионного возраста словно врос корнями в стул и вечно пребывал в дреме. Я иногда подкармливала этого деда пивом, потому расположение его ко мне — особенное.

Пока он отхлебывал из банки свой любимый сорт, я занялась стеллажом с изъятыми вещами. Тут были представлены ножи, кастеты, заточки, отрезок цепи и электрошокер — непонятно, чьи, и мне не интересные, зато рядом довольно занятный кейс. В содержимом явного криминала нет — там резиновые перчатки и электроинструмент, а еще прибор вроде радиотелефона, но с разъемами. «Пальчики» под сканером видны и совпадают с теми, что указаны в заведенной ночью электронной карточке Дэна.

Это ни о чем не говорило, телефоны и провода у нас не под запретом. Ну, забыл человек свой кейс в управлении… Допустим, расстроился чрезмерно.

И, все-таки, было в этом Дэне Мартине нечто сомнительное. Может, именно это, сомнительное, меня и привлекало. Бандит? Наркодилер? Радикал? Так, кто у нас в списках врагов еще? Ах да, существа такого типа, который обозначают в ориентировках просто — ксенон.

Ксеноны были историей совсем отдельной, как из названия следует, все они проходили по части ксенологического бюро. Я, по правде говоря, в ксенологиескую угрозу не верила, зато понимала, что в бюро есть должности с окладами и кабинеты с хорошей мебелью, где можно отсиживаться без риска схлопотать пулю в живот.

Результат работы бюро был так себе — последний тип, которого они посчитали пришельцем, отправился в мир иной при обстоятельствах довольно мутных, не удовлетворив следственного любопытства ничем, кроме вскрытия, а что вскрытие показало — секрет. Официальная фотография останков — зрелище средней поганости, качество изображения тоже.

Я снова представила лицо Дэна. Он был красив и человечен. Ну да, на первый взгляд, да и мне-то какая разница? Настоящая проблема — это ищейки Аритса и близкий печальный конец, все остальное — игра в другую личность, вино, сыск, парни, переезды — только средство забыться.

Инвентарную бирку я с кейса сняла и переместила ее на ящик с отвертками — такие здесь продаются в любом хозяйственном магазине. Кейс решила украсть и оставить себе, поэтому обернула его блестящей бумагой в виде подарка — не подкопаешься.

…Вечером подул ветер с гор. Стемнело раньше обычного. Дождь зашлепал по стеклу редкими тяжелыми каплями. Я вскрыла бутылку вина, уселась с бокалом у окна не осталось в моей голове ни единой связной мысли.

Глава 6. Накануне конца света. Версия Дэна

Голограмма на стене изображала пустынный пейзаж, очень похожий на настоящий. Макото Акэти молча ждал, это свою паузу он выдерживал естественно и и спокойно.

— Я буду называть вас «гость», — предложил он, наконец, с легкой ноткой иронии.

— Почему?

— Вымышленное имя не интересно, а ваша истинная природа мне понятна. Знаете, почему?

— Я об этом не задумывался.

— А зря. Люди — довольно неправильные существа, если их не улучшать искусственно. Но в вас нет искусственности, только легкая чужеродность, едва заметная — именно то самое совершенство, превосходящее норму.

Макото Акэти без церемоний разглядывал меня в упор.

— На вид вы антропоморфны, но не заблуждайтесь, гость. Вы были таким не всегда.

— Разве?

Я не хотел впутываться в ненужный спор, потому что мои воспоминания уже поплыли, неустойчивые, будто марево воздуха над раскаленной равниной. Акэти заметил мое состояние и использовал его, перехватив инициативу:

— Я уверен, ваша память искажена. То, что было вашим прошлым, неописуемо в наших терминах. Мне кажется, чтобы выжить, вы забыли правду. Вы не человек. Вы ксенон.

Он не пытается продолжать, потому что сомнение уже посеял. Я попытался вспомнить лицо матери, голоса друзей, тонкий профиль Рене, такой прекрасный и человечный, но насколько эти воспоминания относились к потерянной реальности?

— Простите, что отвлекся, — продолжил Акэти. — Философия — тяжелая вещь. Давайте, перейдем к делу — для начала объясните, как вы меня нашли.

— Искал по имени. Уже здесь, в Эламе, я изучил вашу личность и биографию, пользуясь данными, полученными из сети.

— В них много лжи.

— Возможно.

— У вас имелся серьезный риск наткнуться на однофамильца.

— Таких интересных людей с таким именем и вашего масштаба, больше нет.

— Вы не обнаружили других?

— Ни одного.

— Сколько вы потратили времени?

— Полтора года.

— Поздравляю, если учесть, что вам пришлось приспосабливаться к чуждой среде, это очень хороший результат. Что касается меня, то ваше появление — фамильный рок. Или судьба, то есть, карма. Моего отца тоже звали Макото, в каждом поколении семьи Акэти один сын носит это имя. Вас отправили не ко мне, а к абстрактному Макото Акэти, поскольку хотя бы один всегда существует. Так чего вы хотите?

— Помощи. Помогите мне вернуться в мой мир.

Акэти улыбнулся, ирония была хорошо заметна и показывала, что он не считает меня человеком.

— В вашей логике изъяны, гость. Вы явились сюда всего полтора года назад, не зная языка, не имея иммунитета к земным болезням, без необходимых знаний и опыта существования. Вы могли умереть десятки раз, однако, проявили завидное упрямство и способность к выживанию… Вы преодолели трудности и нашли меня только для того, чтобы вернуться обратно?!

— Я вернусь с опытом, которого в Кэйто не имеет никто.

— Великолепно. Но сейчас, насколько я понял, это путешествие без возврата. Так? Вы молчите? Не хотите отвечать?

— Да.

— Да, не хотите отвечать? Или да, путешествие без возврата?

— Путешествие без возврата.

— Для изменения ситуации вам нужна техническая помощь, мощный источник энергии, возможность безопасно работать и средства сохранить результат в тайне, за этим вы и явились ко мне.

— Это правда.

— Занятно…

Он замолчал, и я замолчал, мы оба испытывали смутную неловкость, слишком просто и быстро приступив к сути вопроса.

— Как только такое перемещение, как ваше, станет обратимым, оно может сделаться массовым.

— Да.

— У вас есть гарантии, что это не представляет опасности для нашей цивилизации?

— Только мое слово. Я сам в роли заложника.

— Этого не достаточно.

— Вы мне не верите.

— Не просто не верю, я не заинтересован. Что даст нам этот ваш переход?

— Постоянный контакт с другим миром — разве такого мало?

Макото Акэти задумался, при этом он смотрел словно бы сквозь меня и сохранял полную неподвижность, не шевелились даже его пальцы, но эта имитация покоя меня не обманывала.

— Смотря что этот мир нам принесет, — отозвался он, и в его корректной манере говорить впервые появился явный оттенок цинизма. — Кстати, почему вы не обращаетесь в официальные структуры?

— Официальные структуры Элама?

— Элама или любой другой страны.

— Я искал именно вас.

— Это глупо.

— Почему?

— Я всего лишь бизнесмен, пусть даже очень успешный. Фигура не того масштаба.

— Ситуация слишком деликатна.

— Да, деликатна. Вы мечтаете о «дверях» между мирами, которые открываются с обеих сторон, но ключ собираетесь оставить себе.

Он терпеливо ждал, мне же не хотелось сводить общение с этим неординарным человеком к банальному торгу. Акэти вдруг утратил свою неподвижность и сменил позу в кресле, в его движении (пусть на миг) мне почудилась агрессия.

— Да бросьте вы уклоняться, — продолжил он. Такие предложения не делаются наивными людьми. Допустим, я позволю убедить себя в целесообразности совместной работы, надо сказать, очень сомнительной с прагматической стороны. А что вы способны предложить взамен?

— Технологию перехода между реальностями. Вы станете монополистом.

— Внутри одной реальности это работает?

— Думаю, нет.

— Значит, с полетами в космосе не конкурирует.

— Я же сказал, что вы станете монополистом.

— Допустим, но что мы можем получить извне? Ресурсы?

— Знания — тот же ресурс.

— Только если они приносят практическую пользу. Вы, полагаю, понимаете — как только я впутаюсь в вашу авантюру, мои личные риски возрастут. Придется поставить на кон репутацию, финансы, возможно, жизнь. Ради какой выгоды?

…Акэти был насквозь прагматик, здоровый человек в расцвете сил, с личным состоянием, которое (если оставить в стороне несовместимость ценностей) вполне сравнимо с казной Кэйтианской короны. Он был очень умен и не подвержен патологическим формам тщеславия.

— Можно мне подержать это фото? — осторожно спросил я.

— Которое?

— Вон то, в рамке, у вас на столе.

— Просьба наглая, впрочем, ладно, подержите.

