Бесплатный фрагмент - Тодариум

ПРОЛОГ

1

Что можно сказать о тихом городишке, построенном в двухсот миль от Джефферсон-сити? Того самого Джефферсон-сити, где отсиживал свой срок убийца Мартина Кинга Джеймс Эрл. Тыкнув пальцем на шоссе 93—4, вы плавно проведете и остановитесь на Джефферсон-сити, перебирая у себя в голове, что же это за место, и в итоге вспомните. Вы все вспомните. И Мартина Лютера Кинга, и Чарльза «Красавчика» Флойда, отсидевшего в одном из блоков. Но вы ничего не вспомните про маленький город Ловирдейл, расположенный чуть западнее шоссе.

В отличие от Джефферсон-сити, историю которого можно узнать в любом журнале, продающемся на заправках аж до самого Вашингтона, про Ловирдейл можно судить только по рекламным щитам, встречающимся чаще деревьев. Щиты как один были одинаковы и твердили про невероятно прочные унитазы «Эмстила и Зюрта» и даже ночью были с подсветкой, что делало без того белые унитазы еще ярче.

Увидев такой щит раз пятый, направляясь в Ловирдейл, невольно начнешь думать: а все ли в порядке у них с канализацией? В одно время это было визитной карточкой Ловирдейла, пока компания «Эмстила и Зюрта» не обанкротилась после всей этой шумихи с рекламными щитами. Сейчас же про Ловирдейл помнят лишь единицы, проживающие в окрестностях Миссури. Для остальных это непримечательный городишка со своей жизнью, устоями, правилами, невероятно красивыми любовными историями и, конечно же, секретами, такими, что руки непроизвольно трясутся от страха.

Секреты, как это часто происходит, прячут, закапывают или держат в себе, давая бесконечные обещания. Но неизбежное всегда наступает, как бы мы этого не хотели: однажды твой секрет раскопают, громко откроют шкаф, откуда выпадет скелет, или ты сам все расскажешь, плача и моля, чтобы тебя выслушали. Это неизбежность.

Подобное произошло в 2007 году, когда один из секретов с шумом был раскрыт.

Один из самых главных секретов маленького города Ловирдейла.

Самый волнующий секрет места, указанного как маленькая точка на дорожной карте с едва выведенным названием.

Секрет, раздирающий на куски от осознания произошедшего.

2

Началось все зимой 1984 года, когда молодая семья отправилась искать свое будущее в новом городе вблизи Миссури, покидая лесную общину.

Я, сжимая кулаки, что есть мочи, сидел в дальнем углу кузова нашего грузовика, проговаривая молитву, одновременно проклиная в голове знойный холод. Грузовик передвигался медленно из-за аварийного состояния и бушующей зимней пурги — натянутый тент грузовика промок, и вода постепенно скапливалась у стенок кузова.

Губы, как и руки, онемели. Ноги стали согреваться после того, как Невилл, мой брат, отдал мне свои заштопанные ботинки. Шнурков не было, они использовались как веревки для остатка вещей.

Периодические кочки на дорогах не давали заснуть и лишний раз напоминали о длинной дороге. Повернув шею в сторону, я увидел Невилла, желваки на его щеках не переставали дергаться, а стук зубов подтверждал мое опасение — он замерз. Его шапка была натянута до бровей, а руки спрятаны в потрепанное и рваное пальто. Заметив мой взгляд, он улыбнулся и кивнул. В его огромном бауле сверху была спрятана банка консервированных персиков, наша небольшая добыча. По правде говоря, добыча Невилла — он стащил ее на заправке недалеко от Дерк-Кутта.

Я кивнул подбородком в сторону персиков, как бы спрашивая разрешение. Как ожидалось, брат отрицательно махнул головой. Мы договорились с ним, что откроем банку, лишь, когда начнем подъезжать к Ловирдейлу.

Вновь повернув голову, я уставился на хлопья снега, залетавшие к нам снова и снова.

«И стоило ехать сюда? Ради… чего?» — подумал я про себя.

— И ради чего мы уехали? — отрывисто спросила женщина, укутанная в тонкую шубу, больше похожую на дубленку с мехом.

Ее вытянутое лицо с багровыми от холода щеками утонуло в шерстяной шапке. Это была мужская шапка — женщине она была крайне велика.

— Ради чего? Ради… Я устал повторять! — огрызнулся мужчина, вцепившийся в руль обеими руками.

Его пальцы мертвой хваткой схватили руль и не выпускали. Создавалось впечатление, что они примерзли к рулю.

Капюшон на водителе сидел неподвижно, шевелился он только когда сам мужчина поворачивал голову. Все его лицо покраснело ото лба до шеи. Он прикладывал явные усилия, чтобы внятно говорить — губы его еле шевелились.

— Нет, ну ты посмотри! Мы едем непонятно куда в такую погоду, наши мальчики промерзли до самых костей, — она замолкла, когда грузовик наехал на очередную кочку, — Ты уверен в этом, Ричард?

Мужчина наклонился чуть вперед, будто что-то выглядывал, и без слов включил дальние фары. От внезапного пучка света в темной пурге появился силуэт указателя с криво выведенным названием — ЛОВИРДЕЙЛ.

— Мы почти на месте! — радостно воскликнул Ричард.

Женщина, ничего не ответив, укуталась еще сильнее.

— Я понимаю, как спонтанно все это выглядит… Но это… Это наш шанс! Мы смогли выбраться из этого лагеря любителей леса и отправиться в нормальный город! — сказал Ричард.

— Мне было хорошо в Зубчатой Роще. И детям там нравилось. Николас стал только привыкать…

— Никлас. Его зовут Никлас, — перебил ее Ричард.

Жена кинула осуждающий взгляд, но кивнула.

— Это было не наше место. А то, куда мы едем… Возможно, начало большого будущего, — продолжил Ричард.

— Будущего? Но ты же вовсе не священник, им не становятся по хлопку ладошек, Ричард!

— Вот не надо этого! Не надо! — повысил голос новоиспеченный священник, — Я был близким другом отца Джосайи Брука. Прислуживал при церкви в Аверлингтоне. Мы христиане, дорогая. У нас все получится, — голос мужчины смягчился.

Фары грузовика осветили бесконечные хлопья снега, которые, казалось, увеличивались с каждой пройденной милей. Деревья не заканчивались, наоборот, их стало еще больше после того, как наш грузовик проехал пустынное поле.

Мы выехали на главную дорогу, ведущую в Ловирдейл, когда пурга окончательно закончилась, а солнце показалось за горизонтом, согревая мое окаменевшее тело.

3

Свободного дома для нас не было — слишком много людей решили попытать удачу в едва достроенном городе, из-за чего нас поселили в церкви. Это было двухэтажное незаметная постройка в самом углу леса. Добираться от главной улицы города до церкви было долго, но других вариантов не представлялось.

Мама явно не обрадовалась новому «дому», где даже кровля не была положена до конца. Но отца это не беспокоило, через неделю он и Невилл сами достроили крышу, сходив несколько раз в город за материалами.

Ловирдейл сложно было назвать городом, но стало точно понятно одно — он стремится им стать. Ряд домиков, два магазина и карьер, добывающий запасы угля, сложно было охарактеризовать как… город. Но все его так и называли.

Жизнь наладилась. Спустя примерно 4 месяца в городе построили еще несколько домов, а рядом с нашей церковью сделали пристройку — школу. Мама, желая работать с детьми, стала заниматься обучением подрастающего поколения Ловирдейла. Я и Невилл не стали исключением, хотя попытки сбежать с занятий возникали постоянно.

Церковь превратилась из забытого и потрепанного здания в «обязательное для посещения» место Ловирдейла. В воскресенье все жители собирались на службу, где мой отец рассказывал о важности Бога в нашей жизни. Именно там, в церкви, я встретил Мэджи — темноволосую девчонку с удивительно серьезным лицом. Она, в отличие от других детей, очень трепетно относилась к воскресной службе и появлялась там постоянно, а однажды даже попросила библию у отца.

В школе она сидела на дальних партах, проявляя малый интерес к учебе. Каждый раз, когда я оборачивался на нее, она читала Библию. Отец тоже устраивал вечера для трактовки священной книги, но я не сыскал такого интереса к ней, нежели она.

— Мэджи, да? — спросил я, подойдя к ней, когда закончились занятия.

Она повернулась, и я увидел островок родинок на ее шее.

— Да. А ты, должно быть, Николас? Твой папа священник, я ведь права? — она засунула тетрадь подмышку, и мы двинулись на выход из пристройки.

— Зови меня Никлас. Папа очень сердится, когда… Произносят мое имя как-то иначе, — поправил я ее.

— Да, конечно! Никлас мне нравится даже больше. Оно… возвышает, — протянула она.

— Я заметил у тебя библию, ты же брала ее у отца? — я кинул взгляд на книгу с черной обложкой.

— Именно так. Я хотела уже сегодня занести ее, поэтому… Зайду вечером, хорошо? — она стояла в дверном проеме, и ветер завывал от сквозняка.

Она появилась вечером, как и обещала — с небольшой борсеткой, накинутой через шею. Книгу же она прижимала к груди.

Я отворил дверь и невольно улыбнулся — она пришла!

— Вот и книга, — заговорила она, протягивая руки.

— Спас…

— Никлас, где твои манеры! — сзади меня появился отец в своей рясе. Видимо, он еще не успел переодеться.

— Я не… — я, стало быть, начал объясняться, но отец перебил меня.

— Мэджи, правильно? Ты приглашена на ужин, заходи. Сегодня у нас вкуснейшее рагу, — отец одним движением растворил дверь до конца.

— Святой отец Лонелл, я не могу… Я… Мне нужно…

— Тебе нужно поесть, сейчас как раз время ужина, — парировал Ричард.

— Приму за честь, святой отец, — мягко проговорила Мэджи и зашла внутрь, кивнув мне.

Ужин начался с молитвы, как и любой прием пищи. Если сначала Невилл противился этому, то сейчас не старается противоречить отцу.

— У нас сегодня гость, Мэджи. Прилежная ученица и частый гость церкви, — громко сказал отец, подходя к столу.

— Возьмемся за руки, — дополнил папа и все как один стали зачитывать молитву.

А все, что есть во мне греховное, мешающее и запинающее, я исповедуюсь, раскаиваюсь и отрекаюсь пред лицом Твоим от всякой скверны плоти и духа.

Стол едва вмещал всех присутствующих, места для тарелки Невилла не хватило, он придерживал ее на коленях.

— Великолепное рагу, миссис Лонелл! Боюсь, мне пора возвращаться, — проговорила Мэджи, протягивая тарелку.

