Бесплатный фрагмент - Тропа вечности

Сомнения

Наш мир давно сгорел. И пепла дым уже унёсся в небеса. И тучи чёрные сковали небосклон, оставив лишь печаль в очах моих. В глазах всех сотен тех людей, что жили и надеялись на яркий солнца свет в конце пути.

Мы с вами пленники в цепях отчаянья и путах лжи. Красивые одежды. Хорошие дома. Роскошные кареты. Высотки до небес, где восседают короли. И город, что построен был на черепах рабов своих.

Всё это так осточертело. Всё это так мне надоело. Хочу я выбраться из круга вечного страданья. Себя увидеть бы ещё хоть раз счастливым в отражении воды из грязных луж. Себя увидеть бы ещё хоть раз…

А жизнь проходит, господа, и не меняется ни чуть. И как я жил? И для чего вообще? Ответа нет. Лишь только свет в конце тоннеля приближается ко мне.

Глава 1 — Наёмник

Рассказ ведётся от лица Ни'Файзеро

«Мир погибает тогда, когда мы перестаём быть собой»

19 лет назад…

Это его последний заказ. Я проверил все сводки. Все новостные статьи из газет. Опросил десятки людей, которые имели с ним дело. Я выведал всю информацию об этом ублюдке. По всей видимости, несколько недель назад Иори и впрямь перешёл дорогу моему заказчику. Если верить информации, которую мне предоставил Мерси́лесс, то в этой грязной забегаловке Иори изнасиловал его дочь. Слухи ходят разные. И большинство из них лишь подтверждают это.

Город прогнил. Его заполонили нечестивые люди. И я даже рад, что моему отцу не пришлось жить в это время. Время, в которое бедняки спиваются из-за тяжёлой работы на благо своему королю, который, по правде говоря, чихать на них хотел. Ох, уж не знаю, какой чёрт потянул дочурку Мерсилесса за ногу, раз она оказалась в таком месте, как тот домишко с выбитыми окнами и потрескавшимися чёрными стенами, но добром это явно не могло закончиться. Удивительно, что она вообще вышла оттуда живой. Однако, меня совсем не удивляет тот факт, что подобные заведения здесь на каждом шагу, в каждом вонючем переулке.

Люди в отчаянии. Они готовы пойти куда угодно, лишь бы сбежать от своей прогнившей реальности. От мира, в котором никто и ничего не значит, и где великие мира сего используют людей, как скот, всячески наказывая их за любое неповиновение. Поразительно, что это королевство до сих пор не стёрли с лица земли революционеры и иноземные захватчики. Видимо, первые уже давно забыли, что такое свобода, а вторым такие земли и даром не сдались…

Что ж, всё это уже не имеет значения. Мир таков, какой он есть, и я не могу этого изменить. При всём уважении, отец, не могу. Но по-другому я не проживу и дня. Мне нужны эти деньги. Всё, что я могу, — это убивать людей. Да, не мне судить Иори за его грехи. Я лишь исполняю приговор, если считаю нужным его исполнить. В любом случае, если я не убью его, то это сделает кто-то другой. Не сегодня, так завтра. А мне всего лишь нужны деньги за проделанную работу. Ничего личного.

Тёмные улицы. Кареты, что разъезжают по мокрой дороге. Отблески мерцающих фонарей. Небо по-прежнему пасмурное. Я спрятал свой кинжал в особом кармане, под плащом. Каким бы ужасным ни было это место, судьба благоволит мне, ведь эта лживая роскошь большого города, самой столицы Северного Королевства, так удобно скрывает любое оружие, любые боеприпасы, которые можно легко пронести незамеченными практически куда угодно. Перестрелки здесь случаются, как ни странно, практически каждый день. Воровские притоны и уличные забегаловки до самой крыши забиты маньяками и убийцами, норовящими снести пару-тройку голов. И, разумеется, всё это является нормой, ведь идёт на руку различным баронам и лордам. Но люди, чёрт возьми, люди! Они по-прежнему живут здесь, ведь искренне верят, что другой жизни им не положено… Потому что у них нет выбора. Нет ресурсов и возможностей, чтобы сбежать из этого места. Между тем, шик и блеск столицы ослепляет умы бедняков. «То, что нужно!» — скажет любой влиятельный человек.

Здесь каждый сам за себя. Десятки людей в цилиндрах и плащах, подобно мне, разгуливают по улице. И она выглядит всё также прекрасно. Эти извилистые дороги, высокие дома и старинные фонарные столбы… Беда лишь в том, что такова только центральная улица, которую сохранили в первозданном виде. Ну, почти первозданном. Всё же, многие домики снесли в угоду постройки чего-то более престижного. Здесь и живут все влиятельные люди. Высокие кирпичные дома, поражающие как своей архитектурной красотой, так и способностью выдержать удар любой стихии. Огромные магазины, где можно приобрести всё, что душе угодно, за соответствующую плату, конечно же. И, разумеется, высококлассные заведения.

Пускай Иори устроил бизнес и не на главной улице, зарабатывает он огромные деньги. И всё благодаря своему бару, что позволяет ему изредка посещать эту улицу и закупать для него дорогие товары. Он смешивает лучшие пойла столицы с низкосортным самогоном, разливая десять бутылок на сотню. А беднякам большего и не нужно: они верят, что в этой полуразвалившейся забегаловке им подают лучшие вина и пиво, какие можно найти в городе, но за гораздо более доступные цены. А может и не верят. Всё равно на фоне других дешманских баров этот выглядит очень даже престижно, несмотря на разбитые окна и скрипящие двери.

И я не осуждаю его за подобные махинации. Во всяком случае, он позволяет обречённым и неприкаянным почувствовать себя ненадолго живыми, отдохнуть от суматохи этого безумного мирка за очередным стаканом «дорогой» выпивки. И хотя многие вскоре спиваются или даже умирают от некачественной подделки, которую им заливают в бутылки из-под настоящего столичного вина — это не моя забота. В конце концов, они сами решают сюда приходить, будь то от безысходности и отчаяния или от алкогольной зависимости.

Быть может, я даже не принял бы этот заказ, если бы не сам Иори. Он позволил себе сделать то, чего ни один уважающий себя мужчина не позволил бы. Он годами насиловал женщин, которым больше некуда было идти. Но всем им, в силу бедности, было не у кого просить помощи, а потому он чувствовал себя безнаказанным. До тех пор, пока он не допустил роковую ошибку. Он затронул девчонку, отцом которой является очень влиятельный человек. Именно он, Мерсилесс, заказал владельца этой помойки. И теперь удача больше не поможет Иори, ведь по его душу направили меня — лучшего наёмного убийцу в городе. Или, как минимум, одного из лучших.

Поправляя цилиндр и приглаживая накладные усы, я проследовал в сторону бара Иори. Как и всегда, мне предстояло пройти через длинный и тёмный переулок, вдоль которого обустроилось с десяток бомжей и пьяниц. Опрокинутый на землю мусорный ящик, всё дерьмо из которого залило эту потрескавшуюся дорожку, и очередной бездомный доходяга, роющийся в нём в поисках хоть чего-то съестного. Я бы вовсе не удивился, если бы здесь кого-то изнасиловали. Это и впрямь тёмное местечко, отнюдь не из удачных для приличного заведения, коим бар Иори никогда и не являлся. Тем не менее, практически каждый знает, где он находится. И мне легче поверить, что девушек насиловали бомжи и пьяницы, нежели сам владелец заведения, на которого банально могли повесить ярлык. В конце концов, кому из десятков и сотен прогнивших от бедности и отчаяния людишек захочется признавать свои грехи? Гораздо проще повесить свои преступления на других людей, не так ли? Тем более, что Иори столь удачно расположил свой бар именно здесь, куда при других обстоятельствах ни один разумный человек не сунул бы и носу.

Из тьмы тянулась бледная рука. Она коснулась моих брюк и упала вниз. Эти опустившиеся до самого края жизни люди ползали по грязному тротуару, залитому мусором, и пытались схватить меня за ноги. Они выли и стонали. Они совсем осунулись и исхудали. Возможно, даже воды добыть им было негде. За неделю в столице умирает до пяти, а иногда даже десяти человек. Но это лишь официальная статистика, которую каким-то неведомым мне образом составляют для своих газетёнок вшивые издатели. Настоящая же смертность, уверен, куда выше. И большинство смертей — это такие вот люди, которые лишились всего и вскоре умерли от обезвоживания, лёжа в луже собственного дерьма и мочи в тёмных переулках роскошного города.

Вокруг всех них слетались мухи. От них воняло за километр, и даже близко подходить к этому переулку никто в здравом уме не стал бы. Однако, такова моя работа. Моя задача сегодня была крайне проста: пройти в бар и осмотреть его, после чего устроить беспорядок, в ходе которого Иори «случайно» бы умер, наткнувшись на взявшееся из неоткуда перед ним лезвие едва заметного ножика, заточенного до предельной остроты.

У меня не было времени на то, чтобы отвлекаться на этих бомжей, лежащих в грязи, но было несколько монет, которые больше не жалко. Я подбросил пять четвертаков в воздух, и вонючие звери тут же набросились друг на друга в отчаянном рвении подобрать хотя бы одну монету. Мой путь свободен, и меня уже не волнует, кто из них выживет, а кто нет. Возможно, моя душа тоже успела почернеть за время жизни в столице, но я не в силах что-либо изменить. Каждый сам за себя — этому учил меня отец, когда я был совсем маленьким. И я запомню его слова навсегда, ведь он был единственным человеком в моей жизни, кто ни разу мне не соврал.

Надев на правую руку чёрную перчатку, я демонстративно распахнул скрипучую дверь бара, аккуратно опустив голову, чтобы пройти через довольно низкий дверной проём и не уронить свой цилиндр. У меня была всего одна купюра, которой было достаточно, чтобы привести план в действие. Я сразу же осмотрелся. Людей было немного — всего тринадцать человек и бармен, но все места в этой тесной халупе уже были заняты. Кроме одного местечка за барной стойкой.

Рядом со мной сидел накаченный громила с татуировками, который явно был не в настроении. Мой шанс. Хлопнув ладонью по барной стойке, я громко положил свою купюру на стол и потребовал у бармена лучшей выпивки мне и этому громиле.

— Какого чёрта? — покосился в мою сторону кто-то довольно-таки наглый, что заметно и по лицу.

У него было худое телосложение и соломенная шляпа. Лицо неприятное, но оттого вполне запоминающееся — шрамы на половину лица вокруг правого глаза, которые, очевидно, были получены в этом же баре, когда во время очередной взбучки кто-то дал ему отпор, ударив головой о стоящую на столе бутылку с вином, которое он берёт каждый день. О том случае тоже писали в газетах, однако эта новость быстро затерялась на фоне других, по типу изнасилования дочери Мерсилесса. Я сразу же считал все его привычки, его внешность, и пришёл к выводу, что он станет идеальной мишенью.

— Думаешь, что смеешь так нас унижать? В этом заведении у нас такие же права, как и у этого громилы!

— Ваше право — молчать и пресмыкаться перед своим королём, что вы, собственно, и делаете всю свою жизнь. — ответил я.

— Ты на кого вообще бочку катишь, мудила недозрелый? — пополнив отряд разозлившихся на меня посетителей бара, высунулся сидящий рядом с ним мужчина.

Этот выглядел уже помясистее. Кирпичная рожа, красный разодранный глаз, запачканная кожаная куртка коричневого цвета с короткими рукавами, подчёркивающими его накаченные бицепсы. В руке перебирает маленький нож вокруг пальцев.

Оба мужика, что сидят рядом с усатым дрищом, очевидно, его подельники или старые друзья. Хотя, скорее всего, они — что-то среднее между тем и другим. Кирпичеголовый переглянулся с усатым дрищом и третьим мужиком, который выглядел бы неприметно за счёт своей молчаливости и скрытности, не будь у него выбит нос и перебинтована хиленькая правая ручонка. Такие внешние детали сразу бросаются в глаза.

Если начнётся замес, то все сразу же достанут свои ножи и пушки. Предполагаю, что кирпич предпочитает грубую силу. Он выглядит как человек, который обожает причинять людям страдания, лишь бы заглушить свои собственные. Осунувшаяся кожа на лице свидетельствует о преждевременном старении. Я бы дал ему сорок-пятьдесят лет, как и остальным. Молодые сюда в принципе редко приходят, разве что дегенераты с комплексом неполноценности, всеми силами скрывающие это за показной брутальностью, которой на деле нет. Либо очередные неудачники, которым больше некуда идти.

Усатый, очевидно, у этой троицы за главного, хотя он и не выглядит как кто-то, кто мог бы удерживать лидирующую позицию в команде. Если он «лидер», то только из-за своей вспыльчивости и желания влезать во все конфликты, какие возможно. Думаю, он предпочтёт использовать кольт, который, очевидно, спрятан в его небрежно спрятанной за курткой кобуре.

Хиленький мужичок с перебинтованной рукой вовсе прикрыл своё лицо шляпой, очевидно, даже не желая вступать в конфликт. Возможно, он первым сбежит из бара, когда всё начнётся.

В этот момент бармен вернулся к стойке и поставил выпивку на стол. Он налил два стакана — мне и сидящему рядом громиле. Пальба не началась после моих слов о короле лишь потому, что этот громила всё ещё здесь и в случае чего займёт мою сторону, ведь я только что сделал ему столь щедрый подарок. Он оглянулся назад и с презрением посмотрел на всех, кто приходит в эту забегаловку изо дня в день. Он не сказал ни единого слова. Этого было достаточно, чтобы самый слабый в их троице забил тревогу и попросил дрища и кирпича успокоиться. Это ещё больше вывело усатого из себя, из-за чего он тотчас врезал ему по лицу.

— Не смей успокаивать меня, Чир! — сказал он, после чего повернулся в мою сторону и ударил кулаком по столу, из-за чего пиво из стакана пролилось на фотографию, лежащую на столе.

— КАКОГО ЛЯДА ТЫ ТВОРИШЬ?! — вскочил из-за стола кирпичеголовый. — ЭТО БЫЛО ФОТО МОЕЙ ЖЕНЫ, КОТОРАЯ УМЕРЛА ДВА ГОДА НАЗАД!!!

Как я и планировал. Из сущего пустяка уже зарождается взбучка. Нужно лишь дождаться, когда дело примет серьёзный оборот.

— Не вини себя, они сами виноваты в недалёкости своего ума. — сказал я рядом сидящему мужику.

— С чего ты взял, что мне есть до них дело? Кто ты вообще такой и на кой хрен пришёл сюда?