…Это был портрет молодой женщины в альпинистской куртке, но с непокрытой головой. Волосы платинового оттенка. Тонкое, сильно загоревшее лицо, изумительный прозрачный взгляд, в котором заметное только мне мерцающее предчувствие боли.

— Это ваша жена?

— Моя невеста, Стэйси. Погибла два года назад. Тело искали долго и то, что нашли потом, оказалось мало похожим на этот портрет.

— Очень жаль. Как это случилось?

— Профессия спасателя. Я хотел и настаивал, чтобы Стэйси бросила эту работу. Помешала ложно понятая гордость. Теперь уже поздно. Исправить можно все, кроме смерти.

— Если вы мне поможете, я вернусь в Кэйто, о повторю переход между мирами и приду к вам не сегодня, а два года назад. Вы успеете вмешаться и спасти свою невесту.

Акэти замолчал, рассматривая пространство за окном, его зрачки сфокусировались на мерцающем фонаре, на оцепеневших скулах плясали отблески света. Потом он покачал головой, уже без иронии и цинизма, но и без отчаяния.

— Нет.

— Почему?

— Не хочу.

— Говорят, в душе вы холодны как лед.

— Возможно. Кстати, мне интересно, о чем торговались ваши предшественники?

— А они были?

— Вполне возможно, что и были. История рода Акэти сохранила предания… о личных демонах. Теперь природа этих демонов стала для меня более понятна. Не спорю, то, что вы предлагаете, заманчиво, но… я вам не верю.

— Правдивость проверяема и я не стану возражать…

— Мое неверие — более общего характера и не сводится к подозрениям в примитивном вранье. Хорошо, вы исполните обещанное — что изменится для ныне существующего меня? Откроется дверь и войдет женщина, тело которой я похоронил два года назад? Два года — большой срок, и все, что произошло за это время, уже не изменить.

Мысли Акэти оставались для меня непроницаемы, а в его словах я чувствовал нечто гипнотическое.

— Вы не читали древнюю повесть «Пионовый фонарь»? — внезапно спросил он

— Нет.

— Прочитайте на досуге. Это сказка о влюбленном привидении, и довольно отвратительная. Я не хочу ее воплощения, даже будь такое возможно. Кроме того, не считаю возможным ставить под удар свое дело, свою компанию и свой устоявшийся мир. Слово «лояльность» не пустой звук, а угроза, которую вы представляете, может иметь любые размеры.

…Я все не мог отделаться от странного ощущения незавершенной игры. Все, что говорил Акэти, взятое по отдельности, оставалось правдивым. Текст под названием «Пионовый фонарь» наверняка существовал, так же, как и предрассудки, касавшиеся жизни и смерти. Цинизм вкупе с верностью принципам выглядел странно, но такое иногда бывает, и не только в Эламе. Более прочего мне не нравилась невероятная осведомленность Акэти. Он ждал меня? Но почему?

— Это отказ?

— Да, отказ, и, прошу вас, обойдитесь без эмоций. Мой охранник уже вернулся и вполне способен вам навредить, это лишенный воображения, но прекрасно подготовленный человек.

— Вы ставите меня в отчаянное положение.

— Отчего? Я, как могу, мешаю враждебной стороне, которая, в свою очередь, управляет вами. Вам же, как мыслящему существу, оставлен превосходный выход — бегите, скройтесь и молчите. Я не буду на вас доносить. Смешайтесь с людьми, возможно, вы приспособились к этому миру и сумеете в нем выжить.

— Мое невозвращение будет истолковано крайне негативно, город станет точкой приложения ответного удара. В Эламе миллионы жителей — их судьба вас не волнует?

— Блеф. Пока портал не совершенен, вы бессильны нам навредить. Впрочем, я не собираюсь задерживаться в городе, когда приходится выбирать между двух зол, я выбираю меньшее. Всего хорошего и удачи.

В общем, он дал понять, что мне пора убираться, и я ушел в предрассветную ночь — мимо ошарашенного охранника («эй, стой, я кому говорю!»), мимо все еще расслабленного в полузабытьи портье.

* * *

Город все еще спал. Улицы ночью вымыли и они были очень чистые, а все вокруг серое, как это бывает в сумерках. Я мог уехать, на это, пожалуй, хватило бы времени. Я представил «решительные меры» Даркина и оружие Супремы, обнулитель, в действии. В первую очередь он поразил бы конструкции зданий, потом людей и зверей, электроника могла продержаться чуть дольше, и мой сбежавший кибер-голубь стал бы последней птицей в Эламе.

Вероятно, толпы беженцев запрудят горные дороги. Никто не остановится, чтобы подобрать больных. Полумертвые будут затоптаны так же, как и усталые.

* * *

Следующим вечером я решился сделать кое-что, о чем давно уже подумывал. Купил на один раз дешевый планшет и оправил в канцелярию Координатора письмо следующего содержания:

Верховному координатору Элама.

По имеющимся у меня сведениям в ближайшие недели следует ожидать террористического акта с использованием устройства большой мощности. Предположительное место установки — доступные для проникновения участки подземных коммуникаций города. При благоприятных условиях бомбу можно обнаружить металлоискателем.

Доброжелатель.

Сделав дело, планшет я уничтожил, обломки выкинул в мусорный бак чужого квартала, вернулся в квартиру и провел в ней очень тревожную ночь. К утру, по крайней мере с виду, ничто не переменилось, наверное мое письмо еще не прочитали или сочли злой шуткой.

Следовало поискать подпольных торговцев и приобрести еще один поддельный чип, поэтому я покинул дом, втиснулся в переполненную подземку и притворился дремлющим, стараясь не замечать совокупный ментальный шум толпы. Худой, подвижный парень в бесформенном балахоне крутился неподалеку. Его разум казался девственно чистым — без единой мысли. Ничего не поделаешь, сегодня я не в форме, но осторожность все же не повредит.

Вагон затормозил, толпа эламитов устремилась к выходу. Изобразив внезапное пробуждение, я кинулся в давку и, расталкивая соседей, одним из первых очутился на платформе, перебежал ее поперек и запрыгнул в полупустой поезд, который шел в обратном направлении. Парня в балахоне рядом не оказалось, и я сел на скамью, стараясь не думать на философскую тему «кто же мог меня заложить». Донести мог как раз кто угодно — Ани, Ливнев, Макото Акэти. Вагон остановился на следующей станции, двери раздвинулись. У колонны в расслабленной равнодушной позе стоял все тот же парень в безразмерном балахоне.

— Эй, привет! — дружелюбно обратился он ко мне.

— Доброе утро.

— Можно с твоего смартфона позвонить моей подружке? Я заплачу.

Он напоказ порылся в карманах, вынул мятую купюру довольно большого номинала и выжидательно протянул ее мне.

При попытке передать деньги этот парень мог защелкнуть на мне спрятанные в широком рукаве наручники. Я не собирался облегчать такую задачу, поэтому лишь мягко улыбнулся:

— Извините. У меня нет смартфона.

Наверное, этот человек был новичок. Он смотрел слишком открыто и слишком сердито, я же, не дожидаясь развития событий, быстрым шагом двинулся в сторону подвесного перехода.

— Стой на месте! — заорал он мне вслед.

Это зря. Такие крики окончательно проясняют ситуацию. Я перестал изображать примерного гражданина и рванул бежать со всех ног. Вокруг были люди-люди-люди. Я имел шанс добраться до другой линии, запрыгнуть в вагон и даже получить полчаса форы. Все установленные поблизости видеокамеры с разных ракурсов снимали мое лицо. Арки контроля чипов наверняка уже заработали, но они не способны удержать беглеца. Чтобы поймать меня, товарищам балахонистого парня пришлось бы пострелять, а они не могли стрелять, потому что вокруг было слишком много гражданских.

Так думал я — до первого звука выстрела. Пуля отскочила от каменных перил. Недовольный шум толпы сменяется истерическим криком. Я краем глаза видел, как женщина с бледным лицом, немного похожая на Ани, прямо на бетонном полу покатилась в эпилептическом припадке. У паники свои законы. Кого-то сбили с ног. Кого-то отволокли в сторону. Эламиты, хватаясь за помятые ребра, нецензурно выражали свое отношение к ситуации. Они, в целом, были правы — я мысленно с ними соглашался и бежал, не пригибаясь. Смертельное попадание избавило бы меня от финальных неприятностей.

Опять выстрел. Лампочка, только что мелькнувшая на уровне моего виска, угасла, разлетелась колючими брызгами.

— Всем оставаться на местах! — орали в мегафон.

Можно подумать, что соскочившая с катушек толпа оценит такое предложение. Снова выстрел, и снова мимо. Еще выстрел, на этот раз почти попали — в рукаве куртки появилась безвредная дыра. Преследователи, наверное, думали, что добыча несется наугад, но я стремился к линии, по которой поезда ходят реже, чем по другим.