Отец оставил вилку и поднял глаза.

— Была бы церковь рядом с городом, я бы тебя с радостью отпустил, но ты погляди на время, — папа развернулся к окну, — Уже поздно. В церкви есть небольшая комнатка, я иногда дремлю там. Не очень комфортно, но…

— Большое спасибо, святой отец, но мне правда нужно идти!

Маму передернуло от слов «святой отец». Она все еще не привыкла.

— Но там темно… ты…?

— Я знаю короткую дорогу через северо-восточные дома, я дойду, — заверила его Мэджи.

Отец молчал какое-то время, внимательно смотря на девчонку. А после поблагодарил за ужин и проводил до дверей.

4

Через два месяца у папы появился помощник — Лео. Двадцатилетний парень, работавший одно время в главном магазине города. Он помогал отцу на воскресных собраниях и проводил небольшие занятия в школах. Иногда, когда дела были совсем плохи, он собирал на пожертвования для церкви, бродя по главным улицам города.

— Твой отец вдохновил меня, — как-то ответил Лео, когда я спросил его о том, что он забыл в церкви.

Как позже выяснится, вдохновил он не только Лео, но и Мэджи.

Ловирдейл продолжал расширяться, и количество новых зданий уже было не сосчитать: библиотеки, продуктовые и товарные магазины, вокзал и даже полноценное здание администрации.

Мэджи все чаще стала появляться на мероприятиях, подготовленных церковью — к примеру, я видел ее на торжестве в честь Пасхи. На домашнем ужине она стала появляться чаще, и мама всегда доставала тарелку для нее.

— Пап, на той неделе приезжали ребята из Уизерса и останавливались на нашем вокзале. Охраняли какую-то машину. Видимо, полицейские, — подал голос Невилл.

Отец вопросительно глянул на него.

— Я подумал, что…

— Что?

— Тоже хочу стать полицейским. Или не конкретно полицейским, но… Хочу приносить пользу, понимаешь? Сижу здесь, как дурак, учеба…

— Учеба — это все, Невилл. Думаешь, стал бы я священником, если бы не учился? — было заметно, что под конец отец смягчился.

— Но ты же не священник, — грубо ответил брат.

Суровый взгляд отца парализовал Невилла. Он быстро опустил глаза в пустую тарелку и пробормотал извинения.

Отец молча отодвинул стул, встал и скрылся на первом этаже.

Летом я окончательно убедился, что Мэджи мне нравится. Мы стали не разлей вода: в школе, на церковных собраниях и совместных ужинах мы сидели вместе. На дорожном вокзале, прячась за чередой длинных автобусов от местных охранников, которым мы порядком надоели, я впервые поцеловался.

Это был быстрый и легкий поцелуй. Мы засели между двумя тесно припаркованными автобусами, и наши лица были на расстоянии вытянутого пальца. Случилось это слишком быстро, словно вот-вот нас поймают и разлучат навсегда.

5

Мне редко снятся сны, но этот засел в моей памяти и не хотел выветриваться. Происходящее было размыто, словно я вынырнул из-под воды и стал осматриваться вокруг своей кровати. Я искал источник шума — низкий, глухой, доносящийся откуда-то рядом. Мои ноги меня не слушались и ходили сами по себе в моей небольшой комнатушке, бывшей кладовой. Я никак не мог понять, откуда идет звук — он то заканчивался, то снова начинался. От безысходности я присел на кровать и постарался прислушаться — это был не шум, а голоса. Знакомые голоса.

В этот момент голова словно прояснилась. Я тотчас же прильнул к полу и подставил ухо к доскам — голоса доносились оттуда, с церкви.

Спустившись вниз по лестнице, я приоткрыл дверь в комнату Невилла и родителей — брат, как и мама, спали, папа отсутствовал.

Идти в церковь через главные двери было дурной затеей, поэтому выбор пал на служебный коридор, дверь в который открывалась с сада. Взявшись за ручку двумя руками, я максимально тихо приоткрыл ее — черная ряса висела на манекене в углу, а за ней вдоль всей стены лежали книжки с мало отличающимися обложками.

Голоса стали отчетливыми и понятными. Они принадлежали отцу и Мэджи. Они о чем-то спорили, но слов было не разобрать. Когда я подобрался ближе к выходу в главный зал, никого внутри не оказалось.

Не было ни души, лишь два светильника горели у главного входа.

За столом отныне ужинал и Лео. Невилл догадывался, что это своеобразная месть отца за его грубый язык, и молча удалился в свою комнату с тарелкой. С того же дня он начал придумывать разные причины не идти на воскресную службу.

Отец изменился. Не знаю, как это можно охарактеризовать словами, но его поведение стало более грубым, голос звонким и жестким, такой обычно присущ командирам в военных училищах. Даже взгляд его поменялся — добрые и светлые глаза превратились в черные точки, просверливающие тебя насквозь.

Мама наверняка тоже это заметила, так как ее энтузиазм в готовке пропал, как и рвение к обучению новых классов. Она решила посветить себя церковному саду.

У меня были мысли сказать об этом наблюдении Мэджи, когда мы лежали на крыше мельницы у фермы мистера Хекельса. Но сказал я лишь о моем странном сне, и она, к моему удивлению, и глазом не моргнула.

— Твой брат не прав, — неожиданно заявила она, — Отец Лонелл стал священником, поскольку это исходит изнутри.

— В Зубчатой Роще он помогал одному священнику, но он им не был до Ловирдейла… Я уверен, что он делает это от чистого сердца, но…

— Только от чистого сердца! — прервала меня Мэджи, — Ну что, до встречи на ужине?

В голову залезла назойливая мысль, которую я не осмелился сказать вслух: что, если Мэджи общается со мной… ради отца?

Эта мысль возвращалась каждый раз, когда я видел Мэджи, но в один день она захватила меня полностью, не давая сомкнуть глаз до утра.

6

Лето подходило к концу: Невилл записался на курсы стрельбы и ездил по выходным на учения в Уизерс. Обещал взять меня с собой, но в итоге как-то это позабылось. Мама продолжала работу в саду, изредка помогая отцу в церкви. Все было как раньше, кроме… общего настроения в воскресные вечера — отныне их вел Лео, отец лишь появлялся в самом начале. Но что самое интересное — Мэджи на них больше не появлялась.

Одной летней ночью по Ловирдейлу прошелся ураган. Учитывая, что церковь находится рядом с лесом, досталось ей больше всех: дерево упало и пробило крышу. Отец велел залатать дыру к вечеру, как раз к началу воскресного слушания, видимо, чтобы никто не сомневался в силе его Божьей.

Пока Невилл возился внизу с досками, я чуть заскучал и невольно стал свидетелем неприятной сцены. Дерево проделало дыру прямо под главным залом церкви, а значит, все происходящее внутри было как на ладони. Я, конечно, и до этого заметил Лео, переодетого в старый рабочий комбинезон, но сейчас он активно с кем-то разговаривал. Он был запачкан с ног до головы светло-алой, практически красной краской: он помогал отцу докрашивать сарай церкви, что находится в глубине леса — крайне странное место для сарая.

Долгое время я не мог понять, с кем он разговаривает, пока не просунулся чуть ниже, оставив инструменты рядом с лестницей. Голос девушки мне показался знакомым, и не зря — это была Эльза. Она одна из немногих, кто начал помогать в обустройстве школы Ловирдейла и центральной улицы.

— Где он? — Эльза спросила это громко, будь церковь заполнена людьми, все бы это непременно услышали.

Лео сразу же вскинул руку, что приказывало утихнуть.

— Вы о ком?

— Ты знаешь о ком я, Лео. Где Ричард Лонелл?

— Прошу помнить, что он Святой Отец Ричард Лонелл.

Эльза громко усмехнулась.

— Так он… здесь? Мне сказали, что он из своего деревянного храма днями не выходит.

— Эльза, верно? Я помню Вас и вашу мать Лидию. Вы вместе с ней ходила на первые собрания. Что-то случилось?

— Случилось, и правда. Кстати о моей матери — я здесь именно из-за этого. На прошлой неделе она опять отдала деньги Ричарду, я хотела бы вернуть их назад.

— Лидия сделала пожертвование для церкви, а не для отца Лонелла. Эти деньги пойдут на благоустройство церкви и сада, куда многие заглядывают. После вчерашней ночи особенно нужна поддержка, — Лео кивнул в сторону дыры в крыше.

Я успел отпрянуть в сторону, и Эльза меня не заметила.

— Нет, нет, нет! В этом как раз и разница: она отдала деньги Лонеллу, как и все, кто ходит сюда. Они поклоняются ему, а не Богу! Господи, Лео, ты же сам слушал его речи, разве ты не слышишь, о чем он постоянно говорит? О себе!

Лео замолчал, словно прокручивая в голове последние выступления отца.

— Эльза, позволь мне кое-что объяснить, — его грязные от краски руки оказались на ее плечах, — Святой отец является сторонником Пиетизма. Он наш проводник с Богом. Он говорит с ним, а он с нами. Вот и все.

Она стряхнула его руку со своего плеча и попятилась назад.

— Моя мать отдала все ценное, что у нее было в доме. Ты понимаешь это? Я умоляю тебя, — она упала на колени, — Умоляю! Верни часть денег! Хоть часть!

— Разве ты не понимаешь, что она сделала это, посмотрев в глубину своей души? Она искала там подсказку, что же ей делать дальше. Куда идти дальше. И она нашла ее. Нашла так же, как и я в свое время. И святой отец с радостью, со слезами на глазах принял нас. Он по сей день мне указывает дорогу, Эльза. Неужели ты ничего не почувствовала, когда пришла на первые собрания? Не было чего-то волнующего внутри, вот здесь? — он приложил ладонь к груди.

Я, сам того не замечая, приложил руку к груди, словно этот вопрос был адресован мне. И если бы так и произошло, боюсь, мой ответ не понравился бы Лео.

Эльза склонила голову вниз, прекратив попытки перечить.

— Я побывал на первом собрании, когда еще работал на отца, и не знал, что делать дальше. В то время дел было слишком много, и отец часто посылал меня к мистеру Фиворду, местному оптовому торговцу, что постоянно бывал в Уизерсе. Он живет недалеко, думаю, ты знаешь. И вот я стою у его дома, жду, когда он закончит возиться со своим грузовиком, как вижу нескончаемый поток людей в церковь. Когда я окликнул женщину, чтобы узнать, что тут происходит, она заявила, что все эти люди «заблудились». Они блуждают в темноте. И когда я оказался среди них, то понял: я тоже блуждаю. Святой отец сделал невероятное — он включил свет, которого нам так не хватало. И этот ЩЕЛЧОК помог мне. Он указал мне на путь, кем я хочу стать, понимаешь, Эльза? Быть с таким человеком, как мистер Лонелл… Это призвание.

