Бесплатный фрагмент - Три лика света

Тому, кто помнит доблесть дедов,

Болезни века не страшны.

Не отсидеться нам в окопах.

Надежда Родины — вклад до востребования мы.

Тень накрывала землю. Рёв самолётных двигателей нёсся по окрестности. Летящая над степью птица теряла высоту.

Человеческий фактор, объясняя причину, скажут потом спецы. Уходя от встречного атмосферного фронта, на пике противостояния с небом экипаж достиг точки мёртвого вдоха — дефицита кислорода в крови.

Слепой, глухой и немой оказался предан воле нисходящего воздушного потока.

И в этих условиях, без управления, один, «двенадцатый» продолжал оставаться собой, машиной без страха и упрёка, плодом торжества таланта, вдохновения и точного расчёта советского конструктора. Крылатый, он мог бы лететь, лететь и лететь. Жила бы своей жизнью инерция, да боролись пилоты… На скорости нескольких сотен километров в час горы стали на пути. Время, окаменевшее тысячелетия назад.

В отсутствие возможности манёвра выбор был невелик. Пики, гребни, хребты. Не разминуться.

Удар пришёлся вскользь. Скальная порода вспорола обшивку. Самолёт сошёл с прямой.

Как по команде исчезли неистовствующие помехи. Смолк эфир. Мёртвая тишина вскричала эхом прерванного полёта.

Шансов не было. Величественные и грозные, полные собственного превосходства, горы стояли насмерть, отрицая саму возможность сговора с собой.

А между тем жизнь продолжалась своим чередом. Реальность требовала своё. Частью целого, родня Большой земли, самолёт был дороже и чинов, и имён.

Спустя несколько часов после катастрофы поднятые в воздух вертолёты рассекли винтами небо.

Пришла в движение наземная рать.

Началась поисковая операция.

Чужое солнце, слепя и обжигая, разгоралось навстречу — в отсутствие иных единственным источником света на пути…

Кишлак был пуст. Ни души. Отсутствие дверей, оконных рам и прочих частей из дефицитного дерева свидетельствовало о добровольном уходе людей. Заунывная песня ветра неслась над землёй. Звуки шагов будоражили тишину. Прошлое перекликалось с настоящим. По следу английских солдат, воевавших в здешних краях более сотни лет назад, шли советские мотострелки. Те же воины. Преисполненные решимости войти в историю хозяевами своей судьбы, собирая, а не разбрасывая камни.

Дикий сад, открываясь за последними постройками, встречал своим великолепием. Щедрым солнцем и талыми горными потоками были упоены свисающие в изобилии с ветвей деревьев плоды. Сладость неземного урожая ощущалась на губах… С трудом отводя глаза в сторону и преодолевая соблазн, солдаты шли мимо. Не до пира.

Минуя последние метры открытого пространства, на границе царства камня, пыли и тени один из уходящих оглянулся.

Полёт воздушной фантазии, яркие краски, аромат. Красота, торжествуя, побеждала. Нетронутому урожаю предстояло пасть на землю, дать всходы и стать маяком — цвета, аромата и вкуса будущих плодов.

Объятый невольным трепетом, продолжая движение, солдат вернулся в поток.

Война. Ожесточающее сердца противостояние. Каждая минута могла стать последней. Но в союзе с природой, частью райского сада, вне страха, боли и ненависти жизнь не кончалась. Смерть на поле боя была её венцом.

— Ерёма, — подал голос товарищ. — Слышал про поход англичан?

— Слышал, — отозвался солдат. — Говорили между собой командиры.

— Назад не вернулся никто. Пропали без вести все. Целый полк.

— Хуже не бывает. Мало нам своих забот.

— Предчувствуешь беду?

— Чем выше горы, тем меньше кислорода. И больше призраков.

Смуглое лицо товарища расплылось в широкой улыбке.

— Я не верю в призраков.

— Услышишь их голоса — поверишь. Ты какой язык изучал в школе?

— Русский. Я же советский узбек.

— Научат своей тарабарщине. Станешь учёным. Последним из династии хлопкоробов.