Вот и платформа, рядом со мной — провал, на дне которого рельсы. В лицо ударил горячий, насыщенный запахом металла ветер. Я спрыгнул, приземлился довольно удачно, погасил толчок и услышал дружный полувсхлип-полувздох десятков случайных свидетелей.

— Ой, а тут парня вагоном раздавило! — завопил кто-то, явно опережая события.

Я временно очутился вне поля зрения погони — бежал в полутьме туннеля, стараясь не задеть рельс под напряжением. Ани рассказывала мне про вертикальные шахты, я собирался отыскать такую и вылезти через нее на поверхность.

— Стой! Вернись! Убьет поездом!

Преследователи в азарте ругались, не сбивая дыхания. Пускай — я не остановлюсь все равно. Враг, который поневоле рисковал вместе со мной, снова выстелил…

Все, кажется, он попал.

Сознание помутилось, по инерции я пробежал еще немного и упал плашмя. Перед зрачками запрыгали радужные круги, черные бабочки и белые точки.

Стало невообразимо тошно и паршиво.

Спать хочется. Поезд гремит.

Глава 7. Бюро ксенологии. Версия Ксенона-Дэна

Мне снился сон — равнина, на ней желтая степная трава до самого горизонта. Иногда картина менялась и вместо травы я видел воду — много воды, длинные ряды мелких волн, подгоняемых северо-западным ветром. Потом кто-то потрогал меня за плечо, но обернуться не было никакой возможности — голову будто зажали тисками. Я не мог отвести взгляд от мертвой равнины и свинцово-темной воды. Сон переменился, и яркое, но холодное солнце вышло из-за туч. Оно выросло и поменяло форму. Я открыл глаза и увидел большую лампу, укрепленную на потолке, а под собой ощутил нечто вроде жесткой, привинченной к полу кушетки.

Голова кружилась. Я был жив, не ранен и даже не скован.

— Как вы себя чувствуете? — спросил голос невидимого человека.

— Вы кто?

— Сначала ответьте на мой вопрос.

— Я хочу пить.

— Слева от вас в стене кран.

Я добрался до крана, напился и сунул больную голову под струю.

— Лучше бы вы этого не делали, — мягко посоветовал голос.

— Почему?

— От холода заболит хуже. Кстати, не удивляйтесь, когда откроется дверь.

Дверь и впрямь ушла в косяк с коротким змеиным свистом.

— Теперь встаньте и идите.

В соседней квадратной комнате — все тот же холодный белый свет. Незнакомый мне пожилой эламит расположился за голым, без бумаг, столом. Безоружный, он рассматривал меня очень спокойно, совершенно не опасаясь за свою шею.

— А вы не стойте, присаживайтесь. Только без резких движений, а то у нас очень нервный киберсторож.

— Даже так?

— Именно. Вы у меня закапризничаете, рукой махнете, а он по вам шмальнет… Как ребра? Мои оперативника вас не побили?

— Нет.

— А в туннель бросились зачем? Не надо бегать где попало, молодой человек. Так и жизни недолго лишиться. Мы уж вас остановили, как смогли, простите — усыпляющей пулькой.

— Спасибо, — ответил я с иронией, искренне надеясь, что она заметна.

— Не бойтесь, — утешил меня собеседник. — Вас тут не покалечат, не в наших это интересах.

— Вас не тронут, если, конечно, не начнете на меня, усталого человека, с кулаками бросаться, — доходчиво добавил он.

— Вы кто?

— Называйте меня очень просто — Дознаватель.

— Тогда запишите в свои бумаги, Дознаватель, что я протестую против незаконного ареста.

— Записать-то недолго, сложнее потом вычеркнуть. Лучше уж вы, молодой человек, представьтесь сами, полностью, как-никак я постарше буду — и возрастом, и чином.

— Дэн Мартин, чип номер 2349028342, служащий компании «Системы, конструкции и электроника». Я не стану с вами говорить, пока мне не пришлют адвоката.

Он уставился на меня пронзительно ясными голубыми глазами.

— Господи боже мой, ну а зачем вам адвокат? У нас тут не тюрьма. В суд, что ли, собрались? Да кто вас туда посылает? Кстати, фальшивый чип, который в руку был вшит, вы себе из любопытства завели?

Я молчал.

— Не проходил ваш чип, господин Дэн Мартин, через машину Госалы. Никогда не проходил. Мы уж проверили, извините, хоть и ворчала машина по поводу такого насилия. А раз не проходил, тогда вот вам первый вопрос — где чип взяли, зачем и когда?

Я промолчал, а Дознаватель укоризненно покачал головой, изучая меня со смесью сочувствия и досады.

— Нам ведь немного надо. Если вы, не оформив визы, приехали, так и скажите. Мы полицию страны проживания запросим, проверим вас как положено, да и экстрадируем на родину. Чего бояться-то?

У него в этот миг было лицо доброго дядюшки. Однако, помещение, в котором меня держали, меньше всего походило на приемник для нелегальных мигрантов.

— Я сейчас на молчанку с вами время тратить не стану, — упрекнул Дознаватель, — Идите и отдохните, может, припомните что-то толковое.

* * *

…Следующую беспокойную ночь я провел на кушетке, привинченной к полу. Признать себя обычным человеком, незаконно въехавшим в страну, было, конечно, заманчиво, но тогда неизбежно возникли вопросы насчет моей легализации в Эламе. Выдать им Ливнева было плохо с этической точки зрения, но главная проблема заключалась в ином. Ливнев, без сомнения, приторговывал контрафактными чипами, а мне грозило обвинение в соучастии.

Это выглядело очень плохо, но имелись худшие проблемы. Я понимал, что в пределах этой реальности у меня нет ни места рождения, ни родных, ни одной из тех бесчисленных мелочей, которые делают человека человеком.

Утром Дознаватель опять уселся напротив меня. Я попытаюсь коснуться его разума, но человек передо мной оказался не слабого сорта и с тем же успехом я мог скрести ногтями бетонную стену. Дознаватель держал планшет, причем расположил его так, чтобы я не подглядывал.

— Где вы родились? — мягко спросил он.

— В Гамбурге.

— Произнесите, пожалуйста, быстро по-немецки «улица, уходящая на северо-запад».

— Straße nach Nordwesten, — я выполнил его желание, от души надеясь, что кэйтианский акцент этот добрый человек примет за особенности диалекта.

— Неплохо, — одобрил Дознаватель. — А теперь то же самое по-английски… быстрее, быстрее, и не делайте обиженное лицо… Паршиво у вас с английским, вы бы хоть имя-то себе взяли другое, что ли…

— Когда покупаешь дешевый чип, к тому же у случайного продавца, имя выбирать не приходится.

— Ладно, допустим. А как называется аэропорт в Гамбурге?

— Никак не называется.

— Ну-ну… А железнодорожный вокзал?

— Гамбург-Альтона.

— Кем была ваша мать?

— Официанткой.

— А ваш отец?

— Автомехаником.

— Назовите модель вашей семейной машины.

— Фольксваген.

— Я поточнее?

— Фольксваген Пассат.

— Отель Рэдисон около вокзала в Гамбурге, расскажите, как он выглядит. Внутри не бывали, ладно, верю… Но фасад-то разглядеть могли? И не торопитесь, мне вас послушать охота — у вас голос хороший.

— Там нету такого отеля, — наугад ответил я.

— Заврались вы, господин Мартин, — ласково сообщил Дознаватель, он, вроде, был доволен моим враньем, как учитель бывает рад за способного ученика. — Есть такой отель, это раз. На Фольксвагене Пассат отец вас катать не мог — время выпуска модели не сходится. Да и не числитесь вы, думаю, в списке жителей Гамбурга. Ни как Мартин, ни как Дэнис, ни по-другому — по базе биометрии не подходите, мы их полицию запросим. Это, кстати, ваше?

Каждый листок выглядел тщательно расправленным, но заломы все еще сохранились, на столе лежа не уничтоженные фрагменты «мемуаров» покойного стукача. Радовало, конечно, что там не оказалось страницы с моим портретом, да и память домашнего компьютера я имел обыкновение чистить регулярно… Опаньки. Опоздали вы, господин Дознаватель.

— Так ваше?

— Не мое.

— А почему тогда нашлось у вас под полом? И отпечатки на этих бумажках с вашими совпадают. И на прочих домашних предметах тоже ваши шаловливые пальчики отметились. Так что не делайте передо мной, господин Мартин, лицо невинной малолетки. Стыдно вам, взрослому мужчине, такими глупостями заниматься.

— Бумаги я подобрал на скамейке в сквере, потом просмотрел их дома из любопытства. Выбросить хотел, но не успел. Вот оттуда и отпечатки.