— Да очнись ты уже! — вскрикнула Эльза, — Моя мать давится засохшим хлебом, так как все сбережения ушли на это убогое местечко! — Она демонстративно ударила ногой один из стульев, что стоял аккуратно в ряду.

— Он промыл вам мозги. Это все он сделал! Лео, дорогой мой, ты же помнишь меня и мою мать еще до приезда этой вшивой семейки. И что же? Они тебе заменили тех, кто здесь заложил чуть ли не первые кирпичи?

Лео сделал шаг вперед и сказал что-то предельно тихо. Чтобы он не сказал — это только больше разозлило Эльзу.

— Хватит пороть эту чушь! Я прошу тебя, слышишь? Прошу! Нам нужны деньги!

— Боюсь, это уже невозможно, Эльза. Деньги вложены в ремонт…

— Я поняла… Поняла, что это за место, — она окинула взглядом церковь, — Это самая настоящая секта! Послушай себя! Господи… Вы все попали в его ловушку! В ловушку самого настоящего дьявола! Вы…

Она не успела договорить: Лео дал ей звонкую пощечину. Звук удара эхом разошелся по просторному коридору и растворился у дверей в церковь. Я вздрогнул. Признаться честно, я никогда не видел, чтобы Лео позволял себе подобное. У меня возникают противоречивые чувства после последних слов Эльзы, ведь… я в чем-то согласен с ней. А если все так, как она говорит, получается Лео — такая же жертва секты, как и все остальные?

Произошло это в конце лета. На очередном ужине собрались все, включая Лео, обсуждающего новые тумбы и светильники с Мэджи. Последняя проявляла мало интереса к беседе и молча ела содержимое тарелки.

— Ты сегодня тихая, Мэджи. Все в порядке? — поинтересовался отец.

— Все хорошо, святой отец, — попыталась улыбнуться девчонка.

Я знал, что это бесполезно: со мной она и вовсе не разговаривала последнее время.

— Как жаль, что твой отец не присоединился к нам, — разрядил молчание отец.

— Впрочем, как и всегда, — встряла мама.

— Милая! — возразил папа.

Мэджи оживилась.

— Все в порядке. Его работа в шахте… Он много работает, к тому же не так волнительно относится к Богу, как я, — ответила Мэджи.

Папа кивнул, и все приступили к ужину после молитвы.

На следующий день к вечеру выяснилось, что Мэджи пропала. Общими силами жители маленького городка во главе Ричарда Лонелла и Грега Хошта, заместителя начальника угледобывающей шахты, мы искали Мэджи везде, где только могла просунуться маленькая девчонка.

Не было ни следов, ни зацепок или даже намека на то, куда она могла деться.

И когда через неделю все сдались и расползлись по своим делам, словно ничего не произошло, я пришел к отцу с просьбой продолжить поиски. С выступающими от недоедания ребрами, втянутыми скулами и печальными глазами — вот как я выглядел, когда просил помощи, чуть ли, не валяясь в главном зале церкви.

Невилл не отходил от меня ни на шаг и носил с собой маленький револьвер — в случае, если мы встретим похитителя Мэджи. Про оружие знал только я, хотя у меня были подозрения, что отец тоже догадывался.

Отец согласился помочь, и еще около недели мы ходили по домам Ловирдейла, заглядывая на чердаки и в подвалы, но Мэджи не было нигде.

Папа практически перестал публично появляться в церкви после того, как на одно из них заявился отец Мэджи и на весь зал заявил, что в пропаже его дочери виноват святой отец Ричард Лонелл:

— Как тебе хватает наглости произносить имя моей дочери перед молитвой, ты, сукин сын! Вы что, слепые? — обратился он к людям, — Моя дочь была помешана на этой Библии, она была помешана на нем! Он затуманил ей всю голову, все мысли, он превратил мою малышку… Он…

Отец Мэджи упал на колени, закрывая лицо руками.

— Он дьявол во плоти! Вы посмотрите на него!

Лицо отца не изменилось, он только прикрыл глаза, явно сдерживаясь от наплыва эмоций.

7

Прошло немало времени, прежде чем я снова вспомнил про свой странный сон и решился рассказать об этом отцу — не как в качестве вопроса, что же это могло быть, а в качестве воспоминания о Мэджи.

Он ударил меня. Слегка замахнулся и дал пощечину, а после взял за подбородок:

— Эта чепуха, а не воспоминание. Сны — это искаженное восприятие, понимаешь, Никлас? — жестко проговорил отец.

Впервые за свою жизнь я испугался отца.

Впервые за свою жизнь я засомневался, является ли сон сном или это может быть чем-то другим. Чем-то настоящим.

Зимой я вновь вспомнил об этом сне, что-то навеяло об этом еще с утра. А вечером приехал Грег Хошт с целым прицепом дров и угля — это была обычная поставка для всех жителей города.

Изначальное желание рассказать об этом сне мистеру Хошту было невыносимым: неизвестное внутреннее желание так и подсказывало, что рассказать об этом будет правильно. Не успел я и начать, как почувствовал на себе властный взгляд отца, так и говорящий: «Не смей этого делать».

Даже когда я отвернулся, его взгляд маячил перед глазами. Про мой сон так никто и не узнал. Мистер Хошт пожал руку мне и отцу, лишний раз поблагодарил за работу и уехал обратно в город по проезженной тропе.

Поздней зимой про сон впервые вспомнил не я, а отец. Попросил рассказать все, что я о нем помню, и когда я это сделал, произнес:

— Сложно не заметить, как этот сон тревожит тебя. Ты винишь себя в том, что Мэджи пропала, но здесь нет твоей вины.

«Она полностью твоя» — практически вырвалось у меня.

Я ничего не ответил, лишь отвернулся в сторону — по непонятным причинам разговор казался мне тошным.

— Никлас, кому ты рассказывал про свой сон? — аккуратно спросил отец.

— Только тебе, — сразу ответил я.

— Это очень важно, сынок. Ты уверен? — он схватил меня за руку.

Мы находились в служебном коридоре церкви. Чтобы не стать жертвой взгляда отца, я глядел на догорающую свечку у деревянной лестницы, ведущей наверх.

— Да, да и еще раз, да! Почему тебя так волнует мой сон? Или это был вовсе не сон? — вырвавшись из его рук, крикнул я.

— Вот! Вот, ну конечно… — отец сделал шаг назад.

Из-за рясы складывалось впечатление, что парит, а не делает шаги.

— Теперь я более чем уверен, что Лео в этом виноват, сынок. Лео, — он схватил меня за плечи, — Он любил беседовать по ночам с Мэджи, она постоянно мне рассказывала про это… Он… Дьявол, сынок. Он — настоящий дьявол, — продолжая смотреть на меня, закончил отец.

Я ждал, когда он меня снова ударит, ведь я ответил, что отчетливо слышал его голос. Мэджи и Ричарда Лонелла.

Удара не последовало, как и ответа. Он молча указал мне рукой на выход из церкви и сам пошел за мной. Из рясы появилась рука и, указав пальцем на сарай, мы пошли туда.

Мне было страшно. По-настоящему. Эти пощечины и рядом не стояли с тем состоянием, которое я испытываю сейчас — опустошение и внутренняя борьба с тем, чтобы зарыть возникающие вопросы в голове.

Пока я открывал сарай, отец подхватил ведро с водой. Вода ледяная, скорее всего, большая часть — растаявший снег. Он зашел первым, поставил ведро и зажег свечу.

Внутри было холодно и сыро.

— Я боялся этого, Никлас, но… Другого выхода нет. Лео подействовал на тебя так же, как и на Мэджи. Я уверен, что если провести повторное крещение… — он подошел ко мне и повлек за собой, — То ты освободишься.

Моя голова без каких-либо предупреждений оказалась в ледяной воде. Лицо жгло, моментально стало холодно, не говоря о том, что воздуха катастрофически не хватало.

Я делал попытки дышать, и холодная вода заливалась внутрь, отчего замерзали даже пальцы ног. Отец не пожалел усилий, чтобы удерживать меня там долгое время, проговаривая:

— Никлас, все будет хорошо, Никлас!

Мои пальцы хватались за его рясу, тянули ее вниз, пытались за что-то ухватиться, но он убирал их своей свободной рукой.

— Так чей голос ты слышал в своем сне, Никлас? Мэджи и Лео, да? — он вытащил меня из воды.

Лицо жгло сильнее с каждой секундой, а все тело ныло и дрожало. Он смотрел на меня своими глазами, явно оценивая, выдержу ли я еще.

— Нет, — простонал я, — Там был ты и Мэджи.

Моя голова вновь оказалась в ведре с водой.

— Воскрешение скоро произойдет, Никлас! Мы воскресим старого тебя, избавим от проделок дьявола!

Он проделал так еще раз, а когда отпустил волосы, я свалился на грязный пол, ловля ртом воздух. Деревянные балки, служившие полом, впитали в себя запах оставшейся травы, что росла в щелях между балками. Моя щека прилипла к тонкому слою инея, разместившегося на полу. Я слышал, что он стоит позади, не шевелясь. Вдруг, буквально на несколько секунд дверь сарая приоткрылась, казалось, что только я это услышал.

Мама?

Невилл?

Мэджи?

Я закрыл глаза от осознания того, что это не может быть Мэджи.

Стараясь почти не дышать, я вспоминал слова нашей общей молитвы. Я желал, чтобы он ушел. Чтобы все это закончилось.

Но это продолжалось еще какое-то время.

Вопросы не менялись, он каждый раз спрашивал, чьи голоса я слышал, и каждый раз мой ответ был тот же — его и Мэджи.

Через несколько дней мы опять оказались в этом месте пыток — я не хотел предавать себя. Или лучше сказать… не предавать Мэджи?

Я не знаю, в какой из попыток он сломал меня. Продолжая пожирать меня своим взглядом, он вытащил из меня те заветные слова, что он так хотел получить.

— Там были Лео и Мэджи, — выдавил я из себя.

Отец придержал меня, а после передал полотенце со словами:

— Я знал, Никлас. Я знал это.

Выйдя с сарая, он плотно закрыл дверь, чтобы не было сквозняка, как он сам объяснил. Вот так, по ЩЕЛЧКУ пальца, он превращался в заботливого отца.

Лео арестовали в этот же день: Грегу хватило того, как святой отец охарактеризовал своего помощника, помимо прочего, мой рассказ стал решающем в этом деле.

