Бесплатный фрагмент - Третий двойник Наполеона

Константин Крохмаль,

Художественно — Историческое расследование в четырёх книгах

КНИГА 1 «Я не Джордано Бруно»

КНИГА 2 «Третий двойник Наполеона»

КНИГА 3 «Буанапарт»

КНИГА 4 «Смерть Императора»

КНИГА 5 «Про пятого и шестого двойников Наполеона»

Основано на реальных событиях

Впервые в истории литературы, я представляю новый жанр Художественно — Историческое расследование

В качестве вступления

Анонс книги

История Джордано Бруно схожа с лихо закрученным детективным романом, который человечество читает уже более пяти столетий, но никак не может его разгадать и дойти до окончательной развязки. Я вместе с Наполеоном Буанапарте, расставлю все точки над i, открою вам тайну великого мыслителя Джордано Бруно, который на века опередил свое время и вызывает не только моё восхищение и почитание многих современных мыслителей, но и программирует наше будущее, которое сейчас существует по законам, установленным Великим Джордано.

Прочитав это историческое расследование, вы узнаете, кто оклеветал Бруно, кого действительно сожгли на костре инквизиторы, сколько у Наполеона было двойников, секрет пленника с острова Святой Елены. Для чего Император Всероссийский Александр I послал шпиона на остров для слежки за Буанапарте, и что тот ему докладывал. В этой книге я публикую и многие другие малоизвестные факты, некоторые из которых вас могут шокировать.

Книгу я начал писать в 2018 году, окончил в 2025-м. За это время переработал огромный массив официальных документов, в том числе очень редких опубликованных в зарубежных архивах. Это повествование состоит из шести взаимопересекающихся произведений, которые предоставят вам полное погружение в описываемую эпоху. Первая книга про Джордано Бруно, вторая про двойника Наполеона, третья, про Буанапарта, четвертая о смерти Императора.

В книге я указываю официальные источники, ссылки, исторические факты, имена, места и другую информацию, на основании которой была написана эта книга.

Все персонажи и исторические события, описанные в книге реальные.

Обращение к читателям

Уважаемые друзья!

Многие знают меня как общественно-политического деятеля, автоэксперта, журналиста, участника телевизионных и радиопрограмм. Сегодня я открываюсь для вас с новой стороны, как писатель. Владея огромным объёмом информации, исторических фактов, я ими пользуюсь крайне редко, разве что иногда процитирую классиков в публичных выступлениях перед гражданами, на телевидении, радио и т. д. Лишь немногие знают моё хобби — писать рассказы и повести. Я пишу в новом, а правильнее сказать — в трансформированном мною стиле активного рассказа, основанного на реальной истории или малоизвестном историческом факте. Я стараюсь описывать события в захватывающей с первых строчек манере повествования. Я бы назвал свой стиль рассказ-трек или рассказ-композиция.

Я давно задавался вопросом, почему мы несколько раз подряд слушаем понравившуюся нам песню? Почему она нам не надоедает?

А все потому, что хорошая песня каждый раз даёт нам ощущение знакомой новизны.

А вы давно повторно перечитывали какой-либо рассказ или повесть?

По моему мнению, интересную и умную книгу надо читать несколько раз подряд, подпитываясь эмоциями и получая заряд энергии. Надеюсь, что этот моё произведение, займёт место в вашей библиотеке и будет среди книг, которые захочется перечитывать, заново проживать и сопереживать её героям.

Я специально лишь штрихами обозначаю и описываю реальных исторических персонажей, а уже вы, мой дорогой читатель, сами визуализируете образ и представляете себе, что это за человек. Я даю направляющую, а уже целостность картины формируется у каждого своя, сообразно вашему воображению.

В своих произведениях, я использую различные исторические данные и источники, в том числе из зарубежных библиотек, некоторые документы до сих пор не известны широкому кругу российских читателей. Я не претендую на стопроцентную историческую достоверность, а лишь пытаюсь реконструировать события, и сам проживаю со своими персонажами конкретные жизненные ситуации.

Я специально пишу компактные, но ёмкие рассказы. Моя цель — сделать так, чтобы они были динамичны, легко читались и держали в напряжении до самой последней строки. Концовка большинства произведений вас удивит.

Многие читатели, говорят, что мои рассказы носят хороший терапевтический эффект, и что при чтении задействуются те части мозга, которые отвечают за гибкость мысли. Проверено экспериментальным путем: мои произведения хочется перечитывать, и они дают заряд умственной активности.

Я целенаправленно стараюсь включить в свои рассказы максимум фактов, с тем, чтобы вы попутно пополняли багаж своих знаний, ибо знание, как и здоровье, никогда не бывает лишним.

По моему мнению, мои рассказы и повести идеально подойдут для подготовки сценария и съёмки захватывающего кинофильма или мультипликационного фильма. Если среди читателей найдётся заинтересованный человек, буду рад сотрудничеству.

В рассказе присутствует специальная терминология того времени, той эпохи, для этого в книге предусмотрены Примечания, приведены подробные разъяснения, с тем чтобы вы могли более полно понять детали повествования и погрузится в ту эпоху.

В процессе создания находится большое количество произведений различной тематики: от крепостной Руси до Второй мировой войны и современной эпохи. Все они планируются к изданию, по мере их подготовки к печати.

Буду рад, если вам понравилась моя книга, и вы с пользой потратили своё время, а так же узнали много нового.

Приятного чтения!

С искренним уважением к Вам, мои дорогие читатели!

Ваш Константин Крохмаль.

КНИГА 1 «Я не Джордано Бруно»

В качестве эпиграфа

На уроке:

— Дети, сегодня тема нашего урока — инквизиция. Я расскажу вам о том, как церковь сжигала живьем людей. У кого есть вопросы?

— А лабораторные будут?

Предисловие

C 9 апреля по 14 октября 1809 года (6 месяцев и 5 дней) была война Пятой антифранцузской коалиции, также известная как австро-французская война — военный конфликт между Австрийской империей и Великобританией, с одной стороны, и Французской империей Наполеона и его союзниками, с другой. Главные военные события разворачивались в Центральной Европе с апреля по июль 1809 года. Англия в это время была втянута в войну на Пиренейском полуострове, но она, под давлением австрийцев, высадила свой десант в Нидерландах. Это никак не повлияло на результат войны. После проведённых боевых действий в Баварии и долине Дуная война закончилась успешно для французов после сражения под Ваграмом. Это была самая непродолжительная коалиция за всю историю наполеоновских войн.