— Ой. Ты уж извини, но я совсем забыл, что мы не знакомы. Меня зовут Файзеро, а тебя сейчас прибьют табуретом.

Пока мы с незнакомцем пытались познакомиться, кирпичный явно принял мудрое решение не срывать свой гнев на подружек, а выплеснуть все эмоции на человека, с которого всё началось — на меня. Табурет уже проносился по воздуху, когда в самый последний момент я сообщил незнакомцу о его полёте и пригнулся, вследствие чего удар пришёлся прямо по туловищу громилы, который в это время выпивал из своего стакана бюджетную версию лучшего вина в столице, купленного за мой счёт.

Ошарашенный таким исходом событий двухметрового роста незнакомец, чей стакан тотчас разбился вдребезги, запачкав его одежду вином, мгновенно встал из-за барной стойки, чтобы преподать кирпичу урок вежливости. Я воспользовался ситуацией и дезориентировал разбойника несколькими сокрушительными ударами по болевым точкам на шее и по его разодранному красному глазу, когда стул ещё только разлетался на части от столкновения с непрошибаемым громилой.

Начинался финальный акт этого сногсшибательного представления. Я скрылся за барной стойкой, рядом с перепуганным барменом, в то время как двухметровый незнакомец уже выбивал всё дерьмо из кирпичеголового выскочки, которому следовало бы остаться этим вечером у себя дома, в какой бы помойке он ни был.

По полу бегали крысы, но бармен уже явно свыкся с ними. Как и со скрипучим дырявым полом этой лачуги. Но, судя по его выражению лица, к каждодневным взбучкам местных пьяниц он ещё не привык от слова совсем. Какая бы нищета не привела его сюда, мальчишка был молод и точно не заслуживал всего этого. С другой стороны, лучше так, зарабатывая себе на жизнь, чем по другую сторону барной стойки, сидя с такой мелочной бандитской шайкой, прямо как тот хилый мужик с перебинтованной рукой, который неспешно пытается добраться до дверей и поскорее свалить из этого места.

Я подбросил жребий больше пяти минут назад. И теперь в забегаловку, вышибая дверь и сбивая с ног хилого перебинтыша прямо к тараканам на грязный заблёванный пол, врывается шатающийся из стороны в сторону бомж, сумевший отжать остальные четвертаки у других обречённых жителей переулка. Возможно, сводка в новостях даже пополнится новыми трупами бомжей, найденными в подворотне, но это уже не важно.

— ТВОЮ МАТЬ! ТОЛЬКО Я МОГУ ВЫШИБАТЬ ДУРЬ ИЗ ЧИРА, УБЛЮДОК! — на эмоциях, выхватив наконец из кобуры кольт, заявил тот усатый чёрт, с которого всё и началось.

Между тем дуэль кирпича и громилы продолжалась: первый знатно разозлился и намеревался выхватить из кармана нож, дабы зарезать своего противника, однако…

— МОЙ НОЖ! КАКАЯ СУЧКА ЕГО СТЫБЗИЛА?! — истерично завопил кирпичный, прежде чем следующий удар громилы повалил его на пол. — ВОТ ЖЕ ДЕРЬМО!

Громила прекратил бы избивать кирпичеголового, если бы тому не хватило наглости поднять с пола обломок бутылки от купленного мной вина — это была его роковая ошибка.

Перепалка между усатым и бомжом тоже была в самом разгаре. Полуживой мужчина в ободранной одежде не собирался даже слушать вооружённого бандита, из-за чего некоторые посетители бара тоже направили на него свои пушки.

— Такое поведение непозволительно! — сказал один посетитель, сидящий у окна, прежде чем залить в свою глотку всю оставшуюся выпивку прямо из бутылки. — У мужика рука сломана!

— Вот именно! — добавил сидящий рядом с ним лысый старик с длинной седой бородой. — Дерьма кусок, проваливай отсюда, иначе мы сами тебя вышвырнем!

— Попробуйте! — ухмыльнулся бомжара. В его глазах читалось безумие, а по губам стекала кровь, чего я поначалу не заметил, скрываясь за стойкой.

Переполох в баре набирал обороты, а я дожидался, когда на это обратит внимание его владелец. Кто-то выстрелил в стену, и пуля пролетела в паре сантиметров от заявившегося в бар бомжа. Этот выстрел был предупредительным, но ничего не решал. Розочка из бутылки вина ударила в шею громилы, вынудив его продолжить «поединок» с кирпичеголовым, которому, по всей видимости, было мало унижения. Кровь лилась из шейной артерии ручьём, но громила сумел с разворота вырубить противника ударом своей массивной левой руки, прежде чем сам потерял сознание.

В правом углу бара сидело ещё четверо мужиков и одна молодая девушка. От них валил сильный дым, ведь накуривались они там в хлам. Вся их реакция на происходящее сводилась к неадекватному смеху и, как им казалось, забавным комментариям происходящего, от которых уши вяли.

Не знаю, через что прошли восьмидесятилетние деды, сидевшие по левую сторону от всего беспредела, но они, очевидно, были в отключке. Либо их схватил инфаркт, либо сердечный приступ от очередной бутылки с выпивкой, либо они просто давненько не спали. Лишь крысы пищали за их столом, пытаясь найти чего-либо съестного.

Этим вечером крышу всем и каждому сорвало знатно. И, пока владельца не было видно, я решил обсудить происходящее с барменом.

— Слушай, парень! Хочу, чтобы ты знал — мне искренне жаль.

— Что именно? — перепуганным голосом отвечал он.

— Что тебе придётся разгребать всё это дерьмо, ведь уборщиков, как я понимаю, Иори нанять не потрудился. А ещё мне жаль тебя, потому что твоё место явно не в этой помойке.

— Но мне больше некуда было идти, я…

— Тс-с. Не объясняйся, я всё понимаю. — поднеся указательный палец к его губам, продолжал я. — Мало у кого из нас есть выбор, однако тебе судьбой один предоставлен.

— Что?.. О чём вы?

— Я даю тебе шанс. Ты можешь работать здесь, вскоре найти место поприличнее, но жить дальше и стремиться к своей мечте. У тебя же есть мечта? Ты же живёшь ради какой-то цели, да?

— Эээ… ну, наверное, да… — впал в ступор мальчишка. — Я не знаю, я…

— Вот и прекрасно! — периодически посматривая на происходящее в баре, объяснял я. — Тебя могут спросить о том, что произошло здесь, понимаешь?

— Ну, да…

— В таком случае, даже не вздумай никому говорить, что видел меня здесь. Ты меня не знаешь. Даже если все вокруг будут твердить, что я был здесь, — не вздумай подтверждать этих слов.

— Но… что это изменит? В смысле, какая разница…

— Парень, ты вроде не глупый, но совсем не умеешь слушать. — я показал ему нож кирпичеголового, после чего он сразу же замолчал. — А раз ты не глупый, то должен понимать, что кучку алкашей и бомжей вряд ли воспримут всерьёз, в отличии от простого работяги, который был в добром здравии этим вечером. Поэтому я прошу об одном единственном. У тебя есть выбор — ты можешь прожить долгую, пускай и не самую счастливую жизнь, а можешь закончить её в этом баре, как один из них. Мы поняли друг друга?

— Д-да…

— Вот и славно! А теперь закрой свои карие глаза и даже не вздумай смотреть в мою сторону.

Я услышал приближающиеся шаги Иори. Он открыл дверь, после чего продолжил поправлять свои штаны. Он никак не мог застегнуть ширинку, но уже собирался угомонить разбушевавшуюся толпу очередными угрозами о том, что запретит им посещать свою грязную забегаловку, если они не прекратят, однако он не успел даже открыть свой вонючий рот. Нож кирпичного, незаметно выхваченный мной в начале взбучки, был брошен в его запотевшую после весьма активной деятельности шею.

Я уже покинул забегаловку через огромную дыру в окне, когда он истекал кровью и падал на свой грязный пол. Из здания послышались крики напуганных девушек, которых он, очевидно, собрал в своей комнате в этот злополучный вечер. Дальнейшие события меня никак не касаются, ведь моих отпечатков на ноже не было: с самого начала ладонь моей правой руки была в чёрной перчатке, на которую никто даже не обратил внимания.

Теперь Иори был мёртв. Мой заказ выполнен, и завтра я направлюсь к Мерсилессу за положенными мне деньгами. Это был уже третий заказ от него за неделю. Я убил наркодилера, оружейника, а теперь ещё и владельца грязной забегаловки для алкашей, что скрывается в тёмных переулках столицы Северного Королевства. Все три заказа выполнены идеально, без единого просчёта, как и было поручено Мерсилессом. Завтра он узнает обо всём из газет, а сейчас мне бы не мешало помыться и выспаться.

Глава 2 — Палящее солнце

Рассказ ведётся от лица Ни’Фоуэра

Настоящее время…

Новый день дарит новые возможности. Я всё ещё не научился пользоваться знаниями, о которых рассказывал мой отец, однако, рано или поздно я смогу. Я в это верю. Нет ничего невозможного.

Слабый ветерок обдувает мои запотевшие плечи. Эти дуновения свежего воздуха так приятны. Но в последние месяцы их становится всё меньше. Жара иссушает нас. Дожди прекратились больше двух недель назад, и на небе ни облачка. Только палящее солнце. Благо, каким-то чудом у нас ещё не было пожаров в этом году.

Мы с братом заняты на огороде. Пока я поливал морковь, свёклу и капусту, младший подкармливал удобрениями кабачки. Отец, скорее всего, разгребает завалы в подвале, ведь скоро нам предстоит собирать урожай. Осень уже близко, но жара по-прежнему не спадает. Что-то происходит, и климат меняется. С утра, сразу после завтрака, мы отправились сюда — уже тогда здесь было невыносимо жарко. Прошло два, может, три часа. Форзи наверняка устал — всё же, он младше меня почти на пять лет.

Закончив полив, я дошёл до грядок с луком. Обычно, в это время мы уже собираем его, как и чеснок, и огурцы. Тем не менее, в этом году с урожаем везёт не так сильно. Ничто из перечисленного пока не выглядит зрелым. Кажется, что все наши усилия за лето были потрачены напрасно.

— Брат, ну почему так жа-а-арко? — жаловался Форзи. — Скорее бы уже осень…

— Слушай, я соберу в мешок всё, что выглядит съедобно, а ты отнесёшь домой. — повернувшись к брату, попросил я. — А потом можешь побыть дома.

— Нет, ну ты чего? — недоумевал братик. — Пошли со мной!

— Нужно закончить работу. Ты иди, а то солнечный удар ещё схватишь…

— Не пойду я никуда! Либо пошли вместе! — продолжал он.

— Вот мешок, иди уже!

Форзи взял мешок и потащил его к дому. Пускай он и делает вид, что уже взрослый, но ему всего лишь тринадцать. Порой мне кажется, что отец иногда забывает об этом, отправляя его со мной. В конце концов, я и сам неплохо справляюсь здесь. Конечно, ему стоит учиться ответственности и помогать по дому, но не выпускать же его в такую жару на самый солнцепёк… То ли дело в лесу — там, наверное, сейчас прохладно.

Ветер завывал и дул из стороны в сторону, разнося первые жёлтые лепестки. Он был слабым, и всё равно старался изо всех сил словно хотел помочь мне справиться с этой жарой. Около нашего забора прошли соседская девчонка со своей младшей сестрёнкой. Это были Димия и Зара. Обе светловолосые, как и их родители. Зара бежала вприпрыжку мимо нашей калитки, размахивая своими маленькими косичками и пытаясь поймать в сачок бабочку, а старшая сестра пыталась догнать её, чтобы не потерять из виду. Как и всегда, мы поздоровались, после чего Димия сразу же продолжила бежать за Зарой, отчаянно смахивая волосы со своего насыщенного солнцем лица.

Позже у калитки остановился дед Панкрат — седоватенький тракторист в сандалиях и шортах, который обычно помогает жителям с доставкой тяжёлых грузов. Сам он довольно-таки худой, будто под кожей одни только кости. В лес заезжать он не рискует, однако не против одолжить свою чудо-машину, если понадобится. Отец мой — один из немногих, кто посещает лесную территорию, а потому на нём лежит ответственность добывать и вывозить оттуда древесину. Наверняка этот весёлый дедок хотел убедиться, что завтра отцу понадобится его трактор, чтобы не забыть встать пораньше. Но долго рядом с нашим домом он не простоял: дедок вспомнил, что куда-то спешил. Скорее всего, как и всем глубоко верующим, для него была важна церковная служба, которая должна была начаться с минуты на минуту, а опоздать он уж точно не мог.

А жара и впрямь серьёзная. Не успеваю я полить землицу водой, как она уже вновь иссыхает. Да, тут никакой ветер уже не поможет. Так и думал, что нужно было взять больше вёдер. Но внезапно из дома выбежал братец — он тащил за собой вёдра с водой и говорил, что родители уже зовут их на обед. Я сказал, что приду, как закончу, но брат уходить без меня явно не собирался. Он встал рядом, налил воду в лейку и продолжил поливать овощи.

— Ну почему ты такой приставучий? — спросил я.

— Не оставлять же тебя одного! Вдруг чего-нибудь случится…

— Случится! Но не со мной, а с тобой, ежели и дальше будешь ходить тут без кепки! — сняв панаму, сказал я, прежде чем надеть её на брата.

— Я забыл её дома… — оправдывался Форзи. — А как же ты?

— Тебе нужнее. Не хочу потом тащить тебя до дома, когда словишь солнечный удар.

— Опять ты за своё! Не словлю я никакой удар!!! Сам носи свою панамку!

— Успокойся что ли, мы уже почти закончили.

Я схватился за тяпку и начал пропалывать оставшиеся грядки. Из соседнего двора доносились возгласы счастливых детишек, которым сейчас не приходилось ничего делать. Они играли и забавлялись, где-то там, совсем недалеко. Я думал о том, что Форзи, наверное, тоже хотелось бы сейчас с кем-нибудь провести время и развлечься, а не торчать на огороде. В конце концов, это ведь его детство. Может, мне и не стоит его прогонять. Раз уж он хочет помочь, значит ему, наверно, не хватает моего внимания.

— Какая же жарища… Эх, вот был бы я пиратом! — замечтал Форзи, поправляя панаму так, будто бы это была пиратская треуголка.

— М? Я не ослышался, ты хочешь быть пиратом?

— Ага! — радостно воскликнул братишка. — В океанах наверняка такие сильные ветра, что можно никакой жары не бояться! Оказаться бы сейчас там!