— Э, брат, нет. Я лучше забуду родной язык, чем предам своего отца. Гасановы на мне не переведутся.

— Лейтенант машет… Чует моё сердце опять нас с тобой вперёд пошлют. Гасан, сколько нам ещё быть живым щитом?

— А ты способен на большее?

— Меня учили защищать Родину.

— Ты на своём месте. За тобою рота.

Откликаясь на зов, они сошлись с лейтенантом у точки массового камнепада. Место было не из приятных. Лежащие в беспорядке валуны придавали ему вид одного из начал апокалипсиса. Переглянувшись с гвардией, лейтенант поднял глаза вверх. Гнёт окружающего ландшафта рассеивали белые вершины ледников.

— Тихо тут, — сказал он, светлея лицом. — Недостатка в часовых нет. Великаны на страже.

Круг из трёх армейских панам сомкнулся. Под ярким огнём рубиновых звёзд на головных уборах завязался разговор. Общение вне пресловутой дистанции устава, на равных, в условиях предельного раскрепощения душ, когда собеседник в одночасье становится дороже фигуры речи. Братом.

В противоположность двум другим взводным — Сахно и Толмачёву, лейтенант Серёгин был выпускником военной кафедры гражданского Вуза. Без пяти минут готовый офицер запаса. Если бы не железный стержень внутри. Сопротивление излому достигало должного уровня. Из таких, как он, работая без скидок и льгот, школа командира роты ковала кадры себе под стать.

Сходя на нет, эмоции стихли. Ориентация в пространстве была завершена. Старший принял озабоченный вид. Данные аэрофотосъёмки ждали считывания на местности. Первыми, проекцией духа и плоти, как всегда, шли они. Головной дозор.

Любая высота покоряется восхождением. Не счесть троп в горах. Но в условиях открытой охоты на людей путь становится опасен и непредсказуем — мина может таиться где угодно. Даже там, где до тебя прошли не один раз.

Казалось бы, отрада наших глаз — трава и кусты. Солнце прячет в них свои лучи, а вражьи руки — растяжку. Шаг — и ты в зоне поражения. Осколки гранаты здесь меньшее зло. Вступит в дело безоткатное орудие или миномёт из засады, начнётся обстрел — массовые потери неизбежны.

Чем выше и выше, тем враждебнее среда. Тесно сердцу в груди. Бьётся загнанной птицей. А вокруг тишина. Жар, исходящий от раскалённых камней. Эхо скитающегося в поисках вдоха выдоха…

На пике напряжения, когда одышка рвёт горло на части, а тело начинает утрачивать контроль над собой, среди тьмы слепящего света слух различает долгожданный голос. Команда приходит вовремя. Внимая ей, дозор делает последний шаг, останавливается и валится с ног.

Позади тяжкий труд. Сотни метров подъёма. Жадно глотают открытыми ртами воздух сапёры, Ерёменко, Гасанов, снайпер Готлиб, взводный…

И лишь одному всё было нипочём. Вооружённый пулемётом супертяжеловес демонстрировал полное превосходство над человеческой природой. Абсолютный покой исходил от него. Казалось, он не покорял горы, встречал гостей на привале, живя и царствуя здесь.

— Вайнтриб, — обратился к нему Ерёменко, с трудом переводя дыхание. — Два года тебя знаю… Ты не меняешься. Самое последнее, что мне хотелось бы в этой жизни — это оказаться в числе твоих врагов.

— Это не человек, — заявил Гасанов. — Хужайин тогларни. Хозяин гор по-нашему.

— Да. Большой.

Слово. В иных случаях, лаская слух и усыпляя бдительность, оно способно тронуть устои и самого могучего героя. Вайнтриб бросил взгляд в сторону друзей. Поднял указательный палец. Прицелился. Жестом, имитирующим стрельбу, отсалютовал обоим.

— Ловок ты для своей комплекции, Миша, — подхватывая эстафету, вступил в разговор взводный.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант.