14 октября 1809 года, Начало

Наполеон склонившись над огромным дубовым столом смотрел на карту покорённой им Европы и взгляд его «сверлил» одно место — Ватикан.

Присутствовавшие генералы, словно испуганные кролики, молча стояли, слегка склонив голову. Они знали, что в этот момент Его нельзя не только перебивать, но и отвлекать любым даже самым обычным жестом. На прошлом совещании один генерал чихнул, и вместо пожелания здоровья вызвал яростную реакцию Императора, который готов был задушить его своими маленькими ручонками, и только трусливое бегство спасло ему жизнь. Ручонки маленькие, но пальцы толстые и сильные и их боялись все в третьей республике.

«Корсиканский карлик», как его за глаза называли недоброжелатели, словно замер и ни один жест на его бледном лице, не подавал признаков жизни, так продолжалось бесконечно долго, все вокруг безропотно ждали, — сейчас он скажет то, что изменит не только французский уклад, но и всю Европейскую жизнь.

Жозефина Богарне

Проходили томные минуты, и тут он словно ожил и медленно из-под лобья, глядя своими черными зрачками в упор стал осматривать окружающих. Как говорили хорошо знающие императора — «Его колючий и ледяной взгляд проникал в самое сердце». Неспроста жена Жозефина, единственная во Франции могла не только выдержать «холодный как смерть» взгляд, но он ей нравился и возбуждал похотливые эмоции, тщательно скрываемые с самого детства. Может поэтому, еще в молодости её дразнили волчицей, за то, что она была беспредельщицей, которая не боялась последствий и играла на грани жизни и смерти с проезжавшими мимо её таверны солдатами, дезертирами, беглецами, уголовниками и другими подобными личностями. Ей нравился жёсткий экстрим, ставящий её на грани выбора, который она делала безжалостно и быстро. Главный принцип, которому она следовала всю жизнь, был прост — «Если человек не вызывает страх — то он слабак и не заслуживает даже малейшего снисхождения». Поэтому знающие люди объезжали их таверну стороной.

Жозефина Богарне не брезговала использовать мужчин для продвижения, медленно и упорно выползая из заблёванной солдатами грязной таверны наверх в наивный светский мир, который можно было использовать для своих корыстных целей. Уже позже, попав в Париж, и став в очередной раз вдовой с не самой кристальной репутацией она стала любовницей заносчивого и богатого виконта де Барраса, Их бурный роман быстро успел его утомить и, понимая, что может стать очередным «покойником» от чар сельской красавицы, решил срочно выдать свою любовницу замуж. Молодой корсиканец, Наполеон Буанапарт, оказался подходящей партией, так как весь овеянный славой, он сильно нуждался в финансовом покровительстве и расположении высших светских кругов. Это ему и пообещал виконт де Баррас, заключив выгодную для себя сделку, сведя двадцати шести летнего генерала с опытной тридцати двух летней дамой с сомнительной репутацией и двумя детьми от разных мужчин. Именно она, при заключении брака, настояла на откровенном подлоге, Наполеон прибавил себе два года, а Жозефина «стала младше» на четыре, что позволило свести к нулю разницу в возрасте. Став женой, Жозефина успешно использовала, полученный опыт, что бы укротить бешенный психически неуравновешенный пыл Буанапарте. Только она одна единственная могла влиять на Императора.

Секретные архивы Ватикана

Наполеон еще раз окинул взглядом всех присутствующих и тихо произнес:

— Первостепенное, приказываю вывести из секретных архивов Ватикана все документы Папской инквизиции.

На самом деле, Наполеона очень интересовал только один документ, среди реквизированных бумаг было дело Джордано Бруно, включавшее протоколы допросов и текст самого приговора.

Для Императора он был не только кумиром, и тем единственным, кому Наполеон хотел подражать, он был ему заменой отца, которого Наполеон практически не помнил, и в тайне желал, что бы его отцом был Бруно, а не Карло Буанапарте, которого он боялся и не уважал. Именно его безвольный отец безропотно выполнял всё, что ему говорили, и изначально пошел по стопам своего отца Джузеппе Буанапарте, получив юридическое образование в Пизанском университете. Когда Карло было семнадцать лет, родственники заставили его сочетаться браком с 13-летней Летицией Рамолино. Летиция была простой необразованной женщиной, которая так и не выучила французский язык, о ее бережливости и жадности знали все. После коронации, на которой его мать отказалась присутствовать, Наполеон даровал специально учреждённый для неё титул «Мадам Мать Императора», который она не оценила и холодно проигнорировала. Мать не любила своего сына и об этом знали все. Наполеон был вторым из 13 детей, пятеро из которых умерли в раннем возрасте. Он никогда не умел контактировать со своими братьями, потому, что считал их отсталыми и недостойными его самого. — «Глупые как мать», — любил повторять Наполеон, за что обрел ненависть всех родственников. До зрелого возраста кроме самого Наполеона дожили 4 его брата и 3 сестры, остальные, как он говорил в кругу друзей, — «умирали тихо, как мухи».

Наполеон замер и слегка топнул высоким каблуком своего начищенного до блеска сапога. Гулкий стук прошёлся по фигурному дубовому паркету, срезонировал от стен дворцовой комнаты и, не успев затихнуть, перешел в покорный ропот:

— Так точно! — Заорали генералы и ринулись выполнять его приказ.

Среди них уже устоялась присказка, — «Вначале выполняй, потом думай!»

Раздался топот удирающих из зала генералов, Комната в мгновение опустела, и как только закрылась дверь, Император медленно повернул голову и посмотрел в дальний угол на большой комод, на краю которого незаметно стоял небольшой бронзовый бюст, который специально сделали по его заказу. Это был его кумир — Джордано Бруно.

Император оперся руками на стол, тихо выдохнул, прикрыл глаза, сделал глубокий вдох носом, потом задержав дыхание и помедлив несколько секунд с силой громко, два раза выдохнул через рот. Это был вход в медитацию по технике секты Миллеритов, этому его научил один из магов, которого он пощадил в одном из походов. Прикрыв глаза, он представил себе ничего, просто ничего, пустое черное поле, он удалил свои мысли из головы и почувствовал полное очищение он внешних проблем и влияний. Проходили мгновения этой «эмоциональной заморозки», после тишины к нему являлись мыслеобразы, которые помогали ему объяснить происходящее и давали ответ на поставленный вопрос, именно к нему он прислушивался, и доверял даже больше чем самому себе. Немного покачнувшись, он медленно открыл глаза, и еле заметная улыбка проскользнула по его тонким как тетива губам.