— А отчего же пиратом, а не простым моряком? — раздосадованно спросил я, на деле подумывая лишь о скудности своего воображения: что мне пиратом, я ведь даже о моряках ни разу не задумывался! Казалось бы, зачем думать про неизведанные моря и океаны, когда прохладу легко можно отыскать и в лесу, что расстилается совсем неподалёку.

— Фе! Моряком — это так скучно…

— Почему же? У них тоже свои приключения! Мне кажется, ты просто плохо слушал, когда мама читала с тобой книги.

— А может книга неинтересная. — возразил Форзи. — Я даже не помню, о чём она!

— Кажется, о моряке, который… что-то там понял о жизни! Ну ещё там были всякие опасные морские чудища. Огромный кракен, который чуть было не потопил его корабль…

— Я чего-то не помню…

— Ой, братец, да ты небось просто заснул в самом начале! — посмеиваясь, сказал я, продолжая нагружать себя мыслями о том, что до Форзи с его-то воображением мне ещё далеко. Или, быть может, всё дело в возрасте?

— А кракены правда существуют?.. — встрепенулся брат.

И ведь пишут же люди о вещах, коих в жизни никогда не видели! Получается, не в возрасте дело вовсе? Был ли я огорчён скудностью своего ума, либо же просто не хотел разрушать детские мечты — теперь уже и сам не знаю, да и это не важно, но вот что я ему ответил после нескольких секунд раздумий:

— Не знаю, но жизнь полна сюрпризов. Вот был бы ты моряком, уже бы наверняка узнал ответ! А пираты… их заботит лишь клад да ничего кроме него.

— А зачем люди ищут клады, братик? Неужели не ради удовольствия?

— В какой-то степени, да. Но поиск клада — это всегда опасности, риски и потери. Не каждому хотелось бы участвовать в этом, не будь нужды. Посмотри на нас и наших соседей! Разве мы в чём-то нуждаемся?

— Мне кажется, здесь и так все счастливы…

— Да, Форзи. Здесь, наверное, счастливы все. Хорошо бы так оставалось всегда.

— Я закончил поливать! — с радостью отметил братик. — А ты?

— Да, осталось только прополоть последнюю грядку! Ты иди, если хочешь. Скажи родителям, что мы почти закончили.

Форзи побежал в дом, размахивая пустыми лейками. От него так и светило лучами радости. Кажется, ему и впрямь не хватало моего внимания. Удивительно, как люди, проводящие вместе столько времени, могут почти не общаться друг с другом, даже будучи близкими друг для друга. Мне и впрямь стоит почаще с ним разговаривать.

Я сложил все инструменты от лопат до тяпок в мешок, после чего закинул его на спину и потащил домой. Солнце уже поднялось на самый центр небосклона, ярко освещая все окрестности. Полдень. Всё стихло. И в воздухе ни единого дуновения ветерка.

Вдали послышался звон колоколов. Это в нашей церквушке началась дневная служба. С десяток здешних жителей были церковными служащими — они доносили до остальных людей свою веру. В лучшее будущее, в счастье и верность, в достаток всего и во всём. Сегодня, наверное, будут просить Господа о хорошем урожае.

Наша семья ходит в церковь только на вечерние службы, поэтому сейчас мы никуда не спешили и могли спокойно пообедать. Если задуматься, то и я не самый верующий человек — всё своё лето я потратил, работая на огороде с отцом и братом, но что мы получаем взамен? Сегодня отец был занят, расчищая погреб в подвале, и поэтому вся работа на грядках досталась мне и Форзи. И я вижу, что наши усилия не приносят плодов. Как ни старайся, мы не всесильны, чтобы управлять природой.

Урожай в этом году крайне удручающий и я не знаю, чем мы вообще будем питаться. Возможно, жители вновь устроят сельское собрание, чтобы решить этот вопрос, ведь неурожай — проблема отнюдь не только нашего огорода. Но кто-то действительно верит, что если будет ходить в церковь на все моления, то урожай обязательно взрастится до небес, даже если им не так уж и усердно заниматься. А мне это чуждо. Я вижу, что людям проще поверить в некие высшие сущности, чем в собственные силы.

Но, что хуже всего, — это не имеет значения. Мы не можем заставить эту жару отступить, а значит будем вечными заложниками таких условий. Может, они верят, что своими молениями однажды допросятся хотя бы лёгкого дождика. Я не знаю, но если всё действительно так, то это было бы неплохо.

Когда я открыл дверь, вдруг поднялся сильный сквозняк. Ветер снова дал о себе знать, хотя, казалось бы, на улице было тихо и спокойно, как никогда. На небе по-прежнему ни облачка. Только лишь палящее солнце. На дождь сегодня уже можно не рассчитывать.

Пройдя в дом, я обратил внимание на приунывшего отца, сидящего в зале в своём кресле-качалке и читающего очередную газетёнку. Но какой смысл читать газеты, если всё, что происходит в селе, ты итак знаешь лучше других? Навряд ли кто-то бы осмелился покинуть столь прекрасное место, дабы просто рассказать жителям о чужих бедах и достижениях… Да и зачем? В это поселение за последние несколько лет не наведывался вообще никто, а значит и нам нет нужды лезть в чужие жизни.

Что ещё забавнее — здесь нет никаких валют: мы живём сами для себя, а отношения выстраиваются на доверии и взаимовыручке. Ну разве не Рай? Живи и радуйся! Получается, что и газеты у нас печатают просто для души. Вот бы так было всегда. Но чем здесь могу пригодиться я сам? Все места уже давно заняли, у всех свои хобби. К чему же можно стремиться, если всё итак есть? Вот и остаётся нам с отцом лишь грустить за свой никчёмный урожай.

Отец выглядел уставшим, в его глазах читалось полное отсутствие желания что-либо делать. Обед уже был готов. Вздохнув, отец сложил газету, и мы сели за стол. К нашему приходу мама приготовила борщ, который так любит её муж. Видимо, она тоже заметила, что он не в настроении, и решила его как-то подбодрить.

— Как прошёл день, отец? — спросил я.

— А как там наш урожай? Как видишь, не очень.

— Папа расчищал наш погреб для урожая. — уточнила мама. — Немного умаялся. Ешьте!

— Но дело не совсем в этом. Просто меня огорчает, что всё было зря. Мы с вами трудились всё лето, а год выдался неурожайный. Одна надежда — если через месяц другой ещё что-нибудь да взойдёт.

— На улице было очень жарко! — добавил Форзи. — Можно я пойду с братиком на охоту?

Чуть было не поперхнувшись, я посмотрел в сторону неунывающего братца, который словно прочёл мои мысли, когда мы обсуждали книжонку о моряке. А ведь я даже не предлагал ему пойти со мной!

— Нет уж, дудки, юноша! — настаивала мать. — Сегодня у тебя тихий час! А потом мы будем читать книги.

— Да ладно тебе! Пускай сходит, если действительно хочет…

— Форзи всего тринадцать лет! Я не хочу, чтобы вы и его потащили в эти чёрные леса. От них веет злом.

— Я не боюсь зла! — воскликнул Форзи. — Я хочу пойти вместе с Фоуэром, ну пожалуйста!!!

— Не переживай ты так! Мы с Фоуэром много раз были в этих лесах — там ничего нет. Если он пойдёт с нами, то мы будем за ним приглядывать.

— И отчего же никто, кроме вас двоих, не горит желанием даже приближаться к лесу?

— Двоих? — усомнился я. — А как же лесничие, что буквально живут там? С ними же всё в порядке!

— Фоуэр прав, они живут там уже много лет, но по какой-то неведомой причине это мало кого волнует.

— Что ж, ладно. Флаг вам в руки! — встав из-за стола и подойдя к окну, согласилась она.

Форзи обрадовался и побежал в свою комнату, чтобы переодеться. Отец помыл свою тарелку и ту, что оставил Форзи, после чего поставил их в настенную тумбу. Отец опустил взгляд на пол, явно о чём-то задумавшись. Он подошёл к матери, чтобы обнять и успокоить её.

— Я просто боюсь за него. — сказала она.

— Не бойся, всё будет хорошо. Всего лишь одна охота.

— Да. — подойдя к раковине, уточнил я. — Ему рано или поздно будет нужно учиться охотиться на диких животных. И всем будет лучше, если он научится этому уже сейчас.

— Наверное, вы правы. — ответила мама, прежде чем повернуться лицом к отцу. — Завтра снова будешь таскать древесину?

— Скорее, рубить деревья. — поцеловав её в лоб, ответил отец. — А впоследствии — да, таскать древесину.

— И почему этим должен заниматься именно ты? — поднося тарелку к тумбе, спросил я.

— Ты же знаешь, Фоуэр… — перебивала мама.

— Нет, пускай спрашивает.

— Почему никто не может ходить в лес, как и ты? Из всего поселения только ты и двое лесничих трудитесь в лесу! И те двое помогают тебе лишь потому, что с рождения жили там. Но древесина нужна всем, а работаете только вы.

— Не у всех хватает смелости ступить в наш лес. — не совсем уверенно отвечал отец. — Нам же остаётся трудиться ради общего блага. Советую поторопиться, а то братец убежит без тебя.

По его лицу было видно, что так он скорее хотел успокоить маму, а не ответить на мой вопрос. Может он и сам немного боится, а может не верит вовсе — это неважно. Отец всё равно не признаёт того факта, что другие просто используют его труд, а он и рад выполнять самую сложную работу словно почувствует себя от этого важнее, даже не замечая, что его жизнь проходит в рефлексии.

Он надеялся, что мы просто забудем этот разговор, поэтому и посоветовал поспешить за братцем. Я же не стал продолжать только потому, что мне его жаль. Он старается изо всех сил, чтобы быть первым. Но с кем он ведёт эту гонку и ради чего? Он выглядел таким уставшим, что я решил — будет лучше просто согласиться, чем продолжать неприятный для него разговор. В конце концов, Форзи и впрямь уже заждался, стоя у двери. Ну, зато хотя бы он встретил мои приближающиеся шаги счастливым блеском в голубых глазах.

Так, мы с Форзи должны были впервые отправиться в лес вдвоём. И, раз уж он никогда до сих пор не был там, то я — его провожатый и экскурсовод в этой прогулке. Я должен быть внимательнее к младшему брату, а это — мой шанс показать ему свою заботу и поддержку. Летом я был не особо разговорчивым, ведь с головой погрузился в бытовые проблемы и какие-то спонтанные мысли, размышления о жизни, которыми почему-то ни с кем не хотелось делиться.

Я взял отцовское охотничье ружьё, хотя побаивался, что братец его заприметит и точно захочет научиться стрелять. С другой стороны, ради этого мы и идём, верно же? Нагрузив рюкзак всем необходимым, я вновь встретил брата у двери и мы вышли из дома.

— В добрый путь! — воскликнул отец с ухмылкой посмотрев в нашу сторону.

— Скоро вернёмся! — ответил я. — Не скучайте без нас!

Дверь захлопнулась и юные охотники устремились в лесную чащу. Я и мой брат. Двое бесстрашных друзей, отправившихся в путь. Но главное, конечно, не это. Нам достаточно просто хорошо провести время до ужина и принести с собой хотя бы какой-то улов, раз с урожаем не повезло.

Глава 3 — Деловая встреча

Рассказ ведётся от лица Ни’Файзеро

«Туман всегда скрывает страх, но он не скроет боли»

На следующий день после событий в баре Иори…

Мерцающие белые точки спускались с помрачневших небес на бренную землю нашего города. Словно маленькие пучки света в этой нескончаемой тьме. А я просто шёл по сырой асфальтированной дороге, ведущей прочь от серых домов. Туда, где на небольшом склоне у побережья знойной реки вознёсся величественный храм. Ступени спускаются вниз, направляя меня ко входу в здание. Усыпанная золотистыми листьями дорога, расположенная на высоком мосту в тени огромных деревьев, устремившихся в небеса. Они уже оголились перед зимой, оставив лишь приунывшие ветви под последними лучами блеклого солнца.

Мерсилесс ещё не знал, что я под завязку набит самым различным оружием. От тонких незаметных клинков из прочнейших сплавов до мощнейших пушек, покрытых светоотражающим покрытием, что делает их невидимыми для невооружённых глаз. Под рукавами скрываются браслеты с острейшими лезвиями, которые выдвигаются при определённом движении рук. Похожие механизмы есть и на ногах, в районе пяток. Всё это пригодится, если кому-то вздумается заковать меня, либо на крайний случай, когда другого оружия уже не останется. Мерсилесс был уверен в том, что сможет обмануть моё доверие, выдав слезливую историю о жестоко изнасилованной дочери. Но я выполнил этот заказ только потому, что Иори был той ещё сволочью, а мне… просто нужны деньги. И никто не сможет предложить больше, чем король преступного мира Северного Королевства.

Широкий каменный мост был обставлен людьми, охраняющими его от посторонних. Десятки вооружённых лиц в прочнейшей броне и шлемах по обе стороны моего пути. Здесь каждый шаг сопряжён с риском. Всего лишь одна роковая ошибка будет стоить мне жизни. На близлежащих холмах и крепостных башнях занимают свои позиции неприметные снайперы. Однако, они не посмеют выстрелить в меня, поскольку Мерсилессу нужен товар, который я получил у покойного наркодилера. Я сообщил заказчику, что его драгоценный порошочек будет уничтожен взрывчаткой, если в меня выстрелят, — это мера предосторожности.

Мерсилесс наверняка изучил меня, а потому знает, что я никогда не блефую, и не допустит даже малейшего просчёта, ведь намерен создать видимость того, что всё нормально. Будто мы знакомы с ним всю свою жизнь и не причиним друг другу вреда. Да, он определённо точно знает, что это стандартный блеф, но этот человек никогда не идёт на риск. Он заманивает меня внутрь, в самое сердце своего огромного храма. Конечно, оттуда мало кто уходит живым. Но не в этот раз. Этот лживый ублюдок получит по заслугам. После стольких лет…

Шаг за шагом я подхожу всё ближе к вратам, что отделяют меня от него. Огромный мост остался позади. Я спрятал голову в капюшон, так что шлем виден лишь в непосредственной близости. Снайперам бы не составило труда пробить его одной единственной пулей, но это не в их интересах. Мерсилессу нужен товар, а мне нужны деньги. Это простая сделка, так зачем же всё усложнять? Затем, что я уже был бы мёртв, если бы не сообщил о взрывчатке. А он слишком жаден, чтобы не попытаться взять всё и сразу. И одновременно с этим его буквально тошнит от одной только мысли о том, что придётся чем-то рисковать. Ну и, конечно же, он понимает, что я не дурак. Никто в здравом уме не принёс бы ему весь товар, не получив своих денег. А значит, если он хочет моей смерти так же сильно, как я желаю убить его, то перед этим устроит допрос с пытками с целью выведать местонахождение остального товара. В моих интересах было бы вовсе действовать через посредника, но он этого не приемлет. У меня на руках все козыри из возможных, я справлюсь. Нужно лишь пройти внутрь.

