Бесплатный фрагмент - Тринадцать месяцев

Тринадцать месяцев

Христианин никогда не сможет достигнуть ни любви к Богу,

ни истинной любви к человеку, если не переживет весьма многих и тяжких скорбей. Благодать приходит только

в душу, которая исстрадалась.

Архимандрит Софроний (Сахаров)

Тбилиси, 2018 год
Оглавление
Вместо предисловия

Спустя 10 лет после описываемых событий, когда все утряслось и обиды схлынули, я теперь могу спокойно посмотреть и принять мое прошлое. Проанализировать, зачем мне надо было через это пройти. Любые совпадения с реальностью и конкретными людьми лишь плод вашего воображения.

Часть 1

Услышанная молитва или как правильно формулировать свои желания

Примерно к 35 годам мне наскучили духовные искания. И я решила целенаправленно молиться о даровании христианского брака. Верующий муж, с которым можно было бы держать посты, и все такое. Ну и дети, конечно. Штуки три. Немного поздновато, скажете, спохватилась душа-девица. Но, как известно, умная мысля приходит опосля. В моем случае умная мысля медленно доползла до двухметрового жирафа черепашьими темпами. Свои лучшие годы я посвятила другим вещам. И когда нормальные ищут женихов я порхала в других империях, которые впоследствии оказались лишь миражами в пустыне, но не про них речь. На тот период не было счастливей меня человека и ни о чем таком, приземленном, я не думала. Когда ж спохватилась, поняла, что время мое безвозвратно ушло.

Тем не менее, я систематически стала бухаться на колени перед своей любимой иконой «Нечаянная радость» и бубнить мысленно портрет воображаемого жениха:

— Матерь Божия, пошли мне верующего мужа, тихого, доброго, альтруиста и русскоязычного обязательно. Внешность и материальная сторона — без разницы.

Так прошло еще три года. Я продолжала свои поклоны и мысленные зудения. По ходу бегала по урокам, писала свои рассказы и особенно ни о чем не задумывалась.

Начался 2006—2007 учебный год. Среди новых учеников оказался 15 летний Хусейн. По договору с мамашей надо было появляться у него раз в неделю и пытаться вдолбить ему английский. Посоветовали меня им их родственники, с кем я уже раньше занималась.

Помню, явилась я на место учебных подвигов первый раз. Ученик, сверкая рваными джинсами, провел меня в частный дом через запущенный садик. Ловко запустил руку через разбитое стекло во входной двери, и мы оказались в недоделанной пристройке. Потом вошли в небольшую комнату. В углу лежала сухонькая бабулька с огромными пилотскими наушниками — слушала через них телевизор.

Я поздоровалась. Старушенция тут же стащила с маленькой головы локаторы и радостно осклабилась:

— Аа, ты что ли эту скотину английскому будешь учить?

— Я.

— Ты уже пятая или шестая. Ни хрена не учит. Только зря мать деньги выбрасывает. Сама–то в Турции пашет. Ладно, не буду мешать.

И водрузила наушники обратно.

Мы начали разбираться общими усилиями что задано.

Уже на втором уроке правота слов бабушки Вардуи предстала во всей красе. Внучк не хотел учиться и фонтанировал причинами несделанного задания. Я доложила о казусе.

— Примите меры. Я так ничему научить его не смогу.

Вардуи шустро стащила свои наушники и разразилась речью.

— …твою мать. Опять за старое. У меня родителей не было. И то я как читать книжки любила, да кто давал. А у этой скотины все на подносе, а он не учит. Ты все равно ходи, продолжай. Авось что залетит в мозги. Мать приедет, деньги отдаст. За нами не пропадет.

Я продолжала ходить раз в неделю. Примерно на третий или четвертый визит Вардуи опять сняла свои слуховые аппараты и сказала нечто новое:

— Ты погоди с этим английским. Тебе сколько лет?

— 37.

— Моему сыну 42. Давай, будь моей невесткой. У меня сын, мамин козельчик, неженатый. Как раз подойдете друг другу.

Я не нашлась, что ответить. Мое молчание было истолковано по своему.

— А че, ты не думай, мы не бомжи. У нас шесть новых пододеяльников имеется. В шифоньере лежат.

Мне стало смешно.

— Такое и у меня есть. Не в этом же счастье.

— О! Золотые слова. Мой сыночек тихий, хороший, на голову ему наплюй, он и не заметит. Мы пол Тбилиси обошли. Ко всем подряд сватались, никто свою дочку дать не хочет. Люди какие на деньгах зацикленные пошли. Сразу спрашивают: «А машина у вас есть?» — «Нету, говорю, только мясорубка имеется». «А дом отдельный?» — «Нет, говорю, одним колхозом живем». И сразу отказ. А ты небось и верующая.

— Да.

— Ну, дело в шляпе! — обрадовалась Вардуи. — Мой Эричек тоже такой же больной на голову. По церквям лазает. Вместе и будете кантоваться.

Надо ли говорить, что я не восприняла в серьез это предложение, но продолжала ходить. Вардуи еще несколько раз возвращалась к этому разговору. Сына ее физически дома не было — приходил поздно. Наши часы никак не совпадали.

Примерно в январе я обнаружила проблему со здоровьем. Дошла впервые жизни до эхоскописта в поликлинике и услышала диагноз:

— Через месяц вы умрете.

Умирать я не собиралась. Но и особенного страха не было. Что ж пора так пора. Детей нет. Цепляться не за что.

Дальше была беготня по разным врачам, включая и онколога, который сказал: «Это не мой профиль». Нужна была операция, исход которой был не ясен.

Я еще продолжала ходить на уроки, но передвигаться было все труднее и труднее. В один из уроков с Хусейном я увидела на столе книгу «Люди и демоны». Удивилась и спросила:

— Это чья книга?

— Хлам моего дяди.

— И много у него такого «хлама»?

— Целая комната. Пойдем, покажу. — и он завел меня в коморку, где на полках стояли труды Феофана Затворника, Добротолюбие и еще куча всяких книг с золотыми тиснеными корешками.

— Дядя чем занимается?

— Маляр он.

— Можно книжку взять почитать?

— Да, пожалуйста.

Я взяла парочку и написала письмо, мол, беру на неделю, обязуюсь вернуть. На следующем уроке Хусейн почетно вручил мне ответное послание, которое начиналось со слов: «Дорогая моя сестра во Христе, Мзия» и изобиловало церковно–славянскими оборотами. Написано было довольно грамотно, почти без ошибок. Мы стали переписываться. Потом созваниваться. Тем временем мне надо было ложиться на операцию.

Первое свидание

Я постепенно возвращалась к жизни после операции, заново училась ходить, Эрик названивал и требовал встречи. Я выползла в парк к фонтану.

— Я расскажу о своей жизни, — начал он. — Ты меня так хорошо слушаешь. Даже дома так никто не умеет. Только начну, говорят: «Мозги не крути».

Я внимала, иногда вставляя междометия.

Водопад прорвало.

— У меня самое светлое воспоминание в жизни — это армия. Я служил сперва в Белоруссии, потом в Чехословакии. Там я впервые в жизни наелся. Очень люблю жареную картошку. Кормили нас хорошо, от пуза. Дома такого не было. Я даже подрос на 3 сантиметра. Хочешь я скажу десятизначный номер моего автомата. До сих пор помню.

— Не надо, я верю.

Дальше он стал рассказывать про современные ракетные установки системы Тополь, которые мне были абсолютно не интересны.

Мы давали круги по парку, Эрик был в ударе, расписывал будни советской армии. Я терпеливо ждала объяснения в любви, но их не было. Ему нужны были мои уши.

Иногда он перескакивал на свое детство. Там все было настолько грустно, что я чуть не заплакала.

Жили безбедно на Украине, пока отец был жив. Был он сапожником — цеховиком. Умер, когда сыну было 10 лет. Братья отца повезли хоронить его в Тбилиси. Мать надеялась, что помогут ей растить сирот, но вышло иначе. Они голодали, родной дядя имел план — присвоить себе их часть дома, Эрика сдать в детдом, его сестру спихнуть замуж. Вардуи запила и дети вынуждены были разыскивать ее по улицам и приводить домой.

Я слушала это и переваривала с трудом. Это была история из какого-то параллельного мира. Чем то напомнила мое ПТУ-шное прошлое. Но даже там такие истории были редкостью.

С другой стороны это был мир героев Достоевского, который заслуживал уважения и посильной помощи.

Побег в замуж с территории Зины

…«Та» сторона намылилась уже придти с кольцами меня сватать, и я попыталась подготовить маму к эпохальному событию. Увы, после выяснения личности претендента, я расшиблась о глухую стену неприятия:

— Нет и все! Будут лететь с лестницы вместе с кольцами! Ты меня знаешь!

Я знала. И пошла искать обходные пути. Сбегала к о. Павлу за советом как поступить.

Он моментально вник в суть проблемы и сказал:

— Они все в этом возрасте эгоисты. Избранник-то чем дышит?

— Верующий, за лежачей матерью смотрит, только с работой проблема.

— Выходи. Благословляю.

Дальше было дело техники. Я поскакала к Зине, окрыленная благословлением, и поделилась гениальным планом под кодовым названием «Побег из Шоушенка».

— Можно я к вам потихоньку свои вещи буду переносить, а потом заберу.

Мужененавистница Зина напряглась при слове «замуж», но услышав про духовника, слегка расслабилась. Но свое все же высказала:

— Ой, какое время замуж в твоем возрасте. Это опасно. А вдруг что. И не надо улыбаться! Знаю я вас — один блуд на уме.

Я не смогла сдержаться и лопнула от смеха.

— Вот, правда глаза колет.

Потом сменила тактику:

Ну-ка покажи его. Я в лицах разбираюсь.