Пока весь город вышел посмотреть на убийцу Мэджи, желая получить правосудие, я лежал в своей маленькой комнатушке, боясь лишний раз пошевелиться. Жгучий взгляд отца, кажется, засядет в моей памяти до конца дней — не хотелось даже видеть его или слышать собственное имя.

Крики на улице были громкими и крайне неразборчивыми, кроме одного слова: УБИЙЦА. Было настолько громко, что создалось ощущение, будто эти люди кричали в моей комнате, рядом со мной. Рядом с моим ухом.

Убийца! Убийца! Убийца! — повторяли они.

Все, что я мог сделать — это лежа в скрюченной позе и жмурясь мокрыми глазами, прошептать:

— Лео, прости меня.

ЧАСТЬ I. ВИКФИЛД-РОУД

1

Июль 2005 года, Ловирдейл

Могло показаться, что старенький форд, зажатый между громоздким грузовиком и быстрым маневренным спорткаром, стоит на этой заправке уже несколько недель, ведь выглядела машина паршиво: темно-синяя краска частично облезла на левом крыле, а боковое стекло разбито вдребезги. В какой-то момент водительская дверь форда чуть отворилась, и на дорогу посыпались окурки дешевых сигарет, прокуренных до самого фильтра. Они свалились прямо на канализационную решетку, проскальзывая внутрь и исчезая в темноте.

Форд 87-го выпуска стоял там не две недели, вовсе нет: он появился здесь в восемь вечера и исчезнет через 12 часов в восемь утра, как по расписанию. Судя по записям навигатора, водитель форда не изменял своему правилу появления: в восемь вечера он стоял здесь каждую среду и субботу, следуя по одному и тому же маршруту, раз за разом, из недели в неделю, он появлялся здесь на парковке. Останавливалась машина недалеко от придорожной заправки с рекламным щитом, твердившим о переизбрании шерифа Ловирдейла — Рэймонда Некса Йергесса, который был изображен в темных очках-авиаторах, садившийся в полицейскую машину.

Внешний вид водителя форда резко контрастировал с его машиной — он был одет в белоснежную рубашку с закатанными рукавами и новенькие джинсы «Верконти» которые, правда, уже запачкались, когда он садился в машину вечером. Цепочка с узором гарибальди свободно болталась на его руке, когда тот нервно постукивал фотоаппаратом по колену.

«Черт» — подумал он, — «Как я могу появиться в таком виде? Это непростительно».

Вдруг из ниоткуда появляется красная иномарка, заставая мужчину врасплох — он перестает шуметь и резким движением опускается, минуя свет фар. Красная машина проезжает мимо и, пару раз подскочив на кочке, останавливается на заправке. Водитель, медленно вывалившись из салона и вставив шланг в бак, побрел оплачивать бензин.

Вновь приподнявшись, герой облегченно выдохнул — пронесло. Но, увидев пустой кофейный стаканчик и два смятых контейнера из-под сэндвичей, он решил прогуляться до заправки, ведь журчание внизу живота подсказывало, что подкрепиться просто необходимо.

Поправив зеркало заднего вида, которое никак не хотело двигаться в его руках, он положил фотоаппарат на соседнее кресло и открыл дверь. Вытянувшись, мужчина уставился на неоновую вывеску заправки — «Фулл Тэнк».

«Полный бак, значит» — про себя сказал водитель и отправился прямиком к заправке.

Толкнув стеклянную дверь, он оказался внутри небольшого магазинчика. Свет был приглушенным, и только в углу помещения за небольшим столиком лампочка выдавала всю мощность: работяга-дальнобойщик решил подкрепиться парой гамбургеров с жареной картошкой.

Герой продолжал стоять около входа, осматривая помещение, что привлекло внимание парня за стойкой. Только сейчас он понял, как выделяется своей белой рубашкой и новенькими джинсами среди этого тусклого и серого места.

— Вам подсказать? — парень за стойкой поправил свою нелепо большую кепку.

Герой уже давно нашел автомат с едой, тот стоял рядом с дальнобойщиком. Но, дабы не выделяться, все же спросил:

— Где у вас автомат с едой? — он пытался сделать голос как можно мягче.

— В том углу, за последним столиком, — ответил работник заправки, вернувшись к прошлому клиенту.

Водитель форда в быстром темпе дошел до автомата, чувствуя на себе взгляды вокруг. Руки слегка тряслись, когда он закидывал монеты в автомат, ведь на него давил возможный факт того, что он уже пропустил то, ради чего сидит здесь всю ночь. Дождавшись, когда пружина проедет чуть вперед и выдаст ему заветные чипсы, он вытащил их и уже хотел уже идти обратно, как вдруг рядом с ним появилась другая работница заправки, судя по бейджику на футболке — Сьюзанна.

Сьюзи, осмотрев его с ног до головы, выдала:

— Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Рика Джервейза?

Мужчина моментально ответил:

— Нет, вы первая, кто это заметил, Сьюзанна, — его взгляд быстро сместился на ее бейджик.

— Зовите меня Сьюзи. Жаль, что у вас нет своего бейджика, мистер Джервейз. Что, пришли в эту дыру, чтобы сыграть стенд-ап глухому Сету? — она показала большим пальцем на дальнобойщика.

Сьюзи была заметно ниже и полнее его. Волосы были жирные и закреплены двумя облезлыми резинками, которые сдерживали ее волосы. Она не была поклонницей макияжа — прыщи были заметны невооруженным взглядом, а передние зубы пожелтели от курения. Воротник ее служебной футболки был испачкан жиром, а сама футболка была смята и неизвестно, когда в последний раз постирана. Когда она начала убирать со стола, он заметил, как пятна пота выступили на ее спине. Несмотря на ее внешний вид, она ловко передвигалась между столиками, в несколько секунд убирая все со стола.

— Стенд-ап — явно не мое, — попытавшись улыбнуться, ответил водитель форда.

— Да? — она продолжала протирать стол, — А! Я поняла, ваша работа — красоваться в задрипанных кафе своими новыми джинсами? — она перекинула поднос с остатками на последний столик.

Честно говоря, в тот момент он понял, что ему не нравится, куда движется их разговор, и то, какая Сьюзи оказалась наблюдательной.

— Вам понравились мои джинсы?

Сьюзи выпрямилась.

— Полный отстой. Не знаю, где вы их купили, но ясно, что с Вас просто срубили зелень. Что, взяли их на Шортен-авеню и 8-ой? Так продают только…

— Так, мне пора.

Он ускорился и как можно быстрее отправился к дверям, но ближе к выходу Сьюзи его окликнула:

— Рики! Последний вопрос.

Водитель форда остановился, сжимая пакетик чипсов.

Сьюзи поставила поднос на один из столов и почти вплотную подошла к нему:

— Где ваша машина, мистер Джервейз?

Сьюзи пыталась уловить хоть какое-то сомнение в его глазах, поймать его на заплетающихся словах от паники, которая должна захлестнуть его, но… ничего. Он ничего не ответил и вышел из магазина, пойдя в сторону припаркованных машин. Его еще в детстве научили этому приему: даже если тебя прижали к стенке ребята из соседнего класса — нельзя давать виду, что ты сдался. Нужно продолжать стоять на своем, быть невозмутимым и смотреть на это как очередное испытание. И будем честны, в школе у него это не выходило, но вот сейчас, стоя напротив Сьюзи, которая явно что-то заметила, он сделал это. И хоть внешне он никак не изменился, внутри него был торнадо, состоящий из сомнений, подозрений и лжи.
Сьюзанна, смотря на спину уходящего мужчины, вытащила блокнот и записала номер его форда. Все это казалось ей максимально странным, начиная с того, что неизвестный мужчина зашел в этот магазинчик, находившийся далеко от города, и заканчивая тем, что он в абсолютно новой одежде, будто переоделся. И Сьюзи знала, что переодеваются обычно после того, когда совершают что-то плохое, что-то поистине ужасное. Такое поведение Сьюзи объяснялось просто: она настолько устала от выходок новых лиц на заправке, что стала более наблюдательной, чем раньше.

Она записала номер машины, а рядом дописала «переодетый в ужасные джинсы Рики». Посмотрев на его машину еще пару минут, она забрала подносы и двинулась на кухню.

Мужчина быстро открыл дверь машины и захлопнул ее со всей силы. Он сразу же посмотрел в сторону заправки и увидел Сьюзи, записывающую что-то в блокнот.

— Отлично, отлично, черт тебя возьми! — он хотел ударить по рулю, но она все еще смотрела, поэтому он просто сжал его со всей силы.

Отрегулировав кресло обратно в сидячее положение, он открыл бардачок, который в буквальном смысле разваливался на глазах от всевозможного хлама внутри: таблетки, очки, штрафы за парковку, крем для лица, кредитки, сборник рассказов малоизвестного писателя Даррена Люка и даже набор черных ручек! И если бы полиция решила провести обыск в машине, она бы явно обратила внимание не на штрафы за парковку, а на то, что завернуто в белый платок. То, что никто не должен увидеть. Признаться честно, даже он не хотел лишний раз разворачивать платок.

Спрятанные в нем фотографии, грязные и пошлые, сделанные глубоко ночью в кустах вблизи Окфис-авеню, где расположены дома набирающих популярность звезд, вызывали у него смешанные чувства.

Достав сигареты из бардачка, он закурил. Взяв ручку, он в несколько круговых движений опустил стекло под скрипящие звуки, выпуская дым. Мужчина, уронив голову на подголовник кресла, снял свои ботинки и затянулся еще раз.

Ночью все идет намного медленнее, кроме как сигарет, моментально сгорающих до кончиков пальцев. Окурок бесшумно упал в канализационный люк рядом с кучей еще таких же. Внезапно появилось какое-то шевеление рядом с одной из машин на парковке.

«Нет, ты же выпила, ты не сядешь за руль» — подумал он.

Он потянулся рукой к ключу зажигания, в то время как женщина резко развернулась и пошла в противоположную сторону.

Натянув ботинки обратно, он завел машину и, под едва заметную улыбку в отражении зеркала заднего вида, выехал на дорогу.

2

2007 год, Ловирдейл

Гаражная дверь с грохотом поднялась вверх, впустив солнечный свет, который моментально осветил поднявшуюся пыль. Лучи света заполнили просторный гараж, не доходя лишь до настенного шкафчика, лишенного дверцы: прошлым летом Невилл резко дернул дверцу, и та с грохотом упала вниз. По правде говоря, я уже и не помню, когда он заглядывал сюда в последний раз, возможно, в прошлом году? Да, точно! Он тогда еще оценил мой форд, купленный на автоярмарке вблизи с Дерк-Куттом.