Выставленная у врат охрана связалась с господином, чтобы сообщить о моём прибытии. Снежинка. Её занесло сюда ветром совершенно случайно. Звёздная ветвящаяся снежинка, поломавшаяся в полёте. Прежде чем растаять, она кружилась рядом со мной, пока вскоре не приземлилась прямо в ладонь. А по тучам становилось понятно, что впереди не просто снег, а самая настоящая первая метель. Охранники уже получили приказ впустить меня и отворили врата.

Роскошные стены этого храма и впрямь способны отвлечь внимание и заставить обычного смертного забыть, зачем он пришёл. Вдоль больших окон боковые стены увешаны столь же огромными гербами и знамениями тёмно-фиолетового цвета. Впереди меня ожидала широченная хромированная лестница с блестящими невысокими ступеньками, по которым спускается длинный и роскошный бардовый ковёр. На самом верху этой лестницы стоял он. Господин Мерсилесс, окружённый сотней своих преданных людей, готовых ко всему.

Высокий мужчина с густыми бровями и леденящим душу взглядом. Большой и в меру упитанный, сильный и стойкий. Его роскошные серебристые волосы опускались двумя недлинными косами через плечи. Он был в дорогом тёмно-красном кафтане с меховыми наплечниками, и это придавало его образу солидности. На руках Мерсилесса золотые украшения и кольца, а на шее амулет с красным кристаллом. На рукавах красовались чёрные запонки. Всё это словно говорит о его комплексе неполноценности, который он пытается скрыть всем, что попадётся под руку. Всеми этими дорогими вещами. Однако, прищуренные зелёные глаза говорили больше, чем весь его внешний вид. Любой, кто смотрел в них, ощущал всё напускное величие господина. Он наблюдателен и расчётлив.

Убить его будет непросто, но слабости есть у всех. Увидев меня, Мерсилесс уже скорее всего понял, что вся история со взрывчаткой была ложью. Жалкий блеф. Тем не менее, этот незначительный обман выведет наружу его главную слабость — его самоуверенность. В одно мгновение он забудет о том, насколько я опасен. И всё же, Мерсилесс верил, что я буду готов подорвать себя, раз не приказал своим людям обыскать меня. Он боялся, что на этом всё и закончится. А рисковать он, как известно, не мастак.

— Ну здравствуй, Файзеро! — воскликнул стоящий выше всех, держа руку на перилах.

— Господин Мерсилесс. Полагаю, вы уже ознакомились со своей утренней газетой?

— Работа выполнена блестяще. — похвалил он, спускаясь по лестнице к центру своего огромного зала. — Тем не менее, я всё ещё жду от тебя товар. Ты ведь принёс его, Файзеро?

— Да. И вы получите его. Но только после того, как оплатите мои услуги.

— Надо же. Неужели ты и впрямь вздумал устанавливать свои условия на моей территории?

— Этот храм ваш. Здесь повсюду ваши люди. Этот товар — моя единственная гарантия выйти отсюда живым, так что не обессудьте. — бросая пыль в глаза, объяснял я.

— И всё же, ты посмел солгать мне.

— Мера предосторожности. Поверьте, когда находишься под прицелом десяти снайперов, окружающих и без того хлипкий мост протяжённостью в 500 метров, расположенный при этом над пропастью, сложно почувствовать себя в безопасности. Быть может, мы перейдём к делу?

— Докажи, что товар у тебя!

Доставая из правого внутреннего кармана мешочек с украденным порошком, я ожидал, что Мерсилесс подаст какой-либо знак своим людям. После чего он сразу же кивнул головой, остановившись на лестнице. Десятки бойцов, что окружали нас со всех сторон, тут же наставили на меня свои пушки.

— Это не весь порошок.

— О, я знаю. — скользко отвечал он. — Поэтому и не собираюсь убивать тебя прямо сейчас.

Несколько человек подошли ко мне и тут же стали заковывать мои руки. Мерсилессу не впервой устраивать гостям экскурс по подземным тоннелям своего храма, где он так любит пытать людей и выбивать из них информацию.

Однако, продолживший спускаться с лестницы Мерсилесс, собираясь отнять у меня украденный мешочек, даже не подозревал, что в нём вовсе не тот порошок, который был ему нужен.

Заказчик взял его, и в этот момент совершенно незаметная и крайне тонкая нить, что скрепляла мешочек, разорвалась. Как и было задумано, порошок распылился белыми песчинками прямо перед его мерзкой харей, залетая и в нос, и в рот. Токсин должен был ненадолго затуманить сознание Мерсилесса. И он чуть было не рухнул на пол, чем отвлёк внимание большинства стрелков.

В этот же момент я, будучи с уже закованными руками, сделал вид, что тоже падаю из-за действия порошка. На мгновение меня упустили из рук, и это стало их роковой ошибкой. Внезапное круговое сальто в падении обеспечило меня возможностью использовать скрытые выдвижные клинки на пятке и правой руке. Клинок на ноге пронзил шею бойца, что стоял ближе всего и мог выстрелить первым. Лезвие на руке уже перерубило оковы, и сразу же после приземления с кувырком я оказался в непосредственной близости к их господину и схватил Мерсилесса, угрожающе приставив клинок к его шее.

И хотя за то время, что я совершал сальто и кувырок, в меня всё же попало несколько патронов, — они не смогли пробить броню. Мерсилессу стоило обыскать меня, когда он понял, что никакой взрывчатки нет, но, судя по всему, мне сыграла на руку его излишняя самоуверенность. Будучи самым предусмотрительным и расчётливым человеком в городе, он не задумался о том, что лежало на поверхности, зная, что пытался заковать одного из лучших наёмных убийц. Для его положения это просто преступная халатность.

Я громко и чётко пригрозил всем бойцам, что их господин погибнет, если кто-то хотя бы на миллиметр сдвинется с места, и приказал каждому разрядить свои пушки, отбросить их как можно дальше и лечь на пол. Что они, собственно, и сделали. Пока все были дезориентированы, я достал из внутреннего кармана своего пиджака любимый зубчатый кинжал. Он был оранжевым и имел свойство воспламеняться при даже малейшем трении о металлические поверхности. То, что нужно.

Я медленно и осторожно вывел едва стоящего на ногах Мерсилесса наверх по лестнице, а затем поджарил свой кинжал, чтобы воспользоваться этим пламенем. Оно соприкоснулось с дорогущим лестничным ковром, и я затушил кинжал, чтобы положить его обратно во внутренний карман, откуда сразу после этого вытащил одноразовые метательные ножики. Они тоже воспламеняются от трения с металлом. Два мановения рукой — и маленькие ножики по три штуки разлетаются в обе стороны храма, врезаясь в знамения и поджигая их все до единого. Так начался пожар, уносящий с собой все богатства этого замка.

Я поднял маску, чтобы защититься от дыма, продолжая вести господина наверх, где никто не сможет помешать убить его. В это мгновение Мерсилесс пришёл в себя. Мы были уже у подножия боковой округлой лестницы, ведущей на второй этаж, как вдруг всё пошло не по плану.

Кто-то выстрелил в мою ногу из запасного пистолета. Я замешкался. Мерсилесс со всей силы откинул меня в стену, удерживая при этом запястье моей руки с выдвинутым клинком. Я успел активировать клинок на правой руке, но Мерсилесс уже вырвался из захвата. Лезвие пронеслось прямо по его щеке, оставив глубочайший порез. Кровавые пятна на бардовом ковре. Его челюсть обвисла от полученного ранения, но Мерсиллесу было всё равно. Он скрылся за потайной дверью в стене у подножия лестницы, где мы находились.

Потайную дверь было не открыть. Мой единственный козырь в этой ситуации — это я сам. Возможно, я и впрямь недооценил уровень его расчётливости, однако у него явно были запасные планы на любой случай жизни. И, каким бы самовлюблённым он ни был, Мерсилесс всё же допустил вероятность того, что в один прекрасный день кто-то вроде меня сможет захватить его в заложники.

Очевидно, что его бойцы действовали по заранее заготовленному плану. Пламя постепенно разгоралось во всём зале, переходя с ковра и знамений на пол и стены. Через окна залетали пули снайперов, увернуться от которых было почти невозможно. Одна из них прошла насквозь прямо через плечо. Боль. И я под прицелом у тех, кто уже успел схватить свои пушки и перезарядить их. Внизу меня ожидала бойня с сотней вооружённых бойцов, но бежать наверх под прицелом снайперов — это вовсе самоубийство. Никакая дымовая бомбочка здесь мне не поможет, поэтому я принял решение протянуть время, пока здание не начнёт разрушаться.

Спрыгивая вниз, я выхватил из внутренних карманов пушки со светоотражающим покрытием, после чего моментально израсходовал заряды, чтобы убрать тех людей, которые уже успели зарядить свои автоматы и пистолеты. Не успев приземлиться, я уже вставил разряженные пушки в боковые карманы на ремне, поскольку перезарядка отняла бы слишком много ценного времени. Приземление. Кувырок. И я нейтрализую ещё троих вручную, одними лишь кулаками и лезвиями из браслетов. Многие из тех, кто стоит вдалеке, уже подняли пушки и приготовились стрелять на поражение, прямо в голову.

Кинжал. Пламя. Очередной рывок и ещё пять смертей от рассекающего конечности бойцов горящего клинка. Они несутся со всех сторон, атакуя своим собственным холодным оружием, чтобы дать остальным время на зарядку и выстрелы. Несколько пуль попадают в грудь. Кажется, ребро сломано. Несколько снайперских выстрелов. Я всё ещё в зоне досягаемости. Окна неспроста такие большие, он всё предвидел. Отсюда практически невозможно выбраться.

Но я бегу навстречу судьбе, выбрасывая в соперников десятки одноразовых метательных ножей. Воспламеняясь, эти неприметные ножики убивают каждого. И Мерсилесс — явно не тот человек, за которого стоило бы умирать.

Один за другим. Они погибают. На счету уже 20 трупов. Некогда по-царски блестевший пол заливается кровью тех, кто убил долгие годы своей жизни для его защиты, и сгорает в беспощадном пламени пожара. Кто-то пытался сбежать, выпрыгнув в окно, но его в одночасье подстрелил снайпер. Очевидно, предателей и трусов Мерсилесс не жалует, хотя сам предпочёл укрыться в безопасном месте и бросить своих людей на растерзание судьбе. Двойные стандарты — это прекрасно, не так ли? Для него все эти люди — лишь пушечное мясо.

Метательные ножи уже на исходе. Всего лишь пять штук. Они ещё могут пригодиться, поэтому я подкинул в воздух заряды для пушек. У меня пять секунд, чтобы освободить руки и вытащить пушки. Я бросаю воспламенившийся кинжал таким образом, чтобы он закрутился и перерубил шеи ещё десятерым, и продолжаю отбиваться от тех, кто поблизости. Ещё трое в отключке. В этот момент я выхватил пушки из карманов в ремне и подбросил их вверх. Заряды вошли. Пушки в руках. Отлично. Все оставшиеся бойцы уже зарядили свои пистолеты и автоматы. Взяли меня на прицел. Всё в огне. Тридцать пятый труп. Снайперские пули так и свистят над головой. Ещё одна из них попадает прямо в ногу. Я падаю на колено. Меня окружили. Использую дымовую бомбу. Они дезориентированы.

— Сдавайся! Тебе не уйти отсюда живым! — раздался голос Мерсилесса из громкоговорителей. — К чему страдания? Борьба? Это пламя унесёт многих людей, но только не меня. И ты это знаешь!

Дым пожара окутывал здание. Люди задыхались от него, дышать становилось труднее. Моя дымовая бомбочка также способствовала этому. Всё сгорает и рушится. Если Мерсилесс покинет здание, то сможет взорвать его вне зависимости от того, будут ли там его люди или нет. Я должен спешить. Очередная серия выстрелов. Я запомнил местоположение множества целей, так что выпустил большую часть обоймы прямо в них. Пули вновь проносятся рядом со мной, но на сей раз ни одна из них не попадает в меня.

— Твоя жизнь ничего не стоит. — продолжал он. — Сколько ещё людей должны умереть, чтобы ты это понял? Скольких ещё солдат, выполняющих мои приказы, ты отправишь на тот свет просто потому, что не способен сдаться и умереть сам? Ты жалок, Файзеро. Также жалок, как и твой отец.

Что бы он ни говорил, Мерсилессу стоило бы пожалеть себя самого. Это он не уйдёт отсюда живым. Я готовился к этому слишком долго. Возомнил себя королём? Ну и пускай! Последний выстрел. Патроны закончились, нужно перезаряжаться. Осталось по одной обойме на каждую пушку. Пятьдесят трупов и ещё трое в отключке. Придётся использовать канат, чтобы отвлечь их внимание. Хотя бы одну пушку стоит сберечь. Вторая дымовая бомбочка, чтобы потянуть время. Перевяжу раны, пока они перезаряжаются. Отлично.

Я привязал канат к одному из трупов, что лежал рядом со мной. Тишина. Кажется, они подходят ближе в отчаянной попытке окружить меня. Снайперы бездействуют. Пожар охватил своим пламенем все стены и стал подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж. Потолок вот-вот начнёт обваливаться. Трещины расползаются. С него сыпется пыль и откалываются маленькие обломки. Повсюду дым. Дышать всё труднее.

Канатная пушка выстреливает. Прямо в потолок! Труп быстро поднимается наверх. Окружившие меня бойцы тут же начали стрельбу по объекту, а я в это же время схватил свой кинжал. Лезвие проносится по воздуху, оставляя за собой лишь кровь. Этот дым не скроет их боли. Разрубая одного за другим, я пробираюсь к лестнице и остаюсь незаметным для снайперов благодаря дыму. Раны дают о себе знать, но всё же они не такие тяжёлые, какие могли бы быть.

Бойцы позади меня уже осознали, что повелись на столь дешёвый трюк, и начали пальбу. Тем не менее, я снова смог увильнуть! Одним удачным прыжком я вынудил их убить четверых своих товарищей, после чего они поняли, что окружать меня было не лучшей идеей. Подхватив автоматы у трупов, я начал расстреливать их союзников одного за другим. Это был семьдесят третий труп. Потолок начал обваливаться. Вскоре ещё десять человек оказались под завалами. Меня в их числе не было, поскольку я заранее предвидел, что это произойдёт, и отошёл в наиболее безопасное место. К счастью, это сработало.