— Каким образом вы выманили эти документы у жертвы?

— У жертвы?

— У бедолаги покойного, которого вы сами, своими руками под колеса машины затолкнули. И чего не поделили, спрашивается, со старым человеком? Он перед вами как агнец перед волчарой.

— Я никого не убивал.

— Мы вас еще вчера по фотороботу опознали. А врете вы проворно и напористо — в этом не откажешь.

— От умного человека и похвалу послушать приятно.

…Похоже, у Дознавателя испортилось настроение. Он наклонился вперед и закатил мне пощечину. Хлестко, но не очень сильно, так, что даже следов не останется.

— Вы ведь сами нарываетесь, — продолжал он немного спустя. — Жертвой быть хотите, да? Ну зачем вам такая пошлая роль?

Мне не хотелось ему отвечать.

— Вы только назовите нам свои контакты в Эламе, — через некоторое время предложил он. — А про остальное можете пока молчать.

— Зачем?

— Мы людей воспитывать обязаны, разъяснить, стало быть, в чем люди не правы. Иначе они про вас расскажут другим, а те третьим — так и до паники недалеко. Ксено-вторжение — серьезная вещь.

— Да мало ли какие контакты были, — с циничным видом ответил я, — как говорится, клиенты, работодатели, официанты, девки.

Тут я опять получил пощечину.

— Мы ваших контакторов все равно найдем, у вас в бумажнике визитки остались. Вызовем по одному в офис, поговорим, подписку с них возьмем о неразглашении. А с вами спешки особой нет, Ксенон. Посидите в комнате с кушеткой год-другой, глядишь, и одумаетесь.

Я опять покачал головой и пробормотал какую-то дерзость. И опять получил от него по физиономии.

* * *

— Слушайте, ну чего вы упрямитесь, — еще через некоторое время упрекнул меня Дознаватель. — Вы же чужак. Скажите на милость, какие моральные проблемы…

Я лежал на кушетке. Не на той, что в начале, на другой. Они пристегнули меня за щиколотки и запястья, это получилось многозначительно и неприятно. Подошел кто-то еще — я не разглядел его лица. Этот человек пристегнул меня вдобавок ремнем — как раз поперек туловища.

— Не люблю я все это, — пожаловался Дознаватель. — Эстетики нет. И вообще, я, порядочный человек, отец семейства из-за ксенологической угрозы вынужден копаться в моральном дерьме.

Неразличимый для меня ассистент подошел, помазал чем-то холодным локтевую вену и сделает укол. Потом приложил холодный металл к вискам.

— Как давно вы находитесь в Эламе? — поинтересовался Дознаватель. — Откуда вы прибыли? У вас есть сообщники? У вас есть устройства связи? Где они спрятаны?

У меня не было сообщников, кроме, быть может, Ливнева, и я промолчал.

— Включайте сканер, — приказал Дознаватель. — Раньше начнем, раньше и закончим, устал я, спать хочу…

* * *

…Сказать, что мне плохо — значит, ничего не сказать. Это агония. Сначала кусками сходит кожа, обнажая сплетения мышц, переплетения жил, стыки костей. Выгорают ослепшие глаза. Оболочка черепа истончается, открывая беззащитный мозг. Все это в полном сознании. Возможно, я кричал, но возможность слышать уже исчезла, так что мне повезло хотя бы в этом. Я не мог понять сосредоточие боли, только смутно помнил, что мое привязанное тело бьется, позвоночник прогибается, сломаться ему мешает ремень, тот самый, заботливо застегнутый ассистентом. Все это длилось довольно долго, а потом пришел конец…

Или не пришел…

Я открыл глаза и посмотрел. Сначала — на белый потолок, потом на себя самого. Крови нет, ожогов нет — мне виден только замызганный край моей же расстегнутой рубашки и целая кожа на груди. Врач тычет в меня фонендоскопом. Потом убирает прибор и мягко щупает запястье.

— Ничего особенного, это только обморок. Сердце у него хорошее, хоть с этим проблем нет.

Дознаватель выглядел недовольным. Я его не видел, но слышал искаженный раздражением голос.

— Какого черта — ничего особенного?! Тогда что это было вообще? Меня уверяли, что манипуляция безболезненна и не опасна.

— Проблема в том, что парень слегка паранормальный, и к тому же нервный и заранее настроен на негатив. Прикажете прекратить?

— Шутите? Поменяйте настройки, подкрутите там что-нибудь…

Дознаватель появился в поле зрения и склонился надо мной и морщится. Лицо выражало искреннюю досаду и даже немного сочувствие.

— Ну что вы право, Ксенон, проблемы создаете. Я же обещал — не будем вас обижать. А что немного неприятно, так это пустое. Вы только настройтесь на позитив, и все пройдет.

* * *

Я снова видел поле мертвой травы. Оно тянулось до самого горизонта. Высохшие стебли слабо шуршали под порывами ветра. Ветер дул монотонно и надоедливо. Этот шум очень мне мешал, но руки не двигались, и я не мог заткнуть уши.

Даже сквозь опущенные веки я видел мертвое поле.

Когда я их поднимал, то видел Дознавателя. Рядом с ним стоял врач и еще какой-то человек, который недавно подошел. Человек носил униформу со стилизованным изображением шестеренки на кармане. Техник?

Техник насвистывал и возился с маленьким компьютером.

— Не свистите, пожалуйста, — недовольно произнес Дознаватель. — Это, знаете, плохая примета.

— Разве?

— Да, свист — он к потерям.

Шнур от компьютера тянулся к металлической коробке, от нее шли провода, прикрепленные ко мне. Я опять ждал агонии, но ничего такого не случилось. Техник нежно трогал маленькие клавиши.

— У него помутненное сознание, — сказал он, наконец, резким, дребезжащим голосом. — Ничего не читается.

Дознаватель курил дорогую сигарету. При этих словах он смял ее и, видимо, швырнул в пепельницу, но я не мог повернуть голову и пепельницу не видел.

— Нужно подождать, пока он восстановится, потом попробуем еще раз.

«Подождать», — это меня устраивало, «еще раз» — вовсе нет, только вот мое мнение тут совсем не принимали в расчет.

Опять подул ветер…

* * *

…Когда я очнулся, ветра не было, лишь монотонно шумела вентиляция. Я лежал в пустой закрытой комнате, прямо на полу, на большом куске мягкого пластика. Очевидно, в бессознательном состоянии я все время падал с кушетки, досаждая этим людям, вот они и положили меня на пол.

Хотелось пить. Стены комнаты плясали примерно так, как раскачивается корабль во время шторма. Перед глазами стоял серо-розовый туман. Я встал и поискал кран, слепо шаря по стенам, а потом наткнулся на него случайно.

Вода отдавала тошнотворным запахом дезинфекции. Или мне так казалось из-за химии, которую в меня закачали работники бюро. Я решил не обращать на такие мелочи внимания, напился, а потом засунул голову под кран. Ждал запрещающего окрика, но ничего не случилось, зато через некоторое время стало легче, и туман ушел. Я вернулся в свой угол, лег на пластиковый коврик и принялся смотреть в окно. Оно располагалось высоко и было размером с две моих ладони. По ту сторону виднелась темнота с отдельными красными проблесками неясного происхождения. Даже если бы я сумел удержаться на ногах, в такое окно я бы не пролез — в него пролезет разве что птичка.

Чтобы отвлечься, я принялся думать о птицах. Весной в Кэйто они, роняя пух, вьются над острыми крышами, опускаются к цветущим садам, взмывая к небу…

Белое перышко, почти невесомое, упало возле моей руки. В темной рамке окна появилась птица, возможно, я сам приманил ее, непроизвольно послав вызов.

Голубь-гость слетел вниз и затоптал жесткими лапками по бетонному полу. Мне нечего было кинуть ему — нигде ни крошки, не помню даже, кормили меня или нет. Птица приблизилась со странной, вовсе не птичьей целеустремленностью и потрогала мои пальцы клювом. Только тогда я понял, с чем имею дело, и едва не зашелся нервным смехом. Странность в движении голубя — всего лишь техническая ошибка, следствие лишней спешки конструктора. Это не голубь, строго говоря, это вообще не птица — это мой кибершпион.

…Кибер был теплый и упругий, почти как живой. Когда-то давно письма пересылали голубями. Писать было нечем, меня хорошо обыскали и не оставили даже спички. Да и некому писать, да и не о чем.

Разве что…

Я слегка оттянул правую лапу «голубя», тем самым включая видеозапись — рискованное дело, ведь в камере мог оказаться микрофон. Поэтому я заговорил тихо, прямо в глянцевитые перья на спине:

«Передай координатору, человек, который написал ему про диверсию, находится в бюро ксенологии». Мысленно я нарисовал образ Деми, позволяя голубю его уловить, но получилось плохо — лицо почти стерлось из памяти. Потом я отпустил кибера на пол, и он принялся склевывать несуществующие крошки, возможно, так ничего и не сообразив. Через некоторое время птица, вспорхнув, уселась на край незастекленного окна, потопталась и и взлетела.