Поставив задвижку для двери, я двинулся к машине, накрытой тонкой тканью. Пальцы в махровых тапочках уже замерзли от слегка ощутимого ветра, овладевшего гаражом.

Скинув ткань, тем самым еще больше поднимая пыль, я осмотрел машину.

— Если это и правда сработает, я подарю ей билет из этого Богом забытого места — сказал я вслух, осматривая машину, словно не видел ее никогда.

Форд, купленный на ежегодной автоярмарке, является не только моей американской мечтой, но и главной проблемой — эту груду железа отказываются ремонтировать после аварии все автомастерские. Стоит отдать должное моему психотерапевту Лайле — если бы она не зацепилась за мое упоминание о машине, я бы давно избавился от него — давно пора навести порядок в гараже, но пока он здесь…

Как говорит Лайла, если я буду каждую неделю садиться за руль форда, то я что-то вспомню.

— Ну, посмотрим, — буркнул я, садясь в машину и поправляя халат.

Ключ зажигания, радио, зеркало, сиденье, коробка передач. Руки на руль. Зажмурившись, я пытаюсь вернуться туда, к исходной точке — дороге на Патрикс-милл, тоннелю Рикс, светофору между 72-й и Донвел-бульвар, южной части парковки «Гепп-Центра». Я уже там, я чувствую это, я еду по этой дороге, измученной месяцами, но ничего не вспоминаю. Я не могу.

Это как выключатель, который не хочет переключаться.

— Да, черт возьми! — закричал я, безжалостно колотя руль.

Я опустил голову вниз, тяжело вздыхая.

— Видимо, Лайла верит в мою победу больше, чем я сам, — промямлил я и вышел из машины.

Выругавшись про себя, я оббежал машину и вновь закинул ткань — та вновь ровно расположилась на машине. Возвращаясь в дом, я услышал звуки приближающейся машины.

Почтальон? Уже приезжал.

Мороженщик? Рано.

Соседи? У меня же нет соседей.

Выйдя на заросшую лужайку, мой взгляд упал на большой фургон, мелькающий обычно при перевозке мебели или чего-то крупного. Огромная махина была без опознавательных знаков фирмы — скорее всего, ее взяли в аренду. Кто-то уже копался за фургоном, доставая несколько коробок и, судя по разговорам, диван. Игнорируя дорожку, я прошел по лужайке и с малым энтузиазмом начал копаться в своем почтовом ящике, который уже несколько недель пустует.

Повернувшись, я увидел, как парень в синем комбинезоне тащит несколько коробок сразу, а вслед за ним плетется другой, правда, одетый иначе: в летние шорты и белую футболку-поло без воротника.

— О, приятель, доброе утро! — увидев меня, крикнул второй, — Слушай, мне неудобно просить, но может, поможешь? Там куча всего, и я боюсь, мы не управимся здесь до обеда.

Можешь не продолжать, я же не хочу, чтобы мой сосед сразу же разочаровался во мне и на следующий день пожаловался в местную газету, где написали бы, что домовладелец по Уимор-стрит — полный говнюк и продавец «сахара» для детишек с соседнего квартала.

Соседу было за тридцать, точный возраст мешали определить солнцезащитные очки — все-таки по глазам можно узнать многое. За свою карьеру я повидал немало людей, часть из которых я относил к тем, кого забуду уже на следующей недели — вот и парень в футболке-поло относился к ним же.

— Да-да, сейчас! — крикнул я, подумав, как смешно, наверное, я бегаю в этих тапочках.

Схватившись за коробку, мы донесли ее до входной двери, а затем и до импровизированного склада «самых нужных вещей для переезда» прямо в доме.

— Спасибо за помощь, я Фил, видимо, ваш новый сосед.

— Рад помочь, — я пожал ему руку, — Ник. Ник Лонелл. Приятно познакомиться, так что… Нужна еще помощь?

— Нет-нет, спасибо, Ник. Вы уже и так сильно помогли, — сильнее сжав мою руку, ответил Фил.

Он криво улыбнулся, а после затянувшегося рукопожатия отпрянул в сторону.

Понимающе кивнув, я пошел в сторону гаража, чтобы вытащить задвижку для двери. Пару мгновений и дверь снова закрывается, оставляя разбитый форд наедине с пылью до следующей субботы

3

Вентилятор бесшумно разрывает жаркий липкий воздух, витавший в спальне. Окна открыты, и шторка едва колышется от лопастей вентилятора. На прикроватной тумбочке стоят два стакана из-под воды, в которых отражался солнечный свет.

Запив горсть таблеток водой, я поставил третий пустой стакан на тумбочку. Кинув короткий взгляд на будильник, умело спрятавшийся за пустыми стаканами, я растянулся на кровати.

В комнате было так тихо, что мысли сами по себе лезли в голову. Они никогда не спрашивают разрешения, просто заползают, начинают вызывать у тебя вопросы, ответы на которые ты никогда не узнаешь.

Тягучая тишина прервалась громким потусторонним грохотом, явившимся из ниоткуда. Мне понадобилось некоторое время, чтобы проснуться и понять, что этот звук — стук в дверь.

Забыв про тапочки, я вскакиваю с кровати и спускаюсь на первый этаж. Я спешно открываю дверь и вижу перед собой офицера полиции, перебирающего резинку на рации.

Глупая привычка — смотреть в лицо спустя какое-то время.

Офицер ждет около минуты, затем вешает рацию на куртку и проходит внутрь, не сказав ни слова.

Офицер, кинув беглый взгляд, прошел вперед, попутно осматривая коридор. Он был похож на того самого идеального полицейского из сериала: с короткой стрижкой, подтянутым телом и моментальной реакцией — рука продолжала оставаться на кобуре.

— Я… Я заснул, ну, знаешь, после таблеток, — начал рассказывать я, пока офицер не останавливает меня жестом руки.

— Все нормально, Ник? — спросил офицер, — От таблеток мало толку… Но ты же сам понимаешь, что других вариантов нет.

Захлопнув дверь, мы молча дошли до кухни, где он, бросив ключи на стол и выдвинув барный стул, заявил:

— Маме все хуже. Я сегодня был у нее и говорил с доктором Петрикс — по ее прогнозам, ей осталось несколько недель.

— Невилл, я… — сухой ком застрял в горле, и, судя по виду Невилла, не только у меня, — У нас хватит денег, чтобы поддерживать ее состояние? Я скоро найду работу и тогда у нас… — я не успеваю договорить, как парень снова делает жест рукой, и я замолкаю.

— Мы же это уже обсуждали — деньги на мне. У тебя процесс выздоровления, поэтому сиди дома, пей таблетки и ходи к мозгоправу, понятно? — он слегка повысил голос.

— Но я здоров! — я вскочил со стула, — У меня частичная амнезия, из которой почему-то раздувают целое психическое заболевание! — мой голос внезапно захрипел от вскрика.

Я виновато глянул на брата, облокотившись на столешницу, где стояла кофемашина и стопка журналов о поиске работы.

Невилл медленно встал со стула и, схватив меня за плечи, заявил:

— Ты не здоров.

— Я…

— Хватит. Не будем об этом.

Забрав ключи и избегая со мной взгляда, он отправился к выходу. Я окликнул его, когда он начал открывать дверь:

— Я не знаю, что произошло. Я не могу знать последствий той аварии для тебя и не могу до конца понять их даже для себя. Если ты считаешь, что я не замечаю, как ты контролируешь меня, то вот тебе ответ — я все вижу. Твои попытки запереть меня в моем же доме… Я не знаю, что чувствуешь ты, стоя здесь, где на стенах следы от картин, которых я не помню, а дверь на чердак закрыта на ключ, который у тебя, — он стоял за дверью, держась за дверную ручку, — Я не знаю причин этого и пытаюсь выяснить их каждый чертов день, — мой голос дрожал, — Но, пожалуйста, умоляю, расскажи, что произошло.

Дверь захлопнулась с оглушающим звоном в ушах.

Расплывчатая фигура начала медленно отдаляться от двери, пока и вовсе не исчезла.

Глаза стали мокрыми, а ноги не слушались: я скатился вниз по стене, продолжая смотреть на дверь, пока силуэт фигуры не появился вновь. Она стояла какое-то время у двери, а затем постучала. Не так, как в первый раз. Намного тише и менее уверенно.

Открыв дверь, я увидел футболку-поло, вспоминая, где же я уже ее встречал.

— Привет… еще раз. Не хочу навязываться, но у меня нет ящика с инструментами, он остался в квартире, ты не мог бы одолжить отвертку? Лучше крестовую, — попросил Фил.

— Конечно, жди здесь.

Ящик лежал на одной из полок в гардеробной второй спальни, куда я стал реже заходить в последнее время.

— Вот, держи весь ящик, вдруг еще что-то понадобится, — проговорил я.

— Ну, теперь я точно знаю, что буду спать сегодня в собранной кровати! Спасибо и да… Не мое дело, конечно, но… Все в порядке? — поинтересовался сосед.

— Ты прав, это не твое дело, — натянув улыбку, сказал я и закрыл дверь.

Вечер подкрался незаметно и застал меня врасплох, когда я курил дома, листая журналы о найме на работу.

Но тут в дверь постучали. Третий раз за день.

— Кровать удачно собрана, — Фил протянул мне ящик с инструментами, — У меня новоселье, а у тебя, видимо, хреновый день выдался. Может… Выпьем? — подняв другую руку, сжимающую две бутылки пива, спросил он.

Я вытащил два раскладных стула, что хранились у меня на кухне, и мы уселись на веранде, наблюдая, как район потихоньку пустеет и охватывает ночь. Мы поговорили про то, куда хотели бы уехать, будь все иначе, про счастливое детство, которое было не у каждого, название футбольной команды, обсудили бедных и богатых, монополию Китая и даже то, действительно ли Кеннеди застрелил Харви Освальд? Обсудили все, кроме сегодняшнего дня. И я благодарен ему за это, что он решил сохранить границы. Он знает, когда нужно остановиться. Он знает.

4

Каждый раз, заходя в ванную комнату, меня не покидает ощущение, что здесь чего-то не хватает. Эти пустые стеклянные полки в углах комнаты, зеркало с разрисованной рамкой, большая ванна… но я отчетливо помню, что здесь было пусто, когда я приехал сюда после госпиталя. Все было вычищено, и не было ни одного намека на мое прошлое.