Где бы он ни был, я обязательно найду Мерсилесса. Я убью его за все те страдания, что он заставил меня причинить своим же людям. И не только за их страдания, но и… не важно, я должен сконцентрироваться на своём нынешнем положении и продумать дальнейшие действия.

Я загнан в угол, но всё ещё могу сражаться. Скоро броня уже не сможет спасти моё сердце от пуль, но их патроны не бесконечны. Нужно дождаться, когда они снова разрядят обоймы. Осталось семнадцать человек. Моих воспламеняющихся ножей хватит лишь на пятерых, но этого достаточно. Я слышу их шаги. Отлично.

Ещё один бросок. Ножи вонзаются в их броню. Цели загораются ярким пламенем. Горящим кинжалом я разрубаю руки трёх ближайших бойцов, тут же роняющих своё оружие от боли. Они воспламеняются. Я бросил кинжал в бойца слева, чтобы освободить руки и схватить пушки только что убитых людей.

Осталось пятеро стрелков справа, один слева и двое спереди. Те, что справа, уже окружены пламенем пожара и скоро сами сгорят. Однако, даже задыхаясь от дыма, они всё ещё надеются исполнить приказ и убить меня. У меня в запасе лишь две дымовые бомбы. Хотя бы одну нужно приберечь для Мерсилесса, ведь мне ещё предстоит покинуть это место. Снаружи тоже много людей.

Перестрелка. Выстрел за выстрелом. Дым от пожара заполонил зал — бомбочки здесь уже не пригодятся. Потолок продолжает обваливаться. Огромные каменные глыбы падают со всех сторон. Одна из них приземлилась прямо на троих справа, что дезориентировало двух других. Того, что слева, я смог ранить, но не убил. Ещё двое спереди вскоре оказались вынуждены сражаться со мной врукопашную, поскольку я отбил их оружие, когда мои патроны закончились.

Двое оставшихся справа потеряли сознание из-за дыма. Мне и самому уже не продохнуть, никакая маска здесь не спасёт. Становится слишком жарко. Раны вновь напоминают о себе резкой болью от каждого движения. Удар за ударом. Они слабее меня, но у них нет таких ран. Отбиваться сразу от двух сложновато, но я всё же смог сбить первого с ног и получить преимущество в битве. Раненный почти задохнулся и случайно ступил ногой в пламя, но всё же совершил свой последний выстрел. Его промах стал судьбоносным для того, с кем я боролся.

Остался всего один боец, который ранее упал на пол. Он выхватил из кармана клинок и попытался перерубить им мою шею. Захватив его руку за запястье, я смог нейтрализовать и последнего. Каменные глыбы падают со всех сторон. Выбраться отсюда по силам только родившемуся в рубашке, а это не про меня. Всю свою жизнь я с кем-то боролся, но спасало меня вовсе не везение. Я боролся и не сдавался. И я не могу умереть сейчас. Только не так.

От лестницы практически ничего не осталось. Нужно было срочно найти канат, но он точно где-то под обломками. Я видел, как та часть потолка обваливалась. Видимость почти нулевая. Времени нет. Остаётся надеяться лишь на прочность своих клинков. Изменив направление лезвий на ногах с пяток на пальцы, я забрался на стену. Поднявшись повыше, я совершил ловкий прыжок — и вот я уже на полуразрушенной лестнице ко второму этажу.

Когда я залез туда, нужно было бежать наверх, чтобы отдышаться от дыма. Сил почти не оставалось. Каким-то образом я добрался до второго этажа. Здесь уже никого нет, все покинули здание. Мерсилесс не стал рисковать всеми людьми, но скормил пожару целую сотню — вполне в его стиле. Очевидно, он рассчитывал, что если не его бойцы, то пожар унесёт мою жизнь. Он просто тянул время. Тем не менее, я оказался живучим. Мне ещё рано умирать.

Выбраться на крышу оказалось проще, чем я думал. Наконец, я смог продохнуть. Воздух казался свежее, чем когда-либо. Снег усилился за то время, что я сражался с сотней головорезов Мерсилесса, и напоминал настоящую метель. Небеса были совсем чёрными.

Я аккуратно забрался наверх, стараясь не поднимать голову, но снайперов на башнях не оказалось. Однако на холмах наверняка кто-то остался. Если здание не взлетит на воздух, то у меня ещё есть шанс расквитаться с ним. Но что-то мне подсказывает, что это совсем не в его стиле — бороться один на один, пускай даже с настолько израненным и едва стоящим на ногах воином. Отсюда открывается потрясающий вид на заваленную первым снегом долину и быстро несущуюся куда-то речку справа и на потускневший серый город в слева.

Я смог немного прийти в себя и отдышаться, но, видимо, всему хорошему суждено быстро заканчиваться. Всё вокруг задрожало. По крыше прошлись трещины. Это не к добру.

Я разогнался. Прыжок. Раздался тяжёлый грохот. Взрыв. И я падаю. Звон в ушах. Ничего не слышно. Вода. Меня уносит. Раны. Всё тело бьётся в адских конвульсиях. От брони вряд ли что-то осталось. Холодная река утаскивает моё бездыханное тело прямо по течению. Глаза закрываются.

Кромешная тьма. Я ничего не вижу. Больше ничего. Я должен был предвидеть, что это произойдёт. Неужели это конец?.. На что я надеялся, когда пришёл в его замок? Неужели… я умру здесь? Этот ублюдок всё ещё жив, а я… Мои дни сочтены! Он был прав… Я убил сотню людей, потому что не смог умереть сам. И теперь, когда все они мертвы, умру и я. И ради чего всё это было? Прости, отец, я вновь подвёл тебя.

Глава 4 — Беспокойная листва

Рассказ ведётся от лица Ни’Фоуэра

Небесное светило стало ярче, чем когда-либо. Тропа вела нас к иссохшему лесу. Сельские домики оставались позади, а мы продолжали идти. Я смотрел вдаль, на кроны возвышающихся деревьев. Это чувство, когда ты осознаёшь, насколько велик этот мир, и насколько ты в нём незначителен.

Они тянутся к свету, хотя его уже слишком много. И всё же, деревья устремлены в небеса, наивно полагая, что смогут дотянуться до них. Тянутся ввысь, потому что такова их природа. В сравнении с ними мы не больше, чем муравьи. Неужели люди в больших городах, будь то короли, учёные или какой-нибудь лорд, и впрямь склонны верить, что стоят выше всего этого? В такие моменты становится трудно доверять рассказам отца. Я попросту не хочу верить, что мир, скрытый за лесами, стал именно таким. Ведь если всё так, то к чему вообще тянется этот мир?

А мы с братом всего лишь шли по земле. Он вёл себя крайне молчаливо и спокойно словно чувствовал то же, что и я. Будто бы он прямо сейчас читал мои мысли и думал о том же. Или, быть может, он просто блуждал в собственных размышлениях. Возможно, не таких драматичных, более приземлённых. Например, о том, каково впервые в жизни ступить ногой в лесную чащу. Наверное, странно, но Форзи всегда нравилось слушать перед сном волков, что скрывались здесь. Они завывают каждую ночь, а братец с нетерпением ждёт этого момента и не ложится спать.

— Мы уже почти пришли, Форзи! — с улыбкой на лице сказал я. — До дома Иэна рукой подать.

— Наконец-то!

Мы проходили через старинные деревянные дома наших соседей — и все они разные, но во многом похожие. Одноэтажные, двухэтажные, с верандами, балконами или без них. Всё это когда-то было построено их предками. А мы здесь, по большому счёту, чужаки.

На небольшой возвышенности спереди виднелся дощатый горизонтальный забор. Позади него заметны невысокие кусты и совсем молодые ели, которые два года назад посадили лесничие с нашим отцом. Забор проводил границу между лесом и поселением — так всем было спокойнее. Будто хлипкие деревяшки защитят их от «зла, обитающего во мраке тёмных лесов». По ту сторону ограждения, вопреки опасениям жителей, расположился небольшой двухэтажный домик с четырьмя окнами на левом боку. Именно в этой хижине на окраине леса и живёт семья Иэна.

Лёгкий ветерок пошатывает кроны деревьев. К солнцу стягиваются облака, идущие со стороны леса. Мы идём по иссохшей тропе. Слышны возгласы парящих в небесах ворон. Странно, наверное, но они летали за границей, отмеченной забором у дома Иэна, и не пересекали её.

Мы поднялись на пригорок и подошли к ограждению. Обернувшись назад, я вновь бросил взгляд на наше небольшое село. Маленькие деревянные домики, луга и огороды. Люди, которых мы видим каждый день. Маленькие птички, что летят под лучами слепящей звезды. И в центре этой благодати расположена наша церковь, купола которой возвышаются над остальными домами. Её маковки ярко светятся от света ничем не обременённого солнца. Старик Панкрат рассказывал нам, что путь к Богу должен быть равным для всех, а потому церковь была построена именно в центре нашего безымянного поселения. Таков истинный порядок вещей для всех тех, кто жил, живёт и будет жить здесь.

Мы не хотели идти до калитки, а потому я показал брату лазейку в заборе. Одна из центральных дощечек, что расположена прямо напротив дома нашего друга, легко открепляется и поднимается вверх, позволяя пройти через образовавшийся проход. Мы сошли с тропы, чтобы пройти там. И пока я держал деревяшку, давая Форзи перелезть на другую сторону, он что-то заметил.

— Кажется, здесь кто-то есть. — с дрожью в голосе сообщил брат.

— Может, это Иэн? — спросил я.

— Нет. Иэн другой.

Форзи замолчал. Я оглядывался по сторонам, но ничего не видел. Вокруг стало совсем тихо. Ни единого звука. Даже летавших над лесом ворон больше не было слышно. Ветер уносил за собой опавшие листки деревьев. Внезапно из-за кустов выскочил кролик. Большой белый кролик. Чистый и пушистый словно из сказки. Прежде чем убежать, он посмотрел на нас. Брат успокоился и тут же перелез через забор. Эти леса больше не казались ему такими страшными. Но мне стало интересно, что именно заметил Форзи в тот момент.

Мы подошли к дому и я постучал в дверь. Она отворилась. В проходе стоял молодой мужчина с пронзительным взглядом, густыми бровями и тёмными волосами, немного похожими на мои, но не такими длинными. Как и всегда, я проиграл. Его зрение лучше моего, и я моргнул уже на сорока секундах. Форзи наблюдал за этой игрой не в первый раз и рьяно следил за процессом, стараясь тоже лишний раз не моргнуть, чтобы не пропустить, кто же победит… Такой у нас с ним обычай: мы сразу же пилим друг друга взглядом, старательно пытаясь удержать первенство, но из раза в раз оно остаётся за Иэном. И только после этого у нас принято здороваться. Мы пожали руки, а братишка тем временем опустил голову.

Но мой вечный соперник подбодрил его, сказав, что однажды мы оба сможем одержать победу в гляделках. Иэн тут же в привычной для него манере завёл нас обоих в дом и, минуя комнату родителей, усадил на диван, провозгласив заветное: «Будьте как дома, ребята!», а затем помчался на кухню, чтобы заварить для всех чай.

Иэн рассказывал, как его отец на днях лазил по чердаку в поисках завалявшихся коробочек с патронами для охотничьего ружья, чей срок хранения истекал через пару месяцев, и неловким движением руки опрокинул на ногу большущий ящик. Ушиб был нехилый, но отец Иэна предпочёл не ходить в больницу, поскольку ему «нужно работать».

— И как он сейчас? С ним всё в порядке? — интересовался я.

— Конечно! Здоров, как бык! Мой батя ни дня не пропускал. Они с вашим отцом и… тем лесничим…

— Что?

— Они постоянно ходят и рубят эти чёртовы деревья! Как будто нам и тех дров не хватит…

— Не знаю. — посмотрев на брата, который просто допивал чай и слушал наш разговор, сказал я. — Они ведь не каждый день этим занимаются.

Форзи слез с дивана и поставил кружку на стол. Он аккуратно подбежал к старому окну и забрался на потрескавшийся подоконник. Из леса тянулась пелена облаков. Солнце тускнело. Напольные часы, стоявшие справа от окна (у стены напротив дивана), показывали уже около двух часов дня. Рядом с ними расположился комод, над которым висело зеркало. Маятник передвигался из стороны в сторону, издавая стук за стуком.

— И всё равно! — возмутился Иэн. — Ты ведь тоже думаешь, что они совсем не берегут себя?

— …ты прав. Я тоже об этом думал. Но что мы можем сделать? Они ведь не откажутся от своей «работы», будут и дальше ходить туда. Всего три человека рубят лес за всё село, немыслимо!

— Да, мы не можем переубедить их. Но мы можем помочь им.

— На самом деле мы часто ходим туда вместе. — рассказывал я. — Однако, он не всегда соглашается брать меня, потому что кто-то должен ходить охотиться, чтобы нам было что поесть.

— И поэтому ты уговорил Форзи пойти с нами?

— Он и сам этого хотел. Просто я раньше не понимал, что это действительно хорошая мысль. Отец и сам считает, что чем раньше брат научится охотиться, тем лучше будет всем нам.

— А не проще ли разводить кур и прочую живность, как это делают все остальные? — усомнился друг. — Твоему братишке не пришлось бы никуда ходить, он бы мог и дальше помогать матери по хозяйству.

На секунду я обратил внимание на трещинки в зеркале, что висело над комодом позади Иэна. А напольные часы придавливали к стене отошедшие края обоев. Его отец постоянно чем-то занят и даже не обращает внимание на эту разруху. Старается обеспечить всем жителям достойную жизнь, но забывает про то, в каких условиях живёт его собственная семья…

— Иэн, ты живёшь на окраине леса, и лучше меня знаешь, как порой бывают ненасытны волки. От кур мало толку, если, прежде чем снесётся хоть одно яйцо, всех их растащат стервятники.

— Я думаю, причина не в этом. Просто твои родители очень добры и не хотели травмировать вас, уб… ну ты понял.

— Ну и это тоже. Как по мне, Форзи будет лучше, если мы научим его уже сейчас.

— Что ж, — вздохнул Иэн, — я не против! Но мне кажется, что огнестрел ему давать пока рановато.

— Тут ты прав. Пускай для начала научится целиться!

— Хех, вот будет потеха… Ну, я пойду соберу вещи.

— И мел прихвати!

— Лады!

— Эй! Братец! — крикнул я.

— А? Мы уже идём? — с блеском в глазах спрашивал братик.

— Ага. И мы соорудим для тебя лук и стрелы!

— Ура-а-а! А вы покажете мне, как всё это делается?