— Это нечто сверхъестественное, — продолжал Серёгин. — Такому не научишься. Это врождённое. Кажется, мир вращается вокруг тебя.

Вайнтриб пожал плечами.

— У меня сердце большое. Ему чужого не надо. Работает на том, что внутри.

— Да, — лицо старшего лейтенанта расплылось в невольной улыбке. — Это видно. Не каждому дано. Береги себя.

Тропа меж двух высоких скал утопала в тени. Визуальный осмотр был затруднён. Безопасности ради дополнительным инструментом, сродни путеводной звезде, была востребована молитва сапёра.

Щуп, работающий с одержимостью автомата, вторящий ему хруст гальки, шёпот. Свет блеснул впереди, открывая утопающий в зелени склон. Естественней и желаннее зрелища не было. Не вся земля горела под ногами огнём. Существовал и брод, где дух был готов побеждать плоть, бросая вызов берцам босым.

Торжеством здравого смысла первым пошёл трал. Нехитрого вида приспособление вспугнуло целину. Верёвка натянулась, заскользила в руках, утяжеленный грузом конец, приходя в движение и рассекая зелёную массу, начал торить свою колею.

Каждое мгновение могло принести неожиданность. Но на удивление работа не встречала сопротивления. Покров был чист и однороден, таинство фотосинтеза — непогрешимо.

Перед открытой плешиной трал остановился. Обстоятельства менялись. Что скрывало отсутствие кулис? Ценя и время, и силы сапёры применили гранату. Взрыв сотряс склон.

Открытый участок вывернуло наизнанку. Комья грунта, камни, песок, взмывая вверх, полетели во все стороны. Тронулся с места, осыпаясь, верхний ярус.

Эхо ушло в пустоту.

Вызов остался без ответа. Здесь не ступала нога человека. Ничто не мешало сделать первый шаг им.

По мере подъёма склон терял свой живописный вид, растения мельчали и редели, пустоши было всё больше. Вершина предстала уже совершенно голой и безжизненной, без прикрас.

Зубчатые гряды, скалы, уходящие вдаль хребты. Доминируя, высота жила своей жизнью. Солнце, ли ветер — ищите идола бесстрастнее. Безмолвная холодная отповедь всем стихиям и страстям.

Преодолевая последние метры, дозор вышел на конечную точку восхождения, за ним первый взвод, второй, третий. Все смешались. Купол неба разверзся над простыми смертными.

Расгерметизация. Между стратосферой и солдатами не было границ. Тайное становилось явным. Одна часть целого, другая, третья. Всё, что представляло посильную забаву для ветра, было рассеяно под ногами вокруг.

Командир роты машинально уставился в поднятую газету.

Армейский вестник. «Красная Звезда». Страница книги судеб?

— Товарищ капитан! — отвлёк его солдат.

Смотря в направлении поднятой руки, командир увидел дым. Оранжевый.

Идя на сигнал, они обнаружили следы падения, а затем и сам самолёт. Остов. Одна из худших реинкарнаций крылатой мечты лежала на камнях, разбитая и обездвиженная властью земного притяжения.

На фоне обретшего покой серебристого фюзеляжа кружком на корточках сидели люди. Отсутствие индивидуальных средств защиты, песочного цвета комбинезоны, кроссовки, кепки, затрудняя идентификацию, могли выдать в них кого угодно. Однако скрыть лица профессионалов было невозможно. Здесь и сейчас они были альпинистами, первыми, спустившимися с небес.

Старший направился навстречу мотострелкам. Сближаясь, выделил командира, остановился и представился:

— Лейтенант Егоров.

— Шугай, — ответил командир роты. — Капитан.

— Вы раньше, чем мы ожидали.

— Старались.

— Это хорошо. Работы много. Всего на борту было четырнадцать человек. Экипаж и офицеры штаба. Троих мы нашли. «Двухсотые».

Шугай устремил взгляд на остов самолёта.

— Он начал разрушаться в нескольких километрах отсюда, — продолжал лейтенант. — Расстояние приличное. Зона поиска соответствующая.

— Ищем тела? — спросил Шугай.