Привет.

Глава 8. Бюро ксенологии-2. Версия Деми

Всю неделю меня мучил один и тот же кошмар. Я видела себя лежащей в тесной пещере. Под продрогшей спиной ребристо выпирал влажный камень. Свод покрывала изморось, в разломе снежная пыль сверкала бесценными бриллиантами. Тело не слушалось. Кожу на руках покрывали пятна ожогов, но без боли. Тот, кто всегда идет по моему следу, пребывал близко, но еще не обнаружил меня. Следовало что-нибудь предпринять (во сне я не помнила, что именно). Перевернувшись на живот, я наткнулась на этот взгляд. Распахнутые в пустоту мертвые глаза Криса, который лежал возле меня, в луже ледяной воды. Целую вечность я не видела ничего другого, а, проснувшись, ощупала свои запястья и ладони на месте давно заросшего ожога…

Вчера Ани вызывали в управление ловцов, чтобы показать фотороботы, сделанные по показанием свидетелей драмы, лишившей ее сердечного приятеля, нас — осведомителя. Девушка в лучших традициях мафии не опознала никого, «светловолосого» она не опознала тоже, зато была такой жалкой и до того походила на бродячую суку, что теперь неплохо устроилась — получила благотворительное пособие, помылась, замазала синяки и отыскала себе работу уборщицы. Это благолепие, конечно, не надолго, она сорвется опять, но в все же лучше, чем вечная безысходность.

С утра из окна веяло осенью, но солнце светило ярко. За окном — звенящая пустота. Сорвавшийся с привязи бумажный змей косо пролетел вверх. Двухместный летательный аппарат припарковался на соседней крыше, из него выгрузилась богато одетая и еще молодая пара. Они все были увешаны гаджетами — дополненное зрение, усилители впечатлений, элегантные экзоскелеты, чтобы не перетрудиться. Одинокий голубь, избегая столкновения с их машиной, ушел в крутой вираж, а потом опустился на мой подоконник и уставился в пространство, склонив голову характерным движением птицы. Возможно, он был ранен или болен, потому что на попытки покормить среагировал движением, упав на бок, на подоконник и поджимая когтистые лапы.

Я взяла голубя в руки. У него оказалось странно твердое для птицы тело.

…Через полчаса, уже дослушав запись, я обмякла на стуле, опустошенная, и бог из машины, призрак Госалы, маячил у меня за плечом. В тестовой игре я застрелила штурмовика, чтобы спасти Артиса, и не испытывала никаких угрызений совести. Но то была игра, и ставкой в ней назначили всего лишь мое хрупкое гражданство. А Дэн…

Дэн был красив как бог, но как будто не знал об этом. Он мне сразу понравился — к чему отрицать, только вот история с Крисом кое-чему меня научила — нельзя подставляться из-за симпатичных парней. Тот самый блондин, который пристроил стукача под колеса, очень на Дэна похож, может, он Дэн и есть, хотя фоторобот грешит схематизмом. Благо Элама мне, в общем-то не интересно, я тут не навсегда. Лучше всего не вмешиваться, собрать вещи и сбежать, гори оно ясным пламенем без меня, как говорил один умный человек — «совместно проведенная ночь — не повод для знакомства».

Я откупорила бутылку, немного налила в бокал, выпила и налила еще, наблюдая, как улетает поддельная птица. Потом порылась в своих немногочисленных вещах, извлекла из них шкатулку и открыла ее, просто так, чтобы поглядеть. На дне лежало шесть блестящих гладких ампул — украденный у бывшего босса секретный препарат, который нельзя купить за деньги в аптеке. Раньше я прибегала к этому средству всего один раз, но теперь отложила в сторону сразу две дозы.

Если затеянная авантюра кончится провалом, мне конец. Я это понимала, и все-таки сделала себе инъекцию под челюсть. Потом ножом надсекла внутреннюю сторону руки, загнала ампулу под кожу и скрепила скобками рану на нашем общем с рептилией теле. Что гнало меня вперед — банальное любопытство? Эротический интерес? Сочувствие? Желание посчитаться с судьбой? Это было глупо, но я понимала, что не отступлюсь — настроение шалое и уже по ту сторону страха.

…Потом я спустилась на нулевой этаж здания и забрала с парковки свой байк. Ветер подул сильнее, словно он пытался меня остановить, толкал в грудь, распахивал куртку, пытался рвать косы. Знакомые кварталы постепенно исчезали за спиной. Гроздь шаров, наполненных гелием, пролетела мимо, уходя в далекое небо. Я точно так же, упрямо и нерасчетливо стремилась к недосягаемой цели. Зачем?

Грузовой фургон, подрезав меня, свернул на проспект Госалы. Я нырнула в малозаметный темный переулок, по обе стороны — отвесные стены башен и устойчивый запах кошек. Еще через двадцать метров — площадка перед сетчатой оградой с металлическими воротами. За ними — приземистый корпус, мрачный фасад, тонированные окна. Правое крыло, впрочем, считай — руина, приготовленная под реконструкцию, возле нее два огромных мусорных контейнера. Левое крыло выглядело интереснее — табличка на двери издали казалась черным квадратом, но я знала, что на ней написано.

Корпоративный центр психологических исследований

Вывеска левого крыла была фальшивкой, а за нею находилась моя цель.

Я осмотрелась. По другую сторону забора тусовались двое худых подростков, мальчик и девочка, с ними плотный парень и высокая девушка в подчеркнуто грубом камуфляже, все четверо глухо переговаривались, потом девушка и здоровяк, осмотревшись, залезли в оконный проем руины. Двое оставшихся, забыв о цели путешествия, принялись обниматься всего в десяти метрах от пресловутого бюро ксенологии. Для них не существовало ни заплеванного асфальта, ни вновь заморосившего затяжного мелкого дождя, ни страха, ни смерти, ни старости, потому что для самих себя они были бессмертны. Стену возле них покрывало граффити из падающих звезд.

Я затаилась и прижалась к груде бетонных блоков. Система управления зданием молчала, никак не реагируя на тех двоих, возможно она считала нежилое крыло чужой территорией. Этот изъян давал мне шанс. Сердце неистово колотилось. Здесь же, за грудой блоков, я стащила с себя футболку и остальное, сложила одежду аккуратной кучкой. Волна сумасшествия зацепила меня, ветер холодил надрезанную на руке кожу.

…В последний момент трансформации я едва не теряла контроль над собой, ящерице захотелось поохотиться — это желание провоцировали мелкие городские грызуны, затаившиеся под грудой мусора.

…Вот и все. Я трансформировалась полностью — четыре лапы, приземистое тело, пасть. Под новым углом стал заметен крошечный глазок камеры сбоку от входной двери. Инертное сознание ящерицы слегка глушило огонь азарта, но не совсем — я помнила свою цель и могла к ней двигаться. В теле рептилии оставался чип Деми, поэтому контрольная арка двери — не для меня. Одно из окон второго этажа кто-то оставил приоткрытым. Большой палевый кот элегантно прошел по карнизу и скользнул в эту щель. Сигнал тревоги не грянул, спустя пять минут — по-прежнему тишина, возможно, кот уже дремал, свернувшись клубком, на точеных коленях какой-нибудь секретарши.

В облике ящерицы я могла добраться до окна, цепляясь за шероховатости, желобки в бетоне, лепнину и прочий хлам. В итоге мне удалось перевалить длинное тело через подоконник и ввалиться в комнату, царапая когтями пластик стола. Хвост случайно сшиб на пол забытое кем-то оригами, и оно покатилось под кушетку.

Кто здесь?

Никого.

Уже знакомый палевый кот разглядывал меня вертикальными зрачками, хотя с точки зрения человека он, возможно, был белый, а желтизну создавали особенности зрения рептилии. Интересно, если выйти в коридор, как поведет себя охранная система? Никто никогда не пытался проникнуть в БКС. Вот сбежать из него — действительно, пытались несколько раз, но эти случаи закрыли грифом «секретно».

Коридор был пустой, стены обшиты дубовыми панелями. Я лучше всего видела плинтус. Судя по его качеству, весь этаж занимала офисная часть. Лифт походил на стеклянную капсулу, он оказался распахнутым, все внутренность стеклянного кокона — обнажена. Там тоже никого не было, и это поразительное везение начинало меня беспокоить. Могут ли меня подкарауливать? Хотелось верить, что нет. Могут ли ждать ящерицу? Нет. Как можно в теле ящерицы заставить лифт двигаться? Я встала на задние лапы (далось это, к сожалению, нелегко) и уставилась на пульт управления, некоторое время путаясь в обозначениях. Этаж, на котором я пряталась, оказался вовсе не вторым, а, если считать с нижнего яруса, а третий. Нижний, самый первый ярус, видимо, углубили под землю, и абстрактная путаница, вызванная этим, почти что поставила в тупик неповоротливый разум рептилии.