— Конечно! — накинув рюкзак, сказал я. — Иэн, мы с Форзи подождём тебя на улице!

— Хорошо! — послышался крик из соседней комнаты.

Когда мы вышли на улицу, там было уже не так жарко. Форзи хотелось побежать как можно быстрее, но мы с Иэном вовремя остановили его. Как никак, это был лес. Тут лучше быть осторожными и держаться вместе.

Здешние деревья и впрямь устремлялись в небеса. Форзи был поражён тому, какой может быть природа. На секунду он даже огорчился, что нашему отцу приходится срубать такие прекрасные деревья. Брат посматривал на них и выискивал там всяких зверьков. Раньше он ещё ни разу не видел этих маленьких и пушистых белочек, скачущих от ветки к ветке.

Мы продвигались дальше. В какой-то момент Иэн резко повернул в другую сторону, никак не объясняя смену маршрута. Я пытался разузнать у него, почему мы пошли именно в эту сторону, а не по привычной тропинке, но он был непреклонен.

— Это такой сюрприз. — отвечал он. — На днях я нашёл… неплохое местечко. Ты оценишь!

— На тебя это не похоже. Обычно ты ходишь только проверенными путями.

— Послушай. Я не хочу рассказывать, потому что… — аккуратно показав жестом большого пальца на Форзи, намекнул Иэн.

— Ладно. Тогда завтра.

Иэн присел на пенёк, ознаменовав этим прибытие в место назначения. Он достал верёвку, из которой Форзи позднее должен был сделать тетиву для своего лука, и нож. Мы с братом отломали несколько дубовых прутьев. Я объяснил ему, что прут для лука должен быть упругим, и Форзи не подвёл — он быстро нашёл подходящий.

— И помни: прут должен быть большим, крепким и сухим. Но не слишком толстым… — добавлял Иэн. — И в нём не должно быть ни единой трещинки и никаких скручивай и сучков!

— Ага. А теперь нужно найти здесь изгиб.

— А как его найти? Прутик вроде ровный…

— Положи палку на землю! — продолжал рассказывать Иэн. — А теперь прижми её рукой в верхней части. Другой рукой прижимай к земле. Посередине.

— Отлично! Теперь её изгиб обращён к тебе. Нужно сделать отметки. Давай покажу! Берёшь и делаешь вот такие надрезики сверху и снизу от центра. Вот здесь ты будешь удерживать лук.

— Так. А теперь нужно придать ему форму. — напомнил Иэн.

— Да, точно. Клади лук на ногу и придерживай сверху рукой, вот так!

— А правой рукой слегка нажимай на изгиб, чтобы понять, где он будет более гибким.

— Кажется, здесь! Что делать дальше?

— Бери нож и аккуратно счищай от излишков древесины и всяких неровностей! И не забывай, что он должен быть толще там, где ты будешь его держать.

— Но не сильно дави на лук, а то он может сломаться. — уточнил я. — Ты ведь не хочешь делать всё с самого начала?

— Конечно, я буду аккуратно!

— Ему всё равно придётся, Фоуэр.

— А? Ну да, такой лук обычно недолговечен. Зато сделать его не сложно…

После того как братец сделал зарубки для тетивы, Иэн показал ему, как создать безопасные узлы и вытянуть лук. Мы сидели на пеньках и помогали Форзи выстругать наконечники будущих стрел. Когда же они были готовы, я подбил одну ворону, чтобы сделать стрелам оперенья. Она грохнулась на землю и в последний раз вдохнула свежего лесного воздуха. Так Форзи увидел, насколько легко может оборваться жизнь. Оперенья были необязательны, но мы с Иэном хотели, чтобы Форзи заранее знал, что от него потребуется делать. Всё было готово.

Дальше было самое сложное: братцу предстояло не только испытать своё терпение, но и впервые убить живое существо. С этого дня он будет смотреть на мир иначе. Другими глазами. Он ощутит, что такое оборвать чью-то жизнь.

Отец немало рассказывал о своём прошлом. В этом мире ты можешь положиться лишь на себя. Как и отец, я надеюсь, что ни мне, ни Форзи не предстоит столкнуться с той жестокой реальностью, что скрывается за пределами этих мест. Но, в отличие от отца, я не верю, что этого не произойдёт.

Поначалу мы хотели также научить Форзи ставить ловушки, но на наручных часах Иэна было уже полтретьего, а мы так и не начали охоту. Мы решили, что Иэн начнёт охоту без нас, чтобы Форзи сначала потренировался. Мелком я от руки начертил ему три мишени на трёх деревьях. Поначалу у брата ничего не получалось, он постоянно промахивался, но через полчаса стал появляться некий прогресс. Он даже пару раз попадал в третье от края кольцо (всего их было шесть).

— Стой! Ну что я тебе говорил?

— Э-э-э… Держать лук подальше от лица?

— Именно! Никогда не подноси его так близко.

Чуть позже у Форзи сломался лук. Благо, мы набрали много прутьев и среди них нашлись подходящие. Форзи хватило нескольких минут, чтобы сделать новый лук. Стрелы уже были готовы, их оставалось ещё достаточное количество, поэтому перерыв оказался недолгим. Голубые глаза Форзи заискрились энтузиазмом. Всё же, он был азартным мальчишкой и не любил сдаваться.

В этот раз он целился очень осторожно. Словно пытался просчитать у себя в голове каждый миллиметр. Он закрыл глаза и вдохнул побольше воздуха. Ветерок раздувал его недлинные тёмные волосы. Он расслабился и прочувствовал каждое дуновение ветра. И отпустил стрелу. Она летела быстро. Проносилась по воздуху словно молния. И вскоре врезалась в дерево.

Брат открыл глаза. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что смог попасть во второе кольцо от центра мишени! До точного попадания ему не хватило всего пары-тройки сантиметров, но это не страшно. Для первого дня тренировок это очень хороший результат. Даже мне в своё время потребовалась неделя.

— А ты неплох, братец… — похлопав его по плечу, хвалил я.

— Но я же не попал в центр!

— Обязательно попадёшь! Для этого ведь и нужны тренировки, не так ли?

— Да… Спасибо, что взял меня с собой, братик!

— Хех. Пойдём лучше к Иэну!.. А то вдруг обидится, что мы не пришли?

— Пошли!! — уверенно соглашался Форзи.

Мы отправились в направлении к месту, где охотился наш друг. Он ушёл уже около часа назад, а значит сейчас примерно полчетвёртого. Я предупредил брата, чтобы он был аккуратен и не сходил с тропинки, поскольку Иэн мог оставить поблизости ловушки для зайцев.

Облака сменились небольшими тучками. Неужели мольбы сельчан были услышаны? Возможно, я заблуждался, и какие-то высшие силы всё таки существуют. Или, возможно, это просто совпадение. Однако, мне не важно — Бог это, сама природа или что-то ещё: я буду благодарен, если после всей этой засухи редкий дождь принесёт немного свежести в наши края.

Форзи почему-то отставал от меня, но я не придавал этому значения. Он что-то нашёптывал. Послышалось шебуршание листьев. Они шуршали везде. Мы прошли ещё несколько метров, прежде чем я заметил, что на ветках дуба впереди нас собралось очень много белок. Они сидели там и смотрели на нас. Так пристально, так удивлённо. Будто хотели что-то сказать. Но вскоре разбежались по сторонам и исчезли.

— Что это было?.. — удивился я. — Впервые вижу подобное.

— Я слышал их! — воскликнул Форзи. — Брат, я слышал их!

— Что? Что ты имеешь в виду?

— Я чувствовал, что они здесь!

— Также, как чувствуешь этот лес? Эти листья, траву, небо?

— Да! Кажется, я даже услышал их!

— Не знаю, как ты это сделал… — почёсывая голову, отвечал я. — Но, думаю, отец будет доволен. Судя по всему, ты достиг… «гармонии», о которой он вечно твердит.

— А я правда смогу… научиться тому, о чём рассказывал папа?

— Наверное. — пожав плечами, сказал я. — Но у тебя явно есть какой-то потенциал.

Я задумался над тем, что произошло. Неужели Форзи и впрямь на мгновение достиг той самой «гармонии»? Он всегда лучше меня чувствовал, как протекает жизнь. Лучше меня осознавал само понятие жизненной энергии. Возможно ли, что мой брат в столь юном возрасте достиг этого? А чего достиг я сам? Быть может, моя роль — быть хорошим братом для него? Хорошим сыном для своих родителей… Хорошим другом для Иэна.

Хотя, о каком «хорошем брате» может идти речь? Я же веду его туда, где его не должно быть! Форзи только смог уловить какую-то «гармонию», а я в один миг могу всё разрушить. Возможно, он не должен никого убивать. Быть может, в этом и есть причина моих неудач? Я убил стольких животных, что… наверное, отдалился? От жизни. От мира. От «гармонии».

— Форзи! А ты точно хочешь научиться охотиться?

— Ну… я не знаю. Я хочу помогать вам! — ответил брат. — По-моему, стрелять из лука не так уж сложно. Даже интересно!

— Да, мне тоже так кажется. Но…

— Что?

В этот момент я заметил Иэна. Он вышел из-за дерева в десяти метрах от нас с небольшим уловом. В сумке у него было три убитых кролика. И он тоже заметил нас.

— Хэй! — крикнул он. — Наконец-то вы пришли! Я то уж думал пойти домой…

— Иэн!! — ответил Форзи. — Фоуэр научил меня, как нужно стрелять!

— Ух ты! Здорово! Скоро будешь соревноваться со мной, да?

— Да!! Я тоже хочу поохотиться!

Я показал жестами Иэну, чтобы он как-то усмирил брата. Я уже не был уверен в том, что правильно, а что нет. Иэн, кажется, понял мой жест.

— Вот это настрой! — сказал он. — Но, знаешь, наверное уже пора возвращаться.

— Ну бли-и-ин! Я же только…

— Да, Иэн прав. Сколько сейчас времени?

— Почти четыре! — ответил друг. — Пойдёмте лучше ко мне! Занесём добычу, попьём чай. Может, перекусим чем-нибудь. У нас наверняка завалялись печенюхи!

— О! Я люблю печенюхи!! — обрадовался Форзи.

Мы с Иэном договорились, что он отдаст нам часть улова — одного кролика, чтобы мы с братом не пришли домой с пустыми руками, а в следующий раз я отплачу ему тем же.

Перекусив, мы попрощались с Иэном и пошли в сторону дома. Там нас уже ждали родители. Нужно было помочь матери разделать кроличье мясо и приготовить ужин. Братец не хотел уходить из леса. Там он чувствовал что-то особенное. Это место манило его, ведь до сегодняшнего дня он не был там ни разу — лишь наблюдал со стороны. Мы хорошо провели время, а Форзи смог открыть в себе что-то новое. Что-то, что может обрадовать нашего отца. Но теперь пора возвращаться.

По пути мы встретили внука Панкрата, Виталия, и его девушку Кристину, которые шли по улице и громко смеялись. Я хорошо знал этого русого мальчишку, но мы почти не общались, а его девушку я вовсе видел всего несколько раз. Тем не менее, я был немного рад за них. За то, что они нашли друг друга в этом маленьком и уединённом месте, запрятанном в лесах и полях.

— Фоуэр? Здорова! Неужель вы с охоты идёте? — спрашивал он, обнимая девушку за плечи.

— Здравствуй! Ну, как видишь. А что?

— Просто, ты с братом…

— А сколько ему лет? — полюбопытствовала девушка, поправляя каштановую чёлку.

— Мне тринадцать! — гордо заявил Форзи.

— Ого! А выглядишь на все… четырнадцать! — не зная, что ещё ляпнуть, добавила она.

— Да… Форзи, ты прямо подрос! — улыбнулся Виталий. — Но не рановато ль ему охотиться?

— Ну, мы с отцом решили, что чем раньше, тем лучше.

— Это, конечно, верно, но…

— Подождите, вы что, из леса идёте?! — встрепенулась Кристина, проигрывая всю ту же старую пластинку. — Там же опасно! Туда совсем никто не ходит!

— А мы ходим! Там было здорово! Братик научил меня стрельбе из лука.

— Хех, только не стреляй в меня! — засмеялся Виталий. — Я не вооружён!

— Пхах! В меня тоже не стреляй!

— Кхм… нам, наверное, уже пора идти… — недоумевая, уточнил я.

— Да, а то нас родители ждут!

— А! Ну тогда, конечно, идите. Но всё же, будь я на вашем месте, — никогда бы не сунул нос в те тёмные места…

— И я! Бр-р… Их же специально оградили! И зачем туда лезть…

— К счастью, вы не на нашем месте. — добавил я, аккуратно уводя братишку за собой. — И, к вашему сведению, там есть калитка, подразумевающая, что заходить туда всё же можно.

— Пока! — выкрикнул Форзи.

— Да, до новых встреч! — помахав рукой, ответил Виталий.

Думаю, нет нужды вспоминать, по каким ещё причинам мы с ним мало общаемся. Все жители в нашем безымянном поселении словно пугливые курицы. Приземлённые и простые. И боятся всего, что находится дальше их носа. Но именно они всегда дают непрошеные советы. Чем вести бессмысленные разговоры, лучше поскорее вернуться домой.

Становилось совсем пасмурно. И ветер уже завывал, тревожа листья на молодых деревьях. В полпятого мы уже были дома. Как и всегда, присели возле двери в прихожей на низенькую деревянную скамейку, что сделал наш отец, и переобулись. Форзи сразу же помчался мыть руки, во весь голос приветствуя родителей.

Когда мы с мамой разделали кроличье мясо и приготовили ужин, все собрались за столом. Отец снова негодовал, что придётся идти на вечернюю службу. Он с большим сомнением относился к вере в сотворившего всё сущее Бога, но поддерживал идею вечерних походов в церковь из любви к нашей матери. Но, как мне кажется, он также хотел, чтобы мы с братом просто верили во что-то светлое и потому помогал заложить в наши умы подобные идеи, даже если сам не разделял их. И за это я благодарен ему.

За ужином мы мало о чём говорили. Всего лишь рассказали родителям о том, как сходили на охоту, а они — про то, как сами провели день. Ничего особенного. Но по лицу отца было видно, что он обрадовался, когда увидел на небе первые за долгое время облака и тучки. Он похвалил всех нас за прекрасные салат и кролика, после чего помыл посуду и начал собираться в церковь. А мы не заставили его долго ждать.