У Наполеона было много желаний, завоевать Европу, покорить Африку, разграбить гробницы Фараонов, отколоть нос Сфинксу, покорить Россию и идти дальше на Восток, но на самом деле он жаждал ответа всего на главный один вопрос: — За что сожгли Джордано Бруно?

Новость для Императора. Приговор Джордано Бруно

Уверенным шагом Император подошел к углу комнаты с темно — зелеными гобеленами во дворце Фонтенбло. Это был бывший кабинет Людовика XVI, от которого сохранились камин, веранда и деревянная отделка. Наполеон многократно перестраивал, и дополнял эту резиденцию, приспосабливая под свои прихоти. Отточенным жестом, он взял из небольшой шкатулки ароматную пастилку из целебных трав, поджег и аккуратно поместил на поверхности столика. Это была давняя традиция зажигать их перед тем как начать думать. По комнате распространился аромат лаванды, который успокаивал и позволял расслабить мысли о грядущем.

Закинув ноги на низкий инкрустированный столик, он медленно с явным удовольствием отхлебнул из изысканной белой фарфоровой чашки с голубыми цветками ароматный кофе, и устало посмотрел на огромную картину, где он восседал на белом коне.

— Великий Император, срочная новость от посыльного, — послышалось из-за дверей.

— Впустите, — нехотя ответил он, ставя чашку на пол рядом с плетеным креслом.

По довольному лицу вбежавшего генерала, было понятно, что тот выполнил приказ и, не скрывая радости, аккуратно выложил кипы бумаг на стол, на котором в крокодиловых сапогах красовались ноги императора.

— Ваше приказание исполнено, — ропча прошептал он и, попятившись, медленно двинулся к полуоткрытой двери.

— Постой — резко одёрнул его Наполеон — ты читал их?

— Никак нет — почти шепотом произнес он и вытянувшись по струнке, замер как суслик, который вдруг почувствовал опасность.

— Свободен — спокойно произнес Император и без интереса посмотрел на потолок, где красовалась большая люстра, которую ему подарил французский король, это был единственный экземпляр и Наполеон наслаждался уникальностью этой вещи.

Как только дверь закрылась, император, быстро скинул ноги на пол и склонился над пожелтевшими бумагами.

Жадно, словно изголодавшийся путник, он принялся перебирать листы и, найдя приговор Джордано Бруно, стал внимательно читать пожелтевшие от времени страницы.

Постепенно выражение его лица стало меняться от желанной заинтересованности на глубокое удивление. Его ждал большой сюрприз, в приговоре Джордано Бруно, вообще не было конкретного обвинительного заключения, если не считать таковым первое предложение документа:

«Ты, брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни Бруно, из Нолы, возраста же твоего около 52 лет, уже восемь лет назад был привлечён к суду Святой службы Венеции за то, что объявил: величайшее кощунство говорить, будто хлеб пресуществлялся в тело и т. д.».

Наполеон на секунду остановился и, посмотрев за окно, сощурил глаза, словно что-то анализируя и понимая, что за этим формальным текстом, скрывается истина. Самое странное, это то, что в приговоре ничего не было сказано о научных убеждениях Джордано — «Земля не является центром Вселенной, которая бесконечна». А ведь «добровольное мученичество» за науку и сделало Бруно «иконой», вдохновлявшей не только Императора, но и многих учёных умов на научные подвиги, а тут такое!

Дочитав, Наполеон выронил последний лист и задумался, где ответ на вопрос:

— За что же, в конце концов, сожгли Джордано Бруно? — Почему именно на римской площади Цветов был разведён костёр?

Трудный выбор Римского Папы Климента VIII

Конец мая 1592 года выдался на редкость жарким и безветренным. Ипполито Альдобрандини поправил красную шапку на голове из-под которой медленно стекали капли пота на темно красную накидку, которая полностью закрывала его плечи. Ровно четыре месяца назад он стал Римским Папой Климентом VIII и сидя в кресле своего предшественника Иннокентия IX, опасался повторения его судьбы, ведь тот умер спустя всего два месяца и два дня после избрания его папой. Встряхнув головой, он взял со стола лист бумаги с доносом и еще раз внимательно перечитал:

«Я, Джованни Мочениго, доношу по долгу совести и по приказанию духовника, что много раз слышал от Джордано Бруно, когда беседовал с ним в своём доме, что мир вечен и существуют бесконечные миры, которые неподвластны людскому пониманию. Все существует по космическим законам по высшей иерархии, которую невозможно постигнуть без духовного познания мира. Джордано Бруно, говорил, что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, который манипулировал неграмотными людьми, показывая им фокусы, что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти, что возмездия за грехи не существует; что души, сотворённые природой, переходят из одного живого существа в другое. Он рассказывал о своём намерении стать основателем новой секты под названием „новая философия“. Он говорил, что Дева Мария не могла родить; монахи позорят мир; что все они — ослы; что у нас нет доказательств, имеет ли наша вера заслуги перед Богом».

Дочитав до конца, Климент VIII резко отбросил лист на край стола, на котором лежала большая стопка подобных доносов от Джованни Мочениго.

— Знать сильно разозлил его Бруно, если он каждый день пишет подобное, — раздраженным голосом произнес Папа, будучи по образованию юристом, прекрасно понимая, что означает этот донос.

Из окружения, мало кто догадывался, но Климент был абсолютным профаном в доктринальной области и в теологии, и его безуспешные попытки разрешить спор между теологами — иезуитами и доминиканцами, которые бесконечно дискутировали о границах влияния милости божьей на волю человека грешного и человека спасённого, ни к чему не привели. После долгих разбирательств и столкновения разных точек зрения, он решил оставить все как есть и не оглашать своего окончательного решения.

Но с этим доносом все обстояло иначе, и избежать широкой огласки с человеком которого знают все, крайне сложно, по сути это был смертный приговор для Джордано.

Климент нахмурился, не торопясь достал из-под стола синюю бутылку и медленно налил прозрачную жидкость в элегантное скуделло. Поднеся чашу к носу, он глубоко вдохнул, подождал несколько секунд, потом резко выдохнув, залпом осушил бокал до дна. Прикрыв от удовольствия глаза и причмокнув, он представил, как некогда сам делал эту «огненную воду» с весьма специфическим ароматом, которая стала визитной карточкой Италии и сейчас ее называют — граппа.