Взгляд остановился на моем отражении в зеркале. Волосы, засаленные и расчесанные в последний раз примерно неделю тому назад, дают о себе знать — я стал походить на тех, кого Невилл забирает в каждом втором переулке Западного Вудстока. Подняв подбородок вверх и увидев появившиеся волосы, я решил отложить бритье на завтра.

Как и всегда.

Наконец я встретился со своим взглядом, проговорив про себя, кто я такой, как меня зовут и как я здесь оказался. Темный удручающий взгляд дал ответы на все вопросы, но при этом вызывая дополнительные у меня в голове. Я их игнорирую.

Как и всегда.

Умывшись и накинув белый махровый халат, я спустился вниз, в гостиную, соединенную с кухней через арку. Окончание варки кофе сопровождалось приятным потрескиванием, но резкий звук, не похожий на кофемашину, заставил меня отвлечься от журнала. Стоя уже на веранде, я понял, что это было — почтальон кинул утреннюю газету: та лежала посреди дорожки.

Газета была сильно потрепана и точно не выглядела свежим выпуском «Ловирдейл-ньюс»: пожелтевшая бумага, мятые страницы и порванная обложка, на которой крупными буквами красовался заголовок, точнее то, что от него осталось — «…БЫЛА НАЙДЕНА МЕРТВОЙ В ДОМЕ НА ВИКФИЛД-РОУД». Первая часть заголовка, как и фотография жертвы, были вырваны из газеты, а сам заголовок подчеркнут красным маркером. Мысль, конечно, абсурдная, но… я приложил газету к носу, моментально уловив спиртовой запах маркера. Заголовок обвели недавно.

Я резко оглянулся, пытаясь понять, кто мог подкинуть это, но улицы только начали заливаться солнцем, бегуны еще не вышли на свои дорожки, а собачники не выползли из своих домов.

Внезапно дверь Фила отворилась, и он, смотря себе под ноги, нес здоровенный черный мешок для мусора. Увидев меня, он кивнул и, закинув мешок в мусорный ящик, побрел обратной домой.

Сорваться и побежать расспрашивать его о газете — первое, что мне пришло в голову, но… я передумал, поняв, как странно я буду выглядеть со стороны. Сжав газету в руках, я пошел домой, не забыв еще раз оглянуться.

Газету я закинул на стол до какого-то времени. Сейчас нужно было прийти в себя и найти уже чертову работу, а не рассматривать кусок бумажки. Стол уже ломился от этих журналов, газетных вырезок о найме на работу. В журнале «Эффел» все объявления зачеркнуты, в еженедельных газетах давно ничего не пишут достойного. Я выкурил уже вторую пачку, но так и не позвонил ни по одному номеру, что нашел во вчерашней газете.

И нет, проблема была не в телефоне, который валялся полуразряженный на столе среди грязной посуды. Не в тех, кто брал трубку на том конце. Все они добрые ребята, смело интересующиеся твоей личной жизнью, про твои успехи на работе и сколько ты живешь в штатах.

Проблема во мне.

Когда эти добрые ребята узнают меня получше, они мямлят что-то непонятное, но в конце отчетливо слышно, как они просят подождать несколько дней, и они перезвонят. Все они это твердят.

Положив пустую пачку на стол, я все же взял телефон и набрал один из номеров.

— Добрый день, я по поводу объявления… да-да. Я проработал больше шести лет в «Портман, Веггельс & Уэйтил», ага. Та самая фирма! Рад слышать, что вы о ней знаете… Конечно, да. Да-да. Дело в том, что я сейчас… в отпуске. По здоровью… Конкретно? Ну… У меня что-то вроде… Что? Я вас… Хорошо, я понял. Конечно, конечно, я все понимаю. До свидания.

Сжимаю пустую пачку на столе.

— Я раньше был известным адвокатом… Сейчас? Ну…

…

— Послушайте, моя болезнь никак не повлияет на… Постойте!

…

— Это был несчастный случай, из-за которого у меня возникли проблемы с головой… не в том плане! Нет, я потерял память и… да. Да-да… До свидания.

…

— Твою же мать! — крикнул я, упав в кресло.

Рука сама полезла на стол за третьей пачкой.

5

Тишина этого дома уже давно поглотила меня. Все больше времени я провожу в тишине, а при просмотре телевизора ловлю себя на мысли, что он не вписывается в обычное состояние моего дома. Засыпаю в тишине и просыпаюсь в ней же. Ищу бессмысленные объявления о работе, обводя их скрипучим красным маркером. Тишина, которая сводит с ума больше, чем потеря памяти.

Я проснулся от ноющей боли в спине и, раскрыв глаза, понял, что заснул в кресле. Поднявшись, я выпил остатки чего-то в стакане и потянулся к пачке сигарет, но она вновь оказалась пустой. Чудесно.

Каминные часы, те самые, что достались моей маме от ее отца (по рассказам Невилла), едва слышно перебирали стрелки, словно нехотя, чтобы их заметили. Они уже давно собирают пыль на кухонном шкафу, но сегодня ночью из-за луны они кажутся особенными. Они щелкнули громче, чем обычно: полночь. Захватив с собой подушку с кресла, я побрел в кровать, надеясь выспаться.

Утром я обратил внимание на ту загадочную газету и попытался вспомнить хоть что-то про Викфилд-Роуд, но в голове словно протерли ластиком. Туда-сюда.

Открыв дверь своего форда, я сел за водительское кресло, положив газету перед собой.

— Викфилд-Роуд, Викфилд-Роуд… Это была глупая идея, — пробормотал я, смотря на газету, — Это точно старый выпуск… Но что ему делать у меня под дверью?

Упершись на руль, я вылез из машины и вышел на улицу через открытую гаражную дверь. Резкое появление соседа, как и газеты — явно не совпадение. Желание ворваться к нему домой с расспросами превышало желание поскорее забыть об этой газете и выкинуть ее в мусорное ведро. Сжав ее покрепче, я невольно двинулся в сторону соседнего дома под потрескивание закрытия гаража.

Веранда Фила была под завязку забита коробками от переезда, кучей книг с книжными полками и двумя абсолютно одинаковыми лампами. Только постучавшись, я увидел вчерашнюю газету, валяющуюся рядом с резиновым ковриком: из-за обилия коробок ее не было видно. Взяв ее в руки, я начал сравнивать ее с той, что держу в руках: разные новостные заголовки, номера выпусков и печати, тут что-то…

— О, привет! — воскликнул Фил, когда открыл дверь.

Он выглядел как один из тех парней, что ведут кулинарное шоу в 9 утра по субботам: его бежевый фартук, явно купленный за пару баксов в «Лесэпе» закрывал летнюю рубашку и спортивные штаны.

— Слушай, не хочу отвлекать, но… У меня вопрос. В общем, — начал объяснять я, показывая ему газеты.

— Ни слова больше! Ты приглашен на ужин! — он забрал газеты, приглашая меня внутрь.

— Если у тебя есть вопросы, обсудим их за столом, ладно? Я сегодня почти ничего не ел, так что… Проходи, давай-давай, и дверь закрой! Я в перчатках, поэтому…

Поэтому ты схватил мою газету в своих перчатках. И что за запах дома? Рыба? Жаркое?

— Паста! Моя жена всегда готовила пасту на выходные, поэтому решил вспомнить ее рецепт. Присаживайся, я сейчас, — он взмахнул своей перчаткой и показал на разложенный стол с двумя стульями.

Он ждал кого-то?

Помимо собранного стола и двух стульев, комната не была особо богата на другую мебель: в углу стоял телевизор с клубком проводов сзади: даже столешницы для него не нашлось. Ни одной картины или фотографии.

Внезапно на стол приземляется тарелка со спагетти, политая соусом и с разрезанными помидорами, что лишний раз подчеркивает скудные поварские качества Фила. Сосед сел напротив и после того, как отпил красное вино, наконец поинтересовался касаемо газеты.

— Вчера утром я нашел это. Валялась у меня на газоне, — я сделал глоток вина, — Паршивую газету. Она явно старая, и в ней оборван отрывок, сохранилась лишь его часть: «БЫЛА НАЙДЕНА МЕРТВОЙ В ДОМЕ НА ВИКФИЛД-РОУД».

Лицо Фила никак не изменилось, он лишь отложил вилку, сосредоточившись на моем рассказе.

— Я… У меня есть болезнь… Она появилась после автокатастрофы, и я очень многое не могу вспомнить, но Викфилд-Роуд мне кажется знакомым местом, — отдав ему газету, проговорил я.

Он прочитал заголовок, вздернув бровями, и поспешно заговорил:

— Может, кто-то случайно ее обронил? Такое ощущение, что ее вообще достали из мусорного ведра… Да и порвана она на кусочки, — он полистал газету.

Глупой идеей было приходить сюда. Глупой.

— А знаешь, лучше я пойду, не хочу отвлекать тебя от ужина — сказал я, уже вставая со стола.

— Ты не отвлекаешь. Я вижу, как ты озадачен этим, — он бросил газету на стол, — Не бери в голову, лучше поешь. Сейчас, кстати, должно идти шоу Вайоны! — он двинулся в сторону телевизора, стоящего на голом полу.

— Вайоны Шенри? Ты про «В гостях у Шенри»? Обожаю ее, — с улыбкой проговорил я.

Телевизор включился и сразу начал транслировать шоу.

В гостях у нее была неизвестная мне девушка. Она рассказывала какую-то занимательную историю из своего детства с голливудской улыбкой на лице. Давно закончив с пастой, я сконцентрировался на программе: что-то здесь было не так.

Я на той неделе смотрел шоу и отчетливо помню ее прическу — она выглядела иначе. Да что там прическа, сама студия стала выглядеть по-другому: более скованно, в некоторых местах мелькал оператор, что не характерно для уровня такого шоу.

Фил отодвинул пустую тарелку и уселся поудобнее.

Гость передачи, чье имя Вайона ни разу не назвала, начала рассказывать про свой творческий путь и то, как она стала известной писательницей.

Внезапно единственный свет, который был на кухне, погас. Сейчас комната освещалась только от телевизора.

Она начала приводить параллели с сегодняшними событиями, например, случай со школой «Йортс-милл» в которой произошла массовая стрельба.

В моей памяти словно что-то промелькнуло, но я не успел понять, что это было. Вайона выразила сочувствие погибшим и продолжила слушать девушку. Но не я. Хоть я и смотрел на экран, мои мысли были заняты другим: я наконец-то смог ухватиться за этот щелчок. Название школы. Это произошло 2 года назад.

Фил сидел расслаблено, будто не замечая подвоха.

— Слушай, а это запись… какого года?

— Что?