Придавить когтем кнопку, рассчитанную на человеческий палец, оказалось сложно. Придавить ее так, чтобы не задеть остальные — еще сложнее.

Двери закрылись почти беззвучно, и я поехала вниз внутри прозрачного яйца. Пол подземного яруса оказался бетонным, лампочки на стенах — под колпаками из стальной сетки. Меня беспокоило еще кое-что. Запах. Не сильный, но непонятный для меня, горький, с химическим привкусом и нотками пластика от перегретой изоляции. Где-то, почти за пределами слышимости, звенело. Свист этот вскоре прекратился и через некоторое время сменяется легким шуршанием и звуком шагов. Я тут же поменяла окраску на серую, под бетон, и принялась ждать, терпеливая, будто бревно. Оказалось, что шуршание издавали колеса высокой тележки, которую толкали двое сотрудников БКС. С моей позиции у них заметнее всего были ботинки, а также колеса тележки, которые для мягкости хода обтянули красной резиной. Содержимое тележки прикрывала серая пленка, край которой колыхался на сквозняке.

С тележки свешивалась рука. Правильные, красивых очертаний пальцы. Ноготь на мизинце сломан. В области запястья — красная бороздка, похожая на свежий рубец от браслета наручников. Больше ничего характерного, но я не могла ошибиться и понимала, что это рука Дэна. Неправда, будто ящерицы не умеют плакать. Не знаю, от чего они плачут в природе, но я плакала от бессильной ненависти, хотя ненавидеть этих людей БКС особенно и не за что — они делали свою работу, причем, не вкладывали в это занятие чрезмерного рвения, иначе давно бы заметили меня.

— Перекинь его руками через порог и в угол, — предложил первый. — Иначе каталка застрянет в дверях, как в прошлый раз.

— Почему я? Лучше, давай, вдвоем.

Люди обычно не смотрят под ноги. Пока они шуршали пленкой и возились с телом, а я проскользнула между резиновыми колесами опустевшей тележки и забилась в темный угол камеры.

— А колесо-то все равно болтается.

— Давай, отложим ремонт на завтра, а то через полчаса закончится смена, а я обещал Трисии сводить ее кабаре.

Дверь камеры с шипением задвинулась, я остаюсь взаперти и в полутьме. Крошеное окно больше походило на подвальную отдушину. Привстав на задние лапы в опираясь передними за стену, сквозь это отверстие можно было разглядеть кусок ночного неба и одинокую тусклую звезду. То, что осталось от Дэна, лежало на полу, на подстилке из губчатой резины. Я не видела лица, поначалу показалось, будто лица вообще нет, но потом я поняла, что это ящерица опустила веки некстати.

Потом удалось различить дыхание — совсем слабое, но ровное. Ящерица, не подчиняясь, подошла и бесцеремонно обнюхала одежду и волосы лежащего человека.

Слава богу! Из странного — только слабый запах технического спирта от кожи рук. Смертью не пахло вообще, Дэн лежал в забытьи на боку, в той позе, в который его оставил обладатель шнурованных ботинок. Перед тем, как снова сделаться человеком, я впервые за последние годы задумалась, до чего же моя трансформация некрасива. Отказаться от мимикрии можно в последнюю очередь, однако, хруст суставов раздавался отчетливо, и я не могла его заглушить.

Лицо Дэна выглядело таким правильным и таким холодным, таким неожиданно чужим, что мне вдруг сделалось не по себе. Я расковыряла надрез на руке, вытащила ампулу с иглой, поискала, чем вытереть пальцы, а потом просто их облизала. Ящерица которая до сих пор жила на задворках сознания, ничего не имела против крови.

— Молчи, а то проснешься.

Я уколола его между пальцами и помассировала, чтобы разошелся отек. Жаль, что сбежать вдвоем сейчас не получится… Ну ничего, дружок, как только настанет утро, мы, пускай и порознь, продолжим эту игру по новым правилам.

Дэн вздохнул во сне. Я, едва касаясь, погладила его по щеке, встала на ноги и влезла на умывальник, который, по счастью, выдержал мой вес. Затем сняла решетку с вентиляционной трубы, понимая, что это пригодится. Ящерица уже возвращалась в свои права, обратная трансформация прошли быстро и почти незаметно. Рептилия легла на пол, пристроив колючую морду подальше от человека. Раньше мне не доводилось спать в ее теле — получилось даже интересно. Мерещились шорохи, тепло солнца, которое касалось чешуек на хребте, отдаленный рокот прибоя и пощелкивание панцирей сухопутных крабов в камнях.

* * *

…Стоп-кадр. Нет острова в океане. Есть БКС, камера и ленивые сумерки перед самым утром. В прямоугольнике крошечного окна маячила разбавленная серым чернота. Дэн спал, а меня жестко колбасило. Мир плыл, желание оцепенеть произвольно сменялось паникой. Действие лекарства заканчивалось, я рисковала застрять в невменяемом состоянии, рядом с Дэном, в камере, на полу. А чего еще ждать? Две трансформации, черт их возьми, за последние восемь часов.

Следовало торопиться. Вентиляционный ход был узок для человека, но для ящерицы — в самый раз. Я ползла вдоль трубы, и боль, пока еще подавленная, начинала шевелиться в измененном теле. Раздраженная ящерица пыталась перехватить контроль над сознанием, мешало ей лишь отсутствие физической свободы — ведь кроме того, чтобы ползти вдоль лаза, особых вариантов не было.

Решетчатая заглушка вентиляции держалась на честном слове, я вышибла ее головой и перебралась в безлюдное заброшенное крыло здания. В пыльном чулане я наскоро прошла третью трансформацию, на этот раз корчась от боли. Осталась, конечно, нагая и босиком. Возможно, чуланом этим когда-то владела живая уборщица, а не робот — в углу сохранились ведро без ручки и лысая от старости щетка, в тесном шкафу — грязноватый халат и подозрительного вида пластиковые тапки — их хватило, чтобы хоть как-нибудь прикрыться.

Под подошвами хрустели осколки стекла (а я всегда ненавидела стекло!), в загаженном помещении передо мной предстала картина разгрома — облицовка давно сорвана, под потолком болтаются плети электропроводки. На обнаженном бетоне капитальной стены красовалась размашистая надпись, сделанная краской из баллончика: «мой бывший — кислый мудак!», а рядом с надписью — изумительно красивый, но в хлам разбитый антикварный шкаф. На полу хаотически валялись канистры, впрочем, наглухо запечатанные, зато с характерным значком «радиационные исследования» Касаться такого хлама голыми руками мне не хотелось, но пластиковую бирку, брошенную кем-то на столе, я все-таки забрала.

В проеме сорванной двери теплился свет фонаря. По соседству шуршали мародеры и булькала некая жидкость, от которой несло уксусной кислотой.

— Осторожно, если разольешь, задохнемся к чертовой матери…

— Третий раз сюда приходим, а тебе все мало.

Ушла я тихо-тихо, чтобы не попасться на глаза тем самым подросткам, которые еще недавно целовались под падающими звездами, нарисованными на стене. Вместо лифта тут была жалкая в своем убожестве лестница, зато, сделанная из бетона, она, по крайней мере, не скрипела.

То, что находилось внизу, несмотря на отвлекающую от всего боль и большую практику странных ситуаций, повергло меня в философский шок. Среди книг, рассыпанных на полу, стояли две толстостенные банки.

В банках были мозги.

Обычные, человеческие.

Вокруг витал легкий запах формалина.

Я с полминуты стояла, не шевелясь, и только потом разжала пальцы. На украденной мною только что бирке — четко различимая даже в сумерках надпись: лаборатория мозга.

Ну все, привет.

Глава 9. Игра по новым правилам. Версия Дэна

Лучше бы я умер… Очень жаль, что я такой здоровый. Сегодня аппарат ксенологов снова разладился, началась искусственная агония и продолжалась дольше, чем вчера, но потом закончилась, словно отрезало.

Я очнулся в камере, на полу. Мой разум снова работал ясно, только болели предплечья и ребра — я помял их сам, когда дергался в захватах. Рядом крутился знакомый Дознаватель — черт его знает, когда он успел появиться.

Почтенный работник БКС смотрел на меня с досадой и как-то странно двигал пальцами. Казалось, невзирая на статус, он собирался погрызть собственные ногти. Врач замер рядом, его профессиональное лицо не выражало ничего нового.