За сто лет, с XV столетия, рецепт практически не изменился, на граппу идут кожица от винограда, его мякоть и мелкие косточки. Сначала их помещают под пар, впоследствии подвергают дистилляции.

У Климента были виноградники во Фриули именно на них изготавливали и почти год настаивали в дубовых бочках как односортовые, так и многосортовые пятидесяти градусные спирты которые со временем приобретали красивый янтарный оттенок. Больше всего Клименту нравилась молодая белая граппа, без выдержки, но, несмотря на это имеющая легкий приятный винный аромат и высокую крепость.

— Да уж воистину, молодое вино молодит, а старое, выдержанное старит, — тихо произнес Климент VIII, до краёв наливая второй бокал.

Уже неторопливо маленькими глотками он выпил, почувствовал, как благодатный огонь проникает во все клетки его тела, голова становится легче, идёт мягкое расслабление и отчетливо начинает проявляться решение этого сложного вопроса. Он сразу вспомнил, что Бруно — неаполитанец, а не подданный Венецианского государства, а трибунал Рима есть глава и высшая инстанция для всех остальных трибуналов. «Если нельзя решить проблему, надо передать её другим» — вспомнил он слова одного из своих друзей кардиналов заставивших конклав голосовать за него при выборе нового папы.

Резко вскочив из-за стола, он закричал:

— Бумагу, перо, срочное письмо в Рим!

«Сжечь — не значит опровергнуть!».

Генеральный инквизитор Лодовико Мадруцци посмотрел на большой зал со сводчатыми потолками грязно белого цвета, у него было ужасное предчувствие чего-то нехорошего и виной тому был не предстоящий процесс на Бруно, а катрены Нострадамуса которые он прочитал накануне вечером. Потёртую рукопись, на французском языке датированную 1555 годом ему доставили на уничтожение, начав читать он, принял решение заменить ее и на сожжение отдал другую. В книге он обратил внимание на Центурию 5, катрен 73, внимательно прочитанные строки, буквально потрясли его:

«Великий судья будет судить по ложному закону,

Когда придет великий опустошитель будет наказан главный

за то, что наказал невиновного».

К горлу подкатился комок, явно подтверждающий плохое предчувствие. Немного помедлив, он открыл закладку на странице Центурия 6, катрен 21, которая прямо намекала на грядущие религиозные войны и казни:

«Когда храмы из камня будут разрушены,

И последует суд над первосвященниками,

Реки покраснеют от крови знати,

И чума, голод, огонь, безумие повсюду».

«Надо быстрее решить вопрос с этим Джордани, ведь это последний процесс перед его высоким назначением» — пронеслось у него в голове. Он медленно поправил черную мантию, откинул назад белый капюшон, поудобнее сел на высокий стул и твердо произнес:

— Начинаем слушание, введите еретика Джордано Бруно.

***

9 февраля 1600 года инквизиционный трибунал своим приговором признал Бруно «нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком». Бруно был лишён священнического сана и отлучён от церкви. Его передали на суд губернатора Рима, поручая подвергнуть «наказанию без пролития крови», что означало требование сжечь живым. В ответ на приговор Бруно заявил судьям: «Вероятно, вы с большим страхом выносите мне приговор, чем я его выслушиваю», и несколько раз повторил: «Сжечь — не значит опровергнуть!».

Друг Короля и сын Солнца

Суд над Джордано Бруно был для Ватикана не просто осуждением монаха-доминиканца, впавшего в ересь, это был суд над человеком, которого знали все от низов до самых верхов. Джордано Бруно поддерживал весьма дружественные отношения с королями Франции Генрихом III и Генрихом IV, британской королевой Елизаветой I, императором Священной Римской империи Рудольфом II и многими другими европейскими «властителями мира». По щелчку пальцев он мог получить кафедру и мантию профессора в любом европейском университете, его книги печатались в лучших типографиях, о его покровительстве мечтали лучшие умы континента. Главной визитной карточкой Джордано Бруно являлась вовсе не космология, а его великолепная память. Бруно развивал мнемонику — искусство памяти, которая была тогда на самом пике моды у интеллектуалов, и доказывал это на практике, ведь он помнил наизусть десятки тысяч книг, начиная от Священного писания и заканчивая арабскими алхимическими трактатами. Именно Джордано научил искусству запоминания Генриха III, который очень гордился своей дружбой со скромным доминиканским монахом.

Последняя из династии Тюдоров — королева Англии и Ирландии, Елизавета I, которую за глаза называли Королева-дева, позволяла заходить Джордано в свои покои в любое время и без доклада.

Кроме того, монархам доставляло удовольствие, как Бруно с издевательским изяществом «нокаутирует» своим интеллектом команды профессоров Сорбонны и Оксфорда по любым вопросам. Для Джордано Бруно интеллектуальные бои были своего рода спортом. Например, академики Оксфорда вспоминали, что он играючи мог доказать, что чёрное — это белое, что день является ночью, а Луна — Солнцем. По манере дискутировать он был подобен боксеру Рою Джонсу на ринге в лучшие свои годы — любители бокса хорошо поймут это сравнение. Нужно признать, едва ли благодаря только сверхъестественной памяти, Бруно оказался на короткой ноге с самыми влиятельными монархами Европы. Как вспоминали знающие его люди, какая-то невидимая сила двигала по жизни этого доминиканского монаха, c легкостью приводила его в лучшие дворцы Европы, охраняла от преследований инквизиции, ибо Бруно часто заносило в своих высказываниях по поводу богословия. Однако, неожиданно для всех, это сила дала сбой в мае 1592 года.

Бруно обладал удивительным талантом наживать себе врагов. Он прямо говорил с собеседником и отказывался от любой традиции, которую не воспринимал его разум, и прямо заявлял спорящим с ним, что они недоумки, невежды и глупцы. Джордано считал себя гражданином Мира и сыном солнца подобного богу Ра.

Несмотря на покровительство высших властей Англии, Джордано Бруно через два года в 1585 году был вынужден бежать во Францию, потом в Германию, где ему тоже было запрещено читать лекции. Бруно долгих семь лет провел в Священной инквизиции в Венеции и Риме.