Я показала фото в мобильнике.

— Ничего, вроде. — протянул специалист по физиогномике. — На человека похож. Но я б не рисковала. Откуда знаешь, вдруг что. Может, тайный маньяк.

В итоге я потихоньку подготовила все необходимое и в назначенный день Эрик пришел к Зине меня забирать, чтобы перетащить сумку на другую улицу в свою коморку.

Зина открыла дверь и прожгла его своим красноречивым взглядом. Потом отозвала меня на кухню и сказала свистящим шепотом:

— Он мне не нравится. Подозрительный гусь. Ты все же подумай.

Потом вышла к нему и официальным тоном, не обещавшим ничего хорошего, сказала, поджимая губы в нитку:

— Кофе будете?

— Буду. Я люблю кофе. В день десять чашек пью.

Зина удалилась опять на кухню, сделала мне знак глазами следовать за ней, включила воду и стала выдавать новые психологические наблюдения:

— Ты заметь. Болтает много. Уже патология. Сразу согласился на кофе. Подозрительно очень. И 10 чашек в день. Я тебе говорю, он не работник. Может, передумаешь? У меня сердце ёкает…

Я только вздохнула. И так была на нервах.

В итоге Эрик допил кофе, забрал мою сумку и мы вышли, провожаемые нехорошим взглядом, вперед к новой жизни.…

Про ЗАГС

Расписываться мне не имело смысла. Лишняя беготня. В случае развода и рождения ребенка алименты мне б никто не платил, так как у мужа не было постоянной работы, а дом был оформлен на двоюродную сестру. Сама семья Эрика там была на птичьих правах. Изначально у меня не было цели что-то отнять у него.

Эрику ЗАГС тоже был до фонаря. Это лишняя трата.

Как это виделось мне издали

Вымоленный жених четко садился в нарисованные мною рамки. Внешне мы были похожи как половинки разрезанного яблока. Оба смуглые, черноволосые с одинаковыми горбатыми носами. Все остальные компоненты вокруг него воспринимались мной как временные трудности, которые следовало мужественно преодолеть с Божьей помощью. Тем паче, что благословение мной получено и милость Божья должна все покрыть.

Я знала, что живет его семья в постоянных долгах, но думала, что стоит мне туда ступить ужо я наведу там гвардейский порядок и в финансах и в продуктах. С моей то экономностью!

Просчитала моим технарским умом все варианты.

Первый. Пожив немного, мы разведемся ибо вокруг куча разведенных. Даже если я уйду от него беременная, то по-любому смогу поднять ребенка. Но это будет накрайняк. Сперва буду все терпеть по максимуму, так как одной с ребенком сложно.

Второй. Мы совпадем по всем параметрам и будем жить вместе. Пока смерть не разлучит нас. Я неконфликтна, мне неважны материальные условия, одежда, косметика и прочее. Что ж должно случится, чтоб я не ужилась?

Что, если он будет мне изменять? Что ж и это не страшно.

Матершинница и курящая астру свекровь? И это ерунда. Ведь она бедная темная женщина, с тяжелой судьбой. Надо принять и смотреть сквозь пальцы. Неужели я с высоты институтского диплома не сделаю ей скидки? Да нет проблем. Пусть матюкается себе на здоровье.

У нас будет комнатка 3 на 4 метра? А зачем больше. Легче убирать.

Главное, что занимало мои мозги на тот момент — смогу ли я забеременеть после той операции. Профессор так и сказал, что шансы у меня невелики.

Я честно предупредила об этом будущего мужа и свекровь, прежде чем появляться у них дома в другом статусе.

— Я не знаю, смогу ли родить.

Свекровь махнула рукой.

— Не родишь и хрен с ним. Лишь бы ты с моим сыночком сладко жила. Не боись, попрекать этим тебя не будем. Я десять лет детей не имела. Меня поедом ели. Знаю, что это такое.

Будущий супруг тоже пожал плечами:

— Я ж не феодал средневековый. Как Бог даст. Усыновим кого-нибудь. Не беда.

Еще я предварительно посоветовалась с подругами. Все в основном склонялись к мысли, что попытка не пытка. Раз в жизни можно и замуж сходить. Только моя крестница Дарья, уже жившая в схожей ситуации, сказала:

— Они тебя танком переедут. Не суйся. Ты не знаешь, что за состав.

Несмотря на этот сигнал, я все же решила попытаться. Могла предположить все, кроме нескольких подводных рифов. Но до этого еще было далеко.

Первые шаги на чужой территории

Эрик привел меня к себе в дом в новом статусе. Когда шли по дороге от Зины, извинился:

— Следовало бы тебе цветов купить. Но, как назло, денег нет ни копейки. И в магазинах одни долги. Но ничего страшного. Это все суета сует, правда. И кольцо я планировал, да вот облом — уже три месяца работы нет. Ты ж не в обиде?

— Нет конечно. Это все никому ненужные символы. — согласилась я.

Но, как только мы дошли с сумкой до его апартаментов, тут же этот вопрос встал ребром. Вардуи поцеловала меня и сразу же приступила к делу:

— Так, ну что с кольцами делать будем? Соседи че скажут? И так языки у всех отсюда до послезавтра. (Чтоб поотсохли бы разом у всех). Невестку привели, а кольца где? Наше-то золото все в ломбарде застряло. Нина только успевает проценты вносить.

— Ну, можно серебряные купить за три лара и кончить базар. — говорю. — Кому какое дело. А деньги еще на другие дела пригодятся.

— Да ты чего??! Еврейка штоль, так за деньги дрожать? — свекровь всплеснула руками. — Или с Луны шандарахнулась? Без золота никак нельзя. Тройка сразу отпадает — раз у тебя уши непроколоты. Но без баджагло (1) никак нельзя. У тебя случаем не завалялись нигде лишние сотни две? А мы тебе потом, как Нина с Турции приедет, отдадим. Кусками.

— Да не проблема. Есть, — говорю, — у меня заначка.

И мы пошли выбирать на базар кольца. Мне не хотелось начинать жизнь с конфликта. Выбрали абы что и приехали назад.

— Покажи ей, сыночек, где и что у нас. — командовала свекровь с постели хрипатым голосом — Пусть суп какой-нить сварганит. А то с утра я уже все сигареты скурила и три чашки кофе выпила.

Эрик раскрыл шкафы и показал, где кастрюли и тарелки. Отыскались несколько картошин и капуста

Потом пошла искать ванну помыть руки. Она находилась в сарае, наскоро сложенном из блоков. На двери не было ни малейшего намека на крючок или задвижку. Только к двери была привязана веревочка неизвестного назначения.

— Эрик, а это что? Где задвижка?

— Да нет ее. Мы «ку-ку» говорим, когда занято.

— И мне говорить «Ку-ку»?!!!

— А что, большое дело. Тут все свои.

— Я тебя прошу, сделай задвижку. Или крючок. Я в шоке.

Эрик, недовольно бурча, пошел копаться в своих инструментах и через пять минут прибил просимое.

С кровати донеслось:

— Во дает, не успела ногой ступить, уже порядки свои устанавливает. 17 лет баня стоит и ничего. Ох, чует мое сердце, сожрет эта стерва моего сыночка…

Утром я собралась на уроки. Тут новый сюрприз:

— Слышь беда у нас какая! — говорит свекровь — Щас газ нам придут отрезать — срочно надо где-нить сто лар достать! У родственников напротив не хочу просить — они языки распустят. Ты у подруги займи — мы потом отдадим.

Я побежала доставать требуемую сумму.

Так началась моя семейная жизнь.

В райских кущах

Семья, куда я зашла, была во многом нетипична. Дома они общались на русском, а если не хотели быть услышанными, переходили на армянский, из которого я знала несколько слов, но стала учить, чтоб понимать все нюансы. Хусейн с матерью в особо тонких случаях переходили на турецкий, который не знали все остальные. Впрочем, это не играло особой роли в основном общении.

Дома у меня на момент описываемых событий не было горячей воды и зимой было очень холодно, так как не было отопления. У мужа был бак, хорошая дровяная печка и газ. Да, было пусто в еще советском холодильнике, но это было решаемо.

Отношения между нами были очень хорошими. Совпало все до мелочей.

Психологически, насмотревшись и наслушавшись своих подруг, я была готова и к худшему в отношениях, но этого не было.

Меня супруг не мучал типичной кавказской ревностью, не запрещал мне общаться, бегать по ученикам, не контролировал мои разговоры и тем более не подымал на меня руку.

Он получил, что должен был получить, чему был очень удивлен, исходя из моего возраста.

Свекровь только сокрушалась:

— Э, не дала мне твоя мать тебя по-людски посватать. В дом не впустила. Ох, я ее душу мотала. Я так мечтала, вот сыночек женится, будем мы с ханами (2) подружками, вместе кофе пить.

Я выполняла свои чисто женские обязанности — готовила немудреный абур (это так, оказывается, называется суп с мацони), борщ, котлеты из 200 грамм мяса, обильно набитые хлебом и зеленью и прочее. Убирала за всеми и освоила стирку машинкой, (у себя дома я до сих пор стираю руками).

Для Эрика, привыкшего есть один раз в день трехразовое питание было в диковинку. Свекровь удивлялась:

— Ты откуда эту моду взяла — кашу по утрам? Мы что в детском саду?

Для них было привычнее кофе и сигареты, за чем я и бегала вначале аж на базар и закупала сразу большими партиями, чтоб выгадать пару лишних лар. Но потом поняла, что это напрасный трюк. Я стала ощущать подводный риф. Но об этом отдельной главой.

Общались мы примерно так:

— Моя девочка…

— Да, мое солнышко…

Утром я подавала ему завтрак в постель на подносе, чего раньше никто ему не делал. Вначале он удивлялся в своем стиле:

— Кому я кусок хлеба подал, что мне так повезло.