— Тела. Документы. Боезапас.

— Ясно.

Уточняя детали предстоящих действий, командиры отошли в сторону.

Дистанции между личным составом как ни бывало. Преодолевая расстояние, мотострелки обступили «альпинистов».

— Я извиняюсь, братаны, — начал Ерёменко. — Но оторопь берёт, когда вижу такое.

— Что за беда, служивый? — встретили его обезоруживающие улыбки.

— Полна курилка народу, а согласия в чувствах нет!

— Тебя угостить?

— А что у вас?

— «Охотничьи».

— Тьфу.

— Чем богаты.

— Ага. По ходу мы с вами одна дичь.

— Гитара есть. Отдушиной была у лётчиков. Видала виды, но струны целы.

— Покажите! — попросил, оживляясь, Вайнтриб.

Гитара тотчас появилась перед ним.

— Умеешь? — с недоверием спросили его.

Игнорируя праздное любопытство, Вайнтриб взял в руки инструмент.

Сосредотачиваясь, вошёл в образ музыканта. И прикоснулся к струнам.

Всё стихло.

В мире чувств, где главным было сердце, гитара звучала убедительнее любого звука.

Отыграв этюд, Вайнтриб остановился. Довольный собой, поднял голову.

— Как рассказать слепому о красках? — спросил он, смотря в горящие глаза.

— Как?

— Музыкой! Играя на внутренних струнах, она разбудит его цветным сном. Просыпаемся, товарищи. Прозреваем. На благо партии, народу и родной стране.

Улей загудел вокруг.

— Кончай болтать. Не томи. Играй.

Нет праздника ярче, чем через силу. Чёрным по белому. Белым по чёрному. Три аккорда веры сотрясали скалы. И, казалось, сердца бились не о камни. Кипящая лава, отвечая, трепетала в такт им.

Противоречивые чувства сопровождали поиски. С одной стороны каждая находка служила желанным вознаграждением. С другой, она же добавляла скорби, окрашивая общую картину происшествия ещё одним чёрным штрихом. Нелёгкий труд выпал им, тем, кто пусть и с благой целью, статистами, был вынужден ставить кресты на судьбах людей. Пожиная урожай смерти, тремя клиньями рота двигалась по горному плато. Труднодоступные места, включая глубокие впадины и расщелины, куда было не попасть без соответствующего умения и сноровки, исследовали «альпинисты».

Одного дня было мало. После ночи беспокойного сна работа возобновилась.

Уходя в сторону, противоположную солнцу, взвод старшего лейтенанта Сахно достиг края плато. Внизу бежала тропа. На ней, под сенью противоположной скалы сидел, сливаясь с фоном, человек. Безрукавка, шаровары, круглая шапка — паколь. Оснований снять оружие с предохранителя было более чем достаточно. Узрев опасность, исходящую от вооружённых людей, человек вскочил. В смятенных чувствах заметался и бросился прочь, пытаясь скрыться из виду. Случайный встречный или соглядатай? В поисках ответа, предпочитая огню на поражение разговор, взводный послал двух солдат вдогонку.

Пятый, шестой, десятый… Всех найденных павших клали в ряд. Санинструктор, сухой и жилистый ефрейтор по фамилии Кривда, беглым осмотром удостоверяя характер и тяжесть ран, закрывал лица. Смотреть в них, кроме неба, было не под силу никому.

Работа подходила к концу. Всё было как-будто под контролем. Командир роты ждал доклада младших командиров. Никто не мог предположить, что на фоне столь масштабного события возможны и иные злоключения. Вспугнутый неожиданной встречей незнакомец исчез. А с ним и двое солдат.

Лицо старшего лейтенанта Сахно было красным. Стоящий торчком чуб прилип ко лбу. Губы трепетали.

— Не истери, взводный, — остановил его сбивчивый рассказ Шугай. — Что значит пропали? Они солдаты. По любому должны дать знать о себе. Ждём.