Потерянное дело Джордано Бруно

Действие детективного романа, посвященного Джордано Бруно, могло бы начаться с незначительного эпизода в начале 1809 года. В период угасания своей власти император Наполеон отдал приказ об изъятии из секретных ватиканских хранилищ конфиденциальных материалов, принадлежащих папской инквизиции. Среди изъятых материалов находилось и дело Бруно, включавшее в себя протоколы допросов и текст вынесенного ему приговора.

После реставрации монархии Бурбонов, Ватикан обратился к Франции с неотложной просьбой о возврате документов. Однако надежды Святого Престола не оправдались: французы заявили о пропаже части архива инквизиции. Но произошло неожиданное событие: бумаги были найдены папским посланником в Париже, Гаэтано Марини, «в магазинах, торгующих рыбой и мясом». Оказывается, секретные архивы попали в парижские продуктовые лавки благодаря другому представителю римской курии, который продал их торговцам в качестве упаковочного материала.

После получения указаний из Рима об уничтожении особенно компрометирующих бумаг из архива инквизиторов Гаэтано Марини нашел оригинальный выход: он продал их в качестве макулатуры парижской бумажной фабрике. Казалось бы, история завершена, но в 1886 году произошло еще одно удивительное событие: ватиканский архивариус случайно обнаружил дело Бруно в пыльных папских архивах, о чем немедленно сообщил папе Льву XIII. Как документы с французской фабрики попали обратно в Рим, остается неразрешенной загадкой. Также вызывает сомнения подлинность этих документов. Ватикан долгое время скрывал эту находку от общественности. Дело Джордано было предано огласке только в 1942 году.

Донос

Тупое гусиное перо вывело полукруглую петлю, которой Джованни Мочениго обычно всегда заканчивал писать свою фамилию. Взяв с края стола прямоугольную баночку напоминавшую солонку, резким движением кисти он высыпал серый порошок на только что написанное и, помедлив секунду, аккуратно ссыпал в углубление стола. Встряхнув лист и убедившись, что чернила не растекаются, он свернул его в трубочку и перевязал бечёвкой. Откинувшись на кресле, он устало посмотрел в окно, за которым виднелся Собор из красного как кровь кирпича, напоминавший готический замок с узкими проемами окон.

Месть Джованни Мочениго

У Джованни Мочениго была ужасная память, сколько он не старался, не мог запомнить практически ничего, хотя должность патриция подразумевала причастность к высшей иерархии. Он знал, что, за глаза, над ним смеются окружающие, но больше всего его раздражал родной брат, который издевался над ним в присутствии окружающих. Пьетро Мочениго, был всего на 3 года старше его, но, несмотря на незначительную разницу в возрасте, Джованни всегда оставался в тени своего более успешного брата, постоянно скрывая лютую зависть и ненависть к нему. Его брат был успешен и знаменит, будучи дожем, он начал мирные переговоры с султаном Османской империи и даже встречался с ним лично.

Он вспомнил, как ровно год назад пригласил Джордано Бруно обучить его, магическому искусству запоминать, посулив покровительство и щедрую плату. Но всё было тщетно и даже сейчас, он не мог запомнить несколько строк. Джованни посмотрел на свернутый лист — донос в инквизицию на своего учителя. Он прекрасно знал, что доносы о попрании догматов были самыми распространенными заявлениями от честных граждан в инквизицию. Это был самый проверенный способ насолить надоевшему соседу, конкуренту лавочнику или личному врагу. Большинство таких дел даже не доходило до суда, однако инквизиция в любом случаем обязана была отреагировать на поступивший сигнал. Другими словами, арест Джордано Бруно можно считать уже свершившимся.

Точный расчёт

Джованни Мочениго все рассчитал точно, он специально подробно написал, что Бруно считает себя представителем некой «Новой философии». Венецианские инквизиторы могут не придать серьезного значения этому нюансу обвинения, но с этим термином были хорошо знакомы в Риме.

Как опытный политик, он знал, что само понятие «Новая философия» которую ввёл итальянский философ Франческо Патрици, утверждало, что философия Аристотеля, которая стала основой для средневековой схоластики и богословия, прямо противоположна христианству, так как отрицает всемогущество Бога. Именно это и было причиной всех раздоров, возникающих в церкви. А эти раздоры послужили образованию многочисленных протестантских движений.

Идея возвращения себе статуса интеллектуального центра с помощью «Новой философии» нравилась очень многим в папской курии. Конечно, Рим не мог сделать «Новую философию» официальной своей доктриной, и здесь свою яркую роль сыграл как раз Джордано Бруно.

За десять последних лет с 1578 года по 1590 год он совершил беспрецедентное турне по крупнейшим университетам городов Европы: Тулуза, Сорбонна, Оксфорд, Виттенберг, Марбург, Гельмштадт, Прага. Все эти университеты были либо «протестантскими», либо находились под влиянием протестантизма. На своих лекциях или диспутах с местными профессорами Бруно подрывал именно философию Аристотеля. Его проповеди о движении Земли и множестве миров ставили под сомнение птолемеевскую космологию, построенную как раз на учении Аристотеля. Иными словами, Джордано Бруно чётко следовал стратегии «Новой философии». Выполнял ли он секретную миссию Рима? Учитывая его «неприкосновенность», а также таинственное покровительство, очень даже вероятно.

На это и был расчёт, что инквизиция не оставит без внимания этот донос.

Арест Бруно

Несмотря на то, что Мочениго платил за обучение искусству памяти огромные деньги, Бруно надоело бессмысленно тратить свое время, и он заявил, что Джованни безнадежен и решил с ним попрощаться. Мочениго перепробовал все возможные способы, чтобы вернуть «гуру памяти», но Бруно оставался непреклонным в своем решении.

После завтра, 23 мая 1592 года, Джордано в последний раз придет к нему за окончательным расчётом, и именно здесь в его доме должны будут арестовать Бруно. Да таков план и Джованни хотел видеть, как вечно жизнерадостный учитель будет вести себя при своем аресте.

В момент ареста Бруно выглядел растерянно и не понимал, в чём его вина. Он совсем не обратил внимания, на Джованни, стоявшего в углу комнаты с прикрытыми от удовольствия глазами, и сладким привкусом мести на губах.

