Первый день осени… Внезапно над городом прокатился тяжёлый раскат грома, по крыше дома забарабанили капли. Старинные часы с интарсированным корпусом показывали восемь утра. Доцент Бауманскогоуниверситета Борис Гусев проснулся очень рано, мысли не давали ему покоя.
— Дождь запел … — сонным голосом пробормотала Сара.
Борис, ничего не отвечая, продолжал машинально вести счёт упавшим каплям дождя: «Одна, две, три, четыре…» Затем повернулся к спящей девушке и поцеловал её.
— Ты — лучшая женщина на свете, твоё тело, словно мёд, всёсладкое, с головы до пальчиков ног, — он ещё раз поцеловал её, теперь уже в лоб.
— Я тебя люблю… — пробормотала она, приоткрыв глаза.
— И я, только тебя… — ответил он. — Прости, что я тебя подвёл вчера… — Борис отвернулся от неё.
— Не надо об этом, мне с тобой всегда хорошо, ты же знаешь. Достаточно того, что ты рядом, — она поцеловала его в шею, — рядом с тобой я всегда чувствую себя женщиной, любимой, желанной… Мы с тобой вчера просто любили друг друга… Мне этого довольно. С другой стороны, разве это так важно для тебя? — она открыла глаза.
— Важно… В любви всёважно, особенно мелочи.
— Ты же сам мне говорил, что секс — это игра…
Борис улыбнулся, но ничего не сказал в ответ, а лишь глубоко вздохнул.
— Почему у моего мальчика нет настроения? — она прижалась к нему ещё сильнее.
— Ты завтра улетаешь, и я тебя теряю.
— Совсем даже не теряешь. У нас есть сегодня целый день и целая ночь, которую мы можем провести вместе. Я просто на время отлучусь, — она пригладила его густые волосы, торчавшие в разные стороны после сна. — Папа с мамой меня ждут, я с лета не была на родине. Мне надо поговорить со своими, объяснить им… Хотя… — И, немного помедлив, добавила: — К тому же в компании BPвсёочень строго, меня с работы отпустили только на два дня…
Борис больше не произносил ни слова, а дождь продолжал барабанить по крыше. В комнате стало холодно, ветер гулял по комнате.
— Закрой окно, — попросила Сара, — холодно.
Он встал, подошёл к окну и закрыл его, потом снова лёг в постель, всёбез единого звука.
— Что молчишь? — она принялась гладить его по голове.
— Не знаю… Впервые в жизни ощущаю такую пустоту внутри. Сейчас лежу с тобой и не могу представить, как я буду без тебя. Как ты там будешь, одна? Восточный город, люди другие, всёчужое…
Сару несколько озадачил этот разговор. Какое-то время она лежала тихо, потом сказала:
— Я там буду не одна, а со своими родителями, братьями… И ещё, почему ты говоришь, что там всёчужое? Это мой родной город — и самый большой город на Кавказе, — произнесла она твёрдо.
— Одна, без меня, я имею в виду… А Москва для тебя не родной город?
— Да, но на первом месте стоит Баку. Жизнь там другая, она очень отличается от здешней, московской. Тебе надо как-нибудь полететь туда со мной…
— Ты этого хочешь? — спросил Борис, быстро взглянув на Сару.
— Ну конечно, хочу, дорогой.
— Тогда как-нибудь полетим с тобой туда.
— Кстати, ты знаешь, что означает название Баку?
— Нет, не знаю.
— Есть предположение, что слово «Баку» произошло от персидского слова «бад кубе» — обдуваемый ветром.
— Получается, там всегда ветрено?
— Почти всегда дует ветер с Каспийского моря. И пахнет нефтью.
— Сам бы я никогда не догадался, — слегка улыбнулся он.
Борис, конечно, знал все это, но не останавливал Сару. Ему нравилось, с какой гордостью она каждый раз рассказывает о городе, где родилась и выросла.
Она села на подоконник, и стала смотреть во двор с высоты второго этажа. Борис принёс из кухни чашечку кофе и тарелку с клубникой. Поставил рядом с ней, прикоснувшись губами к её щеке.
— Вот, я сам сварил для тебя. Конечно, я не умею варить настоящий восточный кофе, но старался, как мог. Onlyfor you…
Она кокетливо прищурив глаза ответила:
— Teşekkürler…
— Как? Повтори, пожалуйста…
— Teşekkürler… — улыбнувшись, она выбрала самую большую ягоду, откусила половину, протянув вторую часть Борису.
— Переведи.
— Это означает «благодарю». Ты со мной на английском, я с тобой на своём. А что? Раз ты меня любишь, обязан знать мой язык, я же русский знаю…
— Если ты выйдешь за меня замуж, я обещаю, что выучу азербайджанский!