— Он выглядит… усталым, помятым, — раздраженно пожаловался Дознаватель и указал на меня мизинцем (ноготь он все-таки надкусил). — Сделайте что-нибудь, поправьте положение.

— Я доктор, а не стилист, — с внезапной грубостью ответил работник медицины.

— В стилисты пойдете, когда вас уволят…

Они тихо переругивались, потом пришли незнакомые люди, помогли мне подняться, и я даже, вроде, пошел — почти сам. Потом понял, что уже не иду, а стою под душем. Вода текла по мне на пол и уходила в круглое, вроде воронки, отверстие.

— Вылезайте оттуда, а то сваритесь, — проворчал то ли медик, то ли охранник.

…Одежда, которую мне дали, оказалась почти точной копией моей прежней, но не совсем. Очевидно, они заказали в универсальном магазине сходное тряпье, а потом срезали ярлыки с ценами. Рубашка и брюки совершенно новые. В кармане — мой старый бумажник с мелочью, который любезно вернули.

Дознаватель оценил меня со всех сторон, будто товар на продажу.

— У него синяк под глазом. Откуда взялся? Его не били. Потрите чем-нибудь.

— Тогда синяк станет бледнее, зато обширнее. Вас как больше устроит?

— Да ну вас к черту! С такими людьми невозможно работать.

Врач загнул мой рукав, сделал укол и прижег ранку. Сразу после этого подошел конвоир и надел на меня наручники. Дознаватель брезгливо прищурится и проводил меня фразой:

— Ну, по крайней мере одной проблемой меньше.

В темноте кузова машины я откинулся на сиденье и начал запоминать повороты, но вскоре сбился со счета.

— Приехали, выходи.

Арестантский фургон стоял внутри незнакомого здания, и даже не на первом этаже — очевидно, въехал на второй этаж по пандусу. Водитель курил и осматривался с интересом.

Незнакомый человек аккуратно взял меня за локоть. Больше всего он походил на дворецкого, но под тканью хорошего костюма перекатывалась тренированная мускулатура. Такой сгодится и гостя встретить, и гостя убрать — все по желанию нанимателя.

— Снимите с него браслеты, они больше ни к чему.

— Меня зовут Клавел, — внятно добавил он.

Как меня зовут, Клавел не интересовался, наверное, и так знал. Я немного нетвердо стоял на ногах, но идти все-таки мог самостоятельно.

— А сейчас налево.

На полу лежал мягкий ковер. Мебель и стены выглядели как в хорошем отеле.

— Координатор сегодня занят и не может вас принять. Так что располагайтесь, это комната для гостей.

Как только Клавел ушел, я рухнул на кровать — она была громадная, будто поле. Снаружи щелкнул замок, и сделалось понятно, что я до сих пор в клетке, но на этот раз она особая — позолоченная.

* * *

Прошло более десяти часов. Я успел поспать, подергать запертую раму и немного нажать на стекло, оно, конечно, и не думало поддаваться. Снаружи на карнизе, в маленьком лотке рос карликовый кипарис, а в комнате мурлыкал стереовизор.

Час назад приходил Клавел, принес меню и попросил отметить крестиками то, что я хотел бы съесть на обед. Клавелу приказали принимать гостя, он принимал, и плевать ему, исполнительному, кто я такой, что делал раньше и что натворю еще.

Этот самый обед на подносе я решил съесть, ведь неизвестно, когда еще придется пообедать. Едва я закончил с едой, как снова появляется дворецкий, но я притворился, будто погружен в свои мысли, хотя на самом деле просто тянул время. Клавел многозначительно покашлял и сообщил:

— Господин Дэн Мартин, верховный координатор вас ждет.

Потом Клавел безбоязненно повернулся ко мне спиной и двинулся первым, это не от глупости, а от уверенности — никуда дорогуша-гость не денется. Коридор был без окон закончился дверью лифта, Лифт плавно повез нас вверх, возможно, к самому куполу дворца. Уже перед самой дверью кабинета Клавел с некоторым сомнением окинул меня взглядом:

— Я должен предупредить вас, господин Дэн Мартин… Во-первых, свободное время координатора ограничено. Если координатор захочет прервать или отложить разговор, вы обязаны подчиниться.

— Хорошо.

— Сегодня мы, как могли, были корректны. Надеюсь, и вы будете корректны. Не только в действиях, но и в словах.

— Я обещаю.

— А теперь идите в кабинет, и всего вам наилучшего.

Кабинет — высшая точка дворца, круглое помещение под застекленным потолком. Координатор сидел к окну спиной, а потому казался черным силуэтом на фоне света. Я поневоле прищурился.

— Здравствуйте, — сказал я черному силуэту.

— Здравствуйте и садитесь напротив меня, — ответил Ай Наргиль, действующий верховный координатор Элама, человек, отобранная машиной Госалы в результате жесткой конкуренции между другими координаторами — помельче.

У координатор был высокий, скрипучий, сердитый голос. Я сделал шаг вперед, сел в кресло и посмотрел визави в лицо, едва сдерживаюсь, чтобы мое любопытство не вышло за границы корректности. Если быть точным, Ай Наргиль был не координатор. Это была координаторша, пожилая женщина со старомодным гаджетом — очками в золотой оправе.

* * *

— Так это вы Ксенон? — спросила она.

— Да, мадам.

— Вас удивила моя внешность?

— Да.

Лгать не имело смысла. Свет от окна падал прямо на меня. Ай Наргиль жестко улыбнулась. Она была довольно стара, некрасива от природы и очень сообразительна.

— Эта комната не прослушивается и не просматривается, так что можете говорить свободно. Зачем вы мне писали? Кто вы такой?

Несколько секунд я молчал. От моего ответа зависело, в какую сторону пойдет разговор. Если придется солгать, то это будет дозированная ложь, такая, которая иногда немного позже обернется правдой.

— Я вовсе не враг для вашему городу. Место, откуда я явился, слишком далеко.

Глаза Ай Наргиль вспыхнули. У них был очень странный цвет — желтый, совиный. Сова сейчас сердилась.

— Соврете еще раз — отправлю вас обратно.

Она не уточнила, куда отправит. Реагировать в таких случаях следует немедленно, иначе будет поздно.

— Поймите правильно, мадам, — быстро заговорил я, — не хочу вам лгать, но я вынужден говорить на чужом языке и пользоваться чужой системой понятий. Есть мнения, которые трудно сформулировать, и состояния, которые трудно описать. Я только хотел объяснить, что к диверсии на вашей территории не имею никакого отношения. Я вообще до последнего момента о ней не знал.

Слава богу, сова немного успокоилась. Желтые глаза погасли.

— Вы говорите очень хорошо, практически идеально. Но вы чужак. Каким способом вы учили язык?

По счастью, на такой вопрос очень легко ответить правду.

— Я немного телепат, поэтому в учебниках и учителях в этом смысле мало нуждаюсь.

— Берете знания о языке у людей?

— Да, у людей. Это получается иногда.

— Вы сейчас читаете мои мысли?

— Нет, — отвечаю я и не солгал. — Ваши мысли я не вижу. У меня всего лишь средние способности.

Она кивнула.

— К телепатии средние. Но умственный коэффициент, думаю, хороший. Вы проходили через машину Госалы?

— Учитывая обстоятельства, я не решился.

— Жаль. Вы согласны со мной?

— Не знаю.

Она, не вставая с места, наклонилась вперед и заглянула в мои зрачки. Это было жутко, я ощущал себя воробьем в равнодушной руке человека. Сожмет она кулак, раздавит меня или раскроет пальцы и отпустит — зависело от мотивов, которые я не мог ни представить, ни понять.

У Наргиль оказались отличные способности к телепатии — таких я еще не встречал. Все мои воспоминания она откручивала аккуратно и равнодушно, словно электронную запись. Там много было такого, о чем я хотел позабыть. Было и кое-что неизвестное никому, кроме меня…

— Хватит!

Капли пота стекали по моему лбу. Затылок раскалывался. Старуха тоже устала, откинулась назад в кресле, тяжело дыша, достала из маленькой серебряной коробки пилюлю и уложила себе под язык. Потом поморщилась и смяла опустошенный блистер пальцами. Тут я заметил, что у Ай Наргиль длинные, полированные ногти, похожие на когти хищной птицы.

— Старею, — сказала она. — Здоровье не то, поэтому делаю такое редко. Решилась только ради гостя из далеких мест. Голова не болит?

— Болит.

— Я знаю, вы хотите пить. Выпейте воды.

Я взял хрустальный графин, налил из него в стакан и выпил до дна. Мысленно — за здоровье Ай Наргиль. Она избавила меня от мучительной необходимости объясняться.

— Ну, господин Ксенон, перечислим теперь, что против вас набирается, — совершенно спокойно заговорила она. — Незаконное проникновение на территорию Элама — это раз. Привлечение наших граждан к нелегальному сотрудничеству — это два. Почти доказанное убийство — это три. Все остальное по мелочи — ношение фальшивого чипа, сопротивление аресту… Так?