Секретные документы ареста Бруно

Наполеон отодвинул в сторону лист пожелтевшей бумаги, вытащил из-под стола бутылку с красным сицилийским вином, неторопливо откупорил зубами пробку, отбросив её в сторону, прямо из горлышка сделал несколько больших глотков. Осушив до дна, поморщившись, поставил пустую бутылку слева от кресла и неторопливо взял серую потрепанную папку с надписью «Процесс». Медленно её открыв, с интересом, прочитал первые строки отчёта почти четырехсотлетней давности.

«Бруно воспринимает свой арест как шутку. На первых же допросах он ловко отмёл все обвинения в ереси и дружелюбно поделился со следователями своими взглядами на устройство Вселенной. Труды Коперника, идеи которого Бруно пропагандировал и успешно развивал, не были запрещены (их запретят только в 1616 году), так что формально никаких поводов для его ареста не было».

Наполеон прервал чтение и спокойно произнёс:

— Ещё вина!

Буквально через секунду, в углу комнаты открылась потайная дверь, откуда выскочил слуга и осторожно поставил металлический бокал с рубиново красной жидкостью на край стола. Также незаметно и ни говоря, ни слова слуга исчез.

Сделав несколько глотков, Император осушил серебряный бокал и с негодованием отбросил его в сторону портьеры, за которой скрылся слуга. Звук металла звонко отозвался эхом и, не успев затихнуть, цепкая рука слуги, схватив бокал, затащила его за занавес.

Вытерев губы тыльной стороной левой ладони, Наполеон продолжил чтение:

«Бруно крайне вызывающе и уничижительно ведёт себя с инквизиторами, постоянно вступая с ними в словесные перепалки, своими аргументами и связями с высшими лицами, угрожает расправой за свой неправедный арест».

— Так значит, инквизиция держала его под следствием в большей степени из-за вредности, уж больно он уничижительно вёл себя с ними, — прошептал про себя Император, ещё раз перечитав последние строки.

На решающем совещании инквизиции, решив, что уже преподали должный урок «гордому монаху», венецианцы уже собрались его отпускать, но тут пришел запоздалый запрос из Рима — с требованием «этапировать» еретика в Вечный город.

Вначале Венецианцы встали в позу: «С какой стати Рим указывает суверенной республике как себя вести и что делать?». Яростнее всего Бруно защищал, еще недавно главный его обвинитель, венецианский прокуратор Контарини. Он жёстко настаивал на том, что Джордано Бруно должен остаться в Венеции. В своем докладе Совету Мудрых Венеции он дал следующую характеристику осужденному: «Это один из самых выдающихся и редчайших гениев, каких только можно себе представить. Обладает необычайными познаниями. Именно он создал замечательное учение».

Но просто так дело не кончилось и Риму пришлось организовать целое посольство в Венецию, чтобы убедить выдать Бруно. Его бы никогда не выдали, и только благодаря напору папы Климента VIII, Венеция дрогнула и Бруно отправился «этапом» в Рим.

Раздумья Наполеона

Наполеон передёрнул правым плечом и поёжился, будто от холода. Неспроста он ненавидел священников и ещё раз убедился в их коварности, ведь Джордано Бруно провёл под следствием долгих восемь лет. Это был рекорд для судопроизводства инквизиции. Почему же так долго? Для сравнения, процесс над тамплиерами длился семь лет, но там дело касалось целого ордена. При этом к вынесению приговора, в котором фактически не было обвинительного заключения, было привлечено целых девять кардиналов! Неужели девять генеральных инквизиторов не смогли подобрать слова к описанию «еретических» деяний монаха-доминиканца с хорошей памятью?

Вердикт инквизиторов

Наполеон взял следующий, пожелтевший от времени, лист и прочитал окончательный вердикт инквизиторов:

«Сверх того, осуждаем, порицаем и запрещаем всё вышеуказанные и иные твои книги и писания, как еретические и ошибочные, заключающие в себе многочисленные ереси и заблуждения. Повелеваем, чтобы отныне все твои книги, какие находятся в святой службе и в будущем попадут в её руки, были публично разрываемы и сжигаемы на площади святого Петра перед ступенями, и как таковые были внесены в список запрещённых книг, и да будет так, как мы повелели».

Буанапарте встал с кресла и, подойдя к окну, посмотрел на облака. В его голове был вопрос: «Инквизиторский глас девяти кардиналов оказался настолько слаб, что после приговора, книги Бруно можно было свободно купить в Риме и других итальянских городах вплоть до 1609 года».

Но Императора заинтересовала одна интересная деталь — если в Венеции Джордано Бруно успешно оправдывается по поводу обвинений в попирании католических догматов, то в Риме он вдруг меняет тактику и, согласно материалам следствия, начинает не просто признаваться в этом, а ещё и бравировать своим антихристианством.

«Почему он поменял тактику», — задал себе вопрос Наполеон. Внимательно покопавшись в бумагах, он нашел стенограмму последней речи Бруно к судьям, и быстро поднеся её к глазам вслух прочитал:

— Быть может, вы произносите приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю. Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесётся в рай.

«Неужели венецианская инквизиция показалась Бруно более убедительной в своей свирепости, а в пыточных камерах Ватикана царила атмосфера гуманизма и человеколюбия?» — задал сам себе вопрос Император и медленно сел в кресло. Он, понял, что Бруно специально сменил тактику и имея изощренный ум подготовил себе лучший выход из затянувшейся ситуации. Бруно решил исчезнуть.

Казнь на костре: Последние мгновения Джордано Бруно

Рассвет в Риме 17 февраля 1600 года был холоден и сух — серое небо, без облаков, будто само держало тяжелую паузу перед предстоящим действием. Площадь Кампо-де-Фьори располагалась на южном берегу реки Тибр, к югу от площади Навона, к юго-западу от Пантеона и к западу от площади Торре — Арджентина. Она уже начала наполняться людьми: любопытство и судебная торжественность смешивались в смрадной толпе, которая шуршала плащами, громко шепталась и с нетерпением ожидала начала горячей церемонии. В центре площади располагалась невысокая площадка, засыпанная соломой, хворостом и дровами с высоким бревном посередине с металлическим кольцом, вокруг стояли священники и инквизиторы в чёрных одеяниях, кресты на груди отбрасывали длинные тени, их суровые лица наполовину скрывали капюшоны. Площадь перед собором была почти полностью заполнена народом: крестьяне в грубых холщовых рубахах, купцы в бархатных камзолах, монахи в чёрных рясах — все жаждали зрелища. Толпа гудела, как разъярённый улей.