Она ничего не ответила и отвела взгляд.
— Ну, что молчишь?
Она отпила из чашки, наслаждаясь вкусом крепкого сладкого кофе, и надкусила ещё одну ягоду.
— Вкусно… Ты знаешь, наши мужчины не привыкли так ухаживать, я имею в виду сварить кофе, приготовить еду для любимой женщины. Почти никто из них этого не делает… Одним словом, у нас всёнаоборот.
Он покачал головой и, улыбнувшись, сказал:
— Но вы сами избаловали своих мужчин…
— Совершенно верно! — согласилась девушка.
Они помолчали. Борис протяжно вздохнул:
— Все меня покидают. Вот и домработница ушла.
— Аманда?
— Да, Аманда. Рано утром ушла, вчера отпросилась у меня. У кого-то из её многочисленных родственниц сегодня день рождения.
— И что, прямо с утра отмечают? — удивилась она.
— Не знаю. Филиппинцы — они из другого мира, нам их не понять, и они нас не понимают. Я даже обрадовался, что она уйдёт сегодня, и мы с тобой останемся одни… — с грустью в голосе добавил он.
— Милый, я улетаю всего лишь на два дня. Перестань грустить, прошу тебя. Люди расстаются на годы…
— Скажи это моему сердцу, если, конечно, оно тебя поймёт…
Они опять надолго замолчали.
— Дождь все ещё идёт?
— Да. Мне нравится дождь… У нас говорят — если хочешь, чтобы Бог услышал твои молитвы, помолись, когда идёт дождь. Так всегда говорила моя прабабушка. Это просто пословица.
— Бабушки как старый сундук — внутри много всяких богатств, я имею в виду знаний. Когда они начинают говорить, то все вокруг молчат. Умение рассказывать одну и ту же историю многократно, и каждый раз по-новому дано только им…
Она согласно кивнула:
— Ты прав. Прабабушка умерла, когда мне было пятнадцать. Я тогда была у неё единственная правнучка, и назвали меня в честь неё, — глаза Сары погрустнели. — У меня был шок, долго не могла в себя прийти. Никогда не думала о том, что она когда-нибудь умрёт… Очень мудрая… До сих пор она как живая перед глазами… Мне её очень не хватает.
— Тебе повезло, а я не помню ни бабушку, ни прабабушку. Завидую тебе белой завистью, если ты часто вспоминаешь о ней, значит, она всёещё жива для тебя, — грустно улыбнулся он.
— Да, конечно, в моей памяти она жива… Ей было девяносто четыре года. Она была для нас связующим звеном с нашими предками…
На глазах Сары показались слезы. Борис обнял её, пытаясь успокоить.
— Не плачь. Надо молиться за неё. Она прожила достойную жизнь. Дай бог всем так…
— Перед смертью, — продолжала Сара, словно не слыша его, — все собрались вокруг неё. Я села рядом и взяла её руку в свои. Не могла удержать слез, расплакалась… Бабушка посмотрела на меня и сказала: «Будь всегда мужественной, и пусть всемогущий Аллах благословит тебя». Потом она слабым голосом сказала свои последние слова: «Будьте дружными и сохраняйте нашу семью…» Вот эти слова — «сохраняйте семью» — запомнились мне навсегда. Её смерть была первой несправедливостью, с которой я столкнулась в жизни.
— Какие у тебя холодные руки, Сара! — Борис сжал её ладони.
— Руки как руки. Просто засмотрелась на дождь и вспомнила её…
Он взял её на руки
— Одевайся, поехали.
— Куда?
— Просто хочу прокатиться с тобой по Москве. Позавтракаем где-нибудь?
Он уже стоял перед шкафом, решая, что надеть. Сара подошла к нему и положила голову на плечо. Он провёл ладонью по её щеке, вытирая остатки слез.
— Куда ты намерен ехать? На улице холодно и дождь…
Голос её был уже тих и спокоен.
— Когда ты рядом, я не чувствую холода.
Он поцеловал её.
— Ты просто великолепная… Поехали, по дороге решим, что делать. И, раз твоя бабушка говорила, что надо молиться, когда идёт дождь, мы так и сделаем — будем молиться, держа друг друга за руки.
— И что же мы будем просить у Него?
— Счастливое будущее для нас…
— Нет никакого счастливого будущего. Счастливым может быть только настоящее, и только оно.
Сара тоже начала одеваться. Через десять минут они уже сидели в машине. Борис завёл двигатель и взглянул на неё:
— Надо чуть подождать, говорят, три минуты достаточно, чтобы двигатель прогрелся.
— Мой папа вообще не греет мотор, завёл и поехал.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.