Он взял работу на 200 лар и приходил к вечеру, уставший, но довольный. Вообще, при ровном спокойном характере его трудно было вывести из себя. Я ждала голубя сизокрылого с ужином, сварганенным из топора.

Постепенно пришли и чувства. Я обнаружила в муже много положительных черт, которых не было у меня:

— Редкую доброту. Он, не задумываясь, мог отдать последнее.

— Постоянное добродушие. А я была всегда склонна к унынию и мрачным раздумьям, анализам и всяким расчетам.

— Простоту. Он обычно говорил, что думал, не умея просчитывать и взвешивать каждое слово.

— Золотые руки. Эрик самоучкой постиг электрику, сантехнику, чинил любые приборы.

Раньше ему надо было кого-то нанимать, чтоб приходила женщина и готовила элементарный обед на два-три дня, а тут появилась я и сразу решила все проблемы, постоянно притаскивая продукты. Не сидеть же мне там голодной, так как привыкла есть три — четыре раза в день «как барыня» по мнению свекрови.

Тут еще пришла моя подруга Карина поздравить нас, критически оглядела мое новое жилье — каморку с 40-летним ремонтом и выдала Эрику все что думала:

— Ты хоть понял, что в лице Мзии джек–пот выиграл? Я б ногой не ступила в это бомбоубежище. Почему новые обои не поклеил? И рамы не крашены, наверное сто лет.

— Это еще при моем деде так было — ни к месту ляпнул мой простак. — Зато память.

— Какая память?! Убожество! Ты ж хелосан (3). Другим ремонты делаешь, а живешь как, как… — она запнулась, подбирая точное слово.

— А я сапожник без сапог. Нам и так хорошо. — улыбнулся непробиваемый Эрик. — Правда, моя девочка?

Мне по большому счету было плевать на жуткие обои, давно потерявшие первоначальный цвет и пропахшие табаком. Во мне уже зрела новая жизнь и я была счастлива, так как забеременела почти сразу. Мой план удался.

Нина как один из подводных рифов

Спустя две недели после переселения к Эрику в доме поднялась суматоха. Нина — моя золовка — позвонила и сказала, что уже перешла границу и скоро будет в Тбилиси.

Свекровь запаниковала:

— Быстро дом приберите, чтоб все блестело. О, едет мой генерал. И этот, как его, спонсор. Эрик, свои инструменты прибери. Явится, опять гавкать начнет. Ты знаешь сеструху. Ну ее в баню. Язык, что бритва. Вся в отца — покойника.

Мы начали драить.

В условленное время в дверь ввалилась Нина. Невысокая, коренастая, с двумя неподъемными сумищами, женщина 45+. Расцеловалась по старшинству со всеми, потом со мной:

— Ну, здравствуй, сестра.

Вручила мне свадебный подарок — золотой образок с Божьей Матерью. Я вручила ответный дар, поздравила ее с прошедшим днем рождения. Мне был дан совет:

— Детей побыстрее делайте, не тяните резину.

Я ответила в ее же стиле, что мы работаем в этом направлении.

Дальше она пошла разбирать сумки.

Я анализировала базу данных. Свекровь рассказывала о дочке следующее:

— … Нина любимица отца всегда была. И лицом и повадками. Боевая, себя в обиду не даст, не то что Эрик — рохля, коранам ес (4). Бедный мамин козельчик. Весь в меня, безответный. Нина, когда Павлик от сердца умер, день плакала, успокоить ее не могли. А Эрик даже и не допетрил что отец умер. Нина, как ей 18 стукнуло, сразу работать пошла и всегда при деньгах, но шибко тратить любила на то — на се. Потом, как с Турцией границу открыли, одна из первых туда полезла — товар возить. Там с Исмаилом в гостинице познакомилась. Хусейна родила. Сюда приехали жить. Исмаил из бедной семьи был. Но душой хороший. Турок, а его все наши родственники любили. Он здесь в пекарне пристроился. Потом что-то повздорила Нина с мужем. И они разошлись. От алиментов отказалась. Оставила мне годовалого внука и снова в Турцию рванула — деньги делать. Так и живет наездами. Иногда контрабанду возит. Пол жизни при каждом переходе границы теряет. А что делать. У Эрика работа, то есть — то нету. Там же в Турции Гочу — хевсура подцепила. Живут уже давно вместе. Но сюда в Грузию им ехать смысла нету. Не признают сваны мою Нину за его жену. Шутка ли, Гоча на 14 лет ее младше…

Дальнейшие события показали, что Нина в семье главная. Ее побаивался Эрик, а мать тем более. За старые грехи, когда та сильно пила. Эту тему сын всегда обходил стороной, зато дочь при разговоре могла спокойно бросить матери:

— А ты заткнись, всю молодость мне отравила, алкашка. Сколько стыда из-за тебя приняла.

Примерно в таком же стиле вел себя и ее сын Хусейн. Знал прописную истину: кто платит, тот и заказывает музыку. Когда дядя ему начинал что-то выговаривать, легко давил на мозоль.

— А ты молчи, мама тебя содержит. Ты разве мужчина.

После этого можно было и схлопотать по мозгам, но бабка неизменно вступалась за единственного внука.

Таковы были реалии и подводные рифы, которые мне надо было огибать. Что я и делала.

Побыв дома день, Нина занялась инспекцией кухни. Залезала в самые труднодоступные места и точки, проводила пальцем по поверхности и показывала мне пыль:

— В другой раз и тут убери.

— И здесь.

— У меня всегда все блестит.

Я кивала и обещала оправдать ее надежды. Потом она повела меня в магазин и официально представила кассирше:

— Вот, Иамзе, знакомься, невестка наша.

Та расплылась в улыбке. Поздравила.

Нина продолжала:

— Давай ей что надо в долг. Я приеду, расплачусь. У Эрика опять работы нет.

При мне она рассчиталась за прошлый месяц, что набрал ее сын по списку — всяких йогуртов и сладостей. Через день она уехала обратно в Турцию с двумя ларами в кармане, сказав на прощанье:

— Ну, счастливо. Вы уж как-нибудь прокрутитесь.

Потом, помню, она приехала через месяц, и инспектируя владения осталась не довольна наведенным блеском. Бросила мне:

— Если не успеваешь, сделай аборт!

Меня как ножом полоснуло.

Из разговора с отцом Петром

— В блуде, значит, раба Божия, живешь? — вопрос отца Петра не застал меня врасплох.

— Выходит так.

— Венчаться-то думаешь?

— Пока нет. Я в нем не уверена.

— А он хочет?

— Он хочет — я против. Не готова пока. И причащаться пока не буду.

— Ох, доиграешься.

Я ничего не ответила. Думала. Мой эксперимент пока не был закончен. Потом бегать с развенчанием — лишняя возня.

Эрик и правда хотел венчаться. Я его устраивала по всем параметрам. Меня смущало одно «но». В конце октября он принес 200 лар и сел дома. До весны. Началась великая зимняя спячка.

Личное пространство

0ктябрь 2007. С личным пространством у меня дома была всегда напряженка, хотя в метрах проблемы не наблюдалось. Но над этими метрами главная хозяйка была моя мама, как впрочем и до сих пор. Внести какие-то изменения было практически невозможно. На все был готов ответ: «Заведи свое и делай, что хочешь!».

Перейдя к мужу и усладившись начальными обещаниями свекрови и золовки, когда только шли наши переговоры о браке летом, я радовалась.

— Они же сказали, что «Мы в вашу конурку и носа не сунем. Что хотите, то и делайте!». Наконец-то у меня будет личное пространство хотя бы на этих 3Х3 метрах.

Первый же месяц в новом статусе показал туфту предвыборных обещаний.

Говорю с утра свекрови после подачи ей кофе:

— Мы с Эриком решили для выиграша места кровать двухэтажную сделать. Доски у него есть. Прибьет сваи и второй этаж за пять минут.

Вардуи выронила сигарету от столь смелого технического решения.

— Больные штоль оба на голову. У вас же сейчас медовый месяц. Какие сваи? Как в купе будете спать?

— Мы как-нибудь разберемся.

— Нет и нет! А соседи что скажут, если узнают? Из покон века такого не было! А родственники наши? Меня же и скушают! Как такое позволила? Не успела ногой ступить, уже свои порядки устанавливаешь??

Пришлось отказаться от экспериментов.

Дальше шло следующее указание:

— К тебе когда подруги придут, сидите в зале, культурно.

— А если мы хотим с подругой у меня в комнате побыть, посекретничать.

— Чего? Мои кости мыть? Где это видано, гостей к себе в спальню заводить.

В итоге я предпочитала ходить к подругам на их площадь, когда просто хотелось пообщаться. Это было проще.

Зина достала нам бесплатно раскладной стол. В каморке у мужа его не было за неимением места. Эрик припер его на своем горбу через несколько улиц, чтоб не тратить пять лар на такси.

— А это куда тащишь? — возмутилась Вардуи. — Все по своему хочешь сделать. Есть у нас один стол в доме в зале. Все тебе мало.

— Зала не моя. А вдруг стол ваш повредим, вы ж будете ругаться.

— Не сахарная! Потерпишь.

Желанное личное пространство оказалось пустым звуком.

Как Иоанн Кронштадтский — рассказ автора. (Кусочек сценария)

Поймал Эрика на улице сосед Тазо по кличке «Лар». Его так прозвали, так как он ко всем пристает: «Одолжи лар до завтра». «Завтра» у него понятие растяжимое, теряется в необозримом будущем.

Так вот, зацапал он Эрика и говорит:

— Ты теперь женатый человек. Дай 10 лар. Очень нужно.

Эрик бегом к жене с аналогичным текстом:

— Дай 10 лар. Срочно нужно.