Приговорённого вели сквозь толпу, облачённого в санбенито — позорную рубаху с изображением чертей и языков пламени. Руки были крепко завязаны сзади. Что привлекало внимание — это темный мешок на голове — символ глупости и упрямства, перетянутый веревкой на шее. Он шагал, под удары бичей. За ним несли табличку с перечнем грехов: «Отступник, богохульник, враг истинной веры».

Священник шёл впереди, монотонно читая молитвы, но его никто не слушал. Толпа орала, кидала гнилые овощи, плевала. Некоторые крестились — не из жалости, а от страха перед дьяволом, который, по слухам, мог вырваться из тела еретика в самый последний момент.

Джордано Бруно шёл к месту своей казни спокойно, но не бесчувственно, он провёл в камере несколько дней и понимал, что судьба предрешена свыше. Его шаги были спокойными, он медленно переставлял ноги, словно не понимал, куда его ведут. В завязанных руках, когда-то дерзнувших держать под влиянием европейские столицы и монархов, теперь ничего не было. Многочисленные книги, — за которые он боролся с инквизиторами, которые его обвинили в ереси, лежали рядом с дровами, уже поджидая языки пламени которые поглотят их вместе с Бруно. Сквозь мешок, он глядел не на окружающих, а, смотрел куда-то вдаль — на небесные пространства, о которых писал и размышлял, неспокойный, уверенный в правоте своих помыслов до самой последней минуты.

Процедура неуклонно шла по давно отработанному и знакомому всем сценарию, безжалостному к единственному человеку, которого скоро заживо сожгут на потеху толпе.

Когда осуждённого подвели к костру, палачи схватили его за руки и грубо потащили к столбу. Бруно попытался сопротивляться, но делал это слабо, и через минуту обмяк, как подкошенный зверь. Его руки заломили за спину, обмотали цепями, и приковали к железному кольцу. Ноги тоже сковали, чтобы не мог вырваться.

— Отрекись! — зло прошипел один из монахов, поднося к его лицу распятие и с силой ударяя им по голове, — Признай вину, и тебе сделают милость, тебя задушат перед тем, как зажгут огонь!

Приговорённый молчал. Свозь мешок показалась тонкая струйка крови, которая медленно стекала вниз. Он не мог говорить — губы его были в кровавых трещинах от пыток, а рот затыкал грязный кляп.

Священник, смотря на свиток, тяжёлым голосом читал приговор, его молитвы, и отпущения грехов звучали как механический аккомпанемент к неумолимым шагам судьбы. Толпа нехотя реагировала и отвечала возгласами, иногда тихо, иногда громко заливаясь смехом, иногда молчанием, которое казалось громче любых слов. В воздухе стоял запах сырой соломы, смолы и страха. Все будто ощущали предстоящий запах старого костра, сжигающего дотла очередную судьбу.

Священник, закончил чтение, передал свиток стоящему рядом монаху и, подойдя к арестанту, тщательно проверил, крепко ли натянуты веревки и цепи, затем медленно перекрестив Бруно, спустился на край кострища. Откуда-то из дальнего угла площади показался факел, монах который его нёс, что-то шептал про себя. Толпа, завидев огонь, быстро расступалась, словно красное море перед Моисеем. Подойдя к площадке, он аккуратно передал факел священнику. Тот, перекрестившись, поцеловал большой нательный крест на своей груди и, повернувшись направо, посмотрел на высокий постамент и сидевших, в креслах инквизиторов. Один из них, в красной накидке, привстал и три раза размашисто перекрестил площадь, после этого громко произнес:

— Да свершится правосудие!

Священник, наклонившись, уткнул факел в лежащую с краю солому и медленно пошёл вокруг, шепча про себя молитву. Полностью обойдя место казни и подпалив костер, он аккуратно поместил ещё горящий факел прямо под ноги Джордано. Тот вздрогнул, но крепкие оковы не дали ему пошелохнутся. Он что-то замычал, но кляп во рту не давал расслышать, что он говорит.

Когда подожгли дрова, пламя было еле видно, огонь словно и не торопился разгораться, узкие языки играли по краям, поднимая лёгкие клубы дыма, словно оно не хотело исполнять наказание инквизиторов. Толпа недовольно загудела. Но тут с одного края, будто живые, большие лепестки пламени, стали, подниматься наверх, к привязанному пленнику. Словно нехотя огонь заползал по ногам, потом стал облизывать края одежды Джордано, медленно поднимаясь наверх. Санбенито вспыхнуло, как бумага.

В это мгновение всё вокруг будто сузилось до одного места находящегося в центре площади, не было запаха дыма, света, звуков. Голоса в толпе померкли. Кто-то тихо молился, кто-то просто не мог отвести взгляда от разгорающегося пламени.

— Гори, слуга Сатаны! — раздался громкий визг в толпе.

Бруно не мог пошевелиться, он сильно мотал головой, но сквозь мешок видел лишь силуэты и осознавал неизбежность происходящего. Внутри него, представлялись образы космоса, те бесконечные круги и миры, о которых он думал, но теперь они не казались ему утешением.

Дым въедался в лёгкие, и он начал задыхаться. Пламя жарко лизало кожу, и если повезёт, смерть от удушья наступит раньше, чем от ужасных ожогов.

Огонь менял своё лицо, он становился ярче, сильнее шуршал, потрескивал и высасывал из воздуха тепло. Но и тогда это была не картина низменной жестокости, а скорее древний, первозданный акт — первородное пламя как судья, как очищение для тех стоящих на площади, кто верует.

Для Джордано, в последние минуты время как будто растянулось, несколько мыслей, вспышек памяти, обрывок учений, слова к тем, кто пришёл его судить или кто пришёл просто посмотреть. Он кричал сквозь кляп, слова почти не слышались, ветер уносил их, смешивая с треском поленьев и восхищённым рёвом толпы.

— Смотрите! Его душа уходит в ад!

Тело Бруно задёргалось в конвульсиях. Цепи звенели, когда он пытался вырваться. Кожа чернела, трескалась, обнажая мясо. Ветер разносил смрад горелой плоти.

На мгновение, толпа затихла — даже самые яростные зрители замолкали, когда до них доходили неистовые человеческие вопли сгорающего заживо. Его фигура медленно погружалась в свет костра, дым занимал всё пространство, звуки вокруг были словно вдалеке, шаги, хриплые голоса, переливы молитвенных интонаций. Кто крестился, кто смеялся, дети зажмуривались.