— Ну, она сказала про случай в школе, который был два года назад. И это явно несвежий выпуск, прическа другая, как и студия.

Фил продолжал смотреть на меня, увеличивая звук на телевизоре.

Девушка засмеялась на один из вопросов ведущей и что-то шепотом ей ответила.

Он включил мне запись. Это была запись двухгодичного выпуска шоу «В гостях у Шенри».

— Ну… Поползли слухи, что твоя новая книга так хорошо продалась, что ты даже присматриваешь себе новый дом, это правда? — спросила Вайона.

— Это правда, — подтвердила девушка, — Я нашла отличный дом на Викфилд-Роуд!

Запись остановилась. Фил положил пульт на подлокотник стула, сопровождая это громким щелчком.

Комната была в абсолютной темноте, лишь дверное окно освещало коридор, словно давая подсказку, куда нужно бежать. Я был более чем уверен, что Фил сейчас сверлит меня взглядом, и никакая тишина не помешает ему погнаться за мной.

Сорвавшись со стула, я задел коленом край стола, из-за чего вся посуда, находящаяся на столе, брякнула с соответствующим звуком. Голова гудела, а ноги стали ватными и невыносимо тяжелыми. Это какой-то жуткий фильм ужасов, где мне отдали главную роль, и по сценарию подобных фильмов входная дверь, куда я сейчас и бегу, должна быть закрыта.

Но она открывается с первой же попытки.

Я выбегаю на улицу и медленно оборачиваюсь, восстанавливая дыхание. Распахнутая дверь с всепоглощающей темнотой отчетливо засядут в моей памяти надолго. Меня начало потряхивать, и я потянулся в карман за ключами от дома, которые затерялись где-то в джинсах.

Руки еще сильнее затряслись, когда я был уже у своей входной двери. Из-за фонаря на веранде я выглядел как сладкая жертва для маньяка-убийцы. Даже придумывать ничего не пришлось, все так и есть на самом деле. Я обернулся два или три раза, но ничего не изменилось: он даже не закрыл дверь. Когда я наконец вытащил ключи, они упали на пол.

— Да чтоб тебя! — я пригнулся и схватил их, попутно думая о том, что именно в такие моменты героев фильмов настигает конец.

Пару движений ключом и дверь отворилась.

Залетая внутрь, я сталкиваюсь с коридорной тумбочкой: как результат, часть одежды и обувь слетают со своих полок. Но меня это не волнует. Меня сейчас не волнует ничего, кроме тех слов, что я услышал на записи. Будь здесь мой психотерапевт, она бы описала мое состояние как «на грани сумасшествия». Трясучка не прекращается, и я пытаюсь вспомнить, где я оставил стационарный телефон.

Телефон оказался на кухонном столе, потерявшимся среди грязной посуды.

— Давай, давай, возьми трубку, ну же! — взвыл я, когда услышал длинные гудки.

Я набрал еще раз знакомый номер, где в ответ прозвучал автоответчик:

«Если вы позвонили мне, значит, у вас что-то важное, но, к сожалению, меня сейчас нет дома! Перезвоню, как только смогу!»

— Еще как важное, черт тебя подери! — прокричал я в трубку и швырнул телефон в настенные шкафчики.

Сейчас я и сам был согласен с тем, что мое состояние походило на сумасшествие. Я не знал, что делать и чего ожидать от безумного соседа, который наверняка уже направляется ко мне домой.

«Я купила дом на Викфилд-Роуд!» — слова молодой девушки застряли в голове и отчетливо повторялись раз за разом.

Недолго думая, я зашел во вторую спальню и залез в гардеробную. В этой спальне никто не живет, и у меня будет возможность сбежать или атаковать его, если он зайдет в мою комнату. Я чуть приоткрыл дверцу шкафа, чтобы услышать Фила.

Прожив столько времени в тишине, учишься в нее ориентироваться и слышать абсолютно любые звуки. Сейчас было слышно лишь только то, как мое сердце безостановочно стучит, шумно отдаваясь в ушах.

Я ничего не слышал, кроме нарастающего давления в висках.

Я не знаю, зашел ли он в дом, ходит ли он в моей спальне или смотрит прямо сейчас на дверь в гардеробную.

Я ничего не знаю.

Губы слиплись, а горло уже давно пересохло. Просидев в таком положении около получаса, ожидая, когда же дверь откроется и появится мой сумасшедший сосед в своем бежевом фартуке и газетой в руках, я почувствовал внезапную усталость.

Глаза, как это и бывает, начали непослушно закрываться, забирая последнюю возможность контролировать присутствие Фила в доме — через мгновение все вокруг окунулось в темноту.

6

Я проснулся от невыносимой духоты. Протерев глаза и встав с места, я сообразил, что вырубился прошлой ночью, когда ждал прихода соседа.

Внутренняя тревога никуда не делась.

На нижних этажах все было, как обычно, но кое-что меня заинтересовало — непонятный шум, исходящий из гаража.

Бесшумно открыв дверь, ведущую в гараж, я взял в руки молоток, чья рукоятка торчала из дверей шкафчика. Это, конечно, не бейсбольная бита, но бьет тоже неплохо.

Ткань, покрывающая мой форд, была сброшена и лежала на полу, а капот машины был открыт: в нем кто-то копался. Я ступил на одну из трех ступенек, и та глухо заскрипела. Шевеления у капота прекратились. Подняв молоток, я начал подходить ближе, пока не обошел машину так, чтобы было видно, кто стоит у капота. Еще пара шагов, и я увижу этого психа, что подкидывал мне газету про убийство писательницы!

— Отошел от моей машины! — закричал я и быстро двинулся к капоту.

Мужчина не сдвинулся с места, только удивленно посмотрел на меня.

Я опустил молоток.

— Невилл… О Господи, Невилл… Как ты вошел сюда? — я кинул инструмент на пол.

— У меня есть ключи, забыл? — он спрятал гаечный ключ во внешнем кармане жилетки, — Ты в порядке? — его взгляд упал на молоток, который пару секунд назад был над его головой.

Я положительно закивал.

— Хорошо, — не поверив мне, согласился брат.

— Нет, ничего хорошего в этом нет, Невилл! — агрессивно среагировал я.

Он выпрямился и закрыл капот машины, повернувшись ко мне лицом.

— Тебе не интересно, почему я чуть ли не набросился на тебя, когда ты решил починить мне машину. Кстати, ты решил починить мне машину? — впрочем, сейчас меня это интересовало меньше всего.

— При каждой нашей встречи ты ноешь про свой форд. Практика твоего врача не работает, но вдруг она заработает, если ты поедешь на своей машине? — предположил Невилл.

— Я звонил тебе вчера!

— Угу, я прослушал твое сообщение о том, что это важно, и приехал.

— Приехал утром! Меня уже мог прибить этот рехнувшийся повар по соседству. Я не знаю, кто он, но он меня до чертиков пугает…

— Я приехал около 4 часов назад, осмотрел твой дом, понял, что угрозы нет, и принялся за эту малышку, — он глянул на часы, показывающее раннее утро.

— Когда ты приехал, входная дверь у соседа была открыта?

— Не помню. Так что произошло вчера?

Я рассказал ему все в мельчайших деталях, про газету, наш разговор и шоу «В гостях у Шенри», которое было снято два года назад.

Выслушав меня, он начал заверять меня, что мое воображение просто разыгралось, а в конце задал вопрос, который ясно дал понять, что он мне не верит:

— Ты принимаешь лекарства?

— Не могу поверить, что ты мне не доверяешь! Ты думаешь, что у меня поехала крыша, так? Я не псих. У меня частичная амнезия, из-за которой я уже теряюсь в этом мире, понимаешь? — я сделал несколько шагов в сторону Невилла, — Я не чувствую себя тем, кем я был раньше — тот Ник Лонелл, который ехал по Патрикс-милл, а после попал в автокатастрофу… Его больше нет. Его, черт возьми, просто нет. Я запутался. Запутался настолько, насколько возможно.

— Я поговорю с соседом. Но я буду осторожным и не буду настаивать, это все может плохо кончиться для нас обоих, — пообещал мне Невилл.

7

Апельсиновый «Рикс» не был уже таким холодным, каким я его вытащил из холодильника: он с получаса простоял на перилах веранды и превратился в пресноватый лимонад, который, к слову, обожает мама.

Мама.

Ее состояние ухудшается с каждым днем, и доктор Петрикс дает нам позитивные прогнозы на несколько недель каждый раз, когда мы приезжаем к ней. Позитивные прогнозы, которые уже давно остались позади. Невилл, будучи оптимистом, считает, что мы проведем следующее Рождество вместе, как это было в прошлом году, но как только он начинает говорить об этом, я ухожу от темы. Завораживающий тусклый взгляд с неконтролируемым кашлем, причиняющий ей боль при разговоре, морщинистые пальцы, сжимающие пульт экстренной помощи, и капельница, ставшая неотъемлемой частью ее палаты — такой я ее запомнил, когда зашел впервые и увидел ее после операции. И самое страшное, сидя сейчас здесь, на веранде и смотря на железную банку «Рикс» я боюсь, что именно такой я ее и запомню навсегда.

Невилл вернулся быстрее, чем я ожидал. Еще не поднявшись по лестнице, он отрицательно замотал головой:

— Его нет дома, как и вещей снаружи. Возможно, утром он закончил дела с переездом и уехал — Невилл кинул взгляд на банку газировки, но ничего не сказал.

Нет вещей? Он так быстро убрал вещи со вчерашнего вечера?

— Куда уехал? — вырвалось у меня.

— На работу, Ник. Не стоит исключать варианта, что он обычный парень и тебе многое просто показалось в тот день, — ответил Невилл.

— Ты опять мне не веришь, — проговорил я, вздыхая.

— У меня работа такая — сомневаться в том, что люди говорят, — ответил брат, — Чтобы я помог тебе, мне нужно удостовериться… Что это было правдой, Ник. Все было на самом деле?

Было ли все на самом деле?

Было ли?

— Знаешь, Невилл, я устал гадать над тем, что тебе сказать, чтобы ты мне поверил! — я всплеснул руками от неожиданного вопроса.

— Ты же знаешь…

— Подожди-подожди, — проговорил я, вскочив со стула, — Он что-то бормотал про свою работу, когда мы с ним пили пиво пару дней назад.

— Вы пили пиво? — удивился Невилл.

— Он упомянул, что сейчас временно работает на заправке. В пару миль отсюда…

— Да, есть такая, «Фулл Тэнк» называется. Бензин — то еще дерьмо, недалеко ушел от работающего там персонала, — вставил свои мысли брат.