— У меня только пять, — отвечает «коробочка».

— Давай, что есть, — и его тут же на улицу, как ветром сдуло.

Вечером за чаепитием Мзия устроила супругу настоящий допрос:

— Куда ты дел мои пять лар?

Эрик честно рассказал, как было дело. И каково же было его удивление, когда он натолкнулся на полное непонимание лозунга «Спешите делать добро».

— Этого еще не хватало, чтоб здешние босяки у меня деньги списывали.

— Послушай, — пытался до нее достучаться Эрик, — в житии Иоанна Кронштадтского есть такой момент. Раз пришла к нему женщина: «Я, говорит, всю жизнь деньги собирала, хочу церкви пожертвовать. Вот три тысячи». Следом подошел к нему растратчик и говорит со слезами: «Батюшка, я пропил казенные деньги. Завтра меня будут судить». Иоанн Кронштадсткий тут же отдал эти три тысячи просящему.

Рассказчик даже смахнул непрошенную слезу от представленной в уме сцены. Потом вернулся к печальной реальности:

— Что же ты хочешь, женщина?! Я поступил, как Иоанн Кронштадтский.

— Что-то я ничего такого в житии не помню, — отрезала супруга. — Сам заработай, потом раздавай.

Родственники мужа

Ноябрь 2007. К свекрови пришла одна из невесток из другого двора, Наира — почесать язык пока мужа не было дома. Я подала кофе и печенья, кои предусмотрительно держала на случай дипломатических визитов мужниной родни. Экспериментов с самодельной выпечкой я избегала дабы не опозориться, так как вокруг все были специалисты высшего класса в этой области, плюс на опыты не было продуктов.

Наира была уже бабушка четырех внуков и из всех остальных жен других дядей Эрика считалась самой светской. Она работала раньше бухгалтером. Я ушла к себе, чтоб не мешать высокоинтеллектуальной беседе.

— Ну что, Вардуи, ты довольна невесткой?

— Ничего пока, Наира-джан, грех жаловаться, шустрая, уважительная, горшок мой выносить не брезгует. Одно плохо.

— Что? — затаила дыхание ее собеседница.

— Хлеб очень тонко режет. Я ей говорю: «Что, по рецепту так выдаешь?» Я ломтями люблю. И еще суп недосоленый у нее. На «вы» со мной говорит и с добрым утром каждый день заколебала меня.

Последовала успокоительная тирада на армянском, дескать и хуже бывает.

Свекровь перехватила инициативу в свои руки:

— Вот тебе, Нарин-джан, повезло с невесткой. Карина твоя — все при ней. И хозяйка, и вид есть. Не то что моя, даже не красится. И одевается как пацан. Амот (5).

— Мы специально с мужем искали, все учли, сколько девочек пересмотрели. А ты о чем раньше думала?

Свекровь стала оправдываться и перечислять тяжелое экономическое положение. Дескать, пришлось согласиться на меня, как последний вариант.

— Иначе б вообще не женился. Как мужчине без жены быть…

Наира ушла потом восвояси. А Вардуи закурила сигарету и ударилась в воспоминания. Невестку она уважала за то, что не брезговала ею и вообще была человечная, не то что одна врагиня, чьей смерти она все не могла дождаться. Потом в красках стала описывать какой тяжелый характер у мужа Наиры — Дереника, как однажды он ее так избил, что жена потеряла ребенка. И по сравнению с ее мужем — покойником, у Дереника характер — просто «не дай Бог». А невестка Наиры, Карина, хоть и всем хороша, но очень уж быстро беременеет и кучу денег приходится тратить на аборты.

Я слушала эти марсианские хроники и думала, кто бы из русских классиков мог бы достойно воспеть все эти трагедии двух дворов.

Раб Божий и стиль работы

Перейдя в статусе жены к Эрику, меня ждал ряд открытий. При ближайшем рассмотрении боговерующий супруг немного удивил меня некоторыми нестыковками с тем, кем он себя позиционировал. Эрик никогда не читал молитвенного правила, а на все предложения присоединиться к этому занятию, отвечал логично:

— Я и так всегда с Ним!

Посты он тоже никогда не держал в силу своей зависимости от общего котла. Но как только я создала ему условия поститься — принял их с удовольствием. Духовника он тоже никогда не имел. Соответственно, не причащался. Но при этом он закупал духовные книжки и ставил их на свои доисторические полки. Раз в квартал он иногда доставал что-то из этих сокровищ и, дымя сигаретой, почитывал страничку — другую и осмысливал кусочек текста, чтобы где-то кому — то потом блеснуть эрудицией.

При этом он обладал завидным незлобием и добродушием, до чего мне было далеко, как до небес. Что рядом с этим мои ежедневные бубнения? Да прах и пустота всяческая.

…На улице к Эрику относились своеобразно. Любили, как безвредного «карги бичи» (6) и использовали в своих многоплановых целях.

Время от времени в хибарке возникали соседи с улицы, которая была отнюдь не маленькая:

— Эрик, по-братски почини пылесос.

— У меня стиралка испортилась, программы не исполняет, а на мастера денег жалко. Почини, а?

— Эрик, тарелка Россию не ловит. Аба, быстро ко мне.

И он делал, чинил и паял. Вознаграждение за труды бывало чисто словесное либо в лучшем случае — шоколадка. Платить за труды никому не приходило в голову так как «он свой, ему ничего не надо!».

Вторая партия просителей приходила брать инструменты. Либо забывали вернуть, либо возвращали поломанными. Эрик только улыбался и отмахивался.

Ему и в голову не приходило либо вести хотя бы записи кто что взял, либо настаивать на починке. Заработав копейки, он первым делом покупал очередные инструменты, которые через пять минут могли исчезнуть в неизвестном направлении.

Я попыталась объяснить безрезультативность сизифова труда, но Эрик не понял, о чем я вообще и как можно жить по другому.

Теоретически жене не должно вмешиваться в дела мужа, но, понаблюдав этот богоспасаемый дрейф полгода, я решила заняться трудоустройством.

И довольно быстро нашла ему несколько мелких работ: где-то окна красить, в другом месте — обои клеить.

День теперь начинался с шума:

— Аба, быстро вставай, быстро одевайся, Завтрак на подносе у кровати. Люди ждут!

— Подождут, — бурчал трудящийся, — что же я теперь — на цырлях бежать должен? Работа — не волк.

К часу дня Эрик, не приемлющий суеты и спешки, дотаскивал себя до пункта назначения. Клиенты почему-то не были в восторге от его неторопливого стиля работы и жаловались мне — рекламодателю.

Потом выяснялись подробности. Кроме опозданий, как выяснилось, он устраивал по десять перекуров и использовал это время для непрошенной проповеди. Рассказывал клиентам отрывки из житий и полировал все это цитатами из Евангелия. Клиенты второй раз уже не звонили.

Я пыталась внести коррективы в его стиль работы, но натыкалась на нерушимую стену:

— Работаю, как могу, — оправдывался Эрик. — Не всем же быть олигархами.

Я злилась:

— На Бога надейся, а сам не плошай!

— Мы, значит, в разных Богов веруем — заключал супруг.

Пытался сразить меня очередной выдержкой из духовной литературы, но я не клевала.

Один из таких диалогов подсекла Нина. Посмеялась над моей наивностью:

— Мой брат, кому хочешь, мозги заболтает. Как-то мы мастера позвали — пристройку строить. Эрик-то наш же вечно спит либо телек смотрит. Так ведь, добил этого Гедевана. Он цемент кладет, а малохольный наш припер туда ему магнитофон и завывания поповские включил. Гедеван мне звонит и орет:

— Нина, убери его, работать не дает, я тоже человек.

Еще Эрик иногда начинал кадить дом — гонять бесов, по его собственному выражению.

Тогда Вардуи и Хусейн начинали вопить в два голоса.

— Опять вонищу развел! Уходи отсюда! В своей комнате ладан этот жги, хоть задушись.

Эрик не обижался на них. Все списывал на темные силы. Он жил в каком-то своем, искусственно созданном, мире.

Великая спячка

— Эрик и сколько ты будешь так сидеть? — спросила я через месяц сидения мужа у телевизора.

— Не знаю. Может до весны, а может до лета. Как Бог даст. Сезон малярки кончился.

— Тогда надо искать что-то другое

Голос с кровати:

— Вот же пристала к ребенку. Работать. Ты ж работаешь, ещё чего надо. У, еврейская кровь. Или немецкая. Мы так за деньги не трусимся. Нина пришлет что-то с Турции. Не сдохнем.

— Мне ж рожать надо. Как деньги на роды собрать?

Свекровь:

— Родишь прекрасно. Я пятерых родила. Трое померли. За деньги не думала.

— Если работы нет, надо хоть бутылки собирать а не дома сидеть.

Свекровь чуть с кровати не упала.

— Да ты охренела! Чтоб мой сын бутылки собирал?! Пока я жива, не будет этого!

Вещий сон

Жизнь текла себе дальше. Я бегала по урокам, управлялась дома. Эрик ночами смотрел порнушки по телеку. Он соорудил себе какую-то хитрую антенну и ловил российские каналы без кабеля, заодно и турецкие. Я была в своем режиме и ложилась спать в 11. Мне надо было рано вставать. Где-то к пяти утра Эрик отползал от телевизора и шел почивать. Но ему хотелось общения и он начинал рассказывать мне увиденное:

— Знаешь, американцы вертолет изобрели. К-17. У него во время полета крылья отваливаются и он в ракету превращается. И по ходу бомбить может. Новая модификация. Сверзвуковая скорость.

Я сквозь сон отвечала ему:

— Уху. Мм.

— А еще президент ихний совсем Путина не уважает. Против России, падла, хвост поднимает. ЦРУ, понимаешь…

— Ммм..