Все уже собрались и вышли из дома. А я что-то замешкался. Когда же я вышел, меня оглушило громкое «кар!». Я поднял голову и увидел чёрную ворону, сидевшую на крыше нашего дома. Она немного пошевелила головой, рассматривая меня, но вскоре улетела прочь, в сторону леса. Признаться, раньше они ни разу не прилетали к нашему дому. Между тем, изо всех домов уже выходили сельчане, направлявшиеся на вечернюю службу.

Как я и ожидал, в церкви не было ничего нового. Люди просто приходили в это красивейшее здание, чтобы послушать церковный хор, помолиться за здоровье и счастье живущих и чтобы поставить свечи за усопших и помянуть их. Но просили сельчане в основном лишь о хорошем урожае.

Мы сидели на длинных деревянных скамьях и наблюдали за тем, как проходит служба. Справа на первом ряду всегда сидел Панкрат. Этот дедушка, наверное, был одним из самых глубоко верующих в нашем селе, но его слабая память уже давала о себе знать, и иногда он забывает про службы, из-за чего потом очень спешит. Но, насколько я знаю, он всё равно ни разу не опаздывал. Кто знает, может вера даже помогает ему сохранять память.

На втором ряду слева я сразу же заметил Виталия и Кристину, которых мы встретили немногим ранее. Может, они приходили сюда, потому что искренне верили. А может, уже просто привыкли посещать церковные службы каждый день. Очевидно, что они не так сильно увлечены этим, а потому приходят всего за пару минут до начала, когда большинство мест уже заняты, и из-за этого дедушка Вити редко сидит рядом с ним.

Рядом с нами, на третьем ряду, расположились соседские девочки, Димия и Зара, со своими родителями. Младшая наверняка любит петь, иногда она даже старается тихонько подпевать с церковным хором. Пускай она делает это и неуверенно, но она хотя бы пытается.

Почему же я задумался обо всём этом? Наверное, мне просто любопытно, что движет этими людьми. Почему они из раза в раз приходят сюда? Как много из них посещает церковь просто по привычке, а не из-за каких-то глубоких чувств и веры? И сколько людей находятся здесь лишь из уважения к тем, кто воспевает Господа и доносит веру в него?

Возможно ли, что через несколько поколений никто уже и не вспомнит о Нём? И с чем это будет связано? Ведь если большинство людей приходят сюда без желания, то рано или поздно они просто перестанут это делать. И в конечном счёте люди посещают церковь по своей воле лишь из-за каких-то невзгод. Но если всё когда-нибудь будет хорошо, то станем ли мы сохранять эти традиции?

Когда служба оканчивалась, можно было подойти к священнику и о чём-нибудь поговорить с ним, либо в чём-то покаяться. Да, у меня накопилось много вопросов за это время, но я отчего то не решился задать их. Я не знаю, как на эти слова может отреагировать тот, кто всю свою жизнь верит во что-то конкретное. Но мне не хотелось бы подвергать сомнениям чужие суждения. Всё же, эти люди сами выбирают свой путь, и не мне оспаривать это.

Вечерняя служба подошла к концу, и все стали расходиться. Лишь дедушка Панкрат остался, чтобы о чём-то подумать. А наша семья собиралась вернуться домой. Уже вечерело, и солнце близилось к пасмурному горизонту. Из церкви вышел Иэн.

— О, вы ещё не ушли? — спросил он.

— Привет! А ты чего один? — спросил я.

— Родители сегодня решили не ходить. А мне… уже как-то не по себе от мысли пропустить хотя бы одну церковную службу.

— А почему они так решили? — спросил отец.

— Папа… поздно пришёл. Он сильно устал. А мама… не хотела оставлять его одного. Как никак, он итак весь день провёл в лесу, рубил деревья.

— Вот глупец! — возмутился отец. — У него же нога ещё больная… Сидел бы дома, да чай пил.

— Да, вот такие дела. Ну, я пойду!

— А можно я тоже пойду? — внезапно спросил Форзи.

— Что? Зачем? — удивился отец.

— Я хочу проводить Иэна! И в лес сходить!

— Глупыш, уже вечереет! — ответил Иэн. — Давай вы с братом лучше придёте завтра?

— Да, Форзи, нам пора домой. — сказала мама.

— Да ладно тебе! Пускай ребята сходят. Это же ненадолго.

— Тогда я тоже пойду. — сказал я.

— Фоуэр? Я думала, ты меня поддержишь. — возмутилась мама.

— Ну не отпускать же его одного! — спорил отец. — Иэн, конечно, парень взрослый, но мало ли какой волк забредёт… С Фоуэром им будет сподручнее.

Думаю, папа просто хотел ещё немного побыть в тишине, зная, каким суматошным бывает мой младший брат. Как никак, отцу завтра весь день рубить эти несчастные деревья. Наверняка он хочет ещё немного отдохнуть. Но почему Форзи так внезапно захотел проводить Иэна? Может, дело не в друге, а в том месте, куда он направляется?

Когда мы прошли через все дома и оставили село позади, направляясь к лесу, я всё же спросил брата об этом.

— Форзи, скажи честно: почему ты так хочешь в лес? Неужели ты не устал за сегодня? Совсем не хочешь домой?

— Ну как же ты не понимаешь!? — рявкнул Форзи. — Папа же сам постоянно говорил нам!

— Что он вам говорил? — спросил Иэн.

— Что «только в лесах можно познать истину», если я не ошибаюсь. — ответил я.

— А мы его даже не слушали!

— О какой «истине» идёт речь?

— Я почувствовал! — раскричался Форзи. — Сегодня я что-то почувствовал! Там! В лесу!

— Эй, потише ты! — пытался утихомирить его Иэн. — Скажи, что ты почувствовал?

— Помнишь, я рассказывал тебе, что наша семья верит в существование некой «жизненной энергии»?

— Да, Фоуэр, что-то припоминаю.

— Наш отец полагал, что в лесах есть какая-то особая сила. Они как-то умиротворяют, позволяя осознать жизнь. Найти «гармонию». И сегодня с Форзи произошло что-то такое.

— Не только у меня! Может, другие тоже могли бы! Если бы не боялись леса!

— Может и так. Но это ничего не меняет, Форзи. Они и дальше будут бояться. Я рад, что у тебя что-то получилось, но давай не будем терять голову, хорошо? Мы обязательно будем приходить туда. И ты сможешь развить свои навыки.

— А как же ты, Фоуэр?

— А я… скорее всего, просто недостаточно спокоен. Я, конечно, не верю россказням сельчан, но неприятный осадок, видимо, остался.

— Ну и что это даёт? Ну, то, что вы называете жизненной энергией.

— Сложно сказать. Но родители верят, что с помощью неё можно исцелять раны. Как-то перенаправляя её от одного человека к другому. Или от растений. Любой живности, самой природы…

— Хм. Но это объясняет, почему именно в лесу можно найти «гармонию», чем бы она ни была. Здесь ведь столько живности!

— Ага. Но я думаю, нам с Форзи уже пора. Встретимся завтра, на охоте!

— Конечно! Дальше я и сам дойду. Спокойной ночи!

— И тебе.

К этому моменту мы почти дошли до забора, что ограждает лес. Кругом были деревья. Солнце успело совсем уйти за горизонт. Благодаря пришедшим из леса тучам, на улице стало ещё темнее. Мы с Форзи направились к дому. Наверное, стоило рассказать про случай с Форзи за ужином.

— Братик, ну почему ты меня совсем не слушаешь? — приуныв, спросил Форзи.

— В смысле, не слушаю? Мы же проводили Иэна, как ты и хотел!

— Но я хотел пройти дальше! Я чувствую! Там что-то есть!

— О чём это ты?.. Шутишь что ли?

— Нет! Правда! Я чувствую! — продолжал утверждать брат.

— Родители могут волноваться, понимаешь? Нам не стоит разгуливать по лесу ночью. Может, ты чувствуешь какого-нибудь волка или, как в прошлый раз, зайца!

— А если это кто-то другой?

— Мы сможем проверить это завтра, днём. А сейчас нам лучше уйти.

— Ладно. — зевнул брат. — Что-то я… спать хочется…

Я взял брата за руку и мы пошли дальше. Деревья оставались позади. Их листья вновь беспокоились из-за усиливающегося ветра. С неба упала первая капля начинающегося дождя. Первого за несколько долгих недель.

Но что-то беспокоило и меня. Я решил остановиться и осмотреться по сторонам. Форзи продолжал зевать. Теперь он хотел домой и не понимал, почему мы остановились. Я неловко улыбнулся, поняв, что всё хорошо. Но мой взгляд почему-то остановился на дубе, растущем слева от дома Иэна. Он был там всегда.

— Братик? Куда ты смотришь? — спросил Форзи, прежде чем сам посмотрел туда.

Но что-то было не так с этим дубом, а я не мог понять, что именно. Наконец, Форзи догадался, в чём дело. Он сказал, что у него не должно быть тех трёх веток, что торчат справа. Их никогда там не было! Я не мог понять, как это возможно. Казалось, что это какая-то шутка. Не могли же они вырасти за один день? Сердце застучало быстрее. Возникла ничем необъяснимая тревога.

По коже пробежал холодок. Я прищурился, а после — моргнул. Внезапно под ними что-то появилось. Что-то странное. И тёмное. Какой-то силуэт. Пугающий из-за веток, которые словно обвивали его позади. Человек. Но со странным телосложением — очень худощавый. И высокий. Подобных я раньше не встречал. Казалось, что он смотрит прямо на нас.

Форзи чуть было не заплакал, когда увидел его. Он тут же спрятался за моей спиной. Я всё ещё не мог поверить своим глазам. Что же это такое? Я сплю? Сердце забилось ещё сильнее. Я быстро протёр глаза. Правой рукой. В горле образовался неприятный комок. Но на том месте уже ничего не было.

Я тяжело выдохнул. Мне было бы проще поверить, что всё это нам лишь показалось. Но Форзи снова попросился домой, крепко сжимая мою кофту в своих ладонях. В этот миг где-то вдали завыли волки. Вой пронёсся по всему лесу, и вороны стали разлетаться с верхушек деревьев, каркая им в ответ.

В комнате Иэна зажёгся яркий свет. Он подошёл к окну и увидел, что мы ещё не ушли. Друг радушно помахал нам рукой, желая удачно добраться до дома. Но лишь одна мысль теперь крутилась в моей голове. Что, если сельчане всё же не ошибались, а мы всё это время были слепы? Нет. Не мы, а я. Форзи не ошибался. Там действительно кто-то был. Кто-то другой.

Глава 5 — Спасение

Рассказ ведётся от лица Ни’Файзеро

«Твоя душа утонет в одиночестве. Но если ты захочешь выжить, тебе придётся научиться плавать»

Тьма. Бесконечный и необратимый хаос. Становящийся ближе с каждой секундой. Отец, неужели я мёртв? После всего, через что я прошёл… Так и не достигнув цели? В какой же момент я совершил ошибку? Хах! Глупый вопрос. Вся моя жизнь — одна большая ошибка. Ведь рождённый убивать недостоин жизни.

Мои руки укутаны ночью. Мерцающие огоньки в почерневших небесах. Бледная луна в дрожащей ладони. Моё бренное тело сейчас, наверное, уносится прочь, оставляя её позади. Я ничего не вижу. И всё, что я чувствую, — это отчаяние. Моё тело замерзает в холодной реке, уносящей меня как можно дальше от огней гиблого города. Куда бы не устремилась вода, мой безжизненный кокон вскоре сгниёт. Исчезнет. Как и все упоминания о нём. Никто не вспомнит моей кончины. Как и тех, кто отдал свои жизни, пытаясь противостоять мне. Отчаянному глупцу, что бросил вызов судьбе, решив, что сможет вершить её беспрепятственно. Как же я жалок, даже смешно. Мерсилесс… Такие, как он, будут жить вечно. В мире, лишённом справедливости. Мире, который утратил своё былое величие. Мире, который стал клеткой для всех, кому было суждено в нём родиться. Забавно, однако, что лишь после смерти я, кажется, сумел его покинуть.

Тело перестаёт чувствовать боль, а я пробуждаюсь ото сна. Тьма, в которой я жил, оказалась тропой к ещё бóльшей тьме. Так и выглядит Ад? Хотя, нет, это не похоже на преисподнею. Я уже бывал здесь когда-то. Это какое-то здание. Его стены из кирпича, они увешаны знамёнами.

Обрывки памяти проносятся слишком быстро, но в них ещё можно разобрать какие-то силуэты. Мужчина, стоящий спиной ко мне на красном ковре. Его чёрные волосы сзади заплетёны в две маленькие косы, и лишь несколько волосинок болтаются на ветру. Мы стоим на холодном полу. Вдали виднеются несколько башен, крыши которых пока ещё не докрашены. В скором времени здесь будет настоящий замок! Но сейчас он, кажется, ещё не достроен. С чёрного неба падает первый снег. А он всё стоит. Он ведь знает, что теперь я здесь, но всё равно не решается снова обнять. Снежинки ложатся на его плечи, укутанные серым плащом.

— Отец? Это ты? Неужели я снова… могу увидеть тебя? Прошу тебя, не молчи!..

Высокий мужчина, стоявший на ступенях в окружении недостроенных стен, повернулся ко мне правым боком. Он посмотрел на меня. В его карих глазах были слёзы. Он уже понимал, что не сможет вернуться. И хрупкая капля с его бледного лица спадает на этот роскошный ковёр. Наконец, он решается ответить:

— Файз! — говорит он. — Прости меня… прошу, прости за то, что я больше не смогу… вернуться к тебе.

— Отец? Я уже здесь! — ответил я. — Неужели ты этого не видишь? Остановись, прошу тебя! Не покидай меня снова…

— Ты шагнёшь в этот жестокий мир. Я знаю, тебе тяжело… Но ты справишься. Я верю в тебя!

— Почему? Почему даже сейчас… ты говоришь со мной, как с ребёнком? Скажи, почему мы не можем… просто остаться вместе?

— Прошу тебя, сынок, пойми меня правильно… — продолжал он, повторяя всё то, что сказал мне перед смертью. — Этот безжалостный город… Здесь будет много лжи.

— Почему я не могу сдвинуться с места?! — сквозь слёзы, проговаривал я. — Отец!! Я не хочу снова тебя потерять…

— Запомни меня таким.

Клинок пронзает его спину. Я больше не слышу стук наших сердец. Они оба замерли в одночасье. Капли крови стекают по его чёрному кафтану. Лезвие с хрустом костей проходит насквозь, прямо через грудину. Отец хватается руками за грудь, пытаясь нащупать рану, но Мерсилесс толкает его ногой в спину. И он падает, продолжая скатываться по лестнице и заливая кровью весь красный ковёр. И остаётся лишь широкая улыбка на лице холодного убийцы моего отца, что стоит на самом верху окровавленной лестницы. Он возвышается над нами, а его надменный взгляд пронзает, заставляя снова ощутить все те ярость и боль, с которыми я жил все эти годы. Так и не смог узнать, как он погиб. Как Мерсилесс убил его на самом деле.