Время шло своим ходом. Постепенно все, кто находился на борту самолёта, и экипаж, и офицеры, были найдены. Из тёмной бездонной глубины поднят на свет мешок с документами. Обезврежен лётный боезапас. Вызванный по радиостанции транспортный вертолёт завис над плато.

Ушедшие солдаты молчали.

В разгар эвакуации капитан Шугай запросил поддержки двух сопровождающих вертолётов. Машины устремились в полёт. Несколько минут томительного ожидания результата.

— Пусто, как в осеннем саду, — донёсся по радиообмену голос пилота сверху.

Гром среди ясного неба. Картина бытия в отсутствие главных действующих лиц. Сигнал серьёзнее некуда. Капитан подошёл к краю плато. Замер. Ускользая змеёй, тропа исчезала за ближним поворотом. Без личного контакта было не обойтись. Следовало принять вызов, довериться чутью и пойти по следу, благо тот был ещё свеж.

Место тайника находилось на середине пути, у обочины. Сокрытая от посторонних глаз щель в скале.

От вида страшного зрелища сопровождающие — лейтенанты Сахно и Серёгин, невольно застыли на месте.

Капитан опустился на корточки.

Добыча неизвестного хищника была спрятана здесь. Жестокость содеянного леденила кровь. С трудом в лежащих телах угадывались знакомые черты.

Придя в себя, младшие командиры ринулись вперёд, к солдатам.

— Отставить! — остановил их Шугай.

Скользнув строгим взглядом по недоумевающим лицам, поднялся.

— Они заминированы.

Под тяжестью личной вины лейтенант Сахно опустил голову.

— Наглядный урок, лейтенант? — спросил Шугай, обращаясь к нему. — Чужих жальче своих? Смотри и запоминай, чья жизнь дороже.

Ловушка срабатывала на прикосновение. Любое изменение положения тел было чревато угрозой фатального исхода. Минимизируя ущерб, сапёры обезвредили гранату. Неизвлекаемый заряд, предположительно противопехотную мину, предпочли взорвать на расстоянии, страхуясь «кошкой».

Тела загружали в вертолёт на глазах всей роты. Потери сопровождали финальную стадию задания. Среди павших не обошлось без своих.

Лейтенант Егоров стоял рядом с командиром роты. Деля общее настроение, он думал о своём.

— Не хотел бы я вернуться в таком виде домой. Мороз по коже от того, что ждёт матерей.

— Матери встретят их слепыми, — сказал Шугай тихим голосом. — Горю всё равно, что под цинком.

— Кто виноват? — спросил лейтенант.

Капитан заскрипел зубами.

— Спроси у ангелов, лейтенант. Они сейчас смотрят на нас. Им виднее…

Обратный путь развязал языки. Только и было разговоров, что о происшествии. Среди потоков речей общее мнение выразил один из солдат.

— Это обыкновенная месть. Мы добрались до лётчиков первыми. Не успели духи превратить их в товар.

— Да-а! Это правда. Лётчики, и живые, и мёртвые, у них в цене.

— Жаль пацанов. Нелепая смерть. Погибли ни за что, по-глупому.

Горы довлели над пространством. Условия радиосвязи оставляли желать лучшего. В поисках окна для передачи и приёма сигнала капитан и радист отстали от роты.

Одышка. Шум в ушах. Свинцовая тяжесть шага. Типичные признаки жизни среди пекла. Одни ли? Где-то рядом, омывая камни, бежал ручей. В споре между водой и огнём седые ледники вечным истоком противостояли солнцу.

Кипели страсти. Звук нарастал по мере движения. Картина, открывшаяся перед глазами, превосходила все ожидания. Неудержимый поток лавиной нёсся мимо. Всё было в нём. И глубина, и сила, и жребий, готовый стать судьбой.

Кто-то шёл впереди. Примером бескомпромиссного братания со стихией. Ловец удачи. Свой.

— Емец! — воскликнул капитан, опознавая знакомую фигуру.

Спустя несколько минут все трое, мокрые с головы до ног, в изнеможении уселись на камни.

— Старшина, — начал капитан, с трудом переводя дух. — С возвращением на землю. Конец твоей легенде.