В семь утра я вставала, чтоб успеть приготовить обед и еще ухватить утренних учеников. Свекровь уже обычно не спала. Эрик погружался в сон, чтобы восстать к вечеру.

— Доброе утро, мама.

— … Твою мать, где это видано каждый день здороваться в одном-то доме? Этот-то, вольтанутый, опять всю ночь свои фильмы дебильные смотрел?

— Да.

— Совсем мозгами поехал. И чего говорит тебе, как жене? Я мать, должна быть в курсе.

— Про К-17 рассказывает. Что хвост отвалился.

— Чего? — свекровь вытаращила глаза.

— И про Путина переживает сильно.

— Хиванда (7)! Где он видал этого Путина? Чего за него должен живот болеть? — со вздохом протянула многострадальная мать. Потом обернулась ко мне. — Чего стоишь столбом? Кофе давай вари. И сигареты подай.

Так мы и жили. Тихо и однообразно.

И вдруг Эрик сказал мне как-то, пробудившись от спячки:

— Я страшный сон видел. Будто сыночек наш в трубу вылетел. Срок-то какой у тебя?

— Два месяца. Жду, когда шевелиться начнет.

— Ну, дай Бог. — и чмокнул губами воздух. — Я люблю тебя, мой малыш.

История Вардуи

Под конец декабря я почувствовала неладное. Бросилась к эхоскописту.

— Срочно на операцию. Плод мертвый.

— Может, ошибка? — еще теплилась надежда. Я прямо от врача поехала к чудотворной иконе. Рухнула на колени:

— Матерь Божья, сотвори чудо! Я так ждала его. Это мой последний шанс стать матерью!

Но было пусто и в сердце, и внутри меня. Чуда не случилось. Я пришла убитая домой, сказала в чем дело. Свекровь заплакала:

— Доченька, коранаес (8). Аствац, аствац (9)! Как я твою боль понимаю.

Эрик повесил нос.

— Ну что ж. На все воля Божья, — в его глазах были видны слезы. — Я так ждал его.

Я перешла к прозе жизни:

— Срочно деньги нужны. Хотя бы сто лар.

Мать с сыном переглянулись:

— Нда… а где достать? Может ты у кого одолжишь? А мы потом кусками отдадим.

Я махнула рукой и пошла принимать меры, просить подругу, чтоб на завтра пошла со мной для страховки, если станет плохо.

Утром Эрик пробормотал сквозь сон очень к месту:

— Я в печали, — и опять захрапел.

Лена пошла со мной в больницу и ждала пока все не кончилось. Потом довезла меня до дома.

Мне не хотелось жить.

Как-то ночью я долго не могла уснуть и подсела к свекрови, которая по обыкновению курила свою астру и слушала через наушники телевизор. Эрик был выпивший и лежал мертвым телом на своем месте.

— Не спится тебе, доченька? — она сдернула свои наушники.

— Нет. Уйду я отсюда. Напрасно я все это затеяла.

— Уйдешь? — она просверлила меня подслеповатыми глазами. — Зря ты так. Не руби с плеча. Не гневи Бога. Он тебе хорошего мужа дал. Мой сын любит тебя. Я ж вижу, как он на тебя смотрит. Не бьет, не пьет сильно, тебе не изменяет. Какого еще рожна надо? Вот я тебе про себя расскажу…

…Я слушала ее и плакала.

— Что твоя боль рядом с моей? Иди, доченька, спи лучше. Тебе рано вставать. А я буду молиться, может и услышит меня, грешницу, Господь, и даст тебе сына.

…Услышанное потрясло меня. История свекрови была для меня нужным шоком и вылилось в рассказ «Пока дымится сигарета».

«Пока дымится сигарета» -рассказ автора (Кусочек сценария)

Я — Бог, располагающий твоими обстоятельствами, а ты не случайно оказался на своем месте! Это то самое место, которое Я тебе назначил. Не просил ли ты, чтобы Я научил тебя смирению! Так вот смотри: Я поставил тебя как раз в ту среду, ту школу, где этот урок смирения научается. Твоя среда и живущие с тобой, только выполняют Мою волю

От Меня это было

…Кобулети сороковых годов — это маленький портовый городишка. Вспомнит Вардуи свое детство, так и почувствует в горле солоноватый запах моря и свежевыловленной хамсы.

Четверо братьев и она, Вардуи, девочка- последыш. Вот уж мать с отцом души в ней не чаяли. Как баронессу какую растили. Хочешь — в кино, хочешь — в дом культуры — петь, танцевать, на доли (10) играть — ни в чем отказа не было. Там Вардуи научилась грузинские песни петь, да так лихо выходило, прямо хоть в театральное поступай.

Только недолго так было.

Вардуи помнит себя 15-летнюю. Война как раз кончилась. Позвала ее умирающая мать попрощаться:

— Ухожу, говорит, я, доченька. А ты смотри, живи честно. Голодная будешь — лучше попроси, а чужого не бери. На людей зла не держи, даже если обидит кто. Трудно с камнем внутри ходить. И если враг твой к тебе придет — старым не попрекай, как друга прими…

Еще что-то хотела сказать, да уже не вмоготу ей стало.

Не успели мать по-человечески оплакать и 40-дневный келех справить — новая беда открыла ворота. Отца, как врага народа, арестовали и сгинул он где-то в России.

Большую семью, как морской песок, разметало кого куда. Старший брат в тюрьму угодил, средний в Риони полез купаться и утоп, других и вовсе как ветром сдуло.

И осталась Вардуи одна. Что делать, куда податься? Вот и пристроилась она к артели сапожников — рубашки и носки им стирать. А как время оставалась — бежала помойные канавы чистить за тарелку гоми (11) с сыром.

Сапожники — все молодые ребята, кто женатый, а кто только к девушкам приглядывался — все в одну душу Вардуи уважали.

Ты — наша сестра, — говорили и горячим лавашом угощали.

Года четыре так промелькнуло. Станешь вспоминать — одна грязная мыльная вода перед глазами плещется и смеющиеся смуглые рожи артельщиков.

Вардуи уже 20 стукнуло. А на вид — девчонка — заморыш. Как была, так и есть: метр с кепкой в прыжке. И нога, как кукольная, — 35-й размер.

Принесла она как-то стиранное в цех к ребятам, а там, глядь — новичок. На подоконнике сидит, газету листает. Как Вардуи вошла, этот чубатый газету раз — в сторону и прямиком к ней:

— Ты и есть, значит, Вардуи? — спрашивает и своих бесстыжих карих глаз с нее не сводит.

И все, пропало дело. Пошел за ней, как хвост. Сперва культурно так в кино пригласил. В Поти в то время «Тарзан» шел.

А после фильма Пачат, этот чубатый бесстыдник, ее цап — за руку и к стенке припер:

— Выходи, — говорит, — за меня замуж.

Вардуи, конечно, на сухой отказ идет. А тот не отстает. Потом сапожный нож откуда-то достал и к бедру ей приставил.

— Соглашайся, — говорит, — а то со мной шутки плохи. Я детдомовский. Зарежу тебя, меня и не найдут.

Вардуи хоть и трясется от страха, а свое «нет» упрямо твердит.

Он и полоснул ее по ноге. Затем в кусты затянул и взял силой. Единственное выходное платье в клочки разорвал.

Потом, правда, новую одежду принес и забрал Вардуи себе на квартиру честь по чести — женой объявил.

Куда уж тут денешься? Значит, так Бог захотел… Терпеть надо. В жизни это главное. Никто ей, Вардуи, это не говорил. Она до этого сама своим неграмотным умом дошла.

Стали они с Пачатом жить, сперва очень бедно, потом чуть получше стало.

Вардуи по первой даже кушать при муже стеснялась. Муж, он испокон века над женой начальник. На Кавказе особенно. Как тут не трепетать.

Тут новая напасть. Живут год, другой, а детей нет.

Родственники мужа, откуда не возьмись (наврал ей тогда Пачат про детдом) — налетели, как стая ворон, и давай Пачат поедом есть:

— Это что за дерево, если веток нет?

Шипят и шипят мужу в уши с присвистом:

— Прогони ее, бесплодную. Мы тебе хорошую невесту в Тбилиси сосватаем, красавицу, с домом. А в этой что ты нашел? Ни рожи, ни кожи, ни родни.

Пачат, царство ему небесное, как на ишака сел, так и не слез:

— Это, — говорит, — мое дело.

Что только Вардуи ни делала, как не лечилась, но 10 лет у нее детей не было.

Сколько ей пришлось упреков выслушать — считать — не сосчитать. А все ее терпение. И ответить нельзя — мужа родню уважать положено.

Только молилась про себя:

— Милосердный мой Господи, не хочу ни богатства, ни квартиры, только детей дай мне. Все терпеть буду. Ничего сверх того не попрошу.

Спустя 10 лет, вся исколотая, Вардуи впервые ощутила долгожданную тошноту и обрадовалась.

Да, видно, рано было. Доносила с превеликим трудом и …мертвого родила.

Не упала духом. Стала второго ждать. И, точно, скоро забеременела.

Но снова промах. Была уже на сносях, как деверь с ее мужем из-за отцовского дома драку затеяли. Вардуи кинулась разнимать и получила удар в живот. Пришлось на другой день ребенка по кускам доставать… Врагу не пожелаешь такого страха.

Но надеждой жив человек.

Следом родила Вардуи девочку, потом через год мальчика.

Не могла на них нарадоваться. У мужа тем временем в цеху дела хорошо пошли. Переехали на Украину, свой дом заимели. Вроде наконец-то светлая полоса наступила.

Да так, видно, в жизни устроено, что белое с черным парой ходят. Загулял муж. На его деньги бабы, как мухи на мед липли. А Пачат, еще тот скот, не терялся.