Но что это? Я снова чувствую, как кровь течёт в моих жилах! Мрак воспоминаний содрогнулся. Тьма небес сошла за горизонт, леса разверзлись, образовав огромную воронку. Я побежал навстречу Мерсилессу. Ступенек становилось всё больше, казалось, что я никогда не добегу до него. Труп моего отца остался позади. Его кровавый кафтан, небрежно укрытый серым плащом. Я отчаянно цепляюсь за возможность расквитаться с подлым убийцей хотя бы в этом кошмаре. Всё вокруг сливается в одну картинку и уносится вдаль, в ту воронку в центре леса. Я бегу по нескончаемым ступенькам, но вскоре они обрываются и Мерсилесс исчезает, как и всё вокруг. Я остался один в пучине собственного отчаяния. Боль по всему телу. Раны дают о себе знать.

Глаза слипаются, их по-прежнему трудно открыть. Но я, кажется, чувствую, что сон покинул меня. Я всё ещё жив. Я слышу, как ветер шебуршит оставшиеся на деревьях листья. Чувствую дуновения свежего ветерка. Здесь слишком холодно, я весь промок в той реке. Почему я всё ещё дышу? Рядом кто-то есть. В глазах лишь размытые силуэты. Кажется, это девушка. Нет, она не одна. Здесь много людей. Они нашли меня? Я чувствую себя… иначе. Боль немного стихает, но я потерял много крови. Почему я в сознании? Эта река… течение жизни, самой судьбы привело меня сюда.

Глаза открылись пасмурному небу. Лёгкий снег падает на землю. Я на берегу реки, которая должна со дня на день покрыться льдом. Передо мной сидят на коленях и корточках десять человек. Все они протягивают ко мне свои ладони. Свет желтоватого оттенка окутывает кисти их рук и проносится по воздуху прямо ко мне. К моему израненному телу. Я чувствую его, этот свет. Дышать на мгновение стало легче. Но я вижу, что им становится хуже. Кто-то из этих людей потерял сознание и упал на землю.

— Стойте! — с тяжёлым хрипом сказал я. — Не нужно… Меня спасать!

— Успокойтесь, пожалуйста! — отвечал мужчина в светлой накидке и с белыми волосами, сидевший ближе всех ко мне. — Мы вам поможем! Вам нужно…

— Я не хочу… кх… чтобы кто-то… пострадал… кхм! Остановитесь!

— Его пульс, кажется, приходит в норму! — громко сказал другой мужчина, постарше, с русыми волосами и голубыми глазами. Он, судя по всему, выбежал из дома, даже не накинув какой-нибудь лёгкой куртки.

— Но тело! Он весь изранен! Надо продолжать перекачку! — настаивала девушка. У неё были точно такие же волосы и глаза. Скорее всего, она его дочь. — Если прервёмся сейчас, то он… может умереть!

— Мы отнесём его в больницу! — ответила другая девушка. — Иначе и сами можем умереть! Там его смогут поднять на ноги!

— Она права. — согласился мужик с русыми волосами. — Мы уже помогли ему всем, чем могли. Эта методика несовершенна, но врачи смогут спасти его. Кем бы ты ни был, тебе придётся потерпеть, дружище!

— Ничего. — по-прежнему с хрипом отвечал я. — Вы вытащили меня… с того света. Я… продержусь до больницы.

Эти люди опустили свои руки, и та таинственная энергия, что проистекала из них, растворилась в воздухе. Я сразу же почувствовал значительное ухудшение своего состояния. Это было так словно меня снова взорвали и сбросили с крыши его замка. Спасители унесли моё израненное тело в больницу, как и обещали, но несколько человек остались, чтобы помочь упавшей в обморок девушке прийти в себя. У побережья стоял лишь один небольшой деревянный домик. Лёгкий ветер моросил израненное тело в разодранных одеждах. Силуэты этих незнакомых людей размывались в моих глазах.

Место, в которое я попал, не было похоже на то, в котором я вырос. В городе никто не заметил бы моего трупа в переулке даже за неделю. Ну, кроме бомжей, пытающихся найти хоть что-то, хотя бы одну заржавевшую монету в кармане мертвеца. Всю свою жизнь я хотел сбежать оттуда, но не мог. Я слишком сильно был увлечён идеей праведной мести, совсем позабыв о том, как быстро отравлялась моя собственная душа. И вскоре я попал сюда, когда оказался слишком слабым, чтобы цепляться за месть. Когда моё тело перестало слушать мой разум. Когда я оказался на грани между жизнью и смертью. Но чем я заслужил спасение? Если Бог существует, то для каких целей он сберёг меня?

Столько мыслей в моей голове. И я не знаю, как остановить их поток. Отец, я не знаю, что мне делать. Правда, не знаю. Если бы ты был со мной, как и тогда, пятнадцать лет назад… И снова стекла слеза по щеке, только на сей раз уже не во сне. Я обязательно встану на ноги, если жизнь со мной ещё не покончила! Ради тебя, отец, и ради матери, которую я даже не знал.

Дни шли. Я лежал в местной больнице. Гладкие стены из дерева. Длинные и холодные коридоры. Переносные светильники с огоньками в стекле, что стоят у мягкой кровати. Десятки палат, где почти нет больных. Люди здесь, наверное, даже способны на уважение к окружающим. Здание не выглядит заброшенным или забытым: здесь строго следят за порядком. Даже крыша не протекает — фантастика!

Мне делали капельницы. Лечили какими-то травами, прикладывая их к ранам. И хотя я всё ещё чувствую боль, кажется, уже могу встать на ноги. Но лекари не разрешают делать этого. Когда меня принесли сюда, здесь не было никакой паники — все работали слаженно и организованно, и каждый знал, что ему делать. Меня быстро определили в свободную палату, коих здесь было много, и сразу же принялись за работу. Не помню всех подробностей, но, судя по всему, несколько часов я был в отключке. Очнувшись в чужой одежде, я обнаружил, что мои раны уже зашиты и перебинтованы. Я не мог говорить, потому что они сделали что-то похожее на ингаляцию, но рядом со мной уже сидели взрослый мужчина и девушка. Я их уже видел, когда меня вытащили из реки. Те самые, у которых было довольно явное внешнее сходство. Теперь я мог рассмотреть их получше.

Тем вечером мы не смогли познакомиться из-за трубок у меня во рту, помогавших дышать, но спасители пришли и на следующий день, и через день тоже, пускай и ненадолго. Вскоре эти трубки и приспособления убрали. Мне и впрямь стало легче дышать, а хрипов больше не наблюдалось. В этот день никто не пришёл. Наверное, им сообщили, что мне уже лучше. Рядом никого не было. Я попытался встать на ноги. Словно пулей боль проскочила через колени. Лекарь, проходившая мимо палаты, услышала шум и тут же ринулась на помощь. Она была в недоумении: зачем же я встал с кровати, будучи таким израненным? Я и сам не мог дать ответа на этот вопрос, но и лежать весь день на кровати было бы для меня преступлением. Она попросила меня лечь обратно и не вставать, но я не согласился.

Продолжая терпеть боль, я дошёл до окна, чтобы посмотреть, где вообще находится больница. Девушка попыталась помочь мне дойти, но это было необязательно. Оперевшись на подоконник, я бросил свой взгляд вдаль и увидел там лишь леса и горы. Они окружали это место, образуя некую защиту от холодных ветров, характерных для Северного Королевства и его прилегающих окрестностей. Здесь и вправду было не так холодно, как в городе, а снег шёл совсем лёгкий и незначительный.

— У вас посевные работы продолжаются даже зимой? — спросил я.

— Что?.. Ну, да. — ответила девушка в белом халате. — Здесь довольно тепло для севера.

— Это странно, но допустим. Не беспокойтесь, мне уже лучше.

— Я не могу оставить вас вот так! Вам показан постельный режим, мистер…

— Файзеро. Меня зовут Файзеро. Правда, я справлюсь сам. Так будет лучше…

— Вы уверены, что вам не нужна помощь?

— Я знаю, здесь не так много больных, — успокаивал я, — но им наверняка ваша помощь нужнее, чем мне.

— Ладно. Но не вздумайте покидать палату! Ваш организм ещё не окреп после… того, что с вами случилось.

Она ушла. И я снова остался один в этих четырёх стенах. Рассматривая пейзажи за окнами больницы. Вокруг было совсем немного домиков. Судя по всему, я оказался в очень маленькой деревеньке. Но они смогут найти это место. Мерсилесс просто так не успокоится, пока лично не увидит мой труп. И в этом мы с ним похожи, наверное. Но сейчас я не в той форме. И я не хочу, чтобы из-за меня пострадали все эти невинные люди. Нужно как можно скорее встать на ноги и уйти отсюда. Туда, где он меня не найдёт. И залечь на дно. На какое-то время.

С этого дня я начал тренироваться. Было тяжело, но у меня не было выбора. Некоторые швы расходились. Лекари негодовали. Но я их не слушал. С каждым днём я повышал нагрузки, стараясь добиться лучшего результата. И они не понимали, чего я хочу. Так стремительно возвращаюсь к жизни, или же пытаюсь окончательно свести себя в могилу? Десять отжиманий. На следующий день — двадцать пять.

На пятый день я уже позволял себе выходить из палаты. Лекари не одобрили то, как я относился к лечению, но были удивлены необъяснимо быстрому улучшению моего состояния. И тогда я попросил дать мне возможность покидать больницу.

— То есть я могу оставить свои вещи в палате и какое-то время пожить здесь?

— Да. Мы не будем против, ведь вам сейчас совсем некуда идти, а больных у нас не так много. Пока свободных палат достаточно, мы ни в коем случае не будем выгонять вас на мороз! Тем более, что вы ещё не закончили курс лечения…

— Но я должен покинуть больницу. Прошу, поймите меня правильно, — говорил я, — мне нужно работать. Я не могу сидеть здесь всё время. Я должен восстановиться, как можно быстрее!

— Я ценю ваше рвение, Файзеро, но мы не несём за это никакой ответственности. — отвечал лекарь с кудрявыми чёрными волосами. — Мы помогли вам встать на ноги, и покинуть это здание — целиком ваше решение. Но пока вы живёте здесь, я должен ограждать вас от любых физических нагрузок.

— Я очень благодарен вам. Скажите, чем я могу отплатить жителям этой деревни? Я слышал, что у вас сейчас продолжаются посевные работы, да?

— Да, это так… — неуверенно согласился он, почёсывая бороду. — Но, опять же, я бы не рекомендовал вам перенапрягаться. Да и вообще, вам пока рано работать. Ваши кости ещё не окрепли, на это потребуется много времени.

— И всё же, я постараюсь быть полезным. — заявил я, выходя из больницы.

— Ох. Совсем вы не бережёте себя!

— Мой отец говорил, что если ты тонешь — научись плавать, пока в твоих лёгких ещё есть воздух. Я не могу полностью полагаться на одни лишь лекарственные травы и ингаляции.

— Что ж, это ваше решение. Будьте осторожны и не попадайте в неприятности!

— Обязательно.

Дверца захлопнулась. В стекле лишь уходящий силуэт мужчины в синем коридоре. Шелест увядающих листьев под ногами. Скрежет старых оголившихся деревьев. Маленькая тропинка, расходящаяся в разные стороны. Деревянные домики, из которых понемногу поднимается дым. Маленькие снежинки, кружащие в воздухе. Пасмурное, но светлое небо над головой. Перебинтованные руки и ноги. Чья-то старая тёплая куртка, скрывающая за собой остальные ранения. Шрамы на лице в отражении холодных луж на грязной земле. И отросшая за неделю борода. Каменный колодец, к которому со ржавеньким ведёрком подходит чья-то бабушка в красном платочке. Где-то там, впереди, за этими маленькими домиками скрываются огороды.

Люди смотрели на меня с сожалением и тоской. Они удивлялись, что я вообще стою на ногах. А я молча продолжал идти. Я пришёл туда к обеду, когда все собрались на лавочках и за столами, чтобы отдохнуть. И я сразу заметил в толпе голубоглазую девушку в тёмно-зелёной одежде, чьи русые волосы ласкал ветер. Она — одна из тех, кто спас мою жизнь. Я был обязан подойти и отблагодарить её.

Проходя мимо десятков работяг, я даже не смотрел на их уставшие лица. Потому что знал, с каким взглядом они посмотрят на меня самого. Я выглядел жалко. Красный шарф на её шее, его конец устремляется в сторону леса, пробегая по воздуху. В небе пролетает несколько птиц. Жуки ползут по земле, желая скорее укрыться от наступающей зимы. Вдали сияет река. Бескрайние пшеничные поля на горизонте. Окружены вечно зелёными елями.

Под лучами уходящей осени солнца по земле пролетают всё те же жёлтые листья. А вместе с ними и красные тоже. Я подхожу ближе. Облезшие краски на скамье кровавого цвета. Она достаёт из сумки бутерброд, совсем не жалея свой организм, и смотрит вдаль. Туда, где немногие работяги продолжают трудиться и косить траву. Но несколько кос лежат на земле, и их никто не берёт.

— Здравствуйте… — тихим голосом молвил я, отряхивая правой рукой куртку и опираясь левой на трость. — Вы помните меня?

— Гхм. Это вы?.. Но… Я думала, что вы ещё…

— В больнице, знаю. Простите, мне не следовало прерывать вашу трапезу.

— Ничего страшного. — отмахиваясь рукой, сказала она. — Присаживайтесь!

— Благодарю. Я пришёл, потому что… хотел сказать вам спасибо. Вам, и всем тем, кто помог вернуть меня… с того света.

— Любой на нашем месте поступил бы…

— Нет. В городе, откуда я пришёл… приплыл, если точнее, — посмеиваясь, рассказывал я, — таких добродушных людей встретить сложно. Мало, кто захотел бы помочь.

— Как вы себя чувствуете?

— Гораздо лучше, чем когда меня вытащили из реки. Ой, что же я делаю… я ведь пришёл, чтобы отблагодарить вас! …и других жителей! Я бы мог помочь, скажем… выкосить всю эту лишнюю траву.

— Нет-нет! Что вы! — смахивая волосы с лица, возражала она. — Вы же ещё совсем не окрепли…

— Вы так переживаете за меня, хотя мы даже не знакомы.

— Вы правы, нужно это исправить! Меня зовут Радвера, а вас?