Пламя полностью закрыло и поглотило собой Бруно, оставив после себя только чёрную тень дыма, поднимающуюся к небу, и горячую ауру, которая ещё минуту назад была человеком. Сильно запахло жареной плотью, едкий запах гари быстро распространялся по площади, пропитывая одежды присутствующих. Не дожидаясь окончания, инквизиторы быстро покинули свои места. Народ потянулся к выходу.

Кто-то громко закричал:

— Прямо жрать захотелось!

С другого конца площади звонкий мужской голос ответил:

— Прошу всех присутствующих в мою харчевню, при выходе с площади налево.

Толпа разразилась громким хохотом.

Книги, за которые Бруно заплатил жизнью, смешались с прахом и землёй. Небо стало темнеть, и подул легкий ветер, вынося едкий дым за пределы площади. Кто-то из толпы подошел к догорающему костру и пнул ногой пулен, — обугленный кожаный ботинок, который неуклюже выкатился из пепла, оставляя на брусчатке серый след.

Огонь уже догорел, остались лишь почерневшие кости, горстка черного праха, да обугленные цепи. Палачи разгребали угли, собирая человеческие останки, чтобы выбросить их в реку. Это был главный принцип казни, уничтожить все следы казненного, — нельзя допустить, чтобы могила еретика стала местом поклонения для почитателей.

Потом стало тихо, и в этом молчании казалось, будто сама площадь начала приходить в себя, люди расходились, унося с собой свои мысли и страхи. О правде и неправде, о правоте инквизиции и непреклонности мыслителя, которая стоила ему жизни. Для тех, кто стоял на площади это был обычный ритуал, развлечение, страшная точка в цепочке человеческой жизни и смерти. Для того, кто уходил раньше, печальный финал долгой борьбы за право мыслить иначе. А само место казни, так и останется, как и многие площади таких экзекуций, тихим напоминанием о временах, когда идеи могли стоить жизни. О том, что пламя, хотя и поглотило человека, не всегда могло сжечь саму мысль и идею, которая продолжала жить в ушедшей тишине веков и в тех, кто остался непреклонен своим принципам и совести.

А тем временем на площади уже начинали готовить следующий костёр…

Сейчас на этих европейских площадях красуются фонтаны и проходящие туристы бросают в них монетки, словно откупаются от своего прошлого, не помня, что всего на всего пятьсот лет назад на этом месте заживо сжигали интеллектуальный цвет человечества.

Кто сгорел на костре?

Наполеон неторопливо пролистал еще несколько страниц и остановился на письме Каспара Шоппе, которое оказалось единственным письменным свидетельством казни Джордано Бруно.

Шоппе написал в письме своему товарищу, что «еретик Бруно» принял смерть спокойно:

«Не раскаявшись в своих грехах, Бруно отправился в вымышленные им миры рассказать, что делают римляне с богохульниками».

Одно место в письме поразило Наполеона, и он несколько раз внимательно перечитал строки:

«Когда веревки вонзились в тело и пламя почти охватило ноги, кляп выпал изо рта и сквозь треск поленьев послышался крик сгорающего заживо: — «Я не Джордано Бруно!»

Зачем же кляп?

Наполеон откинулся на кресле, прикрыл глаза и стал размышлять. Интересно, почему Шоппе посчитал, что ересь Джордано Бруно заключается в его взгляде на Вселенную — в приговоре же об этом ничего не было сказано. Он указал в своём письме к другу на одну интересную деталь — Джордано Бруно возвели на костёр с кляпом во рту, что было не в традициях инквизиторских гарей. Едва ли организаторы казни боялись возможных предсмертных проклятий приговорённого — это, как правило, было форматом любой казни. Как, впрочем, и раскаяние. Зачем же кляп? Вряд ли за считанные минуты казни даже такой интеллектуал и полемист, как Бруно, смог бы убедить неграмотную толпу в неверности аристотелевской космологии. Или палачи просто опасались, что в минуту абсолютного отчаяния вдруг выкрикнет страшное: «Я не Джордано Бруно!»

Император вытер со лба капли холодного пота и задумался. Бруно, которого знала вся элита Европы, не мог просто так сгореть на костре. Несомненно, была какая-то сделка. А что, если вместо него, сгорел другой. Имея деньги можно подкупить кого угодно, хоть того же палача, ведь именно он готовит заключенного к казни. Джордано был очень богат и сорил деньгами направо и налево, а его умение убеждать могло легко из врага сделать соратника или почитателя. Учитывая это можно предположить, что палач был подкуплен, подменил другого заключенного по габаритам похожего на Бруно, а что бы тот не проговорился, завязал ему рот, и, закутав в саван с капюшоном, несчастного сожгли на костре.

Теперь всё сложилось в понятную схему. Но важно понять, как Бруно растворился в мире, где его знала каждая европейская собака? Ведь он должен был заранее придумать и подготовить себе отход и новую легенду. Наполеон внимательно присмотрелся к портрету Бруно, и в его голове возникло ощущение, что он уже где-то видел похожие черты лица.

Вскочив, он спешно подбежал к шкафу с книгами, взяв одну из них, открыл первую страницу и прочитал заголовок — Беседы и математические доказательства двух новых наук. Чуть выше заголовка было имя автора Галилео Галилей. Перевернув страницу, он посмотрел на портрет автора.

Галилео Галилей

Наполеон медленно отложил книгу и вспомнил одну из цитат Бруно: «Для того, чтобы уничтожить учение Коперника, вовсе недостаточно заткнуть кому-нибудь рот. Нужно ещё наложить запрет на всю астрономическую науку и, сверх того, воспретить, кому бы то ни было глядеть в небо!»

Его предположение подтверждалось, такие гении как Бруно не могли себе позволить просто так сгореть, его изощренный ум и неограниченные финансы придумали способ исчезнуть для всех и начать совершенно новую жизнь с чистого лица. Джордано Бруно взял себе другое имя известное, как итальянский физик — Галилео Галилей.

Так значит Бруно, подтасовал свою смерть, сделал новые метрики, за деньги прописал родословную и стал творить под новым именем Галилео Галилей. Наполеон, отхлебнул из серебряного кубка и понял, что Бруно нашел единственно правильный выход из этой на первый взгляд неразрешимой ситуации. Он купил у палача свою свободу, вместо себя отправил на казнь своего двойника, который за деньги отработал за него наказание, и теперь чистый и невинный Галилео будет жить, и творить дальше.

Двойник Наполеона