Сколько раз его Вардуи на факте ловила, а сказать слова не моги. Сама первая по морде получишь.

Чуть что Пачат в крик:

Я мужчина! Свое дело знаю! Твое дело за домом смотреть, а дальше не суйся.

Эх, что тут скажешь? Терпи, Вардуи, глотай полной ложкой через «не хочу».

Оставалось только самой себе твердить:

— Господи, пусть только мои дети будут живы, здоровы, кусочек черного хлеба пусть будет и подальше от грехов. Ради того все стерплю.

Дети, и, правда, получились хорошие, послушные.

Вроде жить бы да радоваться. А тут, как гром среди ясного неба — Пачат от инфаркта умер.

Много чего от жизни сразу взять хотел, вот сердце и не выдержало. Перевезли его на родину, в Тбилиси. Похоронили рядом с матерью.

Так и осталась Вардуи одна с детьми. Мужнины родственники, которые на келехе громкие тосты за покойника пили и в вечной любви клялись, сразу оставшиеся от него деньги поели и за своими толстыми дверями закрылись. Сама, дескать, разбирайся, а нас не беспокой.

Тут Вардуи и сорвалась — запила. Раньше всегда женщин-пьяниц осуждала, а теперь сама за водкой в магазин зачастила.

А жизнь свое требует. Пристроилась Вардуи уборщицей в трех местах одновременно — детей подымать. Целый день в работе, а вечером в слезы и за бутылку.

Так среди соседей ярлык ей приклеили намертво: Вардуи-алкашка.

Только одному удивлялись:

— Смотри, как странно: пьет, а не гуляет.

Откуда им знать, что Вардуи для себя крепко решила:

— Хоть мне муж изменял, а я так не буду…

Работа уборщицы известная: чужую мочу да плевки замывать по подъездам. Люди-то везде без понятия. Не успеешь начисто замыть, как кто возьмет и горсть семечек прямо под ноги — брах. Мели Емеля — твоя неделя.

На такой работе без мата никак. Надо же чем-то пар выпустить.

Вот и прослыла Вардуи беспардонной матерщиницей. Хотя раньше, при муже, и слов таких не знала.

Э, жизнь, что лестница. Кто-то вверх идет, кто-то вниз сползает. Чего только Вардуи на своем веку не повидала: и голод, и холод, и битье, и достаток, и снова обратно нищету. Главное, во всем этом человеком остаться.

Под старость лет — новый сюрприз.

Бежала как-то Вардуи за сигаретами, поскользнулась на улитке и ногу сломала.

Никак не заживает теперь эта зараза, гноится.

Вот и осталось одно: сидеть, дымить, дистанционкой каналы переключать и старое в памяти ворошить. Правильно люди говорят: «Все от Бога». А за что, про что, — где уж тут разобрать. Главное, духом не падать и уметь в жизни радость видеть.

Вот, к примеру, случай был 3 года назад. Стоит Вардуи в магазине, опершись на швабру. Подходит к ней какой-то чисто одетый парень, и, улыбаясь во весь рот, ящик дорогущего печенья подает.

— Не узнали меня, тетя Вардуи? Я — Дато Кобахидзе, ваш бывший сосед. Помните, я маленький был, у бабушки мороженое просил, а она не покупала. Вы случайно услышали и у Гоги мне в долг эскимо купили, — и тычет ей ящик. — Вот, возьмите, пожалуйста.

Такое вспомнишь, и на душе тепло.

Потому, по утрам, привалившись к стенке и закрыв глаза, Вардуи вроде как молится:

— Господи, хоть я и великая грешница, но помоги всем людям. А они что-нибудь да дадут моим детям, а, значит, и мне.

Слышит ее Господь или нет — сказать трудно. Но хоть дети Вардуи хронические безработные, голодным никто не сидит. Всегда что-нибудь подворачивается.

Только вот до дома никак руки не доходят. Так и стоит на Джавской улице старый домик с текущей крышей. Год от года не меняется. Но Вардуи на это наплевать. В жизни это не главное.

Аукнулось стрелочнику

…Сколько раз я твердила себе не верить никому и снова и снова попадалась на новые крючки. Отлеживаясь дома, я с удивлением принимала заботу от всех. Свекровь ругала своего «козельчика»:

— Что ты вперился, как баран, в этот телевизор?! Поди к жене, посиди, скажи что-нибудь.

— А что сказать? — недоумевал Эрик.

— Тьфу, вольтанутый, — и переходила на армянский, диктуя инструкцию.

Через пять минут около меня возникала улыбающаяся небритая физиономия мужа.

— Девочка моя, воды может, принести? А хочешь, анекдот про Чапаева расскажу? Из моего детства.

Я не хотела ничего: ни воды, ни Чапаева. Было тошно. Заходили в каморку и Хусейн, и Нина, приехавшая на Новый год. Каждый пытался сделать мне приятное.

И я сделала глупость, которая мне потом дорого обошлась. Я подумала — это и есть моя семья. Каждый из них хороший человек, просто очень несчастный. А я прячу от них свою заначку у Лены. Как это стыдно и не хорошо. В то время как бедная Нина таскает эту неподъемную водку через границу, лишь бы выручить лишние десять долларов у тамошних проституток. И все ради того, чтоб платить проценты в банке за их золото.

И я отдала золовке 400 долларов, почти весь свой НЗ на аховую ситуацию. Да еще ляпнула глупость:

— Нин, у меня просто так лежит, возьми. Пусти их на товар. Чтоб тебе у других на проценты не брать. Жалко тебя. Отдашь, когда мне понадобятся.

Нина тут же взяла и заверила: как только, то сразу. У нее была своя головная боль:

— Гоча, гнида, опять все деньги своим в деревню послал, а я и за квартиру плати, и его ублажай. Мой — то не как твой муж ест — что дашь. Гоче в день обязательно надо бутылку водки и килограмм мяса. Хоть из пальца высоси. Иначе он меня съест. Сванский медведь двухметровый.

Я посочувствовала. Знала, что она содержит его от и до. Все ж, 14 лет разницы это немало.

Аховая ситуация не заставила себя долго ждать.

Пришлось бегать по врачам и тут выплыло, что мне надо разгребать букет проблем от холостого мужниного прошлого. Иначе и вторая беременность закончится так же печально. Да и вообще вряд ли что-то получится. Врач сказал, что мои шансы стать матерью равны нулю.

Нужны были деньги на лечение. А их не было.

Сказала свекрови о ситуации и услышала ответ:

— Зря ты Нине все деньги дала. Не даст она тебе. Не с чего. Все в товар вбила. Сама понимаешь, у нее один Гоча чего стоит. Сюда еще высылает. Хусейну сколько чего на тряпки да на мобильник надо.

Эрик, услышав о проблеме, развел руками:

— Ну, как Бог даст. Может летом что заработаю.

— Я не могу ждать. Мне не 16 лет. Мне скоро 39.

— На все воля Божья — был философский ответ.

Круг замкнулся.

Рука помощи

Не хочу, чтобы у читателя осталось чувство беспросветного мрака от написанного. В моей жизни было масса чудес и удивительных совпадений. В самый аховый момент вдруг откуда — то приходила помощь, да так, что я и представить себе не могла своим сухим прагматическим умом, который так долго вырабатывала. Вокруг меня всегда были очень отзывчивые добрые люди и я буквально купалась в море любви. Один из таких людей, взявшихся ниоткуда, был мой брат во Христе Михаил.

Иногда входит в твою жизнь человек — хороший, добрый, умный — и общность интересов налицо, а стыковки, той самой, для чего Адам и Ева были созданы, не происходит. И только со временем понимаешь почему.

…Эта история случилась немало лет назад. Сидела я себе тихо — мирно в интернет-кафе, просматривала православные форумы и наткнулась на одно обсуждение. Вовсю ругали одного писателя-баптиста N. По словам участников, и слог-то у него не тот, и сюжеты хуже некуда, и в целом он не Лев Толстой, а печатается.

Тут дернуло меня вставить свои никому не интересные «пять копеек» (уж сколько раз зарекалась не комментировать ничего, так нет же — наступила на те же грабли). А именно настрочить этакую занозу на общем фоне праведного гнева: «Чем песочить человека, лучше подарите ему вашу любовь, и тогда он, может, вернется в лоно Матери-Церкви».

Лента обсуждения тут же удлинилась на три абзаца, пополнившись возмущенными комментами о пагубности общения с отпавшими от Церкви. Спорить с такой массой оппонентов не было смысла, и я ретировалась в реальность.

Прошла неделя или две, и как раз на Николу Вешнего (!) (все неспроста в этом мире) получаю я по электронке письмо некоего раба Божиего Михаила из Мексики:

«Здравствуйте, сестра во Христе Мзия! Ваш комментарий (ссылка, дата синей прописью) произвел на меня большое впечатление, так как Вы близко к сердцу приняли судьбу обсуждаемого человека. Немного о себе. Живу с семьей в Мексике, переехали сюда после распада Союза на ПМЖ. Являюсь прихожанином Американской Православной Церкви. Хотел бы с Вами познакомиться поближе. С любовью — Михаил».

Естественно, я тут же отписала свое согласие к дальнейшему эпистолярному общению. Переписка наша продлилась месяц. И вдруг новость: «У меня отпуск, — пишет Михаил. — Я еду в Тбилиси. Скоро увидимся». После чего я срочно побежала советоваться с бывалыми подругами по извечному вопросу: «Что делать?»

Подруги-перестраховщицы, хлебнувшие немало лиха в жизни, сразу обрисовали самые жуткие варианты:

— А вдруг он маньяк? Приедет и голову тебе в твоем же подъезде отрежет. Ты и пикнуть не успеешь.