— Ну, это хоть что-то. Нужно будет…

— Нет. Категорически нет, — заявил брат, — Ты будешь заниматься тем, что делаешь уже несколько месяцев — выздоравливать.

— Невилл, я… — он и слышать не хотел мои объяснения про то, что я здоров.

— Не высовывайся, — жестко, как всегда, ответил Невилл, — И не пропускай сеансы психотерапевта, который, кстати, у тебя сегодня. Езжай пока на такси, я еще не закончил с машиной.

— Как скажете, офицер, — съязвил я.

Невилл, скорчив лицо, пробормотал что-то неразборчивое. Уже стоя у дверей полицейской машины, он окликнул меня:

— Ник, я попытаюсь найти что-нибудь на него, — сказал он, — Для твоего спокойствия, — уже сидя в машине, дополнил Невилл.

8

Где-то на полпути к офису моего психотерапевта я попросил таксиста остановить машину, ведь ехать дальше в прокуренном донельзя салоне было невозможно. Горький запах сигарет, казалось, въелся в сиденья, обивку, резиновые коврики под ногами и даже в саму одежду водителя. К едкому вкусу, что пристал к языку, прибавилась жажда. Когда я вышел из такси, водитель вытащил очередную сигарету из помятой пачки и выехал на дорогу.

Я даже не удивился.

Набежавшие тучи явно давали понять, что нужно было прихватить с собой зонт, и только я подумал про него, как асфальт постепенно стал становиться мокрым. Тучи стали еще темнее, и через мгновение начался проливной ливень, заставший врасплох всех без исключения. Я, как и многие, кто был на улице, спрятался под автобусную остановку, слушая громкие постукивания капель о стеклянные стенки каркаса. Казалось, все погрузилось в тишину, и даже стук капель плавно ушел на задний план, приглушая течения образовавшихся ручейков на дорогах — настолько это было спокойно и завораживающе, что никто даже и не думал убегать из этого стеклянного колпака.

Подняв воротник пальто, чтобы хоть немного согреться, я решил все же дойти до офиса Лайлы, пока дороги не утонут в лужах. Нырнув в переулок, что был через проезжую часть, я решил срезать и сразу дойти до Чектел-роуд, где находится бизнес-центр, в один из офисов которого мне необходимо приходить раз в неделю.

На цокольном этаже здания собралось несколько людей: кто-то, судя по одежде и зонту в руках, собирался идти на улицу, некоторые ждали такси и даже думать не хотели попадать под такой ливень, а остальные и вовсе наблюдали за происходящим на улице — слишком резко стало безлюдно для центра города.

Я кивнул Дэвиду, местному охраннику, и двинулся к широкому коридору за лестницей первого этажа, где находились два лифта.

Кабина лифта, как и полагается, остановилась на 13 этаже, что всегда вызывало у меня неподдельную ухмылку и размышления о том, насколько дешево сдавать офис на этом этаже.

Офис Лайлы Дэллигсон на самом деле не был «офисом» в обычном понимании. Это просторное помещение с двумя комнатами, одна из которых служила кабинетом, другая же — подсобным помещением.
Встречает меня, как и обычно, маленький журнальный столик, настолько хрупкий, что кажется, будто он вот-вот разобьется, если на него поставить стакан воды. Но вот что было действительно необычным, так это отсутствие Лайлы.

Я постоял пару минут около двери, чтобы дать ей возможность выскользнуть из своей секретной комнаты, но этого не случилось. Сняв куртку и повесив ее на переносную вешалку, что стояла у дверей, я двинулся к столу.

Отодвигая стул, глаза сами уставились на панельную стену, постоянно мелькающую перед глазами на сеансах: стена украшена всевозможными дипломами и сертификатами. Я удивлялся не стене, а тому, что никогда не задавал вопросов на тему того, что же из себя представляет Лайла: с момента автокатастрофы я беседую с ней, не зная ни одной крупицы информации об ее жизни.

Рука застыла на стуле, когда я его отодвигал. Одним движением я поставил его на место и двинулся к панельной стене. Каждый документ был аккуратно прикручен и имел однотипные рамки. Единственное, что отличало все эти сертификаты — разные подписи в конце, от закрученных пружин до неразборчивых клякс.

— Рада, что вы заинтересовались этим, — голос Лайлы прозвенел неожиданно, словно лампочка лопнула над ухом.

Я развернулся, успев лишь рассмотреть сертификат специализированного психотерапевта Вэкгиллского института, однако не успел прочитать подробности.

Лайла Дэллигсон не выглядела как выпускница университета, решившая открыть свою практику, но и не походила на одну из всезнающих старушек — Лайла в этом плане старалась выглядеть максимально молодо, используя всевозможные женские хитрости. Ее пепельные волосы были собраны в косичку, а на воротнике бордовой водолазки красовался медальон с неизвестным мне рисунком.

— Садитесь, — сказала Лайла, идя к столу.

— Вы рады, что я заинтересовался этим? — усевшись на стул, спросил я, кивнув в сторону дипломов.

— Ник, то, что происходит с вами в течение нескольких месяцев… Это очень тяжелое, практически неисправимое состояние. И тот факт, что вы заинтересовались моими дипломами, говорит о том, что вы, наконец, взбодрились, — она говорила со слабым южным акцентом, создавалось ощущение, что она делает это специально, — Возможно, в вашей жизни произошло то, что сильно вас потрясло или, наоборот, обрадовало. В любом случае это здорово, Ник.

Да, здорово находить непонятные газеты у себя на газоне и приходить в гости к сумасшедшему соседу.

— Думаю, вы правы, — кивнул я, — У меня недавно действительно произошло кое-что необыкновенное, и это меня действительно беспокоит.

То, что мне всегда нравилось в Лайле, так это то, что она полностью отдавалась нашему разговору, не отвлекаясь ни на блокнот, ни на постоянную проверку времени, создавая обстановку двух общающихся друзей.

— Поделитесь? — она склонила голову на бок.

— Не думаю, что это настолько важно, чтобы занимать ваше время. Лучше поговорим о выздоровлении, — ответил я.

— Во время лечения любые раздражители могут как ускорить процесс выздоровления, так и притормозить его. То, что происходит с нами, зачастую меняет наше мироощущение. Это дает толчок к дальнейшим действиям, избегая застоя, как это происходит с нашим лечением. Да, Ник, у нас есть проблема, но я пока не вижу, как решить ее. Мы пытаемся несколько месяцев, но, как видите, результатов мало, — объяснила Лайла, — Поэтому я и спросила насчет вашего изменения в поведении. Возможно, это ключ к вашему выздоровлению.

В нос ударил запах спирта, которым обычно пахнет открытый маркер. Красный маркер, которым я обвожу объявления о найме на работу в еженедельных журналах.

— Признаться честно, я… не уверен, что это действительно произошло, — вымолвил я, скрестив пальцы.

— Почему вы не уверены? — спросила мисс Дэллигсон.

— А в чем я могу быть уверен? Я ничего не помню, доктор! Часть моей жизни… Целая часть… ее просто не стало! Будто щелкнули пальцем и удалили… я не знаю, как воспринимать некоторые вещи, людей…

— … Людей, значит… — вслух проговорила Лайла.

— Я уверен, что это было на самом деле, но… Что-то не дает мне покоя, что-то внутри, — я постучал по груди, — Словно меня предупреждают… Я сам себя предупреждаю. Понимаете, о чем я? Мне нужно больше времени, чтобы разобраться с этим, мисс Дэллигсон.

— Конечно, — она улыбнулась, — Кстати, есть прогресс в нашем упражнении на воспоминание посредством машины?

— Пока нет, но Невилл отремонтировал ее. И думаю, если я поеду по тому самому маршруту… Возможно, я вспомню. Хоть что-то, — последнюю фразу я добавил, ощущая комок в горле.

Лайла подвинула стакан воды в мою сторону.

— Вы не должны думать, что ваша вина в том, что вы потеряли память, — она подвинула стакан еще ближе, — Частичная амнезия, особенно в вашем случае, минимальное, что могло с вами произойти. Это чудо, что вы смогли остаться невредимым, и ваша память, безусловно, к вам вернется.

По спине пробежали мурашки.

Лайла Дэллигсон, та самая Лайла, которая закончила Института Вэкгилла и является одним из самых честных людей на моей памяти, соврала мне. Слово «безусловно» она выделила особенно, будто бы делала на нем акцент, но не тот, который кажется на первый взгляд.

Совсем не тот.

Я улыбнулся ей, но сделал это неудачно, и она уловила мой промах.

— Как ваша мама? — намного холоднее спросила психотерапевт.

Капли дождя начали биться о стекло сильнее, создавая своеобразный гул в этой просторной комнате.

— Мне тяжело осознавать, что ей осталось всего несколько недель, и я не представляю, как ей тяжело, — со стороны казалось, что я смотрю прямо на Лайлу, но я смотрел через ее плечо на закрытую дверь, ведущую во вторую комнату.

— Думаю, вы понимаете, что ваша мать играет немаловажную роль в выздоровлении, как и Невилл? Как и я? — спросила Дэллигсон, — Возможно, даже одну из самых важных ролей. Вы обязаны с ней увидеться, Никлас.

ЩЕЛК.

Внезапно я вздрогнул при упоминании моего первого имени. В этой комнате мысли улетучиваются и открываются старые воспоминания, как и сейчас. Отец всегда называл меня полным именем, а когда слышал его сокращение от мамы, фыркал, как дальнобойщик, увидевший цены на бензин.

Очнувшись от мимолетного воспоминания, я заметил, что Лайла смотрит в окно, будто прислушивается к этому шуму, исходящему снаружи.

Я более чем уверен, что она увидела, как я погрузился в себя, и не стала мешать.

— Думаю, мне стоит посетить ее в ближайшее время, — к удивлению, мой голос оказался тихим и приглушенным, видимо, из-за дождя.

— До следующей встречи, Николас, — кивнув, сказала та. Сейчас она не просто прислушивается к этому шуму от дождя, но и наблюдает за ним, как и остальные с цокольного этажа.

Задвинув стул, я снова встретился взглядом с панельной стеной, которая теперь не казалось такой загадочной, и двинулся к выходу, на ходу захватив куртку с вешалки.

9

Такси уже стояло на перекрестке 82-ой и Цегви-роуд, когда я сказал новый адрес, куда меня нужно доставить.

— Дружище, можешь проехать два квартала вперед и остановить меня у заправки «Фулл Тэнк»? Мне нужно кое-что проверить, — проговорил я, откидываясь на заднее кресло такси.

Ливень продолжал идти, явно не собирая прекращаться.