— Убийства не было, был несчастный случай. Все остальное — правда.

— Теперь перечислим то, что говорит за вас. Анонимное письмо с предупреждением, адресованное мне. Что-то еще?..

— Ничего.

— Не густо.

— Отпустите меня, — внезапно попросил я.

— Чего ради? — ответила Ай Наргиль. — Я не собираюсь разбазаривать государственное имущество. Ваша реальная стоимость достаточно велика, по крайней мере превышает стоимость золотого слитка вашего веса. Вы — настоящее существо из другого мира, знаете много интересного, не обязательно в стратегическом смысле, в культурно-познавательном тоже.

Я видел, что она не шутит, просто Ай Наргиль была такой вот прагматик.

— А насчет возможной диверсии не беспокойтесь, — несколько мягче заговорила координаторша. — Необходимые приказы я отдала. Мы будем начеку.

Я молчал. Это был крах. Дар Рейнен, мой враг, скорее всего, проиграл. Но и я проиграл тоже. Мне уже не вырваться из клетки. Нужно срочно что-нибудь придумать, найти аргументы, которые изменят ситуацию.

— Поймите меня правильно мадам… Вы, конечно, можете удерживать меня сколько угодно силой. Обнулитель найти тоже можно. Но если я выпаду из игры, вместо меня придет другой… человек. Это будет действительно совершенно другой человек. Он не жил здесь…

— Кстати, как долго вы здесь живете?

— Полтора года. Так вот, этот другой человек будет полностью чужд вашему миру. Вы не сумеете понять его логику. Вы не сможете его контролировать. Если вы его отыщете и убьете, на его место придет другой такой же. Вы читали мои мысли, но вы не знаете Рейнена так, как знаю его я. Только я сумею его переиграть.

Ай Наргиль задумалась, с сомнением рассматривает меня.

— Ну что ж, играйте, — сказала она. — Любую техническую помощь вы получите. Но мы вас не отпустим.

Я перевел дыхание, понимая, что придется рискнуть. Если не удастся, я, наверное, труп или около того.

— Если вы меня не отпустите, я не играю, — упрямо сказал я. — Можете держать меня в своем доме, можете — в бюро ксенологии, можете кормить по меню, можете разобрать на части, но я не совершу никаких активных действий. У вас отличный умственный коэффициент, мадам, да и масса помощников тоже. Так что делайте все сами.

Ай Наргиль помедлила. Потом ухмыльнулась.

— Наглец, — констатировала она.

— Только человек в крайних обстоятельствах.

— А если вы меня не обманете?

— Вы видели мои мысли. Вы поняли их лучше, чем даже я. Вы знаете, что я не обманываю.

Она задумалась, барабаня птичьими ногтями по столу. Потом вздохнула.

— Такие дела наспех не решаются. У вас до сих пор усталый вид, господин Дэн Мартин. Идите, Клавел вас проводит. Мне нужно как следует все взвесить. Я позову вас завтра.

* * *

Я сделал все, что мог, и почти двенадцать часов бездельничал — временами спал, временами читал «Пионовый фонарь», который выпросил у Клавела.

Утром Ай Наргиль выглядела уже иначе. У нее оказался бодрый вид человека, занятого любимым бизнесом. Она ответила на мое «здравствуйте» и ткнула пальцем в сторону кресла.

— Не стойте передо мной, а присаживайтесь. А то, мне, пожилой и больной даме, чтобы рассмотреть вашу лживую физиономию, приходится задирать шею.

Это она так шутила. На носу у нее сидели все те же очки в золотой оправе.

— Я обдумала ваше дело, — жестко заговорила мадам координатор. — Мы имеет множество способов принудить вас делать то, что нам нужно, господин Ксенон. Я могу отдать приказ и вернуть вас по назначению — в бюро ксенологии. Сотрудники бюро могут задержать ваших друзей.

— У меня нет друзей.

— Врете. Ну, ладно, на этот раз прощаю вранье. Однако, как я уже сказала, способов давления сколько угодно.

— Что выбираете? — сухо спросил я.

— Ничего. Принудить вас, конечно, можно, потратив достаточно времени, можно поломать любого человека, но такие помощники работают крайне скверно, у них пропадает стимул, и их неловкие попытки не стоят затраченных трудов. Поэтому я рассмотрела ваше предложение и склонна принять его. Однако, с некоторыми ограничениями.

Пульс у меня бешено заколотится.

— Ограничение первое, — продолжила Наргиль. — Я отпускаю вас не навсегда. Хотя бы раз в месяц вы обязаны со мной связаться. Способ связи вам растолкует Клавел. Если начнете прятаться, я буду считать, что наше соглашение расторгнуто. Вы согласны?

— Да.

— Требование второе — больше ни одного убийства. Мне не нужны киллеры, этого хлама хватает и без вас.

— Мадам, такое трудно обещать — я могу оказаться в состоянии самообороны.

Ай Наргиль словно пожевала что-то невидимое сухими губами.

— Лишь в той мере, которая нужна для вашей самозащиты. Больше никак. Вы же знаете, что я имею способы проверить.

— Хорошо, — быстро согласился я.

— Еще одно условие… Я не могу вас выпустить, не нарушая законов собственной страны. Поэтому вас не выпустят — вы обязаны убежать. Технологию побега вам растолкует все тот же Клавел. Вас будут искать, но я позабочусь, чтобы это делалось достаточно формально.

— Спасибо.

— Если дело кончится благополучно, и если доживу (ведь я не молода), вы придете, чтобы ответить на любые мои вопросы. Они не будут касаться военной сферы. Просто я любопытна, меня интересует культурный и ксенологический аспект.

— Я приду.

— Это все. Уходите, пока я не разозлилась.

Я помедлил.

— Ну, что-нибудь еще? — сердито фыркнула она.

— Могу я попросить о дополнении к договору?

— Наверное, глупость какая-нибудь.

— Нет. Просто за мои действия не должен пострадать никто другой.

Она окинула меня презрительным взглядом, потом ухмыляется, не показывая зубов.

— Из орудий высшей государственной власти не стреляют по воробьям. И по ящерицам тоже. Идите с миром, господин Ксенон.

* * *

…Мы с Клавелом очутились в незнакомой мне комнате и голыми экранированными стенами. Обстановка походила на бункер.

— Возьмите этот радиотелефон, — сказал мне эрзац-дворецкий. — У него нестандартный формат передачи. Схема кодирования входит в комплект, она внутри корпуса. У меня точно такой же телефон, сигнал декодируется и мы договариваемся о рандеву.

— А…

— БКС не контролирует этот канал, он — личная собственность координатора. Вы все поняли? Телефон храните и не потеряйте. Если разобьете случайно, придется записываться на прием к госпоже Наргиль и ждать очень долго. К тому же, личное появление может вас засветить.

— Я понял, спасибо.

— Теперь о вашем побеге. Как только мы выйдем, быстро сверните налево. Там стена из тонированного стекла, придавите ладонью, оно легко вылетит. Прыгайте вниз, первый этаж, так что не разобьетесь, и сразу бегите прочь.

— Хорошо.

— Я буду стрелять, но бояться не надо. Одна пуля войдет в раму, второй я вас слегка задену. Ничего серьезного, легкое касательное ранение — для правдоподобия понадобится несколько капель вашей крови. Вы как себя чувствуете — в состоянии немного побегать?

— Да.

— Вокруг дворца есть охрана, уходить от нее — ваша забота, но мы сделали все возможное — на час побега у них приходится пересменка. Вчера была корпоративная вечеринка, мальчики не вполне пришли в себя.

— Я запомню.

— И, наконец, последнее. Два-три дня после побега вас будут серьезно искать. Найдите себе нестандартное убежище. Фальшивый чип у вас изъяли, нового нет, поэтому… В общем, укрытие на ваше усмотрение. Чуть позже госпожа Наргиль устроит так, чтобы дело спустили на тормозах. Гляньте в стереовизор через три дня и вы все поймете. Если вопросов у вас не осталось, начинаем работать. Время не ждет, Ксенон.

…Стекло молочно-белого цвета от легкого толчка полетело вниз, ударилось об асфальт, разлетелось острыми осколками. Осколки еще не улеглись, когда я тоже полетел вниз. Приземлился не так ловко, как у меня получилось бы неделю назад, но довольно сносно.

За спиной прогремел выстрел. Потом еще один. Кожу между шеей и плечом опалило — это подыгрывал Клавел. Грамотная работа профессионала — зацепи он мое плечо, и крови на асфальте может не остаться, зацепи голову — мне придется бегать по Эламу с окровавленным лицом, пугая добрых обывателей.