— Зачем же ехать в такую даль, когда все это можно сделать у себя по месту жительства, — защищала я честь виртуального друга.

— Так, а фотку он твою запросил? Вдруг ты квазимода какая-нибудь столетняя.

— Нет. Мы на духовные темы только общались.

— Это-то и странно. Ехать неизвестно к кому и не понятно зачем. Вдвойне подозрительно, — говорила другая. — А ты видела этого типа?

— Нет пока. И вообще он женат. Он пообщаться едет. Просто так.

— Вы оба ненормальные, — последовал неутешительный вывод. — Прикинь! И женат, и деньги явно у него лишние есть, чтобы в такую даль в отпуск ехать. А, может, он мафия? Мексиканская. Как ее, «козаностра».

— Это в Италии.

— Какая разница! Бандиты — они и в Африке бандиты. Ты, как встретишься, ему сразу культурный намек дай. Мол, мои друзья чуть что в полицию звякнут. И мобильник в руке держи. Мол, граница на замке. Чтоб не думал, что заступиться некому…

Словом, пообсуждали мы тему приезда «козаностры», да так и не пришли к общему знаменателю.

…Мы встретились на вокзале. Я напрасно вглядывалась в черты лица моего развиртуализированного друга, пытаясь прочесть на его лбу код Чикатило или какую-то связь с гидрой мирового терроризма. Ничего похожего на его лице не было. Зато сразу же стало ясно другое.

Высокий, импозантный Михаил с первых слов доказал, что не зря имеет два диплома, читает на трех языках. Говорит — любо-дорого послушать, прямо рука сама тянется конспектировать его премудрые словеса. Словом, все при нем и даже больше. Кольцо на руке, все карты открыты. И, учтите, никакого сравнения с неокольцованным Эриком. Небо и земля без всякой надежды, что второй хоть чем-то когда-нибудь будет походить на первого. А тут еще в приятной обстановке за столиком в кафе выясняются многообещающие подробности:

— …Я летел сюда, чтобы определиться. Мне с тобой легко и хорошо. Ты совсем не такая, как моя жена, с которой я прожил 20 лет. Она меня совсем не понимает, не ценит. Нет, ты не думай, она по-своему хороший человек. Но мы говорим на разных языках. Живем как соседи. Мои дети выросли. У них своя жизнь. Я все продумал. Хочешь, паспорт покажу, чтобы ты не думала, — Михаил полез в карман пиджака.

— Не надо паспорт, — остановила я его.

— Я сделаю тебе визу, разведусь с женой. Начну жизнь с начала. Ты подумай…

Пришлось выдавить из себя:

— Тут вот какое дело. Я замуж за Эрика собираюсь. У нас уже все обговорено.

Михаил поинтересовался личностью конкурента, узнал подробности и развел руками:

— Это несерьезно. Ты подумай, люди мечтают отсюда уехать…

— Я как-то никогда не мечтала…

Неделю мы рука об руку гуляли по улочкам старого Тбилиси и посещали разные святые места в пределах досягаемости. Михаил много рассказывал о жизни там:

— Я смотрю, у вас тут какой-то православный бум. Столько церквей, и они постоянно открыты. Все приходят, крестятся. В Америке не так. Церкви открыты только на праздники. Ведь кто-то должен платить аренду, зарплату сторожу. Часто сам священник делает все необходимое. Чтобы повидать своего духовника, я еду в другой город…

Я слушала и задавала кучу вопросов. Само собой, мы говорили и о более приземленных вещах. Иногда возникала подходящая ситуация, чтобы перенести наши отношения в иную плоскость. Но меня удерживало от этого два фактора: статус Михаила как несвободного человека и мое желание донести себя до жениха в целости и сохранности.

В итоге мы расстались друзьями. Михаил взял с меня слово обратиться к нему за помощью, если будет в том нужда. Видимо, предвидел кое-что, исходя из своего жизненного опыта. Уехал он в свою Мексику, а я вскорости вышла замуж. Переписка же наша продолжилась в обычном ключе.

Брак мой распался через год, доказав избитую истину, что нельзя построить дом на песке, исходя только из теоретических расчетов. А у Михаила возникли новые искушения, с которыми он никак бы не справился в одиночку. «Как хорошо, что ты в надежных руках!» — писала я ему. И он соглашался.

…Недавно болтали мы с ним по телефону, и Михаил признался:

— Знаешь, ты тогда спасла меня, что не уступила. У нас мог быть общий ребенок, и я как порядочный человек должен был бы что-то резко поменять в своей жизни. Только сейчас, спустя столько лет, понимаю: моя жена — Божий подарок мне, грешному, хотя она и атеистка и люди мы с ней совсем разные. Но преданность — великое дело в нашем сумасшедшем мире.

— Что ни говори, здорово, что мы оба хоть немного поумнели, — сказала я, испытывая облегчение.

Для меня решился наконец-таки старый ребус о причине нашей встречи.

………

Узнав о моей неожиданно возникшей проблеме, Именно Михаил стал мне высылать деньги на лечение. То, что не мог сделать муж.

Как вешать белье.

Иду как-то вывешивать стирку в огород к веревкам.

Вардуи тут же опубликовывает с кровати свеженькое ЦУ.

— Носки за верхушки вешай, а не за резинки! И смотри, чтоб ровно было. Как сосульки.

— А какая разница?

— Так положено. Моя сверковь так вешала. Так быстрее сохнет.

— В вашем доме только единственная проблема нерешенная осталась — носки как вешать. Чистый Лувр! Входной двери нет, а в туалет в дождь с зонтиком надо заходить.

— Лувр — мувр не знаю я! Ты вешай, как тебе говорят! Перед соседями неудобно. А то языкатая стала последнее время. Образование свое мне в нос тыкать не надо. Плевать я на него хотела!

Я подхватила полный тазик и вышла во двор. Что ни говори — молчание — золото!

Часть 2

Краткое содержание следующих серий

1. Теща принимает зятя и даже допускает его в святая святых — на свою территорию. Это произошло на Рождество 2008.

2. О. Павел настаивает на венчании: «Венчайся и Бог даст тебе ребенка!».

3. Венчание 2 февраля 2008 года. Вечером ханами — сватьи мирятся друг с другом и впервые разговаривают по телефону.

4. Героиня молится о знаке свыше и слышит предсказание от бомжихи у церкви: «Будет, будет у тебя сын, а муж у тебя блаженный, его Бог любит!».

5. Прилагается рассказ «У мусорного бака, как все было».

6. Через месяц Эрик теряет венчальное кольцо дома при загадочных обстоятельствах и на сцене появляется третий подводный риф.

7. Героиня напрасно ищет потерю и понимает, что это дурной знак — их ждет развод хотя пока никто этого не хочет.

8. Весь великий пост супруги проводят относительно богоугодно в посте и молитве, но у героини лопается терпение и она решает найти мужу работу сама. Находит-то быстро. Но их ждут новые искушения уже на рабочем месте.

9. На сцене появляется двоюродная сестра мужа, некая Дина, которая заставляет обоих малярить у себя даром. Героиня постигает основы малярки. В перерывах Эрик рассказывает ей печальную историю племянника — жертвы абортов.

10. Рассказ «Все относительно» прилагается.

11. Золовка привозит в дом своего бой-френда — свана. Сван — двухметровый парень -начинает спаивать Эрика, который совсем не умеет пить. Героиня ужасно нервничает, так как каждая пьянка лишает ее последних шансов на материнство.

12. Золовка дает героине совет забрать мужа и уйти из дома к теще, так как свану не нравится их присутствие. Героиня отказывается и начинается тихая война — создается территория выжженной земли.

История из прошлого. Предсказание бомжихи, когда героиня ждала знак свыше после венчания

Возле мусорного бака

(Кусочек сценария)

«Благотворящий нищему дает взаймы Господу.»

Притчи 19, 17.

Если выйти из Кировского парка и пойти в сторону улицы Киачели, то увидите две церкви, стоящие на расстоянии 15-ти метров друг от друга. Одна — грузинская — с коническим голубым куполом во имя св. Андрея Первозванного, другая — русская с золотыми маковками.

У церковной ограды налицо весь личный состав нищей братии. Ближе к выходу сидит толстая, с ярко накрашенным лицом, Нанули (на груди прицеплена групповая карточка чьих-то детей). Рядом низкорослый бритоголовый Шакро с неизменным барабаном. За ним сморщенная желтокожая Анастасия, вся обмотанная шерстяным пледом. Сбоку на перевернутом ведре сидит коротышка Эльза как всегда в легком подпитии. О ней известно, что в свободное от церковных праздников время она продает кульки на базаре в разнос.

Чуть в отдалении от них, у двух новых мусорных баков в окружении шести кошек сидит на куче тряпья конкурирующая фирма — бомжиха Нина. Одета она в зеленое дерюжное пальто и белые 45-го размера потрескавшиеся сапоги.

Служба в церкви уже закончилась, прихожане из завсегдатаев тоже степенно рассеялись

Нищая братия скучающе изучает дислокацию — авось да пройдет какой — никакой податель благ.

И вот по улице Киачели показалась парочка: то ли брат с сестрой, то ли муж с женой — оба чернявые, невысокие, с горбатыми носами и в одинаковых джинсах — клоны, да и только.

По виду как раз разгар грызни. В сонной тишине до нищих явственно доносятся обрывки диалога:

— … Все люди как люди. Один ты пыльным мешком из-под угла небитый! Кто вчера работу прошляпил?! А? — наседает клониха на клона.

— Молчи, женщина, — неуверенно вздыхает усатый обладатель переломанного носа. — Разговорчики в строю.

— Только это и знаешь! — взрывается его подобие, зло поблескивая карими глазами из-под смоляных бровей.

Эльза, икая, ставит диагноз.

— Муж и жена скублятся.

Парочка тем временем поравнялась с мусорным баком. «Недобитый пыльным мешком» затормозил, уставившись на откормленных котов.

— Какие красивые! — и улыбается детской улыбкой.

Большой черный кот тут же стал тереться об его голубые джинсы.

— Это Ермолай, — словоохотливо объясняет кошачья принцесса, тыкая пожелтевшим ногтем в сторону черного. — А этот желтый — Спиридон.

— Ну, что встал, пойдем! — тянет за рукав жена, с явным отвращением поглядывая на когорту кошек. — У нас такого добра пруд пруди во дворе.

— Погодит ты, — не спешит глава семьи, почесывая рукой за ухом Ермолая. Кот блаженно жмурится и еле слышно мурлычет.

— Пфуф, — злится жена, — потом руки после него надо мыть.

— Вот жизнь — индейка, — с прищуром поглядывает на нее Нина, лукаво улыбаясь. — Муж животных любит, а жена — нет.

Кошконенавистница наконец-то удостоила ее взглядом, подозрительно хмыкнув.

— С чего вы взяли, что мы муж и жена? Что, на лбу написано?!

— А хотя бы и на лбу! — неспеша тянет Нина, всей пятерней утирая нос. Потом с достоинством поясняет. — Я, вить, цыганка — беженка из Абхазии, без картов все скажу. — Постепенно оживляется. — Ты, вот, хоть и бурчать любишь, а счастливая. Муж у тебя — добрая душа, всех жалеет, долго жить будет, кошатник.

Парочка слушает с нарастающим любопытством. Напротив, у церковной ограды тоже от нечего делать внимают четверо невольных слушателей.

Нанули, почесывая огромный бюст, цедит сквозь оставшиеся прокуренные зубы:

— Началось! Вот умеет лапшу на уши вешать! А нам теперь фига с два что перепадет.

Как бы в подтверждение его слов будущий долгожитель лезет в карман, достает, не считая, мелочь и протягивает Нине.

— Возьмите, тетя.

— Спаси тебя, Господи, сынок, — улыбается бомжиха и, поворачиваясь к жене, продолжает. — А ты меньше грызи его, что он безработный. Тебе и так мелкие деньги со всех сторон идут. Жадность фраера губит.

Я тебе легенду расскажу, — не дожидаясь согласия, начинает повествование. — Ходил, значит, Иисус Христос по земле, проповедовал. Подошел к колодцу, а там две девушки стоят.

— Да знаю я это, — нетерпеливо прерывает ее владелица мелких денег, — это в Евангелии написано про самаритянку- блудницу.

— Да что ты знаешь, грамотейка? — повышает голос бомжиха. — Ни хрена ты не знаешь кроме своей работы. Одно дыр-дыр, а толку — пшик! Не знаю я никаких самаритянок! Тут вот как было. Мне ишо моя бабушка, Царство ей Небесное, рассказывала. Ты слушай, не перебивай!

Попросил, значит, Иисус Христос воды напиться. Одна грубо отказала, а другая, кроткая, Его напоила. Выпил Господь воды и говорит той, хамоватой:

— Бог даст тебе хорошего покладистого мужа, а тебе, — обернулся к доброй, — плохого и драчливого.

Та, что напоила, удивилась:

— За что же мне такое?

Он объясняет грубиянке:

— Ты только с хорошим уживешься, а она со своим добрым характером любого вытерпит…

Так что не долбай своего мужа за то, что он не такой, как все, не умеет деньги делать.

— А жизнь сейчас какая! — не унимается спорщица, пропуская мимо ушей легенду. — Дикий капитализм!

— Знамо дело, не коммунизм! — Иронизирует бомжиха, хитро улыбаясь. — Господь-то, Он обо всех думает в любое время и обо мне, грешнице, и вот о Ермолае, к примеру, — она кивает на вконец разомлевшего кота. — Я, вить, Ермолая за полтора лара выкупила, от смерти спасла.

— Как это? — заинтересовался кошатник.

— А так это, — ему же в тон отвечает Нина. — Сижу я как-то здесь. Смотрю, мимо мужик идет и кота мяукающего тащит.

— Куда ты его, мил человек? — говорю. А он, знай себе матюгается. «К Куре, говорит, топить его буду. Он у меня колбасу сожрал». «А сколько твоя колбаса стоила?» — кричу. «Лар и пятьдесят на базаре за руставскую палку отдал.» Я скорей в карман, а там только лар мелочью. Еле уломала его подождать. Я, говорю, наклянчу и дам. И, правда, через минут десять все собрала и кота оставила у себя.

Так что Богу всех жалко. Главное, никогда надежду не терять. У меня вот 17-ть лет детей не было, а в 44 я девочку родила. Она сейчас в Америке в няньках сидит. Я молюсь, может она там замуж выйдет. А че, — глядя на парочку снизу верх и заслоняясь рукой от солнца, — все бывает.

Тут жена с удвоенной силой дернула мужа за рукав, и они пошли дальше. Нанули не очень уверенно заученно затянула при их приближении.

— Помогите, чем можете.

И тут же получила тычок от Эльзы:

— Вот тварь Нинка! Вечно всех клиентов перебьет своим языком.

Сцену эту так же наблюдали две пожилые прихожанки, сидевшие на лавочки у церкви. Они остались ждать вечерней службы, вот и коротали время за тихим, богоугодным разговором. Одна, помладше, в модных очках заметила:

— Нина — не Божий человек. Сколько здесь сидит — ни разу в церковь не зайдет, а уж про Причастие я вообще молчу. Говорят, у себя в Абхазии она целое поместье имела, на сбор мандаринов людей нанимала. А сейчас ее вот как Господь смирил.

— Нда, — кивнула ее наперсница в голубом газовом платке. — Все-таки, какое искушение эти нищие! То друг друга из-за денег ведрами бьют, то прихожан проклинают. Бездна грехов им же не есть числа. И, видно, в грехах зачаты. Ты только на этого урода Шакро посмотри! Налицо все признаки дебилизма: обезьяний лоб, выдвинутая вперед челюсть. Только и знает, что на барабане димпитаури (9) выбивать. Катастрофа какая-то… И, самое печальное, никак их отсюда убрать нельзя…

В этот момент со стороны бака донеслось радостно призывное.

— Эй, вы! Идите сюда! Мне тут одна женщина кусок сулгуни (10) дала!

Четверка нищих тут же повскакивали с насиженных мест и бросилась к Нине. Всем им была известна народная мудрость: «Кто не успел, тот опоздал!»

…

Именно тогда бомжиха сказала героине между прочим:

— Знаю я, чего ты хмурая. Бог даст тебе сына через полгода.

И опять стала балагурить, как ни в чем не бывало.

Хусейн.

Весна 2008 г. Примерно через месяц после венчания я заметила, что у Эрика на пальце нет кольца. Спросила хозяина куда делось.

— Я снял руки помыть, на полку положил. Потом смотрю — нету. Наверно, закатилось куда-то.

Я запаниковала. Облазила с фонарем все углы, пропылесосила от и до нашу коморку. Нет и нет.

Вардуи активно подключилась к поискам, давая ценные указания со своей кровати.

— Ишь, бестолочь какая! Не укараулил! В холодильнике посмотрите, может туда запихнули.

Смотрели и там, но все впустую.

Эрик высказал мудрую мысль:

— А может, мыши сперли. Я читал, они золото любят. В норы уносят и там прячут.

Хусейн захохотал:

— Эрик, ты с воронами перепутал. Биолог!

Вардуи подвела филосовский итог:

— Жалко, конечно, ну и ладно. У меня хрусталя сколько было, да все бомжи вынесли. Я их принимала, а они под шумок и утянули, пока я выпившая была.

Я мыла посуду, когда за спиной неожиданно возник Хусейн и неожиданно спросил:

— А что теперь будет, раз оно пропало?

Я ответила на автопилоте:

— Плохо. Мы разведемся и это будет по его вине. Он не уберег.

Хусейн отошел в задумчивости.

Я сперва не обратила внимания на странно поставленный вопрос, потом, анализируя первую и вторую кражу, вспомнила этот эпизод.

Пятнадцатилетний пацан занимал особое место в семье мужа. Предоставленный сам себе с детства при своеобразной бабке и вечно сонном Эрике успешно выжимал деньги на свои непонятные траты. Он брал бабкину пенсию и куда-то за день ее реализовывал. Постоянно пропускал школу и Нине в конце семестра приходилось «оказывать внимание», чтоб учителя поставили оценки. Он наговаривал на телефон огромные для этой семьи деньги, зная, что у матери процентные долги, а дома часто нет самого элементарного. Но Вардуи хоть и ругала внука, но тут же и покрывала его:

— Жалко его, без отца растет. Мать не видит месяцами. Должна же быть какая-то радость в жизни.

И ему все списывалось и прощалось.

Родственники, жившие в соседнем дворе, запрещали своим детям общаться с Хусейном. Вардуи списывала это на следующее:

— Уу, твари, не любят моего внука. Мол, турецкая кровь в нем.

Но дело было не в этом.

Когда я только появилась у них в статусе невестки, то отношения с Хусейном у нас были вполне дружеские. Я вела себя очень просто и не требовала никакой субординации.

Родственники, у которых я занималась несколько лет до того, как попасть в учительницы к Хусейну, знали меня хорошо и тоже пару раз рассказывали случаи с воровством и этим объясняли свои ограничения в общении детей с Хусейном. Именно они в свое время дали Вардуи обо мне наивысшие рекомендации. Дескать, я «шат лав ахчик» (очень хорошая девочка (арм). — прим. ав.) и из меня вполне может получиться хорошая «книг» (жена (арм.) — прим. Авт.) для Эрика.